Английский воздушный десант
Спустя 20 минут после старта в темном облачном небе над пышными лугами Нормандии раскрылся первый парашют. В это же самое время первый планер, отцепленный от буксира, начал плавно спускаться.
На восточном побережье Нормандии имеются три водных пути: Канский канал, протянувшийся на восемь миль от моря к городу, река Орн, протекающая вблизи канала, и в пяти милях восточнее Орна — река Див. Основные бронетанковые резервы немцев находились в районе восточнее Кана, и задача 6-й английской воздушнодесантной дивизии заключалась в том, чтобы высадиться на пятимильной полосе в междуречье и охранять высадку морских десантов от немецких танков.
Чтобы противник заранее не обнаружил самолеты, дивизии не разрешалось подняться в воздух до наступления темноты. К рассвету ей предстояло не только захватить район в 25 квадратных миль и уничтожить на нем главные оборонительные сооружения противника, но также быть готовой к отражению контратак немецких танков. Эта задача требовала быстрых, дерзких и продуманных действий. Противотанковые пушки и другие оборонительные средства можно было доставить только на планерах, но ни у кого не было опыта в подобных действиях, тем более ночью. Под командованием генерал-майора Ричарда Гейла был разработан план, гарантирующий успех операции. Ключом к нему были семь небольших мостов: пять через реку Див, один через реку Орн и один через канал.
Див — небольшая река, вьющаяся среди заболоченных, поросших ивами лугов. С целью укрепления обороны немцы затопили долину шириной до двух миль. При этом [30] они, несомненно, предполагали, что контроль над пятью мостами через реку Див будет находиться в их руках, но Гейл пошел на хитрость, решив уничтожить мосты с помощью внезапной атаки и тем самым заставить болото служить своим целям. С уничтожением мостов становилась невозможной контратака немецких танков с востока, что давало возможность Гейлу сконцентрировать все свои противотанковые средства лишь на южном направлении.
С другой стороны находились река Орн и Канский канал. Они проходили между зоной высадки дивизии и английским плацдармом, откуда Гейл ожидал получить поддержку. Поэтому если мосты через Див следовало уничтожить, мосты через Орн и канал необходимо было захватить.
План высадки дивизии выглядев следующим образом:
12.20 — высадка десанта на планерах в районе мостов через реку Орн и канал.
12.20 — выброска наводчиков для обозначения зоны высадки главных сил дивизии.
12.50 — начало высадки главных сил. Задача: уничтожение мостов через реку Див, усиление десантов, обороняющих мосты через реку Орн и канал, захват береговой батареи немцев, захват междуречья и очистка зоны для приземления главных сил на планерах.
3.30 — выгрузка противотанкового оружия, транспорта, тяжелого оружия на главных планерных силах, включающих 72 планера.
Успех дивизии зависел от парашютистов, которые должны были в течение одного часа сорока минут очистить зону высадки. Соединение дивизии с главными силами и получение ею поддержки зависели от захвата мостов через Орн и канал.
Много было споров между подразделениями и частями по поводу того, кто первый приземлится на французскую землю. Наводчики и первые планеры британской армии высаживались группами в междуречье с интервалами до двух минут. Почти одновременно в 50 милях от них началась высадка американского десанта. В полночь первыми во Франции приземлились три взвода английской легкой пехоты и приступили к делу. В их задачу входил захват моста через Канский канал.
Мост представлял собой большую стальную раздвижную конструкцию, поднимавшуюся для прохода кораблей. [31]
С западной стороны моста находился перекресток дорог, где была расположена деревня Бенувиль. В четверти мили от нее находился мост через Орн.
По данным английской разведки, оба моста были заминированы и тщательно охранялись. Разведка также установила наличие траншей и заграждений из колючей проволоки на подступах к мостам. Захват мостов зависел главным образом от внезапности действий. Нужно было не допустить, чтобы охрана мостов нажатием кнопки взорвала их.
В плане действий воздушнодесантных войск захват мостов стоял на первом месте. Для этой цели решено было использовать планеры, а не парашютистов, так как парашютисты обычно приземляются разбросанно и требуется время, чтобы их собрать, тогда как планер дает возможность высадить в одном месте сразу до тридцати человек. В течение нескольких секунд после высадки эти тридцать человек будут готовы к действиям.
Но имелись свои трудности. Во-первых, пилотам планеров нужно в темноте отыскать эти мосты. Во-вторых, местность вокруг мостов непригодна для нормального приземления, и поэтому сохранить при посадке планер невредимым очень трудно. Но пилоты планерного полка были полны отваги и твердо обещали выполнить требование генерала Гейла: посадить шесть планеров в течение трех минут начиная с 12.20 по три планера у каждого моста, буквально в нескольких шагах от береговых опор моста.
Парашютистов, идущих на эту рискованную операцию, возглавлял майор Джон Говард. Во время полета через Ла-Манш Говард сидел у двери ведущего планера, раздумывая о предстоящей высадке. Значительная часть плана нападения на мосты была его собственным творением, и он в течение последних трех месяцев с нетерпением ожидал и в то же время опасался наступления решающего момента.
Рядом с Говардом сидел лейтенант Брозеридж, командир взвода. Брозеридж еще курсантом был в учебной роте Говарда, и Говард уговорил его пойти в воздушно-десантные войска. По другую сторону от Говарда, у контрольного пульта планера, сидел пилот старший сержант Уоллуорк из планерного полка. Уоллуорк был тем человеком, который в последние несколько дней делал все возможное, чтобы успокоить Говарда. Для Говарда все три [32] месяца, во время которых планировалась и подготавливалась операция, были полны беспокойства. Беспокойство достигло наивысшего напряжения 30 мая. В этот день Говарду показали новые аэрофотоснимки, и он увидел на всех полянах вокруг мостов белые пятна, которых не было прежде. Как ему объяснили, это были ямы для столбов, предназначенные для того, чтобы воспрепятствовать посадке планеров на эти поляны. Дешифровальщики не могли точно сказать, были ли столбы уже вкопаны. С огорчением он показал снимки своим пилотам. Но пилоты обрадовались. «Это как раз то, что нам нужно, — сказал Уоллуорк. — Мы приземлимся между столбами. Столбы обломают крылья планерам и затормозят их движение, поэтому столкновение с мостом будет ослаблено».
Нельзя было не доверять пилоту, который говорил об этом с такой уверенностью. Однако во время перелета через пролив Ла-Манш Говард все еще думал: не требует ли он от Уоллуорка и других пилотов невозможного? Он сказал им, чтобы они посадили первый планер так, чтобы его носовая часть вошла внутрь проволочного заграждения, проходящего вокруг моста; второй — в десяти метрах от первого, а третий — в пяти метрах от второго. Говард совершенно не представлял себе, как можно достичь такой точности, но пилоты были уверены, что выполнят задачу, и их уверенность передалась солдатам.
Сидя в темноте, прислушиваясь к разговорам солдат и шуму ветра, Говард думал о том, о чем думал почти каждый солдат, перелетавший в ту ночь через Ла-Манш: знают ли немцы о том, что они летят? Удастся ли им появиться внезапно или, может быть, они попадут прямо в засаду?
В 12.16 Уоллуорк, повернувшись на своем сиденье, крикнул: «Отдаем буксир!» Говард подал команду «Внимание!». Разговоры умолкли. Планер замедлил движение, буксирная веревка отскочила, шум ветра за тонкими стенками планера утих, и наступила тишина. Нос планера наклонился, и он устремился вниз, сквозь облака. Брозеридж отстегнул ремень, встал и открыл переднюю дверцу. В планер ворвался поток холодного воздуха. Планер выровнялся после пикирования и слегка накренился вправо. Глядя вниз через открытую дверцу, Говард увидел тускло поблескивающую ленту Канского канала. Но вид канала только на миг обрадовал его — в это время он совсем не [33] думал о том, что ждало его внизу. Он думал о Джой и о спящих дома в Оксфорде детях.
— Держитесь покрепче, — сказал Уоллуорк. Солдаты взялись за руки, слегка приподнялись и застыли в ожидании.
Планер с громоподобным треском врезался в землю на большой скорости и развалился на куски. Оглушительный треск и толчки продолжались еще несколько секунд, а затем наступила гнетущая тишина. Говард отцепил пояс и встал на ноги на землю Франции. Он ощупал себя — все ли кости целы — и огляделся. Из-за хвоста планера выбежал Брозеридж. «Все в порядке?» — спросил он. «Да, — ответил Говард, — продолжай работу». Брозеридж закричал: «Эйбл, эйбл!» (это было условное обозначение взвода), чтобы собрать своих солдат, которые выползали из-под обломков. Началось то, к чему взвод готовился, будучи в Англии. На расположенный у моста немецкий дот бросили дымовую шашку. Из дота открыли пулеметный огонь, но в это время один из солдат выбежал вперед и под прикрытием дымовой завесы бросил в амбразуру ручную гранату. С криками «Эйбл, эйбл» солдаты устремились на мост под огнем другого вражеского пулемета. Внезапно Говард услышал сзади какой-то треск: это прибыли два других планера. Скоро сквозь шум стрельбы он услышал, как бежали в темноте солдаты второго и третьего взводов с криками «Бейкер» и «Чарли» — это помогало им опознать друг друга.
Мост охранял немец Гельмут Ромар. Увидев, как упал первый планер, он сначала подумал, что это бомбардировщик, поэтому, когда солдаты устремились через мост к нему, он был застигнут врасплох. Времени на то, чтобы позвать на помощь, не было. Сержант из караульной охраны открыл огонь из пулемета и сразил тех, кто первыми появился на мосту. Но в это время остальные солдаты уже ворвались в траншеи.
Вся эта операция длилась три минуты. Саперы нашли и разъединили провода, предназначенные для подрыва взрывчатки (сама взрывчатка еще не была заложена). Завладев мостом, пехота начала очищать находящиеся за ним дома. Вскоре один солдат из передового взвода доложил Говарду: «Очистка домов закончена, но мистер Брозеридж ранен». Рядом с Говардом капрал Таппенден пытался связаться с той половиной роты, которая к этому [34] времени должна была высадиться на мост через Орн ниже по дороге, но это ему никак не удавалось. Кто-то из солдат силился выбраться по отлогому берегу на дорогу. Говард наклонился, чтобы помочь ему, и увидел, что лицо солдата все в крови. Это был Уоллуорк. Принесли на носилках Брозериджа. Он был без сознания.
Второй планер при посадке раскололся надвое, и многие солдаты были ранены. Один планер угодил прямо в пруд и утонул.
Захват моста через Орн произошел сравнительно легко. Правда, высадка была произведена не с такой точностью, как у моста через канал. Один планер приземлился близко от моста, а следующий — в четверти мили от него. Третий слишком поздно освободился от буксира и приземлился за болотом у реки Див. Когда солдаты первого взвода под командованием лейтенанта Фокса достигли моста, они увидели, что немцы, защищавшие мост, убегают. Один из сержантов Фокса подбежал к пулемету, брошенному немцами, и открыл огонь по ним. Это была единственная пулеметная очередь, выпущенная у этого моста. Прибежавший на мост через несколько минут запыхавшийся командир второго взвода увидел, что Фокс стоял посреди моста и смотрел вниз на темную воду реки Орн. «Как все произошло?» — выпалил он. «Все было хорошо, — ответил Фокс, — но где, черт побери, остальные?»
О захвате моста через канал нужно было сообщить в штаб бригады по радио словом «ветчина», о захвате моста через Орн — словом «джем». Капрал Таппенден никак не мог добиться от штаба бригады подтверждения в получении радиограммы и в течение получаса, сидя с рацией у дороги, непрерывно повторял: «Ветчина, джем, ветчина, джем». Тем временем солдаты всех шести взводов хлопотали возле погибших и раненых товарищей и готовились к защите захваченных позиций. Солдаты Говарда знали, что немцы пойдут в контратаку, как только придут в себя после внезапного нападения, и понимали, что, пока они не получат подкрепления от главных воздушнодесантных сил, их положение будет оставаться тяжелым.
В штабе бригады не могли слышать позывных Говарда, так как вся аппаратура связи потерялась во время выброски. [35]
Для обозначения района высадки дивизии была выделена рота парашютистов, которую доставили в район высадки на шести самолетах. Задача этой роты состояла в том, чтобы высадиться одновременно с ротой Говарда, немного восточнее ее, и установить световые и радиомаяки. Летчики, несмотря на ветер и сильную облачность, произвели выброску парашютистов в указанном месте. И все же ветер отнес парашюты в сторону. В результате, когда парашютисты приземлились, они оказались сильно разбросанными и высадились намного восточнее назначенного места, а для обозначения района высадки роты отводилось всего полчаса. Времени для того, чтобы идти к этому месту, не было. Поэтому им пришлось устанавливать маяки там, где они находились, несмотря на то что один из районов, который они теперь наскоро подготавливали к высадке, был в опасном соседстве с лесом Буа-де-Баван, а другой — с болотом.
За самолетами, на которых летела рота наведения, шли самолеты 3-й воздушнодесантной бригады, которая имела задачу уничтожить пять мостов через реку Див и мощную береговую батарею в Мервиле, в устье реки Орн.
Захват мервильской батареи имел важное значение потому, что она господствовала над морским берегом, где должны были высаживаться части 3-й английской дивизии, а с рассветом бросить якорь большое число кораблей. Если к началу дня не уничтожить батарею, она помешает высадке 3-й дивизии. Задача по подавлению батареи возлагалась на 9-й воздушнодесантный батальон, командиром которого был подполковник Теренс Отуэй.
Разведка донесла, что орудия батареи установлены в мощных укреплениях. По оценке разведки, в батарее было около двухсот человек, вооруженных десятью пулеметами и двумя пушками. Батальон Отуэйя после выброски должен был совершить марш-бросок в полторы мили к этому опорному пункту и захватить его к 5.15. Если к этому времени Отуэй не даст сигнала об успешном захвате батареи, корабли военно-морского флота должны будут открыть по ней огонь. Одновременно с этим Отуэй предложил произвести утром бомбардировку батареи с помощью сотни бомбардировщиков «ланкастер» королевских военно-воздушных [36] сил. Однако, прежде чем уничтожить батарею, надо было еще добраться до нее.
Теренсу Отуэйю было двадцать девять лет, но выглядел он моложе. Отуэй был подполковником воздушнодесантных войск. Его лицо свидетельствовало об остром уме, твердом и в то же время отзывчивом характере. Когда за четыре месяца до вторжения ему сказали, что должен будет делать его батальон, он приступил к чрезвычайно тщательной разработке плана операции и подготовке к ней своих солдат. С секретными картами и фотографиями Мервиля Отуэй отправился на поиски участка, который был бы похож на место, где была установлена батарея, и обнаружил его возле Ньюберри. В течение двух дней он добился реквизиции участка и убедил власти заплатить 15 000 фунтов стерлингов за урожай, который пришлось уничтожить на этом участке. Отуэй огородил его колючей проволокой и начал строить точную копию немецкой батареи и ее оборонительных сооружений. Поскольку окружающие участок поля и леса не соответствовали в точности тому, что показывала карта и фотографии, Отуэй приказал привести их в соответствие с помощью бульдозеров. На искусственно созданном оборонительном сооружении батальон сначала днем, а затем и ночью в строгой тайне снова и снова репетировал штурм батареи с применением боевых патронов и снарядов.
Изучая детали операции и наблюдая за тренировками, Отуэй начинал сомневаться в том, смогут ли его солдаты, имея в распоряжении только легкое оружие, прорвать оборонительные сооружения в течение короткого времени. В результате логического анализа он пришел к выводу, что имелась только одна возможность более или менее надежно обеспечить успех: высадить солдат с планеров в момент начала атаки внутри оборонительного пояса прямо напротив артиллерийских позиций. Это, как он считал, склонит чашу весов в его пользу. Отуэй рассказал солдатам о своем замысле и вызвал добровольцев. Как всегда, это бьую не более чем простой формальностью, так как вся рота сделала четкий шаг вперед, и ему только оставалось вместе с командиром роты отобрать шестьдесят солдат.
К тому времени, когда начали репетировать нападение и батальон передвинулся поближе к месту старта, Отуэй был доволен своим планом и считал его вполне хорошим. [37]
Однако чем ближе становился день высадки, тем больше его одолевали сомнения. Ведь от правильного решения зависела не только жизнь его 750 солдат, но, как ему говорили, также успех вторжения, а значит, и жизнь огромного количества других солдат. Да, это была большая ответственность!
В ночь на 3 июня, ночь перед предполагаемой посадкой на самолеты, он не мог уснуть и всю ночь ходил по лагерю в состоянии нервного напряжения.
Внезапная отсрочка явилась для Отуэйя спасением. К 4 июня он совершенно измотал себя и поэтому ночью крепко спал. Только 5 июня он снова пришел в себя, обрел спокойствие и уверенность.
За сутки до атаки Отуэй наложил запрет на спиртные напитки, но сам же нарушил его, взяв с собой в самолет бутылку виски. Над проливом Ла-Манш Отуэй проснулся и передал бутылку по кругу двадцати солдатам, находившимся в его самолете. Но они много не пили, а может быть, заранее сами предусмотрительно запаслись кое-чем. Так или иначе, но бутылка вернулась к нему почти нетронутой.
Вскоре немцы открыли зенитный огонь по приближающимся к побережью Франции самолетам. Спустя несколько секунд Отуэй получил первое предупреждение о том, что порядок высадки может нарушиться. Летчик, пытаясь уклониться от огня зенитной артиллерии, бросал самолет из стороны в сторону. Это очень мешало высадке парашютистов. Когда они подходили к люку, чтобы приготовиться к прыжку, внезапные толчки лишали их равновесия, и некоторые из них, обремененные тяжелым снаряжением, падали на пол. Отуэй не выдержал и крикнул летчику:
— Держи курс, ты, чертов дурак!
— Поврежден хвост! — сообщил кто-то из членов экипажа.
— Но ты можешь все же держать прямой курс или нет? — сердито спросил Отуэй.
Прежде чем он получил ответ на свой вопрос, вспыхнул сигнал «Прыгать». Отуэй стал пробираться к люку и тут только обнаружил, что все еще держит в руках бутылку виски. Отуэй сунул бутылку авиакурьеру со словами: «Это тебе понадобится» — и прыгнул.
Спускаясь на парашюте, Отуэй смотрел на расстилающийся внизу ландшафт, отчетливо вырисовывающийся [38] при свете луны и отблесках прожекторов. Виднелся черный квадрат леса — место их сбора, затопленные поля, окаймленные густыми живыми изгородями, дом, который он особенно хорошо знал и где он меньше всего хотел бы приземлиться. На его карте дом был обведен синим карандашом: в нем находился штаб немецкого батальона.
Отуэй все еще был сердит, так как маневр летчика свел на нет всю подготовку его солдат. Он еще больше рассердился, обнаружив, что самолет отклонился от курса; к тому же он заметил, что по нему стреляют: мимо него летели трассирующие пули. Вдруг он обнаружил, что пули продырявили его парашют. Этого еще не хватало! А тут еще ветер нес его прямо на немецкий штаб. Отуэй стал маневрировать стропами парашюта, чтобы уйти в сторону, но это мало помогало. Как только он коснулся земли, ветер подхватил его парашют и стремительно потащил с большой скоростью через поле и двор дома. Отуэй ударился о стену дома и, освободившись от ремней, упал на огород. Два его солдата были уже здесь.
Позже Отуэй узнал, что только семи из двадцати его солдат удалось приземлиться прямо в районе высадки. Чтобы выбросить всех солдат над намеченной зоной, самолету пришлось сделать три захода. Среди семи солдат, выпрыгнувших вовремя, был ординарец Отуэйя Вильсон. Но прыжок Вильсона был еще менее удачным, чем прыжок Отуэйя. К дому немецкого штаба примыкала теплица, и Вильсон упал на ее крышу. Крыша провалилась, и Вильсон рухнул прямо на горшки с растениями. Однако он остался невредимым и поспешил к месту сбора.
По дороге Отуэй встретил солдат, бежавших к лесу. Внезапно послышались душераздирающие крики со стороны реки Див. Там, недалеко от берега, в трясине, барахтался парашютист. Солдаты достали его парашют, ухватились за стропы и пытались вытащить. Однако, несмотря на все их усилия, парашютист погружался все глубже. Раздался еще один крик — и трясина поглотила его.
Достигнув леса, Отуэй увидел своего заместителя, который приветствовал его словами: «Слава богу, что хоть вы прибыли, сэр».
— А где остальные? — спросил Отуэй.
— Высадка прошла в полном беспорядке. Вряд ли кто-либо здесь есть. [39]
И это не было преувеличением. Отуэй сам опоздал. Раньше него прибыли в лес только несколько солдат. Среди них Отуэй заметил Вильсона, своего верного слугу, который стоял теперь возле него, протягивая ему флягу с таким видом, будто это был графин на серебряном подносе.
Спустя некоторое время показалось еще несколько солдат. У Отуэйя мелькнула мысль, что положение гораздо хуже, чем он мог предположить. Правда, ни один командир воздушнодесантных войск не может быть заранее уверенным в том, что выброска парашютного десанта пройдет успешно, но никто не мог ожидать такой высадки, при которой уцелеют только горстка людей и жалкие остатки вооружения. Ничего не было утешительного и в сообщениях, которые поступали к нему. Наконец к половине третьего собралось сто пятьдесят солдат; судьба остальных шестисот человек была неизвестна. Все тяжелое оружие, противотанковые средства и миноискатели исчезли. Пропали также средства радиосвязи и сигнализации, за исключением сигнальных ракет «вери», предназначенных для подачи сигнала о начале атаки.
Среди прибывших не было ни саперов, ни врачей; прибыло только шесть санитаров. Не было и разведывательной группы, выброшенной намного раньше главных сил с задачей проникнуть через первый пояс проволочных и минных заграждений немецкой батареи.
Перед Отуэйем встала дилемма: либо повести жалкую горстку людей в атаку, которая заранее была обречена на неудачу, либо сохранить их для взятия объектов, которые по плану должны были захватываться позже, в дневное время, а Мервильскую батарею оставить для авиации и флота. Но если решиться на атаку, то как атаковать? До батареи было не менее полутора миль. Выступив слишком рано, Отуэй лишался помощи тех солдат, которые могли бы еще подойти к месту сбора. Выступив слишком поздно, он мог не справиться с задачей до прибытия планеров. Он делал огромные усилия, чтобы скрыть свои колебания от солдат, потому что при создавшемся положении солдаты могли потерять уверенность в своих силах, что было бы равносильно провалу операции.
Отуэйя невыносимо терзали эти мысли. В течение часа он расхаживал по лесу среди солдат, ожидавших приказа. [40]
Единственным человеком, которому на какой-то момент он высказал свои опасения, был Вильсон.
— Черт побери, что же мне делать, Вильсон? — спросил Отуэй.
— Единственное, что вы должны делать, — ответил Вильсон, — это не спрашивать меня.
Отуэй рассмеялся.
— Ладно, созови офицеров и сержантов, — сказал он. — Через пять минут выступаем.
Собравшимся офицерам и сержантам Отуэй сообщил, что в наступление пойдет всего лишь пятая часть батальона. Никто из солдат не допускал и мысли о том, что Отуэй отменит свое решение. Без десяти три колонной по одному они вышли из леса.
Отуэй приказал, соблюдать на марше полнейшую тишину и скрытность. Некоторые солдаты испытывали сильное искушение открыть огонь по немецкой батарее, которая стреляла по планерам их дивизии, пролетавшим над ними.
Отуэй находился в голове колонны. Вскоре он заметил впереди человека — это был командир разведывательной группы, который шел к нему с донесением. Командир сообщил следующее. Проделав проход во внешнем кольце проволочных заграждений, он перебрался через большое минное поле и пролежал в течение получаса у внутреннего пояса проволочных заграждений, прислушиваясь к разговору немцев на батарее. Не было никаких признаков того, что оборонительные заграждения вокруг батареи сильнее, чем предполагала разведка. Саперы, которые высадились с ним, чтобы проделать проходы в минных полях, потеряли во время высадки свои миноискатели и ленту для обозначения проходов. Поэтому они пробирались через минное поле, буквально на ощупь отыскивая мины и разряжая их одну за другой. Что же касается бомбардировки батареи, проведенной сотней бомбардировщиков «ланкастер», то она не принесла пользы. Стартеры ошибочно указали бомбардировщикам не прямо на батарею, а на полмили в сторону, как раз на зону высадки разведывательной группы. Выброска десанта прошла весьма неудачно. Спускаясь на парашютах, солдаты слышали свист бомб и видели вспышки взрывов. Одного солдата взрывной волной подбросило выше купола парашюта. По сведениям разведчиков, ни одна бомба так и не упала на батарею. [41]
Между тем сто пятьдесят солдат Отуэйя достигли внешнего кольца проволочных заграждений батареи без особых происшествий.
Когда Отуэй уже мог различить орудийные позиции батареи, намеченному плану операции был нанесен последний удар. Было 4.30, и уже должны были прибыть планеры. Вдруг Отуэй увидел два приближающихся планера. Самолеты, буксировавшие планеры, дали сигнал о том, что они бросили буксиры. Планеры, кружась, начали спускаться. Но у Отуэйя не было никакой возможности сообщить им, что он здесь и готов к атаке. А он знал, что, не получив от него сигнала, планеристы подумают, что он попал в беду, и приземлятся где угодно, только не на участок батареи. Отуэй видел, как один планер пронесся над батареей и свернул в сторону, чтобы приземлиться в поле, находившемся за батареей. Исчезла последняя надежда.
Свой первый командный пункт Отуэй оборудовал вблизи прохода во внешнем кольце проволочного заграждения, в воронке от авиабомбы. Вместе с ним находились Вильсон, адъютант и офицер связи. Головная группа солдат пробиралась вперед, чтобы при помощи гранат проделать проходы во внутреннем кольце проволочного заграждения. Раздался взрыв, и тут же все огневые средства немецкой батареи открыли ожесточенную стрельбу. Солдаты Отуэйя бежали вперед через минное поле, бежали и падали: одни — чтобы лежа вести огонь по противнику, а другие — чтобы навсегда остаться лежать там, где их настигла пуля. В зареве огня было видно, как первые солдаты миновали проволочное заграждение и ворвались в находящиеся за ним траншеи.
Настало время и для Отуэйя двигаться вперед. В тот момент, когда Отуэй пробегал по проходу, проделанному в проволочном заграждении, он заметил, как бежавший рядом с ним офицер — его адъютант — вдруг упал, сраженный пулеметной очередью. Отуэй бросился на землю. Его примеру последовали и остальные.
Планируя бой, Отуэй предусматривал, что солдаты роты направят все свои усилия непосредственно на захват орудий батареи и не будут терять ни минуты на захват укреплений вне казематов. Так и произошло. Через несколько минут после начала боя он уже увидел, что его первые солдаты захватили казематы и ведут огонь из огнеметов [42] по амбразурам. Тогда он приказал роте, находившейся в резерве, захватить траншеи. Вскоре послышались крики немцев: «Парашютисты!» — и солдаты противника начали сдаваться в плен. Через двадцать минут все было кончено. Чтобы сообщить об успехе, Отуэй приказал дать сигнал ракетой «вери». Сигнал был принят самолетом, который кружился над батареей, и передан на корабли. Этот сигнал был получен ими за пятнадцать минут до того, как они должны были открыть огонь. Офицер-связист Отуэйя вытащил из-за пазухи почтового голубя и выпустил его. Голубь полетел через Ла-Манш навстречу воздушным армадам с известием о захвате батареи Мервиль.
Свою первую победу солдаты Отуэйя одержали только благодаря тому, что решительно ринулись в ожесточенную рукопашную схватку. Но победа не принесла радостного оживления. Наоборот, когда солдаты собрались после боя, они были бледны и молчаливы. И это было понятно: из ста пятидесяти человек, начинавших бой двадцать минут назад, семьдесят пять — ровно половина — лежали теперь убитыми или были ранены.
Среди оставшихся в живых немцев был пожилой врач, который оказывал медицинскую помощь наиболее тяжело раненным, как англичанам, так и немцам. Вскоре кончились медикаменты. Врач знал, где находятся запасы медикаментов на батарее, и один, не обращая внимания на огонь, отправился за ними. В пути он был убит снарядом.
В это утро батальон должен был выполнить еще и другие задачи. Поэтому, еще до того как наступил рассвет, Отуэй приказал выступать. Теперь у него оставалась лишь десятая часть тех солдат, с которыми он накануне садился на самолеты. Уцелевшие солдаты были страшно возмущены тем, что военно-воздушные силы так неорганизованно провели выброску. Их негодование усилилось еще больше, когда они узнали о судьбе других десантников. Некоторые солдаты приземлились в двадцати — тридцати милях от места назначения. Это произошло потому, что штурманы ошибочно приняли реку Див за реку Орн и выбросили десант в пустынной местности. Правда, некоторые солдаты в конце концов добрались до своей части, но чего это стоило! Один из них, например, с полной боевой выкладкой и ручным пулеметом «Стен» проплыл целых две мили вдоль побережья и, таким образом, благополучно миновал устье реки Див. Один сержант пришел в часть со своими [43] солдатами лишь спустя четыре дня после выброски. Большая часть десантников была или убита, или взята в плен. Из 750 человек Отуэйя 192 пропали без вести. Возможно, они были сброшены в море, но, скорее всего, их засосала страшная трясина у реки Див.
Парашютисты вовсю ругали летчиков и штурманов, но это было не совсем справедливо. Ведь те сделали все, что могли. Справедливее было бы обвинять командование ВВС, которое направило самолеты на выполнение боевого задания без достаточной предварительной подготовки. Некоторые летчики и раньше вылетали на задания и хорошо знали, что такое зенитный огонь; другие же никогда не бывали под обстрелом и поэтому довольно смутно представляли, насколько опасен огонь зенитных орудий. Многие летчики, стремясь скорее доставить десант к месту выброски, летели слишком быстро и чересчур высоко или же вносили сумятицу в порядок десантирования тем, что начинали петлять. В действительности же зенитный огонь был не очень сильным — из 373 самолетов, участвовавших в ту ночь в выброске 6-й воздушнодесантной дивизии, только девять не вернулись с задания, а семь были повреждены. Справедливости ради следует признать, что темная ночь не благоприятствовала выброске десанта. Даже некоторые из числа наиболее хорошо подготовленных летчиков бомбардировочной авиации не смогли найти свои цели (например, батарею Мервиль). Кстати, американцы справились с этой задачей нисколько не лучше англичан.
Донесение об итогах выброски десанта было направлено в ставку. Маршал авиации Ли-Мэллори сообщал, что точность, с какой десантные войска были доставлены в районы выброски, явилась весьма важным фактором в деле достижения ими успеха.
Отуэй и его семьдесят пять оставшихся в живых солдат и офицеров могли бы высказать по этому поводу иное мнение. Но донесение было опубликовано только три года спустя, а к тому времени страсти уже улеглись. Что же касается того раннего утра, когда они устало брели по дороге, направляясь к цели, то их постигло еще одно несчастье — они подверглись бомбардировке американских самолетов.
Что же касается командира дивизии генерал-майора авиации Ричарда Гейла, то он был настроен более оптимистично. [44] Он ни в малейшей мере не испытывал чувства подавленности, ибо это был старый солдат, привыкший ко всяким превратностям боевой обстановки. Он органически ненавидел всякое проявление бюрократизма и, что особенно важно, хорошо понимал человеческие слабости; он много занимался изучением причин, порождающих страх, и знал, что никогда невозможно заранее предсказать, как будет вести себя в бою тот или иной человек.
Генерал прилетел в район высадки в 3.30. Вместе с ним на планере были его адъютант, «виллис» с водителем, связной мотоциклист и два штабных офицера. Еще до начала операции Гейл понимал и всем сердцем ощущал значение предстоящего события. В душе он как мальчишка радовался тому, что является первым английским генералом, которому предстояло высадиться во Франции.
Приземление прошло неудачно: планер наскочил на изгородь, один из кольев попал в шасси и разворотил днище фюзеляжа, однако никто серьезно не пострадал. Когда генерал вылез из планера, он увидел картину, которая менее опытному человеку могла бы показаться катастрофической.
Парашютисты своевременно расчистили посадочную площадку для планеров. Они выкорчевали поставленные немцами столбы и с помощью двух бульдозеров, которые были доставлены сюда на специальных планерах, устранили естественные препятствия. Массовая высадка десантников прошла весьма организованно. Десантники размещались на семидесяти двух планерах, из них сорок девять приземлились в назначенном месте и точно в срок. Однако при посадке почти все планеры пострадали: у одних были поломаны шасси и крылья, другие воткнулись носом в землю или столкнулись между собой, и луг покрылся обломками машин. На первый взгляд казалось, что потери в людях должны быть огромными, но в действительности большинство десантников не пострадало. Более тысячи человек выбрались из приземлившихся машин; они вытащили оттуда «виллисы» и столь необходимые противотанковые пушки (из восемнадцати пушек, бывших на планерах, уцелело только десять).
Генеральский «виллис» оказался погребенным под обломками планера, и Гейлу пришлось отправляться в свой штаб в Ранвиле пешком. Едва он успел там обосноваться, как со всех сторон к нему начали поступать донесения об [45] огромных потерях среди парашютистов. Эти донесения были весьма тревожными, но Гейл сохранял спокойствие. Он знал, что первые сообщения о результатах большой ночной высадки создадут впечатление хаоса, но богатый опыт подсказывал ему, что в подобных условиях сведения о потерях всегда оказываются преувеличенными чуть ли не вдвое. И, кроме того, он хорошо знал своих солдат и твердо верил, что они выполнят задачу независимо от того, какие у них будут потери.
Миновала ночь, а сообщения об уничтожении пяти мостов на реке Див все еще не поступали. Взрывать мосты — обязанность саперов, поэтому для выполнения этой задачи были сброшены специальные саперные подразделения. К тому времени, когда генерал приземлился на плацдарме, восточнее места высадки десанта уже действовали несколько небольших, изолированных друг от друга саперных групп, которые выполняли такую задачу, которая была бы под силу лишь гораздо более многочисленному подразделению. Группа саперов, которой была поставлена задача уничтожить мост в деревне Робом, была выброшена почти в самую топь, а один из самолетов этой группы в момент выброски заложил такой вираж, что находившиеся в нем солдаты попадали на пол; когда же им удалось выпрыгнуть с парашютом, то они оказались в непроходимом болоте, тянувшемся почти на две мили. Остатки этой группы с огромным трудом добрались до моста. В течение семи часов им пришлось пробираться через топь. Когда же они достигли места назначения, то увидели, что мост уже взорван одним сержантом, который позаимствовал взрывчатку у канадцев, ошибочно сброшенных в этом же месте.
Самой главной и самой удаленной целью саперов был мост на шоссе, ведущем из Кана в Руан и Гавр и пересекавшем реку поблизости от небольшого городка Троарн. Этот мост находился в четырех милях от района, который, как предполагалось, должна была захватить дивизия. Планировалось, что саперное подразделение майора Роузвира под прикрытием пехоты сумеет быстро продвинуться к мосту. Взрывчатку они должны были подвезти на «виллисах» с прицепами, которые были доставлены на планерах.
Подразделения приземлились точно в срок. Когда Роузвир осмотрел местность, то не заметил ни одного из известных ему ориентиров. Примерно на расстоянии одной мили к юго-западу слышалась стрельба, и Роузвир догадался, [46] что там дрались с немцами солдаты, которые прыгали с самолетов последними.
Когда Роузвир собрал всех, то он насчитал лишь шесть офицеров и около сорока сержантов и рядовых. Что же касается обеспечивающего пехотного подразделения, то из него отыскалось только двадцать солдат. Удалось также собрать много взрывчатки, но не было средств для ее транспортировки, за исключением прицепов, которые надо было теперь тащить на себе.
Группа Роузвира отправилась в путь около половины третьего ночи. Под минометным и пулеметным огнем солдаты тащили прицепы со взрывчаткой по пологому склону извилистой нормандской долины. Многие из них во время приземления получили ранения и теперь хромали. Вскоре группа подошла к перекрестку с указателем, который подтвердил возникшие у них сомнения: их сбросили в двух милях севернее запланированного места; стало быть, до Троарнского моста им предстояло идти еще семь миль.
Надежды на то, что им удастся дотащить свои прицепы со взрывчаткой до наступления рассвета, было очень мало. Что же касается того, чтобы пройти через город средь бела дня, то это было бы равносильно самоубийству.
Сложившаяся обстановка не предвещала ничего хорошего. Внезапно послышался шум автомобильного мотора и на дороге появилась машина; это был канадский «джип», доверху нагруженный медицинским имуществом. Саперы реквизировали машину, несмотря на протесты канадцев. Груз быстро перетащили в какой-то двор, а машину и прицеп нагрузили взрывчаткой. Было уже четыре часа утра, а до Троарна оставалось еще целых пять миль. Роузвир приказал своему подразделению самостоятельно добираться до другого моста, посадил в машину и на прицеп одного офицера и семерых солдат, сам сел за руль и помчался вперед.
Первое столкновение с противником произошло у ближайшего виадука. Ворота виадука были открыты, но поперек дороги стояли рогатки с колючей проволокой, и Роузвир наскочил на них. Немецкий часовой, сделав всего лишь один выстрел, убежал, но машина настолько запуталась в проволоке, что потребовалось более двадцати минут, прежде чем ее удалось освободить. Это был очень напряженный момент — ведь часовой с минуты на минуту мог поднять тревогу. Выбравшись из западни, они выехали [47] на окраину городка, где проходило главное шоссе. Роузвир выслал вперед двух разведчиков. Когда разведчики приблизились к перекрестку, они увидели ехавшего на велосипеде немецкого солдата. Разведчики тут же прикончили его из автоматов. Однако они поступили весьма необдуманно, так как выстрелы всполошили весь город.
Скрываться было уже бесполезно. Роузвир дал газ и на полной скорости помчался по городу. Но эта «полная» скорость у перегруженного «джипа», да еще с прицепом, не превышала 35 миль в час. Казалось, что машина еле тащится по улице. Немцы из всех домов открыли по ней стрельбу. Один из солдат Роузвира был убит и свалился с машины; остальные вели огонь из автоматов и ручного пулемета. Дорога вдруг свернула, и перед ними открылась прямая и широкая главная улица, которая тянулась примерно на милю, поднимаясь по холму, а затем спускаясь к мосту. Огонь усилился. Казалось, что за каждой дверью прятался вооруженный немец. Прямо от моста в их сторону протянулись светящиеся линии трассирующих пуль. Сидевшие в машине солдаты вели яростный огонь. Машина перевалила через холм и понеслась вперед, виляя из стороны в сторону. Скоро город остался позади. Наконец впереди показалась река и мост, который никем не охранялся. Солдат, сидевший на прицепе с ручным пулеметом, куда-то исчез. Никто не знал, то ли его убили, то ли от резкого толчка он свалился за борт. Оставшиеся солдаты быстро сгрузили взрывчатку — и через пять минут центральный пролет моста упал в реку. «Джип» отогнали как можно дальше на одну из боковых дорог и там спрятали в кювете. Выполнив задание, саперы через болота и реки в тот же день добрались до района, захваченного десантом.
К рассвету дивизия выполнила свою основную задачу: все пять мостов на реке Див были взорваны. Мосты через канал и реку Орн, захваченные Говардом, оказались в полной сохранности, и парашютисты двигались к нему на помощь. Весь намеченный для захвата район находился теперь в руках десантников, хотя здесь оставалось еще очень много немцев, а на юге, в районе Кана, противник удерживал некоторые противотанковые укрепления. В общем, операция была проведена удачно.
Однако об этом еще не было известно в штабе Гейла. Но если бы даже генерал и знал обо всем, еще рано было [48] поздравлять себя и своих подчиненных с успехом: ведь необходимо было удерживать захваченную территорию до тех пор, пока высадятся силы, перебрасываемые по морю. Правда, немцы проявляли признаки полной растерянности, но тем не менее следовало быть готовым к контратаке.
Успех был достигнут ценой немалых жертв. Через заросли кустарника и лесные чащи все еще пробирались потерявшиеся при высадке солдаты; многие из них были ранены. Но на рассвете оставшиеся в живых услышали звуки, которые вселили в них бодрость. Это был могучий гул, слышный даже сквозь рев самолетов и грохот бомб. Он нарастал с севера, и от него дрожала земля. Один из солдат Говарда воскликнул: «Вы слышите, сэр? Ведь это же флот!»
Вскоре над головами десантников начали проноситься снаряды с боевых кораблей, которые вели огонь по целям, находившимся в десятке миль от берега. [49]