Глава четвертая.

Затяжной характер японо-китайской войны и внутреннее положение Японии

1. Затяжной характер войны и Китай

Расширение единого антияпонского фронта

Причиной падения Нанкина, разгрома под Сюйчжоу и ряда других военных поражений Китая явилось отсутствие политического единства в Гоминьдане, которое препятствовало объединению всего народа для борьбы против Японии, и слабое военное руководство. В связи с этим Коммунистическая партия Китая незадолго до чрезвычайного съезда Гоминьдана (март 1938 года) выдвинула три следующих важных предложения: 1) создать революционный блок всех антияпонских партий и группировок на основе программы единого национального фронта при сохранении политической и организационной независимости участников блока; 2) создать парламент военного времени, выражающий волю всего народа; 3) мобилизовать народные массы, в этих целях создать широкие массовые профсоюзные, молодежные и женские организации, а также организации деятелей культурного фронта. Однако съезд Гоминьдана принял только второе предложение компартии. Дело в том, что среди руководителей Гоминьдана все более усиливался страх перед антияпонским движением, охватившим народ. Тем не менее чрезвычайный съезд Гоминьдана принял важнейшее решение продолжать антияпонскую войну до победного конца. Съезд принял также новую программу Гоминьдана («Программа антияпонской борьбы и национальной реконструкции»). Новая программа содержала два следующих основных положения: 1) «Три принципа Сунь Ят-сена и его завещание должны быть руководящими принципами национальных идей в период вооруженного [189] сопротивления Японии и национальной реконструкции»; 2) «Силы национальной войны против врага должны быть объединены и поставлены под руководство Гоминьдана и армии Чан Кай-ши».

Политическая резолюция съезда Гоминьдана была поддержана компартией и всеми другими антияпонскими партиями и группировками. 28 апреля 1938 года в открытом письме, опубликованном в газете «Синьхуажибао», член политбюро Коммунистической партии Китая Чжоу Энь-лай писал от имени партии следующее: «Мы считаем, что декларация и программа, принятые недавно на чрезвычайном съезде Гоминьдана, имеют серьезное значение для освободительной войны и государственного строительства. Мы одобряем предложенный в декларации и программе съезда политический курс в период нашей освободительной войны и будем способствовать его осуществлению. Его основное направление идентично тому курсу, который неоднократно выдвигался Центральным Комитетом Коммунистической партии Китая в политической программе в период освободительной войны».

Это заявление явилось решительным ответом тем гоминьдановцам, которые клеветнически заявляли, что Коммунистическая партия «неискренне» сотрудничает с Гоминьданом. Внутри самого Гоминьдана выдвижение Коммунистической партии на передний план особенно не радовало группу Ван Цзин-вэя и возглавлявшуюся Чэнь Ли-фу группировку СС. Но и они колебались под давлением масс и были не в силах оттеснить коммунистов.

В соответствии с резолюцией съезда Гоминьдана через три месяца был создан совещательный Национально-политический совет, который представлял на обсуждение правительства предложения народа. Члены Национально-политического совета назначались правительством в качестве представителей партий и культурных и экономических организаций. Тем не менее это был большой шаг вперед в деле развития демократии в военное время. От Коммунистической партии Китая членами Национально-политического совета были Мао Цзэ-дун, Ван Мин, Цинь Бан-сянь, У Юй-чжан, Линь Цзу-хань, Дун Би-у и Дэн [190] Ин-чао. Национально-политический совет стал трибуной для сторонников демократии в Китае. На некоторое время страну снова охватил энтузиазм антияпонской борьбы. Но одновременно правительство Гоминьдана по-прежнему продолжало препятствовать деятельности единого национального фронта. В Ухане оно подвергло репрессиям четырнадцать антияпонсюих ассоциаций спасения родины и выдвинуло фашистский лозунг: «Одна партия — один принцип — один вождь», — который был направлен на укрепление диктатуры Чан Кай-ши.

После захвата японской армией Кантона и Уханя гоминьдановская армия была изгнана из обширного района, простиравшегося от Пекина и Тяньцзиня через Шанхай и Нанкин до Уханя. Но японская армия не могла обеспечить оккупацию всего этого огромного района. Как мы подробнее осветим этот вопрос ниже, население данного района, возглавляемое 8-й и Новой 4-й армиями, стало создавать в тылу у японских войск Освобожденные районы. В связи с этим перестала оправдывать себя применявшаяся японской армией в первоначальный период тактика дальних наступательных рейдов.

«О затяжной войне»

В крайне ответственный период, когда Китай вступил в фазу затяжной войны, был созван шестой расширенный пленум ЦК Коммунистической партии Китая, который фактически сыграл роль съезда партии. Пленум происходил в октябре 1938 года. Его главная цель состояла в дальнейшем укреплении единства в антияпонской борьбе Пленум подчеркнул, что антияпонская война вступила в новый этап — этап стратегического равновесия сил. Пленум подверг критике и преодолел оппортунистическую соглашательскую позицию по отношению к проискам Чан Кай-ши в вопросе о едином фронте.

За четыре месяца до пленума была опубликована работа Мао Цзэ-дуна «О затяжной войне», представлявшая собой цикл лекций, прочитанных Мао Цзэ-дуном в Яньани на собраниях Общества по изучению проблем войны против японских захватчиков. Эта работа указывала наиболее [191] правильный путь борьбы против Японии. Наряду с глубокой критикой «теории защиты родины», выдвигавшейся Гоминьданом, в этой работе научно и конкретно обосновал мобилизующий весь народ путь к победе в затяжной войне. В своей работе «О затяжной войне» Мао Цзэ-дун приводит следующие доводы в защиту утверждения, что война против Японии будет затяжной:

«Япония: во-первых, она является сильной империалистической державой, ее военные силы, экономическая мощь и мощь ее государственной машины считаются на Востоке первоклассными...

Однако, во-вторых, империалистическая природа социально-экономического строя Японии обусловила империалистический характер войны, которую она ведет, — войны реакционной и варварской...

В-третьих, хотя Япония ведет войну, опираясь на свои первоклассные военные силы, экономическую мощь и государственную машину, однако эта база недостаточна в самой своей основе... Испытывая недостаток людских, военных, финансовых и материальных ресурсов, Япония не выдержит длительной войны... В-четвертых, хотя Япония и сможет получать помощь извне, от фашистских государств, она в то же время не сможет не столкнуться с противодействием международных сил, которые превзойдут силы, оказывающие Японии помощь...

Китай: во-первых... наши военные силы, экономическая мощь и государственная машина явно слабее, чем у противника... Однако, во-вторых... война, которую ведет Китай, прогрессивна и в силу этой прогрессивности является справедливой войной. Так как эта война справедлива, она сможет сплотить всю страну, вызвать симпатии народа вражеской страны и побудить большинство стран мира оказывать помощь Китаю.

В-третьих, Китай представляет собой очень большую страну с обширной территорией, обильными материальными ресурсами, многочисленным населением и большой армией...»{167} [192]

Проанализировав таким образом основные особенности японо-китайской войны, Мао Цзэ-дун выдвинул следующие положения о трех эталах затяжной войны, определив для каждого из них свою стратегию:

первый этап — стратегическое наступление врага и наша стратегическая оборона;

второй этап — стратегическое закрепление врага и наша подготовка к контрнаступлению;

третий этап — наше стратегическое контрнаступление и стратегическое отступление врага.

Мао Цзэ-дун выдвинул в связи с этим следующие формы боевых действий для трех стратегических этапов затяжной войны:

«Для нас основной формой боевых действий на первом этапе будут маневренные действия регулярных войск, а вспомогательными — война партизанская и война позиционная...»{168} На втором этапе «основное значение для нас будет иметь партизанская война, а маневренные действия регулярных войск будут играть вспомогательную роль»{169}. На третьем этапе «главной формой боевых действий... снова будут маневренные действия регулярных войск... Партизанская война... на этом этапе снова будет играть вспомогательную роль, стратегически взаимодействуя с маневренной и позиционной войной регулярных войск»{170}.

В то время Мао Цзэ-дун, рассматривая внутренние силы Китая в качестве наиболее решающего фактора в войне, выдвигал одним из условий сокращения сроков затяжной войны революционное движение японского народа и народов японских колоний. Вопрос о том, как велико было влияние этого последнего фактора, ожидает своего дальнейшего изучения.

Изложенные выше теоретические положения были очень успешно применены впоследствии китайской Красной армией в антияпонской войне. [193]

Изменения в экономике Китая

После того как началась японо-китайская война, Китай потерял обширные территории. Особенно серьезный ущерб Китаю нанесла потеря крупнейших политических и экономических центров. Например, до инцидента у моста Лугоуцяо в текстильной промышленности Китая (без Маньчжурии) национальному капиталу принадлежало 3 миллиона веретен и 25 тысяч ткацких станков. После начала японо-китайской войны Китай лишился 1,8 миллиона веретен и около 18 тысяч ткацких станков. Из 96 крупных текстильных предприятий было потеряно 60. Если же учесть мелкие красильно-ткацкие фабрики, то ущерб в веретенах достигал 2 миллионов, а общие потери в оборудовании — 70 процентов. До войны в Китае имелось 110 мукомольных предприятий, причем 80 процентов продукции мукомольной промышленности падало на Шанхай, Цзянсу, Шаньдун и Хэбэй. В ходе войны значительная часть предприятий мукомольной промышленности была разрушена и ее продукция сократилась на 60 процентов. Колоссальный ущерб был нанесен предприятиям, производившим древесный уголь, бумагу, соляную кислоту и т. п. По данным обследования, произведенного министерством экономики гоминьдановского правительства, в результате японского наступления на Шанхай было разрушено 2350 фабрик и заводов, причем общий ущерб исчислялся в 500 миллионов юаней. Кроме того, за пределами Шанхая был нанесен ущерб 2375 предприятиям на общую сумму примерно в 240 миллионов юаней. Расширение фронта войны нанесло также огромный ущерб сельскому хозяйству. Большой ущерб был нанесен животноводству и сельскохозяйственной технике; по данным департамента сельского хозяйства на январь 1939 года, от последствий войны пострадало более чем 4 миллиарда аров земли из 7,6 миллиарда аров, составлявших всю обрабатываемую площадь в Китае. Из общего количества волов в Китае (23 миллиона голов) было потеряно более 8 миллионов. Потери в важнейших сельскохозяйственных продуктах колебались от 19 до 80 процентов. [194]

Зверства японской армии распространились также и на ни в чем не повинных крестьян. Так, только в пяти уездах юго-восточной части провинции Цзянсу (Цзяннин, Цзюньжун, Лишуй, Цзанпу и Люхэ) было убито 40 тысяч крестьян. Ущерб, нанесенный крестьянским хозяйствам, исчислялся в 24 миллиона юаней, скоту — 6,7 миллиона юаней, сельскохозяйственным орудиям — 5,24 миллиона юаней. В среднем каждому хозяйству был нанесен ущерб на сумму в 220 юаней.

Наряду с огромными разрушениями в сфере производства в результате осуществлявшейся Японией морской блокады, транспортных затруднений и других причин в Китае резко повысились цены на товары. Например, в Чунцине общий индекс цен на товары в октябре 1939 года превысил средний индекс цен первого полугодия 1937 года более, чем втрое. Резкое повышение цен на сельскохозяйственные продукты крайне ухудшило условия жизни народных масс. Такое положение наблюдалось не только в Чунцине. Быстрый рост цен на товары имел место также в Куньмине, не говоря уже о Шанхае, Нанкине и других городах, которые были оккупированы японской армией. 11 сентября 1941 года газета «Дагунбао», касаясь вопросов экономики Китая в период антияпонской войны, писала в редакционной статье следующее: «За четыре года антияпонской войны общество до предела оказалось насыщенным денежными знаками, выпущенными правительством. Основными причинами роста цен на товары в стране явились нехватка материальных ресурсов и транспортные затруднения. Частично это было вызвано также увеличением выпуска денежных знаков». Другими словами, в Китае, так же как и в Японии, усилилась военная инфляция. Если накануне войны общая сумма годового бюджета (июль 1937 года — июнь 1938 года) составила 1 миллиард юаней, то сразу же после начала войны она увеличилась до 2,1 миллиарда юаней, в 1938 бюджетном году составила 2,4 миллиарда юаней, а в 1939 году достигла 2,85 миллиарда юаней. В то же время потеря важнейших экономических районов, естественно, привела к сокращению налоговых доходов. Например, таможенные сборы в 1938 году составили [195] 255 миллионов юаней, или на 88 миллионов юаней меньше, чем в 1937 году. Из этой суммы таможенных сборов в руки правительства попало не более 100 миллионов юаней. В результате всего этого резко увеличился дефицит в бюджетном балансе, и для его ликвидации правительство стало непрерывно выпускать займы. В течение двух лет после начала войны было выпущено государственных займов на общую сумму в 3 миллиарда юаней. В соответствии с этим значительно увеличился также и выпуск денежных знаков. Денежный кризис продолжал все более обостряться, несмотря на усилия Англии задержать его путем ассигнования 5 миллионов фунтов стерлингов для создания уравновешивающего валютного фонда.

Нечего и говорить, что подобный кризис китайской экономики резко поколебал решимость бюрократии и крупной монополистической буржуазии вести антияпонскую войну. Говорят, что нажившиеся на военной экономике представители крупной бюрократии и монополистического капитала Чан Кай-ши, Сун Цзы-вэнь (министр финансов), Кун Сян-си (президент Центрального банка) и Чэнь Ли-фу (начальник общественного управления, министр просвещения, основатель фашистской организации СС) в течение двадцатилетней войны, шедшей со времени образования нанкинского правительства, положили себе в карман от 10 до 20 миллиардов долларов. Когда эти люди, нажившие на войне колоссальные барыши, почувствовали, что дальнейшее продолжение антияпонской войны приведет к усилению революционных сил, а разруха в экономике начинает угрожать их имуществу, они без всяких колебаний проявили готовность предать свою страну. Через Гонконг и Шанхай они все более продавались английскому и американскому капиталу. Они пытались воспрепятствовать совместным действиям Коммунистической партии и Гоминьдана и искали случая для установления мира с Японией. В то же время национальный капитал (не бюрократический монополистический капитал) в трудной обстановке встал на путь участия в антияпонской войне. Это проявилось в перебазировании (правда, с некоторым опозданием) большинства промышленных [196] предприятий Китая из районов военных действий в глубь страны. Национальный капитал переводил свои предприятия в глубокий тыл. Китайские рабочие в труднейших условиях бережно переправляли в западные провинции оборудование с заводов, шахт, рудников. К концу первого года войны железнодорожное оборудование и оборудование промышленных предприятий Уханя, Чжэнчжоу, Наньчана, Чанша и других городов, а также оборудование с ханьепинских угольных копей было эвакуировано в Сычуань, Шэньси и другие провинции. Таким образом, развитие промышленности стало постепенно подчиняться интересам национально-освободительной войны. Экономическая база Китая была перемещена в северо-западные и юго-западные районы. После этого началось интенсивное развитие этих районов. Так, применительно к географическим условиям начала осуществляться индустриализация китайского тыла. В провинциях Юньнань, Гуйчжоу и Гуанси приступили к производству таких предметов экспорта, как олово, медь, чай. Здесь же развилась промышленность по добыче меди, железа, угля, цинка, свинца, соли и другого сырья, необходимого для создания и развития национальной оборонной промышленности. В богатых полезными ископаемыми районах провинции Сычуань имелись залежи соли. В Сычуани выращивался также сахарный тростник. В районе города Цзядин вступили в строй предприятия химической промышленности по производству соды, серы, серной кислоты и т. п. Город Баоцзи стал центром текстильной и химической промышленности. В районе Ланьчжоу развилась кожевенная и шерстяная промышленность, производившая первичную обработку продуктов животноводства. Эти предприятия развивались как кооперативные. Следует отметить, что, хотя в развитии северо-западных районов подавляющее влияние имели государственные предприятия, где господствовал бюрократический капитал, а мелкие и средние представители национального капитала были просто его жертвами, в промышленности этих районов не было иностранных капиталовложений, инженеры и квалифицированные рабочие были китайцами, а столь характерный для китайской промышленности колониальный оттенок [197] полностью отсутствовал. Таковы были те силы национального капитала, которые стали поддерживать единый национальный антияпонский фронт.

Положение в освобожденных районах

Важнейшей базой, поддерживавшей антияпонский фронт, были Освобожденные районы, контролируемые Коммунистической партией Китая. В Северном Китае основной силой, которая вела бои в тылу оккупированных японскими войсками районов, была 8-я армия. Эта армия продолжала действовать в тылу японских войск и после того, как последние заняли провинцию Шэньси. 8-я армия черпала в народе силы для антияпонской борьбы и все более расширяла территорию Освобожденных районов, проводя в них земельную реформу, заключавшуюся в освобождении крестьян и снижении арендной платы и ростовщических процентов. 8-я армия не только не собиралась отступать за реку Хуанхэ, вдоль которой в основном проходил фронт, но, напротив, совершала походы на север и восток, углубляясь в оккупированную японскими войсками территорию, занимая деревню за деревней, город за городом. Успехи стратегии и тактики 8-й армии базировались на правильном анализе положения, сделанном Мао Цзэ-дуном.

В беседе с английским корреспондентом Джемсом Бертрамом, состоявшейся 25 октября 1937 года, Мао Цзэ-дун говорил:

«Мы действуем так, как не действовала до сих пор ни одна китайская армия, — главным образом на флангах и в тылу противника. Этот способ ведения войны резко отличается от пассивной фронтальной обороны. Мы не против использования части сил во фронтальных боях — это необходимо. Однако главные силы следует использовать на флангах противника, применять окружения и обходы, самостоятельно, по собственной инициативе атаковать врага. Только такие действия позволяют сохранять свои силы и уничтожать силы противника. Далее, некоторая часть наших сил используется для действий в тылу противника. Такие действия особенно эффективны, так [198] как они дезорганизуют коммуникации противника и его опорные пункты. Но и войскам, ведущим фронтальные бои, тоже не следует прибегать к пассивной обороне: они должны применять в основном метод контрударов. Одной из важнейших причин военных неудач за последние месяцы были ошибочные методы ведения операций. Методы ведения операций, применяемые сейчас 8-й армией, мы называем самостоятельными, независимыми партизанскими действиями и маневренными действиями регулярных войск»{171}.

Метод партизанской войны, выдвинутый на основании практики и теории Мао Цзэ-дуна, был единственным методом, который мог привести китайский народ к победе на данном этапе. В беседе с тем же корреспондентом Мао Цзэ-дун следующим образом охарактеризовал политическую деятельность и организацию отрядов 8-й и Новой 4-й армий.

«Политическая работа в 8-й армии строится на трех основных принципах: 1. Принцип единения командиров с бойцами. Это означает уничтожение в армии феодальных порядков, искоренение рукоприкладства и ругани, установление сознательной дисциплины — создание такого уклада жизни, при котором командиры и бойцы делят все свои радости и печали. Все это делает армию монолитной. 2. Принцип единения армии с народом. Это означает, что армейская дисциплина не допускает ни малейшего ущемления интересов населения. Армия ведет пропаганду в массах народа, организует и вооружает их, облегчает их экономические тяготы, громит предателей и изменников родины, вредящих делу армии и народа. Все это создает единение армии с народом и вызывает повсюду любовь народа к армии. 3. Принцип разложения войск противника и великодушного обращения с военнопленными. Наша победа будет обеспечена не только боевыми действиями нашей армии, но и разложением войск противника. Хотя сейчас результаты этого метода — метода разложения войск противника и великодушного обращения с военнопленными — еще заметно не сказываются, [199] в будущем он, несомненно, принесет свои плоды. Помимо всего прочего, действуя на основе второго принципа, 8-я армия пополняет свои ряды не путем принудительного набора населения, а путем агитации за добровольное вступление в действующую армию. Это значительно эффективнее принуждения»{172}.

Эти слова Мао Цзэ-дуна полностью оправдались. По всей стране были созданы ассоциации спасения родины. Рабочие и крестьяне объединялись в отряды и вели героическую борьбу под руководством Коммунистической партии. В провинции Шэньси рабочие Датун-Пучжоуской железной дороги ушли в партизаны. Шахтеры Бошаньских угольных копей в Шаньдуне организовали рабочий партизанский отряд. Такой же рабочий партизанский отряд действовал в районе железной дороги Даокоу — Цинхуа. Железнодорожники создали два диверсионных отряда, которые пускали под откос японские военные эшелоны на железнодорожных линиях Пекин — Ханькоу и Тяньцзинь — Пукоу. Металлисты, текстильщики, печатники оккупированных районов отказывались работать на японских предприятиях, перебирались в тыл и поступали на работу на заводы китайской оборонной промышленности. Рабочие японских заводов в Шанхае устраивали забастовки, покидали заводы и принимали участие в антияпонской войне.

Успехи Коммунистической партии Китая в деле организации народа привели к расширению и укреплению Освобожденных районов. Как уже упоминалось выше, Коммунистическая партия обещала состоявшемуся в 1937 году третьему пленуму ЦИК Гоминьдана переименовать советское правительство в правительство Особого района Китая и принять руководство гоминьдановского правительства. Спустя год после начала войны во исполнение этого обещания советское правительство провинции Шэньси более чем в тридцати уездах Северной Шэньси, Восточной Ганьсу и Южной Нинся провело сельские, районные и уездные выборы, после чего было образовано правительство Особого района Шэньси — Ганьсу — Нинся. [200] Во время выборов равное избирательное право было предоставлено и части помещиков, право голоса которых в советских районах до этого было ограничено. Далее, в связи с расширением Освобожденных районов в тылу японской армии в 1938 году был создан Шаньси-Хэбэйский пограничный район. Затем в Северном Китае был создан Шаньси-Хэбэй-Шаньдун-Хэнаньский и Шаньдун-Цзянсу-Хэнаньский пограничные районы. Наконец, в Центральном Китае был создан Цзянсу-Аньхуэйский пограничный район. В этих Освобожденных районах в качестве представительных народных органов были созданы консультативные советы. Были избраны также административные комитеты Освобожденных районов, являвшиеся органами исполнительной власти. В уездах создавались уездные комитеты, причем все работники этих комитетов избирались народом. Политическая линия компартии состояла в укреплении национального единства путем проведения в жизнь принципов демократии. Поэтому компартия, всячески избегая однопартийной диктатуры, выступила в поддержку объединенного национального фронта. Эта политика проявилась в «системе трех третей», которая была проведена в жизнь в 1940 году. Поскольку чиновники и деятели Гоминьдана, опасаясь наступления японской армии, бежали из Освобожденных районов, в законодательные и исполнительные органы этих районов, естественно, были избраны коммунисты. Во избежание усиления подобной тенденции и была введена «система трех третей», согласно которой в выборных органах власти треть мест предоставлялась коммунистам, треть — представителям Гоминьдана и других партий и группировок и треть — независимым. Таким образом обеспечивалась возможность выразить свою волю не только гоминьдановцам, но даже капиталистам и помещикам. Что касается земельной реформы, то и здесь в политике компартии произошли существенные изменения. Была прекращена экспроприация помещичьих земель и наряду со снижением на 25 процентов арендной платы арендаторам запрещалось задерживать взнос арендной платы без веских на то причин. Да и само снижение арендной платы осуществлялось не по приказу правительства, а в [201] форме взаимного соглашения. В интересах обеспечения роста сельскохозяйственного производства в какой-то степени были взяты под защиту и кулаки. В результате часть помещиков и кулаков стала организовывать антияпонские оборонительные отряды, хотя главной силой, сотрудничавшей с коммунистами в антияпонской войне, были, конечно, крестьяне середняки и бедняки. Далее, в сфере торговли и промышленности в широких масштабах была разрешена деятельность частного капитала. Мелкие частные предприятия кооперировались и расширяли свою деятельность. Рабочие принимали участие в руководстве предприятиями, стремясь обеспечить улучшение условий труда и подъем производства.

Подобная политика, осуществлявшаяся в Освобожденных районах, была направлена на демократизацию экономики и административного управления, причем не в классовых интересах буржуазии, а в интересах народа, всей нации, в направлении новой демократической революции.

«О новой демократии»

В январе 1940 года была опубликована работа Мао Цзэ-дуна «О новой демократии». Эта работа разъясняла особенности китайской революции и содействовала укреплению среди китайского народа уверенности в ее победе. В своей работе Мао Цзэ-дун подчеркивал, что, поскольку современное китайское общество по своему характеру является колониальным, полуколониальным и полуфеодальным, китайская революция должна делиться на две фазы. Первая фаза — это превращение колониального, полуколониального и полуфеодального общества в общество независимое, демократическое; вторая фаза — дальнейшее развитие революции, построение социалистического общества. В настоящее время, писал Мао Цзэ-дун, китайская революция проходит свою первую фазу. На первой фазе для изгнания японского империализма и свержения феодальных сил необходимо сотрудничество крестьян, интеллигенции, мелкой буржуазии и прогрессивной буржуазии под руководством пролетариата. [202] Эта революция все еще остается буржуазно-демократической, но она ставит своей целью не образование капиталистического общества и государства буржуазной диктатуры, а создание государства диктатуры всех революционных классов, строительство общества новой демократии, расчищающего путь для развития социализма. Поэтому такая революция встречает отпор со стороны империализма, но зато она приемлема для социализма. Вот почему такая революция является частью мировой пролетарской социалистической революции. Именно новая демократия является продолжением и развитием трех народных принципов Сунь Ят-сена.

Осветив таким образом значение китайской революции в период антияпонской войны, Мао Цзэ-дун далее подчеркнул, что формой государственной власти новой демократии должен быть демократический централизм. Что касается экономики, то в новой демократии государственный сектор хозяйства будет по своему характеру социалистическим и станет играть роль руководящей силы всего народного хозяйства. Культура новой демократии должна быть антиимпериалистической, антифеодальной культурой народных масс, руководимой идеями социалистической культуры пролетариата. Она должна быть национальной, научной, массовой культурой.

Несколько слоев о деятельности работников культурного фронта, принимавших участие в антияпонской борьбе. В марте 1938 года в Ханькоу была создана Всекитайская ассоциация деятелей литературы и искусства по отпору врагу. Сразу же после этого деятели культуры во главе с Го Мо-жо, который вернулся в Китай из эмиграции, развернули активную деятельность. В манифесте ассоциации деятелей культуры говорилось следующее:

«Мы считаем, что культура — это мост, который связывает правительство и народ. Поэтому, исходя из государственной политики антияпонской войны, мы должны внушить массам решимость бороться против врага и в то же время знакомить правительство с действительным положением народа. Мы должны воодушевлять армию и народ, вскрывать недостатки и отрицательные моменты во всех областях и тем самым вносить свой вклад в дело [203] обновления Китая». Деятели культуры и искусства стали активно выступать на политической арене.

Несколько раньше в Освобожденных районах, и главным образом в Яньани, заметно активизировалась деятельность работников культурного фронта. Ай Сы-ци, Кэ Чжун-пин, Хуан Мэй, Лю Бай-юй, Ся Чжи-линь, Чжоу Эр-фу, Лю Я-ло и другие деятели культуры организовали Ассоциацию деятелей культуры за спасение родины и средствами литературы и искусства воодушевляли народ на борьбу с японскими агрессорами. Дин Лин, Шао Цзы-нань, Тянь Цзянь и Ши Лун вели борьбу против Японии в издаваемом ими еженедельном журнале «Сибэйвэнь» («Литература и искусство Северо-Запада»). Оживились антияпонские настроения в народном искусстве, центром которого стала Академия художеств имени Лу Синя. Многочисленные деятели культуры из «культбригад», созданных Ассоциацией деятелей культуры за спасение родины, направлялись на заводы, фабрики, в деревни и воодушевляли солдат и народ на борьбу. Так, деятели культуры, воспринявшие и продолжившие традиции сопротивления, которые проявились в «движении 4-го мая», принимали участие в едином национальном антияпонском фронте. Вот откуда родились замечательные произведения Чжао Шу-ли, Дин Лин, Го Мо-жо, Ба Цзиня, Мао Дуня и Лао Шэ.

Бегство Ван Цзин-вэя

Со второй половины 1938 года наметилось ухудшение взаимоотношений между Гоминьданом и Коммунистической партией. Гоминьдан, называвший себя партией всего народа, на деле выражал интересы лишь небольшой группы крупных помещиков, крупных банкиров и высокопоставленных чиновников. В ходе антияпонской войны Гоминьдан превратился в аппарат фашистской диктатуры, возглавляемой Чан Кай-ши. Поэтому вполне естественно, что между Гоминьданом и Коммунистической партией, которая защищала интересы рабочих, крестьян и мелкой буржуазии, обострились противоречия. В январе 1939 года в Чунцине состоялся пятый пленум ЦИК [204] Гоминьдана, на котором было решено направить острие всей политики против внутренних сил, а не против внешних, как это было раньше Это означало, что Гоминьдан намеревался осуществить так называемое «растворение коммунистов», «ограничение коммунистической деятельности», «запрещение компартии», «борьбу против компартии» и т. п. Правое крыло Гоминьдана предложило «ограничить рост сил компартии и 8-й армии» и отказаться от совместных действий с коммунистами. Затем Гоминьдан выпустил специальную инструкцию под названием «Меры по ограничению деятельности чуждых партий», запретил деятельность Коммунистической партии, объявил ее «врагом номер один», а Японию «врагом номер два» и начал активную подготовку к гражданской войне. В апреле 1939 года командующий гоминьдановский армией в Шаньдуне Шэнь Хун-ле приказал находившемуся в его подчинении отряду Цинь Ци-юна неожиданно напасть на части 8-й армии с тыла. В результате было убито свыше четырехсот солдат 8-й армии. Многие коммунисты и беспартийные, героически сражавшиеся с японскими войсками, были уничтожены сторонниками Чан Кай-ши. Гоминьдановцы нападали на базы 8-й и Новой 4-й армий, убивали больных и раненых солдат, а также семьи военнослужащих. В районах, где господствовал Гоминьдан, усиленно насаждались фашистские «особые органы», создавались отделения фашистских организаций «Возрождение» и СС, а прогрессивную молодежь, активно боровшуюся против японской армии, бросали в тюрьмы.

В сентябре 1939 года в Европе началась война между Германией, с одной стороны, и Англией и Францией — с другой. Поэтому английские и американские империалисты решили добиться соглашения с Японией, чтобы получить возможность сконцентрировать все силы в Европе. Чунцинское правительство возлагало надежды на посредничество Америки в китайско-японских переговорах. Для того чтобы переговоры прошли гладко, оно решило начать наступление против компартии. В конце 1939 — начале 1940 года гоминьдановская армия вторглась в Особый район Шэньси — Ганьсу — Нинся и заняла пять уездов, В Западной Шаньси гоминьдановские войска [205] атаковали руководимые коммунистами отряды, которые вели активную борьбу против японской армии.

Но 8-я армия, на которую, с одной стороны, нападали японские войска, а с другой — гоминьдановские, дала решительный отпор гоминьдановцам. Именно в этой обстановке появилась работа Мао Цзэ-дуна «О новой демократии». Она показала народу, что победы можно добиться только тогда, когда единый национальный антияпонский фронт будет возглавлять компартия. В связи с этим газета «Шанхай вэньхуэйбао» писала: «Откровенно говоря, в Китае продолжается гражданская война и не может быть достигнут Восточный Мюнхен потому, что нельзя покончить с компартией. Если бы не было Коммунистической партии Китая, Китай давно бы уже принял японские условия и мир был бы заключен»{173}. Работа Мао Цзэдуна «О новой демократии» нанесла сильнейший удар продажной политике Гоминьдана.

Японское правительство не преминуло воспользоваться признаками раскола, наметившегося в едином антияпонском фронте. Еще раньше, в декабре 1937 года, в Пекине было создано временное правительство Ван Кэ-миня, а в марте 1938 года в Нанкине — правительство реставрации Лян Хун-чжи. Оба правительства выдвинули лозунги борьбы с коммунизмом и реконструкции Китая, на самом же деле всему китайскому народу было ясно, что эти правительства являются марионетками Японии, пришедшими к власти на штыках японских армий в Северном и Центральном Китае. Поэтому оба правительства оказались неспособными привлечь на свою сторону народ и Япония испытывала большие трудности в деле поддержания порядка на оккупированной территории.

Тогда-то и протянулись шупальца японской разведки, пытавшейся позондировать почву относительно возможности мирных переговоров с Гоминьданом. С органами японской разведки связались Гао Цзун-у в Гонконге и Мэй Сы-пин в Шанхае. Гао Цзун-у являлся начальником азиатского отдела министерства иностранных [206] дел и в соответствии с планом заместителя начальника секретариата Чан Кай-ши Чжоу Фу-хая занимался в Гонконге сбором информации о Японии. Говорят, что в мае 1938 года Гао Цзун-у тайно прибыл в Токио и в высоких кругах зондировал почву относительно заключения мира. В ноябре 1939 года состоялось совещание между ним и Мэй Сы-пином с китайской стороны и начальником военного управления военного министерства полковником Кагэса, сотрудником Генерального штаба полковником Имаи и Инукаи — с японской стороны. В результате этого совещания были выработаны так называемые «Основные условия урегулирования японо-китайских взаимоотношений». Эти условия были санкционированы верховным командованием и правительством, причем было решено взять курс на выдвижение Ван Цзин-вэя. Следует отметить, что в декларации от 3 ноября 1938 года о «новом порядке в Восточной Азии» в основном и предусматривались эти действия. Пока не ясно, в какой степени Чан Кай-ши был связан с Гао Цзун-у. Чан Кай-ши, по-видимому, кое-что было известно об этих переговорах, но он хранил молчание.

Несколько слов о Ван Цзин-вэе.

Ван Цзин-вэй был вице-председателем Гоминьдана и лидером фракции сторонников мира с Японией. Получив информацию о том, что японские войска в октябре 1938 года высадились в Южном Китае, он заявил корреспонденту агентства Рейтер следующее: «Если предлагаемые Японией условия мира не будут угрожать существованию китайского государства, мы должны их принять за основу для обсуждения. В противном случае перемирие невозможно. Все должно определиться после того как мы познакомимся с выдвигаемыми Японией требованиями». Этим заявлением Ван Цзин-вэй раскрыл условия, на которых он готов был согласиться с предложениями Японии. Нечего и говорить, что подобная позиция Ван Цзин-вэя была подвергнута критике в первую очередь со стороны компартии, а также со стороны фракции сторонников антияпонской войны, группировавшейся вокруг Чэнь Чэня. Тогда Ван цзин-вэй связался со сторонниками мира с Японией из правого крыла чанкайшистов (группа [207] СС, Союз синерубашечников и др.), создал антикоммунистическую фракцию сторонников мира с Японией и стал усиленно склонять Чан Кай-ши на заключение мира. А Чан Кай-ши, внешне как-будто согласившись с этим предложением, в действительности стал сближаться с группой сторонников войны с Японией. Это означало, что сила единого антияпонского фронта мешала воздействию Ван Цзин-вэя на Чан Кай-ши. Это означало также, что отныне диктатура Чан Кай-ши была возможна только при продолжении антияпонской войны. 3 декабря в речи на торжествах, посвященных юбилею Гоминьдана, Чан Кай-ши заявил: «Перспективы антияпонской войны Китая становятся все более светлыми... Если мы путем продолжения антияпонской войны обеспечим единство всей страны и честно будем служить делу сплочения государства и народа, нам не будет страшен любой, даже самый сильный враг». После этого Ван Цзин-вэй понял, что единственный для него выход — это бежать из Чунцина. Договорившись с Чжоу Фу-хаем, находившимся в то время в Куньмине, он 20 декабря при содействии главы провинции Юньнань Лун Юня вылетел в Ханой. Как раз в то время, 22 декабря, в Токио были опубликованы так называемые «три принципа» Коноэ, которые определяли основной курс японского правительства в деле урегулирования отношений между Японией и Китаем (см. «Приложения», Документы). Требования Ван Цзин-вэя («мир, борьба с компартией, спасение родины») вполне соответствовали этим «трем принципам». В связи с этим Чан Кай-ши созвал чрезвычайный пленум ЦИК Гоминьдана, который объявил Ван Цзин-вэя «изменником», исключил его из партии и снял со всех занимаемых им постов. Общественное мнение Китая подвергло резкой критике действия Ван Цзин-вэя, занимавшего пост вице-председателя Гоминьдана. Фракция же сторонников мира с Японией вынуждена была хранить молчание. Все это усилило позиции группы сторонников антияпонской войны и мешало интригам с целью выдвижения Ван Цзин-вэя. Тогда Япония направила в Ханой Кагэса и Инукаи, которые пригласили Ван Цзин-вэя в Шанхай. Ван Цзин-вэй стал марионеткой в руках [208] Японии, точнее говоря, в руках руководимого Кагэса разведывательного органа «Умэкикан».

2. Военная экономика и монополистический капитал

Экономический кризис 1937–1938 годов

После мирового экономического кризиса 1929 года в капиталистических странах начался период депрессии, и хотя в некоторых отраслях промышленности наблюдалось оживление, оно было очень кратковременным и не перешло, как обычно, в период нового подъема. Больше того, уже во второй половине 1937 года экономика капиталистических стран вступила в полосу нового экономического кризиса. Этот кризис, охвативший Америку, Англию, Францию и другие государства, был третьим по счету кризисом перепроизводства в эпоху общего кризиса капитализма.

Будучи, подобно предыдущему кризису, кризисом перепроизводства в эпоху общего кризиса капитализма, он во многом отличался от мирового экономического кризиса 1929 года, причем в худшую сторону. Во-первых, ему не предшествовал период подъема. Во-вторых, кризис 1937 года возник не в мирное время, а в обстановке начавшейся второй империалистической войны, когда Япония, Германия и Италия уже завершили перевод своей экономики на военные рельсы, а остальные капиталистические государства встали на путь создания военной экономики. В-третьих, кризис охватил только Америку, Англию, Францию и другие мощные в экономическом отношении капиталистические государства, которые еще не завершили перевода своей экономики на военные рельсы. Что же касается Японии, Германии и Италии, то хотя они и испытывали состояние, близкое к кризису перепроизводства, но благодаря мощному развитию военных отраслей промышленности кризиса как такового в них еще не наблюдалось. Однако это означало, что после выхода из экономического кризиса капиталистических стран, мощных в экономическом отношении, жесточайший кризис должен был обрушиться на Японию, Германию [209] и Италию, которые к этому времени уже стали на путь агрессии, поскольку в связи с лихорадочной подготовкой к войне они должны были полностью истратить свои золотые запасы и сырьевые ресурсы.

Прежде всего кризис обрушился на Америку. Падение стоимости акций и цен на товары началось в сентябре 1937 года. В течение каких-нибудь двух-трех месяцев цены упали на 50 процентов. По данным федерального резервного управления индекс производства (1923–1925 годы = 100) упал с 118 в мае 1937 года (высшая точка) до 79 в феврале 1938 года. Другими словами, в течение всего девяти месяцев уровень производства снизился на 33 процента. Вначале кризис обрушился на отрасли, производящие средства потребления, но уже в сентябре 1937 года он охватил также и отрасли, производящие средства производства. За шесть месяцев, с августа 1937 года по февраль 1938 года, уровень производства средств производства упал на 57,1 процента. Осенью 1937 года, когда стало ясно, что благодаря невиданному урожаю мировые запасы сельскохозяйственных продуктов резко увеличились, в Америке началось катастрофическое падение цен и на сельскохозяйственные продукты. Кризис нанес сильнейший удар по сфере производства. Только в первом квартале 1938 года имело место 3478 случаев банкротства мелких и средних предприятий, причем общая задолженность этих предприятий составила 44 миллиона долларов. Резко ухудшилось положение рабочих. К марту 1938 года число безработных достигло 10 миллионов 480 тысяч человек, что дает рост числа безработных по сравнению с сентябрем 1937 года (период наибольшей занятости) на 4 миллиона 343 тысячи человек. В связи со снижением установленной заработной платы и сокращением рабочего дня с мая 1937 года по февраль 1938 года недельная заработная плата рабочих снизилась на 20 процентов; приводимые данные свидетельствуют о том, что волна увольнений и снижения заработной платы разлилась по всей стране, а это неизбежно привело к усилению рабочего движения. Только в феврале 1938 года число конфликтов достигло 250, а число их участников составило 70 тысяч человек. Военная [210] промышленность США, принадлежавшая крупному монополистическому капиталу, стремилась найти выход из кризиса в экспорте оружия. Именно тогда Америка стала превращаться во «всемирный арсенал». Такова была экономическая подоплека американской политики в отношении Японии и Германии.

Из Америки экономический кризис перекинулся в Европу. К концу октября 1938 года курс акций по сравнению с высшей точкой 1937 года упал в Лондоне на 22, а в Брюсселе и Париже — на 20 процентов. Одновременно снижались цены на товары. Так, за этот период цена на медь снизилась на 35, свинец — на 60, олово — на 56, пшеницу — на 59 и на хлопок — на 37 процентов. После Америки больше всего пострадала от кризиса Англия. В середине 1938 года заметное сокращение производства началось в Канаде, Бельгии и Швеции.

В фашистских государствах (Япония, Германия, Италия) благодаря раздутому военному производству, осуществлявшемуся в целях подготовки к агрессии, экономический кризис несколько запоздал. Но и в этих странах фашистский режим подчинил всю национальную экономику интересам войны, то есть интересам монополистического капитала. В них все более обострялась инфляция и происходил, с одной стороны, процесс дальнейшего увеличения и без того колоссальных прибылей монополистического капитала, а с другой — процесс неслыханного обнищания масс. Переход к военной экономике, по существу, разрушал хозяйство этих стран, несмотря на то, что им удалось несколько поднять уровень производства. В Германии царил продовольственный и сырьевой голод, золотой запас был почти полностью исчерпан, обнищание масс достигло предела, невоенные отрасли производства влачили жалкое существование, государственные займы выпускались один за другим — начиналась скрытая инфляция.

В военных отраслях производства Японии поддерживался высокий уровень занятости, но она терпела большие лишения из-за нехватки сырья и резкого сокращения производства в мирных отраслях промышленности. Сумма государственных займов превысила 10 миллиардов [211] иен, причем выпуск их продолжался. В деревне арендаторы не могли покупать удобрения из-за крайне высоких на них цен. Экономический кризис в Америке привел к краху те отрасли японской промышленности, которые работали на экспорт. Импорт сырья почти прекратился, утечка золота усиливалась с каждым днем. Особенно уменьшился импорт продовольствия и сырья. Так, за три первых месяца 1938 года по сравнению с тем же периодом 1937 года импорт пшеницы уменьшился на 97,6 процента, шерсти — на 87, хлопка — на 78,6, сырого каучука — на 51,9, нефтепродуктов — на 46,7, кожи — на 60 и соды — на 84,4 процента. В среднем импорт товаров сократился на 38 процентов. Экспорт товаров с января по июль 1938 года по сравнению с тем же периодом предыдущего года в стоимостном выражении сократился по шелковым изделиям — на 34, по хлопчатобумажным изделиям — на 37,2 процента. В целом экспорт всех товаров в стоимостном выражении сократился на 38,8 процента. В конце 1936 года золотой запас Японии равнялся 273 миллионам долларов, а к сентябрю 1938 года он уменьшился до 97 миллионов долларов, то есть на две трети. В то время Япония, Германия и Италия, вместе взятые, имели меньший золотой запас, чем Швейцария. [212]

Индекс промышленного производства в главнейших государствах мира (1929 год = 100)

Государства	Годы
	1934	1935	1936	1937	1938
США	66,4	75,6	88,1	92,2	72,0
Англия	98,8	105,6	115,9	123,7	112,0
Франция	71,0	67,4	79,3	82,8	70,0
Италия	80,0	93,8	87,5	99,6	96,0
Германия	79,8	94,0	106,3	117,8	125,0
Япония	128,7	141,8	151,1	170,8	165,0
СССР	238,3	293,4	382,3	424,0	477,0

В Японии в апреле 1938 года уровень производства в отраслях, производящих средства потребления, по сравнению с июлем 1937 года снизился на 15,8 процента. Уровень производства в отраслях, производящих средства производства, повысился в основном за счет производства вооружения на 6,9 процента, однако общий уровень производства в целом сократился на 2,3 процента.

Усиление контроля над экономикой и подчинение финансов нуждам войны

Сформированный 4 июня 1937 года первый кабинет Коноэ выдвинул следующие три принципа усиления милитаризации экономики: увеличение производительных сил, обеспечение равновесия во внешнеторговом балансе, регулирование снабжения материальными ресурсами. В интересах «усиления боеспособности» важнейшей задачей для Японии стало массовое производство современных видов вооружения. Однако Япония в то время в снабжении сырьем и средствами производства почти полностью зависела от заграницы, поэтому она вынуждена была начать с создания новых и расширения старых основных отраслей промышленности, так как только таким путем японский милитаризм мог обеспечить высокий технический уровень производства и восполнение колоссальных потребностей в оружии. К Японии вполне подходило следующее положение Спектрофа, выдвинутое им в его работе «Военная промышленность»: «Можно считать, что в странах, не имеющих тяжелого машиностроения, автомобильной, тракторной и современной химической промышленности, в странах, где не осуществляется внедрение в производство прогрессивных методов обработки металла и нет опыта точной организации процесса производства, — в таких странах не существует базы, которая могла бы обеспечить производство вооружения, требующего тщательной обработки». Следовательно, планы Японии имели довольно слабые шансы на успех, поскольку обеспечение роста производительных сил в военной промышленности и регулирование потребностей и снабжения [213] материальными ресурсами находились в большой зависимости от внешней торговли. Правительство Японии намеревалось преодолеть возникающие при таком положении трудности путем установления системы контроля над всеми отраслями экономики.

В этих целях был принят закон «О контроле в важнейших отраслях производства». Был принят ряд мер для предотвращения падения валютного курса иены, которое возникло в связи с начавшимся в 1936 году ухудшением внешнеторгового баланса. Путем введения «системы разрешений на валютный обмен» начал осуществляться контроль над импортом. Затем в связи с расширением масштабов японо-китайской войны в сентябре 1938 года были приняты законы «О чрезвычайных мерах в области экспорта и импорта» и «О чрезвычайном контроле над денежными фондами». Был введен в действие также принятый еще в 1918 году закон «О мобилизации военной промышленности», что обеспечивало перевод производства на военные рельсы. Дальнейшее расширение агрессии и затягивание войны привело к применению закона «О всеобщей мобилизации наций». Закон «О чрезвычайных мерах в области экспорта и импорта» устанавливал непосредственный контроль в сфере экспорта и импорта взамен имевшего место косвенного контроля с помощью валюты. В соответствии с этим законом не только устанавливался контроль над экспортом и импортом товаров, но и вводились ограничения на производство и использование тех или иных товаров. Далее, в 1937 году были введены «Правила получения экспортных и импортных лицензий», которые ограничивали импорт хлопка, шерсти, древесины, кожи, фибровой пульпы и каучука и запрещали импорт 270 видов товаров потребления как не являющихся предметами первой необходимости. Одновременно был запрещен экспорт военных материалов. Для того чтобы обеспечить использование импортированного сырья и материалов исключительно для производства вооружения в конце 1937 — начале 1938 года была введена система ограничения или запрещения использования, а также система контроля за распределением сырья и материалов. Контроль над распределением [214] важнейших материалов был поручен Японской ассоциации каучуковой промышленности, Японской ассоциации промышленности по производству кабеля, Совету по контролю над распределением меди и другим органам, состоявшим из представителей монополистического капитала. Если закон «О чрезвычайных мерах в области экспорта и импорта» устанавливал, так сказать, контроль в области материальных ресурсов, то закон «О чрезвычайном контроле над денежными фондами» ставил своей целью обеспечение роста производительных сил и расширение военного производства с финансовой стороны. В то же время с помощью этого закона рассчитывали по возможности приостановить инфляцию, которая неизбежно должна была возникнуть, и предотвратить утечку капиталов в мирные отрасли производства, чтобы обеспечить таким образом бесперебойное поглощение государственных займов. В этих целях были установлены так называемые «нормы регулирования промышленных капиталовложений», в соответствии с которыми подлежащие расширению отрасли производства подразделялись на следующие три группы: 1) военная промышленность и тесно связанные с ней основные отрасли производства; 2) отрасли, не входящие в первую и третью группы; 3) отрасли с излишком производительных сил, а также отрасли, производящие предметы роскоши и т. п. Введением норм регулирования промышленных капиталовложений обеспечивался контроль над ссудами, которые выдавались финансовыми учреждениями, устанавливались привилегии и облегчался кредит предприятиям, производившим военные материалы. Кроме того, допустимый максимум выпуска облигаций Промышленным банком возрастал до 1 миллиарда иен вместо 500 миллионов, как это было прежде. С апреля 1938 года была установлена правительственная гарантия на выплату первоначального процента по облигациям, выпускаемым Промышленным банком. Таким образом, деятельность Промышленного банка стала полностью базироваться на государственном кредите, а сам банк превратился в центр финансового контроля. Как уже было отмечено выше, наряду с законами «О чрезвычайных мерах в области экспорта [215] и импорта» и «О чрезвычайном контроле над денежными фондами» в этот период был применен так же закон «О мобилизации военной промышленности». Этот закон ставил целью непосредственную мобилизацию людских и материальных ресурсов, а также всех отраслей национальной экономики. Сфера действия его значительно расширилась после принятия в мае 1938 года закона «О всеобщей мобилизации нации». Данный закон предусматривал немедленную мобилизацию финансов и производства в случае войны, подчинение всей жизни народа интересам войны, установление контроля над рабочей силой, материальными и денежными ресурсами, ценами на товары, печатью и т. д. Но и в мирное время этим законом предусматривалось создание планов регистрации населения, обучения технического персонала, обеспечения материальными ресурсами и т. п. Фактически закон «О всеобщей мобилизации нации» передавал правительству всю полноту власти и завершал создание полицейского государства, которое должно было загнать весь японский народ в военную тюрьму. Как раз в этот период в Японии были изданы многочисленные законы, которые обеспечивали быструю милитаризацию народного хозяйства. К ним относились законы: «О производстве искусственной нефти», «О производстве железа, «О государственном контроле над предприятиями, вырабатывающими электроэнергию», «Об увеличении добычи важнейших руд», «О производстве станков», «О производстве самолетов» и целый ряд других.

Нечего и говорить, что расширение военного производства, базирующегося на анархии капиталистического производства, обеспечивалось лишь в том случае, если оно совпадало с требованием монополистического капитала о получении максимальных прибылей. Установлением контроля над экономикой правительство намеревалось за счет народа щедро обеспечить монополистический капитал сырьевыми ресурсами и финансами. Но это, как и следовало ожидать, лишь усилило анархию производства, увеличило неравномерность его развития и внесло хаос в экономику страны. Так, к марту 1938 года, когда начался мировой экономический кризис [216] 1937–1938 годов, объем внешней тооговли Японии сократился по сравнению с мартом 1937 года на 40 процентов, производство средств потребления — на 15,8 процента, а общий уровень призводства упал на 2,3 процента. В то время когда происходил рост военного производства, в мирных отраслях промышленности из-за нехватки сырья наблюдалось резкое сокращение производства. В текстильной промышленности уровень производства составил 61,4 процента уровня 1937 года, в производстве европейской бумаги — 50, в производстве искусственного шелка — 70 процентов. Часть основного капитала мирных отраслей представляла мертвый капитал, не хватало предметов первой необходимости, цены на черном рынке росли, инфляция все более усиливалась.

Напуганное серьезностью создавшегося положения, правительство вынуждено было встать на путь дальнейшего усиления контроля. В мае была проведена крупная реорганизация первого кабинета Коноэ, причем на пост министра финансов был назначен Икэда Сэйхин. Кабинет провозгласил следующие три принципа своей экономической политики: обеспечение потребностей военного производства, контроль над ценами на товары и расширение экспорта. Наряду с введением «Правил получения экспортных и импортных лицензий» и применением закона «О всеобщей мобилизации нации» были проведены в жизнь план мобилизации материальных ресурсов, план контроля над распределением, положение о нормах потребления и план контроля над использованием рабочей силы. В целях планомерной эксплуатации колоний намечалось укрепление японо-маньчжурского и японо-маньчжуро-китайского блока. Система контроля над военной экономикой поднялась на новую ступень.

С началом японо-китайской войны была осуществлена полная милитаризация финансов Японии. Все финансовые мероприятия преследовали лишь одну цель: приспособить национальную экономику к реализации неслыханно раздутого бюджета. Со времени составления бюджета на 1938 финансовый год от каждого министерства стали требовать предоставления так называемого «материального бюджета». Благодаря этому обеспечивалось [217] конкретное регулирование потребностей и снабжения материальными ресурсами. В этот период бюджет Японии с каждым годом возрастал в огромных размерах. Сумма ассигнований по общим и специальным статьям бюджета, включая чрезвычайные военные расходы, которые в виде специальных статей были включены в бюджет в связи с японо-китайским инцидентом 1937 года, составила в 1937 году 12133 миллиона иен, в 1938 году — 19867 миллионов иен, в 1939 году — 23489 миллионов иен и в 1940 году — 27728 миллионов иен. Совершенно ясно, что основной рост бюджета шел за счет чревычайных военных расходов. Рост бюджета происходил также за счет статей, формально не считавшихся военными, но в какой-то степени связанных с войной. В то же время расходы по статьям, не связанным с обороной страны, из года в год сокращались или откладывались на будущее. Так, в бюджете на 1938 финансовый год расходы на мероприятия, не считавшиеся срочными, были сокращены на 140 миллионов иен. Расходы на осуществлявшиеся министерством внутренних дел земляные и строительные работы были сведены к нулю.

Доходы этих колоссально раздувшихся бюджетов обеспечивались благодаря непрерывному росту налогов и выпуску государственных займов. Во время пребывания на посту министра финансов Юки был принят закон об увеличении чрезвычайных налогов, после этого при министре финансов Кая был введен специальный налог в связи с северокитайским инцидентом, в следующем году — специальный налог в связи с событиями в Китае и еще через год — внесены поправки в закон о специальном налоге в связи с событиями в Китае. Была окончательно отброшена политика «постепенного сокращения выпуска займов». Если в 1937 году займов было выпущено на сумму 1,5 миллиарда иен, то в 1938 году — на 4,3 миллиарда иен, в 1939 году — на 5,3 миллиарда иен, в 1940 году — на 6.8 миллиарда иен и в 1941 году — на 9,1 миллиарда иен. Таким образом, всего за каких-нибудь четыре года выпуск государственных займов увеличился более чем в шесть раз. Всего за счет государственных займов обеспечивались около 50–60 процентов поступлений [218] по общим и специальным статьям чрезвычайного военного бюджета.

Милитаризация финансов привела также к значительному росту сумм, выплаченных правительством частным предпринимателям. Так, в 1936 году правительство выплатило частным предпринимателям 1,5 миллиарда иен, в 1937 году — 1,8 миллиарда иен, в 1938 году — 4,8 миллиарда иен, в 1939 году — 5,3 миллиарда иен, в 1940 году — 4,7 миллиарда иен и в 1941 году — 7,8 миллиарда иен, то есть за пять лет правительственные ассигнования увеличились более чем в пять раз. Подобные ассигнования, и главным образом ассигнования на военные расходы, повысили производительность военных отраслей японской экономики и увеличили прибыли капиталистов. Следует, между прочим, отметить, что с 1937 по 1941 год 60 процентов общей суммы выплат по ассигнованиям на чрезвычайные военные расходы падают на тяжелую и химическую промышленность. Эти отрасли были поставлены в Японии в привилегированное положение и пользовались всевозможными гарантиями и помощью, предоставлявшимися им благодаря системе контроля над экономикой.

Усиление господства дзайбацу

Стремясь избежать ответственности за войну, представители дзайбацу демагогически заявляли, будто они были против войны, будто их интересы не совпадали с интересами военщины и бюрократии. На самом деле они рассматривали агрессивную войну как предприятие, обеспечивающее им максимальные прибыли.

В связи с маньчжурским бумом, когда Маньчжурия пропагандировалась как «райская страна», выросли такие новые концерны, как Ниттицу, Ниссо, Мори, Ниссан и др. Их расширению способствовал государственный кредит и военные заказы. Однако слабым местом этих новых концернов являлось отсутствие собственных финансовых органов, чем не преминули воспользоваться старые концерны Мицуи, Мицубиси, Сумитомо и др. Они добились финансового подчинения новых концернов. Старые концерны стремились сделать крупные капиталовложения [219] в химическую промышленность, создать ее с помощью одних дзайбацу и обеспечить себе таким образом монопольное право на прибыли.

В 1933 году концерн Мицуи организовал компанию по производству серы «Тоё коацу» и японо-маньчжурскую компанию по производству алюминия и дюралюминия «Нитиман аруминиум». В 1934 году тем же концерном была создана компания по производству каустической соды «Рэён сода», в 1935 году — компания по производству автомобилей «Косоку кикан когё» и компания по производству турбин «Исикава Симаноура табин», а в 1936 году — судостроительная компания «Тама дзосэнсё» и, наконец, в 1937 году — алюминиевая компания «Нанъё аруминиум когё». Так началось проникновение концерна Мицуи в военную промышленность.

В 1937 году «Тоё коацу» слилась с компанией «Миикэ тисо когё». Внедрив на своих предприятиях новую технику и технологию, заимствованную у Клода и Дюпона, она в короткий срок догнала такие мощные новые концерны по производству азотных удобрений, как «Тёсэн тисо хирё» (концерн Ногути) и «Сёва хирё» (концерн Мори). Судостроительная компания «Тама дзосэнсё» выделилась из «Мицуи буссан» и в 1937 году была уже третьей по величине судостроительной компанией после «Нагасаки дзосэнсё» и «Кавасаки дзосэнсё».

Наряду с этим наблюдался заметный рост капиталов в ряде старых компаний тяжелой и химической промышленности, что свидетельствовало о расширении военных отраслей. Так, в 1932 году капитал компании «Сибаура сэйсакусё» увеличился с 10 миллионов до 15 миллионов иен, капитал компании «Нихон сэйфун» вырос с 4 миллионов в 1933 году до 12 миллионов иен, компании «Тоё рэён» в том же году — с 10 до 30 миллионов иен, капитал компании «Госэй когё» в течение того же года увеличился с 500 тысяч до 1 миллиона иен. В течение 1934 года капитал компании «Хоккай сода» достиг 3 миллионов иен. В 1935 году капитал компании «Дайнихон сэруроидо» вырос с 10 до 20 миллионов иен. В 1936 году капитал компании «Нитиман аруминиум» увеличился с 5 до 10 миллионов иен. [220]

Концерн Мицуи еще издавна заложил основы своего господства в важнейших отраслях промышленности. 30 процентов всего угля, добываемого в Японии, давали компании концериа Мицуи («Мицуи кодзан», «Хоккайдо танкокисэн», «Тайхэйё танко» и др.). Компания «Мицуи кодзан», помимо угля, занималась добычей и выплавкой золота и серебра, а также свинца (78,8 процента всей добычи Японии) и цинка (81,5 процента всей добычи Японии). «Мицуи кодзан» имела также фабрику красителей, где вырабатывались кокс, деготь, серная кислота, красители, порох, взрывчатые и отравляющие вещества. С развитием военной экономики компания «Мицуи кодзан» стала принимать активное участие в расширении военных отраслей производства. В Миикэ она установила оборудование по производству искусственной нефти, на Хоккайдо создала компанию по производству такой же нефти, в Маньчжурии — компанию по производству синтетического горючего (та же искусственная нефть).

Сталелитейная компания «Нихон сэйкосё», имевшая первоклассное оборудование, специализировалась на производстве орудийных стволов и танков. Производственная мощность ее предприятий в Муроране и Хиросиме могла удовлетворить 50 процентов потребностей японского военно-морского флота в орудиях крупного калибра.

Не отставал от Мицуи и концерн Мицубиси. Одна из компаний концерна Мицубиси «Токё кодзан» в течение 1933 года увеличила свой капитал с 400 тысяч до 2 миллионов иен, а в 1935 году ее капитал превысил первоначальный капитал в двенадцать раз и достиг 5 миллионов иен. В 1934 году произошло слияние судостроительной компании «Мицубиси дзосэн» и самолетостроительной компании «Мицубиси «окуки». В результате была образована компания «Мицубиси дзюкогё» с капиталом в 55 миллионов иен. В 1935 году она купила принадлежавшую компании «Нихон юсэн» верфь «Ёкогама докку», увеличив свой капитал еще на 5 миллионов иен. Наконец, в 1937 году капитал «Мицубиси дзюкогё» удвоился, достигнув 120 миллионов иен. Эта крупнейшая компания по производству вооружения, имевшая в 1932 году дефицит, по мере развития военной конъюнктуры стала заметно увеличивать [221] свои прибыли. Так, в 1934 году процент ее прибылей достиг 10,3, в 1935 — году — 13,6, а в 1936 году — 16,5 процента. В 1937 году принадлежавший газете «Токио асахи симбун» самолет типа «Камикадзэ», который был построен на предприятиях «Мицубиси дзюкогё», установил новый рекорд, покрыв расстояние между Токио и Лондоном за девяносто четыре часа. Мотор для этого самолета был изготовлен компанией «Накадзима хикоки» (концерн Мицуи), корпус из сплава дюралюминия и магния — на предприятиях компании «Сумитамо киндзоку когё», радиоаппаратура — на предприятиях компании «Нихон мусэндэнсиндэнва» (концерн Окура) и т. д. Самолет типа «Камикадзэ» явился продуктом совместных усилий различных дзайбацу. Его качества свидетельствовали о том, что в Японии был сделан значительный шаг к овладению производством новейших видов вооружений. В связи с этим журнал «Нихон хёрон» писал: «Благополучному прибытию самолета «Камикадзэ» в Лондон военные обрадовались больше, чем сотрудники газеты «Токио асахи симбун», которой принадлежал самолет. В Токио группа военных, находившихся в нетрезвом состоянии, несколько с иными целями, чем это имело место во время событий 26 февраля, ворвалась в помещение газеты. Подвыпившие военные заставили всех сотрудников газеты кричать «ура» в честь благополучного прибытия «Камикадзэ» в Лондон. Это было похоже на одно из подготовительных мероприятий к чему-то важному, которое вот-вот должно было совершиться{174}.

Как раз в этот период, в марте 1938 года, на верфях Нагасаки, принадлежавших компании «Мицубиси дзюкогё», в глубокой тайне был заложен крупнейший в мире линкор водоизмещением в 64 тысячи тонн. Он должен был быть вооружен девятью орудиями 46-сантиметрового калибра. Этот факт, несомненно, свидетельствовал о подготовке Японии к установлению господства на Тихом океане.

В главнейших отраслях производства концерн Мицубиси также имел прочную базу. На «Мицубиси когё», [222] «Кюсю танко кисэн», «Юбэцу танко» и другие горнорудные компании, связанные с Мицубиси, падало, например, около 15 процентов всей добычи угля в Японии. Компания «Мицубиси кодзан», помимо угля, занималась также добычей олова (96 процентов всей добычи олова в Японии), свинца (21,2 процента) и цинка (11,4 процента). Так же как «Мицуи кодзан», «Мицубиси когё» занималась добычей золота, серебра, сернистых и железных руд, производством электролитической меди, олова, цинка, рафинированного свинца, вольфрама, серы, кокса и т. п.

В 1937 году капиталовложения концерна Мицубиси в предприятия тяжелой химической промышленности и морского флота составили 49,9 процента его капитала, тогда как капиталовложения концерна Мицуи в этих отраслях были равны 30,1 процента его капитала; в станкостроении и судостроении соответственно 12,8 и 6,3 процента всего капитала. Эти данные свидетельствуют о том, что в военных отраслях производства концерн Мицубиси занимал первое место.

Концерн Сумитомо. В 1934 году принадлежавшая концерну Сумитомо компания что производству азотных удобрений «Сумитомо хирё сэйдзосё» увеличила свой капитал с 1 до 2 миллионов иен и была переименована в «Сумитомо кагаку когё». В 1937 году она уже занимала четвертое (вслед за компаниями «Нихон тисо», «Сёва хирё» и «Тоё коацу») место в Японии по производству серы, добывая 10,5 процента всей серы. В том же году компания по производству стекла «Нихон итагарасу», принадлежавшая этому же концерну, увеличила свой капитал с 4 до 10 миллионов иен. В 1937 году концерн Сумитомо создал компанию «Сумитомо аруминиум сэйрэн» и компанию «Манею Сумитомо кокан» (каждая с капиталом в 10 миллионов иен). В 1935 году путем слияния компаний «Сумитомо синдо кокан» и «Сумитомо сэйкосё» была образована компания «Сумитомо киндзоку когё» с капиталом в 50 миллионов иен. В 1937 году слились горнорудные компании «Сумитомо бэсси кодзан» и «Сумитомо танко». В результате была образована компания «Сумитомо когё», которая добывала большую часть японской меди. [223]

Итак, компании, занятые военным производством, давали дзайбацу основную прибыль. За период с первого полугодия 1932 года (начало маньчжурских событий) по второе полугодие 1936 года (канун японо-китайской войны) основные компании крупнейших дзайбацу получили колоссальные прибыли. Четырем ведущим компаниям концерна Мицуи, занятым производством военных материалов («Мицуи кодзан», «Хоккайдо танко кисэн», «Сибаура сэйсаку» и «Нихон сёйкосё»), было выплачено дивидендов на сумму в 39,08 миллионов иен, что составило 34 процента всей суммы дивидендов, выплаченных компаниям группы Мицуи. За этот же период трем ведущим компаниям концерна Мицубиси («Мицубиси дзюкогё», «Мицубиси когё», «Мицубиси дзнки») было выплачено дивидендов на сумму в 29,96 миллионов иен, или 50 процентов дивидендов, выплаченных всем компаниям концерна Мицубиси.

Эта данные наглядно свидетельствуют о том, как благодаря военным ассигнованиям увеличились прибыли компаний дзайбацу, которые до 1931 года испытывали дефицит.

Как уже было отмечено выше, дзайбацу стремились добиться максимальных прибылей за счет расширения войны. Единственный путь, по которому они могли пойти, состоял в том, чтобы прибрать к рукам ту сферу производства, пионерами в которой выступили новые концерны, и, пользуясь контролем военного времени, использовать государственную власть как средство обеспечения своих прибылей. Эта цель дзайбацу становилась все, более явной по мере развития того процесса, который в конечном счете вверг Японию в авантюристическую войну в целях установления мирового господства. Основными этапами этого процесса были: охвативший Японию экономический кризис 1937–1938 годов; сокращение на 40 процентов экспорта и импорта Японии, вызванное чрезмерным развитием производительных сил (другими словами, чрезмерной гонкой вооружений); вытекавшая из этого тенденция снижения процента прибыли, наметившаяся в начале 1939 года; прекращение импорта сырья и станков, необходимых для изготовления вооружения, которое было вызвано начавшейся в сентябре [224] 1939 года второй мировой войной; замораживание японских капиталов и имущества союзниками в связи с созданием в 1940 году фашистского блока (Япония, Германия, Италия); денонсация американо-японского торгового соглашения и резкое обострение отношений с Соединенными Штатами.

«Японо-маньчжуро-китайский экономический блок»

Оккупировав Маньчжурию, Япония приступила к созданию в ней тяжелой промышленности. Развитие маньчжурской экономики осуществлялось под лозунгом «японо-маньчжурского экономического блока». По примеру плановой экономики Советского Союза в начале 1937 года Япония приступила к проведению в жизнь первого пятилетнего плана промышленного развития Маньчжоу-Го{175}. Так же как и в Японии, в Маньчжурии осуществлялся перевод экономики на военные рельсы. Основной целью развития экономики в Маньчжурии было обеспечение автаркии в важнейших военных отраслях промышленности и независимости маньчжурской экономики, необходимой в стратегических целях. Во главу угла плана развития маньчжурской экономики было поставлено расширение горнообрабатывающих отраслей — главным образам металлургической и химической промышленности.

Начавшаяся в июле 1937 года японо-китайская война резко увеличила потребности Японии в военных материалах. В результате в пятилетний план были внесены соответствующие [225] коррективы в сторону его увеличения. Началось дальнейшее расширение единого японо-маньчжурского военного производства. С замышлявшимся в первом пятилетнем плане обеспечением независимости маньчжурской экономики было покончено. На повестку дня встал вопрос об установлении отношений взаимозависимости между Японией и Маньчжурией. Основные задачи исправленного пятилетнего плана состояли в значительном расширении горнодобывающих отраслей, увеличении добычи железной руды и угля, а также производства жидкого горючего и электроэнергии, в создании военной промышленности, производящей автомашины, самолеты, вооружение{176}.

В связи с потребностью в резком расширении военного производства в Маньчжурии был взят курс на активное внедрение в ее промышленность японского капитала путем смягчения контроля над прибылями капитала и гарантирования прибылей. Об этом говорилось в «Программе экономического строительства Маньчжоу-Го», которая была опубликована в 1933 году маньчжурским правительством. В ноябре 1937 года на базе концерна Ниссан была создана компания «Манею дзюкогё», которая заменила компанию ЮМЖД в роли руководящего центра строительства тяжелой промышленности в Маньчжурии. При учреждении компании «Манею дзюкогё» «в интересах держателей акций этой компании и дальнейшего привлечения частного капитала в Маньчжурию{177} было предусмотрено, что дивиденды по акциям, принадлежавшим государству Маньчжоу-Го, будут составлять лишь половину дивидендов, выплачиваемых по акциям частного капитала, в случае если последние не будут в течение года превышать 10 процентов. Кроме того, было достигнуто соглашение, по которому в течение десяти лет после организации компании правительство Маньчжоу-Го гарантировало держателям акций этой компании 6-процентные [226] дивиденды и сохранность основного капитала; для компаний не было установлено никаких ограничений в получении прибылей{178}.

Если раньше для подчинения всех предприятий компании ЮМЖД был выдвинут принцип «одна отрасль — одна компания», то теперь от него отказались. Вместо этого на основании закона «О контроле в важнейших отраслях производства стали создаваться «привилегированные» и «приравненные к привилегированным» компании. Основными акционерами этих компаний были японское и маньчжурское правительства, японские спекулянты, разбогатевшие в Маньчжурии и Китае, и представители армейского и морского офицерства. Правительство Маньчжоу-го заставили реквизировать без компенсации или купить за бесценок предприятия, принадлежавшие китайским владельцам, и передать их вновь создаваемым компаниям в качестве «взноса натурой». С 1932 по июнь 1943 года число «привилегированных» и «приравненных к привилегированным» компаний возросло с 3 до 69, а их оплаченный капитал увеличился с 13 миллионов до 3659 миллионов иен. Благодаря протекционизму и гарантированным прибылям в Маньчжурии росли японские капиталовложения, и главным образом, капиталовложения дзайбацу. Так, компания «Манею дзюкогё» (концерн Аюкава), которая после начала японо-китайской войны вместо компании ЮМЖД стала играть ведущую роль в развитии маньчжурской тяжелой промышленности, заняла господствующее положение в каменноугольной, горнорудной сталелитейной, станкостроительной и химической промышленности, а также в цветной металлургии. Капитал ее за период с 1938 по 1944 год возрос с 606 миллионов до 2863 миллионов иен. К 1943 году концери Мицуи в пяти маньчжурских промышленных компаниях имел капиталовложения на сумму 13,2 миллиона иен, концерн Мицубиси — в четырех компаниях 6,6 миллиона иен, концерн Сумитомо — в трех компаниях 3,5 миллиона иен, концерн Окура — в двух компаниях 7,2 миллиона иен. [227]

Целью развития экономики Маньчжурии было создание военной базы для агрессии против Советского Союза. Наряду с пятилетним планом с мая 1939 года в Маньчжурии стал осуществляться трехлетний план развития северных районов. Этот план проводился в жизнь в соответствии с политикой, направленной на усиление военных приготовлений и освоение новых земель, а также в соответствии с пятилетним планом развития промышленности. Он ставил своей целью укрепление обороноспособности Северной Маньчжурии путем усовершенствования средств сообщения и связи, увеличения пропускной способности дорог, строительства городов, увеличения поголовья скота, освоения новых земель и т. п. Правительство Маньчжурии создало в пограничных с Советским Союзом районах две новые провинции (Северная Синань и Восточная Синань), превратив их в особые районы, и значительно расширило аппарат, занимавшийся реализацией трехлетнего плана освоения северных районов.

Для милитаризации японской экономики необходим был план тотальной мобилизации всех военных ресурсов и увеличения производительных сил. Капиталистическая экономика Японии издавна базировалась на импорте сырья. Поэтому для расширения военного производства Япония опять-таки должна была обеспечить импорт большого количества военных материалов. Но, поскольку международная изоляция Японии после выхода ее из Лиги Наций привела к сокращению ее импортных возможностей на английском и американском рынках, Япония вынуждена была сосредоточить свою импортную торговлю на азиатских рынках. В ноябре 1938 года был выдвинут план мобилизации материальных ресурсов, ставивший своей целью расширение производства в тяжелой промышленности. Этот план предполагал комплексное развитие экономики Японии, Маньчжурии и Китая. Так был создан «японо-маньчжуро-китайский экономический блок», который должен был обеспечить автаркию в производстве стали, угля, легких металлов, цинка, соды, серы, пульпы, подвижного железнодорожного состава, автомобилей, судов и т. п. В ноябре 1940 года была выработана [228] «Программа экономического строительства в Японии, Маньчжурии и Китае», предусматривавшая развитие тяжелой промышленности в этих странах.

Наряду с развитием тяжелой промышленности в Маньчжурии японо-китайская война ускорила также и ее развитие в Северной Корее. Если в Маньчжурии индустриализация осуществлялась главным образом через новый концерн Ниссан, то в Северной Корее созданием тяжелой промышленности был занят новый концерн Ниттицу, который был тесно связан с Мицубиси и корейским генерал-губернаторством. Заложив основы своего монопольного господства путем строительства Пучонской и Чанджинской гидроэлектростанций, концерн Ниттицу получил решающий голос в таких компаниях тяжелой промышленности, как компания по производству азота «Тёсэн тиссо», компания по производству магния «Нихон магнэзиумкиндзоку», угольная компания «Тёсэн сэкитан когё», компания по производству взрывчатых веществ «Тёсэн тиссо каяку», нефтяная компания «Тёсэн сэкию» и др. Концерн Ниттицу создал в Корее северокорейский район тяжелой промышленности (Раджин — Чёндин — Хыннам) и западнокорейский промышленный район (Синыйчжу — Пхеньян — Циннампхо). Для строительства предприятий тяжелой промышленности постоянно проводились насильственные мобилизации рабочих. Под вывеской «Япония и Корея — одна страна» корейцы были объявлены «японскими подданными», а корейские рабочие прикреплены к заводам. Из-за крайне тяжелых условий труда многие корейские рабочие бежали с заводов.

Развитие экономики Маньчжурии и Кореи осуществлялось наряду с расширением отраслей тяжелой промышленности и военного производства в самой Японии. Оно обеспечивало колоссальные прибыли капиталу благодаря эксплуатации рабочей силы колоний, основанной на непосильном труде и низкой заработной плате.

Вместе с продвижением Японии в Северный Китай в 1933–1935 годах и последовавшей за этим японо-китайской войной японский капитал приступил к вытеснению иностранного капитала и расширению своих собственных [229] капиталовложений в этом районе. Перед японо-китайской войной Япония вкладывала свои капиталы главным образом в легкую промышленность и торговлю Китая. Однако создание «японо-маньчжуро-китайского экономического блока» поставило на повестку дня развитие тяжелой промышленности Китая, экономика которого стала одним из звеньев японской экономики. Сущность «японо-маньчжуро-китайского экономического блока» состояла в использовании, военных ресурсов Китая для получения сырья, необходимого военному производству Японии. В 1938 году государственным и монополистическим капиталом были созданы две совместные компании: «Акционерное общество по развитию Северного Китая» («Хокуси кайхацу кабусика кайся») и «Акционерное общество по развитию Центрального Китая» («Тюси сивко кабусики кайся»). Оба акционерных общества занимались добычей железной руды, угля, соли и т. д. Держателям акций этих обществ были обеспечены твердые дивиденды. Обществам было предоставлено право выпуска облигаций на сумму, превышающую в десять раз оплаченный капитал. Эти акционерные общества превратили крупнейшие китайские компании, в которых издавна господствовали японцы, в свои дочерние компании и отстранили китайских владельцев от руководства предприятиями. Таким путем оба акционерных общества одно за другим прибирали к своим рукам китайские предприятия, угольные шахты Чженфу, Бошань, Чжунсинь, Датун, Баоцзи, Пиндин, Цинсинь, Сюаньхуа, рудники Дае, Сюаньхуа, сталелитейные заводы Тешань, Шицзиншань, Ханьепин, Люхэгоу (к марту 1944 года «Акционерное общество по развитию Северного Китая» имело тридцать четыре непосредственно подчиненные ему дочерние компании, а «Акционерное общество по развитию Центрального Китая» — двенадцать компаний). Кроме этих двух акционерных обществ, активное участие в захвате принадлежавших китайцам предприятий принимали такие связанные с дзайбацу компании, как «Канэбо», «Тоёбо», «Ниссин сейфун», «Дайдо дэнрёку», «Окура гуми», «Асано сэмэнто», «Онода сэмэнто», «Одзи сэйси», «Тоёда дзидося», «Тёсэн годо дэнрёку» и многие другие. [230]

Например, китайские мукомольные предприятия в Северном Китае были поделены между компаниями «Тоа сэйфун» (Мицуи), «Ниссин» и «Нитто», а в Центральном Китае — между компаниями Мицуи, Мицубиси и «Дайнихон сэйфун рэнгокай годо». Проникшие в китайскую экономику японские компании получали колоссальные прибыли. Так, компания «Ниссин боэки», имевшая на своих текстильных предприятиях в Циндао лишь 6,7 процента общего количества веретен, установленных на ее предприятиях в собственно Японии, получила в первом полугодии 1941 года с предприятий в Циндао 39 процентов всех своих прибылей. Прибыли были столь велики, что все японские текстильные предприятия в Китае смогли в течение двух-трех лет полностью окупить затраты на свое оборудование. Вслед за продвижением в Китай японской армии туда стали проникать и японские торговые компании. Можно сказать, что они шли буквально вслед за японскими штыками и мечами. 1 сентября 1937 года директор-распорядитель компании «Мицуи буссан» дал следующие указания работникам компании: «Как только порядок в Северном Китае будет восстановлен и прояпонские элементы придут к власти, а вслед за этим появятся первые признаки восстановления торговли, необходимо, не теряя времени, связаться с каждым торговым предприятием и соответствующими властями и обсудить мероприятия по активному проникновению в торговлю Китая{179}. Чем сильнее было давление военных отраслей производства на мирные внутри Японии, тем решительнее и активнее капиталисты мирных отраслей производства в поисках прибылей устремлялись за пределы Японии, на материк. Проникновение японского капитала в Китай осуществлялось широким фронтом, в нем принимали участие самые различные компании, начиная с таких компаний тяжелой промышленности, как «Мицубиси дзюкогё», и кончая универсальными магазинами «Сирокия», «Такасимая», «Мадзусакая», «Даймару» и другими, транспортными (компаниями «Одакю», «Токё косокудо», [231] компаниями по производству пива, деревообделочными предприятиями и т. д. Проникновение японских компаний в Китай сопровождалось проникновением на материк рабочей силы. Пребывавшие на материк японские рабочие назначались начальниками цехов на китайских предприятиях, надсмотрщиками и т. п. Играя роль промежуточного звена между китайскими боссами и компаниями, они осуществляли контроль над китайскими рабочими, работавшими по найму. На предприятиях появились жандармы и вольнонаемные охранники, организовавшие рабочих по военному образцу и вместе с японцами — начальниками цехов создавшие буквально каторжные условия труда для китайских рабочих. Всякий протест колониальных рабочих против подобного режима подавлялся с помощью вооруженной силы. Угрожая рабочим, президент японо-китайской текстильной компании открыто завил, что бастующих рабочих можно расстреливать на месте.

Не менее активно грабили японские компании и сельское хозяйство колоний. Так, компания «Мицубиси сёдзи» была монополистом в вывозе корейского риса, а Мицуи — в вывозе панлайского риса. В Маньчжурии и Китае скупкой гаоляна, проса, кукурузы, соевых бобов, пшеницы, риса, хлопка, табака, тростника, опиума и других сельскохозяйственных продуктов занимались торговые компании концернов Мицуи, Мицубиси, Окура и др. Они протягивали щупальца в самые дальние уголки страны, устанавливая связи с местными оптовыми торговцами продовольствием. По поводу опиума одна американская журналистка писала следующее: харбинские и дайрэнские предприятия по производству опиума получали матеоиальную поддержку от банкиров концернов Мицуи и Судзуки. Предприятия были оборудованы немецкими машинами и приносили баснословную прибыль.

Экономическое господство Японии распространялось также на сферу финансов и денежного обращения. В оккупированных районах Китая Япония крепко депжала в руках местные финансы. В 1938 году в Пекине был создан Китайский объединенный резервный банк, а в 1940 году в Шанхае был организован Центральный [232] резервный банк. В обоих банках безраздельно господствовал японский капитал, а банковские служащие в своем большинстве были японцы. Оба банка выпускали кредитные билеты, но фактически эти билеты не были ничем обеспечены. Такое положение вообще было характерно для всей системы специальных эмиссионных банков в японских колониях. Формально кредитные билеты гарантировались Японским банком, но это был лишь трюк на бумаге. На самом деле они были необменными, то есть ничем не отличались от военных бон, использовавшихся японским командованием. Эти кредитные билеты выпускались в огромном количестве для оплаты расходов японской оккупационной армии и японских компаний в Китае. Ничем не ограниченный выпуск военных бон и кредитных билетов вверг китайскую экономику в водоворот инфляции. К концу 1938 года Китайский объединенный резервный банк выпустил бумажных денег на сумму 161 963 тысячи юаней, а к концу 1939 года эта сумма достигла 458 042 тысячи юаней. По данным Научно-исследовательского института по вопросам Китая в Тяньцзине средний индекс денежных расходов тяньцзиньского рабочего, составлявший в 1937 году 123,41 (1929 год = 100), достиг к марту 1940 года 427,20.

Такого рода экономическая агрессия и открытый грабеж стратегических материалов, осуществлявшийся в полуофициальной форме непосредственно армией под предлогом «местных поставок», с полной ясностью свидетельствовали о том, что пресловутый «японо-маньчжуро-китайский экономический блок» нес разруху и развал в колониальную экономику Китая. Такое положение, естественно, не могло не вызвать сопротивления со стороны народных масс Китая. В этом отношении важную роль сыграла организованная в конце 1936 года в Шанхае Ассоциация шанхайских рабочих за спасение родины, которая превратилась в мощную антияпонскую организацию после того, как в ее состав вошли коммунистические профсоюзы. После оккупации Шанхая эта организация ушла в подполье и вела борьбу против японской армии. Рабочие оккупированных районов получали из коммунистических Освобожденных районов и районов, где господствовал [233] Гоминьдан, секретные указания, в соответствии с которыми они создавали партизанские отряды, собирали деньги в фонд спасения родины, саботировали производство и устраивали забастовки. Из следующей таблицы видно, что борьба в Шанхае с каждым годом обострялась, а в ноябре 1940 года в очередной забастовке приняли участие даже полицейские и отряды пожарников.

Забастовки в Шанхае

Годы	Число забастовок	Число участников	Длительность забастовок (в днях)
1938	22	7009	30669
1939	112	33314	607357
1940	289	24230	658484

Ухудшение условий жизни народа

Военная экономика, приносившая колоссальные прибыли крупному монополистическому капиталу, вела к дальнейшему обнищанию широких народных масс. Усиливавшаяся по мере расширения японо-китайской войны концентрация монополистического капитала вызвала банкротство и ликвидацию многочисленных мелких и средних предприятий.

Летом 1938 года общественное мнение всколыхнул «вопрос о ликвидации безработицы». Согласно подсчетам Планового бюро, в 1938 году в Японии насчитывалось около 800 тысяч безработных в мирных отраслях производства и около 500 тысяч среди торговых служащих и шоферов. Общее число безработных достигало 1,3 миллиона человек. В целях сохранения рабочей силы в военных отраслях производства в августе 1938 года на военных предприятиях рабочий день был ограничен двенадцатью часами. Тем не менее правительство не смогло [234] предпринять каких-либо эффективных мер для предотвращения безработицы. В составленной правительством программе мероприятий по борьбе с безработицей было лишь записано, что «в отраслях, где существует опасность возникновения безработицы, следует сократить рабочий день, увеличить количество выходных дней и тем самым постараться по возможности предотвратить появление безработных... С упорством и настойчивостью осуществлять руководство так, чтобы объединенными силами всей страны обеспечить преодоление трудностей». Фактически эта программа была лишь набором слов и в ней не содержалось какого-либо конкретного плана. Короче говоря, судя по этой программе, у правительства не было искреннего желания спасти народ от безработицы.

Мероприятия в области рабочей политики лишь увеличивали затруднения. Сам характер японского капитализма, базировавшегося на низкой заработной плате, и малые накопления вели к нехватке квалифицированной рабочей силы в тяжелой промышленности даже в мирное время. Когда же расширение производительных сил в интересах развития военной экономики стало жизненно важной задачей, капиталисты военных отраслей производства, которые после маньчжурского бума осуществляли производство лишь путем эксплуатации «временных рабочих», в один голос завопили о нехватке квалифицированной рабочей силы. Считалось, что при кабинете Хаяси в промышленности не хватало более 100 тысяч квалифицированных рабочих. Затем стала ощущаться нехватка даже неквалифицированных рабочих.

Ни правительство, ни капиталисты военных отраслей промышленности, несмотря на инфляцию и прогрессирующее снижение реальной заработной платы рабочих, не принимали необходимых мер для охраны труда и сохранения рабочей силы. Они вели между собой борьбу лишь за привлечение квалифицированных рабочих и всемерно усиливали интенсификацию труда. Во время японо-китайской войны на военных заводах практиковалась так называемая «непрерывная работа», когда рабочий выходил на работу утром и работал без перерыва до вечера следующего [235] дня в течение тридцати шести часов. О такого рода неограниченном рабочем дне один рабочий говорил следующее: «Приходишь на работу в 7 часов 20 минут утра, работаешь положенное время до 5 часов дня, потом работаешь сверхурочно, затем отрабатываешь время следующего рабочего дня. Съедаешь принесенный из дому завтрак и снова трудишься до 5 часов вечера. В результате вместо 36 часов работы получается 38 часов 8 минут. За это дается дополнительная оплата как за 3 лишних часа работы. Вот за эту-то надбавку и приходится трудиться, потому что без нее не проживешь. Понимаешь, что это вредно для здоровья, а работаешь. Иначе нельзя. Некоторые ухитряются по четыре раза в неделю так работать и в конце концов сдают. А по-нашему, «сдают» — значит, умирают»{180}.

Чрезмерная интенсификация труда вела лишь к росту трудовых увечий среди рабочих. За полгода японо-китайской войны на заводах погибли или получили увечья 7014 рабочих, или почти на 50 процентов больше, чем за тот же период предыдущего года (4680 рабочих). А правительство ограничилось «предложением сократить рабочий день на военных заводах до 12 часов, плюс 2 часа на сверхурочную работу»{181}. Эта политика принесла «замечательные» результаты. Она привела к удлинению рабочего дня до 12 часов на всех тех заводах, где рабочий день был меньше 12 часов.

Интенсификация труда и необеспеченность материальных условий жизни вызвали решительное сопротивление со стороны рабочих. Это сопротивление вылилось в саботаж и в забастовки. Борьба рабочих обострялась с каждым днем.

Правительство и капиталисты, обрушивая репрессии на рабочее движение и отвергая справедливые требования рабочих, в то же время в целях обеспечения военного производства рабочей силой в июле 1938 года установили [236] государственный контроль над биржами труда. В соответствии с законом «О всеобщей мобилизаций нации» они приступили к реализации плана мобилизации рабочей силы и издали целый ряд соответствующих указов. Таковыми явились указы: «Об ограничении использования выпускников учебных заведений» (август 1938 года), «О регистрации населения по специальностям» (январь 1939 года), «О техническом обучении в школах», «О техническом обучении на предприятиях», «Об ограничении найма (рабочей силы» (апрель 1939 года) и др. В интересах обеспечения максимальных прибылей для капиталистов, занятых в военном производстве, в апреле 1939 года был издан указ «О контроле над заработной платой». Причина издания этого указа состояла в том, что борьба между капиталистами за привлечение рабочей силы могла привести к повышению заработной платы и снижению, соответственно, процента прибыли. Капиталисты и правительство изыскивали также пути для обеспечения себя дешевой рабочей силой путем введения трудовой повинности.

Рабочие конфликты в Японии

Годы	Всего		Из них забастовок и случаев саботажа и блокирования предприятий
	число конфликтов	число участников	число конфликтов	число участников
1938	1050	55565	262	18341
1939	1 120	128294	358	72835
1940	732	55003	271	32949

Хотя номинально заработная плата рабочих увеличивалась, рост цен на товары и расходов на существование опережал рост заработной платы. Поэтому уровень реальной заработной платы с каждым годом снижался. Так, если ее уровень в 1937 году принять за 100, то в 1940 году он снизился до 86, а в 1941 году до 84. Это снижение происходило на фоне резкого физического истощения рабочих [237] и все возраставшей интенсификации труда. Ранний выход на работу, сверхурочная работа, работа по воскресным дням, постоянное переутомление, рост заболеваний и производственных травм и наряду с этим общее ухудшение условий жизни — таковы были результаты снижения уровня реальной заработной платы. Ниже приводятся данные о реальной заработной плате за период с 1937 по 1941 годы.

Снижение реальной заработной платы

Годы	Индекс номинальной зарплаты	Индекс розничных цен на товары	Индекс реальной зарплаты
1937	100	100	100
1938	109	111	98
1939	123	124	99
1940	139	161	86
1941	157	188	84

Даже орган контролировавшегося правительством Общества служения отечеству через производство (подробнее об этом обществе см. т. III) в 1940 году, будучи вынужден признать ухудшение материальных условий жизни народа и провал политики низкой заработной платы, писал: «Несмотря на то, что указом о чрезвычайных мерах в области заработной платы от 18 сентября рост зарплаты был приостановлен, цены на товары на черном рынке продолжают расти... а условия жизни рабочих все более ухудшаются... Это особенно касается семейных рабочих, которые из-за ежедневного роста цен все время со страхом думают, что завтра им нечего будет есть. В связи с этим у них заметны некоторые признаки раздражения»{182}.

Рассмотрим положение крестьянства. Если в области военной промышленности финансовая политика Такахаси [238] привела к инфляционной конъюнктуре, то в сельском хозяйстве результатом раздутого бюджета явился хронический аграрный кризис. Монопольные цены на удобрения, рост цен на предметы первой необходимости, нехватка у крестьян риса для собственного потребления и тому подобное привели к огромной задолженности крестьян. Участились случаи задержки арендной платы. В связи с изъятием помещиками земель резко возросло число арендных конфликтов. Сторонники фашистского режима, усилившие подготовку к войне после событий 26 февраля, намеревались преодолеть этот кризис в сельском хозяйстве с помощью репрессий и направить недовольство крестьянства на путь внешней агрессии. Во время арендных конфликтов помещики предлагали арендаторам «смириться», используя следующего рода обращения, напоминающие по своему стилю ультиматумы во время событий 26 февраля.

«Обращение к арендаторам

Помещики ни в коем случае не считают вас машиной, производящей рис. Издавна повелось, что в соглашениях между дающим взаймы и берущим взаймы берущий находится в худших условиях. Хотите ссориться, пожалуйста. Тогда мы вам покажем, где раки зимуют. Что вы будете делать, если помещик отберет у вас землю? Заплачут небось жены и детишки. Сейчас еще не поздно. Откажитесь немедленно от ваших требований о пересмотре соглашения, тогда заключим договор на прежних условиях и обмоем это дело под вишневым деревом. Поспешите, а то лепестки цветов вишни уже осыпаются.

Префектура Ниигата. Волость Мурамацу.

Член лиги помещиков Сато Горосабуро»{183}.

Правительство жестоко подавляло крестьянские организации, руководившие арендными конфликтами. Весной 1937 года во время арестов среди сторонников народного [239] фронта были арестованы также и представители левого крыла Всеяпонского крестьянского союза. В 1938 году был создан Крестьянский союз великой Японии, который правительство намеревалось превратить в ультранационалистическую организацию. (Важнейший пункт программы этого союза гласил: «Проникнув духом служения родине, своим трудом мы будем воспитывать нравственность, оттачивать наши знания и таким путем стремиться к культурному подъему в деревне».) С целью привязать к себе крестьян с материальной стороны правительство вслед за пятилетним планом расширения производственных кооперативов приняло трехлетний план расширения этих кооперативов.

Правительство намеревалось с помощью кооперативных объединений подчинить себе крестьянские хозяйства в области кредита и торговли и одновременно сделать их составной частью аппарата, занимающегося поставками и распределением, чтобы в дальнейшем превратить эти организации в орган сбора капиталов в деревне и вложения их в военное производство.

Агрессивная война в Китае нанесла сильнейший удар по крестьянам, которые и без того подвергались репрессиям и жесткому контролю. В связи с военной инфляцией резко возросли цены не только на военные материалы и предметы внешней торговли, но и на товары первой необходимости. Увеличились ножницы между ценами на сельскохозяйственную продукцию и предметы первой необходимости.

Так, к 1941 году цены на сельскохозяйственные продукты возросли на 62 процента по сравнению с 1937 годом, цены на удобрения и другие необходимые в сельском хозяйстве товары — на 80 процентов, а цены на хозяйственные товары — на 100 процентов. Следует учесть, что в приводимой ниже таблице указана последняя продажная цена сельскохозяйственных продуктов, а если принять во внимание, что между городом и деревней стоял торговец-посредник, то станет ясно, как трудно приходилось крестьянам, которые продавали посреднику свою продукцию дешевле, а платили ему за необходимые им товары дороже. [240]

Индекс цен на сельскохозяйственные продукты и промышленные изделия, необходимые для сельского хозяйства (1937 год = 100)

	Годы
	1938	1939	1940	1941
Сельскохозяйственные продукты	108,9	137,5	164,2	162,0
Промышленные изделия, используемые в сельском хозяйстве	116,8	138,5	186,4	180,8
в том числе:
удобрения	114,0	133,0	186,0	180,0
хозяйственные товары	120,0	145,8	190,2	200,7

Сокращение производства в мирных отраслях промышленности и снижение покупательной способности деревни вызвали резкую нехватку сельскохозяйственных материалов, которых и раньше было недостаточно. Особенно сильно повлияли на сельское хозяйство Японии высокие цены на удобрения, поскольку Япония занимала первое место в мире по количеству удобрений, применяемых в сельском хозяйстве. В японской деревне с характерным для нее полуфеодальным мелкокрестьянским хозяйством и высокой земельной рентой удобрения очень быстро окупаются. Поэтому с давних пор удобрения в Японии были почти единственным средством повышения урожайности, причем с каждым годом их применение увеличивалось. Естественно поэтому, что высокие цены на удобрения сильно повлияли на положение в деревне. А всесторонний переход к военной экономике и возникшая в связи с этим резкая нехватка удобрений вели к полному краху сельского хозяйства. В целях предотвращения подобной [241] тенденции правительство стало поощрять самоснабжение удобрениями. Однако мелкие арендаторы не имели возможности организовать самоснабжение удобрениями, поскольку лесные угодья принадлежали либо государству, либо помещикам, а мелкие арендаторы не имели даже выгонов, которые обеспечивали бы кормовую базу скоту. Таким образом, политика самоснабжения удобрениями привела лишь к усилению власти помещиков.

Даже возникший в связи с инфляцией рост цен на сельскохозяйственные продукты привел к обогащению не крестьян, а помещиков, поскольку он вызвал рост арендной платы и продажной цены на землю.

Производство химических удобрений (в тыс. т)

Годы	Азотные Удобрения	Фосфорные удобрения	Калиевые удобрения
1912	281	187	176
1928	477	326	249
1938	760	437	392

Доля расходов на удобрения и сельскохозяйственные орудия в общих расходах на средства производства (на 1939 год)

	У собственников	У арендаторов
Общие расходы на средства производства	245,10 иен	206,58 иен
Расходы на удобрения	100,25 иен	116.06 иен
Процент к общим расходам	40,9	56,1
Расходы на сельскохозяйственные орудия	20.44 иен	18.69 иен
Процент к общим расходам	8 12	9,0

Индекс потребления удобрений (1937 год — 100)

Годы	Азотные удобрения	Фосфорные удобрения	Калиевые удобрения
1938	103	99	68
1939	84	98	65
1940	95	90	48

Урожайность риса и зерновых (1937 год = 100)

Годы	Рис	Зерновые
1938	99,7	107,8
1939	105,1	114,7
1940	93,4	110,0

Средняя арендная плата, собранная по стране весной 1939 года

Арендная плата, собранная за каждый тан земли	Увеличение по сравнению с 1938 годом (в %)	Увеличение по сравнению с 1937 годом (в %)
Поливные поля 1,06 коку	1,0	2,0
Суходольные поля 16,94 иены	5,7	14,7

Продажная цена на землю (1939 год)

	Цена 1 тана земли	Увеличение по сравнению с 1938 годом (в %)	Увеличение по сравнению с 1937 годом (в %)
Поливные поля	576 иен	11,0	21,4 (наивысшая цена с 1924 года)
Суходольные поля	343 иены	12,8	22,2 (наивысшая цена с 1927 года)

Еще одним важнейшим и разрушительным фактором, повлиявшим на положение деревни в связи с войной, явилась нехватка рабочей силы. Раньше деревня была источником, поставлявшим заводам рабочую силу, а в периоды застоя в промышленности она ассимилировала безработных. Деревня была одной из основ, обеспечивавших самую дешевую в мире рабочую силу, которую представляли собой крестьяне, уходившие на заработки. Но в связи с необходимостью колоссальной армии для агрессии на материке, огромной резервной армии для подготовки войны на Тихом океане и быстрым расширением в целях войны военного производства резко возросла утечка рабочей силы из деревни в армию и на заводы. Жестокие «массовые вывозы» крестьянского населения чередовались с «массовыми мобилизациями»{184}. В общем, деревня была чревом, поставлявшим солдат, и огромным «аккумулятором промышленной рабочей силы».

За три с лишним года японо-китайской войны (с 10 июля 1937 года по 15 февраля 1941 года) в военную промышленность из деревни было переброшено 2 078 278 человек. За тот же период число рабочих на заводах увеличилось на 1 648 446 человек. Эти данные свидетельствуют о том, что потребность военных заводов в рабочей силе полностью восполнялась за счет деревни. Это [244] очень сильно ударило по деревне, поддерживавшей производство благодаря колоссальному расходованию своей рабочей силы. Выход из создавшегося положения состоял в расширении использования труда членов семей, главным образом женщин, детей и стариков, и в мобилизации школьников на сельскохозяйственные работы (школьников использовали на сельскохозяйственных работах во время японо-китайской войны, а мобилизация их для работы на военных заводах началась уже в годы войны на Тихом океане).

Труд в сельском хозяйстве

Годы	Единица мощности (в людях)	Сельскохозяйственный труд (в часах)
1936	2,94	6,232
1937	2,91	6,188
1938	2,80	5,933
1939	2,85	6,028
1940	2,76	6,051

«Увоз» рабочей силы из сельского хозяйства и лишение его необходимых средств производства угрожали самым основам сельского хозяйства Японии. Такого рода противоречия не могли не привести в ближайшем будущем к взрыву. Противоречия проявились прежде всего в продовольственном вопросе. По сравнению с 1931 годом в 1936 году площадь под посевами риса сократилась на 42 тысячи тё. Постоянно наблюдалась громадная разница в количестве собранных культур в урожайные и неурожайные годы. Подобное нестабильное положение было характерно для японской деревни. Правда, благодаря реквизициям продовольствия в Корее и на Тайване Японии кое-как удавалось свести концы с концами, но постоянный грабеж, осуществлявшийся в этих районах японским империализмом, довел сельскохозяйственное [245] производство в этих странах до еще более жалкого состояния, чем в самой Японии. В сентябре 1939 года Западную Японию и Корею охватила засуха, которая привела к дальнейшему обострению продовольственного кризиса. В результате засухи ущерб был нанесен посевам на площади в 610 тысяч тё. Полностью погибли посевы на площади в 110 тысяч тё. К тому же как раз в то время началась война в Европе. Это явилось новым ударом по японской экономике, стремившейся изо всех сил обеспечить автаркию. Засуха обрушилась на Японию как раз тогда, когда в результате войны японская деревня полуфеодальных помещиков и мелкого землевладения, влачившая жалкое существование из-за отсутствия удовлетворительных ирригационных сооружений, мелиорации и механизации, переживала период крайнего истощения.

Правительство стремилось разрешить продовольственный вопрос только призывами к увеличению производства, заставляло крестьян непосильно трудиться и абсолютно не обращало внимания на вопрос о земле, являвшийся основной причиной нехватки продовольствия.

В качестве мер, которые обеспечили бы разрешение вопроса в техническом отношении, выдвигались механизация сельского хозяйства и установление соответствующих размеров обрабатываемых площадей в зависимости от культур, но и то и другое осталось только на бумаге. В конечном счете правительство ограничилось лишь незначительными ассигнованиями для оказания помощи в деле повышения уровня сельскохозяйственного производства, а также для оказания помощи и проведения мероприятий для увеличения производства продовольствия.

Война и социал-демократия

Последовавшая за японо-китайской войной милитаризация Японии оказала громадное влияние на рабочее движение. Как только началась японо-китайская война, Социалистическая массовая партия, созданная в июле [246] 1933 года в результате слияния Социал-демократической партии и Национальной рабоче-крестьянской массовой партии, заявила о необходимости активного участия в деле консолидации всех национальных сил, всесторонней поддержки правительства и сотрудничества с ним в войне против Китая. Об этом с достаточной ясностью можно судить по следующей выдержке из решения от 1937 года об основном курсе Социалистической массовой партии в период войны: «Китайский инцидент является священной войной японской нации, цель которой состоит в том, чтобы путем уничтожения колонизации и коммунизации Китая создать новую систему мира на Дальнем Востоке, основу которой составляют Япония, Маньчжурия и Китай, и внести таким образом вклад в развитие человеческой культуры».

Итак, единственная легальная пролетарская партия сразу же скатилась на путь предательства народных масс Японии, ожидавших от нее руководства в антивоенной и антифашистской борьбе. Социалистическая массовая партия заявила, что она «готова содействовать прогрессу японского народа, исходя из основного принципа национального государственного строя, и надеется таким путем обеспечить подъем человеческой культуры». В интересах успешного ведения «священной» японо-китайской войны эта партия выдвинула лозунг: «Единство всех партий и патриотическое служение родине». Она принимала активное участие в торжественных проводах и встречах направлявшихся в Китай и прибывавших оттуда частей японской армии, собирала деньги в фонд обороны и всячески сотрудничала в компании за всеобщую мобилизацию национального духа.

В октябре 1937 года состоялся VI съезд Японского конгресса профсоюзов, ядром которого была Японская федерация труда. Съезд опубликовал манифест, в котором выразил «искреннее беспокойство за судьбу страны». В манифесте говорилось: «В прошлом мы вели героическую борьбу ради защиты рабочего класса от коммунизма. В настоящий момент наша задача состоит в том, чтобы, обрубив его щупальца, защитить все социальные группы, очистить и объединить народные массы [247] под флагом патриотического служения родине. Когда задумываешься над перспективами японо-китайского инцидента, имеющего решающее значение для судеб Японии, невольно возникает чувство искреннего беспокойства за будущее отечества. Наша миссия состоит в патриотическом служении родине. Мы стоим за создание единой национальной системы, обеспечивающей процветание всего народа». 17 октября съезд Японской федерации труда принял резолюцию об отказе от забастовок на период японо-китайской войны.

Японская пролетарская партия и Национальный совет профессиональных союзов Японии продолжали защищать классовые позиции, выступая, хотя, может быть, и недостаточно активно, против действий правого социал-демократического руководства и его центра — Социалистической массовой партии, которая еще со времени маньчжурских событий встала на путь активной поддержки агрессивной войны, а во время японо-китайской войны начала быстро скатываться на позиции социал-фашизма. В связи с этим на Японскую пролетарскую партию и Национальный совет профессиональных союзов Японии, олицетворявших, так сказать, «левое легальное крыло», неожиданно обрушились жестокие репрессии. 15 декабря 1937 года произошел так называемый «инцидент со сторонниками народного фронта». 22 декабря было арестовано четыреста человек, в том числе Ямакава Хитоси, Арахата Кансон (члены комитета по созданию Японской пролетарской партии), Иномата Цунао, Сакисака Ицуро (бывшие профессора Кюсюского университета), Судзуки Мосабуро (генеральный секретарь Японской пролетарской партии), Като Кандзю (председатель Национального совета профсоюзов), Курода Хисао (руководящий работник Национального крестьянского союза) и др. В тот же день было объявлено о запрещении Японской пролетарской партии и Национального совета профессиональных союзов Японии. О причинах запрещения этих организаций министерство юстиции заявило следующее: «С тех пор как Коминтерн стал применять тактику народного фронта, коммунисты всеми силами стараются проникнуть в социал-демократические организации и [248] использовать их в своих целях. Поэтому создалась такая ситуация, при которой полиция должна включить в сферу своего контроля и наблюдения также и все эти организации. Сейчас усилилась опасность того, что демократические и либеральные идеи могут стать рассадником коммунизма».

Таким образом, японский империализм, стремившийся к агрессивной войне на материке, считал несовместимым со своей политикой само существование в Японии социал-демократии. В связи с этим Социалистическая массовая партия заявила об отказе от прежней теории социального движения, ставившего своей целью осуществление «реформы капитализма с помощью рабочего движения», и стала искать свое место в империалистическом государственном аппарате, выдвинув «теорию тоталитаризма»{185}. В феврале 1938 года председатель Японской федерации труда Мацуока Комакити в своем приветственном слове на съезде, посвященном сотрудничеству в области производства в тылу, заявил: «Сейчас пришло такое время, когда каждый человек, следуя приказу о мобилизации, должен быть полон решимости пойти на передовую линию трудового фронта и честно выполнить свой долг перед отечеством. Наш патриотический долг заключается в том, чтобы обеспечить мир в сфере производства, сосредоточить все внимание на расширении производства в тылу и тем самым обеспечить нашу победу в войне и быстрый расцвет нашей империи». Таким образом. Социалистическая массовая партия и Японская федерация труда стали на путь сотрудничества с движением служения отечеству через производство, выдвигавшим такие лозунги, как «единство рабочих и капиталистов», «производство — одна семья» и «служение отечеству в промышленности».

Так благодаря предательству правыми социал-демократами интересов рабочих и крестьян расчищался путь к агрессивной войне. [249]

3. Репрессии в области культуры и сопротивление деятелей культуры

Контроль над культурой

Жесткий военный контроль был установлен в Японии также и в области идеологии, культуры и развлечений. Усилилась цензура над печатью, стало осуществляться прямое вмешательство в работу издательств. Об этом можно сулить хотя бы по запрещению издания повести Исикава Тацудзо «Живой солдат» (опубликована в марте 1938 года в журнале «Тюокорон») только за то, что в нем были описаны зверства японских солдат в Китае. В том же году было запрещено заниматься литературной деятельностью писателям Миямото Юрико и Накано Сигэхару. Позднее ряд прогрессивных писателей и других деятелей культуры был брошен в тюрьмы.

1 октября 1939 года в Японии по примеру нацистской Германии был принят «Закон о кинофильмах» и установлен контроль в области музыки и театра. Он осуществлялся под предлогом «обеспечения всего народа здоровыми развлечениями». Нечего и говорить, что в установленных рамках контроля не могли рождаться выдающиеся произведения литературы и искусства. Об этом ясно можно судить хотя бы по киноискусству, которое представляет собой наиболее массовый вид искусства. До того как был принят «Закон о кинофильмах», японское киноискусство переживало, можно сказать, золотой век. Одна за другой появлялись на экранах выдающиеся кинокартины. Но «Закон о кинофильмах» подчинял производство фильмов воле властей (то есть целям агрессивной войны), запрещал показ теневых сторон жизни общества, считал ненужным вводить в фильмы любовный сюжет, запрещал выражение индивидуалистических идей. Этот закон требовал создания главным образом фильмов националистического характера, призывавших «связать судьбу народа с судьбой государства». «Закон о кинофильмах» ограничивал число выпускавшихся кинокартин, устанавливал систему лицензий на кинопроизводство [250] и вводил в практику предварительную цензуру сценариев. Он неизбежно вел к лишению фильмов элементов свободного творчества и художественности, реалистичности и драматизма. В результате в Японии стало возможным выпускать лишь фильмы наподобие «Отряд морской пехоты в Шанхае», «Земля и солдаты», «Эскадра на реке Янцзы» и т. п.

Усилился государственный контроль и над религией. На строительство и реконструкцию синтоистских храмов ассигновались огромные суммы, тогда как другие религии искоренялись. На них было объявлено гонение, как на религии, осквернявшие достоинство императорского дома и разлагавшие религиозные братства{186}.

В «Армии спасения» была создана правая раскольническая группировка, требовавшая утверждения автономии японской «Армии спасения».

В августе 1936 года в Берлине открылись XI Олимпийские игры. Япония послала в Берлин около трехсот своих спортсменов и по примеру нацистской Германии использовала эти игры для разжигания в народе националистических настроений. После Олимпийских игр в Японии стали придавать серьезное значение спорту как средству воспитания из молодежи «здоровых солдат». По всей стране начали проводиться различные спортивные соревнования. Молодежь обучали драться на длинных деревянных мечах и т. п.

Воспитание было неразрывно связано с движением за всеобщую мобилизацию национального духа и подчинено интересам войны. В декабре 1937 года был создан так называемый «Государственный педагогический совет», в задачу которого входила коренная реформа обучения «в интересах прогресса культуры и вечного процветания Японии с учетом положения внутри страны и за рубежом». Внешне это учреждение как будто выступало за рационализацию прежней системы обучения и обеспечение более высокого уровня развития народных масс. [251]

Но его действительная цель с самого начала состояла в усилении милитаризации обучения в соответствии с милитаризацией всей государственной системы Японии, начало которой было положено японо-китайской войной. На основании предложений «Государственного педагогического совета» в 1938 году была введена система обязательного обучения, которая предусматривала привлечение к учебе в школах более 80 процентов японских детей. Введение системы обязательного обучения ставило своей целью приобщить детей к делу «усиления обороноспособности страны» путем военного обучения и участия в «развитии производства и расширения производительных сил». В то же время эта система ставила целью воспитание «кадров», которые в будущем должны были обеспечить фашизацию жизни на периферии. В марте 1940 года был опубликован указ о народных школах, ставивший своей целью, «исходя из задач империи, обеспечить всеобщее начальное обучение и физическую закалку народа». Срок обязательного обучения был продлен до восьми лет. Программа обучения состояла из следующих разделов: народоведение, физика и математика, физическое воспитание, искусство, профессиональное обучение. Таким образом, указ о народных школах обеспечивал единую систему воспитания, подчиненного «задачам империи». В 1940 году был организован Молодежный союз великой Японии. При этом подчеркивалось, что «необходимо создать всеобъемлющую систему военного обучения... которая соответствовала бы требованиям государства наипрочнейшей обороны». Все эти мероприятия способствовали внедрению в школах постоянного военного обучения. В апреле 1937 года министерство просвещения издало и распространило по школам брошюру «Сущность национального государственного строя». Эта книга стала настоящей библией воспитания японских детей в духе тэнноизма.

Правители Японии, ставя под контроль все сферы жизни народа, безжалостно расправлялись с теми деятелями культуры, которые не подчинялись их фашистскому милитаристскому господству. Это прежде всего проявилось в репрессиях, обрушившихся на движение за возрождение [252] разгромленной Лиги японской пролетарской культуры. Вслед за арестом Миямото Юрико и Кубокава Инэко были арестованы все члены левых литературных кружков на периферии. Один за другим были закрыты «Бунка сюдан», «Сякай хёрон», «Бунгаку хёрон» и другие журналы, продолжавшие традиции пролетарских писателей Японии. В июле 1936 года подверглось репрессиям издательство «Наука», сделавшее большой вклад в дело издания пролетарской литературы. Его руководителей арестовали. Тогда же были арестованы тридцать три члена так называемой группы «Кюкодзаха», в том числе Ямада Сэйтаро, Хирано Ёситаро, Кобаяси Ёсимаса, Сакураи Такэо, Табэ Контиро, Ким Ду Ён и др. Правительство считало, что члены этой группы намеревались сыграть в Японии роль коммунистической академии — руководящего органа по вопросам культуры при Коминтерне. Эти аресты произошли как раз в то время, когда члены группы «Кюкодзаха» готовили к изданию серию книг о японском феодализме. Арест членов этой группы явился первым случаем применения закона «О поддержании общественного спокойствия» к сфере легальной литературной деятельности. За первой волной арестов сторонников народного фронта (15 декабря 1937 года) последовала новая волна (1 февраля 1938 года), которая свидетельствовала о том, что репрессии распространились и на учебные заведения. В этот период по обвинению в нарушении закона «О поддержании общественного спокойствия» были арестованы члены Рабоче-крестьянской группы профессоров (Роноха кёдзю гурупу) Оути Хёэ, Арисава Хироми, Вакимура Еситаро (Токийский университет), Абэ Исаму (университет Хосэй), Минобэ Рёкити, Уно Хиродзо (университет Хококу) и ряд других. В январе 1938 года было распушено Общество по изучению материализма, издававшее главный марксистский теоретический журнал «Юйбуцурон кэнкю» («Изучение материализма»). В марте было запрещено издание этого журнала. В апреле он стал издаваться под названием «Гакугэй» («Наука и искусство»), а в ноябре были арестованы сотрудничавшие в этом журнале Ока Кунио, Тосака Дзюн, Кодзай Есисигэ и др. В январе [253] 1938 года был ликвидирован Клуб независимых писателей — единственное место, где еще могли собираться пролетарские писатели. В марте 1938 года вынужден был закрыться Клуб нового театра Японии. В результате прогрессивные деятели культуры, лишившиеся всех организационных связей, пытались каждый по-своему противостоять темным силам реакции и защитить свет совести, но впоследствии и они вынуждены были капитулировать. В то время господствующие круги Японии с каждым днем все больше расширяли сферу применения репрессий. Их не избежал даже Каваи Эйдзиро, главный организатор «надлежащего руководства мыслями студентов», которое проводилось министерством просвещения для борьбы с «полевением и покраснением» студентов. В октябре 1938 года на основании статьи 19 закона «О печати» была запрещена публикация четырех работ Каваи как произведений, «нарушающих спокойствие и порядок»: «Критика фашизма» (1934), «Основы политики улучшения общества» (1935), «Современное положение и либерализм» (1935) и «Вторая жизнь студентов» (1937). В январе 1939 года Каваи лишили права преподавать на экономическом факультете Токийского университета, а в феврале того же года он был отдан под суд. Инцидент с Каваи послужил поводом к обострению борьбы на экономическом факультете Токийского университета между «группой рационалистов», защищавшей Каваи, и «группой обновления», которая выступала против Каваи и замышляла осуществить фашизацию университета. Вынужден был уйти из университета также профессор Яутихара Тадао, который был подвергнут репрессиям за выступление в печати. Яутихара явился жертвой интриг профессоров «группы обновления» (Хидзиката Сигэёси, Мотоида Ёсио, Хасидзумэ Акио и др.), которые были связаны с полицейскими властями и правыми группировками и предавали честных профессоров. Репрессии извне и предательство внутри университета грозили уничтожить последние остатки свободы образования. В целях пресечения всяких дальнейших споров на экономическом факультете ректор Токийского университета Хирага Юдзуру применил к лидеру «группы обновления» [254] Хидзиката те же меры, что и к Каваи. Но, поскольку Хирага заставил уйти Каваи и Хидзиката, не имея на то санкции ученого совета и нарушив тем самым правила самоуправления учебных заведений, сторонники «группы рационалистов» Ямада Фумио и Окоти Кадзуо и сторонники «группы обновления» Мотоида Ёсио, Такабэ, Тадао и другие — всего семь человек — подали в отставку. В результате экономический факультет Токийского университета полностью оголился.

Японское правительство, всеми силами стремившееся навязать народу «национальное самосознание», мобилизовало весь свой пропагандистский аппарат, выдвинувший такие лозунги, как «восемь углов под одной крышей», «восточно-азиатская сфера совместного процветания», «строительство нового порядка в Восточной Азии» и т. п. С 1 сентября 1939 года в Японии первое число каждого месяца было объявлено «днем служения процветанию Азии». Одним из видов подобного «служения» были «Хиномару бэнто»{187}, «прекращение на один день работы продовольственных магазинов» и т. п. Повсюду исполнялся «Патриотический марш», санкционированный информационным бюро кабинета министров (1937). В 1939 году вылетел в недельное кругосветное путешествие воздушный корабль «Ниппон». Даже борьба «сумо» стала всячески поощряться как «чисто национальное искусство». Так, используя все средства, японское правительство стремилось добиться «роста национального самосознания» народа. Но, несмотря на то, что представители Союза резервистов, Патриотического женского союза и других фашистских организаций вели активную пропаганду среди народных масс, последние, внешне подчиняясь контролю и терпя его, в глубине души не могли согласиться с «национализмом», прикрывавшим милитаризм и агрессию. Пассивное сопротивление народа проявилось, например, в сентиментальных оттенках, проникших в милитаристские песни (пожелание вернуться с [255] войны домой, а не погибнуть, отдав жизнь за императора и т. п.), в различных амулетах, предохранявших от гибели (например, лоскуток, который прятали на груди; он якобы предохранял от пуль) и т. п.

В общем, правительству так и не удалось добиться того, чтобы рост национального самосознания происходил в виде активного движения снизу.

Однако не следует обходить молчанием и тот факт, что в Японии почти не было активной антивоенной борьбы и дело ограничивалось лишь отказом народа от открытой поддержки агрессии.

В чем же причины этого? Основные причины отсутствия в этот период активной антивоенной борьбы в Японии коренились в том, что в результате жесточайших репрессий были разгромлены народные партии и демократические организации, а их руководители брошены в тюрьмы или уничтожены. Поэтому требования масс не могли быть организационно оформлены и энергия народа бесполезно распылялась. Важной причиной была также внутренняя слабость самого народа. Нельзя сбрасывать со счетов и того, что проповедники монархо-фашистского режима в Японии искусно использовали в своих целях скрытые чувства народа. Они играли на чувствах, которые народ издавна питал к императору, стремясь таким путем увести народные массы от основного противоречия капиталистического общества — противоречия между буржуазией и помещиками, с одной стороны, и пролетариатом, беднейшим крестьянством и арендаторами — с другой, представить это противоречие в искаженном свете. Они делали вид, что нападают на представителей имущих «классов, выдвигая лозунг: «Роскошь — враг!». Таким путем они усыпляли классовое сознание народа, стремясь обратить скрытый протест, характерный для беднейших классов, считавшихся отбросами общества, в «чувство превосходства», поскольку эти классы волей-неволей первыми «сотрудничали» с правительством в государственной политике, призывавшей отказаться от минимума жизненных благ. Они усыпляли классовое сознание народа, называя рабочих «бойцами производства», а семьи, у которых мужчина ушел воевать, «домами славы [256] «. Они затуманивали сознание народа красивыми фразами, вроде «император за народ, а народ за императора», «сто миллионов — одно сердце» и т. п. Проповедники тэнноизма и фашизма с помощью жестоких репрессий и бесстыдной демагогии обманывали большую часть народа, пытались убедить народ в «важности» и «нужности» агрессивной войны, принудить его к оказанию помощи в ведении этой войны, использовать народ в интересах увеличения своих прибылей.

Сотрудничество деятелей культуры в вопросах ведения войны

Наряду с контролем, установленным правительством в области идеологии, литературы и развлечений, наряду с репрессиями, которым были подвергнуты честные литераторы, правители Японии потребовали добровольного сотрудничества писателей в идеологической пропаганде, направленной на приукрашивание и обоснование агрессивной войны. В Японии оказалось немало литераторов, которые ответили на это требование господствующих классов согласием не потому, что они вынуждены были подчиниться требованиям политической власти. Немало японских писателей добровольно согласились выполнять роль пособников агрессии. Подобное добровольное сотрудничество этих, с позволения сказать, «литераторов» в деле подогревания агрессивного «патриотизма» сыграло довольно значительную роль в вовлечении народных масс в Тихоокеанскую войну, результатом которой явилось поражение и порабощение Японии.

Добровольное сотрудничество писателей с правительством прежде всего проявилось в их репортажах с театра военных действий. В сентябре 1938 года по приказу информационного бюро кабинета министров на Уханьский фронт направились двадцать два писателя, в том числе Исикава Тацудзо, Нива Фумио, Сугияма Хэйсукэ, Фукада Хисая, Сакакибара Дзюн и др. Несколько раньше, в августе 1937 года, в Северный Китай и район Шанхая были направлены Одзаки Сиро и Хаяси Фусао (от журнала «Тюокорон»), а также Ёсия Нобуко (от женского [257] журнала «Сюфу-но томо»). Прибыв в Китай, они начали регулярно писать репортажи в свои журналы. От журнала «Бунгэй сюндзю» на материк прибыли писатели Кобаяси Хидэо и Кисида Кунио, которым было поручено вручить находившемуся в действующей армии писателю Хино Асихэй премию Акутагава. Исикава Тацудзо в качестве корреспондента журнала «Тюокорон» принимал участие в операциях по захвату Нанкина. Посылка крупнейшими газетными и журнальными издательствами в Китай наиболее известных писателей в качестве своих специальных корреспондентов и публикация их репортажей превратили так называемую «репортажную литературу» в модное среди писателей течение. Следует отметить, что эта репортажная литература на протяжении всего военного периода занималась пропагандой агрессивной войны.

Из произведений, порожденных течением «репортажной литературы», наибольшей популярностью пользовался репортаж Хино Асихэй «Хлеб и солдаты» (август 1938 года, журнал «Кайдзо»). В этом репортаже, написанном в форме дневника солдата — участника боев за Суйчжоу, правдиво показаны тяжелые испытания, которые выпадают во время войны на долю солдата, описываются военные действия и походная жизнь солдат. Этот репортаж вполне угождал вкусам народных масс «тыла», жаждавших узнать, что же представляла война, которую Япония вела в Китае. Вслед за «Хлебом и солдатами» Хино написал «Земля и солдаты» (октябрь 1938 года, журнал «Бунгэй сюндзю») и «Цветы и солдаты» (печатался в газете «Токио асахи симбун» в 1938–1939 годах). После этого Хино сразу же выдвинулся в первый ряд представителей военной литературы. Отметим кстати, что именно в связи с успехом репортажа «Хлеб и солдаты» информационное бюро при кабинете министров приняло решение об отправке вышеупомянутой группы писателей в действующую армию.

Исикава Тацудзо использовал свои впечатления как участника операции по захвату Нанкина в репортаже «Живой солдат» (март 1938 года, журнал «Тюокорон»). В этом произведении Исикава показал бесчеловечность [258] войны, нарисовав образ солдата, теряющего из-за войны человеческий облик. Несмотря на то, что Исикава в своем репортаже в конечном счете признает и утверждает необходимость бесчеловечности во время войны, военщина запретила дальнейшее публикование его репортажа из-за правдивого показа в нем действительности, а самого Исикава привлекла к суду. Этот факт явился как бы напоминанием многим писателям, как трудно и. опасно идти по пути активного сопротивления войне. Он говорил им, что единственный безопасный путь — это путь беспрекословного сотрудничества с военщиной. Позднее Исикава попытался смыть с себя «пятно», наложенное репортажем «Живой солдат», и написал репортаж «Уханьская операция» (1938), в котором клялся в своей преданности милитаризму.

Среди наиболее выдающихся произведений «репортажной литературы» того времени можно также назвать произведения «Желтая пыль» (сентябрь 1938 года, журнал «Тайрику») и «Бао Чин-чин» (август 1938 года, журнал «Тюокорон») Уэда Хироси; «Не вернувшаяся рота» (декабрь 1938 года, журнал «Тюокорои») Нива Фумио; «Усунская отмель» (февраль 1934 года, журнал «Тюокорон») Хибия Сиро; «Пловучий госпиталь» (1939) Отакэ Ясуко и др.

После временного расцвета «репортажная литература» из-за своей тенденциозности стала приедаться читателям и вскоре почти исчезла.

В то время как многие литераторы (одни по своей воле, другие насильно) вступили на путь «беззаветного служения» и «сотрудничества в государственной политике», критики-приспособленцы, группировавшиеся вокруг журнала «Бунгакукай» (он начал выходить с октября 1933 года), стремились идеологически обосновать справедливость агрессивной войны и героизировать участников жестоких агрессивных действий. Журнал «Бунгакукай», в котором сотрудничали такие писатели, критики и поэты, как Аоно Суэкити, Мики Киёси, Хаяои Фусао, Ибусэ Масудзи, Накадзима Кзндзо, Миёси Тацудзи, Накамура Мицуо, Хино Асихэй и другие, был также главной трибуной, с которой выступали представители так называемой [259] школы «японского романтизма» (Камэи Кацутаро, Асано Акира, Хода Ёдзюро и др.), проповедовавшие реставраторский национализм. Используя популярность журнала, они добились того, что пропагандировавшиеся ими идеи фашистского патриотизма во время войны занимали ведущее место на страницах журнала. Ясно, что предоставление журналом «Бунгакукай» на своих страницах места для активной пропаганды фашизма еще более затруднило ценную работу тех писателей, которые, несмотря на жесточайшие репрессии, продолжали стоять на страже справедливости.

Вскоре после начала японо-китайской войны Симаки Кусаку опубликовал свой роман «Поиски жизни» (1937). В 1938 году вышло в свет продолжение этого романа. Роман «Поиски жизни» повысил интерес писателей к деревне и крестьянам. В результате с 1937 по 1940 год были опубликованы многочисленные произведения так называемой «крестьянской литературы». Период расцвета «крестьянской литературы» дал такие положительно встреченные тогдашними литературными кругами произведения, как «Плодородная земля» Вада Дэн (опубликована в 1937 году, получила премию «Синтё»), а также произведения Ито Эйносукэ «Сова» (1937) и «Соловей» (этот роман был опубликован в 1938 году и также получил премию «Синтё») и др. Однако следует иметь в виду, что главная причина расцвета «крестьянской литературы» заключалась в том, что вопросу увеличения производства сельскохозяйственных продуктов для войны, как одному из звеньев государственной политики, придавалось серьезное значение. Особенно ярко тенденция развития новой «крестьянской литературы», отражающей интересы государственной политики, проявилась в деятельности Общества крестьянской литературы (создано в октябре 1938 года). Это общество было организовано под руководством, при содействии и материальной поддержке тогдашнего министра сельского хозяйства и лесоводства Арима. Общество ставило своей целью создание «крестьянской литературы», соответствующей государственной политике в области сельского хозяйства. В него входило более тридцати представителей «крестьянской литературы», [260] в том числе Вада Дэн, Симаки Кэнсаку, Ито Эйносукэ, Фудзимори Сэйкити, Хаяма Ёсики (Кадзю), Хасимото Эйкити, Маруяма Ёсидзи и др. Находившаяся под влиянием идей этого общества «крестьянская литература», будучи подчинена ошибочной политике агрессивной войны, не могла создать ярких реалистических произведений. Серенькие произведения «крестьянской литературы» изображали приспособившихся к «обстановке» оптимистически настроенных кретинов, не имеющие ничего общего с действительностью прекрасные условия жизни, радость труда и т. п. В этом отношении «крестьянская литература» ничем не отличалась от возникшей в тот же период «производственной литературы» (произведения, написанные в интересах политики расширения производства), «материковой литературы» (пропагандировавшей политику переселения японцев на материк и его колонизации), «морской литературы» (произведения, написанные в интересах политики расширения рыболовства) и т. п. Подобные произведения, полные тенденциозности, были не способны доставить читателю художественного наслаждения. Народу они вскоре наскучили, и начиная с 1940 года такого рода «литература» стала влачить жалкое существование.

В этом потоке псевдолитературы, проповедовавшей политику общенационального сотрудничества в агрессивной войне, естественно, оказалась и так называемая бульварная литература. Мало того, именно этот род литературы наиболее откровенно раздувал в простом народе шовинистические настроения. Бульварная литература самыми различными путями способствовала проникновению милитаризма в народную жизнь. Этому содействовали, в частности, многочисленные «занимательные истории из жизни героев», которые стремились воспитать любовь мечтательной и чувствительной молодежи к «священной императорской армии», а также пресловутые «повествования о девушках страны воинов Ямато», воспевавшие сладость и добродетель жертвования материнской любовью и человеколюбием ради «патриотизма» и т. П. Как раз в этот период в газете «Токио асахи симбун» с 1935 по 1937 год печатался вышедший впоследствии отдельной [261] книгой роман Ёсикива Эйдзи «Миямото Мусаси», пользовавшийся большой популярностью в Японии. В романе описан жизненный путь известного бойца на мечах Миямото Мусаси. По своему характеру он представлял собой типичное произведение бульварной литературы с многочисленными действующими лицами, сложным сюжетом и драматическими дуэлями. Через Миямото Мусаси, проповедовавшего совершенствование человека путем соединения техники владения мечом с философией самурайства, автор утверждал свои взгляды на мораль и справедливость. Проходящая красной нитью через все произведение мысль автора о том, что человек, страдающий в условиях феодального строя, в конечном счете находит выход в самоотречении, перекликалась с идеологией правителей Японии, требовавших растворения жизни каждого индивидуума в системе фашистского тоталитаризма, который выдвигал лозунг «беззаветного служения родине».

Свет совести

Длительные и жестокие репрессии со стороны господствующих классов Японии одну за другой уничтожали организационные связи народных масс, отравляли существование и угрожали самой их жизни. Но даже в этот ужасный период были люди, которые продолжали борьбу. Они хотели сохранить и пронести через все невзгоды свет человеческой совести. Эта борьба велась из последних сил, она принимала разные формы, была слабой, часто происходила под маской компромисса. Но борьба эта велась, и нельзя не учитывать тех следов, которые оставили люди, шедшие в труднейших условиях по очень опасной и узкой дороге сопротивления.

В этой связи в первую очередь следует отметить пьесу Кубо Сакаэ «Вулканическая земля» (1937–1938 годы, журнал «Синтё»). Местом действия пьесы является один из сельскохозяйственных городов на острове Хоккайдо. Главное действующее лицо пьесы — агроном, который ведет борьбу за повышение урожайности почвы необычного характера, так называемой «вулканической земли». [262]

В пьесе показаны образы крестьян, которые, объединившись вокруг агронома — человека большой научной добросовестности и гуманизма, в труднейших условиях ведут борьбу против господствовавшей в деревнях феодальной системы производства. В июне 1938 года первая часть этой пьесы была поставлена театральным коллективом «Синкёгэкидан». В июле того же года вторая часть ее игралась в Малом театре Цукидзи. Во время представления из рядов зрителей наряду с аплодисментами раздавались поощрительные возгласы, свидетельствовавшие о том, что зрители восприняли основную идею пьесы. Кубо писал свою пьесу в период, когда в связи с японо-китайской войной усилились репрессии и стал еще более жестким контроль над литературной деятельностью. Он писал, несмотря на тяжелую болезнь. Писатель вложил в произведение весь свой энтузиазм и знание сценического искусства, сочетая все это с тщательным изучением материала. В эпоху, когда большая часть драматургической литературы служила целям военщины и все более теряла свою художественную ценность, «Вулканическую землю» Кубо можно отметить как выдающееся произведение, запечатлевшее практическую победу социалистического реализма. В этом произведении Кубо удалось с большим искусством осуществить «единство научной теории и поэтической формы». Ряд других пьес, хотя и пассивных по своему характеру, также явился значительным вкладом в новую драму, испытывавшую в те времена немалые трудности. Среди них можно отметить пьесы Фудзимори Сэйкити «Сдача замка Эдо» (1938), Хисита Эйдзиро «Северо-восточный ветер» (1937) и «Святое семейство» (1939), Миёси Дзюро «Хикороку смеется» (1936) и «Жар земли» (1937) и ряд других.

Как уже было отмечено выше, в прозе господствовали связавшие себя с властями представители «репортажной литературы». Вместе с тем в творчестве ряда писателей наблюдалась тенденция отстоять свои позиции в художественной литературе. Это прежде всего относится к старым крупным писателям, творившим еще в период Мэйдзи и Тайсё, таким, как Токуда Сюсэй, Кода Робан, Танидзаки Дзюнитиро, Сига Наоя, Масамунэ Хакутё, [263] отгородившихся в это время от бурных событий современности. Такая же тенденция была характерна для Кавабата Ясунари, Хори Тацуо, Ибусэ Масудзи, которые своим творчеством старались защитить художественность литературы. В этот же период расцветает жанр исторического романа, что было обусловлено стремлением ряда писателей уйти от трудностей, которыми сопровождалось создание произведений, показывающих в художественной форме правду современной действительности, а также требованиями властей о написании произведений, которые пробуждали бы «дух национальных традиций». К такого рода произведениям относится книга Хондзё Муцуо «Исикаригава» (1939), в которой автор защищал, хотя и в пассивной форме, добросовестность в литературе и выразил таким образом в какой-то степени идеи сопротивления войне. В декабре 1936 года Токунага Сунао заявил, что не будет публиковать свои старые произведения. Позднее он вынужден был подчиниться общему течению и даже опубликовал наблюдения о жизни японских колонистов на материке («Передовой отряд», опубликован в 1939 году в журнале «Кайдзо»). Но Токунага не мог до конца подчиниться веяниям эпохи. Он бежит от современности в область исторической литературы, пишет роман «Среди чужих» и ряд исторических романов о рабочих.

Сегодня следует особенно высоко оценить позицию критиков Курахара Корэхито и Миямото Кэндзи, а также деятельность писателей Миямото Юрико и Накано Сигэхару, которые, находясь в тюрьме, честно и преданно защищали свои идеи, тогда как многие ранее выдающиеся деятели пролетарской литературы отреклись от своих взглядов и, подобно Хаяси Фусао, отдали свое перо агентам фашизма или, как это произошло с Симаки Кэнсаку, углубились в мистику и психоанализ. С конца 1937 года в течение около полутора лет Миямото Юрико, которой вместе с Накано Сигэхару было запрещено заниматься писательской деятельностью, несмотря на усилившийся контроль, вела решительную борьбу в защиту гуманизма, разоблачая консервативную литературу, которая стала на службу агрессивной войне и произвола [264] Миямото Юрико писала свои публицистические статьи и романы вплоть до начала Тихоокеанской войны, когда ее арестовали и бросили в тюпьму. Среди работ, написанных Миямото Юрико в 1939 году, следует отметить повесть «Изгородь из криптомерий» (ноябоь, журнал «Тюокорон») и публицистические статьи: «Восприимчивость обычаев и анализ современных обычаев» (газета «Митасимбун»), «Общность ощущения человеческой жизни — о литературе, которая нужна» («Бунгэй»), «Действительность и литература. Сознательное ощущение жизни» (газета императорского университета «Тэйкоку дайгаку симбун»), «Современная литература я литературные премии» («Кэнсёкай») и др. О чувствах и взглядах Миямото Юрико в то время можно судить по опубликованному после войны сборнику «Письма за 12 лет», в котором собрана тогдашняя переписка между Миямото Юрико и ее мужем Миямото Кэндзи. Даже по этим письмам можно понять, как трудно было в то время Миямото Юрико вести борьбу в литературе. Мы уже отмечали выше, что одновременно с Миямото Юрико запретили заниматься литературной деятельностью и Накано Сигэхару. Накано Сигэхару, несмотря на давивший его тяжелый и сложный груз «отречения» от прежних взглядов, продолжал оказывать решительное сопротивление и как поэт, и как писатель, и как критик. Высоко поднимая звание поэта, Накано Сигэхару облекал скопившийся в его душе дух сопротивления в художественные одежды. Он оставил многочисленные произведения, в которых в присущем ему и на первый взгляд трудно воспринимаемом стиле вел серьезную борьбу в защиту японской литературы, разрушавшейся фашизмом. Среди произведений, написанных Накано Сигэхару в 1939 году, надо отметить повести «Фантазер и сценарий» («Бунгэй») и «Расставание с песней» («Какусин»), а также стихи «Импровизация», напечатанные в июльском номере журнала «Кайдзо». Нельзя также обойти молчанием его небольшие «поэтические» по характеру критические статьи, написанные в характерном для него стиле «литературной смеси». Эти статьи были собраны и опубликованы после войны в сборнике «Веселый разговор». [265]

Среди других писателей, поэтов и критиков, ведших борьбу против фашизма, можно отметить публициста Кубокава Цурудзиро, написавшего критическую работу «Современная литература» (1939 год, издание «Тюокоронся»), поэта Канэко Мицухару, который писал антифашистские стихи, стоя на позициях нигилизма. Из его произведений можно отметить изданные после войны сборники «Парашют», «Песня чертенка», «Моль» и др. Нельзя умолчать также и об Окума Хидэо, который, несмотря на болезнь, боролся с фашизмом своими сатирическими стихами. За всю свою жизнь он ни разу не посрамил своего имени рабочего поэта и продолжал писать до самой смерти.

Несчастье Японии, приведшее к гибельным для народных масс последствиям, заключалось в том, что полная трудностей борьба этих людей против фашизма не прорвалась наружу в едином мощном потоке. Но самое наличие этого глубинного течения, этих страстных стремлений к антифашистской борьбе явилось серьезной силой, способствовавшей движению колеса истории вперед. [266]