Замечания и выводы

По своей скорости, блеску и размаху прорыв под Капоретто принадлежит к самым плодотворным и самым замечательным во всей истории наступлениям

Мы видели, чем объясняются такие крупные результаты.

В военном искусстве клубок следствий и причин всегда очень запутан. В нем ни один из многочисленных факторов успеха или неудачи никогда не бывает простым, а каждый окружен рядом элементов, иногда видимых, а иногда и невидимых.

Так, при объяснении причин итальянской катастрофы под Капоретто приходится одновременно учитывать: со стороны центральных империй — высокие качества атакующих германских войск, превосходство плана наступления, силу внезапной атаки, маневроспособность атакующей пехоты; с итальянской стороны — исключительное стечение обстоятельств и сочетание самых разнообразных факторов слабости. Даже чисто случайные факторы были против итальянцев: плохая погода с начала октября, а особенно 24 октября, мешавшая наземному и воздушному наблюдению, болезнь командующего 2-й армией с 15 по 23 октября — в самые критические дни.

С итальянской точки зрения, события под Капоретто представляют все характерные черты военного поражения, причины которого можно отнести к двум основным категориям:

— военные причины профессионального и технического порядка;

— военные причины морального характера.

И те и другие по существу вытекают из слабости сил и несовершенства методов действия. Как было показано во вступительной главе, к ним присоединились причины политического порядка.

Рассмотрение этих различных причин выявляет уроки, которые следует извлечь из катастрофы. Ниже мы, став исключительно на дидактическую точку зрения, приведем некоторые вытекающие из этой катастрофы замечания и выводы{72}. [163]

Причины профессионального и технического порядка

С самое главное — командование и организация, — писал около 1900 г. генерал Бональ, делая вывод из самого высокого урока, который, с его точки зрения, оставила нам военная история от Наполеона до фельдмаршала Мольтке.

Командование

Мы уже указывали, что командиры некоторых итальянских крупных войсковых соединений — дивизий или корпусов — заслужили упреки за свои действия во время операции. Однако бы то бы очень трудно точно сформулировать эти упреки, так как в данном случае ошибки и промахи вытекали главным образом из общей обстановки.

Напомним для примера только один случай: мы видели, какие случайности и какое роковое стечение обстоятельств, подчас совершенно не зависящих от самих людей, привели к тому, что командиры итальянских 4, 27 и 7-го корпусов не сумели накануне 24 октября обеспечить взаимодействие между собой как раз на самых уязвимых участках фронта, а во время сражения не смогли выполнить своей задачи так, как они сами намечали.

Сам командующий 2-й армией, несомненно, заслуживает упрека в том, что проявил недостаток дисциплины, не выполнив буквально полученных им приказов. Но надо также сказать в его оправдание, что, когда он, наконец, получил от начальника генерального штаба директиву, не допускающую двоякого толкования, это распоряжение пришло уже слишком поздно.

Приемы командования генерала Кадорны, безусловно, имели недостатки. Повидимому, главнокомандующий держался слишком далеко от командующих крупными войсковыми соединениями и, запершись в главной квартире, как в «башне», недостаточно заботился о поддержании моральной связи с войсками. Но нельзя сказать, что он проявил недостаток воли, решимости, хладнокровия или стойкости. Переживая крушение всех своих надежд, он оставался невозмутимым и пошел на все жертвы, лишь бы спасти армию. Он обладал тем качеством, которое является выражением уравновешенности ума и характера, а именно — твердостью духа.

Тем не менее итальянское главное командование несет ответственность за целый ряд явных промахов в отношении организации армии, ведения сражения и руководства операциями.

Организация

Организация позволяет осуществлять на практике согласование усилий, требуемых задачей: на низших ступенях командования она лежит в основе применения оружия, на высших ступенях позволяет проводить экономию сил. Чем сложнее материальная часть, [164] чем больше численный состав войск, чем труднее задача командования, тем более решающую роль играет организация. Область организации является одной из тех, слабости которой нельзя исправить во время операции.

В итальянской военной организации имелись серьезные недостатки и прежде всего в организации главного командования. Так, «в главной квартире» главнокомандующий работал непосредственно и исключительно со своей канцелярией{73}. Правда, он имел помощника начальника генерального штаба, но последний, ведавший в числе прочих своих функций и разведывательной службой, не имел никакого касательства к операциям.

Из этого вытекала одновременно и чрезмерная централизация вокруг главнокомандующего, отсутствие облеченного властью лица, которое могло бы снять с него часть его тяжелых обязанностей, и, наконец, очень нежелательная отчужденность между органами, которые во Франции называются «вторым» и «третьим бюро»{74}.

Одному командующему подчинялось 9 армейских корпусов, или 25 дивизий из 60, имевшихся в итальянской армии. Эта огромная группировка находилась под командованием генерала, преисполненного энергии, честолюбия, самостоятельности. Такое положение слишком благоприятствовало умалению роли главного командования. Оно неизбежно должно было привести к конфликту между главнокомандующим и командующим армией.

Отсутствовала та гибкость, которую придало бы организации командования наличие такой промежуточной командной инстанции, как командование «группой армий», особенно во время отступления (с 25 но 30 октября).

Не хватало также разумной организации «общего резерва». Последний, вместо того чтобы состоять из крупных соединении. располагающих всеми своими штатными средствами, слишком часто дробился на части в ущерб спаянности.

Но самой серьезной ошибкой было отсутствие «дивизий» как крупного соединения из всех родов войск. Отсюда вытекали органическое отсутствие взаимодействия между пехотой и артиллерией и связанные с этим тактические прорехи.

Ведение сражения

Сражение под Капоретто с итальянской стороны не соответствовало правильным принципам обороны. Главные силы 2-й армии были совершенно несвоевременно скучены на плато Байнзицца. Это прямо противоречило разумной экономии сил. На большинстве участков линия главного сопротивления была вынесена слишком далеко вперед; а так как начальники всех степеней очень боялись потери хотя бы нескольких квадратных метров пространства, то в передовой линии войска были расположены слишком густо. [165]

Наступаюощий сразу оказался в соприкосновении не с прикрытием, а с главными силами. Отсутствовало эшелонирование в глубину, единственно способное обеспечить командованию свободу действий.

Сражение велось без всякого действенного маневрирования: то армейские резервы, как, 7-й корпус, вводились в бой 24 и 25 октября без собственных наблюдательных пунктов и без огневой поддержки, то общие резервы использовались 23 и 20 октября в виде подвижных волн, вместо того чтобы образовывать преграды на ответственных участках. Следует отметить, что итальянские пехотные части, вследствие своей недостаточной боевой подготовки, были очень мало способны к маневрированию{75}. Вот почему мы видим, что во время отступления они постоянно старались образовывать непрерывные фронты, а когда им не удавалось построиться в линию, они инстинктивно отходили.

Одним словом, оборонительным сражением никто не руководил: в нем просто подчинялись воле противника.

Надо, однако, сказать, что допускавшиеся нарушения принципов обороны в значительной степени объясняются внезапностью и исходной стратегической обстановкой, что уже относится к общему руководству операциями.

Прорыв под Капоретто прежде всего выявляет несомненное превосходство наступления, которое одно может «давать решающие результаты». Он показывает также, что для перехода в наступление нет необходимости обладать абсолютным численным превосходством, так как в октябре 1917 г. австрийцы в общем отнюдь не имели перевеса в силах над противником. Однако необходимо во что бы то ни стало добиваться этого превосходства в избранном районе наступления. Вот почему австро-германцы сосредоточили в районе прорыва, очень крупные силы.

Этим объясняется также ха;рактер их наступления, которое они вели стремительно и без оглядки, оперев один фланг о море, а другой о горы, причем ударная армия ввела в дело в первом эшелоне двенадцать дивизий из пятнадцати.

Чтобы усилить свое превосходство на избранном участке, германское командование сумело извлечь выгоду из двух существенных факторов: внезапности и оперативной конъюнктуры.

Внезапность

С 1915 г. до лета 1917 г. всякое готовившееся наступление крупного масштаба всегда обнаруживалось противником ввиду [166] огромных приготовлений, необходимых при позиционной войне. Поэтому обороняющемуся всегда удава лось вовремя ликвидировать прорыв. На этот раз австро-германцы применили против итальянцев новые, усовершенствованные приемы наступления, впервые, за несколько недель до того, с большим успехом испробованные германской армией под Ригой. Итальянцы же еще не успели приноровить свои оборонительные приемы к новому методу наступления. В частности, они не осуществляли принципа упругой обороны, а продолжали сидеть за своими проволочными заграждениями в обманчивом сознании безопасности.

Внезапность, выражающаяся в применении новых средств борьбы или в неожиданном маневре, от пращи Давида до танка генерала Этьена, от ложного отступления Горация до замаскированного отхода французской 4-й армии в июле 1918 г., внезапность, которая не только не уменьшает значения человека, а наоборот, возвышает его, так как является творением его ума, всегда остается одним из основных факторов побед. И в данном случае она сыграла в борьбе решающую роль. А это лишний раз доказывает, что необходимой предпосылкой подготовки успеха является разведка.

Существует школа, которая считает заботу о добывании сведений своего рода тенденцией к подчинению воле противника и осуждает, как слабость, стремление к правильному учету сил противника.

Но в главной квартире Наполеона из трех отделений его походной канцелярии не было ли важнейшим, несомненно, разведывательное отделение? Если кампания 1806 г. считается законченным образцом наполеоновской стратегии, то не потому ли, что она представляет картину группировки сил, всегда уравновешенной, но продвигающейся вперед именно на основе добытых сведений, так как «развитие маневра является лишь продолжением разведки»?

Разве в наше время не благодаря добытым своевременно сведениям оказались возможными победоносное контрнаступление на Марне в сентябре 1914 г. и победа в Шампани 15 июля 1918 г.? И наоборот, разве не роковое отсутствие сведений привело к катастрофам в приграничном сражении во Франции, на Шмен-де-Дам, и под Капоретто?

Разведывательный отдел играет роль первостепенной важности.

Почему же эта роль так плохо исполнялась в итальянской армии в октябре 1917 г.?

Пробел в этом отношении объясняется прежде всего уже упомянутым организационным пороком, создавшим перегородку между оперативным отделом и разведывательной службой.

С другой стороны, подлежит сомнению, что личный состав итальянской разведывательной службы обладал надлежащей профессиональной квалификацией: быть может, ему не хватало технических знаний, так как, сообщая о подготовке, проводимой противником, он не мог ясно различить, указывают ли замеченные признаки да оборону или на наступление; может быть, ему недоставало общих знаний, так как от него ускользнуло происшедшее [167] летом 1917 г. внезапное изменение стратегической обстановки в Европе в пользу центральных держав: может быть, ему похватало методичности мышления, так как ему случалось принимать за достоверное то, что являлось лишь предположением.

Обязанности начальника разведывательного отдела требуют совершенно особых качеств. Оперативный отдел требует скорее профессионалов военного дела, техников, обладающих широкой военной культурой и одаренных способностью повторять и расширять простую идею, наподобие композитора, пишущего партитуру. Разведывательный же отдел, кроме широкой военной культуры, требует от своих работников воображения, пытливого ума, а самое главное — той способности к синтезу и обобщению, благодаря которой уму удается определять относительную ценность достоверного и недостоверного.

Следует также отметить ошибочную идею, невидимому, лежавшую в то время в основе работы разведывательного отдела итальянского штаба: вместо того чтобы представлять командованию предположения, итальянский разведывательный отдел подсказывал ему выводы: вместо того чтобы ограничиваться составлением сводок о возможностях противника, он произвольно толкует намерения противника и даже представляет командованию категорические «заключения». Между тем представление заключений не должно входить в компетенцию разведывательного отдела. Когда на высших ступенях командования главное командование возлагает на начальника разведывательного отдела обязанность представлять ему заключения, это пугает роли и смещает ответственность.

13 октября 1805 г. утром в главную квартиру в г. Гера поступают различные сведения и донесения. Наполеон с лихорадочной поспешностью знакомится с ними. «Наконец, пелена разорвана», — заключает император. Можно ли представить себе, чтобы право сделать это заключение было предоставлено какому-либо подчиненному или даже самому начальнику штаба, маршалу Бертье?

«Заключение» имеет важнейшее значение, и всякая ошибка в этом отношении может оказаться непоправимой: когда в апреле 1796 г. австрийцы и сардинцы разделились, как предчувствовал Наполеон, — последовал молниеносный марш на Лоди; когда 18 июля 1815 г. пруссаки и англичане соединились, вопреки предположениям Наполеона, — последовало Ватерлоо.

Составить себе суждение о комплексе сведений и вывести на них заключение — вот, быть может, самая трудная умственная задача, которую приходится разрешать военному. Для этого нужна способность, которую в просторечии называют интуицией и которая по существу является приобретенной способностью, рефлексом высокого интеллекта, долгой тренировкой выработавшего в себе привычку отыскивать причинную связь между явлениями.

Таким образом, никто другой, как сам ответственный начальник, должен со всей умственной энергией лично заниматься изучением синтеза добытых сведений. [168]

Стратегическая (оперативная) конъюнктура

Эта неблагоприятная для итальянцев конъюнктура тоже была искусно использована австро-германцами.

С самого начата воины стратегическая (оперативная) обстановка на всем австро-итальянском фронте сложилась не в пользу итальянцев вследствие давления, которое оказывал австрийский Трентино на их территории, а также ввиду чрезмерной длины пограничной линии но отношению к числу имевшихся у них дивизий (35 дивизии в 1915 г., самое большее 63 дивизий в 1917 г. на 600 км границы).

Если в 1915 г. итальянское командование не проявило в определенный момент достаточной стремительности, если позднее, особенно накануне Капоретто, оно испытало мучительные колебания, то это объясняется все той же угрозой, висевшей над его тылами.

Если в 1918 г. итальянская армия не могла производить планомерной смены частей на фронте и не располагала достаточным числим свежих дивизий, то это происходило от диспропорции между протяжением фронта и численностью сил.

В октябре 1917 г. это положение было еще более критическим, чем когда-нибудь, так как две трети итальянских сил увязли к западу от Тальяменто, то тактическое поражение на фронте в Трентино грозило повлечь за собой крушение всей итальянской военной мощи. Действительно, наступление противника в направлении на Средний Тальяменто немедленно поставило бы под угрозу всю массу 2-й и 3-й армий. Разбита была только 2-я армия, но стратегическая (оперативная) обстановка потребовала общего отхода 1 400 000 человек, считая в том числе и 4-ю армию, втянутую в отход несколько позднее. Таков был груз, которым стратегия обременила военные действия итальянской армии.

Наоборот, используя эту конъюнктуру и проведя искусную операцию, австро-германскому командованию удалось добиться крупных результатов. Угрозой со стороны Трентино оно встревожило итальянское командование и вызвало в нем нерешительность. Предприняв наступление на Джемону, оно выбрало направление, которое могло обеспечить наилучшие результаты стратегического (оперативного) развития успеха. Конечно, оно остерегалось «заниматься стратегией в пустоте» (faire de la stratégie dans le vide), не заботясь о тактических препятствиях. Считая, что «самая лучшая стратегия ничего не стоит, если тактике не удается разбить противника», оно, наоборот, пустило в ход все средства — внезапность и мощные силы, чтобы сперва победить на поле сражения и, таким образом, создать необходимые предпосылки для стратегического маневра.

Но таких огромных результатов, притом сравнительно слабыми силами и с относительно небольшими потерями, оно смогло достигнуть именно благодаря своему стратегическому маневру. В этом отношении операция под Капоретто не так далека от операции под Монтенотто или под Ульмом. Дело в том что стратегия [169] (оперативное искусство) является, несомненно, высоким искусством. Однако часто забывают подчеркнуть, что это высокое искусство, заключающееся по существу в выборе общих направлений, само основано на породившей его науке — географии. Действительно, рассматриваемая в пространстве война представляет собой географическое явление. Если выбор направлении ударов составляет высший элемент стратегии (оперативного искусства), то эти направления определяются географией. Если тактическое боевое действие дает стратегические (оперативные) результаты, то это потому, что географические условия повышают его значение.

27 мая 1918 г. французская армия была атакована на Шмен-де-Дам с такой внезапностью и стремительностью, которые напоминают наступление под Капоретто. В первый день противник продвинулся на 10 км, переправился через Эну, достиг р. Вель. За третий и четвертый дни он прошел вперед 60 км и вышел на берег Марны от Дормана до Шато-Тьери.

Под Капоретто австро-германцы в первый день даже не продвинулись на такую глубину, а через 6 дней глубина их продвижения составила только 40 км.

Почему же эти два прорыва, которые в некоторых отношениях допускают сравнение, имели далеко не одинаковые последствия?

Это, несомненно, объясняется причинами сттатегического характера. Так как на французском фронте остались непоколебленными два оплота обороны — Реймс и лес Виллер-Котро, германцы не могли добиться никакого стратегического результата. Наоборот, на итальянском фронте уже на третий день сражения весь фронт на Изонцо был непоправимо обойден. В том и в другом случае возможности маневра для развития успеха сложились по-разному вследствие различной конфигурации театров военных действий.

География оказывает на стратегию (оперативное искусство) существенное влияние. География для стратегии имеет такое же значение, как топография для тактики.

Пренебрежение географической основой привело к самым спорным положениям французского плана № XVII{1} и к развертыванию Кадорны на Нижнем Изонцо.

С развитием мото-механнзированных соединений влияние географического фактора на будущие сражения, имеющие целью уничтожение противника, станет еще более заметным.

Причины морального порядка

Помимо причин технического порядка, оказавших влияние на материальные силы, поражение итальянцев, несомненно, объясняется и причинами психологического и морального порядка. На эти причины откровенно указывают сами итальянские авторы. [170]

Чрезмерная централизация, вытекавшая из систематического недоверия; ошибки в системе командования, выразившиеся в безудержном смещении командиров, что привело к дезорганизации частей и падению доверия к командному составу; жестокий и непоследовательный дисциплинарный режим с вытекающими из этого ошибками административного характера; отсутствие заботы о материальном, бытовом и культурном обслуживании войск; даже тот дух независимости и небрежности но отношению к своим обязанностям, который иногда наблюдаются среди офицеров военного времени, — все эти недостатки происходили в конце концов от одной основной причины — низкого качества строевого командного состава. Значительная часть кадровых офицеров была перебита в начале войны. Главная масса офицеров запаса не прошла подготовки в мирное время. Основа всего военного здания имела трещину.

Таким образом, учитывая крепкие природные качества итальянского солдата, восторженного, выносливого, непритязательного, работоспособного, мы склонны подписаться под словами генерала Кавачокки в показаниях перед следственной комиссией. Напомнив о поведении своего 4-го корпуса 24 октября, об упорной борьбе бригады «Этна» к западу от горы Нэро, о стойкости 50-й дивизии, один из полков которой — 87-й пехотный — почти 11 часов отражал атаки противника, о сопротивлении, оказанном 40-й пехотной дивизией, после того как она была разрезана на две части взрывом минного поля, — Кавачокки сказал, что «всюду, где командиры хорошо командовали, солдаты держали себя хорошо».

Всем известен следующий тезис наполеоновской доктрины: «В сражениях дело обстоит так же, как с осадами. Надо нанести удар в одном пункте. Когда брешь пробита, равновесие нарушается. Все остальное становится ненужным». Это значит, что с образованием бреши разрушается материальная сила противника Но в то же время зачастую как следствие нарушается и ею моральное равновесие.

Действительно, тактическое поражение, вызванное внезапностью или сокрушительным ударом превосходных сил, неизменно приносит всегда одни и те же неблагоприятные плоды. Тактическое поражение, разрывая организационные связи, разрушая взаимное доверие между войсками и командованием, очень быстро распространяет вокруг себя свое губительное влияние. Подобно тому, как совершенно здоровый организм может погибнуть в несколько дней от любой инфекции, если только она перейдет в общую инфекцию, так разбитая армия подвергается опасности скатиться по наклонной плоскости поражения до полного развала.

24 октября итальянская армия испытала на себе действие материального превосходства противника в решающем пункте. С 24 по 27 октября она вся была постепенно вовлечена в водоворот. Ее материальная дезорганизация повлекла за собой ослабление моральной устойчивости. Если за эти дни некоторые соединения этой самой армии, в частности 24-й корпус, продолжали очень стойко держаться против австрийцев на плато Байнзицца, то это объясняется тем, что они не находились в тесном соприкосновении [171] с районом, на который распространялось болезнетворное влияние поражения.

Чтобы уяснить себе размеры катастрофы, остается определить относительное значение моральных причин, предшествовавших сражению, и моральных причин, вытекающих из него.

Оценка эта очень трудна, так как патология армии слагается из слишком изменчивых и трудно поддающихся измерению элементов. Но совершенно бесспорно, что здесь приходится учитывать психологию коллектива.

Подобно тому, как в общественной жизни отдельные личности, подвергшиеся его влиянию, действуют не по своей воле, а по воле окружающего коллектива, так в боевой обстановке, где организационные связи разорваны, массы бойцов имеют тенденцию вместе реагировать на события в направлении наименьшего усилия. Чувство индивидуальной ответственности стирается.

Во всякой войне отмечаются случаи повального смятения, вызывающего панику. Такие случаи нередко имели место и во время мировой войны.

«22 марта 1918 г, — пишет Фош, — английская 5-я армия отступала на Сомму. Непонятный и необъяснимый факт, который мог быть вызван только заразительностью смущения и смятения, охвативших войска, сильно атакованные в первой линии, — Сомма, находившаяся в нескольких километрах в тылу, была захвачена, можно сказать, почти без выстрела».

Аналогичное состояние пережила французская армия в мае 1918 г. на Шмен-де-Дам, когда целые полки, бригады, дивизии исчезали в водовороте, а соединения, присланные на поддержку, превращались в пыль.

Описывая поражение германцев 8 августа 1918 г., Гинденбург сообщает: «Внезапно по всему нашему боевому расположению распространились тревожные слухи. Утверждали, что массы английской конницы уже у нас в тылу. Бойцы потеряли мужество. Самые прочные позиции были брошены. Воображение рисовало самые ужасные картины и заставляло принимать их за реальную опасность».

В своих воспоминаниях о первом сражении на Марне германский полковник Бауэр в том же духе рассказывает, о панике, царившей в один из вечеров (в сентябре 1914 г.) в тылу германских правофланговых армий.

Обычно паника распространяется в армиях, когда самые кровопролитные усилия оказались тщетными. Тогда-то и «появляется... призрак разгрома, великан с растерянным лицом». Паника увлекла дивизию Леграна и саксонцев с поля сражения под Ваграмом, а под Ватерлоо, после последних бесплодных атак, — остатки Великой армии. Совершенно то же было в боях древности, когда за ударом, имевшим целью расстроить противника, следовала действительно смертельная схватка, за регулярным боем (proelium) — избиение (coedes).

Под Капоретто итальянская армия вечером, после проигрыша сражения, также испытала на себе явление паники. И, как в [172] древности сигнал к бегству подавали воины, находившиеся в последних рядах фаланги, так здесь первыми дрогнули люди, принадлежавшие к составу разных служб пли рассыпавшиеся по долинам, тогда как настоящие бойцы удерживали высоты. Таким образом вокруг командных пунктов и среди подкреплений была посеяна деморализация. А затем упадок боевого духа передался всей массе людей.

Существуют ли средства против упадка боевого духа у целых больших соединений?

Не всегда можно помешать возникновению такого явления. Однако можно захватить его источники, ослабить его проявление, ограничить его влияние. Из средств, которыми можно противодействовать разложению войсковых соединений, операция под Капоретто выявила значение строгого поддержания порядка в тылу, роль которого еще вырастет в будущем — с развитом авиации, бронесил и средств химического понижения; необходимость особенно тщательно заботиться о подд( ржании здорового морального состояния войск, находящихся в резерве; большое значение хорошей организации и высоких качеств строевого командного состава. Но самой сильной гарантией спайки, несомненно, является чувство доверия войск к командованию.

Высокое моральное состояние на войне можно уподобить кредиту в финансах. То и другое по существу основано на доверии. Всем известна знаменитая аксиома: «Дайте мне хорошую политику, и я дам вам хорошие финансы». Ее можно бы перефразировать так: «Дайте мне хорошее командование, хорошую тактику, и вы будете иметь высокое моральное состояние и армии».

Моральные силы являются своего рода кредитом. Это — кредит, который массы бойцов предоставляют командованию.

Таким образом, командование обязано прежде всего создать и оправдать доверие, затем должно поддерживать его, главным образом боевыми успехами (вот почему продолжительное бездействие или оборона всегда так разрушительно влияют на моральное состояние войск). Но для этого нужно с самого же начала нечто большее.

Описывая сражение на Шмец-де-Дам, генерал Мордак{77} выражается следующим образом: «Чтобы командование было уверено в своих войсках, оно должно добиться у них и у штабов доверия и любви — этих двух рычагов, необходимых для того, чтобы дать начальнику уверенность в том, что ему будут повиноваться и пойдут за ним. Во французской 5-й армии этого не было».

Со своей стороны, Унистон Черчил{78} пишет о командующем английской 5-й армией, которая развалилась в марте 1918 г.: «Его репутация была такова, что войскам и командирам было неприятно входить в состав 5-й армии, так как там господствовало убеждение в том, что наступления ее подготовляются недостаточно тщательно». [173]

Что же касается командующего итальянской 2-й армией на фронте Капоретто, то, «судя по некоторым итальянским свидетельствам, он своей природной жестокостью и грубостью возбуждал в массе чувства, близкие к ненависти, несмотря на привлекательные качества высокого ума{79}».

Такое любопытное совпадение может служить доказательством того, что для командования недостаточно обладать необходимыми умственными способностями. Оно должно также уметь привлекать к себе сердца{80}.

Причины политического порядка

Хотя непосредственными причинами поражения были причины военного порядка, однако катастрофа под Капоретто объясняется и другими причинами, лежавшими вне армии, более отдаленными и более глубокими, относящимися даже к периоду, предшествовавшему войне, а также к области политики. Дело в том, что, в конечном счете, все слабости как материального, так и морального порядка вытекают из образа действий правительства и из принципов, лежащих в основе политики.

Слабости материального порядка, имевшиеся в итальянской армии до войны и так затруднившие впоследствии ведение операции, — недостаток вооружения, организационные недочеты, низкие качества командного состава, неподготовленность во всех областях — очевидно, являются последствием неверного направления общей политики.

Политические власти не исполнили своего важнейшего долга, заключающегося в подготовке материальных сил страны — живой силы, вооружения, запасов. Из-за недостаточности подготовки к войне итальянцам пришлось три года топтаться на месте, прежде чем они добились существенных успехов.

Не возвращаясь к войне 1870 г., можно сопоставить этот результат с тем, во что обошлась Франции относительная слабость ее материальных сил в 1914 г. Со 2 августа по 1 октября 1914 г. французы потеряли, считая только потери в людях, 450000 бойцов, а немцы на французском фронте — не более 300 000. Ценой ассигнования 100 млн. золотых франков французская артиллерия имела бы по 3000 выстрелов на 75-мм пушку вместо 1500: впоследствии, ввиду затяжки войны, пришлось затратить на вооружение более 25 млрд. золотых франков. [174]

Только долгая методическая подготовка приводит к быстрой победе. «Судьба страны зависит иногда от одного дня», — писал Наполеон на острове Св. Елены. — Но, чтобы подготовить этот день, обычно требуются долгие годы».

Эта долгая подготовка во всей ее ширине — дело политики. Итальянская политическая власть не исполнила своего долга в отношении подготовки и поддержки моральных сил страны.

Во вступительной главе было указано, что во время войны среди итальянского народа вели свою работу и пацифисты с ложными идеями и пропагандисты противника Недостаточно бдительные власти внутри страны не сумели вовремя положить этому конец, так что Италия казалась разделенной на две области, в одной из которых расстреливали солдата, проворчавшего: «Пусть кончится война, пусть наступит мир», тогда как в другой можно было безнаказанно кричать на улицах: «Долой воину, да здравствует мир!» Правительство было само повинно в своей собственной слабости.

Следует также указать на достойное осуждения политическое и социальное положение, которое слишком легко мирилось, особенно во время воины, с несправедливым распределением тягот и многочисленными исключениями из закона о всеобщем равенстве, так что живые силы части народа оказались погруженными в спячку, а его национальное сознание было ослаблено.

Исследуя причины поражения, генерал Кадорна, раскрыл со своей стороны еще другую сторону этого вопроса. В своих «Мемуарах» он прямо причисляет к ним известную демагогическую тенденцию, наблюдавшуюся еще до воины во всех сферах национальной деятельности: дух неповиновения отдельной личности государству, особенно губительно проявлявшийся даже в государственных учреждениях, а главное — некоторый общий недостаток моральной дисциплины, вытекавший, по мнению Кадорны, из отсутствия системы национального воспитания.

В итоге все эти соображения приводят к тому, что мы должны возложить часть ответственности за поражение на недостаточную силу «общественного духа» в Италии.

Действительно, в военном потенциале государства сознание национального единства является элементом величайшего значения, особенно со времени появления всенародных армий. В этом отношении история дает нам чрезвычайно поучительные примеры.

Разве разгром Пруссии в 1806 г. не объясняли отсутствием сознания национального единства в конце XVIII в.? Анализируя причины катастрофы, Гольц{81} подчеркивает отсутствие солидарности и единства между прусскими общественными классами того времени, странно космополитический дух берлинского дворянства, сентиментализм в духе XVIII в., которым было проникнуто это дворянство (тогда как Франция, долго отдававшая дань этому сентиментализму, избавилась от него, пережив правительство [175] террора), в заключение Гольц пишет: «Дух времени был главной причиной гибели прусского могущества».

Точно так же неудачи русских армии отчасти объясняются упадком чувства национального единства при таких министрах. как Протопопов и Штюрмер. Во Франции этим же объясняется развитие военного кризиса в 1917 г. и т. д.

В будущем моральное состояние нации, ведущей войну, будет, несомненно, еще более уязвимым, чем в прошлом{82}.

Способность наций к сопротивлению всегда будет находиться в тесной зависимости от качества правительства. «О человеке говорят: он проявил мужество в такой-то день. О нации надо бы говорить, — писал еще Вольтер{83}, — что она была такой-то при таком-то правительстве, в таком-то году».

Наконец, в числе причин, влиявших на моральное состояние итальянцев, следует упомянуть и об общем направлении итальянской внешней политики. В этом отношении следует напомнить, что до своего вступления в воину на стороне Антанты Италия в течение нескольких десятилетии была членом Тройственного союза. Поэтому в течение всей войны у Италии не было популярной и решительной цели воины, так что, хотя военные силы ее были мобилизованы, разделенное и сбитое с толку общественное мнение не было мобилизовано. Этот разлад можно непосредственно отнести на счет направления внешней политики.

В общем, если в течение целой фазы войны Италия была слабее своего противника, то, каковы бы ни были прочие причины слабости — материальная и моральная неподготовленность, внешние влияния, в основе этой слабости лежала некоторая слабость государственной политики.

Дело в том, что современная воина отнюдь не сводится к столкновению между армиями обоих противников, а является выражением борьбы между всем совокупностью их сил — военных, экономических, моральных и политических

Таким образом можно утверждать, что война фатальным образом разыгрывается еще в мирное время.

Поэтому полная ответственность за исход борьбы ложится далеко не на одно только военное командование в собственном смысле слова. На кого же она падает? На вою нацию, т е практически на орган, облеченный властью. За правильное использование всех сил нации непосредствнно отвечает политическая власть.

Величайшие военные катастрофы, определявшие собой судьбы народов, неизменно имели в своей основе политические предпосылки: внутренние раздоры, авантюристическое правительство или недостаточную твердость власти.

Хотя события войны настолько сложны, что они, ловидхмому, не поддаются логическому анализу, задача победы сводится в [176] основном к общему приложению правильных принципов правления, к обществам и нациям, к вопросу искусства политики. Высшая предпосылка победы относится к области политики.

Уроки, относящиеся к горной войне

Операция под Капоретто особенно поучительна с точки зрения горной войны. И для обороны и для наступления она дает полезные указания в отношении ведения военных действий в горной местности.

Что касается обороны, известно, что в горах рельеф местности оказывает на нее тираническое влияние. Так как упругая оборона возможна не везде, то всегда имеются пункты, потеря которых влечет за собой крушение всей обороны. Так, развал итальянской оборонительной системы был вызван потерей горы Еза. На Пиаве произошло бы то же в случае падения горы Граппа.

При обороне в горной местности резервы следует держать в ближайшем тылу; действительно, ни части итальянского 7-го корпуса, ни подкрепления, посланные Кадорной в сторону Карнии, не прибыли на место вовремя.

Надо также опасаться, даже в горах, районов, считающихся непроходимыми. Подобно тому, как были взяты Ландграфенберг (14 октября 1806 г.) и Доброполье (15 сентября 1918 г.), считавшиеся неприступными, так 24 октября 1917 г. вершина Заградана (выс. 1114) и 26 октября гора Маддалессена были взяты штурмом по скату, считавшемуся непроходимым.

Что же касается наступления, то часто бывает очень важно, чтобы сбор сил происходил по заранее установленному плану, так как резервы либо оказываются не в состоянии продвинуться вперед (27 октября три дивизии резерва 14-й армии еще не смогли продвинуться ни на шаг), либо не успевают вовремя подойти к критическим пунктам (так случилось в корпусе Крауса при атаке горы Граппа).

Военные действия в горах требуют разумной экономии сил, применяемой безоговорочно:

— сосредоточения превосходных сил на решающих участках: таковой была массовая атака на горе Еза;

— сочетания различных направлений и децентрализации управления войсками: пример этого дает в германском плане наступления роль корпуса Крауса на правом фланге 14-й армии;

— выбора направлений наступления, выводящих в тыл противника: таковым было в период прорыва наступление в направлении на Джемону, а в период развития успеха — наступление сперва на Лонгароне, а затем по оси Фельтре, Бассано.

По вопросу о том, следует ли отдавать предпочтение наступлению по долинам или по высотам, операция под Капоретто дает нам противоречивые примеры: с одной стороны, мы имеем бои под Плеццо и Тольмино, в которых наступление по долине [177] увенчалось успехом, с другой же — пример корпуса Крауса, наступление которого по долинам с обеих сторон горы Граппа окончилось полной неудачей.

Под Плеицо и Тольмино наступление по долине увенчалось успехом потому, что плохая погода ограничила, видимость, а следовательно, уменьшила действительность огня, направленного с высот по долинам; тем самым обороняющийся был уже с самого начала поставлен в неблагоприятное положение.

Наоборот, на Пиаве и Бренте наступление по долинам окончилось неудачей именно потому, что за отсутствием эффекта внезапности атакующему не удалось подавить огонь, направленный по долинам.

Таким образом, выбор для наступления высот или долин определяется обстановкой в каждом отдельном случае. При этом основной целью неизменно является открытие доступа в долины. Но чаще всего приходится начинать с захвата командующих над долиной высот, с которых она поражается огнем. Так, 25 и 26 октября австро-германцы считали существенно важными объектами горы Стол, Матаюр и Маджоре, командующие соответственно над входами в долины Уччеа, Натизоне и Торре.

Довольно часто можно найти в долинах участки, удобные для движения значительных войсковых масс; но наступающий располагает в них только одним направлением наступления. Наоборот, на высотах можно действовать только ограниченными силами, и «насыщение» живой силой достигается там очень скоро; но зато там возможно маневрировать.

В итоге решение следует принципиально искать там, где либо ввиду наличия необстреливаемого сектора (мертвого пространства), либо благодаря внезапности противник кажется более слабым:

— против неустойчивых войск наступление по долинам имеет большие шансы на успех;

— однако, как правило, приходится вести наступление по высотам, так как высоты господствуют над путями сообщения и командуют над выходами на равнину.

Эти положения, освященные историей, нашли себе полное подтверждение в событиях под Капоретто.

Наконец, операция под Капоретто самым разительным образом освещает превосходство маневра в горах.

Так как ликвидация прорыва фронта в горной местности представляет особые трудности, преимущество в ней принадлежит тому из противников, который удерживает инициативу и умеет выбирать для наступления самые выгодные направления.

Вследствие того, что горная местность разделена на естественные узкие коридоры, она благоприятствует действиям небольших армий. Приводя к охвату и обходу, маневр в горах может дать сокрушительные результаты.

Примерами таких маневров являются операции под Монтенетто (апрель 1796 г.), под Примолано, Бассано (сентябрь 1796 г.), Зурдрукская на румынском фронте в 1917 г., Салоникская в 1918 г.; [178] во время последней 15 октября был взят г. Доброполье, 20-го авангарды союзников достигли р. Вардара, а 29-го они вошли в Ускюб, через который должна проходить разгромленная и отступавшая правофланговая группа противника.

Именно ввиду горного характера театра поражение под Капоретто приняло форму разгрома.

* * *

В настоящем труде мы старались не прикрашивать истину. Ведь поражение — ничто, если побежденный, который казался окончательно разбитым, но чья воля не была сломлена, в конце концов торжествовал над своим противником.

С другой стороны, подобно тому, как при сейсмической катастрофе действующие физические силы обладают на первый взгляд самыми разнообразными чертами, а на самом доле порождены строгим приложением законов тяготения, так и разгром, аналогичный разгрому под Капоретто, объясняется самыми разнообразными причинами разложения — материальными, политическими, моральными, военными и техническими.