Содержание
«Военная Литература»
Военная история

Глава X.

Сражение при Стормберге

Итак, мы постарались в общих чертах описать последовательность событий, завершившихся блокадой Ледисмита в северном Натале, а также рассказать о том, что происходило в западной части театра военных действий с войсками, которые пытались наступать с целью освобождения Кимберли. Чтобы нагляднее обрисовать расстояние между двумя этими армиями, европейскому читателю скажем, что оно примерно равно расстоянию между Парижем и Франктфуртом, американцу же предложим представить, что Ледисмит — это Бостон, а Метуэн стремится прорвать осаду Филадельфии. Безводные пустыни и неприступные горные хребты разделяли эти два места действия. У британской стороны не могло быть связи между двумя направлениями, а вот буры имели даже два варианта сухопутного маршрута (каждый чуть больше ста шестьдесяти километров), по которому Кронье и Жубер могли бы поддержать друг друга — железная дорога Блумфонтейн-Йоханнесбург-Лаингс-Нек и прямая линия из Харрисмита в Ледисмит. Контроль над внутренними железнодорожными путями предоставил бы бурам огромное преимущество, позволив им неожиданно перебрасывать значительные силы с одного фланга на другой.

В следующей главе будет рассказано, как большая часть прибывшего из Англии армейского корпуса была направлена в Наталь, чтобы, во-первых, предотвратить захват колонии и, во-вторых, освободить осажденный гарнизон. Пока же необходимо рассмотреть боевые действия на огромном пространстве между нашими восточной и западной армиями.

После объявления войны положение британцев в северной части Капской колонии несколько недель оставалось исключительно рискованным. Громадные запасы, накопленные в Де-Аре, оставались незащищенными в случае налета из Оранжевой Республики; бюргеры, имея кавалерийского командира с решительностью Стюарта или Шеридана, могли нанести нам удар стоимостью в миллион фунтов стерлингов и разрушить весь план кампании. Однако они упустили шанс, и когда, 1 ноября, бюргеры, [139] в конце концов, не торопясь, пересекли границу, уже подошло британское пополнение, и были приняты меры к усилению охраны важнейших пунктов. Целью британского руководства до начала общего наступления являлось следующее: удержать мост через реку Оранжевая (он открывал дорогу на Кимберли), прикрыть железнодорожный узел Де-Ар (где находились склады), любой ценой защитить железную дорогу Кейптаун-Кимберли и сохранить как можно большую часть двух других железнодорожных веток, ведущих в Оранжевую Республику (одна — через Колесберг, другая — через Стормберг). Два вторгшихся на территорию колонии отряда неприятеля двигались вдоль этих двух железных дорог, одна из которых пересекала реку Оранжевая в Норвальс-Понте, другая — в Бетули. Наступая, они завербовали в свои ряды много граждан Капской колонии голландского происхождения. Малочисленные британские части отступали перед ними, оставив Колесберг на одной ветке и Стормберг — на другой. Мы, следовательно, должны рассмотреть действия двух британских отрядов. Один из них, действовавший на Колесбергской линии (наиболее важной из двух, поскольку быстрое наступление буров по этому направлению угрожало потерей связи Кейптаун-Кимберли), практически полностью состоял из конных частей и находился под командованием того самого генерала Френча, который выиграл сражение в Эландслаагте. С прозорливостью, столь редкой для британской стороны на первых этапах этой войны, Френча, показавшего себя высококвалифицированным кавалерийским командиром в недавних крупных маневрах на равнине Солсбери, отправили из Ледисмита самым последнем поездом, которому удалось оттуда вырваться. Его операции с поучительным использованием кавалерии и конной артиллерии будут рассмотрены отдельно.

На пути буров, наступавших через Стормберг, стоял второй британский отряд. Им командовал генерал Гатакр, человек, прославившийся бесстрашием и неутомимой энергией, хотя его критиковали, особенно во время кампании в Судане, за то, что он без необходимости подвергал своих солдат чрезмерным нагрузкам. Они, с грубым солдатским юмором, называли его генерал «Спинолом». Вид его длинной костлявой фигуры, худого лица Дон-Кихота и решительного подбородка свидетельствовал о личной [140] силе, однако вряд ли мог убедить в том, что генерал обладает теми интеллектуальными способностями, что дают право на высшее командование. В бою при Атбаре он, бригадный генерал, первым добрался до колючего ограждения неприятеля и разодрал его собственными руками — геройский поступок для солдата, однако для генерала ситуация сомнительная. Этот эпизод проявляет как сильные, так и слабые стороны этого человека.

Генерал Гатакр номинально командовал дивизией, но у него так беспощадно отняли людей (некоторых отправили Буллеру в Наталь, некоторых к Метуэну), что он едва смог собрать бригаду. Отходя перед наступающими бурами, он в начале декабря оказался в Стеркстрооме, а буры заняли очень мощную позицию в Стормберге, примерно в пятидесяти километрах к северу от него. Имея неприятеля так близко, характер Гатакра требовал атаки, и, как только он решил, что достаточно силен, он так и поступил. Нет сомнений, что он располагал секретной информацией об опасном влиянии, которое буры начали оказывать на голландских подданных колонии, возможно также, что Буллер и Метуэн, наступая на востоке и западе, побуждали Гатакра сделать нечто, чтобы удержать неприятеля в центре. Ночью 9 декабря он пошел в наступление.

Сам факт его намерения атаковать и даже час выступления, как представляется, стал в лагере всеобщим достоянием уже за несколько дней до марша. Корреспондент «Таймс» под датой 7 декабря подробно излагает все, что предполагалось сделать. Это хорошо говорит о наших генералах как о людях, но плохо как о солдатах — в течение всей кампании они проявляли исключительную неспособность к дезинформации. Невольно вспоминаешь, как Наполеон ударил по Египту: он дал понять за границей, что истинной целью его экспедиции является Ирландия, а одному-двум приближенным на ухо шепнул, что на самом деле идет на Геную. Главное должностное лицо в Тулоне имело не больше представления, куда отправились флот и армия Франции, чем самый мелкий служащий. Конечно, несправедливо ожидать хитрости корсиканца от прямого англичанина, однако удивительно и прискорбно, что в стране, полной шпионов, каждый может заранее узнавать о дате «внезапного нападения». [141]

Отряд генерала Гатакра состоял из 2-го Нортумберлендского фузилерского полка (960 человек с одним «максимом»), 2-го Ирландского пехотного полка (840 человек с одним «максимом»), 250 конных пехотинцев и двух батарей полевой артиллерии, 74-й и 77-й. Общая численность отряда не достигала и 3000 человек. Около трех часов дня солдат под палящим солнцем посадили на открытые железнодорожные платформы и по какой-то причине, от чего импульсивный генерал, должно быть, пришел в ярость, заставили ждать три часа. В восемь часов они выгрузились в Молтено и затем, после короткого отдыха и ужина, выступили в ночной марш, который планировалось завершить на рассвете у бурских траншей. Кажется, будто заново описываешь события у Магерсфонтейна, и далее сходство только увеличивается.

Пробило девять часов, когда в полной темноте колонна покинула Молтено и зашагала через мрак вельда, обернув шкурами колеса орудий, чтобы уменьшить грохот. Известно, что до цели не более шестнадцати километров, и поэтому, когда час проходил за часом, а разведчики все не могли сказать, что они на месте, всем, без сомнения, стало совершенно ясно, что они потеряли направление. Люди устали как собаки, за долгим днем работы последовала долгая ночь марша, и они с трудом брели через мрак. Земля была неровной и каменистой. Усталые солдаты постоянно спотыкались. Взошло солнце и осветило колонну, все еще марширующую в поисках своего объекта, и яростного генерала, идущего впереди с лошадью под уздцы. Было ясно, что его. план провалился, однако энергичность и сила его характера не позволяли ему повернуть обратно, не нанеся удара. Какое бы уважение ни вызывала его энергия, нельзя не прийти в ужас от диспозиции. Местность была безлюдная и гористая — самая подходящая для излюбленной бурами тактики засад и неожиданных атак. И, тем не менее, колонна по-прежнему бесцельно брела тесным строем, хотя, если бы произвели разведку вперед и по флангам, стало бы понятно, как это бессмысленно. В четверть пятого, при ясном свете южноафриканского утра, раздался выстрел, потом другой, а затем шквал ружейного огня объявил, что нам предстоит получить еще один суровый урок за пренебрежение к обычным мерам предосторожности на войне. Высоко на крутом склоне холма в укрытиях лежали бурские стрелки, и их огонь практически [142] в упор бичевал наш беззащитный фланг. Стрелявшие, по всей видимости, являлись преимущественно восставшими гражданами колонии, а не провинциальными бурами, и, скорее всего, именно этим счастливым для нас обстоятельством объясняется относительная безвредность их огня. Даже теперь, несмотря на внезапность, ситуацию еще можно было спасти, если бы сбитые с толку войска и их обеспокоенные офицеры точно знали, что делать. Все богаты задним умом, однако представляется, что единственно верный шаг — вывести войска из-под обстрела, а затем, если возможно, планировать атаку. Вместо этого объявили бросок на склон холма, и пехота поднялась на какое-то расстояние вверх только для того, чтобы обнаружить перед собой непроходимые уступы. Наступление захлебнулось, и солдаты залегли под валунами, чтобы укрыться от яростного огня недосягаемых снайперов. Тем временем сзади начала работать артиллерия, и ее залпы (не в первый раз за эту кампанию) нанесли больше урона друзьям, чем недругам. По меньшей мере, один знаменитый офицер упал среди своих солдат, разорванный британскими шрапнельнами снарядами. Талана-Хилл и Моддер-Ривер тоже показали, пусть и в менее трагичной степени, что при большой дальности современного артиллерийского огня и сложности локализации пехоты, использующей бездымный порох, необходимо, чтобы командиры батарей имели холодные головы и самые мощные бинокли, поскольку их решения будут становиться все более и более ответственными.

Теперь, когда наступление провалилось, встал вопрос, как вывести людей со склона. Многие отступили вниз, сурово обстрелянные, едва вышли из-за валунов, остальные остались на своих местах — одни из свойственной солдатам надежды, что, может, победа в конце концов им улыбнется, другие просто потому, что лежать за камнями, понятно, безопаснее, чем внизу пересекать простреливаемое пространство. Та часть солдат, что спустились, похоже, не представляла, сколько товарищей осталось на холме, и, поскольку расстояние между теми, кто отступил, и теми, кто этого не сделал, постепенно увеличивалось, таяла надежда на их воссоединение. Всех, кто остался на склоне, взяли в плен. Остальные собрались в полутора километрах от места неожиданного нападения и начали организованное отступление в Молтено. [143]

В этот момент три стоявших на гряде мощных бурских пушки открыли огонь с поразительной точностью, но, к счастью, бракованными снарядами. Если бы в этой кампании поставщики неприятеля были так же надежны, как их артиллеристы, наши потери возросли бы неизмеримо; возможно, здесь мы столкнулись с последствиями коррупции, одной из бед этой страны. Орудия блистательно передвигали по гряде и давали залп за залпом, однако всякий раз без заметного результата. Наши батареи, 74-я и 77-я, с горсткой кавалеристов изо всех сил старались прикрыть отступление и сдержать вражеское преследование.

Грустно говорить, но это единственный случай за всю кампанию, когда многочисленные просчеты привели к деморализации войск. Гвардейцы, марширующие на поле боя у Магерсфонтейна, будто они находятся в Гайд-Парке, или солдаты, досадующие у Николсонс-Нека о том, что их не повели в последний безнадежный бой, даже в поражении являют урок воинской доблести. Но здесь огромные физические нагрузки и долгое время без сна лишили солдат боевого духа. Засыпая, они падали на обочине дороги, и измученным офицерам приходилось их будить. Многих, совсем сонных, взяли в плен буры, которые шли за нашей колонной. Части рассыпались на маленькие беспорядочные отряды, и в десять часов в Молтено, еле передвигая ноги, вошло жалкое и потрепанное войско. Почетную задачу замыкать колонну всю дорогу выполняли ирландские пехотинцы, которые до конца сохраняли некоторый боевой порядок.

Наши потери убитыми и ранеными не были значительными — воинская честь пострадала куда больше. Двадцать шесть убитых, шестьдесят восемь раненых — и все. Но шестьсот человек остались в плену. Это число солдат, взятых в плен на склоне холма и сомнамбул из колонны примерно поровну поделилось между ирландскими пехотинцами и нортумберлендскими фузилерами. При поспешном отступлении было оставлено два орудия.

Не дело историка — особенно историка штатского — обсуждать события, чтобы усугубить боль смелого человека, который, сделав все, чего можно добиться личной отвагой, потом на глазах у людей всхлипывал в Молтено за столом в приемной, оплакивая своих «бедных солдат». Он потерпел поражение, однако и Нельсон на Тенерифе, и Наполеон в Акре тоже не победили, [144] но несмотря на это они добились большой славы. Единственная хорошая сторона поражения — это то, что, анализируя его, мы можем научиться лучше действовать в будущем, и поэтому будет по-настоящему опасно, если мы согласимся с тем, что наши просчеты — не подходящий предмет для открытого и откровенного обсуждения.

Совсем не значит, что военное предприятие не должно быть смелым или не должно требовать от участников серьезных физических усилий. Напротив, разработка таких планов — один из признаков большого полководческого ума. Однако, обдумывая детали, тот же полководческий ум должен прозорливо предвидеть и исключать любое излишнее движение, ведущее к усложнению плана. Идея стремительного внезапного удара по Стормбергу была прекрасной — детали же этой операции открыты для критики.

Как пострадали в Стормберге буры, нам неизвестно, однако нет оснований подвергать сомнению их собственное утверждение, что потери были совсем незначительны. Ни в один из моментов боя их части не выходили из укрытий, а мы, как обычно, находились на открытой местности. Их численность, скорее всего, уступала нашей, но низкое качество стрельбы и недостаток энергии при преследовании делают наше поражение еще более болезненным. С другой стороны, их артиллеристы действовали умело и храбро. Силы буров составляли коммандо из Бетули, Роксвиля и Смитфилда под командованием Оливье, а также те граждане колонии, которых буры склонили к измене.

Поражение генерала Гатакра, случившееся в районе, настроенном против властей и имеющем большое стратегическое значение, могло вызвать самые дурные последствия. К счастью, ничего особенного не произошло. Вербовке мятежников оно, без сомнения, помогло, однако наступления не последовало, и Молтено остался в наших руках. Тем временем силы Гатакра получили пополнение из свежей батареи, 79-й, и мощного полка, Дербиширского. Таким образом, с 1-м Королевским шотландским полком и флангом беркширцев он был достаточно силен, чтобы удержать свою позицию до начала общего наступления. Итак, в районе Стормберга, как на реке Моддер, установилось такое же унизительное и нелепое положение. [145]

Дальше