План японского командования
План операции японского командования, поскольку его можно вскрыть по имеющимся материалам и фактическому ходу событий, заключался в том, чтобы:
1) возможно раньше осуществить блокаду Циндао с моря;
2) под ее обеспечением перебросить большие экспедиционные силы на материк, чтобы отрезать крепость с суши и тем самым замкнуть кольцо блокады;
3) после ускоренной, но планомерной подготовки и ослабления оборонительной системы противника взять Циндао атакой с суши, используя подавляющее превосходство своих сил;
4) попутно с выполнением операции на суше захватить возможно больше китайской территории Шаньдуна.
Таким образом, главным было сухопутное направление, а морское направление было обеспечивающим (охрана базы высадки в бухте Лаошань, блокада Циндао и поддержание своих коммуникаций, артиллерийская поддержка морского фланга осадного корпуса).
Для английского командования особенно важным в этом плане было поддержание блокады Циндао, так как .она одновременно решала задачу наблюдения. за предполагаемой базой крейсеров адм. Шпее и нарушала их коммуникацию. Следовательно, эта блокада отвечала системе мероприятий английского Адмиралтейства по обеспечению морских путей на всем Дальнем Востоке.
Необходимо дать оценку плана японского командования и, в частности, — выбора главного операционного направления. [101]
Укрепления морского фронта Циндао были относительно слабыми, и, несмотря на общеизвестные трудности преодоления береговых батарей средствами флота, эти немногие оборонительные сооружения, представлявшие основу морской обороны базы наряду с двумя-тремя устаревшими миноносцами и канонерскими лодками, были вполне преодолимы для могущественного японского флота.
Можно утверждать, что для успешной морской атаки Циндао не понадобилось бы больше 1-1 1/2 месяцев в случае выделения соответствующих морских сил. Интересно отметить также, что германское командование принимало предупредительные меры против атаки с моря и высадки десанта непосредственно в город, считая такой вариант вполне возможным.
Успех операции японцев был предрешен колоссальным превосходством японских сил и средств, причем этот успех был обеспечен в обоих случаях: если бы главную задачу решал флот, а армия его обеспечивала, или наоборот.
План, избранный японцами, совершенно ясен с момента его зарождения и четко выполнялся ими до конца. Выбор главного операционного направления ни разу не пересматривался.
Несмотря на значительные морские силы, привлеченные к операции, флот выполнял только обеспечивающие, второстепенные задачи, причем большими кораблями совершенно не рисковали{100}, хотя главные силы флота состояли из устаревших трофейных кораблей.
Дело в том, что успешная атака с моря хотя и была вполне реальная, но потребовала бы более современного состава больших кораблей, причем без риска повреждений или даже частичных потерь быстрая победа была бы невозможна.
Помимо трудностей артиллерийского состязания флота с береговыми батареями, линкорам угрожали атаки миноносцев и опасность от мин заграждения, с которыми [102]японцы очень считались после памятной им гибели броненосцев Хатцузе и Яшима под Порт-Артуром{101}.
В этом — основная причина твердого выбора операционного направления.
При атаке с суши потеря лишней тысячи бойцов не могла отразиться на престиже «великой восточной морской державы», в то время как потеря каждого современного линкора имела бы значительно более серьезные последствия в предвидении вероятных столкновений с такими противниками, как США или Англия.
Это решение японского командования еще раз иллюстрирует значение больших кораблей для островного государства, вступившего на путь империалистической агрессии,-значение, которое война 1914-1918 гг. отчетливо продемонстрировала прежде всего на примере Великобритании.
Повторился тот характерный для военного искусства эпохи империализма исторический парадокс, когда наиболее сильные морские державы начинают наиболее бережно охранять свои большие корабли от угрозы столкновения хотя бы и с слабейшим противником, предпочитая только «демонстрировать» ими или «оказывать давление», избегая сражений в открытом море и расплачиваясь за это на сухопутных фронтах десятками тысяч бойцов. Руководство морскими силами стремится уберечь свои крупные корабли от большого риска, с тем чтобы сохранить их для генерального столкновения с главным противником, хотя бы этот последний в данный момент был временным союзником. Соревнование в вооружениях приводит морские державы к тому, что каждый новый линкор перерастает свою непосредственную ценность боевой единицы соответствующего класса и начинает котироваться на мировой политической бирже как средство политического давления для «разрешения проблемы», «поддержания равновесия», «обеспечения мира» и т. п. и как величина, [103] потеря которой стоит колоссальных затрат и воспроизводится труднее, чем формирование сухопутных стрелковых соединений.
В данном случае для Японии после Циндао в перспективе оставались: борьба за весь китайский рынок, «тихоокеанская проблема» в целом и Соединенные штаты Америки, не подававшие еще признаков вступления в коалицию противников Германии и, следовательно, имевшие большие шансы сохранить свой флот в неприкосновенности к концу этой войны. Вот почему рисковать хотя бы одним большим кораблем японское командование считало невозможным.
Второй причиной выбора сухопутного направления в качестве главного надо считать тот факт, что морская атака против Циндао была бы чисто местной, локализующей военные действия на более ограниченной территории. Это противоречило второй задаче операции — осуществить одновременно с оккупацией Кяочао интервенцию в Шаньдун, так как для вспомогательной армии, блокирующей пятитысячный гарнизон с суши, не понадобилось бы такой грандиозной базы и плацдарма развертывания, как это было в данном случае.
Наконец, третья причина, очевидно, воздействовавшая на принятие окончательного решения японским командованием, коренилась в исторической и стратегической традиции. Трудно допустить, чтобы успешный захват Порт-Артура и Вэйхайвэя у китайцев в 1895 г. и того же Порт-Артура у русских в 1905 г. не давил на психику японского руководства как испытанный рецепт, как способ, проверенный победоносной практикой, тем более что носители этой традиции все были живы{102}.
Кроме того, хотя к этому времени еще не было опыта Дарданелл, общепризнанные учебники, по которым японцы обучались классической стратегии, также предпочитали «одну пушку на берегу — десяти на корабле», по образному выражению Наполеона. [104]
Данные японской разведки о крепости
Во всех проявлениях деятельности японского командования при подготовке и проведении борьбы за Кяочао чувствуется большая осторожность и преувеличенная оценка германских вооруженных сил. Это было почтение учеников к учителю; реакция армии, привыкшей иметь противниками туземцев Формозы, Кореи и Китая; дань уважения к европейской культуре, несмотря на плохие образцы, которые продемонстрировала русская армия в 1904-1905 гг.
Невзирая на исключительно благоприятные условия для японской стратегической разведки мирного времени, опыт Циндао решительно развенчивает популярную версию о блестящей организации всепроницающей и всевидящей японской разведки.
В самом деле, крепость строилась несколько лет, и все сооружения возводились исключительно китайской рабочей силой.
Для полуголодного китайца представители и германской и японской военщины в равной мере были захватчиками. Благами германской культуры пользовались те немногие из туземной буржуазии, которым не приходилось искать работы на строительстве крепости. Передавая германские секреты, китаец не предавал никаких национальных интересов своей родины.
В условиях гарнизона, где на 4 000 европейцев приходилось 1 000 японцев и до 40 000 китайцев, японская резидентура могла работать, как нигде.
Между тем, в официальном донесении помощника русского морского атташе, присланном в рапорте начальнику морского генерального штаба сейчас же после падения крепости, приводятся крайне интересные сведения.
В специальном абзаце он доносит о том, насколько «сведения предварительной японской разведки не совпадали с действительностью». На полутора страницах и в специальной выкопировке с японской карты он приводит перечень, иллюстрирующий эти «несовпадения».
При ближайшем рассмотрении оказывается, что эти «несовпадения» квалифицированы им очень осторожно, — не так, как они этого заслуживают. Вот несколько примеров{103}:
1. Батарея на Западном Ильтисе оказалась нанесенной на японской карте на 600 м на северо-запад от ее истинного места. Число орудий показано, на два больше, калибр грубо оценен как «средний».
На Восточном Ильтисе вместо двух 105 мм орудий указано два 210-мм. На Северном Ильтисе вместо шести 120- мм шесть 150-мм.
2. На Северном Бисмарке вместо четырех 280-мм орудий указано два 150-мм.
3. На горе Мольтке показана только одна батарея вместо двух, причем эта батарея отнесена значительно к югу от ее истинного местоположения.
4. На Тантао (Юнюй) не показана вовсе противоминная батарея из четырех 88-мм орудий, так же как и противодесантная батарея на м. Люйдоу (два 88-мм орудия).
Так обстоит дело с основными стационарными батареями, т. е. с главными артиллерийскими объектами крепости.
Что касается батарей на временных основаниях, возведенных после начала конфликта, то здесь, вполне естественно, осведомленность японцев была еще менее точной, о чем упоминают также и американские материалы:
1. Пропущено вовсе несколько батарей (четыре 47-мм, две 88-мм, четыре 37-мм и др.).
2. Ошибки в местоположении позиций батарей достигают 400 м.
3. Наибольшее число ошибок падает на определение числа орудий на батареях, их калибра и директрисы стрельбы{104}.
Характерным общим признаком для всех искажении является преувеличение средств обороны (числа пушек, калибра) и поразительная грубость [106] ошибок, т. е. величины искажений как в смысле ориентировки объектов на местности, так и в числе и типе установок.
Из приведенного выше можно сделать заключение, что хотя «всепроницаемость» японской разведки и была налицо, однако, качество этой разведки было явно неудовлетворительным.
Анализ ошибок показывает следующее:
1. Основным кадром осведомителей были преимущественно неквалифицированные, не разбирающиеся в военном деле лица из гражданского населения (отсюда — их склонность к преувеличениям, неумение ориентировать позиции на местности, изобилующей ориентирами; калибр в 37 мм определяется ими как «средний» и т. п).
2. Данные осведомителей недостаточно проверялись квалифицированными агентами (офицерами). Отнесение батареи Западный Ильтис на 600 м в сторону могло быть обнаружено подготовленным человеком прямо на глаз, ибо город и крепость Циндао имели хороший просмотр и многочисленные ориентиры.
3 Аналитическая обработка разведывательных материалов была поставлена неудовлетворительно, без сопоставления всех данных о возможностях германского командования, о сроках, темпах и оперативной целесообразности возведения тех или иных сооружений.
Сейчас трудно установить, в какой мере к этому делу приложили руку сами германцы путем организованной и продуманной дезинформации, хотя такая возможность совершенно не исключается, особенно если вспомнить широко применявшееся ими сооружение ложных батарей, в частности на горе Ильтис в пункте, где по японским данным была действующая батарея. Но и эта версия не делает, конечно, чести японской разведке и деятельности их штабов, так как все прочие условия для работы против Циндао были очень благоприятны.
Какие возможности для разведки имели японцы, показывает тот факт, что непосредственно перед самой войной Кяочао и Циндао посетил квантунский генерал-губернатор барон Фукушима, которого сопровождал большой штаб. Официальным предлогом визита было «изучение [107] методов гражданского управления в германских колониях». Гости пробыли в Циндао несколько недель и отбыли в Мукден только 2 августа.
Экспедиционная армия имела много данных о противнике, но сильно искаженных Непонятна роль генерального штаба, снабдившего ее такими данными и картами. Совершенно очевидно, что в первый период обложения крепости такая карта создавала много затруднений для войск, пока они сами не разведали оборонительную систему противника.
Мало вероятны небрежность, халатность или скороспелость разведки в сторону Циндао, интерес к которому не ослабевал с момента занятия его германцами. Остается предположить, что здесь мы имеем дело с недостаточным уровнем штабной культуры.
Японский генеральный штаб 1914 г. сумел проникнуть своими щупальцами в боевой организм германского форпоста на Дальнем Востоке, но не сумел правильно организовать разведку и глубоко проанализировать добываемые материалы. [108]