На штурм Берлина
Нижнесилезская наступательная операция, проведенная 8–24 февраля, по существу, была продолжением Висло-Одерской. Ее цель — выход на рубеж реки Нейсе, чтобы занять выгодные исходные позиции для последующих ударов на берлинском, дрезденском и пражском направлениях.
В конце января и в первых числах февраля наступило резкое потепление: снег растаял, грунтовые аэродромы раскисли, полевые дороги развезло.
Летчикам особо мешала слякоть при взлете: грязь забивала «соты» маслорадиаторов, и охлаждение моторов резко ухудшалось, температура соответственно возрастала, что приводило порой к срыву заданий.
Из-за плохих погодных условий авиация не могла подняться в воздух. А как она была нужна нашим танкистам и пехотинцам!
И выход был найден. Техники, механики и мотористы, обшарив склады, нашли там большие листы фанеры. Из них сделали щитки, которые на взлете прикрывали маслорадиаторы. Как только самолет взлетал, они сбрасывались на землю...
Боевая работа штурмовиков и истребителей продолжалась. По-прежнему корпус работал мелкими группами по две-три машины, прибегал к одиночной «охоте». Основные объекты — как правило, крупные железнодорожные станции.
...Четверка «ильюшиных», возглавляемая штурманом 144-го гвардейского авиаполка старшим лейтенантом Ю. Балабиным, при подходе к объекту натолкнулась на «мессеры». Дружным огнем воздушных стрелков и летчиков атаки «худых» были отражены.
Зенитки почему-то молчали. Внизу, на путях, суетились гитлеровцы. Спешили вытолкнуть со станции четыре стоящих под парами состава.
Два из них готовились к отправке, два других уже медленно ползли к выходным стрелкам. [192] Старший лейтенант Ю. Балабин первым сбросил бомбы...
Группа еще вела штурмовку, а на смену ей уже летели экипажи лейтенантов А. Расницова и Т. Куприянова.
Будто опомнившись, открыли огонь по штурмовикам вражеские зенитки. Разрывы ложились кучно, вблизи самолетов.
У лейтенанта Куприянова был особый счет к фашистским извергам: они сожгли его дом, сестру Надю за связь с партизанами замучили в концлагере, мать угнали на каторжные работы в Польшу...
Неистов был Трофим в бою. Паровозы, составы, станционные постройки, пакгаузы — все превратилось в один пылающий костер. На последующем заходе штурмовики прочесали весь участок огнем пушек и пулеметов.
В момент выхода группы из атаки из-за облаков выскочили две пары «мессеров» и «фоккеров». Но воздушные стрелки не были застигнуты врасплох. Первыми открыли огонь и преградили путь стервятникам сержанты М. Юнас и В. Зайцев.
Один вражеский истребитель все же рискнул приблизиться к ведущему, но Юнас успел предупредить летчика. Развернув «ил», он дал возможность прицельным огнем встретить врага. ФВ-190 задымил и, войдя в штопор, врезался в лесную чащу...
С момента вступления наших войск на землю Германии всех нас одолевало единодушное стремление: скорее к фашистскому логову — к Берлину! Мы знали, что маршруты к нему — это путь к победе, к избавлению человечества от коричневой чумы. И мы торопились.
Фашисты были еще достаточно сильны. Дрались с отчаянной решимостью. Каждый вылет для нас был серьезным испытанием.
...Лейтенант М. Коптев со своим ведомым младшим лейтенантом В. Кочергиным при разведке подверглись на маршруте нападению двух «мессершмиттов». В штабе армии ждали данных о разведке. Нельзя было сорвать выполнение задания. И воздушные стрелки сержанты Д. Черепанов и А. Федулов встретили гитлеровцев таким Дружным огнем, что «мессеры» шарахнулись от штурмовиков в стороны. Долго пара «илов» кружила над вражеской территорией, пока не собрала нужных сведений.
За разведкой обычно следовала штурмовка объектов. [193] Так было и на этот раз, когда воздушные разведчики 144-го гвардейского авиаполка сообщили, что на прифронтовой станции стоят несколько подготовленных к отправке эшелонов.
Первой туда вылетела группа под командованием майора М. Степанова. Вслед за нею отправилась девятка «илов», которую вел капитан А. Левин. Двадцать километров экипажи летели сквозь зенитный заслон, маневрируя между сотнями разрывов зенитных снарядов. И не напрасно. Объект — крупный железнодорожный узел — стоил того! Атака — и вскоре все внизу заполыхало. На станции и подходах к ней зачернели десятки трупов гитлеровских вояк.
А погода между тем ничего доброго не сулила. Невесело чувствовали себя авиационные командиры, когда маршал И. С. Конев распекал всех за бездеятельность. Корпус имел только один аэродром Бриг с бетонной взлетно-посадочной полосой. На ней иногда собиралось несколько полков бомбардировщиков, штурмовиков и истребителей. Но ведь от Брига до линии фронта около двухсот километров! Что можно было предпринять? Противник использовал стационарные аэродромы — Любен, Котбус, Луккау, Фалькенберг — и усилил свою активность, бомбил не только наши войска, но и переправы, мосты, дороги.
И все же выход был найден — осуществлять полеты с автострады Берлин — Бреслау. Тогда первыми их начали осваивать истребители полковника А. И. Покрышкина. За ними опыт переняли и штурмовики.
Наконец 9-я авиадивизия перебазировалась на аэродром Лигниц, правда, 8-я полковника В. П. Шундрикова продолжала еще сидеть на старых взлетно-посадочных площадках в непролазном болоте.
8 февраля 1945 года короткая артиллерийская подготовка возвестила о новом наступлении. Короткая — из-за нехватки боеприпасов. Оборона противника была прорвана ударной группировкой, но в дальнейшем темп наступления начал снижаться, хотя порыв войск был достаточно высок.
Именно в эти дни генерала Рязанова вызвали в штаб 3-й гвардейской танковой армии.
Под крылом самолета еще горели дома с черепичными крышами, тлели автомашины на дорогах, валялись остовы разбитых бронетранспортеров, чернели закопченные коробки «тигров», «пантер», штурмовых орудий. [194] Это был результат работы гвардейцев Рыбалко, и самолет летел над осью их движения, на северо-запад от Одера, Генерал Рыбалко рад был видеть Василия Георгиевича. Как всегда, подчеркнул, что штурмовики — это его глаза и уши.
— Вызвал я вас вот зачем, — сказал Павел Степанович, — мы вам подарок приготовили — аэродром и... семнадцать «мессершмиттов». Совсем новенькие. Мои танкисты захватили их прямо на платформах. Вот здесь... — и командарм показал на карте сначала железнодорожную станцию, затем аэродром.
Лучшего подарка и не придумаешь! Как нужны нам были новые аэродромы, чтобы вести слаженную боевую работу с танкистами. А натиск их был стремителен, от Одера через леса к реке Бобер. Войдя в прорыв немецкой обороны, танкисты Рыбалко яростным натиском сломила сопротивление неприятеля, и он тысячами трупов заплатил за попытку удержать города Лигниц и Гейнау, а также десятки крупных и мелких населенных пунктов, расположенных в непосредственной близости от автострады Бреслау — Берлин.
— Мне нужно, Василий Георгиевич, срочно осмотреть левый берег Квейса. Отдайте, пожалуйста, распоряжение, — склонился над испещренной множеством пометок картой генерал Рыбалко.
— Уже дано, — сообщил командир корпуса. — Туда вылетел лейтенант Расницов...
В народе говорят: «Легок на помине». Именно в эту минуту открылась дверь, и вошел дежурный офицер. Доложил результаты наблюдений лейтенанта Расницова.
Генерал Рыбалко тотчас нанес разведданиые на карту, сразу же принял решение. На восточной опушке леса Мошендорф были танки. Ими займутся самоходчики. Вдоль реки тянулись траншеи, еще не занятые пехотой противника. Надо было принять меры, чтобы он их и не занял.
Из Гейнау на Гольдберг по трем дорогам двигались до восьми десятков автомашин, более трехсот повозок. Гитлеровцы отступали.
— А это для вас работенка, — Рыбалко посмотрел в сторону командира штурмового корпуса.
— Добро. Поднимаю в воздух девятку. К тому же Расницов докладывал, что видел три эшелона под парами. [195] Пусть сам из них пар и выпускает, — принял решение Рязанов.
Через считанные минуты над командным пунктом с грохотом на бреющем пронеслись краснозвездные «силы».
Я слышал, как генерал Рязанов, разговаривая по рации с командиром 144-го гвардейского авиаполка майором М. Степановым, давал ему указания.
— После Расницова выпустишь Бегельдинова. Потом Чепелюка...
Наземные войска наступали в сложной, быстро меняющейся обстановке. С ходу форсировали реки, окружали и уничтожали большие и малые группировки врага, блокировав крупные гарнизоны в городах-крепостях Бреслау и Глогау. {33}
12 февраля 1945 года войсками 1-го Украинского фронта был освобожден город Бунцлау (Болеславец), где скончался выдающийся русский полководец фельдмаршал М. И. Кутузов. Здесь же ему воздвигнут памятник. И вот теперь, более 130 лет спустя, по той же исторической дороге шли наследники и продолжатели ратной славы своих предков, которые беспощадно громили нацистскую орду.
Эти победы давались нам большой кровью. Много наших товарищей остались лежать под Бунцлау. Среди них на мемориальном кладбище в Бунцлау — и могила коммуниста командира эскадрильи 140-го гвардейского авиаполка Героя Советского Союза гвардии капитана Николая Андреевича Евсюкова.
Расскажу коротко о судьбе старшего лейтенанта И. Кузнецова, сбитого под Бунцлау.
Уже два раза он побывал в лапах фашистов, и вот опять — плен, концлагерь. На охваченном пламенем самолете Кузнецов приземлился на вражеской территории, чудом остался жив. Воздушный стрелок сержант В. Мужинский погиб. Израненного, обгоревшего, с переломом ног, гитлеровцы бросили Кузнецова за колючую проволоку.
Потом пришло долгожданное освобождение. Летчика сразу же поместили в госпиталь.
Возвратившись в корпус, Ваня рассказал, как его сосед по палате Никифор Подгайко, бывший партизан и его товарищ по концлагерю, где-то нашел годовой давности журнал, в котором был напечатан очерк о воинах его полка; опубликованы и фотографии героев. [196] Окружающим трудно было поверить, что круглолицый, широко улыбающийся бравый летчик, снятый на фоне самолета — и есть вот этот перебинтованный, «закованный» в гипс человек. На гимнастерке летчика виднелись награды: два ордена Красного Знамени, ордена Отечественной войны 1-й степени и Красной Звезды.
— Вот, оказывается, какой вы, — сказал изумленно Подгайко.
— Какой я? Самый обыкновенный!..
Боевая страда продолжалась, и линия фронта отодвигалась все дальше за Одер.
На одной из многочисленных прифронтовых железнодорожных станций, расположенной в 15 километрах от линии боевого соприкосновения войск, гитлеровцы спешно производили погрузку эшелонов, пытаясь, вывезти технику и военное имущество в тыл. Здесь сосредоточилось до восьми эшелонов: часть из них уже находилась под парами.
Я поднял в воздух девятку «илов». Ведущий — старший лейтенант Н. Пургин. Пару истребителей прикрытия возглавил капитан И. Андрианов. На подходе к цели группу атаковали «фоккеры».
Вскоре они поняли безуспешность своих атак и со снижением решили удалиться на свою территорию. Имея преимущество в высоте, капитан Андрианов, свалив свой самолет на крыло, спикировал и быстро догнал ведомого фашиста. Очередь... и гитлеровец сорвался в штопор. Штурмовики беспрепятственно подошли к станции и высыпали на нее свой бомбовый груз...
Жаркие бои велись, не ослабевая.
Острой и порой драматичной становилась борьба в районе Бреслау. Это был крупный промышленный центр, в котором сосредоточилось много военных объектов, в том числе и предприятий по переработке нефти и синтетического каучука.
Понятно, что Бреслау был важным железнодорожным узлом. Вот почему гитлеровское командование значительно усилило и без того огромный гарнизон города, направив сюда дополнительные маршевые батальоны, сформировав боевые группы и отряды фольксштурма. [197]
Город и его окрестности прикрывал многослойный огонь зенитной артиллерии.
Именно в этот район штаб воздушной армии и нацелил штурмовиков генерала Рязанова. Противник здесь сражался с утроенным ожесточением.
Разведка и штурмовка сменяли друг друга. Прошло много лет, но я и сейчас вижу нахмуренное сосредоточенное лицо старшего лейтенанта Т. Бегельдинова. Надо было вылететь немедленно, чтобы застать танковую колонну на дороге к Бреслау, не допустить ее к городу. Ведущий шестерки Бегельдинов решил штурмовать гитлеровцев на марше не всей группой, а звеньями.
На маршруте двигающихся танков — высотка, дальше — лес. Бегельдинов со своими ребятами успел упредить подход танков к лесу. Сделав разворот за высоткой, «ильюшины» внезапно появились над серыми коробками с белыми крестами, за которыми змеился грязный, изорванный след. Звено ведущего ударило по хвосту колонны, штурмовики лейтенанта М. Махотина — по голове.
«Илы», как призраки, исчезли за высоткой. Второй заход был не менее удачным: запылали сначала три вражеские машины, затем еще две.
Израсходовав боеприпасы, экипажи взяли курс домой.
На смену им в небо взмыла штурмовая группа капитана А. Левина. Объект штурмовки — железнодорожная станция Бреслау.
Это было ответственное и очень сложное задание. Далеко от станции штурмовиков попытались перехватить восемь «фокке-вульфов» и четыре «мессершмитта». На коках винтов Ме-109 были нарисованы белые кольца. Меченые «мессеры»-асы завязали смертельный бой с истребителями прикрытия, «фоккеры» тем временем устремились к штурмовикам. Но те сомкнулись в плотный строй, и сколько гитлеровские пилоты не пытались его нарушить, наталкивались на сосредоточенный огонь наших летчиков и воздушных стрелков.
Так с боем группа метр за метром пробивалась к станции.
И все же полет прошел весьма удачно: воздушный стрелок старшина П. Боданов, заметив, как один из «фоккеров» подкрадывается к соседнему «илу», прошил его меткой очередью. Второй ФВ-190 поджег старший лейтенант И. Солодилов (он летел на самолете капитана Левина в качестве воздушного стрелка). [198] Продырявленный «фокке-вульф» камнем пошел вниз...
На окраине поселка Нидер огонь зенитчиков был так силен, что навел старшего лейтенанта Н. Столярова на мысль: неспроста они так яростно отстреливаются. Он обратил внимание на странное бревенчатое сооружение, замаскированное на склоне оврага и, спикировав, сбросил туда бомбу. Взметнулась земля — и столб огня поднялся в небо: склад с боеприпасами был уничтожен.
«Илы» достигли станции и сбросили бомбы, оставили таки гитлеровцам свою «визитную карточку» — море бушующего огня...
В эти дни, как и всегда, четко и слаженно работали экипажи полка майора А. Компанийца. Этот полк считался самым легким на подъем, ему давались обычно самые «горящие» задания.
Вот и на этот раз в небе не успела рассыпаться искрами ракета, как дружно заработали моторы «илов». По стартовой полосе покатился сначала самолет ведущего группы — старшего лейтенанта В. Андрианова, за ним оторвались от земли и заняли место в строю тяжело нагруженные шестерки.
Младший лейтенант М. Середа привычно шел в первой шестерке, справа от лейтенанта Н. Петрова. Замыкал строй со своими экипажами старший лейтенант В. Куракин.
По мере приближения к цели все отчетливее вырисовываются ее окраинные строения. Скоро покажется и железнодорожная станция. Самолетов противника в воздухе нет, лишь изредка вспыхивают бурые разрывы зенитных снарядов. Андрианов держит курс прямо на них. Это верный маневр: фашистские зенитчики, как правило, после первого залпа делают поправку. Последующие выстрелы ложатся левее, и ведущий опять маневрирует. Затем переводит машину в планирование. За самолетом старшего группы идет Петров, за ним следует Середа. В прицелах отчетливо видно станционное здание, и на него штурмовики обрушивают свой грозный груз — бомбы...
Чуть в стороне от станции, в небольшом парке, расположились артиллерийские и минометные позиции. Старший лейтенант Куракин подворачивает к ним, и вот уже в расположении батарей раскатисто гремят взрывы бомб, взлетает на воздух и склад с боеприпасами. [199] В разные стороны летят камни, осколки черепицы, фигурки автоматчиков... Все исчезает в дымном и пыльном мареве.
Возвратившись из боя, товарищи рассказывали, что, когда экипажи Куракина вышли из атаки и набрали высоту, чтобы повторно отштурмовать, с платформ, находившихся в тупике, и с севера дамбы повели огонь «эрликоны».
Воздушные стрелки старший сержант Е. Репа и сержант А. Мамонтов короткими прицельными очередями заставили умолкнуть одну за другой зенитные установки.
Через тридцать минут штурмовики старшего лейтенанта В. Андрианова держали курс на свой аэродром.
А несокрушимый вал наступления катился все дальше. Уже все правобережье Нейсе, от устья до города Пенциг, контролировалось войсками правого крыла нашего фронта. Только на левом фланге ударной группировки, где наступали соединения 3-й гвардейской танковой и 52-й армий, не удалось овладеть городом Гёрлитц. Противник стянул сюда крупные силы и остановил наступавших на рубеже Пенциг, Лаубан.
Стремясь не допустить прорыва войск фронта к Нейсе, гитлеровцы перебрасывали из района Штрелена в полосу северной группировки моторизованную и танковую дивизии. И одну за другой бросали в контратаки.
Мне было приказано остудить их пыл большой группой штурмовиков.
Двадцать четыре «ила» повел на задание капитан О. Чечелашвили. Цель они обнаружили довольно быстро. В небольшой ложбине, покрытой густым кустарником, затаились танки. Неподалеку — артиллерия, у пушек, на артиллерийских позициях, находилась и обслуга.
Без каких-то маневров Чечелашвили атаковал орудия, его действия повторили летчики А. Кротов, П. Блинов, Н. Бахмацкий. На месте артпозиций остались только черные воронки, перевернутые, покореженные пушки да присыпанные землей трупы вражеских артиллеристов.
Теперь настал черед танков. В тот момент, когда группа разворачивалась для повторного захода, на звено лейтенанта Е. Ярлыкова напал вражеский истребитель. Поспешно открыв огонь снизу, фашистский летчик сделал «горку». Но воздушный стрелок старший сержант Е. Репа воспользовался мгновением, когда гитлеровец завис. [200] Одной короткой очереди для него оказалось достаточно. В этом же бою еще двух «мессеров» вогнали в землю воздушные стрелки сержанты А. Мамонтов и Г. Костин.
Штурмовиков Чечелашвили сменили группы старших лейтенантов Н. Столярова и И. Михайличенко. Обе штурмовали танковую колонну.
В этот же день на свой счет записали два «фокке-вульфа» и старший лейтенант В. Андрианов со своим ведомым младшим лейтенантом В. Пузаткиным.
К сожалению, радость выигранных поединков с коварным врагом омрачилась гибелью боевых товарищей.
В 142-м гвардейском штурмовом авиаполку не стало Героя Советского Союза капитана Геннадия Петровича Александрова, воспитанника Ворошиловградской авиационной школы пилотов. При постановке дымовой завесы был сбит штурман 140-го гвардейского полка майор Николай Миронович Горобинский. Геройски погиб, направив свою машину на скопление танков и бронетранспортеров противника, командир 143-го гвардейского полка майор К. В. Абухов, посмертно удостоенный высокого звания Героя Советского Союза.
В их лице корпус потерял самоотверженных и стойких воздушных бойцов-коммунистов, которые в любой ситуации проявляли командирскую распорядительность, хладнокровие и несокрушимую волю к победе.
В нашем корпусе было десять пилотов — мужественных и бесстрашных соколов, закончивших свой славный ратный путь подвигом. Назову их поименно: П. Битюцкий, И. Винокуров, Я. Фесенко, П. Крытов, С. Бородкин, М. Боков, М. Хохлачев, Б. Шубин, П. Иванников, К. Абухов. География их подвига — Калининская область, Смоленщина, Белгородщина, Львовщина, Польша, Германия.
Прорываясь сквозь шквал зенитного огня, вступая в отчаянные поединки с неприятелем, они много раз выходили победителями. Но война есть война... Вспыхивали израненные стальные птицы, затихал голос моторов. Можно спастись, выпрыгнуть из пылающей машины, но ведь там, внизу, — враг. И тогда приходило решение: остается еще одно средство борьбы. Да, пилот безоружен, если иссяк запас снарядов и бомб. Беззащитен, если остановился мотор. Слаб, если ранен. Его оружие теперь — высокое мужество и высшая мера преданности долгу. А средство борьбы — таран! [201]
Взорванные переправы, выведенные из строя аэродромы, разбитые танки и зенитки, исковерканные в воздушной схватке вражеские самолеты — вот что несли врагу гастелловцы и талалихинцы!..
Их не провожали в последний путь прощальным салютом. У них нет могил. Но они навсегда остались в памяти однополчан, близких и родных, своего народа, ибо даже самой своей смертью беспощадно разили врага.
Я назвал десять отважных соколов, ступивших в бессмертие. Об одиннадцатом хочу рассказать подробно.
...При штурмовке немецкой танковой колонны под Обоянью в самолет старшего лейтенанта М. Забненкова попал зенитный снаряд. У него было время воспользоваться парашютом, выброситься из горящей машины. Но Михаил резко дал ручку от себя, направив машину на скопление вражеской техники.
С того трагического июльского дня прошло немало времени. Но товарищи Михаила по 155-му гвардейскому штурмовому авиаполку мстили за смерть любимого командира и здесь, в небе Германии.
Трудно передать словами, описать лица и чувства боевых товарищей Михаила, когда в полку появился... сам Забненков.
Да, Михаил остался жив. За какое-то мгновение до того, как его самолет врезался в фашистскую колонну, взорвались бензобаки «ила», и летчика выбросило из кабины...
Сколько пролежал без сознания — не помнил. Очнувшись, закопал под яблоней свой партийный билет и ордена — Красного Знамени и. Отечественной войны 1-й степени.
Случилось то, чего страшился Забненков больше всего. Он снова впал в забытье. Его обнаружили, бросили, как куль соломы, в повозку и привезли в какое-то село. Ночь он провел в сарае под замком. Наутро в той же повозке раненого отправили в Томаровку, потом — в Борисовку. Швырнули в железнодорожный вагон и вскоре повезли.
Так начались скитания Михаила по концлагерям: Харьков, Шепетовка, Славута, Холм...
Во второй половине августа 1944 года из концлагеря Сувалки бежали двенадцать человек. В их числе был и Михаил Забненков. Вскоре он снова вернулся в родную полковую семью. [202] И опять его краснозвездный «ильюшин» яростно громил ненавистного врага, уничтожал его технику, склады, железнодорожные составы. На груди мужественного летчика заалел еще один орден — Красного Знамени.
Наступившая перед Берлинской операцией пауза была заполнена напряженной учебой в корпусе: штабы проводили летно-тактические конференции, военные игры, летный состав изучал по фотоснимкам, схемам, макетам объекты штурмовок, отрабатывал вопросы взаимодействия с наземными войсками, в основном с танковыми и механизированными корпусами, для чего летчики встречались с танкистами и пехотинцами.
Берлинская операция предполагалась последним актом в Великой Отечественной войне против фашизма и гитлеровских сателлитов в Западной Европе. Чтобы овладеть Берлином, требовалось провести подготовку операции в кратчайшее время.
Военно-политическая обстановка тех дней была довольно сложной.
Ближе всех стоял к Берлину и имел оперативный плацдарм на реке Рейн 1-й Белорусский фронт. Войска 1-го Украинского и 2-го Белорусского были сильно растянуты по фронту в предыдущих операциях. Более того, 2-й Белорусский вел ожесточенные бои с окруженной группировкой гитлеровцев в Восточной Пруссии, а соединения и части нашего фронта глубоко в тылу сражались с противником в Бреслау. Как известно, его гарнизон сложил оружие только после падения Берлина и подписания акта о безоговорочной капитуляции Германии. Так что этим двум фронтам предстояло провести крупную перегруппировку своих войск в довольно сжатые сроки.
Весьма трудные задачи стояли и перед Маршалом Советского Союза Г. К. Жуковым по преодолению сильно укрепленных Зеловских высот, которые гитлеровцы считали непреодолимыми.
Сложность начала наступления нашего фронта заключалась в том, что его войска на реке Нейсе не имели даже тактического плацдарма на ее западном берегу. Уже после войны на одной из встреч Маршал Советского Союза И. С. Конев, отвечая на вопросы, сказал: «Я решил, что поскольку река Нейсе не широка и местами позволяет переходить ее вброд, то не даст возможности противнику определить направление главного удара. [203] А ведь ширина фронта в этой операции была свыше трехсот километров». Такое нестандартное решение командующего фронтом ввело противника в заблуждение. И, как показали события, полностью себя оправдало.
На оборону Берлина вермахт стянул все свои воздушные силы: 6-й воздушный флот, а также воздушный флот «Рейх». В эти соединения вошли истребительная авиация, ПВО Берлина. Предполагалось, что гитлеровское командование снимет часть авиации с Западного фронта.
Словом, борьба предстояла серьезная.
Берлинская операция началась в ночь на 16 апреля 1945 года. Перед боевыми действиями в авиационных частях были зачитаны обращения военных советов фронтов. На аэродромы авиационных полков торжественно вынесены развернутые Боевые Знамена, перед которыми авиаторы поклялись выполнить до конца свой долг перед Отчизной — добить фашистского зверя в его собственном логове.
Поскольку, как уже было сказано, наступление предполагалось начать с форсирования реки при одновременном прорыве обороны противника на ее западном берегу, необходимо было скрыть и замаскировать переправы, помешать противнику вести прицельный огонь по войскам в момент форсирования Нейсе.
Для этого решено было по всей полосе фронта поставить дымовую завесу. Эта весьма трудная задача возлагалась на штурмовиков корпуса.
Как только из-за горизонта появился ярко-оранжевый диск солнца, неумолимо загрохотали тяжелые орудия и минометы, над головами пехоты завыли крупнокалиберные снаряды, засверкали стрелы легендарных «катюш», на вражеские позиции мощными волнами пошли эскадрилья за эскадрильей штурмовики и бомбардировщики.
— Впечатление, что на противника надвигается девятый вал, — шутливым тоном произнес генерал А. С. Жадов, наблюдавший за воздушной армадой, идущей по курсу на Мускау.
Генерал В. Г. Рязанов находился на наблюдательном пункте 5-й гвардейской армии и руководил группами «ильюшиных», давал целеуказания, уточнял вопросы взаимодействия, выполнял заявки наземных командиров.
— Внимание! — предупредил всех находившихся на НП генералов и офицеров Василий Георгиевич. — Сейчас будет поставлена дымовая завеса. [204]
Группу «илов» с подвешенными дымовыми авиационными приборами повел с аэродрома Пичкау командир полка Герой Советского Союза майор М. Степанов, а также командир эскадрильи Герой Советского Союза старший лейтенант Н. Яковлев.
Секунда в секунду «илы» достигли указанного ориентира, снизились до бреющего к водной глади Нейсе и пошли прямо на виду у противника без маневра.
Гитлеровцы открыли по ним стрельбу из всех видов оружия. Это был коридор сплошного огня. А в небо поднимались очередные группы.
И все же мощная, хорошей плотности дымовая завеса была поставлена точно по рубежу Нейсе. Равнялась она, ни много, ни мало, — 390 километрам. В сочетании с активной артиллерийской подготовкой завеса создала для противника большие затруднения в управлении войсками, расстроила их систему огня и ослабила устойчивость обороны.
На левом берегу Нейсе вырисовывалась картина молниеносно вспоротой обороны: дым, пыль, огонь клубились над первой полосой окопов. Отдельные гитлеровцы и мелкие подразделения, деморализованные таким ходом событий, панически уходили в тыл.
Еще многочисленные разрывы снарядов перепахивали землю, а штурмовая авиация эшелон за эшелоном сосредоточенными ударами крушила укрепления врага, громила их артиллерию, разрушала опорные пункты.
...Восемнадцать «илов» плотным строем проутюжили окопы фашистов. Зенитчики попытались внести разлад в слаженные действия гвардейцев, но старший лейтенант А. Фаткулин в паре со своим ведомым младшим лейтенантом А. Сатаревым искусно провел экипажи сквозь их заградительный огонь и нацелил на заранее обработанные артиллерией траншеи, блиндажи и доты, где притаилась живая сила врага. Десятки «фугасок» оторвались от машин, и взрывы их потрясли воздух.
Три захода произвела по цели группа старшего лейтенанта А. Фаткулина, потом ее сменили штурмовики лейтенанта И. Филатова. Перестроившись, «илы» ринулись в пике. Парторг полка старший лейтенант Н. Ольшанский, вылетевший с Филатовым в качестве воздушного стрелка, меткими очередями расстреливал из турельной установки уцелевших гитлеровцев. [205]
Вторая и третья шестерки, ведомые младшим лейтенантом М. Петровым и лейтенантов» А. Смирновым, вновь и вновь обрушивали на головы гитлеровских вояк «фугаски», поливали их свинцом из пушек и пулеметов.
Выполнив задание, экипажи возвращались домой, заправлялись горючим, брали на борт бомбы, снаряжались снарядами и патронами и снова поднимались в воздух.
Во второй половине дня активизировала свои действия истребительная авиация немцев. Так, восьмерка Ме-109 встретила группу старшего лейтенанта Н. Пушкина далеко на подходах к цели.
Но как ни пытались «мессершмитты» подойти к штурмовикам, ничего не получалось: экипажи ощетинились огнем, не давали им занять удобную позицию для атаки. В разгар боя воздушный стрелок сержант И. Кузин меткой очередью сразил одного стервятника. Остальные рассыпались и поспешили укрыться...
Используя высокую эффективность ударов артиллерии и авиации, войска главной группировки фронта форсировали Нейсе и начали успешное продвижение вперед.
В начале прорыва первой полосы обороты противника 3-я и 5-я гвардейские армии подверглись сильному артобстрелу и контратакам. Наши войска вынуждены были приостановить движение.
По приказу командующего франтом генерал В. Г. Рязанов поднял в воздух сто штурмовиков; корпуса и под прикрытием истребителей нацелил их в район Кобельн, Емлитц, Мускау. Огонь вражеской артиллерии вскоре был подавлен, войска противника прижаты к земле, а контратаки сорваны. Теперь в сражение вступили передовые бригады танковых армий.
Помню, утром следующего дня войска фронта прорвали вторую оборонительную полосу, именуемую «Матильдой», и устремились к третьей — реке Шпрее. На каждом рубеже, развернулись кровопролитные сражения: гитлеровцы дрались отчаянно, понимая, что отступать уже, некуда..
А мы упрямо шли вперед, сменяя, аэродромы с непривычными названиями.
...Генерал Рязанов склонился над картой, вглядываясь в черные кружки населенные пунктов, зеленые пятна лесов, прожилки дорог. Получая, точные сведения от воздушных разведчиков» он знал район боевых, действии наизусть. [206] Знал и то, что многие грунтовые аэродромы находятся в непригодном состоянии. Тылы отстают...
Оторвавшись от карты, сказал в раздумье:
— Вот какое дело, Семен Алексеевич! В плане взаимодействия с танкистами принято решение захватить в тылу немцев аэродром, посадить там полк и организовать боевую работу. Иного выхода нет. Имеющиеся в нашем распоряжении взлетно-посадочные площадки раскисли. Батальон аэродромного обслуживания с запасом горючего, боеприпасов и продуктов питания ушел с боевыми порядками танкистов с целью «принять» из их рук отбитый у немцев аэродром и встретить там наших штурмовиков. Возьмите лично полк Чернецова и вылетайте на этот аэродром. — И назвал Цвитов, расположенный южнее Берлина.
Я взглянул на карту, и меня взяла оторопь: это же в сотне километров от переднего края, в глубоком тылу гитлеровцев! Но приказ есть приказ.
С оперативной группой штаба мы перелетели на аэродром. Разместили полк, заправили самолеты горючим и боекомплектами, стали готовить его с подполковником Чернецовым к боевым действиям.
После осмотра аэродрома, который нам уже сдали танкисты, решено было в направлении двух дорог, ведущих с востока и запада, а также у просек леса поставить секреты. Для их усиления из бойцов БАО мы организовали подвижную группу на автомашине. Установили дежурство воздушных стрелков на трех «илах», укрепив самолеты в горизонтальном положении. Пару штурмовиков «подвесили» над аэродромом — для ведения разведки и на случай отражения нападения противника с земли.
Связь с командиром корпуса держали постоянную. На повестке дня стояли как бы две задачи: первая — поддерживать наших танкистов, пробивающихся на север к Берлину, и вторая — не дать отступающему противнику возможность разгромить аэродром.
С рассветом началась боевая работа: штурмовики па рами обнаруживали блуждающие группы противника, рассеивали их, постоянно докладывали данные о наземной обстановке. Во второй половине дня ведущий одной патрулирующей пары доложил по радио, что в пяти-шести километрах движется к аэродрому танковая колонна численностью до тридцати единиц. [207]
Ситуация складывалась довольно-таки критическая. Дао команду подготовить все самолеты к вылету, я решил провести доразведку с воздуха.
При подлете к колонне, направляющейся к Цвитову, возникло сомнение: могут ли потрепанные в бою немцы двигаться так уверенно. Спустившись ниже, обнаружил наши тридцатьчетверки. Сделав над ними круг, увидел машущих танкистов. Покачав им в ответ крыльями, передал на аэродром: «Вылет отставить!»
Как оказалось, через Цвитов форсированным маршем спешили к Берлину танкисты генерала А. А. Лучинского.
Огненный вал уже захлестывал логово фашизма. Одновременно танковые соединения, взаимодействуя с общевойсковыми, осуществляли маневр по окружению и расчленению берлинской группировки.
Так, в кольце окружения оказались две изолированные между собой группировки: одна — непосредственно в Берлине, другая, получившая название франкфуртско-губенской и состоявшая из 14 дивизий и ряда отдельных частей, — в лесах юго-восточнее его. Эту группировку Гитлер намеревался использовать для деблокирования своей столицы.
Перед штурмовиками корпуса встала весьма ответственная задача: во-первых, помочь 4-й танковой армии надежно закрыть пути выхода противника на юго-запад, во-вторых, не допустить к Берлину 12-ю армию Венка и, в-третьих, не выпустить остатки 9-й армии противника, уже раздробленной нашими ударами и прорывавшейся в районе Луккенвальде на запад, в американскую зону.
Войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов продолжали штурмовать Берлин и в то же время занимались планомерным уничтожением живой силы и техники армии Буссе, двигающейся к Берлину для соединения с армией Венка. Куда бы разрозненные блуждающие «котлы» не пытались прорваться, их повсюду встречали истребительно-противотанковые полки и бригады.
«Не было спасения врагу и от нашей авиации, — впоследствии писал член Военного совета 1-го Украинского фронта генерал К. В. Крайнюков, — непрерывно преследовавшей и беспощадно уничтожавшей большие и малые «котлы». Гитлеровцам особенно крепко досталось в районе Барута, где образовалось настоящее кладбище разбитых и обгоревших немецких танков, бронетранспортеров и другой боевой техники. [208] Мощные удары по врагу наносили эскадрильи и полки 1-го гвардейского штурмового авиакорпуса...» {34}
Оценивая обстановку, в частности связанную с деблокированием окруженной берлинской группировки, маршал И. С. Конев на совещании в штабе фронта сказал: «Думаю, что Лелюшенко при поддержке Рязанова сумеет охладить пыл Венка...»
Прибыв в штаб корпуса, Василий Георгиевич ознакомил меня, полковника Шундрикова и генерала Баранчука с приказом, в котором четко определялись задачи по отражению контрудара 12~й армии немцев. Затем генерал Рязанов отбыл в полки.
...Выслушав доклад майора М. Степанова, командир корпуса приказал вызвать Героя Советского Союза старшего лейтенанта Т. Бегельдинова. В ожидании летчика склонился над крупномасштабной картой.
Задача была сложной: подойти к Берлину со стороны Луккенвальде. Там западнее города был мост. Следовало осмотреть его. Затем — курс на Потсдам. Разведку провести аккуратно. Высота полета домой — пятьдесят-восемьдесят метров.
Уловив удивление Бегельдинова по поводу указанной высоты, генерал сказал:
— Полет очень сложный, и такая высота будет наиболее безопасной.
Через несколько минут штурмовик был в воздухе. Позади остался Луккенвальде, до Берлина — не более двадцати километров.
Неожиданно перед собой разведчик увидел поле аэродрома. На нем несколько истребителей. Форсируя газ, Бегельдинов поспешил подальше от опасного места,
А с земли настойчиво запрашивали: — Тринадцатый, почему молчишь? Почему молчишь?
И только когда вражеский аэродром остался далеко позади, Талгат сообщил его координаты, количество истребителей.
Под крылом — берлинские пригороды. В скверах, на площадях и на крышах домов — сотни зенитных установок. Вот и мост. По нему в несколько рядов идут танки, бронетранспортеры, автомашины с пехотой. [209]
Бегельдинов не выдержал, заикнулся об атаке, но в наушниках раздался резкий голос командира корпуса: «Отставить!»
У Потсдама «визит» советского штурмовика не на шутку встревожил зенитчиков. Пришлось развернуться и зайти с другой стороны. Но и тут попетлял, пока «оторвался» от зенитчиков. И все же одну батарею заставил умолкнуть.
Возвращаясь с ценными сведениями о противнике, Бегельдинов обошел стороной упомянутый аэродром, пересек линию фронта. Правда, теперь на его поле не красовались ровные ряды «мессершмиттов», а валялись лишь их дымящие обломки.
На КП полка старшего лейтенанта Бегельдинова встретил генерал Рязанов и крепко обнял засмущавшегося казахского паренька.
После Бегельдинова на разведку ушел лейтенант А. Расницов в паре с младшим лейтенантом Н. Любушкиным. Этим повезло меньше. Собрав данные о противнике, они наткнулись на «фоккеры». Понадеявшись на прикрытие четырех «яков» и ослабление активности немецких летчиков, сами утратили бдительность.
Уходить было поздно. Два «фоккера» ринулись в атаку на разведчиков, остальные потянулись к истребителям.
Любушкин в первые мгновения растерялся, но ведущий строго приказал;
— Держись поближе ко мне!
Воздушный стрелок сержант К. Саянин открыл прицельный огонь из турельной установки, и «фоккер» поспешно вышел из атаки. Как более опытный летчик, Расницов старался привлечь к себе внимание вражеского аса, чтобы дать ведомому возможность опомниться. На третьем заходе Расницов отчетливо увидел сквозь плексиглас фонаря лицо гитлеровца. За секунду до этого тот зашел Анатолию в хвост, но, не выдержав меткого огня, открытого стрелком, прошмыгнул под фюзеляжем и оказался впереди.
Мгновенно развернув самолет, Расницов поймал ФВ-190 в прицел и нажал на гашетки. Немец свалился на крыло и стремительно понесся к земле.
В течение дня генерал Рязанов бывал на разных участках фронта, в каждом своем полку. В 140-м гвардейском дела шли хорошо. [210] Его командир майор Д. Нестеренко доложил об успешном вылете группы штурмовиков в район Луккенвальде. Здесь старший лейтенант И. Филатов сжег несколько «тигров» на северной окраине города. Экипажи возвратились после штурмовки в целом благополучно. Только младшему лейтенанту П. Харченко не повезло. Зенитный снаряд попал в левую плоскость его «ила», тягу элеронов посекло осколками. Пришлось выйти из боя.
Майор Нестеренко также доложил командиру корпуса, что над аэродромом на высоте двухсот метров прошел реактивный самолет Ме-262. Наши зенитчики обстреляли его, но «мессершмитт» отвернул в сторону автострады.
Василий Георгиевич махнул рукой.
— Гитлер демонстрирует нам свое «чудо», о котором раструбил на весь мир, но оно его уже не спасет. Не сегодня завтра Берлин будет в наших руках.
Через несколько часов командир корпуса был в штабе генерала Д. Д. Лелюшенко. На «передке» обстановка всегда яснее. Это особенно важно было теперь, когда части и соединения Лелюшенко находились в непосредственном соприкосновении с противником, оказавшимся в кольце окружения, а также частями, рвущимися на выручку окруженным. В иных местах линию фронта трудно было и определить. Это обстоятельство особенно тревожило командира корпуса: немудрено угодить и по своим.
Эти же опасения высказал и Лелюшенко. Он дал указание начальнику штаба генералу К. И. Упману докладывать обо всех изменениях в расположении наземных войск, немедленно ставить о них в известность авиаторов, передовым подразделениям четче обозначать свое местонахождение.
— А то Рязанов так может ударить, — усмехнулся Дмитрий Данилович, — что костей не соберешь. Какая мощь в его руках! Надо за каждого человека душой болеть. Сколько люди прошли, пережили — и вдруг...
Василий Георгиевич не удивлялся наставлениям танкового военачальника. Сколько раз он сам мысленно выстраивал перед собой своих людей, пристально смотрел в их глаза, проникаясь их чувствами. Как хотелось всех сберечь, чтобы каждый увидел конец войны, пережил радость долгожданной победы. Ведь это было для них высшим представлением о счастье!.. [211]
И штурмовики продолжали непрерывно атаковать окруженную группировку.
...В районе Потсдама разведка обнаружила на железнодорожной станции шесть эшелонов с войсками и боевой техникой. Генерал Рязанов поручил майору М. Степанову разгромить станцию, которую прикрывало плотное кольцо зенитных батарей. «Илов» сопровождали истребители капитана Н. Шутта. «Яки» летели впереди штурмовиков и чуть сверху, как бы прокладывая путь товарищам. Вот и истребители врага! Две пары Ме-109. Идут стороной, боятся ввязываться в драку. Но Шутт никогда не любил «конвой» врага, его страстью было чистое небо и абсолютная безопасность для тех, кого сопровождал.
— Атака!
Зазвенел от напряжения мотор «яка», и белый след выписал в воздухе гигантскую кривую. Всего лишь на мгновение Шутт увидел «мессера» в поле прицела, пушечная трасса догнала его и распорола снизу живот. На секунду зависнув в воздухе, Шутт сделал переворот через крыло и ястребом кинулся на другой истребитель. Сбил его первой же очередью.
Даже видавший виды майор М. Степанов, прирожденный воздушный боец, впоследствии рассказывал: «Всю войну я провел в небе, но таких красивых атак, такого совершенства в маневре и стрельбе не видел...»
В районе цели от каждой девятки «ильюшиных» отделились по два самолета и спикировали на зенитные батареи. Ударная группа Степанова подошла к станции и забросала ее бомбами. Взлетели в воздух вагоны, платформы, вспыхнули и заполыхали цистерны. Повторная атака буквально стерла объект с лица земли.
Одновременно с аэродрома Калау ушла на задание шестерка лейтенанта С. Чепелюка (воздушный стрелок сержант В. Екатериничев). Курс — на Берлин.
На горизонте уже показался задымленный город, но задача у Чепелюка была иной. За полкилометра до окраин штурмовики спикировали до самой водной глади Шпрее и сбросили бомбы на баржи.
Через несколько минут вспененная вода реки поглотила посудины с вражескими танками...
Последние боевые вылеты были, пожалуй, самими сложными. Предчувствуя неотвратимую гибель, враг дрался фанатично, не на жизнь, а на смерть. [212]
...Эта встреча штурмовиков с истребителями противника произошла у самого Берлина. Ведущий майор Д. Яковицкий перестроил группу из «пеленга» в «змейку». Ширина ее была около восьмисот метров. Так как немцев было вдвое больше, Яковицкий стал оттягивать «мессеров» и «фоккеров» на территорию, занятую нашими войсками. Первую атаку отбили. Слаженность и взаимопомощь экипажей позволили сорвать все попытки врага уничтожить группу. Опытный ведущий Яковицкий в ходе боя несколько раз менял маневры группы.
Потеряв четыре машины, гитлеровцы поспешили выйти из боя, а штурмовики продолжали выполнение задания.
Работать экипажам приходилось в очень сложных условиях: дым и пыль, поднятые непрерывными разрывами бомб и артиллерийских снарядов, крайне ухудшали видимость, затрудняли возможность определить с воздуха положение своих войск.
По нескольку раз в день группа старшего лейтенанта И. Михайличенко вылетала на штурмовку танков, зенитных установок, домов-крепостей, где отбивались гитлеровцы, и с ювелирной точностью посылала на них бомбы и эрэсы, поливала огнем пушек и пулеметов.
...И снова эта эскадрилья в воздухе. Вот и район поиска. Вражеской техники не видно. Но рядом с городским парком видны несколько странных домиков — две большие постройки, похожие скорее на сараи. Старший лейтенант И. Михайличенко разворачивает самолет и дает короткую пушечную очередь по одному из сараев. Впечатление, будто задел осиное гнездо: тут же со всех сторон ударили зенитки, из построек поползли танки и, набирая скорость, метнулись в сторону парка.
Штурмовики, сделав заход, подавили сначала зенитки, затем с отвесного пикирования стали прочесывать парк...
Генерал Венк начал первые атаки на участке Белитц-Трейенбритцен, стремясь прорвать позиции 5-го гвардейского мехкорпуса генерала И. П. Ермакова силами пехотной дивизии «Теодор Кернер» и 243-й бригады штурмовых орудий. Срывая яростные атаки гитлеровцев, гвардейцы Ермакова стояли насмерть.
В разгар этих событий на КП генерала Ермакова приехали Лелюшенко и Рязанов. Отсюда, с крыши одного из домов на окраине Трейенбритцена, они нацеливали грозные машины на танковые группы 12-й армии. [213] Штурмовики корпуса произвели в этот период четыреста самолето-вылетов, сожгли десятки танков, уничтожили огромное количество живой силы врага. Мастерски обрабатывали наземные цели, показали истинно рязановскую школу штурмовки летчики И. Бойко, Б. Бондарев, А. Исаев, Н Петров, С. Перегудов, Н. Опрышко, П. Шакурин, С. Щербаков, К. Алдыяров, В. Сухов, Н. Новиков, И. Голик, Б. Щенников, В. Тостановский, С. Земцев, В. Лобов, Г. Мушников, В. Зотов, П. Новожилов, А. Суворов, Н. Лапутин...
Рядом с ними действовали надежные стражи экипажей воздушные стрелки Н. Губасов, И. Гребенсков, Н. Сидоркин, М. Митраков, Н. Тихомиров, С. Кобзарев, В. Зайцев, К. Тюрин, В. Шорохов, В. Синельников, Г. Белоус, Е. Снегирев, А. Андреев, Д. Глазырин, Ф. Чибиряк, В. Ваньжа, А. Махлай, С. Кудляк, В. Уланов, Е. Артамонов, С. Грузнов...
Огромный вклад в исход последних сражений внесли и истребители прикрытия И. Гнездилов, Н. Лошак, В. Шевчук, А. Овчаренко, В. Артамонов, В. Поваров, В. Усов, И. Ганенко, Б. Михайлов, А. Максимов.
Потерпев неудачу, гитлеровцы перенесли свои усилия на новое направление — на Белитц.
Помню, генерал В. Г. Рязанов после двух бессонных суток прибыл на НП командира 12-й гвардейской мехбригады полковника Г. Я. Борисенко, оборудованный на вышке бывшего жандармского управления Луккенвальде.
Накануне, после полуночи 1 мая, наземная разведка обнаружила в лесу юго-западнее Луккенвальде большое скопление гитлеровцев. Едва забрезжил рассвет, противник открыл сначала плотный артиллерийский огонь, а вслед за обстрелом из леса повалили густые цепи пехоты.
Не преувеличу, если скажу, что накал боя достиг своей высшей точки: подразделения полковника Борисенко еле сдерживали натиск обезумевших немцев, рвущихся на запад.
Все было пущено в ход: бойцы и командиры отбивались гранатами и трофейными фаустпатронами, дело доходило до рукопашной. Для бригады создалась напряженная обстановка, на исходе были боеприпасы. Что делать? Вызывать авиацию? [214] Но ведь немцы подошли вплотную к боевым порядкам бригады, обтекали ее оборону. При таком тесном соприкосновении войск штурмовка с воздуха не допускалась. И все же генерал Рязанов рискнул, принял это единственно спасительное решение — вызвал своих штурмовиков.
Когда «илы» оказались в указанном квадрате, речь уже шла не о районе штурмовки — Василий Георгиевич отдал приказ на штурмовку контратакующего противника. У многих командиров экипажей, как они позже рассказывали, волосы встали дыбом: штурмовать квадрат, где работал сам генерал Рязанов! Даже переспросили, Но он спокойно повторил:
— Бейте!
Никогда еще летчики не испытывали такого напряжения. Каждый старался бить идеально точно. «Ильюшины» «клевали» и «клевали» фашистов, пока те не поползли в разные стороны...
«Штурмовики Рязанова, — писал в своих мемуарах «Записки командующего фронтом» Маршал Советского Союза И. С. Конев, — имевшие большой опыт борьбы с танками, и на этот раз превосходно показали себя. Парируя удар достаточно сильной и крупной группировки противника, они помогли не только 5-му гвардейскому мехкорпусу и армии Лелюшенко, но и всему нашему фронту».
Разгром гитлеровцев в Берлинской операции стал для 1-го гвардейского штурмового авиакорпуса вершиной его боевого мастерства. Тесно взаимодействуя с общевойсковыми соединениями, он наносил неотразимые удары по врагу, разрушал его оборонительные сооружения, подавлял огневые средства и живую силу, бомбардировал колонны гитлеровцев на дорогах, при выдвижении их из глубины обороны, на выходе из окружения, нарушал управление. В конечном счете боевое применение авиации в Берлинской операции наиболее полно выражало сущность той формы ведения боевых действий, которая в годы войны именовалась авиационным наступлением.
Родина высоко оценила боевые действия авиаторов.
В приказе Верховного Главнокомандующего № 359 от 2 мая 1945 года в связи с завершением разгрома берлинской группировки и овладением городом Берлин были отмечены многие, объединения, соединения и авиационные части, в том числе и гвардейский штурмовой авиакорпус генерала В. Г. Рязанова. Корпусу было присвоено почетное наименование «Берлинский». [215]
8 мая представители поверженной фашистской Германии подписали акт о безоговорочной капитуляции. Но войне еще не пришел конец. В Чехословакии действовали войска группы армий «Центр» и «Австрия», которыми командовали фельдмаршал Ф. Шернер и генерал Л. Рендулич. Они отказались капитулировать и стремились вывести свои дивизии для сдачи в плен американской армии. Необходимость усилить удары по врагу, не допустить его прорыва на запад и завершить освобождение Чехословакии диктовала и внутренняя обстановка, сложившаяся к началу мая. По этой причине командование 1-го Украинского фронта в небывало короткий срок произвело переброску войск из района Берлина на дрезденское направление.
Решительным натиском советские войска сломили сопротивление вражеских дивизий и устремились к Праге, в ночь на 9 мая передовые отряды с различных направлений вступили в город. Над Златой Прагой взвилось Красное Знамя.
Под занавес произошло следующее: наши танкисты наголову разбили гитлеровцев под Дрезденом, развили высокий темп наступления к Праге. И здесь в штаб фронта принесли радиограмму: «Нахожусь в Праге. Еременко».
Маршал И. С. Конев расстроился: ведь его командармы Рыбалко и Лелюшенко должны там быть первыми, почему же в Праге оказался командующий войсками 4-го Украинского фронта генерал А. И. Еременко?
Иван Степанович приказал вызвать по радио Рыбалко или Лелюшенко, выяснить обстановку, но те молчали. Тогда он связался со штабом 2-й воздушной армии, спросил генерала С. А. Красовского:
— Вы знаете, что наши войска вступили уже в столицу Чехословакии?
— Да, об этом донесли воздушные разведчики.
— Какие же части там находятся? Мне доложили, что в Праге сейчас Еременко.
— Трудно сказать...
— Пошлите своих летчиков и уточните, кто же вошел в город.
Генерал Красовский позвонил в корпус и приказал с рассветом отправить в Прагу самолет. Для страховки через пару часов с тем же заданием вылетел и второй штурмовик. [216]
Командующий фронтом с нетерпением ждал донесения, часто запрашивал аэродромы, но самолеты не возвращались.
И снова группа машин пошла через Рудные горы.
Результат тот же: как в воду канули «ильюшины».
Пришлось об этом доложить маршалу Коневу. Тот недовольно оборвал разговор:
— Мне все известно. Рыбалко и Лелюшенко уже в Праге.
А произошло вот что. Командующий 4-м Украинским фронтом генерал А. И. Еременко и начальник оперативного отдела штаба 3-й танковой армии оказались однофамильцами. Что же касается наших летчиков, то едва они сели на пражский аэродром, как попали в такой «плен» к местным жителям, что пробраться к центру города и выяснить, чьи же войска в него вошли, оказалось невозможным. Их обнимали, осыпали цветами. Оживленно заводили беседы.
— Наздар! Победа! Нех жие Руда Армада! — слышалось со всех сторон.
9 мая штурмовики нашего корпуса завершили активные боевые действия. Последний удар по врагу провели экипажи Т. Бегельдинова, Н. Столярова, И. Драченко, Н. Киртока, С. Чепелюка, М. Коптева, А. Левина, И. Медведева, И. Козлова, М. Журы, А. Смирнова, Е. Захарьева.
Штурмовку выполняли по личному указанию командующего войсками фронта Маршала Советского Союза И. С. Конева. Дело в том, что большая группа гитлеровцев и их приспешников-власовцев пыталась уйти на запад.
Командиром полка подполковником А. Матиковым оперативно были подобраны экипажи, ведущим назначен Герой Советского Союза старший лейтенант А. Рогожин. Спустя десять минут с аэродрома Зенфтенберг группа пошла на взлет, о чем было доложено по инстанции. Задание штурмовики выполнили отлично — вражескую колонну разнесли в пух и прах. От маршала И. С. Конева последовал звонок: «Всему личному составу 143-го гвардейского штурмового авиаполка объявляю благодарность».
Я тогда очень удивился, почему командующий лично поставил боевую задачу полку. За всю войну не было таких случаев. Потом понял. Очевидно, решающее значение имел фактор времени. [217]
Через несколько дней в работе штаба выдалась свободная минута, и мы с группой офицеров решили поехать в поверженный Берлин.
Утро стояло чудесное, светило ласковое солнце. Казалось, сама природа ликовала, празднуя гибель коричневой чумы.
У въезда в город нас остановил патруль, проверив документы, подсказал, как добраться к центру.
Перед рейхстагом мы задержались. Мрачное закопченное здание было иссечено, испещрено тысячами снарядных осколков и пуль. Его стены снаружи и изнутри, снизу доверху пестрели надписями, сделанными углем, мелом, а то и просто процарапанные штыками и ножами: «Здесь был...» По, надписям прочитывалась вся география победителей.
На обратном пути, ближе к полудню, увидели на площадях дымящие кухни. К ним спешили дети, старики, женщины. Пугливо озираясь по сторонам, они получал» пищу и торопливо удалялись восвояси.
На куче дров возле кухни одиноко сидел седой изможденный немец в пенсне и плакал. Мы подошли к нему. Через переводчика узлали, что старик этот — бывший школьный, учитель. Он говорил: «Как же нас обманывали, все время твердили, что придут русские и всех жителей уничтожат. А они кормят нас, умирающих от голода».
Было над чем задуматься! У скольких наших солдат, таких, как этот серьезный повар, раздающий пищу, убили мать, отца, замучили жену, угнали в неволю сестру, а они делились с немцами своим куском хлеба... Да, беспредельно добрая душа у нашего народа!..
Всем нам, ветеранам 1-го гвардейского штурмового полка, на всю жизнь врезался в память июньский день 1945-во.
Аэродром Финстервальде. Вдоль огромных ангаров застыли краснозвездные «илы». Перед ними части корпуса. Жарким пламенем горит и вьется на ветру гвардейское Боевое 3намя с орденом Красного Знамени и муаровой лентой. На этом Боевом Знамени запекалась кровь многих летчиков, воздушных стрелков, авиаспециалистов, которые не дошли до победы. [218] В числе погибших Герои Советского Союза К. В. Абухов, Г. П. Александров, Е. А. Алехнович, И. Ф. Базаров, П. С. Битюцкий, В. Т. Веревкин, И. Г. Газизуллин, А. И. Гридинский, К. Е. Гришко, И. Т. Гулькин, И. К. Джинчарадзе, Н. А. Евсюков, А. М. Кобзев, В. В. Кудрявцев, Б. В. Лопатин, М. С. Малов, П. А. Матиенко, В. С. Олейников, С. Д. Пошивальников, М. А. Федосеев, Н. Д. Хорохонов, Б. Д. Щапов.
Боевой путь корпуса составил 4500 километров, начиная от Москвы и до Праги. При этом ни один полк корпуса не выводился за все время боевых действий на отдых и переформирование.
Около 6 тысяч авиаторов соединения отмечены орденами и медалями, 94 присвоено звание Героя Советского Союза, дважды этого звания удостоены В. И. Андрианов, Т. Я. Бегельдинов, С. Д. Луганский, И. X. Михайличенко, М. П. Одинцов, В, Г. Рязанов и Н. Г. Столяров. Герой Советского Союза И. Г. Драченко стал также полным кавалером ордена Славы. Он единственный летчик в Военно-Воздушных Силах, который удостоен таких высоких государственных наград.
...Митинг по случаю награждения корпуса орденом Суворова 2-й степени открыл генерал-лейтенант авиации В. Г. Рязанов.
Выступившие Маршал Советского Союза И. С. Конев и генерал-полковник; авиации С. А. Красовский отметили, что за два года совместной боевой работы не было ни одного случая невыполнения, срыва боевой задачи, ни одной жалобы со стороны наземных войск. Мы понимали — большая заслуга в этом нашего командира генерал-лейтенанта Рязанова, первого авиатора, осуществившего управление боевыми группами с переднего края наземных войск.
Перед тем как прикрепить к алому полотнищу орден Суворова, И. С. Конев напомнил, как он, вручая корпусу первую награду — орден Красного Знамени, — еще тогда высказал уверенность — крылатые гвардейцы первыми будут штурмовать Берлин. Так оно и случилось! Затем Иван Степанович вручил генералу В. Г. Рязанову вторую медаль «Золотая Звезда», начальнику штаба соединения генерал-майору авиации А. А. Парвову — орден Ленина, а мне — орден Суворова 2-й степени.
Перед строем знаменосцы Герои Советского Союза Майоры А. Е. Максимов, М. К. Токаренко и лейтенант И. Г. Драченко пронесли святыню соединения, которую в недалеком будущем украсил еще один боевой орден — Кутузова 2-й степени. [219]
Мы искренне радовались такой высокой оценке труда нашего любимого командира, который провел корпус по многотрудным дорогам войны со дня его формирования и не покидал его ни на один день.
Пройдет время, и Маршал Советского Союза И. С. Конев так напишет о Василие Георгиевиче Рязанове: «Человек своеобразной военной судьбы, он был одним из лучших авиационных начальников, с которыми мне приходилось работать в бытность мою командующим фронтом...
Лично для меня коммунист Рязанов был эталоном во всех отношениях, истинным новатором, первопроходцем, как по складу своего характера, так и по своим делам. Ему было присуще довольно редкое сочетание беззаветного мужества, почти безоглядной храбрости с железной самодисциплиной, требованием строжайшего порядка от подчиненных и преданность делу, которому он посвятил всю свою жизнь.
После войны генерал В. Г. Рязанов командовал авиацией Киевского военного округа, был кандидатом в члены ЦК Компартии Украины, избирался депутатом Верховного Совета УССР.
Василий Георгиевич умер сравнительно молодым, на пятьдесят первом году жизни. Сказалось все — и те тяжелые дни, которые довелось пережить по навету недоброжелателей, и, конечно, война, оставившая не один рубец на его сердце.
На родине дважды Героя Советского Союза В. Г. Рязанова в поселке Большое Козино Горьковской области установлен бронзовый бюст, создан музей. Имя генерала Рязанова носит школа и пионерский отряд города Киева.
Тяжелым, но победным был путь нашего 1-го гвардейского штурмового Кировоградско-Берлинского Краснознаменного, орденов Суворова и Кутузова авиационного корпуса. Славу его ковали все — командиры, летчики, воздушные стрелки, работники штабов, инженерно-технический состав, связисты, специалисты-»тыловики» и политработники.
Политическая работа в частях и подразделениях велась непрерывно, с большой напряженностью и эффективностью. [220] И заслуга в этом таких коммунистов, как И. С. Беляков, В. 3. Гультяев, Е. И. Копылов, К. Г. Присяжнюк, И. М. Хотылев, В. С. Кутаров, В. Ф. Посохин, П. В. Поляков...
Огромная нагрузка по организации боевых действий штурмовиков ложилась и на наших штабников — П. И. Брайко, А. А. Парвова, Я. X. Иоффе, К. А. Белодеда, С. С. Гайдаренко, В. В. Приходько, Н. Ф. Караванова, В. Ф. Говорина, Д. М. Спащанского, Д. С. Уртаева, С. М. Зверева, Ф. С. Гудкова, И. П. Евдокименкова, Е. С. Иванова, К. Ф. Пусторнакова, Г. В. Виноградова, А. В. Устинова, В. Я. Онищенко, И. Е. Безбердого.
Работали не покладая рук, стойко переносили все трудности и лишения авиационные инженеры. Любой труд им был по плечу. Творчески, самоотверженно выполняли свои обязанности М. М. Павликов, С. И. Головкин, И. Д. Богатов, Е. С. Пуртов, В. И. Котелевский, Л, П. Бондарев, И. П. Литвиненко, В. Н. Фролов, Ф. И. Кушко, В. Н. Ященко, А. С. Сахаров, С. И. Бабин, И. Я. Назаров.
Не могу добрым словом не вспомнить офицеров-связистов, помогавших штурмовикам в самых сложных ситуациях, в любых метеорологических условиях. Это М. П. Минин, И. И. Глушко, 3. Б. Рабинович, Н. В. Макеев, М. А. Муравьев, И. И. Клочко, Е. И. Горшков, И. А. Чепелев...
Женщина и война! Как несовместимы эти понятия! Но мы помним, как девчушки в военной форме не спали сутками, дежурили у радиостанций, отлаживали моторы и вооружение боевых машин, как волокли к самолетам перед нашим вылетом на штурмовку тяжелые бомбы, кормили и поили нас, перевязывали раны.
Плечом к плечу с мужчинами несли бремя войны Клава Петрова, Аня Свириденко, Лена Рогожникова, Тоня Сковородова, Тоня Яценко, Надя Ясенская, Аня Сорокина, Тося Глушенко, Нина Ладынина, Мила Макарова, Настя Курочкина, Шура Тимошина, Катя Кубышкина, Эмма Узилевская, Валя Медведева и многие другие.
Низкий поклон нашим боевым связисткам Ирине Рязановой, Кире Астафьевой, Тоне Зеленковой, Тане Лебедевой, Маше Коршуновой, Зое Моштаковой, Люсе Смирновой, Маше Якунчиковой, Алле Тришиной, Гите Колтуновой, Наташе Сборщиковой, Ане Мельниковой, Асе Гришиной, Оле Шалей, Тоне Волощук... [221]
Давно отгремели залпы жестоких сражений. Но чем дальше уходят те годы, тем больше бередят душу воспоминания о боевых побратимах, кого так безжалостно вырвала из жизни война.
В Керчи есть улица Пошивальникова. Имя Степана Пошивальникова дано одному из рыболовецких траулеров Черноморского пароходства. В городе Вязники Владимирской области есть улица Николая Хорохонова. Ярославцы одну из своих улиц назвали именем Бориса Щапова. Именем Героя Советского Союза А. И. Гридинского названа улица в городе Шацк Рязанской области. В школе молдавского села Старые Пиструени установлен бюст героя.
В Зугрэсе Донецкой области вы, можете найти улицу Евгения Алехновича, а в Горловке — Николая Чуры. Имя его присвоено одному из пионерских отрядов школы в селе Малиновка Харьковской области. Пионерские отряды села Шенгури Полтавской области и села Бузовая Киевской области носят имена Петра Горбачева и Михаила Малова. В школе села Недогарки Кировоградской области учрежден переходящий вымпел имени Героя Советского Союза Михаила Мочалова. Волжанин Герой Советского Союза капитан И. Ф. Базаров похоронен в центре села Лозоватка, недалеко от Кривого Рога. Село Грузке ныне переименовано в Базарово. Герою Советского Союза Кириллу Гришко в поселке Куйбышево Запорожской области установлен бюст, а при 1-м интернате в Харькове создан Музей Героя Советского Союза Бориса Лопатина.
В Горьковской области сооружен гранитный обелиск, на котором золотыми буквами выбито: «Герою Советского Союза Малову Михаилу Семеновичу (1914–1943) от комсомольцев и молодежи Воротынского района». Пионерская дружина школы в Гайском районе Оренбургской области носит имя Героя Советского Союза Н. А. Евсюкова. В Астрахани пионерский лагерь назван в честь их земляка Михаила Дроздова.
В одном из авиационных гарнизонов Забайкальского ордена Ленина военного округа высится обелиск. На табличке слова: «Герой Советского Союза гвардии полковник Дмитрий Акимович Нестеренко. 20 октября 1906 года — 23 мая 1953 года».
А время идет... Постепенно редеют наши ряды. Но каждый, кто остается в строю, продолжает активно трудиться на всех фронтах нашей мирной жизни. [222] Сегодня мои боевые товарищи — видные военачальники, партийные и хозяйственные работники, ученые, инженеры, преподаватели, врачи, геологи, художники...
После войны мне довелось работать в Москве в Главном штабе Военно-Воздушных Сил Советского Союза. Окончив Военную академию Генерального штаба Вооруженных Сил СССР имени К. Е. Ворошилова, занимал ответственные командные должности. С конца 1959 года уволен в запас в звании генерал-майора.
Многие мои однополчане также уже на пенсии, но ведут большую военно-патриотическую работу среди молодежи, ибо знают: пока война возможна — наша готовность к любым неожиданностям должна быть стопроцентной.
В данной книге вспомнил далеко не всех, о ком хотелось бы сказать доброе слово. Уверен, товарищи не упрекнут меня за это. А кто-то из них, возможно, и сам дополнит рассказ о героических свершениях нашего прославленного корпуса, который по праву был флагманом штурмовой авиации в Военно-Воздушных Силах СССР. [223]