«Немой бой»
1. Борьба за переход эскадры на сторону революции
Одним из наиболее сложных вопросов революционной теории является вопрос о тактике привлечения правительственных войск. Встреча «Потемкина» с царской эскадрой («немой бой») дает один из примеров решения этого вопроса. Задача данного исследования заключается в выяснении причин, по которым эскадра не выполнила план «Централки» и не присоединилась к «Потемкину», в освещении тактики восставших при встрече с эскадрой и влияния событий на дальнейший ход восстания. Для этого необходимо прежде всего выявить с возможной полнотой события «немого боя», положение и расстановку сил на кораблях эскадры.
Царское правительство, узнав о восстании на «Потемкине» и его приходе в бастующую Одессу, приказало командующему Одесским военным округом подавить выступление любой ценой. Одновременно командование Черноморского флота принимало для этого свои меры. Младший флагман контр-адмирал Ф. Ф. Вишневецкий днем 15 июня вызвал командиров группы кораблей и приказал им готовиться к походу против «Потемкина». В ответ командиры заявили, что экипажи ненадежны и рассчитывать можно лишь на кондуктóров. Только командиры броненосцев «Три Святителя» И. А. Веницкий и «Двенадцать Апостолов» М. Н. Коландс поручились за свои команды. Причем М. Н. Коландс вызвался потопить «Потемкин» [87] таранным ударом или, сблизившись вплотную, взорваться вместе с ним{229}.
В 1 час ночи 16 июня из Севастополя в Одессу под флагом контр-адмирала Ф. Ф. Вишневецкого вышла эскадра в составе броненосцев «Три Святителя», «Георгий Победоносец», «Двенадцать Апостолов», минного крейсера «Казарский» и миноносок № 255, 258, 272 и 273. Перед уходом с них списали на берег находившихся под подозрением и политически неблагонадежных матросов. Например, с «Георгия Победоносца» списали, по неполным данным, 22 человека. По воспоминаниям М. Л. Волгина, на броненосце «Двенадцать Апостолов» сознательных матросов осталось 5–7% от всей команды{230}. Эти впервые приводимые данные имеют важное значение для характеристики положения на эскадре, правильного освещения хода и результатов «немого боя».
В морском министерстве узнали о «Потемкине» 15 июня в 13 часов. Управляющий министерством адмирал Ф. К. Авелан немедленно вышел с докладом к Николаю II. На докладе царь наложил следующую резолюцию: «Где находится главный командир? Уверен, что ему удастся справиться с бунтом и жестоко наказать возмутившуюся команду». При этом он подчеркнул слова «уверен» и «жестоко наказать». Вечером Николай II направил телеграмму командующему Одесским военным округом с требованием «принять немедленно самые жестокие и решительные меры к подавлению восстания как на «Потемкине», так и среди населения порта». В свой дневник царь записал: «Получил ошеломляющее известие из Одессы о том, что команда пришедшего туда броненосца «Князь Потемкин-Таврический» взбунтовалась, перебила офицеров и овладела судном, угрожая беспорядками в городе! Просто не верится!» Испытывая ненависть к восставшим, Николай Кровавый начал лично разрабатывать проекты примерной казни «бунтовщиков» на Воронцовском молу в Одессе перед всем Черноморским флотом и Одесским гарнизоном {231}.
Управляющий морским министерством направил срочную телеграмму старшему флагману Черноморской флотской дивизии вице-адмиралу А. X. Кригеру: «Следуйте немедленно со всей эскадрой и минными судами в Одессу. Предложите команде «Потемкина» покориться, если получите отказ, то немедленно потопите [88] броненосец двумя минами с миноносцев, которые приготовить раньше, дабы не дать возможности «Потемкину» успеть открыть огонь по городу и судам. Спасающуюся команду «Потемкина», если будет сопротивляться, расстреливать, а остальных сдавать командующему войсками для заключения под стражу» {232}.
Утром 16 июня командующий Черноморским флотом вице-адмирал Г. П. Чухнин, находившийся в Петербурге, был вызван к царю для личной беседы. Содержание ее неизвестно. Вероятно, царь настаивал на скорейшем подавлении восстания и требовал не останавливаться даже перед потоплением «Потемкина» {233}.
В тот же день Севастополь, Николаев и Эриванская губерния были объявлены на военном положении {234}. В Севастополе вице-адмирал А. X. Кригер, получив вышеприведенную телеграмму Ф. К. Авелана, стал готовить против «Потемкина» вторую эскадру. 17 июня около 19 часов из Севастополя вышли эскадренные броненосцы «Ростислав» под флагом А. X. Кригера, «Синоп» и контрминоносцы «Строгий» и «Свирепый» {235}.
Тем временем одесские власти слали в Петербург одну телеграмму за другой с тревожными сообщениями: «Потемкин» пустил снаряды», «Шлюпки подвозят толпе оружие», «Вызваны еще три полка артиллерии» {236}.
Морской министр Ф. К. Авелан и начальник штаба Черноморского флота контр-адмирал М. А. Данилевский сообщили в Одессу о выходе двух эскадр и просили приготовить войска для ареста потемкинцев на берегу, так как флот имеет полномочия потопить мятежников {237}.
В Севастополе остались лишь броненосцы «Чесма» и «Екатерина II». На последнем, как уже упоминалось, еще 14 июня, во время вечерней молитвы, произошло стихийное возмущение команды. Матросы потребовали улучшить бытовые условия. Командир капитан первого ранга А. К. Дриженко бежал от разгневанных матросов, и офицерам едва удалось их успокоить. На следующий день контр-адмирал Ф. Ф. Вишневецкий приказал «Екатерине II» приготовиться к походу. Командир броненосца, не рискуя выходить с таким экипажем против «Потемкина», распорядился срочно разобрать машину. Адмиралу он ответил, что машина [89] неисправна и, кроме того, не хватает угля {238}. Таким образом, «Екатерина II» осталась в Севастополе вместе с «Чесмой», команда которой также считалась политически неблагонадежной. Исключение из операции «Екатерины II» — самого революционного броненосца с наиболее крепкой и многочисленной социал-демократической организацией, — несомненно, оказало большое влияние на исход восстания «Потемкина». Общая обстановка на флоте была настолько накалена, что социал-демократам «Екатерины II» не удалось удержать команду от преждевременной вспышки. Этим была значительно снижена возможность выполнения планов «Централки» о восстании всего Черноморского флота.
Отряд Вишневецкого в 17 часов 20 минут подошел к Тендре, и контр-адмирал вызвал командиров кораблей на совещание. Он заявил им, что рассчитывает обойтись без боя и взять мятежников измором, поскольку одесские власти получили приказ не допускать снабжения «Потемкина». Затем Вишневецкий добавил, что миноносцы должны приготовиться к торпедной атаке и, если представится возможность, атаковать «Потемкин». В заключение он раздал командирам копии своего приказа, в котором сообщалось о потемкинском «бунте» и объявлялась задача похода. Около 19 часов этот приказ зачитали командам всех кораблей{239}.
Матросы эскадры узнали о «Потемкине» раньше. Например, команда «Георгия Победоносца» ночью во время похода оживленно обсуждала события. Моряки неоднократно обращались к своим начальникам с вопросом: «Правда ли, что мы идем усмирять взбунтовавшуюся команду «Потемкина», который стоит теперь в Одессе?» {240} Машинный квартирмейстер П. Гуляев еще до приказа Вишневецкого открыто заявил офицерам об отказе команды стрелять в «Потемкин»{241}. После прочтения адмиральского приказа и обращения командира «Георгия Победоносца» И. Е. Гузевича к команде с призывом «исполнить свой долг» только 50–60 человек, по наблюдению поручика Фармаковского, ответили «постараемся», остальные молчали. О том же свидетельствует в своих воспоминаниях матрос Н. Ф. Безбах {242}. Революционно настроенные моряки убеждали комендоров не стрелять в «Потемкин»{243}. В результате те заявили, что не [90] будут наводить орудия на восставшие корабли. Боцман «Георгия Победоносца» А. А. Воронов предупредил команду «Двенадцати Апостолов», что если она будет стрелять в «Потемкин», то по их броненосцу откроет огонь вся эскадра{244}. И. Е. Гузевич, видя настроение команды, уверял ее, что боя с «Потемкиным» не будет {245}.
Во время стоянки на Тендре революционно настроенные моряки броненосца «Двенадцать Апостолов» вместе со старшим инженером-механиком Герасимовым собрались на сходку в машинном отделении. Герасимов сообщил им о намерении командира корабля М. Н. Коландса таранить и взорвать «Потемкин». Моряки решили сорвать замысел командира. К ним присоединился мичман Гофман. Он сказал, что поставит у штурвала матроса Филеева, который не даст «Двенадцати Апостолам» таранить «Потемкин» {246}.
На минном крейсере «Казарский» к моменту встречи с «Потемкиным» траверзный аппарат был заряжен боевой торпедой{247}. Но командир крейсера капитан второго ранга В. К. Ревелиоти даже не пытался атаковать броненосец.
Возможно, и на других кораблях матросы с сочувствием встретили известие о «Потемкине», и именно поэтому, несмотря на приказ срочно подавить восстание, царский адмирал не решился на открытый бой с восставшим броненосцем.
Аналогично были настроены команды кораблей эскадры А. X. Кригера. Однако в отличие от первой эскадры большинство матросов до объявления приказа старшего флагмана не сразу поверили в возможность восстания на «Потемкине». Причина заключалась, вероятно, в следующем. Как известно, еще перед выходом «Потемкина» на Тендру со всех кораблей списали на берег неблагонадежных матросов. Возможно, перед походом на кораблях эскадры Кригера провели дополнительную чистку, как и на кораблях Вишневецкого. В результате их революционные организации оказались чрезвычайно ослаблены. Например, на флагманском броненосце «Ростислав» осталось только десять социал-демократов. В невероятно трудных условиях они вели среди новобранцев открытую агитацию за присоединение к «Потемкину», им удалось убедить молодых матросов в достоверности известий о восстании. Новобранцы отказались действовать [91] против «Потемкина». На миноносце «Свирепый» революционно настроенные моряки по инициативе члена «Централки» большевика Ф. Г. Мартыненко испортили торпеды {248}.
Опасаясь перехода команд на сторону потемкинцев, контр-адмирал Ф. Ф. Вишневецкий стоял на Тендре в полной нерешительности. А между тем одесские власти ждали эскадру с 15 часов. Только надеждой на ее приход и можно объяснить отказ командующего войсками принять ультиматум потемкинцев после обстрела города. Но контр-адмирал не спешил. В 19 часов 55 минут он послал в Одессу миноноски № 255 и 258 с задачей разведать местоположение «Потемкина». Около 21 часа Вишневецкий направил командиру Одесского порта генерал-майору В. П. Перелешину телеграмму с извещением о приходе и запросил данные о месте стоянки и настроении команды восставшего броненосца. Командующий войсками генерал С. В. Каханов послал Ф. Ф. Вишневецкому необходимые сведения с просьбой прибыть в Одессу возможно скорее. Одновременно он отправил телеграмму адмиралу Г. П. Чухнину с просьбой поторопить Ф. Ф. Вишневецкого {249}.
На следующий день, 17 июня, в 4 часа 10 минут эскадра Вишневецкого снялась с якоря и пошла в Одессу. Но в 4 часа 45 минут она остановилась, чтобы встретить вернувшиеся из Одессы миноноски № 255 и 258. В 4 часа 50 минут миноноски подошли к «Трем Святителям» и сообщили о результатах разведки. В 5 часов 25 минут контр-адмирал отдал приказ о продолжении похода. Эскадра легла курсом на Одесский маяк. Корабли медленно шли восьмиузловым ходом{250}: контр-адмирал так боялся восставших, что всемерно затягивал встречу с «Потемкиным».
Потемкинцы ждали эскадру всю ночь. Стояли на постах — сигнальщики. Сильный прожектор освещал горизонт и подходы к порту. За несколько часов до прихода эскадры на «Потемкине» перехватили радиограмму неизвестного корабля, в которой сообщалось о месте стоянки мятежного броненосца. Матросы начали готовиться к встрече с эскадрой. Для уточнения боевой готовности избрали особую комиссию из нескольких специалистов. Она обследовала все отсеки и боевые части корабля. «Потемкин» был полностью готов к бою. Не хватало только угля для [92] прожекторов, и за ним решили послать в город{251}.
До сих пор остается неясным вопрос об избранной потемкинцами тактике встречи с эскадрой. К. И. Фельдман предлагал остановить ее на горизонте, передав приказ стать на якорь, затем послать миноноску для ареста офицеров, а встретив отказ, открыть огонь по кораблям. Ему возражали другие члены комиссии во главе с А. П. Березовским. Они были уверены, что матросы эскадры первыми не выпустят в «Потемкин» ни одного снаряда. А если их броненосец сам начнет бой, то некоторые комендоры могут ответить, и тогда огонь подхватит вся эскадра. Неизвестно, к какой точке зрения пришла комиссия. У А. П. Березовского об этом не сказано. А. М. Коваленко и К. М. Перелыгин настаивают на поддержании второго мнения. К. И. Фельдман пишет, что прошло его предложение, хотя впоследствии он и понял его ошибочность. Вероятнее всего, правы А. М. Коваленко и К. М. Перелыгин, поскольку потемкинцы именно так и поступили. По воспоминаниям А. М. Коваленко и показаниям А. С. Галенко, комиссия решила начать бой только в случае явно враждебных действий со стороны эскадры, а если исход боя окажется роковым для «Потемкина», взорвать броненосец и погибнуть вместе с ним. «Такое решение, — рассказывает А. М. Коваленко, — сейчас же было сообщено всей команде, которая единодушно одобрила его». Члену Одесского комитета большевиков И. П. Лазареву комиссия поручила при встрече с эскадрой наблюдать за действиями прапорщика Д. П. Алексеева, чтобы не допустить предательства с его стороны{252}.
Ранним утром потемкинцы перехватили радиограмму: «Ясно вижу. «Ростислав», а затем вторую: «Мы телеграфируем вам на расстоянии 5...» Эскадра была близка. Потемкинцы решили произвести разведку. Они нашли в порту новенький теплоход — ледокольное судно «Смелый» со скоростью 20 узлов. Командовал им капитан В. А. Кривоходкин. Он согласился помочь потемкинцам. Около 7 часов на «Смелом» отправились в разведку к Тендре 12 потемкинцев во главе с Е. К. Резниченко. Через десять минут они обнаружили эскадру Вишневецкого. В поисках кораблей Кригера Резниченко решил пройти мористее, но его заметили и дали сигнал остановиться. Теплоход продолжал следовать прежним курсом, не обращая [93] внимания на миноносец, начавший погоню за судном. Чтобы заставить «Смелый» остановиться, миноносец сделал несколько холостых выстрелов. Е. К. Резниченко приказал форсировать ход. «Стоп пары, пущу ко дну», — пригрозил по семафору миноносец. «Иду без паров», — ответил Е. К. Резниченко. Впоследствии К. И. Фельдман отметил, что в ту минуту опасности Е. К. Резниченко «не был лишен чувства юмора» {253}. «Смелый» развил предельный ход, и скоро миноносец отстал от него: его командир решил, что судно спасается бегством, приняв эскадру за восставшие корабли {*23}.
В 8 часов 10 минут с «Потемкина» увидели эскадру Вишневецкого. Она медленно приближалась шестиузловым ходом. Потемкинцы выбрали якорь и начали поднимать пары{254}.
«Черноморцы удручены вашим поступком, — передал на мятежный броненосец по радиотелеграфу Ф. Ф. Вишневецкий. — Кончайте скандал. Смиритесь. Повинную голову и меч не сечет. Объясните, чего вы хотите. Будьте благоразумны. Адмирал Вишневецкий».
«Потемкин» ответил: «Неясно вижу. Пожалуйста, увеличьте искру и повторите вашу работу».
Вишневецкий повторил радиограмму, но потемкинцы ему не ответили. Революционный броненосец дал ход и пошел навстречу эскадре. «Убедительно вас просим, как своего начальника, пришлите к нам дать совет от всей команды», — передал он на «Три Святителя». Предлагая адмиралу прислать делегатов от команды флагманского корабля, потемкинцы, видимо, хотели вступить в непосредственный контакт с матросами эскадры и поднять их на восстание.
Контр-адмирал Ф. Ф. Вишневецкий, видя, что «Потемкин» приближается, приказал пробить боевую тревогу. Одновременно, уходя от «Потемкина», он приказал эскадре повернуть на 8 румбов влево и увеличить [94] ход до 12 узлов. В 8 часов 58 минут «Потемкин» прекратил преследование эскадры и вернулся на рейд{255}.
Если верить воспоминаниям И. А. Лычева и работе А. В. Федорова, Ф. Ф. Вишневецкий в ответ на предложение потемкинцев запросил делегацию для переговоров, и она направилась на миноноске № 267 к флагманскому кораблю. Число делегатов И. А. Лычев определил в семь человек, включая К. И. Фельдмана и А. П. Березовского. Однако в мемуарах последних сведения о делегации отсутствуют. Не отмечен данный факт и в других источниках. Вишневецкий действительно запросил делегацию от «Потемкина», но не при первой встрече с ним, а несколько позже. Во время же первой встречи Вишневецкий, получив последнюю радиограмму потемкинцев, в 8 часов 45 минут ушел в открытое море. Он боялся, что команды его кораблей присоединятся к восставшим. Офицеры эскадры почти не надеялись на своих матросов. Даже на флагманском корабле, писал 16 июля 1905 г. вице-адмирал Г. П. Чухнин морскому министру, «...офицеры в кают-компании бр[оненосца] «Три Святителя» громогласно разбирали вопрос, как поступать, ежели команда взбунтуется: следует ли употребить оружие или сдаваться. Причем тенденция была к сдаче и даже позволению себя вязать, так как сопротивление все равно бесполезно, так как убьют»{256}. Бегство Вишневецкого потемкинцы расценили как подтверждение своей военно-политической мощи, их боевое настроение значительно повысилось.
Отряд Вишневецкого бежал от «Потемкина» в Тендровскую бухту. Там намечалась его встреча с эскадрой Кригера. В 9 часов 45 минут ее заметили с «Трех Святителей». Еще не зная о неудачном походе Вишневецкого в Одессу, Кригер в 10 часов 10 минут с удивлением запросил: «Три Святителя», за чем дело стало? Почему не идете... в город Одессу?»{257} Ф. Ф. Вишневецкий растерялся и ничего не ответил.
Не дождавшись ответа, Кригер через пять минут передал: «Три Святителя», в бр[оненосец] «Потемкин» не стрелять, это мое мнение, чтобы не повредить город» {258}. Заботился адмирал конечно же не о городе. Он боялся восстания матросов в ответ на приказ стрелять в «Потемкин».
По свидетельству водолаза с «Георгия Победоносца» З. О. Левченко, «все офицеры были очень взволнованы [95] «. Когда Левченко спросил старшего офицера: «Что ж, ваше благородие, неужто нас 5 броненосцев, и мы не можем взять его, «Потемкина»?» — старший офицер ответил: «Если бы я знал каждого матроса, а то ведь мы не уверены в каждом, а вдруг взбунтуются?» {259}
В 10 часов 30 минут эскадры соединились, и А. X. Кригер вызвал командиров кораблей на совещание. О чем на нем шла речь, неизвестно. Вероятно, Кригер, узнав о результатах похода в Одессу, потребовал от Ф. Ф. Вишневецкого решительных действий и запросил командиров о настроении команд. Сведения он получил самые неутешительные. Но из Петербурга требовали подавить восстание, и Кригеру пришлось подчиниться приказу: в 11 часов 5 минут соединенная эскадра дала ход. Перед этим Вишневецкий отправил на «Потемкин» радиограмму: «В доказательство вашей искренности пришлите уполномоченных от команды на «Три Святителя» для мирных переговоров, ручаюсь [за] их безопасность. Мы идем [в] Одессу. Адмирал Вишневецкий»{260}.
В это время потемкинцы готовились к новой встрече с эскадрой. Судовая комиссия снова собралась на заседание. Матросы еще раз провели смотр боевой готовности, во время которого был выявлен недостаток некоторых материалов. За ними на берег послали матроса С. М. Шендерова, с которым отправился представитель Соединенной комиссии член Одесского комитета РСДРП И. П. Лазарев. На него возлагалась задача установить постоянную связь с большевистским комитетом и просить его прислать на «Потемкин» опытных агитаторов, специальную литературу и подробные планы города. Последнее показывает, что после встречи с отрядом Вишневецкого комиссия была уверена в присоединении эскадры и собиралась после ее прихода начать захват Одессы. Для постоянной связи с берегом был выделен паровой катер {261}. К сожалению, С. М. Шендерова арестовали, а И. П. Лазарев не смог попасть на броненосец, так как полиция оцепила порт.
На том же заседании судовая комиссия пересмотрела план встречи с эскадрой. Матросы решили вызвать Ф. Ф. Вишневецкого на борт «Потемкина». «Комиссия рассчитывала, — сообщал К. И. Фельдман, — что это требование вызовет негодование адмирала и заставит его отдать приказ стрелять по «Потемкину», что [96] неизбежно должно было вызвать восстание на кораблях эскадры»{262}.
Расчет потемкинцев на сочувствие команд других кораблей был верным. Недаром А. X. Кригер, зная настроение своих матросов, заранее отказался от артиллерийского боя с «Потемкиным». Но командование флота могло укомплектовать миноносцы офицерскими экипажами и послать их в торпедную атаку. Кроме того, офицеры броненосцев могли для завязки боя сами сделать первый выстрел по «Потемкину». Поэтому комиссия готовилась к встрече с эскадрой как к возможному бою.
После заседания инженер-механик А. М. Коваленко, проверив готовность трюмных машинистов, отправился смотреть организацию боевого лазарета. Там он застал только фельдшера и санитаров. А. С. Галенко в лазарете не было. Оказалось, что он перешел на «Веху» для устройства госпиталя и забрал с собой почти все медикаменты. Это граничило с предательством: в случае боя раненые матросы оставались без необходимых лекарств и даже без перевязочного материала, не говоря уже о квалифицированной помощи. А. М. Коваленко возмутился и доложил комиссии. На «Веху» за врачом послали катер. А. С. Галенко пришлось вернуть часть медикаментов и перевязочные материалы, но сам он остался на «Вехе»{263}. Члены судовой комиссии, занятые подготовкой к бою, не обратили тогда должного внимания на поведение А. С. Галенко. Они и представить не могли, какую подлую роль сыграет он в дальнейших событиях.
Перед боем моряки «Потемкина», следуя старой традиции, переоделись в форму «первого срока». Они готовились победить или умереть за революцию. Кондуктóры попробовали вызвать панику среди новобранцев, но их попытки успеха не имели. Революционная агитация и личный пример социал-демократов сплотили команду. К тому же ее вели не только рядовые матросы, но и инженер-механик поручик А. М. Коваленко {264}.
Соединенная эскадра подошла к Одессе около полудня. В 12 часов 5 минут «Потемкин» снялся с якоря и взял курс навстречу эскадре, которая двигалась в строю двойного фронта десятиузловым ходом. В первой колонне шли эскадренные броненосцы «Ростислав», «Три Святителя», «Георгий Победоносец», «Синоп» и [97] «Двенадцать Апостолов», во второй — минный крейсер «Казарский», контрминоносцы «Строгий», «Свирепый», миноноски № 272, 273, 255 и 258. По приказу адмирала Ф. Ф. Вишневецкого «Казарский» приготовился к торпедной атаке. Растянутые по фронту корабли заняли весь фарватер и отрезали «Потемкину» выход в открытое море{265}. Корабли эскадры имели громадное превосходство в артиллерии: против четырех 305-миллиметровых и шестнадцати 152-миллиметровых орудий «Потемкина» эскадра выставила 20 305-миллиметровых, четыре 254-миллиметровых, 34 152-миллиметровых и четыре 120-миллиметровых орудия, не считая мелких пушек и торпедных аппаратов.
Моряки эскадры с волнением следили за «Потемкиным», который один шел навстречу царскому флоту. «Вот кому честь и слава, он будет памятен в русской истории», — заявил машинист «Георгия Победоносца» И. С. Моторный{266}.
На «Потемкине» общее руководство взяла на себя группа членов судовой комиссии во главе с А. Н. Матюшенко. Они расположились в боевой рубке. Прапорщик Д. П. Алексеев отказался командовать кораблем в случае боя. Он сказал, что болен, умолял отправить его на берег и даже разыграл обморок. Но члены комиссии заставили Алексеева идти в боевую рубку {267}, вероятно, предполагая, что в бою он будет вынужден воспользоваться своими знаниями офицера и поможет потемкинцам, хотя бы ради спасения собственной жизни.
«Потемкин» шел навстречу эскадре. На гафеле его развевался Андреевский флаг, а на фок-мачте — боевой красный вымпел. Корабли эскадры шли только под Андреевским флагом. Адмирал не решился принять смелый вызов восставшего броненосца.
Приближаясь к эскадре, «Потемкин» поднял сигнал: «Команда просит прибыть командующего флотом». «Потемкин», стать на якорь!» — потребовал в ответ А. X. Кригер. Тотчас с «Потемкина» передали семафором на «Синоп», «Двенадцать Апостолов» и «Три Святителя»: «Стать на якорь!» Затем на мачту броненосца взлетел сигнал: «Эскадре стать на якорь»{268}.
Кригер снова приказал «Потемкину» остановиться. На эти сигналы броненосец ответил: «Стопорить машины», «Становиться на якорь» — и продолжал идти на эскадру, наводя орудия на флагманские корабли. [98]
Кригер приказал пробить боевую тревогу. Когда этот приказ получили на «Георгии Победоносце», матросы встретили его криками: «Не будем стрелять! Не пойдем по орудиям! Не желаем мы драться с «Потемкиным»!» Несколько матросов вооружились ножами и стали у орудий в караул{269}.
«Потемкин» в это время потребовал: «Ростиславу» и «Трем Святителям» застопорить машины». В ответ «Ростислав» в третий раз поднял сигнал: «Потемкину» стать на якорь». С броненосца просигналили: «Ростиславу» и «Трем Святителям» застопорить машины, иначе стрелять буду». Адмиральские корабли подчинились приказу «Потемкина»{270}, а на нем взвился новый сигнал: «Команда просит прибыть командующего флотом».
Пока А. X. Кригер думал, что ответить восставшим, «Потемкин» в 12 часов 45 минут вошел в строй эскадры между «Ростиславом» и «Тремя Святителями»{271}. Очевидец, матрос с «Ростислава», рассказывал: «На «Ростиславе» все затихло, замерло, притаилось и томительно ждет чего-то страшного, таинственного. А «Потемкин» гордо, смело, величественно идет между нами, не спуская пушек с намеченной цели. Вот он стал направлять свою большую 12-дюймовую пушку на мостик, где куча офицеров, онемев от ужаса, стоит, не шелохнувшись; увидав же, что на них целятся, они, как стадо скотов, шарахнулись, кто куда попал, а один из них, некто мичман Высокосов, схватившись за ногу, с криком «ой, нога, нога!» убежал.
А на «Потемкине» ни души не видать, как будто это волшебное заколдованное судно, как будто это призрак. Одни лишь пушки ворочаются, не спуская намеченной цели... Казалось, что это сон, а не действительность» {272}.
Рулевой «Потемкина» большевик М. М. Костенко повернул броненосец форштевнем к «Ростиславу». Он хотел, вероятно, угрозой тарана или торпедной атаки заставить адмиралов отдать приказ стрелять в «Потемкин» и вызвать тем самым восстание на флагманских кораблях.
Адмиралы действительно испугались маневра «Потемкина»: Ф. Ф. Вишневецкий с «Трех Святителей» семафором напомнил А. X. Кригеру: «Потемкин» имеет боевые мины Уайтхеда» (торпеды. — Б. Г.).
В этот момент командир броненосца Д. П. Алексеев [99] совершил очередное предательство. Он передал в машинное отделение приказ: «Левой машине полный ход вперед, а правой назад». Маневр был сорван. Но «Потемкин» развернулся и снова направил форштевень в борт «Ростислава», которому удалось уклониться. «Потемкин» средним ходом прорезал строй эскадры и вышел в открытое море. На «Ростиславе» подняли сигнал: «Потемкину» стать на якорь», а затем Кригер приказал направиться вслед броненосцу. «Потемкин» развернулся и, дав полный ход, пошел навстречу эскадре. С него передали семафором: «Синоп», «Три Святителя», «Двенадцать Апостолов», стать на якорь». В ответ А. X. Кригер предложил: «Князь Потемкин-Таврический», прислать к адмиралу число людей, назначенных для переговоров». «Команда просит командующего эскадрой», — ответили с «Потемкина»{273}.
В 12 часов 55 минут революционный броненосец начал вторично прорезать строй эскадры между «Синопом» и «Георгием Победоносцем». Восставшие семафором передали на корабли: «Команда «Потемкина» просит комендоров не стрелять». Команды «Синопа» и «Георгия» вышли на верхнюю палубу и встретили потемкинцев криками «ура!»{274}. Социал-демократы «Георгия Победоносца» воспользовались этим моментом и выступили с призывом присоединиться к «Потемкину», на их корабле началось восстание.
Матросы «Синопа» не менее дружно приветствовали потемкинцев. А. Н. Матюшенко семафором передал на него призыв к восстанию. Социал-демократы «Синопа» сделали попытку поднять команду. Но революционные группы не смогли этого сделать: слишком мало осталось на корабле революционно настроенных матросов, почти все они были списаны перед выходом в море. По воспоминаниям матроса с «Ростислава», «на «Синопе» образовались две партии — желающих и не желающих присоединиться к «Потемкину». Победила партия нежелающих...»{275}.
В то время когда «Потемкин» во второй раз прорезал строй эскадры, почти вся его команда вышла на верхнюю палубу и криками «ура!» отвечала на приветствия «Синопа», «Георгия» и «Двенадцати Апостолов». А. М. Коваленко с трудом удалось удержать на местах хотя бы часть кочегаров и машинистов. Только адмиральские корабли — «Ростислав» и «Три Святителя» — не приветствовали «Потемкин». «Золотые черноморцы, [100] идем в Севастополь», — продолжал уговаривать Кригер. «Команда просит командующего эскадрой», — упорствовал «Потемкин»{276}.
В это время «Георгий Победоносец» вышел из строя кораблей и малым задним ходом направился к «Потемкину», а через несколько минут совсем застопорил машины. «Почему «Георгий» не по-боевому?» — запросил Кригер. «Команда «Георгия» желает свезти офицеров на берег и присоединиться к «Потемкину», — ответил командир «Георгия» И. Е. Гузевич. «Употребите все силы и следуйте за эскадрой!» — приказал адмирал. «Не могу, не могу!» — семафорил сигнальщик с «Георгия»{277}.
Тогда Кригер приказал броненосцу «Двенадцать Апостолов» атаковать «Потемкин». «Двенадцать Апостолов» развернулся носом к мятежному броненосцу, но с него, прочитав семафор адмирала, подняли сигнал: «Броненосцу «Двенадцать Апостолов» остановиться». Матросы «Двенадцати Апостолов», зная о намечавшейся атаке, передали в машинное отделение приказ «полный назад». «Двенадцать Апостолов», не дойдя до борта «Потемкина» всего 3–4 метра, дал задний ход. Тогда командир «Апостолов» М. Н. Коландс нажал кнопку взрыва погребов, но минер Полещук успел перерезать провода. Другие матросы привели в негодность основные механизмы орудий и торпедных аппаратов. «Потемкин» почти вплотную обогнул корму «Двенадцати Апостолов» и направился к Одессе{278}. Революционные моряки просигналили: «Офицерам оставить корабли, сойти на берег».
А. X. Кригер понял, что дальнейшее соприкосновение с «Потемкиным» может вызвать восстание на кораблях, и поднял сигнал: «Практическая эскадра, повернуть всем вдруг вправо на 8 румбов». Корабли развернулись и направились в море. Кригер в последний раз поднял сигнал: «Потемкин». Жду уполномоченных» — и одновременно передал на «Георгий»: «Идите в Севастополь». Но «Потемкин» ничего не ответил адмиралу, а на «Георгии» выполнять его приказ не стали. Эскадра, выходя из бухты, развернулась на 16 румбов вправо и ушла в море. «Потемкин» последовал за ней. «Больше ходу!» — приказал в отчаянии Кригер, и корабли начали скрываться за горизонтом, оставив в бухте «Георгия Победоносца»{279}.
Позорное бегство царских адмиралов и присоединение [101] «Георгия Победоносца» подняли боевой дух потемкинцев и укрепили в них уверенность в возможности соединения с другими кораблями. Однако результаты «немого боя» могли бы быть гораздо большими Недостаточный уровень революционно-классовой сознательности матросов эскадры и отсутствие на кораблях крепких партийных организаций в результате проведенной командованием чистки и замены политически неблагонадежных малосознательными новобранцами не позволили выполнить план «Централки» о восстании всего флота. Следует отметить, что отрицательную роль сыграл также отказ потемкинцев от преследования эскадры вместе с «Георгием Победоносцем» с целью добиться присоединения других кораблей, тем более что матросы эскадры открыто выражали сочувствие восставшим, а на «Синопе» имела место попытка восстания. Выбранная потемкинцами тактика оправдала себя, но отказ от преследования эскадры не позволил сделать одержанную победу полной. Однако это не умаляет значения «немого боя», который показал бессилие царских адмиралов в борьбе с революционным движением. «Царское правительство, — отмечал В. И. Ленин, — оказалось без флота. Самое большее, чего ему удалось пока добиться, это — удержать флот от активного перехода на сторону революции»{280}.
2. Восстание и контрреволюционный переворот на «Георгии Победоносце»
Восстание на «Георгии Победоносце» — наименее изученная часть потемкинских событий. Исследование восстания и контрреволюционного переворота на «Георгии» способствует более полному изучению вопроса борьбы с внутренней контрреволюцией в условиях восстания.
Впервые проведенный анализ событий на «Георгии» показал, что большинство его команды, как и на «Потемкине», составляли новобранцы. В плане «Централки» он по уровню революционности занимал четвертое место после «Екатерины II», «Ростислава» и «Синопа». Но последние не присоединились к «Потемкину», и это еще раз показывает, насколько были ослаблены революционные группы на кораблях. Активное участие в восстании на «Георгии», команда которого включала 616 человек, приняли, по документам следствия, 76 человек, из [102] них 30 новобранцев. Явных врагов восстания насчитывалось 37 человек {281}. Таким образом, большинство занимало неустойчивую позицию. Соотношение сил, следовательно, было таким же, как на «Потемкине».
Количество членов РСДРП и других партий на с Георгии» неизвестно{*24}. Однако в ответ на запрос Севастопольского комитета о влиянии РСДРП на моряков их корабля участники восстания сообщали: «Расспрашивали товарищей о деятельности тех людей, под руководством которых они находились. Ответы, большей частью, получались симпатизирующие социал-демократам; но большинство товарищей — люди, мало знакомые с общим положением дела и неподготовленные. Из всего полученного материала... можем Вам ответить, что агитация социал-демократов стоит на высоте своего призвания»{282}. Приведенное письмо свидетельствует, что восстанием на «Георгии», как и на «Потемкине», руководили социал-демократы, но революционные группы были, подобно потемкинским, ослаблены и не имели достаточной подготовки.
Восстание на «Георгии Победоносце», как уже говорилось, началось в тот момент, когда «Потемкин», вторично прорезая строй эскадры, проходил по его правому борту. Один из участников восстания на «Георгии» впоследствии рассказывал: Сначала на палубу вышла лишь часть матросов — они боялись, что «Потемкин» откроет огонь, но были уверены, что, увидев на палубе своих товарищей, потемкинцы не будут стрелять{283}. Социал-демократы воспользовались этим, увлекли за собой на палубу большинство команды и выступили с призывом присоединиться к восставшим.
Командир «Георгия» И. Е. Гузевич в своем донесении вице-адмиралу Г. П. Чухнину отмечал весьма характерную для революции на флоте деталь — начали восстание кочегары и машинисты. Они первыми вышли на палубу с криками «ура!». За ними последовали другие, и на баке собралась большая толпа{284}.
Новобранцы участия в восстании почти не принимали, занимая нейтральную позицию{285}. Это также сближает восстание на «Георгии» с потемкинским.
Наибольшую активность проявляли матросы нижнепалубных [103] команд. Среди них, как явствует из «Обвинительного акта» по делу о георгиевском восстании, особенно решительно действовали Д. П. Кошуба, С. П. Дейнега (Денига), Г. С. Рябоконь, Н. Ф. Безбах, З. Г. Бородин, А. В. Гиль, Н. К. Гирчич, А. И. Горобец, А. Д. Каюров, И. С. Моторный, И. К. Степанюк, С А. Савченко, М. П. Панфилов, Ф. И. Яненский. Выполняя план «Централки», они открыто выступили с призывом к восстанию. Во главе с Д. П. Кошубой, С. П. Дейнегой, Г. С. Рябоконем около 40 матросов бросились на мостик, требуя от командира идти за «Потемкиным» и угрожая в противном случае выбросить всех офицеров за борт. «Теперь наша свобода!», «Наконец дождались своего!», «Ура, вали, ребята, на мостик!» — кричали матросы М. С. Бородатый (Бородач), И. П. Веклич и машинист И. И. Шаповалов{286}. Стрелок-инструктор М. З. Каменев, матрос П. И. Черненко, рулевой В. А. Пискунов развернули революционную агитацию среди новобранцев.
Дальнейшие события излагаются в «Обвинительном акте» неверно. Если верить этому документу, матросам удалось сразу захватить мостик и передать в машинное отделение приказ: «Стоп машина». То же мы читаем и в последних изданиях мемуаров К. И. Фельдмана, где автор в отличие от первых публикаций упростил события на «Георгии». Аналогичное изложение содержится и в монографии Р. М. Мельникова{287}. Совсем иную картину дают материалы следствия и донесение И. Е. Гузевича Г. П. Чухнину. Из них следует, что восставшим не удалось сразу захватить мостик. И. Е. Гузевич сообщил, что после того, как на мостик вбежали матросы, он еще некоторое время продолжал командовать броненосцем и переговаривался по семафору с вице-адмиралом А. X. Кригером. «Почему так много нижних чинов на площадке?» — запросил адмирал. «Команда бунтуется с угрозою выбросить всех офицеров за борт», — ответил Гузевич. «Идите в Севастополь», — приказал Кригер. Прочитав этот сигнал адмирала, матросы потребовали шлюпку, чтобы съездить на «Потемкин» для переговоров. Гузевич сообщил об этом Кригеру. «Идите в Севастополь», — настаивал адмирал. Тогда Гузевич, рассчитывая на помощь последнего и выигрывая время, вступил в переговоры с матросами. Сам он о ходе переговоров ничего не написал, а в «Обвинительном акте» отмечена [104] лишь безуспешность попыток командира «уговорить команду успокоиться». Установить, в чем заключались эти попытки, помогают воспоминания матроса с «Георгия» Н. Ф. Безбаха и показания на следствии матросов П. П. Городового, П. В. Грузина, Н. Л. Величко, А. С. Склярова и кондуктóра А. В. Будяка. По словам Н. Ф. Безбаха и А. С. Склярова, И. Е. Гузевич предложил тем, кто хочет идти в Севастополь, стать по правому борту, а желающим присоединиться к «Потемкину» — по левому{288}.
Строевой квартирмейстер З. Г. Бородин убеждал матросов: «Надо идти к «Потемкину»! Там хорошие, образованные люди, нужно узнать, что они хотят!» «К «Потемкину»!» — кричал кочегар М. И. Волков. До 70 матросов перешло на левый борт. «Братцы, — умолял Гузевич, — чего вам надо — я все сделаю, только идем в Севастополь!» Он обещал не сообщать командованию о попытке бунта и даже предлагал отправить желающих на «Потемкин». Но матросы не слушали командира. «Теперь наша воля!» — заявил кочегар Я. Г. Лысенко{289}.
Вооруженные моряки в соответствии с планом «Централки» заняли ключевые посты на корабле. Н. К. Гирчич, Д. П. Кошуба и Н. Силкин захватили оружие и раздали его матросам. Д. П. Кошуба оттолкнул командира от машинного телеграфа и передал в машину приказ: «Стоп пары!» «Георгий» остановился. По приказу Д. П. Кошубы место у руля занял матрос И. Щербина{290}.
Офицеры «Георгия» были полностью деморализованы примером «Потемкина» и противодействия восстанию не оказали, ограничившись лишь словесной агитацией{*25}. Но все их попытки «успокоить» матросов оказались безрезультатными {291}.
Захватив корабль, георгиевцы передали на «Потемкин «: «Команда «Георгия» желает присоединиться к вам. Просим «Потемкин» подойти к нам». Получив этот семафор, прапорщик Д. П. Алексеев отказался подойти к «Георгию», утверждая, что это маневр с целью торпедировать «Потемкин». Когда же «Георгий» хотел сам подойти к «Потемкину», по приказу Д. П. Алексеева дали задний ход и подняли сигнал: [105] «Стой, иначе буду стрелять!» «Георгий» остановился в трех кабельтовых. И. А. Дымченко, А. Н. Матюшенко и Е. К. Резниченко потребовали от Алексеева решительных действий. Тогда он, понимая, что одни матросы стрелять в его корабль не будут, передал на «Георгий»: «Арестуйте офицеров и доставьте их на «Потемкин». «У нас дело плохо. Не все согласны. Мы не можем справиться. Присылайте скорее помощь», — ответил А. И. Горобец{292}.
Просьба «Георгия» о помощи объясняется тем, что большинство команды составляли новобранцы. По скольку офицеры этого броненосца не оказали серьезного противодействия восставшим, то их просьбу о помощи можно расценивать лишь как свидетельство упорного нежелания подстрекаемой кондуктóрами основной массы новобранцев присоединиться к потемкинцам: они, сочувствуя потемкинцам в их борьбе с «начальством», еще не знали настоящей цели восстания.
В ответ на просьбу «Георгия» потемкинцы послали на миноноске № 267 делегацию во главе с А. Н. Матюшенко. В 14 часов 30 минут делегаты были доставлены. Затем миноноска отошла к корме и развернулась перпендикулярно к борту броненосца, направив на него торпедный аппарат, крышка которого была, однако, закрыта {293}. Вероятно, не только Алексеев, но и некоторые члены комиссии не исключали возможности провокации со стороны георгиевцев.
Восставшие моряки «Георгия» встретили делегацию криками «ура!». Матрос А. В. Гиль обратился к команде миноноски с просьбой о помощи. В то же время многие матросы, вероятно новобранцы, плохо разбираясь в происходящих событиях, старались укрыться в нижних помещениях броненосца. Перед матросами «Георгия» выступил потемкинец В. П. Кулик. Он рассказал им о событиях на «Потемкине» и задачах российской революции. По наблюдениям членов делегации А. П. Березовского и минного машиниста И. П. Шестидесятого, команда «Георгия» резко раскололась на две части. Первая приветствовала речь В. П. Кулика, а вторая заняла враждебную позицию и требовала вернуться в Севастополь. Источники не указывают, из каких матросов состояла вторая группа. Но, вероятно, это были новобранцы. После В. П. Кулика выступил А. П. Березовский. Речи, произнесенные [106] ими, резко изменили настроение несознательных матросов. Подавляющее большинство перешло на сторону потемкинцев {294}.
В 15 часов 30 минут караул «Георгия» во главе с А. П. Березовским арестовал офицеров и запер их в кают-компании. Никто из них не пострадал. Только лейтенант К. К. Григорков, не желая сдаваться, застрелился на мостике{295}.
С миноноски № 267 передали на «Потемкин» просьбу подойти к «Георгию». Прапорщик Алексеев снова, и теперь уже явно из трусости, отказался это сделать, пока не доставят георгиевских офицеров на «Потемкин». Судовая комиссия направила в помощь первой группе потемкинцев вторую, но на полпути ее встретил ялик с миноноски: А. Н. Матюшенко просил прислать караул, чтобы доставить офицеров на «Потемкин».
Приезд на «Георгий» первой группы потемкинцев и арест офицеров наиболее полно отражены помимо документов следствия в мемуарах А. П. Березовского и в первых публикациях воспоминании К. И. Фельдмана{296}. Однако в последующих изданиях мемуаров последнего арест офицеров не только неверно изображен, но и приобретает иной смысл. Если верить последнему изданию мемуаров К. И. Фельдмана, этот арест произвели потемкинцы А. Н. Матюшенко, И. А. Дымченко и В. П. Кулик без участия матросов «Георгия», Тем самым автор свел роль георгиевских революционеров к позиции простых наблюдателей. В то же время А. П. Березовский, непосредственно руководивший арестом, указал на активное участие георгиевцев в аресте своих офицеров. О том же свидетельствует и командир «Георгия» И. Е. Гузевич в рапорте Г. П. Чухнину от 28 июня 1905 г.{297}
Итак, матросы «Георгия» поддержали потемкинцев. Следующим шагом восставших должен был стать совместный поход революционных кораблей за эскадрой с целью добиться присоединения остальных кораблей. Но вместо этого, упуская возможность перетянуть на свою сторону ядро Черноморского флота, революционеры «Георгия» приступили к выбору комиссии для управления броненосцем. Отбирать кандидатов помогали потемкинцы. Выборы затянулись до вечера. Состав судовой комиссии «Георгия» не был специально приведен ни в одном источнике. Кроме того, А. П. Березовский неверно указал численность георгиевской комиссии, [107] определив ее в 25–30 человек{298}.
Правильно установить состав и численность комиссии «Георгия» помогает «Обвинительный акт», составленный военно-морским судьей полковником П. А. Воеводским на основе показаний участников и очевидцев восстания. Достоверность сведений, сообщаемых Воеводским, подтверждается более всего тем, что он не ввел в состав комиссии многих самых активных матросов, имена и действия которых были известны всему экипажу «Георгия». Вероятно, А. П. Березовский включил в состав комиссии «Георгия» всех наиболее активных матросов, присутствовавших на заседаниях вместе с членами комиссии, как это было и на «Потемкине». Участник восстания на «Георгии» Н. Ф. Безбах в своих мемуарах указал, что он также входил в состав комиссии. Видимо, Безбах, как активный участник восстания, присутствовал на заседаниях комиссии, не входя формально в ее состав. Согласно «Обвинительному акту», в комиссию вошли 10 человек: А. С. Бутрин, А. И. Горобец, С. П. Дейнега, А. Д. Каюров, И. С. Моторный, М. Н. Панфилов, А. Е. Соседка, И. К. Степанюк, И. И. Шаповалов, А. И. Щулевицкий. Командиром корабля назначили боцмана А. О. Кузьменко. Тогда же состоялось и первое заседание комиссии, на котором обсуждался, в частности, вопрос о кондуктóрах. В отличие от потемкинцев комиссия «Георгия» постановила отправить их всех на берег, выдав по 10 руб. на дорогу{299}. Решив избавиться от кондуктóров, комиссия «Георгия» проявила большую последовательность в борьбе с контрреволюцией, чем комиссия «Потемкина». Однако выполнить свое постановление в тот же вечер она не успела.
Офицеров «Георгия» на катере доставили к Пересыпи. Но на берегу их встретил ружейный огонь, крики «ложись!» и «руки вверх!». Прямо на них с винтовками наперевес бежал сводный патрульный отряд из казаков, драгун и пограничной стражи: офицеров приняли за потемкинский десант{300}. Одесское командование уже не могло положиться на весь гарнизон и перешло к формированию сводных подразделений для отражения потемкинского десанта.
Поздно вечером революционная эскадра вернулась в Одессу. «Георгий Победоносец» прошел на якорное место мимо «Потемкина», отсалютовав ему как флагману{301} [108]
В военном отношении «Потемкин» и «Георгий» представляли вместе большую силу{*26}. Еще большее значение имел их союз в политическом смысле. Присоединение «Георгия Победоносца» способствовало росту революционного сознания среди самых политически отсталых потемкинцев. Они увидели, что «Потемкин» не одинок, на его сторону начинает переходить ядро флота. В них крепли уверенность в правоте начатого дела и доверие к революционному руководству социал-демократов.
Это учитывали и враги восстания. А. С. Галенко понял, что надо спешить с организацией контрреволюционного выступления. Считая, вероятно, что прапорщик Д. П. Алексеев действует недостаточно энергично, Галенко сам начал сколачивать контрреволюционную организацию{302}.
А тем временем вице-адмирал А. X. Кригер на расстоянии 12 миль от Одессы в 15 часов 30 минут остановил эскадру и собрал командиров кораблей на совещание. Командиры заявили о полной ненадежности команд. Было решено вернуться в Севастополь и сформировать сильный отряд миноносцев со специально подобранными командами для потопления «Потемкина»{303}.
Перед уходом в 19 часов 15 минут А. X. Кригер послал в Одессу миноноску № 272 для переговоров с восставшими о капитуляции. На миноноске находились старший офицер с «Трех Святителей» капитан второго ранга И. Н. Псиол, лейтенант с «Синопа» В. Д. Чайковский и священник с «Ростислава». Оказавшись на расстоянии видимости, они световыми сигналами предложили «Потемкину» сдаться. «Никогда», — [109] ответили с мятежного броненосца. Встретив отказ, офицеры все же предложили вступить в переговоры. Следует заметить, что в телеграмме А. X. Кригера в морское министерство о результатах «немого боя» совершенно искажен смысл переговоров с «Потемкиным». Если верить А. X. Кригеру, его офицеры не ставили вопрос о капитуляции, а сразу предложили вступить в переговоры и получили отказ. Вероятно, они сознательно исказили в своем докладе А. X. Кригеру ход переговоров, не желая сознаваться в трусости. В действительности потемкинцы согласились на переговоры. По воспоминаниям А. П. Березовского, он вместе с А. Н. Матюшенко и еще несколькими матросами вышел на катере навстречу миноноске. «Мы хотели, — писал он, — заставить посланных от эскадры вести с нами переговоры в присутствии всей команды контрминоносца (Березовский ошибочно называл миноноску № 272 контрминоносцем, — Б. Г.), надеясь, что она позднее сумеет передать о наших целях и стремлениях матросам других судов»{304}. Но этого и боялись офицеры. Заметив катер, миноноска № 272 полным ходом ушла в море и в 23 часа 50 минут присоединилась к эскадре. Выслушав доклад офицеров, А. X. Кригер понял, что последняя надежда рухнула, и повел корабли в Севастополь.
Утром 18 июня в 10 часов «Ростислав» и через 15 минут «Три Святителя» боевыми выстрелами разрядили свои орудия главного калибра. В морской простор унеслись снаряды, предназначенные «Потемкину». Орудия других кораблей молчали: там матросы при встрече с «Потемкиным» вывели из строя и пушки и торпедные аппараты{305}. Так позорно для царских властей закончилась карательная экспедиция против восставшего «Потемкина».
Военные и городские власти Одессы после появления на рейде второго броненосца находились в полной растерянности. Некоторые полагали даже, что «Потемкин» сдался «Георгию». Старший портовый лоцман Н. И. Романенко предложил произвести разведку и на паровом катере подошел к «Георгию», Там Романенко передал матросам: «Я послан к вам командиром порта спросить, не нужно ли чего новому броненосцу?» К. И. Фельдман с борта «Георгия» направил его к «Потемкину», на котором Н. И. Романенко беседовал с членами комиссии. Они расспрашивали его о положении [110] в городе, а затем вручили письменное заявление командующему войсками с требованием срочно доставить на «Потемкин» необходимую провизию{306}.
Командование Одесского гарнизона после присоединения «Георгия» к «Потемкину» перестало надеяться на помощь эскадры. На Жеваховой горе начали устанавливать восемь 229-миллиметровых мортир, а на берегу — торпедные аппараты, чтобы взорвать броненосцы на рейде. Командование гарнизона вывело из Одессы 52-ю пехотную дивизию и 8-й Донской казачий полк, ставшие ненадежными. Вместо них в город вошли 273-й Ставучанский и 275-й Хотинский пехотные полки, а также 23-й Вознесенский драгунский полк. По всему городу расклеили тексты распоряжения командующего войсками не собираться более 20 человек, в противном случае войскам было приказано стрелять без предупреждения. Не надеясь на эти меры, начальник Одесского жандармского управления полковник Н. М. Кузубов направил в Петербург телеграмму с просьбой прислать с Балтики миноноски и даже подводные лодки для потопления мятежных броненосцев{307}.
Настоящая паника охватила представителей имущих классов Одессы. Перепутанная буржуазия штурмом брала уходившие из города поезда. «На вокзале светопреставление, — писал очевидец, — билетов достать нельзя». 17 июня только в товарных вагонах уехало 5400 человек. 20 тыс. одесских буржуа с семьями выехало за границу{308}.
Официального сообщения о восстании на «Потемкине» тогда еще не было, но слухи начали распространяться по всей России. Появились известия в иностранной печати. Из Петербурга в Одессу направилось много иностранных корреспондентов{309}.
«Потемкин» и «Георгий Победоносец» стали на ночь на внешнем рейде напротив выхода из порта. Учитывая угрозу ночных торпедных атак, потемкинцы приказали командам миноноски № 267 патрулировать на линии горизонта, а минных катеров — вблизи броненосцев. Прожекторы «Георгия» освещали акваторию порта и берег, а более сильные прожекторы «Потемкина» — море и горизонт{310}.
Как только революционные корабли вернулись в Одессу, на «Потемкин» от комиссии «Георгия» приехали С. П. Дейнега, Д. П. Кошуба и Н. Ф. Безбах, чтобы вместе разработать план дальнейших действий. [111]
С докладами о положении на «Георгии» выступали Кошуба, Дейнега и Фельдман. Они сообщили, что большинство команды «Георгия», не дождавшись присоединения эскадры, начинает сомневаться в успешном продолжении восстания. Кошуба и Безбах предложили обменять 300 георгиевцев на 300 потемкинцев{*27}. Но большинство потемкинской комиссии выступило против перевода части потемкинцев на «Георгий» из опасения ослабить тем самым боеспособность обоих кораблей, так как матросы, мало знакомые с механизмами броненосца другого типа, не смогут во время боя действовать быстро и уверенно{311}. Очевидно, потемкинская комиссия недостаточно хорошо понимала, какую опасность представляла контрреволюционная агитация кондуктóров и их сторонников, а также плохо учитывала настроение моряков эскадры, допуская возможность боя с крупными силами царского флота. Наконец по настоянию Д. П. Кошубы для укрепления революционного сознания экипажа «Георгия» комиссия решила послать туда 60–70 потемкинцев. Но споры о том, кого именно послать, чрезмерно затянулись — начальники боевых частей не хотели отдавать своих лучших матросов.
На этом же заседании постановили снабдить миноноску № 267, не имевшую боеприпасов, снарядами и торпедами. Потемкинские 37-миллиметровые снаряды и торпеды не подходили к орудиям и аппаратам миноноски. По совету потемкинца Д. С. Шопарева боеприпасы решили взять с «Георгия». Но когда около двух часов ночи за ними послали, кондуктóры «Георгия» отказались дать снаряды и торпеды. Вначале они мотивировали отказ поздним временем и усталостью команды, а в заключение категорически заявили, что никаких боеприпасов со своего корабля не дадут{312}.
Не дожидаясь конца заседания, С. П. Дейнега и Н. Ф. Безбах вернулись на «Георгий». Они знали, как мало там активных матросов, которые без них не сумеют справиться с контрреволюционной агитацией. Беспокоились об этом и потемкинцы. После заседания В. П. Кулик и К. И. Фельдман отправились на помощь [112] С. П. Дейнеге и Н. Ф. Безбаху. Д. П. Кошуба остался на «Потемкине», требуя скорее выделить людей для перевода на его корабль {313}.
А тем временем кондуктóры «Георгия», тайно собравшись в кают-компании, составили заговор. О его существовании и планах заговорщиков стало известно из их следственных показаний. Они поставили целью увести утром корабль в Карантинную гавань и сдать его военным властям. Весь вопрос был в том, как заставить команду сняться с якоря. Однако заговорщики нашли выход. Они отобрали самых «верных» фельдфебелей и квартирмейстеров и, скрывая даже от них истинную цель мятежа, заявили, что хотят вернуться в Севастополь и просят их содействия. Кондуктóры поручили им вести среди матросов агитацию: одних призывать, пока не поздно, идти сдаваться, а революционно настроенных — звать в Севастополь для продолжения борьбы, убеждая их не терять понапрасну времени на одесском рейде{314}.
Спустя несколько часов после заговора кондуктóров на «Георгий» прибыли К. И. Фельдман и В. П. Кулик. С. П. Дейнега сообщил им, что положение на корабле ухудшилось и всех кондуктóров во главе с боцманом А. О. Кузьменко необходимо арестовать, для чего потребуется поддержка потемкинцев. Кроме того, считал он, надо объяснить команде необходимость этого шага и заменить арестованных специалистами с «Потемкина». По воспоминаниям Н. Ф. Безбаха, на «Георгии» было много матросов, призванных из запаса, у которых остались в Севастополе жены и дети. Эти матросы особенно активно выступали за поход туда. Команда раскололась на две части, одна из которых говорила о необходимости прекратить восстание {315}.
Зная о настроениях экипажа «Георгия», потемкинцы утром 18 июня послали на него делегацию в составе А. П. Березовского, А. С. Галенко, А. М. Коваленко, А. В. Макарова и Т. В. Скребнева для борьбы с контрреволюционной агитацией. Их встретили враждебно. Возбужденные матросы не давали им выступать. В общем шуме особенно выделялись голоса кондуктóров. Лишь часть команды требовала, чтобы делегаты продолжали говорить. «Трудно сказать, — вспоминал А. П. Березовский, — чем бы все это могло кончиться, но, увидев среди нас офицеров, часть матросов стала кричать: «Пусть офицеры скажут. Послушаем, господа, [113] офицеров». Доктор Галенко и тов. Коваленко протолкались вперед, и матросы сразу же стихли. Рабская психология перед авторитетом «начальства», очевидно, была еще жива у многих, замуштрованных дисциплиной моряков». Однако содержание и смысл выступлений А. М. Коваленко и А. С. Галенко А. П. Березовский передал неверно. Если верить ему, первым выступил А. С. Галенко, причем речь его была очень туманной и расплывчатой. Тем самым Березовский свел на нет роль Галенко в первой делегации. Вероятно, он сделал это под впечатлением предательства врача, совершенного в тот же день во время приезда на «Георгий» второй делегации потемкинцев. Истинную картину дают материалы следствия. Они сообщают, что первым выступил Коваленко. Он упрекал георгиевцев в измене, призывал их поддерживать потемкинцев, доказывал неизбежность и необходимость революции. После его речи матросы «Георгия» выразили согласие продолжать борьбу вместе с потемкинцами{316}. Но когда Коваленко спросил, что они думают делать дальше, то в ответ услышал: идти в Севастополь и предъявить начальству свои требования.
Положение спас, сам того не желая, А. С. Галенко. Он спросил матросов, зачем они собираются идти в Севастополь, чего требовать: «Чтобы борщ лучший варили или чтобы на берег больше увольняли?» Матросы не смогли найти ответа на этот иронический вопрос. Замолчали и кондуктóры. Далее Галенко призвал матросов к активной борьбе за революцию{317}.
После него выступили сторонники возвращения в Севастополь. Они предложили подойти к главной базе и вызвать адмирала Чухнина для переговоров. Но когда их спросили, какие переговоры они собираются вести с адмиралом, то оказалось, что это им самим неясно{318}.
Пока матросы решали, как поступить, Галенко успел войти в контакт с группой кондуктóров. Он открыто заявил им: «Я на «Потемкине» больше не могу, все равно меня там расстреляют» — и предложил заключить союз для борьбы с восстанием{319}.
Матросы «Георгия» решили послать делегацию на «Потемкин» для совместного обсуждения дальнейших действий, а до тех пор ничего не предпринимать. Делегаты «Потемкина», успокоенные достигнутыми результатами, стали спускаться на катер. В этот момент [114] к ним подошел боцман А. О. Кузьменко и заявил: «Наша комиссия к вам не поедет, ей там делать нечего. Мы все равно в 12 часов снимемся с якоря»{320}.
Потемкинцы совершили крупную ошибку, не обратив должного внимания на эти слова. Вместо того чтобы остаться на «Георгии» для продолжения агитации и послать за помощью на «Потемкин», они все уехали обедать на свой броненосец. Из документов следствия известно, что вместе с ними отправился один из участников заговора, комендор М. Г. Юрченко, с задачей проверить, заряжены ли орудия на «Потемкине»{321}.
Едва делегация успела вернуться и доложить о результатах поездки, как на «Потемкин» прибыла комиссия с «Георгия». Георгиевцы сообщили о положении на их броненосце. Обе комиссии решили арестовать кондуктóров «Георгия» и перевести на него часть потемкинской команды. Затем георгиевцы поспешили вернуться на свой корабль. Вместе с ними отправилась вторая делегация «Потемкина», чтобы еще раз до приезда потемкинского караула рассказать матросам «Георгия» о принятых решениях и объяснить необходимость ареста кондуктóров. Делегация состояла из 10 человек во главе с А. С. Галенко. С ними вернулся на свой броненосец и М. Г. Юрченко, известивший заговорщиков о постоянной боевой готовности «Потемкина»{322}.
Пока происходили эти события, потемкинцы около 10 часов направили делегацию к командующему войсками для переговоров о покупке лекарств, перевязочных средств, провизии и угля. Генерал С. В. Каханов отказался удовлетворить требования матросов в угле и провизии и распорядился доставить в порт только медикаменты. Тогда потемкинцы заказали провизию в селе Дофиновка под Одессой. Но военное командование узнало об этом, и, когда миноноска № 267 подошла к селу, казачьи патрули конфисковали провизию и не пустили матросов на берег{323}.
В то время как миноноска ходила к Дофиновке, потемкинцы захватили в порту пароход Российского общества пароходства и торговли «Петр Регир». На нем находилось более 100 тыс. пудов угля. «Наша команда, — вспоминал А. П. Березовский, — с такой поспешностью таскала мешки и ссыпала их, так дружно кипела работа, что едва ли что-нибудь подобное [115] наблюдалось при грозном Голикове»{324}.
Около полудня к командующему войсками явилась вторая делегация с «Потемкина». Она потребовала освобождения арестованных накануне потемкинцев и доставки на броненосец провизии, угрожая в 21 час начать бомбардировку города{325}. Вероятно, данная поездка к командующему имела скорее разведывательный характер с целью узнать дислокацию войск. На это косвенно указывает то, что, пока делегация находилась в Одессе, потемкинская комиссия обсудила и приняла заявление командующему войсками. В документе говорилось:
«Третьего дня [16-го июня], после похорон матроса Вакуленчука, не возвратились с берега трое наших товарищей... кроме того, в тот же день не вернулись с берега еще трое матросов, посланных нами в город за покупкой мяса... По имеющимся у нас сведениям, все эти матросы арестованы полицией и заключены под стражу. Ввиду этого мы требуем немедленного их освобождения и беспрепятственного возвращения на судно.
Далее мы требуем:
1. Доставки для всей команды необходимой провизии, угля, воды и пр. запасов.
2. Освобождения из тюрем всех политических, как борцов за народное дело, за которое готовы сражаться и мы.
3. Немедленного очищения города от войск, передачи его во власть населения и свободного вооружения всего города.
4. Мы же после этого будем добиваться установления Народного Правления как в городе, так и по всей России.
В заключение мы заявляем, что если хоть одно из наших требований не будет удовлетворено в течение 24 часов, то мы приступаем к бомбардировке города и захвату его силой. И тогда мы снимаем с себя всякую ответственность за невинные жертвы, — они падут на вашу зачерствелую совесть.
Команда революционной эскадры, состоящей из броненосцев — «Князь Потемкин-Таврический», «Георгий Победоносец», миноносца № 267 и госпитального судна «Веха»{326}.
Это был настоящий ультиматум. Потемкинцы чувствовали себя уверенно и готовились к решительным действиям. А. Н. Матюшенко еще утром ездил [116] в город, чтобы под предлогом посылки жене убитого командира «Потемкина» 1 тыс. руб. в виде пенсии собрать данные о положении в Одессе. Он успел переговорить с солдатами разных полков, которые сообщили ему о своей готовности присоединиться к восстанию, если матросы продолжат бомбардировку и помогут солдатам{327}. К каким полкам принадлежали эти солдаты, неизвестно. А это было бы чрезвычайно важно, так как давало возможность в какой-то мере выяснить отношение к восстанию во вновь прибывших воинских частях.
Врач А. С. Галенко, узнав о решении обеих комиссий арестовать кондуктóров «Георгия», решил упредить события и организовать общее выступление контрреволюционеров на обоих броненосцах. Перед отъездом второй делегации он договорился с потемкинскими кондуктóрами о сигнале к началу выступления, который будет подан с борта «Георгия». По прибытии на него Галенко объявил матросам о решении совместного совещания бомбардировать Одессу и арестовать кондуктóров. Однако о причинах такого решения он не сказал ни слова, поэтому его заявление вызвало бурные споры в команде. Не зная в чем дело, многие матросы наотрез отказались стрелять по городу и выдать своих кондуктóров потемкинскому караулу. Настроение части георгиевцев изменилось не в пользу «Потемкина». Тогда Галенко решился на открытое предательство. Он заявил, что экипаж его броненосца хочет прекратить бунт, но боится своей комиссии. «Георгий» должен подать пример и первым сняться с якоря. Провокатор обещал лично ходатайствовать перед командованием о прощении тех, кто одумается и прекратит восстание{328}.
Прибывшие вместе с Галенко потемкинцы, потрясенные его изменой, сначала растерялись и пробовали возражать, но быстро опомнились и бросились на предателя. Однако ему удалось спуститься по шлангам с мостика на бак и скрыться в толпе своих сторонников. Неожиданно кондуктóры увидели, как на «Веху», подошедшую к борту «Потемкина», переходят вооруженные матросы. Заговорщики поняли, что караул послан за ними, и решили выступить немедленно{329}.
В этот момент к борту «Георгия» подошел катер «Пройда» с лоцманом Н. И. Романенко. Он приехал за георгиевским ресторатором, которого матросы постановили [117] отправить на берег. А. О. Кузьменко сообщил лоцману о решении заговорщиков немедленно поднять мятеж и уйти от «Потемкина», а в случае неудачи сдаться одесским властям и спросил, позволят ли глубины подойти близко к берегу. Лоцман ответил положительно и обещал переправить кондуктóров на берег, если мятеж потерпит поражение. Затем он отправился на «Потемкин», чтобы под предлогом доставки провизии отвлечь внимание потемкинцев от «Георгия{330}.
Воспользовавшись общим замешательством, вызванным речью А. С. Галенко, заговорщики начали осуществление своих замыслов. А. О. Кузьменко приказал первой группе заговорщиков осторожно выбрать якорь, не поднимая его над водой, чтобы не заметили с «Потемкина», второй — занять места в машинном отделении. Третьей группе поручили снять с винтовок штыки и затворы и разобрать замки у орудий. Четвертая группа во главе с А. О. Кузьменко действовала на мостике. Как только кондуктóр А. В. Будяк доложил на мостик: «Якорь выбран», Кузьменко передал своим сообщникам в машинном отделении приказ: «Полный вперед!»{331}
В это время на «Потемкине» лоцман Н. И. Романенко отвлекал внимание комиссии рассказами о положении в городе. Командующий войсками приказал ему доставить на «Потемкин» немного провизии и медикаменты. Военные власти, испуганные появлением второго броненосца и угрозами восставших, начали выполнять их требования. Пока шло заседание комиссии, на «Потемкин» явился посыльный от командующего гарнизоном с предложением передать список всего необходимого революционной эскадре. Список составили, и чиновник повез его в Одессу{332}.
Внезапно вахтенный матрос сообщил, что «Георгий» выбирает якорь. Потемкинцы встревожились. Но Н. И. Романенко успокоил их, заявив, что, вероятно, на «Георгии» просто стравливают якорную цепь, так как ее может оборвать начавшийся шквальный ветер. Беседа продолжалась, но вдруг снова вбежал вахтенный. «Георгий» дал ход и идет мимо «Потемкина», — доложил он. Члены комиссии бросились на палубу. Романенко успел бежать на своем катере{333}.
К. И. Фельдман, наблюдавший за «Георгием» с борта «Потемкина», в своих воспоминаниях отметил, что, [118] едва «Георгий» дал ход, А. О. Кузьменко приказал сыграть боевую тревогу. Р. М. Мельников присоединился к этой версии. Однако сам Кузьменко в своих следственных показаниях ничего об этом не сообщил. А. В. Будяк на следствии сказал, что матросов разогнал с палубы начавшийся дождь. Так или иначе, палуба была очищена от матросов, и заговорщики подняли сигналы: «Иду в Севастополь» и «Прошу позволения сняться с якоря»{334}.
Команды «Потемкина» и миноноски № 267 в это время перегружали уголь с парохода «Петр Регир», потому орудия правого борта броненосца, прикрытые угольщиком, не могли сразу открыть огонь по изменнику. Выигрывая время, с «Потемкина» ответили: «Ясно вижу», а затем просигналили: «Подождать 15 минут и следовать в Севастополь вместе»{335}.
А. С. Галенко передал семафором на «Потемкин», что хочет переговорить с одним из боцманов. Он намеревался подать сигнал к началу мятежа. Но с «Потемкина» ответили, что этого боцмана на мостике нет{336}.
«Георгий», не останавливаясь, прошел мимо правого борта «Потемкина» к выходу из бухты. Тогда на фалах последнего взвился сигнал: «Георгию Победоносцу» стать по диспозиции». А. О. Кузьменко приказал увеличить ход. Команде он заявил, что «Потемкин» тоже идет в Севастополь и разрешил им выйти первым. Революционные матросы «Георгия» и находившиеся на корабле потемкинцы бросились на мостик и в машинное отделение, чтобы расправиться с предателями. Но кондуктóры и их сторонники имели численный перевес. В машинном отделении кочегар-потемкинец И. М. Коваленко едва вырвался из рук заговорщиков, ударив одного из них прикладом по голове. Вступили в рукопашную борьбу и другие революционные моряки{337}. Тогда члены делегации послали двух матросов на «Потемкин» за помощью. Кондуктóрам удалось перехватить их и запереть в каюте. Революционные георгиевцы оказались в меньшинстве и не смогли подавить мятеж своими силами. «Георгий» вышел из бухты и направился в открытое море.
На «Потемкине» пробили боевую тревогу. Матросы быстро отшвартовались от угольщика, развернули башни главного калибра в сторону «Георгия», подняли боевой красный вымпел и сигнал: «Буду стрелять»{338}. [119]
Если флажные сигналы умели разбирать не все матросы, то красный вымпел и развернутые орудия были понятны каждому. Георгиевцы потребовали от А. О. Кузьменко вернуться назад. «Георгий» развернулся и стал входить в гавань. В этот момент к его борту подошел катер с лоцманом Н. И. Романенко. Он знаками предложил А. О. Кузьменко следовать за ним. Боцман повел корабль курсом, который указывал лоцман. Видя, что «Георгий» возвращается, А. С. Галенко, испугавшись возмездия, бросился к боцману с криком: «Братцы, это измена! Чего вы смотрите? Бросьте его за борт!»{339} Не обращая внимания на врача, Кузьменко продолжал идти за катером. Вбежавших на мостик Д. П. Кошубу, З. Г. Бородина и С. П. Дейнегу, пытавшихся захватить управление броненосцем, оттеснили заговорщики во главе с А. С. Галенко. Революционные моряки кинулись вниз за винтовками. Но заговорщики успели спрятать оружие. Пока матросы искали винтовки, Кузьменко, следуя за катером, ввел броненосец в порт и отдал якорь на небольшой глубине у Платоновского мола. К «Георгию» снова подошел лоцманский катер, на который перебрались 15 кондуктóров во главе с Кузьменко. С собой они взяли кормовой флаг «Георгия». Катер доставил их на берег.
Потемкинцы, находившиеся на «Георгии», спустили шлюпку, чтобы идти за помощью на «Потемкин». Вместе с ними поехали трое георгиевцев: М. И. Волков, Д. П. Кошуба и Н. Силкин. На полпути шлюпку встретила миноноска, посланная потемкинцами за своей делегацией. Д. П. Кошуба, едва поднявшись на борт «Потемкина», выступил с призывом открыть огонь по изменникам на «Георгии» {340}.
Измена «Георгия Победоносца» явилась переломным моментом потемкинского восстания. Этот броненосец, ставший на якорь на малой глубине, превратился в прекрасную крепость, угрожая «Потемкину» правой носовой и кормовой башнями 305-миллиметровых орудий. Только захватив броненосец и высадив десант, восставшие могли надеяться на успех. Революционные матросы «Георгия» с борта своего корабля обратились к потемкинцам с просьбой о помощи. Но в этот момент на «Потемкине» выступили кондуктóры и те, кто поддался их агитации. «По всему кораблю, — вспоминал С. П. Токарев, — внезапно пронесся крик: «Идем в Румынию!» Тогда из нас никто не мог понять, откуда [120] исходит этот призыв, и лишь позднее выяснилось, что эту подлую мысль подал жалкий трус командир Алексеев». Остановить начавшуюся панику судовой комиссии не удалось.
18 июня около 17 часов «Потемкин» выбрал якорь и взял курс к берегам Румынии. За ним последовала миноноска № 267{341}.
Заговорщики «Георгия», бежавшие с корабля, были доставлены к градоначальнику. Не разобравшись полностью во всем происшедшем, градоначальник поторопился сообщить командующему войсками, что «Георгий» посажен на мель{*28}, а команда желает сдаться, и предложил отправить на броненосец две роты для ареста «зачинщиков». Когда же выяснилось, что броненосец не стоит на мели и борьба среди его команды еще продолжается, на Николаевский бульвар послали батальон 133-го Симферопольского полка и поставили артиллерийскую батарею у памятника Ришелье. К вечеру заговорщикам на «Георгии» удалось почти полностью овладеть положением, и в 23 часа они предложили командующему войсками ввести солдат на броненосец. На «Георгий» прибыл батальон пехоты. В ночь на 19 июня генерал С. В. Каханов сообщил царю о сдаче «Георгия». Царь наложил на его телеграмму следующую резолюцию: «После самого скорого следствия и полевого суда надо привести приговор в исполнение перед всей эскадрой и городом Одессой»{342}.
20 июня командир и офицеры «Георгия» прибыли в Одессу. Предатели выдали И. Е. Гузевичу 68 активных участников восстания. В момент отправки арестованных один из них, машинный квартирмейстер П. Гуляев, вырвался из рук конвоиров и, бросившись в воду, утонул. Одесские большевики сообщали в редакцию газеты «Пролетарий»: «Когда команда «Георгия» выдала 67 товарищей и сдалась начальству, солдаты негодовали, называя их изменниками. Матросов же на «Потемкине» никто из них изменниками не называл. Их называли молодцами, гордились поступком их, сочувствовали им и выражали желание, чтобы и у них в войске «скорее бы так сделали». Просят листков. Когда свезли на берег «бунтовщиков» с [121] «Георгия», их прогнали сквозь строй казаков, и казаки били их нагайками, а офицеры шашками. Арестованные же и конвоируемые войсками по городу матросы шли, улыбаясь прохожим. При виде этой процессии на улицах поднялась страшная паника. Солдаты и полиция сгоняли всех с тротуаров, с балконов. Закрывались магазины, и процессия двигалась по опустевшим улицам. Городовые и конвойные очень боялись, чтобы в них не стреляли и не бросили бомбу»{343}.
Перед выходом в море «Потемкин» приказал «Вехе» погрузить уголь с парохода «Петр Регир» и следовать за ним. В 20 часов 20 минут «Веха» закончила погрузку и около 21 часа отошла от угольщика. Но «Потемкин» уже скрылся с горизонта. Не зная, куда он направился, «Веха» взяла курс на Очаков.
Во время судебного следствия переход в Очаков члены команды «Вехи» объясняли своим постоянным желанием бежать от «бунтовщиков» и заявили, что воспользовались для этого первой возможностью. Однако уже отмечалось, что матросы этого судна настаивали на расправе со своими офицерами. Следовательно, большинство команды сочувствовало восстанию. Но измена «Георгия Победоносца» и уход «Потемкина» в неизвестном направлении вызвали растерянность и в команде «Вехи». Небольшое безоружное судно не могло самостоятельно искать «Потемкин», так как «Веху» мог утопить любой патрульный миноносец. С другой стороны, в Одессу прибыли новые войска, настроение которых команда не знала. В этих условиях морякам «Вехи» пришлось отказаться от участия в борьбе. 19 июня в 4 часа утра их судно прибыло в Очаков, а оттуда в 20 часов по приказу перешло в Николаев{344}. Во время судебного следствия, как уже говорилось, моряки «Вехи» не назвали и не выдали ни одного участника восстания, кроме А. Н. Матюшенко, революционная деятельность которого была известна царскому суду.
В. И. Ленин, находившийся в 1905 г. в эмиграции в Швейцарии, узнав о восстании на «Потемкине», направил в Одессу для политического руководства восстанием стойкого большевика М. И. Васильева-Южина, который вспоминал впоследствии, как В. И. Ленин, напутствуя его перед отъездом, сказал: «Задания очень серьезные. Вам известно, что броненосец «Потемкин» находится в Одессе. Есть опасения, [122] что одесские товарищи не сумеют как следует использовать вспыхнувшее на нем восстание. Постарайтесь во что бы то ни стало попасть на броненосец, убедите матросов действовать решительно и быстро. Добейтесь, чтобы немедленно был сделан десант. В крайнем случае не останавливайтесь перед бомбардировкой правительственных учреждений. Город нужно захватить в наши руки. Затем немедленно вооружите рабочих и самым решительным образом агитируйте среди крестьян. На эту работу бросьте возможно больше наличных сил одесской организации. В прокламациях и устно зовите крестьян захватывать помещичьи земли и соединяться с рабочими для общей борьбы. Союзу рабочих и крестьян в начавшейся борьбе я придаю огромное, исключительное значение».
«Владимир Ильич явно волновался и, как мне тогда казалось, несколько увлекался, — продолжал Васильев-Южин. — В таком состоянии я раньше никогда не видел его. Особенно меня поразили и, каюсь, очень удивили тогда дальнейшие его планы, расчеты и ожидания.
— Дальше необходимо сделать все, чтобы захватить в наши руки остальной флот. Я уверен, что большинство судов примкнет к «Потемкину». Нужно только действовать решительно, смело и быстро. Тогда немедленно посылайте за мной миноносец. Я выеду в Румынию.
— Вы серьезно считаете все это возможным, Владимир Ильич? — невольно сорвалось у меня.
— Разумеется, да! Нужно только действовать революционно и быстро. Но, конечно, сообразуясь с положением, — твердо и уверенно повторил он»{345}.
М. И. Васильев-Южин приехал в Одессу утром 20 июня. Но «Потемкин» покинул одесский рейд, и найти мятежный броненосец было уже нельзя.
Итак, восстание на «Георгии Победоносце» произошло в соответствии с планом «Централки». Быстрому и бескровному успеху выступления способствовала близость и помощь «Потемкина». Расстановка сил в команде «Георгия», как уже говорилось, была аналогична потемкинской, но количество революционно настроенных матросов значительно меньше. Слабость революционного руководства и его промедления в борьбе с враждебными элементами позволили последним организовать контрреволюционный переворот. События [123] на «Георгии» подтвердили необходимость выполнения уже отмеченных рекомендаций III съезда РСДРП и «Централки» о решительной борьбе с контрреволюционерами и постоянной революционной агитации среди политически несознательных участников выступлений. Революционные моряки «Георгия» не имели даже нескольких дней для свободной пропаганды и агитации среди молодых матросов. В отличие от них на «Потемкине» постоянно велась социал-демократическая пропаганда и агитация на митингах. Поэтому команда потемкинцев, как отмечают материалы следствия, «все больше воодушевлялась» и проникалась революционными идеями{346}.
Революционная агитация социал-демократов и каждый новый успех восстания способствовали политическому воспитанию потемкинцев. Присоединение к ним «Георгия Победоносца» означало образование революционной эскадры, что подняло боевой дух потемкинцев и способствовало их переходу к решительным действиям. Восстание на «Георгии» усилило растерянность одесских властей и командования флота, создавая благоприятные условия для дальнейшего развития событий. Измена георгиевцев подрывала веру матросов в успех восстания, ухудшила положение на самом «Потемкине», с полной очевидностью выявила необходимость срочных и решительных мер по борьбе с контрреволюционными элементами в его команде.
В целом одесский период потемкинского восстания прошел под знаком превосходства восставших. Он выявил их силу и скрытые резервы (рабочее движение Одессы, борьба крестьян уезда, сочувствие восстанию моряков эскадры и части солдат гарнизона), показал растерянность властей и их неспособность подавить выступление. Но одновременно он вскрыл и отрицательные стороны, главнейшая из которых — недостаточный уровень партийного руководства, что объясняется неопытностью потемкинских социал-демократов.
Приход восставшего корабля в бастующую Одессу впервые в истории России создал условия для образования революционной армии и революционного правительства. Размах рабочего движения в Одессе и его усиление с приходом «Потемкина», сочувствие восстанию солдат гарнизона делали общую обстановку благоприятной для высадки десанта и реализации плана Соединенной комиссии. Осуществлению этого [124] плана помешали пассивная тактика судовой комиссии «Потемкина» и предательство меньшевистского руководства Одесской группы РСДРП, а также слабость Одесского большевистского комитета.
Чрезвычайная ослабленность революционных организаций на кораблях эскадры и наличие на них большого количества политически несознательных новобранцев не позволили социал-демократам организовать восстание эскадры. Этому способствовал и отказ потемкинцев от ее преследования. Сочувствие матросов других кораблей и присоединение георгиевцев укрепили в потемкинцах веру в победу. Восстание на «Георгии» имело сходные черты с восстанием на «Потемкине»: активное участие кочегаров и машинистов, разделение команды на три группы: участников, колеблющихся и явных контрреволюционеров, слабость руководства и нерешительность в подавлении контрреволюционных элементов. Последнее привело к перевороту на «Георгии», измена которого в полной мере выявила опасность оставления на корабле враждебных элементов при подавляющем превосходстве в составе команды политически несознательных, забитых казарменной муштрой матросов. [125]