Перед русскими моряками распахнуло свои просторы древнее, овеянное легендами Эгейское море. Это было второе появление российской эскадры в Средиземном море, если не считать торговой экспедиции. Первая же военная экспедиция была совершена Балтийской эскадрой под командованием Г. А. Спиридова почти тридцать лет назад, во время русско-турецкой войны 1768–1774 годов. В той войне с турками участвовал и Ушаков: молодой лейтенант, получив в командование военное судно — плоскодонный прам с 44 пушками, прикрывал устье Дона. Главные боевые действия развернулись тогда на Дунае, где основным силам противника противостояли две русские армии.

Чтобы помочь им и ускорить окончание войны, было решено нанести удар с направления, откуда турки менее всего ожидали, — на Средиземном море. Так в начале 1770 года в водах Морей появилась российская эскадра. Привел ее из Кронштадта вице-адмирал Григорий Андреевич Спиридов, талантливый русский флотоводец. Состояла она из семи линейных кораблей, одного фрегата, [25] одного бомбардирского корабля, шести малых судов и десанта{19}. Известия о появлении русского флота в глубоком тылу Османской, империи вызвало тревогу у турок и огромную радость у греков, встречавших его салютом из ружей.

Вскоре же эскадра Спиридова развернула активные действия. Высаженные ею десанты вместе с восставшими греками освободили несколько крепостей. Эти действия заметно облегчили положение русских армий в Молдавии и на Балканах. Турецкое правительство было вынуждено часть своих войск перебросить с Дунайского театра в Средиземноморье.

Спустя несколько месяцев с Балтики пришла еще одна эскадра под командованием контр-адмирала Д. Эльфинстона{20}. Теперь российский флот здесь насчитывал девять линейных кораблей, три фрегата, бомбардирский корабль и до семнадцати вспомогательных судов{21}. Объединенная эскадра получила задачу разгромить турецкий флот и блокировать Дарданелльский пролив со стороны Эгейского моря, чтобы прервать турецкие морские коммуникации к Египту, Сирии, Марокко и Тунису.

Сражение произошло в Хиосском проливе, поблизости от крепости и порта Чесма. Неприятель оказался сильнее, причем значительно, почти вдвое; выстроившись в две параллельные линии, на якорях стояли шестнадцать линейных кораблей, шесть фрегатов и множество более мелких судов; на их вооружении имелось свыше 1400 пушек{22}. Несмотря на это, русская эскадра 24 июня в [26] 11 часов начала атаку. Не выдержав ее дерзкого натиска, потеряв несколько кораблей, турки стали обрубать якорные канаты и устремляться в беспорядке в Чесменскую бухту, под прикрытие береговых батарей.

Блокировав бухту, русский флот готовился к новой атаке. Началась она в ночь на 26 июня. В ходе артиллерийской дуэли загорелся один из турецких линейных кораблей. И тут же к неприятельским судам устремились четыре брандера, начиненные горючими и взрывчатыми веществами. Одному из них, под командованием лейтенанта Д. Ильина, удалось подойти к турецкому кораблю вплотную и поджечь его. Огонь перебрасывался с одного судна на другое. Ночная бухта осветилась огромными пылающими факелами, наполнилась грохотом взрывов, криками тонущих людей. К утру наступил финал сражения: турецкий флот был полностью уничтожен. На плаву оставался лишь один линейный корабль — 60-пушечный «Родос». Он был взят в качестве приза (трофея) и включен в состав эскадры.

В результате Чесменской победы русский флот установил свое полное господство в Эгейском море и блокировал Дарданеллы. Его успешные действия способствовали удачам русских войск и заключению выгодного для России Кучук-Кайнарджийского мирного договора.

А летом 1776 года Ушакову и самому пришлось побывать на Средиземном море. Здесь он в чине капитан-лейтенанта принял командование над «Св. Павлом» — одним из двух фрегатов, остававшихся на Средиземном море после окончания войны с Турцией и возвращения эскадры на Балтику. Эти корабли вместе с четырьмя другими, прибывшими из Кронштадта позднее, были переоборудованы под торговые суда.

Под купеческим флагом и с пушками, упрятанными в трюмах, «Св. Павел» около трех лет совершал торговые рейсы между итальянскими портами и Стамбулом.

Позднее, с мая 1781 по июль 1782 года, Ф. Ф. Ушакову [27] снова довелось плавать в Средиземном море, на этот раз в качестве командира линейного корабля «Виктория», эскортировавшего российские торговые суда. И вот теперь, двадцать лет спустя, он шел сюда уже во главе эскадры Черноморского флота. Под полными парусами корабли направлялись в места, овеянные легендами древней Эллады.

Курс эскадры лежал к островам Ионического архипелага. Наиболее крупные из них — Цериго (в древности Чериго, Цитера, Китира), Занте (Закинф), Кефаллония (Цефаллонпя, Кефаллиния), Св. Мавры (Лефкас, Левкада){23} — были французами укреплены, имели довольно сильные гарнизоны. По сведениям, которыми располагал Ушаков, самая мощная крепость находилась на Корфу (Керкира, Корцира).

В 1799 году на архипелаге проживало 242543 человека{24}. Основу экономики островов составляло сельское хозяйство — садоводство, виноградарство, производство оливкового масла. Его продукция в основном шла на внешний рынок, главным образом в города Южной Италии и Венецианской республики.

Ионические острова издревле были заселены греками и входили в состав Греции. Затем их, как и всю эту древнюю страну, завоевали римляне. После распада Римской империи до XII века они были свободными, а в средние века стали яблоком раздора: за обладание ими вели между собой длительную борьбу Византия, Османская империя, Венеция, Неаполь, пока наконец в XV веке их окончательно не прибрала к своим рукам Венецианская республика.

В 1797 году французские войска, оккупировав Венецианскую республику, высадились на Ионические острова, [28] захватили и принадлежавшие ей порты и крепости на западном побережье Балканского полуострова.

Наполеон придавал Ионическим островам большое стратегическое значение, видя в них основную базу Франции в ее экспансии на востоке Средиземноморья. В своем донесении Директории от 27 августа 1797 года он подчеркивал: «Острова Корфу, Занте и Кефаллония важнее для нас, чем вся Италия...»{25}

Первым перед объединенными эскадрами открылся остров Цериго, самый южный в архипелаге, находившийся на пересечении морских дорог. Он сравнительно небольшой, его гарнизон составляли всего несколько сот человек, размещался он в двух не очень сильных крепостях: одна, наиболее слабая, располагалась на берегу залива Св. Николая, другая, под названием Капсала, — в нескольких километрах от берега. Острову французы отводили немаловажную роль — наряду с Корфу использовали его в качестве оперативной базы своего флота.

Вице-адмирал Ушаков прекрасно понимал, как важна удача в первом же бою для состояния духа моряков и десантников, для достижения успеха всей предстоящей кампании. Поэтому, планируя овладение островом Цериго, он стремился все тщательно, до деталей, продумать и подготовить.

Проведение этой операции он поручил командиру фрегата «Григорий Великия Армению) капитан-лейтенанту И. А. Шостаку, боевому, инициативному офицеру, отличившемуся еще в 1790 году в составе гребного флота при взятии Измаила. В состав отряда вошли также 32-пушечный фрегат «Счастливый» и посыльное судно «Панагия Апотуменгана» с десантом на борту.

В борьбе с французскими войсками Ушаков рассчитывал на поддержку греческого населения островов, — [29] единоверного, давно питавшего добрые чувства к России, хотел, чтобы оно видело в лице русских моряков своих освободителей. Напутствуя в своем приказе отряд, он обязывал командира «ласковостью и увещанием» добиться, чтобы местные жители «принудили французов сдаться пленными или их истребили бы на острове, к себе французов не допускали бы, а приходящие к острову суда брали бы в плен»{26}. Адмирал вручил Шостаку свое обращение к населению Цериго, в котором призывал его действовать совместно против неприятеля. В обращении говорилось также о том, что жителям после освобождения острова будет предоставлено право на самоуправление. Капитан-лейтенант получил также письмо к начальнику французского гарнизона с предложением сдать крепость без кровопролития.

28 сентября отряд ушел к Цериго, а эскадра направилась для пополнения запаса воды к острову Хиос, к тому самому, у которого эскадра вице-адмирала Г. А. Спиридова разгромила турецкий флот. Там произошел инцидент, который ярко характеризовал отношение местного греческого населения к туркам. Когда эскадры бросили якоря, командам судов было разрешено сойти на берег. И тут произошло непредвиденное. Увидев на берегу турецких матросов, жители бросились запирать свои дома и лавки. Улицы мигом опустели. Объяснялось это довольно просто: греки хорошо знали турецких моряков, которые обычно, появляясь в каком-нибудь греческом селении, тут же начинали грабить и насильничать. Попытались они заняться разбоем и на этот раз.

Узнав о происшедшем, разгневанный Ушаков направил резкое письмо турецкому командующему, заявив, что если союзник и впредь будет так относиться к местному населению, то эскадрам «лучше плыть порознь, условившись [30] лишь о местах встречи». Кадыр-бей вынужден был принять самые строгие меры. Он объявил на своих кораблях, что в случае жалоб населения будет провинившихся подвергать смертной казни. Это подействовало: турки прекратили насилия и грабежи.

Фрегаты Шостака, приблизившись к острову Цериго, открыли с ходу сильный огонь по крепости, стоявшей на берегу залива под трехцветным французским флагом. Бой длился недолго. Это было небольшое, сработанное еще венецианцами сооружение. После нескольких метких залпов французы спустили флаг и устремились к крепости Капсали. Высаженный Шостаком десант, преследуя их, взял пятнадцать солдат в плен.

Вторая крепость стояла на высокой горе с мрачными, обрывистыми склонами. Да и весь остров с его многочисленными безлесыми возвышенностями, дикими утесами выглядел суровым и таинственным. Называвшийся в древности Китирой (Цитерой), он был очень знаменит: по преданию, здесь родилась богиня любви Венера. В то далекое время в городе Цитера был воздвигнут посвященный ей храм.

На острове жили очень трудолюбивые люди. Несмотря на то что земля здесь была неплодородная, они выращивали пшеницу, виноград, производили отличное вино, а собранный ими мед славился на всем Восточном Средиземноморье. Значительный доход им приносила также торговля перепелками, которых во время перелетов из Африки в Европу здесь было неисчислимое количество.

Когда Ушаков возвратился к острову, Капсали еще не была взята. Он решил овладеть ею штурмом. На берег был высажен дополнительный десант. Русской его частью командовал капитан Никонов. Судьба подчиненных всегда волновала адмирала. Отдавая капитану приказ, он не преминул дать наказ:

— Только будьте осмотрительны, чтобы не потерять [31] людей напрасно, крепость взять с небольшим уроном! Ну, с богом!..

Штурмовые орудия решили установить недалеко от крепости, на возвышенности. Но как туда их доставить? Путь преграждали остроконечные скалы, глубокие овраги, каменные завалы. На первый взгляд казалось, что не преодолеть такие препятствия. Когда доложили об этом Ушакову, он сам сошел на берег и стал руководить передвижением к крепости. Орудия тащили на канатах, ядра, снаряды, прочее снаряжение несли на плечах. Люди с тяжелой ношей, взбираясь по крутым каменистым склонам, разбивали в кровь руки и ноги, выбивались из сил, но дело продвигалось.

30 сентября приготовления были завершены. Недалеко от крепости на небольшой, но довольно высокой возвышенности оборудовали позиции двух батарей. С этой стороны крепость была плохо защищенной. С кораблей доставили специально изготовленные штурмовые лестницы. Однако, прежде чем дать сигнал «Идти на штурм!», по распоряжению Ушакова направили в крепость парламентеров, чтобы еще раз предложить противнику сдать ее «без пролития крови». Французы ответили отказом. Тогда последовал приказ начать штурм.

С рассветом 1 октября батареи, установленные на берегу, открыли огонь. Завязалась артиллерийская перестрелка. Она длилась до полудня. От меткой стрельбы корабельных артиллеристов в крепости возникали серьезные повреждения, росло число убитых и раненых. В 12 часов дня к крепости приблизились штурмовые отряды. Но им не пришлось ринуться на крепостные стены: французы выбросили белые флаги — Капсали сдавалась на милость победителей.

А несколько часов спустя на флагманский корабль прибыл капитан-лейтенант Шостак. Он доставил командующему почетные трофеи — флаги крепости и ключи [32] от нее. Над Капсали теперь реяли союзные флаги — российский и турецкий.

Ушаков милостиво отнесся к военнопленным французам — отправил их на родину, взяв у них слово, что они больше не будут участвовать в этой войне против России и ее союзников. Гуманное отношение к поверженному неприятелю было характерной чертой русского флотоводца.

Население острова встречало своих освободителей с неописуемым ликованием. Люди бурно выражали свои чувства, радуясь окончанию французской оккупации.

Ненависть к себе французы вызвали довольно скоро. Поначалу островитянам, как и всему населению Ионии, казалось, что войска республиканской Франции несут им свободу. Однако надежда эта не сбылась. Ни национальной независимости, ни политических свобод, ни существенных социальных преобразований они так и не ощутили. Зато притеснениям подвергались на каждом шагу. Даже церкви были превращены в квартиры для пришельцев. Французы установили на островах оккупационный режим, лишив население даже тех прав, которыми оно пользовалось под господством Венецианской республики. Власть на архипелаге они сконцентрировали в руках своего военного управления, хотя учредили и гражданское в виде института комиссаров. Оккупанты ввели непомерные налоги, принудительные займы, следовавшие один за другим, чрезвычайные обложения. Бонапарт слал из Египта на Корфу приказ за приказом, требуя направлять для экспедиционной французской армии продовольствие, вина, строевой лес. Содержание французских гарнизонов на архипелаге тоже было настоящим грабежом. Торговля на островах пришла в упадок.

Все это вызывало у островитян недовольство и ненависть к французам. С появлением в Средиземном море русской эскадры у них возникла реальная надежда на избавление от иноземного гнета. [33]

Сразу же после освобождения Цериго у Ф. Ф. Ушакова появилась новая, не свойственная флотоводцу дипломатическая функция: надо было определить, какое установить на острове административное управление. До Петербурга было далеко, а быстро развивающиеся события вынуждали его действовать безотлагательно. И адмирал принялся за это новое для него дело, причем взялся уверенно, видимо, все обдумав заранее. Первым же своим распоряжением он объявил населению, что на острове вводится самоуправление, что власть на Цериго будет осуществляться лицами «из выборных обществом дворян и из лучших обывателей и граждан, общими голосами признанных способными к управлению народом»{27}.

Весть о гуманном отношении русских моряков к местному населению быстро, опережая приход эскадры, облетела все прилегающие острова, усиливая повсюду свободолюбивый дух островитян. А весть о благородстве, проявленном к пленным, тоже быстро распространилась среди французских солдат, что способствовало ушаковской эскадре в последующей борьбе с другими неприятельскими гарнизонами.

Главный комиссар Ионических островов Дюбуа, находившийся на Корфу, попытался обманом разуверить греков в прибытии российской эскадры на архипелаг. Для этого была издана специальная прокламация на греческом языке. В ней утверждалось, что в Средиземном море нет русских кораблей, что это коварные турки, стремясь поработить население островов, подняли на части своих кораблей российские флаги.

Однако разосланные Ушаковым воззвания к ионическим грекам и послания Константинопольской патриархии разоблачили провокацию французов.

13 октября объединенная эскадра подошла к острову Занте. Перед ней раскинулся остров удивительной красоты, [34] по сравнению с мрачным Цериго он словно был покрыт зеленым руном. С многочисленных холмов сбегали ряды виноградников, всюду бросались в глаза сады, оливковые рощи. Утопал в зелени и одноименный город, раскинувшийся на покатом склоне огромного холма. Жители Занте считались лучшими земледельцами и садоводами на архипелаге, да и рыбаками они были отличными.

Недалеко от города, на вершине довольно крутой горы, возвышались стены и башни крепости, на которой был поднят французский флаг. А на берегу, у самого моря, стояло несколько батарей.

Ушаков верил, что жители острова сохраняют добрую память о русских моряках, которые побывали на Занте еще двадцать лет назад, во время Средиземноморской экспедиции эскадры адмирала Г. А. Спиридова. В 1770 году побывал здесь и сам Федор Федорович. В тот период зантеаты сформировали крупный, двухтысячный добровольческий отряд, который под командованием В. Макриса вместе с русскими войсками участвовал в боях в Морее и почти полностью погиб.

Ушакову был известен и такой примечательный факт: когда на острове узнали о том, что французские войска высадились в Корфу, группа жителей подняла над крепостью российский флаг, выразив тем самым свое стремление перейти под покровительство России.

Взятие Занте адмирал поручил тоже капитан-лейтенанту Шостаку. В приказе командующий четко и подробно изложил боевую задачу и свои рекомендации. В частности, он наставлял офицера при подходе к острову уточнить расположение батарей, определить калибр пушек, выбрать необходимую дистанцию для открытия огня, при этом действовать стремительно, помня, что «чем поспешнее дело, тем неприятелю страшнее, и он, не имея времени осмотреться, придет в замешательство»{28}. Как [35] обычно, адмирал полагался на инициативу и находчивость подчиненных, напутствуя Шостака, советовал при выполнении задачи действовать по своему «благоразумию» и «по возможности обстоятельств».

По сигналу флагмана фрегаты «Григорий Великия Армении» и «Счастливый» устремились к острову. А с остальных кораблей стали спускать гребные суда, готовить десант. У турок не было подготовленных для такого дела офицеров. Поэтому по просьбе Кадыр-бея Ушаков поручил командовать турецким десантным отрядом лейтенанту Метаксе.

Между тем французы начали обстреливать приближавшиеся к берегу фрегаты. Корабли продолжали идти, не уменьшая паруса. Оказавшись на расстоянии картечного выстрела, они открыли ответный огонь. Меткими залпами они быстро подавили батареи, орудийная прислуга отступила в крепость. Тут же к острову направились десантные суда. Берег быстро заполнился толпами ликующих людей.

О приходе русской эскадры население острова заранее было извещено Ушаковым. В своем письме адмирал призвал его к совместным действиям против французов.

«...Когда гребные суда за мелкостию и каменьями не могли близко пристать к берегу, — доносил Ф. Ф. Ушаков в Петербург, — жители острова сбежались к тому месту во множестве, бросились в воду и, не допустив солдат наших и турок переходить водою, усиленным образом и с великою ревностью неотступно желали и переносили их на берег на руках»{29}.

Впрочем, с высадкой турецкого отряда произошла заминка — ему островитяне стали помогать лишь после того, как к ним обратился Метакса, и они увидели, что турками командует российский офицер, к тому же грек. [36]

Когда к острову подошли основные силы эскадры, к флагманскому кораблю «Св. Павел» направилось несколько шлюпок. Вскоре на его палубе появились радостно возбужденные островитяне. Выразив Ушакову благодарность за освобождение, они, перебивая друг друга, стали рассказывать, что еще до появления русских кораблей население подняло восстание и овладело городом. Зантеоты выразили готовность вместе с русскими идти на штурм крепости. Ушаков, довольный тем, что не ошибся в них, вручил делегации в качестве боевого знамени флаг первого адмирала и предложил готовиться к совместной атаке.

Фрегаты Шостака, высадив десант, открыли огонь по крепости. Но она находилась так высоко на скале, что ядра до нее не долетали, тогда как французские орудия, стреляя сверху, доставали корабли.

Видя это, Ушаков отдал приказ:

— Сигнал фрегатам: «Бой прекратить и отдалиться от берега!»

Суда отошли мористее, а командовавший десантом капитан-лейтенант Шостак, как и было условлено, послал к крепости парламентера с предложением сдаться, чтобы прекратить бессмысленное кровопролитие. Французский комендант полковник Люкас отверг ультиматум.

Хотя уже наступал вечер, Ушаков приказал Шостаку вместе с вооруженным отрядом греков начать штурм. Когда десант двинулся к крепости, было уже темно. Впереди с фонарями и факелами шли добровольцы из местных жителей. Десантные отряды и толпы вооруженных островитян приблизились к крепостным стенам и приготовились идти на приступ.

Капитан-лейтенант Шостак хотел было дать сигнал к началу штурма, как к нему доставили француза в гражданском платье. Им оказался полковник Люкас. Перед выходом из крепости он переоделся, опасаясь, что жители, опознав его, могут растерзать. Комендант прибыл, [37] чтобы заявить о сдаче крепости по договору (на определенных условиях).

Получив от Шостака донесение об этом, вице-адмирал Ушаков согласился принять капитуляцию и определил ее условия. Одно из них обязывало французов возвратить населению все, что ими было награблено. Все требования победителей были приняты. Комендант острова лишь попросил включить в договор статью о том, что французы и их семьи будут защищены от враждебных действий островитян.

Утром 14 октября гарнизон, насчитывавший «разных чинов 441 человек, в том числе обер-офицеров 47»{30}, покинул крепость и сложил оружие перед десантом. Разъяренная толпа пыталась наброситься на французов, но русский отряд, окружив их плотным кольцом; благополучно доставил всех пленных на корабли. Среди них было 18 офицеров с женами и детьми. Ушаков решил отпустить их на родину под честное слово не участвовать впредь в борьбе против России и ее союзников. Остальные пленные были отправлены в Морею, а оттуда — в Стамбул. На следующий день после капитуляции крепости русский командующий в сопровождении командиров кораблей сошел на берег. Его торжественно встречало все население города Занте и прилегающих селений. Казалось, город потонул в звоне церковных колоколов и приветственных возгласах людей. Повсюду были вывешены русские военно-морские флаги.

Как и на Цериго, вице-адмирал Ушаков предложил населению Занте самому избрать управление островом. Но тут случилось непредвиденное: зантеоты, услышав такое, решительно воспротивились, заявляли, что «не хотят быть ни вольными, ни под управлением островских начальников», «упорно требовали быть взятыми в вечное [38] подданство России»{31}. Эта просьба объяснялась тем, что жители Занте, как и других островов, ненавидели и смертельно боялись турок, считали, что они после ухода русских из архипелага могут завладеть островом. Адмиралу пришлось долго доказывать зантеотам «пользу вольного, независимого правления», объяснять, почему они не могут быть взяты в подданство России.

— Такое решение может быть худо истолковано, — говорил Федор Федорович, — будто войска России, освободив вас от ига французов, вступили на Ионические острова не как освободители, а как завоеватели... Вы найдете в нас токмо защитников, друзей и братьев, а не повелителей...

Греки согласно кивали головами, слушая эти слова, которые переводил Метакса, но тут же снова начинали просить о своем. Адмиралу с большим трудом удалось уговорить их. Его план о введении на островах самоуправления продолжал претворяться в жизнь.

На Занте Ушаков решил оставить небольшой гарнизон под командованием мичмана М. Н. Васильева.

Приход русских моряков в Ионию всколыхнул население и других островов. Стало известно, что и там жители в ожидании их вооружаются, готовятся к выступлению против французов.

Чтобы ускорить освобождение архипелага, Ушаков и Кадыр-бей приняли решение разделить объединенную эскадру на отряды. Один из них под командованием капитана 1 ранга Д. Н. Сенявина должен был направиться к острову Св. Мавры, другой во главе с капитаном 2 ранга И. С. Поскочиным — к острову Кефаллония. Третьему отряду, возглавляемому командиром линейного корабля «Захарий и Елизавета» капитаном 1 ранга И. А. Селивачевым, предстояло блокировать Корфу, чтобы не допустить [39] доставку туда новых французских войск и продовольствия.

Утром 14 октября, когда солдаты французского гарнизона на Занте сложили ружья к ногам русских матросов и солдат, отряд капитана 2 ранга И. С. Поскочина в составе линейного корабля «Св. Троица», фрегатов «Счастливый» и «Сошествие св. Духа», транспортного судна «Красноселье» и одного турецкого фрегата взял курс на север. У берегов Кефаллонии он появился через сутки. Корабли подошли к Аргостолийскому заливу, на берегах которого раскинулись города Аргостоли и Ликсури.

Кефаллония — самый обширный в Ионии остров, да и по численности населения он уступал только Корфу. Его высокие горы были покрыты дремучими лесами, а долины славились своим плодородием. Кефаллонцы были хорошими мореплавателями, поддерживали широкие торговые отношения со многими районами, в том числе с русскими черноморскими портами.

Ушаков перед отходом судов от Занте направил к Поскочину двух греков, уроженцев Кефаллонии, — Спиро Ричардопулоса и Антона Глезиса, оказавшихся отставными офицерами российского флота. Они и появились на «Св. Троице» в мундирах русских военных моряков.

Объяснялось все просто. Как уже говорилось выше, кефаллонские греки вели интенсивную торговлю с русскими на Черном море. Начавшаяся в 1787 году русско-турецкая война застала некоторые их суда в России — в Таганроге, Севастополе и других портах. Капитаны обратились к главнокомандующему князю Г. А. Потемкину с просьбой зачислить их с экипажами на русскую службу. Эти суда использовались в качестве военных транспортов, выполняли другие задания. Ричардопулос и Глезис командовали крупными крейсерскими судами. За отличия во время боевых действий были удостоены русских чинов и наград. После окончания войны греки [40] вернулись на родной остров, сохранив самые добрые чувства к России. В 1798 году на Кефаллонии проживало до тридцати отставных офицеров русской службы{32}.

Немало офицеров греческого происхождения служило и на эскадре Ушакова. Среди них были капитан 1 ранга Е. П. Сарандинаки — командир флагманского корабля «Cв. Павел», капитан 1 ранга А. П. Алексиано — командир «Богоявления Господне». Они тоже отличились в той русско-турецкой войне, а теперь героически сражались за освобождение Ионии, части своей родины — Греции.

Капитан 2 ранга Поскочин определил С. Ричардопулоса на фрегат «Счастливый», а А. Глезиса — на посыльное судно «Красноселье». Эти корабли первыми подошли к острову. Греки сошли на берег вместе с небольшими отрядами русских моряков. Там десант уже ожидало около пятисот вооруженных островитян во главе с греками Андреем Ричардопулосом и Анастасией Дивором, тоже отставными офицерами российского флота. Экипажи небольших купеческих судов, стоявших в бухте, подняли российские флаги.

На Кефаллонии имелись две старые венецианские крепости. Одна из них, Ассо, стояла на противоположной стороне острова, а другая, Цефаллония, поближе, в двенадцати километрах от города Аргостоли.

Майор Андрей Ричардопулос доложил, что прислуга батарей с приближением кораблей бросила свои пушки и направилась к крепости Ассо. Вслед за артиллеристами туда же ушел и небольшой гарнизон крепости Цефаллония. Достичь Ассо французам, однако, не удалось: десантники вместе с отрядом местных жителей настигли их и захватили в плен. Всего было взято около двухсот человек. Чтобы оградить пленных от расправы возбужденного [41] населения, Поскочин сразу же отправил их на корабли отряда.

С освобождением острова возникла опасность беспорядков: кефаллонцы были резко настроены против своих сограждан, сотрудничавших с французами или лояльно относившихся к ним. Пришлось И. С. Поскочину срочно принять меры: на улицах городов были усилены караулы, фрегат «Сошествие св. Духа» подошел поближе к Ликсури, а «Красноселье» — к Аргостоли. Тем самым спокойствие было обеспечено.

Утром 23 октября русско-турецкая эскадра вошла в залив. Кефаллонцы встретили сошедшего на берег русского адмирала с искренним ликованием. В воздухе стоял торжественно-радостный перезвон колоколов, со всех сторон неслись приветственные возгласы:

— Зито Россия!

— Зито Ушаков!..

После молебна в храме Федор Федорович возвратился на корабль. Поскочин доставил к нему бывшего французского коменданта Кефаллонии Ройе. Француз выразил свою «чувствительнейшую благодарность» за гуманное отношение русских моряков к французам и стал сетовать на озлобленность островитян.

— Вы сами виновники ваших бед, — жестко сказал адмирал. — Вы считаете себя образованными людьми, но деяния ваши вовсе не таковы...

Он имел в виду насилия и грабежи, творившиеся французами на захваченных ими островах.

Оказав помощь населению Кефаллонии в налаживании самоуправления и оставив здесь небольшой гарнизон, Ф. Ф. Ушаков 28 октября оставил Кефаллонию. Эскадра взяла курс к Корфу.

В пути было получено тревожное донесение от Д. Н. Сенявина, сообщавшего, что на острове Св. Мавры «французы, более пятисот сорока человек состоящего гарнизона, заперлись в крепости» и что своими силами он в скором [42] времени взять ее не сможет{33}. Ушаков, направив часть эскадры к Корфу, где уже действовал отряд капитана 1 ранга И. А. Селивачева, с остальными кораблями поспешил к Св. Мавре, на помощь отряду, состоявшему из двух линейных кораблей и двух фрегатов.

Сенявин подошел к острову 13 октября и сразу же блокировал его с моря. Но вскоре стало ясно, что овладеть им быстро не удастся. Оказалось, что и гарнизон крупный, и крепость мощная. Укрепление стояло на высоком холме, со всех сторон его окружали рвы, наполненные водой. Французы имели сильную артиллерию.

Когда отряд приблизился к острову, от берега отошло гребное судно. Через несколько минут на палубу «Св. Петра» поднялась делегация островитян. Старейший из них, бывший губернатор Кефаллонии А. Орио, отрекомендовавшийся контр-адмиралом, до прихода французов служившим на флоте Венецианской республики, обратился к Сенявину:

— Мы прибыли, чтобы от имени всех жителей острова сердечно приветствовать вас, наших освободителей от ига французов, и выразить свою радость вашему приходу. Многие из нас вооружены и готовы совместно с вами выступить против общего неприятеля...

Члены делегации рассказали о численности французского гарнизона, его вооружении, укреплениях. Сенявин поблагодарил их за поддержку и попросил выделить несколько лодок, чтобы перевезти на берег снаряды и материалы для сооружения батарей.

На следующий день на остров был высажен отряд численностью около 350 человек. «Жители стекались отовсюду толпами... с видом, преисполненным благодарности, и сопровождали десант до того места, где долженствовал быть лагерь», — отмечалось в судовом журнале линейного корабля «Св. Петр»{34} [43]

Вскоре на корабле Д. Н. Сенявина вновь появился Орио с группой вооруженных греков. Они доставили пятьдесят пять пленных французов, в том числе бригадного генерала и одиннадцать офицеров. Оказывается, они бежали с Кефаллонии, когда туда подошли корабли капитана 2 ранга Поскочина. До Св. Мавры добрались на лодках, но здесь, на берегу, их встретили вооруженные местные жители.

Десант расположился лагерем неподалеку от крепости. Вскоре к нему присоединился отряд греков, присланный Орио. И все же этих сил для штурма сильных укреплений противника было мало. Пришлось Сенявину обратиться к Ушакову за помощью.

В ночь на 23 октября моряки оборудовали позиции батареи и доставили туда снаряды. Когда рассвело, французы увидели в пятистах саженей наведенные на крепость пушки. Они тут же открыли по батарее огонь. Заговорили и русские орудия, установленные на берегу. Артиллерийская перестрелка, то затухая, то вспыхивая с новой силой, продолжалась до начала штурма. Когда наступило очередное затишье, Сенявин направил к крепости двух офицеров с предложением сложить оружие, встретившие их представители французского гарнизона заявили, что в крепости есть в достатке все необходимое для обороны и комендант не видит надобности в переговорах.

На следующий день Сенявин, стремясь прекратить кровопролитие, снова направил парламентеров с напутствием:

— Передайте им, что, когда крепость станет ослабевать, никаких переговоров об условиях капитуляции вести не буду! Однако и на этот раз французы ответили отказом. Их упорство объяснялось не столько уверенностью отсидеться за толстыми крепостными стенами, с большими запасами провианта, пороха и ядер, сколько происками против [44] эскадры Али-паши Янинского — правителя подвластной Порте провинции Эпир на Адриатическом побережье Балканского полуострова. С ним комендант Св. Мавры полковник Миолет поддерживал тайную связь. Али-паша норовил завладеть этим островом, отделявшимся от его владений лишь узким и мелководным проливом.

Это был честолюбивый, коварный и крайне жестокий правитель. Свою карьеру он начал с того, что после смерти отца — первого аги{35} города Тепеленпи умертвил своих братьев и сам занял его пост. В дальнейшем путем подкупов и убийств соседних правителей он расширил подвластную ему территорию и стал самым могущественным властелином на западе Балкан.

После захвата Францией Ионических островов Али-паша установил контакт с французской администрацией, пытаясь заручиться ее поддержкой в своих дальнейших захватнических планах. В свою очередь и французы, стремясь упрочить свои позиции на Западных Балканах, пошли на установление с ним связи, чтобы привлечь его на свою сторону в случае конфликта с Портой. К тому же генерал Бонапарт видел во владениях Али-паши главный источник получения продовольствия и корабельного леса.

Узнав о прибытии в Ионию объединенной эскадры, Али-паша тут же вступил в тайные переговоры с комендантом острова Св. Мавры полковником Миолетом с целью добиться передачи ему острова. За эту уступку он предлагал полковнику 30 тысяч червонцев и обещал отправить французский гарнизон за свой счет в один из портов, подвластных Франции. Сделка, однако, не состоялась — помешал приход российских кораблей.

Сенявин, получив отказ французов капитулировать, начал подготовку к штурму. Он решил установить на суше еще несколько батарей, в том числе одну, 18-фунтовую, [45] на албанском берегу, на мысе, откуда крепость хорошо просматривалась и была менее защищена.

Утром 28 октября все батареи открыли сильный огонь. Горячая перестрелка длилась несколько часов. В крепости возник сильный пожар. Только успели французы потушить его, как вспыхнул еще один. Русские ядра разнесли башню вместе с развевавшимся на ней трехцветным флагом.

Батареи, не умолкая, продолжали разрушать укрепления. И французы не выдержали. Как только стрельба утихла, из крепостных ворот вышли три офицера. Они заявили о согласии капитулировать, но на следующих условиях: гарнизон выходит из крепости с воинскими почестями и складывает оружие, после чего все солдаты и офицеры доставляются на судах эскадры в Тулон или в захваченную французами Анкону.

Эти условия сдачи Сенявин не принял. Предвидя, что противник теперь попытается активизировать свои действия, он попросил Орио прислать в помощь отряды вооруженных островитян. В своих предположениях офицер не ошибся. Ночью гарнизон предпринял вылазку. Около трехсот солдат и офицеров под покровом темноты двинулись на одну из батарей, стремясь захватить ее. Заметив французов, моряки подпустили их поближе и неожиданно ударили картечью. Открыли огонь и другие батареи. Неприятель в панике повернул назад.

Каждый новый день начинался с артиллерийской стрельбы. Французы дважды просили смягчить условия капитуляции. Но Сенявин был непреклонен.

31 октября вечером к острову подошел Ушаков. На следующий день он, выслушав доклад Сенявина, сошел на берег и с холма внимательно осмотрел крепость. Четыре русских и одна турецкая батареи, установленные на берегу, палили непрерывно по ее укреплениям. Французы тоже вели сильный огонь. Но точнее стреляли русские артиллеристы. [46]

— Молодцы! — не удержался от похвалы Федор Федорович, увидев, как несколько бомб, выпущенных 18-фунтовыми единорогами, разорвались в середине крепости. — Молодцы!..

Адмирал назначил штурм на завтра. Утром к русскому отряду присоединилось несколько сот вооруженных жителей.

Все было готово к началу атаки. Но прежде чем дать сигнал, Ушаков снова предложил коменданту острова сдать крепость. В случае отказа, предупредил он, французы «никакой пощады ожидать не должны». Переговоры затянулись и были перенесены на следующий день.

Между тем Ушакову доложили, что задержана и обезоружена группа турецких солдат, грабивших островитян. Разбой союзников, бросавший тень и на репутацию русских моряков, крайне возмущал адмирала. Он распорядился препроводить задержанных к Кадыр-бею и тут же стал диктовать адъютанту письмо турецкому командующему: «Таковые поступки подчиненных вашему превосходительству команд вынуждают меня отсторонить впредь турок от всякого содействия. Можем ли мы угнетенным жителям края сего обещать независимость, уважение к религии, сохранение собственности и, наконец, освобождение от ига французов, общих наших неприятелей, когда поступками нашими будем отвергать даваемые нами обещания»{36}.

3 ноября ему доставили «договор на капитуляцию», подписанный по его поручению капитаном 1 ранга Сенявиным и французским комендантом полковником Миолетом. Документ содержал условия, продиктованные Ушаковым. На следующий день французы покинули крепость и сложили оружие. Комендант передал Сенявину два знамени, флаг и все ключи. Над крепостью Св. Мавры взвились флаги союзников — русский и турецкий. [47]

В донесении Ушакова в Петербург говорилось: «...от двенадцатидневной непрерывной канонады состоящие в крепости дома, казармы, магазейны и прочие строения весьма повреждены и разбиты, то ж и стены крепости имеют во многих местах немалые повреждения. В крепости состоит артиллерии: мортир медных семипудовых две, пушек медных малых разного калибра 18, чугунных больших и малых разного калибра 37, ружей 617, пистолетов 13, пороху 159 пуд, бомб 524, ядер разного калибра 10109, провианту на число гарнизона на двадцать семь дней... Гарнизону состояло в крепости 546 и с того числа убитых 34, раненых 43, в плен взято обще с ранеными 512, в том числе 46 офицеров...»{37}. Не забыл командующий отметить и отличившихся при освобождении острова, в том числе отставных российских офицеров греков Спиро Ричардопулоса и Антона Глезиса.

В те дни Ушакову пришлось защищать местное население не только от французов, но и от «союзника» Али-паши Янинского. Этот ставленник турецкого султана творил на побережье чудовищные злодеяния. Ряд расположенных там городов, в том числе Парга и Превеза, был захвачен у Венецианской республики французами. С появлением вблизи российской эскадры население Парги, начав восстание, изгнало из города и крепости их гарнизоны и подняло на башнях русский и турецкий флаги. Однако паргияне теперь еще в большей степени опасались другого злейшего своего врага — вероломного и жестокого Али-пашу, боялись разделить судьбу горожан Превезы.

В то время как русско-турецкая эскадра освобождала Ионические острова, эпирский наместник Али-паша с 10-тысячным войском неожиданно напал на Превезу. Уничтожив 12 октября небольшой, в 250 человек, французский [48] гарнизон крепости Никополь, злодей устроил резню и среди жителей города.

Вот как описывал эту трагедию Ф. Ф. Ушаков в очередном донесении в Петербург: «...в Превезе перерезаны все, кто только ни попал в руки — старые и малые и многие женщины, а остальные... продаются торгом, подобно скотине, и отдаются в подарки, прочие ж разбежались в разные острова и наполнили оные стоном и плачем... Всех прочих мест береговые жители, прежде бывшие в венецианском владении, видя чрезвычайные жестокости, пришли в отчаянность и озлобление, а особо обыватели города Парги»{38}.

Негодование адмирала вызвали и провокационные действия Али-паши по отношению к русскому консулу в Превезе майору Ламбросу. Он был схвачен, закован в цепи и отправлен на галеру, где содержались невольники. Узнав об этом, Ушаков в гневном письме потребовал немедленно освободить консула.

Жители Парги, встревоженные приближением войск Али-паши, прислали к Ушакову свою делегацию с письмом, в котором просили не только защитить их, но и принять в подданство России. На это Федор Федорович ответил:

— Я вовсе не уполномочен приобретать для России новые земли или подданных и поэтому, к сожалению своему, требование ваше никак удовлетворить не могу...

Ответ адмирала привел паргиян в глубокое отчаяние.

Они пали к ногам Ушакова, просили взять их если не в подданство, то хотя бы под свое покровительство. Иначе, заявили они, пойдут на последнее средство: перережут жен и детей своих и будут драться с войсками Али-паши насмерть, пока не погибнут все до единого.

Ушаков оказался в затруднительном положении — как-никак Али-паша был представителем Оттоманской [49] Порты. Но все же, заручившись поддержкой Кадыр-бея, решил взять Паргу под свою защиту.

В город было направлено военное судно с небольшим отрядом солдат и несколькими орудиями. Али-паше пришлось отказаться от своего намерения захватить Паргу{39}. Был также освобожден русский консул.

7 ноября, оставив у острова Св. Мавры отряд капитана 1 ранга Сенявина, чтобы наладить порядок и принять на суда орудия своих батарей и трофейные медные пушки крепости, эскадра направилась к острову Корфу. [50]