Содержание
«Военная Литература»
Военная история

18. «Точно трава под косой»

Залп русских прозвучал с расстояния примерно в 50 метров. Все четыре шеренги на долгом протяжении фронта одновременно открыли огонь. Грохочущий залп рассек неровный строй бегущих людей.

Многочисленные свидетели в разные эпохи пытались передать впечатление от массированного мушкетного огня на поле сражения. Некоторые говорят, что слитный залп из мушкетов похож на треск разрываемого надвое полотнища грубой ткани, только куда более громкий. Другие сравнивают его со звуком, который возникает, если высыпать на железный лист груду пуль, — но не сразу, ас короткими паузами, в которых во время боя слышны лишь отдельные выстрелы. Было предложено и множество прочих ассоциаций, призванных показать страшные последствия залпа для длинных шеренг стоящих или бегущих во весь рост солдат. Кое-кто говорит, что шеренги качаются, словно хлеба в поле, другие — что батальоны трепещут и извиваются вроде веревки, которую дергают за один конец. Среди шведского воинства бытует такое сравнение: люди валятся, как трава под косой. В одном отчете о Полтавской битве рассказывается, что от русской артиллерии «наши полегли, точно трава под косой». Подобное сопоставление очень наглядно: легко вообразить себе пучок снарядов, который внезапно, словно невидимым лезвием, подсекает линию и люди кучками, как собранная в охапку трава, практически одновременно падают на землю. Не случайно на поле брани иногда приходится наблюдать такую картину: погибшие лежат ровными, стройными рядами, даже на том свете построенные и упорядоченные в соответствии с военным регламентом. Если бы нам самим довелось наблюдать эти залпы и их последствия, первой нашей ассоциацией скорее всего было бы исполнение приговора о расстреле.

Через несколько коротких мгновений после оглушительного залпа со стороны шведской линии донесся его страшный отголосок. Это был шум многочисленных падающих тел и звяканье оружия, вываливающегося из рук у подстреленных. Одному русскому участнику сражения звук этот показался похожим на шум рухнувшего здания.

Примерно посредине шведского строя ехал верхом Левенхаупт. По его словам, на этом этапе наступления, когда русские начали вдобавок палить из мушкетов, под столь сильным обстрелом «уму человеческому непосильно вообразить было, что хоть одна душа из всей нашей ничем не защищенной пехоты живой выйдет». Но Левенхаупт даже теперь не хотел открывать ответный огонь, стремясь подступить еще ближе, дабы получить от залпа как можно больший эффект — у него в мозгу свербила мысль о плохом порохе. Левенхаупт имел теперь связь не со всей своей линией: пороховая мгла скрывала из его поля зрения правое крыло. В дыму и хаосе он еще мог кое-как управлять следующими подразделениями: единственным батальоном скараборгцев, сильно пострадавшим Кальмарским полком, вторым и третьим батальонами лейб-гвардии и двумя батальонами уппландцев. Эту часть боевого порядка он старался подвести ближе к огнедышащей стене русских пушек и ратников, которые продолжали с неумолимостью стихии стрелять по надвигавшимся шведам.

Еще два лейб-гвардейских батальона (те, что были на правом фланге) тоже подтянулись и ринулись в атаку на вражеских пехотинцев. А вот батальоны на крайнем левом фланге пока не пришли в соприкосновение с противником. Единственный батальон Эстгётского полка и второй батальон Нерке-Вермландского полка отставали, и отставание это было вызвано плохим равнением в самом начале атаки.

Поскольку шведские солдаты в центре и на правом крыле, несмотря на убийственный залп, продолжали двигаться вперед, произошло то, что обычно и происходило в подобных случаях. Русский строй заколебался и отступил. Отстреливаясь и волоча за собой пики, солдаты неприятеля начали отходить. Иногда они бросали 3-фунтовые полковые пушки. Левенхаупт крикнул: «Пали!» Шведские батальоны поспешно вздвоили свои поредевшие ряды: две задние шеренги сделали шаг вперед и оказались на одном уровне с двумя передними. Расстояние до отступающих русских было очень небольшим, в некоторых местах оно доходило метров до тридцати. Пехота вскинула ружья, прозвучал одновременный выстрел. В некоторых случаях залп этот дал хороший результат, положив много бегущих русских солдат. В других же местах — там, где подразделения были снабжены скверным порохом, — дело обернулось хуже: у отдельных стрелков порох просто выгорел на полке. Но и тем, у кого выстрел получился, его слабенький, маломощный звук подсказал, что пуля обладала слишком малой энергией. Сам Левенхаупт сравнил треск выстрелов с коротким, безжизненным хлопком о ладонь парой перчаток.

С этой минуты кругом начинается полнейшая неразбериха, напоминающая беспорядок, который творится в разоренном муравейнике: те же слепые метания из стороны в сторону, та же тревожная суета и отсутствие всякого смысла — за исключением разве что стремления снова и снова убивать. Зеленые батальоны под натиском шведов отступали. Напору противника поддались Казанский, Псковский, Сибирский, Московский, Бутырский и Новгородский полки. Передовая линия русских просто-напросто повернула и двинулась назад, столкнувшись со второй линией, которая до поры до времени не принимала участия в битве, а лишь выжидающе стояла сзади.

Момент был критическим для русских. Эта вторая линия (на профессиональном языке она называется резервом) призвана была служить для первой немой поддержкой, подкреплением, дававшим возможность не уступить врагу. Однако чаще случалось так, что, если первая линия опрокидывалась, она увлекала за собой и вторую. Вторая линия оказывалась не в состоянии отразить неприятеля, коль скоро тот прорывался в глубину боевого порядка. Нетрудно представить себе, какая могла подняться невероятная катавасия, если отступающая передовая линия врезалась бы в стоящую на месте вторую; большие группы перепуганных солдат вполне могли увлечь в бегство тех, кто прежде сохранял спокойствие, в результате чего поднялась бы заразительная всеобщая паника. Отсюда было недалеко до давки, до беззащитной, очумелой толпы, которая, теснимая шпалерами штыков, с ором несется, топча своих и разбегаясь на все четыре стороны. Если бы шведам удалось добиться ощутимого успеха в одном месте, они могли бы повернуть вспять весь растянутый фронт. Глубокий строй в две линии и большое численное превосходство могли стать для русских не столько преимуществом, сколько помехой.

Когда отгремело эхо ружейного залпа, шведские батальоны продолжили наступление, идя по пятам за отходящим противником. Русские еще не бежали, они отступали более или менее стройными рядами, однако недостаточно быстро, чтобы уклониться от преследующего их неприятеля. Помимо всего прочего, скорому отходу должна была мешать вторая линия, стоявшая на пути у ретирующейся первой. После короткой — метров в сто — пробежки шведские солдаты нагнали отступающих. В уходящие спины стали вонзаться пики и штыки.

Посередине идущего вперед синего строя бок о бок друг с другом продвигались второй и третий батальоны лейб-гвардии. Второй батальон под началом Маннерсверда прорвался сквозь передовую линию русских и захватил четыре орудия. Третий гвардейский батальон, на ходу взяв два русских орудия, оставил их позади и гнал неприятеля все дальше и дальше. На правом фланге шел в наступление первый гвардейский батальон. Под командованием опьяненного боем капитана Гадде гвардейцы ворвались в русский строй и захватили четыре знамени и шесть пушек, добившись в этой атаке едва ли не самого большого успеха среди отдельных батальонов. Сам Гадде подскочил к одному из взятых орудий и, приказав повернуть его ствол в сторону отступающих шеренг русских, произвел несколько выстрелов им вслед. Наступавший рядом с молодцами Гадде гренадерский батальон (подразделение капрала Смепуста) также взял несколько неприятельских полковых орудий.

Длинные шеренги русского боевого строя заколебались, начали изгибаться. Значительная часть зеленой стены все больше и больше вдавливалась внутрь. Если бы она поддалась еще немного и хотя бы в одном месте сломалась, вся стена была бы мгновенно разрушена. Как ни невероятно такое предположение и как ни мало шансов на это было в начале атаки, победа, вопреки здравому смыслу, едва не оказалась в руках у шведов. Это напоминало попытку надломить толстую ветвь: ее нужно долго и изо всей силы качать и гнуть, пока она вдруг с треском не сломается. На боевой порядок русских надо было надавить еще немного, может быть, совсем чуть-чуть, и он был бы сломлен. Однако, если ветку отпустить, прежде чем она треснула, не исключено, что она спружинит и заедет вам по физиономии.

Чтобы раз и навсегда решить исход сражения, сейчас требовалась массированная кавалерийская атака. Быстрое вмешательство шведской конницы должно было стать тем нажимом, который был необходим, дабы превратить вражеское отступление в настоящее бегство и нанести русским поражение, признаки которого уже намечались. Кроме того, в коннице срочно нуждался правый фланг — чтобы продлить его и предотвратить окружение пехоты растянутым фронтом русских пехотинцев, противостоять которому у шведов не хватало солдат. Но в тот день у шведского воинства ничто не шло согласно плану, ни в одну минуту нельзя было предсказать, что случится в следующую. И вот, пожалуйста: кавалерийская атака запаздывала. Где была конница?

На левом краю тоже не хватало кавалерийской поддержки. Эта часть линии, как упоминалось выше, отставала в продвижении вперед. Резонно предположить, что, имея перед собой длинный русский фронт и стремясь уменьшить риск окружения, оба фланга, и правый и левый, совершенно независимо друг от друга и почти бессознательно подтянулись каждый к своему краю. Остальные батальоны, вероятно, подстроились к ним. Результат этих передвижений получился плачевный: между правым и левым пехотными флангами образовался разрыв. Вдобавок к этому растянулся весь фронт, так что большие просветы между батальонами еще расширились — в отдельных местах до 100–150 метров. Тонкая синяя черта более не составляла единой линии, а превратилась в пунктир. В довершение всего самый край левого фланга по-прежнему отставал. Он пока даже не вступал в бой со своей частью русского фронта! Теперь, когда батальоны правого крыла потеснили неприятеля, они еще сильнее оторвались от запаздывающего левого фланга. Чем дальше они преследовали русских, тем шире становилась брешь, отделявшая их от замешкавшегося левого крыла. Брешь разрасталась в пропасть. Когда же двинулась в наступление противостоявшая левому флангу русская пехота, стал наблюдаться своеобразный эффект вращающейся двери. А между прочим, русская пехота была на этом фланге очень сильна; там стояла отборная гвардейская бригада: Астраханский, Ингерманландский, Семеновский и Преображенский полки. (Последнее соединение начиналось как знаменитый «потешный» полк отрока Петра, составленный из людей самого разного звания, от юных бояр до мальчишек-конюхов, но со временем превратившийся в лучшую единицу русской армии.) Если на правом фланге шведы быстро шли вперед, их товарищей на левом одновременно оттесняли назад. С обеих сторон правофланговая пехота наступала, а левофланговая откатывалась назад. При этом русские грозили окружить шведов, а также, благодаря своему численному превосходству, вклиниться в расширившиеся интервалы между батальонами. Шведы попали в чрезвычайно опасное положение.

Следуя, чуть поодаль, за атакующей гвардией, Юлленкрук заметил отставание левого крыла. Он вскачь понесся туда и наткнулся на Аппельгрена, командующего единственным батальоном Эстгётского полка; его подразделение стояло вторым с краю, как раз напротив мощной гвардейской бригады русских. Юлленкрук призвал полковника идти вперед, указывая на то, что «гвардия уже столкнулась с противником», и прося «поспешать». Аппельгрен оказался в затруднении. «Тогда меня, сами видите, охватит с фланга вон та длинная линия», — отвечал он, имея в виду стоявший неподалеку растянутый русский фронт. Батальону требовалась подмога, и Аппельгрен умолял Юлленкрука прислать для поддержки кавалерию. Услужливо ответив, что он «все возможное сделает», Юлленкрук ускакал прочь. Он направился еще левее, чтобы постараться отыскать конницу и выполнить отчаянную просьбу полковника, прежде чем будет слишком поздно.

Куда же запропастилась шведская кавалерия? На правом фланге большая часть конницы продолжала пребывать в беспорядке и ожидать от нее сколько-нибудь слаженных усилий в ближайшее время не приходилось. Вмешаться в сражение намеревался лишь Крёйцев отряд, который наконец-то привел в порядок свои ряды и теперь двинулся на правое крыло, в сторону самого левого края русской линии. Завидев набегающую на них волну всадников, трепещущих штандартов и клинков, русские действовали скоро и в полном соответствии с уставом. Четыре батальона Нижегородского полка и гренадерского полка Буша образовали большое каре (стандартное построение для встречи кавалерийской атаки), в результате чего у них получилась небольшая крепость, обороняемая пушками, мушкетами и торчащими в разные стороны пиками. Русские батальоны изготовились встретить атаку. Стоило отряду Крёйца приблизиться, как русские открыли огонь из пушек и на построенные плугом эскадроны обрушился сноп ядер.

Левый кавалерийский фланг также разделился на две части. Отряд, оставленный к северу от болотца, должен был прикрывать фланг около Тахтаулова против русской конницы, то есть в первую очередь против драгун Бауэра и Волконского. Шведские всадники на этом краю были выстроены и готовы к сражению. Другая же часть левофланговой кавалерии не была приведена в боевой порядок и, как и конники правого крыла, оставалась в бездействии, не идя в наступление следом за пехотой.

Поехав налево, Юлленкрук в конечном счете нашел кавалерию: несколько эскадронов рысью двигались ему навстречу. Им было тут же приказано идти на подмогу пехоте. «Ради Бога, скорее!» — прибавил Юлленкрук, поскольку время не терпело.

И тут началось. Не успели всадники сделать пол-оборота направо, чтобы занять позицию для атаки, как их глазам предстала ужасающая картина. Ближайшие к ним части шведской инфантерии, те, что были на крайнем левом фланге, бросали оружие и поворачивали назад. Пехота побежала с поля боя!

Дальше