Начало японо-китайской войны
1. Китай накануне войны
Великий Северо-западный поход и «Декларация 1 августа»
«Ввиду того, что противоречия между Китаем и Японией стали теперь главными, а внутренние противоречия заняли второстепенное, подчиненное место, в международных отношениях и во взаимоотношениях между классами внутри страны произошли изменения; эти изменения положили начало новому этапу развития современной обстановки»{130}.
Подобная обстановка стала особенно ясно вырисовываться после заключения в 1935 году соглашения Умэдзу — Хэ Ин-цинь. Коммунистическая партия Китая совершила тактический поворот в направлении консолидации сил китайского народа под лозунгом «прекратить гражданскую войну и объединенными силами выступить против Японии». С тех пор как в 1932 году была объявлена война Японии{131}, Коммунистическая партия Китая несколько раз выступала с декларациями о борьбе против японской агрессии. В апреле 1934 года, когда Япония активизировала свою агрессию в Китае, компартия призвала народ к созданию единого антиимпериалистического фронта. В ее обращении говорилось: все китайцы, которые намерены честно бороться против империалистов и не хотят стать рабами в порабощенной стране, невзирая на их политические убеждения, независимо от их рода занятий [128] и индивидуальных качеств, должны объединиться в едином антиимпериалистическом фронте. В ответ на этот призыв группой выдающихся китайских деятелей во главе с Сун Цин-лин была составлена «Основная программа войны китайского народа против японского империализма», под которой подписалось несколько тысяч человек. Одновременно ими был создан Комитет вооруженной самообороны китайского народа, в который избирались представители от всех слоев населения Китая. Этот комитет потребовал мобилизации всего народа и его вооруженных сил. Комитет имел свои отделения по всему Китаю, десятки тысяч людей откликнулись на его призыв к национальной оборонительной войне против Японии ради спасения Китая. Но в то время внутри Коммунистической партии Китая преобладал левый уклон, который не только препятствовал расширению базы единого фронта, но и отрицал выдающуюся тактику партизанской войны, предложенную Мао Цзэ-дуном. Мало того, левые уклонисты привели к поражению контрнаступление китайской Красной армии против пятого «всеобщего наступления» чанкайшистских войск, что вынудило Красную армию покинуть свои базы в Цзянси и совершить великий Северо-западный поход. Для того чтобы выйти из тяжелого положения, а также в целях ликвидации кризиса в Северном Китае, китайская Красная армия в октябре 1934 года выступила в поход. Оставив для ведения партизанской войны отряды Сян Ина и Чэнь И, на базе которых впоследствии была создана Новая 4-я армия, основные силы Красной армии выступили на запад, прорвав тройную линию вражеской блокады. Красная армия, пройдя провинции Цзянси, Гуандун, Хунань и Гуанси, достигла Цзуньи в провинции Гуйчжоу. В январе 1935 года в городе Цзуньи состоялось историческое расширенное заседание Политбюро ЦК КПК, на котором был ликвидирован левый уклон и утвердилось руководство Мао Цзэ-дуна. «Это явилось важнейшей гарантией победы революции»{132}.
В ответ на это гоминьдановское правительство после [129] заключения соглашения Умэдзу — Хэ Ин-цинь вывело из провинции Хэбэй и Чахар несколько десятков тысяч своих солдат и направило их против китайских коммунистических войск, несмотря на то, что Квантунская армия резко увеличила контингента своих войск в районе Великой Китайской стены. Кроме того, гоминьдановское правительство повело борьбу с антияпонскими выступлениями в печати и обрушилось с жестокими репрессиями на антияпонское движение, издав указ «Об укреплении дружеских отношений с соседними державами». В этот период Чан Кайши не останавливался даже перед сговором с Японией в интересах укрепления своей диктатуры. Особенно усилились его попытки к объединению страны после того, как он изгнал коммунистические войска из Цзянси. Движение «за новую жизнь», которое началось в феврале 1934 года, тоже стало давать свои результаты в деле мобилизации народных масс на укрепление диктатуры Чан Кай-ши{133}. В этих целях использовались митинги горожан, всевозможные празднества и т. п. В конце 1934 года правительством была создана Ассоциация китайской культуры, которая в январе 1935 года опубликовала «Декларацию о строительстве национальной китайской культуры». Эту декларацию подписали десять профессоров, в том числе и Тао Си-шэн{134}. Движение ставило своей целью восстановление культуры, в основе которой лежал дух конфуцианства. Чан Кай-ши намеревался использовать его в целях идеологического укрепления своей диктатуры.
В июле 1935 года в Москве открылся VII конгресс Коминтерна, на котором была принята тактика единого антифашистского народного фронта. В своем докладе на конгрессе Димитров подчеркнул, что исключительную важность в связи с изменившейся международной и внутренней обстановкой во всех колониальных и полуколониальных странах приобретает вопрос об антиимпериалистическом едином фронте. В резолюции, принятой VII конгрессом [130] Коминтерна, говорилось, что в Китае необходимо сочетать расширение советского движения и укрепление боевой мощи Красной армии с развертыванием народного антиимпериалистического движения по всей стране. В то время Коммунистическая партия Китая, совершавшая свой трудный поход на север, перед лицом надвигавшегося на Китай кризиса опубликовала историческую «Декларацию 1 августа». В этом документе, призывавшем всех соотечественников к борьбе против Японии во имя спасения родины, предлагалось создать общенациональный единый антияпонский фронт. В декларации говорилось: «У кого есть силы — пусть отдаст свои силы, у кого есть деньги — пусть жертвует деньги, у кого есть оружие — пусть дает оружие, у кого есть знания — пусть отдает знания...» «Декларация 1 августа» предлагала на основании волеизъявления всего народа создать правительство национальной обороны, сформировать объединенную антияпонскую армию и снабдить оружием широкие народные массы. После этого требование «прекратить гражданскую войну и объединенными силами выступить против Японии» распространилось по всему Китаю. Тем временем китайские коммунисты, несмотря на огромные трудности и капитулянтские проповеди Чжан Го-тао, продолжали свой путь на север. Спустя год они вступили в Шэньси и соединились с Красной армией, возглавлявшейся Лю Чжи-данем и другими. Так завершилось это «коллективное переселение», явившееся в то же время величайшим в истории вооруженным агитационным походом. Завершение похода «вселило в китайский народ веру в перспективы революции, в успех движения за отпор японскому империализму и спасение родины»{135}. Вместе с тем поход Красной армии способствовал распространению по всей стране диктатуры Чан Кай-ши, поскольку теснимые Красной армией местные военные клики подпадали под влияние гоминьдановских войск, преследовавших Красную армию. В этот период значительно продвинулось вперед и осуществлявшееся гоминьдановский правительством экономическое объединение [131] Китая, чему способствовала проведенная Лейт-Россом денежная реформа. В результате этой реформы укрепилась финансовая база центрального правительства, а местные военные клики, напротив, потеряли финансовую базу. Все это способствовало усилению тенденции к объединению Китая. В то же время денежная реформа привела к еще большей зависимости гоминьдановского правительства от Европы и Америки.
Что касается Японии, то она рассчитывала установить над Китаем свое непосредственное господство, опирающееся на вооруженную силу. Предпосылкой к этому были действия Японии, направленные на отторжение Северного Китая, закончившиеся созданием антикоммунистическою автономного правительства восточной части провинции Хэбэй и Хэбэй-Чахарского политического совета. Создав плацдарм в Северном Китае, японский империализм развернул заговорщическую деятельность против Китая. Восточный Хэбэй Япония превратила в район самой разнузданной контрабанды. «Через Восточный Хэбэй Япония беспошлинно продала на многие миллионы юаней товаров, опиума и героина»{136}. Кроме того, Япония замышляла с помощью хэбэй-чахарских властей получить разрешение на строительство железной дороги Цансянь — Шицзячжуан и эксплуатацию ресурсов этого района через компанию «Синчжун гунсы». Среди членов и сторонников марионеточных правительств, созданных в этих районах с помощью Японии, ведущее место занимали многочисленные представители военных клик — главных поставщиков предателей родины, а также прояпонски настроенные компрадоры, банкиры и т. п.{137}.
Движение 9 декабря
Как уже отмечалось в «Декларации 1 августа», по мере усиления стремлений Японии к установлению монопольного господства над Китаем (эта цель была поставлена [132] еще в 1927 году в меморандуме Танака) китайский народ все решительнее становился на путь антияпонской борьбы. В связи с этим участились нападки на прояпонские элементы. Так, 1 ноября было совершено покушение на Ван Цзин-вэя, главаря японофильской группировки внутри Гоминьдана. Участились выступления деятелей культуры, которые выражали беспокойство за судьбу своей страны. В ноябре — декабре преподаватели университетов и деятели культуры Северного Китая выступили с протестом против отделения Северного Китая. Все это сопровождалось новым подъемом студенческого движения.
В Северном Китае студенты образовали свою студенческую ассоциацию и начали петиционное движение, призывавшее к антияпонской борьбе. В опубликованной ими декларации говорилось: «Мы погружены в изучение книг, и у нас нет свободного времени, чтобы интересоваться государственными делами. Но национальное бедствие достигло таких размеров, что больше мы не можем оставаться безучастными». 9 декабря, накануне установления марионеточного режима в Северном Китае, на улицы Пекина на антияпоискую демонстрацию вышли тысячи студентов и школьников. Это явилось серьезным ударом по планам Японии, которая прикрывала свои действия по захвату Северного Китая ссылками на якобы распространившееся среди народа стремление к установлению автономного режима. Кроме того, эта демонстрация оказала колоссальное воздействие на народные массы Китая. Антияпонское движение, которое до этого времени было распылено и сковано репрессиями, превратилось в открытое движение, распространившееся по всей стране. Активное участие в нем приняли студенты. 16 декабря, в день, когда предполагалось создание Хэбэй-Чахарского политического совета, студенты вновь провели демонстрацию, в которой вместе с горожанами приняло участие более ста тысяч человек. С этого времени усилилась сплоченность студенчества, и вскоре студенческое движение уже развернулось по всей стране. Дело дошло до того, что в Шанхае, Нанкине, Ухане, Кантоне и других городах было объявлено осадное положение. Наряду со студенческим движением активизировалась деятельность работников культуры. [133]
В середине декабря в Шанхае была создана Женская ассоциация спасения родины, а в конце декабря там же свыше трехсот лиц, в том числе Ма Сян-бо, Шэнь Цзюнь-жу, Чжан Най-ци и Цзоу Тао-фын, объединились в Ассоциацию деятелей культуры для спасания родины. Вслед за этим различные ассоциации спасения родины стали возникать по всей стране. Выступления студентов и деятелей культуры означали, что вновь ожили жизненные силы китайского народа, что начали формироваться ряды борцов за осуществление национальной революции. Эти выступления ознаменовали собой начало формирования единого фронта. Именно в этот период, в октябре, китайские коммунисты, преодолевая трудности, вступили в Северную Шэньси, а спустя два месяца революционный взрыв прогремел в Северном Китае. В декабре Коммунистическая партия Китая созвала конференцию в Ваяобао, на которой было принято известное «декабрьское решение», устанавливавшее десять пунктов программы единого фронта. Конференция переименовала рабоче-крестьянские советы в народные советы, внесла коррективы в политику по отношению к кулакам, торговцам и промышленникам и вновь подтвердила необходимость сформирования единого национального фронта, целью которого должна была явиться организация правительства обороны и объединенной антияпонской армии с участием в них представителей различных организаций, классов, партий, политических режимов и войск.
После антияпонских демонстраций, происшедших в конце 1935 года, китайские студенты решили идти в гущу народа. 3 января 1936 года студенты города Пекина организовали большие агитбригады для ведения пропаганды среди населения и выехали на юг. Свыше двух недель эти агитбригады, несмотря на жестокий мороз, продвигались в направлении Ханькоу, посетив более десятка уездов провинции Хэбэй. Они заезжали в деревни и вели антияпонскую пропаганду среди крестьян. Студенты продолжали свою агитацию, несмотря на препятствия, чинимые полицией. В ходе этой работы агитационные бригады создали свою организацию — Авангард борьбы за национальное освобождение Китая. Впоследствии эта организация [134] стала передовым отрядом студенческого движения. Активизировали борьбу студенты Тяньцзиня, Кантона и Шанхая. С наступлением весны выехали на агитработу и уханьские студенты. Когда началась антияпонская война, многие из этих студентов вступили в партизанские отряды.
Провозглашение единого антияпонского фронта
В ходе студенческого движения, развернувшегося в конце 1935 — начале 1936 года, антияпонские настроения усилились по всей стране. 19 февраля Чан Кай-ши издал чрезвычайный закон об охране порядка. Начались жестокие репрессии. Повсюду происходили полицейские налеты на школы, проводились массовые аресты среди антияпонски настроенного студенчества. В ответ на это Красная армия, закончившая в октябре 1935 года великий Северозападный поход и появившаяся на северо-западе страны, в короткий срок провела соответствующую подготовку и в феврале 1936 года получила следующий приказ: «Для реализации плана антияпонской борьбы необходимо форсировать Хуанхэ и продвинуться на восток». Части Красной армии форсировали реку Хуанхэ и начали наступление в Шэньси. В связи с тем, что отряды гоминьдановский армии чинили Красной армии всяческие препятствия, она вынуждена была в мае отвести свои войска из Шэньси. Но это привело к следующему результату: военная клика провинции Шэньси стала на сторону китайских коммунистов. Отводя свои войска, Красная армия вновь обратилась с воззванием прекратить гражданскую войну и организовать Объединенную антияпонскую армию.
Пока Красная армия осуществляла поход в провинцию Шэньси, в Северном Китае ситуация резко изменилась. К этому времени там уже утвердился Хэбэй-Чахарский политический режим, установлению которого препятствовало движение протеста среди студенчества. В мае Япония приступила к реализации своих планов (вопрос о которых до самого последнего момента оставался открытым), касавшихся строительства Цансянь — Шицзячжуанской железной дороги и деятельности компании «Синчжун гунсы». Япония пополнила также контингенты своих [135] войск в Северном Китае и даже захватила город Фынтай. С другой стороны, китайские студенты, движению которых был нанесен серьезный удар в связи с полицейскими репрессиями на основании чрезвычайного закона об охране порядка, вновь активизировали свои действия. Серьезную поддержку оказала им «неделя помощи китайским студентам», которая была организована в апреле миллионами студенчества и молодежи всего мира. В мае китайскими студентами была проведена демонстрация протеста против увеличения японских вооруженных сил в Северном Китае. В ходе этой борьбы шла дальнейшая консолидация студенческих организаций и ассоциаций спасения родины. 29 мая в Шанхае была создана Всекитайская студенческая ассоциация спасения родины. Это обеспечило единое руководство разрозненной борьбы студенчества. В своей программе Всекитайская студенческая ассоциация заявила: «Неслыханный кризис, переживаемый китайским народом, заставил студенчество покинуть аудитории я выйти на улицы, бросить книги и включиться в борьбу». «Наряду с дальнейшим расширением и укреплением студенческого единого фронта нашей важнейшей задачей является пробуждение народных масс, их воспитание и организация. Поэтому мы должны быть готовыми к длительной и трудной борьбе». 31 мая — 1 июня в Шанхае происходил учредительный съезд Всекитайской ассоциации спасения родины, на котором присутствовали представители восемнадцати городов и более шестидесяти местных ассоциаций спасения родины. В декларации, принятой учредительным съездом, предлагалось всем партиям и группировкам немедленно прекратить вооруженные столкновения, освободить политзаключенных и создать единую политическую власть для отпора врагу. В декларации также подчеркивалось, что главная задача фронта спасения родины заключается в обеспечении совместных действий всех группировок против врага и что эта задача имеет историческое значение.
После смерти Ху Хань-миня в мае активизировала свою деятельность юго-западная группировка. 2 июля она направила в центральное правительство следующую телеграмму: «Япония в больших масштабах развернула [136] контрабандную торговлю и увеличила контингенты своих войск в районе Бэйпин — Тяньцзиня. Вся страна должна объединиться и выступить на борьбу. Иного пути для спасения нации нет. Мы надеемся, что центральное правительство приступит к решительным действиям против японских войск». Одновременно войска провинций Гуандун и Гуанси были двинуты в провинцию Хунань. Это означало, что юго-западная группировка, находившаяся в полузависимом положении от центрального правительства, выступила против проекта конституции от 5 мая, который был направлен на дальнейшее укрепление диктатуры Чан Кайши. В атмосфере всеобщей борьбы против Японии юго-западная группировка развернула античанкайшистское, антияпонокое движение. Но и этот инцидент тоже был разрешен в связи с тем, что общественное мнение выступало против гражданской войны. В конечном результате происшедший инцидент поставил юго-западную группировку на сторону центрального правительства.
15 июня, в разгар юго-западных событий, за подписью лидеров Всекитайской ассоциации спасения родины Чжан Най-ци (бывший помощник управляющего Чжэцзянским промышленным банком), Шэнь Цзюяь-жу (президент Ассоциации адвокатов Шанхая), Тао Син-чжи (представитель Педагогического общества за спасение родины от национального бедствия) и Цзоу Тао-фына (директор издательства «Вестник жизни») был опубликован документ под названием «Некоторые основные условия и минимальные требования для объединения и спасения родины от бедствия». В этом документе отмечалось, что в создавшемся положении у всей нации, у правительства и народа, у центрального правительства и местных группировок, у левых и правых сил есть один главный враг, против которого должна сплотиться вся нация. Чтобы справиться с ним, необходимо выполнить следующие условия: 1) для борьбы против Японии и спасения родины нужно произвести всеобщую мобилизацию и концентрацию людских, финансовых и материальных ресурсов, а также знаний; 2) поскольку речь идет о борьбе против Японии во имя спасения родины, необходимо безусловное единство и взаимная терпимость; 3) необходимо, чтобы внутри единого [137] фронта царила откровенность и простота во взаимоотношениях; 4) только после создания широкого фронта ассоциаций спасения родины и возрождения веры в национальные силы мы сможем преодолеть предательскую идеологию и уничтожить всякое изменническое движение; 5) объединенный национальный фронт отнюдь не является временным объединением, которое создается на короткий срок. Все зависит от того, как люди отнесутся к вопросу об участии в объединенном фронте, насколько велика их вера в победу антияпонской борьбы за опасение родины.
Таковы были в общих чертах условия, на основе которых лидеры Всекитайской ассоциации спасения родины предложили Чан Кай-ши, юго-западной группировке, Сун Чжэ-юаню, Гоминьдану, Коммунистической партии, Красной армии, широким народным массам покончить с внутренними раздорами и единым фронтом выступить против Японии. 10 августа Мао Цзэ-дун, отвечая на это обращение, указал на ошибочность положения о возможности развернуть антияпонскую борьбу лишь после того, как будут сконцентрированы все силы нации. Он указал, что прежде всего необходимо развернуть антияпонскую борьбу и в ходе этой борьбы добиваться всеобщей мобилизации нации. Далее Мао Цзэ-дун заявил: «Мы согласны с вашим манифестом, платформой и требованиями и искренне желаем сотрудничать с вами, а также со всеми другими партиями и группами в лице их организаций и индивидуально, желающими участвовать в этой борьбе, сообща бороться с японским империализмом для спасения страны так, как это сформулировано в вашей платформе и требованиях»{138}.
С июля по октябрь, когда резко усилилось движение за спасение родины, в Китае участились столкновения, которые в Японии называли «незаконными инцидентами». Эти инциденты явились результатом вооруженных провокаций, которые были спровоцированы японской военщиной, организовавшей по всему Китаю отделения своей разведки для вербовки предателей и изменников родины. В это же время Япония начала проникать в текстильную промышленность [138] Китая, кроме того, она организовала Тяньцзшьскую электрическую компанию и приступила к прокладке железной дороги Тяньцзинь — Шицзячжуан (вместо намечавшейся ранее дороги Цансянь — Шацзячжуан). Одновременно Япония всеми средствами старалась добиться официального признания за нею прав на контрабандную торговлю в восточном Хэбэе. Такова была обстановка, в которой призошли суйюаньские события. Они развертывались следующим образом. Когда в Китай вторглись войска Внутренней Монголии под командованием начальника штаба Квантунской армии Тодзио Хидэки, им стала оказывать сопротивление Суйюаньская армия, которой командовал Фу Цзо-и. В результате был создан местный антияпонский фронт. Широкие народные массы Китая потребовали отправки в район военных действий армии центрального правительства для оказания помощи Фу Цзо-и. По всей стране развернулось движение за оказание материальной помощи войскам, сражавшимся против агрессоров. Население шило теплую одежду и посылало ее на север со специальными отрядами помощи, которые состояли из студентов, молодежи, рабочих и интеллигентов Пекина, Шанхая и других городов. В этом движении активное участие приняли даже жители провинции Гуанси. 24 ноября армия Фу Цзо-и вновь заняла Байлинмяо и разгромила войска Внутренней Монголии. Как писал Моридзима, «войска Внутренней Монголии были разбиты наголову и самому Тодзио едва удалось спастись на самолете»{139}. Суйюаньские события свели на нет демагогию капитулянтов, заявлявших о невозможности противостоять боевой мощи Японии. По всей стране стали раздаваться требования о прекращении гражданской войны и требования всеобщего выступления против Японии. Вслед за этим десятки тысяч китайских рабочих японских текстильных фабрик Шанхая и Циндао объявили антияпонскую забастовку. Забастовка, в ходе которой было выдвинуто требование повышения заработной платы, началась 10 ноября. 12 ноября при поддержке ряда ассоциаций спасения родины был [139] организован двухтысячный митинг представителей групп забастовщиков, на котором с речью выступил Шэнь Цзюнь-жу. С 17 по 20 ноября забастовка охватила весь город. В ней приняли участие студенты и горожане. 17 ноября забастовка перекинулась в Циндао и к 20 ноября охватила весь город. 3 декабря в Циндао без всякого предупреждения высадился десант японских войск, который оккупировал город и начал аресты среди забастовщиков.
Забастовки вспыхнули также в Тяньцзине и Ханькоу, но в этих городах они были жестоко подавлены японскими войсками и нанкинским правительством. Как раз в эти дни (22 ноября) в Шанхае происходили похороны основоположника современной китайской литературы Лу Синя. Эти похороны превратились в широкую демонстрацию за создание единого национального фронта. Однако нанкинское правительство по-прежнему продолжало выполнять выдвигавшиеся Японией требования, пыталось проводить репрессии против антияпонского движения, распустило Лигу левых писателей и ряд других организаций, запретило издание многочисленных левых газет и журналов и арестовало несколько тысяч активных деятелей антияпонского движения. 23 ноября по указанию нанкинского правительства были арестованы семь руководителей Всекитайской ассоциации спасения родины (Шэнь Цзюнь-жу, Чжан Най-ци, Цзоу Тао-фын, Ли Гун-пу, Ван Цзао-ши, Ша Цянь-ли, Ши Лян), после чего по всей стране развернулось «движение за спасение семи лидеров».
Сианьский инцидент
Антияпонские выступления вызвали особенно широкий отклик в Северо-Западном Китае. Как писала газета «Нью-Йорк сан», в то время назревали серьезные события внутри крайне антияпонски настроенной Северо-восточной армии молодого маршала Чжан Сюэ-ляна, которая дислоцировалась в «западной столице» Китая — Сиане — в целях блокады коммунистов. «В Сиани среди населения, перебравшегося сюда из Маньчжурии, формировалось мощное антияпонское движение»{140}. Под влиянием солдат и [140] офицеров, которые были взяты в плен после поражения антикоммунистического карательного похода в октябре 1935 года, а затем были освобождены и вернулись в Сиань, а также под воздействием студентов из университетов северо-востока (тех студентов, которые да Маньчжурии возвратились в Пекин, где возглавили антияпонское движение 9 декабря, и, спасаясь от репрессий, перебрались в Сиань) вся Северо-восточная армия, недовольная политикой соглашения с Японией, проводившейся Чан Кай-ши, стала постепенно переходить на путь прекращения гражданской войны и объединенного выступления против Японии. В начале 1936 года между Коммунистической партией Китая и Северо-восточной армией было заключено секретное соглашение, согласно которому обе армии прекращали враждебные действия на фронтах провинции Шэньси и Красная армия направляла своих представителей для политработы в Северо-восточную армию. Чжан Сюэ-лян пришел к выводу, что «истинное единство Китая может быть достигнуто лишь путем сопротивления внешней агрессии»{141}. В сентябре, во время суйюаньских событий, Чжан Сюэ-лян, идя навстречу требованиям своих подчиненных, обратился к Чан Кай-ши с просьбой направить Северовосточную армию на помощь суйюаньцам. Однако Чан Кай-ши отказался удовлетворить эту просьбу, поскольку эта армия должна была вести борьбу с Красной армией.
Чжан Сюэ-лян заявил протест по поводу ареста семи руководителей Всекитайской ассоциации спасения родины. Он заявил Чан Кай-ши следующее: «Ваши безжалостные меры, предпринимаемые в отношении движения за спасение родины, ничем не отличаются от действий Юань Шикая и Чжан Цзун-чана»{142}.
В октябре Чан Кай-ши направил против коммунистов отборные части 1-й армии под командованием Ху Цзун-наня. Красная армия наголову разбила эти войска. Полученный чанкайшистами удар явился «предупреждением для тех лидеров, которые, провозглашая, что китайцы не должны воевать против китайцев, в то же время идут на соглашение [141] с внешним врагом, а внутри страны применяют вооруженную силу»{143}. Пустой похвальбой оказались широковещательные заявления Чан Кай-ши о том, что «в течение двух-трех недель, самое большее месяца остатки красных банд будут окончательно разбиты». Что же касается Северо-восточной армии, то она не предпринимала никаких действий и лишь хладнокровно наблюдала за тем, как терпит поражение армия Ху Цзун-наня. Когда Чан Кай-ши направился в инспекционную поездку в Сиань, здесь происходило совещание с участием офицеров Северо-западной армии, которой командовал Ян Ху-чэн. На совещании было выдвинуто требование «о прекращении гражданской войны и объединении всех сил для борьбы с Японией». Опасаясь дальнейшего усиления северо-западных советов, Чан Кай-ши начал готовить новый поход против коммунистов. В районе Тунгуаня, который являлся воротами в провинцию Шэньси, было сконцентрировано свыше десяти дивизий, Туда непрерывно поступали боеприпасы и военное снаряжение. Для проведения военных операций в Суйюани готовилось более ста самолетов. Таким образом, несмотря на поражение армии Ху Цзун-наня, началась тщательная подготовка к шестому походу против Красной армии. 9 декабря, спустя два дня после прибытия Чан Кай-ши в Сиань, несколько тысяч студентов, объединившись с местными ассоциациями спасения родины, организовали демонстрацию, требуя, чтобы Чан Кай-ши выступил против Японии. Демонстранты были обстреляны полицейскими отрядами. Когда в роли посредника выступил Чжан Сюэ-лян, Чан Кай-ши обвинил его в «бесчестном стремлении представлять обе стороны». Командующие Северо-восточной и Северо-западной армиями не желали больше блокировать Красную армию и требовали, чтобы их направили в Суйюань для борьбы против японских войск. Но Чан Кай-ши приказал им продолжать «блокировать и громить красных». 12 декабря был объявлен приказ о приведении в боевую готовность Северо-западной армии, Северо-восточной армии и армий центрального правительства в Ганьсу, [142] Шэньси и в районе Тунгуаня. Чжан Сюэ-ляну было заявлено, что в случае неподчинения этому приказу его войска будут разоружены, а он смещен с поста командующего. Тогда Северо-западная и Северо-восточная армии совершили переворот и 12 декабря заняли Сиань. Чан Кай-ши был арестован. В тот же день восставшими была опубликована программа борьбы против Японии, состоявшая из следующих восьми пунктов: 1) реорганизация нанкинского правительства; 2) прекращение в стране гражданской войны и вооруженное сопротивление Японии; 3) освобождение семи лидеров патриотического движения; 4) освобождение всех политических заключенных; 5) свобода собраний и обществ; 6) гарантирование политических свобод и права на объединение в патриотические организации; 7) проведение в жизнь завещания Сунь Ят-сена; 8) немедленный созыв конференции по спасению родины. Китайская компартия и Красная армия незамедлительно заявили о своей поддержке этой программы, которая была немедленно проведена в жизнь в северо-западных районах страны. Следует отметить, что в связи с запретом на всю информацию об истинном ходе сианьских событий возник ряд всевозможных предположений и домыслов. Некоторое время весь мир оставался в полном неведении.
Тем временем в Нанкине прояпонская группировка, возглавляемая Хэ Ин-цинем, решительно выступила за проведение северо-западного карательного похода. Ее поддержал ряд фашистских организаций: Союз синерубашечников, группа СС{144}, клика Хуанпу {145} и др. Хэ Ин-цинь ставил своей целью вызвать гражданскую войну и захватить в свои руки военную власть. Япония оказывала ему активную помощь, рассчитывая ввергнуть Китай в бездну гражданской войны и внутренних неурядиц. Прояпонской группировке удалось мобилизовать двадцать дивизий армии центрального правительства и провести пробную бомбардировку. В связи с этим 18 декабря Чан Кай-ши направил [143] в Нанкин телеграмму, в которой приказал «приостановить карательный поход». 19 декабря компартия ответила телеграммой, в которой резко порицала действия Хэ Ин-циня: «Если гражданская война усилится, страна будет ввергнута в хаос. Японские бандиты воспользуются этим, чтобы вторгнуться в нашу страну и превратить нас в рабов». Компартия предложила покончить с гражданской войной, начать переговоры и созвать мирную конференцию представителей всех партий и группировок для обсуждения программы всеобщей антияпонской борьбы. В то же время между представителями Объединенной антияпонской армии и Чан Кай-ши шли непрерывные переговоры. Компартия, отбросив враждебность и спокойно обсудив ситуацию, пришла к выводу о необходимости мирного разрешения сианьского инцидента в интересах организации единого антияпонского фронта. В связи с этим компартия предложила освободить Чан Кай-ши и вернуть его на прежний пост. Руководство компартии немало потрудилось над тем, чтобы убедить в необходимости реализации этого предложения экстремистски настроенных молодых офицеров Северо-восточной и Северо-западной армий, которые требовали проведения «народного суда» над Чан Кай-ши. С другой стороны, проанглийская и проамериканская группировки поняли, что дальнейшее продолжение гражданской войны ставит под угрозу их собственное существование. В связи с этим вслед за Сун Цзы-вэнем в Сиань вылетела Сун Мэй-лин. В конце концов Чан Кай-ши понял ситуацию и убедился в необходимости прекратить гражданскую войну и пойти по пути борьбы против Японии. Чан Кай-ши был освобожден и возвратился в Нанкин. Длившийся несколько дней сианьский инцидент был поистине критическим моментом, когда чаша весов колебалась между гражданской войной и объединением сил для борьбы с Японией. Освобождение Чан Кай-ши резко изменило политику и общественное мнение Китая. Даже пекинские студенты, которые 9 декабря выступали против прояпонской политики Чан Кай-ши, на этот раз устроили грандиозное шествие «в честь возвращения президента Чан Кай-ши». Китайский народ сменил печаль на радость и праздновал обновление Китая. [144]
29 декабря Чан Кай-ши представил ЦИК Гоминьдана программу из четырех пунктов, в которой, в частности, предлагалось распустить штаб карательных войск Хэ Ин-циня и прекратить военные операции против восставших войск. Гражданская война была прекращена. 8 января 1937 года министр иностранных дел японофил Чжан Цюнь был вынужден уйти в отставку. Его место занял представитель проамериканской группировки Ван Чун-хуэй. Тем не менее порядок в стране установить не удалось. 6 января Коммунистическая партия Китая направила Чан Кайши «Телеграмму за мир и прекращение гражданской войны», в которой порицала действия Японии и проянонской группировки, стремившихся вызвать смуту в Китае, и требовала, чтобы Чая Кай-ши до конца сдержал клятву не возобновлять гражданскую войну. После этого из Сиани были выведены отряды Объединенной антияпонской армии, чтобы не создавать лишних поводов для выступлений прояпонской группировки. 2 февраля часть солдат и офицеров Северо-восточной и Северо-западной армий, не желавших подчиниться приказу об отводе войск, подняла бунт. Но он не дал каких-либо существенных результатов.
Вторая попытка соглашения между Гоминьданом и Коммунистической партией о совместных действиях
10 февраля Коммунистическая партия Китая направила третьему пленуму ЦИК Гоминьдана историческую телеграмму. В этой телеграмме Гоминьдану предлагалось положить в основу своей политики следующие мероприятия.
«1. Полностью прекратив гражданскую войну, сплотить все силы страны для единодушного сопротивления внешнему врагу.
2. Гарантировать свободу слова, собраний и союзов, освободить всех политических заключенных.
3. Созвать конференцию представителей всех партий, групп, всех слоев населения и всех вооруженных сил и таким образом объединить все лучшие силы нации для совместной борьбы за спасение родины. [145]
4. Быстрее завершить всю подготовку к ведению антияпонской войны.
5. Улучшить условия жизни народа».
В телеграмме далее указывалось, что в случае принятия Гоминьданом этих условий Коммунистическая партия Китая отказывается от своего курса на свержение правительства и готова принять на себя следующие обязательства:
«1. Прекратить повсюду в стране проведение курса на вооруженное восстание для свержения национального правительства.
2. Переименовать рабоче-крестьянское демократическое правительство в правительство Особого района Китайской республики, Красную армию — в Национально-революционную армию, поставив их под руководство центрального правительства и Военного комитета в Нанкине.
3. Установить на всей территории, контролируемой правительством Особого района, последовательно демократический режим, основанный на всеобщем избирательном праве.
4. Отказаться от политики конфискации помещичьей земли и решительно проводить в жизнь общую программу единого антияпонского национального фронта».
В связи с этим обращением Сун Цин-лин, Хэ Сян-нин, Фын Юй-сян, Сунь Кэ, Ли Ле-цзюнь и некоторые другие члены ЦИК Гоминьдана обратились к третьему пленуму с предложением восстановить три основные политические установки Сунь Ят-сена: союз с Россией, союз с Коммунистической партией Китая и поддержка рабочих и крестьян — и обеспечить ведение антияпонской борьбы. На открывшемся 15 февраля третьем пленуме ЦИК Гоминьдана разгорелась борьба между прояпонской и антияпонской группировками. После жарких прений было принято решение о сотрудничестве с Коммунистической партией и в осторожных выражениях зафиксировано намерение вести борьбу против Японии. Третий пленум обещал созвать Национальное собрание, обеспечить свободу слова и печати и освободить политических заключенных. Пленум также принял резолюцию о возвращении потерянных [146] земель в Северном Китае и о ликвидации Хэбэй-Чахарского политического совета.
Сианьский инцидент и третий пленум ЦИК Гоминьдана свидетельствовали о серьезном довороте в китайской революции. На состоявшемся в апреле заседании Центрального Комитета Коммунистической партии Китая было принято решение о новых задачах, стоящих перед компартией. Одновременно политбюро опубликовало «Обращение ко всем соотечественникам». В качестве главной задачи в обращении выдвигалось завоевание демократии и указывалось: в результате изменения внешних и внутренних условий в Китае и первых побед, одержанных благодаря новой политике партии, достигнуто прекращение гражданской войны, являвшееся целью всего народа и Коммунистической партии Китая. Первый этап нового периода китайской революции в основном завершай. Задача следующего периода китайской революции состоит в укреплении мира, завоевании демократических прав и организации антияпонской борьбы. Это были главные условия, которые обеспечивали концентрацию распыленных сил китайского народа, отпор японской агрессии и освобождение страны. Началось сближение между Коммунистической партией Китая и Гоминьданом с целью реализации этих решений. Блокада советских районов в основном была снята, в мае свыше тысячи человек молодежи прибыли в Яньань и поступили в антияпонский университет. В июне советские районы посетила специальная группа наблюдателей Гоминьдана. В Лушане в этом же месяце Чжоу Энь-лай имел ряд встреч с директорами департаментов Исполнительного юаня. Но, несмотря на то, что вопрос о признании правительства Особого района Шэньси — Ганьсу — Нинся на сессии Исполнительного юаня был решен положительно, официальный указ об этом так и не был опубликован из-за интриг враждебных компартии элементов. На пути к тесному сотрудничеству между Гоминьданом и Коммунистической партией Китая стояло еще немало препятствий.
Предвидя широкую агрессию, к которой Япония готовилась в связи с застоем, начавшимся с 1936 года, Мао Цзэ-дун говорил: [147]
«Японские империалисты в настоящее время усиленно готовятся к агрессии против основных районов Китая.
Перекликаясь с Гитлером и Муссолини, усиленно готовящими разбойничью войну на Западе, японские империалисты на Востоке, в точном соответствии с намеченными ими планами, напрягают все силы для подготовки ряда предпосылок, которые позволили бы им одним ударом покончить с Китаем: у себя в стране — предпосылок военных, политических, экономических и идеологических, на международной арене — предпосылок дипломатических; в Китае же они поддерживают и насаждают прояпонские силы. Пропаганда так называемого «китайско-японского сотрудничества» и некоторая умеренность в дипломатических акциях Японии диктуются тактическими соображениями в проведении ее агрессивной политики накануне войны.
Близится момент, когда Китай должен будет решать вопрос о своем существовании; к войне против захватчиков за спасение Китая от гибели следует готовиться самыми стремительными темпами»{146}.
Именно из этих перспектив исходила Коммунистическая партия, направляя свои усилия на объединение с Гоминьданом, на демократизацию страны. Для того чтобы быстрее склонить нанкинское правительство к сотрудничеству, проводилась усиленная подготовка китайского народа к антияпонской войне. В апреле Коммунистическая партия создала молодежную добровольческую армию, в мае — июне началось военное обучение студентов. Студенты Северного Китая стали вступать в ряды 29-го корпуса. Патриотическую борьбу вела Всекитайская ассоциация опасения родины, которая к 7 июля имела по всему Китаю свыше 1200 отделений, организованных по производственному принципу. 4 июля Сун Цин-лин прибыла в Сучжоу, где происходил суд над семью лидерами патриотического движения, и потребовала их освобождения. Когда это требование было отвергнуто, Сун Цин-лин заявила: «Если патриотизм является преступлением, то я требую, чтобы арестовали также и нас». В Шанхае и других городах снова началось [148] движение за освобождение семи лидеров. В июле в Пекине японцами был спровоцирован инцидент «с нарушением порядка», но этот инцидент был немедленно ликвидирован силами 29-го корпуса. Усиление антияпонских настроений способствовало тому, что находившиеся под командованием Инь Жу-гэна отряды охраны порядка тоже стали склоняться на сторону антияпонской борьбы. Итак, с одной стороны стоял японский агрессор, с другой — силы, противостоявшие ему. 7 июля произошло столкновение между частями японской и китайской армий близ Лугоуцяо. Это столкновение привело к японо-китайской войне.
Японо-китайская война явилась прямым вызовом, брошенным японским империализмом единому антияпонскому фронту, сплотившему всю страду, все слои населения Китая.
2. Начало японо-китайской войны
Выстрел у моста Лугоуцяо
Подобно тому как взрыв в Лютяогоу послужил началом маньчжурских событий, один лишь выстрел (причина которого не была выяснена) в Лунванмяо привел к японо-китайской войне, длившейся восемь лет.
7 июля 1937 года ночью японские войска, расположенные в Фынтае, близ Пекина, демонстративно проводили ночные маневры около Лунванмяо в непосредственной близости от китайских войск, расположившихся у моста Лугоуцяо. Вряд ли можно было предполагать, учитывая столь напряженную в то время в Северном Китае обстановку, что ночное передвижение войск в непосредственной близости от китайской армии не приведет к инциденту.
Во время японских маневров китайским подразделениям был дан приказ усилить бдительность, но ни в коем случае не выходить за пределы своего расположения. Японские же войска специально составили план маневров так, чтобы спровоцировать китайскую сторону. Когда маневры уже приближались к концу, из принимавшего [149] в них участие японского отряда поступило донесение, будто над отрядом пролетела пуля. Услышав выстрел, командир отряда немедленно устроил перекличку. Одного солдата не оказалось. Японские войска использовали этот факт для вступления в Юаньпин. На самом же деле «этот солдат отлучился из отряда по физиологическим надобностям»{147}. Воспользовавшись инцидентом в качестве предлога, командир расположенного в Фынтае японского полка полковник Мутагути потребовал от находившихся у Лугоуцяо китайских войск немедленной и безоговорочной сдачи города и, еще не получив ответа, перешел в наступление. 8 июля японские войска захватили Лугоуцяо, Лунванмяо и заняли господствующие позиции на левом берегу реки Юндин, которые имели важное значение с точки зрения сохранения коммуникаций между Пекином и Тяньцзинем, а также районом Баодина.
Спровоцировать подобный инцидент предполагалось уже давно. Со времени сианьских событий благодаря созданию единого национального антияпонского фронта в Северном Китае усилилось сопротивление китайского народа японской агрессии. Это сопротивление принимало самые различные формы. В результате такого движения сопротивления снизу даже главарей военных клик в Северном Китае, обычно не останавливавшихся перед сговором с Японией ради укрепления своей власти, более не прельщала роль марионеток японского империализма. После поражения во время суйюаньских событий японская агрессивная политика в Северном Китае окончательно зашла в тупик. Созданное Японией автономное правительство восточной части провинции Хэбэй стало наталкиваться на большие подводные рифы. Развеялись надежды на превращение в марионетку Хэбэй-Чахарского автономного правительства. В сентябре 1936 года между командующим японскими войсками в Китае генерал-лейтенантом Тадзиро и главой Хэбэй-Чахарского автономного правительства Сунь Чжэ-юанем было заключено соглашение [150] о предоставлении Яшвнии ряда привилегий для экономической агрессии в районах Северного Китая, захваченных японскими войсками. Но, за исключением учреждения воздушной транспортной компании, ни один из пунктов соглашения фактически не был реализован (строительство железнодорожной линии Тяньцзинь — Шицзячжуан и гавани в Тангу, разработка луньяньских железных рудников и угольных копей в Цзинсин и т. д.). Кроме того, с каждым днем все более усиливалось антияпонское движение среди студентов и рабочих Пекина и Тяньцзиня. Японский агрессор, непрерывно расширявший сферу своей агрессии после маньчжурских событий, впервые застрял на линии Пекин — Тяньцзинь. Японская военщина, и в первую очередь японская армия, посланная в Китай, а также Квантунская армия, стали чувствовать все большее беспокойство в связи с тупиком, в который зашли события в Северном Китае. Поэтому вполне естественно было предполагать, что для ликвидации этого тупика Япония пойдет по пути, уже использованному однажды ею в Маньчжурии. Примерно с весны 1937 года участились маневры японских войск, расположенных в Пекине. В ходе этих маневров японские войска выходили за пределы районов расквартирования и по своему усмотрению передвигались по китайской территории. Японские офицеры стали вызывающе вести себя по отношению к китайской армии, стараясь вызвать конфликт. Необходимость ликвидации этого военного тупика диктовалась также обстановкой, сложившейся в самой Японии.
Финансовая политика Баба и Юки, которые после событий 26 февраля стремились утвердить систему военной экономики, привела к углублению военной инфляции. С конца 1936 года страх перед инфляцией привел к усилению спекуляции, что в свою очередь вызвало нарушение устойчивости валюты и резкий рост цен на товары. В связи с этим в январе 1937 года был принят закон о контроле над иностранной валютой. Тем не менее тенденция превышения импорта над экспортом продолжала усиливаться, и с марта по июль, когда возник инцидент у моста Лугоуцяо, за пределы Японии утекло 377 миллионов [151] иен золотом. Тем временем цены на товары продолжали расти, и в мае японское правительство вынуждено было, создав чрезвычайный комитет по борьбе с ростом цен, принять срочные меры. Подобные тенденции в сфере финансов и экономики свидетельствовали о том, что японский капитализм мог оказаться на грани банкротства, если не развяжет большую войну. Кризис в экономике оказал влияние и на политику: после падения кабинета Хаяси к власти пришел первый кабинет Коноэ, являвшийся последним козырем в руках гэнро и дзюсинов. Первый кабинет Коноэ дал ясно понять, что он намерен утвердить режим военного времени и взять основной курс на преодоление кризиса путем войны. Исходя из всего этого можно оказать, что как в военном, так и в экономическом отношении инцидент в Северном Китае явился составной частью заранее установленного японским империализмом курса на развязывание войны.
Расширение фронта войны
Инцидент у моста Лугоуцяо сам по себе, возможно, и был случайным, но его превращение при изложенных выше обстоятельствах во всеобщую войну не случайно.
На следующий день после ночного столкновения 7 июля японские войска захватили Лугоуцяо и Лунванмяо. В результате китайские части вынуждены были отступить на западный берег реки Юндин. 10 июля произошло новое столкновение между китайскими и японскими войсками. Дислоцировавшийся в районе инцидента 29-й корпус китайской армии предложил заключить перемирие, и 21 июля было подписано соглашение о временном прекращении военных действий. Однако на этот раз в отличие от маньчжурских событий высшее командование японской армии пошло на расширение инцидента. 11 июля кабинет министров принял решение об отправке японских войск в Китай и об отсрочке демобилизации по всем войскам, расквартированным к западу от района Кинки{148}. Кабинет министров опубликовал следующее заявление: [152]
«Совершенно ясно, что поддержание порядка в Северном Китае является неотложной задачей империи и Маньчжоу-го. В настоящий момент для сохранения мира в Восточной Азии необходимо, чтобы Китай признал свою вину, в первую очередь в связи со своими незаконными действиями, а также в связи с поступками, враждебными Японии или оскорбляющими ее, и дал бы соответствующие гарантии в том, что отныне подобные действия не будут иметь места. Поэтому японское правительство на сегодняшнем заседании кабинета министров решило принять необходимые меры для отправки войск в Северный Китай».
Такова была позиция Японии в отношении происшедших событий. Она означала, что Япония не намерена считать инцидент конфликтом местного значения и поставила своей целью с помощью оружия решить вопрос о захвате Северного Китая, который планировался ею в течение многих лет. «Развитие событий свидетельствовало о том, что токийское правительство хотело в максимальной степени использовать этот инцидент»{149}. Поскольку китайская сторона также укрепилась в решимости оказать сопротивление Японии, расширение конфликта стало неизбежным. Следует, правда, отметить, что наряду с заявлением японского правительства были высказаны и предложения о локализации конфликта. В особенности этого хотел Сун Чжэ-юань — тогдашний правитель Северного Китая. Он опасался, что расширение конфликта подорвет его позиции. Поэтому, несмотря на вышеупомянутое заявление, переговоры на месте продолжались. Гоминьдановское правительство тоже не желало войны и старалось по возможности добиться разрешения конфликта на месте. Для находившихся в Китае малочисленных японских войск также необходимо было выиграть время до прибытия подкреплений из Японии. 18 июля Сунь Чжэ-юань посетил командующего японскими войсками Кацуки и принес ему свои извинения. 19 июля между японской и китайской армиями было заключено местное соглашение. Тем не менее 15 июля Япония заявила об отправке [153] своих войск в Китай, а 17 июля приняла решение о дополнительном бюджете на чрезвычайные военные расходы.
Все это свидетельствовало о том, что Япония вела решительную подготовку к войне. В это же время гоминьдановское правительство под давлением антияпонски настроенных народных масс отказалось признать местное соглашение о перемирии и 20 июля опубликовало заявление, касавшееся главным образом вопроса о сохранении территориального суверенитета. Тем временем в Пекине, Тяньцзине и в их окрестностях стали концентрироваться части Квантунской армии, а также войска, прибывавшие из Японии.
27 июля японская сторона, полностью закончив соответствующую подготовку, предъявила Китаю ультиматум о передаче Японии Пекина и его окрестностей. Срок ультиматума истекал 28 июля в полдень. 28 июля японские войска, не получив ответа, заняли Пекин и его окрестности, а 29 июля — Тяньцзинь.
30 июля японские войска начали наступление по всему северокитайскому фронту. В ответ на это китайская сторона заставила 29-й корпус (армия военной клики Сунь Чжэ-юаня) в одиночку сражаться с японцами, не выслав на помощь армию центрального правительства. Тем не менее следует отметить, что в отличие от маньчжурских событий китайские войска на этот раз оказали упорное сопротивление. Дело в том, что многие солдаты и офицеры 29-го корпуса находились под влиянием сторонников единого антияпонского фронта и сознавали необходимость спасения родины. Кроме того, в боях принимали участие многочисленные добровольцы — рабочие и студенты. Даже полицейские отряды прояпонского марионеточного автономного правительства восточной части провинции Хэбэй подняли бунт и выступили против японской армии (инцидент в Тунчжоу).
В результате после падения Пекина наступление японской армии было временно приостановлено, а северо-западнее Пекина, в районе Нанькоу, между японскими войсками и китайскими добровольцами продолжались ожесточенные бои. [154]
Бои в Шанхае
Когда наступление японских войск в Северном Китае застопорилось, японская армия, придерживавшаяся курса на «молниеносную войну» и быстрое разрешение конфликта, решила высадить войска в Шанхае с тем, чтобы заставить нанкинское гоминьдановское правительство капитулировать. Для этого Япония пополнила и привела в боевую готовность подразделения морской пехоты и сконцентрировала в районе Шанхая 3-ю эскадру. К 9 августа все японские резиденты, проживавшие в бассейне реки Янцзы, были созваны в Шанхай и подготовлены на случай расширения войны. 9 августа ночью во время разведки расположения китайских войск были убиты один японский морской офицер и один солдат. Это послужило причиной для начала военных действий. 13 августа начались бои между японским отрядом морской пехоты и частями китайской армии, а 14 августа японское правительство опубликовало следующее заявление:
«Для того чтобы наказать китайскую армию за проявленную ею жестокость и заставить нанкинское правительство отдать себе отчет в содеянном, мы в настоящий момент вынуждены принять решительные меры». Это заявление фактически явилось объявлением всеобщей захватнической войны против Китая.
Так же как и в период первого шанхайского инцидента, эта битва за Шанхай носила крайне ожесточенный характер. Китайские войска оказали японцам упорное сопротивление. Кроме того, на борьбу с японской армией поднялись рабочие, студенты, горожане. В связи с этим вначале японские войска оказались в тяжелом положении. 23 августа в районе Шанхая высадилась японская пехотная бригада, затем к северу от Шанхая высадилось еще несколько дивизий, но решительное сопротивление китайских войск не позволяло японским войскам ни на шаг продвинуться в глубь побережья. Бои длились весь сентябрь и октябрь. Япония сформировала из нескольких дивизий отдельную армию и 5 ноября высадила ее в Ханчжоуском заливе, зайдя таким образом в тыл китайской армии, оборонявшей Шанхай. Китайские войска были [155] вынуждены отступить, и к 11 ноября Шанхай оказался в руках японских войск. В боях за Шанхай японская армия потеряла около 50 тысяч убитыми и ранеными. Вынужденная оставить Шанхай китайская армия продолжала отступать. Поэтому японские войска сразу же перешли в наступление на Нанкин и 13 декабря захватили его. Во время боев за Нанкин японская армия уничтожила много пленных и несколько десятков тысяч мирных, ни в чем не повинных жителей. В Нанкине начались дикие грабежи и насилия. Американский корреспондент Эдгар Сноу со свойственной ему правдивостью следующим образом описывает поведение японских войск в Нанкине.
«13 декабря японские войска вступили в Нанкин. В это время китайская армия и городское население пытались выбраться из города через единственные оставшиеся свободными ворота и переправиться на северный берег реки Янцзы. В городе царил страшный хаос. Когда тысячи китайцев начали переправляться через реку, японские военные самолеты открыли по ним ураганный пулеметный огонь. Несколько сот китайцев было перехвачено японцами на дороге. Вскоре здесь уже громоздились горы трупов... Кровавый рассказ о зверствах в Нанкине теперь известен всему миру... Только в одном Нанкине японская армия уничтожила более 42 тысяч жителей — большей частью женщин и детей. Считают, что за время наступления на Шанхай и Нанкин японские войска уничтожили 300 тысяч мирных жителей. Это примерно столько же, сколько во время этих операций потеряла китайская армия... Около 50 тысяч японских солдат в течение месяца с лишним творили в Нанкине неслыханный произвол, насиловали, убивали, грабили. 12 тысяч магазинов и частных домов были разграблены и сожжены. У населения отобрали все имущество. Японские офицеры и солдаты грузили награбленное имущество на украденные ими автомашины, телеги и другие транспортные средства и отвозили его в Шанхай. Подверглись нападению даже дома дипломатических представителей иностранных государств — японские солдаты расправлялись с прислугой иностранцев. Солдаты делали все что хотели. Японские офицеры считали, что китайцы как покоренный народ не имеют права рассчитывать [156] на «особое снисхождение». Так они оправдывали свое участие и участие своих подчиненных в этих бесчинствах. В этой связи заслуживают внимание слова генерала Сугияма, заявившего: «Какая-то сила, более великая, чем бог, воодушевляет наших офицеров и солдат»{150}. Тем временем в Северном Китае японская армия пополнилась новыми частями и 12 августа выступила из Нанькоу в сторону провинции Чахар. Затем японские войска, разбившись на три отряда, начали наступление в направлении Цзинани (вдоль железнодорожной линии Тяньцзинь — Пукоу), Баодина (вдоль железнодорожной линии Пекин — Ханькоу) и Чжанцзякоу (вдоль железнодорожной линии Пекин — Суйюань). Японский отряд, наступавший в южном направлении, к концу октября достиг берегов реки Хуанхэ и после неудачной попытки усмирить генерала Хань Фу-цюй в провинции Шаньдун вступил в конце декабря в Цзинань. В течение декабря этим отрядом были захвачены все важнейшие опорные пункты в провинциях Хэбэй и Шаньдун. Отряд японских войск, выступивших в западном направлении, занял южную часть провинции Чахар и Суйюань и в октябре вторгся в провинцию Шэньси, где впервые столкнулся с частями китайской Красной армии. Понеся большие потери в районе Пинсингуаня и Яньмыньгуаня от китайской армии, основное ядро которой составляли части китайской Красной армии, японские войска в ноябре достигли Тайюаня. В течение 1937 года Япония захватила главные опорные пункты в пяти провинциях Северного Китая, а также заняла Шанхай и Нанкин. Для ведения военных действий на этом этапе Япония использовала шесть армий, численностью двадцать дивизий, основные силы своей военной авиации, 2-ю и 3-ю морские эскадры. В результате боев Япония потеряла 70 тысяч убитыми и ранеными. Военные успехи Японии в первый период японо-китайской войны объяснялись военным превосходством хорошо подготовленной японской армии. Кроме того, успеху японских войск содействовало отсутствие единства в Китае и выгодная международная обстановка. [157]
Создание единого антияпонского фронта
На следующий день после инцидента у моста Лугоуцяо Коммунистическая партия Китая обратилась к народу, ко всем организациям, армиям, Гоминьдану и гоминьдановскому правительству со следующим заявлением: «Мы требуем, чтобы центральное правительство в Нанкине оказало реальную помощь 29-му корпусу; чтобы оно немедленно предоставило свободу патриотическому движению народных масс...»{151}. После падения Пекина и Тяньцзиня компартия выдвинула лозунги: «Организуем партизанскую войну!», «Защитим Хэбэй!» Коммунистическая партия мобилизовала массы студентов, школьников и революционно настроенную молодежь Пекина, Тяньцзиня и Баодина, направила их в деревни и развернула антияпонскую партизанскую войну в Северном Китае. 15 июля Центральный Комитет Коммунистической партии выступил с предложением о сотрудничестве с Гоминьданом. Это предложение явилось практическим претворением в жизнь положения, гласившего, что победа может быть обеспечена лишь путем всенародной войны, или, как говорил Мао Цзэ-дун, «путем всеобщего сопротивления». Предложения, выдвигавшиеся компартией, были очень конкретны и состояли из следующих четырех пунктов:
«1. Три народных принципа Сунь Ят-сена необходимы для современного Китая, и наша партия готова вести борьбу за их полное осуществление.
2. Проведение политики насильственного свержения власти Гоминьдана и политики насильственной конфискации помещичьих земель прекращается.
3. Во имя объединения власти в стране нынешнее красное правительство реорганизуется в демократическое правительство Особого района.
4. Наименование Красной армии и нумерация ее частей изменяются. Красная армия преобразуется в Национально-революционную армию, принимает верховное [158] руководство Военного совета Национального правительства и ждет приказа о выступлении на фронт войны против японских захватчиков для выполнения своего долга»{152}.
Под давлением общественного мнения и в интересах спасения своей становившейся все менее прочной власти Чан Кай-ши и Гоминьдан вынуждены были несколько изменить свою внутреннюю и внешнюю политику. Прежде всего были внесены изменения в «Чрезвычайный закон о наказаниях за преступления против республики». В соответствии с этим была освобождена большая часть политических заключенных и руководителей патриотического движения за спасение родины (Цзоу Тао-фын, Шэнь Цзюнь-жу и др.). 23 сентября Чан Кай-ши выступил с официальным заявлением по поводу нового предложения компартии о создании единого национального фронта. Он официально признал легальность компартии и заявил о своей готовности сотрудничать с ней в вооруженной борьбе против Японии. Так был создан единый национальный антияпонский фронт.
Вслед за этим китайская Красная армия была официально переименована в 8-ю Национально-революционную армию. Ее командующим был назначен Чжу Дэ, а заместителем командующего Пын Дэ-хуай. 8-я армия состояла из трех дивизий с порядковыми номерами 115 (командир Линь Бяо), 120 (командир Хэ Лун) и 129 (командир Лю Бо-чэн). 25 сентября, сразу же после переформирования, 8-я армия двинулась на передовые позиции в район Северной Шаньси. 12 октября была также переформирована Красная армия, действовавшая в Центральном Китае. Она превратилась в Новую 4-ю Национально-революционную армию. Командующим Новой 4-й армии был назначен Е Тин, его заместителем Сян Ин. Впоследствии 8-я и Новая 4-я армии всегда являлись ядром антияпонской армии и вели героическую борьбу в неслыханно трудных условиях. По соглашению между Коммунистической партией и Гоминьданом советский район был переименован в Особый район Китайской республики, [159] или в Пограничный район Шэньси — Ганьсу — Нинся.
В связи с созданием единого национального антияпонского фронта Центральный Комитет Коммунистической партии Китая опубликовал 25 августа 1937 года «Десять пунктов программы сопротивления Японии и спасения родины», предусматривавшие разгром японского империализма; проведение всеобщей мобилизации всего китайского народа; введение демократического режима правления; ликвидацию обременительных налогов и различных сборов, снижение арендной платы и ростовщических процентов в целях улучшения условий жизни народа и привлечения всех его сил к участию в освободительной войне; создание единого национального антияпонского фронта, состоявшего из всех партий и группировок, всех слоев населения, всех военных групп, на основе сотрудничества Гоминьдана и Коммунистической партии в руководстве освободительной борьбой и т. д.
После этого в Китае появилось множество патриотических организаций, выступавших в поддержку освободительной войны и политики гоминьдановского правительства. Начали регулярно выходить печатные издания единого национального фронта. С 11 января 1938 года в Китае стала издаваться крупная политическая газета — орган Коммунистической партии Китая «Синьхуажибао».
В международном аспекте изменение политики гоминьдановского правительства проявилось в заключении советско-китайского договора о ненападении, который был подписан 21 августа 1937 года. Заключение этого договора в значительной степени способствовало усилению антияпонской борьбы в Китае. После этого усилилась и военная помощь Советского Союза Китаю. В феврале 1939 года было заключено китайско-советское соглашение о воздушном сообщении, а в июне того же года между Сунь Кэ и народным коммиссаром внешней торговли СССР Микояном было заключено китайско-советское торговое соглашение. Особенность этого соглашения заключалась в том, что оно предусматривало непосредственный обмен советского вооружения на китайское сырье и являлось соглашением о товарообмене с расчетом по кредитным [160] фондам в размере 25 миллионов рублей, предоставленным Советским Союзом Китаю{153}.
Совсем иной была позиция Англии и Америки, этих империалистических соперников Японии. Они не только не оказали помощи Китаю, а, напротив, когда в августе 1937 года Япония объявила о морской блокаде Китая, Америка признала эту блокаду. В результате Китай лишился возможности торговать с Америкой, а американское вооружение потекло в Японию. Подобная политика умиротворения, проводившаяся Англией и Америкой в отношении фашистских государств, и привела мир ко второй мировой войне.
Как указывал Мао Цзэ-дун, у Китая было два пути в антияпонской войне. Один путь — это путь крупных помещиков и крупной буржуазии, представляемый Чан Кай-ши. Другой — путь пролетариата и всего народа, представляемый Коммунистической партией. Крупные помещики и крупная буржуазия начиная с Чан Кай-ши и «четырех семейств» намеревались продолжать антияпонскую борьбу, опираясь на Англию и США, поскольку агрессия японского империализма стала наносить непосредственный вред их политике и экономическим интересам, в связи с чем исчезла возможность компромисса, а также поскольку планы японского империализма относительно захвата всего Китая начали угрожать интересам английского и американского империализма в Северном и в Центральном Китае. Этим объясняется крайне противоречивая, неустойчивая позиция Чан Кай-ши, менявшаяся на протяжении антияпонской войны в связи с изменением обстановки. Так, например, в начале войны Чан Кай-ши, с одной стороны, проявлял некоторую активность в организации сопротивления Японии и желал скорейшей победы, а с другой — постоянно старался воспрепятствовать [161] антияпонской борьбе и подавить ее, поскольку крайне опасался решительного выступления народа в антияпонской войне. Чан Кай-ши возлагал свои надежды не на китайский народ, а только на внешние силы. Поэтому он не хотел решительно выступать на борьбу с Японией, отказывался посылать гоминьдановские войска в Северный Китай, являвшийся главным театром военных действий, оставался в Шанхае и Нанкине и выжидал. Такая позиция Чан Кай-ши помогла Японии в короткий срок захватить Северный Китай. В то же время 8-я Национально-революционная армия, находясь на переднем крае, в крайне тяжелых условиях вела борьбу против японских войск.
В боях под Пинсингуаем и Яньмыньгуанем части 8-й армии под командованием Линь Бяо окружили и разгромили четырехтысячную бригаду, входившую в состав японской дивизии под командованием генерала Итагаки. Было уничтожено около трех тысяч японцев, разбито свыше сотни автомашин и захвачено в качестве трофеев более тысячи винтовок. Это был первый сокрушительный удар, нанесенный японской армии на китайском театре военных действий. В октябре части 8-й армии вели ожесточенные бои в районе Синькоу, где проходила горная дорога, пересекавшая Центральную Шэньси. В течение целого месяца они сдерживали в этом районе основные силы японских войск. Именно тогда наступил наилучший момент для полного разгрома всех японских войск в Северном Китае. Но Чан Кай-ши по-прежнему отказывался послать туда основные силы гоминьдановской армии, и 8-я армия в одиночку вынуждена была продолжать кровопролитные бои с японскими войсками. Почему же Чан Кай-ши не хотел решительно выступить ла борьбу против Японии? Мао Цзэ-дун в докладе на конференции партийных работников в Яньани указывал:
«Правое крыло единого антияпонского национального фронта составляют крупные помещики и крупная буржуазия. Это — основной очаг национального капитулянтства. Они боятся и того, что война нанесет ущерб их собственности, и того, что поднимутся народные массы; капитулянтство в их среде неизбежно». В связи с этим Мао Цзэдун [162] настаивал на необходимости решительной борьбы против капитулянтов. Он говорил: «Наша задача — решительно бороться против национального капитулянтства и в этой борьбе расширять и укреплять левое крыло единого фронта и добиваться сдвига влево и поворота в позиции центра»{154}.
Падение Нанкина и переговоры о мире
Вначале японское правительство и военщина придавали довольно большое политическое значение захвату Нанкина. Отправляясь из Токио в Китай, генерал Мацуи, назначенный главнокомандующим японскими войсками в Центральном Китае, подчеркнул, что захват Нанкина является важной целью. А заместитель начальника Генерального штаба Тада считал, что «потеря китайцами Нанкина позволит начать переговоры о мире». Военные круги Япония предполагали, что захват столицы Китая нанесет смертельный удар гоминьдановскому правительству и заставит его капитулировать.
В конце октября Германия через послов Траутмана и Дирксена предложила Китаю и Японии свои услуги в переговорах о мире, но Япония, со дня на день ожидавшая падения Нанкина, не проявила к этому особого энтузиазма. Представителям японских военных кругов, очевидно, не давал покоя тот факт, что годом раньше, в мае, итальянцы заставили капитулировать Абиссинию, заняв ее столицу Аддис-Абебу. Но обстановка, сложившаяся в Китае, и в особенности усиление единого национального антияпонского фронта не допускали возможности подобного окончания войны. В то же время Чан Кай-ши, Бай Чун-си, Гу Чжу-тун, Сюй Юн-чан и другие генералы, заколебавшиеся в связи с предложением Траутмана, были подвергнуты Коммунистической партией и народом резкой критике и в конце концов отказались от планов, направленных на прекращение военных действий. Они перенесли столицу в Ханькоу, дар ясно понять, что намерены продолжать антияпонскую войну. В такой обстановке [163] Япония была вынуждена сделать шаг назад и, воспользовавшись военным значением захвата Нанкина, заключить выгодный для себя мир с Чан Кай-ши. Даже японская военщина, которая вначале не проявляла особого энтузиазма к мирным переговорам, постепенно стала все активнее выступать за такие переговоры. 13 декабря 1937 года, в день захвата Нанкина, на совещании между представителями Главной ставки и правительства было решено вступить с Китаем в официальные переговоры о мире. И, как бы в унисон с подобной позицией Японии, часть гоминьдановского правительства тоже выступила за переговоры о мире. Известно также, что, когда над Нанкином нависла угроза захвата японскими войсками, Ван Цзин-вэй стал настоятельно убеждать Чан Кай-ши заключить с Японией мир. Однако было бы ошибочным считать, что только военная ситуация, сложившаяся в Китае, заставила правое крыло Гоминьдана пойти на сговор с Японией и тем самым добиться окончания войны. На этот путь толкала его также и позиция окружавших Китай держав.
5 октября 1937 года в Чикаго президент США Рузвельт выступил с речью, в которой потребовал «изоляции» агрессора. 6 октября государственный департамент США опубликовал заявление, в котором констатировал, что действия Японии нарушают пакт девяти держав, а также антивоенный пакт. Эти заявления создали у международного общественного мнения впечатление, будто Америка принципиально отвергает японскую агрессию. Поэтому Китай возлагая довольно серьезные надежды на результаты открывшейся 3 ноября 1937 года в Брюсселе конференции стран, подписавших пакт девяти держав, в которой приняла участие также Америка и где непосредственно был поднят вопрос о японской агрессии. И когда 6 ноября японская сторона впервые неофициально сообщила Чан Кай-ши об условиях мира, последний отверг их, выдвинув в качестве одной из причин то, что Брюссельская конференция еще не закончилась.
Результаты Брюссельской конференции не оправдали надежд, возлагавшихся на нее Китаем. Конференция игнорировала предложение Советского Союза о коллективных [164] действиях. Что касается США, то они не столько выступали за репрессивные меры против Японии, сколько старались «дать ей политические и экономические гарантии». Накануне открытия Брюссельской конференции госдепартамент США следующим образом сформулировал свою позицию: «Эта конференция должна заставить Японию отказаться от избранного ею в настоящее время пути», но «в то же время она должна дать Японии политические и экономические гарантии. В этих целях, во-первых, необходимо гарантировать Японии сырье и рынки и, во-вторых, принять меры, которые помешали бы Советскому Союзу и Китаю использовать этот случай»{155}. Такая позиция госдепартамента свидетельствовала о том, что дальневосточная политика США была «политикой умиротворения», а именно: США намеревались добиться разрешения вопроса, пожертвовав интересами Китая и Советского Союза и гарантировав Японии сырье и рынки сбыта, иными словами, колонии. Все европейские государства, принимавшие участие в Брюссельской конференции, за исключением Англии, не хотели вмешиваться в события на Дальнем Востоке. А сама Англия, занятая по горло европейскими делами, в одиночку ничего не могла предпринять. К тому же Америка встала на путь «политики умиротворения». Поэтому вполне естественно, что при создавшейся ситуаций Брюссельская конференция не смогла принять каких-либо конкретных мер, направленных на предотвращение японской агрессии. Подобные результаты конференции не только разочаровали Китай. Можно сказать, что атмосфера «умиротворения», царившая на конференции, привела к усилению среди части членов гоминьдановского правительства тенденции к заключению мира путем соглашения с Японией. 2 декабря, спустя примерно неделю после Брюссельской конференции, Чан Кай-ши принял в качестве одной из основ для мирных переговоров те самые японские условия, которые он перед этим отверг. При этом он потребовал, чтобы Германия приняла участие в переговорах не просто как «посредник», а как «арбитр». Очевидно, столь серьезное значение, придаваемое [165] в данном случае Германии, было связано с позицией держав, занятой ими на Брюссельской конференции.
Решение Японии начать мирные переговоры также было связано с позицией держав — участниц Брюссельской конференции. Используя их «политику умиротворения», Япония требовала разрешить инцидент в направлении подготовки войны против Советского Союза. Об этом свидетельствовали следующие четыре пункта основных условий мирного договора с Китаем, которые 22 декабря были представлены японской стороной германскому послу в Японии Дирксену:
1. Китай отказывается от прокоммунистической, антияпонской и антиманьчжурской политики и будет сотрудничать с Японией и Маньчжоу-го в борьбе против коммунизма.
2. Некоторые районы будут превращены в нейтральные зоны, где будут созданы специальные органы власти.
3. Между Японией, Китаем и Маньчжоу-Го устанавливаются тесные экономические взаимоотношения.
4. Китай уплачивает Японии соответствующую контрибуцию.
Наряду с выполнением этих условий Япония требовала, как это записано в решении об «Основном курсе по урегулированию китайского инцидента» (принято 11 января 1938 года на императорской конференции), признания Маньчжоу-го, создания во Внутренней Монголии «антикоммунистического автономного правительства» и расквартирования японских войск в ряде районов Северного Китая, внутренней Монголии и Центрального Китая{156}. Эти требования были связаны также с подготовкой к новой войне, о чем свидетельствует следующее заявление министра иностранных дел Угаки, который впоследствии еще раз пытался вести переговоры о мире на прежних условиях. «Внутренняя Монголия — это первая антикоммунистическая линия, Северный Китай — вторая». Таким образом, идея об использовании мира с Китаем для подготовки войны против Советского Союза имела под собой довольно реальную почву, поскольку в то время [166] она активно поддерживалась частью военных кругов Японии. На войне с Советским Союзом настаивал Генеральный штаб (начальник первого отдела Исихара, заместитель начальника Генерального штаба Тада). В связи с этим представители Генерального штаба оказывали на правительство давление, стремясь заставить его начать мирные переговоры с Китаем. В частности, когда премьер-министр Коноэ в ходе переговоров заколебался, Исихара во время посещения им Икэда Сэйхин сказал: «Коноэ оказался слабее, чем я думал. Необходимо как можно скорее укрепить Маньчжурию и готовиться к войне против Советского Союза»{157}.
Однако основная часть военщины, в частности военное министерство, по-прежнему стремилась к расширению агрессии в Китае. 22 декабря Япония вручила Чан Кай-ши официальные условия мира, но после этого положение настолько изменилось, что вопрос о мире потерял всякое значение. 14 декабря, на другой день после того, как официально было решено начать переговоры, в оккупированных Японией районах Северного Китая был создан марионеточный режим, получивший название «временного правительства Китайской республики». Уже тот факт, что это правительство было названо «временным», свидетельствовал о том, что японская военщина намеревалась создать, помимо правительства Чан Кайши, всекитайское марионеточное правительство и, таким образом, обеспечить себе непосредственное господство над Китаем.
Поэтому ни военный министр Сугияма, ни близкий к основной группе военных кругов министр иностранных дел Хирота, ни министр внутренних дел Суэцугу не проявили особого энтузиазма при открытии японо-китайских переговоров о мире. А на заседании кабинета министров, состоявшемся накануне передачи Чан Кай-ши японских условий о мире, было решено взять курс на создание в Китае центрального марионеточного правительства. Кабинет решил «отныне не слишком рассчитывать на переговоры с нанкинским правительством». [167]
11 января 1938 года на императорской конференции этот курс был определен еще более ясно. В тот же день Тайный совет принял следующее решение: «Объявить войну; не признавать нанкинское правительство; заменить его временным пекинским правительством; продолжать военные операции; для поддержки этих операций направить в Китай дополнительное количество судов». Эти решения окончательно определили курс Японии на отказ от мирных переговоров с правительством Чан Кай-ши, на превращение Китая с помощью вооруженной силы во «второе Маньчжоу-го».
13 января Япония, воспользовавшись обращением Китая за подробным разъяснением содержания условий мира, объявила о том, что она прерывает переговоры. А 16 января японское правительство опубликовало следующее заявление:
«После падения Нанкина императорское правительство предоставило китайскому национальному правительству последнюю возможность пересмотреть свою позицию. Однако национальное правительство не понимает искренних намерений империи, раздувает антияпонскую войну, не видит бедствий своего народа и не думает об укреплении мира в Восточной Азии. Учитывая это, императорское правительство отныне отказывается считать национальное правительство своим партнером, рассчитывает на создание и укрепление в Китае нового правительства, способного искренне сотрудничать с империей, намерено урегулировать взаимоотношения между Японией и этим правительством и сотрудничать с ним в строительстве возрожденного Китая. Императорское правительство подтверждает, что Япония будет неизменно уважать территориальную целостность и суверенитет Китая, а также интересы иностранных держав в Китае. В настоящий момент все более возрастает ответственность империи за мир в Восточной Азии. Правительство надеется, что народ отдаст все силы делу осуществления этой важнейшей задачи».
Заявление о том, что японское правительство «отказывается считать гоминьдановское правительство своим партнером», означало, что Япония встала на путь [168] расширения агрессии в целях превращения Китая во «второе Маньчжоу-го». Одновременно это свидетельствовало о том, что японо-китайская война приобрела затяжной характер. В связи с этим встал вопрос об установлении и всестороннем укреплении военного режима внутри самой Японии.
3. Последствия изменения военной обстановки в Китае
Установление режима военного бремени
Когда были прерваны японо-китайские переговоры о мире и исчезла возможность скорейшего завершения войны, японское правительство стало перед необходимостью установления режима военного времени во всех областях жизни — политике, экономике и культуре. Что касается расходов на войну, то сразу же после возникновения инцидента было объявлено о чрезвычайных ассигнованиях на сумму в 90 миллионов иен, а в августе было дополнительно ассигновано еще 420 миллионов иен. В качестве одного из источников этих ассигнований был учрежден специальный налог на сумму в 120 миллионов иен в связи с событиями в Северном Китае. Дальнейшее расширение масштабов военных действий потребовало новых колоссальных расходов. Возникла необходимость в переводе экономики страны на военные рельсы. 4 сентября открылась 72-я внеочередная сессия японского парламента, на которой в качестве дополнительного бюджета были утверждены чрезвычайные расходы на сумму в 2 миллиарда 75 миллионов иен. Эту сумму целиком предполагалось покрыть за счет государственных займов. Такие военные расходы влекли за собой огромные капиталовложения, что в свою очередь вело к неустойчивости внешнеторгового баланса, резкому скачку цен на товары внутри страны и глубокой инфляции. В связи с перспективой дальнейшего увеличения военных расходов возникла крайняя необходимость в усилении контроля над экономикой. Перевод экономики Японии на военные рельсы осуществлялся на основе [169] законов «О чрезвычайных мерах в области экспорта и импорта», «О регулировании чрезвычайных капиталовложений» (оба закона были опубликованы 10 сентября), а также принятого еще в 1918 году закона «О всеобщей мобилизации военной промышленности». В качестве руководящего центра, осуществлявшего контроль над экономикой военного времени, 1 октября правительством было создано Плановое бюро, образованное путем слияния Планого управления и Департамента национальных ресурсов. Плановому бюро как генеральному штабу, руководившему военной экономикой, были предоставлены полномочия, превышавшие права всех министерств, связанных с экономикой. В бюро были собраны чиновники, лояльно относившиеся к армии, и оно действовало при полной поддержке военщины.
Одновременно с укреплением режима военного времени в сфере экономики военный режим устанавливался в области политики и в области руководства военными делами. Как только начались военные действия, Коноэ стал испытывать серьезные затруднения из-за отсутствия единства между верховным командованием и правительством. Кабинет министров, например, не только не имел возможности быть в курсе планируемых военных операций, он не мог даже получать информацию, выходящую за пределы газетных сообщений. Вот что писал по этому поводу Кадзами Акира:
«Когда население узнавало из газет, что на заседании кабинета военный и морской министры сделали сообщение о ходе военных действий или какое-либо другое сообщение, оно, очевидно, предполагало, что эти министры сообщали такие секретные факты, о которых положено знать только членам кабинета. На самом же деле, если, например, вопрос касался военных действий, военный и морской министры официально сообщали членам кабинета информацию, идентичную газетным сообщениям, и ни слова больше. Воистину в этом отношении кабинет находился в крайне глупом положении»{158}. [170]
17 ноября было принято решение об учреждении императорской Главной ставки, и 20 ноября впервые после русско-японской войны Главная ставка была создана. Следует при этом отметить, что Коноэ выразил желание включить в состав Главной ставки премьер-министра, но ему было отказано под тем предлогом, что это нарушает независимость верховного командования. Таким образом, связь между верховным командованием и правительством практически обеспечивалась лишь через Совет связи между Главной ставкой и кабинетом министров. При таких условиях нечего было и думать о политическом руководстве войной. Урегулирование же взаимоотношений между правительством и верховным командованием, по существу, сводилось лишь к подчинению первого второму.
Закон «о всеобщей мобилизации нации»
Решающую роль в переводе Японии на военные рельсы сыграл закон «О всеобщей мобилизации нации». 22 января 1938 года открылась 73-я сессия японского парламента, задача которой заключалась в завеошении милитаризации страны в целях подготовки к войне на ее новой стадии. Главной осью военизированного государственного строя явился закон «О всеобщей мобилизации нации», представленный на рассмотрение 73-й сессии парламента. Проект этого закона был составлен в Плановом бюро под руководством военных кругов и предусматривал всеобщую мобилизацию экономики и жизни народа в интересах войны при установлении над ними реакционно-бюрократического контроля. Закон «О всеобщей мобилизации нации» охватывал не только все отрасли экономики, но распространялся также на сферу обучения, науки, слова, печати, собраний, трудовых конфликтов и т. п. Согласно этому закону, любая сфера деятельности могла быть поставлена под контроль правительства с помощью одного лишь императорского указа. Большинство последующих постановлений военного времени и законов о мобилизациях военного времени было принято на основе закона [171] «О всеобщей мобилизации нации». Следует отметить, что сам Коноэ вынужден был признать, что этот закон ввиду его крайней реакционности «вызовет серьезное беспокойство среди народа». В парламенте он был подвергнут резкой критике со стороны некоторых партий. Поэтому правительство перед представлением проекта этого закона на официальное обсуждение парламента вынуждено было исключить из него пункты, предусматривавшие запрещение собраний и издание газет, поскольку эти пункты вызвали особенно много нареканий.
Тем не менее было бы неправильно считать, что правительство обеспечило одобрение закона «О всеобщей мобилизации нации» только благодаря уступкам, сделанным им в парламенте. Утверждение военного режима в стране началось с фашистских репрессий, с планомерного разгрома народных организаций и подавления оппозиции. Аресты среди представителей так называемой «группы сторонников народного фронта», происходившие с декабря 1937 года по февраль 1938 года, запрещение Японской пролетарской партии и Национального совета профессиональных союзов Японии и ряд других фашистских мероприятий заранее подготовили почву для утверждения военного режима в стране. Жертвами репрессий стали социал-демократы и даже либералы. В связи с запрещением Японской пролетарской партии и Национального совета профессиональных союзов Японии министерство юстиции заявило: «В настоящий момент существует серьезная опасность, что демократические, либеральные и тому подобные идеи станут источниками, порождающими коммунистические идеи». На 73-й сессии парламента член палаты пэров Ида Баннэн подверг резкой критике работы профессоров Токийского университета Каваи Эйдзиро, Ёкота Кисабуро, Танака Котаро, Миядзава Сумиёса и Яутибара Тадао. Ида обвинил их в том, что «на юридическом и экономическом факультетах императорского университета создано настоящее гнездо народного фронта». И вот в условиях таких репрессий Социалистическая массовая партия, полностью переродившаяся в социал-фашистскую [172] партию, стала преклоняться перед правительством и военщиной даже в парламенте. Эта партия заявила о своей безоговорочной поддержке закона «О всеобщей мобилизации нации» и, выражая стремления военщины, стала даже настаивать на одобрении этого закона без обсуждения. Подобная крайне реакционная позиция Социалистической массовой партии вызвала враждебное отношение к ней даже со стороны старых политических партий. Дело дошло до того, что, когда Нисио Суэхиро, выступая от имени партии в защиту закона «О всеобщей мобилизации нации», открыто призвал к установлению в стране диктатуры, представители старых политических партий потребовали лишения его депутатского мандата.
Такова была атмосфера, в которой происходило обсуждение закона «О всеобщей мобилизации нации». Правительство и военщина с помощью угроз и насилий, репрессий и давления на партии хотели насильно провести через парламент этот закон. 17 февраля около четырехсот хулиганов из числа правых, называвших себя «антикоммунистическим обществом защиты родины», атаковали и заняли штаб-квартиры партий Сэйюкай и Минсэйто. Полагают, что часть денежных средств, имевшихся у этого общества (всего у них было около 200 тысяч иен по тогдашнему курсу), поступила от Коноэ. Кроме того, как выяснилось из запроса, сделанного одним из депутатов палаты представителей, этому обществу оказывали поддержку такие лица, как Хаяси Сэндзюро, Мацуока Ёсуко, Акияма Садаёко и др. 3 марта закон «О всеобщей мобилизации нации» был, наконец, принят без поправок. На той же сессии парламента был принят другой чрезвычайно важный закон: «О государственном контроле над предприятиями, вырабатывающими электроэнергию». Таким образом, 73-я сессия парламента заложила необходимую основу для полной милитаризации государственной системы.
73-я сессия парламента безоговорочно приняла закон «О всеобщей мобилизации нации». Это было равносильно передаче правительству большинства важнейших прав, которыми пользовался парламент. Практически это означало отрицание парламентаризма. Однако [173] нельзя считать, что одобрение парламентом этого закона было осуществлено только благодаря давлению со стороны правительства и военщины. Мы не будем касаться позиции Социалистической массовой партии, полностью перешедшей на службу правительству. Но даже внутри партий Сэйюкай и Минсэйто, занявших в какой-то степени критическую позицию в отношении данного закона, было очень сильно движение за сотрудничество с правительством и военщиной. Это движение, называвшееся тогда «движением за новые партии», было начато с целью доказать необходимость участия партий в строительстве фашистской политической системы. Оно породило целый ряд группировок с различными концепциями и крайне усложнило положение внутри партий. Так, в партии Сэйюкай возникли близкие к военщине фракции сторонников «движения за новые партии», возглавляемые Миэда и Накадзима, а также руководимая Кухара группировка сторонников однопартийной системы. В партии Минсэйто появились две противостоящие друг другу фракции: фракция сторонников единства действий с партией Сэйюкай и возглавляемая председателем партии Матида фракция «соглашения (с военщиной) и блока (с партией Сэйюкай)». Подобные тенденции и противоречия делали невозможным превращение партий Сэйюкай и Минсэйто в единую политическую силу и еще более углубляли их преклонение перед военщиной. Кадзами Акира писал: «Веской причиной одобрения закона «О контроле над предприятиями, вырабатывающими электроэнергию», была действенность пропаганды о том, что этот закон поддерживает военщина. То же самое можно сказать и об одобрении закона «О всеобщей мобилизации нации».
Возобновление переговоров о мире
Несмотря на создание режима военного времени внутри страны и установление более твердого курса в отношении Китая, правящие круги Японии никак не могли покончить с войной в Китае. Как раз в этот трудный для Японии период в международном положении [174] произошли обнадеживающие ее изменения. Прежде всего эти изменения заключались в усилении в начале 1938 года угрозы войны в Европе. В марте Германия присоединила к себе Австрию и уже посматривала на Чехословакию. В январе 1938 года Гитлер произвел замену кадров в армии и министерстве иностранных дел. Готовясь к войне, он укреплял руководящие органы государства. Затем Германия, естественно, должна была поставить вопрос об урегулировании взаимоотношений с Японией, так как это являлось одним из звеньев подготовки к войне. Прекращение японо-китайских переговоров о мире и затягивание войны на Дальнем Востоке заставило Германию отказаться от тесных экономических и военных связей с гоминьдановским правительством. При создавшейся ситуации Германия с целью обеспечения своих рынков в Китае считала более выгодным пойти по пути сотрудничества с Японией. Германский посол в Японии Дирксен в донесении своему министерству иностранных дел от 26 января писал: «В своей политике в Китае мы должны обратить основное внимание, как в экономическом, так и в политическом отношении, на Северный Китай. Мне думается, что при утверждении наших интересов в Северном Китае первоочередным требованием должно явиться установление тесных связей с военными кругами и гражданскими властями Японии».
Итак, с одной стороны, в интересах завоевания китайских рынков, а с другой — в целях форсирования подготовки к войне в Европе Германия избрала путь установления более тесных взаимоотношений с Японией. Признание 20 февраля Маньчжоу-го, отзыв германских военных советников, находившихся при гоминьдановском правительстве, отказ от поддержки режима Чан Кайши — все это означало резкий поворот в германской политике в Китае. В это время вновь назначенный министр иностранных дел Риббентроп уже начал с японским военным атташе в Германии Осима переговоры о заключении военного японо-германо-итальянского тройственного союза. Дальнейшая подготовка Германии к войне все более активизировала английскую «политику умиротворения» [175] фашистских государств. Эта политика особенно усилилась после ухода в феврале в отставку английского министра иностранных дел Идена. Такая позиция Англии вела к укреплению положения Японии на Дальнем Востоке. Английское правительство, например, отказалось предоставить Чан Кай-ши заем в размере 20 миллионов фунтов и в то же время дало Японии понять, что оно готово урегулировать конфликты, которые часто возникали в Шанхае, где особенно серьезно сталкивались интересы Японии и Англии. Америка по-прежнему ограничивалась красивыми фразами и не собиралась предпринимать активных действий в отношении Японии. Был, правда, случай, когда правительство США заняло решительную позицию: при захвате Нанкина японская армия на реке Янцзы подвергла бомбардировке американскую канонерку «Пэнэй». Эти действия вызвали возмущение в Америке, и правительство США даже приказало своему послу в Токио непосредственно доложить императору об этом инциденте. Однако японская дипломатия проявила в данном случае исключительную поспешность. Немедленно были принесены извинения и возмещены убытки. Инцидент был исчерпан, и правительство США вновь вернулось к своей «политике умиротворения». Как раз в то время мировое демократическое общественное мнение было потрясено известиями о зверствах японской армии после захвата Нанкина. Прогрессивные люди всего мира решительно потргбовали от Америки прекращения поставок в Японию военных материалов, ибо эти материалы в значительной степени способствовали успешному ведению войны Японией. Однако Америка отказалась предпринять какие-либо меры в этом направлении.
Итак, международное положение к началу 1938 года сложилось выгодно для Японии. Благодаря этому у Коноэ вновь появилась надежда «разрешить инцидент», не прибегая к вооруженной силе. Неожиданно быстро сложилась ситуация, которая обеспечивала возможность реализации формулы «мирных переговоров», не давшей результатов в период, непосредственно последовавший за захватом Нанкина. Но для того, чтобы воспользоваться [176] этой возможностью, необходимо было прежде всего отказаться от заявления «о непризнании в качестве партнера» гоминьдановского правительства. Кроме того, надо было сконцентрировать все силы, противостоявшие основному течению армейских кругов, активно выступавшему за расширение войны в Китае, и захватить прочные политические позиции. Осуществленные в мае 1938 года изменения в составе кабинета Коноэ представляли собой вынужденную политическую авантюру, поскольку при создавшейся ситуации Коноэ пытался таким путем решить вопрос о том, «как можно исправить» ошибочное решение об «отказе рассматривать в качестве партнера» гоминьдановское правительство. Из кабинета заставили уйти военного министра Сугияма и министра иностранных дел Хирота, которые отказались считать гоминьдановское правительство партнером в переговорах. При этом в целях ослабления протеста со стороны военщины Коноэ прибег даже к помощи императора. Император оказал через принца Канъин давление на армию и заставил Сугияма уйти в отставку.
В реорганизации кабинета Коноэ помогали император, дворцовые круги, монополистический капитал и часть военщины «Генеральный штаб и остатки сторонников «императорского пути»). Благодаря этой поддержке политическая авантюра в значительной степени удалась, и 26 мая Коноэ завершил обновление кабинета, осуществив тем самым соответствующую политическую подготовку для реализации выработанной формулы «мирных переговоров». На пост министра иностранных дел был назначен Угаки. Икэда Сэйхин, крупнейший представитель концерна Мицуи, получил пост министра финансов и торговли, на пост министра просвещения был назначен Араки, известный фашистский генерал и лидер группировки сторонников «императорского пути». Несколько позже на пост военного министра был назначен Итагаки, которого считали «сторонником локализации инцидента». В то время данный состав кабинета можно было считать наиболее приемлемым для реализации формулы «мирных переговоров». Угаки согласился войти в кабинет, поставив условием «переговоры с Китаем» и «аннулирование в [177] случае необходимости заявления об отказе иметь дело с Чан Кай-ши». А тесно связанный с Угаки Икэда требовал соответствующих «позитивных мероприятий в отношении Англии и Америки». Икэда стоял на позициях японского монополистического капитала, который осуществлял перевод экономики на военные рельсы, используя поставки военных материалов из Англии и Америки. Араки упорно настаивал на необходимости «сосредоточить внимание дипломатии на Советском Союзе». А Итагаки впоследствии говорил: «Моя позиция, как военного министра, заключалась в следующем: я подчеркивал, что наряду с превращением китайского инцидента во всеобщий конфликт следует учитывать, что Советский Союз, который в огромной степени умножил свои силы в результате нескольких пятилеток и полностью завершил свои военные приготовления на Дальнем Востоке, угрожает нам с тыла. Поэтому необходимо устранить японо-китайский антагонизм и пересмотреть нашу дипломатию под более широким углом зрения»{159}. В связи со вступлением Итагаки на пост военного министра Генеральный штаб, а также Мадзаки, Араки, Янагава и другие представители группы сторонников «императорского пути» начали закулисную деятельность с целью обеспечить для себя руководящее положение в армии. Интриги этой группы и Генерального штаба означали, что внутри господствующих классов обострилась борьба за право быть инициатором в военной политике. Сторонники «императорского пути» стремились перехватить эту инициативу у группы, представлявшей основное течение в армии. А для того, чтобы удержать инициативу в военной политике, необходимо было и после реорганизации пойти дальше по пути усиления кабинета. В этих целях был создан Совет пяти министров, который фактически и решал важнейшие вопросы. В состав Совета пяти министров входили премьер-министр Коноэ, министр иностранных дел Угаки, военный министр Итагаки, морской министр Ионай и министр финансов Икэда. [178]
Одновременно с успешным завершением политической авантюры с реорганизацией японского кабинета со стороны Китая были сделаны шаги, форсировавшие поворот в японской политике в Китае, который замышлял Коноэ. Прежде всего «из Китая поступил крайне радостный отклик на назначение министром иностранных дел Угаки, а именно поздравительная телеграмма от Чжан Цюня, занимавшего важный пост в гоминьдановском правительстве в Ханькоу. Чжан Цюнь имел большой вес в группе Чан Кай-ши, был старым знакомым Угаки и хорошо знал Японию. И если такой человек посылал пусть даже частную, неофициальную поздравительную телеграмму новому министру иностранных дел вражеской страны, то надо полагать, что за этим что-то скрывалось. Тем более, если учесть, что Угаки был также хорошо знаком и с Чан Кай-ши»{160}.
Телеграмма Чжан Цюня послужила началом для неофициальных переговоров о мире с председателем Исполнительного юаня гоминьдановского правительства Кун Сян-си. Условия мирного договора в основном оставались прежние, то есть те, которые были выдвинуты во время предыдущих переговоров. Но, как писал Ватанабэ, в ходе переговоров «выяснилось, что точка зрения китайской стороны одинакова с мнением Угаки»{161}. По требованию Японии переговоры велись непосредственно между японским и гоминьдановским правительствами. Но Кун Сян-си выразил пожелание, чтобы вначале в качестве посредников использовать Англию или Америку. Угаки также намеревался воспользоваться посредничеством третьей стороны на определенном этапе переговоров. В связи с этим наряду с переговорами о мире он совещался с английским послом Крейги и американским послом Грю относительно разрешения конфликтов, которые возникли вследствие войны.
24 июля Советом пяти министров было принято следующее решение: «Сконцентрировать силы страны на [179] непосредственном разрешении инцидента; в течение текущего года достигнуть целей, поставленных в связи с войной; при соответствующих условиях воспользоваться добрыми услугами третьей стороны». 27 июля заместитель министра иностранных дел Батлер заявил в английской палате общин, что Англия «готова при согласии китайской и японской сторон выступить единолично или совместно с другой страной в качестве арбитра в мирных переговорах».
Это заявление свидетельствовало о смягчении английской позиции по отношению к Японии. В то время Англия, добиваясь изоляции Советского Союза, стремилась мирным путем разрешить агрессивные требования Германии относительно Чехословакии. Поэтому было вполне вероятным, что английская политика на Дальнем Востоке также будет направлена на то, чтобы, заставив Чан Кай-ши пойти на соглашение с Японией, толкнуть японскую агрессию против Советского Союза. Из вышеизложенного становится ясным, что выдвинутая Коноэ формула «мирных переговоров» вполне отвечала подобному политическому курсу Англии. Что же касается тройственного союза, то, в то время как предложение Германии о заключении союза предусматривало подготовку к войне, направленной, конечно, и против Англии и Франции, Совет пяти министров считал, что тройственный союз должен развиваться как военный союз, от начала до конца направленный только против СССР. В своей внешней политике Угаки учитывал антисоветскую направленность политики империалистических держав, особенно проявлявшуюся в дипломатии Чемберлена, и стремился добиться выгодного разрешения военного конфликта с Китаем, эффективно используя для этого стремление империалистических держав избежать войны между собой. Подобная политика Угаки становилась все более откровенной и давала определенные перспективы для разрешения японо-китайского военного конфликта в пользу Японии. В июле состоялось совещание между Коноэ и Кидо, в результате которого, казалось, можно было с уверенностью считать, что конфликт будет разрешен уже к концу года. [180]
Инцидент в районе высоты Заозерной
Одним из результатов политики «разрешения китайского инцидента» явилось сосредоточение усилий на подготовке войны против Советского Союза. В то время Советский Союз был целиком занят чехословацким вопросом и всеми силами стремился избежать столкновения с Японией на Дальнем Востоке. Еще весной 1938 года народный комиссар иностранных дел СССР Литвинов обратился к японскому правительству с предложением разрешить спорные проблемы, существовавшие между Японией и Советским Союзом. Но японская сторона не проявила особого энтузиазма в этом вопросе. Такая позиция Японии была весьма многозначительной, если учесть готовность Угаки пойти на уступки при переговорах с Англией и Америкой. Мало того, как раз в этот период в самой Японии в широких масштабах развернулась антисоветская пропаганда. Не было, пожалуй, ни одного дня, чтобы японские газеты не писали о «кризисе японо-советских отношений». Например, в майских номерах газеты «Токио асахи симбун» (как раз в мае происходила реорганизация кабинета) часто помещались статьи, намекавшие на необходимость войны с Советским Союзом.
Подобная антисоветская политика достигла своего апогея в июле, во время инцидента в районе высоты Заозерной. С 15 июля по 11 августа Япония сосредоточила в районе высоты Заозерной на маньчжуро-советской границе около 10 тысяч солдат — дислоцированную в Корее дивизию, а также дивизион тяжелой артиллерии и около двух тысяч солдат Квантунской армии. Япония начала военные действия против Советской Армии, использовав танки, самолеты, тяжелую артиллерию и другие виды современного оружия. Во главе двинувшихся против Советского Союза японских войск стоял полковник Нага Исаму, член Общества сакура и участник агрессии в Маньчжурии и Китае. 22 июля Совет пяти министров принял следующее решение: «Осуществлять подготовку так, чтобы обеспечить себя от всяких случайностей, ввести в действие вооруженные силы по императорскому указу после согласования между представителями [181] соответствующих органов». 26 июля японское министерство иностранных дел опубликовало заявление начальника Информационного бюро о якобы имевших место попытках ущемления советскими властями японских интересов на Северном Сахалине. Одновременно министерство намекало на возможность войны против Советского Союза. В связи с тем, что пограничные инциденты между Советским Союзом и Японией превратились в настоящие военные столкновения, появилась версия, будто Советский Союз начал эти военные операции в целях нейтрализации японского наступления в районе Ханькоу. Но, если бы у Советского Союза и были такие намерения, он не смог бы их реализовать, ибо положение в Европе в связи с чехословацким вопросом не позволило бы ему пойти на такой шаг. К тому же высота Заозерная являлась крайне неудобным для Советского Союза местом для организации подобного военного столкновения. Эта точка зрения подтверждалась также «Японским экономическим ежегодником» (т. 33), в котором анализировался рельеф района высоты Заозерной и отмечалось, что «для советской стороны район Заозерной не представлял какой-либо ценности как плацдарм для вторжения в Маньчжоу-го или Корею». В то же время посол Японии в СССР Сигэмицу, утверждавший, что Япония не собиралась нападать на Советский Союз, говорил: «Нельзя отрицать, что офицеры армии, дислоцированной в Корее, оказались неосмотрительными и ухудшили положение»{162}.
Начатые таким путем военные действия против Советского Союза длились до 11 августа и закончились полным поражением Японии. 12 августа открылись переговоры о прекращении военных действий, и Япония вынуждена была прекратить войну, признав суверенитет Советского Союза над высотой Заозерной. Япония пыталась скрыть свое поражение, но об этом вскоре узнал весь мир. Несколько позже, когда один американский корреспондент во время организованной японским министерством иностранных дел пресс-конференции сказал, что на вершине [182] сопки Заозерной развевается советский государственный флаг, представитель министерства иностранных дел вынужден был с горечью заметить: «Не на самой вершине, а чуть-чуть в стороне»{163}.
Провал внешней политики Угаки
Поражение Японии в районе высоты Заозерной со всей очевидностью показало, как трудно вести войну против Советского Союза. Оно нанесло сильнейший удар по всей внешней политике Угаки, которая строилась с учетом нанесения главного удара против Советского Союза.
Основное течение армии критически относилось к внешней политике Угаки. Еще во время реорганизации кабинета в обмен на согласие выдвинуть Итагаки на пост военного министра она протащила на должность заместителя министра Тодзио Хидэки в качестве своего соглядатая. С тех лор эта группа стала активно выступать против внешней политики Угаки. Летом 1938 года близкие к военным кругам правые организации провели уличную демонстрацию, проходившую под лозунгами: «Покончим с политикой заигрывания с Англией!», «Долой переговоры между Угаки и Крейги!», «Долой Угаки!» и т. д. К сентябрю наступление военщины стало оказывать серьезное воздействие на кабинет министров. Военные круги требовали отказа от сотрудничества с Англией и расширения войны в Китае. Наступление военщины ставило своей целью изъять из компетенции министерства иностранных дел вопросы, связанные с внешней политикой в Китае, установить над ними прямой контроль со стороны военщины и пресечь всякие попытки Угаки к мирным переговорам. Наряду с этим военные круги указывали на необходимость расширения целей тройственного союза, считая, что он должен быть направлен не только против Советского Союза, но и, как того желала Германия, против Америки и Англии. Разногласия по вопросу о внешней политике в Китае еще более осложнились в связи с проблемой создания центрального органа по вопросам Китая. Военщина считала, что руководящим центром [183] японской политики в Китае должен быть орган, находящийся в непосредственном подчинении кабинета министров. Министерство же иностранных дел настаивало на том. чтобы подобный орган был создан при нем. В конце концов победили военные круги, и при кабинете министров был создан так называемый Совет по делам процветания Азии. Наряду с этим военщина активизировала военные действия в Китае. В августе началось наступление на Ханькоу, а в октябре — на Кантон. Эти операции привели к распространению военных действий на Центральный и Южный Китай, где особенно велики были экономические интересы Англии. Они не только срывали мирные переговоры с Чан Кай-ши, но фактически означали также отказ от политики сближения с Англией, которая проводилась японским правительством.
Крупным успехом военных кругов явилась отставка министра иностранных дел Угаки.
Угаки ушел в отставку 27 сентября, выдвинув в качестве причины разногласия по вопросу о Совете по делам процветания Азии. Уход Угаки свидетельствовал о провале попыток группы Коноэ захватить в свои руки инициативу в развертывании войны. После ухода Угаки Коноэ назначил на его место Арита и продолжал возглавлять кабинет вплоть до 1939 года, но «в глубине души он уже тогда решил, что в недалеком будущем его кабинет вынужден будет уйти в отставку. Другими словами, Коноэ уже подыскивал удобный случай для ухода в отставку. Поэтому не удивительно, что с того времени влияние кабинета вдруг резко ослабло»{164}.
Захват Кантона и Уханя
В октябре 1938 года японские войска заняли Кантон и Ухань. Сравнение этих операций с наступлением, предпринятым во второй половине 1937 года, когда японская армия, заняв Тяньцзинь, Пекин, Шанхай и Нанкин, развернула военные операции вдоль железнодорожных линий провинции Шэньси, свидетельствует о том, что в [184] 1938 году темпы наступления японских войск крайне замедлились. В самом деле, установившаяся в конце 1938 года линия фронта не претерпела каких-либо серьезных изменений. Японская армия ограничивалась лишь тактикой удержания «пунктов и железнодорожных линий» в пределах этого стабилизировавшегося фронта. Начался тот период войны, который Мао Цзэ-дун назвал «этапом стратегического равновесия». Факты свидетельствовали о том, что Япония все больше увязала в войне с Китаем. При такой военной ситуации японский кабинет, лишенный возможности реализовать формулу «мирных переговоров», был вынужден согласиться с выдвигавшимся военными кругами предложением о создании в Китае марионеточного правительства. 3 ноября японское правительство опубликовало так называемую «Декларацию о новом порядке», в которой заявляло, что «империя не вложит меча в ножны, пока не разгромит национальное правительство, если последнее будет по-прежнему придерживаться антияпонской прокоммунистической политики». В декларации указывалось, что «конечной целью нынешней военной акции является строительство нового порядка, долженствующего навечно обеспечить стабильность в Восточной Азии». Именно в этой декларации впервые официально было употреблено выражение «новый порядок». В то время декларация о «новом порядке» была воспринята как неприкрытое намерение Японии изгнать Англию и Америку из Китая и, в частности, как провал английской «политики умиротворения». Англия воспользовалась этой декларацией, чтобы сблизиться с Америкой. После этого Англия и Америка несколько усилили свою помощь Чан Кай-ши. Следует отметить еще одну особенность декларации, которая заключалась в изменении формулы, гласившей, что «национальное правительство не может быть партнером Японии». В декларации по этому поводу говорилось следующее: «Мы, конечно, не будем отвергать и национальное правительство, если оно откажется от своих прежних руководящих принципов политики, обновит свой состав, продемонстрирует плоды своего обновления и примет участие в строительстве нового порядка». Сам Коноэ истолковал [185] это заявление как «смягчение» формулы национальное правительство не может быть партнером Японии»{165}. Но это заявление само по себе ни в коей мере не означало, что правительство придерживалось прежней формулы «мирных переговоров». Судя по выдвинутой военным министерством 24 ноября программе мероприятий для создания нового центрального правительства в Китае, главный упор японской политики делался скорее на то, чтобы рассматривать гоминьдановское правительство как одно из местных правительств, которое наряду с местными марионеточными правительствами, созданными Японией на оккупированной территории Китая, должно явиться одной из составных частей центрального марионеточного правительства Китая. Этот план был, безусловно, связан с действиями, направленными на выдвижение Ван Цзин-вэя.
Вопрос о применении закона «о всеобщей мобилизации нации»
Декларация о «новом порядке» свидетельствовала о том, что руководство военной политикой по-прежнему оставалось в руках основной группировки военщины.
После того как военщина заставила Угаки уйти в отставку, она направила свой удар на Икэда, который был тесно связан с Угаки. Разногласия между военщиной и Икэда возникли в связи с так называемым «вопросом о применении статьи 11 закона «О всеобщей мобилизации нации». При обсуждении этого закона в парламенте премьер-министр Коноэ заявил, что «данный закон не будет непосредственно применен в связи с японо-китайским инцидентом». Но, несмотря на заявление Коноэ, закон «О всеобщей мобилизации нации» частично был введен в действие уже с мая. При вступлении на пост министра финансов и министра торговли Икэда заявил: «Усиление контроля над экономикой представляется вполне естественным в случае, если этого требуют интересы войны». И действительно, после вступления Икэда на пост министра реорганизация экономики Японии на военный [186] лад пошла быстрыми темпами. Для этого, собственно, и понадобилась кандидатура Икэда — представителя монополистического капитала, который являлся основной движущей силой военной экономики. Развитие военной экономики, естественно, осуществлялось в интересах монополистического капитала за счет рабочих, крестьян, а также мелких и средних торговцев и промышленников в мирных отраслях производства. В текстильной промышленности крупнейшие текстильные компании были поставлены в привилегированные условия, тогда как мелкие текстильные предприниматели терпели банкротство. В то время когда военная промышленность процветала, в отраслях легкой промышленности, работавшей на экспорт, наблюдался застой. Введение так называемой системы круговых связей обеспечивало преимущественные выгоды концерну Мицуи и другим крупнейшим внешнеторговым компаниям.
18 июля на заседании кабинета министров было решено ввести в действие статью 6 закона «О всеобщей мобилизации нации». Согласно этой статье, вопросы найма, увольнения, заработной платы, продолжительности рабочего дня и другие переходили полностью под контроль государства. В результате подобной политики, которая приносила в жертву интересы народных масс ради выгод монополистического капитала, прибыль в промышленности увеличилась в первом полугодии 1938 года почти на 20 процентов по сравнению с тем же периодом 1937 года. Одновременно в связи с застоем в мирных отраслях производства резко увеличилось число безработных. Предполагалось, что к осени 1938 года число безработных в Японии достигнет 1,4–1,5 миллиона человек. Быстрый рост цен на товары в связи с военной инфляцией привел к дальнейшему ухудшению условий жизни японского народа. Такова была обстановка перед 11 августа, когда должна была быть введена в действие статья 6 закона «О всеобщей мобилизации нации». Как раз в этот период стали выдвигаться решительные требования о том, чтобы в случае введения в действие статьи 6 ввести в действие также и статью 11 закона, которая предусматривала ограничение выплаты дивидендов владельцам акций. [187]
Внутри кабинета особенно решительно настаивал на введении в действие статьи 11 закона «О всеобщей мобилизации нации» министр внутренних дел Суэцугу. Он заявил: «Если мы оставим владельцам акций прежние дивиденды, рабочие с этим не согласятся, и это может повлиять на общественную безопасность». Суэцугу требовал введения в действие статьи 11, учитывая позицию полиции, опасавшейся, что в результате ухудшения жизни народа может резко усилиться рабочее движение. В ответ на это Икэда сказал: «С точки зрения позиции капиталистов, я считаю неправильным ограничение дивидендов в момент, когда мы говорим о необходимости увеличения производства и поощрения экспорта»{166}. Совет пяти министров поддержал Икэда, и статью 11 закона «О всеобщей мобилизации нации» было решено в действие не вводить. Но на следующий день в поддержку Суэцугу выступил начальник информационного отдела армии Сато, который заявил: «Нельзя смотреть сквозь пальцы на то, как представители некоторых сфер хотят избежать бремени закона «О всеобщей мобилизации нации» путем отказа ввести в действие некоторые его статьи». Это заявление вызвало в то время большой шум. Заговорили о «проблеме введения в действие статьи 11». Но все это ограничилось лишь неприятным заявлением в адрес Икэда. Тем более, что вскоре начальник военного управления военного министерства Кагэса принес извинения Икэда и инцидент был исчерпал. Однако этот инцидент свидетельствовал о том, что внутренние противоречия в связи с перестройкой экономики на военный лад стали настолько явными, что вынудили министрество внутренних дел заговорить, например, о введении в действие статьи 11 закона «О всеобщей мобилизации нации». Итак, 1938 год завершался для Японии неблагоприятными перспективами в отношении захватнической войны. Это был период стабилизации фронта в Китае, тупика во внешней политике и обострения противоречий внутри страны. Близился момент, когда кабинет Коноэ должен был уйти в отставку. [188]