Подготовка белофинского вторжения в Карелию в 1921 году
Еще за четыре дня до подписания мирного договора в Юрьеве, 10 октября 1920 г., в Гельсингфорсе был образован «Карельский союз», ставший главным центром организации новой авантюры против Советской Карелии. Во главе «Карельского союза» стояли Свинхувуд, сенатор Сетеля, генерал Окерман и ряд других представителей финских правительственных кругов. При союзе существовал особый, так называемый «Активный центр», задачей которого было руководство предстоящими военными операциями.
Финское правительство сразу же начало саботировать мирный договор. Эвакуация Ребольской и Поросозерской волостей вместо 45 дней, предусмотренных договором, затянулась на полгода. Белофинны стремились использовать время, чтобы превратить эти районы в опорную базу для подготовки бандитских выступлений.
Оживило свою антисоветскую деятельность и бежавшее в Финляндию «ухтинское правительство». Из города Суомисальми, где находилось это «правительство», оно переправляло в пограничные волости Советской Карелии контрреволюционные листовки, при помощи белофиннов организовывало банды, терроризировавшие местное население и насильно уводившие в Финляндию советских работников.
Еще в августе 1920 г. ребольский ленсман{40} Савен и егерский капитан Генриксон (он же Мати) представили [27] финляндскому министерству иностранных дел проект организации общекарельского вооруженного выступления против Советской России при участии в военных действиях карельских беженцев и добровольцев из Финляндии. Не получив поддержки, Савен и Генриксон в октябре 1920 г. вторично обратились в министерство иностранных дел, настаивая на осуществлении их плана вооруженной борьбы с Советской Россией.
«Карельские дела» не сходили в Финляндии с повестки дня. В декабре 1920 г. магистр Герман Стенберг посетил в связи с этими «делами» генерала Маннергейма. Начальник охранного отделения в городе Йоэнсу Аалопгеймо был также в курсе всей этой затеи, а магистр Кяйла послал из Гельсингфорса оружие и патроны в Лиекса, откуда часть оружия была переправлена в Реболы, а остальное спрятано на финляндской стороне у самой границы.
По заявленному советским правительством энергичному протесту против провокационных действий белофиннов министерство иностранных дел Финляндии поручило в начале 1921 г. своему первому секретарю Аарне Бромсу произвести соответствующее расследование. Броме представил подробный рапорт, в котором полностью подтверждал перечисленные в советском заявлении факты.
«Не доверяя» своему чересчур добросовестному секретарю, министерство иностранных дел запросило самого ребольского ленсмана Савена, который письмом от 6 января 1921 г. не только подтвердил рапорт Бромса, но и сообщил, что лишь за последнее время им получено 500 винтовок и 10 тысяч патронов, а всего в Реболах скопилось, по его словам, 1 000 винтовок, 150 револьверов и 40 тысяч патронов. Савен подтвердил также вербовку людей и организацию отрядов для вторжения в Советскую Карелию.
Опасаясь международного скандала, белофинское правительство приказало в феврале 1921 г. «ухтинскому правительству» самораспуститься, что последнее послушно и выполнило, поручив предварительно одному из своих членов, Хуати Хиллиннен, созвать его снова, когда будет благоприятная ситуация. Пока же был создан другой белокарельский центр, так называемый «Карельский [28] просветительный союз», занявшийся собиранием сил белокарел для вторжения в Советскую Карелию.
Во время Кронштадтского мятежа (март 1921 г.) белофинны оказывали поддержку мятежникам, посылая им продовольствие и оружие, а после подавления мятежа предоставили его участникам гостеприимный приют на финляндской территории. Бежавшие в Финляндию мятежники составили впоследствии значительные кадры бандитских отрядов, вторгшихся осенью 1921 г. в Советскую Карелию. Характерно, что и в Карелии контрреволюционеры в этот период пользовались для маскировки провокационными белогвардейскими лозунгами кронштадтских мятежников: «Советы без коммунистов».
В Ребольской и Поросозерской волостях к весне 1921 г. белофиннами были созданы белогвардейские охранные дружины, полиция, отряды «лесных партизан» и т. п. Во главе всех этих шаек стояли финские жандармы и офицеры — Сивен, Терхо, Токкинен и др. К ним присоединились крупные кулаки — Иван Фадеев, Павел Теттоев, Петр Люттоев (он же Кустинен) и др.
В марте 1921 г. финское правительство все же было вынуждено очистить Ребольскую и Поросозерскую волости. Но свою антисоветскую работу белофинны здесь не прекратили.
В конце марта 1921 г. в очищенных от финских войск волостях начались выборы во вновь организуемые местные советы. Белофинская агентура попыталась сорвать избирательную кампанию. Разгорелась жестокая классовая борьба, некоторое представление о которой дает следующий доклад уполномоченного Карельского областного исполнительного комитета:
«На деревенских сходках население клонилось к признанию советской власти и Карельской Трудовой Коммуны. Возражений на местах встречалось мало. Ответы представителей избирательной комиссии на задаваемые на сходках вопросы большею частью удовлетворяли население. Перед выборами белогвардейцы вели скрытую агитацию, распространяя самые нелепые контрреволюционные слухи, и пугали население голодом и местью, если они признают советскую власть. Агенты белогвардейцев посетили все деревни без исключения под различными предлогами. В селе Лендерах вместо красных делегатов, избранных в моем присутствии, белогвардейцы [29] послали торговца, дезертира и лахтаря (в 1919 г. убил одного поросозерского гражданина), которые на аукционе поехали за более дешевое вознаграждение, так как был распространен слух, что вознаграждение делегатам должны выплачивать деревни.
По прибытии в помещение съезда всех делегатов и граждан, в особенности настроенных в пользу красных, обыскивал вооруженный милицейский отряд, находившийся в помещении съезда для воздействия на умы делегатов...»{41}
На съезд явились белогвардейцы Ребольской волости и пытались превратить его в общее собрание граждан волости. Когда это им не удалось, кулаки попытались сорвать работу съезда, заявив, что мандаты у делегатов незаконные. После долгих прений мандаты были признаны все же действительными. Однако белогвардейский президиум самовольно предоставил право решающего голоса никем не избранным белогвардейски настроенным лицам. Председательство захватил в свои руки кулак Кюоттиев, который вел собрание как ему заблагорассудится, так как стол президиума был окружен вооруженными белогвардейцами, своим криком заглушавшими протесты делегатов.
Первым в повестке дня был поставлен отчет Кюоттиева о его поездке в Гельсингфорс с докладом финскому правительству, которое, по его словам, обещало ежемесячно отпускать по 50 тыс. марок на вооружение, обмундирование и полное содержание милиции, а также доставлять для населения волости каждый месяц 32 тыс, килограммов хлеба, крупу, сахар и другое продовольствие, при условии сохранения в волости прежних порядков, в особенности старой милиции.
Посулами накормить голодающее население волости белофинны пытались помешать образованию Советов. Когда же в апреле 1921 г. в Ребольскую и Поросозерскую волости вступила Советская Армия, белофинские агенты и их кулацкие приспешники создали банды и оказали вооруженное сопротивление красноармейским частям, но очень быстро были разгромлены. Остатки этих банд скрылись в приграничном районе Финляндии [30] и в лесах Восточной Карелии, составив впоследствии ядро бандитских отрядов «лесных партизан».
Активную роль играла Финляндия и в различных заговорах и контрреволюционных организациях, созданных на территории Советской России. Особое внимание белофиннов привлекал Петроград.
Одним из видных участников раскрытого летом 1921 г. в Петрограде контрреволюционного заговора Таганцева был штатный агент финской разведки, бывший офицер Герман, носивший кличку «Голубь». Кадры, на которые рассчитывали заговорщики, состояли в основном из кронштадтских мятежников, пресловутый «ревком» которых отсиживался тогда в Выборге. Снабжение заговорщиков шло почти целиком из Финляндии. Отсюда доставлялись в Петроград контрреволюционные листовки, брошюры, оружие. Здесь сходились нити, связывавшие заговорщиков с иностранными разведками и белоэмигрантскими организациями.
В свою очередь в самой Финляндии находили радушный прием все враги советской власти — от белогвардейцев до эсеров.
Разбитый Советской Армией и еле успевший убежать из Крыма барон Врангель имел в Финляндии своих специальных представителей. В Финляндии находилась также черносотенная организация, называвшая себя «Русским комитетом» и возглавлявшаяся махровым реакционером — бывшим царским министром Треповым.
Особенно активно орудовали в Финляндии эсеры с их многочисленными «внепартийными», «административными» и прочими центрами. Ранней весной 1921 г. один из эсеровских вожаков — Брушвит встретился в Риге с министром иностранных дел Финляндии Холсти. Он быстро договорился с Холсти и получил от него паспорта для членов своей организации. В протоколе эсеровского «административного центра» по этому поводу лаконично записано: «Чрезвычайно благоприятная обстановка для нашей работы в Финляндии. Необходимость создания там нашей базы. Сочувственное к нам отношение министра Холсти».
В Финляндии обосновалась и получила всяческую поддержку так называемая ингерманландская организация, ставившая целью отторжение от Советской России района Ямбурга (ныне Кингисепп), Копорья и даже... [31] Петрограда. Во главе этой организации стоял эсер Тюнни.
12 марта 1921 г. Брушвит встретился в Выборге с представителями этой организации. На совещании было принято решение о координации деятельности ингерманландцев и эсеров, причем последние ассигновали 14 тысяч марок на борьбу с большевиками.
Отношение эсеров к белокарельскому движению было, конечно, самое положительное. Ухтинское белокарельское «правительство» опубликовало в свое время специальную декларацию, где выражало готовность работать вместе со всеми «антибольшевистскими демократическими организациями». Тот же самый Брушвит поспешил заявить, что эта декларация вполне приемлема для эсеров.
Во время пребывания в Финляндии Брушвит вел переговоры и с белокарелами, запросившими 22 тысячи финских марок в месяц для ведения антисоветской работы. По поводу этих переговоров в уже цитированном выше протоколе «административного центра» записано: «Утвердить заключение соглашения с карельской организацией, организующей связь с Россией в направлениях: Олонец, Кемь, Петрозаводск...»
Укрепившись в Финляндии, «административный центр» в июне 1921 г. командировал в Гельсингфорс генерала Скосырева с чисто шпионским заданием: «а) собрать и в кратчайший срок переслать все могущие поступить в его распоряжение сведения о политических настроениях и обстановке в районе, граничащем с финляндской границей вплоть до Петрограда; б) разыскать известных ему лиц, имеющих возможность доставлять организованно систематические сведения и документы из Петрограда...»
Несколько позднее, в ноябре 1921 г., в самый разгар белофинских налетов на Советскую Карелию, в Финляндию прибыл Борис Савинков, который вынужден был покинуть Польшу, так как этого потребовало Советское правительство.
В феврале 1921 г. в Выборге на празднестве, устроенном «Карельским национальным союзом», выступил с речью финляндский министр Эрих, который откровенно заявил, что «Финляндская политика все отчетливее [32] должна приобретать антибольшевистский характер»{42}. После такого авторитетного заявления по всей Финляндии началась разнузданная антисоветская кампания. «Вы должны быть свободны от партийных раздоров, когда вопрос идет о том, чтобы побить русского»{43}, — писали белофинны в листовках, которые в огромном количестве распространялись по стране. Газета финских банкиров и крупных промышленников «Ильталехти» требовала от правительства направить народную деятельность «на большой финский удар во вне»{44}.
С весны 1921 г. в пограничных с Советской Карелией районах Финляндии начались усиленные военные приготовления. Перешедшие в это время через границу на советскую территорию финские жители рассказывали, что зажиточное население вооружено и зачислено в охранную гвардию, где обучается стрельбе под руководством инструкторов из местных жителей и офицеров, носящих английскую форму без погон.
Во время предыдущих налетов на Советскую Карелию белофиннам удалось обманом и насилием увести в Финляндию многих мирных жителей Карелии. Большинство этих вынужденных беженцев стремилось теперь вернуться к себе на родину. Идя навстречу их желаниям, правительство РСФСР объявило весной 1921 г. амнистию карельским беженцам. Воспользовавшись этой амнистией, под видом возвращающихся беженцев финская разведка направляла в Карелию шпионов и диверсантов. Этим занимались главным образом специально созданные «комитеты помощи карельским беженцам».
Под предлогом помощи «голодающим карелам» в Финляндии создавались продовольственные запасы для бандитских отрядов, собирались средства на вооружение и т. д. Всюду были расклеены плакаты, призывавшие оказывать помощь «карельскому населению». Финские буржуазные газеты отводили специальные «карельские странички», которые должны были демонстрировать «культурное единение» с карелами. Эту кампанию возглавляли крупные финские фабриканты и помещики. Так, например, акционерное общество «Пептейнен» пожертвовало [33] «карелам» 10 тысяч финских марок. «Общество землевладельцев» (кулацко-помещичье объединение, пользовавшееся покровительством финского правительства и получавшее государственные субсидии) было одним из организаторов сбора «пожертвований» в пользу белых, орудовавших в Карелии. Банкир Ткаска до самых последних дней белофинской интервенции в Карелии формировал отряды в надежде на продолжение карельской авантюры.
Главным поставщиком бандитов было гельсингфорсское акционерное общество «Гутцейт и К°», во главе которого стояли Свинхувуд и другие близкие к правительству лица. Половина акций этого общества принадлежала [34] правительству, мечтавшему захватить в свои руки карельские лесные массивы. «Они (финские буржуа. — С. X.) понимают, — писала финская рабочая газета «Вапаа сана», — что Карелия будет вскоре опасным» конкурентом на лесном рынке, если ей дадут спокойно развиваться. Этому они хотят помешать...»
Перед подготовкой вторжения в Карелию общество «Гутцейт и К°» заключило с Англией договор на поставку последней 1 миллиона телеграфных столбов, партии бревен и мачтового леса. Заказ этот акционерное общество предполагало выполнить за счет лесов Советской Карелии.
Полученный от Англии аванс за предстоящие поставки был употреблен на финансирование карельской авантюры. Кроме того, это акционерное общество предоставило для нужд отрядов, готовившихся к вторжению в Карелию, лошадей и помещения в Лиекса и Панкакоски, а также взяло на содержание «белокарельское правительство».
В крупных центрах Финляндии были организованы специальные военно-вербовочные бюро. Завербованные этими бюро «добровольцы» направлялись в Сердоболь или Каяну, а оттуда в один из пограничных с Карелией пунктов (Лиекса, Суомисальми, Куосамо), где под руководством офицеров шюцкора они проходили военную подготовку. Здесь же создавались запасы продовольствия, обмундирования и вооружения.
Финская рабочая газета «Суомен тюолайнен», разоблачая подлинных организаторов белофинской авантюры, писала: «Кто же эти поборники «народного дела»? Тут и член правления акционерного национального банка Нестор Эскола, тут и директор Таммерфорсского банка Исак Юлки, тут и крупный лесопромышленник и владелец лесопильных заводов Суппонен и др. Все нити «народного восстания» сходятся в денежных погребах финских банков».
Готовя кадры и средства для вторжения в Советскую Карелию, финское правительство, по указке Англии и Франции, вело одновременно переговоры с Эстонией, Латвией, Литвой и Польшей о создании так называемого «Прибалтийского союза», острием своим направленного против Советской Республики. Реакционная шведская газета «Нюа даглит аллеханда» откровенно сообщала [35] о «тайной конференции окраинных государств, на которой, по всей вероятности, совещались об общем выступлении против России». Но сколотить этот союз не удалось, так как слишком велики были империалистические разногласия между предполагавшимися его участниками.
В сентябре 1921 г. финляндская военная делегация отправилась с визитом в Польшу. Хотя белофинны и стремились во что бы то ни стало привлечь к участию в этом блоке все государства, пограничные с Советским Союзом, однако главную свою ставку Финляндия делала тогда на помощь Антанты. И не без основания. Оценивая сложившуюся к осени 1921 г. обстановку, британский министр иностранных дел лорд Керзон в секретном письме сообщал французскому премьеру, что «налицо полная возможность нового совместного усилия с целью опрокинуть советское правительство».
20 октября 1921 г. по инициативе Англии, Франции и других империалистических держав была заключена конвенция ряда государств о демилитаризации Аландских островов, имеющих большое стратегическое значение для северо-западных районов советской страны. Советская Россия не была приглашена к участию в рассмотрении этого жизненно важного для нее вопроса.
Несколько раньше британское правительство предъявило Советской России так называемую «ноту Керзона», провокационно обвиняя Советское правительство в антианглийской пропаганде на Востоке. Одновременно с предъявлением этой ноты английская и французская реакционная печать выступила с откровенными призывами к новой интервенции.
Советское правительство разоблачило ноту Керзона как провокационный документ, состряпанный на основании фальшивых материалов. Тогда «самый ярый наш враг в британском правительстве, военный министр Черчилль, выступил в Дунди с речью о международном положении, где, между прочим, осыпал советское правительство и его руководящих членов неслыханно неприличной бранью»{45}.
Антанта оказала белофиннам и прямую военную помощь — материалами и вооружением. В Финляндию [36] посылаются пушки, самолеты, боеприпасы, снаряжение. Английские и французские инструкторы руководят обучением и реорганизацией финской армии.
«Мы можем с полным правом утверждать, — писала газета французских трудящихся «Юманите», — что французское военное министерство, точнее департамент воздухоплавания, посылает финляндскому правительству аэропланы, носящие марку «Кодрон». Две недели тому назад восемь таких аппаратов были отправлены в Гельсингфорс. У нас имеются все основания думать, что подобные посылки продолжаются и поныне. Так, нам сообщают о подозрительных отправках снаряжения и пулеметов».
Если бы не помощь крупных империалистических держав, Финляндия, не имевшая достаточно развитой военной промышленности, не смогла бы самостоятельно организовать свою авантюру в Карелии. «Вполне ясно, — писала газета «Финский работник» в номере от 11 декабря 1921 г., — что финляндские военные сумасброды не осмелились бы начать грабительский поход на территорию Карельской Трудовой Коммуны, если бы за ними не стоял приказывающий им французский хозяин, который командует ими и обещает, в случае надобности, помощь».
Готовясь к захвату Советской Карелии, белофинны приступили к обработке общественного мнения Европы, обвиняя Советскую Россию в «эксплоатации Карелии», в «угнетении карел», в нарушении Юрьевского мирного договора, распространяли фантастические измышления о «зверствах большевиков», «об анархии в Карелии» и т. п. В распространении этой лжи и клеветы им активно помогали русские белоэмигранты.
Пытаясь ввести в заблуждение общественное мнение, финская миссия в Лондоне опубликовала в конце августа 1921 г. в английской печати следующее заявление: «Финское правительство категорически заявляет, что на финляндской территории не подготовляется никакого нападения на Советскую Россию. Финское правительство не потерпит, чтобы Финляндия была использована в качестве базы для такого нападения в какой бы то ни было форме или в качестве склада продовольствия для врагов Советской России»{46}. [37]
Наконец, 26 августа 1921 г. обнаглевшие белофинны обратились к Советскому правительству со специальной нотой, в которой клеветнически обвиняли Советскую Республику в непредоставлении Карелии автономии.
Нота финского правительства вызвала негодование всего карельского народа. Происходивший в сентябре 1921 г. 10-й видлицкий волостной съезд Советов в своей резолюции писал: «10-й видлицкий волостной съезд приветствует Карисполком и коммунистическую партию, как путеводительницу к светлому будущему. Решая экономические вопросы, выдвинутые на повестку дня съезда, 10-й видлицкий волостной съезд еще раз на факте докажет, что карелы тесно связаны с Советской Россией и не потерпят никакого вмешательства Финляндии в дела Карелии»{47}.
2 октября 1921 г. собрался второй съезд Советов Карелии. Обсудив создавшуюся международную обстановку, съезд «перед лицом новой волны попыток капиталистического наступления со стороны Англии, Франции, Финляндии и особенно Польши, выразившейся в ряде ультимативных и полуультимативных требований к Республике Советов», заявил от имени карельского народа, «что он твердо связал свою рабоче-крестьянскую судьбу с судьбой советской федерации и в необходимый момент грудью, совместно с трудящимися остальной России, встанет на защиту Федеративной Республики»{48}.
Съезд особо обсудил вопрос о клеветнической ноте белофиннов от 26 августа 1921 г. и, разоблачив белофинскую клевету, на конкретных фактах показал, как шаг за шагом, путем практических мероприятий, при помощи и поддержке центрального правительства РСФСР росла и крепла автономная Карельская Трудовая Коммуна. Отвергая незаконные притязания белофиннов на Советскую Карелию, съезд в своем решении еще раз подчеркнул «непреклонную волю карельского народа к тесному союзу в федеративных формах с Советской Россией»{49}.
Трудящиеся Финляндии, стремившиеся жить в мире и дружбе с советской страной, решительно выступали против захватнических авантюр финских империалистов. [38]
«Пусть знает буржуазия Финляндии, — писала финская рабочая газета «Вохан панса», — что финский рабочий класс имеет по ту сторону границы не врагов, а любимых друзей. Настоящие враги находятся по эту сторону границы. Это — финская буржуазия».
Финская социалистическая партия{50} обратилась с приветствием ко II всекарельскому съезду Советов, в котором разоблачала империалистические устремления белофиннов. «Белая Финляндия, для буржуазии которой аннексионистские стремления ограничены, — говорилось в этом приветствии, — жадно впивает свои взоры на занятую упорным мирным трудом Коммуну. Отсюда пресловутые ноты со слезницей об «угнетенном народе карельском», якобы лишенном автономии. Разгадку этих нот дают ингерманландские военные маневры, на которых злой гений Финляндии, прославленный палач, генерал Маннергейм поднял бокал «за свободную Карелию». Но не дремлет и пролетариат Финляндии. Там, за белым кордоном, оправившись от кровавой расправы над ним, рабочий класс вновь поднимается — уже зреет пламя нового восстания»{51}.
Финские империалисты, напуганные народным движением у себя в стране и не уверенные в своих силах, не решились выступить открыто и начали усиленно готовить инсценировку «народного восстания» в Советской Карелии, чтобы использовать это как повод к вторжению.
Положение в Карелии в это время было очень тяжелым. В течение четырех лет на ее территории орудовали различные контрреволюционные банды. Посевная площадь Карелии в результате войн и разрухи к лету 1920 г. составляла только 83% посевной площади 1917 года. Карельскому населению, которому даже в самые урожайные годы нехватало своего хлеба, угрожал голод. Особенно тяжелое положение в Карелии создалось летом 1921 г., когда запасы хлеба урожая предыдущего [39] года были уже исчерпаны, а новый урожай еще не собрали. Яркую картину положения в Карелии летом 1921 г. нарисовал представитель Народного Комиссариата по делам национальностей. «Из доклада секретаря Кемского укома РКП(б), — писал он, — выяснилось, что в ряде волостей этого уезда население ест древесную кору с молоком. Центр Карелии — Петрозаводск хлеба дать не мог, т. к. сам не имел. В Петрозаводске выдавали бобовую муку по 2 фунта на неделю, вызывающую желудочные заболевания, и жмыхи, и только свежий, подраставший картофель уменьшал остроту экономического положения... Создался простор для белогвардейской, белофинской и белокарельской агитации... Белокарельские листовки (повидимому финской фабрикации) также энергично распространяются, выкидывая лозунг «Карелия — карелам» и спекулируя на наших экономических затруднениях...»{52}
Несмотря на неурожай в стране и тяжелый голод в Поволжье, Советское правительство приняло ряд мер помощи карельскому населению. В 1921 г. в Карелию было завезено 50 тыс. пудов хлеба; в ряде карельских районов был отменен продналог; крестьяне-бедняки были обеспечены семенами для посева; в каждой волости Карелии были организованы прокатные пункты сельскохозяйственного инвентаря.
Все это способствовало улучшению экономического и в первую очередь продовольственного положения в Карелии. «Положение Карелии за сентябрь и октябрь месяцы экономически и политически более устойчивое, чем за предшествовавший летний период»{53}, — писал в ноябрьском докладе уполномоченный Наркомнаца по Карелии. Однако общее состояние хозяйства Карелии попрежнему оставалось тяжелым.
Тяжелое положение в Карелии осложнялось слабой политической работой. По данным партийной переписи, в феврале 1922 г. партийная организация Карелии насчитывала всего 812 человек, причем процент коммунистов-карел был очень мал. В пограничных с Финляндией районах, т. е. там, где требовалась особая бдительность, политработа была поставлена неудовлетворительно. [40]
В руководство карельскими организациями и в органы власти на местах пробралось много врагов карельского народа. Так, например, земельным отделом Вокнаволоцкой волости заведывал Тенно Петерсон, бывший член белого «ухтинского правительства», перешедший впоследствии к бандитам. В той же волости во главе отдела народного образования стоял также будущий белобандит Тилло Рехвист. Шпион и изменник Ринке — бывший член «ухтинского правительства», прощенный советской властью, вернувшись со II всекарельского съезда Советов, не только не сообщил своим избирателям об освобождении ряда волостей от продналога, но распускал провокационные слухи, что якобы утвержден такой продналог, который разорит крестьян.
Газета «Жизнь национальностей», оценивая положение в Карелии осенью 1921 г., писала: «Общее положение в Карелии считалось до сих пор неудовлетворительным вследствие необычайно острого продовольственного кризиса, тормозящего всякую нормальную деятельность советских органов. Положение ухудшилось еще отсутствием достаточного количества подготовленных работников и самых необходимых материалов. Этим обстоятельством пользуются белогвардейцы, усилившие за последнее время свою контрреволюционную деятельность»{54}.
В результате неурожая в наиболее плодородных областях, к осени 1921 г. продовольственное положение Советской России чрезвычайно обострилось.
Новая экономическая политика только начинала проводиться в жизнь. Промышленность, сельское хозяйство, транспорт, финансы Советской страны были еще в очень расстроенном состоянии, и капиталистические государства стремились подорвать доверие трудящихся к новой экономической политике.
Хорошо информированные благодаря широкой сети шпионов и предателей о положении в Советской Республике и особенно в Советской Карелии, белофинские захватчики приурочили свое выступление к поздней осени 1921 г., когда в Карелии уже выпадает снег, чтобы получить ряд тактических преимуществ. Глубокие снега Карелии делали почти невозможным быстрое сосредоточение крупных частей Советской Армии, сильно затрудняли [41] их маневренность и зачастую лишали возможности применять боевую технику. В то же время эти же обстоятельства благоприятствовали хорошо подготовленным для действий в зимних условиях белофинским отрядам. Оперируя преимущественно небольшими группами, белофинские лыжники, хорошо знавшие местность, совершали внезапные налеты на мало защищенные пункты, разрушая и без того слабую связь и коммуникации советских войск.
Созданный белофиннами летом 1921 г. в Тунгудской волости подпольный «центр пропаганды и действия» развернул широкую антисоветскую деятельность и стал организационным центром бандитских выступлений.
В начале октября 1921 г. в Тунгудской, а также в Ребольской, Ухтинской и Вокнаволоцкой волостях появились первые вооруженные отряды белофиннов и карельского кулачества, переправленные на территорию Советской Карелии из Финляндии.
Так началось белофинское вторжение.