Затем указывая глазами на пробоину в правой плоскости, спокойно добавляет:

— Заштопай дырку, Женя, а то сквозит.

Куплет Александра Гридинского моментально подхватили в полку, как не пытался лейтенант Щапов его опровергнуть.

— Наговорил на себя и на свою группу. Как это «не смотрел за целью и прицелом», когда все ориентировались по тебе! Да и ударили так, что там осталось только море огня.

— Не кипятись! Это только лирика, а фрицу мы хорошо врезали в солнечное сплетение...

Получив приказ атаковать вражеские танки у высоты 196,0, девятку «ильюшиных» поднял капитан С. Пошивальников. Лейтенант Б. Щапов вел правое звено, лейтенант Н. Шишкин — левое. Как обычно, с Шишкиным летел и лейтенант М. Коптев.

Обнаружив танки, штурмовики сбросили бомбы. В считанные секунды экипажи сделали боевой разворот. И — снова на цель!

Лейтенант Щапов уже перевел свой самолет и звено в пикирование, и тут в хвосте его машины раздался взрыв. Воздушный стрелок был сразу убит, а Щапов, похоже, оглушен. Боевые друзья устремились вслед падающему штурмовику, ожидая, что командир звена выбросится с парашютом. Нет! Борис направил свой искалеченный штурмовик в самую гущу танков противника. В последний раз пыхнул дымом работающий мотор, и страшный взрыв потряс землю, темные клубы дыма скрыли место гибели мужественного экипажа...

Короткая боевая жизнь комсомольца Щапова включила 133 вылета, в которых он уничтожил десятки фашистских танков и сотни гитлеровских вояк.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 августа 1944 года Борису Дмитриевичу Щапову было посмертно присвоено высокое звание Героя Советского Союза.

Война многому учила людей, и они привыкали к суровой, полной опасностей и лишений жизни. К одному не могли привыкнуть — к потерям боевых друзей.

В начале мая в 667-м штурмовом авиаполку погибли Герои Советского Союза капитан Борис Васильевич Лопатин, а в последних его числах и старший лейтенант Ибрагим Галимович Газизуллин. [127]

Тогда же беда настигла и Героя Советского Союза капитана Георгия Тимофеевича Красоту.

...С девятью экипажами он взлетел с аэродрома Казанешты на подавление живой силы и артиллерии противника северо-западнее Ясс. Штурмовиков прикрывала четверка «яков» командира эскадрильи старшего лейтенанта М. Токаренко. Высота полета 150–200 метров, но у Ясс возникла низкая облачность, прижавшая группу к холмистой местности.

Этим и воспользовались немецкие зенитчики при подходе к ним штурмовой группы.

При обстреле была повреждена машина ведущего. Убит воздушный стрелок старшина А. Фомин. Капитан Г. Красота атаковал счетверенный «эрликон», но выйти из пике поврежденная машина уже не могла. Самолет и землю разделяли всего десятки метров. В считанные секунды летчик успел только выдернуть скобу парашюта и выпрыгнуть из кабины. Парашют лишь частично наполнился воздухом, и Красота упал на вражеские окопы. Самолет перевернулся и врезался в землю...

Невероятно, но факт! Капитан Красота выжил. Был заключен в лагерь для военнопленных. После освобождения из плена возвратился в родной полк и продолжал летать.

О командире группы прикрытия, возглавлявшем истребителей, Михаиле Кузьмиче Токаренко можно сказать, что он по праву считался мастером прикрытия штурмовиков. В самых сложных ситуациях помогал им возвратиться на свой аэродром.

Тогда же, под Яссами, он сопровождал эскадрилью старшего лейтенанта Т. Бегельдинова. Группа «ильюшиных» сбросила бомбы на колонну фашистских танков и начала разворот для второго захода, когда в нескольких метрах от машины ведущего разорвался зенитный снаряд. Удар воздушной волны был настолько сильным, что самолет подбросило вверх метров на сорок. Из поврежденного маслопровода ударило струей масло. Залило летчику глаза.

Передав управление группой ведомому, Талгат Бегельдинов вслепую попытался удержать самолет в горизонтальном полете. И вдруг в шлемофоне услышал спокойный голос:

— Тринадцатый — ручку на себя...[128]

Комэск истребителей понял, что летчик на штурмовике с бортовым номером «13» попал в беду и нуждается в помощи. Старший лейтенант Токаренко сразу же пошел товарищу на выручку. Он встал рядом с «илом» и, командуя по радио, вел его, как поводырь, до линии фронта.

Только на своей территории Бегельдинов сумел вытереть лицо, осмотреться.

Вся эскадрилья штурмовиков возвратилась на аэродром без потерь...

Поскольку данная книга не является мемуарами автора и посвящена исключительно описанию боевой работы воинов 1-го гвардейского штурмового авиакорпуса под командованием В.. Г. Рязанова, лишь в кратком отступлении я позволю себе рассказать читателю о своем жизненном и боевом пути, предшествовавшем прибытию в корпус.

...1944 год я встретил на Карельском фронте. А выполняли здесь авиаторы особую задачу — прикрывали Кировскую железную дорогу, по которой шли военные грузы через Мурманский морской порт от наших союзников по ленд-лизу.

Военный театр боевых действий Карелии во многом был своеобразный, тяжелый, и особую роль тут играла авиация, которой, по известным причинам, не хватало. Значительная масса вооружения шла на запад, где проходили основные события. И мы весьма радовались тому, что развивались они успешно. Особенно пристально я следил за успехами 1-го гвардейского штурмового авиакорпуса под командованием Василия Георгиевича Рязанова, которого знал еще до войны, и в душе лелеял надежду встретиться с ним, а может, и попасть в его корпус.

Случилось так, что мои отношения с командиром 260-й смешанной авиадивизии резко обострились. Причина — принципиальные вопросы организации боевых действий авиации, и командующий 7-й воздушной армией генерал-лейтенант авиации И. М. Соколов отправил строптивца т. е. меня, в распоряжение управления кадров ВВС. Как говорят в народе, «не было бы счастья, да несчастье помогло». В эти дни в 9-й гвардейской штурмовой дивизии (до этого она именовалась 292-й, а 8-я гвардейская — 266-й) потребовался заместитель генералу Ф. А. Агальцову. [129] Командиру корпуса предложили список кандидатов на эту должность, и Василий Георгиевич попросил кадровиков ВВС назначить именно меня. Можно только представить мою радость!

По дороге из Москвы я заехал на Полтавщину, в Крюков, где родился, вырос, откуда ушел в большую жизнь. Семья наша была самая обыкновенная: отец работал на железной дороге, мать — бывшая крестьянка — хозяйничала по дому. Жили весьма скудно. Работал отец от зари до зари, а зарплату имел мизерную. С трудом сводили концы с концами. Как-никак в семье было шесть ртов.

После революции по всей Украине заполыхала гражданская война. Кого мы только не видели тогда! Кайзеровцы, петлюровцы, деникинцы, махновцы, григорьевцы. Всякие атаманы — Маруся, Коцура... Но и их «гулянкам» пришел конец — вымела Красная Армия всю нечисть с украинской земли. Люди отложили в сторону винтовки, взялись за молоты и серпы.

Ох и тяжелые были времена! Везде все порушено, заросло чертополохом. Ко всему прочему разразился голод, людей косил тиф-сыпняк. Мне было тринадцать лет, когда умерла мать. Горевали мы очень: мать была душой семьи — умной, трудолюбивой, заботливой и вместе с тем строгой. Как старший среди трех братьев, я заботы матери взвалил на свои плечи. Учебу пришлось бросить, по окончании ФЗУ пошел слесарить на Крюковский вагонный завод. На нем проработал свыше семи лет, пока младшие братья закончили учебу в семилетней школе и стали на ноги.

Слесарничая, не терял времени: выдастся свободная минута — и за книжки. Мечтал поступить в транспортный институт.

На заводе меня приняли сначала в комсомол, потом в партию. И вот сбылась моя мечта: как ударника первой пятилетки меня рекомендовали на учебу в Киев. Но все вдруг обернулось иначе: вызвали в райком партии и предложили ехать в школу военных летчиков.

С перспективой стать инженером пришлось расстаться. Принадлежность к ленинской партии, суровая международная обстановка заставили меня подчиниться требованию времени.

Медицинскую комиссию прошел без сучка, без задоринки, так как имел отличное здоровье, много времени отдавал занятиям спортом. [130] Все это очень помогло в будущем, когда в полетах приходилось переносить большие перегрузки. Летную школу закончил успешно, и специально подобранную группу выпускников послали не в строевую часть, а сразу на курсы командиров звеньев. На курсах осваивали более сложные виды полетов, приобретали необходимые методические навыки обучения подчиненных.

Летом 1934 года я прибыл в часть Сибирского военного округа командиром звена. Работы было невпроворот. Летать приходилось в экстремальных условиях, когда обильные снегопады сменялись густыми туманами и наоборот. Температура, случалось, падала до пятидесятиградусной отметки.

Через год я уже командовал отрядом, потом был назначен инспектором-летчиком авиабригады, в дальнейшем — инспектором-летчиком ВВС Сибирского военного округа.

Военным не дают долго засиживаться на одном месте: вчера летал в лютую стужу, а сегодня под крылом проплывают бескрайние раскаленные пески...

Начавшаяся война прервала мою службу в Средней Азии. Военный послужной список был такой: участвовал в битве под Москвой, оборонял Заполярье, освобождал Украину...

И вот я в родном доме. Отец как раз получил письмо из Ашхабада от моей жены, в котором она сообщала, что приезжает. Отправляясь к новому месту службы, я был спокоен и мог сосредоточиться на боевой работе в новых условиях.

Выполнив первые формальности, представился командиру корпуса и командиру дивизии генералу Ф. А. Агальцову и попросил у него двое суток на ознакомление с дивизией и устройство. Получив согласие, сразу же взял у начальника штаба полковника Ф. С. Гудкова все документы по дивизии за последние полгода.

Из них узнал многое: что представляет собой дивизия, авиаполки, что положительного в их работе, каков уровень подготовки руководящего состава.

Вскоре комдив назначил для руководящего состава тренировочные полеты. Трудно сказать, было ли это случайным совпадением или желанием посмотреть и показать, кто есть кто.

При полетах я внимательно наблюдал за всем происходящим, делал некоторые заметки в блокноте. [131] Летали все уверенно, но, как бывает в жизни, один пилотирует хорошо, а другой еще лучше.

Помню, когда последний штурмовик зарулил на стоянку, генерал Агальцов будто невзначай спросил меня:

— А вы полетите?

Ответил утвердительно.

— Тогда возьмите мой самолет, — и он показал на стоявший в стороне «ил».

Я взлетел и, строго соблюдая соответствующие инструкции по пилотированию «ильюшина», показал все, на что была способна эта прекрасная машина. Когда приземлился и доложил комдиву, тот произнес только одно слово «добро», и мы поехали в штаб. После этого своеобразного испытания я почувствовал потепление в отношении ко мне моих сослуживцев, которое в дальнейшем стало перерастать во взаимное уважение. Все это вполне понятно: в корпусе и в дивизии очень ревниво берегли заслуженные достижения, а тут вдруг на должность замкомдива прибыл какой-то карельский «варяг».

Спустя несколько дней меня вызвал генерал Рязанов и тепло поздравил с назначением. Разговорились, вспомнили один курьезный случай.

Первое мое знакомство с Василием Георгиевичем произошло в 1937 году в Сибирском военном округе. Он в то время командовал 44-й штурмовой авиабригадой, вооруженной самолетами Р-5.

Как-то в декабре утром комбриг и я — инспектор — вылетели на учебный полигон для отработки бомбометания с бреющего полета по колонне танков. Над Красноярским краем тогда стоял мощный антициклон, температура воздуха доходила до минус сорока градусов.

Мне показалось несколько странным то обстоятельство, что командир бригады решил лично лететь в такой мороз как штурман экипажа на учебное бомбометание. Но приказ есть приказ, и он не обсуждается.

Поднялись в воздух. На высоте — холод собачий. Сделали три захода па колонну танков. Только я решил пойти на четвертый, как тут по переговорному устройству комбриг кричит: «Все! Пошли домой». Домой так домой.

После посадки зарулил на стоянку, выключил мотор, выскочил на плоскость. Смотрю, Рязанов что-то не спешит покидать машину, нагнулся в кабине. А когда стал вылазить, я увидел, что у него нет маски и очков. Думал — снял, но комбриг как-то виновато показал на голову мол, улетели. [132] Смотрю, а у него на бровях сосульки висят, левая щека побелела. Тут я непроизвольно улыбнулся, что, конечно, заметил Василий Георгиевич. Лицо его посуровело, со строгостью сказал: «Ты почему смеешься, старший лейтенант, над командиром бригады? Я должен знать, в каких условиях работает и летчик и его штурман. Понятно?»

Мне стало неловко и стыдно за свою бестактность, но я в дальнейшем еще больше проникся уважением к своему командиру, который всегда и везде проверял все на себе...

В конце беседы Василий Георгиевич сказал:

— Ты должен учесть следующее. Дивизия и полки имеют большой боевой опыт, так что постарайся оценить их традиции, как можно глубже вникнуть в стиль работы, правильно строить взаимоотношения с командирами и политработниками, знать характеры подчиненных и постоянно вникать в их запросы и нужды. Ну а если увидишь какую-то несуразность, не проходи мимо.

Любой вопрос следует решать спокойно, ни в коем случае не прибегать к разносам. Сам знаешь, как на них реагируют люди. А они у нас славные, да и наград у них больше, чем у тебя...

Слушая эти, на первый взгляд, прописные истины, я никогда не забывал их в ходе войны и после. Убеждался не раз: те командиры, которые вносили в обстановку нервозность, рубили с плеча направо и налево, успеха не имели, и дело у них часто доходило до полного провала.

В лице своих новых боевых товарищей и подчиненных я вскоре нашел единомышленников, на которых в любой ситуации можно было смело опереться. Такими оказались начальник политотдела полковник К. Г. Присяжнюк, сменивший его подполковник И. М. Хотылев, начальник штаба полковник Ф. С. Гудков, мой заместитель подполковник Д. К. Рымшин, инструктор политотдела по агитации и пропаганде майор В. С. Кутаров, помощник начальника политотдела по комсомолу старший лейтенант В. Ф. Посохин.

Самым памятным событием тех дней было вручение корпусу гвардейского Боевого Знамени.

...Праздничный строй словно высечен из малахитового камня.

Стоят плечо к плечу летчики, воздушные стрелки, техники. А сколько сверкающих в ярких лучах апрельского солнца наград! [133]

Командир 1-го гвардейского штурмового Кировоградского авиационного корпуса генерал В. Г. Рязанов принимает из рук маршала И. С. Конева святыню соединения — знамя, и вот уже над строем пламенеет его горячий шелк с изображением В, И. Ленина и призывом «3а нашу Советскую Родину!».

Я впервые увидел в тот день командующего фронтом Ивана Степановича Конева. Он был хорошо сложен, подтянут, с открытым и простым лицом. Только волевые складки да властные нотки в голосе свидетельствовали о твердости и крутости характера маршала.

После мощного «ура!» Конев медленно пошел вдоль строя. Приостанавливаясь, о чем-то говорил с летчиками, воздушными стрелками. Оказывается, он многих знал лично, особенно ведущих, за их действиями не раз наблюдал при штурмовке наземных целей.

В эти минуты Иван Степанович Конев прощался со штурмовиками, благодарил всех за ратный труд, мужество и героизм. По решению Государственного Комитета Обороны он вступал в командование войсками 1-го Украинского фронта. Мы все в душе надеялись, что Иван Степанович заберет наш корпус к себе, на 1-й Украинский...

Как обычно, на смену празднику опять пришли тяжелые фронтовые будни. Противник упорно наращивал активность своей авиации, и на это у него были причины: на должность командующего группой армий «Южная Украина» получил назначение генерал Шернер, сменив Манштейна, снятого за неудачи вверенных ему войск, постоянное отступление, а порой и паническое бегство. Чтобы хоть как-нибудь отличиться перед фюрером, Шернер гнал свои бомбардировщики в наш тыл, подвергая бомбежке коммуникации и освобожденные города. А что, кроме этого, мог он сделать?

Ощутимый урон нанесли нам фашистские бомбардировщики на железнодорожной станции Бельцы. Ночная бомбардировка вывела из строя значительное количество техники, сгорели цистерны с горючим. Командующий фронтом сделал соответствующее внушение командирам истребительных корпусов генералам И. Д. Подгорному и А. В. У тину за слабое освоение ночных полетов.

На этот просчет незамедлительно среагировал командир корпуса генерал Рязанов, и вскоре штурмовики капитана Н. Горобинского и истребители капитана С. Луганского неслись в сторону немецкого аэродрома Хуши. [134] Но удар по вражескому гнезду в тот вылет так и не состоялся: при подходе к цели на встречном курсе появились Ме-109. Едва наши летчики успели отбиться от них, как почти у цели, километрах в сорока севернее города, а районе населенного пункта Дуда, на штурмовиков и истребителей насели «мессеры». Теперь их было до трех десятков.

Пришлось освободиться от бомб — с таким грузом вести бой небезопасно — и вступить в новую схватку с истребителями врага.

И закрутилась бешеная карусель... А вскоре заработали немецкие радиопередатчики — хвалёные асы просили поддержки.

Тогда фашисты недосчитались десяти своих истребителей!

Потерь в наших группах не было. Правда, некоторым «илам» и «якам», как впоследствии шутили летчики, противник тоже изрядно «поцарапал глянец».

Здесь же, в районе станции Бельцы, впервые была применена радиолокационная станция «Редут», которая уже несколько месяцев находилась на складе, но не была задействована из-за отсутствия специалистов по радиолокации. Попытка развернуть «Редут» своими силами сразу же дала положительные результаты. Ночью по всплескам осциллографа мы определили, что со стороны Романа и Хуши идет группа самолетов противника. Впервые при помощи станции их перехватили загодя, с заднестровского аэродрома, наши истребители, ведомые старшим лейтенантом И. Кожедубом. Они, в свою очередь, заставили «юнкерсы» сбросить бомбы, не доходя до цели.

Анализируя многие воздушные бои, иногда просто диву даешься, как можно было в сложившейся ситуации, при значительном преимуществе противника, вступать с ним в бой и побеждать?!

Расскажу об одной из таких схваток.

Пятерка штурмовиков в составе командира 3-й эскадрильи 140-го авиаполка старшего лейтенанта Голчина его заместителя лейтенанта Павлова и ведомых лейтенантов Кострыкина, Черного и Михайлова обнаружила строй бомбардировщиков под прикрытием истребителей в момент выхода из атаки. Действуя по команде генерал Рязанова, старший лейтенант Голчин со своими экипажами врезался в самую гущу вражеских машин и расстроил их боевой порядок. [135] Немцы, застигнутые врасплох, беспорядочно сбросили бомбы на свои же окопы и вышли из боя, потеряв две машины.

Продолжая выполнение боевой задачи, осуществляя очередной заход на цель, ведущий «илов» обнаружил еще одну группу бомбардировщиков противника, по количеству не уступавшую первой, и вновь атаковал.

«Юнкерсы» в панике шарахнулись по сторонам, попадая под прицельный огонь. Шесть из них загорелись и упали в районе расположения вражеских позиций.

Так в этом вылете штурмовики-гвардейцы уничтожили 4 автомашины противника, подожгли 3 танка и сбили 8 вражеских самолетов. Комэск уничтожил Ме-109 и Ю-87, лейтенант Павлов — два Ю-87, лейтенанты Черный, Кострыкин и Михайлов — по «юнкерсу». Один «мессершмитт» уложил воздушный стрелок сержант Чуданов.

О мастерстве гвардейцев говорил также тот факт, что ни один «ильюшин» не пришел на аэродром с серьезными повреждениями.

Не подвели и истребители прикрытия под командованием лейтенанта Попова, они уничтожили шесть самолетов противника.

Войну командир эскадрильи капитан Иван Константинович Голчин закончил Героем Советского Союза.

Правда, не всегда и не все кончалось так счастливо. Через несколько дней летчик этой группы лейтенант С. Черный погиб. Его самолет был поврежден вражескими зенитчиками, но летчик, истекая кровью, все тянул машину домой, к аэродрому. Своего товарища неотступно сопровождал младший лейтенант Ю. Маркушин. Когда механики и техники открыли забрызганную кровью кабину, они увидели, что Черный был мертв...

Тогда же, в боях под Яссами, этот полк потерял еще двух пилотов — Е. Бурякова и А. Колесняка.

А вскоре ветераны 144-го авиаполка прощались со своим любимцем старшим лейтенантом А. Гридинским.

...Будто зависла эта проклятая пара «мессершмиттов» в долине между двух гор юго-западнее Пиструени-Век и таки подкараулила, когда взлетит самолет Гридинского: после ремонта мотора потребовалось облетать машину. И надо же было случиться тому, что вместо опытного воздушного стрелка сержанта М. Юнаса в самолет сел авиамеханик Е. Грехов. [136] Такая оплошность обернулась трагедией: едва «ил» взлетел, как его атаковали в хвост два «мессера». Механик, очевидно, принял вражеские истребители за свои и не успел открыть ответный огонь...

Хоронить погибших прибыл сам командир дивизии генерал Агальцов.

— В лице старшего лейтенанта Гридинского, — сказал он на траурном митинге, — мы потеряли талантливого летчика чкаловской закалки, замечательного командира эскадрильи, не знающего страха в боях. Его меткие удары испытал враг на своей шкуре всюду, где проносился краснозвездный «ильюшин» Александра. Мы прощаемся сегодня и с его другом, отличным специалистом, в прошлом донецким шахтером, Евгением Греховым...

Проводить летчиков в последний путь пришли и местные жители.

Особенно мне запомнился сухощавый старик-инвалид с двумя Георгиевскими крестами на груди, с деревяшкой вместо ноги, он все похороны простоял по команде «смирно»...

Геройским летчиком был Саша Гридинский. И Родина увековечила память о своем славном сыне. Через двадцать лет после войны вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Александру Ивановичу Гридинскому звания Героя Советского Союза.

...После внезапного и успешного удара нашей авиации с аэродрома Штефэнешти по взлетно-посадочным площадкам Хуши и Роман свыше двухсот вражеских бомбардировщиков, прикрываемых Ме-109, совершили массированный налет на позиции советских наземных войск севернее Ясс. Обострившаяся обстановка говорила о том, что гитлеровцы, тщательно подготовив контрнаступление, вот-вот ринутся вперед. Первыми подверглись таранным ударам передовые соединения 52-й и 27-й армий, в небе, не прекращаясь, велись воздушные бои, на малых высотах «фокке-вульфы» гонялись за штурмовиками, не давая им прицельно отбомбиться по немецким танкам и пехоте.

Гитлеровцы на этот раз применили хотя и не новую но все-таки иную по сравнению с предшествовавшими боями тактику воздушного нападения. Действуя двумя мощными эшелонами — верхним и нижним, они решали одновременно две задачи: бомбили наши наземные войска и старались любой ценой блокировать штурмовики. И те несли потери. [137]

Нелегко было и истребителям сопровождения. Группы «мессершмиттов» увлекали их на большие высоты, навязывали там неравные воздушные бои,

Об одной из таких схваток вспоминает в своем письме бывший летчик-истребитель 156-го полка Борис Илларионович Малахов, который свое боевое крещение получил в небе Молдавии.

«Это произошло 31 мая 1944 года в районе высоты 197,0, которая находилась недалеко от Ясс. Этот участок надежно прикрывался с воздуха истребителями, имел мощное зенитное заграждение.

В тот вылет мы сопровождали семнадцать штурмовиков. Нашей группой истребителей из десяти самолетов руководил подполковник Кутихин. Я был в первой четверке, которую вел Николай Руденок. Подлетая к линии фронта, мы встретили группу истребителей из шести Ме-109. В эфире слышались разноязыкие команды. Но среди всего этого хаоса выделялся знакомый громкий голос: «Маленькие»! Будьте осторожны! В воздухе большая группа истребителей противника». Это нас предупреждал об опасности командир корпуса генерал Рязанов.

Они обрушились на нас сразу же за линией фронта. Завязался воздушный бой, Несколько истребителей противника пытались атаковать штурмовиков. Первую атаку наша четверка «яков» отбила и перешла на левую сторону выше группы штурмовиков. В это время я заметил, что слева и сверху на нас идет четверка ФВ-190. Они открыли огонь. Одна трасса прошла рядом с плоскостью самолета Руденка. Я резко развернул свой само лет влево на трассу и одновременно открыл огонь, тем самым прикрыв самолет Николая Руденка. И тут же почувствовал, как мой «як» тряхнуло, что-то глухо стукнуло. Очень скоро я догадался, что у самолета повреждена система водяного охлаждения. Высота была около трех тысяч метров.

Передал по радио, что подбит и ухожу на свою территорию. Перетянул реку Прут. Потом мотор заклинило, Прыгать с парашютом было уже поздно: не позволяла высота...

Вижу — впереди овраг. Произвел посадку. Самолет в конце пробега дважды перевернулся; к счастью, оказался-таки кабиной кверху. Вылез я. Картина жуткая. [138] У самолета оторваны плоскости, помят фюзеляж, побита приборная доска... Я чудом остался цел и невредим».

Командование 5-й воздушной армии, обсуждая предстоящие задачи авиации, решило в два-три раза увеличить состав групп истребителей. Одни из них должны были вести бой на высоте, другие — сопровождать «илы», но не как обычно, а появляться над полем боя на три-пять минут раньше, разгонять и уничтожать «фокке-вульфы», действовавшие на низких высотах. Это позволило бы штурмовикам без особых помех громить немецкие танки.

...В жаркий июльский полдень южнее Хуши, прикрывая работу штурмовиков, приняла неравный бой с десятью Ме-109 четверка истребителей капитана Луганского.

Позже пехотинцы подробно расскажут, как юркий «ястребок», будто сокол, настиг «мессер», и тот, потянув за собой черную борозду дыма, врезался в лес.

Тут же второй «мессершмитт» зашел в хвост отважному «яку» и атаковал его. Все, кто был внизу, ахнули: секунда — и гитлеровец свалит нашего летчика! Но тот произвел немыслимый маневр, увернулся от огня и ответными очередями прошил машину со свастикой.

Но со стороны слепящего солнца к месту схватки уже подходили 18 «юнкерсов». Тогда все тот же «ястребок» первым атаковал флагмана в лоб. Фашист опешил от такой дерзости — резко задрал нос машины кверху — и получил порцию свинца в «брюхо».

Когда генерала Рязанова спросили о смельчаке, который сбил сразу три самолета, он с гордостью ответил:

— Это наш Луганский. Выполняет наказ комсомольцев Алма-Аты, вручивших ему боевую машину.

В полосе наступления наземных войск, действия которых обеспечивал авиакорпус, с утра до вечера продолжались воздушные бои. На земле тоже было жарко; противник то и дело организовывал контратаки, подтягивал танковые части.

Командир эскадрильи 144-го штурмового авиаполка лейтенант М. Мочалов получил задание группой штурмовиков, в которую входили экипажи И. Лановенко, М. Смирнова, Г. Шомникова, С. Вильчинского, Г, Боровых, Д. Иванова, А. Карпенко, А. Беленького, С. Аристратова, А. Цапыгина, проштурмовать одну из танковых колонн (в количестве двадцати бронеединиц она приближалась к переднему краю под прикрытием «мессеров») .[139]

Михаил Мочалов спокойно передал по радио: «Идем на цель. Быть внимательными. В воздухе — «сто девятые».

Когда группа приблизилась к колонне, ведомые вновь услышали голос командира: «Действуй, как я».

Лейтенант Мочалов перевел машину в пикирование, и от плоскостей «илов» потянулись трассы снарядов к танкам врага. Затем со свистом сорвались эрэсы. Когда на высоте метров двести самолеты начали выходить из пике, на танки посыпались ПТАБы. Удар оказался прицельным — пять бронированных громадин застыли на поле боя. Остальные, не сделав ни единого выстрела, повернули обратно.

Теперь следовало проучить «сто девятых». «Ильюшины» по команде ведущего плотно сомкнули клинья звеньев и открыли огонь по истребителям, одновременно снижаясь. Когда до земли оставалось метров десять-двенадцать, штурмовики перешли в горизонтальный полет и взяли курс домой. Потерь в группе на этот раз не было, но вот пробоин на плоскостях — хоть отбавляй...

Именно в эти дни в корпусе побывали корреспонденты армейской, фронтовой и центральных газет, в частности, в 8-ю авиадивизию приезжал Валентин Катаев. Вот как он описал в своих путевых заметках встречу с подполковником Владимиром Павловичем Шундриковым:

«Это прирожденный воздушный боец. Штурмовик до мозга костей. Человек железного мужества, стремительных решений, он беззаветно храбр, грозен в бою, беспощаден к врагам и доброжелателен, даже нежен к своим товарищам.

Выглядит очень молодо. В нем есть что-то мальчишеское, задорное, почти детское. Он худощав, строен, быстр в движениях. Его руки, привыкшие к штурвалу, постоянно работают. Если он рассказывает что-нибудь, особенно какой-нибудь боевой эпизод, его узкие, гибкие ладони ловко и быстро изображают все то, о чем он говорит...

...Немцы сильно бомбили с воздуха одну из наших, переправ на Днестре. Над Днестром стоял туман. Но для Шундрикова не существует нелетной погоды. Он сел на свой «ил» и с группой штурмовиков принялся громить гитлеровцев, Он обрушился на «юнкерсы», повисшие над переправой. [140] Он разогнал их и барражировал до тех пор, пока наша пехота не переправилась на западный берег. Тем временем гитлеровцы вызвали свою истребительную авиацию, и только на одного Шундрикова ринулось четыре «мессера». Шундриков и его группа в этом бою показали высокий класс летного искусства. Шундриков обманул «мессеров». Он ушел от них на бреющем полете, по балкам, по лощинам, делая зигзаги, петляя, и в конце концов замел свои следы и скрылся...» {23} .

Тем временем семья Героев Советского Союза у нас в корпусе пополнилась. Две Золотые Звезды засияли на груди капитана С. Д. Луганского. Высокого звания были удостоены летчики В. И. Андрианов, И. А. Антипин, М. И. Степанов, Н. А. Евсюков, В. М. Лыков, А. П. Матиков, И. X. Михайличенко, С. Д. Пошивальников, Н. Г. Столяров, И. А. Филатов...

Гитлеровское командование вынуждено было отказаться от боевых действий севернее Ясс и стало спешно перебрасывать свои войска и авиацию подо Львов и Сандомир. Началась подготовка к новой наступательной операции с целью разгрома противника в Прикарпатье и освобождения Западной Украины.

Пришел приказ на перебазирование и нашего корпуса, переданного решением Ставки в состав 2-й воздушной армии. Командующий 5-й воздушной армией сердечно поблагодарил генерала В. Г. Рязанова за умелое руководство соединением. По подсчетам его штаба, экипажи «ильюшиных» на пути от Белгорода до румынской границы сожгли не менее полутора тысяч вражеских танков. {24} 

— Большую помощь матушке-пехоте и артиллерии оказали рязановские «илы», — отметил тогда и начальник политотдела армии полковник Н. М. Проценко.

В свою очередь командир корпуса душевно поблагодарил командующего армией Сергея Кондратьевича Горюнова за особое внимание к штурмовикам. Василий Георгиевич высоко ценил авторитетного и опытного авиационного военачальника, умеющего дисциплинировать людей, создавать для подчиненных хорошую, деловую обстановку. Вместе с тем генерал Горюнов отличался Удивительной мягкостью и интеллигентностью...[141]

И вот взлетели наши краснозвездные эскадрильи. Выше и выше... Глубоко внизу поплыли и разошлись широким веером зеленые поля, виноградники, балки, речки... Курс — в район Волочиска.

К началу наступления советских войск на львовско-сандомирском направлении линия фронта протянулась западнее Ковеля, Тернополя и Коломыи. Ее протяженность составляла 440 километров. Войска группы армий «Северная Украина» под командованием генерала Й. Грапе с воздуха поддерживала авиация 4-го воздушного флота. В состав 1-го Украинского фронта входило семь общевойсковых армий, три танковых, две конно-механизированные группы, а также 1-й Чехословацкий армейский корпус. С воздуха их поддерживала 2-я воздушная армия генерала С. А. Красовского...

В ходе операции авиация должна была прочно удерживать господство в воздухе, содействовать войскам в Прорыве вражеской обороны, обеспечивать ввод в прорыв подвижных войск и их действия в оперативной глубине, прикрывать ударные группировки, а также объекты тыла и коммуникации фронта, не допускать подходов резервов противника.

Накануне наступления в авиачастях корпуса прошли партийные собрания и митинги личного состава. В агитационно-пропагандистской работе большое место занимало разоблачение злодеяний фашистов на Украине, обращалось также внимание на повышение у воинов бдительности в связи с активизацией на территории западных областей подрывной деятельности пособников гитлеровцев — буржуазных националистов.

В те дни армейская газета «Крылья победы» писала: «Воздушный воин! Ты помнишь Курскую дугу; пылающий Белгород, дымное небо над Прохоровкой... Теперь ты далеко от тех героических мест. Теперь под твоим самолетом старинный Львов, Станислав, Рогатин. Теперь ты гораздо сильнее, чем год назад. Перед тобой враг, не раз уже отступивший под силой твоих ударов, с ужасом ждущий грядущего возмездия за совершенные им преступления. Пусть же не знает враг пощады. Он пришел сюда, чтобы грабить твою страну. Пусть же найдет он здесь свою смерть».{25}  [142]

...Атаке нашей пехоты и танков на львовском и рава-русском направлениях предшествовала мощная авиационная подготовка, проведенная по узлам сопротивления врага, переправам через Западный Буг, скоплениям техники противника.

Настало 14 июля. В воздух поднялись сотни самолетов. Удары наносились непосредственно у переднего края и по тактической глубине немецкой обороны. Целью первостепенной важности были станции выгрузки резервов, колонны вражеских войск на марше.

Гитлеровцы принимали все меры к тому, чтобы сорвать наступление наших войск, противник спешно подтягивал свои резервы в район Золочева, Плугова, Зборова. Крупные силы танков, мотопехоты двинулись в контратаку против наступавших советских частей. Положение усложнилось. И здесь серьезную помощь наземным войскам оказали летчики.

Полковыми колоннами бомбардировщики и штурмовики под прикрытием истребителей вылетели в район Плугова и других населенных пунктов. В течение двух часов велась непрерывная бомбардировка и штурмовка врага. В результате противник потерял почти половину своей боевой техники. Контрнаступление захлебнулось по всем направлениям.

Понесла потери, была резко ослаблена и 8-я танковая дивизия немцев, подвергнутая сокрушительному воздействию с воздуха.

Вспоминая об этом, бывший немецкий генерал Ф. Меллентин писал: «На марше 8-я танковая дивизия, двигавшаяся длинными колоннами, была атакована русской авиацией и понесла огромные потери. Много танков и грузовиков сгорело; все надежды на контратаку рухнули».{26} 

С началом наступления на КП командующих наземных армий прибыли оперативные группы от действующих на данном направлении авиационных корпусов... Экипажам, находившимся в воздухе, уточнялись задачи указывались новые цели, что способствовало общему успеху наступательных боев.

Чуть раньше, в дни подготовки к наступлению, снова встретились два друга, два генерала. [143] Невысокий, плотно сбитый, с наголо бритой головой генерал-танкист Рыбалко и стройный, с гибкой фигурой, щеголеватый авиатор генерал Рязанов.

Обнялись.

— Ну, здравствуй, Василий Георгиевич! Давненько не виделись. Вы все в небесах, а мы тут от земли-матушки не отрываемся, утюжим ее день-деньской. Антеи мазутные...

Командующий 3-й гвардейской танковой армией Павел Семенович Рыбалко усадил раннего гостя и сразу же перешел к делу. Они склонились над полотном карты и просидели так до рассвета...

Новый КП в районе села Нуще понравился генералу Рязанову, и он не преминул поблагодарить капитана Б. Красия, возглавившего оперативную группу корпуса по наведению штурмовиков, за удачно выбранный командный пункт. С помощью основной рации комкор намеревался управлять самолетами, через другую (запасную) — держать связь со своим штабом.

Блиндаж был надежно замаскирован мелким березняком. Сразу же от него начинался уклон, поросший внизу сосняком и тянувшийся вплоть до проселочной дороги.

Не первый раз Василий Георгиевич забирался под бок немцев со своей радиостанцией, случалось, его засекали вражеские корректировщики, но фронтовая судьба была милостива к генералу.

Нелегкая обстановка сложилась при прорыве вражеской обороны на львовском направлении. Первые атаки не принесли успеха. Крепка была оборона противника. Но на одном узком участке наши пехотинцы при поддержке артиллерии все же вклинились в позиции гитлеровцев. Углублению в оборону врага способствовало и то, что фашисты считали эти места непроходимыми для боевой техники и относительно слабо укрепили данный рубеж. Колтовские холмы, леса, овраги, топкие болота... Все это способствовало искусной маскировке огневых средств врага.

Несмотря на то что в обороне противника была пробита лишь шестикилометровая брешь, генерал П. С. Рыбалко решил ввести свою армию в этот прорыв. Вначале части первого эшелона следовали по четырем маршрутам, но по мере сужения участка прорыва количество маршрутов уменьшалось. [144] Начиная с рубежа Колтов, Тростянец, они вынуждены были двигаться по так называемому колтовскому коридору, который местами сужался до двух-трех километров и простреливался сильным фланговым артиллерийским и даже пулеметным огнем. Танкисты то и дело вели бои с засадами, опорными пунктами, останавливая машины перед сваленными деревьями.

А здесь еще хлынул проливной дождь, превратив проселочную дорогу в сплошное месиво. Это была тяжкая дорога, проверяющая на прочность и людей, и технику.

Значительный урон нашим танкистам нанесла противотанковая артиллерия противника, с ней и вступили в противоборство штурмовики корпуса.

Переговорив с генералом Рыбалко, командир корпуса поднял в воздух звено лейтенанта Н. Столярова.

Один за другим штурмовики ушли за клубящийся дымом горизонт. Там наши танки острым клином вонзились в оборону противника. А он буквально под крылом — и слева и справа.

— Я «Грач»! Столяров, ты слышишь меня? — спросил ведущего Рязанов. После ответа приказал:

— Слева от головного танка, в кустах, — три батареи, Подавить немедленно! В атаку, соколы!

Флагман с ходу спикировал на артиллеристов. Самолет его шел, словно по ухабам: снаряды рвались спереди, сзади, слева... Временами казалось, что машину вот-вот разнесет на части. Все внимание Столярова было приковано к орудиям, бьющим по танкам. Прошла секунда, вторая...

На выходе из пикирования воздушный стрелок доложил, что два орудия подавлены.

Внизу, на земле, шел жаркий бой. Комэск видел, как загорелась и сошла с дороги тридцатьчетверка. По вспышкам засек, откуда ведется обстрел. Под масксетями — две пушки. Меткими очередями штурмовики подавили и эти установки, а бегущих немцев стали поливать пулеметным огнем.

Звено лейтенанта И. Столярова не уходило из района Оря до тех пор, пока не подошла смена, группа капитана С. Пошивальникова. Таков был приказ командира корпуса.

Быстро сориентировавшись в обстановке, ведущий дал команду бомбами, эрэсами, огнем из пушек и пулеметов добить противника. Передняя полусфера «илов» полыхала огнем. [145] От уцелевших пушек в разные стороны разбегалась орудийная прислуга, штурмовики на предельно низкой высоте проносились вдоль траншей, выбивая из них гитлеровцев...

Капитана Пошивальникова сменила эскадрилья старшего лейтенанта Н. Евсюкова.

Преодолев сильный зенитный огонь, группа вышла в указанный район, где обнаружила танки и машины

с грузами.

— Гвардейцы, в атаку! — подал команду Евсюков своим экипажам, и те стремительно ринулись в пике.

Из бомболюков посыпались ПТАБы. Дым заволок место удара, но было видно — горели два танка.

В последующих заходах летчики выбирали цели самостоятельно. Одни, умело маневрируя между разрывами снарядов, били эрэсами автомобили, накрытые тентами. Другие «охотились» за танками.

Во время одного из заходов командир звена лейтенант Н. Полукаров увидел, как, пятясь, в лощине скрылся «тигр», и, точно прицелившись в моторную часть, дал по ней пушечную очередь...

Следуя друг за другом на определенной дистанции, позволяющей прикрывать впереди идущую машину от возможного нападения вражеских истребителей, экипажи сделали шесть заходов, держа противника под непрерывным огнем. В результате группа уничтожила три танка, более двадцати машин, около полусотни гитлеровцев. ...Лейтенант В. Андрианов вел шестерку «илов» на штурмовку скопления вражеских танков неподалеку от Мариамполя. Вот и заданный район. Танки тщательно замаскированы; молчат, притаились и зенитки. Тем более, что штурмовики как будто проходят мимо. Но ведущий уже разглядел колонну крытых грузовиков да еще, похоже, и склад боеприпасов неподалеку.

Быстрая оценка обстановки. Команда ведомым на перестроение. Энергичная горка. И вот уже с крутого разворота поочередно «илы» входят в пике. Не выдержали, вздрогнули и поползли в разные стороны вражеские танки, роняя с брони не нужную больше солому. Поздно! Под градом бомб заполыхал, завертелся на месте один танк, густо задымил и замер второй. Торопливо, взахлеб ударили автоматические зенитки, но и по ним прошелся огненный вихрь.

Повторный заход. Но тут на высоте семьсот метров группу атаковала пара Ме-109. [146] Атаковала по знакомой схеме: разогнав до предела скорость, попыталась «клюнуть» с ходу и удрать. Но у шестерки Андрианова тридцать пушечных и пулеметных стволов, двенадцать пар зорких глаз и твердых рук. «Илы» легли на обратный курс, когда внизу содрогнулся от взрывов бывший склад боеприпасов, запылали жарким огнем разбитые танки, автомашины и... два «мессера», завершившие свою последнюю атаку... теперь уже к земле.

Чуть подробнее остановлюсь на эффективных ударах по врагу авиаторов нашей дивизии. Настоящими асами, лучшими «воздушными охотниками», мастерами ударов по точечным и малоразмерным целям были В. Андрианов, Г. Чернецов, Б. Мельников, И. Михайличенко, М. Одинцов, Т. Бегельдинов, П. Блинов, В. Веревкин. По четыре-пять раз в день поднимали они группы по боевой тревоге и громили врага севернее и южнее Колтова.

Четыре-пять вылетов в день! И каждый — адское напряжение воли, нервов, физических сил! Но генерал Рязанов продолжал наращивать мощь штурмовых ударов, и в воздух взмывали все новые и новые группы «летающих танков».

Вслед за 3-й гвардейской танковой армией в сражение была введена и 4-я танковая армия генерала Д. Д. Лелюшенко.

Ударами на львовском и рава-русском направлениях рассечена вражеская оборона. Крупная группировка противника оказалась как бы между двух клиньев юго-западнее города Броды. С целью ее окружения в образовавшийся прорыв была введена конно-механизированная группа генерала В. К. Баранова. Конники и танкисты, выйдя к Каменке-Бугской, охватили бродовскую группировку врага с северо-запада.

Во избежание напрасного кровопролития советское командование предложило окруженным войскам прекратить сопротивление и сдаться. В ночь на 19 июля летчиками корпуса в район окружения было сброшено около ста тысяч листовок.

Гитлеровцы отказались сложить оружие и попытались вырваться из «котла». Но наши воины преградили путь врагу.

Кольцо окружения под Бродами напоминало по конфигурации эллипс — мешок, туго завязанный на земле и с воздуха. [147] Вскоре на южном конце этого эллипса появился уродливый отросток — это головной группе фашистов удалось выдвинуться километра на два вперед.

И вот уже идут на взлет наши разведчики. Один из экипажей ведет младший лейтенант Н. Хорохонов.

Погода неважная: облачность низкая, над землей плывут плотные дымы. Едва штурмовик пересек линию фронта, как оказался над морем огня. На земле кипел жестокий бой. Как хотелось младшему лейтенанту ввязаться в схватку! Всадить пару снарядов в закамуфлированные коробки с крестами на боках, полить позиции гитлеровцев пулеметным огнем. Но нельзя! Экипаж ведет разведку.

Самолет идет на бреющем: огромная скорость, малая высота. Внизу вес сливается — поля, изрытые воронками, почерневшие от пожаров леса, зеленые плешины болот...

В поле трудно спрятать танки, самоходки, автомобили. Кустарниками, что растут по болотам, не проедешь. Значит — лес.

Хорохонов направил машину к опушке. Внизу спокойно, будто все вымерло. Дорога, помеченная на карте, не просматривается. Одно обстоятельство настораживало — полоска у леса значительно темнее, чем рядом лежащая пашня. Штурвал от себя — и самолет пикирует к земле. Теперь ясно: именно здесь прошли танки, к замыкающей машине были прицеплены бороны. Они-то и «замели» след, а танки свернули в лес и притаились.

Младший лейтенант развернул штурмовик, заметив среди деревьев дымок. Дал по нему пулеметную очередь — авось нервы у фашистов не выдержат, и они обнаружат себя. Еще очередь!

Лес мгновенно ощетинился огнем. Скрестились трассы «эрликонов». Вот теперь и танки видны. Всего с полсотни будет. «В квадрате... около пятидесяти танков, — доложил на КП полка младший лейтенант Н. Хорохонов, — и все «живые». Немедленно в район сосредоточения вражеской техники была поднята группа штурмовиков.

Посадив машину, Хорохонов увидел уже вернувшихся из разведки Мельникова и Ермолаева. На ходу поделились впечатлениями, младший лейтенант пошутил: «Смотрю, из мешка ноги торчат, решил поплотнее его завязать...»

Бои в районе Белого Камня приняли чрезвычайно острый характер. [148]

В середине дня командир 144-го гвардейского (бывшего 800-го) полка подполковник П. Шишкин поставил младшему лейтенанту С. Чепелюку задачу: нанести удар по окруженцам в районе Белый Камень, Ушня.

Точное местонахождение и расположение противника не было установлено. Это требовало от ведущего и от всех экипажей большого внимания при отыскании целей, чтобы избежать удара по своим войскам.

Летчики хорошо знали район действий по предыдущим вылетам. Тем не менее перед вылетом еще раз тщательно изучили по карте характерные ориентиры.

На маршруте облачность семь — восемь баллов, горизонтальная видимость хорошая, но в районе предстоящих действий резко ухудшилась из-за дымов и пожара.

Штурмовой удар младший лейтенант Чепелюк решил нанести звеньями, сброс бомб — по его сигналу. Самолеты снаряжены осколочными и противотанковыми бомбами. Подавление зенитной артиллерии возлагалось на второе звено и истребителей прикрытия.

Все летчики настроили рации на одну волну. Собравшись в боевой порядок — левый пеленг звеньев, группа под прикрытием четверки «яков» легла на курс. В первом звене летели лейтенанты Н. Арчашников и Г. Поляков, второе вел лейтенант Т. Куприянов, за ним следовали лейтенант М. Бодня и младший лейтенант В. Матасов.

Над целью — редкие облака. Пройдя в разрывах между ними, группа молнией проносится над позициями фашистов. Теперь необходимо отыскать районы наибольшего сосредоточения войск и огневых средств противника. Чепелюк делает холостой заход. Безотказная радиосвязь и хорошая слетанность экипажей дают возможность ведущему свободно маневрировать при поиске цели. С появлением грозных штурмовиков гитлеровцы притаились, замерли. Фашистские зенитчики молчат. Замысел врага прост: не обнаружить себя. Но старший группы Чепелюк по радио уже подал команду; «Приготовиться, прицеливаться точнее!»

В воздухе пока не видно вражеских истребителей, поэтому «яки» прикрытия получают задачу подавить средства противовоздушной обороны.

Сделав разворот, штурмовики идут в атаку. Первое звено наносит удар по орудиям и минометам, второе — по танкам и автомашинам. Штурмовики пикируют на цели с высоты триста метров. [149] Видно, как заметались, забегали, открыли беспорядочную стрельбу солдаты противника. Экипажи повторяют заходы, действуют не спеша, методично, наверняка.

Полчаса гвардейцы находились над целью, сделали шесть заходов. Результат — пылающие автомашины, искореженные орудия, чадящие удушливым дымом танки, навсегда застывшие среди кустарников. Вместе с артиллерийской батареей взлетел на воздух и склад боеприпасов. Умолкли и вражеские зенитки.

Возвращаясь на свой аэродром, группа обнаружила скопление автомашин и пехоты противника на участке дороги Белый Камень — Ушня. Экипажи второго звена сумели пушечным огнем уничтожить еще несколько автомашин гитлеровцев.

Более ста фашистских автомашин с вражеской пехотой, десяток танков нашли свой бесславный конец на опушке леса у села Белый Камень от бомб штурмовиков старшего лейтенанта Алехновича.

Прямо перед ним бушевал шквал зенитного огня, осколки, как град, стучали по бронированному «брюху» «ила». Но Алехнович не слышал этого.

— В атаку! — передал он по радио экипажам и снизил свою машину до бреющего. Вниз рванулись реактивные снаряды, на дороге в бешеном танце заплясали языки пламени, будто нехотя потянулись к небу столбы черного дыма. А группа вновь пошла на боевой разворот. В послужном списке Героя Советского Союза старшего лейтенанта Евгения Антоновича Алехновича, командира эскадрильи 142-го гвардейского штурмового авиаполка, значатся двенадцать благодарностей от Верховного Главнокомандующего. Свой последний, сто шестьдесят пятый вылет он завершил в боевом строю, не выпуская из рук штурвала горящей машины, которую направил на зенитную батарею врага.

Геройски погиб в те дни и его однополчанин лейтенант М. Хохлачев. Михаил в свои девятнадцать лет был награжден двумя орденами Красного Знамени, орденами Красной Звезды и Отечественной войны 1-й и 2-й степени, двумя медалями «За боевые заслуги».

Михаил Хохлачев вылетел старшим группы. Задача — провести разведку в направлении села Деревляны, Обнаружив колонну вражеских войск, разведчики атаковали ее. На одном из заходов машина Михаила была подбита, а его самого ранило. [150] Выход был один — сесть на территории, занятой противником. Но комсомолец Хохлачев направил свой самолет на вражескую колонну...

Потери боевых товарищей звали нас к справедливой мести, и мы несли ее врагу на краснозвездных крыльях наших машин.

Приведу признание пленного гитлеровца, майора, начальника одного из отделов штаба армейского корпуса. На допросе он показал: «Большой ущерб нам причинила русская авиация. Особенно жестоко нас бомбили 20 и 21 июля в районе Белый Камень, где скопилось много обозов, автомашин и людей... Бомбили нас беспрерывно, не давая возможности поднять головы».

Гитлеровское командование прилагало большие усилия, чтобы вывести свои войска из котла. Окруженная группировка с рубежа Белый Камень, Сасов пыталась прорваться в южном направлении, ей навстречу пробивались немецкие соединения из района Золочева. Противник форсировал Западный Буг, вклинился в нашу оборону, захватил Почапы, Хильчицы и ряд других населенных пунктов. Оставалось преодолеть около десяти километров, чтобы соединиться со своими деблокирующими частями и выскользнуть из ловушки. Но вырваться из «котла» гитлеровцам не удалось. Восемь фашистских дивизий, в том числе пехотная дивизия СС «Галичина», прекратили свое существование.

Теперь уже гвардейцы генерала П. С. Рыбалко готовились к новому броску — на Львов. Готовились к нему и штурмовики корпуса. На аэродромах авиаспециалисты латали пробоины, заправляли самолеты горючим, маслом, заряжали «под завязку» пушки, пулеметы, подвешивали бомбы. Прямо на взлетных площадках проходили собрания личного состава, прием в партию.

Я заметил, что число заявлений с просьбой принять в партию возрастало перед наступательными операциями и в ходе затяжных боев. Так, в период Белгородско-Харьковской операции ряды коммунистов пополнили двести пятьдесят три человека, во время битвы за Днепр — двести восемнадцать, под Корсунем-Шевченковским — сто тридцать два...

Думаю, что лучшие гвардейцы не могли не быть коммунистами. Ведь в жестоких сражениях на воина-коммуниста равнялись, за ним шли в смертельный бой. [151]

...Мощными стальными таранами крушили танкисты генералов Рыбалко и Лелюшенко вражескую оборону. В те дни генерал Рязанов работал рука об руку с Рыбалко, комдивы-авиаторы со своими оперативными группами и радиосредствами перемещались вместе с командирами танкового и механизированного корпусов.

Примером эффективных совместных действий с подвижными соединениями может являться бомбоштурмовой удар 9-й авиадивизии корпуса по узлу сопротивления противника в районе Жолквы {27} . После атак «илов» наземные войска довольно быстро и без существенных потерь овладели этим важным опорным пунктом врага.

Отступая, гитлеровцы сконцентрировали свои силы в районе Львова. Они поспешно укрепляли восточные оборонительные рубежи, подтягивали резервы.

Быстро меняющаяся обстановка требовала частого проведения воздушных разведок. Всем этим в полной мере обладали летчики 143-го гвардейского авиаполка Б. Мельников и В. Ермолаев.

Обычно для их проведения выделялись самые опытные летчики-асы — смельчаки, мастера высокой квалификации. Важно было не только выполнить задание, но и доставить разведданные своему командованию, а значит, суметь перехитрить вражеских истребителей, уцелеть, оторваться от преследователей.

...Взлетев с аэродрома, расположенного недалеко от города Збараж, штурмовики взяли курс на северо-запад от Львова. Обнаружив танковую колонну и сфотографировав ее, развернулись домой. Однако встречи с «мессерами» избежать не удалось.

— «Горбатые», уходите! Справа «мессеры»! — передал по рации ведущий пары истребителей старший лейтенант Г. Мерквиладзе.

Мельников ответил, что ситуацию понял и перевел свой «ил» на бреющий полет. И все же «мессеры» их быстро настигли. Выручила слаженная работа воздушных стрелков сержантов Тимченко и Косых. Они встретили гитлеровцев таким плотным огнем, что те моментально взмыли вверх. Отсюда истребители атаковать не пытались — боялись огня с задней полусферы, а потому зашли чуть сбоку, с «мертвой зоны».

Перестроившись, разведчики сами атаковали «сто девятых». [152] Но те не отставали. Уже во Львове Мельников и Ермолаев стали виражировать вокруг высокого шпиля костела. Видя бесполезность своих атак, «мессеры» отступили. Незамедлительно в район «находки» была подтянута группа «илов».

Обычно противник поступал предусмотрительно, тщательно маскируя большие колонны танков. На этот раз он спешил. «Тигры» двигались в длинном, плотном строю. Нужно было, не медля, накрыть вражеские машины, не дать им возможности рассредоточиться на местности, замаскироваться в ее складках, уйти.

Ведущий группы капитан М. Степанов блестяще организовал штурмовку колонны. Впереди идущие «тигры» загорелись, создалась пробка... Ни один танк не дошел до линии фронта.

При поддержке авиации части 3-й гвардейской танковой армии сумели оперативно осуществить маневр и вышли в тыл львовской группировки противника, в район Судовой Вишни. Не выдержав мощного натиска советских войск, противник был вынужден поспешно отступить. 27 июля 1944 года крупный промышленный и культурный центр, важный узел коммуникаций — Львов был освобожден от оккупантов.

На одной из площадей города советские воины увидели столб из литого чугуна со стрелками-указателями. На одном из них значилось: «Москва — 1395 километров». Итак, путь протяженностью почти в полторы тысячи километров был пройден, намного меньше осталось пройти до гитлеровского логова.

Корпус за образцовое выполнение заданий командования во время Львовско-Сандомирской операции был награжден орденом Красного Знамени, его командиру — Василию Георгиевичу Рязанову — вручен орден Богдана Хмельницкого 1-й степени. Три гвардейских авиаполка — 143, 144 штурмовые и 156-й истребительный удостоены почетного наименования «Львовский».

Назову поименно крылатых гвардейцев, которые внесли весомый вклад в разгром врага при проведении Львовско-Сандомирской операции. Это летчики М. Афанасьев, А. Кобзев, Ю. Балабин, И. Драченко, А. Рыбаков, Г. Мушников, П. Алексеев, А. Сатарев, Н. Стерликов, Г. Клецкин, М. Мочалов, А. Петров, Н. Пургин. [153]

Рядом с пилотами всегда были их боевые помощники — воздушные стрелки, мастера снайперского огня С. Александров, К. Дорофеев, Г. Дроздов, А. Наумов, А. Тазанов, А. Мамонтов, Н. Мещеряков, И. Шапошник, В. Бурлак, Д. Шелопутин, И. Фридман, П. Гринев, А. Кирилец, И. Капустенко.

Надежно прикрывали с воздуха своих боевых товарищей истребители И. Андрианов, Н, Шутт, Н. Быкасов, В. Шевчук, А. Шокуров, Н. Попов, А. Шаманский, Н. Сметана, И. Корниенко, А. Гришин, Г. Полянский, А. Безверхий, Л. Чудбин. В общем, все делали большую и опасную фронтовую работу, которая приближала разгром ненавистного врага в его же собственном логове.