Содержание
«Военная Литература»
Военная история

V.
Испанское Марокко

Все Марокко, как мы уже говорили, разделено на три отдельные части. Хотя по размерам своей территории и по количеству населения две другие зоны — испанская и танжерская — стоят далеко позади французской, даже взятые вместе, тем не менее значение их в международной политике чрезвычайно велико. Именно здесь, в этой неширокой полоске земли, охватывающей с запада и востока Гибралтарский пролив, и находится один из важнейших узлов мировых капиталистических противоречий. Здесь постоянно тлеют угли того костра, который может в любой момент вновь поджечь всю Европу.

В самом деле, стратегическое значение обеих этих зон, и в частности, Танжера, одной из лучших гаваней атлантического побережья, расположенного в то же время у самого входа в Гибралтарский пролив, необычайно велико. Это давным-давно понято англичанами, утвердившимися еще в позапрошлом столетии на Гибралтарской скале. Тот, кто [430] будет владеть Танжером, будет хозяином и в проливе. В его руках будет возможность контроля над двумя великими водными путями, ведущими из Европы в Азию и Африку: через Гибралтар и вдоль западно-африканского побережья. Особенно прочным было бы положение той державы, которая, кроме Танжера, владела бы и остальным Марокко или даже только испанской зоной. Именно в этом ключ к разгадке того решения, которое в 1912 г. не только разодрало Марокко на две главные части, но и выделило самостоятельную «Танжерскую зону» под особым международным контролем.

Искусственность и непрочность такого решения достаточно очевидны. Несмотря на ряд добавочных соглашений, положение по-прежнему остается неустойчивым и чреватым самыми неожиданными последствиями. В настоящее время, в связи с осложнениями в испанской части Марокко, положение это особенно обострилось. В отличие от французов, успевших за это время основательно наложить лапы на свою часть добычи, испанцы своими делами похвалиться не могут. Правда, в начале XX века энергия их, весьма поостывшая за прошлые неудачные годы, снова вспыхивает при виде французских успехов, угрожающих окончательно ликвидировать «исторические» права Испании в этой стране. Но это была именно вспышка. Испанский империализм при всех своих каннибальских наклонностях был рахитичным и чахлым хищником, годным лишь на роль подголоска у какого-нибудь другого крупного разбойника. В 1906 и 1911 гг. роль последнего выполняла Германия, с большой выгодой для себя охранявшая эти знаменитые «испанские права». Теперь эта роль перешла к Англии, с нескрываемой враждебностью следящей за успехами французов в Марокко.

Сама Испания со своим насквозь прогнившим, благодаря вековому преступному хозяйничанью попов, дворян и алчных чиновников, государственным организмом абсолютно неспособна к проведению настойчивой и серьезной колониальной политики, требующей огромных расходов. Между тем грабительские инстинкты испанских грандов не дают им покоя, чужой пример раздражающе заразителен, и испанцы снова пробуют взяться за «дело». Но, к величайшему [431] их огорчению, результаты и на этот раз получились по-прежнему крайне плачевные.

На протяжении последнего пятнадцатилетия испанская часть Марокко троекратно была ареной ожесточенных боев и поражений испанцев.

Первым по счету является восстание кабилов Риффа в 1908 г. Поводом к восстанию послужила разработка открытых в 20 км от Мелильи свинцовых рудников и проведение сюда железной дороги от порта. Бесцеремонная и хищническая эксплуатация рабочих-туземцев, практиковавшаяся испанскими предпринимателями, не замедлила вызвать решительный отпор со стороны гордых и воинственных берберов, бедных, но не привыкших сносить рабское обращение. Надо сказать, между прочим, что работы производились под присмотром местных каидов, получавших соответствующее жалованье от испанской компании, и представителя самого султана. «Смычка иностранного капитала с туземными верхами» налицо. Но ей не суждено было закрепиться. Риффанцы берутся за оружие, представитель султана прогоняется, имущество компании подвергается уничтожению. Начинается длительная борьба.

Несмотря на то, что театр военных действий ограничивался ничтожным клочком территории в непосредственной близости от Мелильи, испанцам пришлось ввести в дело далеко не малые силы. После ряда неудач пришлось посылать все новые и новые подкрепления, и к концу 1909 г. численность действующих здесь войск была доведена до 46 тысяч солдат и 1768 офицеров.

Тем не менее операции шли неудачно, и войска несли большие потери. В одном из сражений, 27 июля 1909 г., вблизи ставшего знаменитым в летописях испанско-марокканской борьбы горного хребта Гуругу одна из испанских колонн (полковника Пинто) потерпела полный разгром, потеряв 250 убитыми и 800 ранеными. После напряженных усилий и огромных жертв испанцам в 1910 г. удается расширить зону своего фактического влияния в районе Мелильи. Борьба временно затихает. В 1921 г. война вспыхивает вновь, причем главным районом военных действий является тот же самый хребет Гуругу, ставший в руках марокканцев неприступной цитаделью. [432]

На этот раз борьба для испанцев приняла еще более тяжелый характер. Им пришлось иметь против себя не одни сравнительно слабые силы ближайших местных племен, но весь центральный Рифф, во главе которого стал Абд аль-Керим, сделавшийся вскоре известным не только во всем Марокко, но и далеко за его пределами. Этот прекрасный организатор и талантливый военный вождь сумел в короткое время подчинить своей власти почти все племена центрального Риффа и создать на его территории настоящее новое государство. Все значение этого факта истории скоро пришлось испытать на себе незадачливым испанским колонизаторам. Испанские войска терпят одну неудачу за другой, но, опираясь на все новые и новые подкрепления, упорно продолжают выполнение поставленной им задачи по расширению восточного (мелильского) сектора своих владений.

Одновременно с этим шли операции и в западной части испанской зоны (район Сеута — Тетуан — Чечауан — Лараш). Испанское главнокомандование в лице генерала Беренгера старалось во всем следовать методам своих южных соседей из Французского Марокко и методически проводило план окончательного покорения западной зоны. Согласно стратегическому плану генерала Беренгера в первую очередь должны были быть сокрушены воинственные племена горной части западной зоны. Только после победы над ними и окончательного и прочного закрепления испанцев в этой полосе должны были начаться операции против центрального Риффа, причем операции эти можно было бы тогда вести сразу по трем направлениям; с моря, с востока и с запада. Но этим планам генерала Беренгера не суждено было сбыться. В то время как в западной зоне испанцы медленно, но систематически продвигались вперед и одержали ряд значительных успехов, в восточной зоне их ожидала полная катастрофа.

Командующий войсками восточного сектора генерал Сильвестр решил покончить кампанию одним ударом и во главе 15-тысячного корпуса направился в глубь Риффа. Операция была проведена в достаточной степени неумело, поход не был обеспечен соответствующей организацией [433] тыла и снабжения, и в результате экспедиционный корпус потерпел страшный разгром под Аннуалем. В этом бою большая часть корпуса погибла, остальная же часть попала в плен к риффанцам. Им же достались огромные военные трофеи, позволившие сразу же выставить в поле новые тысячи бойцов. Аннуальская катастрофа явилась поворотным пунктом в ходе всех операций. Испанцам приходилось заботиться уже не о завоевании Риффа, а об удержании старых своих границ. Даже эта скромная задача была страшно тяжела, ибо аннуальская победа высоко подняла дух риффанцев и окончательно закрепила объединение риффских племен во главе с Абд аль-Керимом. Все усилия испанцев сломить военную мощь Абд аль-Керима были безрезультатны, и в 1923 г. им пришлось пойти на соглашение, в общем установившее в восточной части зоны прежнее положение в границах 1912 г. В августе нынешнего года борьба вспыхивает вновь с удвоенной силой, но на этот раз захватывает, главным образом, западную половину испанских владений (район Тетуан — Лараш — Чечауан), считавшуюся доселе относительно благополучной. Район этот до последнего времени не входил в сферу влияния Абд аль-Керима и имел собственного вождя Рэссули, о котором несколько слов ниже.

Центром испанского влияния в этой части Марокко и главным административным пунктом является город Тетуан, расположенный южнее города Сеуты. С атлантическим побережьем, наиболее богатым и культурным во всей области, и, в частности, с плодородной долиной реки Лукоса Тетуан был связан через укрепление Шешауэн линией фортов и блокгаузов по долине реки Лау. Эта линия укреплений прикрывала дорогу с востока. В этом районе Чечауан — Тетуан и развернулись кровавые события последних месяцев.

Судя по всему, выступление марокканцев произошло в значительной степени неожиданно и застало испанские войска неподготовленными и разбросанными по лагерным стоянкам. В результате испанцы понесли огромные потери как в людях, так и в снаряжении и, по-видимому, сыграли роль хороших интендантов для своих противников. [434]

Положение испанских войск крайне тяжелое. Без получения новых крупных подкреплений из метрополии им грозит опасность быть окончательно сброшенными в море. Во французской газете «Le Temps» от 10 сентября сего г. в статье, озаглавленной «Тяжелое положение в испанском Марокко», сообщалось: «Положение испанских войск в Марокко становится все опаснее и опаснее. Риффанцы угрожают им почти у самых стен Тетуана, железная дорога от Сеуты на Тетуан, а также телеграфные и телефонные линии прерваны. Испанцы стараются укрепить линию маленькой речки Уэд-Мартен, протекающей почти под стенами Тетуана». Положение Чечауана стало критическим с первых же дней. Под яростным напором повстанцев испанцы оставили оборонительные позиции под Чечауаном, и остатки войск заперлись в городе, который вскоре и был окружен противником. Гражданское население было эвакуировано еще в конце августа.

Около того времени был уже принят план отвода на север (к Сук-эль-Арба) всех войск чечауанского сектора. Но наступление риффанцев помешало выполнению этого плана, и гарнизон Чечауана остался отрезанным. Подвоз подкреплений из метрополии и новый план наступательных действий показывают, что испанцы волей-неволей втянулись в настоящую большую войну. Выше мы уже отмечали, что нынешний район военных действий до этого времени считался испанцами более или менее спокойным, но это было просто ошибочное убеждение «усмирителей», переоценивших свои скромные победы и пацифистскую политику. Чтобы легче уяснить обстановку развернувшейся здесь борьбы, необходимо немного заглянуть в прошлое. Когда Испания в 1911 г., после французского похода на Фес, решила постепенно занять свою «зону влияния», она выбрала исходными пунктами и базами этой операции Мелилью на востоке Сеуту и Лараш — на западе.

В западном секторе все «обстояло благополучно», пока испанцам приходилось иметь дело с жителями прибрежной равнинной полосы. Но продвижение сразу же запнулось, как только пришлось соприкоснуться с горными племенами. В 30–40 км от побережья начинался гористый [435] район, населенный племенами анджера на севере (в треугольнике Сеута — Танжер — Тетуан) и джебала на юге, до пограничной с французской зоной реки Лукоса. Власть над джебала захватил в цепкие руки «потомок пророка» — Рэссули, прославившийся смелыми набегами на Танжерский район. Несмотря на присутствие испанских войск, джебала беспрестанно нападали на подчинившиеся испанцам прибрежньные племена. Вскоре началась мировая война; испанское правительство не рискнуло «углубляться» в марокканский вопрос и решило пойти на соглашение с Рэссули: дать ему титул «верховного правителя гор», дать оружие и боеприпасы, назначить приличествующее жалованье и через посредство этого Рэссули попытаться наложить узду на беспокойных джебала и таким образом, по примеру французов, закрепить свое влияние на местные племена через головы их каидов. Но подражание вышло очень неудачным. Рэссули не отказался от предлагаемых благ, но, с одной стороны, он, при всем своем «высоком происхождении», не пользовался особым авторитетом, с другой — был «сам себе на уме». Во время войны, как уверяют французы, Рэссули получал субсидии от германцев и занимался антифранцузской и антииспанской пропагандой. Испанцы, правда, поняли игру Рэссули, но во время войны не могли ничего предпринять. В конце 1918 г. в Марокко был назначен новый испанский правительственный комиссар, уже упомянутый нами генерал Беренгер. Горячий поклонник генерала Лиотэ, Беренгер взял за образец французскую политику сотрудничества с туземными верхами, применения «летучих колонн», системы постов, использования туземных марокканских отрядов и наметил себе план методического захвата страны.

В начале 1919 г. Беренгер оттеснил противника в горы и восстановил сообщение Тетуана с Ларашем через Фондак. В 1920 г. — в целях блокады джебала — испанцами был взят Чечауан.

В 1921 г. намечалась заключительная операция, долженствовавшая привести к захвату «мятежника» и разгрому его «банды». Боевые действия, начатые в апреле, продолжались до июня. Рэссули, теснимый со всех сторон, [438] был близок к полному поражению, как вдруг аннуальская катастрофа совершенно изменила всю обстановку. Беренгеру поневоле пришлось оставить свои операции в Тетуанском районе и поспешить на помощь к Мелилье. Пришлось исправлять положение. К концу лета 1921 генерал Беренгер восстановил границы Мелильского округа и в 1922 г. возобновил наступление на Рэссули. Летучие колонны продвигались успешно, была взята Тазарута — резиденция Рэссули, который с горстью приверженцев бежал в горы. Скоро и последнее убежище Рэссули было открыто и оцеплено. В этот момент Беренгер был отставлен от должности, и Рэссули снова вздохнул свободно. Сменивший Беренгера генерал Бюргет, по характеристике известного военного корреспондента в Марокко Реджинальда Канна, «пустой путаник и болтун», сразу же заявил, что благодаря ему теперь можно будет пройти пешком всю испанскую зону от Мелильи до Лараша более спокойно и безопасно, чем от Пуэрта-дель-Соль{3} до Мадрида. Чтобы достигнуть таких результатов, он ограничился тем, что стал все делать наоборот: помирился с Рэссули, вернул ему все его «права и привилегии» и начал снова наступать на Рифф со стороны Мелильи.

Затем последовали новые смены. Наконец, выступает на сцену Примо де Ривера. Новый глава правительства прежде был противником «марокканской авантюры» и был сторонником полного оставления «зоны влияния»: «Надо желать, чтобы наша отдаленная Африка была еще подальше, чем теперь», — говорил он в 1917 г. в Кадисе. Но когда Примо де Ривера очутился во главе директории, он уже должен был кое с чем считаться и осторожней высказывать свои взгляды. Вначале он колебался принять какое-либо определенное решение и предоставил делам идти так, как он их застал, назначил правительственным комиссаром Марокко генерала Эзпуру — бесцветную личность — и понудил его возобновить договор с Рэссули. Наконец, после долгих размышлений Примо де Ривера решил постепенно сокращать фронт и отводить войска на более глубокие позиции, не указывая, однако, где эти рубежи [439] и будет ли свертывание временным или окончательным. Подобное решение вызвало сильное недовольство среди военных кругов, считавших это унижением достоинства державы и полным признанием бессилия после таких колоссальных затрат и средств, и энергии. Во время июльской поездки в Марокко генералу пришлось наслушаться по своему адресу от офицеров оккупационной армии немало «крылатых словечек». Вскоре, едва только началось свертывание некоторых испанских постов, внезапно разразилась буря. Все племена, жившие в районе Тетуана и Чечауана, взялись за оружие, прервали сообщение между этими городами, осадили их гарнизоны и атаковали испанские укрепленные линии на реке Лауа к западу от Чечауана с отмеченными выше результатами.

Понятно, какое волнение вызвали в Испании эти известия из Марокко. Генеральская диктатура, возглавляемая Примо де Ривера, и без того не имевшая под собой твердой почвы, совсем зашаталась. Политическое положение в Испании угрожающе обострилось. Король Альфонс и Примо де Ривера, бывшие в это время в поездке по стране, спешно вернулись в Мадрид. Ввиду панического характера сведений, поступавших из Марокко, диктатор вынужден был преодолеть свое «отвращение к марокканскому вопросу» и счел нужным отправиться в Тетуан с несколькими другими членами директории. Поездка эта привела генерала к очень печальным выводам относительно состояния и настроения войск и конечных перспектив борьбы. В прокламации к войскам, выпущенной генералом и имевшей целью поднять мужество бойцов, имеется ряд признаний, мало лестных для национального самолюбия.

Характерны, например, строки:

«Известно, что испанские солдаты более многочисленны и гораздо лучше вооружены и снабжены, чем мавры. Не подобает им отдавать свои ружья и пулеметы в руки врага, который обратит это оружие против нас же. Лучше умереть со славой, чем стать пленником врага. Солдаты должны питать доверие к своим вождям, которые их скоро приведут к победе». [440]

Свое красноречивое воззвание генерал заканчивает торжественным обещанием оставаться в Тетуане до близкого торжества войск экспедиционного корпуса. Однако войска этим воззванием, по-видимому, не очень-то были растроганы. Но и правительство, говоря о необходимости восстановления положения в Марокко, не скрывает трудностей выполнения этой задачи. Оценка положения видна из следующего воззвания (в сентябре) директории к испанскому населению:

«Сейчас дело не в изучении марокканской проблемы, вопроса о протекторате или о составлении новых планов оккупации. Суть дела — во всеобщем восстании туземного населения, ставящем в опасность все занимаемые нашими войсками позиции Это — настоящая война, и на нее надо ответить такой же войной, и не на словах и не ради приличия, по в целях самосохранения, с чувством полной солидарности. При таком положении не должно быть терпимо никакое слово, никакое сообщение, могущее вредно подействовать на моральное настроение солдат или подорвать авторитет правительства».

Вряд ли этими фразами директории удастся поддержать свой авторитет. Дела же ее совсем плохи. Правильно пишут французы:

«Крупные неудачи в Марокко ставят директорию в еще более тяжелое положение потому, что она является детищем переворота и держится только диктатурой. Чтобы оправдать свое существование, директории нужен успех; она не может держаться, если в своих предприятиях не будет успевать лучше, чем ее предшественники. Для всех ясно, что генерал Прима де Ривера поставил свою последнюю карту на Тетуан; нет ничего удивительного, что генерал бросил все и отправился туда сам, чтобы ценой всех усилий предотвратить гибельный ход событий».

Но роковым образом директория попадает в тупик. Несколько месяцев назад горячо дебатировался вопрос о необходимости эвакуации части Марокко, сам Примо де Ривера был сторонником такого решения. Но слишком много говорили, когда надо было действовать! Теперь же Испания даже при желании не может эвакуировать Марокко. [441] Напротив, теперь Марокко само притягивает все силы метрополии на африканскую землю.

«Испанское правительство не может теперь оставить Марокко и даже, по жестокой иронии, должно само переместиться туда. Теперь первый министр должен управлять Испанией из Сеуты или Тетуана» (ген. Кюньяк).

Так или иначе, директории приходится считаться с фактом войны. И эта война требует новых и новых жертв. Но народ настолько измучен тем, что в обиходе принято называть «марокканским кошмаром», что отказывается дальше бросать и людей, и деньги в эту бездонную пропасть, не видя ни малейшего результата этих жертв; напротив, чем дольше продолжается война, чем больше тратится миллионов, чем больше посылается солдат, тем все как будто больше отдаляется умиротворение. Попытка держаться в отношении местных племен «французской политики» потерпела фиаско. Когда в июле этого года Примо де Ривера посетил Марокко, он повидался и с Рэссули. Последний показал генералу 8000 горцев, своих приверженцев, вооруженных маузерами от испанского правительственного комиссара. На требование передать эти отряды в распоряжение испанского правительства Рэссули отвечал различными отговорками, затем, правда, дал, но только всего 700–800 человек, и сразу же стал просить из Тетуана поддержки для своей борьбы с племенем сумата. Одним словом, стало ясно, что на Рэссули рассчитывать не приходится. Вот почему численность испанских войск в западном секторе в августе и была доведена до 75 000 человек. В сентябре, по подсчетам французов, общая численность испанских войск по всей зоне — от Лараша до Мелильи — определялась в 120 000 человек. Из метрополии продолжают подбрасывать подкрепления, но все же испанцам, по-видимому, не удастся достигнуть больших результатов. О борьбе со всем Риффом испанцам не приходится и мечтать, и фраза в прокламации Примо де Ривера: «Что же касается риффанцев, которые подстрекнули к восстанию джебала, то Испания пойдет наказать их в собственных владениях», едва ли и самому генералу может казаться серьезной. [442]

Сейчас можно только пытаться восстановить положение в Тетуан-Чечауанском районе и на реке Лау. Первые наступательные попытки испанцев кончились полной неудачей. Например, 6 сентября из Тетуана была выслана летучая колонна для освобождения отрядов у Бухарраца и на перевале Аферну. В первый же день марша колонна эта была атакована противником у Мезгара, понесла значительные потери и не могла двинуться ни вперед, ни назад. Такое положение вынудило начальство вступить с каидами племени бени-идер в переговоры о выпуске гарнизона Бухарраца. После долгой торговли каиды согласились на это за выкуп в 150 000 песет. Другая колонна (2000 человек), посланная на Сокко-эль-Кемис (на территории племени бени-арос) с задачей содействовать эвакуации позиций у Тазарута, была тоже окружена противником. Не имея возможности получить своевременно помощь, начальник колонны тоже пробовал пойти на переговоры с повстанцами, причем посредником явился Рэссули. Здесь испанцев ожидал новый удар. Переговоры ясно показали, что Рэссули опять изменил Испании. Незадолго перед этим он просил разрешения укрыться от своих врагов в Арзиле; теперь же, когда испанцы оказались в критическом положении, он объявил командованию, что отряд может вернуться в Лараш на следующих условиях: сдать свое оружие, уплатить крупный выкуп и разрешить Бен-Али (племяннику Рэссули), назначенному испанцами каидом племен бени-арос и сумата и бывшему в это время в Сокко-эль-Кемисе, беспрепятственно вернуться к Рэссули в Тазаруту! Теперь не оставалось уже никаких сомнений в том, что восстание племен джебала было организовано самим Рэссули, который решил воспользоваться поражениями испанцев в долине реки Лау, чтобы захватить власть над территорией между Тетуаном и Ларашем. До последнего момента Рэссули ловко скрывал свою действительную игру, чем и толкнул генерала Риквельме в ловушку, подстроенную у Сокко-аль-Кемиса. Только ценой тяжелых потерь в материальной части и людском составе своего отряда генералу Риквельме удалось пробиться к своей базе.

Таким образом, испанцам теперь приходится рассчитывать только на свои собственные силы. [443]

В конце сентября было начато новое наступление. Генерал Эзпуру отдал следующий приказ:

«Теперь, когда боевые колонны вполне сформированы и снабжены всем необходимым, начинаются операции, которые позволят выручить наши войска. Отрядам тетуаиского и ларашского секторов начать, по собственной инициативе, наступление против вражеских банд и овладеть позициями, каждому в районе своих действий. Не ограничиваться вялой обороной и защитой своих флангов, но смело и настойчиво искать противника. Считаясь с безусловной достаточностью сил и средств для настоящей операции, не терять ни минуты для отмщения чести оружия и выручки отрядов, находящихся в тяжелом положении».

Конец приказа-воззвания содержит обещание наградить тех, кто исполнит свой долг, и наказать всех проявивших слабость. «Le Tempsa» от 26 сентября сего года об этой операции пишет:

«Небезынтересно рассмотреть, при каких условиях испанская армия начинает снова те операции, которые она уже проделывала в 1919 г. под управлением генерала Беренгера. Инициатива тогда принадлежала испанскому командованию, теперь же — наоборот. В 1919 генерал Беренгер был свободен в движениях. Он мог в полной мере подготовить успех военных действий и соответствующими политическими мероприятиями. В настоящее время условия совершенно другие: необходимо спешить, чтобы оказать вовремя помощь чечауанскому гарнизону, положение которого критическое; нужно, чтобы и президент директории мог при посредстве военных успехов возможно скорее восстановить свой авторитет, потерянный в Мадриде. Таким образом, это наступление имеет два неразрывно связанных объекта — Чечауан и Мадрид. Примо де Ривера должен одним ударом сразить марокканцев и своих испанских противников, которые, по игре судьбы, в большинстве военные».

Наступление в настоящее время предпринимается от Тетуана и Лараша. У Тетуана сформирована армия до 50 000 человек. Часть ее должна сдерживать племена (анджера и уад-рас), живущие к северу и западу от города. [444]

Главные силы этой армии, уже достигшие массива Бени-Гозмар, занимают в настоящее время 7–8 км к югу от Тетуана — фронт, который протягивается от Бен-Каррика до побережья. Но позиции здесь не сплошные. Отряды повстанцев постоянно прорываются в тыл и затрудняют снабжение войск в долине реки Мартэна. До Чечауана отсюда 60 км, но ни клочка ровного места: все — узкие долины, извилистые овраги, над которыми с востока господствует хребет Бени-Гассан, а с запада — отроги Бени-Ратен. В 1919 г. генерал Беренгер учитывал огромность усилий, которые нужны для преодоления этих местных преград, в стократ увеличивающих силу противника. И он шел, в зависимости от обстановки, и военным, и политическим этапами. Когда он предпринял поход на Чечауан, Бени-Ратен был уже занят испанскими силами; племена, населявшие Бени-Гозмар и Бени-Гассан, были союзниками. На этот раз все эти племена взялись за оружие и готовы терзать тетуанскую армию, от» ступать перед ее колоннами, чтобы проскальзывать между ними в тыл и атаковать обозы и парки.

Ларашская армия должна двигаться вверх по реке Лукосу, через территорию эль-шериф, живущих к востоку от Эль-Кзар. Затем армия должна будет с боем проходить горы Бени-Иссеф и Бени-Сикар; это как раз те места, где в 1920 г. была остановлена при своем походе на Чечауан армия генерала Баррера, шедшего на соединение с Беренгером. Далее армии предстоит преодолеть барьер Гезан, спуститься в Айяма и достигнуть Дра-эль-Азефа, западного фланга внешней оборонительной линии Чечауана. Операция эта легче, чем выпадающая на долю тетуанской армии, но все же представляет большие трудности, особенно если племена сумата и бени-арос, восставшие против Рэссули, двинутся на юг, что весьма вероятно.

Регулярных и подробных сообщений о ходе военных действий, к сожалению, не имеется. Но и по отрывочным данным уже ясно, что наступление испанцев с первых же дней утеряло связность, разбилось на ряд случайных боев и было парализовано жестокими контрударами противника. Например, «Le Temps» от 4 октября сообщает:

«По данным из верного источника, в настоящее время уже можно обрисовать главные эпизоды марша из Чечауана. [445] Упорное сопротивление марокканцев перед ущельем Дар-Рэд, являющимся подступом к высотам Бени-Гассан, вынудило испанцев оставить позицию, занятую после перехода Горгесского плато; колонна генерала Кастро-Жирона стянулась к своей тыловой дороге, чтобы соединиться с колоннами, действовавшими справа. Горцы на Бени-Гассане остались на прежних позициях и как бы позволили тетуанской армии беспрепятственно продвинуться вперед и своей цели. Но когда испанцы прошли полдороги, горцы ударили на обозы. Большой транспорт, предназначавшийся для снабжения Чечауана, был разгромлен и потерял 40 грузовиков. Таким образом, коммуникация остается необеспеченной, как и в дни, предшествовавшие окружению (6 сентября) Чечауана. Марокканцы маневрируют со своей обычной быстротой и наносят удары в различные точки этой военной дороги, трудно охраняемой при ее извилистом начертании. Говорят, что такое неустойчивое положение должно дать еще новый аргумент сторонникам оставления Чечауана, то эта проблема эвакуации остается трудно решимой. Пока существует полное основание сомневаться в осуществимости подобного предприятия. Сможет ли еще Чечауан держаться и сможет ли гарнизон отойти без риска жестоких боев? События в районе Бени-Арос еще более осложнили и без того тяжелое положение. Утверждают, что позиции на перевале Аферну, прикрывающем доступ к Бени-Аросу с севера, окончательно пали после атак, которым они подвергались в течение последних недель.

Попытка эвакуации передовых позиций у Тазаруты (резиденция Рэссули) привела испанцев к ряду неудачных боев. Эти позиции остаются осажденными уже более месяца, и снабжение их всякий раз стоит таких больших жертв, что командование решило покинуть их. Но, чтобы прикрыть отход гарнизонов, сюда надо выслать крупные силы. Борьба здесь упорна, без вести пропавших насчитывают уже сотни, среди них 5 подполковников.

Ларашская армия генерала Риквельме лишена возможности продолжать операцию из-за понесенных крупных [446] потерь и в пехоте, и в артиллерии; возобновить действия она сможет не раньше, чем получит пополнение, которое ей надеются дать за счет тетуанской группы».

В позднейших сообщениях, 15–22 октября, нового ничего нет; говорится только о «постепенном продвижении» испанцев и о соприкосновениях с противником, занимающим район Чечауана. Только едва ли испанскому оружию суждено видеть успех.

Но даже и деблокада Чечауана не будет еще означать полной победы, ни тем более умиротворения Марокко. Это только прелюдия борьбы. Главный враг остается неуязвимым и грозит со стороны Риффа. По английским сообщениям от 20 сентября, вождь марокканских повстанцев Абд аль-Керим, власть которого теперь признана почти всеми племенами в западной части испанской зоны, недавно созывал специальное совещание своих военачальников для обсуждения вопроса о переговорах с Испанией. Абд аль-Керим будто бы намерен предложить Испании ограничиться прибрежными териториями и организовать плебисцит о будущем режиме Тетуанского округа. С другой стороны, телеграмма из Парижа от 19 сентября сообщает:

«Испанские правительственные круги опровергают через мадридского корреспондента «Журналь» слухи о том, что Испания обратилась к вождю испанских повстанцев Абд-аль-Кериму с предложением мира, и утверждают, что никакое соглашение невозможно без восстановления прежнего положения в Марокко».

Сообщение о желании директории начать переговоры с Абд аль-Керимом исходило из Лондона. Танжерский корреспондент газеты «Тайме» сообщил и условия, которые риффанцы будто бы намерены предъявить испанцам:

1) Эвакуация Тетуана и всей территории, занятой испанцами до заключения франко-испанского договора (таким образом, за Испанией остались бы только Сеута, Мелилья и острова Альхусемас и Велес-дель-Гамера).

2) Полная и абсолютная независимость риффских племен и признание этой независимости Испанией.

3) Вознаграждение убытков, нанесенных за последние 12 лет, и выкуп военнопленных испанцев, находящихся в руках риффанцев. [447]

4) Право изгонять и арестовывать тех начальников племен, которые сражались на стороне испанцев.

5) Должно быть образовано конституционное правительство во главе с султаном. Правительство берет на себя обязательство соблюдать коммерческие и другие договоры.

Приводя эти строки в своей статье, газета «La France Militarie» (20 сентября) добавляет:

«Один из наиболее видных испанских военных авторитетов опровергает эту новость. Он напоминает, что в 1923 г. генерал Кастро-Жирона в бухте Альхусемас имел беседу с четырьмя риффскими предводителями, делегированными Абд аль-Керимом для переговоров о мире с восставшими племенами. Племена бени-уриагель тогда признали права и обязательства протектората, и соглашение это было одобрено сторонниками Абд аль-Керима, хотя тот и говорил, что он имеет достаточно людей и оружия, чтобы повторить аннуальский погром. Вздор говорить, заявляет этот испанский авторитет, чтобы испанские предложения могли приближаться к тем, какие были в 1923 г. Чтобы покончить с этим вопросом, я скажу, что африканская армия никогда не потерпит подобного унижения, и осажденные гарнизоны скорее позволят себя уничтожить до последнего человека, нежели сдадутся врагу. Подобные переговоры в настоящее время невозможны, потому что мы, прежде всего, не изменим нашим международным обязательствам, а затем потому, что мы не желаем у себя революции. Конечно, переговоры о мире будут, но не раньше, чем мы станем всецело господами положения».

Конечно, революция для испанских генералов — вещь очень нежелательная. Но если единственный способ избежать ее усматривается в надежде «стать господами положения» в Марокко, то надо признать эти дела очень печальными. Положение испанцев продолжает оставаться крайне затруднительным. Если и правда, что такого предложения ими не делалось, то можно не сомневаться, что дело все же кончится им. Другого выхода для Испании сейчас нет. Фраза «восстановление прежнего положения» — пустые слова. Восстановить положение — это значит выбить повстанцев из всех занятых [448] ими районов. Для этого надо организовать большую наступательную операцию, вернее, даже целую кампанию.

Может ли выполнить это армия, которая только что потеряла свои позиции, армия, имеющая перед собой многочисленного врага, лучше организованного, лучше вооруженного (благодаря захваченному оружию), окрыленного своими успехами? Конечно, не может.

Фронт является отражением тыла. Тыл же испанцев уже сдал. Страна истощена и не может нести непомерных расходов по умиротворению своей колонии. Испанское министерство финансов на днях опубликовало данные за квартал апрель — июнь 1924 г. Доходы за этот период исчислены в 228 млн фр., расходы же достигают 606 млн Таким образом, дефицит только за четверть года равен 378 млн Военное министерство поглотило 114 млн, да военные действия в Марокко потребовали дополнительно 24 млн, т.е. в общем свыше одной трети всех госрасходов. За последние же месяцы, с началом боевых операций, расходы значительно увеличились; уже к сентябрю военные действия поглотили 173 млн франков, т.е. вдвое больше, чем за предыдущий квартал. Сколько же потребует «восстановление положения»? Это тоже достаточно сильный стимул для испанцев серьезно задуматься над вопросами о переговорах.

Но решение вопроса об испанских владениях зависит не только от борющихся сторон. То положение, которое создается в Риффе, глубоко задевает интересы ряда других держав, и последние не замедлят вмешаться в дело.

Имеется интересное сообщение из Рима, что Англия уже выступила с предложением разрешить испано-марокканский конфликт путем предоставления широкой автономии для племен территории Риффа, с сохранением формального суверенитета Испании. С точки зрения английского империализма это, конечно, будет самым прекрасным решением вопроса: с одной стороны, будут соблюдены приличия в отношении Испании (сохранение формального суверенитета), с другой — обеспечены интересы английских финансистов, ведущих дела с Абд аль-Керимом, [449] и является возможность закрепить в этой зоне английское влияние{4}.

Но согласятся ли на это другие партнеры — Франция и Испания? Едва ли.

Для Французского Марокко независимый Рифф будет крайне опасным соседом — бочкой с порохом, постоянно угрожающей взрывом. В связи с событиями в Испанском Марокко уже неоднократно вспыхивали волнения и в сопредельной части французской зоны. И французы уже принимают соответствующие меры.

«Война в Испанском Марокко, — пишет генерал Кюньяк,  — может найти сильный отзвук в соседней французской зоне. В этой стране война — вещь заразительная. Как только в каком-нибудь уголке разгорается перестрелка, кругом сейчас же начинают свертывать палатки и седлать лошадей. Волнения риффских племен могут создать и для вас серьезные затруднения в этой полосе, где границы так плохо, очерчены и где самые территории племен недостаточно точно определены». [450]

Французское командование в Марокко это учло, и маршал Лиотэ успел собрать на северном фронте значительные силы, чтобы парировать всякие случайности и поддерживать спокойствие и порядок во французской зоне. К северу от дороги Фес — Таза — Таурирт организованы две летучие колонны. На западе группа генерала Коломба наблюдает за племенами в сторону Чечауана, где все кипит, как в котле. Надо заметить, что французские войска здесь расположены всего в переходе от Чечауана. На востоке, в районе между Тазой и средним течением реки Мулуя (к югу от Мелильи), расположена группа полковника Камбэ. Границы здесь тоже очерчены путанно, здесь всегда существовала известная щекотливость положения, так как дорога Таза — Уджда — единственная коммуникация с Алжиром — не имеет с севера достаточного прикрывающего пространства.

«Не нам обсуждать вопрос о вмешательстве французских войск в борьбу риффанцев и испанцев, — продолжает генерал Кюньяк,  — мы здесь можем только отметить, что вмешательство это возможно и легко осуществимо. Недавние нарушения воюющими риффанцами наших границ — вполне достаточный повод идти наказать этих повстанцев, которые в такой же мере, как для испанцев, и наши враги. Известный нажим, даже косвенный, в некоторых точках фронта, несомненно, мог бы повлечь деблокаду Чечауана. Испания, безусловно, была бы нам очень благодарна, если бы мы оказали ей помощь в этот критический для нее момент. Франция, конечно, не имеет никакого желания увеличивать свои марокканские владения, и так достаточно большие, но возможны некоторые выравнивания границ, выгодные для обеих наций. Например, вполне ясно, что в восточной части испанской зоны река Мулуя является мало подходящей разграничительной линией и что последняя должна быть перенесена на гребень высот по левому берегу реки; это даст возможность включить племена, не дробя их, в ту или иную зону влияния. В Марокко, как и везде, даже более, реки являются местами контакта и обмена между населением, но никак не нормальными разграничительными линиями; хорошие границы здесь только горные [451] цепи». («Au Maroc espagnol», «La France Militare» от 21 сентября 1924 г.).

В конце сентября, когда положение испанцев в Марокко было наиболее критическим, французский генерал Фонвилль писал («L'Espagne et 1-е Maroc», «La France Militare» от 28 сентября 1924 г.):

«Нельзя сказать, что испанский протекторат в Марокко пришел к концу, потому что испанцы, отступив к побережью, все-таки сохраняют свои права на оставленную территорию и не лишены возможности позже вернуться опять к политике «углубления». Правда, они на более или менее продолжительный период времени утрачивают свое господство над внутренним районом, не могут проводить свою прежнюю политику и обуздать мятежные племена, живущие грабежом. Все это заставляет нас не забывать, что Французское Марокко граничит с испанским. Мы имеем ряд постов по окраине Риффа и должны ожидать, что эти посты подвергнутся более или менее настойчивым покушениям со стороны племен испанской зоны, ободренных отступлением солдат короля Альфонса XIII. Одна ко договоры воспрещают нам доступ в эту зону. Что же мы, так и должны будем топтаться на месте? Неужели мы никогда не будем иметь права преследовать нападающих? Тогда они будут без конца возобновлять свои налеты. Подобное положение для нас невыносимо. Волнения среди племен испанской зоны не только будут продолжаться бесконечно, но будут все время представлять самый опасный очаг заразы и для нашей собственной зоны. Нам нужно право интервенции. Соглашение на этот счет между Францией, Испанией и Англией не представляется невозможным. Англия тоже желает сказать свое слово в марокканских делах».

Одним словом, начались разговоры о новой дележке. Только французский империализм не так легко пойдет на уступки, как испанский. Как указывалось выше, и положение у него гораздо прочнее, да и ресурсов побольше, чем у полунищей Испании. За свою добычу он будет драться жестоко. Но английским предложением обеспокоена и Италия. Итальянская буржуазная печать с напряженным вниманием и волнением следит за ходом событий в Марокко [452] и настаивает на необходимости для Италии своих прав в Испанском Марокко. Таким образом, у испанцев уже нашлись три наследника, не считая самих марокканцев.

Дальнейшие события покажут, какой оборот примет эта дележка. Во всяком случае, над европейским горизонтом начинают сгущаться тучи. Недавние друзья могут очень и очень крупно поссориться. Тем лучше для марокканцев. Если Абд аль-Кериму удастся и впредь сохранить сплоченность берберских племен и намечающуюся передышку умело использовать для укрепления аппарата власти нового государства, если эта власть сумеет на деле сохранить свою независимость от иностранного капитала, — то Рифф действительно может стать ядром будущего свободного, национально возрожденного и единого Марокко. Общие перспективы борьбы колониальных народов этому вполне благоприятствуют. В лице же рабочих Франции и Испании бойцы за независимость Марокко будут иметь горячих сторонников и верных помощников. Об этом достаточно красноречиво говорит тот привет, который послал Абд аль-Кериму Центральный комитет Французской коммунистической партии. Да здравствует братский союз народов Марокко с трудящимися всего мира!

Дальше