Котел к западу от Черкасс — взгляд изнутри
Раздел I.
К концу декабря 1943 г., когда Киев (см. Общую карту) был вновь занят противником, а выступ, созданный русскими войсками, простирался на запад до Житомира, немецкие части в излучине Днепра получили приказ держаться любой ценой. XLII корпус (Карта 4), располагавшийся на правом фланге первой танковой армии, подвергался непрекращающимся русским атакам с 26 декабря, когда часть русских сил, использовавшаяся в битве за Киев, была переброшена на юг и возобновила давление на участке корпуса. Правее, XI корпус восьмой армии с 5 танковой дивизией СС Викинг на своем левом фланге точно также участвовал в тяжелых оборонительных боях вдоль всего своего фронта. Задачей обоих корпусов было удержание своего участка фронта с целью обеспечения благоприятных условий для планировавшегося немецкого контрнаступления. Налево от XLII корпуса находился VII корпус, действовавший против фланга русского выступа. Начиная с 20 декабря, корпус атаковал в западном направлении без каких-либо значительных успехов.
Положение XLII и XI корпусов, при котором их передние части сражались вдоль Днепра, а их длинные внутренние фланги были недостаточно защищены, неминуемо должно было привести к попыткам противника окружить и уничтожить оба корпуса. Уже в середине декабря командир XLII корпуса запросил разрешения отойти за реку Рось. Это бы означало, что корпус смог бы занять более короткую оборонительную позицию за естественной преградой, вместо необходимости оборонять двумя дивизиями фронт длинной в 75 миль. Однако просьба была отклонена.
Несмотря на это, в течение декабря XLII корпус принял некоторые меры предосторожности. Так, к северу от реки Рось и к востоку от Богуслава, были подготовлены две тыловые позиции, оказавшиеся очень полезными позднее при отходе корпуса на юг. Кроме того, все запасы продовольствия бывшей немецкой гражданской администрации в секторе корпуса были эвакуированы к югу от реки Рось. Это оказалось важнейшим решением, поскольку это продовольствие вскоре оказалось единственным источником снабжения для немецких сил в котле. [16] [Карта 4] [17]
С конца декабря 1943 г. до 24 января 1944 г., день за днем русская пехота, часто при поддержке танками, атаковала позиции XLII корпуса. С середины января стало очевидным, что направлением главного удара врага является левый фланг корпуса. 25 января советские войска начали крупномасштабное наступление против соседнего VII корпуса, чья правофланговая дивизия отступила на юго-восток и юг. Это привело к тому, что к концу этого дня дороги, ведущие во фланг и тыл XLII корпуса, стали открыты для врага. По ним наступающие русские устремились через Медвин в сторону Богуслава и Стеблева.
Одновременно, неприятель вклинился в центр и правую часть полосы XI корпуса. Для того чтобы избежать угрозы охвата и сохранить в целостности фронт, корпус отодвинул свое правое крыло и центр на запад и северо-запад, где оно вскоре и стало восточным фронтом немецкого котла.
До 24 января большинство вражеских атак против XLII корпуса блокировались или отражались. Эти бои ослабили боеспособность немецких войск и нанесенными потерями и снижением физической сопротивляемости людей. Командиры находились под постоянным давлением, пытаясь заткнуть ежедневные дыры, буквально оголяя другие участки фронта, на которые в тот момент не производились сильные атаки, и перебрасывая свои части на угрожаемые участки с использованием всех имевшихся грузовиков, лошадей и повозок. Первоначально, каждая из двух дивизий силами шести батальонов со слабой артиллерийской поддержкой и без танков обороняла фронт, протяженностью от 35 до 40 миль. За исключением участка по реке Рось, местность, по которой проходил фронт, была абсолютно плоской с немногими чертами рельефа, удобными для обороны.
С середины декабря 1943 г. и до прорыва из котла 16 февраля 1944 г. XLII корпус ни разу не находился в положении, когда он мог бы оказать эффективное сопротивление превосходящим силам противника, атаковавшим его с многочисленными танками. Если бы корпус не смог избежать вражеских атак своевременным отходом, ему бы постоянно грозил прорыв его линий обороны русскими. Однако разрешение на отход могло быть дано только лично Адольфом Гитлером, и ни одно такое решение не могло быть получено менее, чем за двадцать четыре часа. Легко представить себе ежедневно растущие трудности, с которыми корпус сталкивался при таких обстоятельствах. Русские атаки 25 января и в последующие дни привели к глубокому вклиниванию противника, разделившего XLII и VII корпуса. Поскольку враг угрожал его левому флангу и тылу, корпусу пришлось создать новый фронт по линии Богуслав — Стеблев. Короткое время казалось, что VII корпус сумеет закрыть прорыв и восстановит ситуацию, но, поскольку в течение нескольких дней русским [18] удалось расширить прорыв, стало очевидным, что VII корпус быстро отходит на юго-запад. На этом этапе немецкие войска к востоку от русского прорыва впервые получили приказ подготовиться к выходу с боем из окружения, которое начало образовываться. Прорыв на запад был не реален, поэтому юго-восток и юг были единственно возможными направлениями прорыва. Однако в течение первых дней февраля новое наступление русских опрокинуло правый фланг XI корпуса и сделало его позиции непригодными к обороне. По мере того, как его центр отступал на запад, а правое крыло — на северо-запад, весь корпус стал быстро отодвигаться от частей, примыкавших к нему на юго-востоке. И в этом секторе непрерывный немецкий фронт перестал существовать, а с ним и возможность прорыва в этом направлении. Более того, с 28 января единственные дороги, ведшие из районов снабжения в XLII и XI корпуса (через Шполу и Звенигородку), были перерезаны. Было запрошено и обеспечено снабжение по воздуху. К 6 февраля XLII и XI корпусы были полностью окружены. Перебросив свои основные силы на юг, XLII корпус был вынужден ослабить защиту северного и западного фронтов, которые стали теперь потихоньку отступать. Такой поворот событий, а также отступление XI корпуса направо, привели к постепенному уменьшению размеров котла, что, в свою очередь, привело к большей концентрации — важному условию для осуществления прорыва из окружения.
В то же время, стало очевидно, что окруженные немецкие части смогут избежать уничтожения только, если им удастся прорваться через неприятельские позиции на южном фронте котла. Однако в течение недель оборонительных боев части понесли чрезмерные потери, и силы, имевшиеся для такой операции, очевидно, не могли самостоятельно пробиться через русское окружение. Стало ясно, что попытка прорыва из окружения должна сопровождаться внешним деблокирующим ударом. Поэтому, окруженные части были оповещены, что III танковый корпус, расположенный примерно в 25 милях к югу от котла, нанесет удар в сторону Моренцов для того, чтобы занять передовые позиции для деблокирования. Одновременно, другой танковый корпус, находившийся примерно на таком же расстоянии к югу от котла, должен был ударить на север в сторону Ольшан.
В радиосообщении из восьмой армии от 6 февраля датой начала прорыва и операции по деблокированию было установлено 10 февраля. Однако, из-за внезапного начала распутицы, этот день был перенесен еще почти на неделю. Для того, чтобы обеспечить единство командования внутри котла, оба окруженных корпуса были переданы под командование генерала Штеммерманна (Stemmermann), командира XI корпуса, и названы Оперативная группа Штеммерманна. [19]
Между тем, многократные атаки русских с юга-востока на Корсунь и Шендеровку и с запада на Стеблев стали угрожать разрезать немецкий котел. Хотя все удары противника были отбиты, они еще больше уменьшили силы, имевшиеся для прорыва, и имели определяющее воздействие на дух окруженных.
14 февраля частям XLII корпуса удалось захватить Хилки и Комаровку (Карта 5), находившиеся в двух-трех милях от Шендеровки, и, таким образом, достичь удобной позиции для начала прорыва. Время было самое подходящее: постепенное уменьшение площади окружение привело к опасной скученности войск. Вся территория, занимаемая немцами, была в досягаемости советской артиллерии. Объем и интенсивность вражеского огня зависел теперь лишь от количества снарядов, которые хотели потратить русские. Возникло опасение, что в любой момент немецкие потери достигнут невыносимого уровня. Однако и сами русские, страдая от снежных буранов и плохих дорог, не могли полностью использовать преимущества своей артиллерии. Немецкие войска внутри котла решили предпринять последнюю попытку.
Прорыв начался, как и было приказано, 16 февраля в 11 вечера. Начав движение от линии Хилки — Комаровка, три дивизионные колонны ударили в юго-западном направлении. Их задачей было достичь передовую позицию, занятую частями III танкового корпуса в Лисянке и Октябре, и соединиться с частями первой танковой армии.
Раздел II.
Состав двух немецких корпусов, окруженных в котле к западу от Черкасс, был следующим:
XI корпус состоял из трех пехотных дивизий — 57, 72 и 389 дивизий, у каждой из которых отсутствовали танки, штурмовые орудия и адекватное противотанковое оружие. Из этих дивизий только 72 дивизия была способна к активным боевым наступательным действиям. Остальные две дивизии, за исключением одного хорошего полка 57 дивизии, были непригодны к наступательным операциям. 5 танковая дивизия СС Викинг (Wiking) входила в XI корпус до конца января. В состав корпуса также входили один батальон легкой артиллерии резерва главного командования и одна двухбатальонная бригада штурмовых орудий, состоявшая из 6 батарей. XLII корпус включал в себя оперативную группу Б (В), 88 пехотную дивизию и, с конца января, танковую дивизию СС Викинг. Название "оперативная группа Б" использовалось для обозначения 112 пехотной дивизии, чтобы скрыть ее присутствие на фронте от противника. Хотя оперативная группа Б, и считалась корпусом, это была обычная пехотная дивизия трехбатальонного состава, нормально укомплектованная артиллерией, с сильным противотанковым батальоном, но без танков или штурмовых орудий. Обладая примерно 4/5 от списочного состава, [20] оперативная группа Б обладала боевой мощью хорошей пехотной дивизии. 88 дивизия была сильно потрепана в боях. Она состояла из двух полков, вместе насчитывавших пять батальонов, и обладала довольно небольшим количеством артиллерии. По части людей, оружия, и оборудования 5 танковая дивизия СС Викинг была самой сильной дивизией XLII корпуса. Она была полностью снабжена как танковая дивизия и состояла из двух мотострелковых полков, одного танкового полка, в котором было примерно 90 танков, бельгийской добровольческой бригады Валлония (Wallonien), состоявшей из трех батальонов, и одного запасного полка, состоявшего, примерно, из 2000 человек. Хотя точных данных о силе этой дивизии не было получено, ее реальную силу перед прорывом можно было оценить в 12 000 человек.
Раздел III.
Между 28 января и 16 февраля тактическая ситуация, описанная выше, изменялась целым рядом событий внутри котла. Эти события нашли отражение во фрагментах дневника, который вел командир XLII корпуса вплоть до времени прорыва:
"28 января
Перерезано сообщение с тылом по дороге Шпола — Звенигородка. Мы окружены. Первая танковая армия должна восстановить пути сообщения. Наша оборонительная задача не изменилась. Телефонный запрос в восьмую армию: "Задача требует удержание северо-восточного фронта против сильного натиска неприятеля. Русское наступление на Стеблев требует переброски основных сил на южный участок. Запрашиваю разрешения на немедленный отход на северном и восточном участках фронта. Это позволит провести наступательную операцию в юго-западном направлении и защитит от дальнейшего окружения и отделения от XI корпуса".
29 января
Радиограмма из восьмой армии: "Подготовьтесь к отходу в направлении Россавы до линии Мироновка — Богуслав. Будьте готовы выступить в 12.00 29 января по предварительно согласованному сигналу. Разрешение на дальнейший отход будет вероятно получено в течение двадцати четырех часов. Доложите о развитии ситуации".
Запросил дополнительные боеприпасы для артиллерии и стрелкового оружия. Снабжение продовольствием в котле — нормальное. Сильные танковые части русских атакуют XI корпус. В нескольких его полках осталось по 100 человек. Началось снабжение по воздуху. Эвакуация раненых слишком медленная. Необходимо вывезти более 2 000 раненых. [21]
31 января
Сообщение из восьмой армии: XLVIII танковый корпус будет атаковать 1 февраля в направлении на Лозоватку [три мили на северо-запад от Шполы] для того, чтобы ослабить давление противника на XI корпус.
1 февраля
Ежедневные потери — 300 человек. Недостаточная поддержка истребителями с воздуха. Боезапас и горючее на исходе.
2 февраля
Снабжение по воздуху улучшается. Радиограмма из восьмой армии: "Получено разрешение на отход северного участка фронта. Подготовьте переброску основных сил на восточный фланг южного участка фронта. Ворманн (Vormann) [генерал, командующий XLVIII танковым корпусом] продолжает наступление для деблокирования с юга. Брейт (Breith) [генерал, командующий III танковым корпусом] начнет наступление 3 февраля с юго-запада".
3 февраля
Снабжение по воздуху продолжает улучшаться. К сожалению, несколько транспортных самолетов с ранеными на борту были сбиты на обратном пути. Запросил, чтобы эвакуация по воздуху без достаточного истребительного прикрытия проводилась только по ночам. Сообщение из армии: "Для усиления южного сектора, займите предложенную линию без дальнейших оборонительных боев на промежуточных позициях".
4 февраля
Предпринял попытку занять Богуслав. Командир оперативной группы Б серьезно ранен. Теперь всеми дивизиями командуют артиллеристы, включая нынешнюю шишку из СС. Северный фронт разрушается. Сегодня русские танки захватили батарею оперативной группы Б среднего калибра, которая стреляла по ним из всех орудий и не смогла никого подбить. Очевидно, у нас осталось слишком мало опытных артиллеристов. К ночи наша линия фронта восстановлена. Дневной расход боеприпасов на корпус — 200 тонн. Потери по-прежнему около 300 в день. Так не может долго продолжаться. Запросил пополнение в размере 2 000 человек и дополнительно 120 тонн боеприпасов в день.
5 февраля
Радиограмма из восьмой армии: "Подготовьтесь к прорыву на 10 февраля. Дальнейшие указания позже". [22]
7 февраля
Радиограмма в восьмую армию: "Дороги сильно развезло. Потребуется больше времени на подготовку прорыва". Радиограмма из восьмой армии: "Во время прорыва следующие части атакуют извне: XLVIII танковый корпус на Ольшаны, III танковый корпус на Моренцы. Силы, находящиеся в котле, осуществив первоначальный прорыв и прикрывая фланги и тыл, концентрируют весь свой удар, наступая вдоль линии Шендеровка — Квитки в направлении на Моренцы для соединения с танками деблокирующих сил. Перегруппировка должна завершиться вовремя, чтобы позволит осуществить прорыв 10 февраля. Окончательное решение будет зависеть от продвижения танков. Ситуация не позволяет дальнейшей отсрочки".
Штеммерманн [генерал, командующий XI корпусом] принял командование над обоими окруженными корпусами. Докладываю в армию, что из-за дорожных условий атака невозможна до 12 февраля.
Осмотрел 110 гренадерский полк и оперативную группу Б. Моральное состояние войск очень хорошее. Рацион достаточный. Сахара, колбас, сигарет и хлеба хватит, чтобы продержаться еще десять дней. Командующий группой армий радирует, что делается все, чтобы помочь нам.
8 февраля
Радиограмма в восьмую армию: "Артиллерия, тяжелое оружие и повозки на конной тяге 72, 389 дивизий и дивизии Викинг, а также сотни автомобилей дивизии Викинг, везущие раненых, застряли в грязи у Городищ. Отход от позиций, занимаемых сегодня, чтобы перегруппироваться, потребует нетерпимых потерь в людях, оружии и оборудовании. Линия позиций должна удерживаться, по крайней мере, еще двадцать четыре часа".
Видел сегодня много раненных, включая четырех офицеров. Приказал более осторожно эвакуировать раненых, а также уничтожить все секретные документы, без которых мы хоть как-то можем обойтись.
9 февраля
Генералы Жуков, Конев и Ватутин прислали эмиссара, русского подполковника, который приехал с водителем, переводчиком и горнистом к позициям оперативной группы Б, чтобы передать мне и Штеммерманну условия сдачи в плен. Его угостили шампанским и сигаретами, но ответа не дали. Ультиматум остался без ответа.
Силы, предназначенные для прорыва, тают с каждым днем. Запрос из ОКХ о Леоне Дегрелле (Leon Degrelle), командире бригады Валлония. Это молодой человек, бельгиец. Я видел его несколько дней назад среди его людей. Они милые ребята, но очевидно слишком мягки для всего происходящего. [23]
Приближение деблокирующих сил затягивается из-за необходимой перегруппировки. Невзирая на это, армия настаивает на том, чтобы мы начинали прорыв 12 февраля. Как бы нам этого не хотелось, мы не сможем осуществить это в такой срок. В этой грязи пехота не может проходить больше тысячи ярдов в час.
10 февраля
Старый командир моей дивизии по 1940 г. генерал фон Зейдлиц (von Seydlitz) [Прим. ред.: Взят в плен русскими в Сталинграде. После этого — глава Национального комитета "Свободная Германия", состоявшего из пленных немецких офицеров] прислал мне сегодня самолетом длинное письмо: он думает, что я должен поступить как Йорк во время кампании 1812 г. и перейти с моими частями на сторону русских. Я не ответил.
Армия интересуется, возможен ли до сих пор прорыв в направлении Моренцов, или операция должна быть направлена через Дзурженцы — Почапцы на Лисянку. Ответ армии: "Лисянка — лучше, если Брейт [III танковый корпус] может достичь ее. Ситуация на восточном секторе фронта — критическая. Противник прорвался в нескольких местах. За последние сорок восемь часов XI корпус не может установить новую линию обороны. Части несут большие потери и устали от боев. Фронт XLII корпуса держится. Мы атакуем южнее Стеблева. Серьезная опасность с востока не может быть остановлена. XLII корпус будет прорываться в направлении Лисянки. Войска находятся под рукой. Раннее наступление Брейта на Лисянку имеет решающее значение".
Ответ из армии: "Спасибо за подробную информацию. Полностью согласны с новым направлением прорыва. Брейт будет атаковать 11 февраля в направлении Лисянки. Сделаем все, что сможем. Удачи".
Зейдлиц прислал мне сегодня пятьдесят пленных с письмами к своим командирам. Кроме того, они должны убедить своих товарищей перейти к врагу. Я не понимаю Зейдлица. Хотя события в Сталинграде должны были полностью его изменить, я не понимаю, как он может сейчас работать для Жукова чем-то вроде Г-2 (G-2).
12 февраля
Брейт достиг Лисянки. Ворманн наступает в направлении Звенигородки. Наша пехота захватила северную часть Хилков. [Карта 5]. Командир полка, возглавивший атаку, убит в бою. И так один за другим. XI корпус занял Комаровку. Судя по радиоперехватам, русские собираются атаковать наш левый фланг. Радиограмма в армию: "Абсолютно необходимо, чтобы Брейт наступал на Петровское как можно быстрее для того, чтобы соединиться с ним. Важна скорость. Передовые части XLII корпуса уже в Хилках". Ответ армии: "Ворманн [24] к югу-востоку от Звенигородки. Брейт начнет атаку 13 февраля сильным танковым ударом в направлении на Дзурженцы".
Сегодня во второй половине дня был в Хилках. Дела плохи. Наши люди вымотаны. Они ничего не делают, если за ними постоянно не присматривают офицеры. Я все время держу своих лошадей в доме. Они в лучшей форме, чем я сам. Мой ординарец жжет мои бумаги и раздает мою запасную форму.
13 февраля
Новое послание от генерала фон Зейдлица, на этот раз адресованное командиру 198 дивизии. Неплохо: они думают, что мы сильнее, чем мы есть. Письмо, как обычно, было прикреплено к черно-красно-белому вымпелу [цвета германского флага] и сброшено с самолета. Такие гонцы всегда находят мой штаб.
Прорыв снова отложен из-за сильных вражеских атак на восточный фронт XI корпуса. Радиограмма в армию: "Концентрация сил для прорыва не состоялась из-за сильных русских фланговых атак и необходимости очистить от врага Шендеровку. Сокращаю восточный участок фронта, включая эвакуацию Корсуни в ночь с 13 на 14 февраля. Высвобожденные таким путем войска не будут спсобны участвовать в прорыве до 15 февраля. Намереваюсь продолжать атаковать в течение всего 14 февраля. Прорыв танковых частей Брейта к Петровскому жизненно важен для успеха".
Ответ из армии: "Брейту приказано наступать на Петровское. Его передовые части вышли на линию Лисянка — Хичинцы". Запросил более сильное прикрытие истребителями на 14 февраля. Атаки русских с бреющего полета становятся все серьезнее в связи с все большим уменьшением котла. Я очень боюсь, что армия не сможет выполнить эту постоянную просьбу.
14 февраля
Брейт должен скоро прибыть. Прошлой ночью Люфтваффе сбросило боеприпасы не над нашими, а над русскими позициями. Теперь они пытаются свалить вину на нас, заявляя, что точка сброса была недостаточно освещена.
Штеммерманн только что издал приказ о прорыве. Дата — 16 февраля. Радиограмма в армию: "Северный фронт отступит в ночь с 14 на 15 февраля на южный берег реки Рось. Основная атака назначена на 16 февраля. Абсолютно необходимо дальнейшее продвижение танковых сил для оказания прямой поддержки".
Мы уничтожаем все лишнее оборудование и машины. Я запретил их сжигать. [25]
15 февраля
Наш котел теперь столь мал, что я могу видеть практически всю линию фронта со своего командного пункта, когда не идет снег. Вражеская авиация усердно трудится. К счастью для нас, большую часть времени идет снег. Я снова был в Хилках, чтобы осмотреть местность, выбранную для прорыва. После этого издал последний приказ. С сегодняшнего утра неприятности в дивизии СС. Валлонцы и полк Германия (Germania) нервничают. Они должны продержаться только завтра до вечера. Последние приказания от Штеммерманна: Мы должны стартовать 16 февраля в 23.00. Оперативная группа Б, 72 дивизия и танковая дивизия СС Викинг идут от линии Хилки — Комаровка через линию Джурженцы — холм 239 на Лисянку; 57 и 88 дивизии прикрывают фланги и тыл.
Со мной на командном пункте три командира дивизий, с которыми завтра я должен свершить чудо. Один из них будет делать это впервые, другим уже не внове.
Я не оставляю у них сомнений, что, по моему мнению, завтра произойдет один большой провал, и что они не должны терять спокойствие, что бы не случилось. Нужен ангел-хранитель, чтобы пережить такое.
Отдал свою вторую лошадь моему Г-3 (G-3). Его лошадью будет пользоваться Г-2 (G-2).
16 февраля
Достаточное количество боеприпасов было сброшено в авиационных контейнерах прошлой ночью. С этим у нас все в порядке, если только мы сможем взять их с собой.
После консультаций с Штеммерманном я решил передать русским около 2 000 раненых вместе с медицинским персоналом и одним врачом от каждой дивизии. Это тяжелое решение, но взять их с собой, значит наверняка убить их. Повидал
Штеммерманна еще раз, чтобы попрощаться. Мой ординарец берет с собой мой дневник. Он находчивый парень и уж как-нибудь да проберется".Раздел IV. Приказ на прорыв по XLII корпусу
Вечером 15 февраля на своем командном посту в Шендеровке командир XLII дал устные и письменные приказания своим командирам дивизий. Часть приказа на прорыв по XLII корпусу гласила следующее: [26]
"В течение многих дней вражеские танки и пехота постоянно атаковали по всему нашему оборонительному периметру, пытаясь разделить котел и уничтожить наши силы.
В 23.00, 16 февраля, оперативная группа Б, 72 дивизия и 5 танковая дивизия СС Викинг должны атаковать в юго-западном направлении от линии Хилки — Комаровка, прорвать сопротивление противника штыковой атакой и отбросить его, постоянно атакуя, на юго-запад для того, чтобы достичь Лисянки и там присоединиться к частям III танкового корпуса. Общее направление атаки — деление компаса 22. [Прим. ред.: Магнитный компас, использовавшийся немецкими солдатами, имел 32 последовательно пронумерованных деления. Деление 22 составляет примерно 236 градусов по азимуту.] Это направление должно быть известно каждому солдату. Пароль: "Свобода" [Freiheit].
Для атаки и прорыва каждая дивизия должна идти в пяти последовательных эшелонах: Первый эшелон: один пехотный полк, усиленный одной батареей легкой артиллерии (по меньшей мере, восемь лошадей на одно орудие, плюс запасные расчеты) и одной саперной ротой. Второй эшелон: части противотанковых и штурмовых орудий. Третий эшелон: остальная пехота (за вычетом одного батальона), инженерные части и легкая артиллерия. Четвертый эшелон: все раненые, пригодные для транспортировки, в сопровождении одного пехотного батальона. Пятый эшелон: части снабжения и технического обслуживания.
Арьергард под непосредственным командованием генерала Штеммерманна будет сформирован из 57 и 88 дивизий, которые будут защищать тыл и фланги атакующих сил. К 23.00 16 февраля, дивизии арьергарда отступят от своих нынешних позиций к предварительно определенной линии обороны. Приказы о дальнейших отходах будут даны генералом Штеммерманном в зависимости от хода прорыва.
Вся артиллерия среднего калибра и специально указанные части легкой артиллерии будут поддерживать атаку. Они откроют огонь в 23.00 16 февраля, используя всю свою дальнобойность. После этого, все орудия должны быть уничтожены в соответствии со специальными указаниями.
Радиостанции каждой дивизии должны вывозиться на лошадях. Для получения сообщений из штаба корпуса каждая дивизия, по возможности, должна держать одну рацию включенной все время, и, при любых обстоятельствах, включать ее в начале каждого часа. Корпусная радиостанция будет все время принимать сообщения из дивизий.
До 20.00 16 февраля командный пункт корпуса будет в Шендеровке, после 20.00 в Хилках. С начала атаки командир корпуса будет с передовым полком 72 дивизии". [27]
Приказ был устно объяснен командирам дивизий. Все детали операции были внимательно разобраны, включая сложную задачу по смене дивизии СС у Комаровки 57 дивизией, чей старший офицер присутствовал на совещании.
Раздел V.
Несмотря на настойчивые атаки противника по всему периметру котла, постоянный обстрел русскими Комаровки, Хилков и Шендеровки, отвратительные дороги и многочисленные пробки, немецкие войска в котле к 20.00 16 февраля смогли доложить о своей готовности к прорыву. Превалирующим настроением была решимость. Очевидно, что большинство войск не попали под влияние русской пропаганды, а также сотен листовок, сброшенных с русских самолетов от имени комитета "Свободная Германия" (генерал фон Зейдлиц), — они хотели пробиваться с боем.
Вскоре после 20.00 командир XLII корпуса появился на командном посту 105 гренадерского полка, который возглавлял наступление 72 дивизии. Он был верхом в сопровождении работников его штаба, нескольких помощников и радистов с их оборудованием. То, что произошло дальше, можно проиллюстрировать рассказом самого командира корпуса, записанного им позднее по памяти:
"К 23.00 полк, развернувшись в два батальона, стал молча двигаться вперед с примкнутыми штыками. Через полтора часа части прорвались через первую, а вскоре и через вторую линию обороны русских. Враг был застигнут врасплох. Взяты пленные. Только на следующий день стало ясно, что под прикрытием сильного снегопада русские отвели большую часть своих сил с южного фронта кольца окружения, чтобы использовать их 17 февраля для наступления к западу от Стеблева.
Наступление на северо-запад продолжалось. Никаких известий ни от оперативной группы Б справа, ни от 5 танковой дивизии СС слева. О том, что они как-то продвигаются вперед, можно было понять только по звуку моторов на севере и на юге от нас, а также по звукам выстрелов, отмечавших местоположения их передовых подразделений. Наш марш медленно проходил по пересеченной местности, изрезанной многочисленными оврагами и без дорог. Часто останавливались. То тут, то там люди и лошади внезапно исчезали, проваливаясь в ямы, заполненные глубоким снегом. Технику приходилось откапывать. Склоны оказались круче, чем это казалось по карте. Постепенно стрельба стала стихать, пока к 2.00 она не прекратилась полностью. Примерно еще через два часа передовые подразделения [29] 72 дивизии вышли примерно на уровень Дзурженцов. И до сих пор никаких вестей от Викинга или оперативной группы Б. Я же не мог сообщить им о своем местонахождении по рации, поскольку к этому времени подразделение связистов моего штаба потерялось, и его никак не могли найти. Вскоре после 4.00 открыли огонь вражеские танки. К ним присоединились орудия и минометы, действовавшие с направления Дзурженцов поначалу без заметного успеха. Медленно, но непрерывно огонь стал усиливаться и, вскоре, начался и с юга. Мы стали нести потери. Однако наступление продолжалось. Около 6.00 передовые части достигли большой впадины к юго-востоку от Дзурженцов. Вражеский огонь становился все сильнее и велся уже с трех сторон. Ни вестей, ни следов от оперативной группы Б. Светало. Начался трудный подъем из впадины. Склоны были крутые и обледеневшие. Танки, орудия, тяжелые повозки на конной тяге и всевозможные грузовики скользили и переворачивались, из-за чего их приходилось взрывать. Только несколько танков и орудий смогли преодолеть это препятствие. Боевые порядки частей быстро расстроились. Слева появились отдельные части дивизии Викинг.
Между 7.00 и 10.00 72 дивизия несколько раз попробовала осуществить скоординированные атаки в юго-западном направлении, не увенчавшиеся успехом. Несколько орудий и большинство танков, которые еще могли вести огонь, были вскоре уничтожены противником. С бронемашинами и грузовиками случилось то же самое. За исключением нескольких танков, которым удавалось не отставать, у нас остались только солдаты, шедшие пешком или ехавшие верхом, и несколько конных повозок, большая часть которых везла раненых. Под защитой лощины я смог собрать небольшую группу размером, примерно, в батальон, состоявшую из людей, отставших от оперативной группы Б и дивизии Викинг. С ней я двинулся к иногда видневшейся сквозь сильный снегопад линии Холм 239 — Почапинцы, откуда вражеский огонь был очень интенсивен. Появились русские самолеты поддержки пехоты, они открыли огонь и снова исчезли. Эффективность от их налета была малой, и, возможно из-за плохих погодных условий, они больше не появлялись.
Эффективного руководства войсками больше не существовало, не было ни полков, ни батальонов. Время от времени около нас появлялись маленькие подразделения. Я узнал, что генерал, командовавший 72 дивизией, пропал без вести. Штаб корпуса все еще держался около меня, но помощники, посылавшиеся с разными заданиями, уже не могли вновь нас найти. На прикрывавшем от огня противника крутом склоне к северо-западу от Почапинцев я встретил Г-3 (G-3) 72 дивизии. Он доложил, что пехотные подразделения дивизии пробили бреши в позициях врага вдоль гребня к югу от холма 239. Несмотря на это, противник вел огонь с той стороны, в основном из десяти своих танков.
За мной и около меня тысячи людей пробирались на [30] юго-запад. Все вокруг было покрыто мертвыми лошадьми, а также техникой и орудиями, которые были либо подбиты противником, либо просто брошены. Я не мог различить раненых, поскольку из-за белых камуфляжей, одетых на всех нас, их бинтов просто не было видно. Несмотря на общее смятение и полное отсутствие контроля, все еще чувствовалась решимость войск пробиваться на юго-запад в направлении III танкового корпуса.
В затишье я приготовил свой батальон к атаке через линию холм 239 — Почапинцы, которую, к сожалению, невозможно было обойти. Мой штаб и я все еще были верхом. Покинув лощину, прикрывавшую нас от огня противника, мы пустились галопом по проходам между нашими немногими оставшимися танками впереди пехоты. Наблюдая со своих башен, командиры вражеских танков быстро поняли наш план, повернули орудия в нашу сторону и открыли огонь. Проскочить смогла только половина нашей группы. Начальник штаба и Г-3 (G-3) были сброшены с лошадей, но позднее вновь присоединились к нам. Большая часть пехотного батальона все еще следовала за мной. Пока я проезжал через занятый противником участок, я заметил нескольких немецких солдат, сдававшихся в плен, однако основная масса продолжала безостановочно продвигаться на юго-запад. Теперь советские танки стреляли по нам с тыла и поразили еще несколько человек. С восточного края леса, находившегося к югу от холма 239, велся интенсивный огонь противника. Я повел свой батальон в атаку в этом направлении и отбросил русских в лес. Вместо того чтобы продолжать преследование вглубь леса, мы продолжили движение на юго-запад по-прежнему под огнем русских танков.
Постепенно между 13.00 и 15.00 большие дезорганизованные массы войск скопились вдоль реки Гнилой Тикич к востоку от Лисянки. Части всех трех дивизий, принимавших участие в прорыве, перемешались. Несколько средних танков сумели добраться до реки, однако у нас не осталось ни тяжелого вооружения, ни артиллерии. Ниже и выше Лисянки река была шириной от 30 до 50 футов с быстрым течением и в большинстве мест достигала глубины около 10 футов. Берега были крутыми и скалистыми, покрытые случайными кустами и деревьями. Несколько танков попытались переехать реку, но она оказалась для них слишком глубокой, и они не смогли достичь противоположного берега.
Сильный огонь русских танков, находившихся к юго-востоку от Октября, придал плотным людским массам поступательное движение. Тысячи людей бросались в воду, достигали противоположной стороны и двигались в сторону Лисянки. Сотни людей и лошадей потонули в ледяных волнах. Попытка маленькой группы [31] офицеров соорудить переправу для раненых увенчалась успехом только через несколько часов.
К 16.00 вражеский огонь ослабел. Я перебрался через Гнилой Тикич, плывя рядом со своей лошадью, пересек покрытый движущимися людьми заснеженный склон на юго-востоке от Лисянки и, наконец, достиг этого города. В нем я нашел командира 1 танковой дивизии, — передовой части III танкового корпуса. Выяснилось, что в Лисянке находилось не более роты мотопехоты и трех рот танков из 1 танковой дивизии. Еще один батальон мотопехоты, состоявший из двух слабых рот, находился в Октябре — деревне к северу от Лисянки.
Усиленный полк оперативной группы Б пробился в Лисянку, и мне доложили, что командир оперативной группы Б был убит в бою. Затем появился начальник штаба XI корпуса; он потерял контакт с генералом Штеммерманном утром 17 февраля, когда они шли пешком от Хилков к Дзурженцам. Он доложил, что арьергард окруженных сил все еще отходит, и что некоторые части должны вскоре подойти. Я принял командование над остатками оперативной группы Штеммерманна. К этому моменту ситуация была такова: 72 дивизия и дивизия Викинг полностью перемешались. У них больше не было ни танков, ни артиллерии, ни техники, ни продуктов питания. У многих солдат не было никакого оружия, а у некоторых не было даже обуви. Ни одна из этих дивизий не была боеспособной. Один из полков оперативной группы Б остался целым и сохранил часть своей артиллерии. Однако у этого полка не было ни машин, ни продуктов питания. Все раненые, которых было около 2 000, были постепенно размещены в домах в Лисянке и, позднее, эвакуированы по воздуху.
Из-за отсутствия техники и горючего III танковый корпус не смог прислать подкрепление своим частям в районе Лисянки и Октября. Командир корпуса, с которым я говорил по телефону, проинформировал меня, что ему пришлось занять оборону против сильных русских атак направленных с северо-запада на район чуть западнее Лисянки. У него не было никаких лишних запасов, а его передовые части не могли обеспечить едой войска, выходившие из окружения. В связи с этим, мне пришлось приказать войскам, вышедшим из кольца и находившимся в жалком состоянии, двигаться на запад. Тем временем, я запросил обеспечить нас снабжением, оружием и транспортом, а также эвакуировать раненных по воздуху.
Марш в направлении территории, занятой основными деблокирующими частями, продолжался всю ночь, несмотря на частые пробки, и завершился не раньше полудня 18 февраля. Новые фланговые атаки русских [32] с севера угрожали дорогам, ведшим в тыл, и вынудили к дальнейшему отходу на юго-запад и юг на следующий день. После обеда 20 февраля, когда был выяснен вопрос снабжения вышедших из окружения продовольствием и решен ряд других проблем, я получил приказ вылететь в штаб-квартиру ОКХ в Восточной Пруссии. С этого момента я потерял всякую связь с XLII корпусом и с оперативной группой Штеммерманна".
Из 35 000 человек, начавших прорыв из котла, около 30 000 успешно пробились к своим. 5 000 было убито или взято в плен. Войска потеряли все тяжелое оружие, артиллерию, танки, автомашины, лошадей, технику и запасы.