Глава вторая.

Под Сычевкой и Ржевом

Приказ о начале формирования 6-го танкового корпуса был подписан 22 апреля 1942 г., а четыре дня спустя я прибыл в небольшой подмосковный городок, где расположилось управление нового соединения. Собственно управления в полном смысле этого слова пока не было, оно еще только комплектовалось за счет резерва Западного фронта. Но уже были на месте комиссар корпуса Петр Григорьевич Гришин, начальник штаба Николай Сосипатрович Комаров и несколько их помощников.

Мы быстро освоились и, не теряя времени, приступили к предстоявшему нам сложному делу — формированию танкового корпуса.

* * *

Соединения, подобные нашему, создавались тогда в Красной Армии впервые. Правда, механизированные корпуса были у нас и в предвоенные годы. Но они имели иную организацию. Потом поиски форм создания крупных бронетанковых соединений для использования их в качестве оперативного средства привели в конце 1940 г. — начале 1941 г. к формированию механизированных корпусов в новой организации. Каждый из них состоял из двух танковых и одной моторизованной дивизии. Танков новых типов — КВ и Т-34 было еще мало.

Это обстоятельство, а также неполная боевая готовность наших механизированных корпусов, объяснявшаяся тем, что они еще находились в стадии реорганизации и перевооружения, дали себя знать с самого начала Великой Отечественной войны.

В условиях внезапного нападения гитлеровской Германии и первых неудач наших войск механизированные соединения не удалось использовать по их прямому назначению — для стремительного наступления на большую глубину. Они применялись для нанесения контрударов, сыгравших немалую роль в замедлении [34] темпов продвижения фашистских полчищ, вели вместе со всей Красной Армией тяжелые оборонительные бои.

В результате героического сопротивления советских войск врагу был нанесен огромный урон. Даже по данным немецкого командования менее чем за месяц боев с 22 июня до середины июля 1941 г. фашистский вермахт потерял 50% своих танков{18}.

Но и мы понесли большие потери. Причем гитлеровцам ничто не мешало восполнять урон в танках путем их восстановления, а также производства новой техники на заводах почти всей Европы. У нас же в условиях отступления и эвакуации промышленности на восток страны таких возможностей не было, и оставшиеся танки в основном использовались не в составе крупных соединений, а отдельными бригадами, батальонами и даже небольшими группами для действий из засад. Осенью и зимой 1941 г. они применялись и в наступательных операциях, но главным образом для решения тактических задач.

К весне 1942 г., однако, положение изменилось. Советский народ под руководством Коммунистической партии прилагал героические усилия для ввода в строй эвакуированных предприятий и увеличения производства военной продукции. Благодаря этому, в частности, выпуск танков уже во втором полугодии 1941 г. вырос в 2,5 раза, что позволило расширить вполне оправдавшую себя организацию танковых бригад. А в первой половине 1942 г. славные советские танкостроители достигли еще более крупного успеха. По сравнению с предшествующим полугодием они вновь увеличили производство более чем вдвое{19}.

Эшелоны с танками все усиливавшимся потоком шли из глубокого тыла в прифронтовые районы. Непрерывно формировались новые танковые бригады и отдельные полки. Но теперь эта форма организации была уже недостаточной. После разгрома гитлеровцев под Москвой в условиях менявшегося соотношения сил и нараставшей ударной мощи Красной Армии Верховное Главнокомандование приступило к подготовке больших наступательных операций. Для их осуществления потребовались крупные группировки подвижных войск, способные развить успех после прорыва вражеской обороны.

Таким образом, появились и возможность, и необходимость приступить вновь к формированию танковых и механизированных корпусов, но уже в новой организации, подсказанной опытом войны, а затем свести часть из них в танковые армии.

Этот небольшой экскурс в предысторию показывает сложность задачи, вставшей перед нами, как и перед командованием всех вновь создававшихся тогда танковых корпусов. Ведь условия того времени определяли лишь необходимость и основное предназначение таких соединений. Что же касается практического опыта их формирования [35] и применения в боевых операциях, то его еще предстояло приобрести.

Данное обстоятельство сказалось, в частности, и на установленных в то время штатах корпуса. В его составе были три танковые и одна мотострелковая бригады. Но средства связи ограничивались танковыми и небольшим числом других радиостанций. Не имели мы ни инженерных, ни ремонтных подразделений, не говоря уж об артиллерии, в том числе и зенитной. Необходимость во всем этом вскоре выявилась столь очевидно, что в дальнейшем были включены и названные мной, и многие другие части.

Пока же нужно было обходиться тем, что имелось. С первых же дней многое делал для этого бригадный комиссар П. Г. Гришин. Опытный политработник, он возглавил партийно-политическую работу, глубоко вникал в подбор и расстановку кадров, обеспечение частей и соединений корпуса всем необходимым. Полковник Н. С. Комаров продуманно, прочно сколачивал штаб, готовя его к выполнению боевых задач.

Довольно быстро был доукомплектован штаб корпуса: начальником оперативного отдела стал майор Медведев, его помощником — майор П. Г. Софьин, начальником разведки — майор М. Г. Криволапов. Сделаны были и первые шаги по завершению комплектования бригад личным составом и материальной частью.

Для успешной организации боевой подготовки прежде всего потребовалось сосредоточить войска корпуса в одном районе. Дело в том, что они были разбросаны в разных местах, причем не только в полосе Западного фронта, но и на территории нескольких тыловых военных округов. В конце апреля командующий фронтом указал нам район сосредоточения корпуса, расположенный к юго-западу от Москвы. И уже в первых числах мая сюда начали прибывать бригады.

Сразу же приступили к боевой подготовке, сколачиванию частей и соединений. Эта работа велась по плану, который предусматривал необходимость отработки таких практических навыков, которые [36] в силу особенностей начального периода войны не были приобретены многими нашими танкистами.

Речь идет о самостоятельных наступательных действиях больших танковых масс в условиях высокоманевренного боя и рейдов по тылам врага. Между тем, как уже отмечено, до этого чаще всего мы вынуждены были применять танки либо в обороне, либо для непосредственной поддержки пехоты. Так, в частности, довелось сражаться славной 22-й танковой бригаде И. П. Ермакова. Что же касается остальных соединений корпуса, то они были вновь сформированными и в их составе имелось большое число еще не участвовавшей в боях молодежи.

Со всем этим была связана и другая важная задача.

Не следует забывать, что лето 1942 г., когда наш корпус развернул боевую подготовку, было исключительно тревожным. Превосходство в силах и средствах все еще оставалось на стороне противника. Этим во многом объяснялись и неполный успех нашего общего наступления предшествующей зимой, и захват Крыма вражескими войсками в мае 1942 г., и последовавшая затем неудача под Харьковом. Наконец, серьезную опасность таило начавшееся 28 июня большое летнее наступление фашистских армий на юге.

То отрицательное влияние, которое оказали эти события на настроение наших войск{20}, естественно, коснулось в известной мере и личного состава 6-го танкового корпуса. Разумеется, унынию не было места. Наши воины рвались в бой, горели желанием защитить Родину и, если понадобится, отдать за нее жизнь.

Вся боевая подготовка у нас строилась соответственно наступательным задачам, для выполнения которых и создавались танковые корпуса. Поэтому, наряду с обучением обширному комплексу навыков, необходимых в предстоявших боях, потребовалась поистине огромная воспитательная работа. Ведь сила Красной Армии всегда состояла в том, что ее воины — сознательные бойцы, действующие не только по приказу, но и по убеждению.

Решающей предпосылкой успеха этой воспитательной деятельности явилось решение ЦК партии от 12 июня 1942 г. о коренном улучшении партийно-политической работы в войсках{21}. Требование сделать ее более целеустремленной и действенной как нельзя лучше отвечало условиям того времени. Оно означало необходимость для каждого соединения и части нацелить всю воспитательную работу на выполнение своей конкретной задачи.

Для нас такой задачей в тот момент была всесторонняя подготовка к наступательным действиям. Она и была положена в основу всей деятельности командиров, политработников. Вместе с тем конкретность цели — изучение наступательных возможностей корпуса — сделала командиров и политработников более активными организаторами боевой и политической подготовки. [37]

Поскольку обучение велось в условиях, воспроизводивших даже в деталях реальную обстановку боя, мы смогли на тех или иных примерах показать всему личному составу преимущества применения крупных танковых соединений для решительных ударов по врагу. Пригодился и опыт наступательных действий 112-й танковой дивизии при ликвидации блокады Тулы и освобождении Калуги. Правда, мы и там действовали в основном отдельными полками и батальонами совместно с пехотой или конницей, но неоднократно выполняли и самостоятельные задачи.

Кстати, интерес к боевым действиям 112-й танковой дивизии, а также 22-й танковой бригады был настолько велик, что пришлось отвести определенное время для бесед на эту тему. С жадностью слушала молодежь рассказы И. П. Ермакова и его танкистов, особенно об их участии в смелом рейде корпуса генерала Доватора. Что касается бесед о действиях на левом крыле Западного фронта, то они вызывали еще больший интерес тем, что там 112-я танковая дивизия, по существу, почти непрерывно вела успешное наступление. Подробно рассказывали об этом и я, и часть бывших командиров частей дивизии, находившихся некоторое время в резерве Западного фронта, а теперь направленных в 6-й танковый корпус для дальнейшего прохождения службы.

Беседы эти чаще всего велись прямо в поле или в лесу, в минуты отдыха после напряженной боевой учебы. Но то, что услышала от командиров одна группа воинов, очень быстро облетало всю часть, нередко обрастая живописными подробностями, как это и бывает обычно в солдатском коллективе. Причем, такие «довески», как правило, подчеркивали основную идею всех наших бесед, а именно: танковый корпус — это большая сила, способная успешно громить врага.

Был, например, такой случай. Однажды мне доложили, что в одной из частей поговаривают, будто наш корпус предназначен для наступления на Берлин. Разумеется, после того, как закончится освобождение территории нашей страны. Я вспомнил, что именно в этой части недавно рассказывал танкистам о том, как нами была взята Калуга. И сразу догадался: «Довесок!» Сначала решил рассеять домысел. Но пока ехал в эту часть, раздумал. И, встретившись с ее воинами, решительно сказал:

— Непременно пойдем на Берлин. Но сначала разобьем фашистов на родной земле, очистим ее от захватчиков.

Не скрою, впервые в тот день как-то особенно реально подумалось, что настанет, обязательно настанет время, когда мы будем штурмовать логово врага. И почти три года спустя, в дни Берлинской операции, в которой довелось участвовать и нашему корпусу, я вновь вспомнил тот «домысел», ставший действительностью всемирно-исторического значения благодаря могуществу нашего социалистического Отечества и его Красной Армии, героизму советских воинов и их несокрушимой воле к победе.

Эта воля выковывалась и в трудное лето 1942 г., когда противник рвался к Волге, пытался взять измором блокированный Ленинград [38] и все еще стоял недалеко от Москвы. Особенно тревожным было положение на юге, приковывавшее взоры всей страны. Там теперь решалась судьба Родины, и туда всем сердцем рвались и воины нашего корпуса. Но хотя нас ждала иная задача, вскоре выяснилось, что и она имела прямое отношение к действиям советских войск на юге. И это еще больше воодушевило воинов корпуса. Однако не буду забегать вперед.

Наряду с боевой подготовкой и повседневной воспитательной работой командиров и политсостава исключительно важную роль в жизни корпуса играли тесные связи с самоотверженными тружениками тыла, с общественностью столицы. Большое впечатление оставил, в частности, приезд наркома танковой промышленности В. А. Малышева и конструктора Ж. Я. Котина, под руководством которого был создан замечательный танк КВ. Они побывали в частях и, беседуя с танкистами, рассказали об огромной работе в тылу по производству всего необходимого для фронта, для победы.

Это посещение во многом способствовало укреплению высокого морального духа наших воинов. Мы еще нагляднее почувствовали, что за спиной Красной Армии стоит весь советский народ, что вся громадная мощь социалистического государства поставлена Коммунистической партией на службу делу разгрома врага.

Надо сказать, что интерес, вызванный приездом В. А. Малышева и Ж. Я. Котина, объяснялся и специфическими соображениями. У нас в корпусе теперь были танки Т-34 и КВ, и мы уже достаточно хорошо знали преимущества этих боевых машин, которые и тогда, и в дальнейшем, в течение всей войны, превосходили вражеские танки подобных типов. В то же время нам было известно, что многие предприятия танкостроения эвакуированы. В каком они положении? Восстановлено ли производство? Каковы перспективы увеличения выпуска танков?

Все это хотелось знать танкистам. И особенно волновала нас представившаяся возможность услышать об этом, так сказать, из «первоисточника».

Легко представить, какое ликование вызвали ответы наших гостей. Как известно, принятые партией и правительством меры и самоотверженные усилия тружеников тыла позволили в условиях эвакуации предприятий увеличить выпуск танков. И именно на повышении производства танков КВ и Т-34 было сосредоточено внимание этой отрасли военной промышленности.

В. А. Малышев рассказал о замечательных достижениях танкостроителей. И привел в пример одно из крупнейших предприятий. Будучи перебазировано, оно почти два месяца — октябрь и ноябрь 1941 г. не имело возможности производить продукцию. Но уже в декабре того же года выпуск ее был возобновлен. Число танков Т-34, выпущенных этим заводом, уже в марте 1942 г. превзошло довоенный уровень, а в мае и июне превысило его более чем вдвое {22}. [39]

— А ныне, — добавил В. А. Малышев, — производство этих машин налажено на целом ряде заводов, в том числе и таких, которые раньше выпускали другую продукцию. Отныне львиную долю новых танков составляют наши славные «тридцатьчетверки» и КВ.

Генерал-майор Ж. Я. Котин во время своего пребывания в корпусе также всегда был окружен нашими танкистами. Он дал командирам соединений и частей немало полезных советов относительно наиболее эффективных методов обучения экипажей танка КВ, помог раскрыть все возможности этой грозной боевой машины.

Запомнился и приезд Н. А. Михайлова. Молодежь, составлявшая большинство воинов корпуса, была рада случаю продемонстрировать перед секретарем ЦК ВЛКСМ свои первые достижения в боевой и политической подготовке, с большим вниманием слушала его выступления, в которых он передавал наказ Родины — громить и гнать с родной земли ненавистного врага. Н. А. Михайлов также сообщил, что учрежден переходящий вымпел ЦК ВЛКСМ, которым будет награждаться лучший танковый экипаж нашего корпуса, особо отличившийся в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками{23}.

Это вызвало большой подъем во всех частях и подразделениях. Вообще надо сказать, что митинги, проходившие в соединениях и частях в дни приезда посланцев Родины, стали проявлением все более нараставшего боевого порыва личного состава. Наши воины, отвечая гостям, заявляли, что готовы идти в бой для разгрома врага. Они клялись, что во имя этой цели будут сражаться до последней капли крови. [40]

В июне пришла весть о том, что комсомол столицы решил взять шефство над 6-м танковым корпусом{24}. Об этом сообщили прибывшие к нам секретари МК и МГК ВЛКСМ А. М. Пегов, З. Т. Федорова и Н. П. Красавченко.

Так было положено начало длившейся всю войну крепкой дружбе нашего корпуса с комсомольской организацией столицы. Эта дружба явилась одним из бесчисленных ярких примеров тесных связей народа [41] и его армии, единства их целей в борьбе за разгром врага, за честь и независимость социалистической Родины. Что касается воинов корпуса, то она еще больше повысила в них чувство высокой ответственности перед своим народом, горячее стремление оправдать его доверие и надежды.

А в первой декаде июля, непосредственно перед отправкой на передовую, к нам вновь приехали Н. А. Михайлов, А. М. Пегов и Н. П. Красавченко. В торжественной обстановке они вручили корпусу переходящее Красное знамя комсомола Москвы и Московской области, которым отныне должна была награждаться лучшая бригада.

Взоры всех собравшихся с радостным волнением обратились к дорогому для каждого из нас знамени. Принимая его из рук посланцев комсомола, я сказал от имени личного состава корпуса, что мы с честью пронесем это знамя через все бои и оно будет вдохновлять нас на все более мощные удары по врагу, на подвиги во имя освобождения Родины и разгрома фашистских захватчиков. В тот же день знамя московского комсомола по решению командования корпуса было вручено лучшей танковой бригаде — 22-й.

Это событие затронуло сердца воинов. О чести хранить знамя московского комсомола и готовности оправдать высокое доверие говорили все выступавшие на митингах. Проникновенную речь произнес, например, командир одного из батальонов 22-й танковой бригады подполковник К. Г. Кожанов. Он сказал:

— Дорогие товарищи! Вам выпала большая честь. Через несколько дней вы пойдете в бой, и подвиги ваши будут осенены двумя знаменами. Одно — это знамя нашей бригады. С ним в тяжелых оборонительных боях поклялись мы стоять насмерть у стен Москвы. И выстояли. За стойкость и мужество, проявленные в этих боях, за успехи в боевой подготовке Москва, московские комсомольцы передали нам, танкистам, знамя МК и МГК ВЛКСМ. Вот оно, это второе знамя... И мы клянемся, что не посрамим его.

* * *

В те дни положение на юге продолжало ухудшаться, и мы, зная об этом, полагали, что будем направлены именно туда. Естественно, строили догадки о том, какая задача может быть поставлена танковому корпусу в условиях наступления крупных сил противника. Контрудар? Да, и вероятнее всего силами нескольких таких корпусов.

Впоследствии это предположение подтвердилось. Но в контрударе силами танков, действительно осуществленном в конце июля в районе Калача-на-Дону, нам не довелось участвовать. Его наносили две еще не закончившие формирования танковые армии — 1-я, а затем и 4-я под командованием генералов К. С. Москаленко и В. Д. Крюченкина, сыгравшие тем самым значительную роль в срыве попытки противника с ходу прорваться к Сталинграду. [42]

Мы же тогда оставались по-прежнему на Западном фронте. И утешало лишь то, что и здесь нам предстояло наступать и своими боевыми действиями помочь защитникам Сталинграда.

12 июля командующий Западным фронтом приказал выдвинуть соединения корпуса в район Михалево — Раменье — Полежаево, расположенный к северу от ст. Шаховская. Там мы должны были сосредоточиться к 3 часам 16 июля, после чего войти в состав фронтовой подвижной группы для наступательных действий в полосе 20-й армии.

Здесь необходимо кратко охарактеризовать связь этого события с положением на юге.

Стояло лето 1942 г. Уже больше года грозное пламя войны бушевало на нашей земле. В тяжелом единоборстве с немецко-фашистскими захватчиками советский народ отстаивал свою свободу, честь и независимость, будущее всего человечества. Потерпев сокрушительное поражение под Москвой, немецкое верховное командование теперь надеялось выиграть войну, перенеся главный удар на юг, в направлении Сталинграда и Кавказа. Одновременно оно рассчитывало в течение лета развернуть наступательные действия на северо-западном направлении с целью захвата Ленинграда, а также при благоприятных условиях для нанесения завершающего удара на Москву.

Уже в первой декаде июля противник крупными силами достиг Воронежа и приблизился к большой излучине Дона, откуда он рассчитывал развить стремительное наступление на Сталинград и Кавказ. На огромном пространстве наши войска вели тяжелые оборонительные бои, которым вскоре суждено было перерасти в историческую Сталинградскую битву, завершившуюся катастрофическим разгромом отборных гитлеровских армий.

Известно, что крушение гитлеровских планов, связанных с наступлением на юге, явилось закономерным результатом самоотверженных усилий всего советского народа, героизма воинов Красной Армии, особенно ярко проявившегося в Сталинградской битве, и высокого искусства нашего командования. Поэтому хотелось бы лишь подчеркнуть, что эти слагаемые победы относятся не только непосредственно к сражению на юге. Несомненно, одним из них были и меры, предпринятые Ставкой на других направлениях советско-германского фронта, целью которых было сковать стратегические резервы противника, с тем чтобы помешать их переброске под Сталинград.

Эта цель была главной и в спланированной в начале июля Ставкой совместной операции Калининского и Западного фронтов. Первый из них должен был наступать своими левофланговыми 30-й и 29-й армиями, второй — правофланговыми 31-й и 20-й армиями. Им предстояло совместными усилиями разгромить противника севернее Волги в районе Ржева и восточнее р. Вазузы в районе Зубцово — Карманово — Погорелое Городище, освободить эти города и укрепиться на названных реках, захватив плацдармы к западу от них. [43]

Линия фронта правого крыла Западного фронта в то время проходила по р. Держа от ее впадения в Волгу до населенного пункта Новое и далее через Петропавловское до Савино. Здесь стояли в обороне 31-я и 20-я армии генералов В. С. Поленова и М. А. Рейтера. Причем последняя в ходе зимнего наступления наших войск вышла сюда еще в январе 1942 г., но натолкнулась на сильно укрепленный рубеж противника. Неоднократные попытки прорвать его успеха не имели, и в феврале армия перешла к обороне, как и ее соседи справа и слева — 31-я и 5-я армии.

Противостоявшие им, а также левому крылу Калининского фронта войска группы армий «Центр» весной и летом продолжали совершенствовать свою оборону и, как было известно нашему командованию, сосредоточили в этом районе крупные силы — 39-й и 46-й моторизованные корпуса. В тылу же у них комплектовался целый ряд резервных соединений, в том числе три танковые дивизии — 1, 2-я и 5-я.

В соответствии с директивой Ставки командующий Западным фронтом генерал армии Г. К. Жуков принял решение ударом 31-й и 20-й армий прорвать вражескую оборону на р. Держе и, разгромив зубцовско-кармановскую группировку противника, достичь рубежа рек Вазузы и Гжати{25}. После этого 31-й армии предстояло наступать с юга на Зубцов, содействуя войскам Калининского фронта [44] в освобождении Ржева. А 20-я армия должна была развивать удар в направлении Сычевки. Таким образом, предполагалось срезать так называемый Ржевский выступ, занятый войсками противника.

Командование Западного фронта для выполнения поставленной задачи привлекло значительное количество бронетанковых и механизированных войск.

31-й армии было придано шесть танковых бригад, три из которых использовались в первом эшелоне, другие три танковые бригады составили армейскую подвижную группу под командованием генерал-майора Бычковского. Им была поставлена задача в первый день операции, уничтожив противостоявшего противника, главными силами овладеть Зубцовом, а передовым отрядом выйти южнее этого города на р. Вазузу.

20-я армия получила на усиление пять танковых бригад. Две из них предназначались для непосредственной поддержки пехоты. Остальные три танковые и одна самокатно-мотоциклетная бригады были сведены в армейскую подвижную группу, которой командовал Герой Советского Союза полковник П. М. Арман. Она имела задачу разгромить противостоявшего противника и к исходу первого дня операции главными силами выйти на рубеж Подберезки — Овсяники. Одновременно группа должна была передовыми отрядами захватить переправы на р. Гжати и частью сил овладеть районным центром Карманово.

Развитие успеха наступления обеих армий было возложено на фронтовую подвижную группу, в состав которой вошли наш 6-й, а также 8-й танковые и 2-й гвардейский кавалерийский корпуса. Ей предстояло войти в прорыв на второй день операции в стыке между двумя армиями.

Подготовка к операции, как уже отмечено, началась в середине июля. В частности, наш корпус в течение нескольких дней совершил марш в указанный район севернее ст. Шаховская. Танки мы перевезли по железной дороге, а личный состав и остальную материальную часть — на автомашинах. Как нельзя кстати в эти дни прибыла в состав корпуса 6-я автотранспортная рота, что, конечно, помогло ускорить переброску соединений. К 20 июля личный состав и вся материальная часть были сосредоточены в новом районе.

Сразу же по прибытии приступили к подготовке операции. Для этого в нашем распоряжении было 10 дней. Немного, конечно, если учесть, что наш штаб и службы управления еще не имели достаточных навыков планирования и подготовки боевых действий. Но нехватка опыта восполнялась глубоким пониманием важности и ответственности предстоявшего наступления, напряженной деятельностью всего командного состава.

Нам предстоял еще один марш. Для ввода в прорыв корпусу был назначен исходный район Головино — Ромушково — Александровка, расположенный в 25–30 км от линии фронта. Выдвинувшись туда по двум маршрутам, мы должны были нанести удар в направлении населенных пунктов Старое, Буконтово и к исходу третьего дня операции овладеть рубежом Гнездилово — Кузнечиха. [45]

К выполнению этой задачи и готовился корпус в последней декаде июля.

Должен отметить еще одно важное обстоятельство, значительно увеличившее трудности, которые мы испытывали в те дни. Как известно, одной из основных предпосылок успешного наступления является внезапность удара, обеспечиваемая скрытностью подготовки. Поэтому штабом Западного фронта было приказано соблюдать строжайшие меры маскировки. Так, передвижения войск разрешались лишь ночью. Нам было запрещено вести документацию по подготовке операции за исключением самой необходимой, причем писать ее можно было только от руки. Все, начиная с командира корпуса и до командира батальона, должны были отдавать лишь устные распоряжения непосредственно или через офицеров связи, не пользуясь ни проводными, ни радиосредствами.

Все это, естественно, требовало соответствующих навыков, а их у многих наших командиров тогда еще не было. В результате чрезвычайно осложнилась задача сосредоточения войск и управления ими. Случались и ошибки. Правда, почти все они были незначительными и на ходу исправлялись командованием корпуса.

Но одна из них была довольно неприятной. Штаб корпуса представил в штаб фронта карты маршрутов соединений без грифа «секретно», да еще с «препроводиловкой», напечатанной на машинке в трех экземплярах. Немедленно последовал приказ по войскам Западного фронта от 18 июля 1942 г.{26}, в котором нам, как говорится, основательно досталось. Единственным утешением было то, что он послужил хорошим уроком для штабов и нашего, и других соединений фронта.

В целом же подготовка операции и сосредоточение войск остались незамеченными противником. Об этом свидетельствует тот факт, что его авиация, ежедневно совершавшая разведывательные полеты над железной дорогой в тылу Западного фронта, не произвела ни единого налета как на наши эшелоны с танками, так и на станции их выгрузки.

Кстати, мы сами постарались убедить вражескую авиаразведку в отсутствии каких-либо изменений в этом районе. Все передвижения под тщательным контролем специально выделенных работников штаба производились только в темное время суток и с соблюдением всех правил маскировки. В тех же целях нами не было сделано ни одного выстрела по одиночным самолетам противника, то и дело появлявшимся над нами.

Подготовка во всей полосе предстоявшего наступления правого крыла Западного фронта была проведена успешно. Скрытно прошла переброска большого количества войск, прибывших на усиление 31-й и особенно 20-й армий. Помимо танковых бригад, в состав последней были переданы стрелковый корпус, три стрелковые дивизии и целый ряд артиллерийских и минометных частей. Основные [46] силы обеих армий сосредоточились на направлениях главных ударов. В результате там удалось создать более чем шестикратное превосходство сил над противником.

Все это радовало, и вселяло уверенность в успешном прорыве вражеской обороны, за которым должен был последовать наш удар по противнику. Готовясь нанести его, мы одновременно закончили подготовку к выдвижению в исходный район для наступления. Уточнили наиболее удобные маршруты, разработали график движения колонн и необходимые меры маскировки.

И в те дни политико-воспитательная работа, развернутая в соединениях и частях, была одной из важнейших составных частей напряженной подготовки. Главным ее содержанием являлась мысль о том, что успешные боевые действия по разгрому вражеских резервов на нашем участке фронта окажут существенную помощь доблестным защитникам Сталинграда, помогут им остановить противника. Эта задача, близкая и понятная каждому воину корпуса, вызвала еще большее воодушевление.

Какая-то особая приподнятость царила в частях и подразделениях. Слово «Сталинград» было у всех на устах, словно мы и впрямь готовились сражаться на подступах к этому городу.

Следя с глубоким волнением за развернувшейся на юге грандиозной битвой, мы, танкисты, естественно, проявляли особый интерес к действиям наших танковых соединений на сталинградском направлении. Я уже упоминал о контрударе 1-й и 4-й танковых армий по войскам противника, рвавшимся к Волге. Примечательным в этом был для нас и сам факт создания таких крупных танковых объединений. Он говорил о нарастании мощи Красной Армии, о неизбежности серьезного перелома в ходе боевых действий.

К тому же из информации штаба Западного фронта стали известны первые существенные результаты контрудара наших танковых армий. Впоследствии они проявились еще отчетливее, так как внесли немалый вклад в героические усилия войск Сталинградского фронта, позволившие нашему командованию выиграть примерно две-три недели для укрепления обороны Сталинграда и вынудившие врага повернуть сюда с кавказского направления свою 4-ю танковую армию. Но и в конце июля было уже ясно, что контрудар танковых армий помог сорвать план гитлеровцев с ходу прорваться к Сталинграду и нанес им чувствительные потери.

Это придало и нам новые силы. В сущности, все политбеседы в частях и подразделениях корпуса пронизывала идея неразрывной связи наших предстоящих боевых действий с обороной Сталинграда.

В конце июля воспитательная работа целиком сосредоточилась вокруг содержания известного приказа наркома обороны № 227 от 28 июля 1942 г. Он говорил об опасном положении на юге, но в то же время был полон твердой уверенности в неминуемом крахе противника. Огромное воздействие на наших воинов оказали слова приказа о том, что враг уже напрягает свои последние силы, а его разгром обеспечат стойкость и повышение организованности в ведении боевых действий Советских Вооруженных Сил. [47]

Призыв «Ни шагу назад!», с огромной силой прозвучавший в этом приказе, стал непреложным законом и для личного состава нашего корпуса. В канун наступления это означало готовность выполнить поставленную задачу, разгромить противостоящего врага. Теперь мы с еще большим нетерпением ждали приказа на переход в исходный район.

Приказ пришел 31 июля. В ту же ночь части корпуса начали покидать район Михалево — Раменье — Полежаево. А в течение следующей ночи был полностью завершен переход в исходный район для наступления. Надо сказать, что он был нелегким. Как раз 31 июля и 1 августа прошли сильные ливневые дожди. Мы двигались, утопая в грязи. Но огромное воодушевление, владевшее личным составом, помогло преодолеть все трудности. И к назначенному сроку — 2 августа корпус сосредоточился в исходном районе.

В тот день должны были начать наступление 31-я и 20-я армии. Но это оказалось невозможным из-за тех же ливней. Уровень воды в р. Держе, по которой проходила линия фронта на участке прорыва, резко повысился. Бурный поток сорвал два из четырех мостов. Глубина бродов, составлявшая обычно 40–70 см, увеличилась до 2–2,5 м, сделав их непроходимыми. В негодность пришли и грунтовые дороги. К тому же результаты боевых действий Калининского фронта, перешедшего в наступление 30 июля, оказались скромными, особенно на стыке с 31-й армией.

Учитывая все это, командование Западного фронта по согласованию со Ставкой перенесло начало наступления 31-й и 20-й армий на утро 4 августа. Соответственно отодвигался и ввод в прорыв нашего корпуса, как и всей фронтовой подвижной группы.

Оставшиеся дни мы использовали для рекогносцировок местности по маршрутам выдвижения корпуса вплоть до р. Держи. Побывали в 251-й стрелковой дивизии полковника Б. Б. Городовикова. в полосе которой нам предстояло войти в прорыв, а также в группе полковника Армана, согласовали все вопросы взаимодействия. Завершили подготовку материальной части. Пополнили запасы горючего и продовольствия. Провели занятия с командованием и штабами соединений, а те, в свою очередь, с командирами частей, посвященные окончательной отработке предстоявших боевых действий.

В частях состоялись партийные и комсомольские собрания, ставшие с тех пор традицией, которая свято соблюдалась и в дальнейшем в корпусе перед началом каждой операции. Коммунисты, комсомольцы собирались ненадолго. Но и этого было достаточно, чтобы каждый получил необходимую зарядку и подготовился к выполнению своей задачи. А она, конечно, состояла в том, чтобы быть там, где труднее, первыми идти в бой и вести за собой товарищей. И коммунисты, и комсомольцы на этих собраниях с огромным подъемом давали клятву быть достойными своего высокого звания, не жалеть сил и самой жизни для разгрома врага.

Таким же высоким накалом были наполнены беседы, проведенные в подразделениях командирами, политработниками, всеми коммунистами. К тому времени мы уже знали о зверствах, чинимых [48] гитлеровцами на территории, которую нам предстояло освободить. О них информировали в штабе 20-й армии, имевшем связь с партизанским отрядом, которым командовал секретарь Погорельского райкома партии С. Г. Дорочонков. И теперь наши политработники рассказали во время бесед в подразделениях о том, что, например, в районном центре Погорелое Городище из трехтысячного населения фашисты уничтожили свыше 2 тыс. человек. С гневом и возмущением узнал об этом личный состав корпуса. Охваченные еще большей ненавистью к врагу, воины рвались в бой.

И вот наступление началось. В 6 часов 15 минут 4 августа огонь всей артиллерии и минометов двух армий внезапно обрушился на передний край противника в районе Погорелое Городище. Гитлеровцы были захвачены врасплох. В ходе артиллерийской и авиационной подготовки, длившейся в общей сложности полтора часа, оборона двух вражеских дивизий — 161-й пехотной и 36-й моторизованной была буквально сметена. Дело довершил одновременный залп 18 дивизионов «катюш»{27}.

После такой тщательной огневой обработки противника ударные группировки 31-й и 20-й армий без особых трудностей прорвали первую и вторую позиции обороны двух пехотных и 36-й моторизованной дивизий на фронте до 20 км. Вражеские войска, разбитые и деморализованные мощным ударом, побросали тяжелое вооружение и начали отходить, прикрываясь огнем небольших групп танков и автоматчиков.

Подвижные группы обеих наступающих армий к 16 часам переправились через р. Держу и, не встречая сопротивления врага, вошли в прорыв. К исходу дня группа генерала Бычковского главными силами вышла в район Старое — Ревякино, а передовыми частями достигла населенного пункта Емельянцево. Группа полковника Армана в это же время подходила к Кондраково, передовые же ее части — к Праслово.

Таким образом, войска 31-й и 20-й армий в основном выполнили задачу прорыва тактической зоны обороны на всю глубину. В то же время в целом задачи, поставленные им, были осуществлены неполностью. Как уже отмечалось, план операции предусматривал на первый день для 31-й армии овладение г. Зубцовом и выход на р. Вазузу, для 20-й армии — освобождение Карманова и захват передовыми отрядами переправ на р. Гжати. Эти цели пока не были достигнуты.

В итоге условия для ввода фронтовой подвижной группы в прорыв оказались менее благоприятными, чем предполагалось.

Мы внимательно и напряженно следили за развитием событий в первый день операции. Было ясно, что неполное выполнение задачи 31-й и 20-й армиями — результат медлительности обеих армейских подвижных групп как при переправе через р. Держу, так и после ввода в прорыв. Ведь они продвигались, не встречая сопротивления противника, который в результате первоначального [49] мощного удара поспешно отходил. Кроме того, на территории к западу от р. Держи вплоть до Вазузы и Гжати у него не было подготовленных рубежей. Так в чем же дело? И мы ломали себе голову, пытаясь понять причину задержки.

Поняли мы это лишь тогда, когда сами оказались за р. Держой.

* * *

Но непредвиденные трудности начались еще раньше. Дело в том, что вражеская авиация, оказывавшая довольно незначительное воздействие на наступавшие соединения 31-й и 20-й армий, все свои усилия направила на их тылы и фронтовые резервы. Несмотря на большие потери от ударов нашей истребительной авиации и огня зенитной артиллерии, самолеты противника, действуя группами от 10 до 30 машин, всю вторую половину дня 4 августа наносили бомбовые удары.

Особенно пострадали переправы через р. Держу. Все они оказались разрушенными. Меры же по их восстановлению не были приняты своевременно. Это сразу же осложнило действия фронтовой подвижной группы.

Она начала выдвижение из исходных районов в 20 часов 4 августа. Наш корпус следовал по двум маршрутам, имея двухэшелонное построение. По правому маршруту к населенным пунктам Зеновское, Засухино выдвигались 200-я танковая бригада с истребительно-противотанковым полком в первом эшелоне и 22-я танковая бригада — во втором, по левому, в направлении Карабаново, Старое — 100-я танковая и за ней 6-я мотострелковая бригады.

Сумерки быстро сгустились, наступила ночь. Все пути оказались забиты обозами, артиллерией. К тому же дороги были в исключительно плохом состоянии. Машины, шедшие с затемненными фарами, застревали в грязи. Все это тормозило движение.

Лишь под утро 5 августа фронтовая подвижная группа, возглавляемая заместителем командующего 20-й армией генерал-майором И. В. Галаниным, достигла реки. Севернее Погорелого Городища вышел наш корпус, южнее — 8-й танковый корпус генерал-майора танковых войск М. Д. Соломатина, а слева от него — 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерал-майора В. В. Крюкова.

Поскольку восстановление переправ еще даже не началось, группа вынуждена была остановиться на восточном берегу. К счастью, теперь она располагала собственными, хотя и небольшими, переправочными средствами — двумя понтонными батальонами. Подвижной группе были также приданы три инженерных батальона. Генерал-майор И. В. Галанин, не имевший своего аппарата управления и руководивший войсками из штаба нашего корпуса, тут же распределил вновь прибывшие части. Корпуса получили по инженерному батальону, а танковые, кроме того, по одному понтонному.

Последние с ходу приступили к делу, и уже к 12–13 часам мы с генералом М. Д. Соломатиным смогли переправить на западный берег реки по одной танковой бригаде. К тому времени генерал [50] Галанин уточнил задачу на этот день, приказав обоим танковым корпусам сильными передовыми отрядами овладеть к 18 часам рубежом Гнездилово — Хлепень и переправами на р. Вазузе. Южнее, к р. Гжати, должен был наступать кавкорпус.

Передовой отряд мы сформировали уже к 14 часам. Возглавил его командир 100-й танковой бригады полковник Н. М. Иванов. Но, кроме этой бригады, находившейся уже на западном берегу реки, в состав передового отряда вошли один из батальонов 6-й мотострелковой бригады и две батареи противотанковой артиллерии. А их еще нужно было переправить через р. Держу.

Все это заняло не много времени. Но тут вновь пошел сильный дождь. И когда передовой отряд начал наступление в указанном направлении, дороги, с утра начавшие было подсыхать, вновь превратились в месиво. Вот когда стало понятным замедленное движение армейских подвижных групп. Ведь и накануне, когда они вошли в прорыв, дороги были такими же труднопроходимыми. Повсюду были видны следы буксовавших и застревавших машин, и наши воины искренне посочувствовали танкистам генерала Бычковского и полковника Армана.

Но частям полковника Иванова, а также наступавшему слева в таком же примерно составе передовому отряду 8-го танкового корпуса пришлось еще труднее. Ибо они шли по дорогам, которые не только размокли, но и были разбиты ранее прошедшими войсками. Причем последние в ряде мест так и не смогли вытащить из грязи часть своих машин. И теперь это создавало пробки на дорогах.

Словом, передовые отряды двигались крайне медленно. Даже танкам было нелегко преодолевать каждый километр. Колесные же машины приходилось то и дело вытаскивать на руках. Отряд 8-го танкового корпуса к исходу дня 5 августа смог выйти частью сил лишь в район Покров — Ровное. Передовые подразделения отряда полковника Иванова, двигавшегося несколько быстрее, достигли Костино — Бровцино.

Таким образом, передовой отряд 6-го танкового корпуса вышел на ближние подступы к Вазузе на участке 251-й стрелковой дивизии 20-й армии. Но впереди оказался заранее укрепленный рубеж противника, проходивший здесь и севернее до Зубцово вдоль восточного берега реки, а далее тянувшийся на юго-восток от нее к Карманову. Перед этим рубежом уже во второй половине дня 5 августа наступающие войска 31-й и 20-й армий встретили резко возросшее сопротивление противника и были остановлены во всей своей полосе. Попытка частей 251-й стрелковой дивизии с ходу прорвать вражескую оборону в направлении Вуконтово не увенчалась успехом даже с подходом передового отряда нашего 6-го танкового корпуса.

Донесение полковника Н. М. Иванова об обстановке в районе Костино — Бровцино было получено мною в момент, когда поступила директива фронта{28}, уточнявшая дальнейшие задачи наступавшим [51] войскам. Она предписывала 31-й и 20-й армиям возобновить операцию с утра 6 августа и к исходу 8 августа выйти в своих полосах на железную дорогу Ржев — Вязьма. Фронтовой подвижной группе приказывалось продолжать наступление в направлении Сычевки.

6-й танковый корпус, выдвинувший к тому времени свои главные силы в район Зеповское — Засухино — Старое, должен был, не задерживаясь, выступить на Копылово. Оттуда нам предстояло нанести удар в направлении населенного пункта Малое Кропотово и овладеть районом Кривцово — Мостищи — Березовка — Кузьмино, расположенным на меридиане Ржева. Корпус генерала Соломатина получил задачу наступать от Каськова, Покрова, Ровного на Козлово, Хлепень и в дальнейшем выйти к Сычевке. Разгромить противника юго-восточнее этого населенного пункта было приказано кавкорпусу генерала Крюкова, который выдвигался левее, из района Праслово — Красный Пахарь — Семеновское — Кондраково.

Эти задачи не удалось выполнить полностью, хотя они и в дальнейшем, вплоть до конца 1942 г., с незначительными изменениями неоднократно ставились войскам Западного фронта. Порой казалось, что мы близки к цели. Но противнику вновь и вновь удавалось вернуть часть утраченных позиций.

Впрочем, как ни важно было очистить этот район от врага, неизмеримо значительнее была главная задача нашего наступления — не допустить переброску вражеских резервов с западного на сталинградское и кавказское направления, где тогда решалась судьба всего последующего хода войны. И эта задача была с честью выполнена войсками Калининского и Западного фронтов, в том числе и 6-м танковым корпусом.

Чтобы яснее представить дальнейшие события, необходимо прежде всего рассказать хотя бы вкратце о сложившейся к 6 августа обстановке в полосе наступления левого крыла Калининского и правого крыла Западного фронтов.

Еще 30 июля, после начала наступательной операции левофланговых армий Калининского фронта, обеспокоенное вражеское командование начало перебрасывать на угрожаемый участок оперативные резервы, предназначавшиеся для отправки под Сталинград. Подтягивались 1-я и из Вязьмы 5-я танковые дивизии. 31 июля в Сычевке, где находился штаб немецкой 9-й армии, появилась 6-я пехотная дивизия. В начале августа туда же подошла из Смоленска 2-я танковая дивизия. Все они сосредоточивались для действий в районе Ржева и Зубцова против наступавших войск Калининского фронта.

Но после внезапного удара правофланговых армий Западного фронта командование группы армий «Центр» сочло обстановку на сычевском направлении более опасной. 9-й армии было приказано нанести здесь контрудар и отбросить советские войска на исходные позиции. В обороне на реках Вазузе и Гжати были оставлены лишь 253-я пехотная дивизия и ряд мелких вспомогательных отрядов. [52]

Остальные силы армии вместе с тремя упомянутыми танковыми дивизиями должны были нанести контрудар с трех направлений.

Для контрудара на Погорелое Городище был выделен 39-й танковый корпус. Он предназначался для действий 5-й танковой и 253-й пехотной дивизий от населенного пункта Осуга через Буконтово, а 1-й танковой и 6-й пехотной — из Сычевки через Хлепень. 46-му танковому корпусу силами 2-й танковой, 36-й моторизованной и 342-й пехотной дивизиям приказывалось нанести контрудар, из района Карманова. Последовала соответствующая перегруппировка сил противника, и сосредоточенные для контрудара войска начали выдвигаться с запада к Вазузе и Гжати.

В это же время корпуса нашей фронтовой подвижной группы следовали в указанных директивой направлениях. Нам было известно об усилившемся сопротивлении противника на подступах к Вазузе. Имелись сведения и о переброске вражеских резервов в этот район. Но их группировка пока была неясной. Не знали мы и намерений немецко-фашистского командования. Ясно было лишь одно: гитлеровцы приложат все усилия для противодействия нашему наступлению.

Однако первый и немалый успех был уже достигнут. За два дня войска Калининского и Западного фронтов прорвали оборону противника на широком фронте и в глубину до 30 км, нанесли врагу значительные потери. Наконец, серьезным успехом являлся тот факт, что в бои начинали втягиваться оперативные резервы немецко-фашистского командования, сковывание которых на этом направлении и являлось одной из главных целей Советского командования.

Утро 6 августа застало наш корпус в пути. Еще ночью были подготовлены два маршрута, проходившие на стыке 31-й и 20-й армий. Один из них вел от Засухина через Шилово на Гнездилово, второй — от населенного пункта Старое через Бубново к Буконтово. Определили и построение для ввода в прорыв.

В первом эшелоне корпуса выдвигались 6-я мотострелковая и 200-я танковая бригады, которыми командовали полковники А. Н. Комолов и И. Г. Москвин. Непосредственно за ними следовал командир корпуса с оперативной группой. К исходу дня к нему присоединялся первый эшелон штаба корпуса (командный пункт) во главе с полковником Н. С. Комаровым, перемещавшийся не более двух раз в сутки. Далее — 22-я танковая бригада полковника И. П. Ермакова. Она была назначена во второй эшелон, как и бригада полковника Н. М. Иванова, уже выдвинувшаяся в район Костино — Бровцино.

За всеми силами корпуса развертывался второй эшелон штаба корпуса (тыловой пункт управления). Он перемещался по мере необходимости.

Танковые бригады в пути следования строились по единому принципу. Каждая из них имела передовой отряд и головную (боковую) походную заставу. Затем выдвигались танковый батальон, за ним штаб бригады, снова танковый батальон и, наконец, [53] средства усиления. Такое построение корпуса и бригад для ввода в прорыв обеспечивало должное управление войсками в сложных условиях, давших себя знать в тот же день.

Началось опять-таки с мучений на очень испортившихся дорогах. Первым стал отставать понтонный батальон, чьи тяжелогруженые машины местами вообще не могли двигаться самостоятельно. Был единственный выход — буксировать их, как и весь остальной автотранспорт корпуса, тракторами и даже легкими танками. Последнее категорически запрещалось. Но я вынужден был дать разрешение, так как в противном случае к моменту подхода к Вазузе отстали бы не только переправочные средства, но и все наши автомашины с мотострелковыми частями, боеприпасами, горючим и продовольствием.

Несмотря на принятые меры, двигались мы все же медленно. Дождь лил не переставая. Ближе к полудню возникло новое, более сложное препятствие. На подходе к урочищу Семичастный Мох, покрытому лесами и болотами, выяснилось, что дороги в этом районе, с утра еще казавшиеся более или менее терпимыми, теперь в результате усилившегося дождя превратились в сплошную непроходимую топь. Пришлось нам, как и 8-му танковому корпусу, выдвигавшемуся левее, обходить ее с северо-запада.

Но никакие трудности не могли остановить советских воинов. Соединения корпуса, в том числе и 100-я танковая бригада, присоединившаяся к нам в районе Костино — Бровциио, во второй половине дня 6 августа вступили в бой с частями 161-й пехотной дивизии, противостоявшей левому флангу 31-й и правому флангу 20-й армий.

Одним из первых атаковал противника передовой отряд 200-й танковой бригады. Действуя совместно с частью сил 923-го стрелкового полка дивизии полковника Городовикова, он после ожесточенного боя ворвался в Буконтово и вышел на восточный берег Вазузы. Вслед за тем левофланговые подразделения того же стрелкового полка, взаимодействуя с подошедшими передовыми частями 8-го танкового корпуса, овладели населенным пунктом Козлове. Еще южнее главные силы 251-й стрелковой дивизии и воины корпуса генерала Соломатина очистили Луковники и Карамзино от противника и продолжали наступать в направлении Печоры.

Тем временем еще один успех был достигнут в полосе левофланговой 88-й стрелковой дивизии 31-й армии. Туда мною была выдвинута часть сил 200-й танковой бригады. Нанеся совместно с пехотой удар по оборонявшемуся здесь врагу, мы вынудили его обратиться в бегство. В результате было освобождено Кошелеве, которое гитлеровцы использовали в качестве одного из опорных пунктов.

Оборона противника на этом участке была, таким образом, прорвана на рубеже Кошелеве — Карамзино. Теперь перед нами была р. Вазуза. На подступах к ней противник усилил сопротивление. По данным нашей разведки, сюда подошли передовые части приближавшихся с запада крупных вражеских резервов. [54]

Кстати, нельзя не отметить успешные действия разведки корпуса во главе с майором М. Г. Криволаповым. Она оказалась в довольно сложных условиях. Уже во время выдвижения корпуса из района р. Держи по незнакомой местности мы столкнулись с тем, что не могли получить от стрелковых частей каких-либо данных ни о дорожной сети, ни даже об обстановке на линии фронта. К сожалению, и при прорыве вражеской обороны на участке Кошелеве — Буконтово командиры стрелковых полков, вышедших сюда почти за сутки до нас, оказались не в состоянии сообщить какие-либо сведения о противостоящих частях.

Но это была не их вина. Указанные полки действовали доблестно, геройски, и их командиры, особенно командир 923-го полка 251-й стрелковой дивизии майор П. К. Грицук, показали себя храбрыми и умелыми командирами. Но сказывалось отсутствие у них должной связи между собою и со штабами дивизий, а также последних с штабом армии. Это и привело, по крайней мере в тот момент к отсутствию ясного представления о лежащей впереди местности и силах противника.

Хорошей связью не могла похвастаться и фронтовая подвижная группа. Хотя возглавлявший ее генерал-майор И. В. Галанин сделал местом своего пребывания командный пункт нашего 6-го танкового корпуса, мы далеко не всегда знали обстановку в полосе наступления 31-й и 20-й армий. Объяснялось это тем, что командир группы не имел ни своего аппарата управления, ни собственных средств связи. По этой причине даже управление корпусами подвижной группы пришлось взять на себя непосредственно командующему фронтом {29}.

При таких условиях, естественно, разведка корпуса должна была проявить всю свою энергию и изобретательность для обеспечения штаба необходимыми данными. И майор М. Г. Криволапое со своими подчиненными оказался на высоте этой задачи. Так, благодаря смелым действиям наших разведчиков мы вскоре после выхода к вражескому оборонительному рубежу на участке Кошелево — Буконтово уже имели сведения о том, что он обороняется сравнительно слабыми силами частей 161-й пехотной дивизии.

Это позволило принять решение с ходу атаковать противника, что в итоге привело к освобождению обоих населенных пунктов и стремительному выходу к Вазузе.

Как уже отмечено, наша разведка своевременно установила и подход крупных вражеских резервов. Эти данные подтвердили пленные, взятые в бою на подступах к Вазузе. Оказалось, что они принадлежали не только к уже известной нам 161-й пехотной, но также к передовым частям 5-й танковой и 253-й пехотной дивизий, прибывших — первая из Вязьмы, а вторая — из района Дорогобужа. Из опроса пленных выяснилось, что главные силы последних двух соединений выдвигаются из района железнодорожной станции Осуга, лежащей на полпути между Ржевом и Сычевкой. Таким образом, [55] можно было ожидать их удара с запада на всем участке нашего наступления.

Итак, предстояли бои с явно превосходящими силами противника. Такой вывод можно было сделать на основании известных нам данных о составе немецких соединений. Так, танковые дивизии врага обычно насчитывали до 200 и более танков. Несколько забегая вперед, отмечу, что на этот раз соотношение сил в полосе наступления правого крыла Западного фронта, ставшее известным позднее, в целом было примерно равным, но на отдельных участках, в том числе и на нашем, оно действительно склонялось в пользу гитлеровцев. В частности, 5-я танковая дивизия противника имела в своем составе до 16 тыс. солдат и офицеров, т. е. вдвое больше, чем наш корпус. Танков у нее было 160, а у нас — 169, но при этом более трети последних составляли легкие танки Т-60{30} со слабой броней и 20-мм пушкой.

Соотношение сил по пехоте также было не в нашу пользу. Взаимодействовавшие здесь с нашим корпусом левофланговый полк 88-й стрелковой дивизии (31-я армия) и правофланговый полк 251-й стрелковой дивизии (20-я армия) уже понесли потери при прорыве обороны на р. Держе и в последующих боях. Противник же имел теперь в их полосе наступления не только потрепанные части 161-й пехотной дивизии, но и свежую 253-ю пехотную дивизию.

Командование фронта было немедленно поставлено обо всем этом в известность. В ответ нас информировали, что танковые и [56] пехотные дивизии резерва группы армий «Центр» выдвигаются для контрудара и на других направлениях полосы наступления 31-й и 20-й армий. Одновременно фронт требовал отразить контрудар, после чего продолжать выполнение задачи на наступление в направлении Сычевки.

Стала очевидной неизбежность жестокого встречного сражения.

* * *

В сущности, оно уже началось боем с передовыми частями 5-й танковой и 253-й пехотной дивизий на подступах к Вазузе. И теперь для нас самое главное состояло в том, чтобы форсировать реку и захватить плацдарм на ее западном берегу до подхода главных сил противника. Ибо если ему удастся опередить нас, обстановка резко осложнится и захват плацдарма в лучшем случае будет осуществлен ценою тяжелых потерь.

Поэтому командиру 200-й танковой бригады полковнику И. Г. Москвину был отдан приказ во взаимодействии с частями 88-й и 251-й стрелковых дивизий с ходу атаковать противника и прорваться к Вазузе на стыке 31-й и 20-й армий. После короткой артиллерийской подготовки наши танки и подошедшие части 6-й мотострелковой бригады полковника А. Н. Комолова начали атаку. В коротком бою они разгромили противника и отбросили его за реку.

Мотострелковая бригада, как видим, подоспела вовремя. Однако все же отстали переправочные средства. А они сейчас были особенно нужны. Противник при отходе за реку взорвал за собой переправу. Что касается бродов, то они годились лишь для части сил корпуса. Танкам и артиллерии нужны были хотя бы мосты на ряжах — деревянных срубах, заполненных грузом камня или песка. Их и было решено навести.

Задачу эту успешно выполнили саперы приданного корпусу инженерного батальона с помощью воинов мотострелковых подразделений.

Вазуза оказалась довольно серьезной водной преградой. Ширина ее достигала 80–90 м, а глубина превышала 2 м. Бродов в полосе нашего наступления было мало, да и те затопило после дождей. Словом, наведение переправ в сложившихся условиях само по себе было делом нелегким. Но его к тому же резко осложняло противодействие противника. Его авиация не раз пыталась бомбить как боевые порядки корпуса, так и участки, где нами наводились переправы. Правда, это ей плохо удавалось отчасти благодаря нашей истребительной авиации, периодически появлявшейся над полем боя, а главным образом в результате меткого огня зенитчиков.

Тем не менее налеты вражеских самолетов замедляли наведение переправ. Еще более действенным в этом отношении был отчаянный минометный и пулеметно-автоматный обстрел, который вели гитлеровцы с западного берега, пытаясь помешать нашим саперам.

Но и он продолжался недолго и не успел причинить нам существенных потерь. Дело в том, что сразу же после выхода к Вазузе [57] 6-й мотострелковой бригаде был отдан приказ переправлять личный состав на западный берег вплавь и на подручных средствах. Поэтому в то время, когда инженерный батальон, заготовив материал, приступил к наведению переправ, первые мотострелковые подразделения уже преодолели реку. Вступив в бой с противником, они оттеснили его от берега.

Исключительную самоотверженность проявили наши славные саперы. Стоя буквально по горло в воде и первое время под огнем противника, они бесстрашно делали свое дело.

6-я мотострелковая бригада успела переправить через Вазузу почти половину своего личного состава к тому времени, когда были готовы мосты на ряжах. По ним перешли на западный берег остальные ее силы, а затем и 200-я танковая бригада. Оба соединения с ходу повели наступление в направлении Гредякино, Щеколдино, Кортнево. Непосредственно за их боевыми порядками следовал штаб корпуса. Но едва мы продвинулись на 2–3 км, как встретились с противником.

Первый удар обрушился на передовой отряд 6-й мотострелковой бригады в составе 3-го батальона. На исходе дня он был атакован 28 вражескими танками с пехотой.

Завязался ожесточенный бой, в котором наши отважные воины нанесли поражение превосходящим силам гитлеровцев. Действуя из укрытий, истребители танков подпустили фашистов на расстояние выстрела и метким огнем противотанковых ружей подожгли и подбили 12 вражеских машин. А пулеметный взвод под командой лейтенанта А. Ф. Юрова отсек и полностью уничтожил до роты гитлеровцев.

С наступлением темноты противник прекратил атаку. Смелые действия мотострелкового батальона способствовали удержанию захваченного корпусом небольшого плацдарма за западном берегу Вазузы. В течение ночи части корпуса укрепились на своих позициях и одновременно подготовились к дальнейшему наступлению.

Ночь прошла сравнительно спокойно, и личный состав получил небольшую передышку. В подразделениях были проведены короткие партийные и комсомольские собрания, политбеседы с группами бойцов. Они вновь показали высокое морально-политическое состояние личного состава, его готовность к предстоявшим боям. Командиры и политработники не скрывали сложности обстановки и намерения противника отбросить нас за реку и одновременными ударами с двух сторон на Погорелое Городище окружить и уничтожить значительную часть наступающих войск правого крыла Западного фронта. От нас, говорили мы воинам корпуса, зависит многое в срыве этого вражеского замысла, так как мы действуем на главном направлении контрудара противника.

Откровенный разговор еще больше воодушевил всех. Ответ был единодушным: «Разгромим врага и этим поможем героям — защитникам Сталинграда!» В этих словах звучала решимость одолеть врага и уверенность в своих силах и в мощи своего оружия, окрепшая [58] в первых успешных боях. И воины корпуса расходились после собраний и бесед по своим местам с одной мыслью: громить и гнать с родной земли ненавистного врага.

На рассвете 7 августа бои возобновились и сразу же приняли чрезвычайно напряженный характер. Противник ввел в бой крупные силы.

Как выяснилось из информации штаба фронта, сосед слева — 8-й танковый корпус в это утро главными силами вел бои западнее и юго-западнее Козлова и Карамзина. Но еще прошедшей ночью передовой отряд его 31-й танковой бригады одной ротой прорвался к Вазузе и захватил переправу в районе Хлепени. Если сопоставить с этим продвижение нашего корпуса на западном берегу реки в направлении Гредякино, Щеколдино, Кортнево, то противник, казалось, был охвачен с двух сторон. Но в действительности дело обстояло иначе, так как он обладал превосходством сил, имел возможность сосредоточить усилия против наших прорвавшихся группировок и бить их по частям.

Особенно осложнилась в связи с этим задача нашего корпуса, наступавшего на западном берегу Вазузы в отрыве от остальных сил фронтовой подвижной группы. Кроме того, мы не только лишились первоначального превосходства сил, но и занимали невыгодные позиции для наступления, так как находились в узкой части междуречья, невдалеке от слияния рек Осуги и Вазузы.

Такова была обстановка утром 7 августа, когда вырвавшееся вперед одно из подразделений 6-й мотострелковой бригады было контратаковано танками противника в районе Гредякина.

Под воздействием их мощного огня группа наших воинов начала было отходить на позиции 200-й танковой бригады. Однако в это время заговорили орудия противотанковой батареи этой бригады. Артиллеристы под командованием старшего лейтенанта Ф. С. Площенко первыми же залпами уничтожили четыре немецких танка, вынудив остальные повернуть назад. Контратака была отбита, и подразделения 6-й мотострелковой бригады снова заняли свои позиции.

Но почти сразу же последовал новый удар врага, на этот раз силами нескольких десятков танков с пехотой, поддерживаемых артиллерией. Завязался огневой бой, в котором на выручку к нашим мотострелкам пришли танки 200-й танковой бригады. Их вел командир одного из ее батальонов капитан С. Г. Федотов.

Бой разгорался все сильнее. Вскоре в нем участвовали уже значительные силы обеих сторон. Борьба шла буквально за каждый метр земли. Враг стремился вытеснить нас с плацдарма, мы, же, в свою очередь, — отбросить его от Гредякина и овладеть этим селом. В ожесточенной схватке, длившейся весь этот и следующий день, воины 6-го танкового корпуса и сражавшихся плечо к плечу с ними левофланговых частей 88-й стрелковой дивизии и 923-го стрелкового полка (командир майор П. К. Грицук) 251-й стрелковой дивизии проявили большую отвагу.

Свыше десяти фашистских танков вывел из строя во встречном бою батальон капитана С. Г. Федотова. Из них два были подбиты [59] танком комбата. Он же уничтожил одно из орудий и группу фашистских истребителей танков.

Беззаветно сражался экипаж танка Т-60, возглавляемый П. А. Тимофеевым. В первые же минуты эта машина была подбита прямым попаданием вражеского снаряда. Но экипаж решил продолжать бой. Выйдя из машины, он приступил к ее ремонту. В самый разгар работы на него обрушился огонь вражеских автоматчиков. Гитлеровцы пытались окружить танк и кричали обычное в таких случаях:

— Рус, сдавайся!

В ответ Тимофеев со стрелком вскочили в машину и, открыв огонь из пушки и пулемета, начали в упор расстреливать наседавших фашистов. Противник ударил по танку бронебойными снарядами. От попадания одного из них машина загорелась. Но и после этого героический экипаж продолжал вести огонь по врагу. Понеся потери, гитлеровцы были вынуждены отказаться от дальнейших попыток захватить советских танкистов в плен. И только тогда Тимофеев, на котором уже загорелась одежда, вместе со стрелком покинул машину. Вокруг нее остались десятки трупов вражеских автоматчиков.

Особо отличился в боях 7–8 августа 3-й мотострелковый батальон 6-й мотострелковой бригады. Часть сил этого батальона вел в атаку старший политрук Н. Д. Дружинин. Он лично уничтожил 14 гитлеровцев. Даже будучи ранен, он отказался эвакуироваться в тыл и до конца руководил боем. В боевых порядках батальона успешно действовала 1-я батарея артиллерийского дивизиона 6-й мотострелковой бригады. По нескольку вражеских танков подбили наводчики противотанковых орудий А. Д. Родионов, А. И. Федотов, Г. А. Гераскин, А. Н. Азаров. Все они были удостоены боевых наград.

В результате двухдневных боев 6-й танковый корпус и взаимодействовавшие с ним подразделения стрелковых дивизий не только отразили все контратаки врага, но и расширили плацдарм. Противник был выбит из Кортнева, расположенного на берегу р. Осуги, и из находящихся в междуречье населенных пунктов Васильки, Логово. Заняв их, мы несколько улучшили позиции корпуса.

К исходу 8 августа обозначился успех и на участке соседнего 8-го танкового корпуса. Совместно с главными силами 251-й стрелковой дивизии его 93-я танковая и 8-я мотострелковая бригады подошли к восточному берегу Вазузы, прижав противника к реке, а их левофланговые подразделения начали переправляться на западный берег. Еще левее продвинулись вперед 31-я и 25-я танковые бригады из состава корпуса генерала Соломатина. Взаимодействуя с частями 331-й стрелковой дивизии, первая из них форсировала Вазузу в районе Хлепени, вторая переправилась через Гжать. В результате наши войска на этом участке достигли рубежа Хлепень — Климово — Попсуево, а несколько южнее продвинулись до Бургова.

Преодолел Гжать и 2-й гвардейский кавалерийский корпус, наступавший в полосе 354-й стрелковой дивизии. Продолжая действовать совместно с ней, он в ходе ожесточенных боев вышел к населенным пунктам Романово, Подъяблонки, Колокольня. Действовавшие [60] слева войска 20-й армии наступали в направлении Карманова, преодолевая упорное сопротивление врага.

Еще более напряженные бои развернулись 9 августа. Обе стороны ввели в бой все свои силы. Это был самый трудный день в ходе всего встречного сражения.

Наш 6-й танковый корпус, наступая по-прежнему совместно с частями 88-й стрелковой дивизии 31-й армии и 251-й стрелковой дивизии 20-й армии, с утра нанес сильный удар по противнику. Сломить его сопротивление удалось лишь нашим левофланговым частям. Но и это было немало. Развивая успех, корпус с пехотой в течение всего дня с тяжелыми боями продвигался вперед, главным образом вдоль р. Вазузы. К исходу дня мы вышли на рубеж Кортнево — Логово — Тростино — Печора, расширив плацдарм на западном берегу реки до 8–9 км по фронту до 3 км в глубину.

События этого дня на других участках полосы наступления имели своим последствием значительное усложнение задачи нашего корпуса. Чтобы представить это, необходимо хотя бы коротко рассказать о них.

9 августа успешно наступал и 8-й танковый корпус. Совместно с 331-й стрелковой дивизией он продвигался на запад, ведя встречные бои с частью сил немецких 1-й танковой и 6-й пехотной дивизий. Своими танками он также поддерживал наступление 2-го гвардейского кавкорпуса и 354-й стрелковой дивизии. Впрочем, здесь наши войска имели незначительное продвижение.

Особенно трудная обстановка сложилась на кармановском направлении. Там противник атаковал силами четырех дивизий — 2-й танковой, 36-й моторизованной, 78-й и 342-й пехотных. Противостоявшие им войска 20-й армии весь день вели встречные бои, но продвигались вперед лишь местами. В то же время на ряде участков противнику удалось их потеснить.

В целом результаты встречного сражения были благоприятными для войск правого крыла Западного фронта. Однако изменившееся в пользу противника соотношение сил ставило под вопрос успех дальнейшего наступления на Сычевку. Вместе с тем появление сильной вражеской группировки в районе Карманова угрожало левому флангу 20-й армии. Оно также осложнило условия для расширения фронтовой наступательной операции с участием располагавшихся левее 5-й и 33-й армий.

Руководствуясь этими соображениями, командование Западного фронта на исходе 9 августа приняло решение, предусматривавшее ряд мер по усилению войск, наступавших на кармановском направлении, с целью разгрома противостоявшей там группировки противника. В частности, на это направление перебрасывался и 8-й танковый корпус, передававшийся в подчинение 20-й армии. Ему было приказано сосредоточиться 10 августа в районе Подберезки, совместно с частями 8-го гвардейского стрелкового корпуса генерал-майора Ф. Д. Захарова нанести удар по левому флангу кармановской группировки врага и освободить районный центр Карманово.

Таким образом, 8-й танковый корпус был выведен из состава [61] подвижной группы. В ночь на 10 августа он передал 251-й стрелковой дивизии свой участок боевых действий в районе Игнатово — Голяково и начал выдвигаться на кармановское направление.

Вследствие этого ударная группировка, наступавшая на Сычевку, была ослаблена. В ее составе остался один танковый корпус — 6-й. В то же время ему по-прежнему ставилась активная задача — расширить плацдарм, овладев участком Подъяблонки — Чупятино. Если еще накануне на этом направлении наносили удар все бронетанковые силы фронтовой подвижной группы с 251-й, 331-й стрелковыми дивизиями и частью сил 354-й, то с 10 августа наступать предстояло лишь нашему танковому корпусу с одной 251-й стрелковой дивизией, причем оба соединения были уже ослаблены в предшествующих боях, особенно в ходе встречного сражения 6–9 августа. Что касается 331-й и 354-й, то им приказывалось закрепиться на достигнутых рубежах.

Итак, наступать на сычевском направлении предстояло лишь нашему корпусу с 251-й стрелковой дивизией. Сложность этой задачи не уменьшало и то, что противник после провала своего контрудара в направлении Погорелого Городища также перешел 10 августа к обороне. В его распоряжении был заранее оборудованный рубеж, который он в ночь на 10 августа и в последующие дни усиленными темпами продолжал укреплять. Наконец, и сам характер местности, как уже отмечалось, благоприятствовал обороняющимся.

В силу всего этого наши дальнейшие наступательные действия не привели к выходу на рубеж Подъяблонки — Чупятино. Правда, в течение первых трех дней мы, хотя и медленно, но продвигались вперед, в ожесточенных боях отвоевывая у противника буквально каждый метр земли. Однако 13 августа нас ждала новая неприятность.

В этот день враг крупными силами танков с пехотой нанес неожиданный удар со стороны Вишняково и Холм-Рогачевский по позициям 88-й стрелковой дивизии. В результате тяжелого боя ее части были вынуждены оставить не только Сады, но и Васильки. Дивизия закрепилась на участке восточнее Плющево — Пищалино — Лучково — Логово. При этом нашему 6-му танковому корпусу было приказано принять от нее участок, тянувшийся от последнего населенного пункта на юго-восток к р. Вазузе, и ударом в западном направлении вернуть вновь захваченную противником деревню Сады.

К тому времени фронтовая подвижная группа была расформирована, и вслед за 8-м танковым наш корпус, как и 2-й гвардейский кавалерийский, вошел в оперативное подчинение 20-й армии. С некоторым изменением разграничительной линии между нею и 31-й армией, по-видимому, и была связана передача нам указанного участка.

Теперь мы одновременно наступали и на юго-запад, и на запад. Противник оказывал упорное сопротивление, то и дело переходил в контратаки. Бои продолжались вплоть до 18 августа. К исходу этого дня 6-й танковый корпус и взаимодействовавшие с ним части 251-й стрелковой дивизии, ломая сопротивление врага, потеснили [62] его на обоих направлениях, форсировали Осугу на ряде участков и вели бои на рубеже Лучково — Сады — Зеваловка — Печора.

Противник, однако, продолжал усиливать сопротивление. В период с 19 по 22 августа он вновь предпринял контратаки крупными силами как на нашем участке, так и левее, в полосах 331-й и 354-й стрелковых дивизий. Против них действовала немецкая 1-я танковая дивизия, которой удалось потеснить обе наши дивизии. 331-я была вынуждена отойти к населенным пунктам Хлепень, Климово, Степаново, а 354-я — к Гребенкино, Подъяблонки, Колокольня.

Отбросить 6-й танковый корпус и 251-ю стрелковую дивизию в эти же дни пыталась 5-я танковая дивизия врага. Но успеха не имела. Напротив, в ходе новых ожесточенных боев нам удалось продвинуться вперед и расширить плацдарм к западу от Осуги до рубежа Сады — Пальцево — Киселево.

23 августа ознаменовалось двумя значительными событиями в полосе наступления правого крыла Западного фронта. В этот день 31-я армия освободила г. Зубцов, а 20-я армия во взаимодействии с частью сил 5-й армии — районный центр Карманово. Успеху сражавшихся там войск, несомненно, способствовали отвага и мужество личного состава соединений, действовавших на сычевском направлении и сковывавших в эти дни две из трех танковых и несколько пехотных дивизий противника.

Освобождением Карманова завершилась одна из первых летних наступательных операций Красной Армии — Погорело-Городищенская. Значение ее чрезвычайно велико, и не только потому, что уже тогда были наглядно опровергнуты утверждения гитлеровцев о якобы неспособности советских войск успешно наступать против вермахта в летний период. Являясь составной частью операции Калининского и Западного фронтов на ржевско-сычевском направлении, она внесла значительный вклад в нанесение тяжелых потерь врагу. В результате Ржевско-Сычевской операции противник оказался вынужден ввести в сражение предназначавшиеся для переброски под Сталинград три танковые и несколько пехотных дивизий. В их составе в результате августовских боев осталось менее трети живой силы и четвертая часть первоначального числа танков.

Не приходится и говорить, насколько важным итогом наступления советских войск на западном направлении явилось освобождение от оккупантов обширной территории и сотен населенных пунктов. С какой великой радостью встречали нас уцелевшие жители разграбленных и сожженных сел! Для них с приходом Красной Армии кончились ужасы фашистской оккупации. А наши воины, глядя на последствия хозяйничанья гитлеровцев, вновь и вновь давали клятву очистить родную землю от ненавистного врага.

* * *

В последние дни августа 6-й танковый корпус по приказу командования 20-й армии перешел к обороне. Противостоявшие нам вражеские войска понесли большие потери и не предпринимали попыток [63] вернуть утраченные позиции. Обе стороны вели разведку и бои местного значения. Временами вспыхивали короткие перестрелки. Словом, за эти дни, как сообщало тогда Совинформбюро в таких случаях, существенных изменений не произошло.

24 августа был получен приказ передать наш участок на плацдарме к западу от Вазузы 251-й стрелковой дивизии и вывести корпус через Буконтово, Бровцино в район Васютники — Коротово. Дело в том, что командование фронта приняло решение приостановить наступление на сычевском направлении и сосредоточить усилия для удара по вражеской группировке в районе р. Гжати, западнее Карманова. Туда и перебрасывался наш корпус.

Передав свой участок, корпус переправился на восточный берег Вазузы и сосредоточился в указанном районе. По плану командования 20-й армии нам предстояло 2 сентября совместно с 831-й и 354-й стрелковыми дивизиями прорвать вражескую оборону в междуречье Гжати и Вазузы на участке Бургово — Гончарово и к исходу дня овладеть районом Маринино — Киселево — Заболотье — Акулино. При этом танки корпуса приказывалось использовать для непосредственной поддержки пехоты.

В ночь накануне наступления мы вывели соединения корпуса на исходные позиции в районе Попсуево — Ольнино, где стрелковые части имели небольшой плацдарм за Гжатью. В первый эшелон были назначены 22-я и 100-я танковые бригады полковников И. П. Ермакова и Н. М. Иванова. Они должны были наступать соответственно с 331-й и 354-й стрелковыми дивизиями на Бургово, Романово. Второй эшелон составили 200-я танковая и 6-я мотострелковая бригады.

Утром 2 сентября после короткой артиллерийской подготовки наши войска пошли в атаку. Началась она успешно. В двухдневных боях танкисты прорвали первую и вторую позиции обороны, уничтожили свыше 1400 фашистских солдат и офицеров, 4 самолета, 10 танков, 4 минометные батареи, 32 противотанковых орудия и захватили большое число противотанковых ружей и стрелкового оружия {31}.

Однако танковые бригады оторвались от пехоты и вследствие этого закрепиться на достигнутом рубеже им не удалось. В то же время бригады подвергались непрерывным ударам вражеской авиации и понесли значительные потери в личном составе и материальной части. В бою был тяжело ранен и командир 22-й танковой бригады полковник И. П. Ермаков.

Оказавшись не в состоянии развить успех и преодолеть всю оборону противника (8–10 км), обе бригады были вынуждены 4 сентября отвести свои части на исходные позиции.

В последующие дни корпус был выведен из боя и вновь переброшен по приказу фронта на другое направление — под Зубцов, в полосу 31-й армии. Это было вызвано тем, что к западу от города [64] в районе Сохатино — Мартынове — Михеево противник сосредоточил крупные резервы и начал настойчиво контратаковать в направлении Зубцова. Требовалось не только укрепить оборону наших войск на данном фронте, но и активными действиями заставить врага отказаться от попыток вернуть утраченные позиции.

К этому времени левофланговая 29-я армия Калининского фронта была передана в состав Западного. Ей вместе с 31-й армией было приказано провести наступательную операцию с целью разгрома всей ржевской группировки противника. Боевой приказ фронта требовал от них совместными ударами окружить и уничтожить ее, освободив при этом г. Ржев. Начало операции было назначено на 8 сентября.

6-й танковый корпус передавался в оперативное подчинение 31-й армии. По приказу фронта он к утру 8 сентября сосредоточился в лесах южнее населенных пунктов Старый Березуй, Гнездилово, а в ночь на 9 сентября вышел на исходные позиции в районе юго-восточнее Михеево — Пульниково — Лесничено. Нам была поставлена задача войти в прорыв после достижения 164-й и 118-й стрелковыми дивизиями рубежа Белогурово — Черкасово, стремительно развить успех в северо-западном направлении и, не допуская отхода противника из Ржева на юго-запад, к исходу дня выйти в район Сбоево — Абрамцево — Турбачево{32}.

Прибыв на исходные позиции, мы узнали, что наступление перенесено на 9 сентября. Оно началось на рассвете после получасовой артиллерийской подготовки. И так как стрелковым дивизиям не удалось полностью осуществить прорыв вражеской обороны, то для его завершения в то же утро были введены в бой и части нашего корпуса.

Наступавшие в направлении Михеево подразделения 22-й и 100-й танковых бригад были встречены сильным огнем противника. Тогда вперед вырвались части 6-й мотострелковой бригады во главе с ее командиром полковником И. Т. Есипенко. Человек исключительной храбрости, герой гражданской войны, дважды награжденный почетным оружием за подвиги в боях, он лично вел в атаку своих воинов.

Прикрывая танкистов, они смелым броском ворвались на позиции гитлеровцев у Белогурово и Зубарево и уничтожили вражеских автоматчиков и истребителей танков.

При этом особо отличился сержант М. М. Морозов. Он первым ворвался в расположение противника и забросал гранатами ближайшие окопы. Находившиеся в них гитлеровцы были убиты. Затем к нему присоединились три наших бойца. Но в этот момент их попыталась окружить большая группа фашистов. Сержант Морозов и его товарищи открыли огонь из автоматов, расстреляв почти в упор 14 вражеских солдат и возглавлявшего их офицера. Остальные обратились в бегство, однако троих из них Морозов захватил в плен.

В коротком бою воины полковника И. Т. Есипенко при поддержке танков к 10 часам утра овладели обеими деревнями. [65]

Первой ворвалась в Белогурово рота лейтенанта А. А. Клинского из 6-й мотострелковой бригады. Одно из ее отделений под командой комсомольца сержанта И. М. Секачева смело атаковало огневую позицию фашистских пулеметчиков. Забросав ее гранатами, они вынудили врага бросить свои пулеметы и бежать. На месте схватки осталось 10 убитых гитлеровцев, в том числе один офицер. Кроме пулеметов, рота лейтенанта Клинского в этом бою захватила подбитый танк, склад оружия и боеприпасов, а также документы располагавшегося в деревне штаба вражеской части. Большая часть гарнизона противника была перебита, 13 гитлеровцев взяты в плен.

За мужество и отвагу, проявленные в этом бою, полковник И. Т. Есипенко, лейтенант А. А. Клинский, сержанты И. М. Секачев и М. М. Морозов были награждены орденом Красного Знамени. Высоких наград удостоились и многие другие воины корпуса.

В тот же день войска корпуса завязали бои за Михеево. За этот небольшой, но важный в тактическом отношении населенный пункт сражались части двух танковых и мотострелковой бригад. Это объяснялось тем, что все они после месяца с лишним непрерывных кровопролитных боев были немногочисленны. Немало воинов корпуса пало смертью храбрых в жестоких схватках с врагом, многие получили ранения и были эвакуированы в госпитали. Потеряли мы за этот месяц и более половины танков. Между тем противник особенно яростно цеплялся именно за Михеево, овладение которым открывало нам возможность для удара на Ржев с юго-востока.

9 сентября героями дня здесь были лейтенант А. Е. Гумен и его стрелковая рота из состава мотострелкового батальона 100-й танковой бригады. Трижды атаковали они врага и, наконец, сломили его сопротивление, уничтожив свыше 300 гитлеровцев и взяв в плен десятерых, в том числе 6 офицеров. Но и рота понесла большие потери. К тому времени, когда она ворвалась в Михеево, в ней осталось 22 боеспособных воина. Ранен был и лейтенант Гумен. Однако он остался на поле боя. Несмотря на свою малочисленность, отважная рота отбила две контратаки, предпринятые силами до 150 гитлеровцев с 5 танками, и продержалась до подхода наших танков и артиллерии.

На помощь своему михеевскому гарнизону немецко-фашистское командование выдвинуло по железной дороге бронепоезд. И он уже на всех парах приближался к тому пункту северо-восточнее Михеева, откуда мог вести огневой бой против наших атакующих танков. Но мы воспрепятствовали этому. Полковнику И. Т. Есипенко было приказано бросить один из его мотострелковых батальонов наперерез бронепоезду. В результате последний был остановлен в 3,5 км от своего пункта назначения и не смог оказать поддержку гарнизону, оборонявшемуся в Михеево.

10 сентября, когда мы еще вели бои за эту деревню, была получена телеграмма командующего Западным фронтом генерал-полковника И. С. Конева, который сменил генерала армии Г. К. Жукова на этом посту в конце августа. Телеграмма гласила: [66]

«Командиру 6-го танкового корпуса товарищу Гетману.

Отмечаю успешное начало действий вашего корпуса. Стремительным ударом вперед на Ржев бить врага смертельно, прочно закрепить завоеванное. Ни шагу назад! В результате боя за Ржев быть гвардейцами.

Конев»{33}.

Содержание телеграммы наши командиры и политработники уже во время боев за Михеево довели до всех воинов корпуса. И воодушевленный похвалой командующего фронтом личный состав танковых и мотострелковой бригад с новыми силами громил врага.

Храбро и умело сражались воины 100-й танковой бригады полковника Н. М. Иванова. Здесь, как и во всех частях корпуса, пример мужества и отваги показывали коммунисты и комсомольцы. Старший политрук Б. А. Поздняков, командовавший 1-м танковым батальоном этой бригады, в сложной обстановке организовал успешное отражение контратаки врага. Под ураганным огнем противника батальон прорвался в Михеево и удерживал деревню в течение 6 часов до подхода пехоты.

В этом бою погибли два наших танковых экипажа. Но неизмеримо больший урон был нанесен батальоном Б. А. Позднякова гитлеровцам. Он уничтожил до 600 фашистских солдат и офицеров, 5 танков, свыше 50 орудий, 35 блиндажей и дзотов.

Образцом бесстрашия и доблести стал для воинов командир одного из взводов этого батальона кандидат в члены партии лейтенант И. М. Арбузов. Он со своим экипажем уничтожил до 50 вражеских солдат и офицеров, 2 танка, 2 противотанковых орудия и 3 дзота. Следуя его примеру, весь взвод успешно громил фашистов. Например, экипаж под командой комсомольца младшего лейтенанта С. Г. Саркисянца на своей «тридцатьчетверке» ворвался на огневую позицию противотанковой батареи, огнем и гусеницами вывел из строя пять пушек и большую часть орудийной прислуги.

Заслуженной наградой старшему политруку Б. А. Позднякову, лейтенанту И. М. Арбузову, младшему лейтенанту С. Г. Саркисянцу и десяткам других воинов 100-й танковой бригады были боевые ордена.

Их с честью заслужили и многие экипажи 22-й танковой бригады, которой теперь командовал подполковник Н. Г. Веденичев. Из состава этой бригады особо отличились в боях за Михеево экипажи танков КВ старшего лейтенанта Е. М. Теплицкого и лейтенанта Г. С. Ярового. Первый из них, умело маневрируя на поле боя, подбил четыре танка противника. Еще более высоких результатов добился экипаж лейтенанта Г. С. Ярового. Он уничтожил четыре танка, самоходное орудие, броневик и до двух взводов вражеской пехоты. При этом четко и уверенно действовал командир орудия старшина А. Ф. Дмитриев.

К сожалению, нам не довелось участвовать во всех дальнейших боях за Ржев. Ввиду понесенных корпусом больших потерь, особенно [67] в материальной части, он был выведен 12 сентября в резерв фронта. Подбитые танки мы эвакуировали, а остававшиеся на ходу свели в одну бригаду — 100-ю. Вместе с соединениями 31-й армии она до конца месяца продолжала вести бои к западу от Зубцова, успешно отражая непрерывные контратаки врага. А в начале октября по распоряжению штаба фронта также была выведена из боя и присоединилась к корпусу, который в это время доукомплектовывался и вел боевую подготовку в районе ст. Шаховская.

Говоря о понесенных корпусом потерях в августовских и сентябрьских боях, нельзя не подчеркнуть вновь, что урон, причиненный нами противнику, был во много раз большим. За это время соединения и части корпуса уничтожили 4805 вражеских солдат и офицеров, 11 самолетов, 71 танк, 196 орудий разных калибров, 150 пулеметов{34}.

Что касается пленных и трофеев, то их число было сравнительно невелико вследствие исключительной ожесточенности боев. Обозленное нашим успешным наступлением, сорвавшим планы переброски резервов под Сталинград, немецко-фашистское командование предпринимало драконовские меры для того, чтобы его войска сражались до последнего солдата.

В этих условиях нам для овладения каждым населенным пунктом приходилось почти поголовно уничтожать противостоявшего врага. Вот почему число пленных гитлеровцев было тогда незначительным во всех наших наступавших армиях и корпусах. 6-м танковым корпусом, в частности, было взято в плен 85 солдат и офицеров противника, захвачено 7 исправных танков, 6 пушек, 41 пулемет и многое другое{35}.

В резерве корпус находился почти до конца ноября. Но уже 10 октября была получена директива фронта{36} на продолжение Ржевско-Сычевской наступательной операции. Из нее мы узнали, что должны готовиться к действиям в полосе 20-й армии. Корпус включался в состав подвижной группы, в которую вошли также 2-й гвардейский кавалерийский корпус и 1-я самокатно-мотоциклетная бригада. Нам вновь предстояло форсировать р. Вазузу, но теперь в районе севернее населенного пункта Хлепень, а затем наступать на ту самую Сычевку, к которой войска фронта не смогли прорваться в августе.

Соответственно предстоящей задаче была построена боевая подготовка личного состава, проводившаяся в октябре-ноябре. К этому времени прибыло пополнение, были отремонтированы участвовавшие в боях танки, поступила новая техника. Особенно радовали боевая молодежь, прибывшая на доукомплектование личного состава, и полученный почти целый эшелон замечательных танков Т-34. В результате теперь у нас было 85 «тридцатьчетверок», т. е. половина всех имевшихся танков. [68]

Прекрасные тактико-технические качества этой боевой машины сделали ее предметом восхищения и гордости наших танкистов. Создание ее еще в довоенный период было большим достижением советской танкостроительной промышленности, ее конструкторов, инженеров, рабочих. Танк Т-34 по всем показателям превосходил немецкий танк Т-IV. Имея примерно такое же вооружение, как у последнего, наша «тридцатьчетверка» весила около 30 т и развивала скорость до 55 км/час, а названный немецкий танк при весе 24 т мог пройти за час не более 40 км. При этом он имел менее прочную броню, чем Т-34. Наконец, еще одна особенность — большие углы наклона броневых листов корпуса намного снижали уязвимость «тридцатьчетверки».

Хорошо известно, что уже в первые месяцы войны наличие таких боевых машин на вооружении наших войск явилось большой неожиданностью для противника. Его танки не выдерживали единоборства с нашими «тридцатьчетверками». Но тогда у нас их было еще мало, так как производство этих танков началось лишь незадолго до начала войны. В дальнейшем оно непрерывно наращивалось, несмотря на трудности войны, в особенности эвакуацию заводов на восток страны. Значительные результаты в этом отношении были достигнуты к тому времени, о котором здесь рассказывается. Так, за 1942 г. при общем крупном увеличении производства военной техники в нашей стране выпуск танков, в числе которых большую половину составляли Т-34, в 3,7 раза превзошел уровень 1941 г.{37}

Конечно, этих цифр мы тогда не знали, но суть дела, состоявшая во все возраставшем потоке танков, прибывавших на фронт, была ясна. И поистине трудно найти слова, чтобы полностью передать глубокую благодарность, которую испытывали наши танкисты к самоотверженным труженикам тыла, давшим Красной Армии могучую боевую технику.

Принимая ее, воины корпуса давали клятву громить врага до полного его уничтожения. Вручение новых танков экипажам сопровождалось у нас митингами в частях и подразделениях, ставшими одним из важнейших элементов всей воспитательной работы среди личного состава в период подготовки к новой наступательной операции. Этой теме посвящались боевые листки, политбеседы, которые закономерно превращались в разговор о непрерывно возраставшей военной мощи социалистической Родины, о неизбежном поражении гитлеровской Германии.

А перед самым выдвижением в исходный район пришла радостная весть, вызвавшая бурное ликование воинов корпуса. В частях и подразделениях уже шли приготовления к предстоявшему маршу. И вдруг в репродукторах зазвучали позывные, обычно предшествовавшие важным новостям. А затем раздался хорошо знакомый голос Левитана, читавшего экстренное сообщение Совинформбюро. С радостным волнением мы узнали, что 19 ноября наши войска под [69] Сталинградом перешли в контрнаступление и окружили всю вражескую группировку в междуречье Дона и Волги.

В тот день нелегко было нашим командирам и политработникам. Им пришлось отвечать на бесчисленные вопросы бойцов. Всем хотелось больше узнать о битве под Сталинградом, о направлении ударов наших войск на юге. Многих волновало, удастся ли удержать фронт окружения, не вырвется ли враг из огромного кольца.

— Нет, теперь не ускользнет, — уверенно говорили бойцы.

В ход пошли все географические карты, какие только удалось достать, в том числе и школьные. Вокруг них группами собирались бойцы, с напряженным вниманием слушая пояснения командиров и политработников. В ходе беседы кто-нибудь обязательно вставлял:

— А ведь и мы немножко помогли сталинградцам...

И разговор переходил в новое русло.

Участники августовских и сентябрьских наступательных действий корпуса на правом крыле Западного фронта рассказывали молодому пополнению о боях на сычевском и гжатском направлениях, под Ржевом, о вражеских танковых, моторизованных и пехотных дивизиях, уже готовившихся к отправке под Сталинград, но перемолотых нашими войсками на западном направлении. Назывались имена героев этих боев, да и сами они рассказывали о жарких схватках с противником.

— А мы-то скоро ли пойдем в наступление? — допытывалась молодежь.

— Скоро, — отвечали бывалые воины, — по всему видать. Да и сталинградцам еще помочь надо — попридержать побольше гитлеровцев, не пустить их на выручку к Паулюсу.

Такое ясное понимание задачи было тогда широко распространенным в войсках западного направления. Что касается нашего корпуса, то уже несколько месяцев его воины жили мыслью о помощи защитникам Сталинграда своими боевыми действиями по оковыванию и разгрому вражеских резервов. Таков был и характер предстоявшей операции. Это ясно видно из воспоминаний Маршала Советского Союза Г. К. Жукова, который в это время был заместителем Верховного Главнокомандующего.

Так, рассказывая о том, что 13 ноября на заседании Государственного Комитета Обороны был утвержден план контрнаступления под Сталинградом, он писал: «Мы с А. М. Василевским обратили внимание Верховного на то, что немецкое главное командование, как только наступит тяжелое положение в районе Сталинграда и Северного Кавказа, вынуждено будет перебросить часть своих войск из других районов, в частности из района Вязьмы, на помощь южной группировке. Чтобы этого не случилось, необходимо срочно подготовить и провести наступательную операцию в районе севернее Вязьмы и в первую очередь разгромить немцев в районе Ржевского выступа... 17 ноября я был вызван в Ставку для разработки операции войск Калининского и Западного фронтов» {38}. [70]

Как видим, воины нашего корпуса правильно понимали свою основную задачу. И это было залогом их решительных и самоотверженных действий в ожидавшей нас трудной и сложной обстановке.

* * *

К 24 ноября 6-й танковый корпус выдвинулся со ст. Шаховская в исходный район Карамзино — Ильинское — Раково, расположенный к востоку от р. Вазузы. Места были знакомые. Несколько севернее мы форсировали эту речку в августе. Теперь она покрылась льдом. Но больших морозов пока не было — термометр показывал минус 5 градусов — и лед был тонкий, не более 18–20 см, способный выдержать лишь колесные машины. Следовательно, переправлять танки предстояло по наведенным саперами мостам.

Оказалось здесь много и других перемен. Правда, линия фронта за Вазузой осталась в основном прежней. Но на северном ее участке теперь стояла в обороне 102-я пехотная дивизия, а на южный были переброшены разбитая нами в свое время и затем доукомлектованная 5-я танковая, а также 78-я пехотная дивизии.

Противник основательно подготовился к зимней кампании. В штабе 20-й армии нас ознакомили с показаниями пленных и разведывательными данными, которые говорили о том, что личный состав вражеских войск, не в пример прошлой зиме, уже в начале ноября был снабжен теплым обмундированием, а все блиндажи и землянки обеспечены железными печками. Что касается обороны, то гитлеровцы успели сильно укрепить ее. На всех вероятных направлениях ударов советских войск они установили от 2 до 4 рядов мин. Наиболее укрепленной оказалась полоса предстоявшего наступления нашей подвижной группы, тянувшаяся от Кортнева до населенного пункта Хлепень.

К западу от этой линии противник превратил в мощные опорные пункты деревни Холм-Березуйский, Гредякино, Кобылино, Зеваловку, Пруды и Хлепень. Здесь он отрыл сплошные траншеи, а для ведения огня вдоль них создал систему дзотов, в которых устанавливались огневые средства. Таким образом, подходы к последним постоянно находились под прицельным огнем минометов и пулеметов. А пространство впереди и по сторонам дзотов было сплошь минировано.

Прорыв обороны был возложен на стрелковые дивизии 20-й армии, после чего намечалось ввести в бой подвижную группу. Возглавивший ее командир 2-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-майор В. В. Крюков построил войска для ввода в прорыв в два эшелона. Первый составили 6-й танковый корпус и 1-я самокатно-мотоциклетная бригада, второй — дивизии кавкорпуса.

Директивой фронта задача нашего корпуса была сформулирована так: «6-му танковому корпусу с 1-й самокатно-мотоциклетной бригадой из района Григорьево, Тимонино, Зеваловка нанести удар в направлении Вязовка, Барсуки, Колодня с задачей во взаимодействии с 20-й армией ударом с юго-запада овладеть Сычевкой и не [71] допустить подхода к Сычевке резервов противника... В ночь перед атакой выйти на р. Вазузу» {39}.

В ночь на 15 ноября погода резко изменилась. Подул сильный юго-западный ветер. Он пригнал тяжелые серые тучи. Начался снегопад, продолжавшийся и на рассвете, когда вся артиллерия 20-й армии открыла огонь по вражеской обороне. Крупные хлопья снега слепили глаза. В довершение ко всему началась пурга. Видимость была не далее 20 м. Артиллеристы пытались разглядеть места разрывов своих снарядов, но тщетно. Орудия продолжали вести огонь, однако уже не по целям, а по площадям.

Поэтому результаты артиллерийской подготовки, хотя она и длилась полтора часа, были незначительными. Это стало ясно сразу же после того, как в 9 часов 20 минут наша пехота пошла в атаку и по всему фронту от Васильков до Борщевки противник оказал сильное огневое сопротивление.

В этот день вражеская оборона была прорвана лишь в центре полосы наступления, на рубеже Зеваловка — Пруды.

Здесь и было решено ввести 6-й танковый корпус в прорыв. Он получил приказ сосредоточить свои силы в ночь на 26 ноября в новом районе: 22-ю танковую и 6-ю мотострелковую бригады — восточнее Кузнечихи, 200-ю — юго-восточнее этого же населенного пункта, а 100-ю — северо-восточнее деревни Пруды. Совершив марш в указанный район, корпус во главе с Героем Советского Союза полковником П. М. Арманом{40} в середине дня 26 ноября был введен в бой.

Сразу же оказалось, что частям корпуса нужно совместно с пехотой допрорывать вражескую оборону. И они с честью выполнили эту задачу.

До поздней ночи во всей полосе наступления корпуса шли крайне ожесточенные бои. Гитлеровцы оборонялись с исключительным упорством. Впоследствии из показаний пленных фашистских солдат стало известно, что в течение длительного времени войска противника на этом направлении подвергались усиленной психологической обработке. «Нам объяснили, — рассказал пленный обер-ефрейтор, — что надо обороняться из всех сил, так как если Ржевская железная дорога будет захвачена русскими, немецкой армии придется удирать до Смоленска, а тогда русские солдаты наверняка будут в Берлине» {41}.

Замечу, что при весьма примитивном характере этого предостережения оно, как известно, полностью сбылось, но лишь два с половиной года спустя. Потребовалось много времени и сил, огромные жертвы для того, чтобы в ходе целого ряда больших и малых операций Красной Армии, поддерживаемой всем советским народом, окончательно [72] сломать военную машину гитлеровской Германии, разгромить на суше, на море и в воздухе ее вооруженные силы и добить врага в его собственном логове.

Одной из таких операций советских войск была и описываемая здесь операция, сравнительно небольшая по масштабам, но имевшая существенное значение как для улучшения наших позиций на западном направлении, так и особенно для воспрепятствования переброске вражеских сил на выручку окруженным под Сталинградом.

Решительность целей этой наступательной операции, с одной стороны, и тщательно подготовленная оборона противника, а также его исключительно упорное сопротивление — с другой, определили крайнюю ожесточенность боев 26 ноября.

Гитлеровцы несли огромный урон, но и нашим войскам они причиняли тяжелые потери, цепляясь за каждый клочок земли, за каждый деревенский дом.

И все же сильнее оказалась воля наших воинов к победе, их величайшая самоотверженность и не знающая границ отвага. В кровопролитных схватках с врагом редели боевые порядки наступающих, все меньше танков оставалось в строю. Но шаг за шагом войска корпуса неуклонно продвигались вперед. Вот уже части противника выбиты из деревни Холм-Березуйский и почти полностью уничтожены. Овладев этим населенным пунктом, 6-я мотострелковая бригада, которой вместо убывшего на другую должность полковника И. Т. Есипенко командовал старший батальонный комиссар Е. Ф. Рыбалко, повернула на юг.

В это время 22-я танковая бригада прорвалась далеко к западу от оси наступления 6-й мотострелковой бригады. Танкисты стремительно атаковали Большое и Малое Кропотово. Особенно сильный гарнизон оборонялся в первой из этих деревень. Дома, из которых давно были выгнаны местные жители, гитлеровцы превратили в сплошную линию огневых точек. За каждым укрытием наступающих подстерегали истребители танков.

Однако к исходу дня обе деревни были заняты 22-й танковой бригадой, а ее 2-й танковый батальон под командованием капитана М. С. Пинского не только овладел расположенной юго-западнее Березовкой, но и с боем прорвался через железную дорогу Ржев — Сычевка на подступы к деревне Ложки.

Столь же яростное сопротивление встретили и две другие бригады корпуса. Но и они с боями продвигались вперед. 200-я танковая бригада овладела Гриневкой, 100-я — Подосиновкой. Оборонявшиеся там вражеские войска частью были уничтожены, а частью, так и не выдержав натиска советских воинов, несмотря на запрет отступать, отошли к западу от этих населенных пунктов.

Первый успех нелегко достался 6-му танковому корпусу. Разгромив противостоявшего врага, он и сам потерял до 50% личного состава и танков. Особенно много было раненых, которых нужно было эвакуировать для лечения. Требовалось пополнить боеприпасы и запас горючего, подготовиться к дальнейшей борьбе с противником, [73] который в связи с подходом резервов вновь резко усилил сопротивление. Вследствие этого корпус перешел 27 ноября к обороне.

К тому времени противник усиленно перебрасывал к участку прорыва части 27-го армейского корпуса из района Ржева и 39-го танкового корпуса со стороны Сычевки. Они, судя по всем признакам, готовились нанести контрудар. Но не успели.

28 ноября 6-й танковый корпус оставшимися силами снова перешел в наступление. Совместно с ним действовала 1-я самокатно-мотоциклетная бригада. С рубежа 100-й танковой бригады северо-западнее Подосиновки наносил удар также 2-й гвардейский кавалерийский корпус.

Вновь завязались напряженные бои. К ночи 22-я и 200-я танковые бригады с частью сил 6-й мотострелковой бригады, сломив сопротивление противника, прорвались на запад, перерезали железную дорогу Ржев — Сычевка и достигли Соустово, Ложки, Азарово, Никишино, Филиппово. Вместе с ними сюда вышли 1-я самокатно-мотоциклетная бригада и часть сил кавкорпуса. У деревни Ложки к 22-й танковой бригаде присоединился и батальон капитана М. С. Пинского. Овладев названными населенными пунктами, части корпуса истребили оборонявшиеся здесь вражеские гарнизоны, разгромили штабы трех частей из состава немецкой 9-й армии, захватили крупные склады с военным имуществом и техникой. В этих боях они уничтожили также два артиллерийских полка противника — один на огневых позициях, а другой на марше.

Но и в обеих танковых бригадах осталось в строю немного танков. С ними были до батальона 6-й мотострелковой, остатки 1-й самокатно-мотоциклетной бригад и отдельные кавалерийские части. К исходу 28 ноября они достигли рубежа Соустово — Азарово, где были встречены подошедшими вражескими танками с пехотой. Одновременно с севера нависла группа войск 27-го армейского корпуса, а с юга подошли части 39-го танкового корпуса противника.

Нанеся удар с двух сторон по флангам и в тыл нашей прорвавшейся группировке, они закрыли пробитую ею брешь в фашистской обороне на участке Ложки — Никишино. Противник захватил также ряд населенных пунктов к востоку от этого рубежа, в том числе Малое Кропотово.

Немногочисленные и ослабленные в боях части 6-го танкового, 2-го гвардейского кавалерийского корпусов и 1-й самокатно-мотоциклетной бригады оказались отрезанными от остальных наступающих войск Западного фронта. Были исчерпаны запасы продовольствия. Кончались боеприпасы и горючее. Была предпринята попытка организовать снабжение окруженных, но она не увенчалась успехом. Тогда командование 6-го танкового корпуса, находившееся вне вражеского кольца, приняло решение пробиться к отрезанным частям для руководства их дальнейшими действиями.

Утром 29 ноября бригадный комиссар П. Г. Гришин послал следующее донесение Военному совету Западного фронта:

«В ночь на 29 ноября перебросить тылы не удалось. Сами на танках перебрались к своим в лес, что юго-западнее Ложки. У личного [74] состава продукты кончились, горючее и боеприпасы на исходе. Прошу ускорить расчистку проходов для тылов или подать необходимое воздухом. Части захватили большие трофеи, в том числе самолет.

Гришин» {42}.

По приказу командующего фронтом окруженные части на рассвете 30 ноября предприняли атаку с целью прорвать кольцо в районе Малое Кропотово. Чтобы помочь им, был нанесен одновременный удар наших войск, наступавших с востока. Но пробиться к названной деревне удалось лишь окруженным. Овладев ею и отбивая непрерывные атаки врага, они удерживали ее до 16 часов. Однако наступающие с востока так и не смогли сюда прорваться.

Гитлеровцы же, подтянув резервы, с новыми силами атаковали Малое Кропотово.

Командование 6-го танкового корпуса приняло решение оставить эту деревню и пробиваться из окружения севернее, в направлении Большое Кропотово. В ночь на 30 ноября наши воины, изнуренные многодневными неравными боями, но охваченные единым порывом, непреклонной решимостью прорвать вражеское кольцо, нанесли неожиданный удар на северо-восток. Одновременно им навстречу из района Большое Кропотово наступали части 100-й танковой бригады с пехотой.

В ночной тьме вспыхнул ожесточенный бой. Перевес сил был на стороне противника. К тому же у прорывающихся войск были уже последние остатки боеприпасов. В этом тяжелом бою смертью храбрых пали десятки наших воинов и в их числе возглавившие атаку командиры 200-й танковой и 6-й мотострелковой бригад Герой Советского Союза подполковник В. П. Винокуров и старший батальонный комиссар Е. Ф. Рыбалко.

Но еще большие потери понес противник. Его части, составлявшие фронт окружения на этом рубеже, были полностью уничтожены, и к утру 30 ноября прорыв был успешно завершен. Впоследствии в захваченных документах штаба группы армий «Центр» было обнаружено следующее донесение об этих боях: «27-й армейский корпус... Во время вражеской атаки западнее Большое Кропотово, предпринятой во взаимодействии с окруженной группой противника, последняя пробилась через заслон на восток» {43}.

6-й танковый корпус после выхода его частей из окружения был выведен в район Буконтово — Козлово — Гребенкино. Здесь в течение 10 дней он доукомплектовывался. Ремонтировались и восстанавливались подбитые танки, прибыла и часть новых. Однако завершить доукомплектование ни личным составом, ни техникой не удалось.

К 11 декабря корпус имел 100 танков, в том числе 7 КВ, 64 «тридцатьчетверки», 12 Т-70 и 17 Т-60. Они были в основном сосредоточены в 22-й и 100-й бригадах. В 6-й мотострелковой бригаде (ею теперь командовал подполковник И. И. Равранский) было всего [75] лишь 170 активных штыков. Однако в этот день корпус вновь был введен в бой. Ему была поставлена задача прорвать совместно со стрелковыми войсками 20-й армии оборону противника на участке Большое Кропотово — Малое Кропотово и вывести пехоту на рубеж Ложки — Белохвостово. В дальнейшем он должен был во взаимодействии с 2-м гвардейским кавалерийским корпусом выйти в леса южнее Макруши в готовности для действий в северо-западном направлении.

Наступление, таким образом, велось в том же направлении, что и в конце ноября. Однако на этот раз оно не имело успеха, так как осуществлялось меньшими силами, в то время как противник продолжал подтягивать резервы, в том числе свежую 9-ю танковую дивизию.

В 11 часов утра с исходных позиций в районе Никоново — Аристове перешли в атаку 22-я и 100-я танковые бригады. Первой из них удалось выйти несколько западнее деревни Малое Кропотово, но без отставшей пехоты. Здесь огневой бой продолжался до наступления темноты, после чего бригада, контратакованная превосходящими силами противника, была вынуждена отойти на исходные позиции. Сюда же одновременно отошла 100-я танковая бригада со сводным батальоном 6-й мотострелковой, которая в течение дня пела столь же безуспешный бой за Подосиновку.

200-я танковая бригада лишь к 15 часам 11 декабря получила танки, да и то немного — 23. Приняв и подготовив их к боевым действиям, она вышла на исходные позиции корпуса и совместно с остальными его соединениями вела в районе Большое и Малое Кропотово — Аристове — Подосиновка — Березовка многодневные бои.

К 1 января 1943 г. фронт на этом участке стабилизовался, и корпус был вновь выведен в район ст. Шаховская.

Хотя в ходе наступательных действий части сил Калининского и Западного фронтов Ржевский выступ не был ликвидирован, тем не менее они сыграли важную роль в осенне-зимних операциях Красной Армии в 1942 г. Особенно встревожил немецко-фашистское командование прорыв наших войск к железной дороге Ржев — Вязьма. Чтобы восстановить положение на участке наступления части сил двух фронтов, оно было вынуждено перебросить сюда до 12 дивизий из своего резерва{44}.

Большая их часть предназначалась для действий на сталинградском направлении, но оказалась скованной войсками Калининского и Западного фронтов. «Прорыв, — писал впоследствии бывший гитлеровский генерал К. Типпельскирх, — удалось предотвратить только тем, что три танковые и несколько пехотных дивизий, которые уже готовили к переброске на южный фронт, были задержаны и введены сначала для локализации прорыва, а затем и для контрудара» {45}. [76]

В этих боях значительная часть вражеских резервный дивизий была разгромлена, что были вынуждены признать позднее и гитлеровские генералы. Один из них, генерал-лейтенант З. Вестфаль, например, говоря о периоде Сталинградской битвы, писал: «В это время на центральном участке фронта (советско-германского. — А. Г.) приходилось отражать сильные контратаки русских, с помощью которых русское командование стремилось уменьшить наше давление на юге. В ходе этих оборонительных боев мы понесли тяжелые потери...»{46}.

Немалый вклад в разгром резервов противника внес и 6-й танковый корпус. Выше уже приводились некоторые данные об итогах отдельных боев. В целом же за период с августа по декабрь 1942 г. войска корпуса уничтожили 11 250 вражеских солдат и офицеров, 31 самолет, 187 танков, 12 бронемашин, 257 артиллерийских орудий, 77 минометов и много другого вооружения и техники{47}.

* * *

Личный состав корпуса показал в этих боях свою беспредельную преданность социалистической Родине, Коммунистической партии. Первыми шли в атаку коммунисты и комсомольцы, показывая пример доблести и отваги всем воинам. Хорошую выучку и бесстрашие в схватках с врагом проявили прибывшие на пополнение молодые танкисты, которых нередко почти сразу же посылали в бой. Воины корпуса считали честью для себя идти в бой со знаменем московского комсомола. Его от начала до конца наступления достойно пронесли сквозь все бои комсомольцы лучшей роты 2-го батальона 22-й танковой бригады.

Высоких правительственных наград за проявленные доблесть и геройство были удостоены около 700 бойцов, командиров и политработников корпуса. Прибывшая вновь делегация комсомола вручила многим воинам почетные грамоты и ценные именные подарки с надписью «Герою Отечественной войны с немецко-фашистскими захватчиками от ЦК ВЛКСМ».

Нельзя не отметить и недостатки в боевых действиях корпуса. Так как это был один из первых опытов боев крупных танковых соединений, поэтому имели место и ошибки.

Наступление велось на укрепленные позиции, занятые танковыми войсками противника, в условиях лесисто-болотистой местности и сложной метеорологической обстановки. И то и другое благоприятствовало противнику. У нас же отсутствовали должное взаимодействие с пехотой и надежное артиллерийское и авиационное обеспечение. Пехота отставала от танков. Недостаточно было организовано подавление опорных пунктов противника, особенно его противотанковых средств, огнем артиллерии и ударами авиации. Это приводило к тому, что танковые бригады несли большие потери. [77]

Корпус, как уже говорилось, не имел своей артиллерии, за исключением истребительно-противотанкового полка. Слабы были наши средства разведки и связи, что отрицательно сказывалось на управлении войсками. Наконец, стремление командования фронта и армии использовать корпус несколько раз на одном и том же направлении или с небольшим маневром не всегда оправдывалось обстановкой. Все это во многом затрудняло выполнение задач.

В то же время опыт боев под Ржевом и Сычевкой сыграл существенную роль в дальнейшем совершенствовании искусства боевого применения крупных танковых соединений и объединений. Мы и сами почувствовали это вскоре, весной, а особенно летом 1943 г., когда корпусу выпала честь участвовать в великой Курской битве. [78]