Оттепель
Успешно завершив Керченско-Феодосийскую десантную операцию, наши войска освободили Керчь и Феодосию. Развивая наступление, они очистили от врага весь Керченский полуостров. Создались условия для освобождения всего Крыма. Над 11-й немецкой армией, осаждавшей Севастополь, нависла смертельная опасность.
Чтобы спасти положение, гитлеровцы перегруппировали силы. К середине января они перешли в контрнаступление. Им удалось вновь захватить Феодосию и оттеснить части Красной Армии на Ак-Монайский оборонительный рубеж.
Советские войска, действовавшие на Керченском полуострове, были реорганизованы в Крымский фронт, в который вошли и части Севастопольского оборонительного района. Несколько раз войска фронта пытались возобновить наступление и взять инициативу в свои руки. Однако успеха не добились. Пришлось перейти к обороне.
И все же положение под Севастополем заметно улучшилось. Фашисты вынуждены были распылять свои силы между севастопольским и керченским участками фронта. Причем основные баталии переместились на Керченский полуостров.
Горячие дни января
В начале января войска оборонительного района перешли в наступление по всему фронту. Гитлеровцы отчаянно сопротивлялись. На правом фланге в окрестностях Итальянского кладбища неоднократно доходило до штыковых атак. На некоторых участках противник был оттеснен. Авиация активно поддерживала наступавшие части, тесно взаимодействуя с пехотой и кораблями.
На аэродромах города появились новые летные части и подразделения. На Херсонес прибыла вторая эскадрилья 7-го истребительного полка на самолетах МиГ-3 и семь И-16 из 87-й отдельной эскадрильи. Они вошли в оперативное подчинение 8-го авиаполка.
Сюда же полностью перебазировалась пятая эскадрилья 40-го полка, а также несколько экипажей ПЕ-2 и СБ из других подразделений. Пятая эскадрилья была переименована в первую. Теперь ею командовал майор Юлиан Пешков.
Поскольку на этом аэродроме базировались экипажи двух бомбардировочных частей, их объединили в нештатную авиагруппу, руководить которой назначили майора И. И. Морковкина, [59] ныне генерал-майора в отставке. С первых дней войны майор Морковкин бомбил базы противника, потом оборонял Одессу и Крым, командуя эскадрильей. Он произвел десятки боевых вылетов, не раз находился на краю гибели. За мужество майор Морковкин был награжден орденом Ленина и назначен командиром 40-го полка.
Пополнились и ряды гидроавиации. На аэродромы бухт Матюшенко и Голландия прибыли 16-я и 64-я отдельные морские эскадрильи. В связи с этим гидроавиационная группа была реорганизована в 116-й морской полк. Командиром части назначили майора И. Г. Нехаева, военкомом — батальонного комиссара П. С. Блинова.
На Керченский полуостров прибыл с Кавказа 119-й отдельный морской авиаполк. В интересах более оперативного и централизованного руководства деятельностью гидроавиации была создана 2-я морская авиабригада, в которую вошли 116-й и 119-й полки, 80-я и 82-я отдельные эскадрильи.
Командиром нового соединения стал Герой Советского Союза полковник В. И. Раков, ветеран авиации Черноморья и Балтики. Звание Героя он заслужил еще в боях против белофиннов.
Деятельность авиации в январские дни была напряженной и разносторонней. Крылатые защитники города произвели 920 самолето-вылетов.
В боевых действиях непосредственно участвовал и сам генерал Остряков. Поначалу он летал на истребителе И-16. Как-то еще в ноябре военком гидроавиационной группы полковой комиссар Водянов в неофициальной беседе сказал:
— Зачем вам, товарищ командующий, на этом старье стремиться в самую гущу стервятников?
— На каком старье?
— На И-16.
— А как же иначе? Ведь летчики на них воюют. Да еще как! А у вас в группе летают даже на «эмбээрах», или, как их немцы называют, «рус-фанер».
— Но ведь летчиков много, а вы один, — выдвинул решающий аргумент Иван Алексеевич Водянов.
— Так-то оно так. Вот и член Военного совета флота Николай Михайлович Кулаков указывал мне на это. Вы будто сговорились с ним. Но я прежде всего тоже летчик. И какой бы из меня был командующий, если бы я отсиживался на земле, как сурок, забившись в нору.
Генерал Остряков освоил потом истребитель ЯК-1 и продолжал участвовать в воздушных боях. Со своими боевыми [60] соратниками Николаем Наумовым и Константином Юмашевым он все чаще и чаще поднимался в небо на самые рискованные дела. Доказывать ему нецелесообразность риска было бесполезно. И тогда руководство обороной города приняло постановление, согласно которому вылет генерал-майора авиации Острякова производился лишь с разрешения Военного совета Черноморского флота.
В связи с этим Остряков в беседе с писателем Михайловским шутил:
— Приходится вести борьбу на два фронта. С противниками — это легче, а вот с Военным советом — труднее. Почти всю жизнь летаю, а вот воевать пришлось только в Испании. Думал, ну здесь, в Севастополе, отведу душу, и опять не повезло. Иной раз контрабандой вылетишь...{6}.
Руководители обороны знали, конечно, о фактах нарушения постановления Военного совета флота и указывали на это генералу Острякову. Однако никакая сила не могла удержать его на земле.
«Пожалуй, это было единственное решение, которое не всегда выполнялось Остряковым, — вспоминал вице-адмирал Н. М. Кулаков. — Ссылаясь на те или иные причины, он продолжал боевые вылеты.
Как-то после одного такого боевого вылета я по-дружески сказал ему:
— Вы все же должны дать слово, Николай Алексеевич, что впредь будете беречь себя.
А он, улыбаясь, ответил:
— Такого слова, Николай Михайлович, дать не могу.
В этом ответе, как и в его поступках, весь Остряков, один из лучших соколов нашей страны»{7}.
В один из январских дней перед группой пикирующих бомбардировщиков была поставлена задача: нанести удар по танковой колонне в районе Бахчисарая. Три звена ПЕ-2 поднялись в воздух и взяли курс на северо-восток. «Петляковых» сопровождали истребители, возглавляемые генералом Остряковым.
На дальних подступах к цели появились МЕ-109 и пытались атаковать черноморцев. Наши истребители сопровождения связали гитлеровцев боем. Однако нескольким самолетам врага все же удалось прорваться к «Петляковым».
По указанию ведущего бомбардировщики приняли боевой порядок, и стрелки-радисты встретили фашистов дружным [61] огнем пулеметов. Атака отражена. Три «мессера» сбиты, а остальные рассеяны. Путь к цели открыт. Вражеская танковая колонна двигалась по дороге к Севастополю плотным строем.
Вероятно, фашисты надеялись, что их истребители не допустят внезапного удара с воздуха и считали себя в безопасности.
Зайдя с солнечной стороны, экипажи ПЕ-2 прицельно сбросили бомбы на голову колонны. Дорогу густо усеяли горящие танки.
Как-то начальник штаба авиации полковник Калмыков, получив данные от начальника разведки майора Константина Разинкина, доложил генералу Острякову:
— В Евпатории на Театральной площади и стадионе обнаружено большое количество военной техники. Там стоят артиллерийские орудия с тракторными тягачами и автомашины с грузом.
— Что вы предлагаете, Василий Николаевич? — спросил командующий.
— Нанести удар. И как можно быстрее.
— Согласен. Какими силами?
— Полагаю, что эту задачу целесообразнее поставить перед эскадрильей 40-го полка.
— Хорошо. А в группу истребителей сопровождения включите и меня. А то я уже засиделся. Так, пожалуй, и летать разучусь на новом-то самолете.
— По ведь Военный совет флота опять...
— Знаю. Сейчас доложу командующему. Надеюсь, разрешит. А вы отдавайте необходимые распоряжения.
С аэродрома Херсонес поднялась пятерка ПЕ-2 и взяла курс на Евпаторию. Ведущий — майор Юлиан Пешков, ведомые Иван Корзунов, Андрей Кондрашин, Василий Мордин и Андрей Николаев.
Пикировщиков сопровождали десять истребителей 8-го и 7-го полков.
Летели над морем. На траверзе Саки появилась низкая облачность и туман. Была видна железная дорога Саки — Евпатория. Ориентируясь по ней, продолжили путь.
Вот и Евпатория. Тут знакома каждая улица. Противник противодействия не оказывал. В такую погоду он явно не ожидал «гостей». Нижняя кромка тумана не превышала 200 метров. Бомбить с такой высоты дело опасное: можно погибнуть от своих бомб. И все же «Петляковы» легли на боевой курс. Каждый раз после взрыва бомб взрывная волна подкидывала самолеты, словно мячики. [62]
Отбомбившись, экипажи открыли огонь из пулеметов по гитлеровцам. Зенитки «залаяли» с опозданием. Когда черноморцы летели уже морем, в Севастополь, в воздухе появились «мессершмитты». Но, заметив выше себя четверку МиГов, предпочли уклониться от атаки.
Результат удара оказался неплохим. Фашисты потеряли 15 орудий и 20 автомашин. Генерал Остряков объявил участникам налета благодарность.
Подобных эпизодов можно привести немало. Экипаж дальнего бомбардировщика 2-го минно-торпедного полка заметил на шоссейной дороге Симферополь — Бахчисарай до полутораста автомашин и около трехсот повозок. Они держали путь на юг. Несомненно, фашисты подтягивали к фронту свежие силы.
Штурман старший лейтенант Александр Кондяков написал донесение, а стрелок-радист младший сержант Николай Белоусов быстро передал его в Севастополь.
Донесение от разведчика поступило своевременно. Но на аэродромах в готовности почти не оказалось сил. Удалось собрать лишь четыре самолета, да и то из разных частей: по одному бомбардировщику из 2-го и 40-го полков и два штурмовика из 18-го.
Четверка без промедления пошла на задание. Ее прикрывали истребители 8-го полка. Однако их было очень мало, и прикрытие носило психологический характер.
Когда автоколонна входила в Альминскую долину, по ней первыми нанесли удар бомбардировщики. За ними — штурмовики. Несколько разбитых и горевших автомашин осталось на дороге.
Внезапно появились «мессершмитты», и начался воздушный бой. Один наш истребитель был сбит. Получил повреждения штурмовик Евгения Лобанова, но летчик довел его до аэродрома. Шасси не выпускались. Пришлось садиться на «живот». Техники быстро восстановили машину, так что пилоту удалось вскоре вернуться в строй.
На одном из участков путь наступавшей пехоте преградила вражеская минометная батарея. Она располагалась в лощине, в густом кустарнике, и вела губительный огонь. Летчики 18-го полка лейтенанты Евгений Лобанов, Григорий Кравцов и Константин Виноградов получили задание: подавить огонь батареи. В районе цели они появились внезапно.
Не успели фашисты опомниться, как на головы полетели бомбы. Задание было выполнено.
Пехота успешно продвигалась вперед. [63]
В районе деревни Верхний Чоргунь шли упорные бои. Одну из наиболее важных высот фашисты превратили в сильно укрепленный опорный пункт. Надо было овладеть им во что бы то ни стало. Требовалась помощь авиации.
На боевое задание поднялись три штурмовика. Их сопровождала четверка И-16 87-й эскадрильи. Истребителей возглавлял капитан Федор Кожевников. При поддержке авиаторов пехота овладела высотой. Командир стрелкового полка доложил об этом командующему Приморской армией генералу Петрову.
— Передайте летчикам-штурмовикам, что я объявляю им благодарность, — распорядился командарм.
Шестнадцатая эскадрилья, оказавшись в осажденном Севастополе, вскоре встретилась с большими трудностями: острой нехваткой материальной части. Стали усиленно искать выход из положения. И нашли.
На окраине Севастополя находились авиационные мастерские. Основные силы их были эвакуированы в Закавказье. На территории мастерских остались разрозненные части гидросамолетов: фюзеляжи, плоскости, моторы, винты, радиаторы. Некоторые из них еще можно было использовать.
У инженера эскадрильи Сергея Веселова родился смелый план: собрать из этих частей самолеты. Свои соображения он доложил командиру эскадрильи майору Н. М. Смирнову. Получив одобрение, инженер принялся за работу. Он создал группу из техников и младших специалистов, в которую вошли техник звена Дмитрий Меняйло, техник самолета Василий Гаврилов, механик Михаил Сафонов и другие.
За короткий срок группа с помощью вольнонаемных рабочих, произвела небольшой ремонт и собрала три МБР-2. Достали пулеметы и оборудование. Майор Смирнов проверил качество сборки, облетал самолеты, и, наконец, они поступили на вооружение летчиков.
Конечно, три боевые машины — далеко не армада, но у защитников города был свой счет — севастопольский.
Летчик Николай Наумов
Защитники Севастополя продолжали наступать и в феврале. В начале месяца на аэродромах города находилось в строю 107 самолетов. Летчики не давали им подолгу находиться в капонирах. [64]
Однажды в редакцию газеты «Красный черноморец» пришло письмо, озаглавленное «Слава и привет отважному летчику!». В письме — просьба:
«В ночь на 25 февраля фашистский воздушный пират, встретившись над Севастополем с нашим героическим летчиком, нашел себе могилу. Мы, бойцы катера-охотника, видели этот воздушный поединок, восхищаемся подвигом... нашего храброго сокола, но, к сожалению, не знаем фамилии героя... Просим редакцию сообщить нам фамилию летчика, сбившего вражеский самолет. Мы будем бить врага на воде, как бьют его наши боевые товарищи в воздухе.
Комсомольцы катера-охотника: Прокофьев, Жолдак».
Этим отважным воином оказался майор Николай Наумов. Успех его был не случайным. Еще в начале Великой Отечественной войны Николай Наумов прибыл в ряды Черноморской авиации. Здесь он возглавил летную инспекцию, помогал полкам 62-й авиабригады перевооружаться на новые типы самолетов и показывал, как нужно применять их в бою.
Когда враг окружил Севастополь, Николай Александрович стал одним из его защитников, соратником генерала Острякова. Здесь, в небе осажденного города, он совершил несколько подвигов.
Вечером 24 февраля 16 вражеских бомбардировщиков Ю-88 поодиночке с небольшими интервалами налетали на Севастополь. Потом наступила длительная пауза. Стояла необычная зловещая тишина. Защитники города знали, что она обманчива, и бдительно несли вахту. Вдруг где-то высоко в небе вновь послышался нарастающий звук мотора. Сейчас же яркие лучи прожекторов взметнулись навстречу воздушному пирату. Вот они нащупали его, крепко зажали, и зенитки открыли огонь. Это был «Юнкерс-88» Он шарахнулся в сторону, пытаясь скрыться в темноте. В это время в воздух поднялся Николай Наумов. Его юркий истребитель ЯК-1, замаскированный ночной мглой, пошел на сближение с «юнкерсом». Вскоре в ночном небе Севастополя начался бой.
Летчик зашел противнику в хвост и, когда дистанция сократилась до предельной, открыл огонь из своего оружия. Ослепительно яркая трасса вонзилась в неповоротливую тушу бомбардировщика. Его экипаж открыл ответный огонь, а затем вошел в штопор.
«А не хитрит ли гитлеровский летчик? — мелькнула у [65] черноморца мысль. — Не имитирует ли он падение, чтобы усыпить бдительность и попытаться спастись?»
И, действительно, уже у самой земли «юнкерс» неожиданно вышел из штопора и взял курс на север. Майор Наумов стремительно зашел на повторную атаку. Но она оказалась ненужной. Пролетев небольшое расстояние, бомбардировщик рухнул на землю и взорвался.
Таких схваток у Николая Александровича было немало. Почти все годы борьбы с гитлеровцами он был в рядах Черноморской авиации, совершил сотни боевых вылетов. От его разящих ударов враг понес немалые потери. Одним из первых на флоте Н. А. Наумов был удостоен звания Героя Советского Союза.
Крылатые разведчики
В дни второй героической обороны Севастополя особую важность приобрела воздушная фоторазведка. Действия экипажей разведчиков оценивались не по количеству удачных бомбоштурмовых и торпедных ударов, не по числу потопленных кораблей, разбитых танков и батарей, взорванных складов и сбитых самолетов, а всего лишь несколькими метрами фотопленки, своевременно доставленной командованию.
Разведка позиций противника на линии фронта и в непосредственной близости от нее выпала на долю летчиков третьей эскадрильи 8-го полка. В этих целях применялись истребители И-16, оснащенные фотоаппаратурой.
Самолету-разведчику необходимо было пролететь над позициями врага днем на высоте не более двухсот метров в сплошном море огня. Ведь по нему стреляли даже из автоматов. А маневрировать разведчик не мог. Нужно ли говорить о том, каким мужеством должны были обладать те, кто пилотировал эти самолеты!
Командир эскадрильи капитан Константин Денисов и военком батальонный комиссар Григорий Пятницкий выделили для фоторазведки пять летчиков: Ивана Белозерова, Николая Сикова, Александра Касабьянца, Алексея Колесникова и Владимира Клюкова.
Эта пятерка отважных бойцов, постоянно рискуя жизнью, доставляла командованию ценные фотокадры. Лейтенант Сиков только за декабрь и январь произвел 17 вылетов на фотосъемку и сделал 600 снимков.
Делясь своим опытом на страницах многотиражки «Атака», Сиков писал: «При фоторазведке нельзя маневрировать даже тогда, когда самолет получит пробоины. Если же появятся [66] истребители противника, то съемку следует продолжать до тех пор, пока они не займут положение для атаки. Только после этого можно вступить в бой или же скрыться в облачность».
Поначалу разведчики вылетали на задания без прикрытия. Потом их стали сопровождать однополчане.
Вылеты на фоторазведку не всегда завершались благополучно. Алексей Колесников на своей «пятерке» 52 раза появлялся над линией фронта. Его обычно прикрывал Николай Николаев. Разведчику сопутствовала удача. Но очередное задание для него, как пилота, оказалось последним. Вражеская пуля ударила в правую руку выше локтя и застряла в кости. Рука безжизненно повисла. Истекая кровью, лейтенант довел самолет до аэродрома Куликово Поле и сумел посадить его. А вылезти из кабины уже не мог: покинули силы.
Ему сделали операцию. Время залечило рану. Но вернуть руке прежнюю силу и подвижность не удалось. Пришлось распрощаться с авиацией.
В настоящее время офицер в отставке А. И. Колесников живет и трудится в Севастополе. А какова судьба остальных отважных аэрофоторазведчиков? Где они?
Николай Николаевич Сиков, Александр Иванович Касабьянц и Владимир Михайлович Клюков погибли в последующих боях. Только И. П. Белозеров защищал Родину до полного разгрома врага. Он пять раз был ранен. В конце войны был удостоен звания Героя Советского Союза. Когда над нашей страной было уже мирное небо, подполковник Белозеров вышел в отставку. Он живет в Симферополе и трудится в аэропорту. Его перу принадлежит книга «В небе Таврии».
Если аэрофоторазведчики на истребителях И-16 действовали над линией фронта, то бомбардировочная группа майора Морковкина нередко вела воздушную разведку в тылу противника: выявляла расположение аэродромов, железнодорожных станций, шоссейных дорог. Чаще других на такие задания вылетали экипажи Павла Аккуратова и Андрея Кондрашина.
Однажды перед экипажем ПЕ-2 капитана Аккуратова майор Морковкин поставил задачу: произвести разведку по маршруту Севастополь — Симферополь — Сарабуз — Евпатория — Саки.
На задание экипаж ПЕ-2 вылетел своевременно. Но к назначенному сроку на аэродром не вернулся. Что же случилось? [67]
В тот день погода стояла солнечная. До Симферополя разведчики дошли благополучно. Произвели фотографирование. Фашисты встретили черноморцев зенитным огнем. Левый мотор бомбардировщика был подожжен. Летчик с помощью противопожарного устройства потушил огонь. Продолжать полет по маршруту не было возможности. Пришлось возвращаться назад.
В районе Камышловского моста самолет вновь попал под сильный зенитный огонь. Был подбит второй мотор. «Петляков» загорелся. Пламя распространялось быстро. Бомбардировщик походил на летящий костер.
— Прыгайте! Немедленно! — приказал летчик штурману и стрелку-радисту сержанту Николаю Ливику. Сам покинул самолет последним.
Когда все трое спускались с парашютами, появились два «мессершмитта» и пытались расстрелять в воздухе разведчиков. На помощь пришли наши зенитчики. Открыв по истребителям огонь, они отогнали их.
Разведчики приземлились на своей территории в Мартыновом овраге. Зенитчики оказали им помощь и отправили и штаб авиации.
Между боями
В частях авиации проводилась активная партийно-политическая работа, краеугольным камнем которой являлось страстное большевистское слово. Оно зажигало сердца бойцов ненавистью к захватчикам, вело на подвиги. Это слово постоянно несли в массы бойцов командиры и политработники, коммунисты и комсомольцы, агитаторы, среди которых были храбрые летчики и штурманы.
Формы и методы партийно-политической работы были очень разнообразны. Но, пожалуй, первое место среди них занимали политинформации и беседы, как наиболее оперативные и злободневные.
Когда позволяли условия, проводились лекции, доклады, политзанятия, собрания, митинги. В те дни решающее значение имела непоколебимая вера в победу, стойкость в борьбе и высокая бдительность.
Поэтому вся воспитательная работа направлялась на то, чтобы эти качества были присущи всему личному составу.
В феврале летчики-североморцы обратились с письмом к крылатым защитникам черноморского неба:
«Дорогие друзья и боевые соратники! Из далекого Заполярья мы шлем вам свой пламенный боевой привет! Мы, [68] летчики-североморцы, вместе с частями Красной Армии и Военно-Морского Флота охраняем священную советскую землю на Крайнем Севере, стойко защищаем Заполярье от налетов фашистских стервятников и без промаха разим врага в самое сердце... У нас нет другого желания, кроме желания победить. У нас нет другого чувства, кроме чувства ненависти к врагу, нет других мыслей, кроме мысли о Родине.
Мы восхищены вашим мужеством и храбростью. Мы твердо уверены, что у стен Севастополя немецкие захватчики найдут себе могилу...»
По поручению летчиков, техников, командиров, политработников ВВС СФ письмо подписали Герои Советского Союза полковник Г. П. Губанов, капитан Б. Ф. Сафонов, старший лейтенант А. А. Коваленко и другие.
В ту пору партийно-политическую работу в авиации Черноморского флота возглавлял военком ВВС бригадный комиссар Н. В. Кузенко.
По его указанию это обращение было обсуждено во всех частях.
С большим вдохновением черноморцы восприняли призыв североморцев к беспощадной борьбе с фашистами и написали ответное письмо. Под письмом стояло 49 подписей авиаторов, героически защищавших небо Севастополя.
На вооружении партийно-политических работников было и печатное слово. Во флотской газете, в многотиражках сотрудничали писатели и поэты: Лев Лагин, Павел Панченко, Николай Флеров, Владимир Резчиков, Лев Длигач... Посильный вклад вносили и военкоры. Многотиражка истребителей «Атака» писала: «Особенно хочется отметить товарищей Николая Воронцова, Александра Брамберга, Николая Сикова... Своим активным участием в газете они помогают летчикам, техникам, оружейникам мужественно и умело громить врага».
А вот как оценивали роль газеты читатели: «Летчики, техники и мотористы нашего подразделения видят в газете «Атака» своего близкого боевого друга, который вовремя отвечает на все вопросы бойцов, показывает опыт передовиков.
На ее страницах мы часто видим своих героев — отважных черноморских соколов, заслуживших любовь народа, не раз показывавших образцы мужества и отваги».
Аналогичные отзывы можно отнести и к многотиражке бомбардировщиков «За победу», особенно к «Красному черноморцу». [69]