На обояньском направлении
После доукомплектования личным составом и материальной частью корпус в феврале 1943 г. перешел в резерв Ставки Верховного Главнокомандования и сосредоточился в районе Осташкова. Здесь и застали нас радостные вести о разгроме окруженной сталинградской группировки противника и успешно развивавшемся наступлении наших войск на юге.
Настроение в частях корпуса было необычайно приподнятое. Мы понимали, что враг еще очень силен, но не могли не видеть свершавшийся решительный перелом в ходе войны, неуклонно нараставшую мощь нашей Красной Армии.
Последнее мы непосредственно ощущали и на себе. Корпус стал намного сильнее. Теперь уже не треть и не половину, как раньше, а 4/5 общего числа наших танков составляли замечательные «тридцатьчетверки». Да и штаты корпуса были значительно расширены. В его состав вошли 1008-й истребительно-противотанковый и 270-й минометный полки, 40-й разведывательный автобронебатальон, 85-й отдельный саперный батальон и 351-й батальон связи, ряд частей тылового обеспечения.
Наличие средств усиления, необходимость которых показали предшествующие бои, значительно увеличивало ударную и огневую мощь корпуса, являлось залогом еще более успешных действий его соединений и частей. И это радовало весь личный состав, укрепляло его уверенность в силе своего оружия, усиливало нетерпение, с которым все мы ждали приказа выступить для участия в дальнейших боевых действиях против ненавистного врага.
За время доукомплектования и пребывания в Резерве Ставки у нас произошли некоторые перемены. Заместителем командира корпуса по политической части вместо убывшего бригадного комиссара П. Г. Гришина стал полковник Михаил Федорович Серенко, начальником штаба — полковник Иван Петрович Ситников. Павшего в бою под Ржевом начальника оперативного отдела майора [79] Медведева заменил сначала майор А. Ф. Смирнов, а затем подполковник К. К. Федорович. Они быстро освоились на новом месте и в дальнейшем проявили себя с самой лучшей стороны.
Михаил Федорович Серенко сразу же зарекомендовал себя опытным организатором политической работы в войсках. Особенно большое внимание он уделял молодым воинам, прибывшим к нам на пополнение. Продолжалось дальнейшее укрепление партийных и комсомольских организаций в частях и подразделениях. Вся их деятельность была направлена на достижение высоких результатов в боевой и политической учебе, в овладении новыми образцами вооружения и техники. Политработники, все коммунисты и комсомольцы были активными помощниками командиров в подготовке к выполнению предстоявших корпусу новых боевых задач.
В Осташкове мы пробыли неделю. По приказу Ставки корпус был переброшен на Северо-Западный фронт и 20 февраля вошел в состав его 68-й армии, а восемь дней спустя — во вновь сформированную 1-ю танковую армию, которой командовал генерал М. Е. Катуков. Совершив марш-маневр, корпус сосредоточился в районе юго-восточнее оз. Ильмень в готовности к предполагавшимся наступательным действиям.
Но последовала новая директива, и 7 марта корпус в составе 1-й танковой армии начал переброску своих войск на Воронежский фронт, под Обоянь. Тогда это перемещение было связано с мероприятиями Ставки по отражению сильного контрудара, нанесенного противником в районе Харькова и Белгорода. Но к тому времени, когда [80] мы прибыли в назначенный район, фронт здесь уже стабилизировался.
Таким образом, нам не пришлось участвовать как в наступательных действиях на Северо-Западном фронте, так и в отражении вражеского контрудара на Воронежском. Мы были несколько разочарованы этим, так как всем личным составом, воодушевленным успехами наших войск в зимней кампании, владело неудержимое стремление громить и гнать с родной земли фашистских захватчиков.
Но вскоре и нам довелось вновь вступить в бой с врагом. И в какой бой! Корпусу выпала честь принять участие в одном из крупнейших сражений второй мировой войны — Курской битве.
К 28 марта корпус сосредоточился в районе Обояни.
Здесь из его состава выбыла 100-я танковая бригада. По приказу штаба армии мы передали ее вновь формировавшемуся 31-му танковому корпусу. А взамен получили 112-ю танковую бригаду — ту самую, которая в качестве 112-й танковой дивизии сражалась под моим командованием под Москвой в первую военную зиму.
Было приятно вновь встретиться со старыми боевыми товарищами. Бригадой командовал бывший начальник штаба дивизии полковник Михаил Трофимович Леонов. Начальником политотдела был депутат Верховного Совета СССР подполковник С. Е. Вобян. При [81] встрече они рассказали, что в январе 1943 г. в жизни бригады произошло знаменательное событие: в гостях у ее воинов побывала делегация Монгольской Народной Республики во главе с премьер-министром маршалом Чойбалсаном.
МНР шефствовала над 112-й танковой бригадой, которая носила почетное наименование «Революционная Монголия». Монгольские трудящиеся проявляли постоянную заботу о подшефных воинах-танкистах. И на этот раз на свои средства они приобрели танки, которые и были торжественно переданы бригаде маршалом Чойбалсаном 12 января 1943 г. Делегация МНР в тот день побывала во всех частях и подразделениях, вручила подарки танкистам, разведчикам, зенитчикам, всем воинам бригады.
— Это был, — рассказывал Михаил Трофимович Леонов, — настоящий праздник для всех нас, день боевой солидарности Красной [82] Армии и Народно-революционной армии МНР. Во время митинга, которым мы отмстили приезд гостей, я в своем ответном слове от имени личного состава бригады поблагодарил маршала Чойбалсана и членов делегации за шефскую помощь. Заверил, что на врученных нам боевых машинах будем еще крепче бить врага до полного его разгрома. Гости тоже были очень довольны нашим подарком — альбомом, рассказывающим о боевом пути бригады, о ее воинах-героях.
Но скрою, рассказ этот глубоко взволновал меня. Радостно было знать, что бригаде, которая и теперь оставалась для меня родной, оказывают большое внимание и заботу наши монгольские друзья. С М. Т. Леоновым я побывал в частях и подразделениях, повидался с многими воинами, с которыми вместе сражался под Москвой. Увидел их танки — дар монгольских трудящихся, начертавших на этих грозных боевых машинах имена своих прославленных революционных героев. С большим удовлетворением отметил образцовый порядок в бригаде, полную боевую готовность ее частей и подразделений.
К выполнению боевых задач был готов и весь корпус. Кроме 112-й танковой бригады, в его состав в эти дни вошел также еще один истребительно-противотанковый полк — 538-й. Теперь корпус был полнокровным крупным соединением со значительными средствами усиления, разведки, связи и других средств обеспечения.
Корпус получил приказ оборудовать рубеж обороны по северному берегу р. Псел в районе Обояни и не допустить прорыва противника в направлении Курска. Такую же задачу получили и другие [83] соединения 1-й танковой армии, выдвинутые в полосу Воронежского фронта, на южный фас так называемого Курского выступа.
Как известно, этот выступ образовался в результате наступления войск Красной Армии минувшей зимой. Линия фронта здесь шла от Малоархангельска на запад до Севска, оттуда тянулась на юг и невдалеке от Сум поворачивала на восток к району севернее Белгорода. Внутри этой гигантской дуги находилась крупная группировка советских войск, которой угрожал возможный двусторонний удар противника под основание выступа. Этот излюбленный метод гитлеровское командование не раз применяло и раньше. Но теперь шел 1943 г. Времена были иные, и у Красной Армии имелись необходимые силы и средства, чтобы воспрепятствовать наступлению противника.
В числе предпринятых Ставкой мер по усилению обороны выступа было и выдвижение 1-й танковой армии в район южнее Курска. Здесь мы и готовились отразить наступление врага.
Немецко-фашистское командование, действительно, усмотрело в дугообразном начертании линии фронта на этом участке возможность провести крупную наступательную операцию, рассчитывая окружить и уничтожить значительные силы советских войск и тем самым вновь повернуть ход войны в свою пользу. Придавая первостепенное значение данной операции, получившей кодовое название «Цитадель», противник готовил ее самым тщательным образом в течение нескольких месяцев.
Советское же командование использовало этот длительный период — апрель, май, июнь — для создания мощной обороны и [84] сосредоточения сил и средств, достаточных не только для отражения натиска врага, но и для последующего перехода в широкое наступление против немецко-фашистских войск.
Вместе с другими соединениями все эти месяцы совершенствовал свой участок обороны и наш корпус. Части и подразделения продолжали боевую учебу, в которой важное место отводилось действиям по отражению вражеского наступления. Вместе с тем в соответствии с полученным приказом мы готовились к нанесению контрударов на направлениях возможного прорыва противника.
Таким образом, несмотря на длительное затишье, корпус жил напряженной жизнью. Штаб во главе с полковником И. П. Ситниковым умело организовал боевую подготовку и не менее тщательно спланировал предстоявшие боевые действия. В частности, он разработал подробные планы нанесения контрударов на шести возможных направлениях прорыва противника на Обоянь и Курск.
В этот период большой размах приняла партийно-политическая работа в соединениях и частях. Особенно оживилась она после того, как в конце мая по постановлению Центрального Комитета партии {48} началась реорганизация структуры партийных и комсомольских организаций в войсках. Создание первичных парторганизаций в батальонах помогло еще больше повысить роль коммунистов во всей жизни частей и подразделений, во всесторонней подготовке бойцов и командиров к предстоявшим боям.
Время шло, и с каждым днем становилось все более очевидным, что противник готовит крупную наступательную операцию. Несмотря на принятые им усиленные меры маскировки своих приготовлений, Советское Верховное Главнокомандование на основании полученных данных разведки раскрыло замысел врага. Ставке стала известна даже дата начала наступления противника.
Не касаясь подробно обстоятельств подготовки сторон к развернувшейся 5 июля 1943 г. грандиозной Курской битве и ее хода в целом, поскольку все это широко известно из литературы, отмечу лишь исключительную мощь участвовавших в ней сил и средств. Так, гитлеровское командование сосредоточило для проведения операции «Цитадель» две ударные группировки, насчитывавшие «около 900 тыс. солдат и офицеров, до 10 тыс. орудий и минометов, около 2700 танков и свыше 2 тыс. самолетов». Однако даже непосредственно противостоявшие им войска наших двух фронтов — Центрального и Воронежского располагали еще большими силами и средствами. В их составе было «свыше 1337 тыс. человек, 19 300 орудий и минометов, более 3300 танков и самоходно-артиллерийских установок, 2650 самолетов» {49}.
Но и этим не исчерпывалось превосходство наших войск, так как за двумя фронтами Ставка сосредоточила крупные резервы, которые, [86] согласно разработанному ею плану, должны были участвовать в отражении вражеского удара и в последующем контрнаступлении. В концентрации столь мощных сил на сравнительно небольшом участке фронта ярко сказалась неизмеримо возросшая мощь Красной Армии. Решающим же являлось превосходство советского военного искусства, выразившееся во всесторонней подготовке необходимых условий для срыва планов врага и для его разгрома. Важную роль сыграло, в частности, своевременное проведение мощной артиллерийской контрподготовки, умелое определение вероятных направлений главных ударов противника и соответствующее распределение сил и средств.
В числе войск Воронежского фронта, оказавшихся на направлении главного удара врага, был и наш 6-й танковый корпус. Находился он, как и вся 1-я танковая, а также 69-я общевойсковая армии, во втором эшелоне фронта. Располагаясь по северному берегу р. Псел, корпус основными силами занимал на рубеже Рыбинские Буды — Каменка — Лунино — Обоянь — Драчевка часть третьей (армейской) полосы обороны. Впереди, к югу от нас, тянулась вторая полоса, а за ней — главная, на которой стояли в обороне 6-я и слева от нее 7-я гвардейские армии. Здесь и разыгрались решающие события ожесточенного сражения на южном фасе Курской дуги.
Началось оно, как и в полосе Центрального фронта, 5 июля. Однако в этот день в боях участвовала лишь часть сил нашего корпуса — 1008-й и 538-й истребительные противотанковые полки. [87]
Выполняя приказ, они еще до начала вражеского наступления выдвинулись в полосу 56-й гвардейской стрелковой дивизии 6-й гвардейской армии. Здесь, на шоссе Белгород — Курск, в 4–6 км южнее населенного пункта Яковлево, оба полка составили противотанковый район. На рассвете 5 июля они приняли участие в мощной артиллерийской контрподготовке, проводившейся войсками обоих фронтов и в немалой степени нарушившей планы противника. В результате этого внезапного огневого удара он еще в исходном положении понес значительные потери, что оттянуло и отчасти ослабило его первоначальный натиск.
Когда же враг начал свое наступление, нанеся главный удар из района Томаровки на Обоянь и Грезное, вместе со всеми оборонявшимися здесь советскими войсками в бой вступили и наши истребители танков.
На это направление немецко-фашистское командование, как известно, в первый же день бросило свои основные силы, в том числе до 700 танков{50}. Их атаки поддерживались огнем тысяч орудий и минометов, крупные соединения авиации непрерывно бомбили боевые порядки наших войск. Но на пути врага стояли советские воины, и они с честью сдержали данную ими клятву Родине сорвать наступление противника, разгромить его. На фашистские полчища обрушился смерч огня. Гитлеровцы несли огромные потери, и хотя они, несмотря на это, продолжали непрерывные атаки, достичь поставленной цели — с ходу прорвать оборону в полосе 6-й гвардейской армии — им не удалось.
В боях 5 и 6 июля вместе с воинами 52-й гвардейской стрелковой дивизии стойко сражались артиллеристы нашего корпуса. Ведя огонь с коротких дистанций, батареи 1008-го и 538-го истребительных противотанковых полков майоров И. К. Котенко и В. И. Барковского уничтожили первый 18 и второй 13 вражеских танков, в том числе около половины тяжелых типа Т-VI («тигр») {51}.
Особо отличились батареи старшего лейтенанта Л. В. Балабанова и лейтенанта Кутыркина, подбившие три «тигра» и два других фашистских танка. Два танка, в том числе один Т-VI, сжег орудийный расчет комсомольца старшего сержанта Самсакура Дюшеева. Столько же вражеских машин уничтожил наводчик С. М. Фурманов. Ему, как и старшему лейтенанту Балабанову, лейтенанту Кутыркину, старшему сержанту Дюшееву и многим другим, уже 8 июля была вручена высокая награда — орден Красного Знамени {52}.
Такой же награды были удостоены майоры В. И. Барковский и И. К. Котенко, умело и храбро руководившие действиями своих полков. Первый из них был награжден посмертно. Он получил тяжелое ранение, на следующий день скончался и был похоронен с почестями, как и другие павшие в этом бою воины 538-го и 1008-го истребительных [88] противотанковых полков. Майор И. К. Котенко был ранен и эвакуирован в госпиталь.
В тот трудный для обоих полков момент командование ими принял на себя помощник начальника политотдела корпуса по комсомолу капитан Б. И. Борисов. Он же, выполняя приказ, выводил их из боя. За проявленные при этом смелость и распорядительность командование наградило его орденом Красной Звезды.
К тому времени были введены в бой и основные силы корпуса.
Согласно предварительному распоряжению штаба 1-й танковой армии, мы в течение всего дня 5 июля ждали сигнала к выступлению из района Обояни. Напряженно следили за ходом ожесточенных боев, развернувшихся в полосе 6-й гвардейской армии. С тревогой вслушиваясь в неумолчный грохот сражения, воины корпуса уже по одному этому признаку могли представить его огромные масштабы. Каждый думал об одном: устоят ли там, впереди, наши войска, выдержат ли таранные удары противника? И во всех взглядах можно было прочитать вопрос: когда же мы ударим по врагу?
В тот день немецко-фашистские войска, создав на отдельных направлениях плотность до 100 танков на 1 км фронта{53}, все же не смогли добиться какого-либо существенного успеха. Ценою огромных потерь им удалось лишь вклиниться к исходу дня на двух узких участках в оборону наших войск на глубину 8–10 км. Но не приходилось сомневаться в том, что на следующее утро противник с новой силой возобновит свои атаки.
В связи с этим командование Воронежским фронтом приняло решение выдвинуть в течение ночи на вторую полосу обороны 1-ю танковую армию.
Приказ выступить из района Обояни мы получили к вечеру 5 июля. Корпусу ставилась задача выдвинуться на 30–40 км к югу и занять оборону на рубеже Меловое — Чапаев — Раково — Шепелевка, проходившем по северному берегу р. Пены. В соответствии с этим командование корпуса приняло следующее решение: оборону на участке Меловое — Чапаев занять силами 200-й танковой бригады, далее до Ракова — 6-й мотострелковой, а оттуда до Шепелевки — 22-й танковой. 112-ю танковую бригаду в это время взял в свой резерв командующий 1-й танковой армией.
Первыми прибыли в назначенные районы обороны оперативные и рекогносцировочные группы соединений и частей корпуса, а также оперативная группа штаба корпуса. Они немедленно приступили к увязке и согласованию боевых действий с соседями, а также установили радиосвязь между собой и с находившимися уже на марше колоннами. А затем встречали и размещали части в намеченных районах обороны. [89]
Около полуночи войска корпуса начали занимать позиции. Последние были здесь подготовлены заранее, но выявилась необходимость несколько улучшить их. Кроме того, нужно было до рассвета тщательно замаскироваться. Это потребовало напряженной работы в течение всей ночи. Но зато к утру части были полностью готовы к отражению вражеского удара. Одновременно и штабы закончили отработку вопросов взаимодействия между подразделениями бригад, а также с пехотой и артиллерией.
Штаб во главе с полковником И. П. Ситниковым разместился в районе с. Новенькое. Здесь мы развернули командный пункт, связанный по проводам и по радио со всеми соединениями и частями корпуса, что обеспечивало надежное управление ими. Еще ближе к рубежу обороны выдвинулся я с оперативной группой, имея и отсюда устойчивую связь.
Обстановку в полосе обороны 6-й гвардейской армии и в частности ее правофланговой 67-й гвардейской стрелковой дивизии, действовавшей впереди нас, мы знали из информации штаба 1-й танковой армии, а также из донесений корпусной разведки. Еще накануне вечером я выслал за р. Пену 40-й отдельный разведывательный автобронебатальон. Действуя в контакте с частями 67-й гвардейской стрелковой дивизии, наши разведчики регулярно доносили обо всех изменениях обстановки. Благодаря этому даже в условиях внезапной потери связи с упомянутой дивизией штабу корпуса утром 6 июля своевременно стало известно о резком ухудшении ее положения.
В то утро противник силами 48-го танкового корпуса нанес мощный удар по правому флангу 6-й гвардейской армии и прорвал ее оборону на этом участке. Тесня 67-ю гвардейскую стрелковую дивизию, он устремился дальше на север. Справа от него наступал 2-й танковый корпус СС. Оба они и составляли главную группировку противника, рвавшегося к Курску с юга. При этом если эсэсовский корпус наносил удар на Грезное, то 48-й, продвигаясь в направлении Черкасского и Обояни, своим левым флангом выходил прямо к р. Пене. Непосредственно на позиции 6-го танкового корпуса наступали 3-я танковая и 255-я пехотная дивизии.
Части нашего корпуса были готовы к бою. В тот момент у нас было 169 танков. Что же касается вражеских сил, то, не имея, разумеется, точных данных о них, мы все же знали, что в немецких танковых дивизиях обычно было до 200 танков. Кроме того, разведка сообщила также, что основная масса наступавших на нас танков движется к участку Чапаев — Шепелевка, где занимали позиции 6-я мотострелковая и 22-я танковая бригады.
Не было ничего удивительного в том, что именно здесь мы их и ждали. Как уже отмечено, вероятность нанесения противником главного удара в направлении Обояни была определена командованием фронта еще до начала вражеского наступления. Предположение это подтвердилось 5 июля. И естественно было считать, что если гитлеровцы будут продолжать атаки, то скорее всего на этом же направлении, где им удалось в первый день вклиниться в оборону 6-й гвардейской [90] армии. Более того, логика событий требовала ожидать здесь наращивания усилий врага.
Вот почему еще ночью, при выдвижении частей корпуса к р. Пене, на участке Чапаев — Шепелевка нами были сосредоточены также 270-й и приданный на усиление 79-й гвардейский минометные полки.
В 10 часов, когда танки противника с пехотой на бронетранспортерах, выдвигаясь четырьмя колоннами, появились южнее р. Пены в 2–3 км от наших позиций, артиллерия и минометные части корпуса открыли по ним огонь. С наблюдательного пункта было видно, как загорелись несколько танков и бронетранспортеров. Понеся потери и убедившись в тщетности своей попытки прорваться с ходу, враг был вынужден развернуться. Перегруппировавшись, он в 11 часов снова перешел в атаку силами до 150 танков с мотопехотой.
Все ближе и ближе противник. Но советские воины не дрогнули. Подпустив врага на расстояние около 800 м, наши танкисты, артиллеристы, минометчики открыли огонь. Раскаленный воздух, насыщенный пылью и пороховой гарью, сотрясался от разрывов снарядов и мин. Зашлись гулкой дробью пулеметы и автоматы, отсекая вражескую пехоту от танков. Гитлеровцы несли тяжелые потери, но все еще рвались вперед. Однако чем ближе они подходили к нашим позициям, тем больший урон наносил им огонь обороняющихся.
И, наконец, не выдержали нервы фашистов. Пехота затопталась на месте, словно наткнулась на непреодолимую стену. Вот она залегла, а потом и бросилась вспять, устилая поле боя сотнями трупов. Танки замедлили ход и начали круто разворачиваться. Атака противника захлебнулась. Он отступил, оставив не менее двух десятков догорающих танков.
Но за первой попыткой прорваться последовали вторая, третья. Обстановка обострялась. Отдельные группы фашистских танков вплотную приблизились к нашим позициям.
Более 20 вражеских машин узким клином двигались на батарею старшего лейтенанта В. Д. Залоева, огневые позиции которой были расположены у деревни Чапаев. Впереди шли «тигры», за ними пехота, далее — уступом — самоходные орудия «фердинанды».
— До головного «тигра» 800 м, — докладывал командиру батареи паводчик В. П. Рядно. — 750... 700...
Залоев вскинул руку, скомандовал:
— Прямой наводкой... Огонь!
Головной «тигр» резко дернулся и замер. Его бока и башню охватили языки пламени. Загорелся и второй вражеский танк. Остальные ответили огнем танковых пушек. Снаряды разорвались в расположении батареи, тяжело ранив нескольких бойцов. Их места немедленно заняли товарищи. Орудия продолжали вести огонь.
Меткие залпы батарей старшего лейтенанта В. Д. Залоева и других расстроили боевой порядок атакующего противника. Ему удалось добраться лишь до моста через р. Пену. Но ступить на него фашистские танки уже не смогли. Не выдержав огня, они остановились, а затем попятились назад. Атака захлебнулась. Гитлеровцы [92] отступили, оставив еще около десятка подбитых и сожженных танков{54}. Но так как в ходе боя наша артиллерия обнаружила себя, командир дивизиона капитан А. И. Лещина приказал батареям сменить огневые позиции. И сделано это было весьма своевременно. Ибо едва успели переместить пушки, как в воздухе появились фашистские самолеты. Однако сброшенные ими бомбы попали уже на пустое место.
Гитлеровцы же, полагая, видимо, что ударом с воздуха наша артиллерия уничтожена, вновь предприняли атаку танками. Хотя они и на этот раз были встречены должным образом, все же их атака носила еще более отчаянный характер. Не считаясь с потерями, враг лез напролом. На поле боя бушевал ураган огня. Обе стороны расстреливали друг друга чуть ли не в упор.
Нанося противнику тяжелый урон, несли потери и наши подразделения. В батарее старшего лейтенанта Н. И. Данилова было уже несколько убитых, а раненые составляли большую часть личного состава. Но пушки продолжали бить по врагу. У одного из орудий остался в строю лишь его командир, комсорг батареи сержант П. П. Кузьменко. Хотя и он был ранен, однако по-прежнему вел огонь и уничтожил двух «тигров».
Смело и находчиво действовал заряжающий рядовой И. В. Рахлин. Когда командир орудия и наводчик были ранены, он под огнем противника перенес снаряды к другой пушке и здесь заменил одного артиллериста, выбывшего из строя. Снарядами, принесенными Рахлиным, были подбиты еще два тяжелых танка врага.
В течение всего дня пехоте противника так и не удалось ни удержаться возле своих танков, ни тем более прорваться под прикрытием их огня на наши позиции. Взаимодействуя с артиллеристами, пулеметчики и автоматчики частей 6-й мотострелковой бригады, которой теперь командовал полковник И. П. Елин, прицельным огнем отсекали вражескую пехоту от танков, вынуждая ее залечь.
Не менее ожесточенный бой шел на участке обороны 22-й танковой бригады полковника Н. Г. Веденичева. Она была атакована сначала 70 «тиграми» и «пантерами», а в середине дня еще большим числом вражеских танков. На позиции бригады в течение нескольких часов почти непрерывно обрушивался шквал снарядов.
Но и здесь фашисты не прошли. Закопав свои боевые машины в землю на выгодных позициях, советские танкисты проявили высокую стойкость и отвагу. Противнику удалось подбить и поджечь несколько наших танков, но сам он понес еще большие потери и был вынужден отказаться от попыток прорвать оборону 6-го танкового корпуса. В ходе боя, длившегося до 16 часов, части корпуса отразили четыре атаки, уничтожив около 70 вражеских танков.
Оставив заслон против наших позиций, наступающий противник повернул свои главные силы на северо-восток. Там, слева от нас, оборонялся 3-й механизированный корпус, тоже входивший в состав 1-й танковой армия. Он занимал рубеж, тянувшийся от Щепелевки [93] на восток — к Луханино, Сырцеву и далее к шоссе Белгород — Курск. Эту дорогу южнее Красной Дубравы перекрывала его левофланговая 19-я механизированная бригада.
Замысел врага нетрудно было разгадать. Стремясь расширить прорыв и полагая, что такую малую речку, как Пена, он преодолеет с ходу, противник 6 июля наступал на север по прямой. Но как раз там, где он рассчитывал на быстрый успех, его танки и пехота понесли чувствительные потери и были остановлены. Тогда вражеское командование решило сосредоточить усилия на участке 3-го механизированного корпуса и восточнее, чтобы затем оттуда ударить во фланг и в тыл войскам 1-й танковой армии.
В связи с этим командование 1-й танковой армии усилило левый фланг, однако уже утром 7 июля все же возникла угроза прорыва на участке 3-го механизированного корпуса. Тогда командарм выдвинул в район деревни Сыщево находившуюся в его резерве 112-ю танковую бригаду нашего корпуса. Туда же по его приказу я направил 270-й и 79-й гвардейский минометные полки. Но к тому времени, когда они, совершив форсированный марш, прибыли в Сырцево, противнику уже удалось прорваться к окраине деревни.
Быстро расположив свои танки, артиллерию и минометы в засадах на выгодных позициях, бригада и части усиления губительным огнем остановили дальнейшее продвижение врага. Гитлеровцы теперь особенно опасались отставания своей пехоты. Чтобы не дать отсечь ее, фашистские танки время от времени замедляли ход, останавливались, а случалось и пятились. Одновременно они сильным огнем стремились подавить нашу оборону. Ни того, ни другого они [94] не достигли. Им лишь иногда удавалось ослабить огонь обороняющихся. Но он тут же возобновлялся с новой силой. Пехота же противника в конце концов все-таки отстала и залегла.
В бою 7 июля в районе Сырцево доблестно сражались все воины 112-й танковой бригады полковника М. Т. Леонова. Особенно же отличился ее 124-й танковый батальон под командованием майора Ф. П. Боридько, находившийся в резерве бригады. Он несколько раз контратаковал прорывавшиеся танки противника, громил его из засад и в целом своими умелыми действиями во многом способствовал удержанию всего рубежа, занимаемого бригадой.
Сохранились записи, наскоро сделанные в тот день майором Ф. П. Боридько в дневнике, которые вместе с официальным отчетом о боевых действиях позволяют восстановить некоторые детали. Первая запись гласит: «7.07.43 г. Стою в районе исходных позиций в ожидании к действию. Идет сильный и жестокий бой с противником... В 13.00 получил приказ и выступил. В 14.00 ходил в контратаку...»
Дальнейшие события развивались так.
Было около 15 часов, когда на окраине деревни гитлеровцы установили две пушки и вскоре открыли огонь по позициям батальона. К этому времени радист командирского танка принял следующее донесение разведчиков: «К лощине направилось 8 танков». Речь шла о довольно глубокой складке местности перед фронтом батальона. Майору Боридько стало ясно, что и пушки выдвинуты фашистами с целью отвлечь внимание и дать возможность своим танкам с пехотой незаметно приблизиться к рубежу обороны.
Следовательно, нужно было побыстрее разбить пушки и контратаковать танки противника прежде, чем они спустятся в лощину. Такое решение и принял майор Боридько. Прозвучало несколько выстрелов, и от вражеских орудий остались две бесформенные груды металла. Остальное предстояло сделать роте старшего лейтенанта И. И. Рыбалко.
Получив задачу, Рыбалко выделил взвод для ведения огня с фронта, с тем чтобы остальными силами контратаковать вражеские танки во фланг. Для этого нужно было упредить немцев, не дать им проскочить лощину. Исход предстоящего боя решали минуты. И они были выиграны. Заняв выгодную позицию, выделенные [95] для контратаки силы во главе с И. И. Рыбалко открыли огонь по танкам противника, как только они подошли на расстояние прямого выстрела. Одновременно гитлеровцев обстрелял и взвод, действовавший с фронта. Фашисты заметались. Когда загорелись два «тигра», остальные поспешно отступили.
В этот день 124-й танковый батальон уничтожил шесть вражеских танков, два артиллерийских орудия и бронемашину. А бригада в целом подбила и сожгла 21 танк противника, в том числе 6 «тигров»{55}.
Хорошо помогал бригаде приданный ей на усиление 270-й минометный полк. Лучше всех в этот день вела огонь 4-я батарея. Она уничтожила до взвода вражеской пехоты, три автомашины. Умелым ведением заградительного огня она также способствовала успешному отражению атаки 30 немецких танков. Командир бригады полковник М. Т. Леонов объявил всему личному составу батареи благодарность. Исключительно эффективным был и залповый огонь приданных корпусу «катюш» 79-го гвардейского минометного полка. Воины этой части, нанеся мощный удар по вражеским колоннам, уничтожили свыше сотни автомашин, до двух рот пехоты и пять танков{56}. [96]
Так закончились для воинов 6-го танкового корпуса первые схватки с врагом 6 и 7 июля 1943 г. Нельзя не отметить, что, нанеся противнику тяжелый урон, мы и сами понесли потери, но в несколько раз меньшие, чем враг. Это стало возможным как благодаря стойкости и отваге танкистов, мотострелков, артиллеристов и воинов других частей, так и в результате их умелых, хорошо продуманных действий, отличной выучке, позволявшей осуществлять быстрый маневр. Немаловажную роль сыграло и то, что мы занимали выбранные со знанием дела, выгодные и хорошо оборудованные позиции.
Накопленный войсками боевой опыт, а также замечательная техника, которой вооружила нас Родина, позволили успешно отбить натиск врага, несмотря на превосходство его сил. Не помогли фашистам и хваленые «тигры», «пантеры», «фердинанды», хотя нельзя не признать, что эти машины обладали многими высокими тактико-техническими качествами. Но наши воины научились бить и их. И как раз потому, что были далеки от недооценки вражеской техники. Напротив, они прекрасно знали ее и благодаря этому выработали эффективные методы борьбы с нею.
В этом отношении характерен рассказ командира танковой роты 200-й танковой бригады старшего лейтенанта И. К. Дрыгайло, помещенный в те дни в нашей корпусной газете «За нашу Родину».
Вот что он писал: «О фашистском танке Т-VI («тигр») мы слышали давно. Готовясь к боям, тщательно изучили его положительные и отрицательные качества, его уязвимые места. Танк Т-VI крепко бронирован и сильно вооружен, но при этом он имеет ряд существенных недостатков, одним из которых является малая его подвижность. Наиболее уязвимые места Т-VI — бортовая и кормовая броня, командирская башенка, ходовая часть. При стрельбе по этим уязвимым местам огонь танков и артиллерии больше всего действителен с дистанции 800–1200 метров. Я лично из пушки танка Т-34 подбил «тигра» обычным бронебойным снарядом с дистанции 900 метров»{57}.
Так опыт одних становился достоянием всех воинов корпуса, помогая побеждать в единоборстве с сильным врагом.
Но мы знали, что впереди новые, еще более тяжелые оборонительные бои. Наша 1-я танковая армия представляла серьезную угрозу основанию клина, который немецкая 4-я танковая армия настойчиво вбивала в направлении Обояни, Курска. И враг, естественно, стремился ликвидировать эту опасность. Его атаки на Сырцево с юго-востока свидетельствовали о намерении нащупать слабое звено обороны, нарушить взаимодействие между 6-м танковым и 3-м механизированным корпусами, разобщить их, а затем уничтожить по частям всю 1-ю танковую армию.
Значит, следовало ожидать новых попыток гитлеровцев наступать на наши позиции, причем не только с юго-востока, но и с востока, во фланг и в тыл частям 3-го механизированного корпуса. [97]
Этот вывод, сделанный на основе анализа обстановки и имевшихся у нас данных разведки, был доложен командованием корпуса штабу 1-й танковой армии. Для срыва намерения врага в числе прочих мер нам было приказано сдать свой правофланговый участок соседней 184-й стрелковой дивизии 40-й армии, а высвободившуюся таким образом 200-ю танковую бригаду вывести в урочище Толстое и держать ее в готовности для переброски на угрожаемое направление.
К исходу дня 7 июля указанный участок был передан 184-й стрелковой дивизии. Но события развивались столь стремительно, что когда 200-я танковая бригада еще совершала марш в урочище Толстое, мы получили следующий частный боевой приказ командующего 1-й танковой армией.
«1. Противник в составе до шести танковых и трех пехотных дивизий, нанося главный удар в общем направлении на Обоянь, к исходу дня 7.7.43 вышел на рубеж Луханино, Красная Дубрава, урочище Сухая, Большие Маячки, восточная окраина Грезное.
2. Командиру 6-го танкового корпуса:
а) силами 6-й мотострелковой бригады и одной танковой роты занять оборону на рубеже Чапаев, Раково, Шепелевка. Задача: не допустить прорыва противника в северном направлении;
б) 200-ю танковую бригаду без одной танковой роты к рассвету 8.7.43 вывести в район восточная окраина Верхопенье и западная часть МТС, далее на восток, обеспечив дорогу, идущую из Верхопенье на Обояньское шоссе (исключительно высота 242,1). Задача: не допустить прорыва противника на Обоянь;
в) 22-ю танковую бригаду после сдачи участка 6-й мотострелковой бригаде к утру 8.7.43 сосредоточить в урочище Толстое...
3. Слева на рубеже (исключительно) Луханино, Сырцево, урочище Щенячий, (исключительно) Красная Поляна — части 3-го механизированного корпуса со 112-й танковой бригадой»{58}.
Я сразу же связался по радио с командиром 200-й танковой бригады полковником Н. В. Моргуновым и перенацелил его на выполнение новой задачи. Немедленно повернув свои части на восток, он вскоре вывел их в район Верхопенья. Одну танковую роту полковник Моргунов в соответствии с приказом направил в распоряжение командира 6-й мотострелковой бригады, которая теперь заняла [98] и позиции 22-й танковой. Последнюю же еще ночью мы сосредоточили в урочище Толстое, откуда ее можно было быстро перебросить туда, где это потребуется.
По окончании перегруппировки я выехал в Верхопенье на позиции 200-й танковой бригады, где мы ожидали особенно сильного удара противника.
Была глубокая ночь, но здесь кипела работа. Сразу по прибытии в Верхопенье полковник Н. В. Моргунов и начальник политотдела бригады подполковник Г. К. Рожин предприняли все необходимые меры к оборудованию нового рубежа и подготовке личного состава к предстоявшему бою. Коммунисты и комсомольцы показывали всему личному составу пример в оборудовании рубежа, работали всю ночь, с тем чтобы до рассвета завершить окапывание и маскировку позиций и быть, как всегда, первыми в бою.
Обычно перед боем увеличивался приток заявлений о вступлении в партию. Эта примечательная особенность, ярко отражавшая высокую идейность советских воинов, их беспредельную преданность социалистической Родине, Коммунистической партии, была характерна и для нашего корпуса с первых дней его существования. Так было и в эти июльские дни 1943 г. В частности, в партийные организации 200-й бригады в ночь на 8 июля поступили десятки новых заявлений, начинавшихся рожденными в войну и ставшими крылатыми словами: «Хочу идти в бой коммунистом». И это значило: не пожалею крови и самой жизни для разгрома врага.
В ту ночь батальонные парторганизации 200-й бригады приняли в партию десятки воинов, которые уже наутро, в бою, доказали, что они достойны высокого звания коммуниста. Так, например, командир танковой роты старший лейтенант П. В. Попов 8–9 июля, в первые же дни после вступления в ряды партии, со своим экипажем уничтожил в боях четыре вражеских танка.
Так сдержал П. В. Попов обещание, которое он дал предшествующей ночью в своем заявлении о приеме в партию. Вот это заявление, во многом похожее на другие, так как все они отражали общие для советских воинов чувства и мысли: «Я люблю Родину и готов всегда отдать самое дорогое — жизнь за свободу и независимость нашей страны. Партия смело ведет весь народ и Красную Армию к грядущим победам. Я хочу в бой идти коммунистом и оправдать это высокое звание. Клянусь, что никогда фашистская гадина не пройдет рубеж обороны, пока бьется мое сердце, а глаза видят врага»{59}.
Клятву стоять насмерть сдержали с честью все воины корпуса.
На. участке обороны 200-й танковой бригады экипажи танков, автоматчики, артиллеристы за ночь хорошо окопались и тщательно замаскировали свои позиции. Командование бригады за это время организовало взаимодействие между частями и с соседями, проверило готовность личного состава и боевой техники. Готовы были к отражению новых атак противника также 112-я танковая бригада, [99] по-прежнему оборонявшаяся в районе Сырцево, и справа от нее 6-я мотострелковая.
8 июля, едва взошло солнце, на передний край по всему фронту обороны 6-го танкового корпуса обрушились яростный огонь вражеских орудий и бомбовые удары с воздуха. Особенно сильную артиллерийскую подготовку противник вел на участке 200-й танковой бригады. А в 5 часов утра, когда он начал атаку, сюда же, на Верхопенье, были брошены его 11-я танковая и 332-я пехотная дивизии.
Насколько серьезной была угроза, возникшая в результате этого удара, видно, в частности, из боевого распоряжения Военного совета Воронежского фронта, отданного в тот день командирам отдельных танковых корпусов — 2-го и 5-го гвардейских, 10-го и 20-го. В нем говорилось: «Главная группировка до 300 танков противника наступает против Катукова {60} из района Гремучий на Верхопенье. Стремительно выходите в тыл этой группировки в соответствии с поставленными корпусам задачами» {61}.
Задачи же эти состояли в нанесении контрудара силами 2-го и 5-го гвардейских танковых корпусов из района Корочи в направлениях Калинина и Нечаевки, а 2-м и 10-м танковыми корпусами — по левому флангу вражеской 4-й танковой армии, наступавшей на Обоянь. Это должно было облегчить положение войск 1-й танковой армии, в том числе и 6-го танкового корпуса, оборонявшихся на обояньском направлении.
Однако в течение 8 июля обстановка на нашем участке обороны оставалась очень сложной, особенно в 200-й танковой бригаде, которой, как видно из всего вышесказанного, пришлось сдерживать натиск многократно превосходящих сил противника в районе Верхопенья.
Весь этот день почти неотлучно я находился в 200-й танковой бригаде. Отсюда с помощью своей оперативной группы, разместившейся в районе командного пункта бригады, управлял войсками корпуса. Этого требовала обстановка, так как Верхопенье стало наиболее угрожаемым участком. Кроме того, имея устойчивую связь, [100] можно было в случае необходимости своевременно выдвинуть сюда на усиление те или иные части с других направлений.
В первой атаке позиций 200-й танковой бригады участвовало до 60 фашистских танков, в том числе 30 «тигров». Одновременно, как докладывал полковник Леонов, около 30 танков атаковали 112-ю танковую бригаду в районе Сырцево. Удары наносились на узком фронте, что позволяло противнику усиливать и без того значительное численное превосходство, которым он обладал. Так, острие фашистского танкового клина оказалось направлено на крайний левый фланг 200-й танковой бригады.
Там, на небольшом участке дороги, тянувшейся через Верхопенье к Обояни, оборонялся всего лишь один танковый взвод под командованием лейтенанта М. К. Замулы. Но горстка доблестных советских воинов не дрогнула. Еще до рассвета командир взвода сам расставил танки в засаде, объяснил каждому экипажу боевую задачу. Он сказал:
— Товарищи, с нас будут брать пример другие. Отступать нам некуда. Мы обязаны выстоять и победить.
Ответ был единодушен:
— Выстоим!
И этим было сказано все. Экипажи заняли свои места, готовые к бою.
Подпустив врага на 600 м, лейтенант первым открыл огонь. С третьего выстрела он зажег один «тигр», с шестого — второй. Взвод последовал его примеру, и запылало еще несколько фашистских танков. А так как засада теперь обнаружила себя, Замула приказал сменить огневую позицию. Расположившись в другом укрытии, также заранее подготовленном, взвод опять открыл огонь. Но теперь противника не было видно: он остановился, укрывшись за складками местности, и, видимо, выжидал, чтобы наши танкисты обнаружили себя.
Фашисты были рядом, но где именно? Чтобы выяснить это, Замула лично произвел разведку и установил точное местонахождение врага. Взвод открыл огонь. Запылало еще два танка противника. Но были подбиты и две наши машины, так как почти одновременно ударили вражеские танковые пушки и подошедшие самоходные орудия.
Свыше 8 часов длился бой. На помощь отважному взводу командир роты старший лейтенант З. П. Байбаков своевременно выдвинул еще два, умело возглавив их боевые действия. И хотя после этого гитлеровцы по-прежнему численно превосходили наши силы во много раз, им не удалось прорваться к Верхопенью. К исходу дня был подбит и танк лейтенанта М. К. Замулы. Но к тому времени он уже успел уничтожить девять вражеских танков, в том числе четыре «тигра», а также три самоходных орудия и один бронетранспортер{62}. А с наступлением темноты по приказу командира батальона капитана В. С. Харитонова взвод эвакуировал для ремонта три свои подбитые боевые машины. [101]
На этом же участке отличился взвод лейтенанта А. И. Мазалова. Его воины проявили такую же стойкость и бесстрашие. Умело маневрируя и ведя меткую стрельбу, взвод уничтожил несколько танков противника и шедшую за ними пехоту.
Высокое мужество и отвагу проявил весь 1-й танковый батальон во главе с опытным и храбрым капитаном В. С. Харитоновым. Его, а также старшего лейтенанта З. П. Байбакова, лейтенантов М. К. Замулу, А. И. Мазалова и десятки других воинов бригады полковник Моргунов представил к наградам еще в ходе боя 8 июля{63}.
Не менее ожесточенный бой вел и 2-й танковый батальон. Здесь особенно тяжело пришлось взводу лейтенанта А. А. Силачева, атакованному 30 вражескими танками. Взвод также действовал из засады, причем он так хорошо замаскировал свою позицию, что и после первых залпов не был обнаружен врагом. В ответ гитлеровцы довольно долго вели неприцельный огонь. Обнаружили они засаду лишь после того, как уже потеряли несколько танков. Взвод же быстро сменил огневую позицию и вновь нанес ряд метких ударов по врагу.
Не сумев 8 июля прорвать оборону 6-го танкового корпуса, противник на следующий день усилил атаки.
По-прежнему напряженной была обстановка на участке 200-й танковой бригады. В течение 9 июля она отбила четыре атаки врага. В этот день вновь отличился взвод лейтенанта А. А. Силачева. По условиям боя ему пришлось 20 раз менять огневые позиции. Практически взвод почти непрерывно маневрировал. И притом очень умело.
Большое искусство проявил механик-водитель командирского танка старшина А. В. Кривоносов. Он вел свою машину зигзагами, выбирая низины, чтобы над ними возвышалась лишь башня. Это позволяло командиру хорошо видеть поле боя, танк же, по существу, оставался неуязвимым. Следуя примеру старшины Кривоносова, его маневр повторяли остальные механики-водители. В результате взвод за два дня боев уничтожил 15 фашистских танков, а сам не понес потерь.
Еще больший урон нанес врагу взвод лейтенанта М. К. Замулы. За ночь он отремонтировал свои танки, имевшие незначительные повреждения, и с утра вновь вступил в бой. Десять ожесточенных атак отбил он в этот день, дважды пополнив свои танки боеприпасами. Волна за волной шли в наступление гитлеровцы, но всякий раз, наткнувшись на меткий огонь наших танкистов, вынуждены были откатываться назад. Огромными кострами полыхали на поле боя вражеские машины.
Фашисты продолжали рваться вперед, но взвод не отошел от своего рубежа. Напротив, при малейшей возможности он устремлялся в яростные контратаки.
Всего за 8 и 9 июля на его счету было 17 уничтоженных вражеских танков, из них 7 «тигров», а также пять самоходных орудий [102] и до сотни солдат и офицеров противника. Весь личный состав взвода, как и многие другие воины корпуса, за мужество и отвагу был награжден орденами и медалями, а лейтенант М. К. Замула был удостоен высокого звания Героя Советского Союза {64}.
В боях 8–9 июля за Верхопенье 200-я танковая бригада не уступила противнику ни пяди своего участка обороны. Уничтожив несколько десятков фашистских танков и самоходных орудий, она вынудила врага к исходу дня 9 июля отойти на прежние позиции.
В течение этих двух дней фашисты предпринимали непрерывные атаки и на другие соединения корпуса. 8 июля они пытались прорваться и на участке Сырцево — Морозово, где оборонялась 112-я танковая бригада полковника Леонова. Но успеха не имели и лишь потеряли 27 танков, среди которых было 12 «тигров» {65}.
Большую стойкость и отвагу проявили комсомольские экипажи лейтенанта В. И. Цибрука и старшего лейтенанта П. Д. Маслова. Первый из них, ведя бой из засад и часто меняя огневые позиции, за день подбил два «тигра» и самоходное орудие, уничтожив несколько десятков солдат и офицеров. Второй вышел победителем из единоборства с пятью вражескими танками. Сначала появились три из них. Танк П. Д. Маслова, выпустив по ним девять снарядов, подбил одну фашистскую машину. Разумеется, он был тотчас же обнаружен, но молниеносным маневром вышел из-под обстрела. И вновь послал один за другим несколько снарядов. Когда запылал второй танк противника, к оставшемуся присоединились еще два. Но тут же все они поспешно ретировались. Экипаж танка старшего лейтенанта П. Д. Маслова был одним из лучших в корпусе. Он являлся обладателем переходящего вымпела ЦК ВЛКСМ и уже не раз отличался в боях с врагом. За уничтожение трех фашистских танков все члены экипажа были удостоены правительственных наград. Орденами и медалями были награждены также все члены экипажа лейтенанта Цибрука.
Мужественно и самоотверженно сражалась также рота противотанковых ружей 112-й танковой бригады. Помощник командира взвода этой роты кандидат в члены партии сержант И. П. Николаев подбил два средних танка. Даже будучи ранен в глаз, он не ушел с поля боя. Когда прямо на взвод пошли еще два танка, а его ружье оказалось перебитым, И. П. Николаев поднялся из окопа и метнул противотанковую гранату и бутылку с горючей смесью. Один из фашистских танков загорелся. Но в этот момент пулеметная очередь врага сразила героя.
Стойко удерживая свои позиции, корпус в боях с превосходящими силами противника, конечно, изо дня в день нес немалый урон. Подобно сержанту Николаеву, смертью храбрых пали в боях [103] десятки наших воинов. Много было раненых. Особенно же чувствительными оказались потери материальной части. Учитывая это, командующий 1-й танковой армией 9 июля усилил корпус 60-м танковым, 66-м гвардейским минометным, 4-м и 12-м истребительно-противотанковыми артиллерийскими полками и двумя дивизионами 79-го гвардейского минометного полка. Одновременно нам были переданы в оперативное подчинение отошедшие части 90-й гвардейской стрелковой дивизии и подразделения 1-й и 10-й механизированных бригад 3-го мехкорпуса.
Это оказалось очень кстати. Ибо как раз 9 июля противник силами соединений своего 48-го танкового корпуса вновь предпринял наступление на этот раз на позиции 6-й мотострелковой, 112-й и выдвинувшейся слева от последней 22-й танковых бригад. Приданные на усиление и переданные нашему корпусу в оперативное подчинение части активно участвовали в отражении этого наступления, сражались стойко и храбро. Части 90-й гвардейской стрелковой дивизии действовали совместно с 6-й мотострелковой бригадой, а подразделения 3-го мехкорпуса — с 22-й и 112-й танковыми бригадами.
Наиболее ожесточенные бои происходили в тот день на участках наших танковых бригад. Как 200-я и 112-я, яростные атаки врага отбивала 9 июля 22-я танковая бригада полковника Н. Г. Веденичева.
Она была выдвинута мною из резерва еще днем 8 июля, когда резко осложнилась обстановка на участке 200-й танковой бригады. В тот день в 15 часов полковник Н. В. Моргунов донес: «Сдерживаю сильный натиск танков и мотопехоты противника на рубеже Верхопенье — перекресток дорог Обоянь — Верхопенье. Подвергаюсь сильному артиллерийскому и минометному огню и воздействию авиации противника, действующей группами по 20–25 самолетов. Несу большие потери»{66}.
Как раз в это время и приближалась к Верхопенью форсированным маршем 22-я танковая бригада. Уже в 16 часов 8 июля она заняла оборону между 200-й и 112-й танковыми бригадами, на рубеже от западной окраины Верхопенья до впадения безымянного ручья в р. Пену, уплотнив таким образом боевые порядки корпуса.
В результате противник, предприняв с утра 9 июля атаку на этот участок, оборонявшийся накануне одним из ослабленных батальонов 200-й танковой бригады, теперь встретил еще более мощный отпор со стороны 22-й танковой бригады, имевшей к тому времени полный боевой состав. Она отбила все четыре атаки противника, понесшего при этом большой урон.
Особенно большого успеха добился взвод лейтенанта М. С. Антипова, уничтоживший восемь танков врага. Когда наводчик орудия командирской машины был ранен, лейтенант Антипов заменил его и двумя выстрелами поджег фашистский «тигр» {67}. Всего же 22-я танковая бригада в боях 9 июля вывела из строя 50 вражеских [104] танков и уничтожила до шести рот гитлеровцев, а сама потеряла 9 средних и 3 легких танка{68}.
К исходу 9 июля войска 6-го танкового корпуса прочно удерживали свои позиции. Однако его соединения и части были уже значительно ослаблены вследствие потерь, понесенных за четыре дня непрерывных тяжелых боев с превосходящими силами врага. Особенно велики были потери в артиллерии.
Что касается подбитых танков, то часть из них мы быстро восстанавливали благодаря искусству и самоотверженности личного состава подвижных ремонтных мастерских корпуса. Большая заслуга в этом принадлежала группе высококвалифицированных челябинских рабочих, составлявших ядро коллектива ремонтников. В дни июльских оборонительных боев мастерские работали круглосуточно, никто не думал об отдыхе. В результате ежедневно вновь вступало в строй свыше 30 ранее подбитых или неисправных танков, в том числе 6–7 машин получали средний ремонт и не менее 25 — текущий.
Но потери, которые мы несли, были в полтора-два раза выше. Причем часть танков получала столь тяжелые повреждения, что восстановить их в полевых условиях было невозможно. Вследствие этого с каждым днем число боевых машин, находившихся в строю, уменьшалось, и к исходу 9 июля оно составляло лишь половину первоначального числа. Еще хуже обстояло дело с артиллерией, ибо подавляющая часть поврежденных врагом орудий не могла быть нами восстановлена.
Итак, мы оборонялись значительно ослабленными силами. В то же время противник, несомненно, готовился к нанесению новых ударов по нашим позициям. Из информации штаба 1-й танковой армии нам было известно, что вражеское командование ввело в бой все дивизии двух танковых корпусов, рвавшихся в направлении Обояни, Курска, причем немалая часть этих сил была нацелена на позиции нашего корпуса.
Где, на каком участке нанесут гитлеровцы завтра очередной удар? Для выяснения намерений противника мы с самого начала боев непрерывно вели разведку. Так было и в ночь на 10 июля. Наши разведчики получили задачу установить силы врага перед фронтом корпуса.
Поскольку наибольшие опасения внушал наш левофланговый участок, туда начальник штаба полковник И. П. Ситников направил группу наиболее опытных разведчиков во главе со старшим помощником начальника разведотдела майором В. В. Шустовым. И именно там было обнаружено наибольшее скопление войск врага. В овраге и в роще к северу от Верхопенья группа майора Шустова обнаружила более 100 фашистских танков с артиллерией и мотопехотой.
Донесение об этом было получено командованием корпуса уже перед рассветом. Оставались считанные минуты до начала атаки противника. И единственное, что нам удалось сделать, это несколько [105] усилить оборону наиболее ослабленной 200-й танковой бригады, на позиции которой, как мы предполагали, готовился наступать враг. Сюда были срочно выдвинуты одна из танковых рот 112-й и 1-й танковый батальон 22-й танковых бригад.
И действительно, едва наступило утро фашисты вновь устремились на позиции 200-й бригады. Однако одновременно они атаковали и обе соседние танковые, а также 6-ю мотострелковую бригады, причем главный удар наносился в направлении высоты 243,0 и урочища Толстое. В связи с этим мы вновь предприняли маневр силами и средствами. Однако слишком велико было численное превосходство врага, и остановить его на этот раз удалось не везде.
Наиболее слабым звеном обороны оказался участок 6-й мотострелковой бригады. Выше уже говорилось, что, согласно приказу командования 1-й танковой армии, эта бригада, усиленная одной танковой ротой, оборонялась теперь на рубеже, который ранее вместе с ней занимала и 22-я танковая бригада. Таким образом, плотность ее боевых порядков была незначительной. Мало имела она и артиллерийских средств усиления, так как в основном они были сосредоточены нами на участках танковых бригад.
Все это и предопределило исключительно тяжелые условия боя мотострелковых частей с массированными силами фашистских танков. Воины бригады проявили величайшую самоотверженность и стойкость, однако их сил, как и в целом сил корпуса, оказалось недостаточно, чтобы сдержать натиск врага.
Некоторое представление о мужестве и бесстрашии, проявленных личным составом 6-й мотострелковой бригады в боях 10 июля, дает описание действий 2-й роты 2-го мотострелкового батальона, сделанное капитаном Г. Я. Буяльским. В качестве адъютанта штаба этого батальона он был послан в тот день во 2-ю роту в помощь ее командиру старшему лейтенанту Зыкову.
Вот что писал капитан Буяльский: «Враг все время вел артиллерийский и минометный огонь по высоте 243,0, что у южной опушки урочища Толстое, которую обороняла рота. С воздуха высоту непрерывно бомбили бомбардировщики противника, совершая налеты группами в 40–50 самолетов. Бойцы роты были обстрелянные солдаты, они спокойно держались на своих рубежах.
В 15 часов, после очередной бомбежки, земля задрожала от массированного артиллерийского налета противника на высоту [106] 243,0. Все окуталось дымом. Снаряды рвались на линии обороны роты. Мы плотнее прижались к стенам окопов. Произошло несколько прямых попаданий в ячейки окопов. Появились убитые и раненые. Не утих еще артиллерийский налет, как на горизонте появились немецкие танки. Более 70 машин развернутым строем двигались на высоту. Впереди, грузно оседая при выстрелах, шли «тигры», «фердинанды», сзади — средние танки и пехота.
Ведя с ходу артиллерийский и пулеметный огонь, танки надвигались на высоту. Вот до них оставалось уже не более 150 метров. Бойцы приготовили противотанковые гранаты, крепче сжали автоматы. На лицах решимость. Начала бить наша артиллерия. Вот на зеленом фоне поля показались густые цепи немецкой пехоты. Были ясно видны возбужденные, шедшие во весь рост пьяные гитлеровцы. Они размахивали автоматами и дико кричали. Когда до пехоты оставалось не более 100 метров, застрочили наши пулеметы и автоматы. Гитлеровцы остановились, часть их залегла, часть начала отходить.
Обнаружив наши позиции, немецкие танки, чтобы помочь своей пехоте, ринулись на рубеж роты. Лязг гусениц, рев моторов, взрывы противотанковых гранат — все смешалось в единый адский гул. Вот три стальных чудовища с перебитыми гусеницами завертелись на месте, а остальные все двигались и двигались — 70 на одну роту!
Кончались гранаты. Комсомолец сержант И. И. Беров бутылкой с горючей смесью зажег танк Т-VI. В это время вражеская пуля сразила героя. Он умер со словами: «Мы победим».
Комсомолец младший сержант В. С. Пеунков подпустил один из танков на близкое расстояние и начал забрасывать его гранатами. Но танк продолжал двигаться и вести огонь. Сержант Пеунков получил ранение. Найдя у убитого товарища две противотанковые гранаты, он выскочил из окопа и бросился под танк. «Тигр» содрогнулся от оглушительного взрыва и застыл на месте. Так погиб герой комсомолец младший сержант В. С. Пеунков. О его подвиге вскоре узнали воины всей 1-й танковой армии.
Сержант И. И. Беров и младший сержант В. С. Пеунков посмертно были награждены высокими правительственными наградами — орденами Отечественной войны первой и второй степени...
А танки все шли и шли... Вот они начали утюжить наши уцелевшие траншеи. Бойцы выскакивали буквально из-под гусениц танков и отыскивали новые укрытия, воронки от снарядов или прятались в те, через которые уже прошли танки. Постепенно бойцы снова заняли свои места. Танки ушли дальше, а наши мотострелки оказались в их тылу. От роты осталось 25 человек. Они готовились отразить новую атаку пехоты, которая шла вслед за танками.
Вот показались отдельные фигуры, а за ними цепью до роты солдат. Их подпустили на близкую дистанцию и ударили из автоматов. Огонь для фашистов был неожиданным и они бросились бежать, но многие, сраженные пулями, остались лежать на месте. Так как пехота отстала, танки противника остановились. Затем от них отделилась группа в 7 машин и направилась в сторону отважных советских [107] воинов. И пехота снова двинулась на наших героев. Огонь автоматчиков опять заставил ее залечь.
Кончились патроны. Тогда решили пробиваться к своим» {69}.
Далее капитан Буяльский рассказывал, что горстка оставшихся в живых воинов роты двигалась, пристроившись к наступавшим танкам противника. Находчивость выручила: фашистские танкисты, видимо, приняли их за свою пехоту. Но впереди были позиции 112-й танковой бригады, которая изготовилась встретить огнем артиллерии прорвавшиеся танки противника. А так как вместе с последними двигались наши мотострелки, то события грозили принять драматический характер: горько было думать, что погибнут от снарядов своих орудий.
Но отходившие воины и тут не растерялись. «Наша артиллерия начала вести прицельный огонь по приближающимся танкам противника. Танки замедлили ход, затем остановились. Тогда мотострелки бросились в ту сторону, откуда вела огонь наша артиллерия. Теперь танки противника открыли по ним пулеметный огонь. Пробежав с километр, остатки роты попали под пулеметный и минометный огонь наших бойцов. Залегли. А потом, подняв вверх автоматы и идя во весь рост, дали понять, что идут свои. Огонь прекратился. Горстка смельчаков добралась до танкистов 112-й танковой бригады...»{70}
Стойкость и находчивость проявили также бойцы роты лейтенанта Калиниченко из мотострелкового батальона 112-й танковой бригады. К концу боя, когда к позициям роты прорвались вражеские танки, наши воины пропустили их, затем забросали гранатами, а сами броском ушли из-под обстрела и в дальнейшем вышли к своим частям{71}.
К исходу дня 10 июля противник вклинился также в оборону 112-й танковой бригады. Первые три вражеские атаки здесь были отбиты. При этом исключительное бесстрашие проявил весь личный состав бригады. Так, когда 10 танков 125-го танкового батальона майора П. И. Орехова были атакованы 30 «тиграми», наши воины смело вступили в бой и отбросили фашистов. Столь же безуспешными были вторая и третья атаки гитлеровцев, предпринятые на всем фронте бригады.
Четвертую же, начавшуюся в 19 часов, ни бригада, ни корпус в целом были уже не в силах сдержать. Противнику удалось прорваться к урочищу Толстое и к селу Новенькое.
Только здесь он был остановлен при содействии подоспевших частей 10-го танкового корпуса, выдвинутого из резерва фронта. [108]
В пятидневных ожесточенных боях смертью храбрых пали многие наши бойцы и командиры. Сотни воинов корпуса были ранены и эвакуированы в тыл. Особенно тяжелый урон понесли мы в материальной части. К исходу 10 июля в строю оставалось не более 50 танков, в том число больше половины легких, и три батареи противотанковых орудий — две у 6-й мотострелковой и одна у 22-й танковой бригад. Части усиления — 60-й танковый, 270-й и 79-й гвардейские минометные полки и две батареи самоходно-артиллерийских установок, как и действовавшие по-прежнему совместно с нами подразделения 1-й и 10-й механизированных бригад, также были значительно ослаблены.
И все же корпус продолжал сдерживать наступление врага. Усеяв поле боя сотнями своих сожженных и подбитых танков и орудий, тысячами трупов, противник сумел оттеснить нас лишь на несколько километров. Его попытка овладеть полностью селом Новенькое и продвинуться дальше в северном и западном направлениях не увенчалась успехом. Встретив здесь организованное огневое сопротивление, он с наступлением темноты прекратил атаки. Но, конечно, только для того, чтобы с утра возобновить их с новой силой. Понимая это, мы готовились к новым боям.
Организованно отошедшие поредевшие соединения и части по приказу командования корпуса в течение ночи на 11 июля перегруппировались и заняли новые рубежи обороны. Позиции 6-й мотострелковой бригады с 60-м танковым и 270-м минометным полками теперь проходили от 2-й Новоселовки до урочища Кузнецово. На рубеже высота 222,8 — западная окраина с. Новенькое — высота 248,7 заняла оборону 112-я танковая бригада с подразделениями 10-й мехбригады, 1-й и 4-й батареями 1461-го самоходно-артиллерийского полка. От оврага западнее с. Новенькое до урочища Челноково тянулись позиции 22-й танковой бригады с подразделениями 1-й мехбригады.
Это был первый эшелон войск корпуса. Во втором эшелоне находилась 200-я танковая бригада. Она расположилась в районе урочища Горновое. Командный пункт корпуса был развернут в урочище Кузовок. Я с оперативной группой выдвинулся в урочище Долгенькая и находился таким образом непосредственно за боевыми порядками соединений и частей.
Мы по-прежнему имели надежную проводную и радиосвязь, управление войсками было, как и раньше, устойчивым. Но, пожалуй, только это и напоминало тот корпус, что пять дней назад занял оборону по северному берегу р. Пены. Впрочем, неизменной оставалась твердая решимость всего личного состава стоять насмерть на своем рубеже, безграничная вера в неминуемый разгром врага.
Возможности же наши были далеко не такими, как прежде. И дело не только в недостаточности сил и средств, которыми мы располагали к этому времени. Разница, и весьма существенная, состояла также в том, что если до сих пор корпус оборонялся на [109] заранее тщательно оборудованном рубеже, то теперь наши позиций были подготовлены наспех и не представляли собой серьезной преграды для превосходящих сил противника.
И это понимали наши воины. Опыт подсказывал им, что на этот раз сдержать натиск врага будет трудно. Но мы, безусловно, могли задержать гитлеровцев хотя бы на некоторое время и этим дать возможность командованию фронта выдвинуть свежие силы и отбросить противника. «А раз так, то сделаем все от нас зависящее, чтобы выполнить свою задачу», — так думал каждый наш воин.
Именно эта мысль прозвучала во всех выступлениях на состоявшихся в ту ночь коротких партийных и комсомольских собраниях в частях и подразделениях. Собрания продолжались считанные минуты, слова выступающих были скупы, но они с огромной силой продемонстрировали высокий боевой дух бойцов и командиров, их готовность биться с врагом насмерть.
Утро мы вновь встретили в бою. Еще на рассвете противник тремя группами общей численностью до 70 танков и двух пехотных полков из состава 48-го танкового корпуса при поддержке артиллерийского и минометного огня перешел в наступление на наши позиции. Он был встречен залпами нашей артиллерии и минометов. Метким огнем в первые же минуты боя было выведено из строя более десятка фашистских танков. Но враг, невзирая на потери, продолжал наступать.
Произведя на ходу перестроение, наступающие двигались теперь двумя группами. Одна из них, более крупная, начала обходить позиции 22-й и 112-й танковых бригад с севера вдоль дороги на Обоянь. Другая, меньшая, двинулась в обход 6-й мотострелковой бригады в направлении Красный Узлив, Березовка.
Почти одновременно на флангах корпуса завязался ожесточенный огневой бой. Справа по вражеским танкам ударили артиллерия 6-й мотострелковой бригады и минометы 79-го гвардейского и 270-го полков. Особенно метким был огонь 3-й и 6-й батарей 270-го минометного полка, действовавших на фланге под командой лейтенантов А. Н. Косевича и И. В. Уварова. Это были комсомольские батареи, и их личный состав с честью оправдал свою принадлежность к героическому Ленинскому комсомолу. Расчеты действовали с молниеносной быстротой. Стволы минометов приходилось непрерывно поливать водой — так сильно они перегревались от безостановочного огня. В считанные минуты батареи выпустили несколько сот мин. Противник, не выдержав сильного огня, отступил.
Иначе сложилась обстановка на левом фланге, где оборонялась 22-я танковая бригада. Она была атакована более мощной группой вражеских танков и пехоты. Здесь наступление поддерживалось не только артиллерией, но и авиацией.
Двигаясь, несмотря на потери, напролом, противник после нескольких неудачных попыток все же прорвался на позиции бригады и охватил с двух сторон небольшую группу танков ее 1-го батальона. Они оказались в полуокружении. Командир бригады полковник Веденичев отдал приказ на отход. Но выполнить его удалось [110] не полностью. Противник успел уничтожить несколько наших танков.
Вражеская лавина катилась вперед, уничтожая все на своем пути. Росли потери бригады. Но бой не утихал. В отражении атаки участвовали командирские танки бригады и батальонов. Выбывших из строя танкистов и артиллеристов заменяли бойцы тыловых служб — шоферы, повара, кладовщики.
Фашистские танки прорвались к командному пункту бригады. В бой с ними вступили танки роты управления. Огнем из засады они подожгли несколько вражеских машин. Геройски сражался экипаж «тридцатьчетверки» комсомольца лейтенанта А. С. Прохорова. Когда он подбил два фашистских танка, к нему вплотную приблизился третий. По команде лейтенанта Прохорова командир башни комсомолец И. П. Мохир выстрелил в упор. Фашистский «тигр» загорелся.
С каждым часом бой принимал все более ожесточенный характер. Положение на левом фланге корпуса, где теперь вместе с воинами 22-й и 112-й бригад сражалась и введенная из резерва 200-я бригада, становилось угрожающим. Противник, обладавший многократным численным превосходством, явно стремился обойти наши части и замкнуть вокруг них кольцо.
Однако этот замысел был нами сорван. Во второй половине дня по приказу командующего 1-й танковой армией части корпуса под прикрытием арьергардов отошли сначала к урочищу Суходол, а к вечеру — на западный берег безымянного ручья, где и заняли рубеж в боевых порядках 184-й стрелковой дивизии 40-й армии.
Отход в условиях угрозы окружения потребовал от личного состава высокой дисциплины и организованности, четкости и слаженности действий. Исключительно ответственной была задача командиров. И они с честью справились с ней. Отлично проявил себя и в этот сложный момент штаб корпуса во главе с полковником И. П. Ситниковым. Под его руководством штабы соединений и частей умело организовали отвод войск и действия арьергардных подразделений. Благодаря этому мы отошли организованно, унеся с собой не только раненых, но и тех убитых, которые еще не были похоронены.
С боями отошли и арьергарды. Больше противнику здесь не удалось продвинуться ни на шаг. Напротив, дальнейший ход событий вынудил его в последующие дни поспешно откатиться назад под ударами войск фронта.
Как известно, бои на обояньском направлении, в которых участвовал и наш 6-й танковый корпус, сыграли огромную роль в срыве вражеского наступления. Немецкое командование планировало прорваться к Курску с юга за два дня. Однако окончились уже седьмые сутки боев, а фашисты не смогли выйти даже к Обояни. И меньше всего они продвинулись именно на этом направлении.
Восточнее, на стыке 6-й и 7-й гвардейских армий, им удалось вклиниться в оборону несколько глубже — на 30–35 км. Поэтому там они 12 июля и сосредоточили свои основные усилия, рассчитывая пробиться на Курск уже не через Обоянь, а в обход — [111] через Прохоровку. Но к этому дню командование Воронежского фронта подготовило мощный контрудар, в котором участвовала и наша 1-я танковая армия совместно с прибывшей из Резерва Ставки 5-й гвардейской танковой армией, а также 5-й и 6-й гвардейскими и частью сил 40-й, 69-й и 7-й гвардейской армий.
В то время как в районе Прохоровки завязалось невиданное в истории войн встречное сражение огромных масс танков, сильные удары под основание вклинения вражеских войск были нанесены на обояньском направлении. На том самом участке, где в предшествующие дни оборонялся наш корпус, теперь вступили в бой 5-й гвардейский танковый корпус, 184-я стрелковая дивизия и части 10-го танкового корпуса. Их действия явились частью общего контрудара, нанесенного в тот день войсками фронта.
Разгромив противника, наши соединения выбили его из Чапаева, Красного Узлива и урочища Толстое, вновь выйдя на этом направлении на рубеж Раково — Березовка — западная окраина Верхопенья. Поздним вечером завершилось победой советских войск и грандиозное сражение в районе Прохоровки, в котором с обеих сторон участвовало до 1200 танков. Таким образом, как писал впоследствии Главный маршал бронетанковых войск П. А. Ротмистров, «острие танкового клина противника, надломленное в районе Обояньского шоссе, было окончательно сломлено» {72}.
Действительно, провал попытки врага крупными силами танков прорваться в районе Прохоровки был в известной мере обусловлен и стойкой обороной советских войск на обояньском направлении. И немалая заслуга в этом принадлежит также воинам 6-го танкового корпуса. Вместе с другими соединениями 1-й танковой, частями 6-й гвардейской армий и другими он, несмотря на тяжелые потери, сдерживал и обескровливал наступавшую на этом направлении ударную группировку противника. Тем самым было выиграно время для выдвижения резервов Ставки и фронта из глубины, нанесения мощного контрудара, а затем и полного восстановления того положения, которое войска занимали до начала оборонительного сражения на южном фасе Курской дуги.
Кроме того, 6-й танковый корпус также не бездействовал в дни нанесения контрударов наших войск. Вечером 12 июля командующий 1-й танковой армией поставил ему задачу выдвинуться в район урочище Толстое — Красный Узлив — урочище Плотовое. С этого рубежа нам, согласно приказу, предстояло развивать успех 5-го и 10-го танковых корпусов в направлениях Раково, Сырцево, Верхопенье.
К 5 часам 13 июля части корпуса сосредоточились в указанном районе. Однако полученный нами вслед за тем приказ требовал перехода не к наступлению, а к обороне. Объяснялось это тем, что противник возобновил атаки на ряде участков. Разумеется, мы немедленно приступили к оборудованию занимаемого рубежа.
В течение дня он был хорошо подготовлен, и потому гитлеровцы, атаковавшие нас с утра 14 июля, встретили дружный отпор. Несмотря на малочисленность, части корпуса успешно отразили [112] и все дальнейшие атаки врага, предпринятые им в тот день, а также 15 июля, видимо, с целью улучшения своих позиций. Характерно, что гитлеровцы теперь, после понесенных ими потерь, действовали небольшими группами и далеко не так напористо, как в предшествующие дни. Во всем этом чувствовался надлом их сил и, в особенности, духа. Несомненно, они уже видели провал планов своего командования.
Да, провал был полный. Операция «Цитадель», задуманная гитлеровским командованием как наступление с целью вновь повернуть в свою пользу ход всей войны, потерпела крах. Еще 12 июля, в день, ставший переломным в Курской битве, советские войска перешли в контрнаступление на орловском направлении. И у нас, на белгородском, противник 16 июля начал отходить, преследуемый соединениями Воронежского и Степного фронтов.
Дорого заплатил враг за свою последнюю попытку предпринять крупное наступление. Советские войска отразили все его удары, разгромив десятки фашистских дивизий и уничтожив тысячи их танков и самолетов, сотни тысяч солдат и офицеров. Достойный вклад в дело разгрома врага внес и 6-й танковый корпус. Его личный состав с честью выполнил поставленные задачи, проявив высокие образцы стойкости и беспредельной преданности Родине. За десять дней оборонительных боев корпус уничтожил 9935 гитлеровских солдат и офицеров, 409 танков, в том числе 127 «тигров», 14 самолетов, 81 артиллерийское орудие {73}.
Родина высоко оценила мужество и отвагу воинов корпуса. Почти все они были награждены орденами и медалями. Первым в корпусе Героем Советского Союза стал командир танкового взвода лейтенант М. К. Замула.
Радостным был для всех нас день 18 июля 1943 г., когда командующий 1-й танковой армией в своем приказе по итогам оборонительных боев под Курском объявил: «Отмечая умелый маневр, героизм и отвагу, мужество и самоотверженность всего личного состава, большое поражение, нанесенное врагу в этих боях, Военный совет армии представляет 3-й механизированный корпус и 6-й танковый корпус к званию «гвардейских»... 22-ю танковую бригаду к ордену Красного Знамени» {74}.
В соединениях и частях корпуса этот приказ вызвал новый подъем боевого духа. Куда девалась огромная усталость, накопившаяся за десять дней тяжелых, крайне ожесточенных кровопролитных боев! Но не только высокие награды вдохновляли советских воинов. Они были воодушевлены понятным каждому крупнейшим успехом войск Красной Армии, сорвавших наступательные планы врага и готовившихся нанести ему новые мощные удары и продолжать массовое изгнание захватчиков. К участию в этих новых боях, теперь уже наступательных, готовился и наш корпус. [113]