Приложения
Высочайшая грамота Пажескому корпусу
12 декабря 1902 года
Мы Божьей Милостью Николай II Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский, Великий Князь Финляндский и прочая, и прочая, и прочая Пажескому имени Нашего корпусу:
100 лет назад 10 октября 1802 года блаженной памяти Император Александр I в просвещенной заботливости Своей о нуждах армии, учредил Пажеский корпус, преобразовав его из придворного пансиона в военную школу, чтобы подготовить молодых людей из лучших родовитых и служилых семей для службы в рядах войск.
С тех пор Пажеский корпус не переставал давать нашей армии офицеров, воспитанных в чувствах благородства и воинской чести, добраго товарищества, дисциплины и любви к военной службе.
В рядах армии пажи всегда служили примером воинской доблести и на войне, на полях брани являли беззаветную преданность свою Престолу и Родине.
Многие из пажей, которым впоследствии приходилось работать на поприщах гражданской и общественной службы, показали себя высокополезными тружениками и выдающимися государственными деятелями.
В сегодняшний памятный день 100-летней годовщины учреждения Пажеского корпуса. Мы с отрадным чувством изъявляем ему Наше благоволение.
Те отличия и преимущества, которыми издавна пользуется Пажеский корпус в ряду прочих военных училищ и подобных корпусов, дарованных по воле Наших Державных Предшественников, налагают на пажей нравственный долг оправдать в службе своей это высокое Монаршее о них попечение.
Мы твердо уверены, что пажи и впредь будут свято хранить заветы воспитавшего их корпуса и не только на войне и в бою, но и в мирное время в рядах войск будут всегда являть пример воинских доблестей и свято оберегать высокое и благородное воинское звание, помня, что военная служба ныне стала великою школою государственного воспитания для народа и что, становясь руководителем нижних чинов, офицеры армии и в мирное время несут высокую ответственность перед Престолом и Россиею.
Николай II
В Царском Селе 12 декабря 1902 года
Известные выпускники Пажеского Его Императорского Величества корпуса
БРУСИЛОВ Алексей Алексеевич (1853-1926), родился в Тифлисе в семье генерал-лейтенанта А.Н. Брусилова. Крестным отцом его был наместник генерал-фельдмаршал князь А.И.Барятинский. Он рано потерял отца и мать и воспитывался вместе с младшим братом бездетной теткой Г.А. Гагенмейстер. 14 лет по экзамену А.А. Брусилов поступил в 4-й класс Пажеского корпуса, который окончил в 1872 г. и был выпущен в 15-й драгунский Тверской полк, дислоцировавшийся на Кавказе. Боевое крещение А.А.Брусилов получил в русско-турецкой войне (1877-1878), особенно отличившись при штурме крепостей Ардаган и Каре. За заслуги в боях был отмечен тремя боевыми орденами.
После окончания войны вплоть до 1881 г. А.А.Брусилов продолжал службу на Кавказе, а затем был направлен в Петербург в учебный эскадрон офицерской кавалерийской школы. Завершив обучение, он был оставлен в школе и последовательно прошел в ней ряд должностей, став ее начальником. Затем А.А. Брусилов принял командование 2-й гвардейской кавалерийской дивизией, вслед за этим он покинул столицу и уехал в Люблин, заняв должность командира 14-го армейского корпуса.
С 1912 г. А.А. Брусилов — командующий войсками Варшавского военного округа, а затем с 1913 г. — командир 12-го армейского корпуса. В этот период А.А. Брусилов много занимался вопросами различных отраслей военного дела, изучал труды по истории военного искусства, был сторонником рационального обучения войск и строгой воинской дисциплины. С началом Первой мировой войны командовал 8-й армией, отличившейся в Галицийской операции.
С марта 1916 г. — главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта. На рассвете, 22 мая 1916 г. началось наступление войск Юго-Западного фронта русской армии. В ре зультате центральные державы оставили Галицию и Буковину. При этом они потеряли до 1,5 млн. убитыми, ранеными и пленными, 581 орудие.
Для ликвидации прорыва с Западного и Итальянского фронтов ими было снято 30,5 пехотных и пять кавалерийских дивизий. Из войны едва не была выведена Австро-Венгрия. Прорыв спас итальянцев в Трентино, облегчил положение французов под Верденом, побудил Румынию присоединиться к державам Согласия. Организатором и инициатором операции был генерал от кавалерии генерал-адъютант А.А. Брусилов.
Ровно через год после начала прорыва (24 мая 1917 г.) генерал А.А. Брусилов получил назначение на пост Верховного главнокомандующего русской армией, однако, русское командование не сумело развить успех и в результате заранее спланированного немцами контрудара русские войска менее чем за половину месяца были вынуждены оставить всю Галицию. Ответственность за поражение была возложена на А.А. Брусилова, и он был отстранен от должности и заменен генералом от инфантерии Л.Г. Корниловым.
Убежденный монархист А.А. Брусилов остро переживал кризис самодержавия, но в то же время критически относился к императору Николаю II и его окружению. Вместе с другими командующими фронтами в начале февральской революции выступил за отречение от престола Николая II. При Временном правительстве — А.А. Брусилов — военный советник. Он поселился в Москве и больше непосредственного участия в боевых действиях не принимал. Опыт генерала был востребован уже после прихода к власти большевиков. После того, как польская армия весной 1920 г. перешла в наступление на Украине, А.А. Брусилов возглавил созданное им Особое совещание при главнокомандующем вооруженными силами РСФСР. Особое совещание обратилось с призывом к бывшим генералам и офицерам русской армии: «Забыть все обиды... и добровольно идти с полным самоотвержением в Красную Армию... отстоять во что бы то ни стало дорогую нам Россию и не допустить ее расхищения». На этот призыв откликнулось почти 11 тыс. бывших генералов и офицеров. Они добровольно вступили в Красную Армию и внесли свой вклад в ходе боевых действий на Польском фронте.
Генерал А.А. Брусилов скончался в 1926 г. в Москве.
ВАСИЛЬЧИКОВ Виктор Илларионович (1820-1878) — князь, окончил Пажеский корпус в 1839 г. и начал службу корнетом Лейб-гвардии конного полка. Отличился в Кавказской войне, участвовал в Венгерском походе (1849). С ноября 1854г. — начальник штаба Севастопольского гарнизона. Проявил незаурядные способности для создания санитарной части и снабжения гарнизона. Сумел привлечь к участию в обороне местных жителей по хозяйственному и санитарному обеспечению гарнизона.
В.И. Васильчиков сыграл главную роль в организации перехода Севастопольского гарнизона на Северную сторону, взяв на себя ответственность за это мероприятие, в то время как главнокомандующий в Крыму генерал М.Д. Горчаков отказался подписать диспозицию об оставлении города. П.С. Нахимов при предупреждении об опасности говорил: «Не то Вы говорите-с, убьют-с меня, убьют-с Вас, это — ничего-с, а вот если израсходуют князя Васильчикова, — это беда-с. Без него не сдобровать Севастополю». Виктор Илларионович последним оставил развалины города.
В 1856 г. он был назначен начальником штаба Южной армии, членом комиссии для улучшения по военной части и председателем комиссии для раскрытия злоупотреблений по интендантству Южной и Крымской армий. В 1857 г. занял пост директора Канцелярии военного министерства, в апреле — товарища (заместителя) военного министра, а в мае — управляющего военным министерством.
В.И. Васильчиков по состоянию здоровья оставил должность военного министра и ушел в бессрочный отпуск, а с 1867 г. — в отставку.
ГЕЙДЕН Федор Логгинович (1821-1900) — граф, генерал-адъютант, генерал от инфантерии, член Государственного совета. Поступил в Пажеский корпус в 1835 г., который окончил в 1840 г. Службу начал прапорщиком в Лейб-гвардии Преображенском полку. С 1841 г. — в гвардейском штабе, откуда по личному ходатайству был переведен на Кавказ. Состоял при М.С. Воронцове, участвовал в боевых действиях, принимал участие в Венгерском походе (1849), состоял при И.Ф. Паскевиче. Последовательно занимал должности начальника штаба 1-го пехотного корпуса. Балтийского корпуса, охранявшего балтийское побережье, Отдельного гренадерского корпуса. С 1861 г. — дежурный генерал Главного штаба, один из ближайших соратников Д.А. Милютина при проведении военных реформ. С 1865 г. начальник Главного штаба и председатель Военно-ученого комитета. С 1870 г. председатель Комиссии для разработки оснований всеобщей воинской повинности. С 1875 г. председатель Комитета по подготовке мобилизации войск. Провел мобилизацию войск перед началом русско-турецкой войны (1877-1878). После отъезда Д.А.Милютина в действующую армию, руководил военным министерством, пополняя действующую армию резервами и запасными войсками, одновременно — член Особой комиссии, учрежденной на период отсутствия императора Александра II, убывшего вместе с ДА. Милютиным в действующую армию. С 1881 г. — финляндский генерал-губернатор, командующий войсками Финляндского военного округа, член Государственного совета. С 1897 г. — в отставке.
ГОЛИЦЫН Александр Николаевич (1773-1844), был зачислен в Пажеский корпус в 1783 г. С детских лет он имел доступ ко двору и был наперсником детских игр великих князей Александра и Константина. Назначенный прокурором 1-го департамента Сената, А.Н. Голицын в 1803 г., по настоянию Александра I вступил в должность обер-прокурора Святейшего Синода. В 1810г. он становится, при сохранении прежней должности, главноуправляющим иностранными исповеданиями, в 1816 г. — министром народного просвещения. С 1817 г. А.Н. Голицын — министр объединенного ведомства духовных дел и народного просвещения. С освобождением от должности обер-прокурора с 1824 г. А.Н. Голицын только главноначальствующий над почтовым департаментом (что соответствовало званию министра путей сообщения). Эту должность он сохранил и при Николае I. С 1810 г. А.Н. Голицын состоял членом Государственного совета. Александр Николаевич играл видную роль и в учреждениях общественного характера. Он был президентом Библейского общества, президентом Человеколюбивого общества, принимал деятельное участие в организации попечительства о тюрьмах общества.
Если в молодые годы А.Н. Голицын был типичным вольнодумцем екатерининской эпохи, с веселым легкомыслием относящийся к религиозным вопросам и предпочитавший наслаждение жизнью общественной деятельности, то вскоре в настроении А.Н. Голицына произошла глубокая перемена. Он проникается религиозными интересами, которые постепенно принимают у него мистическое направление, и в связи с этим резко меняется его образ жизни. Широкое поле деятельности открывается перед ним в объединенном ведомстве духовных дел и народного просвещения. Школьное дело глава министерства ставил в тесную зависимость от религиозных верований. Благочестие было призвано стать основанием истинного просвещения. Взгляды А.Н. Голицына сказались на его отношении к литературе и установлению крайне придирчивой цензуры.
Церковно-реакционная партия, особенно в лице архимандрита Фотия, ссылаясь на его противный православию мистицизм, добилась устранения А.Н. Голицына от властных структур. Однако у него сохранилась личная близость с Александром I, и он даже был посвящен в вопрос о престолонаследии, державшийся в строгом секрете. Скончался А.Н. Голицын в 1845 г.
ГУРКО Иосиф Владимирович (1828-1901) — генерал-фельдмаршал, в 1848 г. окончил Пажеский корпус и был выпущен корнетом в Лейб-гвардии гусарский полк. Сразу проявил себя как многообещающий кавалерийский офицер. Перед началом войны в 1877 г. командовал 2-й гвардейской кавалерийской дивизией. После переправы через Дунай возглавил передовой отряд для захвата некоторых перевалов через Балканы в составе 4-х кавалерийских полков, стрелкового батальона, сформированного болгарского ополчения при двух батареях конной артиллерии. Задачу выполнил быстро и смело. Одержал ряд побед над турками, закончившихся взятием Казанлыка и Шипки. В период борьбы за Плевну И.В. Гурко — во главе войск гвардии и кавалерии Западного отряда. Разбил турок под Горным Дубняком и Телишем, затем снова пошел к Балканам, занял Энтрополь и Орханье, а после падения Плевны, усиленный 9-м корпусом и 3-й гвардейской пехотной дивизией, перевалил через Балканский хребет, взял Филипполь и занял Адрианополь, чем открыл путь к Царьграду. Лишь политическое противостояние России с Англией и Францией спасло Турцию от утраты Стамбула и полного краха.
После окончания войны И.В. Гурко был назначен главнокомандующим войсками гвардии и Петербургского военного округа. С апреля 1879 г. по 14 февраля 1880 г. он занимал должость петербургского временного генерал-губернатора, после чего был временным одесским генерал-губернатором и командующим Одесским военным округом. В июле 1883 г. его назначили варшавским генерал-губернатором и командующим войсками Варшавского военного округа. По инициативе И.В. Гурко были проведены работы по укреплению оборонительных сооружений вокруг Ивангорода, Новогеоргиевска, Брест-Литовска и Варшавы, созданы Варшавский укрепленный район и линия новых укрепленных пунктов. Он уделял внимание строительству новых дорог в крае. С 1884 г. — член Государственного совета. В отставку И.В. Гурко вышел 1894 г., скончался 15 января 1901 г.
ДОХТУРОВ Дмитрий Сергеевич (1759-1816), родился в семье мелкопоместных дворян. Детство провел в селе Крутом Тульской губернии. Его отец и дед были офицерами Лейб-гвардии Преображенского полка. В 1771 г. отец отвез сына в Санкт-Петербург и не без труда устроил его в Пажеский корпус. В 1781 г. Д.С. Дохтуров в чине гвардии поручика начал службу в Преображенском полку, где вскоре был замечен шефом полка Г. Потемкиным и в 1784 г. назначен командиром роты егерского батальона. В 1788 г. прибыл в Кронштадт, где гвардейцы обучались боевым действиям на море. В 1789 г. в войне со Швецией рота Д.С. Дохтурова на шлюпках под огнем противника обеспечила проход русской эскадры для атаки шведского флота. За успешные боевые действия он был награжден золотым оружием — шпагой с надписью — «За храбрость». Гребная флотилия Д.С. Дохтурова отличилась в сражениях 1790 г.
За время этой войны Дмитрий Сергеевич был дважды ранен. В 1799 г. он был произведен в генерал-лейтенанты, а в 1803 г. назначен шефом Московского пехотного полка. В войне с Францией (1805-1807) Д.С. Дохтуров проявил личное мужество, оставаясь в строю после полученных им ранений. В Бородинском сражении Д.С. Дохтуров командовал центром, а после ранения Багратиона — левым флангом русских войск. Он личным примером воодушевлял войска, причем одна лошадь под ним была убита, а вторая — ранена. На совете в Филях он высказывался за принятие нового сражения под Москвой. При бегстве французов из Москвы преградил им путь через Малоярославец по указанию М.И. Кутузова. В заграничном походе русской армии отличился в сражениях под Дрезденом и Лейпцигом, руководил осадой Магдебурга и Гамбурга. Был награжден многими орденами Российской империи. В 1816г. вышел в отставку и в том же году скончался.
ИГНАТЬЕВ Алексей Павлович (1842-1906) — граф, генерал от кавалерии, генерал-адъютант, младший брат Н.П. Игнатьева окончил Пажеский корпус в 1859г. Был выпущен корнетом в Лейб-гвардии гусарский полк. Окончил Академию Генерального штаба в 1862 г. и был назначен делопроизводителем Хозяйственного комитета Военного министерства. С 1864 по 1871 г. — командир эскадрона Его Императорского Величества, потом 1-го дивизиона Лейб-гвардии гусарского полка и Лейб-уланского Курляндского полка, а затем до 1781 г. — командир Лейб-гвардии кавалергардского полка. В 1881-1884 гг. он возглавлял штаб гвардейского корпуса, в 1883 г. — штаб сводного гвардейского отряда, направленного в Москву на коронацию Александра III. С 1889 по 1897 г. — киевский, волынский и подольский генерал-губернатор.
В 1898-1905 гг. присутствовал в департаменте законов Государственного совета, председательствовал в Особом совещании для пересмотра установленных для государства порядка и Особом совещании по делам о веротерпимости, а также некоторых других государственных учреждениях. Последовательно отстаивал идею нерушимости самодержавия и выступал против любых преобразований, выдвигаемых С.Ю. Витте. После реорганизации Государственного совета (1906) вошел в число его членов. 8 декабря 1906 г. выехал в Тверь для участия в работе губернского земского собрания, членом которого А.П. Игнатьев был как губернский гласный. Во время перерыва заседания был убит четырьмя выстрелами в упор членом Боевой организации партии эсеров С.Н. Ильинским. Был похоронен в Петербурге.
ИГНАТЬЕВ Николай Павлович (1832-1908) — дипломат и государственный деятель, граф, генерал от инфантерии, генерал-адъютант. Окончил Пажеский корпус в 1849 г. и был выпущен корнетом в Лейб-гвардии гусарский полк. С ноября 1852 г. состоял при главнокомандующем гвардейскими и гренадерскими корпусами, затем составил подробную дислокацию войск гвардии, следовавших в Эстляндию. В 1855-1856 гг. —дивизионный квартирмейстер 2-й легкой гвардейской кавалерийской дивизии, затем исполняющий обязанности обер-квартирмейстера Балтийского корпуса. С июня 1856 г. — военный агент в Лондоне, участвовал в работе Парижской мирной конференции.
С середины 1850-х гг. у Н.П.Игнатьева сформировалось убеждение, что главным внешнеполитическим противником России является Великобритания. Он пришел к выводу о необходимости активизации политики России на Востоке. В 1858 г. им был заключен торговый договор с Бухарой, после чего Н.П. Игнатьев предпринимал активные действия в Китае по налаживанию дружеских отношений в противовес вторжению в Китай англичан и французов (опиумная война). В результате, в 1860 г. был заключен в Пекине договор, по которому за Россией признавались все земли по левому берегу Амура, а также территория между Уссури и Тихим океаном, что позволило России основать Владивосток и стать влиятельной силой в данном регионе Тихоокеанского бассейна.
В период с 1861 по 1878г. он был директором Азиатского департамента Министерства иностранных дел, чрезвычайным посланником и полномочным министром. С 1867 по 1877 г. — посол в Константинополе. Оказывал поддержку славянскому освободительному движению на Балканах, выступал за активное давление России на Турцию, вплоть до начала военных действий. В декабре 1876 — январе 1877 г. представлял страну на Константинопольской конференции, созванной по инициативе Великобритании для разрешения проблем в связи с антитурецким восстанием в Боснии и Герцеговине. Н.П. Игнатьев возглавил дипломатическую миссию в феврале-марте 1877г. для переговоров по обеспечению нейтралитета европейских держав в предстоящей русско-турецкой войне (1877-1878). Состоял в свите Александра II во время его пребывания в действующей армии. 13 января 1788 г. — был командирован в качестве 1-го уполномоченного на переговорах в Турции, руководил российской делегацией при подписании Сан-Стефанского мира. С 1877 г. — член Государственного совета.
С 1881 г. — министр внутренних дел. Основные цели своей деятельности на этом посту изложил в циркуляре губернаторам, в котором сформулировал задачи правительства как «искоренение крамолы» при поддержке «общественных сил».
В то же время отмечал необходимость сохранения неприкосновенности городских и земских учреждений, предпринял ряд мер по улучшению экономического положения крестьян. Вместе с тем укрепил административно-полицейский аппарат, восстановил независимость жандармерии от губернских властей. Сочетая политику усиления административной власти с попыткой привлечения представителей общественности к решению ряда вопросов, выдвинул идею созыва Земского собора с целью демонстрации единения императора и народа на основе прямых выборов от крестьянства, землевладельцев и купцов. Александр III увидел в этом предложении попытку ограничения самодержавия некоторыми правами со стороны правительства и уволил Н.П. Игнатьева в отставку.
Николай Павлович был избран председателем Общества для содействия развитию русской промышленности и торговли и Славянского благотворительного общества, почетным членом Всероссийского Экономического общества и Николаевской академии Генерального штаба.
КРОПОТКИН Петр Алексеевич (1842-1921) — князь, окончил Пажеский корпус в 1862 г. и затем до 1867 г. служил в Сибири при генерал-губернаторе М.С. Корсакове. В этот период совершил несколько путешествий по Восточной Сибири и Маньчжурии. В 1867 г. вышел в отставку и возвратился в Петербург. Принимал активное участие в работе Императорского русского географического общества. Был избран секретарем отделения физической географии. В 1872 г. выехал за границу и примкнул к бакунинской группе, которая вела борьбу с 1-м Интернационалом. После возвращения в Россию участвовал как анархист в движении народовольцев.
В 1874 г. был арестован и заключен в Петропавловскую крепость, откуда в 1876 г. ему удалось совершить побег и уехать за границу. С этого времени он становится одним из ведущих деятелей анархизма. Яростно выступал против марксистской диалектики и учения о классовой борьбе и диктатуры пролетариата. В годы Первой мировой войны П.А. Кропоткин вместе с другими лидерами анархизма выступал с позиций защиты национальных интересов России, чем вызвал резкую критику со стороны В.И. Ленина.
После возвращения в Россию в 1917 г. оставался на буржуазных позициях. П.А. Кропоткин был крупным географом. В годы эмиграции написал множество статей по географии России. Участвовал в создании всемирной географии «Земля и люди». Его труды сыграли важную роль в развитии геоморфологии. Именем П.А. Кропоткина названы хребет на южной окраине Патомского нагорья, город в Краснодарском крае, площадь и станция метрополитена в Москве.
МУРАВЬЕВ-АМУРСКИЙ Николай Николаевич (1809-1881), родился в старинной дворянской семье, получил основательное образование дома, в частном пансионе и Пажеском корпусе. После его окончания в 1827г. участвовал в русско-турецкой войне 1828-1829 гг. Награжден золотой шпагой с надписью «За отвагу». В 1831 г. участвовал в подавлении восстания в Варшаве. В 1833 г. вышел в отставку по состоянию здоровья, но в 1838 г. вновь вернулся в армию. Служил на Кавказе, был ранен. В качестве начальника Черноморской береговой линии много сделал для укрепления побережья. Произведен в 1841 г. в генерал-майоры, но из-за болезни был вынужден вновь покинуть армию, и теперь — навсегда. В 1846 г. был назначен тульским военным и гражданским губернатором. Понимая необходимость внутренних реформ, обратился к Николаю I с предложением отменить крепостную зависимость крестьян. После этого царь вспоминал о нем как о либерале и демократе. С 1847 по 1886 г. занимал пост губернатора Восточной Сибири. П.А. Кропоткин, работавший под его начальством, писал: «Он был очень умен, очень деятелен, обаятелен, желал работать на пользу края».
Беспощадный к казнокрадам, Н.Н. Муравьев-Амурский набирал на службу талантливых и честных людей. В своей работе по изучению и освоению восточно-сибирских земель привлекал к активному участию многих ссыльных декабристов. Оказывал содействие Г.И. Невельскому в исследовании устья Амура и открытии России свободного пути к Тихому океану. В 1858-1860 гг., благодаря его решительности и активной хозяйственной деятельности, предпринял занятие Уссурийского края военными силами. Подготовил почву для подписания в 1858 г. Айгунского и в 1860 г. Пекинского договоров, по которым территории, находившиеся в совместном владении России и Китая, вошли в состав российских владений.
В 1858 г. получил титул графа, с 1861 г. — член Государственного совета. С 1868 г. жил в Париже, где скончался в 1881 г.
ОЛЕНИН Александр Николаевич (1763-1843), в 1772г. был отвезен в дом родственницы известной княгини Е.Р. Дашковой и по велению Екатерины II принят в Пажеский корпус. В 1780г. он был отправлен в Дрезденскую артиллерийскую школу, где наряду с обязательными предметами с особенной любовью занимался историей, древностями и искусствами. После возвращения в Россию служил в артиллерии и в 1786 г. был избран членом Российской Академии наук за составленное им «толкование многих русских старинных речений». В последующие годы А.Н. Оленин принимал участие в военных кампаниях, занимал важные чиновничьи посты, но главным его поприщем стало служение искусству. В 1811 г. он стал директором Императорской публичной библиотеки и пригласил туда в качестве библиотекарей известных писателей: И.А. Крылова, Н.И. Гнедича, К.Н. Батюшкова, А.А. Дельвига и др. Еще более плодотворной была деятельность А.Н. Оленина на посту президента Императорской Академии художеств, куда он был назначен в апреле 1817 г. Широко образованный, он заботился о деятелях искусства, помогая им и словом и делом. После прибытия в 1819 г. в Санкт-Петербург Джорджа Доу и представления им на академическую выставку своих полотен, он был принят в «почетные вольные общники» академии и приступил к созданию портретов героев 1812 г. для Военной галереи Зимнего дворца.
В доме Олениных бывали А.С. Пушкин, Н.М. Карамзин, К.Н. Батюшков, О.А. Кипренский, Ф.П. Толстой, К.П. Брюллов и другие известные деятели культуры и искусства. Все они составляли знаменитый салон Олениных и оставили свои воспоминания о радушии хозяев. В 1827 г. А.Н. Оленин был назначен членом Государственного совета.
ПАСКЕВИЧ Иван Федорович (1782-1856), светлейший князь Варшавский, граф Эриванский, генерал-фельдмаршал. Был произведен после окончания Пажеского корпуса в поручики Лейб-гвардии Преображенского полка и тогда же назначен флигель-адъютантом. С 1806 по 1812г. он участвовал в войне против турок, командовал небольшими отрядами, исполнял различные административные и дипломатические поручения. В 1911 г. был назначен бригадным командиром. В Отечественную войну 1812г. участвовал в боях под Салтановкой, Смоленском, в Бородинском сражении.
В заграничном походе сражался под Дрезденом, Лейпцигом, участвовал в блокаде Гамбурга. Будучи начальником 2-й гренадерской дивизии воевал под Арсис-на-Обе и брал Париж. В 1817г. И.Ф. Паскевич был руководителем заграничного путешествия великого князя Михаила Павловича, при котором состоял до 1821 г., затем командовал 1-й гвардейской пехотной дивизией, бригадами которой командовали великие князья Николай и Михаил. Поэтому Николай I называл И.Ф. Паскевича — «отцом-командиром».
В 1826г. он был назначен генерал-адъютантом и направлен на Кавказ «содействовать» А.П. Ермолову, которому царь не очень доверял в связи с делом декабристов. В начавшейся войне с Персией 7 тыс. русских войск под Елисаветполем разбили 35-тысячную армию наследного принца Абасса-Мирзы. По случаю первой победы в царствование Николая I И.Ф. Паскевич был произведен в генералы от инфантерии. Сменив Ермолова в управлении Кавказом и командовании войсками, И.Ф. Паскевич продолжил борьбу с Персией, и в 1827 г. его армия двинулась в трудный поход в Эриванское ханство, подвластное Персии. Эривань была взята после падения крепости Сардар-Абад в результате энергичных осадных действий русских войск. Были захвачены богатые трофеи. «За отличное мужество, твердость и искусство, оказанные генерал-адъютантом И.Ф. Паскевичем при покорении Сардар-Абада и важном завоевании крепости Эривани» ему был пожалован орден Св. Георгия 2-й степени. Он получил также в награду 1 млн. руб., на которые отстроил впоследствии роскошное имение в Гомеле с прекрасным парком.
После покорения Эривани И.Ф. Паскевичем был взят Тебриз, и он был готов к наступлению на персидскую столицу. Тегеран согласился на мир и по Туркманчайскому миру, подписанному в феврале 1828г., Россия получила Эриванское и Нахичеванское ханства и право держать военный флаг на Каспийском море. В связи с успешным завершением войны главнокомандующий русской армией на Кавказе был удостоен титула графа с наименованием «Эриванский».
Русско-турецкая война 1828-1829 гг. велась на двух театрах: кавказском и дунайском. И.Ф. Паскевичу пришлось решать две задачи — прикрывать 500-километровую государственную границу на Кавказе и одновременно организовывать военные действия. И.Ф. Паскевич решил нанести удар по сильнейшей турецкой крепости Каре. В июне 1828 г. русская армия подошла к Карсу и приступила к активным осадным действиям. Главнокомандующий послал коменданту крепости ультиматум: «Пощада невинным, смерть непокорным, час времени на размышление». Гарнизон сложил оружие. За этим с бою были взяты крепости Ахалкалаки и Ахалцих. В полевом бою у Каинлы турецкая армия под командованием Гакка-паши была разбита. Когда в июне 1829 г. И.Ф. Паскевич подошел к Эрзуруму, гарнизон сдался без боя на милость победителя. Паскевич был удостоен ордена Св. Георгия 1-й степени, став полным кавалером этого ордена — единственный из выпускников Пажеского корпуса. За победы в Закавказье И.Ф. Паскевич был произведен в генерал-фельдмаршалы. Поражение Турции на обоих театрах войны (и на Балканах — победы фельдмаршала Дибича) привели к заключению Турцией Адрианопольского мира.
После окончания войны И.Ф. Паскевич продолжал исполнять обязанности наместника на Кавказе, но привычный к военным методам борьбы, он мало сумел сделать для достижения мира на Кавказе, ему не хватало терпения и гибкости его предшественника — генерала Ермолова.
Последующая до 1849 г. служба фельдмаршала была связана с подавлением восстания в Польше в 1831 г., когда Варшава была взята штурмом, управлением в качестве наместника Царством Польским со строгим пресечением всех попыток вооруженных выступлений поляков и в оказании помощи австрийскому императору против восставших венгров. Венгерская война 1849 г. отнюдь не была поучительна с военной точки зрения, но, избегая потерь, И.Ф. Паскевич усмирил восстание венгров против австрийской короны.
В знак признания заслуг фельдмаршала в честь 50-летия его военной службы 5 октября 1850г. в Варшаве состоялся парад войск. Присутствовавший на церемонии царь вручил фельдмаршалу новый образец фельдмаршальского жезла с надписью: «За двадцатичетырехлетнее предводительство победоносными русскими войсками в Персии, Турции, Польше и Венгрии». Николай I повелел, чтобы И.Ф. Паскевичу войска отдавали такие же воинские почести как и царю.
В 1854 г., когда ему шел 72-й год, он был назначен командующим южной Дунайской армией в Крымской войне. Но сказывались преклонные годы, и ведение боевых действий командующий поручал своему начальнику штаба — князю М. Горчакову. В 1856 г. он скончался в Гомеле. Незадолго до своей кончины И.Ф. Паскевич завещал 50 тыс. руб. серебром для содержания ежегодно 200 человек увечных нижних чинов — бывших воинов.
ПЕСТЕЛЬ Павел Иванович (1793-1826), родился в семье сенатора, сибирского генерал-губернатора. Получил начальное домашнее образование, затем учился в Дрездене. Вернулся в Россию в 1810г., обучался в Пажеском корпусе, который блестяще закончил с занесением его имени на мраморную доску. Был выпущен прапорщиком в Лейб-гвардии Литовский полк. Отличился в Бородинском сражении, был тяжело ранен и награжден золотой шпагой «За храбрость». В заграничном походе участвовал в сражении под Дрезденом, Кульмом и Лейпцигом. Был награжден российскими и иностранными орденами.
После войны состоял членом преддекабристских обществ, затем «Союза спасения» и «Союза благоденствия». В 1821 г. был произведен в полковники и назначен командиром Вятского пехотного полка. Был создателем и руководителем Южного общества. Им был разработан конституционный проект «Русская правда». Убежденный республиканец, сторонник государственной централизации он выступал за уничтожение самодержавия и крепостного права, ликвидацию сословных привилегий и введение всеобщего избирательного права для мужчин с 20 лет. В аграрном вопросе считал необходимым произвести частичную национализацию земли, прирезку земли крестьянам, ограничение помещичьего землевладения. Достичь целей предлагал путем военного переворота. Пестель вдохновлялся идеей жертвы интересами отдельных граждан во имя создания «всемогущего организованного государства» для «наибольшего благоденствия народного целого». 13 декабря 1825 г. был арестован в Тульчине и отправлен в Петербург, где был заключен в Петропавловскую крепость. Был повешен вместе с приговоренными декабристами на кронверке Петропавловской крепости.
РАДИЩЕВ Александр Николаевич (1749-1802), поступил в Пажеский корпус в 1762 г. и в 1766 г. в числе 11 лучших его воспитанников был отправлен для продолжения образования в Лейпцигский университет на юридический факультет, который закончил в 1771 г. В университете он также изучал литературу, естественные науки, медицину, овладел несколькими иностранными языками. Познакомился с сочинениями французских просветителей — Вольтера, Д. Дидро, Ж.Ж. Руссо. После возвращения в Россию был назначен протоколистом в Сенат, затем до 1775 г. служил обер-аудитором (дивизионным прокурором) в штабе Финляндской дивизии. В этой должности он имел возможность знакомиться с официальными документами о внутреннем положении страны (в том числе манифестами Е. Пугачева и др.).
В 1777 г. А.Н. Радищев поступил в Коммерц-коллегию. В то время ее руководителем был оппозиционно настроенный к Екатерине II либеральный вельможа А. Воронцов. В 1780 г. А.Н. Радищева рекомендовали для работы в столичной таможне, в 1790 г. он стал ее директором.
В эти годы А.Н. Радищев сблизился с некоторыми из русских просветителей: Н.И. Новиковым, Д.И. Фонвизиным, Ф.В. Кречетовым, активно занимался литературным трудом, написал «Слово о Ломоносове», «Письмо к другу», закончил оду «Вольность». В 1789 г. анонимно опубликовал биографию одного из своих сокурсников по Лейпцигскому университету — «Житие Л.Ф.Ушакова», в которой, обличал деспотизм, войну, мздоимство придворных. С середины 1780-х гг. работал над книгой «Путешествие из Петербурга в Москву», которую завершил к маю 1790 г. и напечатал в количестве 650 экземпляров. После известных слов Екатерины II: «Он бунтовщик хуже Пугачева» — книга была конфискована. Автора арестовали и заключили в Петропавловскую крепость. Суд приговорил его к смертной казни, которую Екатерина II заменила на 10 лет ссылки в сибирский острог Илим.
В 24 главах книги, каждая из которых носит название какой-то почтовой станции по дороге в Москву, НА. Радищев описывает во всем многообразии ужасы крепостничества, излагает свою политико-философскую теорию, предусматривающую уважение прав и свобод личности, справедливый раздел земель и республиканскую программу по переустройству общества. Книга была запрещена вплоть до 1905 г.
В ссылке по поручению графа А. Воронцова А.Н. Радищев изучал сибирские промыслы, экономику края, быт крестьян. В письмах к нему Александр Николаевич делился мыслями об организации экспедиции по Северному морскому пути. В Илиме он написал «Письмо китайского торга» (1792), философский труд «О человеке, его смертности и бессмертии» (1792-1796), «Сокращенное повествование о приобретении Сибири» (1791-1796) и др.
В 1796 г. Павел I разрешил А.Н. Радищеву поселиться на родине в Немцове под строгим полицейским надзором, а по воцарении Александра I он получил полную свободу и вернулся в Санкт-Петербург.
Привлеченный по протекции А. Воронцова к работе Комиссии по составлению свода законов, он занимался разработкой проектов законодательных реформ. Включил туда требования уничтожения крепостного права и сословных привилегий, произвола властей. Председатель Комиссии граф П. Завадовский за проявляемое А.Н. Радищевым «вольнодумство» напомнил ему об угрозе новой ссылки в Сибирь. 12 сентября 1802 г. А.Н. Радищев кончил жизнь самоубийством.
РЕДИГЕР Александр Федорович (1853-1918) — генерал от инфантерии — окончил Пажеский корпус в 1873 г. и Академию Генерального штаба в 1876 г. Участвовал в русско-турецкой войне (1877-1878). Занимал штабные должности и одновременно с 1880 г. преподавал в Академии Генерального штаба. С 1882 по 1883 г. — в болгарской армии, был товарищем (заместителем) военного министра и управляющим Военным министерством Болгарии. Затем с 1884 по 1905 г. служил в канцелярии Военного министерства (с 1898 г. начальником канцелярии). С 1905 г. — член Государственного совета. С июня 1905 г. по март 1909 г. — военный министр России. Составил план проведения военных реформ с 1905 по 1912 г.
РОСТОВЦЕВ Яков Иванович (1803-1860), родился в семье директора училищ Санкт-Петербургской губернии. С 1807 г. учился в Пажеском корпусе, после чего начал службу в гвардии. 12 декабря 1825г. словесно известил императора Николая I о заговоре декабристов, не называя имен участников и не преследуя личных целей. В 1828 г. он был назначен адъютантом великого князя Михаила Павловича, которого сопровождал в турецкой кампании 1828 г. и польской 1831 г. В 1835 г. был назначен начальником штаба великого князя по управлению военно-учебными заведениями и сохранил эту должность после кончины великого князя, когда командование военно-учебными заведениями было возложено на наследника-цесаревича.
При вступлении на престол императора Александра II главное начальствование над военно-учебными заведениями было возложено на Я.И. Ростовцева со званием начальника Главного штаба Его Императорского Величества по военно-учебным заведениям. Он заботился об улучшении учебной части в военно-учебных заведениях, привлекал лучших преподавателей, поощрял поездки молодых людей за границу для подготовки к педагогической деятельности. Составил свод законов о военно-учебных заведениях (1837), «положение» об управлении ими (1843) и «наставление» для образования их воспитанников (1848).
В начале 1857г. Я.И.Ростовцев был назначен членом негласного комитета (с 1858 г. Главный комитет) по крестьянскому делу и был одним из трех членов образованной при комитете комиссии, для рассмотрения сообщенных ему проектов и записок. В июле 1858 г. Я.И. Ростовцев был назначен одним из четырех членов комиссии для предварительного рассмотрения проектов положений, поступивших из губернских комитетов. Отправившись летом того же года в заграничный отпуск, Я.И. Ростовцев, по возвращении в Россию, стал сторонником крестьянкой реформы в том виде, каком ее понимали лучшие радикальные деятели реформы. Им были написаны четыре письма царю, извлечения из этих писем, сделанные самим автором, обсуждались главным комитетом под личным председательством императора, и на их основе были составлены правила, данные комитету. В 1859 г. были образованы редакционные комиссии под председательством Я.И. Ростовцева. На первых заседаниях он подробно изложил свои мысли об основании реформы, одобренные государем: освобождение крестьян с землей, выкуп при посредстве правительства, сокращение, по возможности, переходного состояния, перевод крестьян с барщины на оброк, самоуправление освобожденных крестьян в их сельском быту. Я.И. Ростовцев до самой своей смерти в 1860 г. был движущей силой в подготовке реформы, давал направление всем работам комиссий, соглашал возникавшие разногласия, впервые применил гласность при разработке законодательных мер, напечатав «труды» комиссий и разослав их лицам, которые могли быть полезными при их обсуждении. Были выработаны важнейшие части проекта «Положения о крестьянах» и составленная им перед смертью записка для государя по крестьянскому делу послужила, по Высочайшему повелению, наставлением для дальнейшей деятельности комиссий под председательством уже графа Панина.
После издания 19 февраля положения, вдова Я.И. Ростовцева с нисходящим потомством была возведена в графское достоинство.
РОСТОПЧИН Федор Васильевич (1763-1826), с 10-летнего возраста был зачислен в Лейб-гвардии Преображенский полк. В 1775 г. поступил в Пажеский корпус. В 1792 г. получил звание камер-юнкера, в ранге «бригадира». С 1786 по 1788 г. путешествовал за границей и слушал лекции в Лейпцигском университете. В 1788 г. принимал участие в штурме Очакова, а в 1791 г. ездил с А.А. Безбородко в Турцию для переговоров о мире. При Павле I за три года (1798-1800) сделал головокружительную карьеру: кабинет-министр по иностранным делам, третий присутствующий в Коллегии иностранных дел, граф Российской империи, Великий канцлер ордена Св. Иоанна Иерусалимского, директор почтового департамента, первоприсутствующий в Коллегии иностранных дел, член Совета императора. Павел I очень часто награждал его деньгами и населенными имениями. С 1801 по 1810г. он жил в Москве в отставке, но в 1810 г. был назначен обер-камергером, а два года спустя, перешел в военную службу в чине генерала от инфантерии — главнокомандующим в Москве.
В 1812 г. Ф.В. Ростопчин содействовал набору и снаряжению в поход 80 тысяч добровольцев, побуждал дворян и купечество к пожертвованиям, поддерживал в народе бодрость и доверие. Наладил выпуск знаменитых «афишек», в которых, выставляя французов в презрительном виде, преувеличивал успехи русского войска отчасти с намерением скрыть истину, отчасти не зная намерений М.И. Кутузова. Когда после Бородинской битвы и совета в Филях было решено оставить Москву, организовал эвакуацию государственного имущества и ее жителей, а также истребление города огнем. Во время пребывания Наполеона в Москве Ф.В. Ростопчин продолжал своими посланиями поднимать крестьян на борьбу с французами.
В 1814г. Федор Васильевич был уволен с поста главнокомандующего и назначен членом Государственного совета, но жил большей частью в Париже. В Москву вернулся только в 1823 г. Ф.В. Ростопчин был крайним консерватором, ревностно защищал крепостное право, нередко прибегал к насильственным методам. О себе он говорил: «Сердцем прям, умом упрям, на деле молодец».
Его перу принадлежит ряд литературных произведений: «Записки», «Правда о московских пожарах», «Последние дни жизни императрицы Екатерины II и первый день царствования Павла I» и др.
СВЯТОПОЛК-МИРСКИЙ Петр Дмитриевич (1857-1914), окончил Пажеский корпус и начал службу в Лейб-гвардии гусарском полку. Участвовал в русско-турецкой войне (1877-1878). Окончил Николаевскую академию Генерального штаба. Командовал дивизией. Был губернатором в Пензе и Екатеринославе. С 1900 г. назначен товарищем министра внутренних дел, командиром Отдельного корпуса жандармов. С 1902 г. был виленским, ковенским и гродненским генерал-губернатором, министром внутренних дел.
При вступлении в должность заявил, что правительство вступает на путь доверия к обществу («эре доверия»). Репрессивная политика В.К. Плеве была смягчена. Многие административно-ссыльные были возвращены, цензурный гнет над периодической печатью несколько ослаблен. Управление П.Д. Святополка-Мирского облегчило развитие демократического движения, что вызвало к нему ненависть реакционных сил. Когда накануне 9 января 1905 г. в Петербурге ожидалось кровопролитие, к нему явилась депутация от петербургских литераторов, надеявшихся добиться отмены некоторых военных мер, однако, П.Д. Святополк-Мирский отказался принять ее. Последующие события вызвали отставку П.Д. Святополка-Мирского с его поста.
ЧЕВКИН Константин Владимирович (1802-1875), получил образование в Пажеском корпусе. В 1827 г. участвовал в персидской кампании, в 1828 г. находился в составе действующей армии при осаде Браилова и Варны, участвовал в переходе через Балканы и взятии Адрианополя. В польскую кампанию участвовал в действиях против мятежников при Остроленке, при штурме Варшавы и взятии Молдины.
В 1834 г. был назначен начальником штаба корпуса горных инженеров. В 1836 г. ездил за границу для осмотра иностранной горной промышленности, в 1840 г. осматривал там железные дороги. В 1843 г. К.В. Чевкин инспектировал горные и соляные промыслы Южной России, а в 1845 г. — Уральские заводы. С 1853 по 1862 г. Константин Владимирович был главным управляющим путей сообщения, а затем членом Государственного совета и председателем департамента экономики. С 1872 г. К.В. Чевкин состоял председателем комитета по делам Царства Польского.
Из воспоминаний выпускников Пажеского корпуса
В первый раз при Высочайшем Дворе
Воспоминания камер-пажа Б.Н. Третьякова. 1911 г.
И. Тургенев
Два резких удара в караульный колокол. Стремительно выбегающие строиться солдаты, и в незамедлительно наступившей тишине короткая команда: — «Смирно. Караул шашки вон!». За ней более плавное, но уже торжественно громко с обрывом последнего слова: Слу-ш-а-й, на к-а-р-а-ул!
И вот прошли годы. Много их прошло. Огонь и меч уничтожили миллионы людей, гибли и возникали государства, неслись смертоносные ураганы революций и бунтов. Но перед глазами моей памяти, не той, конечно, давно ушедшей в прошлое, юной и живой, а другой, уже дряхлеющей, все по-прежнему стоит тот незабываемый осенний день, начало нашей северной осени, августовский еще солнечный день, но уже с золотисто-оранжевыми листьями старого Петергофского парка. Временами набежит оттуда, от Ораниенбаума, от Красной Горки, от взъерошенной глади Финского залива ветерок и закружит быстро, золотой круговорот опавших листьев. Но солнце еще греет, голубеет небо, и в теплых солнечных лучах величественно, едва заметно покачиваются вековые деревья.
Я стою у большого окна, и в первый раз на мне расшитый золотом придворный мундир. Левая рука в замшевой перчатке сжимает золотой шишак с большим белым султаном черной кожаной каски. Как сейчас перед глазами ее звезда Св. Андрея Первозванного и незабываемые на ней слова: «За Веру и Верность».
Воспоминания о далеких школьных днях, о днях юности, о днях той молодости, где столько было надежд,.. которые полны неизменным чувством любви к нашему родному корпусу и благодарной ему памяти. Там, ведь, прошли эти счастливые годы, самые счастливые дни нашей молодой жизни.
Но не только одни воспоминания школьной скамьи и первых юношеских шагов связывают нас с корпусом, с Пажеским Его Императорского Величества корпусом. Для многих из нас это было время, когда впервые мы увидели блеск и торжественную красоту придворных церемоний, когда мы впервые переступили пажами и камер-пажами порог блистательного русского императорского двора. И эти впечатления навсегда врезались в нашу память, как заслуженная дань ушедшей теперь в невозвратное прошлое величественной красоте.
Обыкновенно в начале каждого учебного года, т. е. осенью, проходило назначение из состава старшего специального класса постоянных камер-пажей к высочайшим особам. Фельдфебель корпуса всегда состоял камер-пажом государя. К императрицам назначалось по два камер-пажа, выбиравшихся начальством корпуса из лучших учеников, если, само собой разумеется, не имелось особого указания их величеств. К великим княгиням назначалось по одному камер-пажу. Так же и к великим княжнам, достигшим совершеннолетия.
Кроме этих постоянных назначений, еще существовали особые наряды для несения придворной службы в случае больших церемоний и торжеств. Тогда пажи несли службу и при великих князьях. Помню, как в один из георгиевских праздников я состоял при великом князе Николае Михайловиче. Последний держался всегда весьма непринужденно и во время обеда все время шутил. После исполнения мною какого-то его поручения, он просто довольно сильно меня ущипнул. Это было, конечно, шутливым выражением благодарности.
Коронационные торжества, бракосочетания, погребения вызывали усиленные наряды и не только одного старшего класса, но иногда и двух и даже трех классов.
На дворцовых выходах и прочих церемониях камер-пажи и пажи находились и следовали за особами, при которых они непосредственно состояли. Они исполняли всевозможные поручения, на лестницах или поворотах слегка приподнимали и заворачивали длинный тяжелый трен придворных платьев, несли на согнутой в локте руке снятые накидки, мантильи и манто. На торжественных обедах они стояли или помогали в особых случаях придворным чинам.
В большие праздники, на Новый год или в Пасхальные дни надо было не только продолжительное и напряженное внимание, но требовалась и физическая выносливость. Стянутые в узкие мундиры с твердыми высокими воротниками, в белых лосинах и высоких лакированных ботфортах, с туго затянутым поясом и при шпаге, камер-пажи простаивали навытяжку целые часы, в то время, как государь и государыня, скрывая свое утомление, принимали поздравления.
В памяти остался пасхальный прием в Большом Царскосельском дворце весной 1911 г. На каникулы я уехал в Киев к моим родителям, но в Великую Субботу получил впервые телеграмму с отметкой: «служебная, вне очереди». Меня вызывали на придворную службу. В ту Пасхальную ночь я оставался один в вагоне курьерского поезда, мчавшего меня в Петербург.
По приезде, на второй день, в лучах весеннего солнца, игравшего на золоте наших мундиров, мы подъезжали в придворных экипажах к Царскосельскому дворцу. Внизу, в вестибюле главного подъезда мы встретили государя и государыню и, следуя за ними, медленно поднялись по широкой лестнице в большой зал.
Началось шествие приносящих поздравления, — незабываемая величественная картина сановников империи, блеска золота, орденов и мундиров. Не менее четырех часов нам камер-пажам государя и государыни пришлось стоять, почти не шевелясь непосредственно за ними и впереди прочих особ императорской фамилии. Не без волнения смотрели на молодую государыню, страдавшую уже в то время сердечным недомоганием. Все также была приветлива ее улыбка и все также, быть может, в тысячный раз, она протягивала свою утомленную руку. Государь христосовался не только с духовенством, министрами, придворными чинами, начальствующими лицами, но с многочисленными фельдфебелями и вахмистрами Шефских рот, эскадронов, сотен и батарей. Не забудется никогда и величественная красивая фигура П.А. Столыпина, следовавшего непосредственно за высшим духовенством, во главе гражданских чинов и сановников.
В других случаях придворная служба была и кратка и легка. Во время аудиенций камер-пажи стояли во внутренних покоях, и к их услугам тогда редко прибегали. Так было и во время моей первой придворной службы.
В этот год — 1908-й международная политическая обстановка в Европе была напряженной. Дерзновенная аннексия Австрией турецких Боснии и Герцеговины волновали не только русские общественные круги. Турция искала защитников своих интересов, и взоры блистательной Порты обратились к нам. В Петербург был послан чрезвычайный посол Турхан-паша. Мы должны были оказать ему особое внимание, и государь император решил прервать свое пребывание в Финских шхерах нарочито для приема чрезвычайного посла.
Была уже половина августа. Уже закончились летние маневры войск Петербургского округа. Выпускные камер-пажи и пажи были произведены в офицеры, а два старших специальных класса корпуса находились еще на каникулах. Лишь в общих классах нашего корпуса, соответствовавших кадетским корпусам, как и в гражданских средних учебных заведениях уже после 15 августа начались занятия. У нас на переменах царило большое оживление. Набравшись за лето новых сил, съехалась со всех концов России молодежь и оживленно делилась своими впечатлениями. Прибыли новички, незнакомые еще и непривыкшие к нашей суровой дисциплине, твердо поддерживаемой старшими классами. Появились новые учителя, начали изучать новые науки. Я сам за несколько месяцев до этого поступил в корпус, лишь предшествовавшей осенью зачисленный в пажи Высочайшего двора. Я не видел еще ни одной придворной службы, но конечно, не раз любовался ехавшими во дворец камер-пажами старшего специального класса в расшитых золотом мундирах и в касках с красивым, с таким воздушно-легким белым султаном. Я только что перешел в седьмой класс, и было весьма маловероятно, что я попаду на придворную службу ранее 2-3 лет. Предстояло еще окончить общие классы. И младший специальный раньше, чем я мог рассчитывать быть назначенным камер-пажем. Однако, судьбе было угодно иначе. Она часто баловала меня в жизни. Так это произошло и теперь.
Не помню уже, на каком это было уроке. Читал ли наш старый Менжинский (отец известного впоследствии чекиста) со всеми подробностями историю французской революции и повторял нам своим присвистывающим голосом известную фразу революционного трибуна: «Nous sommes ici par la volonte du peuple», или другую, сказанную одним из придворных королеве на балконе Версальского дворца: «Madame, se ne sont que des gueux!», или, быть может, нервный Мебес теребил свой ус и, ломая при этом мел о черную доску, посвящал нас в премудрости бинома Ньютона. Уверен, что большинство из нас мало оценило все «прелести» французской революции, несмотря даже на историческую ценность сообщенных нам деталей и произнесенных фраз. Да и сложные выкладки Ньютона не надолго сохранились в нашей памяти. Северное осеннее небо в эти дни было голубым, и нас больше тянуло в наш уютный сад, где мы могли дать волю нашей резвости и нашим молодым мускулам.
Когда я прибыл в Пажеский корпус в середине учебного 1907-1908 г. (из Киевского кадетского корпуса), я без всякого усилия включился в давно начатые курсы. До моего приезда первым учеником был Сиамский принц, племянник короля Мом-чоу-Вольпокорн. Я быстро с ним сошелся и также быстро его опередил. Через несколько месяцев мы перешли в 7 класс, причем мой «средний» был на целый балл больше. Наш милейший воспитатель А.Н. Фену на вечерних занятиях обыкновенно вызывал меня к доске, и я объяснял решения наиболее трудных математических задач. Необходимо добавить, что в Пажеском корпусе наука стояла на большой высоте. У нас был также великолепный преподавательский состав. На уроках мы внимательно слушали наших учителей. И редкие, весьма редкие «балаганы», о которых вспоминают некоторые пажи были совершенно исключительным явлением.
Нет поэтому ничего удивительного в том, что в этот день мы даже не заметили, как бесшумно открылась классная дверь и лишь по команде дежурного пажа: «Встать, смирно!» увидели входившего в класс всеми нами любимого нашего ротного командира полковника Д.Н. Черноярова. Он всегда заботился о нас, как о своих собственных детях, вникал во все мелочи нашей жизни, и не только каждый из нас, но и наши родители всегда находили в нем справедливого защитника наших интересов.
Майский парад
Из воспоминаний камер-пажа И. Дарагана. 1904 г.
Так называемый Майский парад состоялся в 1904 г. После прохождения перед царем наша пажеская рота вернулась обратно в корпус, а я как знаменщик, в сопровождении адъютанта корпуса капитана Савурского отнес знамя на квартиру директора корпуса свиты его величества генерал-майора Епанчина. Знамя вскоре должно было быть перенесенным в Зимний дворец, в кабинет государя, где стояли знамена и штандарты Шефских полков государя, расквартированных в Петербурге.
Этот день остался для меня незабываемым! Наша рота выстроилась перед квартирой директора с оркестром музыки Павловского военного училища. Капитан Савурский и я поднялись в кабинет директора, я беру знамя и с капитаном Савурским, держащим руку под козырек, спускаемся вниз. Слышим команду полковника Карпинского: «Рота смирно. Под знамя слушай на караул!» и под звуки музыки мы подходим к роте, и я становлюсь на ее правом фланге. Мы идем по Садовой, Невскому, и, свернув направо по Большой Морской под арку Главного штаба, выходим на Дворцовую площадь и становимся развернутым фронтом у подъезда ее величества. Снова команда Карпинского: «Смирно. Под знамя слушай на караул!». Отчетливо исполняется команда, благо много любопытных и среди них и друзья и знакомые. Я, предшествуемый Савурским, отделяюсь от строя и иду ко дворцу. Поднимаемся на первый этаж. Нас провели в малую фельдмаршальскую залу, темным коридором к кабинету государя. Дежурный конвоец открывает дверь, и я вхожу в кабинет его величества, где застаю самого государя.
«Здравствуй, Дараган» слышу его, как всегда ласковый голое. — «Здравия желаю. Ваше Императорское Величество!» — «Ставь знамя на место», что я и исполняю, а затем прошу государя разрешить проститься мне со знаменем. Милостивый положительный ответ и я, перекрестившись, целую полотнище родного корпусного знамени, которое имел честь и счастье носить в течение моего последнего года в корпусе.
«Ваше Величество», набравшись храбрости и обращаясь к царю, — «разрешите мне снять со знамени темляк и носить его на своей шашке». «А как же со знаменем?» обращается с улыбкой ко мне государь. — «Я принес, на случай, другой знаменный темляк, если Вы, Ваше Величество, благоволили бы мне разрешить это». — «Я вижу, что ты предусмотрителен, но не надо, я надену на знамя свой» и, снявши с нашего знамени темляк, навешенный в день столетнего юбилея корпуса, государь дал его мне со словами «Носи его, я верю, что ты будешь его достоин». Со слезами радости на глазах и прерываемым от волнения голосом, я поблагодарил государя и поцеловал его руку, дающую мне эту святыню. — «Ну, иди, ведь теперь скоро поздравлю тебя с производством». — «Покорнейше благодарю, Ваше Величество, никогда не забуду Вашей милости и надеюсь своей жизнью оправдать Ваше доверие».
«Что Вам говорил государь?» — спросил меня Савурский, когда я с сияющим лицом вышел из кабинета государя. — «Но могу лишь Вас поздравить с первой Монаршей милостью», сказал он, когда я передал свой разговор с царем. Когда мы вышли на Дворцовую площадь, наша рота ушла и, взявши извозчика, мы поехали в корпус.
Этот священный для меня темляк, всегда был при мне на моей шашке. С ним я был участником Первой мировой войны, с ним же был на Юге России.
Когда я был арестован большевиками в Киеве в июне 1919 г., то моя жена зарыла его вместе с моими боевыми наградами и мальтийским крестом на склоне горы Андреевского спуска в Киеве. Место я знаю, но удастся ли мне его снова получить, на то воля Господня.
Воспоминания B.C. Хитрово. 1910 г.
5 декабря 1909 г. на вилле Казбек в Каннах скончался от паралича сердца великий князь Михаил Николаевич. За телом был послан во Францию крейсер «Богатырь», для прохода которого через Дарданеллы потребовалось специальное разрешение турецкого правительства. 18 декабря «Богатырь», на который в порту Вильфранш был погружен гроб с телом почившего великого князя, прибыл в Севастопольский порт и под звуки «Коль славен» прошел мимо императорской яхты «Штандарт», на борту которой находился государь император с августейшей семьей, покинувший Ливадию.
Вечером того же дня императорский поезд отошел на север и 20 декабря государь император вернулся в Царское Село. Одновременно отошел из Севастополя и траурный поезд с телом великого князя, а также заблаговременно командированные в Севастополь депутации частей, в которых покойный состоял шефом. Депутации эти несли непрерывное дежурство у гроба во все время пути. Особенно же во время остановок и торжественных богослужений во всех больших городах
Была депутация и от Пажеского корпуса. Состава ее я не помню, но, по словам Гоштофта, в нее входили: капитан Малашенко и камер-пажи Аршиневский, Гернгрос и Христиани. Дежурство при гробе наша депутация несла лишь во время остановок в больших городах, в частности, в Твери.
В понедельник 21 декабря поезд прибыл в Петербург, и в этот день утром состоялось перевезение тела с Николаевского вокзала в Петропавловскую крепость. Съезд на вокзал назначен был на 8 часов утра и в газетах опубликован подробный церемониал шествия. От Пажеского корпуса для участия в перевезении тела назначались: фельдфебель, который должен был сопровождать государя на всем пути следования, пажи, о которых в церемониале сказано: «По обе стороны духовной процессии и лафета, от орденов до императорской фамилии (ордена непосредственно предшествовали лафету, а императорская фамилия за ними следовала) идут пажи с факелами, имея через плечо шарфы из черного и белого крепа. Мне не пришлось никогда, участвуя в похоронах нести такой факел, но по рассказам других помню, что тушить его было не просто, а потому во дворе Петропавловского собора по обе стороны процессии, заранее были насыпаны кучи песку, в которые пажам, несущим факелы, надлежало их воткнуть. И, наконец, пажи участвовали в процессии как воинская часть, и первая рота, как и на парадах шла впереди пехотных частей. «На Знаменской площади от Невского к вокзалу — отряд войск, назначенных для отдания последних воинских почестей, и сопровождавший кортеж, в состав которого вошли: Пажеский Е.И.В. корпус с хором музыки Павловского военного и рота кадет 2-го кадетского корпуса, оба со знаменами. Слева от вокзала и правее пажей к подъезду вытянулась рота Дворцовых гренадер» — читаем мы в газетах того времени. Для меня этот день был началом службы камер-пажом его величества.
Задолго до 8 часов привезли меня на вокзал и здесь на перроне начали собираться члены императорской фамилии и лица свиты. Вокзал был затянут весь черным, на перроне лежал ковер и стояли растения в кадках.
Государь император в форме лейб-гвардии конно-гренадерского полка вместе с императрицей Александрой Федоровной и принцем Генрихом Прусским прибыли на Николаевский вокзал прямо из Царского Села. Поздоровавшись с собравшимися, поздоровавшись с почетным караулом от Лейб-гвардии 4-го стрелкового Императорской фамилии батальона, государь остался на перроне, а государыня, одетая в глубокий траур, ушла в парадные комнаты. Здесь же государь впервые поздоровался со мной, как своим камер-пажом. Ровно в 9 часов подошел траурный поезд. Из вагона вышли сопровождавшие тело великие князья Николай, Георгий, Алексей и Сергей Михайловичи. Затем отслужена была краткая лития, и гроб вынесен был старослужащими и сверхсрочными 2-й генерал-фельдцехмейстера и великого князя Михаила Николаевича батареи гвардейской конно-артиллерийской бригады и установлен на лафет от той же батареи.
Затем процессия тронулась по Невскому, Садовой, через Марсово поле и Троицкий мост в Петропавловский собор. По всему пути следования стояли шпалерами войска. Горели фонари, обтянутые черным крепом. Шел небольшой снег, но погода была мягкая. Три раза процессия останавливалась, и отслужены были литии. Непосредственно за лафетом шел государь император. За государем в трех шагах я. На всю жизнь запомнилось мне это шествие и по сей день стоит в глазах красная лопасть государева кивера. Затем шел министр двора и дежурство: генерал-адъютант Максимович, свиты его величества генерал-майор Джунковский и флигель-адъютант Гаврилов. Далее иностранные делегации: принц Генрих Прусский, принц Вильгельм Шведский, герцог Зюдерманландский (муж великой княгини Марии Павловны младшей) и другие. Затем лица императорской фамилии, чины свиты и, наконец, ехали кареты. По прибытии в Петропавловский собор, гроб установлен был в храме, и отслужена была панихида, на которой присутствовал весь дипломатический корпус, в шествии не участвовавший. Погребение состоялось в среду 23 декабря. Государь император прибыл в 9 часов утра в форме Гвардейской конно-артиллерийской бригады, и тотчас же началась заупокойная литургия. Присутствовали обе императрицы, и, если память мне не изменяет, в наряде были все камер-пажи. На часах у гроба стояли такие лица, как генерал-адъютант барон Майендорф, военный министр Сухомлинов, председатель Государственного совета Акимов. Гроб с катафалка сняли сыновья покойного, вместе с 16 артиллеристами Лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады. Богослужение было очень длинное и очень утомительное. После похорон состоялся завтрак в Зимнем Дворце, на котором камер-пажи не присутствовали.
Мой последний год в стенах родного корпуса
Воспоминания князя Н.Л. Барклай-де-Toли Веймарн, старшего камер-пажа и знаменщика выпуска 1913 г.
Красносельский лагерь и наш барак
Окончены экзамены и после короткого отпуска оба специальные классы выступили 1 мая 1912 г. в Красное Село. Мы, младший специальный класс, для инструментальных съемок, а старший для всяких других топографических работ (глазомерных, маршрутных и прочих съемок).
Красносельский лагерь состоял из главного и авангардного лагерей. Главный лагерь, расположенный на возвышенности, тянулся на протяжении нескольких верст в направлении с севера на юг, параллельно Балтийской железной дороге, фронтом, т. е. лицом — на запад. Он упирался своим левым флангом в наш пажеский барак. Далее к югу, верстах в двух от него, находилось дачное местечко Дудергоф, расположенное у возвышенности того же названия.
Против нашего барака лежало Дудергофское озеро с его купальнями и многочисленными лодками. По ту сторону озера находился авангардный лагерь, занимаемый военными училищами и некоторыми частями гвардейской кавалерии и артиллерии. Далее на запад простиралось огромное по своим размерам военное поле с Царским Валиком в его центре.
Главный лагерь занимался частями 1-й и 2-й гвардейских пехотных дивизий, делился вдоль и поперек на всем своем протяжении параллельными дорогами на большие квадратные участки, усеянными опрятными вытянутыми в ниточку белоснежными палатками с зелеными деревянными стенками. Каждый полк, батальон и рота имели свои постоянные участки и ревностно соблюдали щегольство и опрятность их наружного вида.
Параллельные фронту дороги назывались линейками. Первая или передняя линейка являлась парадным лицом всего лагеря. Шириной в несколько сажен, окаймленная аккуратно подстриженными газонными кантами и песочным тротуаром, вдоль которого возвышались грибки с сидящими под ними дневальными, она содержалась в исключительном порядке и чистоте. Никто кроме государя императора и сопровождавших его лиц не имел права проезда вдоль всего протяжения передней линейки, а пересекать ее было дозволено только в некоторых предназначенных для этого местах.
Наш барак, как сказано выше, находился на самом левом фланге главного лагеря, и передняя линейка заканчивалась против него. Если не ошибаюсь, то с 1913г. левее нас должен был расположиться гвардейский мортирный дивизион.
Красотой архитектуры наш барак не отличался. Это было высокое деревянное здание, темно-коричневого цвета с простой треугольной железной крышей.
Обращенный к передней линейке боковым фасадом, с небольшим крыльцом и парадным входом, барак тянулся во всю длину в глубь нашего участка. Внутри он состоял из двух передних комнат, служивших дежурной и приемной, и длинного высокого дортуара с 4-мя рядами коек с проходом по середине. Койки были отделены друг от друга небольшими шкафчиками. Между высокими окнами по сторонам дортуара стояли в гнездах наши винтовки и висела прочая амуниция. В противоположном конце барака находилась умывалка, небольшой цехгауз и выход в сад. Отделенная этим небольшим садом от барака в некотором отдалении, параллельно второй линейке находилась столовая, открытый с одной стороны продолговатый барак.
Между второй и третьей находилось офицерское помещение, небольшой лазарет и всякие хозяйственные постройки. Далее, между 3-й и 4-й линейками были бараки наших «дядек», вестовых, барабанщиков, горнистов и прочих служителей и нижних чинов, обслуживавших наши нужды. Совсем, сзади нашего расположения была конюшня с нашими строевыми лошадьми, возраст которых во многих случаях на много превышал предельный срок браковки, но, несмотря на это, преданно и покорно исполняли свои нелегкие обязанности.
Для инструментальных съемок, местность вокруг Красного Села и Дудергофа делилась на участки приблизительно в одну квадратную версту, и мы на узелки тянули номер участка.
Эти съемки производились попарно, т. е. два пажа работали совместно и получали одинаковый бал (но не всегда) за произведенную работу. Моим компаньоном был Богдан Ахматович, очень милый, спокойный и трудолюбивый мусульманин. (Он и его брат Лев поступили в корпус в 4-й класс. В 1917 г. Лев Ахматович покинул корпус при нашем переходе в 6-й или 7-й класс).
Первая стадия инструментальных съемок, на которые давалось приблизительно 3 недели, заключалась в триангуляции, т. е. в измерении расстояний и углов между самыми выдающимися пунктами участка, которые обозначались по нашему усмотрению вбитыми в землю вехами. От правильности триангуляции зависела правильность всей работы и, поэтому, было очень важно, чтобы все вехи были на своих первоначальных местах до самого окончания съемки и ее проверки.
Но мы не были одни на своих участках. Другие военные училища тоже производили инструментальные съемки и поэтому наши участки часто переплетались с их участками. Вехи каждого училища были выкрашены в разные цвета и поэтому легко различаемы.
Мы жили дружно со всеми училищами, за исключением Павловского пехотного. Со времен давным-давно забытых, антагонизм между пажами и павлонами традиционно передавался из поколения в поколение. Они нас презрительно называли «пижами» и «шаркунами», а мы их «павлонами» и другими менее благозвучными именами. Их было 600-700 человек, нас всего 60-70. Физическая сила явно была на их стороне и, пользуясь ею, они часто притесняли нас. Много было столкновений с павлонами и главной ареной этих столкновений являлось Дудергофское озеро. Если во время катания в нашей единственной лодке мы не были начеку, то могли быть уверены, что она очень быстро будет окружена многочисленными лодками павлонов и перевернута в воду со всеми сидящими в ней пажами. Мы мстили их грубой силе как могли. Павлоны, идя на стрельбище, должны были пересечь парадную линейку у нашего барака и пройти по дороге, отделяющей нас от Лейб-гвардии Финляндского полка. Как только раздавался крик дневального «Павлонов несут!», мы были готовы к их встрече. Если они шли под командой офицера, то — увы, для нас все проходило спокойно. Если же офицера не было, то мы вооружались всевозможными причудливыми медицинскими аппаратами, в том числе огромным, специально для этого заготовленным пульверизатором. Пропустив павлонов через переднюю линейку, мы, предшествуя и следуя за ними, «дезинфекцировали» какой-то невероятно плохо пахнущей жидкостью дорогу их прохождения. Великолепно дисциплинированные и во всех отношениях блестящие павлоны, свято сохраняя неприкосновенность своего строя, ничем не могли реагировать против наших выходок, и только их озлобленные взгляды высказывали их душевное состояние.
Когда наши отношения с павлонами обострялись настолько, что рисковали вылиться наружу и впутать в наши «семейные дела» начальство, мы взаимно искали исхода к успокоению темпераментов. Таков был случай во время инструментальных съемок в 1912 г. Павлоны стали вытаскивать наши триангуляционные вехи и переставлять их на другие места. Мы, конечно, не остались в долгу и последовали их примеру. Такое положение вещей не могло продолжаться, так как оно лишало возможности, как нас, так и павлонов продолжать съемки и отозвалось бы весьма плачевно на наших учебных успехах. Инцидент, к счастью для обеих сторон, был скоро улажен. Наш фельдфебель Безобразов и фельдфебель павлонов встретились где-то на нейтральной почве и пришли к соглашению, по которому павлоны обещали сохранять неприкосновенность наших вех, а мы, со своей стороны, обещали не «дезинфекцировать» дороги при их прохождении мимо нашего барака. Компромисс этот строго сохранялся, но это не мешало тому, что потопление нашей лодки продолжалось, как и раньше, а мы вместо «дезинфекции» нашли много других каверз, чтобы изводить павлонов. Так например, мы завели огромные монокли на широких желтых лентах, подзорные трубы и бинокли не меньших размеров (приобретенные у Пето на Караванной), чрез которые мы свысока смотрели на павлонов при их прохождении мимо нашего барака. К сожалению, некоторые из наших каверз были лишены остроумия и иногда выходили из рамок приличия. Подчеркну, что наш антагонизм с павлонами был основан на традиционных, а не на личных чувствах, и являлся исключительно «групповой», а не стихийной необходимостью. Единичных павлонов мы не затрагивали, так же как и они не затрагивали единичных пажей. Юнкер Павловского училища производящий, например, съемки на нашем лагерном участке, считался нашим гостем, и мы всегда приглашали его, как в наш барак, так и к нашему обеду или завтраку.
Во время съемок мы пользовались довольно большой свободой. После утренней молитвы и переклички мы собирались в столовой для раннего завтрака. Со дня выступления в лагерь казна отпускала нам только чай, кофе, какао, сахар и по одному горячему блюду к обеду и завтраку. Поэтому нам представлялась возможность официально дополнять наш скудный казенный рацион собственными средствами. Каждый класс разбивался по собственному выбору на артели человек по 10-12 в каждой. Из этого числа каждая артель выбирала своего заведующего, обязанности которого заключались в снабжении нас всевозможными кулинарными деликатесами. Каждая артель старалась превзойти другую в тонкостях своих гастрономических вкусов, и потому при месячных расчетах наш пай намного превышал заранее установленную плату в 15-20 руб. в месяц. Для удобства в этих случаях мы забывали наши неограниченные аппетиты и капризные требования, и ни чем не стесняясь, обвиняли заведывающего артелью в его хозяйственных неспособностях. Последнему ничего другого не оставалось делать, как покрыть из собственного кармана недоимку или, во всяком случае, часть ее. Это было необходимой лептой за «честь» быть нашим артельщиком. Ввиду этого своеобразного положения, последние выбирались только из имущих и из таких, которые не очень сопротивлялись остальным членам артели.
Заведующим нашей артелью был Дмитрий Ахлестышев, по прозвищу «Хлестаков». В течение трех лагерных сезонов он исполнял эту обязанность, и мы не могли пожаловаться на наш выбор.
После завтрака мы отправлялись на свои участки, как и, когда хотели. На ближние участки шли пешком, а на более дальние ехали, или на извозчиках или на подводах. Если была скверная погода, мы по желанию могли оставаться в бараке. Все что от нас требовалось — это выполнение съемки в назначенный срок, а как мы подразделяли время для нашей работы мало интересовало наше начальство.
Скорее для проформы и весьма редко нас посещали на участках курсовые офицеры и наш профессор топографии подполковник Орлов, по прозвищу «Алеха». Для проверки наших знаний постоянным и неизменным последнего был: «Укажите ваше сегодняшнее место нуля (техническое выражение)». Если начальство не находило нас на наших участках, это оставалось без последствий.
Наш с Ахматовичем участок лежал верстах в 2-3-х к востоку от Дудергофа, который в мае месяце еще пустовал. Сезон дачников и «жуков» (дам легкого поведения) начинался только в июне, по пребыванию полков гвардии в лагерь.
Во время съемок мы нанимали на окраине Дудергофа небольшую дачу, где мы могли и отдохнуть и поесть и при желании и выпить. Начальство, конечно, знало о нашей даче, но смотрело на это сквозь пальцы, только бы не было бы скандалов и пьянства. На даче, как и на участках, маркитанты снабжали нас всем необходимым и питьевыми и съедобными припасами. Нашими частыми гостями там были юнкера других училищ, главным образом Николаевского кавалерийского, с которыми мы особенно дружили.
Часов в 5-6 вечера мы возвращались домой и, сдав наши планшеты одному из специально назначенных для этого «дядек» (забыл его имя), мы опять собирались в столовую к обеду (или, вернее, к ужину). Затем опять перекличка, вечерняя молитва и наш рабочий день окончен. И так в продолжение трех недель.
Традиции и цукание
С выступлением в лагерь для съемок мы пажи младшего специального класса получили, согласно традиции, от нашего старшего класса, так называемое «корнетское» положение и из «зверей» превратились в полноправных друзей нашего старшего класса, с которым мы были должны расстаться через месяц. Этот месяц равноправия в наших отношениях еще более сдружал нас с нашими старшими друзьями, с которыми мы в продолжение многих лет, все же до известной степени, были отделены традиционным цуканием. Тот, который не прошел сам школы цукания, вряд ли сможет понять весь комплекс взаимоотношений существовавший между старшими (корнетскими) и младшими (звериными) классами пажей.
Основанное на принципе сохранения старых традиций и на братской дружбе, связывающей пажей в единую семью, цукание было прекрасной школой воспитания, приучавшей нас к строгой дисциплине, порядку, беспрекословному послушанию и лояльности к старшим. Оно развивало в нас чувство сдержанности и самообладания. Оно заставляло нас помнить, что честь носить пажескую форму и с малых лет быть близкими служаками императорской семьи, налагало на нас строго установленные права (в корнетских классах) и обязанности (в звериных классах). Эти права и обязанности, касающиеся только наших внутренних семейных взаимоотношений, достались нам по наследству от старших поколений, которые в течение более ста лет создавали и строили этот непоколебимый «esprit de corps», который был одной из главных выдающихся черт, присущих только Пажескому Е.И.В. корпусу. Здесь следует отметить, что цукание в том виде, в каком оно проявлялось среди пажей, никогда и ни в чем не затрагивало ни самолюбия, ни личного достоинства «зверя». Если и случались единичные случаи такого вида цукания, или цукания с оттенком хамства, то цукалыцик своим же классом быстро приводился к разуму.
Мы любили наш старший класс. Мы знали, что сегодня они корнеты, но знали также, что и мы будем таковыми, и будем обучать наш младший класс тому, чему сами научились от них.
Многое говорилось и писалось «есрго» и «contre» цукания и я не берусь философствовать на эту, увы, отжившую тему. Как в общих классах, так и специальных «звери» были ограничены во всех своих действиях, передвижениях и даже в способе их мышления возможными традиционными правилами, перечень которых потребовал бы объемистую книгу.
(Для иллюстрации приведу несколько примеров. Каждое помещение имело ряд невидимых непосвященному глазу «корнетских черт», через которые «звери» не смели переступать. Время для вставания, утреннего и вечернего туалета, завтрака и обеда, ужина, прогулки и пр. и пр. были вычислены для «зверей» с минутной пунктуальностью. Складывание одежды и белья и постановка сапог на ночь подвергалась особой рационализации. Отдание чести, маршировка и, вообще строй, и строевой вид младшего класса являлся постоянным пунктом для строгого надзора со стороны старших и источником многих наказаний. Знание наизусть имен, номеров и мест стоянок полков армейской кавалерии являлось одним из многочисленных побочных требований для младшего класса. В общих классах наказания сводились, главным образом, постановкой в «башню». Вначале было трудно. Со временем все как-то приспособились и постановка в «башню» не производила на них никакого физического впечатления, являясь лишь неприятным и скучным препровождением свободного времени. Для того чтобы не быть пойманным начальством врасплох, существовала система «махальных», которые издалека установленными знаками предупреждали о приближении опасности. В лагере в Красном Селе для той же цели имелась скрытая сеть электрических звонков.
В специальных классах наказания были иными. Лишение отпуска, стоянка под ружьем, маршировка и др. О «башне» не было и речи.
До 1912г. порядок перехода из класса в класс в специальных классах происходил следующим образом: 7-й (общий) класс по окончанию в мае месяце экзаменов на аттестат зрелости, выступал 1 -го июня в лагерь и превращался в младший специальный класс. До того младший специальный класс, с того же числа становился старшим специальным классом, а старший специальный класс откомандировывался по полкам своего выпуска до дня производства в офицеры, обычно в день Святого Преображения 6-го августа старого стиля.
В 1912г., т. е. тогда, когда мы переходили из младшего в старший специальный класс, система перехода из класса в класс к нашему большому огорчению и неудовольствию была изменена.
Решением высшего начальства 7-й класс не выступал в лагерь и потому, по откомандировании нашего старшего класса по полкам, мы остались в одиночестве, не имея под собой «зверей», над которыми мы могли бы изъявить силу нашей только что приобретенной корнетской власти. Это решение было, конечно, связано с вопросом борьбы против цукания, предпринятого по инициативе Главного управления военно-учебных заведений, которое во что бы то ни стало, хотело разбить и искоренить старые традиции.
Должен сознаться, 2-месячный (июнь-июль 1911 г.) лагерный сбор для нас, только что перешедших в специальные классы пажей, был одним из самых тяжелых периодов. Наш старший класс, всей мощью своей корнетской власти, взял нас в обработку и днем и ночью заставлял нас не только помнить, но и чувствовать свое низкое «звериное» положение. Так как дежурный офицер не жил в нашем бараке, то мы были предоставлены сами себе, или, вернее мы «звери», были предоставлены в полное распоряжение старшего класса.
Кроме уже указанных выше требований и правил, замыкающих «зверей» в строго ограниченные рамы, существовал ряд других традиций, которые не давали покоя «зверям».
В старые времена пажи младшего специального класса прикомандировывались к нашим лагерным соседям Лейб-гвардии Финляндскому полку и в его рядах проходили ротные, батальонные, полковые и прочие учения. По этой, уже отжившей в мое время причине «подразумевалось», что весь младший класс выходил «офицерами» в этот полк. Поэтому, если кто-нибудь из корнетов напевал или насвистывал марш Финляндского полка, то весь младший класс должен был вскакивать навытяжку, даже из постели среди глубокой ночи.
В этом роде была и следующая традиция: «Младший класс! Кто виноват?». Вдруг раздавался возглас кого-нибудь из старших. При этом, иногда неожиданном, но хорошо знакомом вопросе, младший класс вскакивал и стоя «смирно» отвечал:
«Паулина», а затем хором исполнял следующие куплеты:
Paulina war ein DameSie sass aufdem Balkone,
Balkone, Balkone,
Und drank tee mit Citrone
Citrone zu Plaisir
Hap-tshi
Dann kam ein Eskadrone
Eskadrone, Eskadrone
Und ............ so weiter:
Да, в коротком очерке описать все стадии, пройденной нами школы цукания, связанной в одно целое со старыми пажескими традициями, невозможно. Но я уверен, что все мы, оставшиеся и разбросанные по всему миру коренные пажи, вспоминаем наше «звериное» время с тем же умилением, как и наше «корнетское» время, проведенное в стенах родного корпуса.
«Папа Римский» — Донон — Пажи
Вообще нам было запрещено посещать рестораны и всякие частные увеселительные заведения, и в громадном большинстве случаев администрация последних не допускала нашего входа. Но были и такие заведения, вроде Старого Донона у Николаевского моста Северной гостиницы на Мойке, несколько кавказских погребков и других второ- и третьеклассных ресторанов, которые допускали нас по секрету и, конечно, только в отдельные кабинеты. Помнится мне следующий случай. Мы были уже камер-пажами и в одну прекрасную отпускную субботу небольшой компанией человек в 8-10 собрались кутнуть у Старого Донона и приветствовать подвизавшуюся там кафешантанную певицу (кажется, ее звали Нюрой Хмельницкой), за которой мы все волочились и, кажется, все без исключения пользовались ее не столь строгой добродетелью.
Заняв отдельный кабинет на самом верхнем этаже ресторана и не выходившего окнами в общую залу, мы решили посмотреть акт нашей фаворитки. Потихоньку и прячась, пробрались мы на хоры общего зала, расположенные в том же с нами этаже, против сцены. Высокий парапет скрывал наши пажеские мундиры от внизу сидящей публики, и только наши физиономии высовывались иногда посмотреть, что делается в партере. А партер был полон всевозможной публикой, сидящей за отдельными столиками. Среди публики был стол, занятый несколькими офицерами Лейб-гвардии драгунского полка с ротмистром Римским-Корсаковым, или как его все звали «Папой Римским» во главе. Не знаю отчего, но вдруг головы всех лейб-драгун поднялись и их взоры устремились на наши высунутые лица. «Папа Римский», на вид весьма грозный, а на самом деле добрейший и милейший человек, встал и с суровым видом, сопровождаемый остальными лейб-драгунами, направился к выходу, пригрозив кулаком в нашем направлении.
Мы, конечно, не заставили себя ждать на месте. Вприпрыжку и вперегонку помчались обратно в наш кабинет. Но оставаться там было невозможно, так как стол со всеми признаками неоконченного ужина выдал бы место нашего пребывания, а кабинет не запирался на ключ. Уже на лестнице внизу слышался громкий голос «Папы» и тяжелые шаги поднимавшихся наверх офицеров. Правда, поднимались они не торопясь, но производили неимоверный шум гремевшими по ступенькам саблями. Испуганный метрдотель и лакеи-татары метались во все стороны, открывая свободные кабинеты и чуланы и размещая нас, кого в шкаф, кого под диван, кого за занавес, кого под стол. И с таким же успехом прятали наши пальто, шпаги и каски.
«Ну, вот я им покажу! Век будут помнить! Молокососы, да еще у Донона!» раздавался уже совсем близко голос «Папы». Уверения бегавшего вокруг него управляющего Донона, что никаких пажей здесь нет, и никогда не бывало, мало действовали на «Папу». Он продолжал грозить невидимым пажам всевозможными карами, уверяя, что узнал каждого из нас в лицо. Обойдя все кабинеты, и не найдя никого, по-видимому для поддержки своего престижа, «Папа» обрушился всей своей мощью на бедного управляющего. Это излияние его немного успокоило и, в конце концов, послышались его и остальных офицеров удаляющиеся шаги. Мы, конечно, были ни живы, ни мертвы и, думаю, представляли собой не весьма гордую картину, когда выползли из потаенных мест. Мигом расплатившись, мы столь ж быстро шмыгнули вон из негостеприимного Донона.
Несколько дней мы ходили как в воду опущенные, ежеминутно ожидая вызова к директору, изнемогая от неизвестности нашей судьбы. Я, как старший из бывших у Донона пажей, позвонил по телефону в Петергоф бывшему пажу — драгуну корнету Горбатовскому и передал ему, что по поручению некоторых из нас обращаюсь с весьма секретной просьбой выяснить, думает ли «Папа», как он грозился, подать рапорт относительно инцидента у Донона, и стал рассказывать ему в третьем лице происшедшее.
«Что ты мне очки втираешь!» — перебил и рассмеялся Горбатовский. «Ведь, сознайся, что и ты был там?» — «Да», — ответил я грустно, — «Ну хорошо» — продолжал Горбатовский, — «поговорю с «Папой» и разузнаю в чем дело. Завтра буду в городе и заеду в корпус». Еще сутки промучались мы. На следующий день, во время вечерних занятий, меня вызвали в швейцарскую. Это был Горбатовский. Поздоровавшись со мной, мы сели на ступеньках лестницы. «Вчера, — начал Горбатовский, — я не мог тебя успокоить, так как мы, слышавшие рассказ «Папы», обещали держать происшедшее в строжайшем секрете, теперь же «Папа», узнав состояние, в котором вы находитесь, рассердился, что вы могли подумать хоть минуту, что он, сам бывший паж, донесет на вас. Никакого рапорта «Папа» не собирался и не собирается подавать. На днях в собрании он рассказал некоторым из нас о вашей выходке. Правда, что он многих узнал в лицо и был весьма доволен и горд, что, дескать, напугал до смерти щенков и спас вас от непоправимого зла». Этой последней фразы я не понял и попросил объяснить, что она означает. «Да очень просто, — ответил Горбатовский, — в общем зале сидел плац-адъютант (фамилии я не помню) и когда «Папа» увидел вас высовывавшихся из-за парапета, пришел в ужас при мысли, что будет с вами, если этот последний заметит вас. Поэтому он решил действовать безотлагательно и так напугал вас, чтобы вы немедленно исчезли из стен Донона...». Я сознался, что «Папа» действительно так напугал нас, что вряд ли кто-либо из нас захочет еще раз посетить Донон. «Да, — прибавил Горбатовский, — Папа сказал мне: передай этим балбесам, чтобы хоть для приличия научились бы лучше прятаться. А то, что получилось: где сапог торчит из-под дивана, где шпора звякает из-под стола, где гардина неестественно колыхается. Прямо стыдно было перед метрдотелем».
Во время этого разговора я чувствовал, что слезы подступают к моим глазам. Не слезы успокоения за свою участь, но слезы восхищения перед человеком, прямота которого, не погубив нас на пороге жизни, дала нам урок, который нравственно был гораздо тяжелее, нежели совокупность всех наказаний, предусмотренных уставом о наказаниях.
Во время войны 1914 г. судьба часто сталкивала меня с «Папой», который в то время был начальником пулеметной команды нашей 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Осенью 1915 г. во время боев вдоль Огинского канала я со своим эскадроном оторвался в разведке от полка и, возвращаясь к нашим позициям, очутился в районе лейб-драгун, к которым временно и присоединился. Бои шли непрерывно и как-то, будучи в прикрытии наших пулеметов и сидя с «Папой» в какой-то землянке, я вспомнил инцидент у Донона и в подробности рассказал ему наши переживания. Он долго смеялся и в свою очередь рассказал, что, пугая нас, ни он, ни остальные драгуны не чувствовали себя на особенно твердой почве, так как существовал приказ по гвардейскому корпусу, в котором «советовалось» господам гвардейским офицерам воздерживаться от посещения увеселительных заведений и ресторанов сомнительной репутации, в том числе и Старого Донона у Николаевского моста, и что вышеуказанный плац-адъютант, услышав шум в верхних этажах, предполагая, что это лейб-драгуны, только что поднявшиеся буянили, ринулся наверх, но уже на лестнице был встречен спускающейся компанией лейб-драгун, которые преградили ему дорогу. По-видимому, после некоторых пререканий, «Папа» навеял на плац-адъютанта тот же страх, что и на нас, так как он, по словам «Папы», быстро ретировался.
Генерал П.О. Бобровский и его сыновья
Среди соратников Дмитрия Алексеевича Милютина видное место занимал Павел Осипович Бобровский — военный педагог и юрист, знаток истории организации русской армии от «выборных солдатских полков иноземного строя» до учреждения регулярной армии Петром Великим, официальный историограф Лейб-гвардии Преображенского полка, автор многочисленных трудов по военной истории России.
П.О. Бобровский родился в 1832 г. в семье профессора Вильнюсского университета. Закончил Полоцкий кадетский корпус и курс обучения в Дворянском полку. Службу начал в 1851 г. в чине прапорщика в Лейб-гвардии Литовском полку. В 1853-1854 гг. участвовал в составе Дунайской армии в Крымской войне. В 1857г. закончил Академию Генерального штаба, до 1864 г. служил в войсках и войсковых штабах.
Высочайшим указом в 1863 г. П.О. Бобровский был назначен состоять при военно-учебных заведениях для особых поручений с оставлением в Генеральном штабе. С этого времени он на долгое время был связан с реформой военного образования в рамках общей военной реформы, проводимой Д.А. Милютиным. Была организована двухуровневая система военного образования, в которой учреждение юнкерских училищ наряду с военными училищами занимало ключевое место. Это позволило повысить образовательный уровень лиц, производимых в офицеры и расширить социальную базу призываемых в армию в результате введения всеобщей воинской повинности.
Бобровский на практике в войсках мог убедиться в несовершенстве существовавшего до этого принципа подготовки офицеров непосредственно в полках из вольноопределяющихся и унтер-офицеров. Используя опыт организации юнкерских училищ, он написал фундаментальный труд «Юнкерские училища». В этой трехтомной монографии был дан исторический обзор деятельности и развития юнкерских училищ, основные Принципы военного воспитания и обучения в них, необходимые мероприятия по организации их хозяйственной деятельности и быта. Автор отмечал, что «полкам недоставало многих условий для доставления надлежащего образования офицерам, они не в состоянии дать и теперь всего того для достижения этой цели». Общее образование юнкеров имело первостепенное значение для качества их специальной подготовки.
«Чем полнее и совершеннее общее образование, тем без сомнения легче прививаются те прикладные знания, тот запас специальных сведений, с которыми каждый начнет свою общественную деятельность».
Такая позиция Павла Осиповича отражала важный этап военно-учебной реформы — организацию военных гимназий взамен кадетских корпусов, чем достигалось более углубленное изучение общеобразовательных дисциплин обучаемыми. Принципы военного воспитания в России и до военной реформы ставили во главу угла вопросы нравственного воспитания будущих офицеров. Продолжая эту традицию, П.О. Бобровский полагал, что «педагогика и здравый смысл не могут отделить понятие об обучении от понятия воспитания». По его мнению, «предметы долженствующие войти в состав учебного курса юнкерских училищ должны по своим качествам удовлетворять общечеловеческим и специальным требованиям и обнимать не только то, что пригодно для жизни и что пойдет в дело с первых дней службы, но и все то, чем обуславливается и от чего зависят успехи воспитания офицера, как человека». Высокие требования предъявлялись к воспитателям будущих офицеров. Каждый воспитатель должен был представлять нравственную норму, «дабы напоминать о нравственном законе молодому не созревшему человеку».
В период службы в Управлении военно-учебными заведениями П.О. Бобровский осуществлял методическое руководство в составлении программ обучения в юнкерских училищах, разделив их на три направления:
— специальные предметы умственного обучения,
— практические занятия в поле и
— строевое обучение.
Умственное обучение включало общеобразовательное и специальное. Из-за недостаточной подготовки по общеобразовательным дисциплинам, от поступавших в юнкерские училища требовалось особое внимание уделять изучению русского языка, как основы общеобразовательных дисциплин, а также русской истории, так как она «развивала патриотические чувства, но без извращения истины, и не должна поднимать чувства кичливости, не должна поднимать ни ненависти к иноземному, ни чувства веронетерпимости к другим исповеданиям».
Заслуги П.О. Бобровского на ниве военного образования не остались незамеченными. В 1864 г. он был произведен в полковники, а в 1870 г. — в генерал-майоры.
Параллельно с реформированием среднего военного образования шла реформа высшего военного образования, в том числе и военно-юридического. Специальное военно-юридическое образование в России вело свое начало от Аудиторской школы, образованной в 1832 г. Впоследствии она была преобразована в Аудиторское училище, в котором в 1866 г. был открыт офицерский класс. На его базе в 1867г. была открыта Военно-юридическая академия. Окончательное Положение о военно-юридической академии было утверждено в 1868 г. Согласно ему в академию принимались штаб- и обер-офицеры. Курс обучения был рассчитан на два года, а ежегодный прием не превышал 25 человек. Аудиторское училище в 1869 г. было преобразовано в Военно-юридическое училище с трехлетним курсом обучения, куда принимались лица, имевшие законченное среднее образование. Таким образом, училище стало высшим военно-юридическим учебным заведением по подготовке гражданских чиновников к службе по военно-судебному ведомству. При этом существовало два однородных высших военно-юридических учебных заведения: одно — для офицеров, другое — для гражданских лиц. Второе по уровню подготовки слушателей и продолжительности курса обучения превосходило первое.
Возникшая двойственность поставила вопрос о ликвидации одного из них. Для обсуждения этого вопроса, которое длилось целых шесть лет, было создано Особое совещание под председательством военного министра Д.А. Милютина. В 1878 г. было принято решение об упразднении Военно-юридического училища. Курс обучения в академии был увеличен до трех лет. Наряду с офицерами на третий курс академии стали принимать чиновников-стипендиатов военно-судебного ведомства с юридическим образованием. На академию была возложена задача подготовки офицерских кадров для военно-судебного ведомства и одновременно ведение научных исследований в области военного права. Высочайшим приказом по военному ведомству от 25 декабря 1875 г. генерал-майор П.О. Бобровский был назначен начальником Военно-юридической академии с оставлением в Генеральном штабе.
П.О. Бобровский вступил в командование академией в период ее реорганизации и становления. По существу, ему пришлось быть организатором надежного фундамента военно-юридического образования в России, что было отчасти сопряжено с проходившей в те годы судебной реформой. Учебные программы академии включали углубленное изучение военно-уголовного законодательства, государственного и гражданского права, истории русского права, энциклопедии права, финансового, международного, полицейского и церковного права, судебной медицины, психологии и логики. К чтению лекций были привлечены выдающиеся ученые-юристы Н.А.Неклюдов (1840-1896), К.Д. Кавелин (1818-1875) и другие. Известный русский юрист и государственный деятель Анатолий Федорович Кони (1824-1927) писал, что П.О. Бобровскому «удалось вывести из молчаливого уединения... глубокого мыслителя (К.Д.Кавелина — Авт.) — историка русского юридического быта и выдающегося цивилиста, дать возможность воспитанникам академии услышать горячее, вдохновенное и полноценное слово старого профессора лучших времен Московского университета. Не только в серьезной любви к науке нашел Бобровский точку тесного соприкосновения с Кавелиным, питавшим к нему искреннее уважение, — чем он дарил не многих, но и в одной общей нежной любви к Петру».
«Когда мне бывает грустно, когда я поддаюсь сомнениям о будущем России, — говорил Кавелин, — я беру Евангелие или думаю о Петре, и мне становится легче». Так смотрел и Бобровский — и в мыслях о Петре, следы которого он видел во всем хорошем на Руси, и в словах Христа искал утешения и поддержки в те, в последнее время тяжкие минуты, когда его больное и усталое сердце сжималось тоскою и тревогой за родину. Академия воздала ему справедливость, приобщила его к себе, в качестве своего почетного члена.
До 1914г. Военно-юридическая академия выпустила 1499 высокообразованных военных юристов. За время службы в академии П.О. Бобровского произошел переход к высоко научному военно-учебному процессу, что, в свою очередь, позволило военно-судебному ведомству России достойно вписаться в прогрессивную судебную реформу 1860-70-х гг.
Служба П.О. Бобровского в академии повлияла на всю его жизнь. Не имея специального военно-юридического образования, генерал-лейтенант Бобровский не счел для себя зазорным фактически вступить в число слушателей академии. За три года он прошел весь курс лекций. В результате тесного общения с профессорско-преподавательским составом у него появилось желание к самостоятельной научной работе в области военного права. И в 1887 г. Бобровский написал фундаментальный труд «Военное право в России при Петре Великом». В обширном трактате о войсках Западной Европы XVI-XVII вв. дается интересная характеристика состава, организации и состояния русского войска, содержится подробный разбор петровского «Артикула воинского» с указанием источников происхождения этого замечательного законодательного памятника. Глубокое изучение наследия Петра I утвердило П.О. Бобровского в том, что при реформировании России, царь не ограничивался копированием западных системных образцов, а внес много своего национального.
В таких работах, как «Развитие способов и средств для образования юристов военного и морского ведомства в России» (1881) и «Беседа начальника Военно-юридической академии о значении военных законов Петра Великого для устроенной им регулярной армии» (1886) П.О. Бобровский отразил свой взгляд на основные положения военно-юридической науки, во многом сохранившие свою актуальность и до наших дней.
В 1897 г. он завершил службу в академии и был назначен сенатором, присутствующим в судебном департаменте правительствующего Сената. Это дало ему возможность наряду с новыми обязанностями посвятить себя научной работе, направленной на всестороннее изучение военных преобразований Петра Великого. В ряду множества научных трудов, посвященных этой теме, особое место занимают «История Лейб-гвардии Преображенского полка» и «История 13-го Лейб-гренадерского Эриванского полка» — бывшего Бутырского. Обе монографии были изданы «По Высочайшему повелению». Таким образом, П.О. Бобровский стал официальным историографом обоих старейших полков русской регулярной армии, которые с честью служили России вплоть до октябрьского переворота 1917г.
Научные работы исследователя отличаются глубиной. Это дало повод известному военному историку А.З. Мышлаевскому в рецензии на «Историю 13-го Лейб-гренадерского Эриванского полка» написать: «Виден историк более широкого масштаба в смысле сбора материала, нежели требуется для составления полковой летописи». Эта монография охватывает широчайший круг вопросов, связанных с военно-историческим прошлым России, с ее социальной, политической, хозяйственной, дипломатической деятельностью.
Работа над историей Преображенского полка позволила поднять целый пласт интереснейших исторических сведений о борьбе за власть правительницы Софьи Алексеевны с молодым Петром, о создании Петром «потешного войска», а также событиях, завершившихся основанием Санкт-Петербурга и Полтавской битвой, которые полноправно ввели Россию в русло европейской политики.
Научное военно-историческое наследие П.О. Бобровского обширно и многогранно.
«История двух вышеупомянутых полков, — писал А.Ф. Кони, — проникнута здоровым патриотизмом, чуждым какого-либо шовинизма и национального самовосхваления, она изобилует бытовыми картинами и обширными историческими очерками, достойными сжатого содержательного письма покойного Шильдера. Петр и Екатерина, Александр и Николай со своими сподвижниками и характерными чертами своих царствований, угрюмая северная природа, горы и зной Кавказа, планы и описания битв, рассказы о трудностях приспособления русского человека к новым условиям места и времени, обширное исследование о мюридизме — проходит пред читателем, раскрывая пред ним под скромным названием истории полка — историю его родины в ее боевых испытаниях. Искусное распределение материала и много новых, неведомых прежде данных, добытых на местах, подтверждают неослабевающий интерес к этим фолиантам и дают полное удовлетворение критической мысли, которая вместо дифирамбов и условных восторгов, находит спокойную объективность автора, согретую любовью к своему труду».
Работа над историей 13-го Лейб-гренадерского Эриванского полка позволила обратить внимание ученого на истоки событий, предшествовавших Кавказской войне и участию в них А.В. Суворова. Некоторые аспекты этого исторического периода освещены в работах «Кубанский егерский корпус» (1893) и «Суворов на Кубани в 1778 г. и за Кубанью в 1783 г.» (1900).
Круг научных интересов П.О. Бобровского не ограничивался изучением вопросов организации военного образования, истории русского военного права и учреждения регулярной армии России. Его перу принадлежат исследования по статистике, связанные с Гродно и Гродненской губернией, уроженцем которой он был. Будучи членом Императорского русского географического общества, он занимался проблемами вероисповедания отдельных конфессий, в частности, вопросами, истории греко-униатской церкви, а также славистики. Он обратился к научному наследию Михаила Кирилловича Бобровского — известного ученого слависта и ориенталиста, открывшего Супрасальскую рукопись — памятник древней русской письменности.
В 1896 г. Павлу Осиповичу было присвоено воинское звание генерала от инфантерии. За выдающиеся заслуги он был награжден многими орденами, в том числе орденом Св. Александра Невского, стоявшего по статусу непосредственно за орденами Св. Апостола Андрея Первозванного и Св. Владимира 1 -и степени.
Скончался П.О.Бобровский в 1905г. и был похоронен на кладбище рядом с имением «Макули», ныне Макуляй близь города Зарасай в Литве.
В семье П.О. Бобровского воспитывалось три дочери и три сына — Сергей, Михаил и Василий. Все трое были выпускниками Пажеского корпуса. По-разному сложилась их судьба в горниле октябрьского переворота и гражданской войны в России. Во многом их жизнь слилась с судьбами сотен бывших пажей и русских офицеров. Немного известно о жизни среднего сына Михаила и младшего — Василия.
Согласно документам Пажеского корпуса, Михаил Павлович Бобровский родился 22 октября 1876 г. и был зачислен в пажи в III класс корпуса в 1891 г. Впоследствии он был произведен в камер-пажи и выпущен из корпуса в августе 1897 г. хорунжим 3-го Кубанского пластунского батальона. Фотография того времени сохранила облик молодого офицера в черкеске с газырями на бешмете и в кубанке — папахе со знаком Пажеского корпуса на мундире ниже газырей, сидящим в свободной позе с шотландской овчаркой у ног. Возможно, он, как и тысячи его сверстников, погиб на юге России в гражданской войне.
Василий Павлович Бобровский в 1895 г. учился в IV классе корпуса. Он был выпущен в Лейб-гвардии егерский полк. Семейный альбом хранит фотографию щеголеватого поручика-гвардейца с небольшой колодкой орденов и медалей, ниже которых — полковой знак Егерского полка, а под ним — неизменный знак Пажеского корпуса — белый эмалевый мальтийский крестик, такой же, как и на груди его брата Михаила. Поручик Василий Бобровский выглядит подтянутым с прямым, открытым взглядом. Согласно семейным преданиям, он не снял офицерскую форму с погонами и был застрелен революционным матросом на улице Петрограда.
Совсем иначе сложилась судьба старшего из братьев — Сергея. Он родился 28 мая 1875г. В трехлетнем возрасте — в 1878 г. был зачислен в пажи-кандидаты Высочайшего двора. Обучение его началось в Николаевском кадетском корпусе, откуда он в 1888 г. был переведен в Пажеский Его Императорского Величества корпус. Поступить туда было не просто. Потребовался 10-летний кандидатский стаж. В августе 1893 г. Сергей Бобровский был переведен в младший специальный класс корпуса, а с 1 сентября ему начали засчитывать срок действительной военной службы. За проявленные успехи и прилежание в учебе в 1894 г. он был назначен исполняющим должность фельдфебеля, а вслед за этим в ноябре 1894 г. — фельдфебелем корпуса. В том же году он был произведен в камер-пажи Высочайшего двора. Традиционно производство камер-пажа старшего специального класса в фельдфебели корпуса означало, что он становился личным камер-пажом государя императора. В своих воспоминаниях фельдфебель старшего специального класса В.Н. Штрандман написал, что после его утверждения фельдфебелем в октябре 1896 г., директор корпуса граф Ф.Э. Келлер вручил ему специальную шпагу, которая переходила ежегодно от одного фельдфебеля к другому с выгравированными на ней их фамилиями. Среди них была и фамилия Бобровского. Кроме выдающихся успехов в учебе, фельдфебель корпуса должен был иметь определенные внешние данные, соответствующие его высокой должности.
По существовавшему положению, паж специальных классов корпуса после выпуска должен был прослужить три года в войсках. В августе 1895 г. Сергей Бобровский после экзамена был произведен в подпоручики и направлен в 7-й саперный батальон с прикомандированием к Лейб-гвардии саперному батальону в ожидании открытия офицерской вакансии. Молодой подпоручик еще в корпусе проявил склонность к техническим дисциплинам. В том же году он получил подарок из кабинета его величества — золотые часы с государственным гербом. В 1896 г. СП. Бобровский был переведен в Лейб-гвардии саперный батальон и вступил в командование ротой и в заведывание отделением саперной школы. Прослужив положенный срок в войсках, он был откомандирован для сдачи экзаменов в Николаевскую инженерную академию. Эти экзамены он успешно сдал, однако, в академии не оказалось штатных вакансий. Учитывая отличные способности кандидата, с разрешения военного министра СП. Бобровский был зачислен сверхштатным обучающимся офицером в младший класс академии. Вскоре вакансия открылась, и молодой офицер окончил двухлетний курс по I разряду, получил право ношения академического знака и был переведен на дополнительный куре академии с получением права, за достигнутые успехи, на преимущество при производстве в штаб-офицерский чин. Дополнительный курс академии он окончил с отличием. В течение года поручик СП. Бобровский был произведен в штабс-капитаны, и вслед за этим в капитаны с переводом в военные инженеры в распоряжение Главного инженерного управления. Пришло время показать, на что способен выпускник с отличием закончивший Николаевскую инженерную академию.
За экзаменационный проект по мостам Конференция Николаевской инженерной академии присудила капитану СП. Бобровскому первую премию имени инженера путей сообщения, действительного статского советника Березина в размере 300 руб. С этого времени научные интересы СП. Бобровского в значительной степени были связаны с мостостроением. Перед Первой мировой войной на технических конкурсах он неоднократно занимал призовые места. За отличия в службе в 1910г. Сергей Павлович был произведен в полковники и награжден орденом Св. Станислава 2-й степени (ранее был награжден орденом Св. Анны 3-й степени). В соответствии с положением о прохождении службы, после окончания академии было необходимо прослужить четыре года и шесть месяцев в войсках, с правом прослужить последние полтора года в военно-учебных заведениях. Как сказано в послужном списке капитан СП. Бобровский:
«С соизволения Его Императорского Высочества Генерал-Инспектора по Инженерной части был утвержден штатным преподавателем Николаевской инженерной академии».
В это же время С.П. Бобровский наравне с другими военными инженерами принимал живейшее участие в сооружении моста Петра Великого через Неву (ныне Большеохтинский). До наших дней на мосту сохранилась памятная доска с именем полковника СП. Бобровского, выполнившего проект разводной части моста. В июле 1914 г. он был командирован в распоряжение штаба Варшавского военного округа. Приближающиеся военные события на границе требовали инженерной подготовки предстоящего театра боевых действий в части обеспечения войск. Полковник С.П. Бобровский неоднократно выступал в качестве руководителя строительства мостов на реках Неман, Зельве, Ясельда и Шара, а также выполнял иные задания начальника инженерных снабжений армий Северо-Западного фронта, за что был награжден орденами Св. Владимира 3-й и 4-й степени.
Но вскоре способности С. П. Бобровского были использованы на новом поприще — организации автомобильного парка армии. Он хорошо знал автомобильное дело, сам управлял машиной. К тому же в семье имелся автомобиль, а его сестра Е.П. Лукницкая была одной из первых женщин в России, получившая водительское удостоверение.
В мае 1916 г. с «Высочайшего соизволения» был утвержден «Временный штат правительственного технического надзора за сооружением казенного завода военных самоходов и временных правил об обязанностях и правах указанного завода». Полковник С.П. Бобровский был назначен старшим инженерным приемщиком Главного военно-технического управления, а вслед за этим — «Старшим инспектором временного правительственного технического надзора за сооружением казенного завода военных самоходов и за постройкой последних на этом заводе». Приказом Временного правительства армии и флоту о чинах военных от 21 ноября 1917г., за отличие по службе СП. Бобровский был произведен в генерал-майоры. Очевидно, это было последнее дооктябрьское производство в генеральское звание в старой России.
Строительство завода «военных самоходов» было намечено в Сибири и поручено одной из английских фирм. Для ознакомления с зарубежным автомобилестроением С.П. Бобровский, начиная с октября 1916г., неоднократно бывал в Англии, Франции и Италии. О своих впечатлениях он докладывал в Ставку верховного главнокомандующего. В июле 1917 г. он был откомандирован в Англию по делам, связанным с сооружением казенного завода военных самоходов. Однако начать строительство завода СП. Бобровскому не удалось, грянул октябрьский переворот. 2 марта 1918г. его миссия в Англию была завершена. Последняя запись в послужном списке генерал-майора СП. Бобровского была сделана 4 марта 1918 г.
Началась длительная одиссея русского генерала. На родину при жизни ему не было суждено вернуться, но душой он оставался с ней. Он собрал группу русских офицеров, которая зафрахтовала пароход во Владивосток, чтобы присоединиться к армии Александра Васильевича Колчака. Но в январе 1920 г. адмирал был арестован чехословаками и выдан большевикам в Иркутске. После 6-дневного допроса 7 февраля 1920 г. по решению Иркутского ВРК адмирал был расстрелян, а тело его сброшено в прорубь.
Вместо Владивостока пароход с русскими офицерами прибыл в Японию, но и там они долго не задержались и отправились в Южную Америку. Уругвай, Парагвай и Аргентина давали политическое убежище русским эмигрантам. В Парагвае тогда осело особенно много русских военных. Восемьдесят из них поступили на службу в армию Парагвая. Русские генералы И.Т. Беляев и Н.Ф. Эрн руководили боевыми операциями в кровопролитной войне (1932-1935) с соседней Боливией, которая была выиграна, несмотря на ее превосходящий экономический потенциал. Сегодня 10 улиц столицы Асунсьон носят имена русских офицеров. СП. Бобровский также не остался безучастным к жизни приютившей его семью страны. Используя свой громадный технический опыт, он занимался в Парагвае, как и в России, строительством мостов. Вместе с русскими учеными-эмигрантами он открыл Технический университет. В дальнейшем СП. Бобровский переехал в Аргентину в Буэнос-Айрес, где работал пока ему позволяло здоровье. В годы Великой Отечественной войны Сергей Павлович активно поддерживал Советский Союз в борьбе против фашизма. Он принимал деятельное участие в работе Общества помощи сиротам Отечественной войны. Живо интересовался книгами, газетами и журналами, приходившими из СССР. Сергей Павлович завещал похоронить его после смерти в России. Сразу сделать это не удалось. Но в начале «перестроечных» лет родные доставили урну с прахом покойного СП. Бобровского в Москву, где она и была захоронена на Котляковском кладбище.
Восстановлена могила сенатора, генерала от инфантерии П.О. Бобровского в родовом поместье. Некоторые из местных бабушек еще помнят рассказы своих родителей о «строгом и справедливом владельце Макуляй», украшают могилу зелеными ветками и цветами.
Потомки СП. Бобровского живут в Аргентине, в Англии и США. Сын СП. Бобровского — Сергей Сергеевич Бобровский, как его отец и дед, избрал военную карьеру, служил в армии Аргентины и ушел в отставку в звании полковника.
Память о генерале П.О. Бобровском и его сыновьях живет в наших сердцах. С грустью вспоминается революционное лихолетье и гражданская война, когда Россия потеряла десятки тысяч своих верных сыновей, среди которых были и воспитанники Пажеского корпуса.
Выдающиеся воспитанники сухопутного шляхетского кадетского корпуса
ХЕРАСКОВ Михаил Матвеевич (1733-1807), был выпущен из корпуса в Ингерманландский пехотный полк в чине поручика. В корпусе под руководством А.П. Сумарокова, который проходил в нем обучение в 1732-1740 гг., он начал писать свои первые стихи. В 1745 г. был рекомендован в титулярные советники с переводом в Коммерц-коллегию, в 1756 г. в чине коллежского асессора он начал служить в канцелярии Московского университета, где ему был поручен административный надзор за библиотекой, типографией и театром. На сцене университетского театра (объединенного с группой итальянца Л. Локателли) М.М. Херасков проявил свой драматургический и режиссерский талант, явился основоположником русской морализующей комедии («Безбожник», 1761 г.). В 1762 г. ему была поручена цензура всех университетских изданий, а через год М.М. Херасков был назначен директором университета с чином канцелярии советника.
Его деятельность в этой должности пришлась на переломный момент в истории университета: в 1765-1766 гг. получил дальнейшее развитие медицинский, а в 1767-1769 гг. юридический факультеты. По инициативе М.М. Хераскова был осуществлен перевод ряда иностранных учебников на русский язык, а к началу 1768 г. по повелению императрицы Екатерины II преподавание в университете начали вести на русском языке. В том же году было предпринято издание «Истории Российской с самых древнейших времен» В.Н. Татищева.
С целью привлечения внимания зарубежной научной общественности и обмена знаниями Конференция университета обязала переводить торжественные речи профессоров на латынь. Неоднократно под председательством ректора велась разработка положений университетского Регламента (устава).
В 1770 г. М.М. Херасков оставил Московский университет и перевелся в Санкт-Петербург на должность вице-президента Берг-коллегии. К этому времени он был известен как выдающийся литератор и общественный деятель.
В июне 1778 г. Михаил Матвеевич вновь вернулся в Московский университет на должность куратора. По его инициативе в январе 1779 г. при университете был открыт Благородный пансион для дворянских детей (с 1830 г. — дворянская гимназия), в 1781 г. был организован студенческий научно-просветительский кружок — Собрание университетских питомцев.
При поддержке М.М. Хераскова в Московском университете в 1782 г. официально открылось «Дружеское ученое общество». Эта организация ставила своей целью ведение широкой просветительской работы и стимулирование общественной и литературной деятельности.
В 1802г. Михаил Матвеевич Херасков вышел в отставку в чине действительного тайного советника.
Был похоронен в 1807 г. в Москве на кладбище Донского монастыря.
ПРОЗОРОВСКИЙ Александр Александрович (1732-1809)— князь, был выпущен из Кадетского корпуса в полевые полки поручиком в 1754 г. Участвовал в войне с Пруссией (Семилетняя война). В сражении при Грос-Егерсдорфе (1757) был ранен пулей в ногу, был участником осады Кюстрина и сражения при Цорндорфе (где получил ранение в плечо), битвы при Пальциге и взятия Берлина.
В начале русско-турецкой войны А.А. Прозоровский командовал авангардом и переправился вплавь через р. Днестр. В бою под Хотином разгромил отряд Караман-Паши, овладел турецким обозом и захватил три знамени, содействовал разгрому двадцатитысячной армии крымских татар. Участвовал в занятии Ясс в Молдавии. В 1770 г. во время осады Очакова блокировал Бендеры и успешно отражал вылазки турецкого гарнизона крепости.
Под начальством Долгорукова участвовал в покорении Крыма (1771) и установлении власти Шагин-Гирея — союзника России. За боевые действия в Крыму был удостоен орденов Св. Георгия 2-й и 3-й степени.
В 1780-1790 гг. управлял Орловским и Курским наместничествами, был московским главнокомандующим и сенатором, начальником войск в Минске и Смоленской губернии.
В 1806 г. вступил в командование войсками VI области и был произведен в генерал-фельдмаршалы.
Несмотря на преклонный возраст, возглавил армию в войне против турок в 1808 г. Руководил боевыми действиями за Дунаем, брал крепости Браилов, Исакча и Тульча. Под командованием А.А. Прозоровского в разное время воевали А.В. Суворов, М.И. Кутузов и М.А. Милорадович.
По завещанию князь А.А. Прозоровский был похоронен в Киево-Печерской лавре, на могильной доске высечена надпись: «Те только памятники прочны, которые сооружает благородное отечество, прочие, воздвигаемые гордостию — ничтожны».
КАМЕНСКИЙ Михаил Федотович (1732-1809) — граф, был в 1756 г. выпущен из Кадетского корпуса поручиком в пехоту, а затем переведен в артиллерию. Во время Семилетней войны с Пруссией Франция вступила в союз с Россией, в 1757-1759 гг. М.Ф. Каменский служил волонтером во французской армии. По возвращении в Россию он был произведен в полковники и служил в Московской артиллерийской команде, а затем генерал-квартирмейстером-лейтенантом в корпусе П.А. Румянцева.
После Семилетней войны командовал 1-м Московским пехотным полком, затем был откомандирован в Пруссию для знакомства с прусской системой военного образования, которая в дальнейшем стала для М.Ф. Каменского образцом для подражания.
В русско-турецкой войне 1768-1774 гг. генерал-майор М.Ф. Каменский доблестно проявил себя при взятии Хотина, участвовал во взятии Бендер, лично возглавлял штурмовую колону. Был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени. При проведении боевых операций соперничал с А.В. Суворовым, чем вызывал неодобрение главнокомандующего П.А. Румянцева. У Ени-Базара разбил турок и подступил к Шумле. За кампанию 1774 г. был награжден орденом Св. Георгия 2-й степени, а до этого — орденом 3-й степени. С 1783 г. М.Ф. Каменский исполнял обязанности рязанского и тамбовского генерал-губернатора и в 1784 г. был произведен в генерал-аншефы. В начале русско-турецкой войны 1787-1791 гг. получил командование корпусом во 2-й армии П.А. Румянцева, отличился в сражениях при Сакульцах и Ганкуре. Г.А. Потемкин, объединивший командование армией, недолюбливал М.Ф. Каменского за педантичность и, якобы, капризный нрав. После смерти светлейшего князя М.Ф. Каменский попытался без санкции императрицы возглавить армию, за что заслужил ее гнев и был вынужден уйти в отставку.
Павел I, благосклонно относившийся к М.Ф. Каменскому, назначил его начальником Финляндской дивизии с производством в генералы от инфантерии, а затем в генерал-фельдмаршалы, но вскоре к нему охладел, и Михаил Федотович вновь удалился в свое имение.
В начале царствования Александра I М.Ф. Каменский непродолжительное время был генерал-губернатором Санкт-Петербурга, но отсутствие деловитости и такта привели его к быстрой отставке с этого поста.
Последним штрихом в его военной карьере стало назначение в 1806 г. по инициативе А.А. Аракчеева главнокомандующим русской армией в войне антифранцузской коалиции против Наполеона. Но престарелый фельдмаршал, обещавший «привезти в клетке» Наполеона, начал производить непонятные «эволюции» своей армии. В результате его хаотичных и непоследовательных действий русская армия потерпела ряд частных неудач, которые в итоге привели ее к поражению под Пултуском. Накануне сражения, ссылаясь на болезнь, М.Ф. Каменский передал командование генералу Л.Л. Беннигсену и отбыл в Остроленку. Сам Наполеон заявил, что этот его противник является для него самым опасным, так как планы всех здравомыслящих людей предвидеть можно, а планы М.Ф. Каменского нет. Александр I осудил его действия, однако, из-за уважения к чину и возрасту решил не предавать полководца суду.
Умер М.Ф. Каменский в своем поместье не своей смертью, был зарублен топором своим же крепостным.
ПОРОШИН Семен Андреевич (1741-1769), после окончания Кадетского корпуса был при нем оставлен. В 1762 г. — флигель-адъютант при Петре III. После воцарения Екатерины II — находился «кавалером» при цесаревиче Павле Петровиче вплоть до начала 1766г. Считался одним из образованнейших людей своего времени. Вел подробный дневник с 20 сентября 1764 г. по 31 декабря 1765 г. В нем наряду с изложением исторических событий давал важные характеристики Павлу Петровичу.
Рано проявив склонность к литературному труду, С.А. Порошин принимал деятельное участие в редактировавшемся академиком Миллером издании «Ежемесячные сочинения», где поместил ряд переводных статей. Две оригинальные работы:
«Письма о порядке в обучении наукам» и «Праздное время на пользу употребленное» были опубликованы в журнале, выходившем при Сухопутном корпусе. О его начитанности свидетельствуют записи в его дневнике, где фигурируют Платон, Декарт, Маккиавели, Буало, Свифт, Бюффон и др. Он был подробно знаком с французской философией XVIII в. и с современной ему изящной литературой. Для Павла Петровича он готовил сочинение под названием «Государственный механизм». В качестве наставника по геометрии и арифметике он, благодаря своему образованию, приобрел преобладающее влияние на цесаревича. Бытовало мнение о, якобы, умышленном развращении Н. Паниным и С.А. Порошиным наследника престола. Но эти обвинения были категорически отвергнуты в специальном исследовании профессора Иконникова, который утверждал, что и Н. Панин и С.А. Порошин относились добросовестно и с любовью к делу воспитания цесаревича. Однако, в 1766 г. С.А. Порошин был отстранен от воспитания Павла. Можно предполагать, что многие неприятные факты из жизни важных персон, изложенные им в дневнике, стали известны императрице.
В 1768г. С.А. Порошин был назначен командиром Старооскольского пехотного полка. Дневник С.А. Порошина был впервые напечатан в 1847 г. и издан повторно в 1881 г. в исправленном и дополненном по рукописям виде редакцией «Русской старины».
БУЛГАРИН Фаддей Бенедиктович (1789-1859) — сын польского шляхтича Ф.В. Булгарин был выпущен из корпуса в 1806 г. корнетом в Лейб-гвардии уланский полк. Участвовал в военной кампании 1806-1807 г. в сражении под Фридландом и русско-шведской войне (1808-1809). За сатиру на командира полка был переведен из Санкт-Петербурга в Кронштадт, а затем в Ревель. За дисциплинарные проступки был уволен из армии, уехал в Варшаву, где поступил в Польский легион армии Наполеона рядовым. Участвовал в боях в Испании и Италии, а в 1812-1813 гг. воевал против русских войск, будучи капитаном 7-го легиона французских улан. Был взят в плен прусскими солдатами и после окончания военных действий царским манифестом от 30 августа 1814г. помилован. Уехал в Варшаву, откуда в 1819г. вновь вернулся в Санкт-Петербург.
Вскоре стал известен как предприимчивый издатель и литератор. Был знаком практически со всеми литературными деятелями своего времени, дружил с В.К. Кюхельбекером и А.С. Грибоедовым.
Ф.В. Булгарин издавал журнал «Северный архив» и участвовал в выпуске альманаха «Полярная звезда», был создателем первого в России театрального альманаха «Русская талия», где впервые опубликовал отрывки из комедии А.С. Грибоедова «Горе от ума». Наибольшую известность приобрел как редактор-издатель (вместе с Н.И. Гречем) частной политической и литературной газеты «Северная пчела». Придерживался до восстания декабристов либеральных взглядов, после восстания сблизился с правительством. Издания Булгарина и Греча имели монопольное право на помещение политической информации, пользовались финансовой поддержкой 3-го отделения. Ожесточенная борьба Ф.В. Булгарина с бывшими единомышленниками вызвала у них ответную реакцию, в результате он приобрел скандальную славу выразителя правительственного официоза и ренегата. Однако, сохранив архив Рылеева, он помог находившемуся под следствием А.С. Грибоедову. В 1826 г. представил правительству записки: «Нечто о Царскосельском лицее и духе оного», «О цензуре в России и о книгопечатании вообще», в которых изложил план «успокоения» общественного мнения в России, ратовал за усиление цензуры и искоренение «вольнодумства». В 1830-1831 гг. обвинял А.С. Пушкина, П.А. Вяземского и А.А. Дельвига в «литературном аристократизме», намерении читать и писать «для немногих». С 1840-х гг. вел постоянную борьбу с представителями реалистического направления в литературе (Н.В. Гоголь, В.Г. Белинский, Н.А. Некрасов и др.). В записке «Социализм, коммунизм и пантеизм в России в последнее 25-летие» (1846) обвинил журнал «Отечественные записки» в пропаганде коммунистических идей. Ф.В. Булгарин был автором многочисленных произведений (173 тома, которые были им «написаны и изданы»): путевые записки, очерки, рассказы, сказки и т. д. Совместно с профессором Дерптского университета Н.А. Ивановым Ф.В. Булгарин издал книгу «Россия в историческом, статистическом, географическом и литературном отношениях» (1837). Булгарин — автор «Воспоминаний», не лишенных исторического интереса.
ШИЛЛИНГ Павел Львович (1786-1837) — сын полковника русской армии Людвига Иосифа Фердинанда Шиллинга фон Канштадта был выпущен из Кадетского корпуса подпоручиком в 1803 г. Затем от Министерства иностранных дел был направлен переводчиком в русское посольство в Мюнхен. Там он познакомился с физиологом и анатомом Самуилом Томасом Земмерлингом, ставившим опыты с применением гальванического тока. П.Л. Шиллинг заинтересовывается теорией электричества, и вернувшись спустя два года в Россию, обнародовал свое первое изобретение — дистанционный электрический минный взрыватель, который в 1812г. успешно продемонстрировал Александру I при подрыве подводных мин на Неве. В том же году молодой ученый представил императору и другое изобретение — модернизированный им телеграф Земмерлинга.
В 1813 г. П.Л. Шиллинг возвратился на военную службу и участвовал в боевых действиях на территории Франции, за что был награжден орденом и именным оружием. После войны он снова покинул армию ив 1818г. создал в Санкт-Петербурге при Министерстве иностранных дел первую образцовую литографию.
Введя важное усовершенствование в литографическое искусство, П.Л. Шиллинг печатает по своему способу текст изданной Н.Я. Бичуриным китайской рукописи. Долгие годы увлекается историей Востока. Русское правительство организовало экспедицию в Восточную Сибирь «для обследования положения местного населения и состояния торговли у северных и западных границ Китая». Руководителем экспедиции назначили П.Л. Шиллинга. Он привлек к участию в ней Н.Я. Бичурина (в монашестве Иакинф) — основоположника русского китаеведения, а также А.Д. Соломирского, приятеля А.С. Пушкина. Предполагавшаяся экспедиция увлекла поэта, который подал прошение на имя А.Х Бенкендорфа «О дозволении посетить Китай с посольством, которое туда скоро отправляется», однако получил отказ. А.С. Пушкин под влиянием П.Л. Шиллинга, А.Д. Соломирского и Н.Я. Бичурина обращается к ним с стихотворным посланием:
Поедем, я готов,Послание было датировано декабрем 1829 г. Тогда же в той же пушкинской тетради появился черновой набросок стихотворения, авторство которого многими исследователями приписывают именно к П.Л. Шиллингу:
О, сколько нам открытийДва года П.Л. Шиллинг путешествовал по Забайкалью, Монголии и пограничным с Китаем областям, изучал языки азиатских народов, собирал коллекцию китайских, маньчжурских, монгольских, тибетских, японских и индийских рукописей (ныне эта коллекция насчитывает 2600 томов), костюмов, утвари, предметов религиозных культов. Весной 1832г. экспедиция вернулась в Санкт-Петербург. Столичное общество с почетом встретило путешественников. П.Л. Шиллинг был награжден орденом Св. Станислава 2-й степени «во внимание к ревностной службе и в вящее одобрение к приложению изысканий по части естественных наук, польза коих опытом уже оправдана». Он был избран членом-корреспондентом Петербургской Академии наук, национальной корпорации французских востоковедов и членом Британского общества азиатской литературы.
Но изобретатель и ученый не забыл о телеграфном аппарате и продолжал его усовершенствовать. Осенью 1832 г. состоялась первая публичная демонстрация «телеграфной системы Шиллинга» — уже клавишной, принципиально отличавшейся от системы Земмерлинга. На ее основе П.Л. Шиллинг разработал конструкцию электромагнитного телеграфа, в котором передача сигналов велась при помощи особого шестизначного кода. Таким образом, он на несколько лет опередил Морзе в создании телеграфного языка: «Я нашел средство двумя знаками выразить все возможные речи и применить к сим двум знакам всякие телеграфические слова или сигнальную книжку» — скажет позднее П.Л. Шиллинг. Мы скажем больше — изобретение русского ученого легло в основу двоичного кода Рида — Мюллера, на использовании которого основана вся современная компьютерная техника электронно-вычислительных машин.
По указу Николая I был учрежден для испытания аппарата П.Л. Шиллинга специальный комитет. Испытание — передача депеши по подводному кабелю — прошло успешно. Однако сделать Россию первой в мире страной, обладающей телеграфным сообщением, помешала скоропостижная смерть изобретателя в 1837г.
Именно с этим изобретением Павел Львович Шиллинг вошел в историю, точнее в историю техники. Современники видели в нем, прежде всего гуманитария, маститого востоковеда, а также создателя электрической мины. Приоритет П.Л. Шиллинга был восстановлен лишь в 1859 г. академиком Иосифом Гамелем.
Д.А. Милютин — последний генерал-фельдмаршал русской Армии
Дмитрий Алексеевич Милютин родился в 1816 г. в Москве. Его отец Алексей Михайлович Милютин, в отличие от большинства представителей дворянского сословия, не чурался предпринимательской деятельности. Но, разорившись, он был вынужден ее оставить и до конца своей жизни был на службе секретарем комиссии по постройке храма Христа Спасителя.
Увлечение отца вопросами экономики и наукой передалось и его сыновьям Дмитрию, Николаю и Владимиру. Семья воспитала сыновей в духе любви к труду, чуждому «чванному тунеядству — источнику зла». В результате Н.А. Милютин стал товарищем (заместителем) министра внутренних дел и фактическим руководителем подготовки крестьянской реформы 1861 г. В.А. Милютин был известным экономистом и публицистом, профессором Петербургского университета. В Д.А. Милютине успешно сочетались энциклопедически образованный ученый, государственный и военный деятель с широчайшим диапазоном интересов и сфер деятельности.
В 1832 г. Д.А. Милютин после окончания губернской гимназии закончил с серебряной медалью пансион при Московском университете и тотчас, переехав в Петербург, поступил на военную службу в 1-ю артиллерийскую гвардейскую бригаду фейерверкером, а через шесть месяцев в 17 лет получил первый офицерский чин, который открыл ему дорогу, благодаря блестяще сданному экзамену, сразу в старший класс Императорской военной академии.
Окончив ее с малой серебряной медалью, что было показателем выдающихся способностей, Д.А. Милютин был произведен в поручики и причислен к Генеральному штабу. В это время он также активно занимался научной и литературной деятельностью, сотрудничая в «Энциклопедическом лексиконе» А.А. Плю-шара, «Военно-энциклопедическом лексиконе» Л.И. Зедделера, в журнале «Отечественные записки», где им было опубликовано более 150 статей по математике, механике, астрономии, геодезии, физике и военным наукам. При этом особенно примечательна публикация в журнале «Отечественные записки» (1839, № 4 и № 5) статьи «Суворов — как полководец». Эта работа, как отметил военный писатель Н.П. Жерве, явилась для многих «новым слогом и откровением».
К тому времени А.В. Суворов был почти забыт, и Д.А. Милютину принадлежит заслуга «создания суворовского культа... Он первый дал научную разработку суворовских принципов, благодаря которым полководец одерживал свои блестящие победы». Автор писал, что А.В. Суворов «в отношении к военному делу стоял выше своего века, никто не мог постигнуть, что он создал совершенно новый образ войны прежде, чем Наполеон дал Европе уроки новой стратегии и тактики». Он весьма критически оценивал деятельность других военачальников, поэтому по цензурным соображениям статья «Русские полководцы XVIII столетия» не была опубликована.
В 1839 г. началась служба Д.А. Милютина в штабе Чеченского отряда на Кавказе, которым руководил командующий войсками Кавказской линии и Черноморья известный боевой генерал П.Х Граббе. Д.А. Милютин принимал участие в военных операциях против горцев, в том числе в экспедиции в Ахульго — столицу имамата Шамиля, которая после нескольких штурмов, ценой больших потерь, была взята отрядом и разрушена. Известный художник-баталист Руббо оставил в память об этом событии одну из своих батальных панорам «Штурм аула Ахульго».
В одном из боев Д.А. Милютин был ранен пулей в плечо с повреждением кости. Последствия этого ранения еще долго вызывали необходимость серьезного лечения. И все же он продолжал оставаться в отряде. За участие в боевых действиях Д.А. Милютин был награжден орденами Св. Станислава 3-й степени и Св. Владимира 4-й степени.
Вернувшись в Петербург в чине капитана, Д.А. Милютин вступил в должность квартирмейстера 3-й гвардейской пехотной дивизии. С 1843 г. он — обер-квартирмейстер войск Кавказской линии и Черноморья. Опыт личного участия в боевых действиях, подкрепленный академическим образованием, позволил ему написать в помощь войскам «Наставление к занятию, обороне и атаке лесов, строений и деревень и других местных предметов», которое в то время было высоко оценено офицерами.
Обращаясь сегодня к опыту «первой чеченской войны» с горечью можно отметить, что российским офицерам не хватало подобного «наставления» при проведении боевых операций бронетанковыми колоннами за г. Грозный.
В специальных служебных записках, посвященных войне на Кавказе, Д.А. Милютин писал:
«С первых же дней похода, мне уже бросились в глаза многие слабые стороны нашего образа действий против горцев в тактическом отношении. Более всего меня поразили те невыгодные условия, в которых нашим кавказским войскам приходилось вести борьбу. Тут же выказывалось то превосходство, которое следовало бы ожидать от европейского регулярного войска над неустроенными частями вооруженного населения, напротив того, превосходство было на стороне неприятеля».
В 1845 г. Д.А. Милютин был назначен на должность профессора Императорской военной академии по кафедре военной географии. Через некоторое время он пришел к выводу о научной несостоятельности курса военной географии в программе академии вообще:
«Чем больше я читал и обдумывал, тем более убеждался в том, что составлять специальную военную „науку" из одних чисто географических знаний — немыслимо».
И Дмитрий Алексеевич становится основоположником новой дисциплины — военной статистики, которая учитывала с военной точки зрения все многообразие различных сведений о государстве, его территории, населении, государственном устройстве, финансах, вооруженных силах и т. д.
Появлению нового курса предшествовала публикация двух обстоятельных статей: «Критическое исследование значения военной географии и статистики» и «Первые опыты военной статистики». Вторая работа была отмечена в 1850г. Демидонской премией. Для введения в курс академии нового предмета понадобилось всего два года.
Обращаясь сегодня к военно-научному наследию Д.А, Милютина, следует отметить, что по существу, он принял эстафету от Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева, поддержал военную школу, в том числе Василия Никитича Татищева, досконально изучившего древние истоки русской истории. Военная география и военная статистика составляли в интерпретации Д.А. Милютина начала геополитики и заняли с его легкой руки четверть всего учебного времени. Академия Генштаба стала при нем авторитетнейшей кузницей научных кадров страны, и ее диплом был наиболее предпочтителен при назначении на любую государственную должность. Этому способствовало открытие к двум существовавшим курсам в академии третьего, на который зачислялись офицеры, проявившие исключительные способности на первых двух курсах. Они получали звание «офицер Генштаба», особые знаки различия, ряд преимуществ по службе.
Итоги Восточной войны и ее потери Д.А. Милютин предлагал локализовать и компенсировать за счет присоединения Туркестана, что означало выход на подступы к Индии, являвшейся основой могущества и одновременно ахиллесовой пятой Британской империи. В ней он видел главную опасность государственным интересами России. Милютин был инициатором всех новых походов в Среднюю Азию, которые фактически осуществляли казачьи отряды, исчислявшиеся лишь сотнями человек. Результатом их действий становилась ликвидация феодальной зависимости среднеазиатских городов от кочевников. Русское присутствие на занятых территориях фактически не намного изменяло внутреннюю жизнь коренного населения, так как вмешательство в нее было весьма ограниченным. Занятие Россией стратегически важных исходных позиций, с которых казачьи полки в Мерве и Ташкенте могли угрожать Индии, заставляло англичан отказаться от военных авантюр в Европе, подобных Крымской войне. Наступательная война России на Балканах (1877-1878) против Турции за освобождение славян стала экзаменом для ее геополитики и русской армии, которые она с честью выдержала. Дальше маневрирования английской эскадры Хорнби в Дарданеллах Англия не пошла.
Имя Милютина неотделимо от истории русской военной геополитической школы. Среди офицеров Генерального штаба его последователями стали: Николай Михайлович Пржевальский (1839-1888) — исследователь Центральной Азии и Тибета; Алексей Николаевич Куропаткин (1848-1925) — исследователь Туркестана; Лавр Георгиевич Корнилов (1870-1919) — активный исследователь Восточной Персии, погиб при штурме Екатеринодара в гражданской войне; Андрей Евгеньевич Снесарев (1865-1937) завершил после Д.А. Милютина работу по формированию русской геополитической методики исследования и тихо угас 4 декабря 1937 г. Все они — ученики Д.А. Милютина по своему духу и по делам.
Широкая эрудиция и научный подход к разрешению военных проблем выдвинули Д.А. Милютина на должность директора Канцелярии военного министерства при военном министре В.А. Долгоруком. Сменивший его Н.О. Сухозанет, возможно, видел в Милютине соперника и не позволил ему активно включиться в работу военного министерства. И осенью 1856 г. новый командующий Отдельным Кавказским корпусом князь А.И. Барятинский предложил Д.А. Милютину пост начальника Главного штаба Отдельного Кавказского корпуса (в дальнейшем — Кавказской армии). Реорганизация управления войсками и военными учреждениями края, выполненные по предложениям Д.А. Милютина, сыграли положительную роль, а после пленения Шамиля в 1859 г. при штурме аула Гуниб, в котором принимал личное участие Д.А. Милютин, Кавказская война была закончена. В значительной мере именно Д.А. Милютину русская армия была обязана успешным завершением Кавказской войны. За боевые заслуги он был награжден орденами, произведен в генерал-лейтенанты и вскоре удостоен звания генерал-адъютанта.
Служба на Кавказе позволила Д.А. Милютину проанализировать проблемы многолетней войны. Он пришел к выводу, что настоящая борьба на Кавказе и есть ни что иное, как продолжение борьбы христианства с исламизмом, варварства с просвещением и то, что «политика экономического приобщения страны важнее политики силы, ибо если война делается народною, никакие условия материальные, никакие армии и победы не могут одолеть великой силы нравственной и материальной целого народа».
По предложению А.И. Барятинского Д.А. Милютин в 1860 г. был назначен товарищем военного министра, а после назначения Н.О. Сухозанета наместником в Царство Польское, он был утвержден военным министром. Двадцатилетняя его служба на этом посту была тесно связана с проведением глубокой военной реформы. Необходимость ее была обусловлена поражением русских в Крымской войне и реформированием армий Западной Европы.
Реформы российской армии начались с сокращения срока военной службы в строю с 25 до 15 лет (из них шесть — на действительной и девять лет в запасе), отменой телесных наказаний в армии, улучшением быта солдат и обучением их грамоте. Для тех, кто имел образование, продолжительность службы сокращалась: для окончивших высшие учебные заведения — до шести месяцев, гимназию — до полутора лет, городское училище — до трех лет и начальную школу — до четырех лет. Замена рекрутского набора всесословной воинской повинностью стала стержнем этого раздела военной реформы. В запас стали уходить молодые и обученные люди, что привело к сокращению кадров, стоящих «под ружьем» в мирное время при наличии достаточно обученного резерва. Последовавшая война на Балканах, когда в короткий срок была отмобилизована действующая армия, подтвердила разумность и своевременность этой меры. В 1881 г. общая численность армии достигала свыше 32 тыс. офицеров, около 900 тыс. солдат и 800 тыс. запасных, а к 1900 г. вооруженные силы насчитывали более 1 млн. человек, а численность подготовленного резерва приближалась к 3 миллионам.
Введение в 1864г. военно-окружной системы положило начало реорганизации системы центрального военного управления с распространением его прямого влияния на войска, дислоцированные на территории обширной империи. При этом было обеспечено оперативное руководство войсками из центра, их самостоятельность на местах и быстрое развертывание армии в случае войны.
Наряду с организационными вопросами реформирования армии Д.А. Милютин занимался и вопросами ее технического перевооружения. Армия переходила от гладкоствольного к нарезному стрелковому оружию. В 1868 г. на вооружение пехоты, кавалерии и казачьих войск стала поступать винтовка системы Бердана, а затем — системы Крнка и Карле. В 1867 г. в артиллерии появились первые нарезные орудия, заряжаемые с казны. Чугунные и бронзовые орудия заменялись на стальные. Д.А. Милютин неоднократно посещал заводы, выпускающие предметы вооружения и был твердым сторонником развития отечественной военной промышленности вместо закупок за рубежом. Однако, несмотря на все его усилия, значительных изменений в обеспечении армии артиллерийскими системами не произошло, и к началу войны 1877-1878 г. русская полевая артиллерия еще значительно отставала от зарубежной.
В 1863 г. было утверждено «Положение о сохранении воинской дисциплины и наказаниях дисциплинарных», которое устанавливало порядок наложения дисциплинарных взысканий и определяло границы их применения начальствующими лицами. Впервые в русской армии были введены «Дисциплинарный устав» (1869) и новый устав «Внутренней службы» (1877). Дисциплинарная практика стала соответствовать правовым нормам гражданских буржуазных законов, вызванных к жизни судебной реформой в стране. Были введены офицерские суды чести и офицерские собрания.
От системы снабжения, при которой провиантские и комиссариатские департаменты были рассадниками злоупотреблений, армию перевели на снабжение Главным интендантским управлением, и резко сократили число чиновников. Были созданы неприкосновенные запасы на всех уровнях снабжения. Архаичная система хозяйства полка — боевой единицы русской армии, при которой командир полка единолично и безотчетно распоряжался расходованием полковых сумм, была заменена системой траты средств только на основании составленной предварительно сметы. Согласно закону, контроль хозяйственной деятельности осуществляли провиантские комиссии и выборные хозяйственные комитеты. Д.А. Милютин писал: «С этого времени полковые командиры перестали смотреть на хозяйство полка, как на собственное, свое личное хозяйство». Это позволило увеличить размер солдатского пайка, оклады строевых офицеров, для улучшения их финансового положения были введены офицерские заемные капиталы и военно-эмеритальная касса.
По случаю введения всесословной воинской повинности Александр II направил военному министру именной рескрипт, в котором писал:
«Тяжелейшими трудами Вашими в том деле и просвещенным на него взглядом Вы оказали государству услугу, которую ставлю себе в особое удовольствие засвидетельствовать и за которую выражаю Вам мою истинную душевную признательность. Закон, мною утвержденный и ныне обнародованный, да будет — при Вашем содействии приводиться в исполнение в том же духе, в каком он составлен».
Благодарность императора и слова, обращенные им к Д.А. Милютину, могут быть распространены на всю его реформаторскую деятельность.
Известно, что военное строительство государства тесным образом связано с его внутренней и внешней политикой. Поэтому в вопросах, внутренней политики военный министр был сторонником буржуазных реформ. Так при обсуждении закона о печати в 1865 г., он был противником сосредоточения власти над прессой в одних руках — Министерства внутренних дел. Он выступал против проекта министра просвещения Д.А. Толстого, стремившегося «под наружной оболочкой педагогической системы» сделать гимназическое образование привилегией дворянства. Либерализм Д.А. Милютина в вопросах образования ярко проявился в создании военных гимназий, прогимназий, юнкерских училищ и женского образования. В 1872 г. он отдал приказ об учреждении при Медико-хирургической академии первых в России «Курсов для образования ученых акушерок», которые с 1876г. стали называться «Высшими женскими врачебными курсами». Милютин был противником различного рода мер полицейского характера при решении вопросов стабилизации внутреннего положения в стране. Он выступал против усиления власти губернаторов над местными органами самоуправления и распространения ее на судебную власть, как предлагал министр внутренних дел А.Е. Тимашев. Он справедливо считал, что ужесточение полицейских мер в виде тотальной административной высылки «неблагонадежных», не сделают их благонадежнее.
Однако, Д.А. Милютин, будучи либералом умеренного толка, не исключал возможности преобразований в границах самодержавного строя. Он был сторонником беспощадного подавления восстания в Польше и в этом вопросе оказался в одном ряду с генералом М.Н. Муравьевым (вешателем), министром государственных имуществ А.А. Зеленым и реакционным публицистом 1860-80-х гг. М.Н. Катковым.
В вопросах внешнеполитической деятельности его путь определяется от неприятия военной географии, как науки необходимой офицеру Генштаба, через основанную им военную статистику к геополитике, которую он, если и не основал, о чем говорилось выше, то, безусловно, был глубоким ее разработчиком. Благодаря страстной убежденности в необходимости продолжения борьбы за Плевну в войне 1877-1878 гг., несмотря на неудавшиеся предыдущие три ее штурма, Д.А. Милютин смог преодолеть на военном Совете сопротивление некоторых генералов во главе с великим князем Николаем Николаевичем, которые полагали, «что кампания не удалась» и осаду надо снимать. Только последовательная аргументация Д.А. Милютина, опирающаяся на необходимость взятия Плевны не в тактическом или стратегическом, а именно в геополитическом плане, привела к напряжению сил в целях обеспечения ее падения. При этом необходимо отметить то, что сам Д.А. Милютин вместе с царем в течение семи месяцев находился на русско-турецком фронте и лично влиял на Александра II и военное командование в том направлении, которое считал необходимым. Д.А. Милютин внимательно следил за ходом внешнеполитических процессов. Желание обеспечить условия для завершения реформ заключалось в его программе необходимости сохранения мира в Европе и на Ближнем Востоке, т. е. там, где положение было наиболее нестабильным и опасным. Восточный вопрос — краеугольный камень внешней политики России всегда был под его пристальным вниманием. В записке, посвященной судьбам Оттоманской империи, Д.А. Милютин обращал внимание на опасность распада этого государства. Он считал, что ни одна из европейских держав не должна претендовать на преобладающее влияние на Балканах, высказывался на недопустимость захвата проливов какой-либо одной страной и за объявление Мраморного моря и проливов нейтральными. Иным был взгляд англичан, в том числе Уинстона Черчиля, на значение этого «мягкого подбрюшья Европы» в европейских делах.
В Средней Азии Россия, по мнению Д.А. Милютина, должна была, вопреки мнению министра иностранных дел A.M. Горчакова, действовать без постоянной оглядки на Англию. Практическим подкреплением этой мысли, кроме активного вхождения в Среднюю Азию, было соединение Оренбургской и Сибирской укрепленных линий, в результате чего Россия получила на этом направлении защищенную границу. Деятельность Д.А. Милютина в вопросах внешней политики носила прагматический характер, о чем свидетельствует трансформация его взглядов на русско-германские отношения. Победы немцев во франко-прусской войне и образование в 1871 г. германского государства с тревогой были встречены военным министром. Он помнил об угрозе России со стороны Германии и без одобрения относился к восторженным высказываниям Александра II по поводу успехов немецкой армии. Однако, когда царское правительство из-за возникших в дальнейшем англо-русских противоречий и военной слабости России, взяло курс на сближение и восстановление союза с Германией, Д.А. Милютин поддержал этот курс. Он завершился восстановлением «Союза трех императоров». В последний год своей службы на посту военного министра Д.А. Милютин отошел от прогерманской позиции.
За свою военную деятельность Д.А. Милютин был награжден всеми российскими орденами, включая орден Св. Апостола Андрея Первозванного, и многих зарубежных наград. Он состоял почетным президентом Академии Генштаба и Военно-юридической академии, почетным членом Академии наук, Артиллерийской, Инженерной и Медико-хирургической академий.
Покушение на Александра II в 1881 г. стало причиной перехода правительства Александра III к открытой реакции. Манифест о «Незыблемости самодержавия» предопределил переход к контрреформам. Д.А. Милютин был вынужден уйти в отставку. В этом же году он покинул Петербург и поселился в своем имении — в Симеизе. Однако, в 1880-90-е гг. он встречался с Александром III и Николаем II, великим князем Константином Николаевичем. Его посещали министр финансов С.Ю. Витте, министры иностранных дел Н.К. Гире и В.Н. Ламздорф, дипломаты А.Г. Жомини, А.И. Нелидов, П.А. Шувалов. О его заслугах в 1898 г. вспомнил Николай II и в дни торжеств по случаю открытия памятника Александру II в Москве Д.А. Милютин был произведен в генерал-фельдмаршалы. За эти годы он побывал практически во всех европейских странах, живо интересовался военным воздухоплаванием, проводил время среди книг.
Скончался Дмитрий Алексеевич 25 января 1912 г. и был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Дневники и воспоминания по его завещанию были переданы на хранение в Императорскую академию Генерального штаба.
Примечания
{1}Слово паж происходит от итальянского слова paggio и является сокращенным от латинского — paedogogium. У древних римлян оно означало группу юношей для услужения знатным римлянам. В средние века в странах Европы пажи были обязательной принадлежностью свиты знатных феодалов. Их обучали верховой езде и владению оружием, они выполняли господские поручения, прислуживали за столом и за это получали богатую одежду и стол. По достижении 14-летнего возраста пажей производили в оруженосцы.
Институт пажей сохранился, например, во Франции при королевском дворе до буржуазной революции, и даже при дворе Наполеона. В султанской Турции при дворах вельмож также служили пажи.