Капитуляция Кронье
Освобождение Кимберли ознаменовало окончание первого этапа наступательной операции британских войск. Теперь на очереди стояла следующая задача — [179] разгром основных сил армии бурского генерала Пита Кронье, действовавших на территории Оранжевой Республики.
Поэтому в ночь с 15 на 16 февраля фельдмаршал Робертс отдал следующие распоряжения своим войскам: генералу Френчу и его кавалерийской дивизии немедленно двинуться наперерез войскам Кронье в направлении Кудусранд-дрифта; 6-я пехотная дивизия генерал-лейтенанта Келли-Кенни должна постараться захватить Брандваллей с целью помешать бурам переправиться на южный берег реки; бригадам 9-й пехотной дивизии двигаться на Клипкраль-дрифт и Рундавель-дрифт.
В резерве командующего была оставлена 7-я пехотная дивизия, сосредоточившаяся в окрестностях Якобсдаля. 1-й дивизии приказано занять Кимберли и охранять пути сообщения британских войск.
Командовать передовыми частями был назначен начальник штаба армии лорд Китченер, немедленно отправившийся в Клип-дрифт. Начиналась большая охота англичан на генерала Кронье.
Кавалерийская дивизия генерала Френча, совершив переход почти в 40 миль, днем 17 февраля подошла к высотам к северу от реки Моддер, в непосредственной близости от лагеря, где сосредоточились основные силы генерала Кронье. Френч, обнаружив противника, решил не рисковать и не ввязываться в бой с бурами, а дождаться подхода основных сил британской армии. Поэтому кавалеристы расположились на ночлег, установив наблюдение за противником.
Пехотные дивизии англичан действовали не столь успешно. Медленно продвигаясь за отступающими отрядами буров, части 6-й и 9-й пехотных дивизий не сумели помешать переправе буров на южный берег реки, тем самым не выполнив свою главную задачу — отрезать неприятелю путь отступления на восток. И дело здесь было не только в медлительности продвижения британских солдат — буры, имевшие огромный тяжелый обоз, [180] тоже не отличались подвижностью, но они не упускали ни одной благоприятной возможности для нападения на противника.
Постоянные арьегардные стычки с бурами привели к тому, что англичане за три дня прошли всего около 16 миль, дав возможность противнику отойти к Паардебергскому лагерю, где уже находился генерал Кронье.
Лорд Китченер, появившись со своими частями на месте событий, решил немедленно атаковать укрепленный лагерь буров, стремясь окружить противника и не дать ему вновь уйти. С этой целью он отправил 18-ю бригаду занять берега реки к востоку от лагеря, а остальные силы бросил на штурм укреплений буров.
9-я пехотная дивизия продвигалась с запада вдоль реки (3-я бригада — левым берегом, 19-я — правым). Правее 3-й бригады шла в атаку 13-я, которую поддерживали огнем три батальона 6-й дивизии, занявшие позиции на высотах южнее лагеря. С востока вдоль реки наступали батальоны 18-й бригады. С севера путь к отступлению бурам преграждали кавалерийские части.
Однако даже имея превосходство в силах над противником, англичане действовали довольно вяло. Наблюдавший за сражением российский полковник Стахович отметил:
«Атака началась в 10 часов утра и велась обычным для англичан порядком, то есть разрозненно, вяло (чтобы не сказать боязливо), без резервов, без сосредоточения усилия (удара) на каком-нибудь одном пункте позиции.Каждый батальон наступал в три линии (все три линии редкими цепями) в указанном ему направлении.
Буры открыли по ним огонь (у них было шесть орудий), подпустив первую линию приблизительно на 1200 шагов. Батальоны остановились, залегли, и затем бой принял неподвижный, исключительно огнестрельный характер. Ни один батальон не продвинулся к лагерю ближе 1000 шагов. [181]
Таким образом прошел весь день. Перед вечером батальоны были выведены из сферы огня и бивуакировали на поле сражения против своих мест в боевой линии.
Кавалерия в этот день бездействовала; к генералу Френчу прибыли из Кимберли еще два полка 3-й бригады.
Буры, занимавшие Китченеровскую высоту, игнорируются, и ни они, ни против них ничего не предпринимается».
Так бесславно закончился штурм Паардебергского лагеря 18 февраля. Бурам удалось отбить все атаки противника. Единственным достижением англичан можно [182] было считать полное окружение отряда Кронье, но это можно было бы сделать и без боя. Но даже этот минимальный результат был оплачен весьма высокой ценой — англичане потеряли убитыми и ранеными около 1300 человек. Больше других досталось 6-й пехотной дивизии, потери которой составили более 800 человек.
Узнав о неудачном штурме лагеря буров, фельдмаршал Робертс срочно направил в Паардеберг 14-ю бригаду с артиллерией 7-й пехотной дивизии и сам отправился к месту сражения. В 11 часов утра 19 февраля главнокомандующий появился на позициях своих войск под Паардебергом, где ознакомился с обстановкой. Его взору открылась следующая картина:
«На пространстве около 10 тысяч квадратных сажень в беспорядке стояло около ста повозок, в нескольких сотнях саженей от которых мирно паслись волы и лошади; в сильный бинокль можно было различить по краям лагеря нечто вроде окопов-траншей, где, равно как и в глубоком русле реки, видимо, укрывались буры; в лагере же не заметно было ни малейшего движения, не видно было ни одного человека».
Главнокомандующий, прибыв на поле боя, немедленно приказал отменить объявленное ранее перемирие и возобновить артиллерийский обстрел лагеря буров. Полковник Стахович, наблюдавший за действиями британских артиллеристов, не преминул отметить низкий уровень их подготовки:
«Выехав на позицию, морской офицер (командир 12-фунтового морского орудия. — И. Д.) не справился о дистанции у соседних батарей, а начал самостоятельную пристрелку, на что употребил не менее восьми снарядов; потом он вел стрельбу (шрапнелью) без всякой системы, беспрестанно меняя цели (повозки, потом дом, затем окопы и, наконец, стал стрелять по пасущимся [183] волам и лошадям). В результате я не видел ни одного удачного выстрела»{35}.
Опасаясь больших потерь в живой силе, лорд Робертс, убедившийся в том, что буры окружены и не собираются уходить, решил покончить с противником исключительно при помощи артиллерии. Торопиться англичанам было некуда, поскольку в результате продовольственных затруднений они все равно не могли продвигаться вперед, к Блумфонтейну.
К Паардебергскому лагерю стягивались все новые силы британской артиллерии, и 20 февраля огонь по бурам велся уже с двух позиций: на южном берегу разместились три полевые батареи, а на северном — три полевые и одна мортирная батареи. Артиллерийским обстрелом, начавшимся в четыре часа дня, руководил лично начальник артиллерии армии генерал-майор Маршаль, что, однако, не привело к каким-либо положительным результатам.
Тот же полковник Стахович констатировал:
«Стрельба велась весьма странно: не только батареи (мортиры и 4,7-дюймовые орудия стреляли почти исключительно лиддитом; полевые же батареи и 12-фунтовое орудие — шрапнелью) имели различные цели, но в одной и той же батарее орудия стреляли по различным предметам, кроме того, цели менялись несколько раз. Русло реки, где, несомненно, находились все буры, не обстреливалось вовсе, и за два дня я не видел ни одного снаряда, попавшего в реку. Скорость стрельбы поразительно малая — максимум семь выстрелов в минуту из 28 орудий».
Негативно оценил российский офицер и действия генерала Маршаля: [184]
«Руководство стрельбой генерала Маршаля заключалось в том, что он до начала стрельбы объехал все батареи и дал указания, во время же бомбардировки (я все время стоял в нескольких шагах от него) и в зависимости от достигнутых результатов он не отдал ни одного распоряжения. Трудно предположить, чтобы подобная бомбардировка имела бы моральный эффект или нанесла бы много вреда противнику».
После провала артиллерийского обстрела лагеря буров, британское командование несколько дней не предпринимало активных действий, продолжая сосредоточивать силы для решительного штурма. Уже имеющаяся в армии артиллерия была усилена осадными 6-дюймовыми мортирами, с 26 февраля приступившими к обстрелу буров.
Осада Паардербергского лагеря продолжалась десять дней, в течение которых британские войска стояли бивуаком вдоль реки, главной достопримечательностью которого было страшное зловоние, поскольку «в лагере была масса дохлых животных. Они валялись всюду — и в середине бивуаков войсковых частей, и несколько в стороне от них, и в 20 шагах от госпиталя, и в 40 шагах от лагеря главнокомандующего. Никто их не зарывал, и даже трупы почти не сдвигались в сторону с того места, где подохло животное».
Надо заметить, что англичанам по какой-то счастливой случайности удалось избежать эпидемий, поскольку никакие санитарные нормы ими не соблюдались:
«Внутреннего распорядка на бивуаке не было никакого. 1). Пользование водой. В этом отношении лагерь находился в особо тяжелых условиях — выше по реке находился осажденный лагерь буров, для которых единственным средством освобождаться от нечистот и дохлых животных являлся спуск их в реку...25-го спущено было не менее 500 дохлых лошадей... [185]Войска все время пользовались водой из этой реки, причем вода, конечно, не кипятилась. Понятно, что при такой воде не было особой надобности указывать места для питья людей, водопоя и купания; однако, несомненно, следовало принять какие-либо меры для упорядочения пользования водой; таковых, однако, принято не было, почему можно было наблюдать следующие явления: в реке лежит мертвая лошадь, в 5–6 шагах ниже ее наполняется бочка для питья людей; в это время кафр вгоняет в реку, между бочкой и дохлой лошадью, шесть связанных вместе мулов, которые еще больше возмущают и без того темно-коричневую воду; тут же купаются и моются нижние чины»{36}.
27 февраля произошло неожиданное для противников событие — генерал Пит Арнольдус Кронье, один из наиболее авторитетных и талантливых руководителей армии буров, не дожидаясь нового штурма британских войск, внезапно капитулировал со всем своим отрядом. В своем очередном донесении военному [186] министру лорд Робертс так описал произошедшее у Паардеберга:
«В моем донесении от 16 февраля я изложил об операциях в Свободной Оранжевой Республике до занятия Якобсдаля и до преследования противника в восточном направлении, за Клинским бродом на реке Моддер. В этот день (16) 6-я дивизия захватила 78 повозок, запряженных волами и нагруженных продовольствием и, кроме того, другие — с ружьями Маузера и боевыми припасами. Вечером того же дня 9-й дивизии (9-я и 19-я бригады) было приказано перейти под начальство генерала Кольвиля к Клип-Краальскому броду. На следующий день ранним утром начальник 7-й дивизии, генерал Туккер выступил с 14-ою бригадою от Вегдрейского брода на Якобсдаль, который занимала с 15 февраля 2-я бригада (15-я) этой же дивизии.17 февраля были приняты меры для обеспечения Кимберли и линии железной дороги между ним и рекой Оранжевою. Эта двойная задача была поручена лорду Метуэну, которому было предложено перевести его главную квартиру в Кимберли, как только будет исправлен железнодорожный путь.
В его распоряжение были отданы следующие войска: 1000 человек Королевских Иоменов, 20-я и 38-я ездящие батареи, 2-я ездящая Канадская батарея, 1-я ездящая батарея из Южной Новой Галлии, 1-й батальон Нортумберландских фузилеров, 1-й батальон Северо-Ланкаширского полка, 2-й батальон Нортамптонширского полка, 2-й батальон Йоркширской легкой пехоты.
Кроме того, вторая пехотная бригада, в составе 1-го батальона Гайлендской легкой пехоты и трех батальонов милиции выступившая из Англии 15 февраля и ожидавшаяся в Капштадте около 10 марта.
С прибытием этих батальонов, 2-й батальон Королевского полка присоединится к 18-й бригаде, а 1-й батальон Мюнстерских фузилеров — к 19-й бригаде. [187]
Эта комбинация дала возможность Гвардейской бригаде (1-я бригада) присоединиться к войскам, оперирующим в Свободной Оранжевой Республике.
Предоставив лорду Метуэну полную свободу действий с вверенными ему войсками, я только указал на желательность прикрытия моста на реке Моддер одним батальоном, поставленным в полевых укреплениях, а также на усиление некоторых других пунктов на железной дороге. Я сообщил ему о своем намерении оставить полевой госпиталь на р. Моддер, эвакуировав постепенно оттуда больных и раненых в Капштадт.
17 и 18 февраля моя главная квартира и 7-я дивизия оставались в Якобсдале. 17-го части назначенные для преследования противника, вошли в соприкосновение с отрядом генерала Кронье несколько ниже Паардебер-гского брода. Днем противник дал нам несколько арьергардных боев, искусно занимая ряд последовательных позиций и задерживая наше движение. Буры продолжали отступление и 18-го утром мы их застали на позиции в русле р. Моддер, у северного берега, в 3 милях выше Паардебергского брода у того места, где река делает изгиб к северу. Они начали окапываться еще в предыдущую ночь.
6-я дивизия, тотчас же по прибытии, заняла место к югу от реки, против неприятельского лагеря, поставив свою конную пехоту фронтом к нему и на восток. Шотландская бригада стала также на южном берегу, между тем как 19-я бригада (генерал Смит-Дорриен) подходила по северному берегу, где двигались из Кимберли также две кавалерийские бригады генерала Френча.
Лагерем буров рассчитывали овладеть после полудня, но противник защищался с таким упорством, и проложить себе дорогу между деревьями и кустарником, окаймлявшими оба берега, было так трудно, что мы были вынуждены отвести войска назад. Буры понесли большие потери, но и наши были не менее серьезны. Мы потеряли 15 офицеров убитыми, 54 ранеными, 8 [188] пропавшими без вести и 3 взятыми в плен; нижних чинов: 183 убитыми, 851 ранеными, 88 без вести пропавшими и 9 взятыми в плен.
Боюсь, что не были ли убиты те, которые значатся без вести пропавшими. Буры не могли отослать своих пленных и число их, найденное при капитуляции, соответствует вышеозначенным цифрам.
После полудня 18 числа мы овладели одним копье, находившимся к юго-востоку от лагеря и командовавшего над траншеями буров, а также течением р. Моддер выше Паардебергского брода; но буры вновь заняли его, воспользовавшись тем, что конная пехота повела лошадей к реке на водопой.
Вечером в тот же день я приказал Гвардейской бригаде перейти в лагерь на р. Моддер у Клипского брода. 14-я бригада (7-я дивизия, сэр Герберт Чермсайд) была направлена, кроме того, из Якобсдаля в Паардебергский лагерь, для чего ей надо было пройти расстояние около 30 миль. Она прибыла туда 19-го вечером.
Я выехал из Якобсдаля в 4 часа утра и прибыл в Паардеберг в 10 часов. Тут я узнал, что генералу Кронье было дано перемирие на 24 часа для уборки его убитых. Я прекратил его немедленно и приказал открыть самую сильную бомбардировку неприятельского лагеря. Генералу Кронье было известно, что к нему шли большие подкрепления из Наталя и с юга Свободной Республики, и, прося перерыва военных действий, он имел в виду выигрыш времени.
Наши войска я нашел изнуренными от боев и переходов предшествовавших дней и поэтому решил не пытаться произвести штурм лагеря. Я считал, что те потери, которые произойдут при атаке открытою силою, не вызываются обстановкою. 20-го утром мы снова овладели копье, находившимся к юго-востоку от лагеря, о котором я уже упоминал.
Мы заставили противника отойти от его оборонительной линии, угрожая его пути отступления кавалериею и [189] конною пехотою. После полудня в течение нескольких часов мы бомбардировали лагерь буров и окружавшие его траншеи из морских орудий, 5-дюймовых мортир и полевою артиллериею. От этой бомбардировки сильно пострадали волы, лошади и повозки противника.
21-го и 22-го бомбардировка продолжалась; на обоих берегах, в особенности же на северном, траншеи выводились все более и более вперед к противнику, с тем чтобы облегчить штурм, если бы пришлось к нему прибегнуть.
Когда Кронье увидел, что он окружен, то стал принимать меры, чтобы войти в сообщение с Блемфонтейном посредством оптического телеграфа, без сомнения, для того, чтобы просить помощи. И действительно, с востока и юго-востока стали показываться отряды буров разной силы. Эти команды состояли из людей отдаленных дистриктов; некоторые явились из-под Ледисмита, другие — с северной границы Капской колонии.
23 февраля, утром у 1-го батальона Йоркширского полка было дело с одним из этих отрядов, силою около 2000 человек, у восточного конца позиции на каждом берегу. Противник был отброшен с большим уроном. Мы потеряли при этом 3 офицеров и 17 нижних чинов ранеными. В тот же день несколько позже 2-й батальон Буффов, явившийся на поддержку Йоркширского полка, взял 80 человек в плен. Неприятельские отряды появились и в других направлениях, но были везде отброшены без затруднения. Буры были, по-видимому, рассеяны и только неизвестно, вернулись ли они к своим домашним очагам или же присоединились к другим командам.
В этот же день во время рекогносцировки с воздушного шара лагеря и траншей буров видели, что их обозные повозки и склады продовольственных запасов сильно пострадали от нашего артиллерийского огня. 24-го мы опять взяли в плен еще 40 человек и, как и в предыдущие дни, к нам перебежало большое число туземцев из лагеря противника. Мы заставили этих каффров сторожить наш скот, в числе которого было 800 голов, захваченных [190] вблизи противника. За период времени с 19 по 24 февраля мы потеряли 12 офицеров ранеными, 9 нижних чинов убитыми, 102 ранеными и 9 без вести пропавшими.
До 25 февраля не произошло ничего особенного. Между тем от проливного дождя вода в реке поднялась более чем на три фута, вследствие чего стали задерживаться обозы, совершавшие рейсы между отрядами и продовольственными центрами в лагере на Моддере и в Кимберли. В последнем был устроен дополнительный склад продовольственных припасов.
Движение по железной дороге было восстановлено 18-го, и в тот же день лорд Метуэн перевел свою главную квартиру в Кимберли.
26-го утром из лагеря на р. Моддер прибыли четыре 6-дюймовые мортиры и после полудня снова была начата бомбардировка лагеря.
27-го в три часа утра Королевский Канадский полк и 7-я инженерная рота под начальством Оттера и Кинкэда, поддерживаемые 1-м батальоном Гайлендеров Гордона, под сильным ружейным огнем подошли к противнику не далее чем на 80 метров и там окопались, потерявши 2 офицеров ранеными, 7 нижних чинов убитыми и 27 ранеными. Это лихое дело должно быть поставлено в большую честь всем принимавшим в нем участие.
В 6 часов утра я получил от генерала Кронье письмо, в котором он сообщал мне, что безусловно сдается со своими войсками на милость Ее Величества. Вот перевод этого письма:
«Главная квартира лагеря, река Моддер
27 февраля 1900.
Милостивый Государь,
Имею честь сообщить вам, что вчера вечером на военном совете решено капитулировать безусловно со всеми войсками здесь находящимися в виду настоящей обстановки. Вследствие этого войска обращаются к милости Ее Британского Величества. [191]
В знак сдачи, сегодня после 6 часов утра будет поднят белый флаг. Военный совет просит вас отдать приказания для прекращения военных действий, во избежание новых потерь.
Имею честь и проч...
П. А. Кронье, генерал».
P.S. Я принял Кронье в своем лагере в 8 часов утра, а после полудня направил его в Капштадт вместе с другими пленными в числе 3919 человек, не считая 150 раненых.
Кроме ружей пленных и большого количества патронов Маузера, мы взяли три 75-миллиметровые пушки Круппа, одну 12-фунтовую скорострельную пушку, орудие старого образца, одну автоматическую 37-миллиметровую пушку Викерс-Максим, а также много повозок, возов и мулов...
Я убежден, что поражение Кронье и его капитуляция окажут благотворное влияние на наши будущие операции. Более двух месяцев он продержал нас под Маггерсфонтейном, заставляя испытывать все время неудачи; при нем находилось несколько влиятельных лиц из Свободной Оранжевой и Южно-Африканской Республик. Отправка их в Капштадт вместе с 4000 пленных ободрит лояльных колонистов и успокоит умы. Взятие в плен одного из самых искусных и энергичных вождей буров, без сомнения, нанесет серьезный удар всему их делу»{37}.
Капитуляция генерала Кронье вызвала большой резонанс во всем мире. Многие буры даже стали обвинять его в предательстве, считая, что он подкуплен англичанами. Соратник Кронье, генерал Девет, тщетно пытавшийся помочь ему вырваться из вражеского кольца, с горечью писал:
«В 10 часов утра генерал Кронье сдался англичанам. Горько было мое разочарование. Чувства, испытанные мною, не поддаются никакому описанию... [192]Итак, моя последняя попытка спасти дело оказалась напрасной. Упрямый генерал не желал послушаться доброго совета. Я должен сказать, что я знал генерала Кронье за неустрашимого, храброго героя, каким он всегда был, но требовать от него, чтобы он бросил на произвол неприятеля свой огромный лагерь — было нельзя. Такое требование было ему не под силу. Это единственное, чему я могу приписать его упрямство.
Он думал о том, что он, как храбрый воин, должен или стоять, или пасть вместе с лагерем; но он не думал о том, какие ужасные последствия будет иметь его погибель. Он не думал о том, что падение его может оказаться решительным, непоправимым ударом для всего его народа и что последствием его личных соображений явится страшная паника, распространившаяся мгновенно по всем лагерям, не только на месте события, но и в Колесберге, Стормберге и Ледисмите. Он не думал о том, что произойдет в умах бюргеров при ужасной вести о его гибели: если генерал Кронье, человек всеми прославленный за храбрость, взят в плен, то чего же может ожидать простой бюргер?
Возможно, конечно, что здесь таится Промысел Бога, управляющего судьбами народов и пославшего нам чашу, которую мы должны были испить до дна. Тем не менее поведение генерала Кронье не может быть не осуждаемо; в особенности достойно порицания то, что после моего посланного, принесшего ему мое предложение напасть, для спасения всего дела, на неприятеля ночью и прорваться сквозь него с нашей помощью, — он этого не сделал...
Никакое перо не в состоянии описать того, что испытывал я, узнав о сдаче и пленении П. Кронье, и какое ужасное впечатление произвела эта сдача на бюргеров! На всех лицах выражалась мертвенная придавленность, полная потеря мужества.
Я не преувеличиваю, если скажу, что эта угнетенность духа не переставала отражаться на всем ходе дела до самого конца войны»{38}. [193]
Полковник российского Генерального штаба Стахович главным виновником поражения буров под Паардебергом посчитал самого генерала Кронье:
«Действия Кронье за тот же период (15–27 февраля) преступно неправильны. Главной, непростительной ошибкой была его остановка в Паардеберге. Мне кажется несомненным, что он мог отступить далее, едва ли одна кавалерийская бригада, появившаяся у него с фланга (почти в тылу), была бы в силах (особенно принимая во внимание жалкое ее состояние, но Кронье, конечно, не мог этого знать) преградить ему дальнейший путь: [194]Наконец, в крайнем случае, он мог пожертвовать обозом и некоторыми наиболее тяжелыми орудиями. При этом последнем условии он мог отступить совершенно свободно, и это должно было быть ему известно.
Остановка его имела бы оправдание лишь в одном случае — если бы он решил пожертвовать своим отрядом с целью во что бы то ни стало задержать англичан и тем самым дать время бурам сосредоточиться для защиты Блумфонтейна. Однако защищать этот город, как известно, не имелось вовсе в виду. Значит, остановка была крупной ошибкой.
Решившись на остановку, он избрал для этого очень неудачное место: его лагерь был расположен в низине и окружен со всех сторон на расстоянии хорошего орудийного выстрела командовавшими высотами.
Пассивную оборону лагеря, как и всегда, когда дело идет об обороне из-за закрытий, буры вели успешно. Но нельзя не отнестись с полным осуждением к тому, что они не сделали ни одной вылазки (при растянутости линии обложения и плохой передовой службе войск они легко могли бы нанести несколько частных поражений), ни разу не попытались пробиться...
Если бы, решившись сдаться, они в последний день выпустили бы все оставшиеся у них патроны и снаряды, они все-таки бы нанесли некоторый вред противнику и избавили бы себя от упрека, что сдались с оружием в руках, способным к действию»{39}.
Другой российский офицер Генерального штаба полковник В. И. Ромейко-Гурко, указывал:
«Причины окружения 4,5-тысячного отряда генерала Кронье заключаются не столько в удачных действиях английских военачальников, сколько в отрицательных сторонах всей военной организации и твердо укоренившихся [195] приемах в войсках обеих республик. Сюда относится, прежде всего, отсутствие разведывательной службы.Этим объясняется, что о движении обходной колонны генерала Френча генерал Кронье узнал, лишь когда она была у него в тылу. Известию об этом обходе генерал Кронье долго не хотел верить, исходя из предвзятой мысли, что английские войска никогда не решатся отойти на большое расстояние от железной дороги.
Когда произошло первоначальное окружение отряда генерала Кронье, то его прорыв, по-видимому, не представлял больших трудностей, но этому помешали следующие обстоятельства: большая часть людей в отряде была спешена, ибо их лошади, по недостатку подножного корма, паслись верстах в 20 от лагерей и они, таким образом, были отрезаны обходной колонной генерала Френча; в таком же положении оказался рогатый скот, при помощи которого перевозились фуры с имуществом.
Но главная причина заключается вообще в малой способности трансваальских войск к ведению наступательных действий, в особенности на местности равнинной, где их лошади являются скорее обузой, нежели помощью. Надо заметить, что лошадь для трансваальца служит исключительно средством для передвижения, действия же в конном строю они не признают; спешиваясь, они ищут не только закрытия для себя, но и для лошадей, чего очевидно на равнине найти нельзя, а коноводов у них нет. С другой же стороны, потеряв свою лошадь, трансваалец как бы считает и себя выбывшим из строя...
Войска генерала Девета, посланные для освобождения генерала Кронье, точно так же серьезных активных действий не предпринимали, главным образом, по недостаточности сил. Первоначально у него было около двух тысяч и лишь незадолго до сдачи отряда генерала Кронье — четыре тысячи»{40}. [196]
Можно долго выяснять причины капитуляции генерала Кронье, однако неоспоримым является тот факт, что поражение под Паардебергом стало во многом переломным событием англо-бурской войны. Моральный дух буров, их воля к победе, как и предсказывал фельдмаршал Робертс, были серьезно подорваны.