Герои ноябрьских боев
По законам мужества
С первых дней обороны Севастополя в рядах его защитников находился 18-й отдельный штурмовой авиаполк. Командиром полка был назначен участник воздушных боев в небе Испании и блокированного Ленинграда полковник А. М. Морозов. Но в осажденный Севастополь он прибыл несколько позже. А потом длительное время выполнял другие обязанности в штабе авиации.
Военком части полковой комиссар А. С. Мирошниченко тоже временно задержался на Балтике. Поэтому полк пришлось возглавить командиру первой эскадрильи Герою Советского Союза А. А. Губрию. Обязанности военкома исполнял некоторое время батальонный комиссар В. В. Леонов.
Политическое руководство полком осуществлял политотдел 62-й бригады, где я был тогда старшим инструктором агитационно-пропагандистской работы. Как-то вечером меня вызвал военком бригады полковой комиссар Д. Д. Силенко. Он поинтересовался обстановкой в 32-м истребительном полку, в котором я по заданию начальника политотдела полкового комиссара С. Н. Потупы проводил работу. Потом сказал:
— В 32-м полку есть все руководители, а вот в 18-м нет пока ни командира, ни комиссара, нет и пропагандиста. Есть только начальник штаба. Летный состав собран из разных частей. Полку надо оказать помощь в организации воспитательной работы. Эту задачу я возлагаю на вас, товарищ старший политрук. Поэтому свертывайте дела в 32-м полку и направляйтесь завтра же к штурмовикам. Познакомьтесь [20] с летным составом, поинтересуйтесь боевыми качествами ИЛ-2. Ясно?
Путь к штурмовикам оказался коротким. С аэродрома Чоргунь, откуда началась их боевая деятельность, они уже перебазировались на аэродром Херсонес, по соседству с истребителями.
Забегая вперед, следует сказать, что спустя примерно месяц в полк прибыл новый начальник штаба капитан К. С. Клименко, энергичный, знающий штабную службу офицер. И если полк впоследствии стал гвардейским и дважды Краснознаменным, то в этом большая заслуга Кондрата Сергеевича.
В первую очередь я познакомился с капитаном Губрием и батальонным комиссаром Леоновым. Этому способствовала и обстановка: жили мы в одной землянке.
Военную службу Губрий начал в авиации Черноморского флота рядовым бойцом. Потом стал курсантом школы младших специалистов и мотористом летной части в Евпатории. Впоследствии закончил Ейское военно-морское авиационное училище и пополнил ряды летчиков.
Звание Героя Советского Союза заслужил на Балтике в боях против белофиннов. Перед началом Великой Отечественной войны вернулся в авиацию Черноморья, участвовал в обороне Одессы, там был ранен в воздушном бою.
В небе осажденного Севастополя капитан Губрий продолжал свой боевой путь. Здесь его вскоре назначили заместителем командира полка.
18-й штурмовой полк сформировался на базе 46-й отдельной эскадрильи, которая поначалу входила в состав Пинской военной флотилии. Батальонный комиссар В. В. Леонов был заместителем командира эскадрильи по политчасти.
На обеспечение боевой деятельности полка направлялась вся воспитательная работа. Были подобраны агитаторы и проведен с ними инструктаж.
В то грозовое время личный состав очень беспокоила тяжелая обстановка на фронтах, особенно под Москвой и, конечно, под Севастополем. Люди хотели знать правду. И политработники старались удовлетворить это желание, используя прежде всего политинформации. Основным источником для этого служили сводки Совинформбюро.
Мы довели до всего личного состава письмо Военного совета флота. Его слова глубоко запали в сердца бойцов.
В эскадрильях выпускались боевые листки. В них сообщалось о наиболее важных событиях в жизни и деятельности полка. [21]
6 ноября мне поручили выступить перед личным составом с докладом о 24-й годовщине Советской власти.
В тот день четверка ИЛ-2 нанесла удар по аэродрому Сарабуз, разбила десять и повредила семь вражеских самолетов. Неплохой подарок к празднику.
В налете участвовали старший лейтенант Виктор Куликов, младший лейтенант Николай Николаев и сержант Николай Евграфов. Руководил боем капитан Губрий. Военный совет объявил летчикам благодарность. А капитана Губрия наградил ценным подарком.
Но об этом стало известно позже. А пока, делясь подробностями штурмфвки, Алексей Антонович спросил меня:
— Вы сегодня будете выступать с докладом?
— Да, я.
— Обязательно отметьте сержанта Евграфова. Этот хлопец особенно отличился. Когда мы делали разворот для второго захода, один «хейнкель» пытался взлететь и удрать. Сержант атаковал его, «угостив» очередью из пушки. Бомбардировщик загорелся на наших глазах.
Доклад пришлось делать в конце дня и в обстановке далеко не торжественной: в каком-то котловане, вблизи стоянки самолетов, под открытым небом. Хорошо, что погода стояла сухая.
Доклад, сопровождаемый гулом артиллерийских залпов, был коротким.
Я рассказал об обстановке, в которой приходится отмечать главный праздник советского народа, о задачах личного состава, назвал наиболее отличившихся летчиков, в том числе и сержанта Евграфова.
В 18-м полку я находился недолго. Пришлось выполнять задание в другой летной части.
А теперь настала пора рассказать о других памятных подвигах, совершенных в ноябрьские дни.
...По шоссейной дороге северной части Крыма двигалась на юг большая колонна автомашин противника с живой силой, танкеток и тягачей с артиллерийскими орудиями.
С аэродрома Чоргунь, где в то время базировался полк, поднялись восемь ИЛ-2 и в сопровождении истребителей девятого полка взяли курс на север. Перед ними стояла задача: нанести удар по колонне. Восьмерку «ильюшиных» возглавлял командир второй эскадрильи капитан И. Ф. Кичигин.
Вот и цель. Первым в атаку пошел ведущий. Вслед за ним колонну начали штурмовать Михаил Талалаев, Федор [22] Тургенев, Виктор Куликов, Евгений Лобанов, Виктор Арефин, Николай Николаев и Виктор Мишин.
Налет был внезапным. Зенитки, сопровождавшие колонну, открыли огонь только тогда, когда «илы» сделали уже по три захода. Но это не остановило смельчаков. Штурм продолжался. Черноморцы уничтожили много боевой техники и живой силы противника. Задачу выполнили и возвращались назад.
В это время старший лейтенант Талалаев заметил, что один ИЛ-2, охваченный пламенем, стал резко снижаться и приземлился. Из горящего самолета выскочил летчик. Кругом расстилалась степь, изрытая бомбами и снарядами. Талалаев развернулся, снизился до предела и полетел к месту происшествия. Там он увидел младшего лейтенанта Николая Николаева. Пилот стоял недалеко от «ила», скрестив над головой руки, показывая, что его положение безвыходное: рядом фашисты, а укрыться негде.
Старший лейтенант Талалаев немедленно доложил по радио ведущему: «Я — «Шарик — двадцать один», «Шарик восемь» подбит и сел в степи. Самолет горит. Летчик жив».
А над капитаном Кичигиным и остальными его ведомыми нависла серьезная опасность: на них напали появившиеся «мессершмитты».
У командира эскадрильи не было возможности ответить по радио и дать указание подчиненному, как поступить.
«Что же делать? — раздумывая Талалаев. — Ведь нельзя бросить товарища на верную гибель!»
На войне нередко бывает так, что боец должен самостоятельно принимать решения. Подобная обстановка как раз и создалась для коммуниста Талалаева. Он считал, что его долг — спасти товарища или разделить с ним испытания судьбы. И он пошел на этот рискованный шаг.
— Я решил сесть и забрать Колю с собой. Ну, а если не удастся, то ведь недаром говорят, что один в поле не воин, а про двоих этого сказать нельзя, — вспоминал потом отважный воин. — Я внимательно осмотрел местность, выпустил шасси, тормозные щитки и пошел на посадку. Когда самолет остановился, я открыл фонарь кабины. Колю ждать не пришлось. Он подбежал ко мне, быстро вскочил на крыло штурмовика, открыл ножом верхний люк фюзеляжа и влез в самолет. Чтобы использовать при взлете колею, проложенную во время посадки, я опять сделал разворот, дал полный газ и начал разбег. Вдруг увидел две автомашины, которые мчались справа, стремясь пересечь линию взлета. Только бы успеть взлететь! [23]
И Талалаев взлетел. Лишь после того, как ИЛ-2 оказался в воздухе, по нему ударила пулеметная очередь. Самолету она большого вреда не причинила. А вот за судьбу однополчанина пришлось сильно поволноваться. Ведь Николаев находился в слабо защищенной части фюзеляжа и его запросто могли ранить и даже убить.
Маневрируя, самолет уходил на юго-запад. В районе Сак его атаковали два «мессершмитта». Отбиваясь от них, летчик пересек береговую черту и оказался над морем. Однако «мессеры» и там продолжали преследовать. На подходе к Севастополю Талалаев по радио услышал, что над городом патрулируют наши истребители, и передал им: «Ястребы», «Ястребы»! Я — «Шарик». Севернее вас в море меня преследуют два «худых» (так наши летчики называли МЕ-109). Через минуту два «яка» внезапно атаковали «мессеров». Поблагодарив товарищей за помощь, летчик взял курс на аэродром. Теперь его беспокоило одно — состояние Николаева. Жив ли он?
А на аэродроме тоже переживали. Капитан Кичигин доложил о результатах удара Губрию:
— Задание выполнено. Но не вернулись два летчика — Талалаев и Николаев.
— Почему?
— Вероятно, сбиты.
— А точнее?
— Эх, Алексей Антонович, если бы я знал...
Капитан Губрий нахмурился. Взглянул на часы и с горечью сказал:
— Плохое начало. За один вылет, по сути дела первый, потерять два экипажа.
Тяжело переживал первую неудачу весь личный состав.
Внезапно над аэродромом появился ИЛ-2, развернулся и пошел на посадку. Все, кто находился поблизости, устремили туда взоры. А воентехник Павел Яковенко буквально впился глазами в замедляющий скорость штурмовик и первым увидел на нем цифру «21». Он быстро вскочил и радостно крикнул:
— Да ведь это мой «ильюшин»! Вернулся! Верну-у-у-л-ся! — и побежал встречать его.
Самолет подрулил к стоянке. К нему со всех сторон спешили люди. Михаил Талалаев выключил мотор, открыл фонарь кабины, спустился на плоскость и с тревогой смотрел на фюзеляж, пробитый пулями. Но вот из люка появилась голова Николаева. Жмурясь от яркого солнца, летчик с опаской озирался. [24]
— Жив, Коля! У-ф-ф! — облегченно вздохнул Талалаев. — Ну вот мы и дома.
Конечно же, сразу начались расспросы. А произошло вот что. Во время последнего захода на штурмовку в самолет Николаева попал зенитный снаряд и повредил мотор. Загорелось масло. Все попытки погасить пожар ничего не дали.
После памятного дня Н. И. Николаев продолжал успешно громить врага до конца обороны Севастополя. Потом в рядах этого же полка участвовал в освобождении города, командуя эскадрильей.
...На прибрежной дороге Саки — Севастополь воздушная разведка обнаружила большую вражескую колонну с пехотой. С аэродрома Херсонес на штурмовку этой колонны вылетела семерка ИЛ-2 во главе с командиром звена В. Н. Куликовым.
Виктор Николаевич был уже обстрелянным воином. Он начал свой ратный путь в рядах 9-го истребительного полка. Храбро сражался в небе южной Украины.
В один из августовских дней четыре летчика второй эскадрильи Андрей Берестовский, Валентин Маркитанов, Виктор Куликов и Павел Закорко вели воздушный бой с двенадцатью МЕ-109. Трех стервятников они сбили. Но был подбит и самолет младшего лейтенанта Закорко. Летчик не успел выпрыгнуть с парашютом и сел на территории, захваченной немцами.
Вернувшись на аэродром, лейтенант Куликов доложил о случившемся командиру эскадрильи капитану Аксенову и попросил разрешения выручить однополчанина. Получив «добро», Куликов полетел на учебном самолете У-2 за линию фронта. Сесть в тылу врага, найти летчика, попавшего в западню, и спасти его — дело весьма рискованное. Но те, кто знал Витю Куликова, его смелость, отвагу и летное искусство, не удивились, когда уже через час Павел Закорко находился вне опасности.
Бывший командир 9-го полка майор Малинов рассказывал про Куликова уже после войны:
— Однажды мне позвонил заместитель командующего авиацией генерал Ермаченков. Он сообщил о решении сформировать новый штурмовой полк и дал задание подобрать двух-трех летчиков-истребителей из числа наиболее смелых. «Есть у вас такие?» — спросил генерал. «Есть», — ответил я. И первым назвал Куликова.
Но вернемся к ноябрьскому дню. Штурмовики шли над морем. Их прикрывали десять истребителей. Севернее мыса [25] Лукулл повернули к берегу и, оказавшись над сущей, увидели, что вражеская колонна приближалась к деревне Николаевке.
Куликов дал сигнал к атаке. Гитлеровцы были застигнуты врасплох. Зенитные автоматы, установленные на автомашинах, открыли огонь с опозданием. Наши летчики сделали шесть заходов на штурмовку и повернули на свой аэродром.
Местный житель Е. Н. Ткаченко был очевидцем разгрома колонны. Гораздо позже он сообщил некоторые подробности: «Мне тогда было двенадцать лет. В тот день я находился в поле, собирал подсолнухи. По дороге шла колонна автомашин с фашистскими солдатами. Они горланили какие-то песни. И вдруг со стороны моря появились самолеты со звездами на плоскостях и стали штурмовать фашистов. Потом гитлеровцы несколько дней хоронили убитых, расчищали дорогу и засыпали воронки»...
В этом дерзком налете был подбит самолет лейтенанта А. Ф. Борисова, и летчик произвел вынужденную посадку недалеко от деревни Ивановки, занятой врагами. Жительница этой деревни колхозница Ольга Ефимовна Лозенко с помощью старенькой матери Анны Денисовны и 15-летней дочери Глаши, рискуя жизнью, укрыла летчика, дала ему гражданский костюм. Здесь черноморец провел несколько суток, потом, пробираясь по тылам, попал в партизанский отряд С. А. Ковпака, где находился восемь месяцев, а летом 1942 года вернулся в авиацию.
В апреле 1944 года, когда фашисты были прижаты в Севастополе, Алексей Федорович посетил деревню Ивановку, встретился с семьей Лозенко и поблагодарил ее еще раз.
...По данным разведки, на аэродроме Заводское, что близ Симферополя, скопилось до 45 самолетов, 4 ноября сюда вихрем налетели штурмовики. Их возглавлял Губрий. Сделав несколько атак, «ильюшины» уничтожили 10 вражеских машин.
«Летающие танки» часто выполняли задания вместе с истребителями и пикирующими бомбардировщиками.
Расскажу об одном удачном налете и о тех, кто возглавлял ударные группы.
Аэродром Сарабуз фашисты превратили в очень опасное осиное гнездо. Генерал Остряков решил нанести по ним совместный удар силами штурмовиков, пикирующих бомбардировщиков и истребителей.
Рано утром, едва забрезжил рассвет, на аэродроме Херсонес дружно загудели моторы и в воздух один за другим [26] поднялись пять ИЛ-2, звено ПЕ-2 и пять И-16, подготовленных в варианте штурмовиков. Набрав высоту и построившись в боевой порядок, они пошли на север. Их прикрывала пятерка истребителей МиГ-3 9-го полка.
Штурмовиков возглавлял капитан Губрий, «Петляковых» Юлиан Пешков, «ишаков» (так шутливо называли истребитель И-16) — капитан Константин Денисов, а группу прикрытия — капитан Иван Яковлев. С капитаном Губрием читатель уже знаком. Под стать ему были и остальные ведущие группы.
В оборонительных боях за Крым участвовал 62-й отдельный смешанный авиаполк особого назначения. В него были подобраны наиболее опытные летчики.
Четверть века спустя бывший начальник штаба полка Герой Советского Союза генерал Я. З. Слепенков, выступая на собрании ветеранов части, сказал:
— Много было у нас храбрых и опытных летчиков, защищавших Крым. И все же первыми из них я назову командиров эскадрилий Юлиана Кузьмича Пешкова и Николая Ивановича Чистова... Мне неоднократно приходилось участвовать с ними в жестоких воздушных боях против врага, и я всегда восхищался их мужеством и отвагой.
В боях за Крым и в первые дни обороны Севастополя полк понес большие потери.
Второго ноября не вернулся с боевого задания командир первой эскадрильи капитан Николай Чистов. Во главе пятерки истребителей он прикрывал группу ИЛ-2, наносившую удар по колонне танков и автомашин на дороге Симферополь — Севастополь.
Гитлеровцы оказали сопротивление. В воздушном бою самолет капитана был подбит и загорелся. Летчик покинул его и стал спускаться на парашюте.
Когда об этом стало известно, командир полка полковник И. В. Шарапов приказал начальнику штаба организовать поиск капитана. Яков Захарович Слепенков лично вылетел в указанный район. Но вернулся ни с чем. Судьба капитана Чистова, пришедшего в полк с одного из авиационных заводов, где он был летчиком-испытателем, осталась неизвестной. От третьей эскадрильи, которой командовал капитан Пешков, осталось только одно звено ПЕ-2.
Мы сидим с Юлианом Кузьмичом на крутом берегу моря. Он рассказывает о давно минувших днях и событиях.
— В авиацию я пришел в тридцать первом году. Закончил школу военных летчиков в Каче. После этого служил и Ейске. Вновь вернулся в Крым, получил назначение в [27] 40-й полк. В сентябре сорок первого года меня перевели в 62-й полк. Там воевал недолго, но в самое напряженное время. Остатки полка в ноябре отвели в тыл, а звено пикирующих бомбардировщиков оставили в Севастополе. И мне пришлось возглавить его.
— А кто входил в это звено? — поинтересовался я.
— Экипаж Героя Советского Союза капитана Федора Радуса. Это звание Федор Никифорович заслужил еще на Балтике. И экипаж капитана Петра Попка. Вскоре наше звено влили в 40-й полк.
В Музее Краснознаменного Черноморского флота находится пистолет. На рукоятке надпись: «Капитану Денисову К. Д. за оборону Севастополя от Военного совета ЧФ 25 ноября 1941 года».
Летчик-истребитель К. Д. Денисов боевое крещение получил на Дальнем Востоке, в районе озера Хасан. Перед Великой Отечественной войной прибыл в авиацию Черноморского флота.
Здесь он командовал третьей эскадрильей 8-го полка. 30 августа, охраняя небо Севастополя, сбил первый вражеский самолет Ю-88. Затем участвовал в оборонительных боях за Крым. Совинформбюро в сводке за 25 сентября 1941 года сообщало о том, что группа истребителей под командованием старшего лейтенанта Денисова подожгла и уничтожила при налете на вражеский аэродром 11 самолетов.
С первого же дня он находился в рядах защитников Севастополя.
Таковы были ведущие ударных групп при налете на аэродром Сарабуз. Вот некоторые подробности того дня.
Летели над морем. На траверзе Саки самолеты пересекли береговую черту и взяли курс на Сарабуз. Первыми шли «Петляковы». Вражеские зенитки открыли огонь. Тогда ИЛ-2, пилотируемый лейтенантом Виктором Арефиным, нанес по ним штурмовой удар. В это время ПЕ-2 легли на боевой курс и сбросили бомбы на летное поле и склады. Утренний воздух сотрясли мощные взрывы. Заполыхали пожары. Вслед за «Петляковыми» ударная группа «илов» штурмовала стоянки самолетов.
Один истребитель МЕ-109 пытался взлететь. Но тут же был сражен меткой очередью Денисова.
С соседнего аэродрома гитлеровцы вызвали на помощь истребители. Завязался воздушный бой. В этой схватке летчики группы прикрытия капитан Иван Яковлев и старший [28] лейтенант Максим Поливанов сбили два вражеских самолета. Остальные прекратили атаки.
Все участники налета вернулись домой. А на аэродроме Сарабуз остались 16 сгоревших самолетов.
За эту дерзкую и удачную операцию командиры групп были награждены именным оружием. После победы К. Д. Денисов передал пистолет в музей.
Спустя несколько дней после налета на Сарабуз 18-й полк отметил радостное событие: восемь летчиков были награждены орденом Красного Знамени. Вот их имена: капитан Алексей Губрий, старшие лейтенанты Варткез Вартаньян, Борис Голубев, Виктор Куликов, Федор Тургенев, лейтенант Мирон Ефимов, младший лейтенант Николай Николаев и сержант Николай Евграфов.
Подвиг в Бельбекской долине
В боях за Крым и в обороне Севастополя некоторое время участвовал и 11-й отдельный штурмовой авиаполк. С этой частью тесно связано имя храброго летчика капитана Николая Титовича Хрусталева.
Великая Отечественная война застала коммуниста Хрусталева на кубанском аэродроме в станице Старо-Щербиновской. Летчик просился на фронт. В своем заявлении написал: «Клянусь пронести с честью сквозь все испытания звание члена ленинской партии...»
Просьбу капитана Хрусталева удовлетворили. Его назначили заместителем командира эскадрильи в 11-й авиаполк, который в сентябре прибыл на Крымский полуостров.
Воздушные бои над Перекопом становились все ожесточеннее. В одном из сражений с обеих сторон участвовало свыше 150 истребителей. Гитлеровцы понесли огромные потери.
Погибло немало и наших летчиков. В этом сражении капитану Хрусталеву удалось сбить «мессершмитт». Но в разгар схватки его атаковали четыре вражеских истребителя. Самолет загорелся, а сам Хрусталев выбросился с парашютом. Вместе со своим боевым другом летчиком Алексеем Покалюхиным, тоже сбитым фашистами, он пешком добрался до своего аэродрома...
В тридцати километрах северо-восточнее Севастополя, в Бельбекской долине, приютился поселок Мало-Садовое. Северный склон долины крутой, скалистый, лишен растительности, южный щедро покрыт лесом. По дну ущелья протекает речушка Бельбек, больше похожая на ручей. Берега [29] ее заросли густым кустарником. Все это благоприятствовало сосредоточению здесь сил противника. И действительно, наша разведка обнаружила большое количество танков, бронетранспортеров и живой силы врага.
5 ноября на штурмовку этих сил из района Байдарских ворот вылетело 20 самолетов 11-го авиаполка. Они шли двумя группами. Первую вел старший лейтенант Алексей Покалюхин, вторую — капдтан Николай Хрусталев.
Самолеты вышли на цель. Ясно видны техника и пехота. По команде ведущих начали штурмовку. Внизу вспыхнуло пламя. Загорелись два бронепоезда, взорвался бензозаправщик. Самолеты сделали разворот и нанесли второй удар. Но в это время в воздухе появилось восемь «мессершмиттов». Разделившись на четверки, они начали атаковать.
Несмотря на то, что наши летчики имели количественный перевес, бой этот для них был неравным. 11-й полк хотя и назывался штурмовым, однако был вооружен не грозными ИЛ-2, а истребителями И-5. Когда-то эти полуторапланы считались неплохими самолетами. А потом настолько устарели, что возможность вести на них бой против «мессершмиттов» исключалась. Поэтому их приходилось использовать в качестве штурмовиков по той простой причине, что «летающих танков» авиация Черноморья в те тяжелые дни имела очень мало.
Приняв вызов фашистов, наши летчики дрались самоотверженно. Когда капитана Хрусталева атаковали два вражеских самолета, друзья поспешили ему на помощь. Используя удачный момент, лейтенант Владимир Фомин сбил один из них. Но второй успел дать очередь по машине капитана. Кабина тотчас наполнилась едким дымом. Самолет терял высоту. У летчика была еще возможность спастись на парашюте. Но кругом лежала территория, захваченная врагом, и приземление означало плен. Капитан напряженно искал выход. Задыхаясь от дыма, он сделал последнее усилие, перевел свой горящий самолет в крутое пике и на глазах однополчан врезался в скопление вражеской техники. Раздался взрыв, и клубы черного дыма поднялись над ущельем.
Так героически погиб бесстрашный летчик коммунист Николай Титович Хрусталев, до конца выполнив свой воинский долг...
Родина не забыла подвиг своего верного сына. В поселке Мало-Садовом на месте гибели героя установлен памятник.
Летный шлем капитана хранится в Музее Краснознаменного Черноморского флота. Именем храброго летчика названы [30] улицы в городах Севастополе и Грозном, где прошли его юношеские годы. Посмертно Николай Титович награжден орденом Отечественной войны I степени. Выросли и получили образование дети капитана Хрусталева: дочь Людмила стала врачом, а сын — офицером. В августе 1965 года в его жизни произошло незабываемое событие: Герой Советского Союза генерал-полковник А. А. Мироненко, командовавший тогда авиацией Краснознаменного Черноморского флота, вручил капитану 3 ранга В. Н. Хрусталеву отцовский орден.
В атаке истребители
В начале ноября в 8-м полку осталось только 17 исправных самолетов. Их обычно использовали для штурмовок. Поэтому главная тяжесть борьбы с вражеской авиацией в воздухе в дни первого штурма легла на летчиков 9-го и 32-го полков. Это они сопровождали штурмовиков и были воздушным щитом осажденного города. В ноябрьском небе Севастополя наши летчики сбили 44 самолета. Из них 24 составили боевой счет 9-го полка.
Этот полк все лето вел неравные бои в огненном небе южной Украины. В обороне Севастополя накал воздушных баталий не ослабевал. Хочется привести несколько примеров из боевой летописи части.
Пять истребителей третьей эскадрильи сопровождали однажды штурмовики, которые наносили удар по пехоте в районе Бахчисарая. Против наших самолетов фашисты бросили несколько «Мессершмиттов-109». Завязался воздушный бой. В этой жестокой схватке командиры звеньев лейтенанты Павел Елохин и Александр Катров сбили три самолета.
Спустя несколько дней лейтенант Елохин вылетел в тот же район на воздушную разведку. Но назад в назначенный срок не вернулся. Что с ним случилось — никто не знал. Прошло трое суток, но в сердцах однополчан еще теплилась надежда.
И действительно. Командир эскадрильи капитан Семен Житников радостно доложил командиру полка Константину Малинову:
— Товарищ майор, лейтенант Елохин вернулся!
А произошло вот что. Лейтенанта атаковали три «мессершмитта». Самолет его подожгли. Летчик до последней возможности отбивался от наседавших фашистов, а потом выбросился с парашютом из охваченной пламенем машины. Приземлился на территории, захваченной фашистами. Здесь [31] он встретил местного жителя, с его помощью переоделся в гражданскую одежду и перешел линию фронта.
Шестого ноября летчики полка сбили пять вражеских самолетов. Но за успех пришлось дорого заплатить. На аэродром не вернулись четыре летчика. В их числе лейтенант Андрей Сидоров, сбивший один «мессершмитт». Но и его атаковали несколько немецких истребителей и подбили. Летчик посадил самолет в окрестностях Бахчисарая, где уже находились захватчики, и стал отходить в горы. Там он попал к партизанам. Они радушно приняли лейтенанта и предложили остаться в их рядах.
Летчик-истребитель стремился во что бы то ни стало вернуться в полк. Партизаны снабдили его продуктами и отправили в путь.
Однажды ночью, когда до линии фронта оставалось совсем немного, под ногой предательски хрустнула ветка. Тотчас же слух резанул выкрик:
— Хальт!
Не дожидаясь ответа, гитлеровец наугад открыл огонь из автомата по кустам.
Летчик успел упасть на землю и пополз дальше.
Пять суток прошло со времени воздушного сражения. В штабе считали лейтенанта Сидорова без вести пропавшим. И вдруг он неожиданно вернулся.
В части Андрея Антоновича ждали печальные вести. В тот день, когда его самолет сбили, погибли секретарь партийной организации третьей эскадрильи лейтенант Николай Пичко и комсомолец лейтенант Виктор Иванов. В последующие дни не вернулись с боевого задания два коммуниста — командир звена лейтенант Алексей Терновой и пилот младший лейтенант Валентин Маркитанов.
Не вернулся с боевого задания... Сколько таких известий пришлось услышать в дни войны. Судьба некоторых бойцов и поныне остается неизвестной.
Так случилось и с Константином Шелякиным. Этот молодой пилот начал свой боевой путь в ту тяжелую пору, когда фашисты ломились в Крым. В небе Таврии сержант сбил первый самолет. Причем произошло это в довольно необычной обстановке.
На полевой аэродром Тагайлы, что в северо-западной части Крыма, прибыли девять летчиков 2-й эскадрильи на новейших истребителях ЯК-1 конструкции Александра Сергеевича Яковлева. Самолет был вооружен двумя пулеметами, одной 20-миллиметровой пушкой и по своим боевым качествам не уступал хваленным «мессершмиттам». Девятку [32] возглавил заместитель командира эскадрильи старший лейтенант Иван Калинин. Он и еще три летчика уже имели на личном счету сбитые самолеты. Остальные — новички, необстрелянная молодежь. Они только что закончили авиационное училище и научились самостоятельно летать. Их ждали жестокие схватки с сильным и наглым врагом. Среди этих юных бойцов находился и комсомолец Константин Шелякин.
В один из пасмурных октябрьских дней два звена ЯК-1, выполнив задачу вблизи линии фронта, возвращались на свой аэродром.
Вечерело. Сержант Шелякин, шедший крайним ведомым, отстал от своих. А на крымскую землю уже опустились сумерки.
Вдруг в потемневшем небе он заметил силуэты самолетов (по своей конфигурации ЯК-1 и МЕ-109 были схожи). Решив, что это однополчане, приблизился к ним, пристроился и облегченно вздохнул. Но тут же насторожился. Самолетов летело шесть, а их должно быть пять. Что за наваждение?
Шелякин оглянулся назад и увидел еще шестерку истребителей. Присмотревшись внимательно, сержант оторопел: то были «мессершмитты». Он поспешил предупредить об опасности впереди летящих, но, подойдя поближе к одному из них, вместо пятиконечных звезд увидел на самолете фашистские знаки.
Гитлеровцы из второй шестерки распознали ЯК-1. Приняв, вероятно, всю группу за советских истребителей, они открыли огонь. Сержант Шелякин не растерялся. Он прибавил газ, приблизился почти вплотную к одному фашисту и нажал на гашетку: Свинцовая нить прошила «мессершмитт». Он загорелся и рухнул вниз.
В воздухе началась неразбериха. Гитлеровцы стали бить друг друга. А советский летчик, поняв, что ему здесь делать больше нечего, юркнул в сторону и поспешил на свой аэродром. Но поскольку стало уже почти темно, а ночью сержант Шелякин летать еще не научился, да и к тому же бензобаки были почти пусты, то пришлось совершить вынужденную посадку на поле. Позже выяснилось, что фашисты сбили в потасовке еще три своих самолета.
Друзья пилота, томясь неизвестностью, волновались.
В это время из штаба позвонили по телефону и соообщили, что наземные войска видели, как ЯК-1 вступил в неравный бой с двенадцатью «мессерами» и одержал победу. [33]
Шелякин на свой аэродром вернулся рано утром следующего дня. Его радостно встретили друзья. Начались расспросы.
— Скажи, Костя, страшно тебе было? — не удержался сержант Лев Ватолкин.
— Конечно, страшно. Особенно в первые минуты. Потом набрался храбрости.
— Надо записать Шелякину все четыре сбитых самолета! — раздались голоса.
— Нет, братцы. Я сбил один. И никаких подачек мне не нужно, — ответил сержант.
В такой необычной обстановке и начал свой боевой путь летчик Шелякин, продолжая его в небе осажденного Севастополя.
С утра 13 ноября гитлеровцы атаковали наши части на правом фланге обороны. Наступали три батальона, поддержанные тридцатью пятью танками. Авиация противника в течение дня дважды налетала на город. 22 самолета сбросили несколько десятков бомб. В бою сержант Шелякин сбил «юнкерс».
Когда об этом доложили генералу Острякову, тот прибыл на аэродром, горячо поздравил сержанта с успехом, вручил ему пистолет и приказал представить его к правительственной награде.
В одном из очередных боев сержант Шелякин был сбит над территорией, захваченной фашистами. О судьбе его никто не знал. Прошло несколько суток, и в личном деле появилась запись: «Не вернулся с боевого задания... Из списков исключен».
Это означало, что надежд на счастливый случай не оставалось.
Оказавшись в тылу врага, Шелякин решил во что бы то ни стало вернуться в полк. Несколько суток, обычно ночью, он пробирался к линии фронта. Не один раз натыкался на гитлеровцев, но сумел избежать с ними встречи. Наконец линия фронта осталась позади и пилот вновь оказался среди однополчан.
Так что приказ об исключении сержанта Шелякина из списков части пришлось отменить.
Вскоре отважный летчик сбил еще один «юнкерс». Это была его четвертая победа. Константина Дмитриевича наградили орденом Красного Знамени. И присвоили звание лейтенанта. А спустя сутки он вновь не вернулся с боевого задания. На этот раз — навсегда. Как он встретил свой смертный час — установить не удалось. [34]
Это произошло 6 января 1942 года. Шел в ту пору пилоту двадцать первый год.
...В рядах 32-го полка продолжали боевой путь герои воздушных таранов Рыжов, Карасев и Савва. Здесь, в небе осажденного Севастополя, они совершили не один подвиг.
Однажды Савва вогнал в скалу самолет противника. В тот день одномоторные бомбардировщики «Юнкерс-87» в сопровождении истребителей «Мессершмитт-109» группами шли к городу. У «юнкерсов» шасси не убирались. Чтобы уменьшить сопротивляемость воздуха в полете, у них были обтекатели, похожие на лапти. Поэтому наши острословы прозвали эти самолеты «лаптежниками».
Старший лейтенант Семен Карасев, его ведомые Евграф Рыжов и Николай Савва атаковали фашистов. Те ответили огнем. Пулеметная очередь прошила фюзеляж и кабину истребителя МиГ-3 лейтенанта Саввы. И все же летчик не вышел из боя. Он сделал резкий разворот и стремительно понесся на один из «лаптежников». Когда дистанция сократилась настолько, что промах был исключен, Савва нажал на гашетку. Но оба пулемета молчали. Как потом выяснилось, они были повреждены огнем противника.
Тогда Николай решил имитировать атаки. Умело маневрируя, он несколько раз заходил в хвост Ю-87. Стрелок «юнкерса» яростно защищался. Внезапно он прекратил огонь. Видимо, закончился боезапас. Используя столь благоприятную ситуацию, Савва на большой скорости проносился в нескольких метрах от бомбардировщика. Вражеский летчик пытался оторваться от наседавшего истребителя и вел машину в крутое пике, из которого так и не вышел. Ю-87 врезался в скалу и разбился.
Евграф Рыжов в том бою сбил бомбардировщик и «мессер». Семен Карасев тоже не напрасно поднимался в воздух. Его летная книжка пополнилась записью: «Сбил один Ю-87».
В ожесточенных боях за день полк понес тяжелые потери. Погибли три летчика-коммуниста: командир звена лейтенант Иван Новиков, пилоты младший лейтенант Александр Артюх и сержант Федор Тихонов. А военком первой эскадрильи старший политрук Иван Собкин, участник воздушных боев в небе Монголии, был тяжело ранен.
О героических днях ноября вспоминает Евграф Рыжов: «Вести воздушные бои с превосходящими силами противника приходилось каждый раз. Я часто летал в паре с Николаем Саввой. Это был храбрый и отважный летчик, с очень острым зрением и мгновенной реакцией. [35]
Однажды командир полка майор Павлов и начальник летной инспекции ВВС майор Наумов вылетели на истребителях ЯК-1 на воздушную разведку линии фронта. Мы с Саввой прикрывали их. Была сплошная облачность на высоте около 400 метров. В районе Бахчисарая нас обстреляли зенитки. Мы с Николаем спикировали, чтобы подавить огонь. А когда вышли из пикирования, увидели, что на разведчиков заходит восьмерка МЕ-109. Малейшее промедление грозило тяжелыми последствиями. Мы ринулись на гитлеровцев, завязав бой на виражах. Спустя минут 20 один «мессершмитт» удалось поджечь. Но самое отрадное было то, что остальные семь стали удирать от нас и мы долго преследовали их на бреющем полете.
На аэродром мы вернулись без потерь. Только Николай Александрович Наумов привез три пробоины в фюзеляже.
6 ноября вечером нас с Саввой вызвал командир полка и дал задание разбросать листовки. Мне — в Евпатории, Савве — в Симферополе и Бахчисарае. Мы вылетели на самолетах УТ-2. Ночь была темная. Облачность — до 300 метров, моросил дождик. В районе Качи меня поймал луч прожектора. И если бы я не знал тот район, как свой дом, то, пожалуй, это был бы мой последний полет. Я спустился под крутой и высокий берег моря и ушел. А Николай привез десятка два пулевых пробоин».
Рыцарем ноябрьского неба Севастополя был и Яков Иванов. Он совершил два воздушных тарана.
В 32-м полку Черноморской авиации он сражался с начала войны.
12 ноября в первой половине дня 20 «юнкерсов» бомбили корабли в бухте. В крейсер «Червона Украина» попало шесть бомб. 70 человек команды было убито и ранено. Повреждения получили два эсминца. В 16 часов на город совершили налет 36 бомбардировщиков Ю-88 и ХЕ-111. Для отражения налета с аэродрома Херсонес поднялись истребители. В числе их были Николай Савва в паре с Яковом Ивановым. Они атаковали звено «хейнкелей».
Бомбардировщики вначале шли плотным строем. А потом один «хейнкель» уклонился в сторону. Иванов атаковал его. Экипаж противника отстреливался, пытаясь оторваться от наседавшего истребителя. Внезапно вражеский пулемет смолк, очевидно, был убит стрелок-радист. Задняя полусфера бомбардировщика оказалась незащищенной. Но у Якова в это время тоже замолкли пулеметы. Экипаж «хейнкеля» понял, что истребитель теперь не опасен, и стал делать разворот, намереваясь лечь на боевой курс. [36]
Иванов вспомнил, что в таких случаях воздушного боя его однополчане шли на таран. И он без колебания последовал их героическому примеру. Выбрав наиболее выгодный угол, черноморец направил МиГ-3 на бомбардировщик. Воздушная струя от моторов сильно болтала истребитель. Иванов прибавил газ, на большой скорости приблизился к «хейнкелю» и, ударив лопастями винта по хвостовому оперению, отрубил его. Потеряв управление, ХЕ-111 упал и взорвался на своих бомбах.
Сам Иванов благополучно приземлился.
«Как только ощутил толчок, — рассказывал летчик, — я взял ручку на себя и моя машина подскочила вверх. Попробовал рули — действуют. Я плавно развернулся, снизился, сел на свой аэродром и вырулил к месту стоянки».
Летчики, совершавшие таран, или гибли, или вынуждены были покидать свой самолет. И только Иванову, первому на Черноморском флоте, удалось не только спастись, но и сохранить машину. В условиях осажденного Севастополя это обстоятельство имело особенно важное значение. Здесь зачастую было так, что на одном самолете приходилось поочередно летать нескольким пилотам.
Весть о подвиге младшего лейтенанта Иванова быстро облетела флот. В тот же день на аэродром прибыл корреспондент «Красного черноморца», взял интервью у героя воздушного тарана, и в газете появился материал «Как я таранил «Хейнкель-111».
16 ноября день выдался пасмурный. Осенний ветер гнал по небу неповоротливые тучи. Но фашистская авиация проявляла активность. Яков Иванов дважды поднимался в воздух для отражения налетов. Ему удалось сбить еще один бомбардировщик.
К вечеру вражеские самолеты прорвались к Севастополю и стали сбрасывать на город крупнокалиберные бомбы. Летчики полка вели неравный бой. Николай Савва сразил один «юнкерс». Вслед за ним Яков Иванов зашел в хвост другому. Когда дистанция сократилась, он нажал на гашетку. Но выстрелов почему-то не последовало. И тогда все, кто следил за боем, увидели, как самолет младшего лейтенанта сделал рывок вперед, приблизился к бомбардировщику вплотную и ударил его лопастями винта. Удар был настолько сильным, что Ю-88 развалился на куски. Но, уничтожив врага, храбрый черноморец и сам погиб смертью героя. Вместе с самолетом он упал в море в пяти километрах от берега на траверзе поселка Бельбек. [37]
17 января 1942 года Якову Матвеевичу Иванову, первому на Черноморском флоте, присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно).
С каждым днем бои становились все ожесточеннее. В одной из воздушных схваток Семен Карасев был ранен в голову и надолго вышел из строя.
Лейтенант Савва сбил еще один бомбардировщик Ю-88. Но и его МиГ-3 в том бою был подожжен. Пылала левая плоскость, горел мотор. Черный дым окутал самолет. Летчик пытался сбить пламя, а оно подбиралось уже к бензобакам. В любую минуту мог произойти взрыв...
Промедление означало гибель. Савва на парашюте покинул горящий самолет. Вскоре летчик был отправлен на Кавказ. Там, на аэродроме Анапа, базировался 7-й истребительный полк. В этом полку старший лейтенант Савва продолжал боевой путь, командуя звеном. В воздушном бою в районе Новороссийска он одержал пятую победу. А 14 января 1942 года герой воздушного тарана погиб, выполняя боевое задание. Он похоронен в Анапе.
Николай Иванович Савва — крымчанин. Родился он в 1916 году в Джанкое. Некоторое время учился и жил в поселке Азовском. В конце тридцатых годов закончил Ейское военно-морское авиационное училище.
В поселке Азовском Джанкойского района в память о храбром земляке улица, на которой жил Савва, названа его именем. А по инициативе пионерской организации средней школы, в которой учился Коля Савва, в поселке установлена мемориальная доска с надписью: «На этой улице, в доме № 18, проживал герой Великой Отечественной войны летчик-истребитель Николай Иванович Савва, погибший в боях за Родину...»
В ноябрьские дни летчики полка сбили двадцать вражеских самолетов. Пять из них пополнили боевой счет коммуниста Евграфа Рыжова.
Вскоре 32-й полк был отведен на Кавказ.
С аэродромов Кубани
63-я авиабригада базировалась на Кубани. Как уже сказано, 2-й минно-торпедный полк защищал Родину на дальних бомбардировщиках ДБ-3 и ДБ-Зф. У этих двухмоторных многоцелевых воздушных кораблей было и другое название — ИЛ-4. Ведь главным конструктором их, как и «летающих танков», был С. В. Ильюшин. [38]
Во флотской авиации ИЛ-4 предназначался в первую очередь для поражения морских целей бомбами или торпедами. Но поскольку в первый год войны корабли появлялись в Черном море редко, а главные баталии проходили на суше, то ИЛ-4 пришлось использовать в качестве дальнего бомбардировщика для поражения наземных целей.
В этом варианте самолет на своих могучих крыльях мог нести бомбы общим весом до трех тонн и поражать военные объекты врага, находившиеся в глубоком тылу, далеко от места базирования. Экипаж его состоял из четырех человек: летчик, штурман, стрелок-радист и стрелок.
ДБ-Зф отличался высокой живучестью. По своим летно-тактическим характеристикам он превосходил немецкий самолет подобного назначения ХЕ-111.
В ноябре на Кубани часто стояла плохая погода, что ограничивало боевые вылеты. Да и действовал в основном 2-й полк, летчики бомбили фашистов на подступах к Севастополю и на Керченском полуострове.
Вот сводка только за один день — 9 ноября. Из нее видно, что авиация оказала содействие сухопутным частям на Керченском полуострове, что 24 экипажа ИЛ-4 2-го минно-торпедного полка наносили удары по войскам противника в районе деревни Марфовки; они разбили 8 танков, 42 автомашины, в воздушном бою сбили один истребитель МЕ-109. Два бомбардировщика не вернулись с задания, а один потерпел катастрофу при посадке.
Эту сводку дополняют строки политдонесения: «Из восьми членов двух экипажей остался жив один — лейтенант Тюлюбаев. Он тяжело ранен в ногу и плечо и отправлен в Краснодарский госпиталь».
Политдонесение подписал военком 63-й авиабригады бригадный комиссар Н. В. Кузенко.
Скупые строки документов не могли дать полного представления о драматических событиях того хмурого осеннего дня. Хотелось выяснить подробности. А их лучше всех знал лейтенант Тюлюбаев.
Найти его помогла председатель исторической комиссии Севастопольского горкома, участница обороны города и его Почетный гражданин Антонина Алексеевна Сарина. Однажды ко мне зашел уже немолодой мужчина выше среднего роста и представился:
— Тюлюбаев, Павел Степанович. Я к вам по рекомендации товарища Сариной...
Да, это был тот самый черноморец, чье имя названо в политдонесении. Он прибыл из Ворошиловграда. Нетрудно [39] догадаться, насколько радостна была эта встреча. Мы долго беседовали. Воскрешая в памяти пережитое, гость не смог сдержать слез.
Третья эскадрилья, в которой служил Тюлюбаев, базировалось на аэродроме станицы Киевской. Командование полка поставило перед ней задачу: двум звеньям ДБ-Зф нанести удар по танкам в районе деревни Марфовки. От Анапы бомбардировщиков должны были сопровождать истребители.
Первым в небо поднялось звено, которое вел командир эскадрильи капитан И. П. Скориков. С ним летел штурман эскадрильи старший лейтенант Алексей Албул, тоже не новичок в авиации. Еще до Великой Отечественной войны он участвовал в разгроме белофиннов и был награжден орденом Красного Знамени.
Летели строем «клин». Правый ведомый экипаж возглавлял лейтенант Аркадий Горбачев, левый — лейтенант Константин Попков.
Все три экипажа состояли из обстрелянных бойцов. Не раз бомбили вражеские базы Констанцу, Тулчу, Плоешти. Знали дорогу и на Бухарест, где «угощали» прихвостней Гитлера тонными фугасками, неоднократно отбивали яростные атаки «мессершмиттов».
Второе звено вылетело несколько позже. Его вел дублер командира эскадрильи капитан В. И. Стародуб, ныне полковник в отставке.
Вот и Анапа. Здесь должны пристроиться истребители сопровождения. Но их почему-то не оказалось. Пришлось продолжать путь без прикрытия, хотя в дневное время это было рискованно.
На подходе к Марфовке появились два вражеских истребителя МЕ-109, они пытались преградить черноморцам путь. Отбив атаки, бомбардировщики прорвались к цели. Но едва штурманы успели сбросить фугаски, как вновь появились «мессершмитты». И не два, а пять. Они атаковали самолет лейтенанта Попкова и подожгли оба мотора.
— Я видел, — рассказывал Тюлюбаев, — как из горящего бомбардировщика выпрыгнули три человека и стали спускаться на парашютах. А гитлеровцы вели по ним огонь. Позже узнал, что летчик Константин Попков и штурман Иван Шустиков попали в плен, но бежали и вернулись в полк. А судьба стрелка-радиста младшего сержанта Николая Смирнова и стрелка Лариона Ткаченко осталась неизвестной. Немцы атаковали наш самолет. Мы отбивались. Вдруг правую ногу мне словно огнем обожгло. В нее попали три пули. Унт стал мокрый от крови. Истребители развернулись [40] для второй атаки. Меня снова ранило в ту же ногу. Доложил капитану Скорикову. Я запросил штурмана: «Леша, как ты себя чувствуешь?» — но Алексей Федорович не отозвался. Он был сражен наповал. Убит и Миша Табачник. Теперь нас осталось в экипаже двое. Гитлеровцы подожгли и нашу машину. Командир эскадрильи приказал: «Покинуть самолет!»
Но в это время я увидел, что три «мессера» атакуют лейтенанта Горбачева, а два приближаются к нашему горящему бомбардировщику. Пришлось взяться за пулемет и открыть огонь. Ведущий самолет был подбит. Однако он успел выпустить короткую очередь. Меня будто кто-то ударил в правое плечо. По телу потекли теплые, липкие струйки...
— Товарищ Тюлюбаев, ты жив? — тревожно спросил командир.
— Жив еще, товарищ командир.
— А почему не покинул самолет?!
— Фрицы не пустили. Пришлось одного убрать.
— Немедленно прыгай! Иначе мы сгорим...
Тогда я открыл фонарь, оттолкнулся и прыгнул.
Экипаж лейтенанта Горбачева потом доложил, что командир эскадрильи вылез на горящую правую плоскость и вдруг исчез. Раскрытого парашюта никто не видел.
Из трех экипажей на аэродром вернулся один — лейтенанта Горбачева. Его штурман, Алексей Клюшкин, ныне Герой Советского Союза, сообщил: «Техник самолета насчитал в нашем бомбардировщике свыше 900 пробоин. Даже трудно сейчас представить, что нас спасло».
Павел Тюлюбаев приземлился на нейтральной полосе. Настали томительные минуты неизвестности. Болели раны. От потери крови ослаб.
Вечерело. Ноябрьский день угасал, а вместе с ним угасала и надежда на спасение. Но тут Тюлюбаев увидел двух солдат, шедших к нему. Кто они — свои или враги?
— Вы русские? — спросил раненый черноморец. А ответа не последовало. «Значит, фашисты». Лейтенант решил живым не сдаваться. Он приставил холодное дуло пистолета к виску и хотел нажать на спуск. Но мелькнула мысль: «А может быть, солдаты не слышали моего вопроса?»
— Вы русские? — крикнул Тюлюбаев погромче.
— Русские, русские, браток. Едва отыскали тебя.
Вздох облегчения вырвался из груди Павла Степановича. Бойцы отстегнули парашют, подняли раненого на руки и доставили на передовую. Там ему оказали первую медицинскую [41] помощь, отвезли в Керчь, в эвакогоспиталь, а оттуда отправили на лечение в Краснодар.
Залечив раны, Тюлюбаев вернулся в свой полк. Еще до ранения отважного бойца приняли в члены ВКП(б). А партийный билет он получить не успел. И только теперь его вручил военком бригады. Командующий Черноморским флотом наградил лейтенанта Тюлюбаева орденом Красной Звезды.
Уже в мирные дни Павел Тюлюбаев побывал там, где был сбит. По его ходатайству недалеко от Марфовки, в селе Прудниково Ленинского района установлена мемориальная доска, увековечившая память павших защитников Севастополя — И. П. Скорикова, А. Ф. Албула и М. А. Табачника.
В солнечный майский день состоялось ее открытие.
Собравшиеся минутой молчания почтили память бойцов, погибших за счастье и независимость Родины, возложили цветы на братскую могилу. И снова звучали слова: «Никто не забыт, ничто не забыто!»
Да, наш народ помнит своих защитников. В памяти ветеранов войны сохранился и такой эпизод.
...Воздушная разведка сообщила, что на одном из аэродромов Крыма сосредоточено много вражеских самолетов. Командир полка Герой Советского Союза майор Николай Александрович Токарев вызвал девять экипажей дальних бомбардировщиков и, ознакомив их с обстановкой, поставил задачу: нанести по фашистам удар.
Сделав необходимые указания, майор спросил:
— Вопросы есть?
— Есть, — ответил ведущий девятки. — Будут ли нас прикрывать истребители?
— Будут. Но всего четыре «ишачка» армейской авиации. Как видите, прикрытие почти символическое. Поэтому надейтесь на свои силы, на взаимную выручку. Желаю вам удачи, товарищи.
12 ноября в назначенное время ДБ-Зф поднялись с аэродрома станицы Крымской и взяли курс на запад. У побережья Керченского полуострова путь черноморцам пытались преградить 18 истребителей МЕ-109. Пришлось с боем прорываться вперед. Уже возле цели «мессершмитты» прекратили атаки и отвалили в стороны. Они уступили место зенитчикам, открывшим заградительный огонь. Бомбардировщики преодолели его, легли на боевой курс, и штурманы сбросили бомбы в цель. Задание выполнено. Надо возвращаться назад. [42]
Но едва самолеты вышли из зоны зенитного огня, как на них вновь набросились все те же МЕ-109. Экипажи бомбардировщиков стойко отбивали яростные атаки гитлеровцев. Штурман старший лейтенант Николай Конзелько и стрелок-радист младший сержант Михаил Дробот сбили два «мессершмитта». Но трудно бомбардировщикам состязаться с истребителями, да еще при таком соотношении сил. Это и сказалось в бою.
Самолет старшего лейтенанта Федора Шапкина атаковали три МЕ-109. Пробили бензобаки, стабилизатор, рули высоты и вывели из строя часть приборов. Все же летчик довел машину до своего аэродрома.
В экипаже лейтенанта Федора Калмыкова тяжело ранило стрелка-радиста старшего сержанта Александра Гудзя и стрелка младшего сержанта Геннадия Юферова. Сильно был поврежден самолет. Пришлось совершить вынужденную посадку прямо в поле.
Но вражеские истребители и здесь продолжали атаки. Они хотели уничтожить экипаж. Тогда летчик и штурман вытащили раненых товарищей из кабины и унесли к копне сена, стоявшей недалеко. Там все четверо укрылись. Фашисты видели это и, снизившись, несколько раз обстреляли их.
Из других экипажей получили ранения стрелки-радисты сержант Иван Кузнецов и краснофлотец Федор Гречко.
Больше всех досталось экипажу лейтенанта Виктора Беликова. В него входил военком четвертой эскадрильи старший политрук Петр Васильевич Карпов. Еще до войны он закончил Ейское авиационное училище по курсу штурманов. Став политработником, часто летал на боевые задания, так как справедливо считал, что вдохновлять подчиненных на подвиги надо не только словом, но и личным примером. И на этот раз военком сел в штурманскую кабину.
Первым был ранен летчик.
А фашисты наседали. Пришлось использовать все средства для отражения атак. Пригодилась даже ракетница. Хотя она и не ахти какое грозное оружие, однако выстрелы из нее заставляли гитлеровцев уклоняться в сторону. Но чем дальше бомбардировщик уходил на восток, тем больше наглели вражеские истребители.
Вот «мессершмитт» зашел сверху справа и открыл огонь. Военком почувствовал удар в голову и потерял сознание. Вскоре очнулся. Понял, что ранен. А бой продолжался. Вдруг пулемет стрелка-радиста старшего сержанта Алексея Шлыкова замолк. [43]
— Леша, почему не стреляешь? — озабоченно спросил военком. Ответа не получил. «Неужели убит?» — мелькнула тревожная мысль.
— Леша, Леша! Ты жив? — волновался Карпов.
— Жив я, товарищ комиссар, но ранен, — наконец ответил стрелок-радист.
— Сильно?
— Да, постарались гады. Кажется, разрывной саданули в правое плечо. Руку поднять не могу. Попытаюсь стрелять левой.
Наконец истребители прекратили атаки. Вражеские пули буквально изрешетили самолет. Многие приборы были разбиты. Потом техники насчитали свыше трехсот пробоин.
Летчик и штурман, помогая друг другу, вели бомбардировщик домой.
П. В. Карпов, ныне полковник в отставке, вспоминая тот день, рассказал:
— На подходе к своему аэродрому, покрытому снегом, я трижды выстрелил из ракетницы, чтобы наш самолет приняли без задержки. Шасси не выпускались. Сели на фюзеляж. Нас уже ждала санитарная машина. Врач полка Константин Александрович Челушкин помог нам сесть в машину и сопровождал в госпиталь. Он присутствовал и на операции.
После того как пуля была извлечена и операция закончена, хирург сказал мне: «Ну, голубчик, в сорочке родился. Если бы не каска, то наша помощь была бы не нужна...»
Однажды военком батальонный комиссар Иван Епифанович Мещерин принес раненым бойцам очередной номер бригадной многотиражки «За победу». В нем сообщалось о героических делах защитников Севастополя. В статье «Штурман — комиссар» раненые прочли о Петре Васильевиче Карпове.
После того, как наши войска оставили Керчь, полк принимал участие в обороне Севастополя.
Погода в Крыму стояла пасмурная. Плохой она была и 23 ноября. Несмотря на это, один ДБ-3 вылетел на воздушную разведку. Экипаж возглавлял инспектор техники пилотирования 63-й бригады майор А. Г. Совин. Имя его было широко известно на флоте. В числе первых десяти бойцов он был награжден орденом Красного Знамени. Задание экипаж выполнил успешно. Чтобы выиграть время, результаты разведки доложили в штаб по радио: «На аэродроме Сарабуз сосредоточено до 60 самолетов типа «юнкерс» и «мессершмитт». Они стоят в три линии на расстоянии 15–20 [44] метров друг от друга, главным образом в северо-восточной части аэродрома».
На Кубани погода была тоже плохая. Низкие тучи, мелкий, нудный дождик. Но отложить удар по скоплению авиации противника было нельзя. Гитлеровцы могли рассредоточить самолеты по нескольким аэродромам.
Командир бригады полковник Г. И. Хатиашвили решил нанести удар в тот же день силами 2-го авиаполка.
В 15 часов в воздух поднялась девятка ДБ-3. Вели ее заместитель командира полка майор Филипп Костькин и штурман капитан Александр Толмачев. Шли на высоте 200 метров. Местами был туман, пришлось лететь по приборам. И все же ни один экипаж не сбился с курса.
Вот и Сарабуз. Давно ли этот прекрасный гарнизон был родным домом многих крылатых черноморцев. Здесь они учились искусству летать, здесь проводили свой досуг. Отсюда экипажи наносили первые удары по тылам противника.
А теперь здесь хозяйничают фашисты.
Когда бомбардировщики легли на боевой курс, фашисты открыли по ним огонь. Но уже никакая сила не могла преградить путь черноморцам. Тонны смертоносного груза полетели на стоянки самолетов.
Сбросив бомбы, ДБ-3 пошли назад. А на аэродроме полыхал пожар, до тридцати самолетов было разбито. Сквозь гул слышались сильные взрывы. Это рвались боезапасы.
На обратном пути в районе железнодорожной станции экипажи встретили вражеский транспортный самолет Ю-52. Первым его заметил штурман Толмачев.
— Смотри, на ловца и зверь... летит! Видишь, справа по борту? — сказал летчику штурман.
— Вижу!
— Сделай-ка поворот. Я его сейчас угощу.
Припав к пулемету, Толмачев открыл огонь. «Юнкерс» загорелся и упал.
Вскоре бомбардировщики были на своем аэродроме. Но, к сожалению, не все. Один не вернулся. Он был сбит над целью зенитным огнем и сел севернее Симферополя.