Набег Навроцкого на киргизские аулы у залива Кайдак. — Результаты. — Движение мангишлакского отряда к колодцам Бусага. — Сосредоточение войск у этих колодцев. — Назначение Навроцкого начальником опорных пунктов и инструкции, данные ему. — Средства, находившиеся в его распоряжении для выполнения этой инструкции. — Состав войск, находившихся на опорных пунктах в Киндерли и в Биш-акты.

Майор Навроцкий, отдохнув 14 апреля в Биш-акты и приняв там зерновой фураж на семь и сухари на десять дней, 15-го, на рассвете, выступил к заливу Кайдак, через Чопан-ата и ночевал в 5 верстах от колодца Богда, за [195] которым, по словам проводников, находилось первое кочевье киргиза Тохсенбая Кузбаева, одного из подстрекателей населения откочевать от наших войск. Этот самый киргиз, посланный Ломакиным, после беспорядков на Мангишлаке в январе 1873 года, для сбора и успокоения удалившихся на Устюрт адаевцев, не только этого не исполнил, но когда брат его, собрав для отряда несколько десятков верблюдов, гнал их в форт Александровский, то он отбил их у него вместе с своим аулом тоже откочевал на Устюрт.

Не дозволяя варить пищу и даже курить, чтобы кочевье не заметило присутствия русского отряда, Навроцкий в 2 часа ночи ринулся мимо колодца Богда к колодцам Мали-бек. За три версты до сих последних он отправил хорунжего Немухина с 25 казаками оцепить кочевье, а сам пошел за ним на рысях. Тохсенбай Кузбаев был захвачен врасплох. Арестовав его и всех мужчин, числом 14, из которых один оказался хивинским эмиссаром, прибывшим для подстрекательства наших киргиз к откочеванию в Хиву, Навроцкий конфисковал у владельца 60 верблюдов, 14 лошадей и до 400 баранов. Дав после этого кавалерии отдых и дозволив ей сварить пищу, Навроцкий добытое отправил в Биш-акты, под прикрытием 28 человек с хорунжим Немухиным, а сам с 165 всадниками двинулся к колодцу Утен. За несколько верст до этого колодца начальник колонны остановился и только в 2 часа пополуночи двинулся к нему, чтобы напоить людей и лошадей. Отсюда, точно также как и накануне, послана была команда дагестанского конно-иррегулярного полка, под начальством поручика Довлатбекова, для захвата ближайшего кочевья; за командою в некотором расстоянии следовал Навроцкий на рысях. Кочевье бия Кутеше захвачено сонным. На предложение отдать верблюдов в наймы и продать баранов, Кутеше отказал. Пришлось отобрать их силою. Верблюдов оказалось 63 штуки, а баранов около 500 штук. После этого Довлатбеков с всадниками послан был к следующему кочевью, отстоявшему от кочевья Кутеше верст на семь. По захвате его тамошние кочевники также уклонились от сделанных им предложений относительно найма у них верблюдов и продажи баранов, а потому как те, так и другие были отобраны: первых оказалось 57 и последних около 300 штук. [196]

Когда команда всадников подскакивала к кочевью, то два киргиза быстро помчались по другому направлению. Предполагая из этого обстоятельства, что движение русского отряда открыто успех добычи верблюдов и баранов зависит от быстроты движения, Навроцкий направил в ближайшие кочевья одновременно три отдельные команды: одну с войсковым старшиною Малюгой, другую с поручиком Довлатбековым и третью с урядником дагестанского конно-иррегулярного полка Мехти-Уллубий оглы, а сам со своей отбитой скотиной и с 70 казаками отправился к колодцу Донгора (Думиара), на берегу залива Кайдак. Прибыв к этому колодцу в 10 часов утра, 17 числа, и расставив пикеты, Навроцкий расположился на отдыхе Не прошло и часу, как ему дали знать с пикета, что со стороны, куда поехал Довлатбеков, скачет казак и машет папахой. Ударив тревогу и взяв с собою 35 казаков Навроцкий поскакал на встречу всаднику. То был приказный кизляро-гребенской сотни Семен Боркин. Он доложил Навроцкому, что когда Довлатбеков приехал с своею командою в кочевье бия Амана, то оно уже было снято и быстро откочевывало в противоположную сторону. На предложение Довлатбекова отдать в наймы верблюдов и продать баранов, женщины, бывшие при вьюках, не изъявили согласия; мужчин же при верблюдах не было вовсе. Тогда Довлатбеков решился завладеть верблюдами и баранами силою и выдвинул цепь всадников, чтобы завернуть по направлению к Донгора верблюдов, лошадей и баранов. В одном звене этой цепи находились, кроме приказного Семена Боркина, казаки: Ейского полка Артем Гондаревский и Лука Петренко и владикавказского полка Захар Назаренко. Заворачивая верблюдов, они были внезапно остановлены сперва восьмью киргизами, выскочившими из балки, а затем еще шестью человеками; при этом у Петренко, Гондаревского и Назаренко лошади были убиты и они стали отбиваться пешими. Боркин, пробившись чрез неприятеля, дал знать Довлатбекову об опасном положении его товарищей; этот же, видя наступление киргиз на всем протяжении выставленной цепи и имея малочисленную команду, послал Боркина к Навроцкому просить подкрепления. Узнав в подробности в чем дело, Навроцкий быстро подвигался к Довлатбекову, которого встретил в 30 верстах от Донгора. Киргизы в больших массах наседали на команду [197] Довлатбекова. Подкрепление прибыло весьма кстати. Из той группы казаков, которая застигнута была 14 киргизами, Гондаревский и Петренко успели отбиться от неприятеля и присоединиться к прочим казакам; Назаренко же, смертельно раненый пикою, не мог быть взят и остался у неприятеля. Тогда Навроцкий, пропустив отбитый табун, направил 20 казаков на атаку. Киргизы, не выдержав натиска, начали поспешно отступать. Назаренко был отбит{184}, а также отбиты 24 верблюда, нагруженные киргизским имуществом, и около 400 баранов, кроме тех 103 верблюдов, 147 лошадей и 700 баранов, которые были отбиты в этот день Довлатбековым из кочевья Амана. В 10 часов вечера Навроцкий возвратился к колодцу Донгора, где застал уже Малюгу, доставившего 16 верблюдов и около 200 баранов, и урядника Мехти-Уллубий-оглы, пригнавшего около 250 верблюдов.

Во время стычки у нас ранено два казака: Назаренко — смертельно пикою и Петренко — шашкой в голову; один казак получил удар булавой в руку. Кроме того, у казаков и всадников убито четыре лошади и ранено три. По словам женщин, пришедших в лагерь просить о возврате находившегося на верблюдах имущества, которое Навроцким роздано было нижним чинам, киргизы потеряли убитыми и умершими от ран 5 человек и ранеными 10 человек.

При отобрании верблюдов, лошадей и баранов, кочевникам, за исключением Тохсенбая и Амана, скот которых Навроцкий конфисковал было объявлено, чтобы они явились к начальнику отряда в Биш-акты за получением платы по стоимости отобранного у них скота. При реквизиции, на каждую кибитку было оставляемо по одной и даже по две верблюдицы, от 5 до 10 коз и столько же овец, смотря по величине семейств.

Хотя у бывшего Ново-Александровского укрепления и находилось кочевье Мамед-Нияза, принимавшего наибольшее участие в январских беспорядках на Мангишлаке и во враждебных против русских действиях, но как до этого пункта осталось около 40 верст, то Навроцкий и не нашел возможным идти туда; казачьи лошади были сильно изнурены, [198] пришлось охранять большой табун и стадо, а потому он и направился в Биш-акты. Обратное движение было крайне тяжело, обремененные добычею, казаки шли очень тихо, охранение табуна требовало большого напряжения сил людей, при сильной жаре, горячих ветрах и недостатке воды; а между тем фураж весь вышел и лошади начали приставать. Эти затруднения а также распространившаяся между всем населением тревога и вследствие того ожидание преследования, заставили Навроцкого просить начальника отряда выслать на встречу в Чопан-ата, к 20 числу, какую либо часть войск из числа оставляемых на опорных пунктах. 19 числа к нему выслана была из Сенека сотня, которая и встретила его 20 апреля верстах в 20 за Чопан-ата.

22-го, вечером, Навроцкий прибыл в Биш-акты, приведя 287 верблюдов, 1,965 баранов и 160 лошадей. Остальная добыча погибла от изнурения и недостатка в воде. Весь набег продолжался 10 дней, в течение которых казаками сделано 640 верст, т. е. средним числом переходы были по 64 версты в сутки; были же дни, когда пришлось делать и 80 верст, без всякого обоза, имея фураж на себе, при большой жаре и удушливых ветрах с пылью. Конечно, такое быстрое движение не могло не отразиться на состоянии строевых лошадей. Всего во время движения пало 12 лошадей и затем по приходе в Киндерли еще 3 лошади, а всего 15 штук{185}. Экспедиция Навроцкого дала возможность мангишлакскому отряду выступить в составе 10 рот, 4 сотен и 4 орудий.

Для дальнейшего движения к пределам Хивинского ханства, войска отряда, на которых, по прибытии в Биш-акты, имелось и верблюдов и довольствия, назначены были выступить двумя колоннами: первая — 21 апреля, под начальством Скобелева, из 4-й стрелковой роты апшеронского и 8-й роты самурского полков, с 30 казаками от 4-й сотни Кизляро-Гребенского полка, и вторая — 22 числа, под начальством Гродекова, из четырех рот Апшеронского полка (9-й и 10-й линейных и 1-й и 3-й стрелковых), 2-й и 3-й стрелковых рот Ширванского полка, двух горных орудий, сотни Кизляро-Гребенского [199] казачьего полка и команды сапер от 1-го Кавказского саперного батальона. Дойдя до колодцев Бусага, обе колонны должны были соединиться и ожидать прибытия начальника отряда, который остался в Биш-акты с частью войск, не имевших возможности двинуться по недостатку верблюдов. Войска эти ждали прибытия Навроцкого.

Колонна Скобелева выступила 21 апреля, в шесть часов утра. Не смотря на то, что до родников Камысты, где назначен был ночлег, всего только 13 верст, колонна прошла это расстояние в течение пяти часов, т. е. делала в час менее трех верст. В начале перехода большие пески, а подходя к Камысты — крутой и неудобный спуск замедляли движение.

В Камысты вода родниковая; родников четыре в небольшом, но глубоком и скалистом ущелье, по которому течет ручей на протяжении сажен 200. Ручей зарос камышом, отчего родники и получили свое название. Вода в родниках солоноватая, сильно отзывается железною окисью, неприятного вкуса и запаха. Благодаря камышу, не только верблюды, но и лошади имели достаточно корму.

Во время движения 21 числа в колонне было оставлено на пути два верблюда, но вьюки дошли в целости.

22 числа, в 4 часа утра, выступила из Биш-акты вторая колонна, Гродекова. Хотя донесение Скобелева и было получено ночью 21 числа, так что вторая колонна, пользуясь опытом, могла, казалось, избегнуть ошибок, которые сделала 1-я колонна, но и с нею повторилось то же, что и с первым эшелоном: расстояние в 13 верст пройдено не в один раз, а с привалом, и пришлось спускаться по тому же трудному пути, по которому спускалась 1-я колонна. Произошло это оттого, что пройдя верст десять, проводник объявил, что он дороги не знает и не берется вести далее; следов же от первой колонны не оставалось никаких, так как поднявшийся с утра 22 числа сильный ветер замел всякие следы. Пришлось остановиться на привале в безводном пространстве и послать в Биш-акты, к начальнику отряда, за знающими проводниками. Пока ездил нарочный в Биш-акты, пока прибыл проводник, прошло часов пять. В это время ветер усилился до такой степени, что не было никакой возможности варить пищу, ибо огонь засыпался [200] песком. Все люди, свободные от аванпостной службы и пастьбы верблюдов, укрывши головы шинелями и бурками, лежали неподвижно. В пять часов времени, которые колонна простояла на биваке, люди были, можно сказать, засыпаны песком. Это был первый песчаный ураган, который войска мангишлакского отряда испытали во время похода. Наконец явился проводник и в пятом часу вечера колонна снялась с бивака а через 1 1/2 часа она спустилась к роднику.

За время движения второй колонны к Камысты оставлено 4 верблюда и два вьюка с сухарями{186}.

От Камысты до Каращека 30 верст. Дорога сперва пролегает по широкому ущелью, берега которого довольно возвышенны. Левый берег (чинк), на север от дороги, почти отвесный и состоит из гипса ослепительной белизны; правый — пологий, частью глинистый, частью песчаный. На протяжении 14 верст от Камысты дорога пролегает по твердому солончаку, покрытому слоем песку; затем начинаются пески, сначала неглубокие, а затем переходящие в большие песчаные холмы. Затруднения для движения увеличиваются по мере приближения к Каращеку.

Хотя не доходя 10 верст до Каращека находятся колодцы Аще-кую, числом пять, с горькою водою, на что указывает самое название колодцев, расположенных в глубоком песчаном овраге, но о существовании этих колодцев ни первой, ни второй колонне проводники не дали знать. Первая колонна имела привал в двух верстах от Аще-кую, и хота об открытии их Скобелев и написал Гродекову, но его извещение прибыло поздно, уже тогда, когда 2-я колонна подходила к Каращеку. Переход к этим колодцам 22 числа первой колонны и 23-го второй был весьма тяжелый: движение первой — от сильного ветра с песком, а второй — от сильной жары. Более других труден был этот марш ротам, которые следовали в боковых авангардах и в прикрытии стада баранов: им не пришлось идти по утоптанной тропинке, а прямо по целине; по тропинке шли вьюки, которые тянулись в одну нитку на расстоянии нескольких верст. Голова 2-й колонны подошла к Каращеку в 9 часов вечера; а хвост только в полночь. Люди и животные крепко устали. [201] Движение по пескам к Каращеку в обеих колоннах стоило нескольких верблюдов павшими. В Каращеке оказалось всего два колодца, расположенные у подошвы горы того же имени, имеющей 1,050 ф. над уровнем Каспийского моря; вода в них до того солона и нечиста, что не смотря на сдабривание разными кислотами, ее можно было пить лишь с большим отвращением. Прусский поручик Штум называет ее разжиженным коровьим пометом. До Сай-кую, как поздно ночью сообщил во вторую колонну Скобелев, он дошел благополучно; расстояние до этих колодцев всего 5 верст{187}. Так как вторая колонна сильно утомилась движением накануне, то время выступления ее назначено было не в 3 часа утра по обыкновению, а в 6 часов. Колонна дошла благополучно. В Сай-кую оказалось 18 колодцев глубиною в 1 саж.; все они расположены в неглубоком овраге. Окрестности колодцев и путь от Каращека к Сай-кую песчаные, покрытые саксаулом.

Путь от Сай-кую до Бусага все время сопровождается скалистым чинком, высотою от 20 до 25 сажен. Слои скал расположены горизонтально и каждый слой имеет свой цвет. Дорога совершенно ровная, песчаная в окрестностях Сай-кую; но чем ближе к Бусага, тем пески уменьшаются. Движение колонн по этому пути, сравнительно с предыдущим, было значительно легче. Верблюды в это время уже поправились и солдаты понемногу привыкли с ними обращаться.

Хорошо идти, когда верблюды сильны, седла на них исправны, вьюки пригнаны ловко, люди знают свое дело. Нет тогда ни остановок, ни падения верблюдов, ни перетаскивания вьюков с одного верблюда на другого; не слышно рева животных и перебранки между людьми, — разве только при захождении солнца, когда киргизы и туркмены бросают все: и верблюдов, которых ведут, и лошадей, на которых едут, чтобы творить свой намаз. Тогда передовой верблюд, ведомый за веревку, останавливается и начинает щипать траву; другие животные следуют его примеру; все сбивается в кучу и происходит беспорядок. Унтер-офицер, следующий при ротных вьюках, заметив это, подбегает к [202] верблюдовожатому и торопить его молитву. «Верблюд работай говорит он ему; но азиат не обращает на него никакого внимания. « — «Ты ведь на службе царской», уже возвышая голос произносит унтер-офицер. — «Верблюд работай», криком заканчивает он свою речь. И в большей части случаев, верблюдовожатого водворяют на своем месте, взяв его за шиворот. В остальное время тишина: ни говора, ни песен, ни шуток. Редко слышится восклицание, ни к ком не обращенное: «Ну да и забрался этот хивинский хан в проклятую сторону!» Офицеры идут каждый около своей части Но иногда человека два-три сойдутся вместе и начнется между ними разговор самого прозаического свойства. Один, например, говорит, что как придет в Хивы, так первым его делом будет припасть к пресной воде и начать ее лакать; другой мечтает о том, как он в ханстве поест свежего хлеба; третьему надоела баранина, и он уверяет всех, что в первом же городе съест 10 фунтов говядины. Иногда колонна оживится при виде выскочившего из своей норки тушканчика, земляного зайца, как называют его солдаты, или ползущей змеи. Непременно найдутся люди, которые бегают за зверьком, стараясь поймать его. Но тушканчик скрылся; солдаты еще поговорили немного и затем опять все стихло. Когда попадется змея, то за ней будут гоняться до тех пор, пока не убьют. Убить змею считается как бы религиозным долгом. — «Тому, кто убьет змею, говорят солдаты, прощается сорок грехов, потому что змея сосет солнце.» На просьбу объяснить, каким это образом змея сосет солнце, солдаты отвечали, что она постоянно держит голову вверх по направлению к солнцу и поминутно высовывает язык, которым и сосет солнце. И так как солнце святое, то убить змею — дело не только похвальное, но даже долг всякого человека. На пути от Биш-акты до Устюрта отряду только и попадались, кроме змей, тушканчики и полевые мыши, а на Устюрте люди были лишены удовольствия видеть и этих маленьких четвероногих: там, кроме змей и ящериц, ничего не встречалось.

Скобелев пришел в Бусага 24-го вечером, а Гродеков 25-го утром. В Бусага шесть неглубоких колодцев с солоноватою водою. Они расположены в глубокой долине, дно которой совершенно ровное, а грунт земли твердый, глинистый. [203]

Во время следования обеих колонн в Бусага, по распоряжению начальников колонн, каждым привалом и ночлегом пользовались для приготовления бурдюков на время движения по Устюрту, где колодцев мало и при том они очень глубоки. Для этого снятые с козлов шкуры солили. Первый опыт приготовления бурдюков таким способом оказался неудачным: козьи шкуры выдерживали не более суток, а затем, под влиянием жара, оне быстро разлагались и вода в них портилась до такой степени, что не было возможности ее пить. Поэтому начальники колонн поручили обделку бурдюков киргизам, назначив им известное денежное вознаграждение за приготовление каждого бурдюка. Этою мерою выделка бурдюков была значительно ускорена и они выдержали поход более продолжительное время, чем выделанные войсками. Такими мерами количество водоподъемной посуды было настолько увеличено, что части первой и второй колонн поднимали с собою воды на двое суток. От зарезанных на бурдюки козлов обыкновенно пропадало только мясо, которое было до того отвратительно, что в отряде его почти не употребляли в пищу; затем все остальное, как-то: кишки и желудок вымывались и тоже служили посудой для воды. Желудки, обыкновенно, для лучшего их сохранения и для большого удобства при перевозке и при переноске, вкладывались в мешки; кишки же, наполненные водою, наматывались на руки или вокруг тела. Бараньи желудки и кишки тоже шли в дело.

Пока первая и вторая колонны двигались к колодцам Бусага, начальник отряда оставался в Биш-акты, в ожидании прибытия Навроцкого с верблюдами и баранами. Наконец, 22 апреля вечером, Навроцкий прибыл с добычею, а 23 явился туда же Тер-Асатуров с 4-ю сотнею дагестанского полка, двумя полевыми орудиями и ротою ширванского полка. Верблюды, приведенные Навроцким, были большею частью без седел, что поставило всех в затруднительное положение. Пришлось разорить шалаши, которые устроил себе биш-актинский гарнизон, чтобы достать войлоки, которые, будучи сложены вдвое и втрое, заменили вьючные седла.

Из войск, находившихся в Биш-акты, к дальнейшему движению назначены были: 12-я рота апшеронского и 1-я стрелковая рота ширванского полков, два полевых орудия и [204] три сотни кавалерии: 3-я и 4-я дагестанского конно-иррегулярного полка и сборная казачья из казаков Сунженской, Владикавказской и Ейской сотен, а гарнизоном в Биш-акты оставлены 8-я рота апшеронского и 3-я рота ширванского полков. Войска, назначенные для движения к колодцам Бусага, были разделены на две колонны: одна, под начальством подполковника Буемского, из двух рот и двух полевых орудий, и другая, под начальством Тер-Асатурова, из трех сотен кавалерии с ракетною командою. При этой колонне следовал начальник отряда.

23 апреля, в 3 часа утра, Буемский выступил с своей колонной и 25-го присоединился к отряду, сосредоточившемуся у колодцев Бусага. Вечером того же числа прибыл и начальник отряда с кавалериею. Таким образом у этих колодцев собрался экспедиционный отряд в окончательно определившемся составе. Здесь были: 6 рот апшеронского, одна рота самурского и три роты ширванского полков, два полевых 4-х-фунтовых орудия 2-й батареи 21-й артиллерийской бригады, два горных единорога от 1-й батареи той же бригады команда сапер от 1-го кавказского саперного батальона, две сотни дагестанского конно-иррегулярного полка, сотня Кизляро-Гребенского полка, сборная казачья сотня и конно-ракетная команда. Всего 10 рот, 4 орудия, 4 сотни кавалерии и две команды: саперная и конно-ракетная, 1,620 человек и 474 лошади.

Последние выступившие из Биш-акты кавалерия и артиллерия были обезпечены фуражом не по 21 мая, как Кизляро-Гребенская сотня, а лишь на 15 дней, т. е. по 8 мая. Вследствие этого было сделано распоряжение о том, чтобы фураж из сотни Сущевского-Ракусы был разделен между всею кавалериею и полевою артиллериею пропорционально числу лошадей. Так как это распределение было сделано примерно и на пополнение запасов рассчитывать уже было нельзя, то с 26 апреля все лошади получали не более двух гарнцев овса. Что касается довольствия для людей, то в виду того, что раструска сухарей была значительная, дача их уменьшена была на ¼ фунта. Вообще, пища до сих пор была хорошая; бараны прошли еще небольшой путь и были жирные; и так как на пути попадалось много неглубоких колодцев, то варка пищи производилась каждый день. [205]

К величайшей радости всего отряда, в Бусага, 25-го же числа вечером, прибыли и те три киргиза, которые были от Сенека посланы в Киндерли за бурдюками. Они привезли 60 больших бурдюков, которые тотчас и розданы в войска. Таким образом эти бурдюки, с теми, которые были приготовлены на пути из козьих шкур, дали войскам полную уверенность в возможности прохождения Устюрта.

* * *

Выше было объяснено, что в инструкции ген.-адъютанта князя Святополк-Мирского, между прочим, предлагалось учредить складочные опорные пункты по пути следования отряда, на случай, если бы встретилась необходимость подвозить из Киндерли в передовые пункты довольствие для дальнейшей поставки его к отряду, в пределы Хивинского ханства. Такие пункты указывались в Биш-акты и в Ильтедже. Хотя командующему войсками Дагестанской области и было сообщено, что для мангишлакского отряда в Оренбургском округе заготовляется месячная пропорция довольствия по числу 1,500 человек и 600 лошадей и что войска, достигнув пределов Хивинского ханства, должны довольствоваться или местными средствами или средствами, которые будет иметь оренбургский отряд, однако ж он предписал начальнику мангишлакского отряда установить наиболее скорый и удобный, по местным условиям и обстоятельствам, порядок транспортировки запасов довольствия, посредством освобождающихся из-под вьюков верблюдов. Таким образом, по мере движения отряда вперед и освобождения верблюдов, должно было устанавливаться движение частных транспортов в тылу отряда до крайнего опорного пункта, какой будет избран по указанию обстоятельств, быть может, не ограничиваясь опорным пунктом у колодцев Ильтедже, а протянув линию до Айбугира. С целью охраны складов довольствия, а равно и для конвоирования транспортов, в каждом опорном пункте должно было быть оставляемо по одной роте, одной сотне и одному орудию{188}. Начальником опорных пунктов, всех войск и учреждений, которые на них находились, командующий войсками Дагестанской области назначил майора Навроцкого.

Операция транспортировки довольствия чрез опорные пункты [206] в пределы Хивинского ханства, по предположению Ломакина, основывалась на том, что верблюды будут освобождаться из под вьюков каждый день в столь значительном числе, что пройдя в несколько дней пространство между опорными пунктами, можно будет их оставлять на последнем пункте затем, под прикрытием части войск, отправлять назад до следующего этапа, на который, ко времени прибытия этих верблюдов, должно было быть уже привезено довольствие заднего этапа. Получив здесь довольствие, транспорт опять шел вперед до следующего опорного пункта, сдавал там довольствие и опять порожний возвращался к этапу. На самом деле верблюды не только не освобождались, но не на чем было везти довольствие даже при самом отряде По предположению от Киндерли до Биш-акты должно было освободиться 75 верблюдов. Вместо того, их пало или брошено в пути по не годности 340 штук. Получаемым в Киндерли до 17 апреля т. е. до выступления самого начальника отряда в поход, до несения начальников эшелонов Буравцова и Тер-Асатурова ясно указывали, что предположение это несостоятельно, а по тому Ломакин доставку довольствия в пределы ханства постановил в зависимость от тех верблюдов, за добытием которых послан был Навроцкий. В случае успешного выполнения этого поручения, предполагалось отправить верблюжий транспорт с довольствием тотчас за отрядом, так чтобы оно было доставлено в Айбугир чрез неделю после прибытия туда войск. Но если бы Навроцкому не удалось привести верблюдов, то тогда, независимо того, что строевые казачьи лошади должны были бы везти на себе фураж на полмесяца, предполагалось всю кавалерию оставлять возможно дольше на опорных пунктах и двигать ее втрое скорее пехоты, чрез что количество груза, которое должны были везти верблюды, сократилось бы дней на пятнадцать{189}. Хотя Навроцкий и успешно выполнил данное ему поручение, но приведенных верблюдов едва достало для поднятия фуража и прочих тяжестей кавалерии и полевой артиллерии; о том же, чтобы уделить хотя какое либо число их для опорных пунктов, не могло быть и речи. Точно также предположение о том, что бы кавалерия везла на себе фураж на полмесяца, было давно [207] уже оставлено, еще подходя к колодцам Сенек, как совершенно неприменимое в походе по пустыне. Оставалось одно: обратиться к тем верблюдам, которые были брошены на пути между фортом Александровским и Киндерли и между этим последним пунктом и Биш-акты. На всем этом пространстве было брошено более 600 верблюдов.

По прибытии Навроцкого в Биш-акты, он, по уходе начальника отряда с кавалериею в Бусага, начал приводить в известность оставленные в его распоряжении средства. Оказалось, что на Биш-акты ему оставлено с годовалыми верблюжатами 39 верблюдов, из которых ни один не годился под вьюк. На пути в Киндерли он нашел еще 14 верблюдов, также совершенно негодных. По прибытии в Киндерли, Навроцкий нашел у воинского начальника 76 верблюдов: из них 16 совершенно негодных, оставленных ему войсками при выступлении отряда, 59 доставленных из числа брошенных по дороге из форта Александровского в Киндерли и 23 доставленных из числа брошенных отрядом верблюдов. Из этих верблюдов вскоре пало 22 штуки. Таким образом, считая 39 верблюдов, оставленных в Биш-акты, и 14, найденных между Биш-акты и Киндерли, всех верблюдов состояло на лицо в Киндерли, по прибытии туда Навроцкого, 129 штук, а за исключением из них 40 годовалых, 89 штук, которые не могли поднять каждый и трех пудов, при чем им надо было по крайней мере две недели отдыха и корма{190}.

Что касается верблюдов, которые были брошены на пути от форта Александровского в Киндерли, то судьба их была следующая. Все они были поручены состоявшим при колонне киргизам и туркменам и туркменским старшинам прибрежного населения. Люди эти обязаны были, когда верблюды поправятся, отвести их в форт Александровский или в Киндерли, куда будет ближе. В Киндерли действительно было доставлено 129 верблюдов: из них 70 до ухода отряда и 59 уже по уходе. Но в форт Александровский не только никто не привел ни одного верблюда, но даже не сообщил коменданту, где они находятся. В последствии комендант форта послал по дороге в Киндерли несколько киргиз, которые на восьмидесяти [208] верстах нашли 83 верблюда, но по большей части столь изнуренных, что они не могли даже встать с места, и только 19 штук приведены в форт. Те верблюды, которые могли передвигать ноги, были собраны посланными людьми к ближайшим кочевьям киргизским и туркменским, но там они за недостатком корма, при господствовавших в приморской полосе ветрах, разновременно пали{191}.

Самое лучшее, что было в распоряжении Навроцкого, это — повозочный транспорт и вьючный конный обоз. Но лошади от усиленной перевозки очень пострадали; к 8 мая пало 35 лошадей: 14 в повозочном транспорте и 21 в вьючном. Все усилия этих перевозочных средств направлены были к тому чтобы обеспечить войска, оставленные в биш-актинском укреплении, довольствием, так как, при выступлении из этого пункта, отряд забрал с собою все запасы, и для поддержания своего существования роты должны были по очереди ходить к колодцам Сенек за сухарями.

Таким образом у Навроцкого не было никаких средств для транспортировки запасов довольствия за отрядом. А между тем Ломакин, пользуясь каждым случаем, писал ему о скорейшей доставке транспорта с довольствием за отрядом. Так, из Бусага он просил доставить ему овес и в особенности сухари к 7 или 8 мая в Ильтедже, где будет оставлена рота, которая, забрав все привезенное им туда, доставить его в Айбугир. На это Навроцкий отвечал, что он не может быть в Ильтедже раньше 16 или 18 мая; если же и придет, то оставив там довольствие на две роты, полную сотню и артиллерию, с которыми он будет конвоировать транспорт, может уделить действующему отряду не более 100 мешков сухарей, овса же — ничего, иначе — сухарей меньше.

Из Ильтедже Ломакин писал Навроцкому то же самое, что из Бусага{192}. В конце апреля из Петербурга получено было известие о том, что месячное довольствие мангишлакскому отряду не доставлено из Иргиза на Эмбу за недостатком верблюдов и что по той же причине Оренбургский округ не может взять на себя обеспечение довольствием [209] кавказских войск в Хиве и на обратный путь. Со стороны Кавказа в то время не представлялось никакой возможности доставить продовольствие в мангишлакский отряд, по совершенному неимению перевозочных средств на берегу Каспийского моря, а мог быть усилен только склад запасов в Киндерли. Если бы главный начальник хивинской экспедиции признал нужным задержать кавказские войска в хивинских пределах; если бы не оказалось продовольственных средств на месте и доставка их из Оренбургского или Туркестанского военных округов оказалась неудобною, то от генерала Кауфмана зависело обратить имеющихся при кавказских войсках перевозочные средства для подвоза продовольствия с Каспийского моря. Тем не менее князь Святополк-Мирский опасался, чтобы со стороны кавказского начальства не были упущены какие либо меры, которые могли бы способствовать снабжению наших отрядов продовольствием во время экспедиции и в особенности на обратном пути; поэтому он обратил внимание командующего войсками Дагестанской области на приобретение перевозочных средств на тот случай, если бы оказалось необходимым доставлять продовольствие для наших войск по пути следования мангишлакского отряда{193}. По сведениям, собранным в Киндерли начальником штаба войск Дагестанской области, оказалось, что из 129 верблюдов, состоявших в этом пункте к 28 апреля, осталось к 6 мая всего 107 штук, из коих только 60 годных, и что в конном обозе, после первого же рейса в Биш-акты, 11 лошадей пали и 18 пришли на весьма продолжительное время в совершенную негодность; кроме того 20 колес в повозочном транспорте были поломаны. Вследствие этого князь Меликов выразил мнение, что в Киндерли необходимо отправить от полков 20-й и 21-й пехотных дивизий 120 надежных повозок, заложенных каждая пятью подъемными лошадьми{194}, с обозными нижними чинами при [210] офицерах, и независимо того, как на усиление перевозочных средств так и на случай изнурения подъемных лошадей нанять верблюдов в Бакинской и Тифлисской губерниях. Но так как предложение это князем Святополк-Мирским было отклонено, то командующий войсками Дагестанской области приказал воинскому начальнику форта Александровского собрать всех верблюдов, какие окажутся, из числа оставленных по пути следования верблюжьего транспорта в Киндерли; кроме того, нанять или купить в окрестностях форта верблюдов хороших и надежных, сколько окажется возможным, и всех этих верблюдов отправить в самом непродолжительном времени в Киндерли, к Навроцкому, сухим путем, поручив доставку их тем из туркмен, которыми приставшие верблюды будут доставлены в Александровский форт. Самых же наилучших верблюдов, сколько окажется возможным, отправить в Киндерли немедленно на шкуне. Вместе с тем он приказал купить арбы, запряженные быками, собственно для подвоза довольствия из Киндерли в Биш-акты{195}.

Оказалось, что с выступлением войск из форта Александровского в Киндерли, 25 марта, все киргизы, живущие около форта, откочевали в глубь степи, так что самые ближайшие к форту кочевья были на полуострове Бузачи и около гор Каратау, т. е. в 160 и в 130 верстах, и никто из старшин к Навроцкому не явился. «Сколько можно судить, доносил он князю Меликову, они всеми средствами стараются тормозить наши успехи по транспортировке продовольствия». Даже не было возможности купить баранов на мясные порции войскам и потому их доставляли на шкуне из Дагестана. Хотя при форте, в недальнем от него расстоянии, и кочевало несколько кибиток, но это были такие бедняки, которые не имели верблюдов, т. е. средств к передвижению, почему и остались на лето около форта. Предполагая, что верблюды, оставленные на пути между фортом Александровским и [211] Киндерли, отведены в форт, Навроцкий, в начале мая, намеревался выслать туда сотню казаков для принятия этих верблюдов; но комендант форта, дабы отстранить движение сотни, поспешил послать в Киндерли приведенных к нему и оставшихся еще в живых 19 верблюдов{196}.

Тем более оказались полезными и безусловно необходимыми 25 воловьих арб, купленных, по приказанию командующего войсками Дагестанской области, в Хасав-юртовском округе. Арбы эти на первый раз были куплены в количестве только 25 штук, на том основании, что неизвестно было, в состоянии ли такой транспорт, в виду исключительных местных условий, существовать на Мангишлаке и принести ожидаемую пользу. Доставленные в Киндерли 13 мая, оне начали совершать перевозку довольствия в Биш-акты столь успешно, что князь Меликов в подкрепление этому транспорту выслал еще 40 арб{197}. Но все эти средства могли служить только для доставки довольствия в Биш-акты, так как быки требовали сена, которое и можно было везти только на расстояние 200 верст в оба пути.

Таким образом подвозка довольствия вслед за отрядом не состоялась. Она не могла состояться при том небольшом числи верблюдов, которые находились при отряде, и притом верблюдов весьма слабых, из коих падало больше, чем освобождалось. Хотя в последствии верблюды и освобождались, но части войск, понятно, оставляли у себя здоровых и сильных, а сдавали слабых, которые не могли выдержать нового большого похода под вьюками.

На опорных пунктах оставлено было следующее число войск: 1) в Киндерли: три роты ширванского полка (493 человека), сборная рота апшеронского полка (235 челов.), сборная рота самурского полка (194 человека), 297 казаков от всех казачьих сотен, 50 всадников Дагестанского конно-иррегулярного полка, одно орудие от 2-й батареи 21 артиллерийской бригады и две 4-х футовые не запряженные пушки, привезенные из Красноводска, и 2) в Биш-акты: по одной роте Апшеронского и Ширванского полков (230 челов.) и одно полевое орудие от 2-й батареи 21-й артиллерийской бригады, без [212] лошадей. Всего с нестроевыми, обозными и с чинами интендантского и медицинского ведомств 1,575 человек и 380 лошадей, считая подъемных и вьючных. Из числа этих войск, две роты Ширванского полка, одно полевое орудие сто казаков имели назначение конвоировать транспорт с довольствием до Ильтедже, где, сдав его роте апшеронского полка, должны были составить гарнизон ильтеджинского редута; но обстоятельства так сложились, что этому предположению не суждено было осуществиться, о чем будет сказано в своем месте.