Содержание
«Военная Литература»
Военная история

Глава III.

Подготовка нового британского вторжения в Афганистан

Сокрушительное поражение, какое нанесли британским войскам народы Афганистана, вынудило правящие круги Англии серьезно пересмотреть методы и формы своей политики в отношении Афганистана. От прямого военного штурма, каким явилась развязанная английскими экспансионистами война 1838–1842 гг., они перешли к «политике дружественного сближения». Цели при этом не менялись: любой ценой, в любой форме британская буржуазия стремилась установить свое господство, свой контроль над Афганским государством, лишить его независимости, превратить в вассальное владение. Стараясь обосновать внешние изменения в политике Англии по отношению к Афганистану, британский историк Д. Морисон писал: «...поражение 1841–1842 гг., возвращение Дост Мухаммеда к власти и горькие воспоминания ...о прошлых ошибках придали спокойствие отношениям с Афганистаном»{127}.

Конкретный анализ событий свидетельствует, однако, что за внешним «спокойствием» скрывались прежние агрессивные тенденции Британской империи. Границы захваченных ею в Индии земель постепенно и неуклонно приближались к Афганистану. В 1843 г. после непродолжительной, но упорной борьбы с народным ополчением синдцев и белуджей колонизаторы захватили Синд и часть Белуджистана. В 1845 г. они спровоцировали [63] войну с Пенджабом, в результате которой в 1846 г. аннексировали часть его территории и навязали этому государству договор, ограничивший его самостоятельность.

В ряде районов владения Англии находились в непосредственной близости от областей расселения афганских племен, и британская колониальная администрация получила значительно больше возможностей вести интриги и подрывную деятельность против Афганистана.

Обстановка в Афганистане в эти годы была очень сложной. Четырехлетние ожесточенные военные действия, охватившие важнейшие города и селения страны, а также карательная экспедиция английских войск нанесли серьезный урон экономике Афганистана. Многие населенные пункты были полностью или частично уничтожены, поля — вытоптаны. Редкая афганская семья не оплакивала кого-либо из своих членов, павших в борьбе против варварского нашествия.

Положение ухудшалось в связи с тем, что Афганистан не был объединен, а продолжал представлять собой несколько разрозненных феодальных уделов. Вернувшийся к власти Дост Мухаммед старался объединить все афганские земли в едином государстве.

Эмир и его окружение продолжали лелеять надежду на возвращение Пешаварской области. Они прекрасно понимали, какую угрозу представляет для Афганистана британская экспансия в соседнем Пенджабе. В связи с этим были преданы забвению старые распри с Сикхским государством, раздувавшиеся колонизаторами. В 1848 г., когда Англия начала новую войну против Пенджаба, Дост Мухаммед по договоренности с сикхами занял Пешавар и Атток и выслал десятитысячный отряд конницы в помощь пенджабским войскам. Эта поддержка, однако, не могла иметь существенного значения. Во второй войне с Пенджабом колонизаторам также удалось одержать победу. Они полностью ликвидировали независимость Пенджабского государства и оккупировали всю его территорию, включая занятые ранее сикхами афганские области. Дост Мухаммед был вынужден оставить Пешаварский округ.

Центр тяжести внешней политики эмира ввиду сложившихся обстоятельств переместился на север страны. Афганские феодалы возобновили прерванное иностранным [64] вторжением завоевание узбекских и таджикских ханств левобережья Аму-Дарьи — Южного Туркестана. Занятые ими здесь территории стали в дальнейшем житницами горного Афганистана.

Эти действия вполне соответствовали планам и интересам британских экспансионистов, поскольку они отвлекали внимание правительства Дост Мухаммеда от восточных районов, которые постепенно попадали в зависимость от Англии. Кроме того, такая политика должна была неминуемо привести Афганистан к конфликту с Бухарским эмиратом, некогда владевшим Южным Туркестаном. Помимо прочего, колонизаторы вовсе не собирались отказываться от намерения захватить Афганистан, и поэтому, чем дальше он расширял свои пределы на север, тем выгоднее было для перспектив английской колониальной политики.

Проводившаяся британскими правящими кругами «политика спокойствия» должна была подготовить условия для поглощения Афганистана в подходящее для этого время или превращения его «мирным» путем в зависимое государство. В случае неудачи такой политики ей на смену могла прийти (и пришла на деле) новая военная агрессия. Именно по вопросу о методах утверждения английского владычества в Афганистане сложились в основном две «школы» — «наступательной политики» («форвард полней») и «выжидательной», или «мастерского бездействия» («бэкворд полиси», или «мастерли инэктивити»). 50–60-е годы XIX в. — период, следовавший за афганской катастрофой, которая постигла английскую армию в 1841–1842 гг., — это период господства сторонников осторожной, выжидательной (но тем не менее — достаточно активной) тактики. Ее идеологом считался британский верховный комиссар в Пенджабе Джон Лоуренс.

После захвата Пенджаба английское правительство особенно настойчиво заигрывало с Афганистаном. Оно стремилось установить с ним более тесные связи и использовать его в интересах своей агрессивной политики на Востоке. Дост Мухаммед откликнулся на сделанное ему предложение о переговорах с могущественным соседом, рассчитывая получить поддержку в своих централизаторских действиях. Переговоры, которые вел в Пешаваре сын эмира Гулям Хайдар-хан с представителем [65] Ост-Индской компании, завершились заключением в марте 1855 г. англо-афганского договора. Этот договор включал пункт о мире и дружбе между обеими странами и о взаимном уважении владений. В соответствии с соглашением афганский эмир обязывался от своего имени и от имени своих наследников «быть другом друзей и врагом врагов достопочтенной Ост-Индской компании»{128}.

Иными словами, афганский эмир признавал захват англичанами Пешаварского округа и принимал на себя обязательство не претендовать на него. Договор вовлекал Афганистан в орбиту британской политики и, по справедливому замечанию С. К. Риштия, ликвидировал политическую независимость страны{129}.

Дост Мухаммед пошел на уступки англичанам, потому что ему удалось заручиться важными обещаниями со стороны Англии. Ему была обещана материальная поддержка и невмешательство во внутреннюю жизнь Афганистана. Подчеркивая особенности заключенного соглашения, видный английский политический деятель герцог Аргайль, который в течение ряда лет занимал пост статс-секретаря по делам Индии, писал: «Это был трактат, заставлявший эмира вступать в неприязненные отношения со всеми, кому мы объявляли войну, но не возлагавший на нас ничего подобного такому же обязательству. Со стороны Дост Мухаммеда это был в полном смысле слова наступательный и оборонительный союз, но с нашей стороны он не имел этого назначения. Он клонился, следовательно, исключительно в нашу пользу. Тем не менее эмир не задумался приложить к нему свою руку — единственно ради данного нами обещания, что мы не станем вмешиваться во внутренние дела его страны, и что он не будет лицезреть в своей столице наших агентов»{130}.

Впрочем, несмотря на заключение договора, колонизаторы не обольщали себя по поводу чувств, испытываемых к ним в Афганистане. «Наши отношения с [66] афганцами как с народом являются непрочными и еще долго будут такими, — констатировал Н. Чемберлен, командовавший в то время пенджабским иррегулярным войском, — мы ничего не можем сделать, чтобы народ в массе пожелал нашей дружбы... Любое проявление доверия к нам или зависимости от нас скорее ослабит, чем укрепит положение какой бы то ни было группировки, ищущей нашу поддержку. Я считаю, что британские штыки еще в течение, многих, многих лет не смогут двинуться через Хайберский проход»{131}.

Со своей стороны и Дост Мухаммед, учитывая настроения в Афганистане, старался не афишировать установления более тесных отношений с Британской империей.

К 1855 г. Дост Мухаммед присоединил к своим владениям Кандагар и предпринял большое наступление против ханств левобережья Аму-Дарьи. В этом походе на север эмир, по словам очевидца, был «снабжен англичанами всем необходимым: оружием, боеприпасами и деньгами»{132}. Афганские феодалы укрепляли свою власть в Балхе, Хульме, Кундузе, расширяли занятые территории. Добившись на данном этапе своей цели — привлечения внимания Афганского государства к завоевательным действиям в Южном Туркестане, — британские колонизаторы тем временем огнем и мечом старались подавить освободительное движение афганских племен в захваченных ими землях Пешаварского округа. Здесь велась упорная, не прекращавшаяся ни на один день борьба афганцев за свободу против чужеземного гнета.

Весной 1855 г. вспыхнуло восстание среди племени миранзаев в Кохатской долине, к югу от Пешавара. В течение нескольких месяцев полуторатысячный отряд афганских повстанцев героически сопротивлялся регулярным британским войскам. «Усмиренное» в одном пункте восстание немедленно вспыхивало в другом. К миранзаям вскоре присоединилось одно из крупнейших восточноафганских племен — оракзаи, населяющие [67] Кохатскую долину и соседний с ней горный район Тирах. Здесь и на обширной окрестной территории постепенно зарождалась и развивалась характерная для всего периода британского господства в Индии «постоянная пограничная война». Ее вели афганские племена, предпочитавшие смерть в бою подчинению иностранным интервентам.

Под предлогом борьбы с восставшими племенами английские войска продвигались все дальше и дальше на запад, расширяя свои колониальные владения. Они открыто нарушали границы Афганистана, вторгаясь в пределы владений эмира, с которым только что заключили договор о «дружбе и уважении территорий», «...Мы должны пересечь нашу границу, двинувшись по направлению к Кабулу, чтобы наказать племя, находившееся под властью Дост Мухаммеда... Мы должны заставить это племя возместить наши убытки или сжечь и уничтожить его селения и угнать весь скот, какой мы сможем захватить...»{133}, — так писал домой Н. Чемберлен, отправляясь в поход во главе пятитысячного отряда с 14 пушками против племени тури в Кохатской долине.

Освободительное движение афганских племен охватывало все новые и новые земли, вынуждая колонизаторов держать здесь под ружьем большую армию и придавать особую важность дальнейшему укреплению отношений с Дост Мухаммедом. Для этого имелись и другие, не менее серьезные основания. В 1856 г. назрел новый конфликт между Англией и Ираном{134}.

Воспользовавшись обострением положения на Среднем Востоке, британские власти в Индии под предлогом выработки единой политической линии с «другом и [68] союзником» отправили к Дост Мухаммеду дипломатическую миссию во главе с майором Г. Лэмсденом. Эта миссия прибыла в Кандагар, и в начале 1857 г. между Англией и Афганистаном был заключен договор, который подтверждал и развивал договор 1855 г. Англия брала на себя обязательство выплачивать эмиру в течение всего периода ее войны с Ираном 12 лаков рупий{135} в год «на военные нужды» при условии, что британским офицерам будет разрешено находиться в Афга яистане для наблюдения за использованием этих денег и для сбора всевозможных военно-политических сведений. По словам английского автора Фишера, эта субсидия, носившая явный характер подкупа, должна была выплачиваться эмиру «в течение такого времени, какое его служба может быть для нас полезна»{136}. Дост Мухаммеду было подарено также несколько сот комплектов военного снаряжения для солдат.

В январе 1857 г. эмир встретился с верховным комиссаром Пенджаба Д. Лоуренсом близ форта Джамруд на индо-афганской границе для ратификации договора. Британские власти стремились придать этой встрече возможно более внушительный вид. Очевидец писал: «По случаю первого посещения эмиром английского лагеря в нем было сосредоточено более 7 тыс. человек войск, и в их состав входили три английских пехотных полка. Войска были расставлены шпалерами на протяжении целой мили, и вполне очевидно, что эта сила и воинственная выправка солдат произвели на эмира и его спутников весьма полезное впечатление причем чувство восхищения примешивалось к чувству страха»{137}. В дипломатическом арсенале Англии, таким образом, шантаж и запугивание занимали не менее видное место, чем подкупы.

Заключение договора с правителем Афганистана имело большое значение для британских колонизаторов, поскольку дало им возможность уделить все внимание борьбе с грандиозным восстанием народных масс, начавшимся в Индии в мае 1857 г. [69] Доведенные до нищеты и голодного вымирания, народы Индии поднялись на решительную борьбу против своих поработителей. Это было наиболее мощное народно-освободительное движение из всех, с какими приходилось иметь дело английским колонизаторам в Индии. Оно потрясло основы британского господства в этой стране. Борьба с повстанцами длилась до 1859 г.

Индийское восстание нашло широкий отклик и в соседних странах. В Афганистане развивалось движение, протеста против какого бы то ни было сближения с Англией. Однако, несмотря на возмущение афганского народа зверствами колонизаторов, Дост Мухаммед был, верен условиям заключенного им договора и строго придерживался нейтралитета. «Во время тяжелых дней восстания, вспыхнувшего вскоре после состоявшегося с эмиром соглашения, — писал видный английский военно-политический деятель Ф. Робертс, — Дост Мухаммед благородно сдержал принятые им на себя обязательства, когда присоединением его к восставшим решилась бы судьба Пенджаба, потеря коего в таком случае была бы несомненна. Нам не удалось бы взять Дели и трудно даже допустить возможность сохранения нами какой-либо части страны севернее Бенгала.

Сами афганцы не понимали роли Дост Мухаммеда, и многие из них, приходя к нему во время восстания, бросали свои чалмы к его ногам, призывая его ...воспользоваться случаем уничтожить «неверных». «Внемли известиям из Дели, — говорили они, — и убедись в трудном положении, в котором находятся «ференги»{138}. Зачем не ведешь ты нас против них и не пользуешься их слабостью, чтобы взять обратно Пешавар!»{139} — настаивали они.

Влиятельные афганские феодалы, как например, сводный брат эмира сардар Султан Мухаммед-хан Баракзай, указывали ему на возможность вернуть «не только Пешавар и Дераджат, но и все восточные афганские области»{140}. Однако Дост Мухаммед предпочитал придерживаться выгодной для колонизаторов политики невмешательства в индийские дела. Это позволило Англии перебросить против восставших свои войска из [70] Пенджаба и серьезно облегчило ей подавление восстания.

За эту благожелательную к Англии политику эмир вскоре был вознагражден. В 1858 г. при поддержке со стороны англичан ему удалось занять часть Сеистана, а также Андхойскую область Южного Туркестана.

Длительная борьба с повстанцами в Индии потребовала больших материальных затрат со стороны Англии Несмотря на подавление восстания, британские позиции в этой стране были серьезно подорваны. Волей-неволей колонизаторы оказались вынужденными ослабить на некоторое время давление на Афганистан. В основе этой тактики продолжали господствовать взгляды школы сторонников «выжидательной политики». Вплоть до 70-х годов XIX в. британские правящие круги вели на Среднем Востоке преимущественно так называемые малые войны против боровшихся за свободу восточноафганских племен, а в отношении Афганистана методам прямого вторжения предпочитали методы тайной подрывной деятельности.

В течение 1857–1860 гг. британские власти предприняли несколько крупных военных операций против племени махсуд-вазиров в долинах рек Точи и Гумал. В отдельных случаях на подавление освободительного движения населения Вазиристана отправлялись значительные военные отряды (свыше 5 тыс. человек с артиллерией){141}.

Большой размах приняла борьба между английскими агрессорами и афганским племенем юсуфзаев в горной области Ситана, на границах Пешаварского округа. В 1858 г. в эту область был направлен с карательными целями военный отряд генерала Коттона для подавления антиколониальных выступлений. Несмотря на это, ситанцы продолжали игнорировать законы, которые пыталась навязать им колониальная администрация. Тогда английские войска летом 1863 г. блокировали опорный пункт повстанцев — гору Махабун, куда прибыло много афганцев «с намерением помочь единоплеменникам избавить родной край от нашего ненавистного [71] присутствия»{142}, — как писал участник событий английский полковник Д. Эдай.

Повстанцы обратились к жителям соседних районов с воззванием не верить обещаниям англичан, «иначе они, — гласил текст воззвания, — при первом же случае дотла разорят вас, замучат, предадут всяческим поруганиям, присвоят себе все ваше имущество и надругаются над вашей верой. Тогда о вас можно будет только сожалеть»{143}.

Этот призыв нашел единодушную поддержку среди афганцев Бунера, Свата и других горных районов. Когда против Ситаны выступило снабженное 19 пушками 6-тысячное английское войско во главе с бригадным генералом Н. Чемберленом{144}, оно столкнулось уже не с небольшой горсточкой осажденных на горе Махабун повстанцев, а со сплоченными афганскими отрядами, численность которых достигала 15 тыс. человек. Колонна генерала Чемберлена была остановлена в Амбейлахском ущелье, на подступах к горе Махабун, и понесла крупные потери от смелых атак горцев. Интервенты были вынуждены перейти к обороне.

«Простая военная прогулка в горы приняла грозные размеры пограничной войны», — писал Эдай и приводил паническую телеграмму Н. Чемберлена командованию от 27 октября 1863 г.: «Советую отправить за Инд все войска, без которых можно обойтись на юге. Всякое промедление теперь может принести большие несчастья...»{145}

Опасения агрессоров были обоснованными. К сражавшимся патриотам вскоре присоединились племена Баджаурской области; волнения все более распространялись и охватили племена момандов в Пешаварском округе, вазиров и утманхелей в Кохатской долине.

В район боев срочно перебрасывались все новые и новые английские войска. К началу декабря 1863 г. здесь было сосредоточено уже 25 тыс. человек. Бои [72] приняли ожесточенный характер. Только за два дня — 15–16 декабря, например, интервенты потеряли около 200 человек убитыми и ранеными. Чрезвычайно активную деятельность развили британские политические агенты. Они сеяли рознь и раздоры между представителями различных племен, подкупали неустойчивых старшин и вождей племен.

Сочетая военный нажим и подрывную деятельность, колонизаторы смогли ослабить выступавшие против них силы и добились компромиссного соглашения с руководителями повстанцев. Интервенты заявили, что выведут свои войска, если будет разрушено (под наблюдением английских офицеров) основное пристанище ситанцев — село Мульки. Это было сделано, но, хотя первоначальная цель экспедиции казалась достигнутой, весь ход событий свидетельствовал о крупнейшем военно-политическом поражении агрессоров. Сделав хорошую мину при плохой игре, они были вынуждены «добровольно» покинуть Амбейлахское ущелье. Фактически же колонизаторы оказались перед необходимостью отступить, столкнувшись с мощным единодушным отпором со стороны афганских крестьян и ремесленников. За отходившими английскими войсками по пятам следовали горцы, уничтожавшие созданные интервентами укрепления и дороги, чтобы помешать новому «визиту» непрошенных гостей.

Полковник Эдай писал в связи с этим: «...Наши соседи подозрительно... относятся к нашим действиям и сомневаются в наших заявлениях о миролюбии и невмешательстве... Народ, живущий в горных твердынях, рядом с нашей границей, полагает свою безопасность больше в собственной храбрости, нежели в нашем бескорыстии»{146}.

С этими словами можно полностью согласиться. Восточноафганские племена, силой отделенные от Афганского государства, имели достаточно веские причины сомневаться в «миролюбивых» заявлениях и «бескорыстии» британских властей.

По отношению к собственно Афганистану английское правительство занимало выжидательную позицию. Оно внимательно наблюдало за тем, как Дост Мухаммед расширял пределы своих владений, рассчитывая в [73] дальнейшем воспользоваться этими приобретениями. После овладения Кандагаром и большинством узбекских и таджикских ханств левобережья Аму-Дарьи Дост Мухаммед стал готовиться к походу на Герат. Этим городом на правах самостоятельного владетеля управлял племянник и зять эмира сардар Султан Ахмад-хан. Весной 1861 г. Дост Мухаммед во главе своего войска выступил против Герата. Борьба за город длилась свыше года : в июне 1862 г.{147} эмир овладел им. Дост Мухаммед завершил, таким образом, ликвидацию феодальной раздробленности и объединение Афганистана. Через несколько дней после взятия Герата Дост Мухаммед умер, а объединенное государство недолго пережило эмира.

Созданная в период второго правления Дост Мухаммеда абсолютная монархия экономически не представляла собой цельного государства. В стране продолжали господствовать феодальные отношения и еще не сложился единый внутренний рынок. Сепаратистские тенденции феодальной верхушки были ослаблены, но не сломлены. Наряду с армией эмира в Афганистане продолжали существовать войска племенной знати и правителей отдельных областей.

После смерти Дост Мухаммеда в стране снова начались междоусобные раздоры. Борьба развернулась между назначенным эмиром наследником престола Шер Али-ханом и его сводными братьями Мухаммед Афзал-ханом и Мухаммед Азам-ханом.

Межфеодальные войны предоставляли британским правящим кругам широкие возможности для закулисных интриг в Афганистане. В целях оказания нажима на Шер Али-хана британские власти прекратили на неопределенный срок выплату ему субсидий, хотя официально были поставлены в известность о том, что он стал эмиром. Вместе с тем они оказали поддержку бежавшему в Индию Мухаммед Азам-хану. По распоряжению британского политического агента в Пешаваре Азам-хану выдавалось специальное пособие в размере 3 тыс. рупий в месяц{148}. Это дало ему возможность [74] набрать военный отряд и вступить в открытую борьбу против законного правителя.

В дальнейшем колонизаторы также охотно и активно поддерживали различных претендентов на престол. Подобная тактика способствовала развитию междоусобных распрей. Более того, английские представители фактически провоцировали междоусобицы, чрезвычайно ослаблявшие Афганское государство. Эта тактика являлась составной частью британской политики «мастерского бездействия». Заметим кстати, что в течение всего периода внутренней борьбы в Афганистане (с января 1864 по январь 1869 гг.) вице-королем Индии, т. е. лицом, несшим главную ответственность за англо-афганские отношения, был Д. Лоуренс, руководитель сторонников «бэкворд полиси». Постороннее вмешательство надолго затянуло разрешение конфликта: лишь в конце 1868 г. Шер Али-хану удалось закрепить за собой эмирский престол. К 1869 г. Шер Али-хан полностью овладел положением в стране. Укрепление центральной власти должно было благотворно сказаться на жизни афганского народа, разоренного частыми войнами и междоусобными распрями. Перед Афганистаном открылись некоторые перспективы в области экономического и политического развития. Вскоре, однако, это мирное развитие было снова прервано. Народам Афганистана пришлось отражать новое нападение британских агрессоров.

* * *

В последней трети XIX в. в связи с постепенным переходом Англии на империалистическую стадию развития и резким обострением захватнических тенденций в ее политике, английские экспансионисты снова выдвинули планы полного закабаления Афганистана. Они стремились к созданию на его землях плацдарма для возможного нападения на русские владения в Средней Азии, а также для продвижения в Западный Китай и Восточный Иран. На смену исторически обусловленной более осторожной (но от этого не терявшей своей опасности для Афганского государства), «выжидательной политики» приходила открыто агрессивная, «наступательная политика» — «форвард полиси»; в этот момент она лучше отвечала интересам и нуждам английских правящих кругов. [75] В качестве основного дипломатического «довода» Англии в отношении Афганистана сноса выдвигался штык...

В Кабуле в это время Шер Али стремился ликвидировать последствия междоусобной борьбы, которая почти 6 лет истощала и ослабляла Афганистан, а также предотвратить новые вспышки феодальных раздоров и распрей. Впервые после длительного, почти столетнего, перерыва под контролем эмира была объединена столь большая территория. Перед афганским правительством стояла все та же сложная и трудная задача, что и раньше, — ослабление позиций племенных вождей и феодальных владетелей, укрепление силы и авторитета центральной власти. Разрешение этой задачи было немыслимо без ликвидации прав и привилегий феодальной верхушки, особенно по сбору налогов. Осуществление этой задачи было немыслимо также без наличия у правительства хорошо оснащенной и обученной регулярной армии.

Пока основной военной силой Афганистана являлись отряды феодалов, эмир продолжал зависеть от той или другой феодальной группировки.

Шер Али энергично принялся за создание государственного аппарата и правительственного войска. Он не прочь был опереться в своей деятельности на помощь со стороны иностранной державы. Вице-король Индии лорд Майо, который, как и сменивший его лорд Норсбрук, продолжал придерживаться тактики «выжидательной политики», пригласил Шер Али на совместные переговоры. Встреча между ними состоялась в марте 1869 г. в индийском городе Амбале. В ходе переговоров британские власти в Индии обещали эмиру материальную поддержку, а также взяли на себя обязательство не вмешиваться во внутренние дела Афганистана и не добиваться от эмира принятия в своей стране английских представителей{149}.

Переговоры в Амбале расценивались как действия, направленные непосредственно против России. Туркестанский генерал-губернатор К. П. Кауфман в письме к директору Азиатского департамента министерства иностранных дел России П. С. Стремоухову от 21 мая [76] 1869 г. писал, что английское правительство, оказывая эмиру «особое внимание, давая материальную помощь, обещая помощь против будущих врагов, как будто приглашает Шер Али попытаться расширить пределы Афганистана за счет соседей»{150}.

Все же Шер Али не был удовлетворен результатами амбальской конференции, он настаивал перед Майо на заключении договора о дружбе и союзе и требовал принятия английскими властями обязательства «не признавать в Афганистане друзьями» никого, кроме эмира и его наследников.

Однако вице-король отклонил предложения Шер Али. Английские колонизаторы предпочитали не связывать себя дополнительными обещаниями, чтобы оставить для себя возможность проводить политику интриг в отношении Афганистана.

Вернувшись в Кабул, эмир принялся за реализацию планов укрепления центральной власти. Он стремился прежде всего преобразовать существовавшую систему сбора налогов. «По этой системе, — гласило интересное донесение русского посла в Иране И. А. Зиновьева в министерство иностранных дел от 14 августа 1869 г., — вся страна разделена между сардарами, которые взимают все налоги и только весьма незначительную часть оных вносят правительству, обязуясь за то содержать на свой счет нужное государству войско.

Шер Али-хан нетерпеливо желает покончить с этим порядком вещей, который, с одной стороны, ставит его в прямую зависимость от сардаров, к верности которых он имеет ограниченное доверие, и, с другой стороны, лишает правительство возможностей, которыми правители весьма часто пользуются в удовлетворении своего хищничества. Чтобы ослабить влияние своих крупных вассалов, эмир решился взять из их управления источники финансов страны и образовать одну постоянную армию, которая была бы подчинена офицерам, им самим назначенным, и достигла бы численности 26 тыс. человек». Зиновьев отмечал далее, что эта реформа «не совершится без упорной борьбы со стороны сардаров, которые будут отстаивать свои бывшие привилегии»{151}. [77]

Укрепляя позиции центрального правительства, Шер Али организовал в Кабуле государственную полицию. Был издан правительственный указ об обязательной сдаче оружия, которым эмир рассчитывал вооружить создаваемую армию. Эта мера вызвала большое недовольство в стране, перешедшее в ряде случаев в открытое возмущение (в первую очередь в Кабуле и Кухистане). Распоряжение о сдаче оружия на деле не было выполнено.

Афганцы с недоверием относились к переговорам с Англией и выражали протест против политики сближения с британскими колонизаторами, память о зверствах которых была еще слишком свежа в Афганистане. Они связывали распоряжение об изъятии оружия с переговорами в Амбале. Афганец Рахматулла, прибывший в августе 1869 г. по торговым делам из Кабула в Ташкент, сообщил: «Народ кричит повсюду, что эмир продался англичанам; это заставило эмира публиковать повсюду фирман, в котором он объявлял, что не продался англичанам, а что ему платят деньги англичане, как и отцу его платили, для того чтобы он не беспокоил английских владений в Индии...»{152}

Несмотря на серьезное недовольство в стране. Шер Али продолжал настойчиво проводить административную и военную реформы. Он обложил чрезвычайным военным налогом население Кабула, Кухистана и Джелалабадского округа, что еще более обострило положение. «Так как, однако, взимание этой подати предназначено на жалование войска.., то Шер Али мало заботится о дурном впечатлении, которое производит эта мера», — сообщалось в депеше русского дипломата в Тегеране Бегера от 9 октября 1869 г. — Стремление эмира поставить всю армию в прямую от себя зависимость и ослабить влияние сардаров вызывает также большие затруднения, но и в этом случае он решился так же мало уступить, как и в вопросе о налогах»{153}.

Централизаторская деятельность Шер Али встречала ожесточенное сопротивление представителей феодальной знати. Одним из первых поднял восстание против эмира его племянник Исмаил-хан, который способствовал [78] победе Шер Али в междоусобной борьбе 1863–1869 гг. Находившийся в Южном Туркестане с отрядом правительственных войск, Исмаил-хан бросил это войско, «когда узнал об обнародованных стеснительных, для сардаров мерах»{154}, вернулся в столицу и пытался организовать открытое выступление против эмира. Шеру Али, однако, удалось при помощи верной ему армии быстро подавить этот мятеж, как и другие проявления недовольства феодальной верхушки.

В результате длительной борьбы эмир, опиравшийся на поддержку наиболее дальновидных сановников (в частности, авторитетного государственного деятеля Hyp Мухаммед-хана, который исполнял функции главного визиря), смог все же создать довольно большое войско; до 40 батальонов пехоты и 16 полков регулярной кавалерии. Но средств на их содержание, как и на расходы в связи с увеличившимся государственным аппаратом, постоянно не хватало. Солдаты нередко искали дополнительного приработка, а чиновники занимались взяточничеством и казнокрадством. Эмир старался расширить поступление денежных средств и вводил новые налоги.

В результате этого в начале 70-х годов в Афганистане росло недовольство как среди народных масс, измученных непосильными налогами, так и среди феодалов, опасавшихся ослабления своих позиций в стране.

Сложившаяся в Афганистане обстановка была как нельзя более на руку британским империалистам, стремившимся к подчинению Афганского государства. Для быстрейшего достижения поставленной цели английские правящие круги прибегли к энергичному нажиму на эмира. Еще в июле 1868 г. Г. Раулинсон отправил правительству Англии «Меморандум по среднеазиатскому вопросу», с которым были ознакомлены британские власти в Индии. В своем меморандуме этот активный и влиятельный глава школы «наступательной политики» указывал на расширение владений России в Средней Азии и призывал к решительной экспансии на Востоке. Он предлагал, в частности, добиться господствующего положения в Кабуле, улучшить и расширить военные коммуникации Англии на границах Афганистана и [79] проложить железную дорогу из Лахора в Пешавар, а также создать укрепленный пункт и военный плацдарм в Кветте, у Боланского прохода{155}.

Эти же взгляды Раулинсон развивал на заседании Королевского Географического общества в Лондоне, где призывал к максимальному развитию торговли в лежащих за Индией странах и к размещению британских консулов и различных агентов в городах Афганистана (в первую очередь в Балхе и Герате){156}.

Предложения Раулинсона легли в основу разрабатывавшейся британскими правящими кругами политики на Востоке.

Через несколько месяцев после встречи в Амбале, 28 августа 1869 г., в городе Симле, где находился штаб английских войск в Индии и летняя резиденция вице-короля, состоялось заседание совета при вице-короле «без участия членов совета туземного происхождения». Здесь обсуждался представленный генералом Лэмсденом [80] план активизации британской экспансии в Афганистане. Один из выступавших считал необходимым назначить в Кабул облеченного большими правами и полномочиями представителя, ввести в афганскую столицу английские войска «для обеспечения выполнения договоров с Англией», овладеть Джелалабадом и Курамской долиной, по которой пролегал один из путей в Афганистан. «Имея в наших руках Джелалабад и Пешавар — подступы к Кабулу, мы получим господство над Хайбер-ским и соседними проходами, над прилегающими горами и откроем их для нашей торговли»{157}.

Подготавливая прямое вторжение в Афганистан, британские империалисты стремились отрезать его от возможной помощи с севера, из-за Аму-Дарьи, где в это время укреплялось влияние России. Уже в 1869 г. Англия поставила перед царским правительством вопрос об установлении «нейтральной зоны» между британскими владениями в Индии и контролируемыми Россией областями Средней Азии. Представители Министерства иностранных дел России предложили считать такой нейтральной зоной территорию Афганского государства в составе Кабульской, Кандагарской и Гератской областей. Подобное решение проблемы было отвергнуто англичанами. Они желали создать многонациональное государство, ослабляемое внутренними раздорами, и расширить его пределы как можно дальше на север, чтобы затем утвердить здесь свое господство.

В октябре 1869 г. для переговоров по этим вопросам в Петербург прибыл представитель английского правительства Дуглас Форсайт. Было обусловлено, что в состав Афганистана войдут земли, на которые распространяется «действительная власть» эмира Шер Али, а Англия будет выступать гарантом его миролюбивой политики. Тем самым британским дипломатам удалось добиться согласия царизма на признание Афганистана английской «сферой влияния». Местным властям — вице-королю Индии и туркестанскому генерал-губернатору было поручено выяснить, какие территории находятся в «действительном владении» Шер Али-хана. Не дожидаясь, [81] пока Россия представит свои соображения, министр иностранных дел Англии прислал в Петербург депешу, в которой настаивал на включении в Афганистан следующих земель: «1. Бадахшана с зависящим от него Ваханом, начиная от озера Зоркуль на востоке до слияния Кокчи с Аму-Дарьей (Пянджем), образующей северную границу этой афганской провинции на всем ее протяжении; 2. Афганского Туркестана (округа Кундуз, Хульм и Балх), северной границей которого служило бы течение Аму-Дарьи от впадения в нее Кокчи до поста Ходжа-Сале включительно..; 3. Внутренних округов: Ахчи, Сарыпуль, Меймене, Шибирган и Андхой...»{158}

Выразив сомнение в том, что «эмир Кабула действительно владеет городами Ахча, Сарыпуль, Меймене, Шибирган и Андхой, которые предполагается включить в границы Афганистана», министр иностранных дел России Горчаков все же согласился с предложениями Англии, возражая лишь против того, чтобы считать афганскими владениями Бадахшан и Вахан{159}. В январе 1873 г. и по этому вопросу была достигнута договоренность. Готовясь к походу против Хивинского ханства, царское правительство согласилось на «зачисление» и Бадахшана под власть Шер Али.

Обеспечив себе нейтралитет царской России, правящие круги Англии предприняли дипломатическое наступление на Афганистан. В сентябре 1873 г. на конференции в Симле с участием делегатов Афганистана вице-король Индии потребовал допуска английских резидентов в различные афганские города для создания британских опорных пунктов на северных границах страны и установления контроля над ее внутренней жизнью.

Выполнение этого требования должно было фактически лишить Афганистан независимости, и Шер Али-хан отклонил его. Сразу же после этого началась кампания против эмира. Англичане стремились подорвать его авторитет в стране, заменить более удобной для себя фигурой. С этой целью они решили использовать в своих интересах старшего сына Шер Али — тщеславного и [82] близорукого в политическом отношении Якуб-хана, бывшего тогда правителем Герата. Якуб-хан был недоволен назначением наследником престола младшего сына эмира — Абдулла-Джана. Английские империалисты стремились использовать раздоры в семье Шер Али, тем более что Якуб-хан был известен им как властолюбивый карьерист, неоднократно выступавший против своего отца. Еще в мае 1870 г. он организовал восстание против эмира{160}. Подстрекаемый англичанами, Якуб-хан надеялся на содействие населения Кандагара, но кандагарцы выступили в поддержку Шер Али. Их ополчение разбило отряды Якуб-хана; он прекратил борьбу и лишь по прямому ходатайству лорда Майо был оставлен правителем Герата{161}. Англичане продолжали считать, что на него можно сделать ставку. Британские агенты, посещавшие Герат под разнообразными предлогами, подстрекали Якуб-хана к выступлению против эмира.

Непосредственный контакт с Якуб-ханом был установлен английскими империалистами в ноябре 1872 г. К нему прибыл в качестве представителя английской политической службы капитан X. Марч. Во время переговоров с Якуб-ханом Марч выяснил, что тот не прочь опереться на помощь Англии в борьбе за власть. Узнав об интригах, которые плелись вокруг Якуб-хана, Шер Али в ноябре 1874 г. вызвал его в Кабул и заключил в тюрьму. Тогда за Якуб-хана снова вступилось британское правительство. Вице-король лорд Норсбрук выразил эмиру недовольство по этому поводу и потребовал освобождения мятежного сардара «во имя дружбы британского правительства»{162}. Этот нажим вызвал возмущение в Афганистане и остался безрезультатным.

Британские империалисты проявляли значительную активность не только в Герате, а и в юго-западной части Афганистана. В 1872 г. под руководством англичан между Ираном и Афганистаном было осуществлено так называемое «сеистанское разграничение». Оно касалось области Сеистан, расположенной на юго-востоке Ирана и юго-западе Афганистана. Это разграничение было проведено таким образом, что ирано-афганский конфликт [83] не только не утих, а разгорелся с особенной силой, ослабляя обе страны. Выиграли от этого лишь британские арбитры.

Потерпев неудачу с Якуб-ханом, империалисты попытались оказать воздействие на самого эмира. В 1873 г. британские власти предъявили Шер Али требование о допуске английских офицеров в важнейшие города Афганистана{163}. Это требование было отклонено. Представители крайних агрессивных кругов Великобритании призывали к открытому вторжению в Афганистан. Один из них — член совета при вице-короле Индии Бартль Фрер в середине 1874 г. обратился к вице-королю Индии Норсбруку, а затем к статс-секретарю по делам Индии лорду Солсбери, настаивая на активизации политики по отношению к Афганистану.

Предложения Бартль Фрера встретили полное сочувствие правящих кругов, и в начале 1875 г. Норсбрук получил из Лондона предписание любым путем добиться создания английских агентств в Герате и Кандагаре{164}. Норсбрук — сторонник тактики «выжидательной политики» — понимал, что такая постановка вопроса может обострить англо-афганские отношения, и после консультации со своими советниками отметил, что считает посылку английских офицеров в Герат и Кандагар несвоевременной и ненужной мерой. Он рекомендовал «политику миролюбия и расположения».

Разногласия среди британских властей сводились к методам, но не к сущности действий. Об этом свидетельствует секретная депеша члена кабинета Биконсфильда Крэнбрука вице-королю Индии: «Хотя между властями существовало и до сих пор еще существует различие в мнениях относительно того, какой именно пограничной: политики следует придерживаться индийскому правительству, но это различие во мнениях касается скорее способов действий, чем самой сути. Главной целью британского правительства в продолжение многих лет было устроить на своих северо-западных окраинах сильное дружественное и независимое государство, интересы [84] которого были бы вполне солидарны с интересами индийского правительства»{165}. Насколько верна первая часть депеши Крэнбрука, настолько лжива вторая: британские империалисты не только не стремились к укреплению независимости Афганистана, а наоборот, прилагали все силы к тому, чтобы превратить его в свою колонию или полуколонию. Методы достижения этого были самыми разнообразными. В ноябре 1875 г. Норсбрук получил из Англии второе предписание с требованием немедленно отправить в Кабул специальную миссию для переговоров о посылке английских офицеров в Афганистан. Истинные цели и причины этого мероприятия маскировались мотивировкой о продвижении России в Средней Азии и угрозой, якобы возникающей в связи с этим для британских владений в Азии. Норсбруку категорически предлагалось изыскать, «а если нужно, то создать предлог», как гласило полученное им предписание, для посылки агентов в Афганистан.

Снова британские власти в Индии в своем ответе указали имперскому правительству на нежелательность оказания давления на Шер Али и отметили, что его отрицательное отношение к открытию британских резидентств вовсе не говорит о его «нелояльности». Они указывали также на отсутствие у России стремления установить свое влияние в Афганистане.

Шер Али, видимо, догадывался о закулисной деятельности английских империалистов. В январе 1876 г. он отправил турецкому султану любопытное послание. «Ваше величество... не одобряли сказанное в последнем моем письме, что дружба англичан — слово, написанное на льду, но теперь Ваше величество могли на собственном опыте убедиться, как мало надо верить в их дружбу, и Вы видите, что англичане постоянно оставляют своих друзей в их несчастье на произвол судьбы»{166}, — писал Шер Али.

Деятельность Норсбрука вызвала недовольство английского правительства. В апреле 1876 г. он был заменен на посту вице-короля Индии лордом Литтоном — [85] личным ставленником премьер-министра Биконсфильда, агрессивные взгляды которого Литтон всецело разделял.

Солсбери снабдил нового вице-короля специальной инструкцией, в которой требовал принятия быстрых и эффективных мер для укрепления английского влияния в Афганистане. «Британские власти, — писал Солсбери, — должны получить санкцию эмира на немедленное созданяе постоянных английских резидентств в Афганистане»{167}.

После получения такой инструкции Литтону стало ясно, как нужно действовать. В личном письме от 27 августа 1876 г. одному из колониальных деятелей он писал, что, если Шер Али «не докажет, что он наш лояльный друг, мы вынуждены будем считать его нашим врагом и обращаться с ним соответствующим образом{168}.

Следуя полученным указаниям, Литтон в мае 1876 г. предложил Шер Али-хану принять британское посольство, передать англичанам контроль над Гиндукушскими проходами и допустить в страну их агентов. Несмотря на угрозы и враждебные демонстрации, эти требования были отклонены Афганистаном. Эмир выдвинул контрпредложение об отправке в Индию своей миссии для того, чтобы выяснить, какие «благородные стремления зародились снова в благородном сердце английского правительства»{169}, как с горькой иронией и сарказмом писал Шер Али.

Наряду с этим эмир стремился заручиться поддержкой России в борьбе против британских притязаний и в начале июня 1876 г. направил письмо в Ташкент, в котором уверял, что «дружба афганского владетеля с могущественной и сильной Россией никогда не разъединится»{170}. Налаживание русско-афганских отношений имело большое моральное значение для Шер Али и стимулировало его сопротивление настойчивым попыткам Великобритании подчинить Афганистан своему господству. [86] «Что Шер Али согласен был дать в 1873 г., он уже не дал бы в 1876 г., когда его отношения с Кауфманом стали тесными и более близкими»{171}, — писал английский историк Додуэлл.

Отклонение эмиром британских требований вызвало поток брани по его адресу в английской прессе. Правящие круги Англии грозили эмиру оставить его без денежной помощи и оказать максимальную поддержку оппозиционным элементам. Срочно вызванный в Симлу. для инструктажа английский вакиль{172} в Кабуле получил указание подтвердить требования о допуске британских резидентов в Афганистан. Литтон с явно провокационной и демагогической целью подчеркнул, что в случае отказа «ничто не помешает Англии объединиться с Россией для того, чтобы совместными силами совершенно стереть Афганистан с лица земли». Он грозил эмиру, что в случае отклонения предъявленных требований «британское правительство сломит его, как тростинку»{173}. Эти угрозы не были простой декларацией. Англичане продолжали укрепляться на границах Афганистана. Особое внимание было обращено при этом на Читрал и Кветту, имевшие большое значение при подготовке войны против афганского народа.

Княжество Читрал, примыкавшее с северо-запада к Афганистану, владело горным перевалом Дора, через который проходили пути в Бадахшан. Из долины Кунар создавалась угроза Джелалабаду. Географическое положение Читрала имело большое значение для развития экспансии против Афганистана. В результате интриг британской агентуры правитель Читрала Аман уль-Мульк в 1876 г. объявил о своем вступлении в вассальную зависимость от кашмирского махараджи. Это означало, что Читрал поступал в полное распоряжение британских властей, под контролем которых находился махараджа. В этот же период по настоянию англичан Аман уль-Мульк завоевал Гильгит. В этом важном военном пункте был построен английский форт. В 1877 г., также по директиве англичан, махараджа «разрешил» [87] Аман уль-Мульку присоединить к Читралу княжества Пуниал и Гизр, отделявшие Читрал от Гильгита.

Таким образом, англичане при помощи марионеточных правителей Кашмира и Читрала захватили важную территорию у границ Афганистана. Захват Читрала облегчал английское проникновение в Бадахшан. Стремясь, по своему обыкновению, вести войну чужими руками, англичане намеревались возбуждать против Шер Али неафганское население северных областей страны. Под нажимом Англии мехтар (правитель Читрала) обратился к правителям соседних владений — Свата, Баджаура и Дира с призывом перейти под суверенитет Кашмира, но те отказались последовать его примеру.

Одновременно с захватом Читрала британские империалисты утвердились в Кветте. До 70-х годов XIX в. индо-афганская граница проходила в основном по горным хребтам и пустынным местностям. Дороги из Индии в Афганистан шли горными тропами через три главных прохода: Хайберский и Пейвар-Котальский, ведущие к Кабулу, и Боланский, ведущий к Кандагару и в Южный Афганистан. Эти пути представляли неодинаковую ценность с точки зрения военно-стратегических планов англичан. Район Хайберских гор был заселен воинственными и многочисленными (до 200 тыс. человек) афганскими племенами: афридиями, хугиани, шинвари и др. Эти племена неоднократно давали вооруженный отпор британским захватчикам, поэтому использование Хайберского и Пейвар-Котальского проходов для военных целей было нелегким делом.

С тем большим интересом относились англичане к Боланскому проходу, находившемуся на менее заселенной территории, по соседству с Келатским ханством (Белуджистан). Еще в 1847 г. один из лидеров «наступательной политики» — генерал Джекоб основал па границе Белуджистана укрепление, названное Джекобабадом. Отсюда в дальнейшем велось наступление англичан в Келатском ханстве. Используя стремление келатской феодальной верхушки опереться на Англию в борьбе против народных масс, Джекоб подчинил это ханство английскому влиянию. Правителю Келата была предоставлена ежегодная субсидия в размере 5 тыс. фунтов стерлингов в год в качестве «вознаграждения за содержание в хорошем виде» дороги к Боланскому проходу и для того, [88] чтобы он вступил в сделку с феодальными кругами жившего в районе Болана афганского племени какари. Хану была обещана военная помощь Англии в случае народных волнений. Постепенно над Белуджистаном был установлен английский контроль. Но достигнутого казалось недостаточным генералу Джекобу, и в 1856 г. он обратился к генерал-губернатору Индии Каннингу с предложением продвинуть вперед пограничную линию, занять Боланский проход и перенести пограничный военный пост из Джекобабада в город Кветту, по другую сторону гор{174}.

По мнению Джекоба, этим достигались важные результаты. Ликвидация независимости Келатского ханства, военнополитический «переход» через горы и занятие Кветты, утверждение английского господства в районе Кветто-Пишинского нагорья — все это открывало перед британскими империалистами широкий оперативный простор: хорошая дорога к Кандагару, а оттуда к Герату. Англичане рассчитывали установить контакт с феодальными ханами и вождями племен Кандагарской провинции и Газнийской области, среди которых были сильны сепаратистские тенденции, и поднять их на борьбу против Шер Али. Здесь также широко практиковались подкупы феодальной верхушки, недовольной централизаторской деятельностью эмира. Занятие Кветты облегчало для империалистов захват Кандагара, а это в свою очередь давало возможность отрезать Кабул с запада, отделив его от остальной части страны, чтобы легче было подчинить Афганское государство и превратить его в британскую колонию.

Правящие круги Англии одобрили предложения Джекоба, но проведению их в жизнь помешало начавшееся вскоре мощное национально-освободительное восстание 1857–1859 гг. в Индии. Многообещавший проект был на время отложен. После подавления восстания британские власти приступили к его осуществлению. Английская печать стала все чаще публиковать материалы о затруднениях, якобы испытываемых английскими караванами при переезде через Боланский проход, о неудобствах от пребывания этого прохода в «чужих руках», о «нелояльности и тревожном состоянии» Келата и т. п. [89]

Стиль подобных сообщений характеризует корреспонденция, опубликованная в газете «Таймс оф Индиа» И ноября 1869 г: «...Рассказывают, что между хищническими племенами на границах Синда царствуют далеко не миролюбивые настроения, что Келат находится в тревожном состоянии вследствие интриг разных предводителей, будто бы подготовивших заговор против жизни хана, что наш политический агент капитан Гаррисон и лекарский помощник Роберт Бауман вынуждены были удалиться по эту сторону Боланского прохода и что эскадрон синдской кавалерии... выслан полковником Фаир на помощь капитану Гаррисону. Надо надеяться, что дела скоро поправятся и будут приведены в удовлетворительное состояние».

Подобные сообщения, основанные на «рассказывают» и «будто бы», завершавшиеся выражениями надежды на урегулирование положения, были частью кампании, направленной на политическую подготовку захвата Келата Англией.

Шер Али пытался укрепить связи с Келатским ханством, которое ранее находилось в вассальной зависимости от Афганистана. Он указывал на опасность, грозившую Келату со стороны англичан. Но управлявшая ханством феодальная верхушка предпочла сговор с колонизаторами. Британские власти действовали энергично. Они напомнили келатскому хану о навязанном ему в 1854 г. «дружественном договоре», возбуждали и раздували междоусобную борьбу в Келате, подкупали и переманивали на свою сторону влиятельных лиц. В декабре 1875 г. для переговоров с ханом был отправлен майор Роберт Сандеман. Переговоры длились свыше года. Еще до их завершения — в ноябре 1876 г. в Кветту прибыл капитан Скотт. Ему поручалось провести подготовку к занятию Кветты и организовать строительство бараков для воинских частей, которые должны были оккупировать этот город.

15 ноября 1876 г. Литтон писал в Лондон, что цель достигнута: «...хан Келата согласился подписать со мной договор, который сделает нас фактическими хозяевами Келата; без аннексии страны мы восстановим власть хана на условиях, гарантирующих его полную преданность». Этот договор «навсегда обеспечивает британскому правительству право и власть размещать британские войска [90] в любое время в любой части ханства... Я уже направил небольшой британский отряд в Кветту, пункт большой стратегической важности в случае войны»{175}. В действительности договор был подписан через 20 дней, 8 декабря 1876 г.

По условиям этого кабального договора Келатское ханство теряло последние остатки независимости, а Кветта становилась важнейшим опорным пунктом британских империалистов в их наступательной политике против Афганистана и Восточного Ирана. «Англия берет Кветту (1876)»{176}, — особо подчеркивал В. И. Ленин. В обмен на ежегодную подачку в размере 12 тыс. фунтов стерлингов хан разрешал Англии воздвигать укрепления, проводить железные дороги, линии телеграфа и др. на территории Келата и вассального княжества Харран, а также соглашался на пропуск через Келат британских войск, что давало им возможность овладеть всем районом Кветто-Пишинского нагорья.

В поздравительном письме от 9 декабря 1876 г. майору Сандеману, назначенному британским представителем при хане Келата, Литтон писал: «...Я полагаю, что в дальнейшем Кветта будет местом нашего наиболее важного разведывательного отдела в отношении внешней политики; и действительно, как только усмирение Келата будет полностью гарантировано, вашей главной дипломатической задачей в этом ханстве будет расширение и распространение нашего влияния... в направлении Кандагара»{177}.

Захват Кветты означал, что англичане, уже начавшие фактически новое наступление на Афганистан занятием Кветто-Пишинского нагорья, укрепили свой левый фланг, подготавливая открытую войну непосредственно против Афганского государства.

Таким образом, британские империалисты упрочили свое положение на правом фланге (Читрал) и на левом — (Кветта), что должно было облегчить нанесение лобового удара по Афганистану и расширить возможности ведения [91] войны чужими руками: при помощи подкупа противников Шер Али.

Утверждение английского господства в Читрале и Кветте должно было оказать также моральное воздействие на афганское правительство, заставить его быть уступчивее по отношению к требованиям Англии. Однако эти действия, особенно оккупация Кветты, возымели обратный эффект и вызвали бурный протест в Афганистане.

В конце января 1877 г. в Пешаваре начались переговоры представителя Шер Али афганского сановника Hyp Мухаммед-хана с уполномоченным вице-короля Индии Льюисом Пелли, которого его соотечественник характеризовал как «настоящий тип всего того, что делает британских резидентов наиболее страшными для азиатских владетелей, желающих удержать за собой хоть тень независимости»{178}. Льюис Пелли прибыл на конференцию в Пешавар с проектом кабального договора, [92] разработанного советниками Литтона, и заявил, что единственной базой, на которой могут вестись какие-либо переговоры, является принятие афганским правительством требования о размещении британских офицеров в Афганистане и на его границах. Отклоняя это требование, Hyp Мухаммед напомнил, что Афганскому государству было твердо обещано невмешательство в его внутреннюю жизнь, и просил о соблюдении ранее заключенных соглашений. Он передал слова эмира, что тот скорее погибнет, чем уступит несправедливым настояниям.

В неофициальной беседе с секретарем английской делегации Беллью Hyp Мухаммед-хан подчеркнул, что стремление Англии во что бы то ни стало отправить своих офицеров в Афганистан возбудило подозрения эмира, который убежден, что их пребывание в стране подорвет его власть. «Британская нация великая и могучая, — передавал Hyp Мухаммед слова Шер Али, — и афганский народ не может сопротивляться ее силе, но народ имеет свою волю, независим и ценит свою честь выше жизни»{179}. Под предлогом неуступчивости афганского делегата англичане затягивали конференцию. Вскоре Hyp Мухаммед скончался в Пешаваре, и дальнейшие переговоры были прекращены.

Настойчивость Шер Али в борьбе против создания в Афганистане английских резидентств, объясняется тем, что он понимал, к каким тяжелым последствиям приведет принятие требований британских империалистов. Сами англичане достаточно откровенно указывали на роль их «резидентов» в странах Востока. «Правительство наше, — писал герцог Аргайль, — тщательно заботилось о том, чтобы иметь своих агентов, политических и военных, в тех странах, которые еще не подпали под его власть. Обязанности этих агентов были самые скромные: поддерживать правильные сношения, содействовать развитию торговли, но мало-помалу они начинали вмешиваться во внутренние дела того государства, в котором находились, а подобное вмешательство оканчивалось обыкновенно тем, что в одно прекрасное утро это государство переходило под власть Англии. Даже [93] относительно тех областей, которые, по-видимому, сохраняли независимость, следует заметить, что присутствие в них наших так называемых «резидентов» приводило к тому, что они делались там средоточием власти»{180}.

Автор этих строк, являвшийся в 1869–1876 гг. статс-секретарем британского правительства по делам Индии, хорошо знал об истинном назначении английских резидентов.

Характерно заявление Льюиса Пелли после Пешаварской конференции, в котором признавалось, что в случае принятия эмиром предъявленных ему требований в Кабуле вспыхнуло бы восстание, и он был бы свергнут с трона{181}.

После смерти Hyp Мухаммеда Шер Али сообщил о посылке другого уполномоченного для продолжения пе реговоров, но Литтон телеграфировал Льюису Пелли, предлагая не вступать ни в какие переговоры, даже если афганский представитель прибудет в Пешавар. Подобные действия можно объяснить лишь стремлением любым путем спровоцировать конфликт с Афганистаном. Об этом наглядно свидетельствовали дальнейшие события.

После прекращения переговоров в Пешаваре подготовка британских правящих кругов к войне еще более активизировалась. Офицерам и генералам англо-индийской армии, находившимся в отпуске, было предложено вернуться в свои части. Крупный отряд войск под начальством Дональда Стюарта начал операцию против племени афридиев у афганских границ. Это была одновременно тренировка перед «большой войной» и «предупредительная мера», предпринятая с целью помешать афридиям оказать содействие Афганистану в борьбе против англичан. Главнокомандующий английской армией в Индии объехал сосредоточенные в пограничной полосе войска, проверяя их готовность. Инспектируя воинские части в районе Боланского прохода, он обратился к ним с речью, в которой заявил, что считает их авангардом всей армии{182}. [94]

В конце февраля 1877 г. майор Сандеман во главе крупного военного отряда окончательно занял Кветту. Это был прямой и открытый вызов Афганскому государству, у границ которого появился опорный пункт для британского вторжения. Шер Али заметил по данному поводу турецкому послу: «Англичане поставили караул у задней двери моего собственного дома, чтобы ворваться во время моего сна»{183}.

В северном Пенджабе продолжалась концентрация английских войск и велась подготовка к строительству мостов через реку Инд. Все это были признаки приближавшейся войны. Враждебность Англии к Афганистану непрестанно усиливалась. 30 марта 1877 г. Литтон отозвал из Кабула английского представителя. Сношения между Англией и Афганистаном с этого времени были прерваны.

В письме статс-секретарю по делам Индии от 2 июля 1877 г. вице-король подчеркивал: «...Может наступить время (и не в далеком будущем), когда для укрепления британского господства в Индии будет абсолютно необходимо предпринять военную оккупацию Западного Афганистана (с согласия правителя этой страны или без него), включая важную Гератскую крепость. Положение нынешнего эмира, очевидно, очень непрочно, и возможно, что ход событий приведет к расчленению его королевства и созданию отдельного ханства в Западном Афганистане, которое можно будет вполне реально поставить под британское влияние и протекторат»{184}.

Таким образом, планы расчленения Афганистана вынашивались английскими империалистами задолго до открытого нападения на эту страну. Они не прекращали своих попыток подорвать изнутри и ослабить стойкость афганского народа и его волю к борьбе против порабощения. В связи с этим они привлекли к себе на помощь правящую верхушку Османской империи. Турецкий султан отправил к Шер Али несколько писем, приглашая его «соединиться с англичанами для общих военных действий против русских»{185}. [95]

Султан рекомендовал эмиру укреплять отношения с Англией и разрешить ей «строить крепости» в Афганистане{186}. В Кабул прибыло турецкое посольство, пытавшееся добиться от Шер Али согласия на совместное выступление против России. Все расходы по разъездам турецких послов оплачивали английские власти{187}.

Этот всесторонний нажим оказал определенное воздействие на Шер Али. Он готов был пойти на некоторые уступки империалистам, но против этого начали протестовать широкие народные массы. Как стало известно туркестанскому генерал-губернатору, «под давлением народного движения... Шер Али должен был покориться воле населения, не желавшего допустить английского вмешательства в дела Афганистана»{188}. Эмир отклонил все притязания Англии.

Дальнейший ход событий был предопределен. Не добившись результатов «мирным», дипломатическим путем, британское правительство решило вести политику иными средствами. К середине 1877 г. были завершены все приготовления к войне с Афганистаном, и британские империалисты выжидали удобного предлога для начала военных действий. Таким предлогом послужило посещение Кабула летом 1878 г. русской дипломатической миссией во главе с генералом Н. Столетовым.

Миссия должна была подчеркнуть дружественное расположение России к Афганистану. В обстановке неуклонно возраставшей открытой враждебности Англии к Афганскому государству посланцы северного соседа были встречены исключительно торжественно и тепло. В Кабуле начались переговоры о заключении русско-афганского договора. Этого, однако, не произошло в связи с тем, что на Берлинском конгрессе (13 июня — 13 июля 1878 гг.) было достигнуто временное соглашение по вопросам европейской политики, и развитие русско-афганских отношений могло привести к новому конфликту между Англией и Россией.

Несмотря на мирные цели, посольство Столетова вызвало бурную реакцию британских империалистов, в основе своей не соответствовавшую истинному положению [96] дел. Английские политики, буржуазная пресса, даже ученые историки утверждали (и утверждают), что ухудшение англо-афганских отношений и последовавшая за этим война были вызваны «интригами России», что целью войны являлась «ликвидация русского влияния в Афганистане». Эмиру Шер Али приписывалось намерение провозгласить религиозную войну против британской власти в Индии, встревожившее якобы Англию{189}. Парламенту была представлена «Переписка об отношениях между британским правительством и правительством Афганистана со времени вступления на престол эмира Шер Али-хана». Эта «Синяя книга», как и аналогичное издание, выпущенное за 40 лет до того, в 1839 г., основывалась на подтасованных документах, искажавших истинный ход событий.

Утверждения экспансионистов о причинах войны Англии против Афганистана полностью опровергались заявлениями некоторых представителей авторитетных кругов Британской империи. Так, лорд Лоуренс 28 октября 1878 г. поместил в газете «Дейли ньюс» статью, в которой обосновывал проводившуюся им на посту вице-короля Индии политику по отношению к Афганистану. В полемическом пылу Лоуренс дал относительно правильное освещение вопроса. Он писал, что «недовольство эмира возникло по ряду обстоятельств.., таких, как оккупация Кветты, как давление на него по поводу принятия посольства в Кабуле.., вооружение кашмирских войск... и директивы, данные их вождям, об охране проходов, ведущих к Читралу, эмбарго, наложенное на экспорт оружия и др. из Индии в Кабул.., ущемление интересов Афганистана в разрешении сеистанского вопроса» и т. д.

Бывший вице-король Индии сознательно умолчал о многих других факторах, но даже отмеченные им причины ухудшения англо-афганских отношений очень показательны; среди них нет и упоминания об «интригах России».

Империалистическую Англию интересовала не столько ликвидация призрачного «русского влияния» в Афганистане, сколько закабаление этой страны и превращение [97] ее в военно-политический плацдарм на Востоке. Орган британской военщины газета «Пайонир» в статье, опубликованной 4 сентября 1878 г., откровенно писала, что во время борьбы России за освобождение Болгарии лорд Литтон предпринял настойчивую попытку принудить афганское правительство заключить с Англией наступательный союз. При этом в Афганистане предполагалось разместить 30-тысячное английское войско, предназначенное для военных операций против России в Средней Азии.

Агрессивные планы британского правительства характеризует письмо премьер-министра Биконсфильда королеве Виктории, написанное еще 22 июня 1877 г.: «Лорд Биконсфильд считает, что если Россия должна быть атакована из Азии, то войска должны быть отправлены в Персидский залив, и императрица Индии должна приказать своим армиям очистить Среднюю Азию от московитов и загнать их в Каспий. Мы имеем хороший инструмент для осуществления этого в лице лорда Литтона, который и послан туда с этой целью»{190}.

Почти в тот же день «инструмент» английских экспансионистов — лорд Литтон предложил статс-секретарю по. делам Индии три способа решения «афганской проблемы»: «1. Обеспечить посредством страха или надежды такой союз с нынешним эмиром, который эффективно и навсегда устранит русское влияние из Афганистана. 2. Если это не удастся, следует быстро и публично лишить нынешнего эмира всякой поддержки, разгромить Афганское государство... и на место его теперешнего правителя посадить властителя, более дружественно настроенного к нашим интересам и более зависящего от нашей поддержки. 3. Захватить и удержать такую часть афганской территории, какая в случае провала обеих изложенных выше мер предосторожности будет совершенно необходима для постоянного сохранения нашей северо-западной границы»{191}. В том же документе Литтон писал, что считает «хорошей границей» для британских владений — хребет Гиндукуш{192}. [98]

Как видно, ни одна из предложенных им «мер предосторожности» не сулила ничего хорошего Афганскому государству.

От слов британское правительство перешло к делу и в конце лета 1878 г. стало особенно настойчиво добиваться приема Афганистаном военно-политической миссии, которая должна была потребовать от эмира разрешения «спорных вопросов» в желательном для Англии духе. 17 августа 1878 г. Шер Али получил письмо Литтона о подготовке к отправке такого посольства. В этот день умер наследник престола Абдулла Джан — сын эмира, и Шер Али просил отсрочить выезд миссии. Эта просьба не была принята во внимание. Во главе посольства был поставлен генерал Невиль Чемберлен — активный участник первой войны против Афганистана и руководитель многих карательных экспедиций в земли афганских племен.

7 сентября 1878 г. Чемберлен получил инструкции, связанные с отправкой посольства в Афганистан. Попирая элементарные принципы международного права, британские империалисты совершенно не интересовались, желает ли афганское правительство принять миссию и разрешить въезд в независимую страну непрошенным и нежданным послам. Чемберлену предлагалось выехать еще до получения формального ответа эмира на письмо вице-короля об отправке миссии и направиться в Кабул, игнорируя какие бы то ни было требования афганских властей. Предписание, врученное послу секретарем английского правительства А. Ляйолем, гласило: «...Если местными офицерами или начальством дороги будут сделаны попытки замедлить или приостановить ваш проезд, вы будете совершенно оправданы при невнимании к требованиям афганских властей, даже если они будут ссылаться на отсутствие приказаний или на отказ правительства Кабула принять миссию». Чемберлену предоставлялось право продолжать путь, невзирая на запрет афганских властей. Только вооруженное сопротивление продвижению миссии должно было считаться серьезным фактором, могущим помешать ее дальнейшей поездке.

Перед Чемберленом были поставлены две задачи: добиться обязательства эмира о разрыве отношений с Россией и высылке членов русского посольства, а также [99] получить разрешение на пребывание в Кабуле, Балхе и Герате английских офицеров с правом выезда в любой пункт афганской границы, «где их пребывание может быть полезным».

Со своей стороны Англия готова была предоставить эмиру субсидию в 12 лаков рупий и признать назначенного им наследника престола. Британские правящие круги стремились навязать Афганистану и «военную помощь», что должно было сопровождаться усилением контроля над его внешней политикой. В случае, если бы эмир настаивал на увеличении субсидии, Чемберлену поручалось выдвинуть дополнительное требование о полном открытии для англичан доступа в Афганистан. Послу надлежало отклонять всякие претензии афганского правительства по поводу захвата Кветты под тем предлогом, что «время для обсуждения этих дел уже прошло». Таковы были формальные установки, на которых базировалось посольство Чемберлена{193}. Они в свою очередь опирались на политическую программу британского правительства.

8 апреля 1878 г. Литтон излагал наметки своих планов в письме статс-секретарю по делам Индии Крэнбруку. Он писал, что оружие, которым Англия более сильна, — это меч. «Пока продолжается мир, мы не можем пользоваться мечом, а наша дипломатия несостоятельна. Поэтому объявление войны явилось бы случаем, который может никогда не повториться, если мы его упустим... Я убежден, что политика создания в Афганистане сильного и независимого государства, над которым мы не можем осуществлять никакого контроля, является ошибкой. Если вследствие войны или смерти нынешнего эмира, которая, конечно, явится сигналом для конфликта между соперничающими кандидатами на престол, мы будем иметь возможность (а она может внезапно возникнуть в любую минуту) разделить или сломать кабульскую державу, я искренне надеюсь, что мы не упустим такую возможность. Я полагаю, что это также мнение лорда Солсбери. В интересах Индии лучше всего было бы создание западно-афганского, ханства, включающего Мерв, [100] Меймене, Балх, Кандагар и Герат, под властью какого-нибудь избранного нами правителя, который зависел бы от нашей поддержки. При наличии созданного таким образом западно-афганского ханства и нашей небольшой базы подле границы в Курамской долине судьбы самого Кабула были бы для нас вопросом, не имеющим значения»{194}.

Эти экспансионистские. взгляды Литтон развивал в специальном меморандуме от 4 сентября 1878 г., предлагая занять новую границу, которая должна была идти от Памира по Гиндукушу и Паропамизу на Герат, а затем вдоль западной границы Афганистана и Белуджистана к Аравийскому морю{195}. Иными словами, Литтон предлагал захватить весь Афганистан.

Наиболее действенным путем для осуществления этого вице-король считал сговор с правящими кругами Афганистана, предоставление эмиру личных выгод — денежных средств, территориальных и других льгот. В случае отказа Шер Али принять английские требования вице-король предлагал лишить его престола и заменить английским ставленником. Наиболее подходящим лицом в этом отношении Литтон считал находившегося под арестом в Кабуле Якуб-хана.

В случае неудачи миссии Чемберлена вице-король намеревался аннексировать Курамскую долину, сосредоточить в Кветте крупную армию для угрозы Кандагару и установить связи с пограничными племенами, чтобы поссорить их с кабульским правительством. Занятие долины Курама должно было дать возможность угрожать Кабулу, Газни и Джелалабаду и содействовать появлению на эмирском престоле английского ставленника. Это могло избавить от необходимости прямых военных действий: хотя Литтон неустанно призывал готовиться к войне, англичанам был памятен печальный опыт 1838–1842 гг.

При отклонении эмиром требований Англии и после захвата Курамской долины меморандум предусматривал подготовку восстания в Кабуле для свержения Шер Али. Британские власти считали, что занявший престол [101] эмира в данной обстановке не сможет удержаться на нем без их поддержки.

Одной из важных целей войны с точки зрения Литтона должно было явиться создание в Герате британского резидентства, поддерживаемого крупным военным отрядом{196}.

Меморандум Литтона, как видно из изложенного, представлял собой детально разработанную программу захвата Афганистана и превращения его в вассальное княжество. Сопоставление инструкции, данной Чемберлену, и меморандума Литтона убедительно доказывает провокационный характер планировавшегося посольства. Этому посольству было поручено идти напролом, не считаясь ни с чем, выдвинуть перед независимым правительством позорные требования ликвидации суверенитета Афганистана. Правящие круги Англии почти не сомневались в том, что посольство Чемберлена обречено на неуспех, и были готовы использовать это обстоятельство в качестве предлога для начала военных действий.

Общее число участников посольства достигало тысячи человек, среди которых было полтора десятка офицеров и несколько сот вооруженных солдат. Это был своеобразный экспедиционный корпус.

20 сентября 1878 г. отряд генерала Чемберлена прибыл к форту Джамруд, за которым начиналась территория Афганистана. Не решаясь вступить в узкое ущелье, где гарнизон небольшого афганского укрепления Али-Масджид легко мог задержать дальнейшее продвижение миссии, Чемберлен отправил своего ближайшего сотрудника майора Л. Каваньяри на переговоры с комендантом укрепления Файз Мухаммед-ханом. Комендант отказался пропустить англичан без прямого приказа из Кабула и просил их подождать. «Это не только невозможно, но и не нужно, — настаивал Каваньяри, — так как кабульские власти давно осведомлены о приближении миссии». На реплику Каваньяри, утверждавшего, что миссия имеет дружественный характер, Файз Мухаммед-хан гневно возразил, намекая на обещанные англичанами взятки вождям хайберских племен [102] за содействие миссии: «Дружба ли это — возбуждать разногласия среди подданных эмира и путем их подкупа добиваться пропуска в его владения?!» Файз Мухаммед-хан категорически заявил, что применит оружие, если англичане без разрешения перейдут границу.

Чемберлен отдал приказ о возвращении в Индию{197}. Британские империалисты получили желанный предлог для начала войны.

Подлинный смысл происшедшего как нельзя лучше вскрыл сам Литтон. В телеграмме Чемберлену от 23 сентября 1878 г. он подчеркивал: «Оскорбление, которое не было непредвиденным, не останется безнаказанным. Я считаю, что полученный результат значительно более удовлетворителен, чем кто-либо мог ожидать от переговоров с Кабулом...»{198}

«Английское правительство воспользовалось этим для действия, которое оно долго обдумывало и подготовляло не столько для безопасности своей индийской границы, сколько для поднятия одним ударом своего престижа»{199}, — писал А. М. Горчаков послу России в Лондоне П. Шувалову.

Провокационный характер возни, поднятой агрессивными кругами Англии вокруг «афганского вопроса», нашел отражение в британской прессе. Газета «Индиа трибюн» 19 октября 1878 г. опубликовала статью с недвусмысленным заголовком «Предстоящая война». Эта статья лишний раз свидетельствует о лживости заявлений, будто война Англии против Афганистана была вызвана посольством Столетова.

«Корреспондент газеты «Пайонир» в Симле, телеграфируя о кабульских делах, сообщает, что нет «никого, кто бы полагал возможным мирное решение дел». Это не новость для нас, уверенных в неизбежной войне с Афганистаном с той минуты, когда было оглашено намерение индийского правительства отправить посольство ко двору Шер Али. И в самом деле, война эта [103] началась бы 18 месяцев назад, т. е. тотчас после провала пешаварской конференции, если бы тогда в Европе не началась война между Россией и Турцией». Войскам, сосредоточенным в Кохате весной 1877 г., не было приказано двинуться на Кабул только потому, что осложнилась европейская обстановка, как утверждала газета.

«Люди, которые знали, зачем лорд Литтон был назначен вице-королем Индии, были убеждены, что осуществлением политики, продиктованной пешаварской конференцией, серьезно займутся вскоре после установления мира в Европе. И едва были окончены заседания Берлинского конгресса, как министерство ино-страных дел объявило, что к кабульскому двору будет отправлено посольство».

Это заявление ясно показывало, продолжала «Индиа трибюн», что британское правительство «считало совершенно безразличным, согласен ли эмир принять это посольство или нет. Его не спрашивали, примет ли он миссию, но гонец был послан, чтобы уведомить о ее приближении и просить правителя Кабула сделать немедленное распоряжение о безопасном проезде по его территории.

Посольству было предложено перейти границу, не дожидаясь ответа эмира на письмо вице-короля; конечно, ему не было дозволено продолжать свой путь. Правительство получило главный повод, и война будет объявлена, как только будут закончены необходимые приготовления».

Литтон потребовал от Шер Али присылки письменных объяснений по поводу отказа принять английское посольство{200}. Игнорируя провокационную сущность этого требования, Шер Али с достоинством ответил, что отказ в приеме Чемберлена был вызван серьезными опасениями афганского народа по поводу целей английской политики. «Если бы это опасение не было обоснованным, британское посольство было дружественным и не проявляло насильственных действий и угроз, то в его приеме не было бы отказано, как этого не бывает между дружественными соседними государствами... Представителям британского правительства... необходимо [104] не вредить своему дружественному соседу и не обременять его тяжестью таких требований, исполнение которых превышает всякую возможность»{201}.

9 ноября 1878 г. премьер-министр Англии лорд Биконсфильд заявил в палате общин, что северо-западная граница Индии «случайна и ненаучна», что в связи с этим проводятся мероприятия «по ликвидации подобных недостатков», после чего она не будет внушать никаких опасений. Одновременно с этой многозначительной речью Афганистану был предъявлен ультиматум с требованием удовлетворить все английские претензии. Выступление Биконсфильда и посланный ультиматум были последним актом дипломатической войны. Ответ на него задержался из-за трудностей доставки. Письмом от 21 ноября 1878 г. Литтон сообщил Крэнбруку, что жребий брошен и войскам дан приказ наступать{202}. [105]

Дальше