Глава вторая.

Марш к Парижу

(Схемы 1, 2, 7 и 17)

Марнское сражение явилось конечным результатом германского марша-маневра в начале войны. К этому решающему этапу немцы пришли с отрицательным знаком. Как и почему это произошло — рассматривается в данной главе.

1. План Шлиффена в действии

Путь нашего анализа несколько расходится с общепринятым. Обычно исследование начинают с разбора плана Шлиффена и затем устанавливают отклонения от него, допущенные Мольтке, рассматривая их как главную причину неуспеха маневра в целом. Самый же план Шлиффена не берется под сомнение и никакому критическому анализу не подвергается. Такой метод вызывает серьезнейшие возражения. Как бы велики ни были отклонения от шлиффеновского плана, допущенные германским генеральным штабом в 1914 г., они не могут полностью объяснить поворот, происшедший в ходе операции на Марне. Никак нельзя отрицать, что в основном Мольтке стремился все же осуществить грандиозный замысел своего предшественника. Если он потерпел неудачу, причину ее следует искать на путях строго научного, объективного анализа фактов, а не только плана кампании и тех или иных отступлений от него. Не приведет ли такой анализ к выводу, что критику Мольтке следует продолжить до критики Шлиффена? [79]

Наше утверждение о том, что Мольтке стремился выполнить план Шлиффена, подтверждается директивой германского главного командования, отданной 27 августа, т. е. сразу после окончания приграничного сражения. В директиве этой говорилось: «Все основные французские армейские корпуса уже были введены в бой и потерпели значительные потери. Также и большая часть резервных дивизий тяжело потрясена, бельгийская армия — в состоянии разложения. Отсюда следует, что нужно быстрым продвижением {85} германского войска на Париж не дать передышки французской армии и воспрепятствовать новым формированиям. Его величество приказал германскому войску (прежде всего 1-й—5-й армиям) наступать на Париж».

Мольтке считал, таким образом, что в приграничном сражении была одержана решающая победа. Французские армии разбиты. Оставалось лишь путем преследования, в соответствии с основной целью шлиффеновского маневра, окружить врага и окончательно добить его. Генерал фон Плессен, адъютант императора Вильгельма, в своих записках сообщает: «Генерал Мольтке, как, впрочем, и подполковник фон Таппен, начальник оперативного отдела, считали, что приграничное сражение привело к решающему результату в пользу немцев на западном фронте. Только такой точкой зрения, чересчур оптимистической, можно объяснить решение отправить в восточную Пруссию гвардейский резервный и 11-й корпуса. 25 августа подполковник фон Таппен заявил мне буквально следующее: "В шесть недель все дело будет закончено"».

Здесь мы видим несколько иные мотивы отправки двух корпусов с правого крыла, чем те, которые обычно приводятся. Учитывая крайнее расстройство сил противника, Мольтке считал, что может произвести эту переброску без всякого ущерба для основной операции. Насколько он был прав, будет видно из дальнейшего, пока же заметим, что Мольтке не задумывался нисколько над формой предстоящей операции: он намеревался точно выполнить предначертания Шлиффена.. Он направляет главную массу своих сил в состав окружающего крыла, которое должно совершить грандиозный маневр захождения правым плечом вокруг Вердена, как оси движения. В состав правого крыла выделяется пять армий; в составе левого остаются только две армии, которые лишь частично могут заполнить пространство между Верденом и швейцарской границей. [80]

Можно ли не увидеть в этом смелом плане выражение основной идеи шлиффеновского плана? Правда, Шлиффен предполагал осуществить его более крупными силами. Но подсчитаем соотношение сил, которое было в действительности в этот момент.

К западу от Вердена последовательно располагались со стороны союзников: 3-я армия — 6-й, 5-й, 4-й корпуса; 4-я армия — 12-й, 17-й, 11-й, 2-й, 9-й и Колониальный корпуса; 5-я армия — 1-й, 10-й, 3-й, 18-й корпуса; английская армия —1-й и 2-й корпуса, а всего 15 корпусов с германской стороны: 5-я армия — 5-й, 16-й, 5-й рез., 6-й рез., 13-й корпуса; 4-я армия — 6-й, 18-й рез., 18-й, 8-й рез., 8-й корпуса; 3-я армия —19-й, 12-й, 12-й рез. корпуса; 2-я армия — гвард., 10-й, 10-й рез. и 7-й корпуса; 1-я армия — 9-й, 4-й, 4-й рез., 3-й и 2-й корпуса, всего 22 корпуса. С учетом резервных дивизий у союзников — 37 (в Марнской битве 56), у германцев — 44 дивизии. Подавляющее преимущество все еще было на стороне германцев. К этому надо добавить громадное качественное превосходство, в частности наличие тяжелой полевой артиллерии, которой у союзников не было вовсе. Надо учесть также, что англичане и 5-я франц. армия только что потерпели поражение и не могли оказать серьезного сопротивления.

Согласно директиве, 1-я германская армия должна была наступать западнее р. Уазы к Нижней Сене, т. е. западнее Парижа; 2-я армия — на Париж; 3-я — на Шато-Тьерри; 4-я — через Реймс на Эперней; 5-я — на линию Шалон — Витри-де-Франсуа, в обход Вердена. Взгляд на карту показывает, что 3-я, 4-я, 5-я армии выходили, таким образом, на Марну. После ознакомления с тем, что произошло в Марнском сражении, такое расположение германского войска не может быть оценено иначе, как смелый замысел шлиффеновского размаха{86}. Для 6-й армии в директиве ставилась задача (которая была дана ей раньше) — прорыв укреплений на Мозеле между Тулем и Эпиналем. [81]

Однако в директиве имелось еще одно указание, которое оказалось, так сказать, «ложкой дегтя в бочке меда»: «Все армии должны действовать во взаимном согласии и поддерживать друг друга на отдельных участках. Сильное сопротивление на р. Эн и позднее на р. Марне может потребовать поворота армий с юго-западного в южное направление». Этим Мольтке дал палец командующим армиями, которые не замедлили вскоре ухватить всю его руку.

Но если эту деталь пока что опустить, чтобы вернуться к ней позже, перед нами шлиффеновский план в действии, основанный уже на базе реальности, возникшей в итоге приграничного столкновения.

Замысел, отраженный в директиве от 27 августа, настолько смел, что невольно возбуждает вопрос, была ли проверена хотя бы на карте его осуществимость; не было ли это одним из продуктов штабного бюрократизма, которых мы еще немало встретим в ходе событий. Основной вопрос, который встает при самом беглом взгляде на карту,— это расстояние между Витри-ле-Франсуа и Туль, пространство, в верхнем углу которого мы находим Верден. Какие силы мог бы Мольтке двинуть в этот разрыв — из директивы совершенно не ясно. И если директива заострена под кличем «К Парижу», не пренебрег ли он другой твердыней французской обороны — Верденом? Не возникнет ли здесь опасность маневра против тылов и сообщений пяти армий, сдвинутых к западу? Или, может быть, Мольтке рассчитывал, что к тому времени немцам удастся форсировать Мозель, сближая внутренние фланги двух разорванных крыльев германского войска?

Этот вопрос подводит нас к коренной проблеме шлиффеновского маневра. Главная трудность его заключалась в сочетании трех основных факторов: массы войск, или вооруженные силы; пространство, направление удара и местность; наконец, движение, или самый маневр. Обратим наше внимание сначала на два первых фактора. Отличие шлиффеновского маневра от «Канн» в предшествовавших войнах состояло в гигантском размахе всей операции: сотни километров, сотни тысяч людей, миллионная масса, разбросанная на протяжении около 300 км,— такова важнейшая особенность, характеризовавшая операцию войны новой эпохи. 7 армий двинулись в поход, располагаясь по этой гигантской дуге. Вопрос об их расположении на таком громадном пространстве, о распределении сил, получал исключительно важное значение. [82]

Шлиффен предполагал из 72 дивизий, которые он имел в своем распоряжении в 1905 г., выделить 61 дивизию в состав массы; совершающей маневр захождения. Именно такое количество дивизий располагалось по плану Шлиффена 1905 г. на линии Тионвиль—Шарлеруа—Антверпен. Если учесть, что расстояние между этими пунктами составляло 244 км, то на каждую дивизию приходилась полоса движения в 4 км, что соответствовало густоте дорог в районе маневра. Эта узкая полоса вполне была посильна для каждой дивизии. Шлиффен был против создания каких бы то ни было резервов из перволинейных активных частей. Все должно быть брошено на осуществление основной и важнейшей задачи. При таком построении избегалась опасность образования пустот внутри охватывающего крыла и обеспечивалась максимальная быстрота его продвижения вперед. Это были в полном смысле грабли, которые должны были сгрести силы противника на своем пути, не оставляя им возможности проникнуть между зубцами. Все второстепенные задачи возлагались на территориальные бригады, двенадцать из которых предназначались для осады бельгийских и французских крепостей. Сверх того, восемь корпусов эрзаца предполагалось использовать для осады Парижа.

В составе армий, совершавших маневр захождения, западнее Вердена, Мольтке имел фактически не 60 дивизий, а меньше на одну треть, всего около 40 дивизий, причем силы противника, противостоявшие на этом участке фронта, благодаря передвижениям, которые успели сделать союзники с начала кампании, были уже в этот момент значительны; это необходимо отметить, ибо Шлиф-фен в своем плане рассчитывал все же на то, что немцы успеют подойти к Парижу до того, как серьезные силы противника будут сдвинуты к западу. Куда же девались остальные 20 дивизий? Семь из них Мольтке, по принятому им плану развертывания, переместил на усиление левого крыла; предполагалось, что они будут по мере развития маневра переброшены на правый фланг, но от этой меры по непонятным причинам Мольтке отказался после пограничного сражения, когда он счел вполне достаточными для завершения победы наличные силы на правом крыле{87}. 4 дивизии были [83] переброшены на восточный фронт (11-й и гвардейский резервный корпуса); 4 дивизии осаждали Антверпен (3-й и 9-й рез. корпуса); 2 дивизии — Мобеж (8-й рез. корпус); 1 дивизия — Живе (24-я рез. дивизия); 2 дивизии находились между Тионвилем и Верденом для предотвращения наступления французов из района Верден—Туль. Наконец, 8 корпусов эрзаца были уже или растрачены, или еще не сформированы.

Могли ли столь ослабленные силы правого заходящего крыла сохранить прежний фронт развертывания в 240 км? Очевидно, нет,— говорят нам. Исходя из указанной нормы, они могли обеспечить фронт лишь в 160 км. Сохраняя направления движения для армий правого крыла согласно плану Шлиффена, Мольтке предрешал возникновение разрывов общим протяжением в 80 км. Такие разрывы и возникли действительно в ходе маневра. Они вынудили армии правого крыла непрерывно отклоняться к востоку. В результате 1-я армия, вместо обхода Парижа с запада, должна была пройти мимо Парижа с востока.

Мы согласны, что можно так объяснить рокировку правого крыла к востоку, следствием чего явилось оставление Парижа на правом фланге заходящего крыла, но этим нельзя оправдать оставления такого важного железнодорожного центра и укрепленного района, как Париж, почти без всякого наблюдения. В этом заключается одна из величайших ошибок, допущенных Мольтке.

Генерал Тренер в своей известной работе, посвященной критике стратегии Мольтке {88} делает в связи с этим очень интересные предложения. Чтобы обеспечить маневр захождения пятью армиями правого крыла, следовало, по его мнению, отказаться от всяких активных операций в Лотарингии и Вогезах, тем более что, как показала практика, они все равно неспособны были выполнить главную задачу — сковать силы французов и воспрепятствовать их переброске на запад, не говоря уж о прорыве крепостного пояса{89}. [84]

Тогда появилась бы возможность передвинуть 5 корпусов в район Люксембурга—Тионвиль—Мец. Два из них следовало передать 5-й армии, а три оставить против Вердена, западнее Мааса; восточнее этой реки находились бы 33-я рез. дивизия и ландверные бригады. Число корпусов 1-й армии следовало довести до семи, передав ей два из состава 2-й армии, 2-ю и 3-ю армии свести в одну, образовав из этой новой армии и 1-й армии группу армий во главе с генералом Бюловым. При таких условиях план, намеченный в директиве от 27 августа, мог быть осуществлен. Эти предложения Тренера вполне разумны. По его мнению, вместо длинной директивы германского главного командования следовало отдать короткий приказ: «1-я армия, направление: Сена, выше Парижа; 2-я, 3-я, 4-я и 5-я армии: смыкайтесь тесно направо; 6-я и 7-я армии: окопайтесь, отправьте значительные силы на заходящий фронт через Тионвиль—Мец»{90}.

Конечно, ослабляя правое крыло, Мольтке допустил крупнейшую стратегическую ошибку. Но этим еще не доказано, что участь предпринятого им маневра была предрешена. Силы все еще оставались очень крупные и, во всяком случае, значительно превосходили силы противника на этом участке. В особенности благоприятно было положение 1-й армии далеко выдвинутой к западу и имевшей на пути своего движения лишь морально подавленные, малоподготовленные, отступавшие силы англичан. Заданное Мольтке направление движения 1-й армии, выводило ее еще дальше к западу во фланг англичан. Охват левого фланга союзных войск был, таким образом, вполне реален или, правильнее сказать, обеспечен. Это непрерывное давление с фланга устраняло возможность количественно слабейшему на этом участке противнику задержаться. Развитие маневра в силу этого бесспорно сулило немцам полный успех. [85]

У союзников имелось лишь два способа выйти из этого тяжелого стратегического положения: во-первых, сосредоточить на левом их фланге массу, способную остановить продвижение вперед правофланговых германских армий; во-вторых, быстрым отступлением на всем фронте выскользнуть из угрожавшего кольца окружения. Эти два момента контрактивности противника вообще имели решающее значение для судьбы шлиффеновского плана. Такое же значение они имели и для маневра Мольтке 27 августа.

Совершенно очевидно, что решение следовало искать в правильном использовании пяти правофланговых германских армий, двигавшихся к Парижу. По обстановке сила союзников возрастала по мере приближения к Вердену, в районе которого располагалась основная масса их войск; к этому нужно добавить еще устойчивость союзного правого крыла, опиравшегося на крепостной пояс. Чем ближе к Вердену, тем больше возрастает сила сопротивления союзников, и именно здесь следовало ожидать наивысшего тактического напряжения. Но для немцев оно отнюдь не совпадало с напряжением стратегическим, которое целиком и полностью оставалось на их правом фланге. Следовательно, возникало явное противоречие между тактикой, которая тянула немцев к востоку, и стратегией, которая, напротив, диктовала перенесение центра тяжести к западу.

Короче, к 27 августа в новой конкретной обстановке перед Мольтке встала старая шлиффеновская проблема. Разрешения ее следовало искать на пути последовательного осуществления плана Шлиффена; надо было пожертвовать тактическими успехами на востоке во имя высшей стратегической цели на западе.

Здесь необходимо вернуться к трем элементам шлиффеновского маневра. Можно ли ограничиться анализом только пространственного и численного факторов? Очевидно, в таком случае из анализа ускользает душа маневра — движение. Между тем в конечном счете решал именно этот третий фактор.

Стратегическое развертывание германских армий показало всю жизненную мощность шлиффеновского плана. Однако мы не встречаем ясности в формулировке полученного в результате его преимущества. Немцы получили в итоге глубокого обходного движения через Бельгию решающее преобладание на своем правом крыле: путь к Парижу преграждался лишь слабыми, наспех собранными силами союзников. Но при этом забывают указать на жизненно важный момент: в этом преимуществе огромную роль играло время. [86] Не забудем, что общее численное превосходство сил было на стороне союзников: на западном европейском фронте 78 германских дивизий противостояли 82 союзным (71 французской, 5 английским, 6 бельгийским). Оперативное преимущество на правом германском крыле было достигнуто лишь благодаря искусному маневру, основанному на внезапности, которая состояла в данном случае в непредвиденном французским генеральным штабом размахе и глубине охвата (движение через север Бельгии) и вводе в боевую линию германских резервных корпусов.

Это был выигрыш темпа, т. е., иными словами, немцы получили в свое распоряжение время, в течение которого их маневр мог развиваться дальше, без достаточно крепкого противодействия союзников. Но это выигранное время было ограниченно: ясно, что противник примет контрмеры. Надо, следовательно, неослабным темпом развивать полученное преимущество, не давая врагу времени уравновесить соотношение сил. Решающее значение получал, следовательно, быстрый маневр правого германского крыла. Нам постоянно повторяют шлиффеновскую фразу о том, что это правое крыло должно быть мощным, чтобы завершить вовремя начатый маневр. Но к этому нужно добавить: оно должно было быть также и подвижным, чтобы этот маневр завершить быстро.

В том виде как маневр представлялся самому Шлиффену, предполагалось разделение германского войска на два крыла: левое на востоке с минимумом сил, задача которого состояла в сковывании находившихся против него сил противника; правое — основная масса, осуществлявшая маневр захождения вокруг Тионвиля. Центра, связывавшего эти две части, по сути дела, не было.

Директива Мольтке от 27 августа выражала эту тенденцию (разделение на два обособленных крыла) с предельной четкостью. Имела ли она (тенденция) реальную базу? Почему же нет? Если бы на Марне был осуществлен конечный этап маневра захождения и, овладев Парижем, 5 германских армий стали бы сбивать находившиеся перед ними силы союзников к швейцарской границе, французская армия попала бы в тяжелое положение.

Союзное войско должно было или разорваться на две части, или сгрудиться к восточной крепостной зоне. Не этого ли именно хотел Шлиффен? Можно безошибочно утверждать, что подавленное мощным напором с запада союзное войско неспособно было бы безнаказанно маневрировать. уйти же целиком на юг оно не успело бы. [87]

Успех шлиффеновского маневра, таким образом, определялся вовсе не равномерным насыщением всего фронта, а зависел от быстроты движения правого крыла, которое должно было обладать и достаточной мощностью. Само собой разумеется, что скорость движения обусловливалась ударной силой массы захождения, достаточной, чтобы быстро преодолеть встречающееся сопротивление. Но при этом забывают об обратной зависимости: мощность правого крыла обусловливалась в свою очередь быстротой его движения. Чем быстрее двигалось правое крыло вперед, тем больше было шансов сохранить выигранный темп, тем меньше оставалось у противника возможностей путем контрманевра достигнуть равновесия на этом решающем фланге сражения.

Две тенденции явно сталкиваются при обсуждении этого вопроса: одна остается на базе маневренной войны, в аспекте которой Шлиффен мыслил осуществить свой план, не заботясь о том, чтобы всюду противопоставить преграду возможному контрманевру противника; другая, предвосхищающая мышление эпохи позиционной войны, основывается на равномерном распределении сил по всему фронту.

Несомненно, у Мольтке проскальзывала эта вторая тенденция, когда он уже в плане стратегического развертывания отступил от шлиффеновского распределения сил между правым и левым крылом. Но эта тенденция была лишь в зародыше. В директиве от 27 августа германское главное командование стремилось обеими ногами стать на почву шлиффеновского замысла. Но соответствовало ли это стремление фактическому положению? Здесь необходимо, хотя бы очень кратко, коснуться результатов пограничного сражения.

2. Пограничное сражение. Первый кризис шлиффеновского маневра

«Битва на Марне, в целом, есть не что иное, как перевернутое пограничное сражение. Отступательный маневр перенес сражение из Бельгии к Марне и осуществил в то же время полное изменение ситуации. Это изменение не было только материальным{91}, стратегическое [88] преимущество также перешло на другую сторону: так же как во время пограничного сражения, французы, чувствуя опасную угрозу на их левом крыле, бросились, как бы в инстинктивном движении защиты, вперед против германского центра с целью прорвать его, точно так же на Марне, германцы, под давлением опасности со стороны Парижа, ринулись прямо перед собой, чтобы попытаться разорвать французский центр{92}».

Здесь проводится аналогия между двумя крупнейшими и единственными за всю мировую войну сражениями на западноевропейском театре, в которых действительно участвовали все силы обеих сторон. Пограничное сражение — предшественник и, в известном смысле, прообраз Марнской битвы. Оно, однако, гораздо проще и понятнее; поэтому краткий разбор его полезен для уяснения некоторых вопросов, которые в пограничном сражении выявились в более ясной и элементарной форме.

В приведенном выше высказывании подчеркивается вместе с тем и противоположность пограничного сражения и битвы на Марне: оперативно-стратегическое преимущество перешло к другой стороне. Если в начале Марнской битвы выигрыш темпа был у союзников, то в начале пограничного сражения его имели немцы.

Ошибку Мольтке в оценке результатов пограничного сражения до некоторой степени можно объяснить тем, что оно закончилось на всех участках внешней победой немцев. Однако эта победа скрывала тенденцию, опаснейшую для судеб маневра в целом. Основная особенность пограничного сражения заключалась в том, что вместо единого цельною маневра она представляла собою совокупность разрозненных битв на правом крыле, в центре и на левом фланге германского фронта.

а) Сражение в Лотарингии

(Схема 17)

Шлиффен рассчитывал достигнуть решающего преимущества на правом крыле раньше, чем противник успеет сорганизоваться для отпора. Он учитывал при этом тенденцию французов направить свой удар в восточном и северо-восточном направлениях. Нужна была с их стороны особая прозорливость и смелость, чтобы [89] сдвинуть свое развертывание в Бельгию. Шлиффен имел достаточные основания полагать, что такой смелости у его противника не окажется. Шлиффеновский план был основан поэтому на предпосылке, что сосредоточение главных сил французов будет опираться на мощную крепостную зону. Мало того, Шлиффен вложил в свой план некоторую дозу яда хитрости: пусть французы попытаются наступать в восточном и северо-восточном углу — это даст выигрыш времени для маневра захождения правым плечом. Об этой возможности Шлиффен высказался так:

«Во всяком случае, в этом нельзя усмотреть никакой опасности. ...Не изменяя по возможности ни в малейшей части германский оперативный план, во всем остальном необходимо обеспечить нижнее течение Мозеля, пространство между Мозелем и Маасом преградить на высоте Диденгофена{93}. Если французы направятся через Верхний Рейн, им нужно организовать сопротивление в Шварцвальде. Подвезенные из тыла войска необходимо сосредоточить на Майне и Иллере».

Итак, Шлиффен считался с потерей Эльзаса и Лотарингии. Чем глубже засовывали французы свою голову в западню, тем выгоднее казалось это Шлиффену с точки зрения успеха оперативного плана в целом. Если бы французы направились через Эльзас и Лотарингию главными своими силами, Шлиффен считал наиболее целесообразным склонить силы своего правого крыла немедля же прямо на юг (а не на юго-запад), отрезая французов от столицы и нанося им удары в тыл. Основной замысел был бы осуществлен в упрощенной форме.

Но Шлиффен мало рассчитывал на подобный оборот событий. Сосредоточение германских армий заканчивалось на 13-й—17-й день мобилизации. Если бы предположить, что французы могли двинуться внутрь Эльзаса и Лотарингии на 10-й день мобилизации, то им потребовалось бы минимум еще 10 дней, чтобы достигнуть Рейна и Нижнего Мозеля. Разумеется, здесь искусственно принят во внимание исключительно благоприятный для французов ход событий. Но в это время развертывание германских сил было бы закончено, и указанный поворот на юг решил бы судьбу операции.

Разумеется, французы, которые знали, хотя и не точно, о движении германцев в обход через Бельгию, не дали бы себя провести [90] так просто и неизбежно должны были выделить крупные силы для отражения угрозы с севера. Движение французов в Эльзас и Лотарингию можно было при таких условиях расценивать как одну из форм общего противодействия с их стороны выполнению плана противника. Так оно в действительности и произошло.

Иначе подошел к вопросу Мольтке. Соотношение сил в пользу правого крыла, установленное Шлиффеном (1 : 7), казалось ему чрезмерно рискованным, и он изменил его в пользу левого крыла, установив соотношение 1 : 3. Здесь заключалось уже коренное изменение основной идеи шлиффеновскою плана. Левому флангу ставилась тем самым задача — не пускать французов вглубь. Поскольку эта задача не выходила за рамки простого сковывания противника, в ней не заключалось еще непосредственной опасности для хода операции на всем фронте, так как, пригвожденные к правому своему флангу, французы были бы обойдены с запада. Гораздо опаснее, если бы французы начали передвижку своих сил с правого фланга на левый (что, как известно, впоследствии и произошло), уклоняясь от каких-либо серьезных операций в Эльзасе и Лотарингии. Наличие мощных рубежей обороны позволило бы им удерживаться со слабыми силами, подготавливая отпор в центре и на своем левом фланге.

Различие между Шлиффеном и Мольтке заключалось не только в измененном распределении сил. Как это ни странно, но, увеличивая свои силы на восточном секторе, Мольтке резко уменьшал свои шансы сковать здесь противника: элемент шлиффеновской хитрости выпадал из игры. Столкнувшись с крупными силами противника, французы прекращали наступление на восток, а, перейдя к обороне, смогли бы начать переброску на запад. Буквально так и случилось в действительном ходе событий.

Первоначально Мольтке намечал для б-й и 7-й германских армий защиту левого фланга фронта захождения вокруг Мец — Диденгофен; эти армии должны были сковать противника и предупредить передвижку его сил в западном направлении; в случае наступления превосходящих сил противника, они должны были отходить, непрерывно следя за тем, чтобы не создалась угроза левому флангу заходящего крыла; однако в случае наличия слабых сил противника, допускалась возможность контрудара через Мец и южнее на левый берег Мозеля.

В действительности оказалось, что силы противников в этом районе приблизительно были равны: на немецкой стороне —_: 8 [91] арм. корпусов, 3 эрзац, дивизии, 3 кав. дивизии против 7 арм. корпусов, 3 рез. дивизий, 1 колониальной бригады и 3 кав. дивизий на французской стороне. Располагая столь значительными силами, командующий 6-й армией кронпринц баварский Рупрехт, которому в оперативном отношении была подчинена также и 7-я армия, был полон наступательного духа. Наступление он рассчитывал вести с занятой им оборонительной позиции: Дельм (Delmr) — Шато-Сален (Chateau-Salins)—Бламон (Blamopnt) —Сирей (Sirey) против линии рек Мозель и Мерт (Meurthe). 11 августа кронпринц баварский запросил мнение германского главного командования, которое сообщило, что предполагаемое наступление не соответствует его видам. 14 августа, получив сведения о скоплении крупных французских сил в Эльзасе и Лотарингии, Мольтке приказал 6-й армии отступить на Верхний Саар. Заняв линию франц. Нид (Nied)—Баронвейлер (Baronweiler)—Родальбен (Rodalben) — Бургальтдорф (Burgaltdorf)—Кутинген (Kuttingen)—Саарбург (Saarburg)—Лютцельбург (Lutzelburg), командующий 6-й армией не оставил мысли о наступлении и стал стягивать силы 7-й армии на свой левый фланг. Между тем 14 августа 2-я французская армия перешла в наступление, которое велось «методично», т. е. крайне медленно и осторожно, выйдя к 20 августа на фронт Шато-Сален (Chateau-Salins) —Дьез (Dieuse)—Саарбург (Saarburg); наступавшая южнее, 1-я французская армия заняла Саарбург и захватила важный пункт — гору Донон. 18 августа германское главное командование сообщило командованию 6-й армии о начавшемся захождении правого крыла; на 6-ю и 7-ю армии по-прежнему возлагалась защита его левого фланга; им предлагалось «продолжать отступать в направлении реки Саар и Нижних Вогез, чтобы затем решительно атаковать противника, ворвавшегося в мешок между реками Саар и Нид. Следует остерегаться начать атаку с занимаемых теперь позиций (при входе в мешок), так как близость приграничных укреплений на французской границе помешала бы использованию успеха».

Однако, когда эта директива прибыла к кронпринцу баварскому, им был уже отдан приказ о наступлении. По словам Рейхсархива, командующий 6-й армией «вовсе не считал вероятным, что противник, очертя голову, полезет в мешок», и он решил убить зверя еще до того, как тот попался в западню, 6-я армия должна была ударить по французам с фронта, а 7-я обойти его через Верхние Вогезы с выходом на тылы. О своих планах он тотчас сообщил [92] в главную квартиру; Мольтке ответил уклончиво, и наступление началось, 2-я французская армия была смята; огонь германской артиллерии причинил ей большие потери, и генерал Кастельно приказал отступать. Но наступление 7-й армии в Вогезах в чрезвычайно трудных условиях горной местности было задержано частями 1-й французской армии, занявшей горные проходы. Тогда кронпринц баварский приказывает 6-й армии склониться на юг {94}, чтобы отрезать французские, силы, застрявшие в Вогезах. Однако, и 1-й французской армии удается ускользнуть. Германское главное командование не только утверждает решение кронпринца о движении к югу, но 23 августа отдает приказ преследовать противника, считая на основании данных обшей обстановки, что французы [93] «отступят еще в ближайшую ночь». В директиве от 27 августа (см. выше) 6-й и 7-й армиям предлагается прорваться между Тулем и Эпиналем, наступать в направлении на Нефшато; осадить Туль и Нанси; прикрыться против Эпиналя. Однако теперь французы опираются на зону своих крепостных укреплений, и германское наступление после кровопролитных боев замирает на линии Гран-Куроне (восточнее Нанси) вдоль рек Мёрты и Мортань (La Mortagne) — Сен-Дие.

В лотарингской битве немцы одержали крупную тактическую победу, но стратегически операция им не удалась. Эта неудача оказалась, однако, гораздо значительней, чем могло показаться с первого взгляда. Мольтке, как мы видели, санкционировал действия кронпринца баварского, который, вместо выполнения задачи, возложенной на него,— защиты левого фланга фронта захождения, перешел в наступление, вынудив французов перейти к обороне на линии крепостных укреплений. В масштабе маневра в целом это означало выигрыш времени, союзниками для переброски сил на левый свой фланг. Для немцев же действия в Эльзасе и Лотарингии означали потерю темпа в выполнении главного своего маневра{95}. [94]

б) Сражение в Арденнах

Маневр захождения пяти германских армий вокруг Мец-Диденгофен представлял собой операцию исключительно деликатного свойства. Как мы уже указывали, эти пять армий должны были, по мысли Шлиффена, образовать единый фронт, движущийся в юго-западном направлении, сметая на своем пути всякое сопротивление противника. Априори уже можно было указать на одну важнейшую трудность, вытекавшую из самой сути маневра: каждая из пяти армий в момент захождения должна была двигаться с разной скоростью; 1-й армии предстояло пройти наибольшее расстояние, и потому движение должно было происходить с максимальной скоростью; напротив, 5-й армии в это время предстояло несколько повернуться правым своим флангом, как бы обозначая левым шаг на месте; скорость ее движения была бы, следовательно, минимальной. Но это — самый элементарный расчет. Во-первых, марш совершался не на плацу, а на обширном пространстве, местность которого представляла крупные различия: на восточном секторе предстояло перейти Арденны, дальше к югу находились Аргонны; сверх того, речная преграда Мааса и других рек; к западу простиралась, напротив, открытая местность, пересеченная лишь речными преградами. Во-вторых, оставались неясными намерения противника, где его силы, какие меры противодействия он предпринимает. Шлиффеновский план строился на гипотезе, что силы французов будут сдвинуты к востоку: следовательно, и по условиям местности, и по предположительной оценке стратегического развертывания противника следовало ожидать наибольшей свободы движения именно для правофланговых армий. На этом базировался весь шлиффеновский замысел. В самой основе его лежало быстрейшее продвижение крайнего правого фланга с учетом неизбежной задержки движения левого. В приграничном сражении произошло как раз обратное.

Мольтке в разговоре по телефону 21 августа напомнил командующему 5-й армией, кронпринцу германскому, что «его армия, чтобы остаться в генеральном плане операций, должна обороняться, но не атаковать... предоставив противнику самому влезть в тиски». Мольтке имел в виду, очевидно, что, продвигаясь в центре, французы тем самым облегчали задачу охвата их правого крыла. Но как далеко можно было пустить их вперед? Проблема представлялась исключительно противоречивой. [95]

Захождение пяти германских армий, как уже было упомянуто, началось 18 августа. К вечеру 21 августа 5-я армия находилась по обе стороны Лонгви (Longwy), растянувшись на фронте в 45 км. 4-я армия была разбросана на фронте в 50 км от Нефшато до Живе; правый фланг ее, таким образом, был выдвинут далеко на запад; промежутки между отдельными корпусами составляли около 15 км. До сих пор серьезных встреч с противником не было. Однако перспектива такой встречи весьма серьезно волновала командование обеих армий, так как трудно было представить себе, как могли реагировать на серьезную атаку сомкнутой массы противника армии, разбросанные на пространстве 100 км, занимавшие к тому же линию, каждый пункт которой был подвержен фланговому удару. В 5-й армии было известно, что передовые посты французов находятся по реке Шьер (La Chiers) и Крюн (La Crusne) на линии Монмеди—Лонгийон (Longuyon)—Мерси-ле-Ба (Mercy le Bas). Авиационная разведка 4-й армии констатировала наличие французских частей к северу от Мааса и Шьер, севернее линии Мезьер—Монмеди. Что замышлял противник, и как следовало реагировать на его действия?

В этой крайне неопределенной обстановке кронпринц 21 августа выносит решение немедленно же атаковать противника, находящегося между реками Шьер и Крюн. Главному командованию это решение было сообщено в невинной форме, как желание обеспечить лучшую связь с Тионвилем; Мольтке апробировал его. В действительности же, приказ кронпринца предусматривал поворот фронта движения всей армии к югу, что немедленно же создавало разрыв с 4-й армией в районе Флоранвиля (Florenville){96}.

Командующий 4-й армией был вынужден приказать 6-му корпусу склонить свое движение резко к югу в район Тентиньи (Tintigny).

По французскому плану было предусмотрено контрнаступление против германских сил, движущихся через Люксембург в [96] направлении Седан—Нефшато. Несмотря на то что в этот момент уже выяснилась опасность глубокого охвата левого крыла, Жоффр, предпринимая меры к усилению этого последнего, одновременно решает 20 августа, что указанное наступление в центре явится лучшим средством задержать также силы противника, движущиеся через центральную Бельгию, и будет угрожать их флангу и тылу{97}.

В инструкции № 13 от 18 августа говорилось: «Левое крыло прямо противодействует этому движению (германского правого крыла между Живе и Антверпеном), стремясь обойти противника с севера. В это время центр должен атаковать центр противника с целью разбить его. Достигнув этого результата, 4-я армия должна двинуться тотчас же против левого фланга противника. Враг должен быть атакован всюду, где его встретят».

4-я армия получила направление на Нефшато, т. е. к северо-востоку, однако ей давалась задача «прижать к Маасу между Дина-ном — Намюр и рекой Урт все силы противника, которые находятся в этом районе»; направление указывалось, таким образом, прямо к северу. 3-я армия должна была наступать в направлении к Арлону (Arlon). Ввиду полной неопределенности обстановки корпуса обеих армий должны были двигаться уступами по нисходящей лестнице, чтобы быть готовыми вести сражение лицом к северу или к востоку. Но, чтобы выйти на открытые пространства Бельгии и Люксембурга, необходимо было пройти густые Арденнские леса, которые пересечены недостаточным для движения таких масс числом дорог. Продвижение совершалось медленно, войска скрещивались на дорогах, чему способствовала также неясная ориентировка наступления 4-й армии. [97]

В результате наступательных планов обеих сторон 22 августа разыгрался встречный бой на широком фронте, в котором участвовали по две армии с каждой стороны.

Тактически французы потерпели полное поражение. В районе Лонгви 5 корпусов 5-й германской армии столкнулись с тремя корпусами 3-й французской армии. Разгоревшиеся внезапно, из-за густого тумана, бои носили крайне ожесточенный характер. Германская тяжелая артиллерия одержала верх над французской артиллерией, которую в большинстве случаев даже не успели ввести в бой. Французская пехота понесла громадные потери, атакуя без поддержки артиллерии.

5 корпусов 4-й французской армии двинулись в уступном порядке через Арденнский лес с целью выхода на равнину Нефшато.

4-я германская армия, разбросанная на пространстве между Лонгви и Живе, в связи с наступлением 5-й армии, стала стягиваться к своему левому флангу, 6-й корпус двинулся прямо на юг, в направлении к Тентиньи. 18-й рез. корпус получил также приказ двинуться к югу от Нефшато, прикрывая правый фланг 6-го корпуса. Такой же приказ получили 18-й и 8-й рез. корпуса. Крайний правофланговый 8-й корпус также в течение дня передвинулся к югу, хотя и не успел прибыть к месту сражения. Таким образом, 4-я армия, сильно отрываясь от 3-й и резко склоняясь к югу, своей основной массой повисла южнее Нефшато, на фланге движущихся севернее германских корпусов.

Французские части были атакованы внезапно немцами при прохождении через густой Арденнский лес. Часть колониального корпуса была отрезана в Россиньоле (Rossignol), сдалась в плен в составе трех генералов, 2600 солдат и 39 орудий. Также почти целиком попала в плен в районе Ошампа (Ochamps) 33-я дивизия 17-го корпуса вместе с див. артиллерией; 34-я дивизия, которой див. артиллерия не смогла оказать никакой поддержки, в панике отступила в район Флоранвиля.

Командующий 4-й армией генерал де Лангль доносит Жоффру о результатах операции в следующих выражениях: «Все корпуса ввязались в бой с малоудовлетворительными результатами в целом и серьезной неудачей у Тентиньи (Россиньоль) и у Ошампа. Успехи, одержанные у Мессена (11-й корпус) и у Сен-Медар (12-й .корпус), не могут быть удержаны».

Французский генерал несомненно проявил чрезмерную скромность в оценке размеров своего поражения. В действительности [98] войска были совершенно небоеспособны. Единственным выходом являлся немедленный отход за линию р. Шьер и Маас. Между 6 и 8 часами 23 августа Лашль доносит об этом Жоффру, прося утвердить отступление. Жоффр в своем ответе дал поразительно неверную оценку сил противника (рке после сражения): «Совокупность собранных данных говорит, что перед вашим фронтом (т. е. перед фронтом 4-й армии) имеется только около (!) трех корпусов. Поэтому вам необходимо возобновить наступление как можно скорее». Французское главное командование не знало до сих пор, что на фронте 4-й и 3-й армий сражаются 8-й, 18-й, 5-й и 6-й германские рез. корпуса, т. е. из 10 оно не знало о 4 корпусах. Директива о наступлении 4-й армии не могла быть выполнена, и она продолжала свой отход на вышеуказанную позицию.

4-й германской армии предоставлялась возможность блестяще завершить свой успех, достигнутый накануне, 8-й корпус получил приказ двигаться на Мезьер, чтобы окружить французские части, еще продолжавшие сражаться на равнине Нефшато. Левое крыло должно было быстро продвинуться к западу, через прогалину Флоранвиля, чтобы отрезать французские силы, еше находившиеся в Арденнском лесу. Однако из этого плана ничего не вышло в силу крайней усталости войск. Кроме того, французам удалось использовать две оставшихся еще свежих дивизии, чтобы задержать движение противника на флангах. На левом германском фланге 6-й корпус продвинулся в прогалине Флоранвилль лишь на 2 км, 8-й корпус — на 6 км. В центре, напротив, продвижение совершалось более энергично; 18-й рез. корпус продвинулся на 15 км. Окружить французские силы в Арденнском лесу не удалось.

Кронпринц германский, получив сообщение о победах, одержанных его соседом, пытался еще раз схватить в объятия ускользающую от него богиню победы. Мольтке окончательно передал ему в руки бразды управления операцией, «5-я армия имеет свободу движения. Маневр, который нужно осуществить: отбросить врага к северу от Вердена, в направлении к западу {98}. Перед 4-й армией несколько корпусов французских армий ведут бой на линии Град (Graide), Нефшато, Тентиньи. Правое крыло германского расположения быстро продвигается в направлении на юг». В соответствии с этим кронпринц отдал приказ преследовать противника, «который отступает в полном беспорядке», и «превратить вчерашнее поражение [99] в полный разгром». Однако и здесь усталые германские части не могли серьезно продвинуться вперед. Левое крыло — 16-й корпус — и вовсе протопталось на месте, испугавшись мифического сосредоточения крупных французских сил между Спенкуром и Эгеном.

В итоге французские армии центра, выбросившиеся к северу и откатившиеся назад, не были разгромлены. Германские армии не были способны их преследовать. Между тем произошли крайне серьезные изменения во всей конфигурации фронта. Германский центр выпятился к югу. Вместо того чтобы, по мысли Шлиф-фена, отсчитывать шаг на месте, равняясь по правому флангу, он стремительно бросился вперед. Отсюда произошли крайне серьезные последствия.

1. Правое германское крыло осталось оттянутым назад. В районе Живе образовался разрыв между центром и правым германским крылом. Правофланговый в 4-й армии 8-й корпус, получивший приказ возможно быстрее двигаться на юг, к Мезьеру, оставил для связи с 3-й армией один батальон (!).

2. По директиве Мольтке, германские армии центра гнали противника к западу, тогда как Шлиффен настойчиво твердил, что важно ввязывать их максимально больше к востоку. Теперь сами немцы помогали Жоффру консолидировать его левое крыло, нанося своими руками удар своему плану.

В германском стратегическом расположении образовался теперь выпяченный к югу и сдвинутый к востоку центр, сыгравший роковую роль в исходе всего маневра.

в) Шарлеруа

Задача правого германского крыла (1-я, 2-я, 3-я армии), казалось, была стратегически наиболее ясна: двигаться с максимальной быстротой в южном направлении, стремясь обойти левый фланг французов. Первые трудности были преодолены{99}, казалось, благополучно: [100] бельгийская армия потерпела поражение, отойдя к Антверпену; три армии правого крыла приближались к французской границе.

Форсировав Маас между Льежем и голландской границей, 1-я и 2-я армии двигались в западном направлении и затем резко склонились на юг. Следовало ли при этом двигаться по прямой в южном направлении, или скорее в юго-западном, по дуге гигантской арки, которую описали в своем движении армии правого фланга?

Французский план предусматривал вторжение немцев через Люксембург в направлении Нефшато—Седан. 15 августа бельгийский генеральный штаб сообщил, что 200000 немцев перешли Маас между Льежем и голландской границей. Германский замысел стал все более выясняться. В инструкции № 10 от 15 августа сообщалось: «Кажется, что враг главный удар наносит своим правым крылом к северу от Живе». Германскому маневру Жоффр противопоставлял контрнаступление 3-й и 4-й армий в центре. Одновременно 5-я армия получила приказ двигаться к северу, в район между Самброй и Маасом. Всего на севере, считая силы этих трех армий, а также английской и бельгийской, Жоффр располагал 15 корпусами, рез. дивизиями и 7 кав. дивизиями. Он рассчитывал здесь иметь численный перевес. «Германские силы, соединенные вокруг Тионвиля, в Люксембурге и в Бельгии, кажется, составляют всего 13—15 корпусов и 6—7 кав. дивизий» (инструкция №13 от 18 августа). В действительности же, здесь было 16 активных и 10 резервных корпусов, т.е. почти вдвое больше.

20 августа 2-я германская армия подошла к реке Самбра; 1-я армия находилась правее, несколько позади; 3-я армия подошла к Маасу, между Живе и Намюром. В углу, образуемом Самброй и Маасом, находилась 5-я французская армия, состоявшая из 5 арм. корпусов, 3 рез. дивизий, 1 кав. корпуса; она занимала участок в 50 км вдоль течения реки Самбра, фронтом на север; правый фланг ее был повернут к востоку, по течению реки Маас, между Намюром и Живе. Английская армия, состоявшая из двух арм. корпусов и одной кав. дивизии, подходила к левому флангу 5-й армии.

Директива Мольтке от 20 августа гласила:

«1-й и 2-й армиям выровняться на линии, достигнутой 20 августа, прикрываясь со стороны Антверпена. Атака Намюра должна быть начата возможно скорее. Предстоящая атака против врага, к западу от Мааса, должна быть связана с атакой 3-й армии [101] на р. Маас, между Намюром и Живе. Командующие армиями должны согласовать свои действия».

Согласно этой директиве, 2-я германская армия должна была выждать подхода 1-й армии, чтобы выровнять фронт и атаковать 5-ю французскую армию совместно с 3-й, которая еще только подходила к Маасу.

22 августа 1-я германская армия все еще не примкнула к фронту 2-й армии; она получила приказ склониться левее, чтобы поддержать эту последнюю в атаке против 5-й французской армии. Но при этом упускалась из виду английская армия, которая, по данным германскою главного командования, должна была находиться в Лилле. Только в полдень было выяснено присутствие англичан в районе Монса. Командующий 1-й армией Клюк, учитывая возможность встречи с английской армией, намеревался продолжать свой марш в направлении к юго-западу, чтобы быть готовым принять сражение фронтом к западу, востоку или югу, но получил подтверждение первоначального приказа. По выяснении местоположения англичан Клюк намеревался охватить их левый фланг. Между тем командующий 2-й германской армией Бюлов отдал своей армии приказ немедленно же атаковать французов по ту сторону Самбры, получив от авиации сведения, что перед ним находятся лишь слабые силы противника. На переправах через Самбру начались бои, в результате которых части 2-й армии стали переходить на правый берег реки и продвигаться вперед, оттесняя французов к югу.

Таким образом, ведущая роль в операциях правого крыла германской армии перешла теперь ко 2-й армии. Соответствовало ли это основной идее маневра? По этому вопросу на другой день, 23 августа, возникла дискуссия между командующими 1-й и 2-й армиями. Клюк обратился к главному командованию, считая, что подчинение 2-й армии прекращается после переходя Самбры. «Нам кажется,— писал он,— чрезвычайно важным стремиться к охвату левого крыла англичан, совершая широкое движение к западу, в особенности правым крылом армии... Свободная в своей инициативе 1-я армия смогла бы, без сомнения, охватить и зажать англичан, отделить их от Мобежа, отбрасывая на французскую армию, и выйти в тыл этой последней». Клюку было подтверждено подчинение командующему 2-й армией, и ему оставалось добиваться одобрения своих намерений со стороны последнего. Через офицера генерального штаба, посланного к Бюлову, Клюк следующим образом [102] излагал свою позицию: «То, что должно быть на первом месте,— это забота не отвлекать 1-ю армию от ее задачи окружения левого крыла противника, т. е. англичан». Однако Бюлов не согласился с этими доводами, требуя, чтобы 1-я армия примкнула к его правому флангу. «Большой маневр стратегического охвата — задача 1-й армии — на время потерпел крах»,— пишет по этому поводу Рейхсархив{100}.

3-я армия не смогла достаточно быстро форсировать Маас, и в результате 5-я французская армия, узнав о поражении 4-й, успела вырваться из окружения{101}.

23 августа Клюк вместо выполнения своего замысла — охвата левого крыла англичан — вынужден был атаковать их с фронта по [103] обе стороны Монса. Каналы, пересекавшие местность, дали англичанам возможность организовать довольно упорное сопротивление. Части 4-го корпуса были встречены пулеметным огнем на канале, западнее Сен-Гислена, и залегли, не поднявшись, до наступления ночи. Крайний правофланговый 2-й корпус двигался на уступе — 30 км позади; 4-й рез. корпус находился на 35 км позади. Клюк рассчитывал еще на движение своего правого фланга к юго-западу, чтобы обойти англичан с тыла. Кав. корпус Марвица быстрым маршем должен был войти в район Денен. Эти мечты были разбиты действительностью следующего дня. К 15 часам 24 августа англичане стали отходить. Германские корпуса двигались медленно, 4-й корпус 24 августа, например, делал всего лишь по 1 км в час; 2-й корпус, имевший задачей опередить англичан и отрезать им отступление, после перехода в 40 км достиг Кондэ, но он все еще был в 10 км позади линии фронта; 4-й рез. корпус находился в 30 км позади кав. корпуса, который, совершив максимально возможный переход, совершенно измотанный, добрался до Маршьенн, на фланге 1-й армии, но до тылов английской армии было еще далеко. Англичане также выскользнули из окружения.

Но, по крайней мере, путь движения трем правофланговым армиям был теперь открыт. Успех всего германского маневра не был еще скомпрометирован на решающем участке. Напротив, конечная победа теперь становилась реально обоснованной и отчетливо ощутимой. Тем не менее в приграничном сражении германское главное командование получило ряд тревожных сигналов, которые не были им услышаны. Со всей отчетливостью наметился сдвиг центра маневра к востоку, а это было началом потери темпа, началом, отнюдь еще не решающим, но содержавшим опасную тенденцию.

Приграничное сражение — предтеча Марны.

3. Битва на Маасе

(Схема 2)

После окончания пограничного сражения 3 германские армии уже находились западнее Мааса: 1-я, 2-я и 3-я. Охватывающее движение их неизбежно вынуждало к отходу, рано или поздно, 4-ю и 3-ю французские армии, прикрывавшие переправы через Маас, южнее Мезьера. Если же эти армии упорно стремились [104] бы удержаться на берегах Мааса, то этим союзники оказали бы, по выражению Шлиффена, «любезную услугу» германскому наступлению, дав возможность себя окружить. Задача 4-й и 5-й германских армий в плане шлиффеновского маневра состояла, казалось бы, в том, чтобы задержать французские армии на Маасе. Связь с 3-й армией могла быть легко установлена путем форсирования Мааса севернее Мезьера, где переправы охранялись лишь слабыми силами французов. Переправившись здесь, силами своего правого фланга 4-я германская армия легко могла бы вынудить к отходу части 4-й французской армии в районе Седана, после чего переход через Маас был бы обеспечен и прочим корпусам 4-й германской армии.

Но командующий армией герцог Альбрехт принял диаметрально противоположное решение и в течение четырех дней (с 25 по 29 августа) Маасского сражения с громадным упорством проводил его в жизнь, при прямом попустительстве германского главного командования. Он жаждет сразиться с врагами и поворачивается лицом к лицу к ним. Оставляя без всякого внимания район севернее Мезьера, где его ждали лишь технические проблемы переправы через Маас, он оттягивает свой правый фланг в район Седана, куда отступают французы, и стремится добить врага, который ускользнул от него в битве в Арденнах (пограничное сражение).

23 августа командующий 4-й армией, преследуя отступающих французов, дает в 16 ч. 45 м. приказ, ориентирующий правый фланг — 8-й корпус — на Мезьер (Meziers) и левый фланг — 6-й корпус — на Марпо (Margut) 8 км юго-восточнее Кариньяна (Carignan). 24 утром он получает сведения (оказавшиеся неправильными), что 4-я французская армия, отступая к югу, оставила на Маасе и реке Шьер лишь слабые арьергарды. Приказ в 10 час утра подтверждает направление 8-го корпуса на Шарлевиль (Charleville) и западнее, 8-й же рез. корпус получает задачу овладеть Седаном и переправами, западнее от него. Прочие корпуса должны форсировать реку Шьер и, поворачиваясь к юго-западу, реку Маас. 25 августа герцог Альбрехт, узнав, что Шарлевиль удерживается лишь слабыми отрядами (это, казалось бы, должно было побудить его к скорейшему овладению переправой именно здесь), но что в районе Седана следует ждать серьезного сопротивления, отдает в 8 час утра приказ 8-му корпусу резко склониться к югу, выходя к Маасу в районе Вринь-на-Маасе (Vrugne-sur-Meuse) — [105] Глэр (Glaire). Таким образом, переправа в районе Мезьера отклоняется окончательно, и командующий 4-й армией решает форсировать Маас в районе Седана. Это является, как увидим, решением, чреватым последствиями для исхода всего маневра германских армий.

После подхода утром 25 августа к Седану части 8-го рез. корпуса ввязываются в тяжелый уличный бой. Германская пехота не может продвинуться под пулеметным огнем, 8-й корпус, получив приказ о движении к Седану, не может выполнить его из-за усталости пехоты и конницы (лошади 59-го арт. полка не расседлывались в течение 65 час. и получали корм, транспортировавшийся на зарядных ящиках, так как обозы не поспевали), 18-й корпус откладывает форсирование реки Шьер на 24 часа. Другие корпуса подвигаются слишком медленно, и назначенные им объекты не были достигнуты. День (25 августа) пропадает, таким образом, даром. Это едва ли, однако, следует отнести на долю пехоты, крайне утомленной маршами и неспособной лететь по воздуху, как этого хотелось бы командованию 4-й армией.

С французской стороны 52-я рез. дивизия занимала Мезьер, 60-я рез. дивизия растянулась по левому берегу Мааса до Флиза. Оборона выступа, создаваемого течением реки у Седана, была поручена 11-му корпусу, 21-я дивизия должна была укрепиться на высотах левого берега, к востоку от Нуара (Noyers) и югу от Эйликура (Aillicourt); командир корпуса приказал врыть в землю пулеметные гнезда и построить проволочные заграждения. Одна бригада (41-я) должна занять первую линию при поддержке шести дивизионов артиллерии; другая бригада (42-я) располагалась во второй линии, однако она должна была выдвинуть свои пулеметы в первую линию, 22-я дивизия имела задачей непосредственную оборону Седана и переправы через Маас. Вторая линия состояла из окопов, по склонам, ниспадающим от Френуа (Frenois) к Маасу. 43-я бригада должна была защищать линию Ваделенкур (Wadelincourt) — Торси (Тогсу). 44-я Седан—Френуа; для поддержки выделялось 4 дивизиона артиллерии. Однако, прежде чем были закончены работы по укреплению местности, подошел 8-й германский корпус, и работы производились уже под артиллерийским огнем. В итоге бой пришлось принять, когда имелись только прерывающиеся линии неглубоких окопов, а части были вконец измотаны неделей непрерывных маршей. Связь на этой изборожденной холмами, лесами и оврагами местности была налажена плохо. [106]

«Части не имеют отдыха, снабжение затруднительно»,— доносил командир 11-го корпуса штабу 4-й французской армии 25 августа в 18 час. Прочие корпуса отходили от реки Шьер на линию Мааса.

По этому расположению французских частей видно, что полуостров Иж (Iges), образуемый петлей течения реки Маас к югу от Седана, остался незанятым ими. Именно здесь, у деревни Сен-Манж (Saint-Menges), утром 26 августа, пользуясь густым туманом, части 15-й дивизии 8-го германского корпуса наводят мост, переправляются на западный берег Мааса и быстро распространяются к югу, обрушиваясь на фронт 21-й французской дивизии, который распадается под огнем германских гаубиц и ударами германской пехоты. Одновременно 16-я германская дивизия переправляется на левый берег Мааса со стороны Доншери (Donchery), использовав плохо разрушенный железнодорожный мост. 15-я рез. дивизия (8-й рез. корпус) подходит к реке у Глэра, но, встреченная пулеметным огнем с левого берега, вынуждена залечь и начать окапывание. Командир корпуса отдает 16-й рез. дивизии приказ перейти севернее к мосту у Сен-Манж, чтобы начать переправу в этом месте. Таким образом, 8-й корпус на левом берегу реки временно остался предоставленным своим собственным силам. Части 11-го французского корпуса отошли на линию Гарокур (Haraucourt)—Бюльсон (Bulson).

К югу от Мааса завязываются упорные бои. Командир 8-го германского корпуса, считая, что «враг разбит по всей линии», приказывает «преследовать, невзирая на силы людей и лошадей» (характерное выражение для германского командования той эпохи). Артиллерия галопом проходит по мостам, спеша на поддержку пехоте. Но силы людей оказываются ограниченными. Наступление 15-й дивизии идет крайне медленно. Заняв к 14 час. лес Ла-Марфэ (le bois de la Marfee), ее части не могут пробиться за опушку под огнем французских орудий. Севернее Шевёжа (Cheveuges) они даже вынуждены податься назад. Наступающая западнее, 16-я дивизия попадает в еще более тяжелое положение. Части ее перемешаны; артиллерия, оставшаяся на северном берегу реки, не имея хороших наблюдательных пунктов и не будучи в состоянии различать своих и чужих, в середине дня вынуждена прекратить огонь. Отряды пехоты бродят по изрезанной местности и, растратив патроны, отходят назад в поисках своих частей. По просьбе командира 16-й дивизии ему посылаются на помощь две батареи 59-го арт. полка. Но, прибыв на место, эти последние не могут [107] найти пехотного командира, который был бы в состоянии ориентировать их в обстановке. В 13 час. у Доншери наводятся 2 понтонных моста через Маас. Командир 16-й дивизии немедленно начинает переброску на левый берег обозов и артиллерии. Это совершается в большом беспорядке. Во второй половине дня переправляется наконец на левый берег 8-й рез. корпус: 16-я рез. дивизия у Сен-Манж, 15-я рез. у Глэр, где удалось навести мост. После перехода 16-я рез. дивизия развертывается на линии Ваделен-кур—Пон-Можи (Pont-Mauges) фронтом к юго-западу. Между тем под огнем французской артиллерии и контратак французских частей положение 16-й дивизии (8-й корпус) становится все более тяжелым; в силу этого, она передвигается восточнее, в районе Френуа; 15-я дивизия отводится на вторую линию — полуостров Иж. Измотанные солдаты, без пищи, в темноте передвигаются по незнакомой местности, ночуют на голой земле под проливным дождем. Нагромождение частей на полуострове и на переправах приводит к закупорке движения и беспорядочному смешению частей. «Царит безнадежное смятение...— рассказывает история 8-го кирасирского полка.— В Сен-Манж движение повозок напоминало ад; колонны закупоривались в беспорядке...» Таким образом, немцам удалось удержать за собой tete-de-pont на левом берегу Мааса, но положение переброшенных частей становилось все более опасным. Между тем левофланговые корпуса не особенно спешили, 18-му корпусу удалось без помехи форсировать реку Шьер, но на берегу Мааса он вынужден был остановиться, убедившись, что без артиллерийской подготовки навести через реку мост невозможно, 18-й рез. корпус достигает Во (Vaux) на правом берегу Мааса; 6-й корпус доходит до Мааса; в ночь на 27 августа 21-й бригаде удается переправиться через реку у Мартенкура (Martincourt). Таким образом, левофланговые корпуса не оказали в этот день активной помощи 8-му и 8-му рез. корпусам и дали время французам беспрепятственно занять левый берег Мааса. 17-й французский корпус уже 26 августа смог часть своих сил выдвинуть на участок Гарокур (Haraucourt)—лес Теллон (Thelonne). Остальные французские корпуса расположились по Маасу вплоть до Стене.

На 27 августа герцог Вюртембергский отдает приказ 8-му армейскому и резервному корпусам «быстро утвердиться на высотах, западнее Седана», а прочим корпусам форсировать Маас и выдвинуться на линию Гарокур (Haraucourt) —Рокур (Rau-court) — [108] Ионк (Ioncq)—Безас (Besace)—Бофор (Beaufort). В свою очередь, генерал де Лангль предписывает своим корпусам дать решительное сражение и отбросить немцев за Маас. В действительности 8-й германский корпус, измотанный событиями предшествовавшего дня и вынужденный снова тратить время на передвижения (15-я дивизия и артиллерия), не проявляет никакой серьезной активности в этот день. Французская 60-я рез. дивизия, занимающая линию реки Бар (La Bar), и 22-я дивизия, южнее Шевёжа, также остаются пассивно на своих местах. Ожесточенный бой завязывается, однако, на фронте 8-ю рез. корпуса, где 21-я французская дивизия завладела было деревней Нуайе (у германцев не хватает патронов, так как патронные двуколки не поспевают по холмистой местности), но затем немцы пехотной атакой, под звуки труб и фанфар, снова утверждаются в ней; продвинуться южнее, однако, не удается из-за артиллерийского огня. 18-й корпус переправляется через Маас, не встретив серьезного сопротивления, 6-му корпусу также удается форсировать реку, но 18-й рез. корпус задерживается на правом берегу.

На 28 августа командующий 4-й германской армией вновь предлагает своим правофланговым корпусам форсировать победу, стремясь выходом к Вандрес (Vendresse) обрушиться на тылы 4-й французской армии, все еще продолжающей удерживаться на западном берегу Мааса. Но французам удается подтянуть на свой левый фланг еще одну 52-ю рез. дивизию. Чтобы парировать эту новую угрозу, командир 8-го германского корпуса перебрасывает часть 15-й дивизии на правый берег реки в районе Вивьер. Здесь еще с утра заняла позиции германская тяжелая артиллерия, огонь которой заставил французов податься назад. Тем не менее в течение всего дня 16-я германская дивизия бездействовала, 8-й рез. корпус атакует противника, но, встреченный сильнейшим огнем французской артиллерии, вынужден к концу дня отвести свои части на исходные позиции, 18-му корпусу удается продвинуться на линию восточнее Рокур—Флаба (Flaba), где его части окапываются, 18-й рез. корпус выходит на линию Ионк— Бомон (Beaumont). 6-й корпус остается на месте.

В 17 час. авиация сообщает командованию 4-й германской армии об отходе французов. В 21 ч. 30 м. германским корпусам отдается приказ о преследовании противника: 18-му корпусу в направлении Сапонь (Sapogne), 18-му рез. корпусу — на Безас и т.д. [109]

Тактический успех германцев на Маасе является бесспорным: им удалось еще до получения 4-й французской армией приказа об отступлении форсировать Маас. Хотя 8-му и 8-му рез. германским корпусам и не удалось одержать победы над 11-м французским корпусом, самый факт захвата и удержания ими tete-de-pont на левом берегу Мааса сыграл решающую роль, обеспечив своим давлением возможность другим корпусам форсировать Маас. 17-й французский корпус, вынужденный сражаться на два фронта, не мог удержать в своих руках переправы. Надо сказать, что прочие французские корпуса (кроме 11-го) оказали лишь слабое сопротивление. Безотносительно к приказу об отходе, французам не удалось бы удержать германское наступление на западном берегу Мааса, а тем более отбросить немцев за Маас.

Но эти тактические успехи представляются совершенно иными с точки зрения оперативной. Командующий 4-й германской армией руководствовался именно тактическими соображениями в ущерб оперативным. Он поставил себе задачу не только форсировать Маас, но и разбить 4-ю французскую армию на левом берегу его. Исходя из этой цели, он игнорирует возможность перехода Мааса на участке Мезьер—Рокруа, совершенно почти свободном от сил противника, и решает дать сражение лицом к лицу с 4-й французской армией. Для этого он стягивает свои 10 дивизий на нормальный боевой фронт в 40 км (см. «норму», указанную выше,— 4 км на дивизию). Тем самым создавался разрыв в 50 км между 4-й и 3-й германскими армиями. Характерно, что германское главное командование не попыталось исправить эту ошибку герцога Альбрехта. Напротив, оно одобрило ее. Как сообщает Рейхсархив, 25 августа «в полдень радио верховного командования, извещая, что левый фланг 5-й армии был атакован значительными силами со стороны Вердена, приказало 4-й армии стянуться к левому флангу, обеспечив быстрое продвижение своего левого фланга в тесной связи с правым крылом 5-й армии, что должно иметь решающее значение». Это было капитальной ошибкой. В самом деле, выше было показано, что успех охватывающего маневра полностью зависел от стягивания германских сил к правому флангу, хотя бы за счет ослабления левого крыла. Между тем, поддавшись впечатлению мнимой угрозы со стороны Вердена {102}, германское [110] главное командование приказывает стянуть эти силы к левому флангу. В результате в центре охватывающей массы создается разрыв, главные силы все более оттягиваются к востоку, и тем самым ослабляется правое крыло.

Но не оправдываются ли действия германского главного командования и командующего 4-й армией тем крупнейшим затруднением, которое встретилось на пути германских армий в виде водной преграды Мааса? Этот вопрос имеет гораздо белее серьезное значение, чем это кажется некоторым исследователям. В самом деле, нельзя отвергнуть этот вопрос простой ссылкой на стратегический план, так как он ставит под сомнение и этот последний. Мы сталкиваемся здесь с одним из крупнейших противоречий между стратегическим замыслом Шлиффена и его осуществлением. Предвидел ли Шлиффен (а также и Мольтке), что Маас окажется столь серьезным фактором при охватывающем движении германских армий? Насколько нам известно, нет. Между тем эта водная преграда сыграла крупную роль как в приграничном сражении, так и в описываемые дни. В обоих случаях союзникам не только удалось задержать германское наступление, но и серьезно скомпрометировать его стратегическую диспозицию. Оказалось, что форсирование крупных водных рубежей в новых условиях ведения боя создает серьезные трудности; при наличии крупного промаха со стороны командования 4-й французской армии (оставление без защиты полуострова Иж), форсирование реки протекало все же с большой медлительностью и в весьма опасных условиях. Эта трудность проистекала из того, что при общем превосходстве артиллерийских средств германская сторона не смогла быстро использовать их, и в результате преимущество огня было на стороне противника. Факт остается фактом, что даже слабоукрепленная местность, благодаря благоприятным местным условиям, позволила Обороняющемуся так расположить свои огневые средства, что германская пехота была блокирована. Эта пехота успешно продвигалась вперед в первые часы, но затем, потеряв поддержку своей артиллерии, она останавливалась и окапывалась. [111] Маневрирование артиллерией с германской стороны было организовано плохо, как видно из изложенных выше фактов. Однако установка тяжелой артиллерии севернее Доншери позволила отбить опасную фланговую атаку целой французской дивизии. В конце концов, форсирование Мааса удалось не лобовой атакой пехоты, а путем маневра (захват переправ на полуострове Иж, давление трех германских корпусов с севера и востока на 11-й и 17-й французские корпуса){103}.

27 августа командующий 4-й германской армией несколько раз обращался за помощью к 3-й армии — в 9 ч. 30 м., 12 ч. 30 м., 16 ч. 15 м., 22 ч. 30 м. и два раза к 5-й — в 12 ч. 20 м. и 22 ч. 30 м. Считая, что форсирование Мааса стало капитальной задачей для германских армий, он весьма основательно решает, что 3-я армия, уже находившаяся по ту сторону Мааса, движением во фланг и тыл 4-й французской армии легко может вынудить ее к отходу. Но ген. фон Гаузен, командующий 3-й германской армией, пока что твердо помнит свою задачу: 28 августа в 2 ч. 30 м. он сообщает 4-й армии, что по указанию германского главного командования ему надлежит двигаться в юго-западном, а не в юго-восточном направлении. Командующий 5-й армией отвечает, что он сможет достигнуть линии Мааса лишь 29 августа. Однако герцог Альбрехт не оставляет своих настояний. В 5 ч. 15 м. 28 августа он снова обращается к фон Гаузену, а в 9 ч. 30 м. требует от германского главного командования, чтобы оно приказало «3-й армии склониться на Вандресс и Ле-Шен, 5-й армии оказать ему поддержку». Вскоре после этого он вновь просит 3-ю армию послать 19-й корпус в направлении на Вандресс и 5-ю — ввести в действие на Маасе в тот же день 13-й корпус. На этот раз Гаузен не устоял перед упорством своего соседа и заявил, что им посылается сильный отряд на Вандресс. Итак, тактическая задача — форсирование реки Маас — одержала победу над задачей стратегической, и 3-я армия примкнула к левому крылу вместо правого. Во второй половине дня (28 августа) 12-й корпус 3-й армии [112] направляется из Синьи-ел-Аббей на Вандресс, в юго-восточном направлении, однако встречает на своем пути марокканскую дивизию и не может поспеть вовремя, чтобы отрезать 4-ю французскую армию. Интервенция 3-й германской армии оказывается запоздалой: 4-я французская армия 29 августа, как сказано, начала свое отступление. Задача форсирования Мааса исчерпана, но командующий 4-й германской армией втягивается сам и втягивает своего соседа Гаузена в новое предприятие: не дать уйти безнаказанно французам. В полдень 29 августа герцог Вюрпембергский отдает приказ своим корпусам: «Чрезвычайно важно не дать врагу никакой передышки, если только мы не хотим встретить его, укрепившегося на новой линии (например, на реке Эна). Надо преследовать его всеми средствами, но главным образом кавалерией, артиллерией и пулеметами».

Обращаем внимание, как оригинально понимались средства преследования в тот период маневренной войны. Однако из преследования ничего не вышло, так как чрезвычайная жара вынудила остановить войска 29 августа на отдых, 19-й и 12-й корпуса 3-й армии, посланные в этот день в юго-восточном направлении, смогли, задержанные марокканской дивизией, сделать в первую половину дня всего лишь 4 км; после того, под действием палящей жары, они остановились на большой привал и к вечеру прошли еще 4 км. Движение к востоку не имеет больше никакого смысла, так как французы уже уходят за реку Эн. И тот же командующий 4-й армией дает Гаузену другое, южное, направление на Ретель и Аттиньи. Гаузену не остается ничего другого, как последовать атому совету. Но перед этим воля его подвергается новому испытанию. Теперь сосед справа — 2-я армия — обращает к нему призыв о помощи; ее левый фланг, обнаженный вследствие отклонения 3-й армии, подвергается серьезной угрозе атаки 5-й французской армии западнее Вердена; 3-я армия приглашается парировать эту угрозу, повернувшись к Вердену, лицом к западу. Но при создавшейся ситуации такой поворот оказывается немыслимым: остается предоставить событиям течь их естественным ходом.

В течение трех последующих дней — 30 и 31 августа и 1 сентября — происходил последний этап сражения на Маасе. 3-я германская армия продвинулась к реке Эн, где ее дальнейшее продвижение сдерживал отряд Фоша, 4-я армия примкнула к ее левому флангу на линии до реки Маас. Центром операции явилось [113] форсирование 5-й германской армией Мааса. Что это было именно так, показывает приказ германского главного командования 1 сентября в 8 час., которым 3-й армии предписывалось «наступать безотлагательно во что бы то ни стало в юго-восточном направлении, от этого зависит успех дня», 4-я и 3-я французские армии оказывали упорное сопротивление, отступив лишь 1 сентября. В этот день все три германские армии находились на левом берегу Мааса. Если считать от начала приграничного сражения, когда началось форсирование Мааса 3-й армией, вся эта операция потребовала десяти дней. Не эта громадная затрата времени дала всего лишь тактический успех: французские армии, тактически потерпев поражение, все же успели уйти, задержав противника. Но самое главное, какой ценой был куплен этот успех: все три армии сбились к Вердену в восточном направлении, куда переместился центр тяжести сил всего обходящего крыла{104}. Что же делалось в это время с остальными правофланговыми германскими армиями?

4. Поворот Клюка на юго-восток

После приграничного сражения Клюк решает двигаться в юго-западном направлении. У Ле-Като ему удается тремя корпусами охватить 2-й английский корпус и нанести англичанам серьезное поражение, однако английской армии удается снова выскользнуть и уйти в южном направлении. 27 августа он дает своим корпусам направление к Верхней Сомме по обе стороны Перонн. Каковы же те цели, которые ставил себе Бюлов, командующий 2-й армией, на которого возлагалось оперативное руководство правым крылом германских армий?{105} Согласно Рейхсархиву, генерал Ъюлов считал, что «было необходимо фланговым маневром большого размаха правого крыла германского расположения [114] вести ожесточенное преследование с целью захватить противника, которому удалось выскользнуть в ходе битвы, и нанести ему возможно больший урон, мало-помалу опережая в скорости движения {106} его левый фланг. С этой целью было необходимо, чтобы 1-я и 2-я армии преследовали врага прямо в юго-западном направлении, смыкаясь к правому флангу, предоставляя 3-й, 4-й и 5-й армиям идти разомкнуто в широком движении захождения всего расположения вокруг Вердена». Здесь превосходно выражены мысли, какие Бюлов должен был бы иметь в тот момент. Это полностью соответствовало плану Шлиффена и приведенной выше директиве германского главного командования от 27 августа. Но хорошие приказы требуют и хорошего выполнения. Можно ли было выполнить эти задачи? 25 августа германское главное командование взяло из состава 2-й армии гвард. рез. корпус и из 3-й армии — 11-й корпус для отправки на восточный фронт. Из 1-й армии для осады Антверпена были выделены 3-й и 9-й рез. корпуса. Вместо 12 дивизий для каждой из трех правофланговых армий 1-я армия имела 10 дивизий, 2-я — 8 и 3-я — 5. Но правое крыло все же далеко превосходило в силах противостоящие силы французов, и если бы выполнить указанные предначертания — смыкаться к правому флангу и опережать противника в быстроте движения, предоставив армиям центра двигаться разомкнуто,— победа все еще могла бы быть достигнута. В отношении 1-й и 2-й армий сомнений как будто не возникало, так как Бюлов мог полностью осуществить свое намерение о сомкнутом движении их в юго-западном направлении. Но с 3-й армией сразу же возникли трудности. Эта наиболее ослабленная армия — всего лишь из 5 дивизий (24-я рез. дивизия была оставлена на правом берегу Мааса) — должна была связывать две пары фланговых армий заходящего вокруг Вердена крыла германского расположения. Бюлов требовал, чтобы она примкнула к его левому флангу, но мы знаем уже, что 4-я германская армия обращалась к Гаузену с противоположным требованием. Германское главное командование 27 августа подтвердило, что 3-я армия должна двигаться в юго-западном направлении. Исполняя этот приказ, Гауэен оставлял разрывы на своих флангах в 40 км. Понятно, что при такой ситуации 3-я армия двигалась вперед медленно и осторожно. Это вынудило [115] также и 2-ю армию, примыкая правым флангом к 1-й армии, оттягивать свой левый фланг назад{107}.

28 августа правофланговый германский 2-й корпус подвергся нападению 61-й и 62-й рез. французских дивизий, шедших со стороны Арраса, что вызвало задержку движения 1-й армии. Тем не менее она достигла в этот день Соммы, отбросив слабые французские части прикрывавшие переправы, 2-я армия в силу указанных выше причин оказалась разделенной на 2 части: правофланговые корпуса следовали рядом с 1-й армией к реке Сомме, левофланговые же — 9-й и гвардейский корпуса — двигались северо-восточнее с отрывом в несколько десятков километров. При попытке форсировать Уазу они встретились с сильным противодействием противника, 3-я армия, как мы рке знаем, склонилась в юго-восточном направлении.. Брешь между 2-й и 3-й армиями стала совершившимся фактом. Обходящее крыло германского расположения, западнее Вердена, рке не двигалось в том порядке, какой предусматривался директивой 27 августа, которая была привезена в штабы армий 28 августа со специальными офицерами генерального штаба. Оказалось, что и командующий 1-й армией далеко не мыслил свои действия в плане этой директивы. «В штабе 1-й армии,— писал он,— так рассматривают создавшуюся ситуацию: левый фланг французов (5-я армия) отступает к югу и юго-западу перед 2-й и 3-й армиями (германскими). Чрезвычайно важно выйти во фланг этим силам противника, или во время их отхода, или на одной из позиций, которую они займут, потом отбросить их назад, отрезая от Парижа и окружая их. Напротив, менее настоятельно отрезать и отбросить в сторону английскую армию. По этим соображениям, 28-го, в полдень, было предложено [116] командующему 2-й армией совершить вместе с 1-й армией движение захождения к Уазе: 1-й армии — в направлении на Компьень—Нуайон, правому флангу 2-й армии — на Кьерзи и Шони». Этот документ ярко свидетельствует о том, что последующие ошибки Клюка вовсе не были случайностью и наметились у него еще в этот день, 28 августа. Тем не менее 29 августа 1-я и 2-я германские армии взяли направление на юго-запад, во исполнение директивы германского главного командования. Клюк дал своим корпусам направление Амьен—Нель. Подойдя к этому участку, 1-я армия столкнулась с французскими частями, в числе их были части 7-го корпуса, переброшенного с востока. Это была армия Монури, которая формировалась на крайнем левом фланге союзников. Однако быстрый отход этих частей убедил Клюка в том, что они не заслуживают серьезного внимания. Между тем 5-я французская армия перешла в наступление на реке Уазе, что поставило 2-ю германскую армию в тяжелое положение. Ее северный отряд был отделен от южного пустым промежутком около 40 км. Разрыв между 2-й и 3-й германскими армиями достиг 60 км. В этих условиях прорыв французов к Сен-Кантену угрожал отрезать 10-й и гвардейский корпуса, которые были атакованы у Гюиза. Бюлову удалось сосредоточить несколько дивизий в промежутке между двумя частями его армий и остановить продвижение французов. Он обратился к командующему 1-й армией с предложением склонить свои корпуса к юго-востоку, но Клюк отказался, ссылаясь на директиву германского главного командования{108}. Только 17-я дивизия 9-го корпуса была направлена к Сен-Кантену. Обращение командующего 2-й армией к генералу Ганзену, как мы уже знаем, не возымело никакого действия. По счастью, на другой день, 30 августа, оказалось, что 5-я французская армия, ограничившись короткими ударами, продолжает свое отступление к югу. [117]

Однако пережитый урок заставил Бюлова с крайней серьезностью рассмотреть положение. Можно ли было продолжать движение в направлениях, указанных директивой германского главного командования при наличии все увеличивающегося отзыва от 3-й армии? 30 августа Бюлов задерживает движение своих корпусов и входит в переговоры с Клюком, Последний, как сказано, уже склонялся к мысли о преследовании 5-й французской армии. Эта мысль реализовалась в приказе, отданном им 30 августа: «Нужно отрезать путь отступления врагу, от нас снова требуются форсированные марши». Бюлов в радиотелеграмме, отправленной в тот же день 1-й армии, указывал: «Чтобы завершить эксплуатацию успеха, мы весьма рекомендуем захождение 1-й армии к Лаон-ля-Феру». Он донес об этом германскому главному командованию, которое одновременно получило сообщение от Клюка: «1-я армия склоняется к Уазе и продвигается 31-го вперед, чтобы использовать успех 2-й армии».

Итак, решение о повороте на юго-восток было принято двумя правофланговыми армиями,— решение, фактически отменявшее маневр Шлиффена и противоречившее директиве германского главного командования от 27 августа. Но, может быть, принятое решение не было одобрено германским главным командованием, может быть, оно проводилось в жизнь вопреки ему? Даже по свидетельству Рейхсархива, инициатива 1-й и 2-й армий всецело соответствовала намерениям самого Мольтке, так как все равно другого решения принять было нельзя. Тогда к вечеру 30 августа, перед поворотными событиями для армий окружающего фронта, германское главное командование считало возможным заключить, что южное направление является более эффективным для операции преследования армиями правого крыла, чем юго-западное». Еще до того, как Мольтке узнал о решении Клюка, он в 21 ч. 10 м. 30 августа послал радио 3-й германской армии:«Утверждаем проект 3-й армии продолжать преследование прямо на юг. 4-я армия должна увязать свое движение с 3-й армией. Левый фланг 2-й армии направляется приблизительно на Реймс». Час спустя было отправлено радио 1-й и 2-й армиям: «3-я армия склоняется на юг, фронтом к р. Эн, атакуя по ту сторону от линии Ретель—Семюй и должна преследовать в направлении на юг. Намерения, сообщенные 1-й и 2-й армиями, целиком соответствуют таковым германского главного командования. Действовать согласованно с 3-й армией, левый фланг 2-й армии — почти на Реймс». Одновременно [118] 4-я армия получила приказ согласовать свое движение с 3-й армией», а 5-я «прикрывать левый фланг 4-й; поддерживать связь с Мецем, продолжая осаду Вердена».

Оставался вопрос о Париже. Следовало ли все-таки занять его или. каким-либо образом обезопасить себя с его стороны? В плане Шлиффена Париж играл если не решающую, то во всяком случае, существенную роль. Донесения, получаемые Мольтке, не оставляли сомнений, что какие-то части перебрасываются французами с востока к Парижу. 2 сентября в 21 ч. 30 м. он направляет 1-й и 2-й армиям следующий приказ: «Намерение германского главного командования: отбросить французов к юго-востоку; отрезать их от Парижа; 1-й армии следовать за 2-й уступом справа, обеспечивая охрану фланга шести армий». Поверхностный взгляд мог бы заключить, что Мольтке предусмотрел опасность со стороны Парижа. Но гадать о том, что именно знал и о чем думал Мольтке, дело довольно бесполезное, так как все равно его мысли и намерения не оказывали никакого влияния на ход событий. В этом можно убедиться путем краткого обозрения дальнейшего хода событий вплоть до Марны.

Ближайшим поводом к повороту Клюка в юго-восточном направлении было, как мы уже знаем, стремление ударить во фланг и в тыл 5-й французской армии. Но эта последняя быстро отступила, и Клюк вскоре убедился в неосуществимости этой задачи. Перейдя Уазу, корпуса 1-й армии резко склоняются к югу на Вербери (Verberie), Амблени (Ambleny), идя, если применить морскую терминологию, на параллельном курсе с 5-й французской армией. 1 сентября передовые отряды 1-й армии переходят через реку Эн и сталкиваются с англичанами. Одновременно происходят схватки на крайнем правом фланге с французами (армия Монури). Таким образом, Клюк, казалось, имеет совершенно отчетливую ориентировку в отношении сил противника, отступающих перед ним. Как же он представлял себе положение в этот момент, каковы были его дальнейшие намерения? Запись в его дневнике от 1 сентября имеет важное значение для последующих наших выводов: «Больше нет никакой надежды достигнуть французов (5-я армия). Они ускользнули без всякой помехи. Так же трудно захватить англичан. Продолжать продвигаться вперед в южном направлении опасно при угрозе правому флангу со стороны Парижа. Необходимо остановиться и перегруппировать армию, чтобы продвинуться, в конце концов, или к югу, прикрываясь [119] со стороны Парижа, или к Нижней Сене, ниже Парижа... Если мы будем продолжать идти прямо к югу и если французы будут обороняться на Марне, следует ожидать действий со стороны Парижа против нашего фланга». Можно сказать, что всеведущая мудрость глаголет устами Клюка. Нет никакого сомнения, что и Клюк, и Мольтке учитывали опасность со стороны Парижа. Да было бы странно не видеть на карте столь крупного центра. Но, очевидно, ни Клюк, ни Мольтке не придавали серьезного значения силам, которые могли находиться в Париже. Самое же главное — в этот момент Клюк уже не распоряжался событиями даже в пределах своей собственной армии: какая-то неведомая стихия тянула Клюка на восток. В 17 час. 1 сентября он доносит германскому главному командованию: « 5-я французская армия отступила к югу, левым флангом на Суассон. Бои с англичанами у Вербери (Нери). Намерения на 2 сентября: расположить наши силы на линии Вербери—Ле-Ферте-Милон с целью дальнейшего использования». Как видим, ход мыслей Клюка и Мольтке (сообщение командующего 1-й армией было получено им лишь 2 сентября в 23 часа) соответствовали друг другу: Клюк собирается как будто задержать свою 3 армию севернее Марны, обеспечивая фланг германских армий,— вскоре события, однако, перехлестнут и через это его решение.

Между тем 2-я армия находилась позади в двухдневном переходе. 1 сентября она стремилась нагнать свое отставание. В 14 ч. 30 м. Бюлов получает приказ германского главного командования перебросить два левофланговых корпуса к Шато-Порсьяну на помощь 3-й армии. Этот приказ со всей ясностью показывает, куда влекла сила событий германское главное командование вопреки всем его стратегическим замыслам: на восток. Однако, по сообщению 3-й армии, помощь оказывается уже ненужной, так как французы отступают. Оба корпуса снова получают южное направление, но вынуждены отложить дальнейший марш на другой день. 3-я армия в этот день продолжала медленно продвигаться за реку Эн. 4-я и 5-я армии, нагромождая корпуса, которые здесь были вовсе не нужны, и которых так остро не хватало на правом крыле, продолжали склоняться в южном и юго-западном направлениях, оставляя Верден на левом фланге{109}. Германское главное командование [120] получает от этих армий (3-й, 4-й, 5-й) победные реляции: враг отступает в беспорядке. Только отсутствие вестей с правого крыла беспокоит безмятежное настроение Мольтке. В 18 час. он посылает радио 1-й армии: «Каково положение? Ответьте немедленно же».

2 сентября Клюк, однако, снова увлекается преследованием, на этот раз англичан, которых он хочет захватить в Ла-Ферте-Милон. Но англичане в этот день уже были на Марне. События увлекали 1-ю армию все дальше к востоку. Командир правофлангового 9-го корпуса фон Кваст, узнав, что 5-я французская армия еще не перешла Марну, решает отрезать ее к северу от реки и посылает 18-ю дивизию вперед к Марне, донеся об этом Клюку. Последний не только одобряет намерение Кваста, но приказывает 3-му корпусу следовать на восток к Шато-Тьерри. Одновременно он сообщает, однако, германскому главному командованию, что «попытка перехода Марны 1-й армией давала бы сомнительные преимущества», 2-я армия, перейдя реку Эн, тщетно пытается в этот день нагнать 5-ю французскую армию, 3-я армия продолжала медленно продвигаться следом за отрядом Фоша, арьергарды которого оказывали сопротивление. То же происходило и на участках 4-й и 5-й армий. Поступающие донесения указывали на эшелоны, движущиеся в тылу французов с востока на запад и Шалон-на-Марне: это перебрасывался 7-й французский корпус из района Сент-Менегульд.

2 сентября крайний правофланговый 2-й корпус (1-я армия) имел снова стычку с французами (армия Монури) севернее Парижа; Клюк оставляет без внимания это очередное предостережение. Между тем активные силы армий западнее Вердена продолжали таять: кроме оставленных у Тионвиля 5-го арм. и 5-го рез. корпусов, [121] из 5-й германской армии был выделен 6-й рез. корпус для осады Вердена{110}.

3 сентября 9-й германский корпус, который еще ночью достиг Шато-Тьерри, с утра стал переправляться по ту сторону Марны. Но 5-я французская армия еще в полночь успела переправиться через Марну, и 18-й дивизии удалось только атаковать ее левофланговый отряд, 3-й корпус также подошел к Марне у Нантейля и стал переправляться через реку. Клюку, получившему только в этот день директиву германского главного командования о том, что на 1 -ю армию возлагается обеспечение правого фланга германских армий со стороны Парижа, не оставалось уже ничего другого, как направить к Марне 4-й корпус, а на другой день и 2-й, а также 2-й кав. корпус. Один только 4-й рез. корпус, оставаясь в Ла-Ферте-Милон, получил приказ прикрывать правый фланг 1-й армии со стороны Парижа. В этот день 5-я французская армия шла мимо левофланговых корпусов 1-й армии в юго-западном направлении, 2-я армия в этот день подошла к Марне{111}. 3-я, 4-я и 5-я армии продолжали движение на юг при тех же условиях, что и накануне; они по-прежнему сигнализировали германскому главному командованию о перебросках войск в тылу противника на запад (это передвигался 4-й французский корпус к Парижу).

4 сентября 9-й германский корпус, продолжая двигаться в юго-восточном направлении, не встретил никого, так как 5-я французская армия уже проследовала мимо него в юго-западном направлении и теперь находилась не левее, а правее его. 3-й и 4-й корпуса двигались параллельно 9-му, а 2-й вечером перешел Марну. 4-й рез. корпус оставался в Нантейль-ле-Годуэн — против Парижа. 2-я армия, перейдя Марну, склонилась несколько в юго-восточном направлении, чтобы избежать перекрещивания с левофланговыми корпусами 1-й армии, выходя на линию Монмирай — Вертю. 3-я армия достигла Марны, но ввиду крайнего утомления частей Гаузен решил дать им отдых; на другой день, 5 сентября, 4-я армия вышла на линию Шалона, а 5-я продолжала обходить Верден с запада. [122]

5 сентября 5-я армия достигла южной окраины Аргоннского леса, а 4-я вышла на линию р. Орн. 3-я оставалась на месте, 1-я и 2-я получили в этот день приказ германского главного командования повернуться фронтом к Парижу. В этот же день началась Марнская битва.

5. Потеря темпа в германском наступлении

Перелом в ходе развития германского маневра связывают обычно с изменением направления движения 1-й армии с юго-западного на юго-восточное. Однако этому факту не дается достаточно четкого объяснения{112}.

Не было ли решение Клюка скорее следствием, чем причиной? Нам говорят, что 30 августа Клюк отказался от проведения плана Шлиффена и принял новый план действий для своей армии{113}. Но вот этот новый план, якобы принятый Клюком, вызывает большие сомнения{114}. Клюк, сначала задавшийся целью окружить [123] 5-ю французскую армию, очень скоро отказывается от этого намерения и увлекается преследованием англичан. Потерпев и здесь неудачу, он решает встать заслоном против Парижа, но инициатива левофланговых корпусов вынуждает его перейти Марну. Никакого последовательного плана здесь усмотреть невозможно. Действия Клюка, скорее, объясняются наличием инерции, влекущей его в восточном направлении. Внешним поводом, как известно, явилось стремление Клюка оказать помощь 2-й армии{115}. Этот факт только подтверждает наличие такой инерции{116}.

В свою очередь, Бюлов после ряда безуспешных попыток выдержать направление, данное ему в директиве германского главного командования от 27 августа, т. е. к Парижу, получает окончательное направление левым флангом на Реймс. Эта конечная перегруппировка отвечает желаниям всех командующих армиями, обезопасивших свои фланги, и утверждается германским главным командованием, которое все еще убеждено, что им одержана победа над союзниками в общестратегическом масштабе. Имеет ли [124] смысл при таком положении вещей приписывать ответственность за создавшееся положение исключительно одному из командующих армиями? Для этого нет никаких оснований, хотя не менее верно, что все они допустили крупные ошибки{117}.

Гораздо важнее выяснить сущность инерции, которая тянула правофланговые армии на восток. Французский исследователь{118} дает следующее объяснение: «Движение налево, осуществленное крылом (правым), приведет к тому, что опасные разрывы окружающего фронта (пять германских армий) исчезнут. Армии, продвигающиеся теперь на нормальном боевом фронте, будут в состоянии преодолеть всякое сопротивление с фронта, если враг снова будет противостоять им. Мольтке и все командующие армиями, таким образом, удовлетворены. Но как только движение налево осуществлено, фронт окружающей массы сокращается с 240 до 160 км. 160 км — это как раз свободный промежуток между двумя крупными пунктами — Парижем и Верденом. Вся окружающая масса должна, таким образом, разместиться между Парижем и Верденом, и, вместо того чтобы обойти Париж с запада, армия Клюка должна сдвинуться к востоку, подставляя фланг Парижу и армии Монури, которую только что видели отступившей к Парижу».

Эта арифметика также не может служить исчерпывающим объяснением. Ее основные предпосылки: недостаток сил охватывающего крыла, создавшиеся в связи с этим разрывы и, наконец, необходимость их устранения — вот что вынудило Мольтке, по мнению Валарше, сдвинуть все шесть армий в промежуток между Парижем и Верденом.

Но, как мы уже указывали, главная масса германских корпусов оказалась прижатой к Вердену, где они не принесли никакой существенной пользы в Марнском сражении. Скопление войск здесь было так велико, что части мешали друг другу. Например, [125] конница 5-й германской армии не могла долго пробиться через запруженные дороги и выйти вперед. Зачем нужна была здесь такая плотная масса? Какие стратегические результаты могли быть достигнуты? Существует точка зрения, что взятие Вердена частями 5-й германской армии могло бы существенно повлиять на исход Марнской битвы. Но овладение Верденом вовсе не имелось в виду, и указанная масса двигалась западнее Вердена. Мольтке по-прежнему возлагал на левофланговые корпуса второстепенные задачи{119}, сосредоточив, однако, здесь свою главную массу. Почему нельзя было бы осуществить обратного распределения главных сил, сосредоточив эту массу на правом крыле? Дело, таким образом, не только в недостаточности сил, совершавших маневр, но и в неправильном распределении их. Союзники были слабее на своем левом фланге. Именно там им угрожала катастрофа. Именно на это направление возлагал свои надежды Шлиффен, а также и Мольтке (в своей директиве 27 августа). Как же вышло, что главная масса сил была сосредоточена не у Парижа, где решалась судьба маневра, а у Вердена, где никогда не предполагалось достигнуть решающего успеха? Что касается разрыва в центре окружающей массы, то ведь он и явился следствием этого стягивания сил к Вердену.

Вообще говоря, разрывы между армиями отнюдь не являлись фактором решающего значения в маневренной войне. У противника эти разрывы при отступлении к Парижу были и больше, и опаснее. Но, конечно, разрыв между 2-й и 3-й германскими армиями, достигший 80 км и угрожавший увеличиться еще больше, превращался из фактора тактического в оперативный и обозначал, по сути дела, предоставление двух правофланговых армий их собственной судьбе. Конечно, ни Клюк, ни Бюлов не могли пуститься на такую авантюру — обходить Париж с запада, когда три левофланговые армии маячат где-то у Вердена. Этот момент упускают из виду критики Клюка. 30 августа германское главное командование и командующие двумя правофланговыми армиями находились уже перед лицом вполне конкретной ситуации, когда ставить вопрос о продолжении шлиффеновского маневра было уже поздно. Выше было показано, как именно возникло такое положение. Конкретной причиной явилось сражение на Маасе, приковавшее [126] к этой водной преграде 4-ю и 5-ю армии и побудившее 3-ю армию изменить направление своего движения. Мы не склонны слишком упрощенно толковать значение этих событий. Но бесспорно, что германское главное командование проявило полнейшее безволие перед их лицом. Не последнюю роль играло здесь то обстоятельство, что посты командующих 4-й и 5-й армиями занимали высокопоставленные особы, не очень-то считавшиеся с директивами германского главного командования. Но кто вообще считался с ними?! Пожалуй, ни одна из этих директив не была выполнена за все время кампании. В результате отдельные мероприятия, которые могли быть приняты к облегчению положения, не были проведены. Так, например, форсирование Мааса было бы ускорено, если бы 4-я и 5-я армии больше тяготели именно к западному направлению. Но самое главное, продвижение правофланговых армий в гораздо большей степени обеспечивало бы отход противника, чем упорные бои на Маасе.

Итак, решение Клюка 30 августа вовсе нельзя рассматривать как случайную и личную его ошибку, совершенную помимо или, тем более, вопреки германскому главному командованию. Напротив, оно вполне соответствовало видам германского главного командования, которое «мало-помалу стало смутно чувствовать, что размах его маневра на пространстве между Верхним Мозелем и Нижней Сеной превзошел возможности сил, которыми оно располагало... Оно прибегло к уловке: подтянуть правое крыло к центру расположения, чтобы сократить фронт»{120}.

Идея тактического заполнения пространства плотной массой сил одержала, таким образом, победу над идеей стратегического маневра.

Если вспомнить о том, что в начале кампании преимущество немцев состояло в выигрыше темпа, то потеря темпа нарастала именно вследствие того, что все расположение сдвинулось влево, т.е. туда, где французы были сильнее, при таких условиях союзникам было гораздо легче уравновесить соотношение сил; преобладание на правом германском крыле терялось.

Возникает вопрос, могла ли германская сторона сохранить свое преимущество в темпе и какими способами это могло бы быть достигнуто. Ответ можно получить, рассматривая ход событии от начала развертывания до Марнской битвы, В пограничном сражении, [127] имея преимущество на правом крыле, немцы одерживают победу, вынудив противника отступить. Но дальше обнаружилось, что, легко подавляя сопротивление разрозненных сил противника, когда они задерживались, 1-я германская армия была не в состоянии догнать эти силы, когда они переходили в отступление. Тем не менее факт непрерывного продвижения 1-й армии вперед создавал постоянную угрозу для всего расположения союзников, вынуждая его все более подаваться назад. Например, Жоффр был вынужден отвести свои силы с Мааса независимо от тактических успехов немцев, форсировавших реку. Легко установить следующую зависимость: чем быстрее продвигалась 1-я германская армия в юго-западном направлении, тем меньше времени оставалось в распоряжении французского главного командования для контрманевра. Именно в этом и сказывалось преимущество в темпе. Оценивая быстроту продвижения 1-й армии, следует признать, что она оказывалась достаточной для того, чтобы заставить французов и англичан отходить. Но возникала опасность, что французское главное командование сознательно ускорит темпы отхода, используя это время для передвижки сил в своем тылу и создания крепкого оборонительного фронта. Вот с этой точки зрения темп движения 1-й армии вызывает серьезные сомнения. Успела ли бы она совершить обход Парижа с западной стороны до того, как французскому главному командованию удалось бы сорганизовать оборону на новых позициях? Сомнения эти находят свое подтверждение в том, что фактически 1-й армии не удалось нагнать противника, хотя французы несколько раз задерживались на разных рубежах. Это, бесспорно, указывает на дефект подвижности крайнего правого германского фланга{121}.

Этот момент сыграл немалую роль в решении командующего 1-й армией, или, вернее, германского главного командования, склониться к юго-востоку. Поворот к юго-востоку был, казалось, кратчайшим путем к осуществлению плана Шлиффена. В самом деле, ведь таким путем германские силы короче всего выходили во фланг и в тыл французским армиям. Нужно сказать, что к такому примитивному истолкованию флангового охвата германские армии стремились все время, начиная с приграничного сражения, и каждый раз результаты были мизерны. Шлиффен потому именно выбрал кружной путь через Бельгию и к западу от Парижа, что он [128] рассчитывал таким путем достигнуть глубокою стратегического охвата и окружения французских армий. Но так же стоял вопрос и в те дни, когда Клюк находился на своем стратегическом распутье. Путь в обход Парижа с запада был длиннее по расстоянию, но он был короче в смысле скорейшего достижения главной стратегической цели. Командующий 1-й германской армией и германское главное командование упустили из виду известное указание графа Шлиффена, что маневр охвата может быть эффективен лишь тогда, когда он ориентирован на очень отдаленный пункт тылов противника, а не на «фланг первой линии его расположения»{122}. Только такая ориентировка маневра обеспечивает подлинную оперативную внезапность и дает выигрыш темпа, затрудняя контрманевр противника.

Все дело в том, что, устремившись кратчайшим путем к левому флангу и в тыл 5-й французской армии, Клюк вовсе не выполнял шлиффеновских предначертаний, а, наоборот, полностью отверг их; он вовсе не выигрывал в быстроте маневра, а, напротив, безнадежно проигрывал, 5-я французская армия продефилировала у него под носом, и Клюк очутился позади. Глубокий стратегический маневр Клюк подменил ординарным тактическим, который был рассчитан на слишком уж большую глупость противника. Теперь Жоффр мог отступать, не имея кошмарной угрозы, нависшей на его фланге, сражение, в худшем для него случае, могло принять ординарный фронтальный характер (в лучшем же случае, он сам угрожал флангам противника, как и случилось).

Сдвигая свое расположение к востоку, германское главное командование, следовательно, теряло ранее выигранный темп: шансы обеих сторон уравновешивались. Быть может, это и было наиболее мудрое решение. В самом деле, придя к нормальной плотности боевого расположения, германское главное командование отказывалось от риска {123}, сопряженного со шлиффеновским маневром. Однако в эти расчеты вклинилось еще одно обстоятельство — [129] Париж, а, говоря более широко, также и Верден {124}. Начнем с последнего. Сохраняя в своих руках восточный крепостной район, французы имели крупное преимущество в обороне. Ведь именно этому преимуществу Шлиффен стремился создать стратегический противовес на правом крыле. Неудача германского маневра вовсе не приводила к одному только выравниванию шансов (в смысле чисто оперативном), но механически вела к переходу преимущества на сторону союзников. С Парижем дело, по сути, обстояло аналогично. При всей своей слабости, как крепость, он все же давал известную опору обороне. Он требовал, от немцев издержки бремени и сия. для овладения им. А такая затрата была теперь очень ощутима при крайней напряженности сил. Нам указывают, что Шлиффен допустил склонение к Уазе девяти корпусов, с тем чтобы 13 было направлено к Нижней Сене. Но, в конце концов, и расчет сил по директиве 27 августа был вовсе не безосновательным: 2-я армия смогла бы овладеть Парижем. Когда она была направлена к Реймсу, Клюку показалось невозможным затрачивать время и силы на овладение Парижем. Союзники сохраняли мощную опору своей обороны, моцргую, главным образом, морально, и действие этого фактора не замедлило сказаться: преимущество в темпе стало переходить к союзникам. Не мог ли Клюк парировать эту угрозу своему флангу? Эту возможность исследует один швейцарский автор{125}, у которого мы заимствуем некоторые факты и соображения. 2 сентября 1-я германская армия занимала своими 4-м рез., 2-м, 4-м и 3-м корпусами линию Крейль, Санлис, Нантейль-ле-Годуэн. Марейль. 18-я дивизия 9-го корпуса продвинулась к Шато-Тьерри. 17-я дивизия достигла С.-Реми, южнее Суассона. В этот день в штабе 1-й армии уже знали об опасности, какую мог представить Париж. Было известно о движении двух колонн тех французских войск, с которыми 1-й армии уже приходилось иметь дело при своем марше на юго-запад: одна из этих колонн двигалась из Бове на юго-восток, другая из Нантейль-ле-Годуэн на Даммартен. В штабе 1-й армии серьезно обдумывали поэтому вопрос о движении к Парижу, но, в конечном счете, Клюк, [130] по докладу своего начальника штаба (Кюль), все же принял решение о движении дальше, на юго-восток. Но что если бы Клюк поступил иначе и через Даммартен направился к Парижу? У Даммартена находилась позиция, которая, по германским данным, была укреплена. 2-й корпус 3 сентября получил сообщение, что южнее Даммартена находится в готовности пехотная дивизия противника и из Вильнева туда же движется артиллерия. 4-й корпус получил сведения о пех. дивизии и кавалерии, идущей с северо-запада к Преси (юго-западного Крейля) с очевидным намерением занять: указанную позицию, 6-я французская армия к вечеру 2 сентября находилась: 56-я рез. дивизия — у Вонтарме; 55-я рез. дивизия — у Ламорлей; 14-я пех. дивизия — у Преси на Уазе; 63-я рез. дивизия — у Нейльи-ан-Телль; кав. корпус — западнее нее. 45-я дивизия из Алжира прибывала не ранее 4 сентября, 4-й арм. корпус — не ранее 5-го. Левый фланг англичан 2 сентября находился еще у Даммартена, но маршал Френч уже принял решение двигаться в направлении Мо—Ла-Ферте. В распоряжении генерала Галлиени, если не считать подходивших измученных войск, было лишь несколько территориальных дивизий слабой боевой ценности. Крепость (Париж) была не готова к отражению врага, батареи не были полностью вооружены и снабжены боеприпасами. Позиция у Даммартена не была подготовлена. В ночь со 2 на 3 сентября 56-я рез. дивизия заняла эту позицию. Другие части 6-й французской армии 3 сентября двигались: 55-я рез. дивизия — к Шенневьер; 14-я пех. дивизия — к Ле-Тремблей; 63-я рез. дивизия — к Ле-Бурже и Ле-Рейнси—ок. Парижа; кав. корпус — южнее Сены на Медон. Таким образом, делается вывод о том, что наступление

1-й армии на Париж не встретило бы серьезного сопротивления, тем более что она обладала мощной артиллерией: 2-й, 3-й, 4-й, 9-й корпуса имели каждый по 144 полевых пушки и легких гаубицы, всего 576 ор.; 4-й рез. корпус — 72; кав. дивизии — 54; кроме того, тяжелых полевых гаубиц насчитывалось 64 орудия. С такими силами 1-я армия могла легко прорвать позицию у Даммартена и затем овладеть Парижем. Конечно, образовался бы разрыв со 2-й армией, но 9-й корпус обеспечивал бы его, так как противник отходил. Немецкий автор,{126} исследуя это положение, добавляет, что

2-я армия могла бы выдвинуть 7-й корпус к Ла-Ферте, а 9-й корпус — сдвинуться к западу. Но если бы разрыв и получился, то [131] «разрывы в общем можно было бы допустить без особых опасений в операции, когда все войско находится в успешном наступлении, как это было с германским войском в те дни». Нужно добавить, что французское правительство 1 сентября эвакуировалось из Парижа.

Все эти соображения следует поставить в связь с контрнаступлением Клюка на реке Урк в Марнской битве. Конечно, если уж иметь в виду новую ситуацию, создавшуюся для германских войск после поворота Клюка, к юго-востоку, лучше было операцию, впоследствии предпринятую Клюком, начать не 6, а 2 сентября. Выигрыш б несколько дней в данном случае позволил бы начать операцию в несравненно более благоприятных условиях. Но мы еще раз должны со всей силой подчеркнуть, что этим отнюдь не устанавливалось положение, которое было бы создано в случае планомерного движения всех германских армий к объектам, намеченным по директиве 27 августа. Ибо теперь неизбежно понадобилась бы перегруппировка германских армий, а именно: движение их к западу, т. е. то, что надо было сделать раньше. Несколько дней было потеряно безвозвратно, 1-й армии не пришлось бы двигаться в пустом пространстве, как это было при ее движении, западнее Уазы, а пришлось бы вступить в довольно упорный бой с сосредоточившимися к Парижу частями 6-й армии. Марнская битва началась бы на три дня раньше. Но почти наверняка можно сказать, что и в этих условиях начавшееся сражение вызвало бы общую остановку германских армий в их наступлении. В случае выигрыша таким путем нескольких дней Жоффр успел бы перегруппировать свои силы и перейти в наступление. Однако сражение по своему типу больше подходило бы к фронтальной операции. Война могла бы принять позиционные формы не на реке Эн, а на реке Марне.

Темп немцами был потерян, и восстановить эту потерю оказалось делом исключительной трудности.

6. Директива Мольтке от 4 сентября

Директива Мольтке, которая была сообщена армиям через специально посланных офицеров на автомобилях 5 сентября, здесь рассматривается как заключение ко всей главе; ее роль для хода Марнской битвы будет рассмотрена в следующих главах. [132]

Что произошло за период 27 августа—4 сентября? В директиве читаем:

«Противник ускользнул от охватывающего наступления 1-й и 2-й армий и частью своих сил примкнул к Парижу. По имеющимся сообщениям и проверенным агентурным данным, можно заключить далее, что враг передвигает силы с линии Туль—Бельфор к западу и что он также изымает некоторые части с фронта от 3-й до 5-й армий. Оттеснение всего французского войска к швейцарской границе становится в связи с этим более невозможным. Следует скорее считаться с тем, что враг сосредоточивает более мощные силы в районе Парижа и подводит новые формирования для защиты столицы и угрозы правому флангу германского войска».

Печальный итог. Стратегическое преимущество перешло к противнику. Теперь уже он угрожает германскому правому крылу. Германское главное командование вынуждено открыто признать неудачу шлиффеновского маневра.

Какие же меры предлагаются теперь в директиве германского главного командования?

«1-я и 2-я армии остаются против восточного фронта Парижа, чтобы наступательно противостоять действиям противника со стороны Парижа. 1-я армия — между Уазой и Марной. 2-я армия — между Марной и Сеной... Рекомендуется армиям держаться своей массой в таком отдалении от Парижа, чтобы сохранить достаточную свободу движения в их операциях».

Несмотря на словечко «наступательно», ясно, что две правофланговые армии по директиве переходят к обороне. Однако германское главное командование надеется сохранить еще инициативу в своих руках:

«4-я и 5-я армии находятся еще в соприкосновении с более сильным противником. Они должны стремиться как можно дальше оттеснять его на юго-восток. Этим должен быть также открыт путь через Мозель между Тулем и Эпиналем 6-й армии. Удастся ли здесь силами 6-й и 7-й армий оттеснить значительные силы противника к швейцарской границе — это будет дальше видно».

В каком урезанном виде представляется здесь шлиффеновский план! Мольтке пожал здесь плоды своей неверной стратегии. Генеральное сражение должно быть разыграно там, где Шлиффен считал предрешенным его неуспех. Этот ублюдок родился в результате горько сложившихся реальных условий: пограничное сражение, Маас—Марна, непрерывный заворот германского центра к востоку [133] — что оставалось Мольтке делать, как не признать свершившийся факт? Его стратегия тащилась в обозе за тактической реальностью.

Наконец, 3-я армия по директиве получала направление на Труа (Troyes)—Вандевр (Vandeuvre) с задачей примкнуть по ходу событий направо или налево.

Директива Мольтке не только является признанием скверной стратегической обстановки, она еще более ухудшала ее. Вместо того чтобы противостоять стихии инерции и попытаться сорганизовать прочный оборонительный фронт от Парижа — южнее Вердена — до швейцарской границы, она вела к образованию разрыва между правым крылом и центром, между центром и левым крылом. Негодным выкидышем являлась в этой директиве идея стратегического наступления. Она создала добавочные чрезвычайные трудности германским армиям в Марнской битве, и Мольтке несет свою долю ответственности за ее результаты. В величайшее сражение германские армии вступили дезориентированными, растеряв остатки первоначального оперативно-стратегического преимущества. [134]