Глава вторая.

События 26 февраля и милитаризация Японии

1. События 26 февраля

Возникновение событий

В то время когда в Европе развернулась борьба между фашизмом и народным фронтом, в Японии стала все более усиливаться угроза фашизма. Одним из признаков наступления фашистских сил явились события 26 февраля.

Как уже было отмечено выше, в условиях политического и экономического застоя, наблюдавшегося после маньчжурских событий, упорное стремление к политическому руководству военщины, ставившей своей целью укрепление фашистской системы, привело к обострению противоречий внутри господствующих классов Японии. Неспособность кабинета Окада справиться с создавшимся положением навлекла на него ожесточенную критику военно-фашистских кругов, замышлявших развязать новую, «большую» агрессивную войну.

Усиление критики фашизма со стороны народных масс, а также рост влияния Социалистической массовой и других пролетарских партий в результате выборов 20 февраля 1936 года (вызвали особенно сильное раздражение среди крайних националистов и молодого офицерства, которое и прежде неоднократно замышляло совершить переворот и сформировать правительство из представителей военщины. Под руководством Нисида Дзэй и Кита Икки молодые офицеры, возглавляемые разжалованными в связи с инцидентом в офицерском училище{98} экстремистами [43] — бывшим капитаном Муранака и бывшим интендантом 1-го ранга Исобэ — приступили к подготовке крупного мятежа. Они использовали в своих пропагандистских целях судебный процесс по делу подполковника Аидзава в связи с убийством им начальника военного управления Нагата. Процесс происходил в конце 1935 — начале 1936 года. Под предлогом выяснения мотивов убийства они добивались вызова в суд в качестве свидетелей наиболее влиятельных представителей военщины, политических и финансовых кругов, привлекая тем самым внимание общественного мнения к этому процессу.

В ходе суда над Аидзава молодое офицерство выступило с нападками на так называемую «группу контроля» (Тосэйха) в армии, поддержало требования группы «императорского пути» (Кодоха) и раздувало недовольство политическими и финансовыми кругами. Газеты под сенсационными заголовками освещали ход процесса, помогая тем самым пропаганде, которую вело молодое офицерство.

В начале 1936 года, когда дело об убийстве генерала Нагата было окончательно запутано, командование армии издало приказ о немедленной отправке в Маньчжурию расквартированной в Токио 1-й дивизии. Среди молодых офицеров этой дивизии было много экстремистски настроенных сторонников «императорского пути», постоянно вынашивавших различные заговорщические планы. Решение об отправке дивизии в Маньчжурию свидетельствовало также о заботе «группы контроля» о сторонниках «императорского пути». Но этот приказ, напротив, утвердил молодое офицерство в решимости претворить в жизнь свои планы до отправки в Маньчжурию. Примерно с февраля 1936 года началась усиленная подготовка к военному путчу. Ее возглавили капитан 1-го пехотного полка Андо Тэрумицу и поручик 2-го пехотного полка Курихара Ясухидэ. В подготовке приняли участие также Муранака, Исобэ и другие. План мятежа готовился быстро и содержался в тайне. 26 февраля рано утром солдаты были подняты по сигналу тревоги. Так начался военный путч. В нем приняли участие основные силы 3-го пехотного полка, а также часть солдат и офицеров 1-го пехотного, [44] 3-го гвардейского полков и других воинских частей. Всего в путче участвовало 22 офицера и свыше 1400 унтер-офицеров и солдат. Готовившие мятеж офицеры заранее тщательно продумали обязанности каждого участника путча, а также запаслись соответствующими боеприпасами. Им удалось при помощи преданных им унтер-офицеров обмануть солдат и повести за собой крупный отряд якобы на ночные маневры.

Утром 26 февраля мятежники, разбившись на несколько отрядов, напали на официальную резиденцию премьер-министра, а также ворвались в дома министра хранителя печати, генерального инспектора военного обучения, главного камергера двора и министра финансов. Мятежники захватили здание главного полицейского управления, здание газеты «Асахи» и ворвались в отель в Юкабара, где находился бывший министр хранитель печати Макино Нобуаки. Министр хранитель печати Сайто, генеральный инспектор военного обучения Ватанабэ и министр финансов Такахаси были убиты, а главному камергеру Судзуки нанесены тяжелые ранения. После успешного завершения первой операции мятежники заняли весь район Кодзимати (включая резиденцию премьер-министра и здание парламента) и начали политическую обработку представителей высшего командования. Учитывая многочисленные провалы в прошлом, мятежники не распустили свои отряды, намереваясь силой сформировать военный кабинет и проследить за осуществлением «перестройки государства». Молодое офицерство рассчитывало, что близкие им Мадзаки, Янагава и другие генералы из группы «императорского пути» будут содействовать осуществлению их планов и тем самым будут обеспечены желательные для мятежников результаты. В самом деле, мятеж привел в полную растерянность представителей высших кругов армии. Мало того, некоторое время они даже намеревались включиться в мятеж. Военный министр Кавасима немедленно распространил по всей армии воззвание мятежников, в котором последние излагали причины, побудившие их к организации военного путча. Высшие военные чины встретились с главарями мятежников и всячески хвалили их за затеянное ими [45] «грандиозное дело». Сразу же после возникновения мятежа был издан приказ о введении военного положения, причем отряд мятежников был включен в войска, осуществлявшие контроль за введением военного положения в занятом ими районе.

В связи с мятежом в Японии временно замерла всякая политическая и экономическая деятельность. С 26 февраля прекратились операции на фондовой и товарной биржах. Приостановились расчетные операции, закрылась расчетная палата в Токио. Были лишены возможности осуществлять свои функции официальная резиденция премьер-министра, военное министерство, Генеральный штаб, главное полицейское управление и ряд других государственных учреждений, находившихся в районе, занятом мятежниками. В связи с тем что высшие военные круги никак не могли занять определенной позиции по отношению к мятежу, был наложен запрет на всю информацию, касавшуюся этих событий. Газеты, не вдаваясь в подробности, лишь сообщили о закрытии бирж. Радио тоже хранило молчание. Народ понимал, что произошли какие-то серьезные события. Беспокойство усиливалось, по городу ползли всевозможные слухи. Только 28 февраля было объявлено о мятеже и о том, что он еще не подавлен. Народ, узнавший, наконец, о существе событий, не оказал никакой поддержки мятежникам, опрокинув расчеты правых группировок и военщины. Напротив, народные массы усилили свое молчаливое сопротивление. Политические и финансовые круги также не проявили намерения поддержать мятежников. Наконец, флот, который всегда противостоял армии, сконцентрировал в Токийском заливе Объединенную эскадру, что явилось серьезным предупреждением армейским мятежникам. Все это в конце концов заставило высшее командование армии принять определенное решение. До сих пор оно занимало двойственную позицию, внешне выражая свое сочувствие мятежникам, а втайне опасаясь, что мятежники будут игнорировать всякий контроль над ними со стороны высших военных кругов. Наконец, командование армии приняло решение поддержать свой авторитет путем подавления мятежа, а утра 29 февраля, на четвертый день мятежа, [46] военные власти начали принимать решительные меры. Интересно отметить, что если в самом начале путча военное министерство называло мятежников «отрядом, поднявшимся на борьбу в защиту национального государственного строя», то 28 февраля оно уже рассматривало их как «отряд нарушителей порядка», а 29 февраля — как «армию мятежников». Штаб мятежников, который ошибочно принимал неопределенную позицию центральных военных органов как доказательство успешного развития их планов, был поражен и приведен в крайнее замешательство резким изменением ситуации. Днем 29 февраля отряд мятежников распался. Большинство главарей было арестовано, а солдаты, которые были введены в заблуждение, стали небольшими группами покидать отряд мятежников и возвращаться в казармы. Как только мятеж был подавлен, представители высших военных кругов, среди которых до сих пор постоянно наблюдался разброд и колебания, неожиданно стали придерживаться единого курса, продемонстрировав перед армией и всей страной твердую решимость принять все меры с целью выправить создавшееся положение. Своей политикой внутри армии они дали ясно понять, что придают чрезвычайно важное значение тому факту, что мятеж нарушил контроль над армией и привел к подрыву авторитета старших чинов. В связи с этим было решено применить к мятежникам строжайшие меры наказания, а также произвести тщательную «чистку» армии. Что же касается курса в отношении правительства, то высшие военные круги стремились в максимальной степени использовать эти события в политических целях, чтобы добиться удовлетворения требований военщины. Этот невиданный в истории Японии мятеж явился грозным, кровавым подкреплением требований, предъявленных военщиной политическим и финансовым кругам. В этой связи следует напомнить, что военное командование, которое объявило о введении в районе дислокации 1-й дивизии (Токио, а также префектуры Тиба, Сайтама, Канагава и Яманаси) осадного положения, а 27 февраля — о введении военного положения в Токио, не отменило этого приказа и после подавления мятежа. Таким образом, вплоть до июля [47] сохранялся в силе приказ о запрещении всех политических собраний и т. п. Отправление основных гражданских прав было ограничено, и военщина сохраняла за собой абсолютную власть.

Сформирование кабинета Хирота

Поскольку поступило сообщение о том, что 26 февраля в результате нападения мятежников на официальную резиденцию премьер-министра премьер Окада убит, кабинет подал в отставку. Временно исполняющим обязанности премьер-министра до сформирования нового кабинета был назначен министр внутренних дел Гото. Но в действительности правительство полностью перестало выполнять свои функции и ничего не сделало даже для подавления мятежа. Высшие чиновники и лидеры политических партий растерялись и только наблюдали за развитием событий. Военщина намеревалась максимально использовать результаты путча и надеялась установить в стране военную диктатуру. Мятежники и реакционные гражданские группировки решительно требовали сформирования военного кабинета, в который вошли бы Мадзаки Дзиндзабуро, Янагава Хэйсукэ и лидеры сторонников «императорского пути». Но основную военную группировку, отрицательно относившуюся к возрождению влияния сторонников «императорского пути», ни в коей мере не устраивало установление такого рода военной диктатуры. Таким образом, в самой армии мнения разошлись. Кроме того, мятежники натолкнулись на резкий отпор со стороны самых различных слоев населения и общественных организаций. Все это заставило армию занять пассивную позицию в отношении военной диктатуры. Вокруг вопроса о формировании нового кабинета началась закулисная возня правых сил и некоторых политических интриганов, но она не привела к каким-либо существенным результатам.

2 марта, когда с мятежом, наконец, было покончено, в Токио был вызван гэнро Сайондзи, который получил приказ подобрать кандидата на пост премьер-министра. Военщина, проявившая свою мощь в февральских событиях, [48] полностью лишила политические партии инициативы в отношении сформирования нового правительства. Гэнро, дзюсины и представители придворных кругов решили при назначении премьер-министра учесть пожелания военщины, главным требованием которой было назначение приемлемого для нее премьера. В качестве кандидатов на пост премьера были выдвинуты вице-председатель Тайного совета и председатель фашистского Общества основ государства Хиранума Киитиро и председатель палаты пэров князь Коноэ Фумимаро. Последний был близок к военщине, и на него рассчитывали сторонники обновления. Кандидатура Хиранума была сразу отклонена, поскольку он скомпрометировал себя открыто фашистскими выступлениями и действиями. Гэнро Сайондзи, дзюсины и другие высокопоставленные придворные, имевшие тесные связи с дзайбацу, причисляли его к опасным элементам. Коноэ же занимал, так сказать, серединную, позицию и был способен договориться как с дзайбацу, так и с военщиной. 3 мая Сайондзи рекомендовал на пост премьера Коноэ, но последний, сославшись на состояние здоровья, отказался, ибо понимал, что с создавшимся положением нелегко будет справиться. Вновь начались затруднения с подбором кандидатуры, и тогда внезапно всплыла кандидатура бывшего министра иностранных дел Хирота Хиротакэ. Он был выходцем из Фукуока и когда-то состоял в Обществе черного океана (Гэнъёся). Его кандидатура была одобрена армией и флотом, и 5 марта Хирота было поручено формирование кабинета. С помощью бывшего посла в Италии Иосида Сигэру (впоследствии премьер-министра) Хирота приступил к формированию кабинета. Главное внимание было уделено переговорам с армией по вопросу о кандидатуре на пост военного министра. Армия предложила кандидатуру генерала Тэраути Дзюити{99}, взамен чего выдвигала перед кабинетом следующие четыре требования: укрепление обороноспособности страны, четкое определение характера национального государственного [49] строя, стабилизация жизни народа (имелось в виду проведение мероприятий в области сельского хозяйства), обновление внешней политики. Хирота принял эти условия, ибо знал, что ему не удастся сформировать кабинет, если он не заполучит у военщины военного министра. Затем Хирота предварительно наметил кандидатов для своего кабинета, и казалось, что вопрос о сформировании кабинета уже близок к своему благополучному разрешению. Но, когда список неофициально намеченных членов кабинета стал известен, армия выступила с решительным протестом, а Тэраути сделал следующее заявление, в котором отразилось его отрицательное отношение к составу нового кабинета:

«Новый кабинет в смысле выхода из создавшегося положения должен быть достаточно энергичен и тверд духом, чтобы кардинальным образом обновить внутреннюю и внешнюю политику, усилить обороноспособность страны и стать на путь осуществления позитивной государственной политики. В политике нового кабинета не должно быть либералистского оттенка, как это имело место в прежних кабинетах. Он не должен ставить своей целью сохранение статус-кво, идти на компромиссы, отступать. Вся армия желает обновления органов государственного управления на основе позитивной политики. Политика же компромиссов и отступлений не только не поможет найти выход из нынешней ситуации, но, напротив, еще больше ее усложнит. Мало того, она в будущем навлечет на нас колоссальные бедствия. Сможет ли справиться со своими чрезвычайными задачами как во внешней, так и во внутренней политике кабинет, в котором отсутствует единое мнение по вышеизложенным вопросам?»{100}

Говоря о «либералистском» оттенке, армия имела в виду Симомура Хироси (министр колоний), Иосида Сигэру (министр иностранных дел) и Кохара Сунао (министр юстиции), которые были внесены Хирота в предварительный список. Кроме того, армия выступила против назначения на посты министров внутренних дел (Кавасаки [50] Такукити — партия Минсэйто) и просвещения (Нагата Хидэдзиро), представителей политических партий или близких к этим партиям лиц. Военные круги считали, что партии Сэйюкай и Минсэйто должны быть представлены в кабинете не более как двумя членами кабинета каждая. Хирота пошел на компромисс с военщиной. Он сохранил в списке кандидатуру министра внутренних дел и просвещения ценой исключения из него Симомура, Иосида и Кохара. Наконец, 9 марта Хирота завершил формирование кабинета и опубликовал заявление о политике нового правительства, в котором нашли отражение требования военных кругов. В частности, в этом заявлении подчеркивалось, что новое правительство «исправит имевшие место ошибки плохого управления и будет проводить политику, направленную на самостоятельное, позитивное урегулирование международных отношений». Благодаря этому заявлению кабинет Хирота заслужил наконец признание военных кругов. В состав кабинета вошло по два министра от партий Сэйюкай и Минсэйто, а также три министра — члена палаты пэров. На первый взгляд новый кабинет представлял собой «правительство национального единства». Но он расценивался как самый обычный кабинет, в котором не было чего-либо нового и заслуживающего внимания. Можно указать лишь на тот факт, что давление армии на кабинет, которое открыто проявилось в ходе его формирования, продолжало сказываться и после сформирования. Армия стала определять политику кабинета.

Финансовая политика министра финансов Баба

Кабинет Хирота был сформирован в период, когда в Японии сохранялось военное положение. Приняв все требования, выдвигавшиеся военными кругами, кабинет Хирота 17 марта опубликовал заявление о своей политической программе, в которой призвал к обновлению всей политики. Военщина утверждала, что возникновение инцидентов, подобных событиям 26 февраля, имеет свои причины, и до тех пор, пока эти причины не будут устранены, невозможно будет предотвратить вспышку новых [51] инцидентов. Кабинет Хирота полностью согласился с этим утверждением.

Министром финансов Японии, который должен был способствовать «обновлению всей политики», по рекомендации военных кругов был назначен президент Японского промышленного банка Баба. Заняв пост министра финансов, Баба выступил со следующим заявлением, которое ознаменовало собой первый шаг на пути к «обновлению финансовой политики»:

«Размышляя о нынешнем состоянии наших финансов и экономики, я пришел к выводу, что наша политика в Маньчжурии, а также необходимость укрепления обороны страны, оживления экономики крестьянских и рыбачьих хозяйств, всестороннего усиления государственной мощи и реализации других важнейших мероприятий в целях укрепления основ государства лишает нас возможности рассчитывать на сокращение бюджетных расходов. Больше того, может быть, нам придется пойти на новые, дополнительные ассигнования. В этом случае я полагаю, что мы сможем беопрепятственно покрыть часть расходов за счет государственных займов. Я не думаю, что в настоящий момент мы зашли в тупик с проблемой выпуска займов... Надо признать, что все изложенное здесь в значительной степени расходится с финансовой политикой, проводившейся предыдущим кабинетом».

Итак, финансовая политика Баба означала, что он решительно отказался от проводившегося бывшим министром финансов Такахаси курса на оздоровление финансов и постепенное сокращение государственных займов и избрал путь возмещения новых расходов за счет увеличения займов и повышения налогов. Этот новый курс Баба свидетельствовал о том, что монополистический капитал Японии, который в связи с обострением политических и экономических противоречий с великими державами из-за агрессии в Маньчжурии и валютного демпинга все более стремился силой завоевать монопольное положение на рынках Китая и Маньчжурии, переступил через «жизненную линию финансов» и встал на путь создания военной экономики. Баба говорил: «Очень часто во внешних сношениях промышленность и торговля могут сказать [52] свое веское слово лишь тогда, когда они опираются на соответствующую военную силу»{101}. Такого мнения придерживался не только Баба. На подобных же позициях стояли все представители монополистического капитала. Правда, заявление Баба временно повергло в панику тогдашние финансовые круги, которые несколько растерялись перед перспективой проведения конкретных мероприятий, направленных на осуществление очередной агрессии, и опасались падения курса акций. Тем не менее начало милитаризации финансовой системы Японии было неизбежным следствием всей политики монополистического капитализма. Следует отметить, что даже сама процедура составления бюджета при министре финансов Баба свидетельствовала о том, что с прежней финансовой политикой покончено. Раньше начальники финансовых отделов министерств в первую очередь обсуждали отдельные статьи с начальниками главного финансового управления и только после этого начиналось составление бюджета. При Баба от этого метода отказались и в основу составления бюджета был положен принцип первоначального обсуждения его на специальном заседании кабинета министров; посвященном вопросам национальной политики. На этих заседаниях, впервые введенных при кабинете Хирота, в первую очередь обсуждались планы государственной обороны, предлагаемые армией и флотом, и, как заявил министр финансов Баба, «расходная часть бюджета выяснялась лишь после того, когда определялась сумма военных расходов». В то время армия и флот один за другим составляли планы военных приготовлений и представляли их кабинету министров. Согласно представленному армией плану расходов первой очереди, предлагалось: 1) на усиление воздушного флота и противовоздушной обороны выделить необходимые ассигнования в первом финансовом году — около 600 миллионов иен и на текущие расходы — около 300 миллионов иен; 2) на укомплектование вооруженных сил в Маньчжурии — необходимые ассигнования в первом финансовом году — около 600 миллионов иен и на текущие расходы — 150 миллионов [53] иен. Согласно плану расходов второй очереди, армия предлагала: 1) ассигновать на военные приготовления в самой Японии около 300 миллионов иен; 2) на создание запасов материалов, необходимых для военных операций, — более 100 миллионов иен. Таковы были ассигнования, которые требовала армия на свои нужды на период в пять-десять лет, начиная с 1937 года. Флот, со своей стороны, также выдвинул грандиозный план строительства военных кораблей в связи с отказом Японии от участия в конференции по разоружению (январь) и потребовал огромных дополнительных ассигнований главным образом на строительство линкоров и увеличение Морской авиации. Одновременно флот выступил с демагогическими заявлениями, в которых говорилось, что, «поскольку большая часть средств, идущих на военные расходы, предназначается для выплаты частным гражданским предпринимателям, увеличение военных расходов будет способствовать стабилизации жизни народа и оживлению тяжелой промышленности и других отраслей производства».

На последнем заседании кабинета министров, посвященном вопросам национальной политики, была принята программа, состоявшая из 14 пунктов. В этой программе в первую очередь провозглашалось «обеспечение государственной обороны», проведение «материковой» политики, на которой настаивала армия, а также мероприятия по усилению государственной обороны в связи с отказом Японии от соглашений, касавшихся тоннажа военно-морского флота. Там же была намечена политика в области снабжения горючим и сырьем, развития воздушного транспорта, контроля за производством и потреблением электроэнергии и так далее, иными словами, политика, целью которой был перевод экономики на военные рельсы и обеспечение обороны «в широком смысле». На 1937 бюджетный год, в течение которого должны были осуществляться основные мероприятия этой программы, был предложен бюджет в размере 3,4 миллиарда иен. Этот небывалый по своим размерам бюджет был утвержден «между делом» в течение полуторачасового обсуждения на заседании кабинета министров. Новый бюджет превышал [54] по объему бюджет предыдущего года более чем на 700 миллионов иен, то есть почти на одну треть, причем в нем резко возрастала доля военных расходов. Достаточно сказать, что только прямые военные расходы составляли более 40 процентов расходной части бюджета. В то же время расходы на «стабилизацию жизни народа», что также являлось одним из пунктов программы национальной политики, составили 50 миллионов иен, то есть всего 1,6 процента всех бюджетных расходов. То же самое можно сказать об экономической политике в отношении деревни, о чем без конца трубила военщина, говорившая, что улучшение положения в деревне необходимо для «обеспечения источника пополнения армии». Бюджетные ассигнования по этой статье были совершенно незначительными. Ниже приводятся данные об ассигнованиях, связанных с осуществлением важнейших пунктов программы национальной политики (в миллионах иен):

Военное министерство	728
Морское министерство	681
Мероприятия по укреплению обороны	691
Обновление системы обучения	1
Упорядочение центральной и местной налоговых систем	237
Стабилизация жизни народа	53
Борьба со стихийными бедствиями	19
Расширение учреждений здравоохранения	9
Экономическое возрождение деревень и рыбацких поселков, а также оживление деятельности мелких и средних торговцев и предпринимателей	24
Оживление промышленности и расширение торговли	57
Усиление контроля за снабжением электроэнергией	1
Самоснабжение жидким горючим	22
Самоснабжение железом и сталью	1
Обеспечение сырьем для текстильной промышленности	2
Стимулирование внешней торговли и контроль над нею	11
Развитие авиации	9
Развитие морского транспорта	3
Помощь подданным за границей	4
Мероприятия по стимулированию эмиграции и капиталовложений в Маньчжурию	25 [55]

Для возмещения этих колоссальных расходов было проведено резкое увеличение налогов, общая сумма которых достигла невиданной в истории японской налоговой системы цифры в 600 миллионов иен. Кроме того, были повышены таможенные пошлины и цены на табачные изделия. При проведении реформы налоговой системы правительство исходило из необходимости обеспечить «равномерность бремени». На деле же сокращение местных налогов почти на 300 миллионов иен, централизация налоговой системы при помощи дотационных фондов регулирования местных бюджетов и увеличение подоходного, потребительского и других налогов на 600 миллионов иен были проведены таким образом, что там, где было осуществлено сокращение налогов, оно принесло выгоду помещикам и капиталистам, а повышение налогов легло тяжелым бременем на народные массы. Но даже столь резкое повышение налогов не могло покрыть колоссальных расходов бюджета. Поэтому было решено частично покрыть расходы также за счет доходов от государственных займов, которых было выпущено на сумму 806 миллионов иен.

Этот «хромой бюджет», основной статьей которого были военные расходы, крайне радовал военщину и капиталистов из военных отраслей производства. Однако для японского капитализма в целом реализация военных ассигнований, равных примерно 23 процентам национального дохода, иными словами, обеспечение их поглощения военной промышленностью, было тяжелым бременем, поскольку уровень производительных сил тяжелой промышленности был низок, а создание военной экономики не было еще завершено. Это противоречие проявилось в росте цен на товары, причем последовательное повышение цен стало мешать реализации бюджета. Среди населения все сильней стали раздяваться голоса, требовавшие исправления «перегибов». Постепенно становилось все более ясным, что с помощью одних только денежных средств, поступающих через военизированный бюджет, нельзя осуществить перевод экономики на военные рельсы, что для этого необходимо установление всестороннего контроля над экономикой страны. [56]

Чистка армии и выход военщины на политическую арену

Чистка армии явилась крупнейшей политической проблемой, которая возникла сразу же после событий 26 февраля. В связи с мятежом 26 февраля недовольство надвигающимся фашизмом и выдвижением военщины на политическую аренду достигло крайних пределов. Народ, который до этого был полностью лишен свободы критиковать армию, выразил свое отрицательное отношение к мятежу в форме требования чистки армии. События 26 февраля нарушили систему субординации в армии и приняли форму «мятежа», нарушающего императорский указ. Это позволило общественному мнению выступить с легальной критикой военщины. Печать, политические партии и финансовые круги не могли не видеть враждебного отношения народа к военщине. По всей стране все громче стали раздаваться требования проведения чистки армии. В связи с этим кабинет Хирота вынужден был заявить о чистке армии как об одной из своих первейших задач. Военный министр Тэраути также неоднократно обещал осуществить тщательную чистку армии. Народ рассчитывал, что правительство и военные круги проведут чистку армии, чтобы ослабить политическую активность военщины и преградить дорогу фашизму. Однако военным кругам чистка армии была необходима совершенно в иных целях. Дело в том, что события 26 февраля серьезно подорвали «престиж» высших военных кругов, поскольку низшие чины стремились осуществить «обновленческую деятельность» через голову руководства. Командование же армии опекало фашистское движение молодых офицеров лишь для того, чтобы использовать их в своих интересах. Дальнейшее замалчивание событий 26 февраля, явившихся противозаконным путчем, привело бы к тому, что критика народа обернулась бы против всей военщины. Кроме того, благодаря событиям 26 февраля военные круги уже успели в достаточной мере укрепить свои политические позиции. Поэтому им необходимо было провести решительную чистку армии также в интересах сохранения своего господствующего положения. [57] Таким образом, хотя и народ и военные круги настаивали на чистке армии, однако последние при осуществлении этого мероприятия имели в виду совершенно иные, отличные от пожеланий народа цели. При помощи чистки армии военщина намеревалась устранить сторонников «императорского пути», утвердить гегемонию «группы контроля» и добиться дальнейшего укрепления авторитета и влияния армии.

Этим, между прочим, объясняется жестокий характер наказаний, которые были применены к виновникам событий 26 февраля, тогда как лица, замешанные в мартовском инциденте, событиях 15 мая, ноябрьском инциденте и других, понесли, как указывалось ранее, крайне мягкие наказания. Выступая на 69-й сессии парламента, военный министр Тэраути расценил действия мятежников как антигосударственные и потребовал применить к ним самые жестокие меры наказания. Говоря об идее, которой руководствовались в своих действиях мятежники, Тэраути подчеркнул, что «в основе принципов, которые довели их до мятежа, лежит абсолютно несовместимая с нашим национальным государственным строем идея о реформе государства, которую проповедуют наиболее экстремистские элементы, и этот факт заслуживает крайнего сожаления». Для рассмотрения дел мятежников специальным императорским указом от 4 марта был создан Токийский военный трибунал. Процесс шел быстро и при закрытых дверях; 5 июля было вынесено первое решение суда, согласно которому девятнадцать главарей мятежа были приговорены к смертной казни и семьдесят человек — к разным срокам каторжных работ. Наряду с этим происходила тщательная чистка армии от лиц, сочувствовавших мятежникам или подозреваемых в принадлежности к группе сторонников «императорского пути». 23 марта было произведено первое перемещение в личном составе армии (включая наказание виновных), 10 июля — второе перемещение. На 1 августа число лиц, подвеппнихся чистке, достигло трех с лишним тысяч человек. На этом чистка армии закончилась. Кадры, занимавшие важнейшие должности в армии, были почти полностью обновлены. В результате чистки военные круги отстранили от руководства [58] сторонников «императорского пути» и утвердили абсолтютное господство «группы контроля».

Проведя в своих интересах чистку армии, военщина потребовала от правительства выполнения ряда условий. Она поставила условием чистки милитаризацию государственной системы и настаивала на решительном «обновлении всей политики», что являлось главным из четырех пунктов ее политической программы. Чем громче становились голоса, требовавшие чистки армии, чем активнее проводила военщина в своих интересах эту чистку, тем больший вес приобретало слово военного министра в правительстве, тем чаще он вмешивался в вопросы внутренней и внешней политики. После сформирования кабинета Хирота политические требования военной клики перестали носить только пропагандистский характер. Эти требования подкреплялись конкретной силой, которая непосредственно влияла на политику и диктовала правительству свои условия. Чистка армии привела к образованию единого фронта военщины и правительства, который с помощью кабинета Хирота повел страну по пути войны и фашизма. 18 мая правительством был восстановлен закон, согласно которому пост военного министра мог занимать только генерал, состоящий на действительной военной службе. Со времен Мэйдзи этот закон был сильнейшим политическим оружием военщины. Он был отменен лишь в 1913 году в результате длительной борьбы, которую вели сторонними защиты конституции (был принят закон, разрешавший занимать пост военного министра и генералу в отставке, но практически это положение ни разу не было проведено в жизнь). Воспользовавшись событиями 26 февраля, военная клика добилась восстановления этого закона путем издания императорского указа. Возрождение закона, согласно которому пост военного министра мог занимать только генерал, находящийся на действительной военной службе, юридически закрепляло за военщиной право распоряжаться жизнью и смертью кабинета. Таким путем была окончательно утверждена руководящая роль военщины в правительстве. [59]

2. Подготовка к войне и заключение антикоминтерновского пакта

Программа национальнной политики

В августе 1936 года военщина, завершив при помощи «августовского перемещения личного состава» чистку армии, отстранив сторонников «императорского пути» и укрепив армию изнутри, усилила свое политическое наступление. В результате 7 августа Совет пяти министров принял решение, известное под названием «Основные принципы национальной политики», в которое полностью были включены требования военщины. Совет пяти министров, состоявший из премьер-министра, министра иностранных дел, военного министра, морского министра и министра финансов, фактически взяв на себя выполнение функций всего кабинета, обсуждал важнейшие мероприятия, связанные с внешней политикой, причем многие решения принимались им по проектам, составленным военными кругами. Вся практическая деятельность по руководству политикой была сосредоточена в военных управлениях армии и флота, а также в восточно-азиатском департаменте министерства иностранных дел. В «Основных принципах национальной политики» указывалось, что внешняя политика и оборона должны быть направлены на обеспечение позиций империи на азиатском материке и продвижение в район Южных морей{102}. Это был стратегический план японской агрессии, приведший в конце концов к Тихоокеанской войне. Он предусматривал захват Японией Китая, нападение на Советский Союз, а также продвижение на юг, в район стран Южных морей. Армия и флот приняли это решение потому, что они уже тогда планировали новую агрессию в Китае. Кроме того, существовали другие закулисные соображения, приведшие к принятию данного плана. Дело в том, что руководящие круги армии выдвигали в то время на первый план экспансию в северном направлении с целью ограничить активность [60] и власть чересчур усилившейся после маньчжурских событий Квантунской армии, не допустить ее проникновения в Северный Китай, ограничить арену ее действий Маньчжурией и сосредоточить все ее внимание на подготовке к войне против Советского Союза{103}. В ответ на это флот, соперничавший с армией, настаивал на экспансии на юг. В конце концов на Совете пяти министров между армией и флотом было достигнуто компромиссное решение, в котором наряду с осуществлением полного захвата Китая нашли отражение точки зрения и армии (наступление на север) и флота (наступление на юг).

25 августа военщиной и чиновниками из Планового бюро была составлена так называемая «Программа обновления политики». Она состояла из следующих семи пунктов, на осуществление которых, как указывалось в программе, «начиная с 1937 года, следовало обратить особое внимание»:

1. Усиление государственной обороны.

2. Обновление и улучшение системы обучения.

3. Упорядочение центральной и местной налоговых систем.

4. Стабилизация жизни народа:

а) борьба со стихийными бедствиями и их предотвращение;

б) расширение сети учреждений в системе здравоохранения;

в) экономическое восстановление крестьянских и рыбачьих хозяйств, оживление деятельности мелких и средних торговцев и промышленников и т. п.

5. Стимулирование производства и расширение торговли:

а) усиление контроля за производством и использованием электроэнергии;

б) самоснабжение жидким горючим и черными металлами;

в) обеспечение сырьем текстильной промышленности;

г) содействие внешней торговле и контроль над нею; [61]

д) стимулирование развития авиации и флота;

е) содействие иммиграции японских подданных.

6. Осуществление важнейших политических мероприятий в отношении Маньчжурии: содействие эмиграции, стимулирование капиталовложений и т. д.

7. Упорядочение и улучшение административного аппарата.

Изложенные выше семь пунктов свидетельствовали о том, что Япония пошла по пути милитаризации и подготовки к войне. Выше мы уже отметили, что это отразилось в государственном бюджете на 1937 год в виде резкого увеличения расходов на военные нужды.

Вопрос о реформе административного аппарата

В качестве одного из семи основных пунктов программы национальной политики кабинета Хирота выдвигалась реформа административного аппарата. Военный министр Тэраути прежде всего потребовал реформы центральных и местных органов управления, а также реформы парламентской системы, считая это важнейшим вопросом программы «обновления политики», провозглашенной кабинетом. Тэраути обсудил этот вопрос с морским министром Нагано и по достижении соглашения внес на обсуждение кабинета совместный проект военных кругов. 21 сентября Тэраути и Нагано посетили премьер-министра, представили ему свой проект, заявив, что было бы крайне желательно приступить к его реализации уже в 1937 году. Скрытая цель военщины состояла в том, чтобы ясно разграничить функции законодательных и исполнительных органов, лишить депутатов парламента права занимать должности правительственных чиновников и государственных министров, добиться отказа от так называемой «конституционной системы назначения правительства», при которой две крупнейшие партии, а также партии, получившие большинство парламентских мандатов, осуществляли государственную власть, добиться отказа от системы партийных кабинетов, обеспечить единство правительства, парламента и народа, укрепить единство нации под лозунгом: «В одном государстве — одна партия», — [62] добиться сформирования кабинета «узкого состава», в который помимо военного и морского министров вошли бы еще только пять-шесть министров, и т. д.

Решительная позиция, занятая военным и морским министрами по вопросу о реформе центральных и местных административных органов, а также парламентской системы взбудоражила остальных членов кабинета. Все политические партии, весь народ проявили повышенный интерес к ходу обсуждения этих реформ. Для выработки линии кабинета в этом вопросе премьер-министр создал «комиссию четырех» и «комиссию пяти». «Комиссии четырех», в которую вошли министр финансов Баба, министр железных дорог Маэда, министр связи Таномоги и министр просвещения Хироо, было поручено рассмотреть часть проекта, касавшуюся реформы центральных административных органов. «Комиссии пяти» в составе министра внутренних дел Усио, министра юстиции Хаяси, министра сельского хозяйства и лесоводства Симада, министра торговли Окава и министра колоний Нагата поручалось изучить ту часть проекта, которая касалась реформы местных административных органов и парламентской системы. Предложенный военным и морским министрами проект реформ гласил:

Общее мнение по вопросу о реформе административного аппарата

В соответствии с задачами государства осуществить обновление всей политики, основываясь на императорской конституции. В этих целях прежде всего произвести коренное обновление всего административно-политического аппарата в следующем направлении.

Центральные административные органы

1. Создать единый орган по вопросам национальной политики, который сосредоточил бы в своих руках инспекцию и общий контроль над важнейшими государственными делами, а также контроль над исполнением бюджета и распределением бюджетных средств. Подчинить этот орган премьер-министру и присоединить к нему Информационное бюро. Руководителю этого органа предоставить права министра. [63]

2. Административные кадры. Учредить специальный орган, занимающийся контролем и обновлением административных кадров, подчинив его премьер-министру.

3. Объединить деятельность министерства иностранных дел и министерства колоний; обеспечить более полную координацию внешней политики.

4. Объединить министерство сельского хозяйства и лесоводства с министерством торговли и промышленности; расширить имеющиеся или создать новые органы, ведающие вопросами внешней торговли, снабжения горючим, электроэнергией и т. п.; рационализировать и укрепить административное управление производством.

5. Функции департамента по делам храмов министерства внутренних дел передать министерству просвещения; обеспечить подъем национального духа; улучшить дело физического воспитания.

6. Реорганизовать министерство внутренних дел, передав функции департамента по делам храмов и частично функции, связанные с управлением дорожным и портовым строительством, соответственно ведомствам, указанным в пп. 5 и 7; обновить административный аппарат министерства внутренних дел. Объединить и укрепить учреждения, ведающие вопросами здравоохранения.

7. Обеспечить координацию управления железнодорожным и воздушным транспортом и связью. Добиться коренного улучшения работы гражданской авиации; объединить и укрепить учреждения, ведающие судоходством и портами.

8. Навести порядок внутри министерств и улучшить их работу. Объединить дублирующие учреждения и научно-исследовательские органы и улучшить их работу.

Местные административные органы

Упорядочить работу местных административных органов и обновить их, учитывая задачи государства и характер упорядочения и обновления центральных административных органов.

Парламентская система

В соответствии с задачами государства и исходя из современного положения парламента изменить парламентское [64] законодательство и избирательный закон и обновить парламентскую систему.

Примечание. Для реализации вышеизложенной программы вначале назначить специальных помощников министров».

С декабря 1936 года «комиссия пяти» и «комиссия четырех» начали работу по рассмотрению предложенного военными кругами проекта реформ административного аппарата и парламентской системы.

9 ноября на втором заседании «комиссии четырех» было прежде всего признано необходимым выяснить действительные мотивы, руководствуясь которыми, военные круги выдвинули проект реформ. В связи с этим комиссия обратилась к заместителю военного министра Умэдзу и заместителю морского министра Хасэгава. По поводу причин, заставивших военные круги выдвинуть свой проект, Хасэгава (именно он в основном давал разъяснения) заявил, что, учитывая нынешние чрезвычайные условия, военные круги считают необходимым в интересах производства и обороны государства произвести реформу центральных и местных административных органов с тем, чтобы добиться их полной централизации. Что касается вопроса о разделении функций между высшими административными чиновниками и министрами (этот вопрос в то время вызывал беспокойство в связи с неясностью истинных намерений военщины), то Хасэгава сказал, что военные круги, изучив его, пришли к выводу, что целесообразно функции высших административных чиновников и министров выполнять одному лицу, как это имеет место в существующей системе управления. Хасэгава далее заявил, что в целях дальнейшей централизации административного управления военные круги считают необходимым ликвидировать или объединить ряд министерств. В результате выяснения позиции и намерений военщины опасения относительно возможных столкновений с военными кругами по этому вопросу исчезли, и «комиссия четырех» срочно приступила к составлению проекта. 12 января 1937 года комиссия приняла проект реформы центральных административных органов, который предусматривал создание в качестве объединенных органов, [65] ведающих государственной политикой Департамента общих дел, Управления кадров при кабинете министров и Императорского экономического совета. Была достигнута договоренность, что проект расходов, связанных с осуществлением этого проекта, будет представлен на обсуждение 70-й сессии парламента в виде дополнительного бюджета на 1937 год.

Позднее военные круги выразили также свое мнение по поводу реформы парламентской системы. Оно состояло в следующем:

«1. Отказаться от существующей в Японии парламентской системы английского типа, ввести систему типа Соединенных Штатов, где имеет место разграничение законодательной, исполнительной и судебной власти. Отказаться от системы партийных кабинетов, при которой партии, получившей в парламенте большинство мандатов, предоставляется право формирования правительства.

2. Составить проект закона, который мог бы быть назван законом о партиях и определял бы рамки парламентской деятельности партий.

3. Изменить враждебные взимоотношения между правительством и парламентом и базироваться на японском духе взаимного сотрудничества. Другими словами, следует лишить парламент полномочий принимать резолюции, осуждающие деятельность правительства.

4. Изменить функции палаты пэров; создать «генеральный штаб» по вопросам экономики при палате представителей.

5. Изменить избирательный закон, предоставив избирательные права только главе семьи или лицам, прошедшим военную службу».

Предложенный военщиной проект реформы парламентского строя взбудоражил политические круги Японии. Особенно резко против него были настроены политические партии, напуганные предложением о ликвидации системы партийных кабинетов{104}. В связи с этим военный [66] министр выступил с разъяснением, в котором подчеркнул, что «военные круги стоят за утверждение присущей Японии парламентской системы правления и ни в коей степени не стремятся ущемить полномочия парламента». После этого состоялось совещание с участием членов комиссии по обследованию парламентской системы и министров, на котором был достигнут соответствующий компромисс.

Курс на покорение Северного Китая

В выдвинутых кабинетом Хирота «Основных принципах национальной политики» главное место в плане агрессии в Китае занимал так называемый «курс на покорение Северного Китая».

После VII конгресса Коминтерна, принявшего решение о создании единого антифашистского фронта, Коммунистическая партия Китая опубликовала известную «Декларацию 1 августа», в которой призывала к организации единого национального антияпонского фронта. Народные массы Китая вопреки соглашательской и продажной политике гоминьдановского правительства откликнулись на эту декларацию и резко усилили антияпонскую борьбу, сопровождавшуюся целым рядом инцидентов. [67]

10 июля 1936 года в Шанхае произошел инцидент, связанный с убийством Каяо, 24 августа — инцидент в Чжду, 3 сентября — события в Пакхое, 17 сентября — в Сватоу, 18 сентября — в Фынтае, 19 сентября — в Ханькоу, 23 сентября — покушение на моряка с военного корабля «Идзумо» в Шанхае и т. д. В целях урегулирования создавшегося положения 15 сентября в Нанкине начались переговоры между Кавагоэ{105} и Чжан Цюнем{106}.

В основу политики Японии в Китае были положены следующие три принципа Хирота, провозглашенные им в бытность министром иностранных дел на заседании парламента в январе 1936 года: 1) прекращение антияпонской деятельности, отказ от ориентации на Европу и США и осуществление японо-китайского сотрудничества; 2) официальное признание Китаем Маньчжоу-Го, урегулирование взаимоотношений между Японией, Маньчжоу-го и Китаем в Северном Китае; 3) совместная японо-китайская оборона в целях предотвращения красной опасности. Исходя из этих трех принципов японское правительство расширило масштабы планов относительно выделения в особый район Северного Китая путем укрепления Хэбэй-Чахарского политического совета. Оно поставило своей целью добиться установления особого режима во всем Северном Китае путем включения в нейтральную зону пята провинций Северного Китая, граничащих с Маньчжурией. План установления особого режима (наподобие Маньчжоу-го) в пяти провинциях Северного Китая был включен в программу покорения Северного Китая, принятую Советом пяти министров. В решении Совета указывалось, что «в данном районе необходимо создать антикоммунистическую, прояпонскую, проманьчжурскую зону, стремиться к приобретению стратегических ресурсов и расширению транспортных сооружений, подготовив себя таким путем к возможной агрессии со стороны Советского Союза и создав базу для реализации японо-маньчжуро-китайокого сотрудничества». [68]

Таким образом, программа покорения Северного Китая ставила целью фактическое отторжение от Китая пяти северо-китайских провинций. Она указывала главное направление, в котором должны были действовать автономное правительство восточной части провинции Хэбэй и Хэбэй-Чахарский политический совет. Кроме того, в ней определялось направление деятельности местных властей в провинциях Шаньдун, Шэньси и Суйюань. Короче говоря, эта программа ставила своей целью осуществление раздельного управления пятью провинциями Северного Китая, а также обеспечение эксплуатации их ресурсов.

Когда программа покорения Северного Китая была принята, части Квантунской армии уже закончили подготовку к переходу линии Великой китайской стены и вступлению в Северный Китай. Согласно сообщению военного министерства Японии, японские вооруженные силы в Китае в этот период увеличились до одной бригады (она состояла из двух пехотных полков, артиллерийской, саперной, кавалерийской частей, связистов и др.), число солдат которой значительно превышало ту норму, которой Япония добилась после восстания ихэтуаней для охраны своего посольства, консульств и сеттльментов в Тяньцзине, Пекине и других городах Китая. Тем временем монголы провинции Чахар, следуя примеру создания Маньчжоу-го, усилили борьбу за «автономную систему» (попытка отделиться от Китая). Возглавил эту борьбу Дэван, а свой штаб монголы учредили в Байлинмяо. В ноябре 1936 года «по непосредственному указанию начальника штаба Квантунской армии Тодзио полковник Танака возглавил монгольскую армию Дэвана и вторгся в провинцию Суйюань, выдвинув лозунг «Монголия для монголов»{107}. Но Танака был контратакован и разбит Суйюаньской армией Фу Цзо-и. Жестокие морозы докончили то, чего не успела сделать армия Фу Цзо-и. Эти события в провинции Суйюань еще более усилили антияпонские настроения среди народных масс Китая. В декабре [69] переговоры между Кавагоэ и Чжан Цюнем были прерваны.

Отметим также, что сианьские события, имевшие место 12 декабря, способствовали широчайшему распространению идеи создания единого национального антияпонского фронта на основе сотрудничества между Коммунистической партией и Гоминьданом. Влияние их было настолько велико, что в Хэбэй-Чахарском политическом совете стали усиливаться тенденции к сближению с центральным китайским правительством, а Сун Чжэ-юань даже заявил, что он выполнит обещания, данные им японским военным властям (право на постройку железной дороги Тяньцзинь — Шицзчжуан, право на разработку железных рудников Лунъянь и др.), лишь после того, как будет распушено автономное правительство восточной части провинции Хэбэй. Такова была в общих чертах обстановка, когда произошли события 7 июля 1937 года, известные как инцидент у моста Лугоуцяо.

Антикоминтерновский пакт

Ведя активную подготовку к захвату Китая, японский империализм одновременно готовился к агрессии против Советского Союза. Это нашло, в частности, свое отражение в подписании между Японией и Германией так называемого Антикоминтерновского пакта (25 ноября 1936 года). Пактом предусматривались взаимная информация о деятельности III Интернационала, обсуждение необходимых оборонительных мероприятий и проведение их в жизнь при самом тесном взаимном сотрудничестве{108}.

В день подписания Антикоминтерновского пакта министерство иностранных дел Японии опубликовало заявление, в котором подчеркивалось, что деятельность Коминтерна направлена против Германии и Японии, что она крайне опасна и угрожает спокойствию всех государств и миру во всем мире, что наступило время принять необходимые оборонительные меры. Далее в заявлении отмечалось, что, помимо Антикоминтерновского пакта, [70] между Германией и Японией не заключено какого-либо секретного соглашения, что этот пакт направлен только против Коминтерна, но не против Советского Союза. В действительности же между Японией и Германией одновременно с пактом было заключено секретное соглашение. Об этом соглашении, являвшемся приложением к Антикоминтерновскому пакту, стало известно лишь после второй мировой войны на Международном военном трибунале в Токио.

Статьи этого секретного соглашения гласили:

«СЕКРЕТНОЕ СОГЛАШЕНИЕ, ПРИЛАГАЕМОЕ К АНТИКОМИНТЕРНОВСКОМУ ПАКТУ

Правительство Великой Японской Империи и правительство Германии, признавая,

что правительство Союза Советских Социалистических Республик стремится к реализации целей коммунистического «интернационала» и намерено использовать для этого свои вооруженные силы,

и будучи убеждены в том, что это является серьезнейшей угрозой существованию не только договаривающихся государств, но и существованию мира во всем мире,

в целях защиты своих общих интересов договариваются о нижеследующем:

Статья 1. В случае, если одна из договаривающихся сторон подвергнется неспровоцированному нападению со стороны Союза Советских Социалистических Республик или ей будет угрожать подобное неспровоцированное нападение, другая договаривающаяся сторона обязуется не предпринимать каких-либо мер, которые могли бы способствовать облегчению положения Союза Советских Социалистических Республик.

В случае возникновения указанной выше ситуации договаривающиеся стороны должны немедленно обсудить меры, необходимые для защиты их общих интересов.

Статья 2. Договаривающиеся стороны на период действия настоящего соглашения обязуются без взаимного согласия не заключать с Союзом Советских Социалистических Республик каких-либо политических договоров, [71] которые противоречили бы духу настоящего соглашения.

Статья 3. Настоящее соглашение составлено на японском и немецком языках, причем оба экземпляра имеют одинаковую силу. Настоящее соглашение вступает в силу одновременно с Соглашением против коммунистического «интернационала» и имеет одинаковый с ним срок действия».

Таким образом, это секретное соглашение свидетельствует о том, что японо-германский Антикоминтерновский пакт считал своим предполагаемым противником Советский Союз и ставил своей целью подготовку японского и германского фашизма к войне против СССР.

Как уже было отмечено, между Германией и Италией после трений в связи с австрийским вопросом в ходе войны в Абиссинии и гражданской войны в Испании наметилось заметное сближение. В ноябре 1936 года премьер-министр Италии Муссолини выступил в Милане с речью, в которой провозгласил «начало новой эпохи». Муссолини подчеркнул, что линия, соединяющая Рим с Берлином, является не барьером, а «осью» (отсюда и пошло выражение «ось Берлин — Рим»). Так был создан блок между двумя фашистскими государствами в Европе и началась усиленная подготовка к войне за передел мира. Между Германией и Италией была достигнута договоренность о том, что Германия направит свою агрессию на Центральную и Восточную Европу, а Италия — в район Средиземного моря. Японо-германские отношения также не были свободны от противоречий в связи с интересами Японии и Германии в Китае. После захвата власти нацистами экономическое проникновение Германии в Китай усилилось, что содействовало установлению более тесных политических связей между Германией и китайским гоминьдановский правительством. Однако, несмотря на столкновение интересов в Китае, как Япония, так и Германия вышли из Лиги Наций и оказались в этом смысле изолированными. Одинаковое положение этих государств способствовало их сближению. Поскольку Германия и Япония выступали против советов и коммунизма, решение Коминтерна об использовании тактики народного [72] фронта было воспринято обоими государствами как общая угроза их фашистскому строю. Все это привело к тому, что с конца 1935 года между Германией и японской военщиной, а также другими прогермански настроенными группировками начались переговоры, которые в конечном счете и завершились подписанием Антикоминтерновского пакта. Этому немало способствовали неофициальные переговоры, которые велись между японским военным атташе в Берлине Осима и советником Гитлера по вопросам внешних сношений Риббентропом.

Руководящая верхушка Германии и военная клика Японии уже давно стремились заключить военный союз против СССР, но под давлением проанглийской и проамериканской группировок внутри господствующих классов Японии они ограничились заключением вышеизложенного пакта. Заключение Антикоминтерновского пакта (хотя он и не являлся военным союзом), несомненно, привело к дальнейшей международной изоляции Японии, втянуло ее в круг всемирных противоречий между империалистическими державами и способствовало переходу ее в наиболее реакционный лагерь — лагерь фашизма. В декабре 1936 годя Япония признала правительство Франко. В ноябре 1937 года к Антикоминтерновскому пакту присоединилась Италия. Таким образом, было достигнуто объединение трех стран, которое в конце концов привело к заключению трехстороннего военного союза (подробнее об этом будет сказано ниже), а впоследствии — к возникновению войны на Тихом океане. Нечего и говорить, что заключение Антикоминтерновского пакта резко ухудшило взаимоотношения между Японией и Советским Союзом. В то время в Советском Союзе происходил VIII Всесоюзный съезд Советов, на котором обсуждался проект новой конституции. 28 ноября министр иностранных дел СССР Литвинов в своей речи по поводу японо-германского Антикоминтерновского пакта заявил следующее:

«Не найдя себе союзников среди членов Лиги Наций... фашизм, очутившись в изоляции... обратился к тем немногим странам, которые пребывают в таком же одиночестве... Люди сведущие отказываются верить, [73] что для составления опубликованных двух куцых статей японо-германского соглашения необходимо было вести переговоры в течение пятнадцати месяцев, что вести эти переговоры надо было поручить обязательно с японской стороны военному генералу, а с германской сверхдипломату...

Все это свидетельствует о том, что Антикоминтерновский пакт фактически являлся тайным соглашением, направленным против Советского Союза». Именно поэтому «японская военщина в Маньчжурии... — продолжал Литвинов, — нарушив господствовавшее в течение изрядного времени на советско-маньчжурской границе затишье, в течение двух суток совершила два налета на советскую территорию с довольно значительными силами. Она не учла, что берлинское соглашение отнюдь не помешает Краснознаменной дальневосточной армии дать ей тот же ответ, что она давала и раньше на подобные налеты... Не выиграет также репутация искренности японского правительства, заверявшего нас в своем стремлении к установлению мирных отношений с Советским Союзом и побудившего нас ради этого пойти ему навстречу в урегулировании интересующих его некоторых спорных вопросов, а ныне заключившего секретное агрессивное соглашение с Германией. Японское правительство уверяло нас также в том, что предложенный ему пакт о ненападении все еще им обсуждается и сможет быть заключен по урегулировании всех спорных вопросов, а ныне оно поставило заключение таких пактов в зависимость от согласия на это Германии, уменьшив самостоятельность своей внешней политики... Антидемократические фашистские агрессивные страны свое слово сказали... Мы уверены, что если наступит день, когда наша армия и флот вынуждены будут выступить на защиту родины, то военное стахановство, помноженное на рождаемый в таких случаях энтузиазм, явиг миру неслыханный в истории всех времен и народов пример беззаветной храбрости, геройства, богатырства и большевистского умения воевать...»{109} [74]

В то время между Японией и Советским Союзом происходили переговоры о создании комиссии по демаркации границы и комиссии по урегулированию конфликтов. В ходе переговоров оставалось лишь достигнуть единства мнений по двум или трем вопросам. Кроме того, к этому времени была достигнута договоренность о продлении прав Японии на разведку нефти на Северном Сахалине, а также о заключении новой рыболовной конвенции.

Соглашение по вопросу о разведке нефти уже было подписано. Была достигнута также договоренность о том, что рыболовная конвенция будет подписана к 20 декабря. Но, узнав о заключении Антикоминтерновского пакта, Советский Союз немедленно заявил о своем отказе заключить новую рыболовную конвенцию.

Следует отметить, что господствующие классы Японии опасались Антикоминтерновского пакта, поскольку он мог помешать их взаимоотношениям с Англией и Америкой. Но в английской дипломатии того времени все более усиливалась тенденция смотреть на фашистскую агрессию сквозь пальцы. Эта тенденция проявилась в так называемой «политике умиротворения», которая ставила своей целью направить главный удар фашистских государств против Советского Союза и добиться их ослабления путем столкновения с СССР. Великобритания ожидала войны с Германией и, чтобы обеспечить защиту своих интересов, еще с конца 1934 года начала гонку вооружений. Из всего вышеизложенного можно сделать вывод, что Антикоминтерновский пакт был направлен как против Советского Союза, так и против Англии и Америки, а это в свою очередь вызвало беспокойство сторонников сохранения статус-кво внутри господствующих классов Японии за проводимую под руководством военщины тайную дипломатию. В частности, как уже отмечалось выше, принимая «Основные принципы национальной политики», господствующие классы Японии не могли даже окончательно определить направление новой агрессии: на север или на юг?!

Неудача с заключением японо-советской рыболовной конвенции вызвала непосредственную критику в адрес [75] Антикоминтерновского пакта, что явилось одной из причин падения кабинета Хирота.

Отставка кабинета Хирота

Внутренняя политика кабинета Хирота привела к ухудшению жизни народных масс Японии, что явилось следствием неслыханно раздутого государственного бюджета (3 миллиарда 40 миллионов иен). Внешняя политика кабинета завела в тупик японо-китайские отношения, а в связи с заключением Антикоминтерновского пакта резко ухудшила взаимоотношения Японии с Советским Союзом и другими странами. Политика кабинета Хирота вызвала сильное недовольство народных масс, что в свою очередь не замедлило сказаться на позиции политических партий. Кроме того, политические партии выражали крайнее недовольство стремлением военщины провести реформу административного аппарата и в особенности парламентской системы.

20 января 1937 года открылись съезды партий Минсэйто и Сэйюкай. На съездах были определены позиции, которые обе партии намеревались занять на очередной 70-й сессии парламента.

Председатель партии Минсэйто Матида заявил:

«Часть чиновничества ошибочно считает, что мнение народа следует поставить под контроль государственной власти. Первейшая задача всестороннего обновления политики состоит в выявлении истинного общественного мнения. Политика же одурачивания народа является величайшим анахронизмом. При конституционном правлении установление контроля со стороны властей над общественным мнением просто недопустимо».

В своей декларации партия Сэйюкай отметила:

«Отсутствие единого целенаправленного внешнеполитического курса ведет к полной безответственности в этой области, к преклонению перед проводимой бюрократией тайной дипломатией, что препятствует осуществлению национальной внешней политики, присущей современным государствам. Если проекты, которые под предлогом режима военного времени составляются односторонне, [76] без учета чьего-либо мнения, приведут к застою в промышленности и станут угрожать жизни народа, они вызовут справедливое недовольство масс и приведут к ослаблению его национального духа. Бюрократия заботится только о своих интересах. Военные круги, кичась своим превосходством, заняты тем, что стараются монополизировать в своих руках все рычаги государственного аппарата. Дальнейшее усиление подобных тенденций приведет к полному забвению мнения и интересов народа. И тогда наше правление, хотя оно и называется конституционным, на деле превратится в самое настоящее самодержавное правление».

В такой ситуации военные круги проявили крайнее недовольство «недопониманием», проявленным политическими партиями, и выразили сожаление по поводу того, что в сложившемся международном положении партии Сэйюкай и Минсэйто абсолютно не учитывают необходимости усиления обороноспособности страны — вопросу, который должен стоять в центре внимания предстоящей сессии парламента. Представители военных кругов также заявили, что они удивлены позицией партий, нападающих на кабинет, в который эти партии направили своих министров, подчеркнув, что, по их мнению, прежде чем критиковать правительство, партиям следовало бы отозвать из него своих министров.

В такой напряженной обстановке 21 января возобновила свою работу 70-я сессия парламента. Сессия проходила в атмосфере борьбы между старыми политическими партиями и сторонниками обновления из среды военщины и бюрократии. В своей интерпелляции член партии Сэйюкай Хамада, выступивший вслед за представителем партии Минсэйто Сакураути, сосредоточил огонь своей критики на военщине. Хамада заявил:

«За последние годы военные круги стали претендовать на роль движущей силы нашей политики. Это подтверждается событиями 15 мая, событиями 26 февраля, мнениями относительно диктаторского правления, которые время от времени высказываются отдельными представителями военных кругов, некоторыми выступлениями военного министра на заседаниях комиссии по [77] изучению парламентской системы, заявлением главнокомандующего Квантунской армии по поводу маньчжурского общества Сёхэхуай и т. д. Бытующая в армии политическая идеология, которая требует укрепления диктатуры, иногда приводит к опасности разрыва сплоченности между гражданскими и военными чиновниками и наносит большой вред народу».

Как и следовало ожидать, это выступление вызвало настоящую бурю. Вслед за Хамада на трибуну поднялся военный министр Тэраути. Он заявил: «Я полагаю, что управление нашей страной должно осуществляться на основании и в духе нашей конституции, составленной по повелению императора. Об этом мы всегда заявляли и заявляем. Те же, кто до сих пор сомневаются в этом, просто находятся во власти какого-то заблуждения. Достойно сожаления, что в речи выступавшего передо мной Хамада имели место фразы, в какой-то степени оскорбительные для военных».

На это Хамада ответил: «Вы ищите ссоры, заявляя, будто я, представитель народа, оскорбил славную армию нашей страны. Я этого так не оставлю».

Вновь взял слово Тэраути: «Я не хотел бы предупреждать Хамада, что его звучащие как оскорбление слова наносят вред духу единства народа, за который так ратует Хамада».

Эта перепалка, перешедшая в столкновение между партиями и военщиной, вызвала большой шум в зале заседаний. В накаленной до предела атмосфере Хамада в третий раз поднялся на трибуну и сказал, обращаясь к Тэраути: «Проверим стенограмму. Если там будут оскорбительные для армии слова, я сделаю харакири. Если же там таких слов нет, сделаете харакири вы!» Так уже в первый день возобновления работы 70-й сессии парламента произошло прямое столкновение между партиями, с одной стороны, и правительством и в особенности армией — с другой.

В тот же день после окончания заседания парламента было создано экстренное совещание кабинета министров, на котором военный министр Тэраути предложил распустить парламент, чтобы заставить партии задуматься [78] над своим поведением. Но министры — представители партий (министр железных дорог Маэда, министр сельского хозяйства и лесоводства Симада, министр торговли Окава), за исключением министра связи Таномоги, выступили против предложения Тэраути. Очутившись между двух огней и будучи не в силах принять какое-либо решение, премьер-министр направился в императорский дворец и упросил императора приостановить на два дня работу парламента. Таким образом, правительство неожиданно оказалось на распутье: если не будет найден способ достижения какого-либо компромисса между военным министром Тэраути и министрами — представителями партий, необходимо будет либо подать в отставку, либо распустить парламент. Казалось, что этим своим наступлением политические партии, непрерывно атаковавшие военщину после событий 15 мая, смогут восстановить свой престиж. Но этого не случилось, ибо их настолько разъедала коррупция, что они не могли возглавить народ и выступить от его имени против военщины. Да по существу они и не были против фашизации государственного строя. Просто те партийные деятели, которые сравнительно правильно учитывали направление общественного мнения, открыто выразили свое недовольство их отстранением от государственного управления.

3. Движение народного фронта

Подъем рабочего и крестьянского движения

Для того чтобы удержать и укрепить свои позиции, японский империализм решил развернуть подготовку к расширению масштабов уже проводимой им агрессивной политики и развертыванию мировой захватнической войны совместно с германскими и итальянскими фашистами. Но противоречия, возникшие внутри системы, которая была создана для перевода всего хозяйства Японии на военные рельсы, начали проявлять свой разрушительный характер. [79]

Военно-инфляционная конъюнктура привела к резкому расширению военных отраслей производства, а это способствовало увеличению занятости рабочих в промышленности. Особенно заметным стало увеличение числа рабочих в судостроительной, машиностроительной, металлургической и других отраслях тяжелой промышленности, где применяется главным образом мужской труд. Это, несомненно, способствовало сокращению числа безработных. Но вместе с тем следует отметить, что заработная плата рабочих стала снижаться. В связи с ростом цен на товары, возникшим в результате инфляции, уменьшилась также реальная заработная плата. В этот период наблюдалось усиление борьбы рабочего класса. Так, начиная с 1936 года, все более обострялись конфликты в различных отраслях тяжелой промышленности, особенно в связи с вопросом о временных рабочих. Если до 1936 года количество рабочих конфликтов имело тенденцию к сокращению, то в 1936 году число такого рода конфликтов резко возросло (в 1936 году произошло 1457 конфликтов).

Хотя рост конфликтов не привел к соответствующему увеличению количества их участников, следует отметить, что, в отличие от прежних выступлений, в ходе которых рабочие выдвигали пассивные требования, так сказать, требования оборонительного характера (против снижения заработной платы, против увольнений, за восстановление на работе и др.), на этот раз конфликты стали носить активный характер, ибо рабочие требовали повышения заработной платы. Такого рода «активные конфликты» вначале возникали в военных отраслях производства, затем они распространились на транспорт. Забастовки как по отраслям производства, так и по районам стали приобретать всеобщий характер.

В связи с ростом цен на сельскохозяйственные продукты доходы в деревне увеличивались, но это ни в какой мере не вело к ликвидации кризиса в сельском хозяйстве, о чем свидетельствовало резкое увеличение числа арендных конфликтов, связанных с вопросом о землепользовании. До 1931 года в Японии ежегодно происходило до двух тысяч арендных конфликтов, но начиная с 1931 года [80] число их стало резко увеличиваться. Кроме того, если раньше конфликты возникали главным образом в связи с вопросом об арендной плате (за сокращение или против повышения арендной платы и т. п.), то с 1931 года резко обострилась борьба крестьян за землю, за право на обработку земли (борьба против изъятия и перепродажи земли разорявшимися мелкими и средними помещиками, за продление арендных договоров, за признание права на обработку земли или права на бессрочную аренду и т. п. ).

Число арендных конфликтов, связанных с борьбой за право на обработку земли

Годы	Общее число конфликтов	Процент к общему числу арендных конфликтов
1927	432	21,1
1928	461	24,7
1929	704	28,9
1930	1002	40,4
1931	1307	38,2
1932	1520	44,5
1933	2275	56,9
1934	2704	46,4
1935	3031	44,4
1936	2644	53,6
1937	3575	57,9

Запрещение первомайских демонстраций

Власти, напуганные ростом рабочего и крестьянского движения, издали приказ о повсеместном запрещении семнадцатого по счету празднования Первого мая. Министерство внутренних дел выдвинуло следующие причины, [81] по которым было решено запретить проведение первомайских демонстраций в 1936 году:

1) приказ о введении военного положения, изданный в связи с событиями 26 февраля, еще не был отменен;

2) на Первое мая назначался созыв 69-й чрезвычайной сессии парламента;

3) оба вышеизложенных пункта касаются города Токио, но, поскольку события 26 февраля оказали влияние на всю страну, создалась ситуация, при которой приказ о введении военного положения должен быть распространен повсеместно.

В ответ на запрещение первомайских демонстраций рабочие организации немедленно развернули по всей стране движение протеста. Зачинателем этого движения был осакский комитет Японского конгресса профсоюзов (Нихон родокумиай кайги — организован в сентябре 1932 года, председатель Мацуока Комакити). 25 марта этот комитет обратился к губернатору осакской префектуры с просьбой разрешить проведение первомайской демонстрации. Одновременно председатель конгресса Мацуока, выполняя решение политического комитета конгресса, заявил протест в связи с запрещением демонстраций. Однако следует отметить, что конгресс не проявил необходимой твердости в деле организации движения протеста. 9 апреля политический комитет решил: «Признавая невозможным при сложившихся обстоятельствах проведение первомайских демонстраций в нынешнем году, доложить на открывающемся 18 апреля в Кобэ расширенном пленуме конгресса о повсеместном прекращении подготовки к празднованию». 18 апреля на расширенном пленуме было принято следующее решение: «Приостановить общую подготовку со стороны конгресса профсоюзов. Разрешить местным комитетам конгресса и входящим в него организациям принять соответствующие меры для проведения мероприятий, которые заменили бы первомайские демонстрации». В отличие от компромиссной позиции, занятой конгрессом профсоюзов, Национальный совет профессиональных союзов Японии (Нихон родокумиай дзэнкоку хёгикай — левое всеяпонское профсоюзное объединение, поддерживавшее [82] Японскую пролетарскую партию; организован в 1934 году, председатель Като Кандзю) занял более решительную позицию. Представители Национального совета вместе с представителями профсоюза токийских транспортников, профсоюза служащих города Токио и профсоюза токийских рабочих автомобильной промышленности посетили министерство внутренних дел и передали на имя министра следующее заявление:

«Вы утверждаете, что первомайские демонстрации запрещаются в интересах поддержания порядка, но ведь в прошлом не было случая, чтобы подобные демонстрации приводили к нарушению порядка. Мы не можем согласиться с повсеместным запрещением первомайских демонстраций. Празднование Первого мая является законным правом рабочих и крестьян, поэтому мы будем до конца бороться против запрещения первомайских демонстраций».

30 марта Национальный совет обратился ко всем входящим в него профсоюзам со следующей боевой директивой: «Чрезвычайное положение хотят использовать для того, чтобы лишить нас свободы проведения первомайских демонстраций. Все члены профсоюза должны решительно выступить на борьбу за пролетарский праздник, за проведение семнадцатой первомайской демонстрации, мобилизовав на это не только всех организованных рабочих, но и широчайшие неорганизованные массы». Всеяпонский крестьянский союз тоже выступил против запрещения первомайских демонстраций и обратился к своим членам со следующим призывом: «В сотрудничестве с дружественными нам организациями ответим на запрещение первомайских демонстраций усилением повседневной борьбы и движением за установление арендного и профсоюзного законодательства».

Первое мая наступило в разгар борьбы против запрещения первомайских демонстраций. Но в связи с репрессиями властей провести демонстрации оказалось невозможно. Празднование Первого мая ограничилось митингами и собраниями на фабриках, заводах и т. п. Запрещение первомайских демонстраций в 1936 году позднее было распространено и на последующие годы. [83]

Запрещение профсоюзов на государственных предприятиях

После запрещения празднования всенародного праздника трудящихся Первого мая правительство стало принимать меры к тому, чтобы запретить профсоюзы на государственных предприятиях. Военные власти, настаивавшие после событий 26 февраля на чистке армии, выступили за полное запрещение профсоюзов на военных арсеналах. Они заявляли, что подобное запрещение является необходимой предпосылкой для укрепления «духа строительства армии». 10 сентября за подписью начальника управления арсеналов генерал-лейтената Нагамоти был издан следующий приказ: «Запретить всякие коллективные действия рабочих арсеналов, находящихся в ведении армии. Лица, являющиеся членами профсоюзов, должны немедленно выйти из них». Этот приказ был сообщен отделениям профсоюза рабочих государственных предприятий на арсеналах в Кокура, Осака и Нагоя. Рабочим предлагалось выйти из профсоюзов и запрещалось в дальнейшем вступать в профсоюзы.

Профсоюзы на арсеналах имели старые боевые традиции, восходящие к первым годам периода Тайсё. Они объединялись в Совет профсоюзов рабочих армии, объединявший восемь тысяч членов и входивший в Федерацию профсоюзов рабочих государственных предприятий. Рабочие арсеналов составляли ядро профсоюзного движения в военной промышленности Японии. Поэтому запрещение профсоюзов на арсеналах не только привело к кризису Федерации профсоюзов рабочих государственных предприятий, но сильно сказалось также и на Японском конгрессе профсоюзов, куда входила федерация, на Социалистической массовой партии и других рабочих организациях. Запрещение профсоюзов на арсеналах затрагивало не только рабочих арсеналов. Оно было опасно еще и в том отношении, что могло распространиться и на другие государственные, а затем и частные предприятия. Особенно это касалось военной промышленности, в которой могли последовать этому примеру и пойти по пути полного игнорирования профсоюзов. [84]

Как только возник вопрос о запрещении профсоюзов на государственных предприятиях, Федерация профсоюзов рабочих государственных предприятий, Японский конгресс профсоюзов, Социалистическая массовая партия и другие организации начали движение протеста, мотивируя свои действия профсоюзным законодательством и законодательством о защите прав на объединение в организации. На следующий день после опубликования приказа о запрещении профсоюзов на арсеналах Федерация профсоюзов рабочих государственных предприятий приняла решение развернуть повсеместную борьбу, связавшись для этого с Японским конгрессом профсоюзов и Социалистической массовой партией. Вслед за этим центральный комитет федерации опубликовал следующее заявление:

«Мы решительно заявляем, что несправедливые репрессии, которые обрушили военные власти на профсоюзы, опрокидывают предпосылки, обеспечивающие выполнение ими же самими провозглашенной программы «обороны в широком смысле» и являются несправедливыми с точки зрения стабилизации жизни народа. В особенности следует считать несправедливым последовавшее за этим вмешательство в личную жизнь рабочих. Об этом свидетельствуют, например, такие факты, как запрещение встречаться с представителями других профсоюзных организаций, присутствовать на свадьбе друзей и даже указания по поводу использования имущества профсоюзных отделений и т. п. Считаем, что подобные меры подрывают естественные права народа и могут толкнуть на незаконный путь вполне здоровые и законные действия. Мы заявляем, что будем решительно выступать против подобного произвола и вместе с Социалистической массовой партией и Японским конгрессом профсоюзов начнем борьбу в защиту наших прав на объединение в организации. Вместе с тем мы будем до конца защищать знамя Федерации профсоюзов рабочих государственных предприятий, будем продолжать борьбу за ее сохранение».

Однако протест Японского конгресса профсоюзов и руководства Социалистической массовой партии в связи [85] с запрещением профсоюзов по существу был формальным. Приказ о запрещении профсоюзов усугубил последствия фашизации правого социал-демократического руководства и привел к развалу профсоюзов рабочих на предприятиях, работающих на армию. Федерация профсоюзов рабочих государственных предприятий, имевшая славные двадцатилетние традиции, была потрясена до самых основ. В 1937 году «фракция обновления» профсоюза служащих города Осака, продолжавшая разжигать разногласия внутри профсоюза в связи с имевшим место весной 1937 года инцидентом с нарушением правил на всеобщих выборах, объявила о своем выходе из федерации и приняла решение об организации японистского, националистического профсоюза. Затем объявили о своем роспуске профсоюзы рабочих табачной промышленности в Осака и Нагоя. И, наконец, в 1938 году перестала существовать сама Федерация профсоюзов рабочих государственных предприятий.

Начало движения за народный фронт

Выше мы уже упоминали, что происходивший в июле — августе 1935 года VII конгресс Коминтерна принял решение о народном фронте. На одном из заседаний конгресса член Исполкома Коминтерна Пик (нынешний президент Германской Демократической Республики) обратился со следующим советом к Коммунистической партии Японии: чтобы добиться дальнейших успехов, японские коммунисты должны решительно искоренить сектантские пережитки и действительно использовать все легальные возможности для борьбы за повседневные интересы рабочего класса. Это одновременно явится предпосылкой политического и организационного укрепления партии, необходимого для того чтобы повести массы на борьбу против реакции.

В феврале 1936 года Носака Сандзо и Ямамото Кэндзо опубликовали «Письмо к японским коммунистам», в котором указывали на задачи Коммунистической партии Японии в связи с организацией движения за создание антифашистского народного фронта. Эти советы и ободряющие [86] письма помогали Коммунистической партии Японии, которая должна была стать костяком движения народного фронта, но была ослаблена непрерывными репрессиями. В начале мая 1936 года среди рабочих, крестьян, а также членов потребительских кооперативов осакской префектуры стали распространяться такие брошюры, как «Создание единого фронта», «Объединение антифашистского фронта рабочего класса» (эти брошюры были подписаны кансайским комитетом Коммунистической партии Японии), «Консолидация народного фронта» (за подписью Центрального подготовительного комитета по восстановлению Коммунистической партии) и др.

Центральный подготовительный комитет по восстановлению партии был организован в городе Осака в апреле 1936 года. Его учредителями были Вада Ёмиё, Окамура Хидэмацу, Миямото Кикуо и другие лица, исключенные в 1930 году из Союза реформ (Дзэнкёсас-синдомэй). Этот комитет вел легальную работу, распространив свое влияние на Социалистическую массовую партию, профсоюз транспортников Токио, Новый союз буддийской молодежи и другие организации. В своей деятельности комитет использовал также легальные профсоюзы и крестьянские союзы. Организовав так называемую «группу Проэс» и «группу моряков», комитет получил возможность поддерживать международные связи. Он вел также работу во всевозможных культурных объединениях и использовал нелегальные партийные группы. Вся эта многообразная деятельность Центрального подготовительного комитета была направлена на то, чтобы заложить основы для возрождения Коммунистической партии. Но комитет не сумел до конца осуществить свои намерения, поскольку в декабре 1936 года все его члены и ряд связанных с ним лиц (всего более тысячи человек) были арестованы.

Крах единого политического фронта

После того как компартия и находившиеся под ее влиянием организации были разгромлены, знамя классовой борьбы подняли Национальный совет профессиональных [87] союзов Японии, профсоюз транспортников города Токио и другие легальные левые профсоюзные организации, собравшие под свои знамена радикально настроенные рабочие массы. Но и эти профсоюзы, подвергаясь репрессиям со стороны реакционных сил, шаг за шагом вынуждены были отступать. Тогда-то в самых низах и родились настоятельные требования создания мощного единого народного антифашистского фронта.

В ноябре 1936 года состоялся III конгресс Национального совета профессиональных союзов Японии{110}, на котором была принята следующая резолюция относительно антифашистской борьбы:

«Мы должны со всей решительностью выступить во главе народных масс и организовать широкое народное движение против полуфашистского правительства Хирота. Только благодаря такому всенародному движению мы сможем обеспечить стабильность жизненного уровня народа, сохранить гарантированные конституцией свободы и политические права. Для организации такого движения необходимо создать народный фронт, который включал бы в себя не только профсоюзы, но и все другие антифашистские силы. Однако для организации подобного массового движения городские пролетарии должны прежде всего решить этот вопрос у себя на заводах, в цехах, приложив усилия для расширения и укрепления своего лагеря».

Далее по поводу единого пролетарского политического фронта в резолюции говорилось следующее:

«Национальный совет профессиональных союзов Японии никогда не выступал против Социалистической массовой партии, однако, как и многие другие дружественные ему профсоюзы, находился вне рядов этой партии. Национальный совет профессиональных союзов Японии, желая объединить все антифашистские политические силы, заявляет о своей готовности вступить вместе с другими дружественными профсоюзами в Социалистическую [88] массовую партию, если вопрос о достижении единства антифашистских политических сил будет разрешен. Национальный совет будет участвовать во всенародном движении, рассчитывая, что Социалистическая массовая партия широко распахнет свои двери для всех. Поэтому Национальный совет профессиональных союзов Японии должен направить свои главные усилия на то, чтобы превратить Социалистическую массовую партию в центр единого пролетарского политического фронта и сконцентрировать вокруг этого центра все антифашистские пролетарские политические силы».

Итак, в связи с тем, что революционные силы, которые должны были бы стать центром движения народного фронта, оказались ослабленными, единственным мыслимым организационным центром движения народного фронта в Японии могла стать Социалистическая массовая партия либо Японский конгресс профсоюзов. Следовательно, организационно-тактическая задача того периода состояла в том, чтобы повести борьбу с реакционными силами, объединив вокруг ядра единого фронта — Социалистической массовой партии и Японского конгресса профсоюзов — левые легальные, а также независимые профсоюзы, крестьянские союзы, общество Суйхэйся и различные литературные объединения: привлечь к единому фронту широкие массы неорганизованных рабочих, крестьян и мелкую буржуазию. Но, поскольку в Социалистической массовой партии и Японском конгрессе профсоюзов, которые должны были стать ядром единого фронта, господствующее положение занимали правые социал-демократы, нельзя было рассчитывать на то, что эта руководящая верхушка приложит усилия к достижению организационного единства. Его можно было добиться только путем стимулирования требований и усиленного давления снизу, со стороны масс. Поэтому движущей силой в деле создания единого фронта должны были стать Национальный совет профессиональных союзов, профсоюз транспортников города Токио и другие легальные левые профсоюзы, а также прогрессивные литературные объединения. Но при этом следует учитывать, что в то время левые легальные организации были [89] значительно слабее правых. При наличии таких организационных сил и развернулось движение за создание народного фронта.

В апреле 1935 года рабочие пятнадцати заводов южного района Осакского порта (4680 человек) выступили с требованием создания единого фронта. Это выступление послужило началом широкого движения за создание единого фронта. Оно было подкреплено требованиями рядовых рабочих по всей стране. В августе профсоюз транспортников Токио выдвинул предложение «под флагом борьбы против фашизма объединить вокруг Социалистической массовой партии все классовые силы, находящиеся вне этой партии». Так было положено начало движению за единый политический фронт, ядром которого должна была стать Социалистическая массовая партия. Это движение нашло свое выражение в поддержке осакским Советом рабоче-крестьянских организаций Социалистической массовой партии во время февральских всеобщих выборов 1936 года.

Вопрос о народном фронте в Японии был поставлен в связи с «движением за единый политический фронт» пролетарских партий. Впервые проблемы этого движения были сформулированы в резолюции Совета пролетарских организаций района Окаяма, представленной подготовительному комитету по организации местного отделения Социалистической массовой партии (Совет пролетарских организаций района Окаяма настаивал на объединении фронта снизу и в мае 1936 года приступил к организации местного отделения этой партии). Но, поскольку в руководящих органах Социалистической массовой партии сидели правые социал-демократы и социал-фашисты, руководство партией в вопросе о тактике антифашистского народного фронта занимало далеко не классовую позицию, несмотря на то, что во время всеобщих выборов 1936 года партия добилась выдающихся успехов именно благодаря поддержке народных масс, выступавших против фашизма и милитаризма. Можно привести, например, следующий факт, подтверждающий указанную выше позицию Социалистической массовой партии: реорганизованный в июле 1936 года Пролетарский [90] совет рабочих и крестьян, являвшийся объединенной организацией борьбы против фашизма, выступил с заявлением о том, что намерен сыграть роль «движущей силы единого антифашистского фронта». В сентябре совет объявил, что он организует и мобилизует пролетарские объединения, которым Социалистическая массовая партия закрыла свои двери, что он собирается совместно с этой партией и другими пролетарскими организациями развернуть решительную борьбу в защиту трудящихся масс, страдающих от насилия и репрессий со стороны реакционных сил. Пролетарский совет рабочих и крестьян объявил также, что он готов распустить свои организации в случае, если Социалистическая массовая партия откроет двери пролетарским организациям. Однако партия ответила на это предложение отказом с такой мотивировкой: «Первоочередная задача пролетарского движения заключается в следующем: прежде чем обсуждать вопрос о едином фронте, необходимо развернуть борьбу за консолидацию своих собственных сил. Поэтому различные рабоче-крестьянские организации должны объединиться под флагом Социалистической партии. Движение народного фронта является «борьбой, игнорирующей социальные силы Японии»; фашизация Японии является «легальным действием, осуществляемым сверху, а не снизу; стратегия народного фронта не совместима с конкретной стратегией антифашистской борьбы, осуществляемой нашей партией, ибо она является компромиссной политикой, цель которой заключается во всестороннем выдвижении Коммунистической партии. Она не совместима с нашей конкретной стратегией еще и потому, что представляет собой чисто идеологическую борьбу, возникшую в результате образования двух лагерей антифашистской борьбы — народного фронта и национального фронта»{111}. В результате Социалистическая массовая партия и Пролетарский совет рабочих и крестьян, другими славами, Японская [91] федерация труда и легальные левые профсоюзы не смогли даже договориться о совместной борьбе. Тогда Пролетарский совет рабочих и крестьян на своем первом съезде опубликовал следующую декларацию: «На этом съезде мы преобразуем наш Пролетарский совет в политическую партию и будем добиваться успешных результатов движения за объединение путем развертывания по всей стране борьбы против Социалистической массовой партии». Таким образом, Пролетарский совет отказался от курса на создание единого фронта и, оформившись в Японскую пролетарскую партию, утвердил себя в качестве политической партии, противостоящей Социалистической массовой партии. Так потерпело крах движение за единый политический фронт.

Но, несмотря на провал движения за создание народного фронта, в 1937 году новая волна рабочего движения, начало которой было положено конфликтом в связи с требованием повышения заработной платы на металлургическом заводе Явата, разлилась по стране, преодолев враждебную рабочему классу позицию правого социал-демократического руководства и хвостизм руководства легальных левых профсоюзов, призывавшего рабочих к борьбе лишь тогда, когда их подталкивало усиление стихийной борьбы масс.

Борьба против фашизма в области литературы

Наряду с движением за создание антифашистского народного фронта, целью которого была борьба за единый политический и рабочий фронт, в сфере литературно-идеологической деятельности также развернулось подобное движение, охватившее широчайшие массы мелкобуржуазной интеллигенции. Вначале это движение политически не было объединено и организовано. Находясь под влиянием политики, но стараясь быть от нее на соответствующей дистанции, движение за создание антифашистского народного фронта в сфере литературы проявилось лишь в форме разрозненных действий, вроде провозглашения с кафедр университетов гуманистических идей, издания библиотеки народной литературы и [92] т. п. Вот как описывал этот период Тосака Дзюн на страницах журнала «Сэрупан»:

«По правде говоря, до тех пор пока народный фронт политически не оформлен, невозможно и литературное движение как действительно активная часть народного фронта. Это утверждение верно потому, что литературная деятельность в конечном счете обусловливается организованной политической деятельностью. Но в то же время нельзя забывать, что литературное движение обладает сравнительной независимостью от политического движения. Ему в особенности позволительно сохранять эту независимость сейчас, когда встал вопрос о народном фронте, который предусматривает столь широкую и всеохватывающую форму политической борьбы против фашизма.

Формой литературной деятельности, соответствующей народному фронту (как деятельности одной из частей народного фронта или сопутствующей ему), является литературный либерализм, или, как в последнее время стали говорить, гуманизм. Но одна из особенностей этого литературного либерализма заключается в том, что он сравнительно независим от политической деятельности и участвует в политической деятельности (или сопутствует ей) косвенно, в своеобразной, присущей ему форме...»{112}

Главным проповедником гуманизма был в то время прогрессивный идеолог либерализма и известный теоретик Мики Киёси. Он писал: «Гуманизм должен вести борьбу против антилитературного варварства не только ради самой литературы, но и ради человечности. Поэтому гуманизм прежде всего должен противостоять нынешнему фашистскому варварству». Подчеркивая это положение, Мики выступал с критикой приверженности к старым традициям и догмам, а также национализма («Современное значение гуманизма»). Другой поборник гуманизма, Аоно Суэкити, заявил, что в утверждении гуманизма следует искать выход из идейного разброда, нигилизма и упадничества, охватившего интеллигенцию («Литература современного гуманизма»). Причина широкого [93] отклика, который получил роман больного проказой Хондзё Тамио «Первая ночь жизни» (1936) и ряд других произведений, заключалась в том, что они отражали страстное желание найти гуманизм даже в совершенно беспросветной обстановке. С другой стороны, в марте 1936 года появился журнал «Дзиммин-но бунко», направленный против «Бунгэй конвакай» — печатного органа общества того же названия, которое, по слухам, было связано с правительством (общество Бунгэй конвакай было организовано в 1934 году по инициативе бывшего начальника политического бюро, или управления цензурой, Мацумото; в 1937 году оно было включено в Императорскую академию художеств). Группировавшиеся вокруг журнала «Дзиммин-но томо» писатели Таками Дзюн, Хондзё Тамио, Тамия Торахико и другие, и в первую очередь Такэда Ринтаро, выступили за утверждение реализма в прозе, развернув широкую литературную борьбу. Среди литературных произведений, в которых хотя и в разной степени, но проявилось подобное стремление, можно назвать «Тюрьму» (1934), «Рассвет» (1935), «Первый принцип» (1936), принадлежащие перу Симаки Кэнсаку; «Только в поисках правды» (1935–1936) и «Придорожный камень» (1937) Ямамато Юдзо; «Молодой человек» (1935–1937) Исидзака Ётаро; «Деревня в тени» (1937) Исикава Тацудзо и др.

Стремление во что бы то ни стало освободиться от беспокойства, шатаний и упадничества широко охватило всех либерально настроенных деятелей культуры независимо от их мировоззрения и политических позиций. Считали, что даже декаденство, по словам Омори Ёситаро, «включает в себя элемент противодействия пережиткам феодализма». По этой оценке декаденства как до некоторой степени прогрессивного явления можно понять, как буквально во всем пытались найти возможность для противодействия деградации литературы, происходившей в условиях императорского строя (хотя это противодействие и было пассивным). В самом деле, в этот период существовали объективные условия, при которых и декадентство можно было организовать и направить против фашизма, побудить писателей-декадентов включиться [94] в движение народного фронта. Как раз в то время состоялся съезд деятелей японской культуры, решивших выразить протест против уничтожения литературы марксистского и либерального толка в нацистской Германии. Тогда же ими было создано Общество свободной науки и искусства. Это общество, возглавляемое Токуда Сюсэй, ставило своей целью защиту науки и искусства от фашистского варварства. Оно знаменовало собой высшую точку движения за создание народного фронта в области литературы.

Это движение не ограничилось только сферой критики и литературы. Оно проявилось также в театре и кино.

В сентябре 1936 года труппа «Синко гэкидан» в память об основоположнике социалистического реализма Максиме Горьком, скончавшемся в июне 1936 года, поставила в театре Цукидзи спектакль «На дне». Этот спектакль собрал наибольшее число зрителей за все время существования малого театра Цукидзи. Театральные труппы «Синко гэкидан» и «Син Цукидзи гэкидан» продолжали свою деятельность и после резкого спада пролетарского литературного движения. Этими труппами были поставлены такие пьесы, как «Перед рассветом», «Гроза», «Тэнрю-мару», «Разбойники». Среди них особенно большое впечатление произвели на зрителей слова главного героя пьесы «Разбойники»: «Либо дайте свободу, либо смерть!»

Обращает на себя внимание и активная деятельность театрального коллектива «Дзэнсиндза», создавшего в июне 1937 года Общество по изучению проблем драматургии «сингэки». Коллектив «Дзэнсиндза» принимал активное участие в постановке новых драматических произведений, а также выступал с пьесами театра кабуки. Труппа «Дзэнсиндза» сыграла большую роль в деле обновления техники и приемов актерской игры, ведя борьбу против крупных стационарных театров, базировавшихся на капитале крупнейших компаний — «Сётику» и др.

В этот период большой прогресс наблюдался и в области кино, давшего немало выдающихся произведений, которые рассказывали о страданиях и радостях [95] народа, реалистически изображали действительную жизнь общества, вскрывая его противоречия. В 1936 и 1937 годах был создан ряд фильмов, пользовавшихся большим успехом у зрителей. Среди них можно упомянуть такие фильмы, как «Разбойничья шайка в период воюющих государств» (производство PCI и «Дзэнсиндза», режиссер Такидзава Эйсукэ). Главный герой этого фильма — сын крупного феодала, нигилист, который бежит из дому и становится предводителем шайки ронинов. Тогда же на экраны Японии вышел фильм «Театр человеческой жизни», поставленный режиссером Утида Тому по роману Одзаки Сиро. Очень популярны были фильмы «Голый город» (режиссер Утида Тому), повествующий об ограблении ростовщиками мелких торговцев, «Безграничное продвижение вперед» (его же), «Молодой человек» (режиссер Тоёда Сиро), «В поисках правды» (режиссер Тадзака Томотака) и др. Привлекали внимание зрителей и такие фильмы, как «Переселенцы» (о японцах, переселившихся во время маньчжурского инцидента в Южную Америку, режиссер Кумагая Сатора), «Бумажный шар человеческих чувств» (режиссер Яманака Садао) и др.

Таким образом, стремление верить в добрую волю человека, охватившее в то время все области литературы и искусства, стремление выступить с решительным отпором (иногда, правда, окрашенное в пессимистические тона) было присуще всем честным интеллигентам. Но у движения в защиту свободы литературы и искусства не хватало связи с рабоче-крестьянским движением, и эту связь нельзя было наладить поскольку левая культурная организация — Лига японской пролетарской культуры — была разгромлена. Поэтому оно представляло собой лишь движение мелкобуржуазной интеллигенции, опиравшееся на еще неоформившиеся антифашистские настроения. Миямото Юрико, критикуя это гуманистическое течение и порожденные им литературные произведения, говорила, что их утверждения слишком идеалистичны, что их слабая сторона состоит в подчеркивании «абстрактного преклонения перед человечностью», в «неограниченном признании человечности». «А читатель знает, — писала Миямото Юрико, — что в современной [96] действительности с помощью одних только добрых намерений ничего разрешить нельзя» («Путь к гуманизму»). Описанное выше движение, несмотря на наличие доброй воли у каждого его участника, не вышло за рамки споров в печати и не смогло породить конкретных действий, направленных против фашизма. Поэтому, как и следовало ожидать, это движение потерпело крах, не выдержав репрессий, обрушившихся на него в связи с началом японо-китайской войны. А после того, как идеалистические надежды были разбиты, под давлением жестокой действительности наступил еще больший разброд, усилились тенденции к уходу от жизни. Эта социальная атмосфера нашла отражение в таких произведениях, как первый сборник новелл Дадзай Осаму «Сумерки жизни» (1936), а также «Снежная страна» (1937) Кавабата Ясунари, «Рассказ о Бокуто» (1937) Нагаи Кафу, и ряде других. Декадентское течение, которое было не в состоянии вести антифашистскую борьбу, стало хорошей базой для фашизма. Фашизм использовал декадентское направление, чтобы помешать революционизации народа и ослабить его. Когда же это течение было использовано до конца, упадническая литература декаданса была запрещена, ибо она не подходила для новой задачи — воспитания народа в милитаристском духе. Об этом можно судить, в частности, потому, что у модной в то время песенки «Не забывай» заставили изменить даже ритм из-за того, что она действовала слишком расслабляюще на публику.

4. От кабинета Хаяси до кабинета Коноэ

Неудача Угаки с формированием кабинета

После отставки кабинета Хирота 24 января поздней ночью Угаки, проживавший в уединении в Нагасаки, на полуострове Идзу, получил императорский указ, в котором ему поручалось приступить к формированию кабинета. Старейший деятель армии Угаки был связан с политическими партиями. Поэтому дзюсины, избрав эту [97] «черную лошадку», рассчитывали на то, что Угаки добьется прекращения вражды между армией и политическими партиями. Но если буржуазия и политические партии были согласны с кандидатурой Угаки, то армия, которой принадлежало решающее слово, придерживалась иного мнения. Армейские круги крайне враждебно относились к Угаки и считали, что наиболее подходящим для него было положение «вечного кандидата» в премьеры. Это враждебное отношение вылилось наружу сразу же после того, как стало известно, что Угаки поручено сформировать новый кабинет.

Еще на пути в Токио кандидата в премьеры Угаки встретил начальник жандармерии Накадзима, который в качестве посланца военного министра Тэраути предложил ему отказаться от формирования кабинета в связи с ситуацией, создавшейся внутри армии. Позднее, когда Угаки прибыл в Токио и проследовал в императорский дворец, в официальной резиденции военного министра собрались представители высшего военного командования{113}, которые приняли следующее решение, выражавшее, по их словам, общую волю армии:

1. Сформирование кабинета Угаки нанесет вред делу завершения чистки армии, и поэтому он абсолютно неприемлем для армии.

2. Учитывая нынешнюю ситуацию, полагаем, что кабинет Угаки совершенно не отвечает целям, стоящим перед армией.

Нисио довел это решение до сведения начальника Генерального штаба принца Канъин. 25 января Угаки приступил к формированию кабинета, пригласив в качестве советников бывшего гражданского губернатора Кореи Имаида и генерал-лейтенанта Хаяси. Угаки уже наметил состав кабинета, но, памятуя о провалах, имевших место в прошлом, прежде чем назвать свои кандидатуры, [98] сосредоточил усилия на переговорах с армией и флотом. 25 января в 4 часа дня Угаки нанес официальный визит военному министру Тэраути и просил его содействия в рекомендации преемника на пост военного министра. Однако Тэраути уклонился от рекомендации, повторив, что военные круги настаивают на отказе Угаки от формирования кабинета. Затем Угаки посетил морского министра Нагано. Последний ему заявил что, флот выдвинет своего кандидата после того, как армия выдвинет своего. Таким образом, весь вопрос упирался в решение армии. После того как Угаки нанес официальный визит Тэраути, в 7 часов вечера состоялось совещание представителей высшего командования армии, в котором приняли участие военный министр Тэраути, генеральный инспектор военного обучения Сугияма, а также Умэдзу, Накамура, Исоя и др. На основании решения, принятого на этом совещании, 26 января в 11 часов утра Сугияма и Татэкава посетили штаб формирования кабинета, рассказали о своих затруднениях с рекомендацией преемника на пост военного министра и в третий раз предложили Угаки отказаться от формирования кабинета. Тем временем Угаки предложил своему бывшему подчиненному главнокомандующему японской армией в Корее Коисо занять, пост военного министра, на что Коисо, человек, довольно быстро разбиравшийся в обстановке, дал туманный ответ: «Если согласятся три начальника». Высшие военные чины, заявившие, что они выражают «общую волю армии», в связи с отрицательной позицией в отношении кабинета Угаки высказали мнение о необходимости «привлечь Угаки к ответственности, поскольку он замешан в мартовских событиях». Они также подчеркивали, что «лицо, связанное со старыми силами, не способно решительно проводить новую политику твердого курса, а генерал Угаки накрепко привязан к старой политической верхушке, партиям, дзайбацу и другим старым силам». Причину столь враждебного отношения к Угаки со стороны высших армейских кругов следует искать в том, что когда-то он создал в армии свою группировку, а во время мартовских событий, поддержанный Татэкава и Коисо, вначале замышлял захватить [99] власть, а затем предал своих единомышленников. Кроме того, военные круги, враждовавшие с политическими партиями, были крайне недовольны тем, что партия Минсэйто намеревалась выступить в поддержку Угаки. Когда министр хранитель печати Юаса после посещения Сайондзи возвратился в Токио и осведомился у Тэраути об отношении армии к Угаки, говорят, что Тэраути ответил: «Уже все в порядке»{114}.

Однако старшее офицерство армии заняло по отношению к Угаки столь непреклонную позицию, что Тэраути, Сугияма, Татэкава, Коисо и другие были вынуждены предложить Угаки отказаться от формирования кабинета, хотя все они были воспитанниками того же Угаки. В это время старшее офицерство уже оказывало сильное влияние на генералитет и фактически полностью контролировало всю армию.

Подобная позиция армия в отношении Угаки была подвергнута широкой критике. Газеты того времени иронизировали по поводу «сомнительной общей воли» армии. Даже Коноэ, который не хотел вмешиваться в эту борьбу, 25 января в письме на имя Тэраути предупреждал его: «Когда обсуждается вопрос о положительном или отрицательном значении того или иного политического мероприятия — это одно дело. Но когда после издания высочайшего указа отвергают человека, принявшего этот указ, то это крайне неприлично с точки зрения лояльности к императору»{115}. Тогда армия, вынужденная хотя бы формально разъяснить свою позицию, сделала заявление о том, что 26 января во второй половине дня от имени совещания трех пост военного министра было предложено занять Сугияма, Накамура и командиру гвардейской дивизии Кацуки, но все они отказались принять это предложение (Макино Нобуаки в своей автобиографии писал, что впоследствии Кацуки якобы сказал одному из своих друзей, что с ним переговоров на эту тему не вели). Угаки вынужден был обратиться [100] за рекомендацией преемника Тэраути на пост военного министра непосредственно к армии, потому что с мая 1936 года по требованию Тэраути система назначения военного министра была изменена: с этих пор на пост военного министра мог опять быть назначен лишь генерал, находящийся на действительной военной службе. В связи с этим указанное заявление армии лишило Угаки возможности сформировать кабинет.

Однако Угаки, решивший, несмотря ни на какие трудности, завершить формирование кабинета, поскольку на то им был получен императорский указ, решил пойти на последнее средство и утром 27 января обратился к министру хранителю печати Юаса с просьбой добиться применения в этом вопросе императорской власти. Но Юаса не решился предпринять в этом направлении какие-либо действия, мотивируя свой отказ опасностью возникновения кровавых инцидентов. Не были приняты во внимание и настоятельные требования Угаки рассматривать позицию армии как вторжение в прерогативы императорской власти. В довершение всего в тот же день вечером заместитель военного министра Умэдзу заявил, что он «рассчитывает на немедленный отказ Угаки от формирования кабинета». 28 января Угаки обратился с просьбой о встрече с тремя высшими армейскими чинами, но армия, уже праздновавшая победу, направила Угаки ответ, в котором заявила, что «от встречи не отказывается, но сама встреча бесцельна». После этого Угаки окончательно лишился возможности сформировать кабинет, и хотя он в тот же вечер заявил, что «пытается предпринять кое-какие меры, чтобы найти выход из положения», все возможные средства были уже исчерпаны. 29 января, после пятидневных бесцельных усилий, Угаки вынужден был отказаться от формирования кабинета.

Провал с формированием кабинета Угаки как нельзя более ясно свидетельствовал о том, что внутри правящих классов военщина стала господствовать над дзюсинами, дзайбацу и политическими партиями. Так императорский строй превратился в становой хребет японского фашизма, а его ядро — военщина — перестала [101] ограничиваться вмешательством в сферу политической деятельности. Она уже рассматривала себя как непосредственного проводника и носителя фашистской диктатуры.

Сформирование кабинета Хаяси

После того как Угаки потерпел провал с формированием кабинета, 29 января были выдвинуты два новых кандидата на пост премьер-министра. Первый — председатель Тайного совета Хиранума — отказался от формирования кабинета. Дело в том, что лишь в 1936 году он из «вечных вице-председателей» был, наконец, выдвинут на пост председателя Тайного совета. В связи с отказом Хиранума в тот же день поздней ночью императорским указом формирование кабинета было поручено генералу Хаяси.

30 января в 10 часов утра Хаяси пригласил к себе заместителя военного министра Умэдзу и, получив от него необходимую информацию, утвердился в своем решении сформировать кабинет. В качестве помощников и советников в деле формирования кабинета Хаяси пригласил Согава (директор транспортной компании в Тангу, бывший директор ЮМЖД) и Охаси (член палаты пэров). Армия, которая навлекла на себя нарекания своими действиями в отношении Угаки, в данном случае решила занять выжидательную позицию. Она даже намекнула на то, что согласна на компромисс с другими господствующими силами, опубликовав следующее заявление: «Армия хочет реформ, которые соответствовали бы духу времени. Она в достаточной степени сознает, что крайние меры в данном случае могут оказать пагубное влияние и не приведут к желательным результатам». Но внутри самой армии, разъяснившей таким образом свою позицию, существовали различные течения. Решающую роль в ней играл уже не генералитет, а старшее офицерство. С другой стороны, о Хаяси говорили, что он — человек, не имеющий собственного мнения, другими словами — марионетка. Вопрос о том, марионеткой какой группировки в армии должен стать Хаяси, поставил на пути нового премьера ряд неожиданных препятствий [102] как раз тогда, когда ему казалось, что при поддержке армии он спокойно сможет завершить формирование кабинета.

Советник Хаяси по формированию кабинета Согава был издавна связан с группой Исихара Кандзи и изучал составленный под руководством Исихара пятилетний план обороны Японии и Маньчжурии «в широком смысле». В составлении этого плана принимала участие также Квантунская армия. Согава считал нужным положить в основу политики нового кабинета осуществление этого плана. В качестве важнейшего условия для его реализации выдвигался следующий состав кабинета министров: министр финансов — Икэда Сэйхин, министр торговли и промышленности — Цуда Синго, военный министр — Итагаки Сэйсиро, морской министр — Суэцугу Нобумаса, генеральный секретарь — Согава Синдзи{116}. Хаяси целиком принял этот плаи и приступил к формированию кабинета. Следует отметить, что Хаяси появился на политической арене прежде всего благодаря стараниям группы Исихара, заявившего, что «Хаяси может стать и кошкой и тигром». Но генералитет армии был против назначения Хаяси премьер-министром. Для высших армейских чинов было нежелательно, чтобы у власти встал человек, связанный со средним офицерством. 31 января Хаяси сообщил Тэраути о своих намерениях относительно формировавшегося кабинета и обратился к нему за рекомендацией кандидата на пост военного министра. Тэраути отказался поддержать кандидатуру Итагаки, мотивируя это нецелесообразностью «с точки зрения контроля». Тэраути заявил Хаяси, что днем раньше совещание трех приняло решение рекомендовать на пост военного министра Накамура Котаро. Поскольку эта кандидатура не устраивала Хаяси, он заявил Тэраути, что резервирует за собой право согласиться или отвергнуть его кандидатуру. Затем Хаяси посетил Нагано, но последний заявил, что «флот всегда исходил из специфических для себя традиций при выдвижении кандидатов на пост морского министра и желал бы, чтобы [103] и на сей раз к этим традициям было проявлено уважение». Тем самым Хаяси дали понять, чтобы он подумал о целесообразности выдвижения кандидатуры Суэцугу. Хаяси направил Согава к начальнику Генерального штаба принцу Канъин, а затем и сам посетил его, еще раз побывал у Тэраути и вновь обратился с просьбой рекомендовать на пост военного министра генерал-лейтенанта Итагаки. Но высшее командование армии продолжало настаивать на кандидатуре Накамура, исходя из решения, которое было принято совещанием трех. Тогда Хаяси, поняв, что он потерпит провал с формированием кабинета, если не пойдет на уступки, отказался от своего прежнего плана и 31 января решил пойти на компромисс с военщиной, согласившись пригласить на пост военного министра Накамура, а на пост морского министра — Ионай Мицумаса. Тогда Согава, план которого относительно включения в кабинет Итагаки и Суэцугу был таким образом отвергнут, выразил сожаление по поводу принятого Хаяси компромиссного решения и покинул штаб формирования кабинета. В результате Хаяси, который из марионетки в руках среднего офицерства превратился в марионетку генералитета, лишился активной поддержки со стороны среднего офицерства.

Согласно плану Исихара — Согава, пост министра финансов в кабинете Хаяси должен был занять Икэда, но, когда последний ознакомился с планом, он отказался принять это предложение, сославшись на состояние здоровья, и рекомендовал вместо себя президента Промышленного банка Юки Тоётаро. В результате переговоров Юки дал согласие на участие в кабинете. На пост министра торговли и промышленности Икэда предложил кандидатуру Цуда Синго. Но после неоднократных переговоров Цуда отказался занять этот пост, мотивируя свой отказ тем, что он не может оставить предприятия «Канэбо», которыми он руководил. Памятуя о причинах отставки кабинета Хирота, Хаяси откладывал решение вопроса об участии представителей партий в правительстве. Однако в конце концов он предложил Накадзима из партии Сэйюкай, Нагаи из партии Минсэйто и Ямадзаки из общества Сёвакай войти в, кабинет, что вызвало [104] различные толки в общественных кругах. Надо полагать, что выбор пал на них как на сторонников создания новой партии, которая ориентировалась бы на военщину. Кроме того, вдесь сыграло свою роль также и то, что Накадзима и Нагаи в свое время помогли Хаяси выдвинуться. Во время переговоров с ними Хаяси поставил условием вступления в кабинет «выход из партии», но Нагаи сразу же отказался, заявив, что «уход члена партии из своей партии с целью участия в кабинете равносилен самоубийству». Накадзима, вначале проявивший некоторую заинтересованность, тоже отказался принять это условие, опасаясь скандала в партии. Согласился только Ямадзаки, которому и были предложены портфели министра сельского хозяйства и лесоводства и министра связи. Поскольку вопрос о приглашении представителей партий в кабинет разрешился не так, как рассчитывал Хаяси, у него возникли затруднения с выбором кандидатуры на пост министра торговли и промышленности. В конце концов ему удалось заручиться согласием своего земляка — председателя сталелитейной компании «Сёва сэйтэцу» Годо Такуо. Наконец, 2 февраля кабинет Хаяси был официально сформирован. Тринадцать министерских портфелей в нем были распределены между восемью министрами. Состав кабинета был следующий:

Премьер-министр и по совместительству министр иностранных дел и министр просвещения — генерал Хаяси Сэндзюро

министр внутренних дел — председатель Общества сотрудничества (Кетёкай) Кавахарада Какити

министр финансов и министр колоний — президент Промышленного банка Юки Тоётаро

военный министр — генерал-лейтенант Накамура Котаро

морской министр — вице-адмирал Ионай Мицумаса

министр юстиции — заместитель начальника управления прокуратуры Верховного суда — Соно Суэхико

министр сельского хозяйства и лесоводства и по совместительству министр связи — Ямадзаки Тацуносукэ

министр торговли и по совместительству министр железных дорог — Годо Такуо [105] генеральный секретарь кабинета министров — Охаси Хатиро

(впоследствии военным министром был назначен Сугияма Хадзимэ, министром связи — Кодама Хидэо, министром иностранных дел — Сато Наотакэ )

Финансовая политика Юки

При формировании кабинета Хаяси как старшее офицерство, так и генералитет армии единодушно высказывались за то, чтобы во главе министерств, ведавших экономикой Японии, стояли представители финансовых кругов Икэда, Юки и Цуда. Икэда, со своей стороны, тоже не прочь был принять участие в этом кабинете, который представлял собой типичную марионетку в руках военщины. Ведь по своей сущности военный фашизм не только не игнорировал интересы монополистического капитала, а, напротив, обеспечивал его более полное классовое господство. Трения, которые возникли между армией и монополистическим капиталом в процессе утверждения политической гегемонии военщины, проистекали из разногласий внешнего порядка. Глубинный же процесс состоял в стремлении монополистического капитала занять господствующее положение в органах государственной власти с тем, чтобы укрепить свое господство через развитие военной экономики. В этом крылась причина введения новой финансовой политики — политики объединения военщины и финансовых кругов, что считалось характерной особенностью политического курса кабинета Хаяси.

При назначении Юки на пост министра финансов предполагалось, «что он, находясь между военщиной и финансовыми кругами, которые до этого проявляли тенденцию к отдалению друг от друга, будет стараться обеспечить единство их взглядов»{117}. Следует отметить, что наиболее красноречивым выражением позиции монополистического капитала явилось назначение Икэда Сэйхин [106] на пост президента Японского банка. 7 февраля Юки предложил Икэда занять этот пост и сразу же получил его согласие. По этому поводу Икэда заявил следующее:

«Высказываются различные мнения по поводу выдвинутого Исихара конкретного плана. Во всяком случае, усиление обороны страны, которого требует армия, необходимо проводить в жизнь в соответствии с международной обстановкой. Поэтому не следует ломать основы нынешнего экономического аппарата. Следовательно, было бы крайне опасно, если бы не удалось наладить бесперебойную работу Японского банка, являющегося центром наших финансов. Сейчас для нашей страны финансы являются важнейшим звеном. Кроме того, следует действовать, учитывая требования среднего офицерства, которое в настоящий момент занимает решающие позиции в военных кругах. Ломка нынешнего экономического аппарата привела бы к хаосу. В то же время нельзя недооценивать и вопроса обороны страны. Исходя из всего этого, я принял предложение занять пост президента Японского банка как учреждения, в данный момент крайне важного и требующего к себе пристального внимания. Постараюсь на этом посту в меру своих сил помочь господину Юки»{118}.

Крайне раздутый военный бюджет лег тяжелым бременем на финансовые круги Японии, которые еще не имели опыта в установлении системы военной экономики. Задача финансовой политики Юки состояла в исправлении «крайностей» финансовой политики прежнего министра финансов Баба, приведшей к резкому повышению цен на товары. Однако Юки не изменил принятого Баба главного пункта его программы, а именно усиления обороны страны. Собственно, сам министр финансов Юки заявлял, что он не выступает против линии составления бюджета, которой придерживался прежний министр финансов Баба. «Я полагаю, — говорил Юки, — что такая линия неизбежна при данной ситуации». Утверждение бюджета, предусматривавшего усиление военных приготовлений, было желательно не только для военщины, [107] стоявшей в первом ряду агрессивных кругов. Того же самого желал и монополистический капитал, стремившийся найти выход из глубокого сырьевого кризиса, который испытывала военная промышленность, и из неизбежного сужения внутреннего рынка путем установления монопольного господства над рынками Маньчжурии и Китая. Сразу же по вступлении Юки на пост министра финансов Японская экономическая лига внесла на рассмотрение правительства следующее предложение:

«Усиление обороны нашей страны, учитывая нынешнее международное положение, является наиболее актуальной задачей. Мы полагаем, что для ее осуществления следует пожертвовать частью расходов по министерствам, которые не связаны с обороной страны, и в дальнейшем всячески избегать увеличения такого рода расходов. Но так как, помимо обороны, с точки зрения увеличения государственных доходов и благосостояния народа необходимо также обеспечить упорядочение всех административных учреждений нашей страны, потребуются новые большие государственные расходы, которые в конечном счете будут обгонять рост производительных сил народа. Поскольку это приведет к крайне печальным последствиям, мы считаем необходимым при составлении нашего финансового плана в данный момент обратить внимание прежде всего на усиление обороны страны и по возможности сократить общие административные расходы по министерствам»{119}.

Задача финансовой политики Юки заключалась в том, чтобы составить бюджет обороны страны с учетом требований монополистического капитала. Обновленную финансовую политику, которую раньше из-за слова «обновленная» считали как бы противоречащей требованиям капитала, постепенно стали называть «политикой сотрудничества», хотя сущность ее осталась той же. Эта политика преследовала цель сдержать рост цен на товары. Если прежний министр финансов Баба считал, что рост цен на товары является всего лишь следствием беспокойства, то новый министр финансов Юки вынужден был [108] признать, что причина этого явления коренится в раздутом бюджете. В соответствии с этим в план составления бюджета был добавлен следующий новый пункт: «Вследствие необходимости смягчить резкий рост спроса на товары, по возможности обеспечить сокращение расходов». В опубликованном в марте новом бюджете расходы составляли 2,87 миллиарда иен, то есть на 10 процентов меньше, чем в бюджете Баба. Но если разобраться в его содержании, то становится ясным, что сокращение расходов производилось за счет административных расходов ( в том числе и ассигнований для финансирования нужд деревни) и расходов на стабилизацию жизни народа. В новом бюджете расходы по военному и морскому министерствам составили 1,36 миллиарда иен, то есть по сравнению с предыдущим финансовым годом увеличились на 300 миллионов иен. В целом по новому бюджету прямые военные расходы составили 49 процентов всех расходов (в бюджете Баба — 43 процента). Что же касается расходов на социальные нужды (помощь военнослужащим, расширение сети медицинских учреждений и т. п.), то они реализовались лишь постольку, поскольку соответствовали целям усиления обороны страны. Военный министр Сугияма по этому поводу заявил следующее:

«Среди пунктов, касающихся обеспечения более полного осуществления социальных мероприятий, отмечается необходимость улучшения системы здравоохранения. Поскольку этот вопрос имеет особенно серьезное значение для армии и обороны страны, мы всячески будем поддерживать проведение в жизнь, например, законопроекта о народном страховании, если таковой будет вновь предложен».

Итак, министр финансов Юки, на которого была возложена задача сдержать рост цен на товары при наличии раздутого бюджета, следуя пожеланиям финансовых кругов, не коснулся военных расходов, а провел сокращение расходов по другим, не военным статьям. Такова была сущность перехода от «обороны в широком смысле» кабинета Хирота к проводившейся кабинетом Хаяси политике «обороны в узком смысле». [109]

Для того чтобы избежать критики, которой подвергся бюджет Баба из-за увеличившихся налогов, сумма которых достигла 600 миллионов иен, в новом бюджете в соответствии с общим сокращением расходной части налоговые поступления были сокращены на 170 миллионов иен. В области налоговой политики произошли следующие изменения. В связи с законом о специальном повышении налогов был увеличен в первую очередь подоходный налог, налог на доходы юридических лиц, на проценты от капитала, на наследство, на добычу руды, на спиртные напитки, на потребление сахара, на сделки, на временный доход и др. Была утверждена также система местного налогообложения. Благодаря этой системе и доходам от монополии в торговле доля массовых налогов достигла 55 процентов всех налоговых поступлений. Одновременно, были ликвидированы дотационные фонды на урегулирование местных бюджетов. Вместо этого увеличились лишь суммы на чрезвычайное субсидирование местных бюджетов. В результате денежная помощь местным финансам сократилась с 220 миллионов иен (дотационные фонды по проекту Баба) до 100 миллионов иен. Доходы от займов увеличились по сравнению с предыдущим финансовым годом на 118 миллионов иен. «С утверждением проекта налоговой системы Юки выпуск займов, прекратившийся в результате опубликования выдвинутого Баба проекта реформы налоговой системы, вновь начался с удвоенной силой». Так расценивала газета «Токио асахи симбун» результаты введения новой налоговой системы{120}.

Таким путем министр финансов Юки намеревался составить, так сказать, «умеренный» бюджет и вместе с тем добиться снижения цен на товары путем расширения производительных сил. После начала японо-китайской войны возникла необходимость в резком увеличении производства боеприпасов и военного снаряжения. Поэтому в качестве одного из важнейших государственных мероприятий была выдвинута политика «расширения производительных сил». Ее-то и провозгласил Юки, выдвинув [110] проект сдерживания роста цен на товары. Политика расширения производительных сил привела к тому, что в химической, металлургической, мишиностроительной и других отраслях промышленности военного значения начали планировать расширение нового строительства, увеличение капиталовложений и выпуска облигаций акционерных компаний. В результате в марте 1937 года в этих отраслях началось неслыханное со времен первой мировой войны оживление. Однако увеличение потребностей этих отраслей в денежных средствах привело к повышению ссудного процента. Кроме того, резкое увеличение выдачи ссуд банками, кредитными и страховыми обществами, а также другими финансовыми учреждениями стало помехой в реализации государственных займов, расширение выпуска которых было намечено военным бюджетом.

Таким образом, возникло противоречие между политикой расширения производительных сил и политикой в области выпуска государственных займов. Тогда Юки решил добиться смягчения этого противоречия путем упорядочения деятельности Японского банка. В этих целях на пост президента Японского банка и был назначен старейший деятель концерна Мицуи Икэда Сэйхин. Так было положено начало финансовой политике Юки — Икэда. В целях усиления финансового контроля со стороны Японского банка Икэда провел операции по скупке акций на открытом рынке. Японский банк стал активно проникать в сферу промышленного капитала и иногда ссужал деньгами даже Промышленный банк. Кроме того, Икэда пригласил на ряд должностей управляющих и директоров Японского банка представителей финансовых и промышленных кругов, занимавшихся бизнесом вне Японского банка. Таким образом, Японский банк уже распространял свой финансовый контроль не только на сферу торгового, но также и на сферу промышленного капитала.

Итак, требование о расширении производительных сил постепенно вело к установлению контроля над японской экономикой. Японские дзайбацу, направив своего представителя в высший орган финансового контроля и [111] обеспечив себе таким образом прочную связь с государственными финансовыми органами, стали на путь установления экономического контроля.

Жульнический роспуск парламента

Поскольку кабинет Хаяси был сформирован во время сессии парламента, он не смог в достаточной степени продумать необходимые мероприятия. Кабинет Хаяси принял решение отложить на некоторое время обсуждение законопроектов о повышении налогов, об установлении государственного контроля над предприятиями электроэнергетической промышленности, о продлении срока обязательного обучения, о дотационных фондах для урегулирования местных бюджетов и некоторых других важных законопроектов, оставшихся в наследство от кабинета Хирота. Кабинет Хаяси решил предстать перед открывавшейся 15 февраля 70-й сессией парламента с измененным и урезанным, как мы видели выше, бюджетом. 8 февраля кабинет Хаяси опубликовал следующие пять основных пунктов своей политической программы:

«1. Утверждая идею национального государственного строя, всесторонне разъясняя великий принцип преданности императору и проявляя дух единства религии и государства, углублять источник национального процветания.

2. Уважая статьи императорской конституции, укреплять присущее нашей стране конституционное правление. Осуществлять справедливое правление, учитывая волю народа и прислушиваясь к общественному мнению.

3. Исходя из принципов международной справедливости, в целях обеспечения спокойствия в Восточной Азии и процветания всех дружественных государств осуществлять внешнюю политику, базирующуюся на принципе национального единства, и укреплять международные отношения.

4. Укреплять основы государственной мощи, имея в виду обеспечение роста производительных сил и усиление государственной обороны, что необходимо в интересах процветания империи, ее благоденствия и осуществления национальной политики. [112]

5. Иметь в виду синтетическое развитие промышленности с учетом внешнего и внутреннего экономического положения. Наряду с проведением протекционистских мероприятий осуществлять соответствующий контроль. Развивать творческую инициативу народа и стимулировать развитие предпринимательства».

Социалистическая массовая партия с иронией называла эту политическую программу кабинета Хаяси «молитвой к богу». Но только тогда, когда заговорили о том, что премьер-министр Хаяси замышляет установить однопартийный фашистский режим, эта программа, богатая цитатами из 17 статей конституции принца Сётоку{121}, стала предметом всеобщего внимания, причем все старались выяснить, что же действительно за ней скрывалось.

Работа вновь открывшейся 70-й сессии парламента вначале протекала сравнительно гладко. Но 16 марта, когда прошло уже больше половины сессии, партии Сэйюкай и Минсэйто, несмотря на протесты со стороны Социалистической массовой партии и ряда других мелких группировок и партий, представили на рассмотрение пленарного заседания палаты представителей совместный проект об изменении закона о выборах депутатов в эту палату. Комиссия большинством голосов одобрила законопроект. 24 марта он был утвержден на пленарном заседании палаты и передан на рассмотрение палаты пэров. Этот проект предполагал смягчение наказания для лиц, обвиненных в нарушении законоположения о выборах, облегчение предвыборной агитации, а также изменение ряда других положений, затруднявших предвыборную борьбу политических партий. Кроме того, за этим проектом скрывалось стремление оправдать тех, кто был замешан в нарушении законодательства о выборах во время [113] февральских всеобщих выборов 1936 года. Однако кабинет Хаяси, учитывая необходимость обновления законодательства о выборах, занял сугубо отрицательную позицию в отношении этого законопроекта. В связи с этим, как только законопроект был представлен на рассмотрение палаты пэров, партии Сэйюкай и Минсэйто развернули бурную деятельность с целью добиться утверждения законопроекта палатой. Как было сказано в заявлении Социалистической массовой партии, эти действия представляли собой «позорные махинации старых партий, направленные на ухудшение законодательства о выборах, чтобы спасти его нарушителей». Старые партии избрали следующую тактику: они откладывали рассмотрение представляемых правительством законопроектов до тех пор, пока правительство не согласится с выдвинутым ими проектом изменения закона о выборах в палату представителей. В результате с 25 марта, несмотря на продление сессии парламента на шесть дней, было приостановлено рассмотрение ряда важных законопроектов (законопроекта об изменении таможенных пошлин, о пенсионном фонде, о производстве стали, об охране военной тайны, о земле, об императорском акционерном обществе по производству горючего «Тэйко-ку нэнрё когё кабусики кайся», о народном страховании и др.). Это вызвало серьезное беспокойство в правительстве. Но, несмотря на все попытки как правительства, так и старых партий достигнуть компромисса, к соглашению прийти не удалось. Застой в работе парламента вызвал резкую критику со стороны различных кругов. В связи с этим правительство, которое было поставлено перед выбором либо роспуска парламента, либо продления сессии, на чрезвычайном заседании кабинета министров (30 марта ночью и 31 утром) приняло решение о роспуске парламента. Однако оно не смогло выдвинуть убедительных причин, которые подтверждали бы необходимость этого шага. Застигнутые врасплох политические партии (за исключением Социалистической массовой партии, Народного союза, Общества восточного направления и других мелких реформистских партий и группировок, приветствовавших данное решение) выступили с резкой критикой этой меры правительства, назвав ее жульнической, поскольку из [114] восьмидесяти трех представленных правительством законопроектов сорок восемь были одобрены обеими палатами и, вероятно, еще несколько законопроектов тоже могли быть приняты. В ответ правительство заявило, что оно предприняло «роспуск в целях наказания», и мотивировало его следующим образом:

«Для того чтобы преодолеть трудности, порождаемые нынешним внутренним и международным положением, и способствовать развитию национальной политики, необходимо опереться на сотрудничество всей нации в истинном смысле этого слова. Исходя из этого правительство сразу же после своего сформирования со всей добросовестностью приступило к составлению законопроектов для последующего представления их на рассмотрение парламента. Однако за последнее время в работе палаты представителей наблюдается полное отсутствие искренности и доброй воли. Эта палата препятствует нормальному прохождению важнейших законопроектов, непосредственно связанных с вопросами обороны и стабилизации жизни народа, а также задерживает разрешение актуальнейших задач. Все это заставляет усомниться в том, сознает ли палата представителей серьезность обстановки и действительно ли она готова поддерживать основы конституционализма. Таким образом, есть все основания для безотлагательного обновления парламента. Мы обращаемся к чувству народной справедливости и хотим, чтобы сам народ разрешил этот вопрос, чем будет обеспечено соблюдение основного принципа императорской конституции. Рассчитывая на то, что в этот период утвердится здоровая политическая сознательность народа, будет обеспечено сотрудничество всей нации и приложены все силы к тому, чтобы выйти из нынешнего серьезного положения, мы вынуждены были обратиться за высочайшим решением о роспуске парламента».

В тот период ходили разные слухи о причинах, побудивших кабинет Хаяси пойти на роспуск парламента. Одни говорили, что к тому времени кабинет уже завершил подготовку к созданию новой партии, другие заявляли, что парламент был распущен по настоятельному требованию морского министра Ионай. Третьи объясняли роспуск [115] парламента тем, что Исихара Кандзи и Асахара Кэндзо, действовавшие за кулисами кабинета Хаяси, угрожали возникновением крайне опасных инцидентов в случае отказа от роспуска парламента{122}. Если глубже вникнуть в смысл этого «наказания», как охарактеризовало роспуск парламента правительство, то можно сделать вывод, что подобные действия правительства, по существу, были направлены не только на то, чтобы наказать старые политические партии. Главная цель правительства состояла в том, чтобы, воспользовавшись расхождением с партиями, распустить парламент и установить в стране фашистский режим при поддержке снизу.

Двадцатые выборы в палату представителей было намечено провести 30 апреля. 5 апреля на совещании высших чиновников префектур и 6 апреля на совещании начальников полицейских управлений были даны указания, касающиеся линии, которой должны придерживаться власти в связи с предстоящими выборами. В частности была подчеркнута необходимость установить строгий контроль над «красной пропагандой» и попытками сеять рознь между гражданским населением и военными. Было достигнуто единство мнений относительно того, что «не следует допускать отклонений от обязанностей полиции, пугаясь заявлений о попрании человеческих прав».

Правительство выступило против старых партий, призвав к справедливым выборам и всеобщему участию в них. Оно выдвинуло следующие три предвыборных лозунга: «Твой голос поможет найти выход из создавшегося положения», «Осознай ситуацию и способствуй быстрому развитию Японии», «Беззаветное служение государству — основа политики».

Среди характерных особенностей двадцатых всеобщих выборов, которые фактически явились последними (если исключить верноподданнические выборы «помощи трону» 1942 года), можно отметить следующее.

1. Выборы дали наибольший процент не участвовавших в голосовании. Так, в Осака процент избирателей не принимавших участия в голосовании, составил 51,5 [116] (на 10 с лишним процентов больше, чем во время предыдущих выборов), в Кёто — 41,4, в Токио — 39,1; в среднем по стране в голосовании не приняло участие 26,5 процента избирателей (на 5,2 процента больше, чем во время предыдущих выборов). Эти цифры явились лучшим доказательством пассивного отношения народа к всеобщим выборам. Они свидетельствовали о разочаровании политической борьбой и, более того, о пассивном протесте правительству. Ниже приводятся результаты выборов.

Название партий	Число избранных депутатов	Увеличилось или уменьшилось число избранных депутатов по сравнению с периодом до роспуска парламента	Общее число поданных голосов (в тыс.)
Минсэйто	179	— 27	3668
Сэйюкай	175	+ 3	3584
Социалистическая массовая партия	37	+ 18	947
Общество Сёвакай	19	— 5	398
Народный союз	11	0	282
Общество восточного направления	11	+ 2	221
Остальные группировки и партии	9	+ 2	335
Независимые	25	+ 6	769
Итого			10204

2. Выборы закончились полной победой политических партий антиправительственного блока. Партии Сэйюкай, Минсэйто, Социалистическая массовая и другие получили более восьми миллионов голосов и провели в парламент свыше четырехсот своих депутатов, тогда как общество Сёвакай, Народный союз и другие партии и группировки, поддерживавшие правительство, получили лишь полтора миллиона голосов, проведя в парламент примерно сорок депутатов. Такие итоги выборов явно свидетельствовали [117] о том, что общественное мнение было настроено против кабинета Хаяси.

3. Третья особенность этих выборов состояла в большом успехе Социалистической массовой партии. В своих предвыборных лозунгах эта партия требовала «благоденствия для народа и укрепления обороны страны», урегулирования экономических и культурных связей между Японией и Китаем, заключения японо-советского пакта о ненападении и т. п. Японская пролетарская партия выступила на выборах с лозунгами «Долой фашизм!», «В защиту парламентской системы правления» и др. В результате она получила почти миллион голосов. Единственный кандидат, которого удалось провести в парламент от Японской пролетарской партии, — Като Кандзю (Токио, 5-й избирательный округ) — получил наибольшее число голосов (54 тысячи). Такое количество голосов, поданных за Социалистическую массовую и Японскую пролетарскую партии, явилось результатом того, что эти партии выдвинули лозунги, отвечавшие антивоенным и антифашистским настроениям народных масс. Икэда Сэйхин в беседе с Харада Кумао{123} заявил по этому поводу следующее: «Антивоенными мыслями заражен весь народ. Боюсь, что, если мы вновь распустим парламент, взаимоотношения между армией и народом могут еще более ухудшиться»{124}.

Отставка кабинета Хаяси

3 мая открылось заседание кабинета министров, которое должно было определить политику правительства в связи с неблагоприятными результатами выборов. На заседании развернулась ожесточенная борьба вокруг вопроса о том, распускать ли вновь парламент или уйти в отставку. Вначале Хаяси как будто склонялся к тому, чтобы уйти в отставку и уступить свое место Коноэ, но после отказа последнего Хаяси изменил свое намерение и решил остаться. Высказывалось также мнение, что немедленная [118] отставка привела бы к нежелательному подчинению правительства воле политических партий. Исходя из всего этого кабинет министров принял решение не уходить в отставку, о чем было сделано следующее официальное заявление Хаяси:

«Современное внутреннее и международное положение представляется мне чрезвычайно сложным. Полагаю, что для преодоления имеющихся трудностей есть только один путь: отбросив нерешительность и ведя борьбу против экстремистских элементов, произвести коренное обновление, которое соответствовало бы нынешней обстановке... В связи с тем, что всеобщие выборы уже проведены и избраны новые члены парламента, я от всего сердца надеюсь, что они, проявляя дух верноподданнического служения и основываясь на главном принципе нашего национального государственного строя, еще выше поднимут идеалы нашей отчизны, обеспечат дальнейшее развитие присущего нам конституционного правления и, правильно оценивая создавшуюся обстановку, докажут на деле свою верность императорскому трону... Учитывая это, правительство рассчитывает и дальше выполнять свой долг и осуществлять все меры, которые будут признаны необходимыми, чтобы справиться с создавшимся положением...»

На состоявшейся в тот же день пресс-конференции Хаяси заявил, что он «не примет определенного решения до тех пор, пока не услышит мнение каждого депутата на предстоящей чрезвычайной сессии парламента». Одним из первоочередных мероприятий, о которых заявило правительство, было учреждение Специального комитета по вопросам цен на товары. На заседании кабинета министров от 10 мая Хаяси был назначен председателем этого комитета, а Юки, Годо и Ямадзаки — вице-председателями. Это решение прежде всего диктовалось необходимостью принять меры по борьбе с ростом цен, поскольку раздутые финансы (что было вызвано подготовкой к переводу экономики на военные рельсы) привели к общему росту цен и стали оказывать большое влияние на финансовый план правительства. Другим таким мероприятием явилось создание Планового управления — того самого [119] объединенного органа по осуществлению национальной политики, на организации которого настаивали военные круги. 13 мая было официально объявлено об учреждении управления и о назначении его начальником Юки, а заместителем Ино. Третьим мероприятием было учреждение Совета по делам культуры, о чем официально было объявлено 24 мая.

Результаты выборов по существу предопределили судьбу кабинета Хаяси, и попытки его остаться у власти лишь обостряли противоречия между правительством и партиями. Как только правительство заявило, что оно решило остаться у власти, политические партии, уже праздновавшие победу, открыто выступили за смену кабинета Хаяси.

5 мая было созвано заседание исполкома и руководства партии Сэйюкай, а 11 мая открылась конференция депутатов парламента от этой партии, на которой со всей определенностью было заявлено: «Учитывая общую волю народа, выраженную на всеобщих выборах, выступить против неконституционного кабинета Хаяси»; 7 мая состоялось совещание депутатов парламента от партии Минссэйто. Депутаты заявили, что предпосылкой политики, которая обеспечит выход из создавшегося положения, явится уход в отставку кабинета Хаяси. Даже Социалистическая массовая партия на собрании своих впервые избранных депутатов потребовала отставки кабинета Хаяси и изменения политического курса. Несмотря на это, правительство продолжало придерживаться своей прежней позиции. 6 мая министр торговли Годо по дороге в Нагоя заявил: «Возможно, будет предложен вотум недоверия, но я не считаю, что в связи с этим правительство должно уйти в отставку. Единственное, что последует в данном случае, — это новый роспуск парламента». И, как бы подкрепляя это заявление, 12 мая Хаяси подчеркнул, что правительство «примет срочные меры и будет ожидать чрезвычайной сессии парламента». 17 мая на банкете, куда были приглашены участники второго совещания высших чиновников префектур, Хаяси выступил с речью, в которой заявил: «Политические партии забыли о том, что они являются японскими партиями. Они ведут себя на [120] европейский лад... Именно Европе присуща такая ситуация, когда в парламенте народ противопоставляется правительству. Цель роспуска парламента заключалась в том, чтобы заставить членов парламента изменить свой образ мыслей, чтобы партии очистились и исправили свои ошибки... Если бы я немедленно ушел в отставку, этот роспуск потерял бы всякий смысл. Поэтому я считаю своим долгом лично удостовериться, осознали депутаты свои ошибки или нет». Накануне министр связи Кодама заявил: «Отныне в отношениях между нами и партиями может быть лишь решительная борьба». Оба эти заявления еще более усилили антиправительственные настроения среди политических партий.

19 мая в соответствии с решением, принятым во время встречи председателей партий Сэйюкай и Минсэйто (14 мая), открылось первое совместное совещание представителей обеих партий, на котором была достигнута договоренность о действиях с целью замены кабинета Хаяси. Совещание приняло следующее решение:

«В настоящий момент необходимо сформирование подлинного правительства национального единства, которое, осуществляя мероприятия, необходимые для преодоления создавшегося положения и дальнейшего развития национальной политики, высоко подняло бы принцип конституционализма и положило бы в основу своей политики общую волю народа. Однако кабинет Хаяси игнорирует волю народа, не считается с общественным мнением, занимается лишь защитой своих эгоистических интересов и может погубить великие дела империи. Принимая во внимание интересы государства, мы не можем признать правильным дальнейшее пребывание у власти этого кабинета. Поэтому мы создали союз борьбы за смену кабинета Хаяси и вместе с нашими единомышленниками по всей стране рассчитываем добиться этой цели и в кратчайший срок осуществить наши намерения».

28 мая открылось объединенное совещание представителей партий Сэйюкай и Минсэйто, в котором приняло участие более пятисот человек (депутаты палаты пэров и палаты представителей, а также секретари всех отделений обеих партий). На совещании еще более усилились настроения [121] в пользу смены кабинета и был даже создан штаб борьбы за смену кабинета Хаяси. Тем временем (24 мая) по предложению Мотидзуки Кэйсукэ было распущено общество Сёвакай — единственная партия, поддерживавшая кабинет Хаяси. Это решение заставило Хаяси серьезно задуматься над создавшимся положением, которое ухудшалось с каждым днем. В самом правительстве Сугияма, Юки, Сионо и Годо считали ниже своего достоинства склонить голову перед партиями и всячески старались ободрить Хаяси. С другой стороны, Кавахарада, Ямадзаки, Кодама и Ионай стали все более склоняться к тому, что пришло время, когда правительство должно определить свою позицию. Таким образом, в самом кабинете министров уже не было единства и отставка кабинета зависела теперь только от подходящего предлога. Примерно с 29 мая Хаяси сам утвердился в решении подать в отставку и зондировал почву на предмет назначения на его пост Коноэ (Коноэ был, несомненно, подходящей фигурой, но, говорят, Хаяси рекомендовал на пост премьер-министра Сугияма, рассчитывая, что Коноэ откажется; дело в том, что, если бы пост премьер-министра занял не военный, это означало бы сдачу позиций, которые захватила армия, политическим партиям, что сказалось бы как на внутреннем, так и на международном престиже японской армии){125}.

31 мая, в день, когда предполагал начать свои действия штаб, созданный объединенным комитетом борьбы за смену кабинета (комитет был создан партиями Сэйюкай и Минсэйто), открылось чрезвычайное совещание кабинета министров, на котором Хаяси заявил об отставке и ее мотивах. Члены кабинета приняли это заявление, и кабинет Хаяси на сто девятый день своего недолгого существования вынужден был уйти в отставку. Ниже приводится текст заявления Хаяси в связи с отставкой кабинета:

«В заявлении от 3 мая я уже полностью изложил свой взгляд на ситуацию, создавшуюся после проведения всеобщих выборов. С тех пор нами был предпринят ряд [122] энергичных мер, и я крайне сожалею о том конфликте, который возник между правительством и частью депутатов палаты представителей в связи с имевшим место роспуском парламента. Я верю, что народ и страна поймут справедливость причин, побудивших меня пойти на этот шаг. Но при нынешнем серьезном положении, когда вся нация должна сотрудничать в деле преодоления трудностей и развития национальной политики, наличие противоречий внутри страны абсолютно недопустимо. Нынешний кабинет, который был сформирован недавно, к сожалению, не успел осуществить целого ряда серьезных мероприятий, но, как я надеюсь, успел заложить основу для обновления политики. Нам хотелось бы, чтобы император признал наши некоторые заслуги в этой области. Мы полагаем, что в интересах государства было бы справедливым сформировать новый кабинет, который в своей деятельности стремился бы к дальнейшему развитию конституционного правления исходя из основных принципов нашего национального государственного строя».

Сформирование первого кабинета Коноэ

Надо полагать, что непосредственной причиной, укрепившей Хаяси в решении подать в отставку, было следующее заявление Коноэ, сделанное им группе корреспондентов по пути в Токио.

«После всеобщих выборов правительство продолжает занимать твердую позицию и как будто не намерено уйти в отставку. С другой стороны, партии с каждым днем усиливают движение за смену кабинета. Если так пойдет и дальше, то неустойчивость политической ситуации усилится, внутри страны возникнут препятствия, которые помешают осуществлению государственной политики, за рубежом нас станут презирать, а это приведет к тому, что мы не сможем осуществлять твердой внешней политики. Необходимо принять какие-то меры, чтобы выйти из создавшегося положения. Но я не думаю, что в настоящий момент правительство способно найти какой-либо выход, да это в создавшейся обстановке и не легко сделать... [123]

В случае, если нынешнее правительство уйдет в отставку, то формирование нового правительства должно быть поручено человеку, способному создать «сильный» кабинет министров. Иначе с существующим положением нам не справиться. Этот человек должен исходить из необходимости создания правительства национального единства с привлечением к участию в нем также и представителей партий. А палате пэров следует внимательно наблюдать за ходом событий и принимать в нужный момент соответствующие меры»{126}.

Это заявление Коноэ выражало мнение гэнро и бюрократии и было воспринято как «похоронный звон» кабинету Хаяси. 29 мая, как только Коноэ прибыл в Токио, Хаяси связался с ним по телефону и просил его принять на себя формирование нового кабинета. Выше уже было отмечено, что втайне Хаяси рассчитывал на военного министра Сугияма как кандидата на пост премьер-министра. Когда Харада Кумао сообщил об этом Сайондзи, последний сказал: «На этот раз, пожалуй, нехорошо будет назначать военного министра премьером. Лучше всего предложить этот пост Коноэ. Положение, конечно, сложное, и я сочувствую Коноэ, но полагаю, что его кандидатура в данном случае наиболее подходящая»{127}. Итак, последним кандидатом, которого могли предложить гэнро для смягчения конфликта между армией и партиями, протекавшего в атмосфере усиления антифашистских настроений народа, был Коноэ, который пользовался популярностью среди всех слоев населения. В свое время Коноэ отказался от формирования кабинета, но теперь, получив вторично императорский указ о формировании правительства, он вынужден был дать согласие, заявив при этом: «Не пристало верноподданному слуге второй раз отказываться от выполнения высочайшего указа».

Вечером 1 июня, получив императорский указ, Коноэ приступил к формированию кабинета, пригласив в качестве советников своего старого друга бывшего чиновника министерства внутренних дел Кавахарада (главный советник), [124] а также Гото. Поскольку состав кабинета был в общих чертах намечен, Коноэ в результате переговоров с армией и флотом 1 июня ночью получил согласие на назначение военным министром Сугияма, а 2 июня — на назначение морским министром Ионай. Таким образом, военный и морской министры кабинета Хаяси остались на своих постах. Взамен этого армия потребовала, чтобы новый кабинет провел мероприятия по укреплению основ государства, обеспечению обороны, обновлению политики и стабилизации жизни народа. Требования флота в основном сводились к новым дополнительным ассигнованиям. Коноэ обещал выполнить все эти требования. На посту министра финансов Коноэ вначале намеревался оставить Юки, но, поскольку по требованию армии в кабинет было решено ввести Баба, Юки, не терпевший Баба, отказался войти в новый кабинет. Тогда Коноэ начал вести переговоры с бывшим президентом ёкогамского банка «Ёкогама спеши бэнк» Кодама, но затем вынужден был отказаться от этой кандидатуры, поскольку она не устраивала военные круги. В конце концов ему удалось получить неофициальное согласие заместителя министра Кая занять должность министра финансов. Баба, которого армия прочила на пост министра финансов, Коноэ назначил министром внутренних дел. На пост министра торговли и промышленности предполагалось назначить Хирао Хатисабуро, но последний, желавший получить портфель министра просвещения, отказался. Тогда на пост министра торговли и промышленности был назначен президент компании «Тохоку когё» Ёсино. Губернатор Осакской префектуры Ясуи, который был известен как один из наиболее способных губернаторов префектур, согласился занять пост министра просвещения. Портфель министра юстиции Коноэ вначале намеревался передать Хиранума Киитиро, но затем предложил остаться на этом посту бывшему министру юстиции Сионо. При обсуждении кандидатуры на пост министра сельского хозяйства и лесоводства выбор пал на Исигуро Тадацу, но в связи с категорическим отказом последнего было решено вручить этот портфель Арима. Вопрос о включении в состав кабинета представителей от партий тоже был рещен без затруднений. В результате переговоров [125] было получено согласие Накадзима (партия Сэйюкай) занять пост министра железных дорог и согласие Нагаи (партия Минсэйто) занять пост министра связи. Был разрешен также вопрос о кандидатуре на пост министра иностранных дел, особенно беспокоивший Сайондзи. Этот пост согласился занять бывший премьер-министр Хирота, который одновременно был назначен заместителем премьер-министра. Наконец, генеральным секретарем кабинета был назначен Кадзами Акира. Таким образом, формирование кабинета было завершено без особых осложнений. 4 июня на совещании между Коноэ, Кая и Ёсино было достигнуто единство взглядов по вопросам финансовой и экономической политики и в тот же день вечером было официально объявлено о формировании кабинета Коноэ.

Кабинет Коноэ был сверх ожидания с радостью встречен различными слоями населения. Причину этого, возможно, следует искать и «в каком-то чувстве доверия и надежды, что этот человек сможет спасти государство»{128}. На наш взгляд, причина такого отношения к кабинету Коноэ заключалась в том, что это был в буквальном смысле слова «молодой кабинет» (средний возраст министров составлял 54 года), а заявление Коноэ относительно «международной» и «социальной» справедливости, в отличие от гнетущей, подобной «молитве к богу» программы кабинета Хаяси, внушало народу новые надежды. Однако следует учесть и тот факт, что некоторым лицам состав кабинета внушал опасения. Это прежде всего объяснялось тем, что существовала возможность возникновения разногласий между Кая — Ёсино и министром внутренних дел Баба, который, несмотря на отрицательное отношение к нему финансовых кругов, был введен в кабинет благодаря решительной поддержки военщины, требовавшей раздутого бюджета. Другими словами, существовала опасность столкновения двух курсов финансово-экономической политики: курса на раздутые финансы и курса на здоровые финансы. Сформирование кабинета Коноэ, пользовавшегося широкой популярностью, было осуществлено с помощью [126] военщины, буржуазии и гэнро. При этом все они исходили из своих собственных целей и возлагали на кабинет свои собственные надежды. Когда Харада поздравил Сайондзи с сформированием кабинета, говорят, что Сайондзи сказал: «Чему ж тут радоваться? Плакать надо»{129}. Эти слова Сайандзи свидетельствовали о его беспокойстве, поскольку между военщиной, буржуазией и гэнро не было еще в достаточной степени достигнуто взаимопонимание и доверие. Конкретным свидетельством этого было организованное военщиной 7 июля мощное вооруженное наступление в Северном Китае. [127]