Возвращение отряда от Акбулака к Эмбенскому укреп.; причины возвращения; расположение его при р. Сага Темир; возращение отряда на Оренбургскую линию; мирные условия с Хивой; возвращение из Хивы наших пленных; последствия похода.
Причины, побудившие генерал-адъютанта Перовского возвратиться к Эмбенскому укр. приготовления к выступлению.
Генерал-адъютант Перовский, выехавший из Эмбенского укреп. 17-го января с легким казачьим отрядом, обогнав на пути к Акбулаку последние две колонны, лично удостоверился в трудностях, переносимых войсками при движении к этому укреплению и убедился в истощении верблюдов от глубоких снегов и недостатка подножного корма. Видя это положение отряда, он потребовал мнения начальников колонн: подают ли надежду состоявшие в их колоннах верблюды достигнуть Хивы?
Начальники колонн донесли, что по причине ослабления сил верблюдов, скудных кормов и глубоких снегов, движение к Хиве невозможно. Это же мнение, говорят, высказал и бывший при отряде Правитель Западной Орды, Султан Айчуваков, которому, как киргизу, лучше были известны свойства верблюдов и состояние степи. Не довольствуясь этим отзывом начальников колонн, генерал-адъютант Перовский, с прибытием на Акбулак, послал к Усть-Урту, как выше было сказано, Уральского войска полковника Бизянова, для смотрения пути вперед; и узнав от него, что снега впереди еще глубже, что корма и топливо закрыты ими, что слабость верблюдов с каждым днем увеличивается, что они начали падать иногда по сотне в день, он убедился, что дойти до Хивы целыми отрядом при таких обстоятельствах почти невозможно. К тому же представились на размышление следующие обстоятельства: [139]
1) До жилых мест Хивы оставалось еще около 600 верст пути по степи бесприютной, малокормной и покрытой снегом.
Судя по тому, что от Эмбенского укр. до Акбулакского, всего 160 верст, колонны шли от 15 до 17 дней, надо было заключить, что путь к Хиве и на свежих верблюдах не мог бы при морозах по снегу, а при оттепели по грязи и распутице быть совершен ранее месяца; с ослабевшими же верблюдами, каковые были при отряде, расстояние это пришлось бы идти не менее полутора месяца, а между тем на оставшихся 5,000 тощих верблюдах едва можно было поднять, кроме боевых и других необходимых запасов, полное месячное продовольствие для людей, лошадей и верблюдов. Если же, забрав и Ак-булакские запасы, везти с собой продовольствие только для людей, то можно было взять его на два месяца, но за то лошади и верблюды остались бы почти без овса и сена, и, при движении по снегам или топким грязям и безкормным местам, частью погибли бы, частью пришли бы в совершенное изнурение.
2) Если предположить, что отряд, преодолев все трудности пути, достигнет Хивинского владения, то продовольствия при нем останется на несколько дней, лошади будут изнурены, верблюды совершенно обессилены, и в таком случае как отыскивать продовольствие? Как отражать нападения неприятеля, если он окружит наш отряд своею конницею и, следя за нами, будет стараться отгонять наших лошадей и верблюдов, препятствовать их пастьбе? как можно его настигнуть с изнуренными лошадьми и отбить добычу, если ему удастся угнать часть наших лошадей и верблюдов?
3) Подвоз 2-х месячного продовольствия из Н. Александровского укрепления, на который мы рассчитывали, как выше было сказано, при составлении плана экспедиции, по причине противных ветров и ранней зимы, остановлен был льдами.
Корнет Аитов, собиравший между этим укреплением и нижней частью Урала верблюдов, для доставки их отряду, был отправлен пленником в Хиву; доставка новых запасов по зимнему времени не могла быть сделана.
При том надобно было опасаться, что если хищные кочевые [140] племена узнают о бедственном положении отряда, то пагубный пример неповиновения Адаевцев и Бершевцев, отказавших в поставке верблюдов и увлекших в плен корнета Аитова, распространится в Киргизской степи, а тогда все сообщения отряда с пределами России могли бы быть прерваны, и хивинцам стоило бы только наблюдать за отрядом, не допускать пасти лошадей и верблюдов, и ему ничего не осталось бы делать, как положить оружие или погибнуть, потому что если бы он и вздумал проложить себе путь оружием, ему все же без продовольствия нельзя бы было пройти 1,300 верст безкормной и безводной степью. В этом случае движение к Хиве подвергло бы целый отряд напрасной гибели{89}.
4) От непривычки Оренбургской линейной пехоты к перенесению трудностей похода, постоянной стужи и необыкновенных для нее трудов, убыль в людях произошла значительная. Из числа выступившей с Оренбургской линии пехоты, около 2,750 унтер-офицеров и рядовых, на половине пути едва осталось в строю 1,856 человек. Из числа выбывших 236 человек умерло, состояло больными 528 и оставлено в помощь Эмбенскому гарнизону 130 человек. С прибытием к Хиве вероятно пехоты еще более убыло бы, потому что число больных постоянно увеличивалось.
5) Наконец, если по всей вероятности верблюды от стужи, трудов и голода будут дохнуть и худать более и более, то отряд, не дойдя Хивы, побросал бы на пути запасы, и был бы принужден возвратиться с полдороги к Эмбенскому укр. С большими затруднениями, нежели возвращаясь из Акбулака. Если к тому неприятель вздумал бы выйти в это время против отряда, то невольное возвращение отряда от невозможности идти вперед не могло ли показаться отступлением от неприятеля? [141]
Все эти причины убедили генерал-адъютанта Перовского в невозможности продолжать путь к Хиве и в горькой необходимости возвратиться к Эмбенскому укреплению, где был сложен 4 месячный запас продовольствия, которым отряд мог довольствоваться до весны.
1 февраля генерал-адъютант Перовский отдал по отряду войск Хивинской экспедиции приказ следующего содержания:
«Товарищи! скоро три месяца как выступили мы по повелению Государя Императора в поход с упованием на Бога и с твердою решимостью исполнить царскую волю. Почти три месяца сряду боролись мы с неимоверными трудностями, одолевая препятствия, которые встречаем в необычайно суровую зиму от буранов и непроходимых, небывалых здесь снегов, заваливших путь наш и все корма. Нам не было даже отрады встретить неприятеля, если не упоминать о стычке, показавшей все ничтожество его. Не взирая на все перенесенные труды, люди свежи и бодры, лошади сыты, запасы наши обильны, одно только нам изменило: значительная часть верблюдов уже погибла и мы лишены всякой возможности поднять необходимое для остальной части похода продовольствие. Как ни больно отказаться от ожидавшей нас победы, но мы должны возвратиться на сей раз к своим пределам. Там будем ожидать новых повелений Государя Императора; в другой раз будем счастливее. Мне утешительно благодарить вас всех за неутомимое усердие, готовность и добрую волю каждого при всех переносимых трудностях; Всемилостивейший Государь и отец наш узнает обо всем.»
С горестью войска услышали приказ о возвратном походе. Уральские казаки более всех жалели, что не удалось побить басурманов, наказать хищную Хиву и выручить своих братьев из неволи. Угрюмо все готовились к возвратному пути, и в лагерях надолго перестали раздаваться веселые песни. Немедленно начали забирать по колоннам бывшие на Акбулаке продовольственные запасы, пересыпать в легкие вьюки, отбирать все, что было необходимо для возвратного похода, то есть, что служило в пищу и в топливо; часть запасов, которая не могла [142] быть взята с собою, оставлена на месте, или истреблена; некоторые тяжести, как-то: якоря, фальшфейеры и проч. были зарыты в землю на тот конец, чтобы, в случае второго похода в Хиву, их опять взять с собою. Второго похода не было, вещи, зарытые в низменной солонцеватой долине, вероятно долго не отыщутся; и так, если, пройдут века поход этот исчезнет из памяти людей, а якоря с прочими зарытыми вещами случайно найдутся: сколько догадок, теорий и предположений явится о бывшем здесь дне моря, об убыли Каспия, о плавании по водам его до Акбулака и доисторическом, древнем, образованном народе!
Последняя колонна, выступившая из Эмбы 16 января под начальством полковника Геке, прибыла к Акбулаку только 2 февраля; тогда по сведении общих счетов оказалось, что со дня выступления с Эмбы по 4 февраля отряд потерял 1958 верблюдов; а по 7 февраля 2100, не говоря о множестве верблюдиц, ожеребившихся и потому сделавшихся неспособными к походу{90}. Оставшиеся еще в живых верблюды так были слабы, что первые две колонны, начавшие выступление в обратный путь 4 и 5 февраля, принуждены были покинуть и истребить из ак-булакских запасов 36-ти дневное продовольствие на весь отряд. В такой же необходимости были выступления вскоре после передних и остальные две колонны. Под парк и под больных, число которых в пехоте со дня на день возрастало, выбраны были лучшие в отряде верблюды; но и из них некоторые пали на первом переходе. Обстоятельство это было особенно затруднительно тем, что ящики артиллерийского парка невозможно было разделять на более легкие вьюки. Больные, отправленные с акбулакского гарнизона, с транспортом, о котором было говорено выше, в это время находились уже на Эмбе, заболевшие [143] после того, а равно и весь акбулакский гарнизон, размещены были по колоннам и затем с выступлением последней колонны, Акбулакское укрепление окончательно было оставлено.
Морозы от 15° до 20° R. стояли почти постоянно, нередко сопровождаемые пронзительными ветрами, а топливо, состоявшее из мелких корешков растений, которые надобно было добывать, взрывая кучи снега, было чрезвычайно скудно как в окрестностях Акбулака, так и по пути к Эмбе верст на 80; посему солдаты на всем этом пути очень много терпели от стужи; обратное движение было столь же трудное и бедственное как и передний путь к Хиве. Верблюды еще более ослабели, не было никакой надежды дойти с ними зимою же до линии, и потому необходимость заставила оставить отряд до зимы; вблизи Эмбенского укрепления.
Так как в окрестностях его башкирскими транспортами, гарнизоном и предшествовавшим расположением при нем всего отряда топливо было истреблено, подножный корм вытравлен, а близ укрепления накопилось много нечистот и падали, которая с начатием тепла могла развить болезни, то, чтобы отряду до весны не терпеть от недостатка топлива, не отгонять далеко для пастбища лошадей и верблюдов и иметь здоровое под лагерь место, генерал-адъютант Перовский послал вперед генерал-лейтенанта Толмачева и Генерального Штаба подполковника Иванина с сотнею казаков, для отыскания места под лагерь означенного отряда, верст за 30 от Эмбенского укрепления, где был бы подножный корм, топливо и водопой.
Чтобы успеть выбрать это место до прихода колонн, генерал-лейтенант Толмачев быстрыми переходами, опередил на несколько дней прибытие колонн, и по осмотре степи в окружности верст на 30 от Эмбенского укрепления, выбрал для трех лагерей место при впадении в р. Эмбу р. Сага-Темир и руч. Тагеле, где подножный корм не был вытравлен; кустарника для топлива было в изобилии, камыш находился не в дальнем расстоянии и вода была довольно пресная. Обратный путь колонн был несколько быстрее. Протоптанные при движении к Акбулаку тропинки не были совсем занесены снегом, [144] верблюдам по ним легче было идти, отчего путь этот совершен был в 11 дней. При том верблюдов поддерживали на обратном пути мукой, сухарями и овсом. Для большого облегчения колонн употреблены были на топливо разборные лодки, настилка понтонов, веревки, канаты и проч.
Путь этот устлан был павшими и слабыми верблюдами; издохших, почти в виду отряда, терзали хищные звери, волки, лисицы и проч., которые, почуя добычу, сбежались из отдаленных мест степи, так что в ночное время они ходили по этой дороге стадами; но верблюдов живых, хотя и слабых они не трогали, по крайней мере многих из них мы видели на обратном пути еще живых, спустя 10 или более дней по оставлении их. Они лежали поджавши под себя ноги, не имея сил подняться, чтобы пощипать травы; будучи оставлены с войлочными седлами и попонами, а потом еще прикрыты сверху напавшим снегом, они выдержали стужу. При прохождении мимо их войск эти верблюды подымали головы, вытягивали шеи, смотрели на нас и следили за нашим движением, как бы прощаясь с нами. К устлавшим этот путь верблюдам на обратном походе еще прибавилось новых 1,780 верблюдов; другие совершенно ослабели, у некоторых отморожены были ноги, потрескались подошвы, отчего верблюды сделались вовсе негодными к употреблению, по этой причине отряд не мог нести с собой всего продовольствия на верблюдах, а должен был часть тяжестей побросать и часть везти на казачьих лошадях, так что всех запасов на Акбулаке и на обратном походе показано было брошенными или искормленными: сухарей и муки на 50 дней, круп на 83 дня, овса на 2 недели, соли на 105 дней по расчету для всего отряда{91}. [145]
Расположение отряда в трех лагерях при р. Сага Темире; перевозка туда запасов; умножение больных.
Все четыре колонны, между 13 и 17 февраля прошли мимо Эмбенского укрепления и направились в назначенные для них лагерные места на р. Сага-Темир и руч. Тегеле. Чтобы, на случай распутицы и разлива р. Эмбы, не остаться войскам в лагере без продовольствия, предприняты были меры к немедленной перевозке всех запасов из Эмбенского укрепления, пока верблюды имели еще силы нести вьюки, а в подмогу им употреблены были и казачьи лошади. Запасы эти в Эмбенском укреплении уложены были в бунты, покрыты частью рогожами и лубками, полученными из опорожненных кулей и коробов; те же, которые не были покрыты, пришлось очищать от снега лопатами. В то же время занялись устройством госпиталя; больных в пехоте прибыло много; цынга, не смотря ни на какие меры, распространилась не только между рядовыми, но и между офицерами; посему употреблены были все средства к перевозке больных из укрепления и к размещению их в отряде как можно просторнее. Для них устроены были войлочные, просторные балаганы; чтобы балаганы эти меньше продувало, их обнесли камышом; для постелей больных также наложен был камыш, и положение больных для степного зимнего похода было, по возможности улучшено. Но одна из главных забот состояла, в изыскании перевозочных способов, для обратного движения отряда на линию. В зимнее время верблюды вообще худеют, а жестокая зима и глубокие снега еще более способствовали к худобе верблюдов; у иных из киргизских родов верблюды вовсе подохли от жестокой стужи; посему новый набор верблюдов, особенно в хорошем теле представлял величайшие затруднения. Нельзя было также надеяться на скорый сбор верблюдов, которых требовалось не менее 5,000 для поднятия парка, больных, продовольствия на 3 1/2 месяца и всех тяжестей отряда, а этого числа верблюдов нельзя было собрать в короткое время, как по причине предшествовавшей поставки их ордынцами, так и по отдалению кочевок их и затруднениям движения по глубокому снегу и бескормице; притом некоторые племена, кочующие вдали от линии, худо повиновались нашему начальству; для принуждения их к тому пришлось бы посылать команды, что было [146] сопряжено с потерею времени. Наемка верблюдов не могла тоже состояться, потому что роды киргиз, занимающиеся извозом, далеко кочевали и при том в эту пору, при глубоких снегах, их нельзя было и подрядить, так как у киргиз стада и табуны лошадей и верблюдов пострадали от необычайно суровой зимы.
Так как генерал-адъютант Перовский не мог оставить отряда в степи в столь безнадежном положении, не обеспечив его перевозочными способами и продовольствием, и не приняв самых деятельных мер к облегчению больных, то он решился остаться при отряде, пока не уверится совершенно в способах к его безбедному на р. Темире положению и в возможности возвращения его на линию.
Для сбережения зернового фуража, которого осталось при отряде менее чем продовольствия на людей, 24 февраля отправлен был, под начальством полковника Геке, на Оренбургскую линию дивизион 1-го Оренбургского казачьего полка с несколькими больными офицерами и некоторыми штабными чиновниками, не имевшими при расположении отряда на месте особых занятий. Для своза продовольствия этому отряду отобрано было 425 верблюдов, подававших надежду, что они с облегченными вьюками дойдут до линии. Чтобы сократить путь к линии, отряд направлен был чрез уроч. Биш-Тамак на Ильинскую крепость. Борясь с чрезвычайными трудностями и прокладывая дорогу по глубокому снегу, отряд прибыл в Ильинскую крепость 12 марта, через 18 дней после выступления, приведя к линии из 425 верблюдов только 199, остальные за усталостью и негодностью были на пути брошены. Во все время следования этого отряда стояли постоянно довольно сильные морозы, сопровождаемые иногда буранами, но, к счастью, с приближением к линии, в топливе недостатка не было.
Статистический вывод о больных и умерших отряда; меры для сбережения здоровья отряда.
Между тем для обеспечения продовольствия оставшегося на Сага-Темире главного отряда, приняты всевозможныя меры; как свежая пища есть одно из главных противуцынготных средств, то, не взирая на множество затруднений, закуплен был скот для мясных порций и нижние чины получали ежедневно [147] свежее мясо и полную дачу провианта; и если при всех принятых мерах цинготная болезнь не уменьшалась и даже увеличивалась, то это надобно приписать полученному нижними чинами во время похода предрасположению к этой болезни, невозможности наблюдать зимним походом за мытьем, чистотою и частою переменою белья, спертому в солдатских кибитках воздуху, которые они во время ночи, для сохранения тепла, тщательно закрывали, по преимущественно незнанию нижними чинами правил сбережения здоровья, непривычке их к степной жизни и солонцеватой воде некоторых степных рек; к получению же пресной воды чрез таяние снега не было средств, так как добывание и подвоз топлива, состоявшего из сырого кустарника, были очень затруднительны; это умножило бы только труды нижних чинов и еще более ослабило бы верблюдов. По сделанному расчету, со времени выступления войск в степь по 20-е февраля, в отряде и в укреплениях больных обратилось 3,124 человека, умерло 608 челов., состояло при отряде больных 565. В самом же отряде в течение трех месяцев похода было больных: в пехоте 1 на каждых 2-х человек, умерших 1 на каждых 14 человек, в дивизионе 1-го Оренбургского полка больных 1 на 2 3/10 челов., умерших 1 на 26 человек, в Оренбургском казачьем войске больных 1 на 4 3/10 человека умерших 1 на 34 челов., а в Уральском казачьем войске больных 1 на 27 челов. умерших 1 на 200 человек. В обоих укреплениях в течение 9 месяцев число больных и умерших далеко превышало изложенное выше содержание, и 1 умерший приходится: в пехоте на 2 6/10 челов., в Оренбургском казачьем войске на 6 8/10 челов. Так как все эти войска терпели одинаковые труды, получали одну и ту же пищу, то разность в содержании числа больных и умерших к здоровым, без сомнения, происходила от большого или меньшего навыка и способности войск к степным походам, и от разности одеяния. Из этого видно, что Оренбургская пехота менее прочих войск, а Уральские казаки более прочих войск Оренбургского корпуса способны для перенесения степных походов. Если принять еще во внимание, что Уральское войско, выставившее перед тем на [148] службу внутрь империи несколько полков, и для Хивинской экспедиции набрало казаков не по выбору, а какие случились, тогда как в прочих войсках высылали более крепких и здоровых людей, то нельзя не удивляться крепости и сносливости Уральских казаков в походе и не отдать им полной справедливости, что они в подобных походах незаменимы. И так как содержание по всему протяжению Уральской линии кордонной стражи и рыболовство по Уралу и взморью, производимые Уральскими казаками круглый год, более всего способствуют укреплению здоровья Уральских казаков, приучая их к перенесению трудов и изменчивости климата, то нельзя не пожелать, чтобы эти занятия постоянно между ними продолжались и поддерживались.
В числе больных более всего было одержимых цингою. Для излечения ее больным давали: свежее мясо, сбитень, квашенную сушеную капусту, лук, уксус и крут (овечий малосольный кислый сыр, употребляемый вообще в Средней Азии в пищу и для приправы воды, которая в степи редко бывает хорошего качества). Взятый для похода хрен, вероятно от стужи, потерял крепость. С открытием весны начали давать больным дикий лук и чеснок, растущие в изобилии в степи и могущие заменить щавель; велено также было выкопать погреба для наполнения их снегом и льдом, чтобы заменить больным пресною водою солонцеватую степных рек, близ которых отряд стоял лагерем.
По перевозке из Эмбенского укрепления в лагерь при р. Сага-Темире больных, также артиллерийского парка и вообще всех тяжестей, оставлено при колоннах для подвоза топлива и необходимых надобностей 700 более надежных верблюдов; остальные же, доведенные до такого положения, что вовсе не были способны на работу, отогнаны на лучшие пастбища, в надежде хотя небольшую часть из них сохранить для обратного пути, если они поправятся в теле; но поправки этой можно было ожидать только при теплой погоде и свежей траве, следовательно не ранее конца мая месяца.
Так как 700 верблюдов, оставленных в отряде для поднятия тяжестей отряда, было совершенно недостаточно, то [149] приняты были самые деятельные меры к изысканию перевозочных средств.
Меры для сбора верблюдов, отправление для этой цели и для наказания ослушных киргиз Султана Айчувакова и полковника Бизянова; поиск их на Усть-Урте, наказание адаевцев; возвращение Бизянова на линию.
Чтобы не упустить времени для сбора верблюдов с тех киргизских родов, которые для Хивинского похода не доставили их, послан был с этой целью с 2-мя сотнями Уральских казаков, в начале марта, Правитель Западной части Орды подполковник Султан Айчуваков, известный своим усердием и знанием степи и имевший большое влияние на киргиз. Ему придан был в помощь Генерального Штаба штабс-капитан Рехенберг. С другой стороны как киргизы Адаевского, Исыковского и Бершева родов, захвачением в плен корнета Аитова, отогнанием веденных им к отряду верблюдов в дальние аулы и разграблением запертых льдом, близ Прорвинского пикета купеческих судов с провиантом, подали пагубный пример непослушания и своеволия, то для ослабления влияния этого примера на другие киргизские племена, необходимо было принять скорые меры к строгому наказанию виновных в ослушании правительству. Для отыскания виновных и для доставления средств к выполнению этих обоих целей, послан был, в конце марта, 3-х сотенный отряд Уральских казаков при 2-х 3-х фунтовых единорогах под начальством полковника Бизянова. Для поднятия продовольствия этого отряда наняты были от кочевавшего не в дальнем расстоянии племени Назаровцев сотни две верблюдов. Айчуваков 5-го марта направился вниз по р. Эмбе, пройдя по ней верст 150, повернул на р. Сагиз к Ожерейцам, кочевавшим близ уроч. Дауен Копа. Благоразумными распоряжениями он побудил их доставить до 500 верблюдов в отряд. Узнав вместе с тем, что некоторые из Ожерейцев и другие киргизские племена, по внушению подосланных Хивинцами лазутчиков, начали откочевывать по направлению к Усть-Урту, он направился в эту сторону; к этому времени подоспел к нему со своим отрядом полковник Бизянов, который, по совещании с Айчуваковым, решился, без потери времени, преодолев все трудности, преследовать киргиз. 9-го апреля он и Айчуваков, не смотря на разлив р. Эмбы, переправились через нее в плавь [150] с 350 казаками и одним орудием, оставя для охранения обоза 150 казаков при другом орудии. После усиленных переходов они настигли близ Усть-Урта Чуреновцев; оставя здесь сотню казаков для сбора у них верблюдов, Бизянов и Айчуваков поднялись на Усть-Урт по единственному здесь всходу Кара-Сай, и после 60-ти-верстного перехода настигли виновных Ожерейцев и Кара-Кисяк у песков Сам, заставили их побросать все их тяжести и скот, но за темнотою и усталостью лошадей не могли их далее преследовать. На другой день киргизы скрылись из виду. Почитая тогда преследование бесполезным, Бизянов и Айчуваков 14-го апреля повернули назад. Поиск этот совершен был с 9-ти-дневным продовольствием, с переходами от 60 до 80 верст, и одна только усталость лошадей принудила Бизянова и Айчувакова возвратиться. Присоединясь к оставленному обозу, они пошли вниз по р. Эмбе; настигнув Адаевцев у самого устья ее, после 80-ти верстного перехода, они, напав неожиданно на них, побили из них 450 челов. и собрали от них несколько сот верблюдов. Направя этих верблюдов с командою и Айчуваковым к отряду на р. Темир, полковник Бизянов со своими казаками пошел к р. Уралу, и 12-го мая прибыл в Калмыковскую кр.
Необходимость оставления отряда в степи до весны, приготовления к возвращению на линию; отъезд генерал-адъютанта Перовского в Оренбург, состояние больных отряда.
Между тем главный отряд, вынужденный обстоятельствами оставаться в степи, продолжал свою лагерную стоянку на р. Сага-Темир и руч. Тегеле в трех отдельных лагерях. Положение его в степи имело свои выгоды: 1) давало повод киргизам и хивинцам полагать, что, с открытием весны и получением свежих верблюдов, мы опять двинемся на Хиву; это держало в страхе тех и других и способствовало, как увидим ниже, к склонению Хивинского хана на возобновление переговоров и к уступкам по выполнению наших требований. 2) Если б отряд возвратился немедленно, то надобно бы было все запасы Эмбенского укр. бросить или истребить, взяв только необходимое в путь, а тогда продовольствие батальонов со дня их прибытия на линию пало бы на суммы Оренбургского корпуса, между тем как, оставя отряд в степи, запасы внутреннего заготовления сохранились, что при тогдашней дороговизне [151] провианта сберегло значительную сумму. 3) От пребывания отряда в степи до весны, часть продовольственных запасов была им потреблена, и осталось взять только необходимое в путь; между тем свежий подножный корм поправил лошадей и верблюдов, отчего не нужно было иметь с собою много фуража; потом в случае недостатка верблюдов весною можно было не брать с собою кибиток, теплой одежды и проч., отряд мог идти налегке и тогда, в случае крайности для поднятия артиллерийского парка, больных и путевого продовольствия, которое частью могло бы везтись на казачьих лошадях, можно было подняться с 2-мя или 3-мя тысячами верблюдов. 4) Наконец пребывание отряда на Сага-Темире давало более возможности к сбору верблюдов на случай, если предписано будет предпринять второй поход в Хиву.
Зима упорно держалась почти до конца марта, весь февраль морозы, по официальным сведениям, стояли от 15° до 26° R., сопровождаемые иногда жестокими буранами, из чего и вывели, что со дня выступления отряда по 27 февраля, то есть в течении 101 дня, средняя температура этого времени составляет 18° R., — стужа необыкновенная и в самых северных обитаемых странах.
С приближением весны от сильного блеска снега, а также от сырого кустарника, служившего для топлива и дававшего много дыма, начала появляться глазная болезнь. Цынга к весне также усилилась; к 20-му марта больных было 801, а к 1-му апреля 857, два лекаря и почти все фельдшера заболели. Первый довольно теплый день был только 18 марта, термометр в тени показал + 1° R., но в первые 17 дней марта средняя температура была 12 1/3° R.{92}. [152]
Между тем отряд деятельно готовился к выступлению; из оставленного Эмбенского укрепления забран был лес землянок и бани, из которого поделали для больных висячие койки, для вновь полученных верблюдов пошили седла, приладили вьюки и проч.
Получив донесения, что сбор верблюдов, вследствие принятых мер, идет хотя медленно, но может обеспечить выступление отряда на линию в мае месяце, генерал-адъютант Перовский 1-го апреля с 20-го конвойными казаками выступил в Оренбург, для необходимых предварительных распоряжений ко второму походу, составлению нового плана похода, и для принятия мер к лучшему обеспечению обратного движения к линии нашего отряда. Начальство над оставленными на Сага-Темире колоннами вверено было начальнику 22-й пехотной дивизии генерал-лейтенанту Толмачеву.
Из 10,400 верблюдов, бывших в начале похода при отряде, к 1-му апреля осталось в живых менее полуторы тысячи. Больных при отряде было: чиновников 7, нижних чинов 857; в походе умерло чиновников 3, нижних чинов 758; за откомандировками состояло на лицо: штаб и обер-офицеров и чиновников 86, нижних чинов 2895{93}.
Генерал-адъютант Перовский прибыл в город Оренбург 11-го апреля; в это время снег большею частью сошел, но трав еще не показывалось.
С весною болезни начали увеличиваться, к 22-му апреля больных было 937 чел., в течение 3-х недель, с 1-го по 22 апреля из них выздоровело 258, умерло 127. Из показанного число больных было: горячечных 151 и цинготных 648. Со дня выступления отряда умерло 880 нижних чинов и 8 чиновников.
Прибытие хивинских посланцев в лагерь ложные слухи о появлении хивинского войска, выступление отряда и прибытие его на линию. Заключение о степени способности Оренбургского войска к степным походам.
19-го апреля прибыли в лагерь от Хивинского хана [153] посланцы с бумагами, как объявили они, — к Государю Императору и к генерал-адъютанту Перовскому; но как за несколько дней до прибытия их разнеслись слухи о появлении хивинского войска в значительных силах в окрестностях бывшего нашего укр. при Акбулаке, которое шло будто бы с намерением напасть на наш отряд, то посланцев хана приняли сначала за шпионов. Для удостоверения в справедливости разнесшихся слухов, отряжены по направлению к Акбулаку казачьи партии и посланы лазутчики, которые по возвращении объявили, что действительно видели на вершине гор Бакир и Али конных часовых; но, по причине худобы лошадей, они не могли подъехать ближе для открытия неприятеля. На всякий случай, приняли все необходимые предосторожности для предохранения отряда от нечаянного нападения; усилили караулы и разъезды, выставили, где было надобно, конные пикеты; но все эти предосторожности оказались лишними; чрез несколько дней узнали, что конные часовые, виденные на горах Бакир и Али, были выставлены киргизами, отказавшимися давать нам верблюдов и бежавшими от преследования полковника Бизянова. Они пасли стада свои по р. Чегану, и, намереваясь оттуда, в случае дальнейшего нашего преследования, перекочевать в пески Барсуки, они усилили бдительность, для чего и выставляли конных часовых. При Чушка-Куле же было действительно десятка два или три хивинцев, приехавших туда для отыскания и забора брошенных отрядом запасов и других вещей.
К 1 мая прибыло вновь больных 497; выздоровело 186, умерло 91; за тем состояло: больных: 1,130, из них цинготных 613, не смотря на то, что начали употреблять дикий лук и чеснок, которого по Темиру росло много; горячечных 237, одержимых лихорадкою, ломотою и другими болезнями 159, слабых 121, больных обер-офицеров 9.
К этому же времени доставлено было для поднятия отряда значительное число верблюдов, из них получено:
Собранных Правителем Западной Орды подполковником Бай-Мухамед Айчуваковым и полковником Бизяновым — 1,030 [154]
Доставлено из Оренбурга 700 и собрано Султаном Юсуфом 450, итого — 1,150
Осталось старых от похода — 1,300
Всего — 3,480
Потом еще к отряду прибыло из Оренбурга 1,400 верблюдов. Так как часть этих верблюдов еще не совершенно поправилась после суровой зимы и притом ожидали из Оренбурга разного рода потребностей и подвод, то отряд принужден был пробыть в степи по 18 мая. Подводы преимущественно были нужны для возки больных, почему и прислано было 200 конных и воловых подвод, а также несколько сот коек, веревки для увязки коек и вьюков, овес для поддержки сил лошадей и некоторые мелочные принадлежности; сверх того в укреплении Эмбенском оставалось множество телег от прошлогодних башкирских транспортов, их тоже употребили под больных, запрягая в них казачьих лошадей.
Так как собранными верблюдами и казачьими лошадьми уже можно было поднять все тяжести, бывшие в лагере{94}, то 18 мая отряд выступил двумя колоннами и направился прежним путем{95}, забрав все тяжести и имея больных: 16 офицеров и 1,195 нижних чинов; цынга начала уменьшаться, но горячки увеличились; к 22 мая больных было уже 1,214; больные были размещены частью на конных и воловых подводах, частью в койках на верблюдах. Пройдя уроч. Биш-Тамак, 31 мая главный отряд, забрав с собою всех больных, направил 4 и 5 линейные батальоны и Оренбургских казаков на их квартиры и станицы к Орской крепости, а с остальными войсками, следуя по р. Илеку, 2 июня прибыл на Караванное озеро. С приближением к линии больных уменьшилось; к 4 июня хотя и прибыло их 216 человек и умерло 35, но за то выздоровело 737, затем осталось больных 658 человек. 8 июня отряд, после 8-месячного пребывания в степи, вступил в гор. [155] Оренбург. Больных к 11 июня прибыло 89, умерло 11, выздоровело 146, за тем осталось в лазарете 609 человек.
Во весь поход умерло 1,054 человек нижних чинов преимущественно в гарнизонах. Уральские казаки менее всех пострадали, не смотря на то, что более прочих войск употреблялись на работы и перенесли более трудностей{96}. К этому надобно прибавить, что, не смотря на изнурительные труды, требовавшие поддержки сил мясною пищею, Уральские казаки в походе соблюдали посты во всей строгости.
Так как Уральские казаки и у себя дома живут зиму и лето постоянно в трудах и на открытом воздухе, между тем как Оренбургская пехота не бывала до Хивинской экспедиции нигде в походах и даже не делала больших передвижений, то необыкновенная выносливость Уральских казаков в Хивинском походе, и развитие худосочных и воспалительных болезней и сильная смертность в пехоте, служат самым верным доказательством, что для людей, предназначенных для военной службы, надлежащее воспитание и в мирное время род жизни, способствующий к развитию телесных сил и приучающий к перенесению непогоды, стужи, жара, лишений, телесных трудов и т. д., будут самой верной порукой переносчивости их в военное время, что уменьшит число госпиталей и смертность от болезней.
Лошади, употребленные для Хивинского похода, были почти все киргизской, башкирской и уральской пород, содержимые и зиму и лето в степях на открытом воздухе. Малая гибель их в походе (204 лошади из 2,430) показывает, что военных лошадей полезнее держать постоянно или на пастьбе или на коновязях, под открытым небом, и только в крайних случаях под крышей; к теплым же конюшням их не следует приучать.
Последствия похода. Испрошение мира хивинским ханом. Возвращение наших пленных: заключение мира, новое направление торговых сношений с Средней Азиею
Так кончился поход на Хиву, о котором в свое время так [156] много говорили и писали, который так много обещал и по всей справедливости заслуживал внимания России и всей Европы. Поход этот имел целью внушить страх и уважение к имени русскому в отдаленных странах Азии, открыть нам свободный, путь в Среднюю Азию, дать другой выгоднейший оборот нашей торговле, расширить ее, ознакомить нас с Аральским бассейном, унять дерзкую Хиву, — этот Алжир Средней Азии, — подстрекавшую киргиз к неповиновению нам и побуждавшую их к уводу наших подданных в плен, не допускавшую на свои рынки наших купцов и даже не принимавшую к себе наших посольств; заставить Хиву возвратить всех наших пленных, томившихся там в неволе, и наконец решить географическую задачу, которая так много занимала ученую Европу, текла ли прежде Аму-Дарья в Каспийское море и возможно ли в настоящее время обратить воды ее в это море.
Возвращение отряда с полупути лишило возможности достигнуть предположенных целей; но если не все из этих целей, то по крайней мере часть их выполнилась, вследствие предпринятого, хотя и не удавшегося похода. Неудачные нападения отряда хивинцев, состоящего из самых отборных их всадников, на Акбулакское укрепление и на поручика Ерофеева, причем хивинцы, будучи в 10 или 15 раз многочисленнее нас, потеряли значительное число убитыми и ранеными (по частным сведениям до 400 человек{97}), а также слухи о том, что русские намерены предпринять вторичный поход в Хиву, привели в смущение хана и его совет, и хан начал помышлять о средствах умилостивить Россию. Притом прекращение прямых торговых сношений с Россиею, заставив хивинцев прибегать к посредству бухарских и коканских купцов для приобретения необходимых товаров, нанесли самый чувствительный вред хивинской торговле. Все наши товары доставались хивинцам почти по удвоенной цене, а напротив Хивинские произведения подешевели почти вдвое. Первый шаг к примирению хан [157] начал через корнета Аитова, который, как выше было сказано, был захвачен в плен киргизами и отвезен в Хиву. Сначала положение Аитова было незавидное; его содержали как пленника и он ежеминутно опасался смерти; но когда хан увидел необходимость умилостивить Россию, то с ним стали обращаться как с гостем и потом призывать к хану для совета о способах примирения с Россиею. Положение нашего отряда на Темире, новый сбор верблюдов, наказание ослушных киргиз за не поставку верблюдов и за увод в плен Аитова и преследование их полковником Бизяновым на Усть-Урте, навели страх на Хиву, а внушения Аитова о милосердии русского Императора, об умеренности наших требований, склонили хана к начатию переговоров. К этому же побуждали его и прибывшие из Герата англичане Аббот и Шекспир. Чрез своих посланных, прибывших в наш отряд на р. Сага-Темире 19 апреля, хан Аллакул обещал выполнить наши требования, и начал с обнародования фирмана от 19 июля 1840 года, которым, под опасением смертной казни, запрещалось подданным хивинским впредь навсегда грабить и полонить русских; вслед затем он освободил собственных своих невольников (из русских), предписал тоже сделать всем своим подданным и велел пленникам нашим являться к Аитову, дабы он лично мог удостовериться, действительно ли освобождены из неволи все русские. Когда поверка эта была кончена, хан приказал выдать каждому из наших пленных по золотому (хивинская монета тилля, около 4 рублей серебром), по мешку муки на человека и на 2 по верблюду, и отпустил Аитова вперед, объявив после аудиенции, что действие его не ограничится возвращением наших пленных, но что он отныне готов исполнять все требования России. 23 августа корнет Аитов прибыл в Оренбург, а караван с пленными в числе 416 человек, отправленный вскоре после отъезда Аитова, прибыл в Н. Александровское укрепление 30 августа, откуда морем отправлен в городок Гурьев, а оттуда пленные препровождены были в Оренбург, куда прибыли 18 октября. Здесь им предоставлено было избрать род жизни и отправиться куда [158] кто пожелает поселиться{98}; затем отпущены были в Хиву остановленные в 1836 году хивинские купцы, задержанные товары им возвращены, а неимущим из них выдано от казны пособие. С этими хивинскими купцами отправилось в Хиву несколько наших купцов с товарами, они были приняты хивинцами дружелюбно. Купец Зайчиков, бывший маркитант отряда, один послал в Хиву на 60,000 р. товаров.
Затем кайсакам объявлено было всепрощение с тем, чтобы они впредь воздерживались от хищничества и грабежа.
Между тем для окончательного заключения мирных условий и вместе с тем для начатия правильных сношений с Хивою, мы требовали принятия в Хиву нашего посольства, на что хивинский хан изъявил также согласие{99}. Для переговоров с Хивинским ханом на первый раз послан был в Хиву Генерального Штаба капитан Никифоров, который и на дипломатическом поприще не имел успеха; посему после него был послан в Хиву, состоящий по кавалерии подполковник Данилевский, которым и заключены мирные условия с Хивою. Бывшими при нем топографами собраны сведения о ханстве, большею частью подтвердившие прежние наши расспросные сведения, а также узнаны лучше и определительнее пути в Хиву; так что, в случае разрыва с Хивою и нового похода туда, предприятие это подвергнется меньшим случайностям. С этого времени торговые сношения наши с Средней Азиею приняли совершенно новый оборот.
Прежде хивинцы не только не пускали к себе наших купцов, но даже грабили наши караваны, посылаемые в Бухару или подучали киргиз грабить их, и мы торговали с Хивой только на нашей линии, или в Астрахани и в Нижнем. Чрез это торговля наша была в совершенной зависимости от азиатских купцов, но, при заключении нами мирных условий с Хивой, мы потребовали принятия на хивинские рынки наших [159] купцов, которые этим новым положением среднеазиатской торговли воспользовались со свойственною русскому купечеству сметливостью. Посылая в Хиву своих поверенных, наше купечество узнало лучше потребности хивинцев и местные их средства для торговли. Составилось товарищество под названием Хивинской компании, главным руководителем которой был первостатейный шуйский купец Баранов, к сожалению преждевременно похищенный холерою. С основанием этой компании торговля наша с Хивою сделалась более прибыльною, поведена с знанием дела, с изучением потребностей обоих народов, и не с одной Хивой, но вообще с Бухарой и Коканом, куда, по примеру Хивы, русское купечество стало также допускаться{100}.
Купцы товарищества торговли с Хивой и Бухарой увидя, что земли оседлых народов средней Азии составляют оазисы, годные преимущественно для земледелия, что они могут производить растения жаркого климата, приняли меры, чтобы жители средне-азиатских ханств увеличивали и улучшали у себя посевы растений и произведений, необходимых для нашей мануфактурной промышленности, именно: марены, хлопчатой бумаги, и проч., которые, по их мнению, от правильного возделывания могли значительно улучшиться в качествах своих; марена, по их мнению, могла превзойти Дагестанскую, а хлопчатая бумага не уступать Американской. Для достижения этой цели, они наняли в Хиве земли для посева марены и хлопчатой бумаги, которые хотели обрабатывать своими средствами по улучшенному способу; но, к сожалению, с смертью купца Баранова и с изменением наших отношений к Хиве, это предположение товарищества не вполне осуществилось. Наконец к числу полезных последствий хивинского похода можно присоединить успокоение киргизских племен, чрез что сообщение по степи сделалось безопасным до Бухары и Хивы; это оживило движение торговли, отчего естественно цена товаров удешевилась. Прежде [160] среднеазиатские купцы, опасаясь грабежа кочевых племен, ходили всегда большими караванами; но для сбора купцов в большие караваны терялось много времени, товар залеживался, и если купцам попадались слабосильные верблюды, то они из опасения, чтоб не отстать от каравана и не подвергнуться опасности быть разграбленными, продавали с убытком в степи часть своих товаров, а потом на месте увеличивали цену оставшихся товаров.
Прежде за доставку товаров из России в Хиву или обратно платили с пуда от 1 1/2 до 2-х рублей сер., но после похода 1839 г. и заключения мирных условий с Хивой перевозочная цена с пуда обходилась всего от 50 коп. до 1-го рубля сер., то есть стала вдвое дешевле; товары начали отправляться малыми караванами по 20 и 30 верблюдов, потому что ненужно было дожидаться сбора караванов в 700, 800, 1,000 и более верблюдов, так как купцам грабежей и разбоев уже не надо было опасаться. Все эти причины дали другое направление торговле, несравненно более выгодное для обеих торгующих сторон.
В заключение надобно еще сказать, что этот поход послужил полезным опытом на случай будущих походов наших в Среднюю Азию; мы на деле узнали, какие изменения надобно сделать в составе и организации отряда, предназначаемого для похода; в Среднюю Азию; какая одежда более удобная для такого похода, какая пища полезнее для предохранения нижних чинов от болезней, что нужно сделать для облегчения походного движения, для ускорения вьючки верблюдов и проч. Поход этот будет не бесплодным уроком для будущих наших предприятий в Среднюю Азию. Но этот неудавшийся поход в Хиву имел и другие последствия, но уже не в пользу для России. Походом в Хиву Англии брошена перчатка на вызов к противодействию; Англия не отказалась от вызова: она заподозрила нас в стремлении расширить наши политические связи по южную сторону Гиндукуша и, предполагая опасность для ее владений в Индии, начала с лихорадочною деятельностью направлять свою дальновидную политику в Европе и Азии, для [161] противодействия нашему влиянию в Азии и развлечению наших сил. С этой поры начинается упадок нашего влияния в Турции и почти неограниченное влияние на дела Турции английской политики; с этой поры началась подземная дипломатико-политическая война против нас, для ослабления нашего могущества, разрушения наших союзов, политика, которая повела к ряду революционных движений в Европе и затем Восточному вопросу.
Почти в одно время с нашим походом в Хиву, Англия двинула свои силы из Индии в Афганистан, заняла Кабул, Кандагар; послала своих агентов к вершинам Аму-Дарьи, Сыр-Дарьи и в Хиву. Хотя этот первый поход англичан за Инд и был также неудачен, как наш в Хиву, так как они принуждены были опять удалиться из Афганистана, но он все же принес им не мало и пользы: в руках их остался ключ к Кейберским ущельям, кр. Пешавар и Джелалабад, а впоследствии они заключили с Дост Магометом, ханом Афганским, выгодный оборонительный союз, который дает Англии возможность, в случае надобности, проникнуть из Индии и долину Аму-Дарьи и в Персию: в настоящее же время из этих стран вытесняется ими наша торговля, а с тем вместе упадает там и наше влияние. [162]