От Вислы до Одера и Нейсе

Разгромив противника в районе Львова, а также очистив от гитлеровцев Перемышль, советские войска раскололи надвое группу армий «Северная Украина». Ставка ВГК приняла решение: основные усилия фронта сосредоточить на сандомирском направлении, стремительно выйти к Висле и форсировать ее.

Понимая свое критическое положение, немецко-фашистское командование усилило группу армий «Северная Украина», перебросив 5 дивизий от соседей — группы армий «Южная Украина». Еще восемь пехотных дивизий прибыли из Германии и Венгрии. Противник укрепил свой фронт шестью бригадами штурмовых орудий и отдельными батальонами тяжелых танков. Высокую активность проявляли и вражеские авиасоединения. Появились, в частности, «мессершмитты», на бортах которых был нарисован лучник. Мы знали, что принадлежали они отряду немецкого аса Буша. Комплектовался отряд из отборных летчиков.

Было ясно, что борьба за сандомирский плацдарм предстоит упорная.

В связи с этим по решению командующего фронтом маршала И. С. Конева в сражение была введена 5-я гвардейская армия генерал-лейтенанта А. С. Жадовя, произведена перегруппировка зенитно-артиллерийских частей и соединений, перебазирована истребительная авиация.

Противник всеми силами старался ликвидировать плацдарм. В районах Сандомира, Опатува, Ракува разгорелись напряженные бои на земле и в воздухе. [154]

От зари до темна штурмовики корпуса вели разведку, уничтожали на поле боя танки, подавляли артиллерию врага.

Эскадрилья старшего лейтенанта Т. Бегельдинова, выделенная в этот период для разведки, постоянно барражировала над вражескими позициями.

...Смеркалось, когда ведущий заметил в своем квадрате на двух дорогах движение танков и мотопехоты. По самым скромным подсчетам, «тигров» двигалось штук сто пятьдесят, да еще около двух полков пехоты. Шли они к линии фронта.

Доложив обстановку, Бегельдинов услышал в наушниках голос генерала Рязанова:

— Проверь еще раз. Работай спокойно... Какое уж тут было спокойствие! Зенитки прямо взбесились. Маневрируя, комэск резко сменил скорость и высоту. Повторив донесение, попросил к прилету на аэродром подготовить группу.

К возвращению Бегельдинова штурмовики к заданию были готовы. Бомбы подвешены, пушки заряжены, летчики и стрелки ожидали в кабинах.

...Колонны, не меняя курса, двигались, окутанные густой пылью.

Пикирование, сброс бомб, огонь из пушек и пулеметов... и танки замедлили ход, остановились, пехота залегла по обочинам.

Группа сделала еще несколько заходов — пыль перемешалась с дымом. Тусклые языки пламени поползли по броне нескольких «тигров».

Боеприпасы были уже на исходе, но тут подошла новая эскадрилья...

Посадив машину, Бегельдинов заторопил оружейников, чтобы те, не мешкая, снаряжали новую группу. Авиаспециалистам помогали летчики и воздушные стрелки. И снова взлет. Из «илов» выжималось все, на что они были способны. Быстрее к цели...

Тогда, находясь на наблюдательном пункте 6-го гвардейского танкового корпуса, я увидел потрясающую картину истребления фашистских танков. Вокруг нас на поле пылали «тигры» и штурмовые орудия, чернели обгоревшие остовы уже подбитых машин. Это были последствия работы наших тяжелых танков, артиллерии и штурмовиков. [155]

Уже после войны, на одной из традиционных встреч ветеранов корпуса, Талгат Якубекович Бегельдинов показал аэрофотоснимки местности. Даже несведущий человек мог бы определить, что к чему. Сколько тогда набили мы этого бронированного зверья!

...Помню, на стоянку зарулил лейтенант Коптев. Товарищи окружили его. После дружеских похлопываний по плечу посыпались вопросы: «Что видел? Как прошел полет?»

— С эшелоном столкнулся, — вытирая разгоряченное лицо, ответил Коптев. — Вижу, не разойдемся — дорога узкая. Поезд к станции подходил. Почти все вагоны крытые. Снизился до бреющего, поймал локомотив в прицел. Здорово рвануло! Похоже, боеприпасы. По моему мнению, ремонту не подлежит...

Ожесточенные бои развернулись в районе Стопницы, где противник крупными силами танковых частей атаковал боевые порядки 5-й гвардейской армии. Когда гитлеровцы вклинились в расположение наших войск, генерал С. А, Красовский срочно связался с Рязановым и приказал ему сорвать атаку противника.

В воздух поднялась дежурная группа штурмовиков во главе с командиром 141-го гвардейского полка капитаном А. Компанийцем.

Отмечу, что полк этот использовался у нас именно в экстренных ситуациях, как пожарный. Когда обстановка требовала решить какую-либо сложную безотлагательную задачу, выбор падал именно на этот боевой коллектив. Сам Компанией, был по характеру весьма импульсивным, с мгновенной реакцией на изменение боевой обстановки, и эта черта командира как бы передалась всему летному составу.

Признанные мастера штурмовых ударов М. Одинцов, Н. Столяров, А. Глебов, обнаружив танки, с ходу принялись обрабатывать цель. Повторными атаками штурмовики нанесли большие потери противнику и сожгли до 15-ти «тигров».

Командующий 6-й гвардейской армией всем летчикам и воздушным стрелкам объявил благодарность, капитан А. Компанией был награжден именными часами.

Утром командир корпуса приказал штурмовикам нанести удар по танкам, которые противник выдвинул в район Кобыляны, Сташув. Несколько девяток «илов» пересекли Вислу и устремились на северо-запад. [156] Туда, где поле битвы окутал дым и с трудом просматривались пятна опаленной взрывами земли.

Группа «ильюшиных», ведомая командиром 143-го гвардейского авиаполка майором С. Е. Володиным, преодолевая зенитный заслон, попала в довольно трудное положение. Тактика вражеских зенитчиков была давно известной: сбить в первую очередь флагманскую машину. Потому-то немцы и сосредоточили на Володине шквальный огонь. Вздрогнув, штурмовик-флагман стал валиться вправо. По переднему бронестеклу потекло масло, и летчику пришлось ориентироваться через боковые форточки. Передав управление группой своему заместителю, Володин попытался уменьшить снижение, но самолет неудержимо тянуло к земле. Гитлеровцы прекратили стрельбу, считая, что штурмовику пришел конец. Все-таки командир полка дотянул до наших траншей и, не выпуская шасси, сел на «брюхо».

Соскочив с плоскости, летчик сразу же попал в объятия окруживших его артиллеристов.

Генерал Рязанов, узнав, что командир полка приземлился удачно, повеселел.

Его радость была нам понятна: в эти тяжелые дни корпус понес невосполнимые потери...

Боевая работа шла своим чередом. Шесть экипажей срочно были вызваны на полковой командный пункт. Начальник штаба 144-го гвардейского авиаполка подполковник Е, Иванов отдал приказ: «Произвести штурмовку колонны автомашин на дороге Подлесье — Опатув. Группу возглавляет капитан Пошивальников».

...«Ильюшины» набрали высоту и пошли плотным строем. Под крылом виднелись села, хутора, реки, овраги и перелески. Привычная для авиаторов картина. Никто из ребят не предполагал, что для их командира эскадрильи и его воздушного стрелка сержанта А. Тазанова этот вылет — последний.

Самолет ведущего плавно сменил курс и высоту, то же провели и остальные. Это был обычный противозенитный маневр. Значит, до линии фронта не более двух километров. А вот и цель — длинная вереница автомашин, в основном большегрузных, крытых тентами.

Один за другим «илы» с резким разворотом вошли в пикирование, и огненные трассы пуль и снарядов, перекрещиваясь, потянулись к земле. [157] Удар был настолько неожиданным для противника, что он не успел даже рассредоточиться по обочинам.

— «Сокол»! Осмотри дорогу дальше на запад, — поступил приказ ведущему с КП полка.

Штурмовики набрали высоту. И вдруг над самолетом Пошивальникова образовались четыре шапки разрывов. Штурмовик сначала как-то неестественно задрал нос, затем резко вошел в отвесное пикирование. Лейтенант М. Коптев, чуть отставший от группы из-за перегрева мотора, увидел, как стремительно понесся к земле объятый пламенем штурмовик командира.

Весть о гибели Степана Демьяновича Пошивальникова потрясла всех в корпусе. Он был прирожденным асом, человеком большой души, отзывчивым и удивительно скромным, несмотря на то что грудь его украшали Звезда Героя Советского Союза, два ордена Красного Знамени, ордена Суворова, Александра Невского, Богдана Хмельницкого, Отечественной войны 1-й и 2-й степени. Из рассказов товарищей я узнал, что в начале войны, в боях под Киевом, сержант Пошивальников был тяжело ранен, врачи вынесли ему суровый приговор: к летной работе не годен. Но Степан возвратился в боевой строй и со временем стал выполнять очень сложные и ответственные задания командования полка, дивизии и корпуса.

Отправляя похоронку в Керчь матери Героя — Матрене Николаевне Пошивальниковой, мы понимали, сколь тяжело ее горе. Три сына было у Матрены Николаевны: один пропал без вести, второй погиб в Чехословакии, Степан был третьим...

Вот что написал мне в послевоенные годы Н. Мещеряков, бывший воздушный стрелок 144-го гвардейского штурмового авиаполка.

«...В грозном боевом небе все равны. Чины и звания на крыльях самолета не значатся, но был один человек, перед памятью которого я буду всегда склонять голову. Это мой командир эскадрильи Степан Демьянович Пошивальников — удивительно простой украинский парень, храбрый до безумия летчик, обретший крылья в знаменитой Качинской авиашколе. Поднимаясь в небо вместе с ним, я понял, что нет предела мужеству и героизму советского человека, когда он защищает от врагов святая святых — свою любимую Отчизну». [158]

В подтверждение этой мысли приведу такой факт. ...В районе Кобыляны девятка «илов» во главе со старшим лейтенантом Н. Киртоком после уточнения задачи с КП корпуса сделала левый круг и изменила курс. Следовало найти район, где вражеские танки сосредоточивались на подходах к нашим позициям. Главное было сорвать их атаку, не допустить к окопавшейся пехоте и позициям артиллеристов.

Наблюдая воздушную сферу слева, ведущий обнаружил, что в боевом порядке идет... десятый «ил», кок {28}  винта его был окрашен в красный цвет. По рации старший лейтенант запросил незнакомца:

— «Горбатый» с красным носом, ты чей? Тот молчал. Старший лейтенант Кирток знал, что бывали случаи, когда летчики, оторвавшись от своих, примыкали к соседним группам для выполнения задания. Идет так идет...

Обнаружив танки и пехоту гитлеровцев, «ильюшины» сделали семь заходов и сожгли три «коробки».

Как смерч носился «красноносый» над полем боя. Смело, даже рискованно атаковал цели. В огненной круговерти никто не увидел, что послужило причиной решения экипажа послать штурмовик в скопление «тигров» и бронетранспортеров. Там, где упала машина, вырос огромный столб пламени...

Первым па аэродром сел старший лейтенант Кирток, за ним — Пушкин, Маркушин, Драченко, Полукаров, Гайдаш, Григоренко...

Доложив генералу Рязанову о результатах боя, ведущий рассказал о гибели незнакомца.

Как потом выяснилось, десятым в группе оказался командир 8-й гвардейской авиадивизии подполковник Алексей Степанович Фетисов, вылетевший для контроля действий штурмовиков. Геройски погиб и его воздушный стрелок старшина Л. Соленко.

На очередном сборе командиров дивизий и полков Василий Георгиевич вынужден был напомнить об оправданности и разумности риска. «Самим уточнять обстановку и контролировать инкогнито своих подчиненных, думаю, не стоит...» — сказал он. [159]

18 августа 1944 года наши войска овладели Сандомиром — важным опорным пунктом на левом берегу Вислы. В ознаменование этого события многие части и соединения — наземные и воздушные — стали именоваться «Сандомирскими».

Этого звания были удостоены 141-й и 142-й гвардейские штурмовые авиационные полки, а также гвардейские истребительные — 152-й и 153-й.

Гитлеровцы сделали еще одну отчаянную попытку ликвидировать плацдармы в районе Баранув, Магнушев, оттеснить наши войска, бросив в бой несколько танковых групп, в составе которых были хваленые «королевские тигры». Уверенные в их неуязвимости, фашисты считали, что эти машины помогут создать в войне перелом, окажут неотразимое психологическое воздействие на наших воинов.

Но, как показали события, «титулованные» машины горели не хуже обычных. Позже один из «королевских тигров» «украсил» Выставку трофейного оружия в Москве, в Центральном парке культуры и отдыха имени М. Горького.

Исходя из сложившейся обстановки, командир корпуса ввел в действие против гитлеровцев 108 «ильюшиных». Штурмовая группа действовала под прикрытием 24 истребителей. Объединенными силами руководил командир 155-го гвардейского авиаполка подполковник Г. Чернецов.

Достигнув цели, первая группа «илов» сбросила дымовые бомбы, и экипажи произвели атаку.

20 танков, 6 бронетранспортеров и более 30 машин с пехотой — такова была плата гитлеровцев за еще одну попытку проверить наши войска на прочность на одном из участков плацдарма.

Эффективно действовали и штурмовики из 140-го гвардейского авиаполка. Девять экипажей под командованием капитана А. Девятьярова при подходе к населенному пункту Лисув получили уточненную задачу. По радио генерал Рязанов передал ведущему, что южная и восточная окраина Лисува занята нашими частями, а северная и западная — в руках у противника.

Помню напутствие комкора.

— Заходи курсом триста двадцать градусов и атакуй противника. Смотри внимательно, действуй там аккуратно... [160]

Летчики группы бомбили и расстреливали неприятеля буквально в нескольких метрах от позиций нашей пехоты, проходили прямо над ее головой.

...Наступило длительное ненастье. В небе клубились дождевые тучи, землю то и дело окутывали туманы.

Несмотря па сложные погодные условия, корпус вел разведку, прикрывал войска от нападения с воздуха и наносил удары по живой силе противника, его технике и транспортным средствам, препятствуя подтягиванию резервов к фронту, затрудняя перегруппировку войск.

Боевой вылет, о котором пойдет речь, во всей деятельности корпуса считаю одним из самых уникальных. Дело в том, что противник на станции близ Кельце скопил огромное количество эшелонов с боевой техникой, боеприпасами, горючим. Любой ценой нужно было вывести из строя станцию, уничтожить все, что сюда подтянул противник.

...День был на исходе, когда посыльный срочно вызвал в штаб капитана М. Одинцова, штурмана 155-го гвардейского авиаполка. Доложив о прибытии, он подошел к столу, за которым над картой склонился подполковник Г. Чернецов.

Прочертив карандашом на крупномасштабной карте прямую линию, Чернецов остановил его острие над обведенным кружком.

— Это узел снабжения гитлеровцев, которые противостоят нашим частям на северном и северо-западном участках сандомирского плацдарма. Днем сюда уже ходили и полбинцы, и штурмовики из восьмой дивизии, но напоролись на сильнейший огонь зениток. Станцию постоянно прикрывают «мессеры», и она, проклятая, работает. Как доложила разведка, там скопилось огромное количество эшелонов. Приказ такой; немедленно ударить. Ты понимаешь, немедленно! Звонил генерал Рязанов, сказал, что отбой будет только тогда, когда станция взлетит на воздух.

Штурмовики ночью, как известно, летали очень редко.

— Пойдешь с эскадрильей, — продолжал подполковник. — Долбануть эту станцию стоит через десять-пятнадцать минут после захода солнца... В группу набирай Добровольцев. Экипажей восемь. Постарайся взять в основном летчиков из своей эскадрильи. Не хватит — возьми из другой... [161]

Пилоты были в сборе, в затылок им стояли воздушные стрелки.

Коротко объяснив обстановку, майор Одинцов взглянул на часы и повернулся к инженеру:

— На машины подвесить по три фугасных бомбы и по три зажигательных. Взрыватели мгновенные. Тщательно проверить ночное оборудование. По согласованию с командиром вылет через сорок пять минут... А теперь добровольцы — два шага вперед!..

Капитан Одинцов вел уже штурмовики к Висле, когда исчезла светлая полоска заката, и ночь быстро окутывала все вокруг густым, непроглядным мраком. Управление эскадрильей визуальным способом осложнилось,

Через плацдарм идти было рискованно. Обойдя его восточнее, майор развернул эскадрилью на запад. Вскоре группа пересекла линию фронта. Было тихо, спокойно...

— Включить верхние навигационные огни, — приказал ведущий экипажам. — В кабинах убавить свет. Под нами чужая территория.

До цели — полсотни километров. Из темной кабины земля просматривалась лучше. Сейчас самое главное было — не проморгать шоссейную и железную дороги, идущие параллельно с севера на юг. Они-то и выведут группу на узловую станцию.

Наконец Одинцов заметил ориентиры и повернул на цель. После разворота группа шла со снижением, обороты мотора не меняла. Ведущий постепенно подтягивал экипажи, зная, что через пять километров — а это минута полета — станция. Теперь «илы» летели курсом со стороны немецкого тыла к фронту. Если все рассчитано правильно, гитлеровцы не успеют открыть стрельбу, приняв их за своих. А потом уже будет поздно!

Одинцов вел «ильюшин» так, чтобы станция оставалась сбоку. При этом можно было раньше увидеть цель и точнее определить время доворота до нее, а также перевести группу в пикирование.

Вот только прожекторы не испортили бы все дело... При пикировании они опаснее пушек и пулеметов — бьют лучами прямо в кабину.

Станция была видна в отдалении, когда на северной и южной ее окраинах вспыхнули прожекторы, а впереди по курсу штурмовиков засверкали вспышки разрывов зенитных снарядов. Машины сделали доворот и свалились в пике. [162] Различив в отсвете прожекторов расходящиеся нити рельсов, Одинцов понял, что перед ним входные стрелки и решил разбить их.

— Приготовить снаряды! Бьем! — раздалась команда ведущего в радионаушниках ведомых. Но тут самолет Одинцова охватило пламя.

Неожиданный залп, по-видимому, повредил прожекторные установки. Свет погас, и огонь зениток прекратился. Воспользовавшись растерянностью гитлеровцев, Одинцов вывел группу из пикирования в горизонтальный полет и повернул ее вдоль путей, буквально забитых эшелонами. Экипажи сбросили бомбы. На станции возникла паника.

Помнится нервозная обстановка на КП корпуса в ту ночь. По аэродрому метался генерал Агальцов, то и дело спрашивал Чернецова, есть ли связь с группой.

Пошел дождь, от света пускаемых ракет темнота казалась еще гуще. На летном поле вспыхнули костры. Уже давно вышло время, но экипажей не было... Капитан Одинцов с эскадрильей подходил к Висле, фонари на всех машинах открыты — шел сильный дождь и видимость была нулевая. Попытки установить связь с командиром полка оказались тщетными. Тогда ведущий решил идти на север. Если через пятнадцать-двадцать минут аэродром не будет найден, придется садиться вдоль восточного берега реки на воду. Так диктовала безвыходность положения.

Когда ведущий в последнюю минуту увидел впереди блеск ракеты, решил — привиделось. Но через несколько секунд небо озарилось вновь. Сомнения рассеялись — аэродром. Стреляют свои.

Садился Одинцов первым, затем уже со своей машины по рации помогал приземляться другим экипажам.

Когда все штурмовики собрались на стоянке, Михаил сердечно поблагодарил сержанта-финишера, который выручил их из беды.

Оказалось, что группа села на одном из аэродромов... 1-го Белорусского фронта.

О дерзком ночном штурме вражеской станции, проведенном под командованием Героя Советского Союза М. Одинцова, немедленно доложили командующему Фронтом маршалу И. С. Коневу. Вскоре мы в дивизии уже готовили новое представление на Михаила — ко второй медали «Золотая Звезда». [163]

Весь месяц наземные войска, а с ними и летчики корпуса, сдерживали ожесточенные контрудары фашистов. Позднее Маршал Советского Союза И. С. Конев отметит, что сандомирский плацдарм отстояла авиация.

29 августа Львовско-Сандомирская операция завершилась. Войска 1-го Украинского фронта освободили от гитлеровских захватчиков западные области Украины и юго-восточные районы Польши, захватили важный плацдарм на Висле, нацелились на берлинское стратегическое направление, одновременно ведя бои левым крылом в предгорьях Карпат.

Обстановка сложилась так, что потребовалось принять срочные меры по оказанию братской помощи национальному вооруженному восстанию словацкого народа.

Новая, непредвиденная операция готовилась в короткие сроки. В то же время войска нуждались в отдыхе и пополнении — позади были полтора месяца напряженных, кровопролитных боев.

Своеобразие подготовки было в том, что войскам — как наземным, так и авиации — предстояло действовать в горах. Опыта войны в горной местности не имели ни командиры, ни штабы.

Что представляют собой Восточные Карпаты? Это горная цепь, во многих местах покрытая густыми лесами, протянувшаяся с северо-запада на юго-восток. Противник здесь оборудовал первую и частично вторую позиции на выгодных в тактическом отношении высотах и в укрепленных крупных населенных пунктах. Оборона готовилась на большую оперативную глубину. Гитлеровцы стремились закрыть нашим войскам все подступы к горным перевалам и надежно перекрыть основные дороги: Ясло — местечко Дукля — Тылява. Особенно сильно был укреплен Дуклинский перевал, вблизи которого имелось много дотов и дзотов. Широко использовались неприятелем и минно-взрывные заграждения — «сюрпризы» из мин и фаустпатронов.

Вся тяжесть подготовки операции выпала на долю 38-й армии генерала К. С. Москаленко, для поддержки которой выделялись истребительный и штурмовой корпуса.

Приведу распоряжения командующего войсками 1-го Украинского фронта генерала И. С. Конева.

— Наступление в Карпатах надо поддержать основными силами авиации. [164]

Как известно, 38-ю армию генерала К. С. Москаленко поддерживала часть сил 2-й воздушной армии, 1-ю гвардейскую генерала А. А. Гречко — часть сил 8-й воздушной.

Карпатско-Дуклинская операция началась в первых числах сентября. После артподготовки и ударов авиации главные силы 38-й армии прорвали оборону и в течение дня продвинулись вперед в направлении Дуклинского перевала на 12 километров. Гитлеровцы перебросили в этот район три дивизии, и последующие бои приобрели затяжной характер. Ввод в сражение трех корпусов, в том числе 1-го Чехословацкого, не изменил положение. Тогда командующий фронтом сосредоточил в полосе наступления 38-й армии 4-й гвардейский и 31-й танковые корпуса, что обеспечило перелом в борьбе на главном направлении.

Противник ставил своей целью не допустить советские войска и Чехословацкий корпус к шоссе Ясло — Змигруд — Новы-Дукля, так как это была единственная рокадная дорога в Восточных Бескидах, связывающая вражескую группировку перед левым крылом нашего фронта с группой войск «Северная Украина».

При поддержке штурмовиков корпуса 1-я кавалерийская дивизия (1-го гвардейского кавалерийского корпуса), действуя совместно с 20-й моторизованной бригадой, нанесла врагу тяжелые потери (в районе Дроганова) н вышла к шоссе Змигруд — Новы-Дукля.

А в ночь на 11 сентября части 1-го Чехословацкого корпуса генерала Л. Свободы заняли высоту 534,0, господствующую над всей долиной, по которой проходило оперативно важное шоссе.

Противник несколько раз контратаковал, пытаясь отбросить наши части от дороги.

Примерно в полночь на КП 141-го штурмового авиаполка раздался звонок. Его командиру майору А. Компанийцу было приказано срочно прибыть к командующему Фронтом. Вскоре знакомый У-2 приземлился на опушке леса, в заданном квадрате. Линия фронта проходила рядом, в каких-то полутора километрах вниз по лощине, и при свете ракет и трассирующих пуль просматривалась хорошо.

Алексей Петрович, естественно, волновался — не каждый командир полка мог попасть к маршалу Коневу. [165]

Здесь Василий Георгиевич Рязанов представил майора командующему, и тот сразу же поставил задачу: в районе высоты 534,0 нужно было помочь чехословацким частям отбить контратаки немцев и дать им возможность выйти к своей границе. Маршал показал на карте, где располагаются наши войска и части противника, какие из его огневых средств нужно подавить, в каких квадратах больше всего сосредоточено танков и артиллерии.

Тщательно изучив местность, привязав цели к видимым с воздуха ориентирам, майор Компаниец убыл на свой аэродром.

По распоряжению генерала Рязанова к его возвращению экипажи и машины были подготовлены для вылета. Выслушав доклад командиров эскадрилий и поставив задачу летчикам и воздушным стрелкам, майор Компаниец повел группу на задание.

До цели летели в строю правым пеленгом. Над «илами» барражировала четверка истребителей прикрытия старшего лейтенанта И. Клочко.

Позиции одной из вражеских батарей находились в глубине оборонительной полосы немцев. Густой низкий кустарник скрывал их от наблюдения с воздуха.

Появившись над целью, штурмовики сделали холостой заход: это позволило, во-первых, хорошо рассмотреть расположение полевых орудий и, во-вторых, выявить зенитные батареи противника.

Во время холостого захода по штурмовикам ударили зенитные орудия, расположенные на значительном удалении друг от друга.

Майор Компаниец приказал ведомым расширить круг, чтобы при втором заходе одновременно держать под воздействием и полевые орудия, и зенитки.

Вслед за ведущим вражеские позиции атаковали и остальные экипажи. Удар наносился с тыла. В каждом заходе летчики сбрасывали по одной бомбе, а на пикировании использовали огонь пушек и пулеметов.

Дополнительно просматривая местность после каждой атаки, штурмовики обнаружили на северной опушке леса танк, минометную батарею и до взвода пехоты. Обработали и эти цели.

Всего группа произвела семь заходов, полностью уничтожила батарею и взорвала замаскированный штабель боеприпасов. [166] Кроме того, в районе орудийных позиций штурмовики сожгли две машины с грузами и подавили огонь зениток.

Через несколько минут вторую вражескую батарею полевых орудий «утюжили» уже штурмовики старшего лейтенанта О. Чечелашвили...

Исключительно трудный воздушный бой в этот день провели штурмовики корпуса и истребители прикрытия с группой «мессершмиттов» и «фоккеров».

Вот как писала об этой схватке армейская газета «Крылья победы»:

«Шестерка «ильюшиных», ведомая Героем Советского Союза гвардии лейтенантом Андриановым, под прикрытием истребителей гвардии капитана Харчистова вылетела на штурмовку танков и артиллерийских позиций противника.

Штурмовики над целью. В тот момент Харчистов передал Андрианову:

— Меня атаковали четыре «мессершмитта».

Искусный маневр Харчистова опрокинул замысел неприятеля. Ведущий одной пары немцев оказался впереди самолета Харчистова. Меткая очередь советского летчика — и «мессершмитт» загорелся.

Одновременно на Андрианова насела еще одна четверка Ме-109. Совместными ударами воздушные стрелки и пара наших истребителей отбились от немцев.

Штурмовики стали над целью в круг и принялись обрабатывать ее бомбами, пушечно-пулеметным огнем. Немецкие истребители, действуя в одиночку, попытались подловить штурмовики при выходе из атаки.

Но и эта тактика немцев не дала положительных результатов. Атаки их отбивались успешно. На самолет летчика Куракина набросилась пара «мессершмиттов». Первой же очередью воздушный стрелок Мамонтов сбил ведущего. В это время его ведомого взял на прицел вышедший из атаки гвардии младший лейтенант Гусев, В результате точного попадания третий вражеский самолет рухнул вниз.

К полю боя подошли четыре ФВ-190. Четверке наших истребителей пришлось теперь вести бой на высоте 2000 метров с четырьмя ФВ-190 и двумя Ме-109. Однако инициативу боя наши летчики не выпускали из рук. [167] Гвардии старший лейтенант Куценко сбил четвертый вражеский самолет, вслед за ним пятого фашиста свалил гвардии младший лейтенант Макаров...». {29} 

Пожарный полк, как мы его называли, успешно выполнил приказ командующего фронтом, помог чехословацким частям отбить более пяти атак гитлеровцев.

...Когда по докладам разведчиков стало известно, что в районе местечка Дукля расположился штаб танковой части гитлеровцев, уничтожить его вызвался штурман 140-го гвардейского авиаполка майор Н. Горобинский.

Посовещавшись, авиаторы решили прибегнуть к хитрости.

Группа подошла к объекту, и небо вокруг него сразу покрылось густыми шапками зенитных разрывов. Штурмовики пронеслись мимо, оставив только одну машину — лейтенанта И. Драченко. Переваливаясь с крыла на крыло, он тянул за собой длинную черную ленту — это летчик привел в действие дымшашку, имитировал попадание в самолет зенитного снаряда. Убедившись, что этот штурмовик уже отлетался, зенитчики перенесли свой огонь на другие машины.

Отвлекающий маневр удался. Драченко набрал высоту, перевел самолет в стремительное пикирование и ударил по штабному зданию эрэсами. Другие экипажи, сделав заход, сбросили на цель бомбы. Штаб был разбит, от прямых попаданий бомб сгорели и несколько штабных машин с антеннами, мотоциклы охранников.

В эти дни полностью раскрылся талант воздушного снайпера и разведчика из 144-го гвардейского полка лейтенанта А. Расницова.

...Его машина упрямо шла сквозь зенитный огонь в сторону чехословацкой границы. Там в одном из районов было замечено движение танков противника. Следовало точно установить их сосредоточение. Ведомый Расницова лейтенант Захаров летел за командиром, будто привязанный невидимой нитью.

Лейтенант Расницов прижался к земле и несколько раз прошел над рощами, но враг молчал, словно его и не было. По времени уже пора было возвращаться, но тут Анатолий все же обнаружил едва заметный след.

— Похоже, что кто-то тащил деревья, заметал следы ветвями, — объяснил Расницов напарнику свою догадку. — А ну-ка, развернемся, проверим наши подозрения. [168]

Набрав высоту, «илы» стремительно ринулись на штурмовку и сбросили бомбы на рощу. В ту же секунду небо покрыли серовато-бурые облачка разрывов, во все стороны брызнули снарядные осколки.

Сообщив разведданные на командный пункт, ведущий вызвал подмогу, а сам провел новый заход.

Но что это?.. За хвостом машины ведомого тянулся шлейф дыма, густел на глазах.

— Прямое попадание, — сообщил ведомый.

— Попробуй набрать высоту, тяни к своим! — приказал по рации Расницов.

Кое-как пересекли линию фронта. Машина Захарова кренилась, ее неудержимо тянуло к земле.

— Прыгай! Немедленно... Приказываю! — распорядился Расницов, но ведомый почему-то медлил, по-видимому, его ранило.

Последнее, что увидел Анатолий, была попытка Захарова открыть фонарь. Сделать это летчик не смог. Самолет резко клюнул носом, пошел вниз и врезался в землю...

Вот так, случалось, горели наши гордые краснозвездные машины, а в них гибли мои дорогие товарищи, что еще вчера, сегодня, час или два назад шутили, смеялись, пели песни, писали письма родным, любимым, жили мечтой о скорой встрече с ними, о победе...

Мне не раз приходилось докладывать командиру корпуса о потерях в личном составе, и он весьма остро переживал каждую скорбную весть.

Выслушав мой доклад о гибели замполита 155-го гвардейского штурмового авиаполка подполковника С. Мельникова, Рязанов отвернулся, чтобы скрыть повлажневшие глаза. Я понимал, зная железную волю и выдержку командира, как тяжело у него на душе.

Это случилось 13 сентября. Кавалер ордена Александра Невского подполковник Мельников повел группу штурмовиков в район Змигруд-Новы. Огонь зенитных батарей был настолько плотным, что, казалось, не было клочка в тебе, которое не прошивали бы снаряды. И все же экипажи выполнили свою боевую задачу. Но экипаж Мельникова не вернулся домой. Его «ил» был сбит прямым попаданием снаряда и врезался в землю...

Фронтовые политработники... Они всегда были четью, совестью, душой сражающихся частей и подразделяй. [169] Их беззаветное мужество, стальная выдержка, неиссякаемая вера в победу являлись ярким примером как для коммунистов, так и для беспартийных.

В известной книге Олеся-Гончара «Знаменосцы» есть замечательные слова о политработнике: «Он... будто мать в семье. Естественно, что мать должна всех утешать, выслушивать, лечить, наказывать и пестовать, сама никогда не сваливаясь с ног. Она до того привычная и родная, что ее не всегда и замечаешь, и только когда ее не станет, сразу поймешь, что она значила...»

Гибель Мельникова — воина исключительной храбрости и человека замечательного сердца — потрясла всех нас.

Прошли годы. Но память о боевом побратиме сохранилась в сердцах соратников. Ветеран войны Михаил Петрович Одинцов, будучи уже генерал-полковником авиации, дважды Героем Советского Союза, заслуженным военным летчиком СССР, вспоминал в одной из своих публикаций: «Никакими формами, никакими предписаниями и правилами невозможно искусственно заменить влияние личности. Довелось, друзья, и мне за время службы в авиации встречать людей, оказавших огромное влияние на мое становление. Одним из них был заместитель командира нашего полка по политчасти гвардии подполковник Сергей Фролович Мельников. Умудренный летчик, он учил нас словом и делом. Был немногословен и, когда случалось оказываться в тяжелых условиях, говорил: «Знаю и вижу, что трудно. Но — надо! Будешь делать, как я. Полетим вместе...». {30} 

...Над степью кружила метель. Лишь изредка сквозь ее густую сетку проглядывала земля. Внизу поблескивало изувеченное взрывами железнодорожное полотно, чернели развалины станции, а дальше — белела голая равнина, кое-где покрытая редким кустарником. Штурмовик шел вдоль шоссе на бреющем, экипаж цепко просматривал каждый метр местности. А вот и танковая колонна. Не заметить ее было нельзя.

Майор Я. Зак, оценив обстановку, решил штурмовать танки с бреющего. Вниз полетели бомбы, колонна застопорила ход. «Ил» ведущего круто набирал высоту, когда вслед ему понеслись с земли огненные шары. Несколько снарядов догнали «ильюшин», и он загорелся. [170] Пламя лизало остекление фонаря, мотор отдавал последние силы. Еще несколько километров, а там передовая, свои...

Машина какое-то время держалась в горизонтальном полете, потом резко пошла на снижение. «Ильюшин» скользящим ударом зацепился за землю, пополз по кустарнику и остановился.

О том, как развивались события дальше, впоследствии рассказал нам воздушный стрелок, которому помогли отбиться от врага пехотинцы.

Фашисты окружили самолет. При прорыве сквозь огненное кольцо майор был ранен в живот, но отстреливался до последнего вздоха.

Когда стрелковый батальон, перейдя в атаку, выбил немцев из поселка, вблизи которого сел израненный штурмовик, пехотинцы нашли тело погибшего замполита майора Зака Яна Исаевича.

Фашистские мародеры сняли с него реглан, забрали боевые награды...

Дорогую цену платили мы за каждую пядь сандомирского плацдарма.

14 сентября, выполняя задание в районе Теодорувки, не вернулся с боевого вылета замполит 140-го гвардейского штурмового полка майор В. Константинов со своим воздушным стрелком сержантом Д. Шелопутиным...

Как правило, рабочее место Василия Андреевича Константинова в штабе всегда пустовало — он приходил, когда подпирали бумажные дела, почти все время летал, бывал на самых опасных участках. В полку глубоко переживали гибель своего замполита — Человека с большой буквы, мужественного коммуниста, исключительно душевного и обаятельного боевого друга.

Не могу не рассказать о героической судьбе комиссара 1-й эскадрильи этого же полка П. Битюцкого. В одном из боев его звено прикрывало группу бомбардировщиков. На маршруте и при подходе к цели экипажам пришлось преодолеть невиданный шквал заградительного огня и отбиваться от фашистских истребителей. Звено выполнило задание, но машина комиссара не вернулась. Летчики видели, как политрук, отсекая «мессеры» от бомбардировщиков, ринулся в лобовую атаку на стервятника и победой завершил свой последний бой. Неотвратимый таранный удар настиг фашиста, когда тот попытался уйти на запад. [171]

Указом Президиума Верховного Совета СССР Петру Семеновичу Битюцкому посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Любовь к Родине, преданность Коммунистической партии и жгучая ненависть к фашизму — в этом сплаве была сила и величие наших полковых замполитов П. Полякова, М. Ушакова, Н. Сопельняка, В. Макурина, В. Меркушева, Г. Петренко, И. Кузьмичева, М. Лебедя, Т. Оничека, В. Епифанова... Проводя в частях партийно-политическую работу, они наравне со всеми ходили на штурмовки, сражались с врагом в воздухе. Из всех человеческих прав эти люди высокой партийной ковки превыше всего ставили право быть впереди, иными словами — право быть там, где всего опаснее и труднее, где не обойтись без пламенного комиссарского сердца.

...С целью оказания помощи словацким повстанцам, командующий фронтом ввел в прорыв 1-й гвардейский кавалерийский корпус генерала В. К. Баранова. Конники вошли в брешь шириной в два километра между деревнями Лыса-Гура и Глойсце.

К сожалению, корпус двигался довольно медленно. Узость участка прорыва, наличие хорошо оборудованных и замаскированных огневых точек противника привели к тому, что кавалерийские соединения не смогли провести за собой танки, артиллерию, самоходные установки. Туго обстояло дело и с боеприпасами.

Отдельные части кавкорпуса пересекли польско-чехословацкую границу, вступили на территорию Словакии, и тут положение их осложнилось. Гитлеровцам удалось закрыть прорыв, и кавалеристы оказались отрезанными от главных сил 38-й армии. Противник с тыла нажимал на корпус и перекрывал пути его движения. Оперативная радиосвязь временами нарушалась, и район боевых действий корпуса не был известен командованию фронта.

Исправить положение могла только авиация. Штурмовикам приходилось вылетать на разведку, искать затерявшиеся части генерала Баранова, доставлять им по воздуху боеприпасы и продовольствие. Одновременно летчики вели борьбу с гитлеровцами, которые засели в дотах и дзотах. Их «тигры» и «пантеры» рассредоточились на всех танкоопасных направлениях в ущельях, зенитные установки располагались на высотах.

Летчикам по нескольку раз приходилось вылетать в один и тот же район, чтобы уничтожить минометную батарею, гаубицы или пулеметы, преграждавшие путь пехоте, артиллерии, танкам. [172] Очень часто туманы снижали возможность поражения цели с воздуха, и авиаторы работали с предельным напряжением.

...Квадрат за квадратом обследовали лес в семидесяти километрах от Кросно экипажи Н. Кукушкина и В. Ермолаева. При пересечении линии фронта они были встречены зенитным огнем, и только здесь, над лесными массивами, под прикрытием истребителей Г. Мерквиладзе, почувствовали себя в безопасности и могли спокойно вести наблюдение. Земля сверху сквозь кроны деревьев почти не просматривалась, сплошная зелень с желтизной утомляла зрение. Но разведчики продолжали поиск...

Вскоре Ермолаев засек дымок, сделал вираж над самыми верхушками деревьев и увидел группу людей с лошадьми. Сомнений не было — обнаружены кавалеристы генерала Баранова.

Заметив место их нахождения, летчики поспешили на аэродром. По рации ничего не докладывали — таков был приказ командира полка.

На аэродроме в Кросно штурмовикам подвесили под плоскости десантные мешки на бомбодержатели, и машины вырулили на грунтовку. Взлет оказался довольно сложным: груз создавал дополнительное сопротивление, увеличивал разбег самолета. Поднялись благополучно — и прямо в квадрат. А через четверть часа парашюты уже висели на деревьях, мешки подбирали конники.

Убедившись, что все в порядке, «илы» сделали над точкой выброса вираж и ушли домой. При возвращении экипаж Ермолаева в районе Крынице увидел в долине скопление немецкой пехоты. Летчик открыл по ней пушечно-пулеметный огонь с передней полусферы, а стрелок сержант Тимченко, как говорят, поддавал жару при выходе из атаки.

«Воздушный мост» заработал. Штурмовики за короткий срок сбросили кавалеристам десятки мешков с боеприпасами, продовольствием, фуражом, питанием для раций, медикаментами.

Кавалерийский корпус генерала В. К. Баранова вскоре пробился из окружения и соединился с частями 38-й армии, которая все больше втягивалась в напряженные бои с противником.

Особенно усложнились задачи танкистов — сказывалось преимущество обороны противника в горной местности. [173] Не имея пространства для маневра, танки попадали в засады, подрывались на минах, их били прямой наводкой хорошо замаскированные орудия. Прошедшие специальную подготовку, немецкие егеря действовали коварно и хитро.

Естественно, танкисты жаловались и на авиаторов, теряя свои боевые машины.

Как-то в полдень, когда исчезают тени от горного рельефа, я поднял шестерку штурмовиков с целью проконтролировать действия одного из ведущих групп, его умение находить цель и подавлять ее.

Старший группы привел экипажи в заданный район, построил в замкнутый круг и пикированием обозначил цель. Кто как, но я ее не заметил. Два самолета сбросили бомбы, но цель себя ничем не обнаружила. Тогда я приказал прекратить атаки и на втором холостом заходе увидел малозаметный выжженный сектор растительности. Похоже было, что именно здесь и стояло спрятанное орудие. После повторной атаки этого места картина прояснилась. Горели две автомашины и одна... пушка,

На разборе задания ведущий мне объяснил, что бил по наитию, по «наиболее вероятному месту», где могло бы стоять противотанковое орудие врага — ведь перед ним был участок дороги до одного километра, выгодный только для ведения огня прямой наводкой. Вообще-то доводы командира группы были обоснованны, хоть и не совсем. Бить все же нужно было наверняка.

В тот же день в штабе дивизии мы приняли строгое решение: самым тщательным образом вести разведку обороны противника с воздушным фотографированием важных участков дорог. Что касается наших танков, то впереди их нужно пускать хоть небольшие группы штурмовиков, которые будут давить противотанковые пушки и выковыривать их из каменных укрытий.

Осуществляя боевые действия в экстремальных условиях, мы встретились с еще одним «сюрпризом»: впервые за войну нас, парящих в воздухе, обстреливали не снизу, а сверху, так как вражеская артиллерия, в том числе и зенитная, расположилась на вершинах гор.

...Несколько минут лейтенант М. Коптев прощупывал взглядом перевалы и отроги гор, лощины, вьющиеся нити дорог. Кругом царило какое-то первозданное спокойствие. Но вот одна из лощинок показалась летчику подозрительной. Позже он объяснил нам почему. [174] Как-то неестественно выглядели кусты, к тому же из них торчали какие-то жерди. Очевидно, стволы танков...

И тут же в эфир полетело донесение с точным указанием ориентиров места скопления вражеской техники.

— Идем домой. Отсюда они никуда не денутся, — передал Коптев по радио своему ведомому М. Махотину. Разведчики развернулись курсом на свой аэродром.

И точно — уже на полпути они встретили девятку штурмовиков, возглавляемую старшим лейтенантом Ю. Балабиным...

Кто-кто, а Юрий умел «выколупывать» этих бронированных скорпионов.

Через несколько минут лощину заволокло дымом, над серо-зелеными коробками забились рыжие огненные ленты...

Наступающие наземные части вплотную приблизились к деревне Гамры, расположенной вблизи высоты 718,0. Но преодолеть сопротивление противника не удалось. На склонах укрепилась вражеская артиллерия.

И тогда по приказу командира корпуса к Гамрам вылетела штурмовая группа старшего лейтенанта Ю. Балабина.

Она прошла вдоль линии фронта и на небольшой высоте нырнула в ущелье, но была обстреляна зенитками, расположенными на вершинах скал.

Штурмовики провели противозенитный маневр и, свернув к седловине, оказались в соседнем ущелье. Круговой маршрут повторили еще раз, так как при первом заходе противник не был обнаружен. В Гамрах заметили несколько бронетранспортеров.

Во время второго захода обстановка прояснилась: в самом узком месте реки Вислоки, в ущелье, недалеко от моста, были зарыты два танка. Одни башни торчали. Южнее, чуть ближе к Гамрам, тщательно замаскировалась артбатарея.

Ведущий разделил экипажи на две группы. Одна атаковала батарею, другая танки. Штурмовку группа провела удачно. И орудия и танки были уничтожены.

Убедившись, что путь свободен, наступающие бросились вперед. Первыми двинулись пять тридцатьчетверок. Они беспрепятственно проскочили мост, за ними потянулись остальные.

Напоследок по приказу командира корпуса Балабин сделал еще по два захода на укрытия гитлеровцев. [175]

Уже собрав группу, ведущий увидел в форточку, как наши танки приближались к Гамрам...

Жестокие бои велись за каждую высотку, за каждый населенный пункт. У Доброслава гитлеровцы предприняли контратаку и приостановили наступление наших подразделений.

На этот раз в район боевых действий вылетела девятка «ильюшиных» во главе со старшим лейтенантом Н. Столяровым.

Противник старался использовать лес и гористую местность, чтобы скрыть от наблюдателей свои силы. Но летчики сумели разыскать и танки и бронетранспортеры и атаковать цели. Бомбы, снаряды прожигали вражеские машины, рвали их броню. Итог вылета — уничтожены четыре танка, артиллерийская батарея.

Воодушевленные действиями штурмовиков, пехотинцы поднялись в атаку и минут через двадцать очистили Доброслав от фашистов.

...Вскоре с командного пункта в небо взвилась очередная зеленая ракета, и штурмовики один за другим оторвались от земли. Курс — на запад, к горной реке Вислоке.

Прошли годы, и я не помню сейчас, кто был в тот вылет старшим группы, но само событие врезалось в память навсегда.

Несмотря на густую дымку, экипажи точно вышли на цель и сбросили противотанковые бомбы, затем обстреляли эрэсами движущиеся в строю бронетранспортеры. Вокруг «илов» густо вспыхивали разрывы зенитных снарядов, переплетались малиновые трассы очередей крупнокалиберных пулеметов. Потом вдруг все затихло. Летчики сразу поняли, что это значило: в воздухе появились немецкие истребители. Не дав штурмовикам перестроиться в круг, «мессеры» насели на них с ходу.

Лейтенант Н. Хорохонов, не отрываясь от ведущего группы, изловчился и всадил в преследовавшего его «худого» пушечную очередь. «Мессершмитт» разнесло на части. Однако остальные истребители зажали в «клещи» нашего ведущего. Хорохонов бросился на выручку, подбил еще одного «сто девятого».

Пара вражеских истребителей продолжала атаковать машину командира группы. Было видно, как темные пробоины прошили во всю длину фюзеляж и плоскости его «ила», клочками свисала и обшивка. [176]

— Уходи домой! — прокричал ведущему Николай Хорохонов и бросил свою машину под пушечный удар «мессершмитта».

Снаряд попал в мотор штурмовика, «ильюшин» вспыхнул и, переваливаясь с крыла на крыло, стал падать. Воздушный стрелок сержант Ф. Дилов выбросился с парашютом, за ним оставил неуправляемый самолет и Хорохонов. Оба они погибли в перестрелке на земле...

Именно в эти дни и случился казус, о котором еще долго вспоминал при встрече со мной генерал Красовский.

Как-то генерал Рязанов вызвал меня на КП и сказал, что у него в штабе скопилось много неотложных дел, потому мне придется остаться на командном пункте и держать под рукой три-четыре группы штурмовиков, но использовать их следует разумно — с горючим в корпусе туговато.

Рязанов отбыл. Через несколько минут на одном из участков фронта 38-й армии, где как раз находились маршал И. С. Конев и генерал С. А. Красовский, противник предпринял контратаку с танками и артиллерией. Я немедленно поднял в воздух одну штурмовую группу, затем вторую. Последним взлетел со своими экипажами старший лейтенант И. Михайличенко. Он так артистически отштурмовал вражеские огневые позиции, что артиллеристы побросали даже уцелевшие пушки и кинулись в тыл.

Маршал Конев остался доволен действиями летчиков, поинтересовался, кто ведущий группы, и объявил Михайличенко благодарность, добавив: «Пусть бы штурмовики еще поддали немцам жару». И тут я бухнул маршалу: горючего в корпусе мало, и мне приказано вызывать не более трех-четырех групп в день.

Что тут было! Конев с негодованием обрушился на нашего командарма: «Почему не выполняете мое указание, чтобы Рязанова не ограничивать в горючем?!»

Понимая ситуацию, я как можно быстрее выслал группу «илов» «поддать немцам еще жару». После досталось мне от генерала С. А. Красовского за такой доклад. Отругал он меня хорошенько. А когда на следующее Утро я подробно доложил Василию Георгиевичу о происшедшем, тот успокоил меня. «Главное, горючее теперь у нас будет в достаточном количестве», — сказал он. [177]

Но как бы ни складывались порой взаимоотношения, а надо было работать и воевать. И летать, и инструктировать, и проверять готовность эскадрилий и полков, и постоянно искать пути увеличения эффективности действий групп и уменьшения потерь личного состава в различных видах боя.

Созданная на левом фланге 38-й армии группировка в составе двух танковых и стрелкового корпуса получила задачу прорваться через горный проход южнее пункта Сенява, наступать во фланг и в тыл дуклинской группировке врага. В первый же день наступления на новом направлении оборона противника была протаранена не без активной помощи штурмовиков корпуса.

Оценивая их боевую работу, Маршал Советского Союза И. С. Конев писал: «Я с удовольствием наблюдал действия штурмовиков Рязанова в период Дуклинской операции, когда 38-я армия генерала Москаленко прорывалась через Карпаты, а Рязанов поддерживал наступление пехоты и танков с воздуха. Его штурмовики чуть не ползли по горам, непрерывно висели над полем боя, брали на себя значительную часть трудностей этой горной войны» {31} .

Никогда не забыть мне, как бойцы, офицеры и сам Людвик Свобода — люди, истосковавшиеся по родине, — обнимали и целовали со словами благодарности Красной Армии увитые еловыми ветвями пограничный столб и арку на шоссе...

В эти дни звездная семья нашего корпуса вновь увеличилась. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 октября 1944 года звания Героя Советского Союза удостоились Т. Я. Бегельдинов, В. Т. Веревкин, С. Е. Володин, И. Г. Драченко, И. А. Куличев, М. И. Мочалов, А. И. Петров, Н. И. Пургин, С. Г. Чепелюк, П. Н. Кузнецов.

Тогда же генерал Ф. А. Агальцов был назначен командиром 1-го Польского смешанного авиационного корпуса, а я принял от него 9-ю гвардейскую штурмовую авиадивизию и прошел с ней до конца войны.

...Войска 1-го Украинского фронта должны были нанести мощный удар с сандомирского плацдарма в общем направлении на Бреслау, через Радомско и Ченстохову, частью сил — на Краков. [178] Командование вермахта, разумеется, понимало значение этого плацдарма — называло его «пистолетом, направленным в затылок Германии»,

Начало наступления было ускорено в связи с просьбой союзников, попавших в тяжелое положение в результате наступления гитлеровских войск в Арденнах и Вогезах.

Перед операцией, которая получила название Висло-Одерской, наша авиация систематически вела воздушную разведку, фотографирование, прикрывала свои войска от нападения с воздуха и наносила удары по живой силе противника, его технике и транспортным средствам, препятствуя подтягиванию резервов к фронту, затрудняла перегруппировку войск.

Начало нового, 1945 года выдалось для корпуса весьма напряженным. Полеты на штурмовку наземных целей проводились не часто, а вот разведкой занимались ежедневно, несмотря на скверную погоду.

Круглые сутки шел мокрый снег, днем и ночью облака плотно закрывали небо. Колеса «илов» до самых ступиц глубоко вдавливались в раскисшую землю, покрытую тонкой коркой льда. Аэродромщики, насквозь промокшие и промерзшие, готовили взлетно-посадочные полосы.

Как и прежде, на высоте был наш инженерно-технический состав. Все трудились с какой-то одержимостью, преодолевая невзгоды фронтового бытия. На особо трудных участках первыми были коммунисты и комсомольцы А. Бачило, В. Сиваш, В. Дражевский, Г. Илларионов, Ф. Овчаров, Е. Митрохин, К. Мусаев, М. Радченко, А. Коновалов, В. Ахмяков, В. Назаров... Да разве всех перечислишь?!

Короткая передышка давала возможность расслабиться, но не такой была натура у нашего командира корпуса. За эти дни он побывал в общевойсковых армиях и дивизиях, с которыми предстояло взаимодействовать, Детально обсудил с командным составом вопросы предстоящего наступления. Только поздно ночью Василий Георгиевич возвращался к себе в штаб, снимал мокрую одежду, сырые, забрызганные грязью сапоги и прислонялся к жарко натопленной печке, Делился увиденным за день.

— Люди жалуются — погода режет. Без дела сидят, наставления уже, как стихи, выучили. Но чувствуется — нашему застою скоро конец. [179] Бои начнутся, тогда работы хватит всем. И даже с лихвой...

Утром 12 января с сандомирского плацдарма войска 1-го Украинского фронта перешли в наступление. Ему предшествовала мощная артиллерийская подготовка.

Недавняя тишина мгновенно сменилась оглушительным громом и гулом. На десятки километров вдоль линии фронта и в глубине обороны противника рвались снаряды и мины, вздымая вверх фонтаны огня и грязи, смешанной со снегом. Земля непрерывно содрогалась, поле боя почернело и окуталось дымом. Сотни ракет прочертили небо...

Из-за ограниченной видимости авиацию использовать не удалось, хотя отдельные экипажи работали и в ненастном небе, доставляли ценные разведданные.

К вечеру ветер растащил полосы тумана, и чуть прояснилось. На задание вылетел экипаж старшего лейтенанта Т. Бегельдинова. Возвратился он с наступлением сумерек. Сведения Талгат доставил весьма ценные — в районе станции Тарновице скопились немецкие танки.

Едва рассвело, как на НП командарма 5-й гвардейской прибыл генерал Рязанов. Немедленно вызвал восьмерку Ил-2 и нацелил ее на вражеские танки у Тарновиц.

...При подходе к станции штурмовики встретили такой плотный зенитный огонь, что пробраться сквозь него не то что самолет не смог бы, но и птица не пролетела бы.

Ведущий группы старший лейтенант Н. Столяров решил в первую очередь убрать «помеху» — зенитную батарею, которая надежно прикрывала танки. Точно положенные бомбы буквально перепахали то место, где находились зенитки. Затем, сманеврировав, штурмовики атаковали «коробки» с крестами, добили их реактивными снарядами.

Помнится, командарм генерал А. С. Жадов, отойдя от стереотрубы, уважительно посмотрел на Рязанова.

— Научились твои ребята громить танки! Ничего не скажешь — растрепали немцев основательно. Теперь за фланг наш я спокоен...

— Если считать, Алексей Семенович, год за три, да передовую — партой, так уже фронтовую академию заканчиваем... — пошутил Рязанов с грустью.

...»Илы» в плотном боевом порядке приближались к цели. Недалеко от Хмельника гитлеровское командование предприняло контрудар силами 24-го танкового корпуса. [180] Разведчики здесь опять обнаружили несколько десятков «тигров», бронетранспортеры, автомашины с пехотой.

Ведущий четверки «ильюшиных» заместитель командира эскадрильи 143-го гвардейского полка старший лейтенант Н. Кирток умелым маневром обошел вражеские зенитки, которые пытались сбить «илы» с боевого курса, и экипажи начали действовать над полем боя, выбирая цели на свое усмотрение.

Эффективность удара с бреющего полета была исключительной: от прямых попаданий эрэсов сгорели два танка, два бронетранспортера, от четырех автомашин, уничтоженных пушечным огнем, остались только дымящие скелеты. Внушительные потери гитлеровцы понесли и в живой силе.

У Новы-Корчин при возвращении на свой аэродром шмурмовиков попытались перехватить «мессершмитты», но попали под огонь воздушных стрелков. Один «сто девятый» воткнулся в землю, второй пушечной очередью был сражен ведущим — старшим лейтенантом Киртоком. Но и самолет Киртока был серьезно поврежден — в мотор попало много осколков, вышла из строя система выпуска шасси, не работал и кронштейн его аварийного выпуска. Вместе с тремя другими экипажами на своей искалеченной машине пришел Кирток домой и произвел посадку на одно колесо...

Особенно эффективными при высоких темпах наступления оказались в нашем корпусе вылеты на «свободную охоту». Небольшие группы или отдельные экипажи обнаруживали танки, самоходные установки, автомашины, мосты, поезда на перегонах и поражали их бомбами и пулеметно-пушечным огнем. К «свободной охоте» допускались, как правило, те летчики, которые хорошо разбирались в тактике противника, умело ориентировались в наземной обстановке, принимали мгновенные решения.

Таким был командир 142-го гвардейского авиаполка подполковник А. П. Матиков. Обычно он ходил на «свободную охоту» с двумя-тремя экипажами.

...Десятибалльная облачность, высота сто — двести метров при густой дымке.

Немцы ожесточенно сопротивлялись на важнейших дорогах, ведущих к пунктам Хмельник и Буско-Здруй. В Хмельнике переплелись восемь дорог, две из которых открывали путь к крупному польскому городу Кельце. [181]

Через несколько минут на одной из дорог показались три танка, выбеленные под цвет снега. Ведущий со своим воздушным стрелком-инструктором старшиной В. Синюком зашел сзади и ударил «тигров» по кормовым отсекам. Зачадили. Затем обнаружились и артиллеристы. Их орудийные дворики были хорошо видны на снежном фоне. Бомбы точно легли на темные круги, А вот с зенитчиками пришлось туго — открыли шквальный огонь.

На фюзеляже и плоскостях «ила» подполковника Матикова — десятки пробоин. Боеприпасы и горючее на исходе. Нужно возвращаться. Несмотря на то что облачность прижала штурмовики к земле, все перетянули на свою территорию и благополучно посадили машины...

Вылеты следовали непрерывной чередой.

...Два штурмовика взлетели и, набирая высоту, быстро скрылись за лесом. К линии фронта пошли подполковник С. Володин и майор М. Афанасьев. Весь полет им предстояло провести на бреющем.

Еще перед вылетом, прокладывая маршрут, эти мастера «охоты» учли, что ориентироваться будет трудно — облака плыли низко, у самой земли. Решено было придерживаться более-менее заметных дорог. Одна из них и приведет к линии фронта.

Противник, как обычно, открыл огонь, но «илы» успели скрыться в туманной дымке. По шоссе, направлением в глубокий тыл, Володин и Афанасьев увидели движение одиночных автомашин и повозок, Чем дальше «охотники» углублялись в территорию, занятую врагом, тем чаще встречался транспорт неприятеля.

— Атакуем! — передал по рации Володин напарнику.

Горка... С планирования расстреляли, разбили несколько военных обозов, одну автомашину.

Снова по сторонам замелькали небольшие деревеньки. Повернули на юг. На узком шоссе — редкое движение.

Подполковник Володин решил искать цель на железной дороге и в прилегающих лесах.

Под крылом опять проскакивают черепичные крыши, поляны, мелколесье. Дальше — просторное поле, на котором гитлеровцы... спокойно занимаются тактической подготовкой. Они не ждали, что их занятия так внезапно прервутся.

Ведущий передал майору Афанасьеву, что атаковать следует одновременно,

Штурмовики развернулись и с «горки» ударили всей мощью своего огня. [182] На втором заходе хорошо были видны темные фигуры вражеских солдат, распластавшиеся на белом снегу. Снова заход, третий по счету...

На четвертом штурмовики прошли у самой земли. Воздушные стрелки сержанты Яковлев и Абрамов били из турельных пулеметов по живой силе противника.

Линию фронта проскочили удачно, но видимость была плохая. Малая высота затрудняет ориентировку. Летчики включили радиополукомпасы и по ним вышли точно на свой аэродром...

Расскажу еще об одном эпизоде. Он произошел, когда наши войска приблизились к расположенному в деревне Бжеги штабу немецкой полевой армии.

Изгнав население, фашисты обнесли этот пункт тремя рядами колючей проволоки, кругом натыкали зениток. Как правило, над штабом патрулировали истребители. Личное указание командира корпуса любой ценой уничтожить штаб и дезорганизовать его управление получил командир химической эскадрильи, как ее называли в 140-м гвардейском авиаполку, старший лейтенант А. Овчинников.

На самолеты были подвешены по два выливных авиаприбора, заряженных гранулами фосфора и керосина. Известно, что при соединении смеси с кислородом происходит самовоспламенение.

Задание было исключительно сложным — попадет в выливной прибор пуля или осколок — самолет сразу же превратится в факел.

Старший лейтенант А. Овчинников вел экипажи скрытно, на бреющем полете, без сопровождения истребителей.

Не обнаружив ничего подозрительного на фоне темного лесного массива, патрулирующие «мессеры» ушли в сторону Енджеюва.

Штурмовики устремились к объекту, открыли огонь по зенитным установкам и попарно облили место расположения штаба горючей смесью. Пламя охватило постройки, запылали машины, мотоциклы... Гитлеровцы в панике выскакивали из помещений.

При возвращении группы на аэродром всех участников налета — А. Овчинникова, В. Жигунова, А. Смирнова и Н. Бойченко — ожидала приятная новость: личная благодарность маршала И. С. Конева за смелый и опасный рейд в тыл врага, успешное выполнение задания. [183]

Летчики этого полка, как и прежде, парами и четверками прорывались в район боевых действий и наносили ощутимые удары по отступающим гитлеровцам, срывали подвоз техники и боеприпасов.

* * *

На станцию Хенцины, куда подошло несколько эшелонов, вылетели четыре Ил-2 во главе со старшим лейтенантом А. Фаткулиным. У линии фронта высота облаков не превышала сотни метров. Тяжело груженные машины перешли на бреющий. Внизу замелькали столбы вздыбленной снарядными разрывами земли и огненные кляксы пожаров. С высоты десять — пятнадцать метров было хорошо видно, как наши бойцы шли цепью, тесня гитлеровцев.

Еще несколько минут полета — и летчики обнаружили колонну отступающих немцев. Машины и лошади тащили орудия, за повозками спешили солдаты.

— Предлагаю ускорить им отступление, — сказал по радио старший лейтенант Фаткулин и нажал кнопку бомбосбрасывателя.

Гитлеровцев словно сдуло с дороги — на ней остались лишь изуродованная техника да те, кто не успел скатиться в придорожные канавы.

Вот и станция. Сброс бомб, круг — и огненные копья эрэсов настигли локомотив, платформы, крытые вагоны...

Приятен вкус победы, но и невыносимо горек он, когда узнаешь, что твой верный друг уже не придет с задания. Дорогой ценой платили мы за победу.

Так, в 140-м гвардейском штурмовом авиаполку при разведке войск противника в районе Пшедбуж геройски погибли лейтенанты А. Кобзев, П. Баранов, воздушные стрелки сержанты Н. Блохин и Г. Маслов. Указом Президиума Верховного Совета СССР Анатолию Михайловичу Кобзеву посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Чуть раньше погиб при посадке на израненном штурмовике младший лейтенант Ю. Маркушин.

Большую утрату понес личный состав 153-го гвардейского истребительного полка на сандомирском плацдарме. Не стало его командира-героя майора П. А. Матиенко.

Когда весной, после освобождения Винницкой области, жители села Большие Хутора узнали о подвигах своего земляка, они решили собрать средства на строительство двух истребителей. Вскоре два Як-3 прибыли в полк. Подарок очень взволновал Петра Андреевича, но ему так и не довелось опробовать истребители в бою. [184] Героя Советского Союза майора Петра Андреевича Матиенко похоронили на окраине польского города Мелец.

В те дни не возвратились с заданий летчики А. Борзенко, С. Егоров, Ф. Лапицкий, А. Найден, Н. И. Супрехин, А. Худяков, В. Бушуев, А. Зайцев...

Говоря о неимоверно тяжелых условиях, в которых приходилось действовать нашим авиаторам, нельзя не отметить титаническую работу авиационного тыла, в частности инженерно-аэродромных батальонов. Вслед за наземными войсками они выдвигались к линии фронта и немедленно приступали к строительству и восстановлению аэродромов на освобожденной территории.

Как только части 3-й гвардейской танковой армии заняли Енджеювский аэроузел, все аэродромы вскоре были готовы к приему самолетов корпуса.

15 января полностью был освобожден крупный административно-хозяйственный центр Польши — Кельце, затем танкисты Рыбалко вступили в город Ченстохова. На следующий же день, 18 января, на аэродром в его окрестностях приземлились штурмовики и истребители нашего соединения.

Темп наступления был настолько высоким, что порой создавались непредвиденные ситуации. Особенно когда вперед, на запад, ушли наши наступающие войска, а тыл заполнили большие «блуждающие» группы недобитых гитлеровцев. Получился своеобразный слоеный пирог.

Расскажу об одном случае, происшедшем в те дни.

Толстый слой снега покрыл аэродром. Все было белым — и домики, и ангары, расчищена лишь взлетная полоса. Самолетов нет, ушли на задание. Остались только «технари» — мотористы, оружейники — сидели, разговаривали, коротая время ожидания.

И вдруг кто-то крикнул:

— Немцы!

Они появились из леса, ползли по снегу к аэродрому.

Позже мы узнали, что численность этой группы составляла почти пять тысяч фашистов. Попав в окружение, они пробивались к своим. Группа раскололась на отряды, один из которых и вышел на наш аэродром. Противник испытывал острую нужду в горючем и решил заполучить его... у наших летчиков.

По тревоге были подняты все бойцы батальона аэродромного обеспечения; они открыли винтовочный огонь, и гитлеровцы отступили в лес, оставив на снегу несколько трупов. [185]

Ситуация изменилась, когда на выручку подоспели истребители майора Н. Буряка, к которым присоединилась шестерка штурмовиков.

Незваные гости были отброшены в глубь леса, где им предъявили счет наши пехотинцы,

За умелую организацию отражения наземного нападения противника начальник штаба 156-го гвардейского истребительного полка майор Корнилов был награжден орденом Красной Звезды, механик Красильников — медалью «За отвагу».

Вместе с младшими авиаспециалистами в бою участвовал и заместитель командира 140-го гвардейского авиаполка по политчасти полковник Е. И. Лапин.

— Хотя я находился в обороне, — рассказывал Ефим Иванович, — но все же захватил в плен двух гитлеровцев. Странный был у них вид: головы и физиономии измазаны кашей. Оказалось, растеряв на бегу свои котелки, они приспособили вместо них для варки пищи каски. Один из пленных, мальчишка лет семнадцати, все бормотал «мутти», «швестер», другой — здоровенный, обросший щетиной, всю дорогу, пока его конвоировали, орал: «Гитлер капут!» Вот какие вояки!..

Но не обошлось без потерь и с нашей стороны: в братской могиле невдалеке от аэродрома однополчане похоронили старшин Семко, Дергачева, старшего сержанта Сосновского, сержанта Жукова...

Постоянно поддерживая связь с командиром корпуса генералом Рязановым, командующий фронтом напоминал: «По железнодорожным станциям надо бить, Василий Георгиевич. Пускай враг задыхается без техники, боеприпасов, продовольствия. Так он будет быстрее бежать к своему фатерлянду...»

Станцию Сосновец штурмовали двенадцать «илов». Сопровождали штурмовиков истребители старшего лейтенанта А. Безверхого. Крыло к крылу взлетели летчики А. Сергеев, Н. Руденок, В. Науменко, Н. Ижин, Б. Малахов.

Обычно гитлеровцы прикрывали передовые позиции, колонны на маршах, на стоянках, штабы, железнодорожные станции в основном 23-миллиметровыми «эрликонами» и 37-миллиметровыми зенитными пушками, но теперь свою противовоздушную оборону они усилили стационарными орудиями среднего и крупного калибра. [186] Когда такие снаряды разрывались даже в стороне, осколки их наносили нашим самолетам значительные повреждения.

Впереди показалась станция. «Илы» с большим углом, пикирования пошли вдоль эшелона, сбросили бомбы. Как привязанные к штурмовикам, атаковали цели истребители. Очевидцы рассказывали, что зрелище было впечатляющее. Словно вулканическая лава захлестнула станцию: огонь пожирал бензоцистерны, далеко вокруг раскатывалось эхо рвущихся боеприпасов...

Аналогичный снайперский удар по эшелонам станции Тарновске-Гуры нанесла эскадрилья старшего лейтенанта В. Андрианова. Подойдя со стороны солнца, она разделилась на две группы: одна подавила зенитную батарею, другая атаковала эшелоны с танками на платформах.

По подсчетам воздушного стрелка старшины И. Шапошника, эскадрилья сожгла более полусотни вагонов.

Как-то ранним утром мне позвонил Василий Георгиевич Рязанов.

— Тут мне, Семен Алексеевич, доложили о танковой немецкой колонне, — и командир корпуса ориентировочно назвал ее местонахождение.

Я знал метеообстановку и сказал генералу:

— Погода — черт ногу сломит. Кого же послать?

— Майора Степанова...

Я вызвал командира 144-го гвардейского штурмового полка, и минут через тридцать он уже вел шестерку «ильюшиных» по маршруту Бейтен — Сосновец.

Видимость на бреющем полете — менее километра. Экипажи обшаривали каждую лощину, вдоль и поперек обследовали лесные массивы, прошли параллельно дорогам.

Ведя машину с креном, Степанов внимательно осматривал заснеженные поляны, искал танки. Но те словно сквозь землю провалились. Никаких признаков...

Степанов доложил мне по рации о безуспешном поиске, и я дал ему команду возвращаться домой.

По всем расчетам группа должна была уже приземлиться, но штурмовики не появлялись. Что же произошло?

На обратном курсе ведущий увидел чуть в стороне железнодорожную станцию. [187] Прижавшись к земле, шестерка «илов» стремительно пронеслась над станционными постройками от семафора к семафору. Майор Степанов заметил, что пути забиты составами без паровозов. Шла разгрузка. Зенитки молчали. Плохая погода явно усыпила бдительность гитлеровцев.

— С ходу атакуем цель! — передал по рации команду старший группы, и штурмовики ринулись на эшелоны. Второй атаки не потребовалось.

Станция выглядела так, словно ее накрыли огненным ковром.

Тем временем погода ухудшилась — тучи сгущались, предвещая снегопад. Ведущий запутался в ориентирах и выйти на свой аэродром в районе Ченстоховой не смог. Он взял курс на Вислу, а дальше — на старый аэродром, с которого летали в начале операции на сандомирском плацдарме.

Помню, мне пришлось здорово поволноваться. От сердца отлегло, лишь когда увидел, как на летное поле приземлились «илы» со знакомыми номерами. Один, два, три... Все шесть!

К сожалению, случаи потери ориентации в сложных метеоусловиях были не единичны. Пришлось сразу же, по горячим следам, провести занятия и тренировочные полеты с ведущими групп для выхода на свой аэродром по радиополукомпасу на приводную станцию.

И это, безусловно, дало положительный результат. И все же на войне как на войне... Нередко ситуация изменялась так быстро, что корректировать задачу приходилось ведущему группы. Расскажу об одном таком эпизоде.

Группе майора А. Девятьярова предстоял полет за двести километров и штурм железнодорожной станции южнее города Зебров. Заместителем у ведущего был лейтенант В. Кудрявцев.

Просматривая цель, летчики определили, что важных грузов на станции нет, зато чуть в стороне, в населенном пункте Зебров, скопилась масса войск и техники противника — танки, самоходки, бронетранспортеры, бензозаправщики, автомобили. Даже кухни дымили.

Посовещавшись с Кудрявцевым, майор А. А. Девятьяров отменил прежнее решение и принял новое: группа пикирует на это скопище вражеской техники и войск. Экипажи сначала сбрасывают «фугаски», высыпают из кассет ПТАБы, затем атакуют эрэсами. [188]

Значительный урон врагу в этой штурмовке нанес комсорг полка лейтенант Ю. Мосеев. Он часто вылетал на боевые задания в качестве воздушного стрелка, в совершенстве овладел турельным пулеметом. Свое умение Мосеев передавал молодым стрелкам, тренировал их.

Результат штурмовки заснял на пленку старший лейтенант Н. Пушкин, имевший фотокамеру. Это было внушительное зрелище.

Возвратившись на аэродром, Девятьяров доложил обо всем, как было. Спустя некоторое время его вызвали к телефону.

— Товарищ Девятьяров! — послышался в трубке строгий голос полковника Караванова, начштаба дивизии. — На каком основании вы штурмовали населенный пункт, а не железнодорожную станцию? Считайте, что вы не выполнили приказ!

Но проявленная пленка подтвердила правоту решения Александра Андреевича.

Вскоре, в канун празднования Дня Красной Армии и Военно-Морского Флота, полковник Николай Федорович Караванов собственноручно вручил награды отличившимся штурмовикам, среди прочих был и майор А. А. Девятьяров.

Поздравляя его с орденом Красной Звезды, Николай Федорович только и сказал:

— Ну, Девятьяров, и заварил ты тогда немцам свинцовую кашу...

После полудня 17 января 1944 года командование корпуса приказало лучшим экипажам полков провести разведку населенных пунктов, лежавших на карте за пунктиром.

— Значит, на Германию? — спросил обрадованно майора М. Степанова лейтенант М. Коптев.

— Да, в логово зверя. Желаю успеха! — ответил командир полка.

Под прикрытием пары истребителей штурмовик Коптева ушел на запад.

— Меншутин, Лебедев! Пересекаем границу Германии! — связался по радио с истребителями сопровождения Коптев. Представляю, как забилось в эти волнующие минуты сердце каждого.

Под крылом — ухоженные дворики, домики под красной черепицей, колючками торчат кирхи, по широким автомагистралям катят автомашины, мирно дымит станция. [189] Впечатление, что война гремит где-то за тысячу верст от всего этого...

В тот день дважды лейтенант Коптев вылетал на разведку. Сжег на маршруте несколько грузовых автомашин, доставил ценные разведданные.

Уже в сумерках вернулись домой и другие разведчики. На стоянках летчиков и стрелков окружили друзья. Тут же состоялся полковой митинг, который открыл командир Герой Советского Союза майор М. Степанов. С рассказом о виденном выступил коммунист лейтенант М. Коптев. Он сказал:

— Я только что возвратился из разведывательного полета. Видел, как немецкие войска, преследуемые нашими танками и пехотой, не могут удержаться на подготовленных ими рубежах и бегут в глубь своей территории. По железным и грунтовым дорогам тянутся колонны, которые громит наша артиллерия, танки. Мы уже вступили в пределы Германии, и нам предстоят жестокие сражения. Но мы выиграем их, если на маршрутах к Берлину продемонстрируем новые образцы умения и героизма,

18 января войска ударной группировки фронта возобновили стремительное преследование противника. Веское слово здесь сказали и авиаторы. Маршал И. С. Конев потребовал от нас помешать врагу закрепиться на польско-германской границе и форсировать реку Одер северо-западнее Бреслау {32} . К исходу 19 января 3-я гвардейская танковая, 5-я гвардейская и 52-я армии передовыми частями пересекли границу и вступили на территорию фашистской Германии.

Понимая всю сложность ситуации, командование вермахта перегруппировало сюда часть свежих сил. Гитлеровцы прежде всего стремились во что бы то ни стало удержать металлургические заводы и крупнейшие угольные шахты Силезии — второй после Рура военно-промышленной базы рейха.

Решительные действия авиации позволили нашим частям стремительным и глубоким маневром с севера и юга обойти силезскую группировку врага и занять город Катовице. [190]

Отмечу, что в эти дни авиация противника, базируясь на стационарных аэродромах в районе Берлина, усилила свою активность. Мы же из-за плохих погодных условий и большого удаления взлетно-посадочных площадок сократили количество самолето-вылетов. По-прежнему особое внимание уделялось борьбе с тапками, вражеской авиацией. Расскажу лишь об одном исключительном по напряженности бое, который провел заместитель командира 140-го гвардейского авиаполка майор А. Яковицкий в районе железнодорожной станции Вассовка.

Под прикрытием звена истребителей старшего лейтенанта А. Шаманского девятка Ил-2 подошла к станции и накрыла ее бомбами. Летчики подожгли несколько эшелонов, разбили десятки вагонов и разрушили пути.

Но на втором заходе штурмовики и истребители были перехвачены двадцатью «юнкерсами». Группа двигалась в сопровождении шестнадцати «мессеров» и «фокке-вульфов», Появление такой крупной группы гитлеровцев было неожиданным для наших летчиков. Она шла со стороны солнца, очевидно, возвращалась с задания. И здесь Ю-87 (редкий случай!}, спикировав, ринулись на ближнюю группу «илов». В то же мгновение шестерка «фоккеров» атаковала ее спереди и сверху, остальные стервятники вступили в бой с истребителями сопровождения.

Наши экипажи сомкнулись вокруг командира и с передней и задней полусфер повели огонь. Вот итог той схватки: майор А. Яковицкий первым поджег «юнкерс». Старший лейтенант Н. Пушкин в лобовой атаке сразил второй бомбардировщик. Воздушный стрелок Н. Нестеров пулеметной очередью свалил еще одного. Второй воздушный стрелок А. Наумов заметил пристраивающегося сзади «фоккера», ударил по нему длинной очередью из пулеметной установки, и тот потянул за собой дымный шлейф.

Младший лейтенант П. Иванников сблизился с вражеским бомбардировщиком, нажал на гашетки, по боеприпасы кончились... И тогда летчик крикнул своему воздушному стрелку рядовому А. Сороколетову: «Идем па таран!» — и ударил «юнкерса» всей массой своего бронированного штурмовика. Столкновение было настолько сильным, что обе машины буквально рассыпались в воздухе. Младший лейтенант П. Иванников и рядовой А. Сороколетов пали смертью храбрых... [191]

Истребители старшего лейтенанта А. Шаманского уничтожили два бомбардировщика и два истребителя.

15 февраля 1944 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении корпуса орденом Суворова 2-й степени.