Вааль-Кранц
Ни генерал Буллер, ни его войска не потеряли присутствия духа из-за провала их планов и тяжелых потерь, причиной которых стала операция на Спион-Копе. Солдаты ворчали, это верно, и клялись, что, даже если бы даже двум третям из них пришлось сложить головы, они все равно прошли бы сквозь этот лабиринт окаймленных смертью холмов. Нет сомнений, что они смогли бы. Но с самого начала до самого конца их генерал демонстрировал огромное (некоторые считали, чрезмерное) уважение к человеческой жизни и не собирался пробивать дорогу кровью, если появлялся шанс изыскать иные средства. На следующий день после возвращения он изумил и свою армию, и всю Империю объявлением, что нашел ключ к позиции и надеется быть в Ледисмите уже через неделю. Кто-то верил. Кто-то пожимал плечами. Не обращая внимания на друзей и врагов, хладнокровный Буллер продолжал разрабатывать свою новую комбинацию.
В последующие несколько дней подошло пополнение, которое с лихвой перекрыло потери предыдущей недели. Батарея конной артиллерии, два тяжелых орудия, два эскадрона 14-го гусарского полка и двенадцать-четырнадцать сотен пехотинцев прибыли разделить будущую славу или беду. Утром 5 февраля армия снова выступила попытаться отвоевать путь на Ледисмит. Было известно, что в городе свирепствует брюшной тиф, что снаряды, пули и болезни выбили огромную часть гарнизона, что пайки (мясо истощенных лошадей и интендантских мулов) уменьшаются. Когда их товарищи — во многих случаях это были батальоны их полков — испытывали такие муки в двадцати пяти километрах от них, солдаты Буллера были исполнены решимости отдать борьбе все свои силы.
Предыдущая попытка совершалась по линии, идущей на запад от Спион-Копа. Если же проследовать от него на восток, то придешь к высокой горе под названием Дорн-Клооф. Между двумя этими пиками лежит низкая гряда Бракфонтейн и небольшой [220] отдельно стоящий холм Вааль-Кранц. Замысел Буллера состоял в том, чтобы захватить этот небольшой Вааль-Кранц, обойти высоты и пропустить свои войска на плато по другую сторону гряды. Он все еще удерживал брод в Потжитерсе, контролировал там местность со Сварт-Копа и тяжелыми орудиями с Маунт-Элиса и, следовательно, у него оставалась возможность переправлять войска в любой нужный момент. Он планировал произвести шумную ложную атаку на Бракфонтейн, затем стремительно захватить Вааль-Кранц и таким образом открыть дорогу на Ледисмит.
Предварительным условием являлся подъем пушек на Сварт-Коп, столь же необходимый, как и трудный. Проложили дорогу. Моряки, инженеры и артиллеристы с энтузиазмом работали под общим руководством майоров Финдлея и Апсли Смита. При помощи стальных тросов наверх затащили батарею горной артиллерии, два полевых орудия и шесть корабельных 12-фунтовых пушек. Боезапас подняли вручную. 5 февраля в шесть часов утра другие орудия открыли яростный и, скорее всего, безвредный огонь по Бракфонтейну, Спион-Копу и прочим бурским рубежам. Сразу после обстрела началась ложная атака на Бракфонтейн, которую с большим «шумом» и решимостью поддерживали, пока полностью не подготовились к настоящей. Эту часть плана осуществляла бригада Уинна (прежде ею командовал Вудгейт), уже восстановившаяся после боев на Спион-Копе, ее поддерживали шесть батарей полевой артиллерии, одна батарея гаубиц и два 120-миллиметровых корабельных орудия. Через три часа в Преторию ушла телеграмма, рассказывающая, как триумфально бюргеры отразили атаку, которую вовсе не предполагалось продолжать. Сначала отступила пехота, затем артиллерия — батареи отходили поочередно, соблюдая строгий порядок. Последней батарее, 78-й, достался концентрированный огонь бурских орудий, и ее так заволокло пылью, поднятой взрывающимися снарядами, что очевидцы видели лишь то ствол в одном месте, то передок орудия — в другом. Из этого водоворота смерти батарея вышла спокойно, каждая мелочь находилась на своем месте; артиллеристы сами тянули одну повозку, лошади которой были убиты, и с неторопливым достоинством совершила отход. Артиллеристы демонстрировали поразительное мужество в течение [221] всей этой войны, но при ложном ударе на Бракфонтейн оно проявилось особенно ярко.
Пока внимание буров было приковано к бойцам из Ланкашира, через реку быстро навели понтонный мост в местечке Мюнгерс-Дрифт, в нескольких километрах восточнее. Три пехотных бригады (бригады Харта, Литтлтона и Хилдварда) уже сосредоточились там в полной готовности переправляться и ждали, когда ложная атака в достаточной мере отвлечет на себя врага. Артиллерийский огонь всех семидесяти пушек (стоявших у Сварт-Копа, а также батарей, которые уже вышли из дела у Бракфонтейна) тогда неожиданно обратился на истинную цель атаки — отдельно стоящий Вааль-Кранц. Сомнительно, что какую-либо другую позицию когда-нибудь подвергали столь ужасающей бомбардировке, потому что каждое орудие выбросило больше металла, чем целая германская батарея в дни их последней большой войны. 4-х и 6-фунтовые пушки, о которых говорит принц Крафт, показались бы игрушками в сравнении с этими громадными гаубицами и 120-миллиметровыми орудиями. Но, хотя склон холма был усыпан огромными осколками, вряд ли этот ужасный огонь нанес серьезный урон находчивым и невидимым стрелкам на холме.
Около полудня британская пехота пошла через мост, который под интенсивным огнем в высшей степени смело и толково навел отряд инженеров под командованием майора Ирвина. Впереди двигался Даремский полк легкой пехоты из бригады Литтлтона, за ним 1-я пехотная бригада, Шотландский и 3-й пехотный полки были выделены для поддержки. Прославленная в войне на Пиренеях{42} прежняя легкая пехота, поднимаясь в испанские горы, проявляла не большую решимость и энергию, чем их потомки перед склоном Вааль-Кранца. В разомкнутом строю, с великолепным пренебрежением к свисту шрапнели, они проследовали через равнину и затем стали подниматься. Быстрые фигуры перебегали от укрытия к укрытию, пригибались, бросались вперед, припадали к земле, бежали, пока наблюдатели на Сварт-Копе не увидели в свои бинокли блеск штыков бросившихся на вершину [222] неистовых солдат, когда они выбивали из окопов последних буров. Позиция была отвоевана, но немногим больше. Среди камней лежали наши убитые и раненые — семь офицеров и семьдесят солдат. Скудные плоды победы — несколько раненых буров, пять невредимых пленных, группка лошадок басуто и безводный холм, с которого надеялись многого добиться, но в результате мало чего достигли.
Во время наступления произошел эпизод, весьма колоритный для современной войны. То, что теперь бойцов и орудия не видно, а личность растворяется в массе, лишило поле боя таких случаев, которые украшают, если не оправдывают его. На этот раз отрезанная британским наступлением бурская пушка неожиданно выскочила из укрытия, как заяц из-за кочки, и изо всех сил понеслась через равнину в безопасное место. Она виляла туда-сюда. Лошади напрягались до предела, возчики, наклоняясь, хлестали вожжами, маленькая пушка подпрыгивала. Слева, справа, впереди и сзади рвались британские снаряды, с грохотом разбрасывая лиддит и шрапнель. За кромкой ложбины отважная пушечка исчезла, но через несколько минут снова показалась, прилагая все усилия, чтобы уйти от британского наступления. С одобрительными возгласами и смехом британские пехотинцы наблюдали за этой скачкой в укрытие, их спортивный азарт подавил всякую национальную ненависть, и они радостно загикали, когда пушка в конце концов исчезла из виду.
Даремцы расчистили путь, другие полки бригады Литтлтона шли за ними по пятам, и к ночи британцы надежно закрепились на холме. Однако роковая неторопливость, которая погубила предыдущие операции генерала Буллера, снова не позволила ему довести свой успех до логического конца. По меньшей мере дважды в течение этих операций у него возникал неожиданный порыв бросить дело на середине и в этот день больше ничего не предпринимать. Так случилось у Коленсо, когда раньше времени всем силам поступил приказ отступать, и орудия, которые можно было прикрыть огнем пехоты и отвести после наступления темноты, достались врагу. Так же случилось и в решающий момент боя у Вааль-Кранца. Первоначально планировалось брать и соседний холм, Грин-Хилл, который частично господствует над Вааль-Кранцом. Вместе эти два холма составляли завершенную [223] позицию, тогда как по отдельности они создавали неудобное соседство друг для друга. Однако когда адъютант подъехал, чтобы спросить генерала Буллера, не пора ли начинать наступление на Грин-Хилл, он ответил: «На сегодня мы сделали достаточно», — и отложил на потом эту важную часть первоначального плана, что свело все дело на нет.
Для успешного реализации его замысла первостепенное значение имела скорость, как всегда бывает при атаке. Оборона не знает, куда будет наноситься удар, поэтому должна распределять людей и орудия, чтобы прикрыть километры земли. Атакующий знает, где ударит, и за щитом отрядов, отвлекающих внимание неприятеля на себя, может сосредоточить свою армию и бросить все силы на отдельный участок обороны. Но чтобы это сделать, ему следует действовать стремительно. Одним мощным ударом он должен прорвать центр фронта до того, как на помощь подойдут фланги. Если упустить время, если растянутая линия сможет сконцентрироваться, если рассредоточенные орудия будут собраны вместе, если оборонительные линии будут усилены, тогда единственное преимущество атакующего улетучится. И при второй, и при третьей попытке Буллер проявил такую неторопливость, что, даже если бы наши противники были самой медлительной, а не самой мобильной армией на свете, они все равно смогли бы создать позицию на собственное усмотрение. Топтание на месте Уоррена в первые дни наступления, которое завершилось на Спион-Копе, еще можно кое-как объяснить проблемами со снабжением, но даже самый снисходительный критик затруднится найти удобоваримую причину для летаргии на Вааль-Кранце. Хотя рассвет наступает вскоре после четырех часов, боевые действия начали только в семь. Бригада Литтлтона закончила штурм холма в четырнадцать часов, но во второй половине дня и за долгий вечер больше ничего не было сделано. Пока офицеры досадовали, а солдаты чертыхались, энергичные буры неистово трудились, подтягивали свои орудия, преграждали путь, который мы должны были взять. День-два спустя генерал Буллер заметил, что дорога оказалась не такой легкой, какой была раньше. Можно было прийти к такому выводу и без экспериментов.
Бригада заняла Вааль-Кранц, оборудовала сангары и вырыла окопы. Утром 6 февраля положение британских сил немногим [224] отличалось от ситуации на Спион-Копе. Снова на вершине холма находилось несколько тысяч человек, открытых артиллерийскому огню с разных направлений, а на холме не было ни одного орудия, чтобы их прикрыть. В одном-двух пунктах дело изменилось в нашу пользу, и поэтому удалось избежать особых потерь. Более растянутая позиция позволила пехоте не толпиться, но в остальном все было так же, как и две недели назад.
По первоначальному плану, взятие Вааль-Кранца являлось первым шагом к обходу Бракфонтейна с фланга и свертыванию всего бурского рубежа. Однако после первого шага британцы повели скорее оборонительную, чем наступательную политику. Каким бы ни был общий и окончательный результат операций, присутствующим, вне всякого сомнения, было в высшей степени досадно наблюдать происходящее. 6 февраля обстановка была следующей. За рекой на холме находилась единственная британская бригада, открытая огню огромного орудия (96-фунтового «Крезо», самого дальнобойного из всех дальнобойных пушек), которое располагалось на Дорн-Клоофе, нескольких орудий меньшего калибра и пулеметов, стрелявших из расщелин и пещер окружающих холмов. С нашей стороны — семьдесят два орудия, тяжелых и легких, все очень шумные и бесполезные. Мне кажется, не будет преувеличением сказать, что буры некоторым образом изменили наше представление об использовании артиллерии, применив естественный и благотворный здравый смысл к предмету, чрезмерно скованному педантичными правилами. Метод буров — одно замаскированное орудие, стоящее там, где никто не может его видеть. Британская система — шесть отважных орудий, идущих в бой строем и разворачивающиеся правильным порядком на глазах у всех. «Всегда помни, — говорит одна из наших артиллерийских аксиом, — что одно орудие — это не орудие». Что приятнее глазу на маневрах — очевидно, но что полезнее, позволим решить многочисленным поединкам шести бурских пушек с шестьюдесятью британскими орудиями. При дымном порохе бесполезно прятать пушку, потому что дым, естественно, ее выдаст. При бездымном — орудия настолько незаметны, что офицеры только в сильный бинокль по пыли из-под хобота лафета при их откате могли определить местонахождение пушек, против которых сражались. А если бы буры имели шесть пушек на [225] передовой вместо одной за этим холмом, а другие шесть — за теми дальними камнями, никаких трудностей с определением их местоположения не возникло. Кроме того, британский неписаный закон требует, чтобы орудия находились рядом. В бою при Вааль-Кранце две самых тяжелых пушки располагались таким образом, что один разорвавшийся между ними снаряд мог бы вывести из строя обе. Офицер, который так их поставил и, следовательно, в жизненно важном деле пренебрег самыми очевидными велениями здравого смысла, возмутился бы малейшему отступлению от формальных правил или нарушению в уходе за техникой. Преувеличенное внимание к мелочам, недостаток здравого смысла и замедленное восприятие новых идей — вот самые серьезные и дискредитирующие обвинения, которые можно выдвинуть нашей армии. То, что функция пехоты — стрелять, а не действовать, как средневековые копьеносцы, то, что первый долг артиллерии насколько возможно скрывать свое месторасположение, — два урока из тех, что так часто преподносили нам в течение этой войны, что даже наш закоснелый консерватизм вряд ли может их отбросить.
Бригада Литтлетона затем обороняла Вааль-Кранц; с трех сторон туда падали большие и маленькие снаряды и постоянный дождь винтовочных пуль. За ними, и с той же пользой, как если бы это было на площади Вулиджа, была стянута внушительная масса солдат — две пехотных и две кавалерийских бригады: все рвались в бой, готовые лить свою кровь, пока ручьи не станут красными, если это поможет пробить дорогу к ожидающим их полуголодным товарищам. Но часы шли, а ничего не происходило. Один случайный снаряд тяжелого орудия бухнулся на них. Другой, из-за какого-то сбоя в артиллерийском деле, медленно заскакал через дивизию, и солдаты, когда он двигался мимо них, улюлюкали и бросали в него шлемы. Орудия на Сварт-Копе, с расстояния примерно в восемь километров, метали снаряды в исполина на Дорн-Клоофе, и в конце концов опустошили свой пороховой погреб под аплодисменты пехоты. Для армии это был пикник и зрелище.
Но не для солдат на Вааль-Кранце. Несмотря на сангар и траншею, этот перекрестный огонь доставал их, а на другой стороне не было предпринято никаких ложных атак, чтобы отвлечь [226] от их позиции интенсивный огонь. Один раз на западном краю холма неожиданно прозвучал сигнал тревоги — и сутулые бородатые фигуры в фетровых шляпах и с патронташами оказались на гряде, прежде чем их смогли остановить, настолько умно осуществлялось их наступление. Однако яростный бросок Даремского и стрелкового полков снова очистил гребень холма, еще раз подтвердив, насколько оборона мощнее атаки. Сумерки застали позицию в прежнем состоянии, исключая то, что в течение дня навели еще один понтонный мост. По нему прошла бригада Хилдварда, чтобы сменить солдат Литтлтона, которые вернулись на отдых под прикрытие орудий Сварт-Копа. Их потери за два дня составили менее двухсот пятидесяти человек — пустяк, если бы была достигнута какая-то цель, но чрезмерно много для всего лишь ложной атаки.
Той ночью солдаты Хилдварда усовершенствовали сооруженную Литтлтоном оборонительную укрепления и закрепились на холме. Лишь одна небольшая ночная атака заставила их на некоторое время сменить лопату на винтовку. Когда утром выяснилось, что буры, как и следовало ожидать, подтянули дальние орудия, усталые солдаты не пожалели о своих ночных трудах. Снова было доказано, насколько безвреден мощный артиллерийский огонь, если позиция просторна и дает возможности укрыться. Сорок убитых и раненых из всей большой бригады — итог долгого дня под непрерывным обстрелом. А затем, с наступлением ночи пришло решение, что орудий слишком много, что путь слишком труден — и все их большие надежды рухнули с приказом снова отступать за эту проклятую реку. Вааль-Кранц оставили, и кипящей от возмущения бригаде Хилдварда приказали отходить обратно в лагерь. [227]