Начало позиционной воины — второй, третий четвертый штурмы Порт-Артура

Уже 25 августа более 2000 японских саперов приступили к рытью траншей, которые давали возможность штурмующим безопасно подойти к русским фортификационным сооружениям. Первая линия (параллель) проходила напротив участка, соединявшего форты 2 и 3, на расстоянии 500–1000 метров от укреплений. От нее вели ходы (апроши{262}) к редутам 1 и 2, откуда планировалось прорыть минные коридоры для закладки подземных мин под прикрывавшие оба форта полукапониры 2 и 3.

Начиналась столь опасная для защитников крепости «минная война». Скалистый грунт ограничивал темп работ до 10 метров в день. Ноги реорганизовал свою армию из полевой в осадную. К началу сентября она получила подкрепление в 15–16 тысяч человек, а из резерва верховного командования прибыли две роты саперов. Для доставки необходимого для ведения минной войны [226] снаряжения и материалов был реорганизован железнодорожный транспорт. Вдоль старой горной дороги Дайрен — Порт-Артур была проложена полевая железная дорога, чтобы протянуть отсюда до самых позиций узкоколейку для подвоза людей, боеприпасов и снаряжения. Артиллерийские батареи были связаны телефонным сообщением с наблюдательными пунктами, штабами дивизий и армии. Началась подготовка бетонных позиций для установки тяжелых осадных гаубиц калибра 280 мм, первый транспорт с которыми прибыл в Дайрен 13 сентября. Адмирал Того усилил также осадную артиллерию, передав с кораблей 2 орудия калибра 152 мм и 12 — калибра 47 мм. В середине сентября японские траншеи находились на расстоянии 70 метров от Кумирненского и Водопроводного редутов, в 200 метрах от полукапонира 3 и в 250 — от форта 2.

Тем временем осажденные приступили к восстановлению разрушенных при недавнем штурме фортификационных сооружений и усилению крепостной артиллерии. Были заделаны бреши в Китайской стенке и полевых укреплениях, улучшена защита от осколков и пуль на позициях (стальные козырьки, мешки с песком), обустроены новые укрепленные батареи, сделаны проволочные заграждения, сооружены «волчьи ямы», установлены фугасы. Также были начаты инженерные работы у второй линии обороны, проходившей в тылу главной позиции между узлом обороны № 3 и батареей «Б». На построенные и восстановленные укрепления российская эскадра передавала орудия вместе с расчетами и боеприпасами, благодаря чему крепостная артиллерия, которая в августовских боях потеряла 49 орудий и 13 станковых пулеметов (выпущено 64 625 снарядов всех калибров) насчитывала в сентябре 652 ствола, однако количество станковых пулеметов уменьшилось до 53. Запас снарядов также пополнился до 251 428 штук. Это позволило создать десять новых позиционных батарей (орудия калибра 47, 75, 120 и 152 мм), а также увеличить число орудий на других батареях. Генерал Белый осуществил реструктуризацию управления артиллерией, [227] назначив для каждого фронта обороны на суше начальника артиллерии, что улучшило организацию управления огнем и способствовало более результативной борьбе с артиллерией противника{263}.

Из-за ограниченного числа орудий для навесной стрельбы, необходимой при отражении штурма, в мастерских крепости приступили к выпуску мортир и метательных аппаратов собственного изобретения. Часть из них составляли снятые с корабельных паровых катеров торпедные аппараты калибра 225 мм, стрелявшие торпедами укороченной длины (без приводных двигателей), весом 75 кг. Кроме того, использовались гладкоствольные медные китайские гаубицы XIX века, у которых укорачивали ствол, затем размещали их под большим углом на деревянных подставках (стреляли снарядами весом 8 кг). Эти гаубицы стреляли также и осветительными гранатами. Так называемые порт-артурские метательные минные аппараты (изобретение старшего лейтенанта Власьева) изготовляли из стволов орудий калибра 47 мм, установленных на колесных лафетах или подставках. Они стреляли железными снарядами весом 6 кг, имевшими форму усеченного конуса, в головной части которого монтировался запальный стакан со взрывателем, а к нижней части крепился стержень со стабилизатором. Широкое распространение получило также изготовление ручных гранат по проекту лейтенанта Николая Подгурского (поляк?). При их производстве использовались гильзы от снарядов калибра 47 мм и 37 мм, к которым после наполнения пироксилином или порохом присоединяли бикфордов шнур{264}. [228]

Вскоре в мастерских ежедневно стали делать до 300 штук таких гранат. Чтобы каким-то образом восполнить нехватку автоматического оружия, капитан 26-го пехотного полка, поляк Игнатий Шметилло, сконструировал так называемый порт-артурский пулемет. Используя созданный значительный запас винтовок Манлихера (?), Шметилло устанавливал их на специальном станке (по пять и более) наподобие «гармошек смерти» в XVII веке. Винтовки были снабжены механизмом одновременного открытия огня и перезарядки, благодаря чему один боец мог стрелять залповым огнем из нескольких винтовок.

Проводимые японцами саперные работы вызвали беспокойство Кондратенко, и он приказал тоже рыть коридоры и траншеи на подступах к Китайской стенке, чтобы сдерживать на этом направлении движение противника и вести непрерывную разведку подступов. Одним из приемов разведки были ночные вылазки добровольцев, начатые 6 сентября вылазкой с бастиона Куропаткина. Поначалу в силу своей неожиданности они были достаточно эффективными (уничтожение отдельных участков траншей), позже из-за активизации действий японских саперов русские стали нести потери. В результате недальновидный Стессель запретил проведение вылазок.

В это время в России произошло знаменательное событие, вести о котором дошли до Порт-Артура с опозданием (на джонке прибыл офицер из штаба Куропаткина). 12 августа родился, а 24-го был крещен царевич Алексей Николаевич, долгожданный наследник{265}Николая II. По этому случаю для объединения вокруг трона армии и всего общества царь решил даровать некоторые демократические свободы{266}(манифест от 24 августа 1904 г.). [229]

25 августа был издан специальный приказ по войскам на Дальнем Востоке, из которого для защитников Порт-Артура наиболее значимым было (кроме отмены телесных наказаний{267}) засчитывание каждого месяца пребывания в осажденной крепости за год военной службы (с 14 мая до конца осады). Повышены в чине и награждены были многие, особенно высший командный состав. Стессель был произведен в генерал-адъютанты императора (с месячным жалованьем 2500 рублей золотом) и получил орден Св. Георгия третьей степени. Капитан первого ранга Дабич, командир «России», и полковник Семенов, командир 26-го пехотного полка, стали флигель-адъютантами (личными) царя, контрадмирал Йессен был зачислен в царскую свиту. Номинальный командующий 1-й эскадрой вице-адмирал Безобразов был награжден орденом Св. Владимира второй степени, Кондратенко — Св. Владимира третьей степени, а Смирнов и Белый — орденом Св. Станислава первой степени. Награждения стали поводом [230] для праздничного молебна «за царя и отечество». От имени награжденных генерал Стессель послал телеграмму, в которой обещал царю удвоить усилия при обороне крепости.

Однако большинство офицеров крепости этот наградной дождь восприняли с иронией, считая, что награды получили те, кому они не полагались, тем более что 3 сентября стал генерал-лейтенантом «за отличие в боях с японцами» бездарный генерал Фок{268}. В крепости, тем не менее, по-прежнему царил высокий боевой дух, но из-за бездумных действий властей положение защитников крепости все ухудшалось. Особенно это коснулось гражданского населения, большинство которого составляли китайцы. Стессель, считая всех китайцев японскими шпионами, прекратил доставки дешевого продовольствия (мясо, овощи, жиры, рис), которое, несмотря на блокаду, привозили на джонках из Чифу в Голубиную бухту. Это вызвало рост цен, что сказалось и на жизни русского гарнизона, особенно на рядовых{269}.

В период перед вторым штурмом крепости оба флота ликвидировали последствия боев у Шаньдуна и в Корейском проливе, ремонтируя корабли и вводя в строй новые. Из-за повреждений, полученных броненосцами его дивизиона, и ослабления владивостокского отряда русских кораблей, адмирал Того временно расформировал в начале сентября 2-й дивизион броненосных крейсеров, введя «Asama» и «Iwate» в состав 1-го дивизиона, a «Tokiwa» — в дивизион Дэвы. Последний получил также новый легкий крейсер «Otowa», на котором б сентября был поднят флаг (командир — капитан первого [231] ранга Арима). 12 сентября в 3-й дивизион вернулся после устранения повреждений «Chitose», взамен Дэва должен был послать остальные крейсеры для борьбы с контрабандой в Печилийском заливе. Для наблюдения за джонками в Голубиную бухту были направлены миноносец «37» и вспомогательная канонерка «Miyoshima Maru». Морскую блокаду поддерживали пять дивизионов эскадренных миноносцев, 10-й, 14-й и 16-й и 20-й дивизионы миноносцев. Формально в 1-й дивизион броненосцев вернулся «Tatsuta», сменив «aeyama», который был отправлен на ремонт в Сасебо.

Минная война по-прежнему продолжалась. 3 сентября эскадренные миноносцы «Hayatori» и «Murasame» из 4-го дивизиона попали между островом Кэп и заливом Лунвантан на минное поле, поставленное предыдущей ночью эскадренным миноносцем «Скорый». Двумя милями южнее подорвался и затонул в течение нескольких минут «Hayatori» (погибли 20 человек команды), а «Murasame» с трудом сумел сманеврировать и обойти мину. Очередные потери понес отряд «Saien», действовавший на правом фланге 3-й армии. Присоединившаяся к нему броненосная канонерка «Heien» (бывший китайский броненосец береговой обороны «Ping Yuan») столкнулась утром 18 сентября с дрейфующей миной в полутора милях от острова Айрон. После взрыва корабль затонул в течение 4–5 минут вместе с командиром, капитаном второго ранга Асабой и 197 членами экипажа (14 были спасены){270}. Адмирал Того приказал протраливать блокируемую акваторию. Для этих работ из Корейского пролива был вызван 9-й дивизион миноносцев и привлечены паровые катера с больших кораблей.

В Порт-Артуре с ремонтом больших кораблей справились уже к середине сентября (кроме поврежденного миной «Севастополя»), в строй вернулся и крейсер [232] «Баян». Поэтому у Алексеева появилась надежда на повторный выход эскадры в море, но о прорыве во Владивосток речь уже не шла. Наместник оказывал давление на Ухтомского с целью заставить его начать действия на море и, нанеся потери противнику, облегчить оперативную ситуацию для подходящей с Балтики 2-й эскадры. Однако Ухтомский упорно твердил, что выход невозможен, что корабли нужны крепости для обстрела японских позиций на суше, а из их команд формируются десантные отряды.

Все это в конце концов рассердило Алексеева, и 5 сентября он снял Ухтомского с должности, назначив на его место (в качестве исполняющего обязанности) командира броненосного крейсера «Баян», капитана первого ранга Роберта Вирена, который был представлен к званию контр-адмирала. Одновременно наместник провел реорганизацию эскадры. Видимо, чтобы совместить собственные цели и нужды крепости, он разделил ее на три отдельных отряда: отряд броненосцев и крейсеров 1-го ранга, во главе которого поставил Вирена (флагманский корабль «Ретвизан»), отряд морской и минной обороны контр-адмирала Лощинского (флагманский корабль «Отважный») и военный порт с портовыми плавсредствами (контр-адмирал Григорович). По замыслу Алексеева, отряд Вирена (пять броненосцев, два крейсера) должен был проводить морские операции, эскадренные миноносцы Лощинского — вести разведку и ставить мины, канонерки — обстреливать японские позиции, тральщики — обеспечивать безопасность рейда и фарватеров. Но Вирен тоже не оправдал ожиданий наместника. В представленном 15 сентября донесении он сообщал, что если его отряд будет защищать крепость, то она выстоит, а это, в свою очередь, принесет значительную пользу 2-й эскадре: одна она не сможет противостоять японскому Соединенному флоту. Кроме того, присутствие его отряда в Порт-Артуре вынуждает адмирала Того держать здесь значительные силы, что «облегчает проведение операций владивостокскому отряду [233] кораблей»{271}. По-видимому, это донесение наконец-то показало Алексееву всю бессмысленность его стараний, так как он больше не настаивал на выходе в море главных сил эскадры.

В этой ситуации активные действия вел отряд морской и противоминной обороны контр-адмирала Лощинского. Три его канонерки несли постоянное дежурство у входа в порт, охраняя сам вход и прикрывая траление рейда, а также отражая вместе с береговыми батареями атаки японских торпедных отрядов. За этот период траловый караван уничтожил 21 мину, потеряв 3 сентября подорвавшуюся на мине самоходную барку «23». В свою очередь, эскадренные миноносцы трижды выходили на постановку мин. Ночью со 2-го на 3 сентября в районе между островом Кэп и заливом Лунвантан{272}»Скорый» поставил 16 мин, другие 16 ночью с 7-го на 8 сентября в 20 милях к востоку от входа в порт поставил «Сердитый». Это был его второй выход — предыдущей ночью он натолкнулся на три японских эскадренных миноносца и был вынужден отойти. [234]

Ночью с 15-го на 16 сентября «Расторопный» провел разведку Печилийского залива, откуда вернулся с призом{273} — трехмачтовой японской шхуной. Еще четыре подозрительные джонки задержал 30 августа — 5 сентября «Отважный». Успехом закончилась и проведенная 14 сентября акция против японских корабельных катеров, проводивших траление заграждения и ставивших свои мины в районе полуострова Тигровый. Они были обстреляны канонерками, а затем атакованы двумя торпедными корабельными катерами. Один из неприятельских катеров был взят на абордаж, второй после попадания снаряда был задержан «Сторожевым», лишь третьему удалось уйти.

Действия русского отряда броненосцев и крейсеров ограничились проведением огневых поединков с осадными батареями Курой, вслепую обстреливавшими город и порт (были только случайные попадания){274}. Для ведения перекидного огня использовалась также канонерка «Бобр». В среднем в течение недели русские корабли выпускали до 250 снарядов калибра 305–152 мм, огонь корректировался выдвинутыми наблюдательными постами. Команды кораблей в качестве десантных отрядов трижды принимали участие в боях на западном фронте (27-го, 31 августа и 1 сентября).

Второй штурм крепости

Победа под Ляояном и известия о скором приходе эскадрон с Балтики привели к тому, что главная ставка в Токио усилила давление на командующего 3-й японской армией, настаивая на скорейшем взятии Порт-Артура. Доказывалось, что его захват — это не только [235] уничтожение 1-й Тихоокеанской эскадры противника, но и лишение его удобной базы, что облегчит японскому Соединенному флоту установление господства на море. Поэтому генерал Ноги после получения подкреплений решил начать новый штурм. На этот раз он намеревался прорваться в глубь обороны русских через выдвинутые позиции северного и западного фронтов, которые, как сообщала японская разведка, были слабо защищены. На северном фронте для атаки был выбраны отстоящие от японских параллелей всего на 40–70 м редуты Водопроводный и Кумирненский, их захват давал возможность выйти в тыл основных укреплений восточного фронта. Здесь удар был направлен на горы Длинная и Высокая (203 м над уровнем моря), господствовавшие над Новым городом и внутренними бассейнами порта. Захват этих гор, особенно Высокой, позволил бы корректировать огонь осадных батарей, в частности огонь по стоявшим тут русским кораблям. Выбирая это направление удара, генерал Ноги был вынужден в конце концов отказаться от мечты повторить события десятилетней давности, когда японская армия взяла Порт-Артур внезапным штурмом. Но ведь русский солдат отличался от солдата китайского...

Таким образом, второй штурм сводился к ударам по двум удаленным друг от друга на 4–5 км по прямой линии районам обороны; огонь артиллерии был направлен на укрепления восточного фронта. На Водопроводный редут наступала 9-я дивизия японцев, Кумирненский редут и обе горы атаковала 1-я дивизия, усиленная 1-й резервной бригадой. Пехоту поддерживали огнем дивизионная артиллерия, батареи осадной артиллерии и группа морской артиллерии капитана Курой{275}. На правом фланге огонь вели корабли отряда «Saien». [236]

Японская разведка донесла (данные были верными), что на обоих фронтах российские войска по крайней мере в три раза слабее японских, к тому же они были рассредоточены узким кордоном на спешно возведенных полевых позициях{276}. Кроме того, пункты обороны были фортификационными укреплениями (редуты, укрепленные склоны гор), гарнизоны их были немногочисленными. Зачастую по численности они уступали отрядам, действовавшим в соединявших эти укрепления траншеях. Лишь по мере продвижения вглубь плотность обороны возрастала. В распоряжении обоих фронтов находились довольно сильные резервные части, вводившиеся в бой для ликвидации прорывов противника и смены измотанных в сражениях гарнизонов фортификационных укреплений. В критических случаях генерал Кондратенко мог подключать отряды из состава резервов крепости, а также снятые с кораблей морские десантные роты либо отряды, отозванные с участков фронта, где неприятель не атаковал.

Такой способ обороны требовал централизации управления, что было нелегко в условиях Порт-Артура, где постоянно шло амбициозное соперничество между командованием крепости, эскадры и отдельными генералами. В Порт-Артуре сложился особый стиль командования. Формально обороной руководил генерал Стессель, славший царю «верноподданнические» донесения о ходе боевых действий. Он отодвинул в тень коменданта крепости генерала Смирнова, который принимал участие в военных советах и пытался (безуспешно) руководить действиями на поле боя. Генерал Фок, командир 4-й стрелковой дивизии и резервов крепости, постепенно продвигался в советники генерала Стесселя, хотя, учитывая личные качества последнего, мог быть скорее всего его [237] прихвостнем. Где-то в стороне действовало командование эскадрой — вернее, то, что от него осталось: три формально независимые группировки во главе с контр-адмиралами Виреном, Лощинским и Григоровичем. Их участие в обороне крепости было обусловлено договоренностью о взаимодействии с армией, хотя и зависело от их доброй воли. Взаимодействию армии и флота мешал Стессель. Контакты с ним зачастую заканчивались конфликтами, что затрудняло совместные действия.

В такой сложной ситуации деятельность Кондратенко можно считать волей Провидения. Талантливый теоретик и практик в области фортификации, необычайно работоспособный и настойчивый, умевший привлечь на свою сторону солдат, Кондратенко уже с сентября фактически руководил обороной крепости, хотя в вопросы командования по-прежнему вмешивались Стессель и Смирнов. Однако в критических ситуациях они обычно устранялись от руководства, полагаясь на принимаемые Кондратенко оперативные и тактические решения{277}. Кондратенко умел договариваться с амбициозными адмиралами, сглаживать острые углы во взаимоотношениях и получать от них для отражения штурмов корабельную артиллерию и морские десантные роты. Благотворное влияние на боевой дух защитников крепости оказывали постоянные поездки генерала на передовые позиции, во время которых он интересовался мнением подчиненных относительно проводимых действий, а также умелая поддержка сражающихся резервными частями. Помощником и опорой Кондратенко в этот период стал командующий крепостной артиллерией генерал Белый. Можно сказать, что на этих двух людях держалась оборона Порт-Артура. Следует отметить, что чрезмерная перегруженность генерала Кондратенко и превращение [238] его в человека, для крепости незаменимого, могли при плохом стечении обстоятельств привести к тяжелым последствиям.

Начатый 19 сентября второй штурм крепости был подготовлен артиллерийским обстрелом, проходившем в два этапа. В 8:30 (время японское) семь батарей капитана второго ранга Курой (2 орудия калибра 152 мм, 8–120 мм и 10–76 мм) начали обстреливать позиции восточного фронта, чтобы отвлечь внимание защитников крепости от направления главного удара. Общая артиллерийская подготовка, совмещенная с обстрелом всех фортификационных укреплений, началась в 13:00 (время японское). После этого батареи Курой перенесли часть огня на редуты Водопроводный и Кумирненский, вдобавок к бомбардировке русских укреплений присоединились японские осадные батареи и дивизионная полевая артиллерия{278}. На их огонь отвечали батареи «Б», Заредутная, Малого Орлиного Гнезда и форта № 3.

Кондратенко, не видя штурмовых колонн противника перед позициями восточного фронта, направился на форт № 3 (стык восточного и западного фронтов), поручив Белому и дальше продолжать артиллерийский поединок. На Водопроводный редут, обороняемый тремя взводами (три других взвода с правой стороны занимали окопы, соединявшие этот редут со строившимся редутом Скалистым; с левой стороны в окопах, идущих к Кумирненскому редуту, находились пять взводов и отряд добровольцев), за шесть часов упало более 1000 снарядов, при этом горные орудия стреляли с расстояния 60–70 м. Во время обстрела были уничтожены почти все [239] земляные укрепления, разбиты 2 орудия и станковый пулемет, прервана телефонная связь, а гарнизон редута уменьшился до 100 человек. В 17.30 при поддержке 2 орудий и 24 станковых пулеметов редут атаковали три пехотных батальона. Отряды 26-го стрелкового полка под командованием поручика Длусского, забрасываемые ручными гранатами, мужественно оборонялись, но, после того как был уничтожен второй станковый пулемет, штурмовые колонны все же прорвались в глубь редута. Тогда 30 уцелевших защитников редута во главе с сержантом Бирюковым после яростного штыкового боя оттеснили неприятеля назад. Присланные Кондратенко две резервные роты бросились в атаку, но им не удалось выбить противника из окопов вокруг редута. В течение ночи обе стороны атаковали друг друга еще несколько раз, при этом на помощь оборонявшимся пришли две стрелковые роты и рота пограничной охраны подполковника П. Бутусова. К утру у русских осталось мало гранат и патронов. В распоряжении Бутусова были только 11 человек. Исходя из этой ситуации и в связи с ожесточенными боями за редут Кумирненский, горы Длинная и Высокая 20 сентября в 5.00 Кондратенко приказал Бутусову оставить Водопроводный редут, который вскоре вместе с соседним Скалистым редутом был занят 9-й японской пехотной дивизией.

Бои за Кумирненский редут начались 19 сентября в 16.00. Его обороняла стрелковая рота. С левой стороны в окопах, тянувшихся до реки Лунхэ, находились еще полторы стрелковые роты и два отряда добровольцев. По ним нанесли удар с запада батальоны 1-й японской пехотной дивизии, которые до 3.30 20 сентября пять раз поднимались в атаку, но всякий раз не имели успеха. Тогда японцы подвергли редут трехчасовому обстрелу, после чего в наступление пошли два батальона их пехоты. Они нанесли удары с фронта и с флангов. Уцелевшие защитники редута (50–60 человек), которыми командовали поручики Дунин и Окунев, пытались сдержать их напор. Так как для помощи им уже [240] не хватало резервов (их перебрасывали на западный фронт), около 10 часов утра Кондратенко приказал горстке защитников покинуть редут, который в 11.50 был занят японцами.

В это время на западном фронте 1-я японская пехотная дивизия атаковала позиции русских тремя штурмовыми колоннами: левая шла в направлении Кумирненского редута, центральная — к горе Длинная, правая — в направлении горы Высокая. На Длинной оборону держали пять стрелковых рот, 5-я морская рота кадрового состава флота и отряд добровольцев. Они занимали полосу траншей, поддерживаемые огнем 2 орудий калибра 152 мм, 7 малокалиберных орудий и 2 станковых пулеметов{279}. После общей артподготовки, во время которой были повреждены одно орудие и оба станковых пулемета, 19 сентября в 17.30 Длинная была атакована штурмовой колонной из четырех батальонов. В 18.45 японцы заняли часть окопов. После яростной контратаки русские отряды отбили утраченные позиции и уже не ушли с них во время очередной атаки (около 22 часов вечера). Штурмующие залегли в 70–80 метрах от окопов. Ночью японцы пытались небольшими группами проникнуть в глубь обороны русских, но были остановлены огнем винтовок и гранатами. 20 сентября с 5 часов утра гора Длинная в течение получаса интенсивно обстреливалась осадной артиллерией, после чего начался очередной штурм, отбитый благодаря присланной Кондратенко стрелковой роте. В 15 часов японские батареи с гор Мертвая Голова и Седловая начали бить по Длинной перекрестным огнем, их поддерживали 5 батарей Курой. Ураган снарядов уничтожил почти все полевые укрепления и вызвал большие потери в рядах оборонявшихся. В 16 часов японская пехота [241] вновь начала штурм. Разгорелся яростный бой: в ход пошли гранаты, штыки и приклады. Так как противник занял правый фланг, прорвался на вершину горы, а среди защитников было много убитых и раненых (в ротах осталось по 10–12 человек), Кондратенко, концентрируя всю оборону на Высокой, приказал гарнизону на Длинной покинуть свои позиции и отойти к горе Плоская. Отход прикрывали остатки артиллерии, 5-я рота и взвод 6-й роты кадрового состава флота. В этом бою погибли все артиллеристы поручика Колмаковского и большинство моряков, лишь 46 из них во главе с подпоручиком Седлницким пробились сквозь кольцо окружения. Вечером, после 17 часов, Длинную заняли отряды 1-й японской пехотной дивизии.

Иначе шли бои за Высокую, которую штурмовал 2-й полк той же японской дивизии. Иным было и значение этой горы, которую Кондратенко считал ключом к Порт-Артуру{280}. На ней были несколько блиндажей и две линии окопов, перед которыми находились проволочные заграждения{281}. Гарнизон ее составляли три стрелковые роты и шесть рот кадрового состава флота с 4 станковыми пулеметами; на вершине были установлены 2 артиллерийских батареи (2 орудия калибра 152 мм, 2 полевых орудия калибра 76 мм и 3 малокалиберных). Обороной горы руководил капитан Стенпневский. 19 сентября после артиллерийского обстрела, во время которого были уничтожены 3 блиндажа, орудие и станковый пулемет, около 18.00 Высокую атаковали четыре [242] батальона 1-й японской пехотной дивизии. Штурм начался, через полчаса после атаки на Длинную, из долины между двумя горами. Поэтому штурмовая колонна попала под огонь оборонявшей южный склон Длинной 5-й роты кадрового состава флота русских и понесла значительные потери. Атакующие дошли только до заграждений перед первой линией окопов и залегли, а ночью отступили на исходные позиции, оставив небольшие группы солдат для устройства проходов в проволочных заграждениях.

На следующий день в 5 часов утра Высокая, как и Длинная, была обстреляна осадной артиллерией, после чего в атаку пошла японская пехота. В 9 часов утра атака была прервана из-за сильного сопротивления оборонявшихся (Кондратенко усилил гарнизон Стенпневского резервной стрелковой ротой). Японцы обрушили на Высокую шквал огня, к полудню к обстрелу присоединились две канонерки из отряда «Saien» капитана второго ранга Тадзимы (в Голубиную бухту{282}они пришли по просьбе командира 1-й пехотной дивизии). Но потом обстрел Высокой вел только «Akagi», так как Тадзима на «Saien» отправился на поиски пропавшей канонерки «Heien». Высокая словно утонула в клубах дыма и пыли. Стенпневский запросил подкрепления. На форт 4 (рядом с командным пунктом западного фронта) прибыл Кондратенко, вместе с ним — три резервные роты с двумя метательными аппаратами торпед конструкции лейтенанта Подгурского. Подкрепление с приказом удерживать гору «до последнего солдата» незамедлительно было послано на Высокую.

В это время командир 1-й японской пехотной дивизии генерал Мацумура, вдохновленный взятием Длинной, начал в 19.00 штурмовать Высокую. Сомкнутая колонна [243] резервных отрядов 1-й пехотной бригады (около 2000 человек), во главе которой находились офицеры с обнаженными саблями, под флагами с красным солнцем двинулась к склону горы; в свете заходящего солнца штыки поблескивали красным цветом. Зрелище, по всей вероятности, было впечатляющее. Колонну шрапнельным огнем тотчас обстреляла русская артиллерия, а лейтенант Подгурский выпустил в середину колонны торпеду калибра 225 мм, нарушив почти полностью ее сомкнутый строй. Однако, несмотря на значительные потери, Мацумура атаковал вторично, и около 2 часов ночи 21 сентября его отрядам удалось прорваться через первую линию окопов русских.

Во время следующей атаки (6.30) была прорвана вторая линия обороны и захвачен один из полуразрушенных блиндажей. Но на этом возможности наступавших были исчерпаны: они потеряли всех офицеров, огнем артиллерии были отрезаны от своих тылов и лишены поддержки. Вскоре японские солдаты были выбиты за первую линию окопов и почти полностью уничтожены ручными гранатами. Удержалась лишь небольшая их группа, закрепившаяся в захваченном блиндаже у подножия горы. Мацумура вновь обстрелял гору ураганным огнем осадной артиллерии, которая находилась и на занятой японцами Длинной. Кроме того, к обстрелу присоединились канонерки «Akagi» и «Saien». Контрадмирал Хосоя, командир 7-го дивизиона, выделил их 1-й пехотной дивизии вместе с миноносцами «37» и «45» для прикрытия (поиски «Helen» вела теперь канонерка «Mukogawa Maru»). При обстреле разбито было еще одно орудие калибра 152 мм при значительных потерях в рядах обороняющихся. В ротах оставалось по 19–37 человек, гарнизон на горе уменьшился до 150 человек, но, несмотря на это, русским удалось отразить очередную атаку.

Кондратенко, видя, что наступает кризисный момент боя, прибыл на Высокую и вечером под прикрытием дыма от взрывов произвел замены в гарнизоне и эвакуировал раненых. Новым командиром гарнизона стал штабс-капитан [244] Сычев. Следующая атака нападавших была успешно отражена. Генерал покинул гору только поздно вечером, проследив за подвозом гранат, боеприпасов и мешков с песком на шанцы. Сычеву выделили еще одно орудие и 2 станковых пулемета. Около полудня 22 сентября Кондратенко донесли, что на подходах к Высокой (в мертвом пространстве для орудий оборонявшихся и крепостной артиллерии) Мацумура собирает новую штурмовую колонну (самое малое, три пехотных батальона), по всей видимости, для вечерней атаки. Кондратенко снял с Лаотешаня взвод полевых орудий калибра 76 мм и под командованием штабс-капитана Ясенского перебросил его в район узла обороны № 5. К месту группировки японских войск орудия провезли, Замаскировав их под фургоны с сеном (по таким фургонам обе стороны обычно не открывали огня). Около 18 часов вечера с расстояния 4000 м Ясенский обстрелял шрапнелью скученные на небольшом пространстве японские отряды. В течение пяти с половиной минут среди их пехотинцев разорвался 51 снаряд калибра 76 м, началось паническое бегство японских солдат. Дело довершили крепостные батареи, стрелявшие по разбежавшимся ротам и взводам. Мацумура, у которого больше не осталось резервов, отказался от проведения еще одного штурма в этот день. Таким образом, на Высокой японцам удалось закрепиться только в полуразрушенном блиндаже у ее вершины. Оттуда они были выбиты на рассвете 23 сентября лейтенантом Подгурским, который с двумя матросами подполз к разбитому блиндажу и забросал его пироксилиновыми петардами. Убегавших японских солдат уничтожил гарнизон Высокой.

Из-за значительных потерь, полученных в боях за Высокую (5000–6000 убитых и раненых, в том числе командир 1-й пехотной бригады генерал Яммато; всего на Высокой, Длинной, Водопроводном и Кумирненском редутах японцы потеряли около 7500 человек), генерал Ноги прервал на рассвете 23 сентября второй штурм крепости. Хотя он и захватил три из четырех намеченных объектов атаки, его войска не смогли прорваться к линии [245] главных укреплений Порт-Артура. Однако от Водопроводного и Кумирненского редутов он мог провести линию траншей к форту 3 и узлу обороны № 3, а с Длинной японская артиллерия могла обстреливать видимую часть внутреннего бассейна (район входа в порт и к западу от полуострова Тигровый Хвост). В тот же день там был возведен морской наблюдательный пункт, командиру которого, капитану третьего ранга Ивамуре из штаба адмирала Того, были непосредственно подчинены батареи орудий калибра 152 мм и 2 батареи орудий калибра 120 мм из группы артиллерии Курой{283}. Потери российской стороны составили 256 человек убитыми и 947 ранеными.

Во время второго штурма действия флотов обеих сторон были ограниченными. С японской стороны в боях за Высокую участвовали две канонерки из отряда «Saien», а с русской стороны вели перекидной огонь броненосцы «Полтава», «Пересвет» и «Ретвизан», а также канонерка «Бобр», но это был только артиллерийский поединок с осадными батареями противника. Траловый караван на внешнем рейде вел безуспешные поиски мин, а 22 сентября подорвалось на русской (?) мине и затонуло к востоку от Порт-Артура японское транспортное судно «Senshu Maru». В тот же день адмирал Того получил подтвержение о потоплении канонерки «Helen» (судно «Mukogawa Maru» обнаружило лодку с канонерки с 4 членами экипажа).

Третий штурм крепости

Капитан третьего ранга Ивамура начал обстрел Старого города и просматриваемого с Длинной внутреннего портового бассейна{284}. Уже 28 сентября в 10 часов [246] утра снаряды попали в трубы и борта стоявших там броненосцев «Севастополь» и «Победа», которые вместе с «Пересветом» вступили в артиллерийский поединок с неприятелем. С этого времени находившиеся в данном районе порта корабли ежедневно подвергались Ивамурой обстрелу. В период с 29 сентября по 4 октября вновь были повреждены «Победа» и «Севастополь», единичные попадания получили «Пересвет» и госпитальное транспортное судно «Ангара». Опасность миновала, только когда корабли перешли в восточную часть внутреннего бассейна.

Но прежде чем это произошло, японское верховное командование выделило 3-й армии 6 тяжелых гаубиц Крупна калибра 280 мм (вес снаряда — 320 кг, шимозы — 80 кг){285}, которые были установлены посредине Волчьих гор вдоль полевой железнодорожной линии из Дайрена. 1 октября неожиданно для русских они обстреляли крепость и порт. Ведя огонь по пеленгу Ивамуры, японцы попали девять раз в броненосец «Пересвет», повторно повредив его, и потопили портовую землечерпалку. Снаряды гаубиц, выпускаемые залпом (батарея состояла из двух гаубиц, ведущих огонь при одинаковой регулировке прицела), оказались особенно опасными для крепостных укреплений, перекрытия которых, по расчетам, могли выдержать самое большее огонь орудий калибра 150–203 мм. Снаряд, попавший в форт 3, пробил земляной слой и двойной бетонный свод блиндажа, внутри которого разорвался, убив и ранив около 100 солдат. Такая же картина наблюдалась и в форту 2, на который упало 8 снарядов: был уничтожен бетонно-земляной [247] бруствер, пробит железобетонный свод боевого каземата; отдельные снаряды попали также и в батареи «Б» и Заредутная, расчеты которых понесли потери. В крепости к этом обстрелу отнеслись без чрезмерных эмоций, хотя русское командование увидело, что укрепления крепости практически не защищены от снарядов калибра 280 мм (солдаты считали, что обстрел велся снарядами калибра 305 мм с броненосцев, как уже было ранее){286}. Всего генерал Ноги получил 18 таких гаубиц, еще 12 были установлены на бетонных огневых позициях в Волчьих горах до 26 октября, а очередные 6, доставленные в декабре, так и не были смонтированы.

Этот обстрел навел Кондратенко на определенные размышления, которые он 2 октября изложил в письме к Стесселю. Он предлагал, чтобы тот, учитывая трудное положение крепости (отсутствие надежды на подход резервов, угрозу для кораблей эскадры и т.п.), проинформировал обо всем царя и, более того, представил ему предложения о начале мирных переговоров с Японией «пока не поздно», то есть пока Порт-Артур еще в руках русских войск и существует 1-я Тихоокеанская эскадра, а Ояма ведет тяжелые бои в Маньчжурии. Иначе, считал Кондратенко, мир придется заключать «на унизительных для России условиях». Однако Стессель отклонил эти предложения, обвинив Кондратенко в неверии в мощь российской армии и упадке духа. Это было несправедливо, так как из всего командования крепости именно Кондратенко отличался наиболее стойким боевым духом и с его стороны это была скорее попытка взглянуть на ситуацию глазами трезвомыслящего [248] политика, хотя сам он, как сторонник девиза «Гарнизон крепости не сдается, а погибает вместе с ней», оставался слепо преданным делу солдатом. После отповеди Стесселя генерал быстро взял себя в руки и, когда ночью с 4-го на 5 октября четыре японские роты заняли находившуюся на подступах к восточному фронту Сигнальную гору, на следующий день выбил их оттуда смелой контратакой.

Как бы реабилитируясь за высказанные им сомнения, Кондратенко издал 8 октября приказ № 35, где объяснял солдатам гарнизона, что упорная оборона крепости — это не только обязанность, вытекающая из принятой присяги, но и понимание огромного военного и государственного значения крепости, к которой приковано внимание мировой общественности. Он указал на особенности японского менталитета — презрение и жестокость по отношению к поддающемуся противнику, приведя в качестве примера оборону Порт-Артура десятилетней давности и бои за гору Сигнальная (после того как она снова перешла в руки русских, на горе были найдены добитые раненые). Однако не страх поддерживал в оборонявшихся волю к борьбе, а жажда реванша, даже несмотря на то, что бытовые условия защитников и жителей крепости снова ухудшились.

Хлеба, правда, хватало, так как его выдавали по три фунта ежедневно, но выдача мяса была ограничена до 300 граммов конины в неделю, а табак вообще перестал появляться в продаже. Недостаток витаминов приводил к 1];инге и куриной слепоте (больных приходилось вечером уводить с позиций), а отсутствие хорошей питьевой воды после потери Водопроводного редута вызвало множество случаев заболеваний дизентерией и тифом (пришлось вырывать полевые колодцы){287}. В гораздо [249] лучшей ситуации находились экипажи кораблей и десантные роты, так как недостаток свежего мяса и витаминов компенсировался консервами и сушеными фруктами, а порция хлеба увеличивалась за счет сухарей. Кроме того, береговые единицы флота (например, квантунский кадровый состав, команда военного порта) имели собственные хозяйства, благодаря чему они в меньшей степени ощущали недостаток мяса. Хуже всего было местному китайскому населению, которому пришлось питаться собачьим и ослиным мясом, а вместо риса есть кашу из гаоляна (сорго) и чумизу. Недостаток продовольствия можно было легко восполнить свежей рыбой, но Стессель, подозревая китайских рыбаков в шпионаже в пользу Японии, запретил рыбную ловлю, а лодки и джонки, выходящие на рыбный промысел, приказал уничтожать.

Пресловутая борьба со шпионажем стала и причиной ликвидации газеты «Новый край». Стессель, используя тот факт, что один из снарядов калибра 280 мм разрушил здание типографии, обвинил газету в распространении сведений, составлявших военную тайну, и приказал ее закрыть. Таким образом, гарнизон был лишен единственного источника информации{288}.

В октябре саперы 3-й японской армии усилили темп инженерных работ, подведя апроши и параллели к укреплениям восточного фронта. Теперь они находились в 60 метрах от узла обороны № 3, в 15 — от окопа, прикрывавшего рвы форта 3, и в 35 — от окопа, прикрывавшего русскую батарею «Б»; дошли до гребня блиндажа форта 2 и проволочных заграждений перед бастионом Куропаткина. Эти работы выдали замысел Ноги: атаковать позиции русских по всей протяженности восточного фронта — от узла обороны № 3 до батареи «Б». Из подведенных к позициям параллелей можно было продвигаться, прокапывая минные галереи и уничтожая [250] подземными минами указанные фортификационные укрепления.

Японская пехота, подготавливая исходные позиции к штурму, пыталась во время внезапных вылазок захватить пункты обороны русских, расположенные на подступах к фронту. Дошло дело до уже упоминавшихся боев за Сигнальную гору (4–5 октября), за окоп, прикрывавший бруствер форта 3 (9 октября), железнодорожную насыпь перед узлом обороны № 3 (12 октября) и полукапонир 3 на подступах к форту 3 (16 октября). В боях принимали участие отряды 1-й и 9-й пехотных дивизий, поддерживаемые огнем морской артиллерии. Эти бои закончились половинчатым успехом наступавших из-за яростных контратак морских десантных рот: в руках японцев остались только железнодорожная насыпь и часть полукапонира. Как и ожидалось, противник начал копать две минные галереи к форту 2. Гарнизон форта обнаружил это во время одной из «вылазок», проведенной в ночь с 20-го на 21 октября. Руководил ею полковник Сергей Рашевский, один из ближайших соратников Кондратенко. После того как саперы были выбиты, а участники вылазки вернулись, Рашевский приступил к рытью контрминной галереи для закладки фугаса. Грунт был скалистым, и через три дня японцы, сориентировавшись в ситуации, прекратили работы, стараясь лишь локализовать местонахождение мины.

Непрерывно вела огонь осадная артиллерия японцев, под прикрытием которой они вели инженерные работы. Особенно докучали защитникам крепости батарея гаубиц калибра 280 мм и батареи морской артиллерии Курой, усиленные после 10 октября второй батареей (2 орудия калибра 152 мм), огонь которой корректировался с наблюдательного пункта Ивамуры. Обстреливались город, укрепления, порт вместе с мастерскими и складами, а также находившиеся в бассейне и бывшие на дежурстве во входном канале корабли. Интенсивность огня была разной (например, 8 октября батареи выпустили в течение получаса более 160 снарядов), а [251] результаты — ничтожными (только единичные попадания), поэтому он оказывал на защитников и жителей крепости скорее психологическое воздействие. 3–5 октября по одному попаданию получили броненосец «Победа», эскадренные миноносцы «Бойкий» и «Скорый»; четыре снаряда попали в «Полтаву» (один снаряд пробил две палубы, но не разорвался).

Из-за опасения получить повреждения от снарядов неприятеля часть эскадренных миноносцев и броненосец «Ретвизан» вышли 8 октября на рейд, откуда вернулись после окончания обстрела. Адмирал Того выход «Ретвизана» принял за попытку прорвать блокаду, поэтому перебросил в район Энкоунтер-Рок 1-й дивизион броненосцев (без ремонтировавшегося с 10 августа «Mikasa»), а вечером выслал для торпедной атаки 12-й, 14-й и 15-й дивизионы эскадренных миноносцев. Тем временем «Ретвизан» уже вернулся в порт и встал у подножия Перепелиной горы (район устья Лунхэ), а нападавших оттеснили «Отважный» и «Гиляк», поддержанные береговыми батареями. Артиллеристы эскадры пытались обстреливать докучавшие им батареи перекидным огнем{289}. С 29 сентября по 7 октября такой огонь вели наиболее поврежденные броненосцы «Пересвет» и «Победа», хотя и с небольшим успехом (всего 6 убитых и раненых на батареях Курой). Поэтому японские батареи могли вести более результативный огонь, нанося русским кораблям очередные повреждения. Через неделю (до 15 октября) трижды снаряды попадали в крейсер «Баян» (повреждена правая паровая машина), дважды — в «Севастополь», «Пересвет» и крейсер «Паллада»; по одному попаданию получили броненосцы «Полтава» и «Ретвизан», а также минный заградитель «Амур». Небольшие корабли меньше страдали от обстрела, уходя на время бомбардировки на внешний рейд; более крупные [252] ограничивались тем, что переходили в район Перепелиной горы или в восточный бассейн, что, однако, не всегда спасало от огня.

Ответный обстрел перекидным огнем, который вели «Пересвет», «Победа», «Ретвизан» и «Баян», по-прежнему был нерезультативным (единственное попадание в одну батарею). День 16 октября стал особенно неудачным для «Баяна», который получил пять попаданий, поэтому его командир, капитан второго ранга Иванов, вывел корабль на внешний рейд, что вновь вызвало тревогу у адмирала Того. Для перехвата русского крейсера он послал в район острова Роунд броненосные крейсеры «Iwate» и «Asama», но «Баян» к тому времени уже вошел в порт. На рейде оставались только канонерки и эскадренные миноносцы. Когда на следующий день снаряд попал в «Севастополь», русские береговые и крепостные батареи в течение трех ночей (с 17-го по 21 октября) обстреливали японские батареи. Однако они, видимо, не добились нужного результата, так как до 24 октября «Ретвизан» и «Севастополь» получили еще по два попадания, а «Пересвет», «Полтава», «Победа», «Баян» и «Паллада» — по одному{290}.

В то время как Порт-Артур, сражаясь, готовился к отражению третьего штурма, в далекой Маньчжурии 5–17 октября шли бои у реки Шахэ, которые и решили судьбу крепости. Куропаткин, на которого царский двор оказывал постоянное давление, наконец понял, что отступление из Мукдена — это окончательный отказ от какой-либо помощи осажденной крепости (если он еще думал об оказании помощи). Располагая численным превосходством (213 000 человек и 758 орудий против 170 000 человек и 648 орудий), он разработал план наступательной операции против армий Оямы. Однако, будучи, как всегда, чрезмерно осторожным в использовании резервов, Куропаткин не решился окружить и [253] уничтожить неприятеля в излучине Шахэ (правый приток Тайцзыхэ), а намеревался ограничиться оттеснением войск противника за Тайцзыхэ. Главный удар по японскому правому флангу с одновременным его окружением наносила восточная группировка генерала Штакельберга (86 батальонов, 50 казачьих сотен, 198 орудий) в направлении Бяньюпузы и Бзньсиху. В это время западная группировка генерала Бильдерлинга (77 батальонов, 56 казачьих сотен, 222 орудия), которую от окружения с правого фланга защищал корпус Соболева (24 батальона, 6 казачьих сотен, 96 орудий) должна была выйти к Шахэ и вести демонстративное наступление вдоль железнодорожной линии Мукден — Ляоян, связывая центр и левый фланг японских войск. Армейский резерв (56 батальонов, 20 казачьих сотен, 228 орудий) был размещен в тылу между двумя группировками, прикрывая их внешние фланги. Таким образом, главную задачу выполняли 35% всех войск, вспомогательную — 32%, а остальные не принимали участия в боях, что сразу же сводило на нет оперативный успех.

Ояма не ожидал наступления Куропаткина, хотя и принимал во внимание численное превосходство его войск. Развернутые между горным течением Тайцзыхэ (справа) и ее самым большим притоком, последним перед впадением в реку Лаохэ (слева), японские войска имели следующую дислокацию: в центре располагалась 4-я армия генерала Нодзу (две дивизии и резервная 3-я бригада пехоты), на атакуемом правом фланге — 1-я армия генерала Куроки (три пехотных дивизии и резервный пехотный полк), а на левом — 2-я армия генерала Оку (три пехотных дивизии). Фланги фронта прикрывала кавалерия — 1-я бригада генерала Акиямы (левый) и 2-я бригада генерала Канина (правый). Перед правым флангом к Бяньюпузы была выдвинута резервная пехотная бригада императорской гвардии генерала Умэсавы. Резерв фронта (три резервные пехотные бригады, тяжелая артиллерия) находился в районе Ляояна. Первоначально Ояма намеревался принять оборонительный [254] бой на подготовленных позициях, ослабить наступавших и затем контратаковать. Однако, видя медлительность Куропаткина, он решил перехватить инициативу и нанести удар первым. Таким образом, начинавшееся сражение имело две фазы: в первой наступали русские войска (5–10 октября), во второй инициатива была на стороне японцев (10–17 октября).

Группировка Штакельберга, ведя наступление в гористой местности, достигла к вечеру б октября района Баньюпузы и стала угрожать окружением и уничтожением бригаде Умэсавы, в то время как продвигавшийся на ее левом фланге отряд генерала Ренненкампфа подошел к Бзньсиху. Одновременно демонстрировавшая наступление группировка Бильдерлинга тем же днем дошла до Шахэ и приступила к строительству укреплений. 7 октября Штакельберг не атаковал, ограничившись, согласно приказу Куропаткина, только разведкой позиций Умэсавы, поэтому бригада последнего ушла ночью под Бэньсиху. Штакельберг догнал ее на следующий день, но 9 октября также не стал атаковать, так как Куропаткин приказал ему провести разведку главных позиций Куроки и подготовить свои исходные позиции для «атаки и окружения правого крыла» (японцев). Таким образом, был упущен шанс разгромить Умэсаву, так как Куроки послал ему на помощь свою 19-ю пехотную дивизию, а Ояма направил против Ренненкампфа кавалерию Канина. Пока Штакельберг и Ренненкампф были втянуты в бои за сопку Оленью и подступы к Бэньсиху, Бильдерлинг, не встречая сопротивления японских войск, решил двигаться дальше — он переправился через Шахэ и достиг 10 октября ее правого притока Шилихэ (он закрывал с юга излучину Шахэ), где приостановил наступление. Так закончилась русская наступательная операция, в результате которой были оттеснены лишь слабые японские отряды прикрытия, отошедшие на главные позиции.

В тот же день начал наступление Ояма. Оставив Куропаткина, как он считал, с превосходящими силами, [255] генерал нанес удар силами 2-й армии по их правому флангу, не зная ничего о прикрывавшем этот фланг корпусе Соболева и имея намерение окружить русских и уничтожить. Одновременно 4-я армия должна была связать российские войска со стороны фронта. 11–12 октября начались ожесточенные бои на правом и левом флангах расположения войск обоих противников. Штакельберг сражался за перевалы в районе Бэньсиху — Ченгоулин и Тумынлин (восточный и западный) — и за Оленью сопку{291}с отрядами Куроки. Бильдерлинг, вынужденный покинуть позиции у Шилихэ, вел бой с Нодзу за полосу сопок у Шахэ, наиболее выдвинутой вперед была сопка Двурогая (была оставлена русскими 12 октября). Бои шли и в пространстве между двумя русскими группировками, так как Нодзу атаковал армейский резерв. В свою очередь, наносивший главный удар Оку оттеснил русские части к Лидиутуню, где он остановил наступление, опасаясь удара со стороны только теперь обнаруженного корпуса Соболева. Тот, однако, в соответствии с приказом Куропаткина вел себя совершенно пассивно, хотя и прикрывал оборонявшихся, что лишало японцев возможности обойти их правый фланг. Ояма отказался от этого маневра, но 14 октября ударил по центру русских позиций, угрожая прорвать оборону.

Неудачи боев за перевалы на левом фланге и на правом, где возникла угроза их обхода противником, привели к тому, что Куропаткин перешел к обороне. Ояма тоже, не располагая достаточными силами, прервал наступление, хотя 16–17 октября еще шли ожесточенные бои за возвышающиеся над долиной Шахэ сопки Новгородская и Путиловская, занятые первоначально отрядом генерала Ямады (пять батальонов, 30 орудий). Куропаткин направил значительные силы под командованием генерала Путилова (двадцать пять батальонов), чтобы отбить сопки. Всю ночь длился [256] штыковой бой, который шел и 17 октября. В результате, потеряв около 3000 человек убитыми и ранеными, Путилов занял обе сопки, однако этот тактический успех не изменил хода операции, которая закончилась поражением русских/они не только не оттеснили японские отряды за Тайцзыхэ, но и уступили им всю долину реки Шахэ. Вдоль ее берегов оба противника начали строительство укреплений, перейдя на отрезке в 60 км к позиционной войне. Потери российской стороны составили 41 473 человека (в том числе 4870 убитыми), японской — около 20 000 солдат (3951 убитый). Активные действия в Маньчжурии прекратились до середины января 1905 года («сидение у Шахэ»), а Порт-Артур оказался один на один с противником, будучи лишенным всякой помощи{292}.

В этот период оба флота вели довольно активные боевые действия. С японской стороны это выражалось в осуществлении блокады и периодической постановке мин в водах Квантуна эскадренными миноносцами и миноносцами. Русские кроме уже упоминавшегося обстрела японских батарей систематически протраливали внешний рейд (с 25 сентября по 31 октября было уничтожено 32 мины), время от времени ставили мины в акваториях, где японские корабли вели наблюдение, вели разведку и осуществляли охрану входного канала и самого входа в порт — все эти задачи выполняли занятые почти постоянно три канонерки и немногочисленные эскадренные миноносцы. Мины ставили «Сердитый» — его первая попытка ночью с 5-го на 6 октября была сорвана штормовой погодой; «Стройный», который в ночь с 10-го на 11 октября поставил между [257] бухтами Голубиной и Луизы 16 мин, а ночью с 16-го на 17 октября в акватории Лаотешаня — еще 18. Кроме того, «Сильный», «Сердитый», «Стройный», «Статный», «Сторожевой», «Властный», «Смелый», «Расторопный» и «Бдительный» под командованием капитана первого ранга Криницкого поставили 11 октября у входа в бухту Лаотешань 20 мин (в том числе 9 макетов мин){293}. Минирование, проведенное в течение дня, шло под обстрелом батарей Курой и при атаках 1-го и 4-го дивизионов японских эскадренных миноносцев. Атаки оказались безрезультатными. Более того, в районе бухты Сикау попал на русскую мину эскадренный миноносец «Harusame» из 4-го дивизиона. Он получил повреждения (7 раненых) и был отбуксирован «Murasame» в Дайрен.

Во время выхода на разведку на русских эскадренных миноносцах часто обнаруживались неполадки, приходилось несколько раз запускать машины, что свидетельствовало о сбоях в системе двигателей. 3 октября в связи с такой попыткой запустить двигатель на «Сторожевом» волка смыла за борт двух матросов, обнаружил их посланный на поиски «Сибиряк» на скале Лу-тин Рок (Lutin Rock), куда они смогли доплыть. Ночью с 5-го на 6 октября «Сильный» вел разведку района вблизи островов Маодао, а «Сторожевой» ночью с 11-го на 12 октября — Голубиной бухты и бухты Луизы. Контролем проходивших поблизости джонок занимались корабельные паровые катера и портовые баркасы (например, 4 октября они арестовали китайскую джонку). Блокада привела к тому, что до Порт-Артура доходили только единичные суда под чужими флагами и не всегда это для них заканчивалось благополучно. Примером может служить судьба немецкого корабля «Fuhei». Он вез несколько тысяч артиллерийских снарядов [258] и1600 тонн продовольствия, но капитан корабля, вместо того чтобы подойти с востока к Лаотешаню, где его ждали, появился 12 октября у входа в Голубиную бухту. Подаваемые судном знаки русские артиллеристы приняли за «шпионские сигналы» и обстреляли корабль. «Fuhei» ушел к островам Маодао, где его задержал осуществлявший блокаду миноносец «Shirakata» и увел как приз.

Из-за того что «Mikasa» все еще был на ремонте (до начала ноября), адмирал Того находился на старом броненосце береговой обороны «Fuso»{294}. Во второй половине 1904 года японский Соединенный флот был несколько усилен — в строй вошли 7 больших миноносцев типа «Aotaka» (улучшенный тип «Hayabusa», 152 тонны, 29 узлов, 1 орудие калибра 57 мм, 2–42 мм, 3 торпедных аппарата калибра 380 мм), из которых были сформированы 15-й («Hibari», «Uzura», «Sagi», «Hashitaka») и 19-й («Kamdme», «Otori», «Kiji») дивизионы миноносцев. Кроме того, 24 октября был спущен на воду легкий крейсер «Топе» (4113 тонн, 23 узла, 2 орудия калибра 152 мм, 10–120 мм, 3 торпедных аппарата калибра 457 мм, бронирование палубы — 76 мм) и была принята «Военная программа 1904», где предусматривалось строительство 32 эскадренных миноносцев типа «Asakaze» (381 тонна, 29 узлов, 6 орудий калибра 76 мм, 2 торпедных аппарата калибра 457 мм), первые десять из них были заказаны на 1905 год{295}.

Когда до Токио дошли известия о выходе 15 октября из Либавы 2-й Тихоокеанской эскадры российского флота, [259] которая, по расчетам, уже в середине января 1905 года могла появиться в Желтом море, начальник морского Генерального штаба адмирал Сукэюки Ито принял решение отозвать часть кораблей из-под Порт-Артура. Предполагалось, что они должны быть осмотрены и отремонтированы на японских верфях, чтобы затем помериться силами с новыми кораблями противника{296}. Это касалось прежде всего броненосцев и крейсеров, так как канонерки, эскадренные миноносцы и миноносцы ремонтировались в портовых мастерских (с доком) в Дайрене. Для выхода в составе первой группы были намечены броненосец «Asahi» и крейсеры «Akitsushima» и «Takasago». Однако, прежде чем они направились в Сасебо, «Asahi» 26 октября к юго-востоку от Порт-Артура попал на дрейфующую русскую мину (левым бортом, ниже ватерлинии) и из-за повреждений был отбуксирован на базу на островах Эллиота. Ремонт его завершился только в апреле 1905 года.

В то время как японским кораблям угрожали мины, российская эскадра несла очередные потери от стрельбы орудий артиллерии Ивамуры. 25 октября снаряды [260] гаубиц калибра 280 мм и орудий калибра 152 мм и 120 мм нанесли очередные повреждения крейсерам «Баян» и «Паллада», потопили старый учебный крейсер «Забияка» и вызвали пожар в портовых складах. 27-го и 28 октября очередные попадания получили броненосцы «Севастополь», «Ретвизан», «Победа», крейсеры «Баян» и «Паллада», а 29 октября после попадания снаряда сгорел корабль КВЖД «Новик» (использовался в качестве плавучего склада мин и боеприпасов) и были потоплены три самоходные барки из тралового каравана. На следующий день два снаряда калибра 280 мм попали в транспортное госпитальное судно «Ангара» (на нем находились 200 раненых), тяжело поврежденное судно смогло выброситься на мель. Русские береговые и крепостные батареи открывали ответный огонь, также добиваясь попаданий. На батареи гаубиц калибра 280 мм и батареи Курой упало 24 октября около 180 снарядов (11 убитых), 25-го — свыше 360 (13 убитых и раненых), а на следующий день — 219. В преддверии ожидаемого штурма командование крепости, возможно, планируя отражение атак противника со стороны моря, провело 25 октября разведку его береговых батарей в районе бухты Тахэ. Туда на палубе «Сердитого» направились генералы Смирнов, Кондратенко и контр-адмирал Вирен. Разведывательные действия прикрывали эскадренные миноносцы, которые из-за обстрела порта вышли на рейд.

Уже упоминавшийся усиленный обстрел военного порта и крепостных укреплений начался утром 26 октября, так как днем ранее генерал Ноги отдал приказ о новом (третьем) штурме. В соответствии с этим приказом осадная артиллерия должна была в течение четырех дней обстреливать оборонительные позиции русских, чтобы 30 октября можно было начать общую атаку на участке от узла обороны № 3 до батареи «Б». Одновременно саперы должны были заполнить землей, связками соломы и гаоляна ров глубиной 6-10 м, находившийся на направлении главного, удаpa [261] (форт 3){297}, подготовив проходы для атакующей пехоты. Время штурма было выбрано не случайно: генерал Ноги хотел взятием Порт-Артура или хотя бы захватом укреплений восточного фронта отметить приходившееся на 3 ноября 56-летие императора Мицухито. В штурме участвовали отряды 1-й пехотной дивизии с включенной в ее состав резервной 1-й пехотной бригадой, а также 9-я и 11-я пехотные дивизии, поддержанные своей артиллерией (полк полевой артиллерии, два полка горной артиллерии). Было сформировано семь штурмовых колонн, каждая включала по крайней мере пехотный полк. Одна колонна (1-я пехотная дивизия) должна была нанести удар по узлу обороны № 3 и далее по Лаперовской батарее, две колонны (9-я пехотная дивизия) наступали на форт 3 и полукапонир 2 и развивали наступление до батареи Большого Орлиного Гнезда; три колонны (11-я дивизия пехоты) атаковали форт 2, батарею Большого Орлиного Гнезда, бастион Куропаткина, далее наступали на батарею Малого Орлиного Гнезда и батарею «Б», продвигаясь к Залитерной батарее; одна колонна оставалась в резерве. Независимо от них действия на флангах прикрывали отряды 11-й пехотной дивизии (наступали на узел обороны № 2 и батарею «А») и 1-й пехотной дивизии (атаковали тянувшиеся от Панлушаня укрепления северного фронта). В общей сложности в наступлении должны были участвовать 21–25 тысяч человек, поддерживаемых огнем 400 орудий и мортир{298}.

По состоянию на 23 октября русские укрепления защищали 20 221 человек (офицеров и, рядовых); еще 1600 находились в общем резерве, при этом в районе предполагаемого наступления противника находились [262] только 8000 человек, организационно входивших в состав восточного фронта. На тот момент он был разделен на две части, а те в свою очередь — на боевые участки. На первой части фронта (ею командовал командир 28-го стрелкового полка, подполковник Науменко) находились батарея «Б», бастион Куропаткина и форт 2; на второй части (командир 13-го стрелкового полка подполковник Гандурин) — форт 3, батареи Большого и Малого Орлиного Гнезда, узел обороны № 3 и полукапонир 2. Штурмуемые объекты защищали, таким образом, тридцать одна стрелковая и морская рота и отряд добровольцев (из них лишь пять рот находились на первом участке фронта), в резерве фронта насчитывалось десять рот.

В то время как дивизионная артиллерия японцев получила приказ непосредственно поддерживать действия пехоты, обстреливать город и порт должны были вторая бригада артиллерии (три полка полевой артиллерии), три отдельных полка осадной артиллерии, полк тяжелой артиллерии, бригада морской артиллерии Курой и 12 гаубиц калибра 280 мм — в общей сложности более 280 пушек, гаубиц и мортир калибра 75–280 мм. Бомбардировка началась в 11.00 при опускавшемся тумане. За семь часов защитники крепости понесли значительные потери, пожалуй, самые большие с начала обороны. Были уничтожены и повреждены многие стрелковые окопы, брустверы фортов и орудий; среди личного состава было много убитых и раненых. В некоторых ротах осталось по 30–40 человек, снарядами были разбиты 6 орудий калибра 57–152 мм и 3 станковых пулемета. Особенно пострадал обстреливаемый снарядами калибра 280 мм форт 2, где один из снарядов разбил боевой каземат, уничтожив 3 станковых пулемета вместе с расчетами. Видя результаты обстрела, японская пехота ворвалась вечером в окопы, окружавшие узел обороны № 3 и форт 3, которые смогла затем удержать, несмотря на контратаки российских войск.

На следующий день особенно ожесточенной бомбардировке был подвернут форт 2, в результате гарнизон [263] форта уменьшился наполовину, были разбиты брустверы, а бетонные казематы пробиты во многих местах. Однако именно здесь русские солдаты добились значительного успеха, уничтожив доходившую до бруствера форта японскую минную галерею. Взрыв оказался слишком сильным и повредил тыльную стену капонира, через отверстие в которой ночью с 27-го на 28 октября ворвалась внутрь форта японская пехота. В темноте разгорелся отчаянный бой, в ход пошли гранаты, штыки, кирки и лопаты, в результате противник был выбит из форта, а пролом заделали мешками с песком. Когда на рассвете японцы попытались снова занять капонир, приведя в действие рядом с ним взрывное устройство, бдительные защитники форта пресекли эту попытку.

Утром 28 октября японская артиллерия вновь начала обстрел, концентрируя огонь на фортах 2 и 3, причем к ведению огня присоединились еще 6 гаубиц калибра 280 мм. Под прикрытием их огня пехотинцы 9-й дивизии смогли выкопать и занять траншею у подошвы бруствера форта 3, и выбить их оттуда во время предпринятой ночью русскими солдатами контратаки не удалось.

В этой ситуации генерал Стессель по совету генералу Фока, опасаясь потери фортов, приказал подготовить их к взрыву вместе с узлом обороны № 3 и Курганной батареей. 29 октября частично был заминирован форт 3, но акция была прервана из-за решительного протеста коменданта форта 2, поручика Фролова, которому удалось убедить штаб крепости в том, что минирование удручающе подействует на защитников Порт-Артура, ослабит их боевой дух и лишит готовности к борьбе{299}. В этот день осадная артиллерия стреляла особенно результативно, большинство орудий крепостной артиллерии было выведено из строя, [264] и вечером русские уже не могли вести огонь по японским саперам, делавшим подходы к атакуемым укреплениям. Несколько снарядов противника упало на форт 5 и батарею «Д», где начался пожар на складах с боеприпасами. Русским артиллеристам удалось накрыть только одну из батарей калибра 76 мм группы Курой (5 раненых).

Сам штурм начался 30 октября, когда защитники крепости еще ликвидировали повреждения, полученные во время вчерашнего обстрела. В 7 часов утра осадная артиллерия начала огневую подготовку, к ней присоединилась дивизионная артиллерия, обстреливавшая отдельные объекты атаки. В этот день осадные орудия выпустили свыше 20 тысяч снарядов (в том числе 1800 — калибра 280 мм), а полевые орудия — несколько тысяч шрапнельных зарядов. На огонь противника отвечали русская крепостная артиллерия и орудия «Ретвизана», «Победы» и «Баяна». Когда в 13.00 канонада достигла апогея, на штурм бросилась пехота. Ее колонны почти одновременно нанесли удар по выбранным объектам. Оборонявшиеся отвечали огнем орудий, станковых пулеметов и винтовок; разгорелись ожесточенные бои.

Штурмовая колонна 1-й японской пехотной дивизии, занимавшая окопы перед узлом обороны № 3, пыталась прорваться через внешний ров (ширина — 7–14 м, глубина — 6–9 м), но попала под огонь, который велся из казематов эскарпов и контрэскарпов (толщина бруствера 6–20 м) и была вынуждена отступить. Повторная атака закончилась отходом поредевших рот под огнем орудий ближайшего форта 3. Его гарнизон также успешно отразил атаки колонны 9-й пехотной дивизии японцев, которая тщетно пыталась преодолеть внутренний ров (ширина 14 м); защитники форта вели ожесточенный огонь, а штурмовые лестницы оказались слишком короткими. Часть атаковавших рот попала под огонь резерва фронта, размещенного вдоль Китайской стенки, и была вынуждена залечь, чтобы отойти только после наступления темноты{300}. [265]

Первоначально успех не сопутствовал левой колонне 9-й пехотной дивизии, ударившей по полукапониру 2, который защищал только отряд добровольцев, поддерживаемый огнем Заредутной батареи и батареи Большого Орлиного Гнезда. Командир колонны генерал Итинобе сумел быстро прекратить панику в своих ротах и снова пошел в атаку. На этот раз после кровавого боя капонир был взят.

Казалось, что успешной будет и атака правой колонны 11-й японской пехотной дивизии на форт 2. Она уже преодолела ров (ширина — 10 м, глубина — 5–6 м) на бруствере форта (толщиной 12 м) и подняла национальные флаги, ко через несколько минут после штыкового боя была сброшена в ров. Несколько рот этой колонны попытались прорваться между укреплениями в тыл форта, но когда одна из них попала на минное поле (фугасы), остальные отступили, понеся значительные потери от огня резервных русских частей, находившихся у Китайской стенки. Не удалась и атака центральной колонны 11-й пехотной дивизии на бастион Куропаткина, гарнизон которого составлял 224 человека; их поддерживали 6 малокалиберных орудий и 2 станковых пулемета. Во время артиллерийской подготовки этот маленький гарнизон сильно пострадал (погибли около 50 % личного состава, были разбиты 3 орудия и 2 станковых пулемета), но, несмотря на это, он мужественно отражал атаки неприятеля. Поддержанные резервной стрелковой ротой и батареей «Б», защитники бастиона отбросили неприятеля, хотя бои продолжались до 2 часов ночи. Поражение ждало и левофланговую колонну, которая ударила по батарее «Б», [266] когда шла на окопы между батареей и бастионом Куропаткина. Японские роты, обстреливаемые с флангов орудиями батареи, несли серьезные потери и залегли перед брустверами позиций, а те, которые проникли на позиции, были выбиты в штыковом бою. Тогда русские ударили по залегшей части колонны и вынудили японцев отойти со значительными потерями. Атакующие колонны поддерживала только полевая артиллерия, так как осадная прервала огонь в 15.35, чтобы не стрелять по своим отрядам. Бои, продолжавшиеся до поздней ночи, не принесли нападавшим ожидаемого успеха.

31 октября генерал Ноги пытался захватить только форт 2, почти разбитый снарядами калибра 280 мм, так как через него он надеялся проникнуть внутрь укреплений крепости. В 17.00 форт был атакован штурмовой колонной 11-й японской пехотной дивизии, которая через пролом прорвалась в глубь форта. Несмотря на то, что число нападавших увеличилось за счет прибывшей через час еще одной штурмовой колонны, защитники форта сражались отчаянно и после полуночи 1 ноября вместе с десантными морскими ротами выбили японцев.

Итак, очередной, третий, штурм не принес успеха командующему 3-й японской армией, который уже вечером 31 октября отказался от дальнейших атак, довольствуясь захватом полукапонира 2, помпезно названного «шанцем Итинобе». К причинам, из-за которых штурм оказался неудачным, следует отнести прежде всего рассредоточение сил и средств на слишком широком фронте действий; недооценку защитников крепости, которые ожесточенно оборонялись, и собственные крупные потери (по меньшей мере 5000 убитых и раненых).

Потери российской стороны убитыми и ранеными составили 55 офицеров (в том числе 8 убитых) и 2010 унтер-офицеров и рядовых. Однако в посланном царю 2 ноября донесении, которое заканчивалось просьбой как можно скорее прислать помощь и сообщить намерения Куропаткина{301}, [267] Стессель намеренно завысил эти потери, представив ситуацию, в которой оказался гарнизон, как критическую. По его данным, в полках осталось по одному батальону, заканчивались артиллерийские боеприпасы, хотя фактически с 1 августа полки потеряли в среднем 400–500 человек и оставалось 231 562 снаряда разного калибра. Быть может, таким образом он хотел вынудить царя вмешаться в действия Куропаткина, но некоторые российские историки считают, что он, скорее, подготавливал его к возможной капитуляции крепости{302}. Как бы то ни было, отражение штурма стало очередным успехом Кондратенко, который вновь оказался лучшим тактиком, нежели Ноги.

В известной степени выражением разочарования последнего итогами штурма либо же местью за собственное фиаско стал усиленный артиллерийский обстрел города и порта, который начался 31 октября после 15.00. В этот день из-за многочисленных попаданий в постройки загорелся Старый город, поднимавшийся дым заволакивал укрепления и портовые бассейны. Единичные попадания получили броненосцы «Полтава» и «Победа», крейсер «Паллада», канонерка «Бобр», барка с боеприпасами и несколько судов КВЖД, одно из которых, «Гирин», затонуло. Эскадренные миноносцы, чтобы избежать попаданий, вышли на рейд.

Бомбардировка продолжалась и 1 ноября, к городу и порту вновь понеслись «экспресс-поезда», как иронично стали называть с шумом разрывавшие небо снаряды калибра 280 мм, окутывавшие все вокруг клубами поднимавшейся от взрывов пыли. На этот раз попадание получил «Бобр», от попадания затонуло одно из немногочисленных торговых судов. На огонь осадных батарей ответил «Ретвизан», но данные о меткости его стрельбы отсутствуют. День 2 ноября начался с попадания [268] в одно из зданий склада с боеприпасами — от взрыва погибли 30 человек. В корабли в этот день попаданий не было; более того, российская эскадра могла отметить и некоторый успех, так как к юго-западу от Лаотешаня наскочил в тот день на русскую мину эскадренный миноносец «Oboro», который вместе с двумя другими кораблями 2-го дивизиона осуществлял в этом районе блокаду. «Akebono» отбуксировал эскадренный миноносец (поврежден корпус, 1 раненый) в бухту Сикау. Бомбардировка прекратилась только вечером 3 ноября, а ее последним аккордом стал пожар на китайской маслобойне (сгорело 24 тонны пищевого масла), дым от которого огромным облаком накрыл Старый город. Однако обстрел не оказал влияния на моральный дух защитников крепости, которые язвительно шутили, что Ноги этими залпами праздновал не день рождения императора Мицухито, а десятилетие со дня вступления на престол Николая II (2 ноября 1904 года){303}. Генералу Ноги оставалось лишь надеяться на успех в минной войне.

Четвертый штурм крепости

Закончившийся поражением японцев третий штурм крепости принес Кондратенко в качестве признания его заслуг представление к чину генерала-лейтенанта и орден Св. Георгия третьей степени (4 ноября), одновременно тем же орденом и орденом Св. Анны третьей степени был награжден генерал Фок{304}. Оба отдавали себе [269] отчет в необычайно трудном положении крепости, однако действовали, исходя из этого, совершенно по-разному. В то время как Кондратенко незамедлительно занялся сооружением инженерных укреплений на второй и третьей линиях обороны (готовились на случай падения фортов 3 и 2), мобилизацией морских резервов и выпуском новых средств вооружения, Фок приступил... к моральному разоружению защитников крепости. 3 ноября он в письменной форме попытался оценить оперативное положение Порт-Артура и в качестве служебной записки послал свое произведение генералам и штабам отдельных фронтов. После описания общей ситуации он делился своими «философскими» размышлениями по поводу оборонительных возможностей любой крепости. Сравнивая осажденную крепость (подразумевался Порт-Артур) с «организмом, пораженным гангреной, который рано или поздно должен умереть», он призывал, чтобы «каждый ее комендант рассматривал эту возможность уже с первого дня осады, как делает это врач, вызванный к безнадежному больному». Так как завуалированные намеки Фока нашли позитивный отклик у части офицеров, Кондратенко направил письменный протест Стесселю, добиваясь ограничения «литературной» деятельности его советника. Однако Стессель не оправдал ожиданий генерала. Более того, в середине ноября он решил прервать работы на второй и третьей линиях обороны, мотивируя это необходимостью усиленно укреплять, первую линию, готовить зимние квартиры для войск и населения (начались снегопады), а также дать отдых измученным солдатам, которых на первой линии оставалось все меньше.

Действительно, в двадцати пяти порт-артурских госпиталях находились более 7000 больных и раненых, которые [270] все прибывали (в дни штурмов принимали по 800–900 пациентов). Хотя под госпитали приспосабливались различные строения, мест не хватало, в городе свирепствовали кровавая дизентерия, тиф и цинга. В реабилитации раненых первое место занимал морской госпиталь, которым энергично руководил поляк, коллежский асессор, доктор медицины Флориан Хласка, награжденный за эту деятельность орденом Св. Анны третьей степени. Существовавшая ранее проблема с быстрой доставкой раненых была решена. Для этой цели приспособили велосипеды: носилки размещали между двумя соединенными велосипедами. Из-за нехватки мяса в госпиталь передали запасы консервов (по половине банки на пациента пять дней в неделю, а в два других дня — по 125 граммов конины). Отряды на позициях были вынуждены довольствоваться конским или ослиным мясом, выделяемым в ограниченном количестве (по 125 граммов четыре раза в неделю). В крепости оставались еще 3932 лошади, которых повсеместно использовали для подвоза боеприпасов и снаряжения{305}.

Несмотря на растущие бытовые трудности и наступившие осенние холода, защитники крепости вели активную минную войну, крепостная артиллерия обстреливала батареи и живую силу неприятеля, при этом каждое орудие имело заранее обозначенную цель. Японские траншеи уже находились так близко, что противников отделяли друг от друга только рвы или брустверы. 14-го и 15 ноября были взорваны две контрмины в секторе обороны форта 2 и при этом уничтожены обе японские галереи. Однако взрыв второй мины обнажил тыльную стену капонира и вход в контрминную галерею, что дало возможность японским саперам [271] незаметно проникнуть в нее и, закрепившись, устроить переход через ров. Строительство контрминной галереи от узла обороны № 3 было прервано, когда оказалось, что японцы уже подготовили свою галерею для взрыва (взорвали ее 17 ноября), поэтому она была засыпана землей вместе с капониром и залита цементом.

Неутомимый изобретатель — лейтенант Подгурский — приспособил для ведения борьбы с японскими саперами и штурмовыми отрядами в траншеях корабельные шаровые мины весом 32 кг, 160 кг и 250 кг, которые на 2/3 были заполнены пироксилином, а на 1/3 — ломом и камнями. Поджигали мины с помощью фитиля, а сбрасывали их со специальных деревянных лотков длиной до 20 м, которые устанавливали на склонах брустверов. Первый раз мины были сброшены 10 ноября с бруствера форта 3, сброс очередных шести мин со склонов Высокой 27 ноября вызвал панику среди работавших в траншеях японских саперов, которые затем были выбиты морскими десантными ротами.

Однако японские инженерные отряды вырыли сеть траншей вокруг Высокой, которые доходили уже до окопов русских, завладели рвами фортов 2 и 3 и их контрэскарпами. Апроши, которые тянулись от редутов 1, 2 и «шанца Итинобе», находились уже в 100 метрах от Китайской стенки и в 15 м от стрелковых окопов батареи «Б». 20 ноября возникла критическая ситуация после взрыва японской мины в галерее под бруствером форта 2 — пехота противника заняла ведущие огонь вдоль линии фронта батареи и капониры, оттеснив оборонявшихся в глубь построек. Только атака 4-го морского батальона лейтенанта Хмелева, проведенная тремя днями позже, оттеснила противника с захваченных бастионов.

Для охраны работавших саперов в 3-й армии были созданы специальные охранные подразделения. Кроме того, использовались небольшие дрессированные собаки, которые лаем предупреждали о присутствии противника. 4–7 ноября многие осадные батареи были подтянуты [272] к линии фронта для стрельбы напрямую, в том числе 8 батарей морской артиллерии Курой (2 батареи калибра 152 мм, 3 батареи калибра 120 мм и 3 батареи калибра 76 мм — в общей сложности 4 орудия калибра 152 мм, 6–120 мм, 13–76 мм). В отличие от японской, русская артиллерия уже открывала огонь редко, особенно не хватало снарядов калибра 152 мм. Неразорвавшиеся японские снаряды калибра 280 мм собирали, к ним делали другую гильзу и использовали для своих мортир этого калибра. Но, несмотря на все эти трудности, орудия батарей «Б», Заредутной и Малого Орлиного Гнезда сумели уничтожить 17 ноября японские апроши, подтянутые к брустверу форта 3 и Китайской стенке.

Штормовая погода затрудняла японскому флоту осуществление блокады, а российский флот ограничивался периодическими выходами в море (проба механизмов, перевозка депеш в Чифу, диверсионные акции) и на внешний рейд, причем последние часто были вынужденными — корабли несли дозорную службу либо укрывались от обстрелов портовых бассейнов. Находившиеся в них большие корабли, чей личный состав существенно уменьшился, по-прежнему получали повреждения{306}, так как осадные японские батареи вели огонь все более метко, хотя и «вслепую». 6–24 ноября очередные попадания получили «Победа» (два раза), «Паллада» (трижды); «Отважный», «Ретвизан» (девять раз, в том числе семью снарядами калибра 152 мм 24 ноября), а также «Севастополь» и «Полтава». Что касается торговых кораблей; то 9 ноября снаряд попал в покинутое командой норвежское судно «Sentis» («Centis»), a 22 ноября во время тушения пожара на портовой маслобойне попадание [273] получил буксир «Силач». Чаще всего в артиллерийский поединок с батареями противника вступали «Баян», «Севастополь», «Полтава», «Ретвизан» и «Победа».

Из-за потерь в составе тралового каравана траление внешнего рейда не проводилось систематически (только 3 раза, уничтожена 1 мина), последствия чего сказались уже 11 ноября. В этот день эскадренные миноносцы ушли от обстрела в бухту Белый Волк, а во время перехода на мину попал «Бдительный», буксировавший «Сердитого»; оба корабля получили повреждения. День 13 ноября оказался поистине роковым: «Стройный», выходивший на время обстрела на рейд, попал на мину и затонул на мелководье Тигрового Хвоста. «Сильный», снявший с него команду, сам в свою очередь столкнулся с миной; поврежденный эскадренный миноносец довело до порта спасательное судно «Сибиряк». На следующий день началось траление рейда, теперь его проводили 6–8 паровых корабельных катеров и весельные лодки, отсюда и ничтожные результаты (3 мины).

14 ноября из-за значительного износа механизмов с дозорной службы была снята канонерка «Гиляк», она была поставлена в порту и разоружена, а ее орудия переданы крепостным батареям. После этого дозорная служба рейда была реорганизована: канонерка «Отважный», сопровождаемая эскадренным миноносцем «Властный», была направлена в бухту Белый Волк, а сам вход охраняли б — 7 еще исправных эскадренных миноносцев. Связь с Куропаткиным поддерживалась через телеграф в Чифу, куда депеши привозили эскадренные миноносцы или джонки. Такой способ связи привел к потере еще одного корабля. Первоначально роль связного была поручена «Сердитому», но после того как он трижды при возвращении столкнулся с японскими кораблями, осуществлявшими блокаду, и к тому же получил повреждения, в Чифу ночью 15 ноября был послан «Расторопный» (командир — лейтенант Плен). Кроме передачи депеш он должен был закупить перевязочные [27]

средства для крепости. Однако когда эскадренный миноносец прибыл в Чифу, китайские власти не только арестовали его, но и уведомили о том адмирала Того, который тотчас выслал в Чифу 1-й дивизион эскадренных миноносцев. Лейтенант Плен, опасаясь повторить судьбу «Решительного», 16 ноября на рейде взорвал корабль, и японский дивизион вернулся ни с чем.

Из проводившихся диверсионных акций необходимо отметить рейд корабельного торпедного катера с «Ретвизана» ночью с 3-го на 4 ноября. Под командованием лейтенанта Валериана Дмитриева он был послан в залив Тонкау атаковать стоявший там броненосец «Chin En». На подходе к заливу Лунвантан Дмитриев наткнулся на «Oboro», подорвавшийся прошлой ночью на мине, и буксирующие его эскадренные миноносцы. Катер выпустил по ним попавшую в цель торпеду калибра 225 мм и, никем не преследуемый, ушел{307}.

Японский Соединенный флот нес и другие потери. Утром 6 ноября канонерка «Atago», патрулировавшая в поисках судов с контрабандой акваторию северной части островов Маодао, налетела на подводную скалу и затонула после того, как команда пересела в шлюпки. Экипаж спас находившийся поблизости эскадренный миноносец «Usugumo» из 3-го дивизиона. В полдень 23 ноября направлявшийся в этот район миноносец «66» попал в акватории Лаотешаня на русскую мину (2 убитых, тяжело ранен командир). Однако, несмотря на развороченную взрывом носовую часть, он был отбуксирован в бухту Сикау эскадренным миноносцем «Shiranui» из 5-го дивизиона. Зато к успехам японцев можно отнести [275] захват посыльным судном «Tatsuta» немецкого корабля «Veteran», направлявшегося к крепости с грузом продовольствия (а может, и вооружения?). Обеспокоенные русские тремя днями позже выслали на его безуспешные поиски отряд эскадренных миноносцев («Скорый», «Статный», «Сторожевой», «Смелый» и «Властный»).

17 ноября в Токио вновь поступили известия о том, что русские корабли 2-й Тихоокеанской эскадры уже вошли в Индийский океан. Ставка, опасаясь, что к началу января 1905 года они могут оказаться в районе Тайваня{308}, потребовала от главнокомандующего маршала Оямы скорейшего захвата Порт-Артура. Поэтому Ояма прекратил наступление в Маньчжурии и направил все мобилизованные силы в 3-ю армию. Сначала туда была послана заново сформированная в Японии 7-я пехотная дивизия генерала Осако (19 ноября высадилась в Дайрене), к ней присоединились три роты саперов. Кроме того, был пополнен личный состав штатных единиц в 3-й армии, благодаря чему перед штурмом силы армии увеличились до 100 000 человек. Для помощи в штабных работах были направлены генералы Фукусима и Кодама. К штабу Ноги были прикомандированы и представители Соединенного флота, так как адмирал Того, который хотел к концу ноября свернуть блокаду Порт-Артура, требовал ускорить захват горы Высокая. Именно с нее можно было обстреливать поврежденные, но все еще действовавшие пять броненосцев и два крейсера российской эскадры. Кроме того, [276] Того намеревался провести и разведку вод, побережья Южно-Китайского моря, направив туда отряд кораблей. В этой ситуации генерал Ноги, на которого оказывалось давление со всех сторон, был вынужден отказаться от тактики «вкапывания» в глубь русских укреплений и как можно быстрее приступить к штурму, который был назначен на 26 ноября. В отправленном в армию боевом приказе были помещены присланные императором пожелания успеха, «чтобы поднять боевой дух отрядов».

Первый этап штурма — атака на отдельные участки восточного фронта

Целью штурма, как и прежде, были главные фортификационные укрепления восточного фронта: узел обороны № 3, форты 3 и 2, бастион Куропаткина и батарея «Б». Для удара по этим объектам были предназначены 1-я, 9-я и 11-я пехотные дивизии, а также 26-й полк 7-й пехотной дивизии, поддерживаемые дивизионной артиллерией; почти все они в полном составе были сконцентрированы в районе деревни Шуйшиин. Перед войсками была поставлена задача обстрелять и окружить укрепления левого фланга. В штурме должны были участвовать 50 000 человек. Неприятным сюрпризом для защитников крепости стало участие в операции специального отряда генерала Накамуры, командира 2-й пехотной бригады. Отряд, состоявший из 3000 добровольцев, занял 25 ноября позиции вблизи Шуйшиина, в долине довольно узкой в этом месте реки Лунхэ. Перед ним была поставлена задача под покровом ночи перейти Лунхэ и, захватив левый фланг восточного фронта, внезапно нанести удар со стороны крепости по Курганной батарее, а затем, закрепившись на ней, атаковать узел обороны № 3, после чего наступать на ближайшие фортификационные укрепления. Наступление отряда необходимо было скоординировать с действиями других штурмовых колонн, атаковавших позиции восточного фронта спереди. Из соображений [277] скрытности в бою можно было использовать только штыки{309}.

Это нововведение расширило применявшуюся японцами тактику боев за укрепления крепости, которые ранее вели по устоявшейся схеме. Штурмовые отряды концентрировались в апрошах либо параллелях, подведенных к атакуемым фортификационным укреплениям (и в захваченных ранее капонирах этих укреплений), откуда шеренгами или колоннами рота наносила удар, стараясь через брустверы попасть внутрь укреплений. Гарнизон отражал эти атаки огнем винтовок, ручными гранатами или штыковой контратакой, при сомкнутом строе нападавшие несли значительные потери.

Силы атакующих превышали силы оборонявшихся почти в три раза, так как перед четвертым штурмом на позициях русских находились 17 919 солдат, из них на укреплениях восточного фронта — только 5717, то есть 61 неполная рота. В резерве фронта были 722 солдата и матроса (девять рот), а в резерве крепости — только 1851 матрос (в составе морского батальона и десантных рот).

Генерал Кондратенко прибыл в район форта 2 вечером 25 ноября после получения донесения о том, что противник прервал работы в минных галереях. Для генерала это было сигналом о скором начале нового штурма. Японская полевая и осадная артиллерия утром следующего дня открыла огонь, в 9.30 к ним присоединились батареи морской бригады артиллерии, концентрируя огонь в соответствии с прогнозами Кондратенко на позициях [278] восточного фронта. В полдень над фортом 2 поднялся столб огня и дыма — это саперы противника взорвали перед бруствером форта мину, что послужило сигналом к началу общего штурма. Тотчас же сосредоточенные в параллелях и внешнем капонире роты 11-й японской пехотной дивизии ворвались в клубах поднятой взрывом пыли в ров, а затем на бруствер. Японцы наступали шеренгами (сомкнутой цепью стрелков), при этом первый их ряд тут же был сметен картечным огнем стрелявших в упор противоштурмовых орудий. Однако за ним появился следующий ряд; качалась пальба из винтовок, быстро перешедшая в схватку, где в ход шли штыки, приклады и саперные лопатки. Одновременно часть атакующих вышла через ров в тыл форта и попыталась проникнуть внутрь. Но оборонявшиеся сражались яростно, и эта атака была отражена.

Еще трижды пытались штурмовые колонны 11-й японской дивизии прорваться в форт, причем наиболее драматичной была атака в 14 часов дня, когда во главе атакующих со знаменем в руках встал сам генерал Цутия. Но и эта атака успеха не принесла, а Цутия был тяжело ранен (его заменил командир 10-й пехотной бригады генерал Яманака). Бои стали затихать только к вечеру, к тому времени ров форта был полон убитыми и ранеными солдатами 11-й дивизии.

Столь же яростные бои разгорелись и на батарее «Б», атакованной ротами 22-й бригады 11-й пехотной дивизии. Сначала солдаты взяли с марша внешние окопы батареи, но из-за огня со стороны узла обороны № 3 и Китайской стенки, а также из-за ожесточенного сопротивления гарнизона были вынуждены отступить. Во время повторной атаки японцам удалось ворваться на батарею, где начался рукопашный бой. Когда ситуация стала критической, уведомленный об этом Кондратенко в 15 часов направил в район батареи пять морских взводов, которые гранатами отрезали нападавших от подмоги, а затем уничтожили в штыковом бою. При этом обе стороны понесли значительные потери, а 22-я японская пехотная бригада была вынуждена [279] прервать наступление и вернуться на исходные позиции. Так как основные силы 11-й пехотной дивизии были задействованы для атаки на форт 2 и батарею «Б», не удалась и атака на бастион Куропаткина. Она была легко отбита защитниками бастиона, несмотря на то, что японские апроши находились в 40–50 метрах от него, а роты неприятеля дрались с полным презрением к смерти.

Штурмовые колонны 9-й пехотной дивизии атаковали в 12 часов дня и форт 3. Он уже был сильно поврежден в результате артиллерийского обстрела (укрытия, брустверы, траверсы и угловые части эскарпов), поэтому командиру 9-й дивизии захват этого укрепления представлялся нетрудным. Правая японская колонна, которая ворвалась в ров с фронта и попыталась из него подняться на бруствер, была обстреляна гарнизоном форта из капонира 3 и с Китайской стенки и залегла. Не помогло и подкрепление в виде новых рот, они только рассредоточились по рву, окружив форт со всех сторон. Предпринятая около 14.00 попытка ворваться на бруствер стоила нападавшим очередных потерь, особенно когда оборонявшиеся закидали сгрудившихся во рву солдат ручными гранатами.

Начавшийся внезапно в 15 часов штурм брустверов и боковых земляных валов окончился тем, что часть атакующих ворвалась через один из земляных валов во двор перед укрепленной батареей орудий калибра 152 мм, однако защитники форта огнем винтовок и гранатами оттеснили противника. В это время левая колонна, атаковавшая со стороны захваченных ранее редутов 1 и 2, чтобы ввязать в бой возможное подкрепление для форта, попыталась ударить по батареям Заредутная (4 орудия калибра 152 мм) и Большого Орлиного Гнезда через Китайскую стенку, но была оттеснена ее защитниками. Бои прекратились к вечеру, около 17 часов, не принеся 9-й пехотной дивизии ощутимого успеха. Кроме того, в рядах защитников форта 3 было много убитых и раненых (в трех ротах, оборонявших верхнюю часть форта, остались 27 человек), [280] а командование ротами из-за гибели офицеров приняли поручики и унтер-офицеры. Командир 9-й японской пехотной дивизии в 22.00 отдал приказ о новом штурме, определив на этот раз новые цели для атак, при этом обе колонны были усилены ротами 26-го полка 7-й пехотной дивизии. Правая колонна, отошедшая от форта 3, должна была нанести удар по полукапониру 3, а левая, выйдя ей навстречу, — по Заредутной батарее. Однако и эта атака принесла нападавшим только потери, и штурмовые колонны были вынуждены отойти на исходные позиции{310}.

Безуспешным было и наступление 1-й японской пехотной дивизии на узел обороны № 3. Первая атака, начавшаяся в 12.00 из занятых ранее внешних окопов, позволила нападавшим ворваться на внутренние земляные валы, однако они были выбиты оттуда гранатами и винтовочным огнем из соседних шанцев. Хотя колонна и была усилена резервными ротами, из-за значительных потерь она уже не смогла захватить земляные валы. Новая атака, начавшаяся в 16.30, принесла штурмовавшим кратковременный успех. Некоторые из них через земляные валы прорвались во двор форта, но уже через полчаса были уничтожены. Остатки колонны, в которой погибли все офицеры и которая подверглась массированному обстрелу из винтовок и станковых пулеметов из форта 3 и с Китайской стенки, отошли вечером на исходные позиции. Командир 1-й пехотной дивизии мог рассчитывать теперь только на отдельную штурмовую колонну, поэтому он приказал ей ночью нанести удар по расположенной правее узла обороны № 3 Курганной батарее{311}. [281]

Таким образом, около 18.00 бои на укреплениях восточного фронта приняли благоприятный для русских оборот.

Когда до штаба 3-й армии дошли известия о провале наступления, генерал Ноги приказал Накамуре атаковать Курганную батарею, рассчитывая, что оттуда На-камура прорвется в глубь обороны русских. Японская артиллерия начала обстрел батареи, которую обороняли четыре стрелковые роты и морская рота, поддерживаемые 16 орудиями и станковыми пулеметами. В течение двух с половиной часов непрерывного обстрела снарядами были разбиты блиндажи и часть орудий, среди личного состава были убитые и раненые. Под прикрытием огня в атаку пошла, направляясь к Лунхэ, штурмовая колонна Накамуры. Идея маршем в полной темноте (луна еще не взошла), колонна в 19.50 оказалась в тылу узла обороны № 3. В этот момент она попала в свет прожектора с Кладбищенской батареи{312}и была обстреляна с нее, а также с батареи «В» и форта 4. Добровольцы Накамуры, не открывая ответного огня, дошли незамеченными до Курганной, где в этот момент прозвучала тревога. Однако прежде чем ее гарнизон, укрываясь от снарядов осадной артиллерии, успел занять позиции, японцы преодолели заграждение из колючей проволоки, по которой был пропущен ток высокого напряжения{313}, и прорвались через бруствер на батарею. Один из наводчиков, будучи [282] раненым, падая, успел направить стрелявшее картечью орудие прямо в гущу наступавших, но их становилось все больше и больше. Японцы начали сбрасывать защитников батареи с укреплений. Разгорелся ожесточенный рукопашный бой, в ход пошли штыки и гранаты; огонь вели и стрелявшие в упор немногочисленные уцелевшие орудия. Батарея была окутана густым дымом, видимость составляла не более 30 см. В этой безнадежной ситуации оборонявшихся спасло подоспевшее подкрепление из двух морских рот, сражавшихся у Китайской стенки, которые проникли на батарею через земляной вал. С их помощью добровольцы Накамуры были отброшены за внутренний бруствер.

Извещенный о новой атаке Кондратенко незамедлительно выслал на Курганную три десантные роты с «Победы», «Пересвета» и «Баяна» (500 человек), которые подошли к батарее со стороны узла обороны № 3. В это время Накамура реорганизовал свои силы и повторно пошел в наступление на Курганную. В темноте он не заметил подходившего русского резерва, который с марша ударил в штыки по левому флангу и тылу штурмовых колонн. Японские добровольцы, которых, кроме того, обстреливали справа с Кладбищенской батареи, а спереди — с Курганной, впали в панику и разбежались: в темноте они полагали, что попали под удар как минимум пехотного полка. Генерал Накамура был тяжело ранен и унесен с поля боя. Полковник Ватанабе, который принял после него командование, попытался организовать сопротивление, но после полуночи отдал приказ отступить. Утром 27 ноября в районе батареи были найдены тела 37 офицеров и 743 солдат Накамуры; 150 из них были поражены электрическим током, пропущенным через заграждения из колючей проволоки.

Этой ночной атакой завершился первый этап четвертого штурма крепости. За один день штурма японцы потеряли 4500 человек убитыми и ранеными, включая командира 11-й пехотной дивизии (новым командиром стал генерал Самедзима). Даже батареи японской морской [283] артиллерийской бригады, которые поочередно вели огонь по укреплениям русских и их кораблям в портовых бассейнах (попадание получил крейсер «Паллада»), потеряли 5 человек убитыми и 9 ранеными, так как во время штурма были обстреляны броненосцами «Пересвет», «Полтава», «Ретвизан» и «Севастополь». Не меньшими были и потери русских. Убиты были 1500 человек, а некоторые стрелковые роты просто перестали существовать (например, из 3-й роты 25-го стрелкового полка в живых остались только раненый командир и три солдата). Морские десантные роты потеряли 417 человек убитыми и ранеными. Однако провал штурма стал очередным успехом Кондратенко{314}.

Генерал Ноги, не имея возможности захватить крепость, решил всю тяжесть удара сконцентрировать на Высокой. После овладения горой он мог хотя бы частично выполнить желание ставки: уничтожить оставшиеся русские корабли, лишая приближавшуюся 2-ю Тихоокеанскую эскадру возможности увеличения своего потенциала. Поэтому уже в 6.00 27 ноября он отдал приказ штурмовать гору.

Второй этап штурма — захват Высокой

Высокая и расположенные рядом с ней горы — Фальшивая (слева), Плоская и Дивизионная (справа), представлявшие собой авангардную (выдвинутую) позицию западного фронта, входили в состав первого участка этого фронта. Они были отдельной оборонительной системой с гарнизоном в 3480 человек (еще 155 — в резерве) и подчинялись командиру 1-го отряда полковнику Третьякову (командиру 5-го стрелкового полка). Каждая из них имела свои полевые укрепления и гарнизон, причем наиболее укреплены были Высокая (из-за ее оперативного значения) и Плоская, которая прикрывала с [284] правого фланга Высокую. Перестроенные после сентябрьского штурма укрепления Высокой состояли из опоясывавшей обе вершины двойной линии углубленных окопов (нижняя и верхняя полосы) с многочисленными траверсами, стрелковыми козырьками или брустверами. Доступ к ним извне был возможен только после преодоления заграждений из колючей проволоки, «волчьих ям», проволочных сетей и прочих препятствий. На левой вершине был построен редут из камня и древесины, окруженный рвом (более 2 м глубиной), здесь же находилась батарея малокалиберных орудий (47 мм?), на правой вершине были установлены окруженная шанцами батарея из двух орудий и восемь станковых пулеметов{315}, вырыты ров и окоп, а оба укрепления соединялись специальной траншеей. На тыловом склоне горы находилось 43 блиндажа, некоторые из них представляли собой пещеры, образовавшиеся от взрывов в скалистом грунте. Высокая имела собственную водокачку пресной воды, что облегчало бытовые условия ее защитников. Ее гарнизон (комендант — капитан Стенпневский) состоял из пяти неполных стрелковых рот (около 500 человек). На Плоской было сооружено четыре полевых укрепления, в том числе и высеченный в скале редут, названный Каменоломным; здесь же находились два полевых орудия и два станковых пулемета, укрепления были опоясаны двойной линией окопов, заграждениями из колючей проволоки и «волчьими ямами». Обороняли гору пять стрелковых рот и отряд добровольцев (около 800 человек).

Хотя обе горы, возвышающиеся над местностью, давали их защитникам значительные преимущества, во многом эти преимущества уравнивались большим количеством так называемых мертвых пространств (крутые склоны, яры, высохшие ручьи), которые не простреливались артиллерией ближайших фортов и батарей. [285] Поэтому японским саперам удалось довести свои апроши и параллели на расстояние 90–120 метров от передовых русских укреплений на Высокой.

Генерал Ноги направил на штурм Высокой четыре полка 1-й пехотной дивизии, которые были усилены 38-м пехотным резервным полком 4-й резервной пехотной бригады и двумя батальонами 26-го полка из 7-й пехотной дивизии (в сумме приблизительно 14 000 солдат). Таким образом, атакующие имели пятикратное превосходство. После артиллерийского обстрела они должны были одновременно нанести удар по Высокой и Плоской, направляя основные усилия на захват последней, так как Ноги считал, что овладение Плоской вынудит русских уйти с Дивизионной и даст ему возможность взять в клещи Высокую, то есть атаковать ее с фронта, с правого фланга и с тыла.

27 ноября в 9.00 началась артиллерийская подготовка к штурму. Высокую и Плоскую обстреливали 4 гаубицы калибра 280 мм, 3 батареи полевых гаубиц калибра 120 мм, 3 батареи тяжелых мортир калибра 150 мм и вся полевая артиллерия 1-й японской пехотной дивизии. Однако этот штурм не застал Кондратенко врасплох, так как еще раньше наблюдательные пункты сообщили о передвижении войск японцев в районе Голубиной бухты. Кондратенко послал на западный фронт несколько резервных рот (около 500 человек), состоявших из выздоравливавших раненых, канцеляристов, возниц, а также приказал доставить туда ручные гранаты и боеприпасы. За восемь часов обстрела только на Высокую упало почти 800 снарядов калибра 280 мм, около 300 — калибра 152 мм, а также около 1000 снарядов меньшего калибра. Были разбиты 22 блиндажа и часть брустверов на редутах, во многих местах засыпаны траншеи, было множество убитых и раненых.

Штурмовые колонны 1-й японской пехотной дивизии одновременно двинулись к обеим горам в 17.00, их поддерживала полевая артиллерия и 3 батареи бригады Курой (4 орудия калибра 152 мм и 4–76 мм), в то время как остальные обстреливали позиции восточного фронта [286] и порт. Однако, выйдя из параллели, атакующие оказались на открытых склонах гор, под огнем оборонявшихся и под боковым обстрелом. Ценой больших потерь некоторым японским ротам удалось преодолеть полосу заграждений и ворваться в нижнюю полосу окопов, но они вскоре были выбиты оттуда. Вечером русские солдаты провели ряд контратак, отбросив около полуночи нападавших на исходные позиции. Ночью были ликвидированы повреждения, пополнены запасы боеприпасов, усилены гарнизоны обеих гор.

В течение трех следующих дней атаки японцев следовали почти непрерывно. После каждого артиллерийского обстрела (к нему 30 ноября присоединились канонерки отряда «Saien»), когда огонь уничтожал все систематически восстанавливаемые укрепления, японская пехота с отчаянной решимостью и презрением к смерти шла в наступление, не обращая внимания на потери. Положение оборонявшихся ухудшалось с каждым днем. 28 ноября в 8 часов утра две штурмовые колонны атаковали Высокую и Плоскую. Несмотря на поддержку взвода полевой артиллерии из Голубиной бухты, комендант Высокой — капитан Стенпневский — был вынужден просить о помощи. Полковник Третьяков направил ему роту с Дивизионной, но это мало помогло. Противник после двух атак занял окопы вокруг редутов на вершине, а поздним вечером захватил редут на правой вершине и часть редутов на левой. Кондратенко, прибывший на место, потребовал от Стесселя ввести в бой резервы крепости, но тот отделался напыщенной телеграммой, в которой Третьякову предлагалось «защищать Высокую как Баязет»{316}. Тогда генерал стянул к Высокой пять наскоро собранных нестроевых рот, усилил их морской ротой, ротой 5-го стрелкового полка для проведения ночной контратаки, в результате которой противник был [287] выбит с занятых позиций. У русских в этом бою были ранены 400 человек.

Успехом оборонявшихся закончились и бои за Плоскую. 29 ноября на Высокую упало более 1000 снарядов калибра 280 мм. По свидетельству очевидцев, гора напоминала «дышащий пламенем вулкан». Используя ураганный огонь, около 16.00 японские колонны преодолели линию окопов и еще раз прорвались на оба редута. Третьяков со своим немногочисленным резервом, усиленным 57 моряками, бросился в контратаку. Одновременно завязал штыковой бой новый комендант Высокой (Стенпневский погиб) — капитан Белозеров, вставший во главе группы оборонявшихся. После яростной рукопашной, в которой полегла половина контратакующих, а Белозеров тяжело ранен, противник был вынужден отойти.

Потери 1-й пехотной дивизии были столь значительными, что генерал Ноги вывел ее в тыл и ввел в бой 30 ноября 7-ю пехотную дивизию. Кондратенко также усилил гарнизон Высокой четырьмя ротами выздоравливавших раненых и тремя морскими ротами. Он приказал накормить солдат сверх нормы кониной, чтобы у тех хватило сил для боя.

В 6 часов утра началась атака японской пехоты, и через три часа ею был занят редут на левом фланге. Неутомимый Третьяков выбил оттуда противника после ожесточенного штыкового боя, в котором применялись и ручные гранаты. Так как штурмовые колонны 7-й японской пехотной дивизии продолжали атаковать, Кондратенко прислал оборонявшимся две роты, снятые с укреплений северного фронта. Нападавших удалось отбросить на исходные позиции. Когда в 15 часов японцы снова пошли в атаку, отчаявшийся Кондратенко обратился к Стесселю с просьбой использовать резервы крепости, но в ответ получил лишь согласие на снятие сил с Дивизионной, хотя и эта гора могла быть атакована в любой момент. Генерал снял оттуда одну роту, а с узла обороны №4 — отряд добровольцев. Еще одна сборная морская рота прибыла с кораблей. Совместной контратакой [288] этих сил японцы, которые уже были на подступах к обеим вершинам, были оттеснены в траншеи у подножия гор.

Около 2 часов ночи 1 декабря атаки 7-й японской пехотной дивизии прекратились, и раненый полковник Третьяков мог с гордостью доложить, что удержал Высокую: очередная японская атака, планировавшаяся на 14.00, была отложена. Та же картина была и на Плоской, которая, несмотря на уничтоженные укрепления и большие потери в личном составе гарнизона, осталась в руках русских{317}. 1 декабря после полудня утихли бои на западном фронте, лишь артиллерия изредка обстреливала обе горы (каждые пять минут взрывался снаряд калибра 280 мм).

Однако это спокойствие было обманчивым, так как под прикрытием огня генерал Ноги собрал в траншеях у Высокой всех саперов 3-й армии. 1–5 декабря они выкопали на склонах горы три линии апрошей, что дало возможность пехоте в относительной безопасности подойти к обеим занятым русскими вершинам (в том числе была вырыта одна крытая линия к правой вершине). Линии заканчивались штурмовыми параллелями. Одновременно осадная артиллерия усилила обстрел, разбив почти все укрепления на горе (из 43 блиндажей уцелели только 2). В решающем штурме должны были участвовать три пехотных полка, из которых 27-й и 28-й атаковали Высокую, а 26-й — Плоскую. В общей сложности 8000 человек встали под командование генерала Саито.

За время этого «оперативного перерыва» Кондратенко заменил гарнизоны на обеих горах, причем в их состав вошли две морские роты из кадрового состава флота и моряки из роты аэростатов. Дважды раненный полковник Третьяков уступил место подполковнику Сейфулину. [289]

Артиллерийский обстрел Высокой начался в 7 часов утра. После часовой артподготовки штурмующие вышли из параллелей, началось «кровавое» преодоление заграждений из колючей проволоки. Кондратенко, прибывший в штаб 5-го стрелкового полка, лично руководил обороной горы. Солдаты 7-й японской пехотной дивизии атаковали яростно, не обращая внимания на потери. Используя численное превосходство, они заняли остатки укреплений редута на правой вершине, однако были остановлены в середине седловины между вершинами. Японская артиллерия усилила обстрел, и Высокая погрузилась в клубы дыма и пыли. Оборону осложняла и начавшаяся метель. Так как новый комендант Высокой — подполковник Бутусов — просил о помощи, генерал Кондратенко приказал направить ему с восточного фронта две стрелковые роты и 10 000 патронов к винтовкам, еще две роты были сняты с северного фронта. Кроме того, он потребовал у командования крепости две морские роты из резерва.

Штурм возобновился в 14.00, когда посланные на подмогу роты еще не дошли до Высокой. Они вступали в бой частями. К 16 часам никого из офицеров не осталось в живых (погибли в том числе и новые коменданты горы — капитан Иващенко и подполковник Покровский); большие потери были среди личного состава гарнизона, не хватало боеприпасов и гранат. Последний комендант Высокой, инженер-механик Лосев, в 16.30 прислал донесение, в котором говорилось, что японцы уже дошли до окопов на левой вершине. Вскоре разгорелся кровавый рукопашный бой, в ход пошли штыки, приклады и кулаки. Несмотря на стойкое сопротивление оборонявшихся, левая вершина и седловина горы были окончательно потеряны в 17.30. Кондратенко, узнав об этом, не мог сдержать слез и сказал окружавшим его офицерам, что это «начало падения крепости». Однако он сразу же приступил к организации ночной контратаки, собрав добровольцев с узла обороны № 4, десантную роту с «Баяна», несколько наскоро сформированных взводов и остававшихся защитников горы. Этот сборный [290] отряд (1000 человек) под командованием полковника Ирмана вечером после 20.00 тремя группами двинулся к обеим вершинам и седловине горы. В темноте правая группа атаковала правую вершину, захватила ее после штыкового боя, но наступление двух других групп захлебнулось. На Высокой в этот момент находились более 3000 японцев со станковыми пулеметами, огонь которых остановил наступавших. Ирман попросил о помощи, но Кондратенко уже не мог послать никого, кроме гонца, который чуть позже 22.00 отправился с приказом о приостановке контратаки и отходе отряда Ирмана на главную линию обороны западного фронта. Туда же в течение ночи отошли отряды, защищавшие Плоскую, Дивизионную, Фальшивую и Панлушань.

Японская 7-я пехотная дивизия окончательно взяла Высокую утром 6 декабря, а после полудня — Плоскую. После девятидневных боев Кондратенко потерял позицию, выдвинутую перед западным фронтом, однако и противник понес серьезные потери. В боях за Высокую и Плоскую японцы потеряли 10 000–12 000 человек убитыми и ранеными, русские — около 4500, в том числе 1404 моряка{318}. С российской стороны наибольшие потери были в 5-м стрелковом полку (572 убитых и раненых), а с японской стороны — в 7-й дивизии пехоты (около 6000 человек); среди погибших оказался и сын генерала Ноги (уже второй в этой войне). Он был убит во время одной из атак{319}.

Пока шли бои за Высокую, российская 1-я Тихоокеанская эскадра не вмешивалась в ход боевых действий, [291] открывая огонь лишь тогда, когда батареи Курой обстреливали портовые бассейны («Полтава», «Севастополь», «Ретвизан», «Победа» и «Баян»). 2–4 декабря обе батареи попали шестью снарядами калибра 152 мм в «Полтаву», десятью — в «Ретвизана», одним — в «Победу». В то же время корабельные паровые катера четырежды проводили траление рейда и уничтожили одну мину (3 декабря). В отличие от российского флота, японский Соединенный флот пытался поддержать 3-ю армию, штурмовавшую Высокую. Уже 25 ноября командир отряда «Saien», капитан второго ранга Тадзима, получил такой приказ, однако сумел собрать свой рассредоточенный отряд лишь четырьмя днями позже{320}. Тадзима намеревался бомбардировать Высокую из Голубиной бухты, куда пытался войти вместе с «Saien», «Akagi» и «Koryo Maru» в полдень 30 ноября. Головной «Akagi» был обстрелян русской батареей, при этом один из снарядов разорвался прямо перед носовой частью корабля и ранил двух членов экипажа. «Saien» в 13.24 попал на мину (правый борт, носовое котельное отделение) и затонул в течение трех минут вместе с капитаном Тадзимой и 38 членами экипажа. Оставшихся 196 человек спасли обе канонерки. В 16.07 «Akagi» начал обстрел Высокой. Потеря самого мощного корабля отряда («Saien» имел два орудия калибра 210 мм и одно калибра 152 мм, в то время как «Akagi» — только 4 120 миллиметровых, а остальные корабли — малокалиберные орудия) отрицательно сказалась на результатах боя. Вероятно, это стало главной причиной расформирования отряда «Saien» (3–4 декабря), корабли которого после взятия Высокой были отозваны в Дайрен. [292]

Тем временем русские корабли оказались в смертельной ловушке, так как в полдень 5 декабря, во время последних боев за Высокую, японцы организовали там временный наблюдательный пункт управления огнем. После полудня две гаубицы калибра 280 мм начали обстрел «Пересвета», две другие открыли огонь по «Полтаве»; эти корабли стояли, в бассейне у Перепелиной горы. В течение получаса в «Полтаву» попало шесть снарядов, один из которых пробил левый борт и взорвался в артиллерийском погребе, где хранились снаряды калибра 47 мм. Вспыхнул пожар, который начал быстро распространяться, несмотря на все старания команды корабля и подошедшего спасательного буксира «Силач». Огонь вызвал взрыв кормового артиллерийского погреба со снарядами калибра 305 мм, который разрушил водонепроницаемые переборки. «Полтава» погрузилась в воду до уровня верхней палубы, став первой жертвой огня с утраченной Высокой. Корректируемый огонь открыли обе батареи калибра 152 мм капитана второго ранга Курой; по одному попаданию получили «Победа» и «Ретвизан», на котором осколком был легко ранен контр-адмирал Вирен. Эти события стали для 1-й Тихоокеанской эскадры и ее командования грозным предвестием.