Глава V.

Взятие союзниками Мантуи и Александрии. Суворов наносит поражение Жуберу при Нови

Положение армии Суворова после сражения при Треббии

Причинив потери Макдональду и оставив против него Отта, Суворов с армией около 20000 чел. двинулся к Скривии; там он мог получить около 5000 чел. от Кайма, если последний оставил бы другие свои силы для гарнизона Турина; такое же количество — от Бельгарда, если бы под Александрией и Тортоной были оставлены минимально необходимые силы; в таком случае он имел бы 30000 чел., с которыми ему предстояло атаковать Моро и против которых этот генерал мог выставить около 20000 чел. Таким образом, не было никаких сомнений, что Суворов может одержать над ним новую победу. Победа сама по себе имеет известное значение, даже в том случае, когда победитель не знает, как ее использовать. Но если это абсолютное значение победы является достаточным мотивом для полководца, чтобы понести потери и подвергнуться опасностям, всегда сопряженным с большим сражением, то, по крайней мере, победа должна служить к тому, чтобы занять независимое положение и быть гарантированным от всяких посторонних взглядов и условий, которые могут отвлечь от принятого решения. Было ясно, что последнего Суворову добиться не удастся. Австрийскому двору более всего было по сердцу завоевание укрепленных пунктов, предпочтительно перед всем остальным. Всякого рода боевые операции должны были предприниматься лишь для того, чтобы способствовать этому завоеванию и обеспечивать его.

Все дальнейшие планы наступления, имелось ли при этом в виду вторжение в графство Ниццы или даже в Прованс, вселяли в .него страх и, конечно, не без основания.

Итак, Суворов в вежливой форме получил указание позаботиться о завоевании укрепленных пунктов и по возможности отказаться от других операций. Стоя во главе союзной армии, Суворов всегда был как бы на положении иностранца, так как в его армии русские составляли только ¹/₅, а ⁴/₅ — австрийцы. Россия выступала более как вспомогательная держава, интересы которой, в общем, были подчинены интересам Австрии.

При таких условиях Суворов не мог действовать с такой самостоятельностью, как, например, Мальборо, Евгений или Конде, и если бы он решился на это, то ему грозила бы опасность, что Мелас откажет ему в повиновении. Следовательно, если бы он под влиянием своей победы при Треббии захотел дать новое удачное сражение Моро, ему по крайней мере необходимо было провести его с блестящим и несомненным успехом, чтобы не подвергать себя очень большой ответственности.

Если мы спросим теперь, что могло бы случиться, если бы Суворов атаковал Моро на его позиции в горах, то случилось бы то, что этот генерал принял бы сражение, проиграл его и тогда или вступил бы со своими главными силами в Геную, а свой левый фланг послал бы к Ницце или же снабдил бы Геную гарнизоном только в 12000 чел., а сам с остальными 10000 чел. пошел бы на Ниццу; наконец, он мог сделать или то, или другое, не вступая предварительно в сражение. Ясно, что теперь Суворов, как это и случилось в действительности, был у цели своего похода или, вернее, уже перешел за нее, так как его 30000 чел. было недостаточно, чтобы держать в осаде Геную, послать корпус против Ниццы и еще предпринять какие-либо действия против Макдональда в Тоскане. Правда, он добился разъединения обеих армий, но его собственное положение вследствие этого сделалось слабым и угрожаемым. Подобное положение никоим образом не являлось крупным успехом, который давал бы ему возможность осуществить свое предприятие. Конечно, мы вполне допускаем, что могло бы случиться и нечто другое, что Суворов мог бы не только одержать простую победу, но нанести Моро решительное поражение, рассеять его войско, оттеснить его от Генуи, остатки этого войска отбросить к Ницце и, опираясь на моральный вес этой победы, действовать против Генуи.

В таком большом торговом итальянском городе, как Генуя, где были обычны народные восстания и быстрая смена партий, где правительство находилось в руках олигархии, расположенной к австрийцам, и где ненависть народа против французов уже разгоралась под пеплом, — в таком городе победоносный гром австрийских орудий, разносившийся эхом по горам, мог бы произвести чудо, и это скорее привело бы к его завоеванию, чем всякие траншеи, мины и штурмы. Но вместе с этим первым плодом победы на долю союзного главнокомандующего доставался еще другой, более блестящий успех, так как именно здесь обнаруживались результаты неудачи в деле соединения обеих неприятельских армий и полное значение победы при Треббии; армия Макдональда попадала в такое положение, из которого она с трудом могла найти другой выход, кроме позорных переговоров о сдаче.

Такая полнота победы, конечно, должна была бы опьянить трезвый гофкригсрат и заставить его предать забвению непослушание главнокомандующего.

Мы допускаем, что подобный успех был возможен, но говорим: это было бы делом искусства и блестящих операций, зависевших от индивидуальных талантов, но отнюдь не являлось простым естественным следствием общих условий. Может быть, Бонапарт был бы способен предусмотреть эту блестящую цель, преследовать ее и добиться ее осуществления, но может ли критика на основания одной этой возможности строить свои заключения? Следовательно, если историки, подчиняясь субъективным чувствам, выражают свое негодование против Суворова за то, что он не использовал лучшим образом своей победы при Треббии, это происходит не потому, что они выставляют необходимые объективные требования, но единственно по той причине, что они не подвергают достаточному обсуждению положение вещей, не задают себе вопроса, что в конце концов могло и что должно было случиться. Марш Макдональда по направлению к Моро был настолько труден и позиция последнего в Апеннинах настолько слаба, что это, по-видимому, должно было представлять выгоды для союзников. Во всяком случае, если бы союзники могли предвидеть последствия, они не заняли бы половины своих сил блокадой трех укрепленных пунктов.

Итак, если Суворов после своего похода от Треббии к Скривии и Бормиде сделал остановку и спокойно расположился лагерем, то мы не можем найти в этом никакого упущения, но мы смотрим на победу при Треббии как на отражение нападения, предпринятого в ответ на различные осады и блокады крепостей, а на позицию у Спинетто — как на дальнейшее прикрытие этих операций.

Силы и расположение обеих сторон

Моро снова занял свою старую позицию в Апеннинах, растянув цепь постов от истоков Танаро до истоков Таро. Его главная квартира находилась в Корнильяно у устья Поливерры.

Суворов отправил генерала Кайма в район Турина для наблюдения за альпийскими проходами и приказал генералу Гаддику занять позицию у Аосты для наблюдения обоих Бернардских проходов. Отт получил приказ усилить Края под Мантуей, последний же — начать осаду и, по возможности, вести ее энергично; Кленау должен был вести преследование Макдональда за Апеннины, Алькаини с 3—4 тыс. чел. — снова осадить Тортону, Бельгард — приступить к блокаде Александрийской цитадели, которая, представляя собой правильный укрепленный пятиугольник с гарнизоном в 3000 чел., могла считаться почти настоящей крепостью.

В таком положении обе армии готовились к дальнейшим операциям; французы благодаря значительным подкреплениям и новой организации своей армии надеялись, что этого будет достаточно для нового наступления и освобождения от осады Мантуи и Александрии; Суворов, ожидая падения этих пунктов, надеялся с помощью сил осадного корпуса, а также прибывших новых отрядов русских войск завершить завоевание Италии.

Во Франции четыре неудачных сражения, происшедшие в течение всего трех месяцев военных действий, потеря всей Италии и угроза собственным границам вызвали среди всех партий и фракций бурю возмущения против правительства, приведшую 18 июня (30 прериаля) к кризису, который, как это бывает в большинстве случаев, в первый момент дал правительству новую силу.

Директория собрала новые средства и людей, чтобы значительно усилить Итальянскую армию. Ввиду угрозы, создавшейся для границ французского государства. Директории, казалось, важнее всего было, обратившись к помощи сведущих лиц, определить, где находится наиболее уязвимое место Французской республики, которое следует защищать в первую очередь. Собрание таких сведущих людей представляло собою Топографическое бюро, где скопилась вся стратегическая мудрость века; итак, этому корпусу педантов надлежало отложить в сторону свои циркули, чертежи и перья для черчения, надеть очки и приняться за чтение. Вот все то, что они могли вычитать из старых истлевших бумаг. Должна существовать особая Альпийская армия, прикрывающая и обороняющая проходы во Францию через Симплон, Большой и Малый Бернарды, Мон-Сенис, Мон-Женевр и Коль д'Аржентьер, в то время как Итальянская армия снова перейдет в наступление для освобождения крепостей от осады. Доверяя этой письменной мудрости, профильтрованной педантами, Директория постановила, что Альпийская армия должна состоять из 32000 чел., а Итальянскую армию надо довести до 48000 чел. Доверие к Макдональду после понесенного им поражения при Треббии было утрачено, Моро также не считали достаточно предприимчивым человеком; поэтому у первого совсем было отнято командование, второму же лишь pro forma (формально) было поручено командование на Рейне и в Швейцарии, но так как устранять Массену не собирались, то, в конце концов, у Моро оставалось только командование над Рейнской армией, которая в это время еще не была восстановлена. Для Италии выбрали двух новых полководцев. Для Итальянской армии был выбран Жубер, отличившийся в Тироле в кампанию 1796 г.; по его молодости{25}и характеру от него можно было ожидать большой смелости и предприимчивости и его предпочтительно перед всеми другими считали наиболее способным выступить против энергичного Суворова; для Альпийской армии выбрали Шампионне.

Ранее оба по одним и тем же причинам были устранены от командования, так как их деятельность противоречила политическим директивам, и этим они навлекли на себя немилость Директории. Теперь рассчитывали этим выбором польстить общественному мнению. Оба получили независимое друг от друга положение.

Укрепленные пункты, находившиеся в Альпах, — Женева, Гренобль, Бриансон и Фенестрелла — были спешно приведены в порядок и снабжены всем необходимым. Директория не рискнула использовать огромные силы национальной гвардии; положение правительства считалось недостаточно прочным для проведения подобной меры, поэтому ограничились тем, что снабдили гарнизонами только крепости первого разряда.

Подкрепления, назначенные для Итальянской армии, прибыли к ней в конце июля и состояли из 6 полубригад, силы которых насчитывали 12000 чел. Наоборот, план образования Альпийской армии долго оставался невыполненным. Вообще она была образована из батальонов первого набора и части войск, находившихся до сих пор внутри самой Франции для поддержания спокойствия и порядка. В первой половине августа, к моменту нового решительного сражения при Нови, Альпийская армия насчитывала еще не более 16000 чел.

После присоединения Макдональда к Моро и прибытия Лемуана с 12000 чел. подкреплений Итальянская армия получила новое распределение сил, которое мы можем привести здесь только на основании таблицы, имеющейся у Жомини для битвы при Нови. Она состояла из:

Дивизии Груши	5 600
Дивизии Лемуана	6 400
Дивизии Лабуасьера	3 600
Дивизии Ватрена	4 500
Дивизии Домбровского	2 100
Дивизии Миоллиса	3 500
Бригады Колли	3 900
Резерва правого фланга	3000
Резерва левого фланга	5 900
Отряда в долине Бормиды	2 400
Отряда в Ривьера-ди-Поненте	2 300
Всего	43 200

В этой таблице, вероятно, не приняты в расчет больные и откомандированные, число которых нужно считать в 4—5 тыс. чел.

В продолжение июля эта армия занимала позиции в Апеннинах, причем Сен-Сир командовал правым флангом, Лемуан — левым и Периньон — центром.

К союзной армии 8 июля подошел новый отряд русских войск под начальством генерала Ребиндера, и в течение июля — до падения Мантуи и Александрии — ее силы и расположение были следующие:

Главная армия, стоявшая у Пинетти при устье Орбы	30 600
Бельгард, осаждавший Александрию	11 200
Алькаини, осаждавший Тортону	3 300
Розенберг, стоявший у Апеннинских проходов Боббио, С.-Кроче и Понтремоли	8 200
Кленау — у Восточных Апеннин, а потом в Тоскане	6000
Край у Мантуи	27 300
Кайм у Турина и для наблюдения за альпийскими выходами	13 800
Гаддик в долине Аосты и у Валлиса	12000
Всего	112 400 чел.{26}

Среди этих войск находилось около 8000 пьемонтцев.

Кроме того, сюда не входят 26 батальонов и 2 эскадрона, составлявших гарнизоны укрепленных пунктов.

В середине июня союзная армия, не считая сил Гаддика, имела силы в 88000 чел.; сражение при Модене, а также битва при Треббми должны были ослабить ее приблизительно на 9000 чел., следовательно, она получила подкрепления в количестве 33000 чел.; они состояли из 12000 чел. корпуса Гаддика, 8000 пьемонтцев, 8000 чел. дивизии Ребиндера и нескольких тысяч австрийцев, прибывших из Австрии, которые преимущественно присоединились к Краю под Мантуей.

Из указанных позиций Кайм занял Сузу, Пиньеролу и Кариньяно пехотой и кавалерией и Савильяно и Фоссано — кавалерией.

Из корпуса генерала Гаддика полковник Штраух с 8 батальонами стоял у Обервальда в Валлисе, полковник Роган с 2½ батальонами — у Симплона, сам Гаддик с остальными 8 батальонами стоял у Аосты, наблюдая оттуда за обоими Бернардскими проходами. Расположенный в долине Аосты замок Бард находился в руках союзников.

Отряд полковника Штрауха едва ли можно причислять к Итальянской армии. Весьма вероятно, что он получал директивы более от эрцгерцога, чем от Гаддика. Если считать этот отряд в 5000 чел., то у Гаддика оставалось около 7000 чел. для наблюдения за тремя проходами; в тылу у него находился только генерал Ксантрайль в Валлисе и несколько отрядов левого фланга Альпийской армия; следовательно, можно было не опасаться никаких сил, которые могли бы повести наступление на Милан.

О главной армии мы вообще знаем только то, что ее форпосты образовывали цепь на линии Акви через Овада и Нови до Боббио. Точно так же и о Розенберге известно лишь, что он наблюдал Апеннины от района Боббио до Понтремоли, но неизвестно точно, где находился он сам. Впоследствии, к моменту битвы при Нови, мы находим этого генерала с его корпусом у Тортоны, причем ни один из историков не упоминает о перемене и оставлении им своей позиции.

Генералу Кленау было дано назначение проникнуть в Флорентийскую область, о чем мы будем говорить дальше.

Такое расположение союзники сохраняли в течение всего июля и начала августа, около 6 недель, т. е. до падения Мантуи и Александрии.

Итак, мы видим, что 112000 союзников стояли против 60 — 70 тыс. французов, считая и войска Шампионне; но 42000 чел. из них были заняты осадой трех укрепленных пунктов, так что нарушенное шестинедельным спокойствием равновесие сил в отношении массы войск, имевшихся в наличности, снова было восстановлено.

События, происходившие в течение этих 6 недель к северу от Апеннин, можно совершенно не принимать в расчет, там шли лишь отдельные бои между форпостами, и успех их не мог иметь никакого значения.

Сначала казалось, что старый Суворов, получив в подкрепление дивизию Ребиндера, пожелает продолжать свое наступление против Моро, прежде чем тот соединится с Макдональдом; при численном превосходстве его сил ему нетрудно было помешать этому соединению, что являлось, по-видимому, немаловажной целью. Впрочем, в своих прежних рассуждениях мы показали, что без исключительно блестящего разрешения задачи нельзя было создать благоприятной обстановки для операций, так как в игру вступила Генуя. Возможно, что Суворова и его советников отклонили от этого намерения собственные соображения или же удержало собственноручное письмо к нему австрийского императора, в котором содержался определенный приказ не предпринимать никаких действий против Швейцарии, Генуи и французской альпийской границы до падения Мантуи и пьемонтских крепостей; так или иначе Суворов совершенно отказался от своей первоначальной идеи.

Напротив того, он принял решение произвести силами корпуса Гаддика диверсию в пользу эрцгерцога Карла. Суворов приказал этому генералу, с которым мы расстались, когда он совершал свой марш по направлению к Суворову, идти на Аосту, оттуда он должен был через Большой Бернард двинуться на Мартинах; одновременно с ним князь Роган через Симплон, а Штраух через Обервальд должны были проникнуть в долину Роны: благодаря этому маневру не только можно было вынудить французов под начальством Ксантрайля очистить эту долину, но, может быть, удалось бы даже зайти им в тыл. Мы не знаем точной даты этого приказа, точно так же, как и не находим никакого объяснения, каким образом Гаддик, который по последнему назначению должен был оставаться у С.-Готарда, снова стал во главе марширующих войск.

Этот план возник, вероятно, вследствие жалоб эрцгерцога на то, что его лишили корпуса Гаддика; у него было твердо укоренившееся мнение, что союзники в Италии имеют преобладающее превосходство сил, между тем как он ничего не знал о своих собственных силах в Швейцарии. Подобный план, возникающий из простого уважения к интересам другого, обыкновенно не имеет никакой жизненной силы, он терпит крушение при малейших затруднениях, и тем скорее можно было ожидать его неудачи, что его должен был выполнить корпус войск, действовавший на расстоянии от 20 до 30 миль от главных сил армии; силы корпуса при этом были разбросаны на большом протяжении. Французы выставили на Большом Бернарде укрепленные посты, время года, кончавшееся лето, не позволяло производить передвижения войск по альпийским снегам, силы корпуса Гаддика были разбросаны на большом пространстве, — все эти условия были достаточными причинами для того, чтобы отказаться от этого предприятия и оставить генерала Гаддика на указанной выше позиции.

Отдельной успешной операцией союзников был переход генерала Кленау через Апеннины во второй половине июля.

Хотя цель этого похода заключалась только в том, чтобы овладеть Тосканой и создать с этой стороны угрозу для Генуэзской области, и, следовательно, он не был направлен против римских владений, однако, для более ясного представления об общих условиях нам следует бросить беглый взгляд на ход событий в Неаполитанском королевстве и в Церковном государстве.

Положение и ход событий в Южной Италии

Макдональд, как мы видели, оставил в тылу 5000 чел. в качестве гарнизонов форта С.-Эльмо, Капуи и Гаэты. Директория Партенопейской республики создала национальную гвардию, доведя ее численность до 20000 чел., войска же в собственном смысле имели только 8 — 9 тыс. чел. Этих сил едва хватило для защиты столицы, не говоря уже о всей области; повсюду поднимались новые восстания, кардинал Руффо приближался к столице с 25000 чел. и подступил к ней 6 июня. Он обратился с просьбой ко двору прислать ему в подкрепление части регулярной армии, и 5000 чел. уже были посажены на суда. Но появление адмирала Брюи в Генуэзской гавани заставило английскую эскадру, которая должна была сопровождать эти войска, заняться другой операцией. Поэтому пришлось высадить их обратно, и Руффо остался лишь со своими прежними силами. Это, по-видимому, оказало влияние на медленность его продвижения к Неаполю и на встреченное им там сопротивление.

Кастелламаре был немедленно захвачен английскими судами. Но в Неаполе республиканцы приготовились к серьезной защите, было всего только 3 или 4 тыс. чел. из Калабрии и Апулии, преданных интересам партии, связавших себя с новым порядком вещей, которые со страстью и решительностью готовы были сопротивляться; большинство же населения желало не только мира, но даже восстановления старого правительства, но, как это нередко случается, эта маленькая партия, захватив в своя руки власть, увлекла за собой всех. В Неаполе не было недостатка в материальных средствах обороны, многие укрепленные пункты — Кастель-Ново, форт С.-Эльмо, Дель-Ово и некоторые здания были хорошо приспособлены для обороны. Поэтому республиканцам удалось в течение 17 дней вести оборону и даже после взятия города продолжать ее на забаррикадированных улицах. Только 23 июня республиканские власти сдали город на известных условиях, а через несколько дней после этого капитулировал и генерал Нюжо в форте С.-Эльмо.

Капуя и Гаэта сдались только четыре недели спустя, в конце июля, неаполитанскому генералу Саландра; с их падением исчезали последние следы Партенопейской республики.

Спустя некоторое время пала и Римская республика. Здесь французы оставили генерала Гарнье с несколькими тысячами человек. Французские, силы были расположены в двух пунктах — Риме и Анконе. В Анконе был гарнизон генерала Моннье, состоявший из 3000 французских и римских войск. Находившийся в Риме Гарнье имел 5000 чел.; с этими силами он занимал, кроме замка С.-Анджело, еще ряд других пунктов на северной и южной границах и на побережье области. Нужно было обладать незаурядным мужеством, чтобы, находясь в его положении, задержать на несколько месяцев падение этой новой республики.

На восточной стороне Апеннин, как мы уже рассказали, в мае и июне поднялось восстание под предводительством генерала Лагоца, угрожавшее Анконе и прервавшее связь между обоими французскими генералами. Несколько позднее, но еще до прохода армии Макдональда, начались также беспорядки и в северных районах Римской области, после же ухода Макдональда в Ареццо и Витербо вспыхнуло настоящее восстание, которое достигло такой силы, что число вооруженных повстанцев дошло до 10000 чел.

В то же самое время, т. е. в середине июня, адмирал Ушаков послал после завоевания Корфу небольшую русско-турецкую эскадру к восточному побережью Италии, произвел там десант в несколько сот человек и захватил Фано и Синигалию. Правда, этот десант был отозван вследствие появления адмирала Брюи в Генуэзской гавани, но в июле он снова вернулся и совместно с Лагоцем начал действия против Анконы. Наконец, после падения Партенопейской республики следовало ожидать, что и на юге Римской области генералу Гарнье скоро придется иметь дело с новым противником.

Несмотря на такие затруднения, генерал Гарнье путем энергичных революционных мероприятий старался удержаться в своем положении, и это ему удалось, так как мы видим, что он оказался в состоянии в августе дать несколько удачных сражений наступавшим неаполитанским войскам и задержать падение Римской республики до конца сентября, так что Суворов вынужден был после падения Мантуи послать сюда генерала Фрелиха с 7000 чел.

Итак, в середине июля, когда Кленау с 6000 чел. выступил в поход, направляясь за Апеннины, Неаполитанское королевство снова было восстановлено, и войска его занялись завоеванием последних укрепленных пунктов. В Римской области Анкона была осаждена русскими, турками и инсургентами, в Ареццо и Витербо происходило восстание, и опасность угрожала Гарнье со всех сторон.

Поход Кленау за Апеннины, как мы уже сказали, совершенно не ставил себе целью нанести последний удар Римской республике — он был предпринят для того, чтобы овладеть Тосканой и проникнуть на Ривьеру, создав угрозу правому флангу французского расположения в Генуэзской области, однако, этот поход, по-видимому, явился достаточной причиной восстания населения в северных районах Римской республики. До сих пор французы в Тосканской области были еще слишком сильны, для того чтобы можно было поручить завоевание этой области таким незначительным силам, как корпус Кленау. Инсургенты отправили посольство с просьбой о помощи и указывали на легкость всего этого предприятия — тогда Кленау получил приказ овладеть Тосканской областью. Во Флоренции, Лукке, Пизе и Ливорно он был встречен с большим торжеством; он захватил некоторое количество военного имущества, которое не могли вывезти французы, богатую добычу и 1 100 пленных. Отбросив французов за Магру, он взял 31 июля их позицию у Сарзаны, вследствие чего французам пришлось очистить также и Понтремоли, и Кленау выиграл кратчайшую линию связи с главными силами армии.

Инсургенты добились осуществления своих планов в том смысле, что их тыл находился теперь в безопасности; на положение генерала Гарнье это наступление Кленау также оказало решительное влияние.

Падение Мантуи и Александрии

В июле союзники овладели обоими главными пунктами — цитаделью Александрии и крепостью Мантуи.

Первая пала 22 июля. Ее осаждали с 26 мая 11000 чел. под командованием Бельгарда. 8 июля были проведены траншеи, и осажденных оттеснили на прикрытый путь, при этом представился также случай пробить нечто вроде бреши. Но так как через эту брешь пройти было невозможно, и гарнизон, не испытывая ни в чем существенного недостатка, сдался в плен, то, по-видимому, оборона не была достаточно упорной.

Большое количество осадной артиллерии, находившейся в распоряжении союзников, необыкновенно сильный огонь, особенно из навесных орудий, недостаток казематов для укрытия осажденных, искусное и энергичное ведение осады, причем маркиз Шателер получил тяжелое ранение, — все это привело к быстрому успеху при незначительных потерях — не более 200 человек убитыми и ранеными.

Еще менее удачной для французов была оборона Мантуи, которая сдалась 28 июля.

Осада этой крепости не могла начаться до победы при Треббии, так как предназначенные для осады войска насчитывали только 12000 чел., а Гогенцоллерн, выступивший из Милана для их усиления, должен был идти на Модену. После сражения при Треббии войска Гогенцоллерна и Отта присоединились к Краю, причем последний только 8 июля выступил с позиции у форта Урбино. С прибытием нескольких батальонов подкреплений из центра осадная армия возросла до 29000 чел. Начальником генерального штаба этой армии был генерал Цах.

Гарнизон крепости состоял из 11000 чел. В крепости находилось 600 орудий, ни в чем существенном недостатка не ощущалось. Крепостные сооружения Мантуи состояли только из сильной стены, которая была очень слабо защищена несколькими небольшими, неправильно расположенными бастионами и полулунными верками. Перед Церезскими воротами в качестве внешнего верка был расположен укрепленный лагерь, а перед Прадельскими воротами находился очень плохой бастионный фронт. Наибольшие силы нужно было сосредоточить на участке канала Пайоло, протекавшего по болотистой почве. Ни одна из обеих сторон не проявляла энергичной деятельности, и генерал Фуассак, занимавший пост губернатора, человек слабого характера, был слишком образованным инженером для того, чтобы добиваться каких-нибудь результатов при защите такой неправильно устроенной и плохой крепости. У него заранее создалось убеждение, что ничего нельзя достигнуть, и он настойчиво, хотя и безрезультатно, просил генерала Шерера заменить его другим лицом. 5 июня австрийцы приступили к осадным работам с целью овладения выдвинутыми вперед верками, защищавшими канал Пайоло, 14-го были проведены траншеи перед Прадельским бастионным фронтом, через 14 дней французы вынуждены были покинуть его и вместе с тем 28 июля отказаться от дальнейшей обороны. Гарнизон получил право свободного выхода, дав обещание в течение одного года не служить в войсках против союзников, офицеры генерального штаба в качестве заложников были размещены по австрийским провинциям. Потери австрийцев исчислялись не более чем в 300 человек, в течение 3 недель осады они произвели только 14000 выстрелов, т. е. ¹/₃ того количества, которое было произведено в течение 8 дней при осаде Александрии. Гарнизон сдался в количестве 8000 чел.

Край по приказу Суворова оставил в крепости 7 батальонов в качестве гарнизона, а 11 батальонов и 6 эскадронов под начальством Гогенцоллерна, которого потом сменил генерал Фрелих, отправил за Апеннины в Тоскану и сам с 23 батальонами через Кремону направился к главной армии, куда он прибыл 12 августа только с 13000 чел., так как ему пришлось оставить 3000 больных.

Армия Суворова после падения Александрии приступила в первых числах августа к осаде форта Серравалле и Тортонской цитадели; для этой цели главные силы армии заняли позицию у Ривальты на левом берегу Скривии, Бельгард со своим корпусом остался на Бормиде.

После падения Александрии Суворов, не получивший еще известия о значительных подкреплениях, прибывших к французской армии, пришел к мысли снова начать наступление против французской армии для завоевания Ривьеры. Сосредоточив все свои силы, кроме 6000 чел., осаждавших Тортону, он теперь был в состоянии выставить около 50000 чел. и мог почти не опасаться, что его противник выступит более чем с ½ этих сил. Он занялся выработкой этого плана, как только прибыл генерал Цах, замещавший генерала Шателера, когда пришло известие о падении Мантуи, и, следовательно, он мог ожидать через 8 дней прибытия осадного корпуса в качестве подкреплений. Это побудило его отложить наступление до их прибытия. Может быть, в это же время пришло известие о подкреплениях, подошедших к французской армии под командованием Лемуана, и оно тем более побуждало Суворова дождаться прибытия собственных подкреплений.

Серравалле пал 7 августа. Край подошел к армия 12-го; но прежде чем была взята Тортона и прежде чем созрел план Суворова, французская армия под предводительством Жубера также перешла в наступление.

Сражение при Нови 15 августа

Жубер прибыл в армию 5 августа. Он созвал на совещание главнейших генералов своей армии для обсуждения вопроса, что предпринять дальше. Они высказались в том смысле, что нужно подождать, пока Альпийская армия будет в состоянии начать совместные действия с Итальянской армией, и тогда при наличии обеих армий встанет вопрос о наступлении, обороне или диверсии; такие отговорки обычно выдумываются при операциях разъединенных масс в качестве неизбежного зла для формального их обоснования.

Так как это предложение не выдвигало никакого плана действий, то мы не будем тратить времени на его обсуждение. Жубер полагал, что он не может так долго откладывать свои операции. Директория приказала ему без промедлений начать наступление; если он даже и думал, что падение Мантуи еще не так близко, то все же неизвестно было, как долго она сможет держаться, и в таком важном вопросе было опасно базироваться на ложных расчетах. Итак, новый главнокомандующий решил сосредоточить свою армию и перейти в наступление на равнину. Его противник располагал между Турином и Тортоной силами в 60000 чел., но можно было предполагать, что в самом сражении он будет иметь под рукой не свыше 40000 чел., так как нельзя было совершенно оставить без войск ни Турин, ни Тортону; таким образом, в отношении превосходства сил противника его операция не представлялась слишком рискованной, нужно было только принять в расчет большое превосходство неприятельской кавалерии над французской. Первая насчитывала 12000 чел., тогда как вторая — не свыше 2000 чел.

Моро и Жубер уже раньше знали друг друга. После похода 1797 г., когда Бонапарт уехал из армии, Жубер некоторое время командовал Итальянской армией; в это время Моро, у которого отнято было командование Рейнской армией, был назначен инспектором кавалерии при Итальянской армия; оба они в это время подружились.

Поэтому Жубер высказал пожелание, чтобы Моро не покидал армии, прежде чем произойдет решительное сражение, и помогал ему своими советами. Моро был достаточно благородным человеком, чтобы забыть о всякой обиде, дождаться предстоящего сражения и участвовать в нем под начальством своего молодого преемника.

Жубер начал свою операцию 9 августа.

Нужно предположить, что теперь французская армия действовала двумя большими массами. Правый фланг (17000 чел.) под командованием Сен-Сира состоял из:

Дивизии Домбровского	2000
Дивизии Ватрена	4 600
Дивизии Лабуасьера	3 700
бригады Колли	3 900
Резерва	2 800

Левый фланг (18000 чел.) под командованием Периньона состоял из

Дивизии Лемуана	6 400
Дивизии Груши	5 600
Резерва, состоявшего из пехотных бригад Партуно и Клозеля и кавалерийской бригады Ришпанса	5 900
Общая численность, следовательно, была около	35000

Кроме того, в Восточной Ривьере против генерала Кленау стояла дивизия Миоллиса силой в 3 500 чел. и в долинах Бормиды и Западной Ривьеры находилось около 5000 чел. Все это вместе составляло указанное нами выше число в 43000 чел. номинального состава.

9 августа правый фланг был сосредоточен между Вольтаджио и Овада, левый — в долинах Бормиды выше Каиро и прилегающего к нему района. 10-го и 11-го последний дошел до Бормиды выше Акви, 12-го частью переправился через Бормиду у Бистаньо, 13-го вторично произвел переправу у Ривальты и двинулся к Орбе.

Правый фланг до 13-го оставался на своих позициях, а в этот день двинулся к району Серравалле и Гави.

14-го правый фланг французской армии занял расположение у С.-Бартоломео, в одном часе пути ниже Серравалле на Скривии, центр — у Нови и левый фланг — у Пастураны на Лемме.

Суворов решил ожидать французскую армию на равнине, где благодаря своей многочисленной кавалерии он имел весьма заметный перевес над противником. Каким образом он намеревался начать и вести сражение, об этом нигде нет сведений, мы видим только, что он не занял никакой настоящей позиции, а лишь временное расположение, исходя из которого отдельные части войск, вероятно, должны были действовать, смотря по обстоятельствам, поддерживая друг друга или переходя в атаки. С таким намерением могла быть выбрана позиция, на которой мы находим армию 14-го. Генерал Край с дивизиями Отта и Бельгарда силой в 18000 чел. стоял между дорогой Нови — Александрия и Базулуццо. Генерал Дерфельден с дивизиями Ферстера и Швейковского силою в 13000 чел. находился у Поццоло-Формигаро, генерал Мелас с дивизиями Фрелиха и Лихтенштейна силою в 14000 чел. — у Ривальты. Эти большие массы войск силой в 44000 чел. были готовы к бою.

Кроме того, генерал Розенберг с 12 700 чел. находился у Тортоны для осады и вместе с тем для прикрытия осады этого пункта; 5 600 чел. было оставлено в качестве резерва у Спинетти и генерал Кайм со своими 14000 стоял у Турина и выходов Пьемонтских Альп. Так как обе первые массы находились на расстоянии только нескольких часов пути от армии, то они могли, хотя бы частично, принять участие в сражении на равнине, и, таким образом, если исключить несколько тысяч человек, необходимых для Тортоны, где находилось всего 1 200 французов, армия располагала силами около 60000 чел.

Какие мотивы и причины были основанием чрезвычайно медленного наступления Жубера, это остается для нас совершенно неизвестным; можно предполагать, что два дня — 12-го и 13-го, когда правый фланг оставался разобщенным с левым на расстоянии 4 миль, были потрачены на то, чтобы принять меры безопасности против планов Суворова; французы, возможно, боялись, что во время сосредоточения их армии между Скривией и Леммо значительные силы союзников могут проникнуть в район Акви, и вследствие этого создастся такое стратегическое положение, которое может неблагоприятно отразиться на развитии предстоящего сражения. Нельзя упрекать французского главнокомандующего за эти два потерянных дня, ибо полководец, вынужденный под давлением обстоятельств вести наступление против превосходных сил противника, может действовать не иначе, как с большой осторожностью.

Весьма странно, что Жубер до 14-го не получил еще никакого официального сообщения о сдаче Мантуи. Непроверенным слухам он не придавал никакого значения, считая их хитростью со стороны врага. Следовательно, его наступление до 14-го производилось с намерением при помощи сражения освободить эту крепость от осады, и, по словам Жомини, он только в тот день убедился в падении Мантуи, когда увидел корпус Края перед своим левым флангом. Он собрал на совещание своих главных генералов, и все высказались в том смысле, что будет неразумно вести наступление на равнине и что, следовательно, нужно ожидать содействия Шампионне. Сам Жубер не высказывался, и никто не сообщает нам, какое решение он принял. Жомини говорит, что ему следовало бы отступить на свои прежние позиции в горах, но для этого подождать еще известий до следующего дня, и тогда это явилось бы неожиданностью для Суворова и помешало бы осуществлению его планов. Это утверждение могло бы казаться правильным, если бы известия, которых он хотел дождаться, имели бы важное значение. По-видимому же, оно приведено просто за неимением другого. Кроме того, мы видим, что левый фланг французов утром 15-го, когда Край вступил с ним в столкновение, двинулся вперед от Пастураны.

Проще всего предположить, что генерал Жубер отказался от своего наступления и что из этого само собой вытекал отход на прежние позиции, так как он не мог более оставлять свои силы в таком сосредоточенном состоянии и иметь обнаженными свои коммуникации; когда же он увидел, что его противник перешел в наступление, то сильная позиция при Нови обещала ему, по-видимому, такое преимущество, что он не мог преодолеть желания померяться силами с Суворовым. Освобождение Мантуи не могло уже более быть целью сражения, и всякий другой полководец согласился бы дать его позднее совместно с Шампионне: при существовавшем соотношении сил было решительной ошибкой желать сражения; Тюренн не допустил бы подобной ошибки; впрочем, вполне понятно, что такой молодой и пылкий генерал, как Жубер, все еще, вероятно, вспоминавший о блестящем походе Бонапарта в 1796 г., не слишком задавался вопросами диалектики войны и был увлечен честолюбием. Пока не будут указаны более веские объективные причины для доказательства неизбежности сражения, нам следует остаться при прежней оценке действий Жубера, и мы считаем все пророчества относительно его военных талантов весьма сомнительными.

Позиция, которую Жубер еще не занимал 14 августа, но на которой французская армия расположилась 15-го, лежала на последних отрогах у Поццоло-Формигаро, высокого горного хребта, простиравшегося с востока на запад от Серравалле до С.-Кристофоро и прерывавшегося у последнего пункта рекою Леммо. Северный склон этого хребта спускается к Нови, где он переходит в ровное плато, простирающееся до Формигаро. Главный отрог отходит от восточного края этого склона, образуя Монте-Ротондо, это название удерживается также и в районе Нови. Весь скат этого хребта спускается к р. Леммо, и во входящем углу между главным хребтом и Монте-Ротондо находится 5 — 6 поперечных долин, по которым, огибая Пастурану, протекает р. Риаско, впадающая в Леммо.

Эти долины, как мы увидим, расположены были в тылу позиции, и по ним проходили пути отступления. Монте-Ротондо до Нови образует острый угол с Треббией, поэтому невыгодно было выбирать здесь позицию, обращенную фронтом против русских; у Нови же он образует отлогую дугу, поворачивает к западу за город и обращается фронтом к Поццоло-Формигаро на протяжении около одного часа пути. Здесь он едва достигает высоты в несколько сот футов и имеет покатый скат. Таким образом, фронт позиции направлялся с юго-востока на северо-запад, начинаясь в нескольких сотнях шагов от Нови и заканчиваясь на расстоянии около ¾ часа пути к западу. Продолжаясь вправо, позиция образовывала примыкавший к Монте-Ротондо тупой фланг, который в случае необходимости можно было продолжить на 1½ часа пути до главного хребта, где местность становилась все более удобной вследствие возрастания высоты и крутизны хребта. При удлинении позиции влево она принимала форму оттянутого назад фланга, продолжавшегося до Риаско и занимавшего ряд невысоких гор, которые, заканчиваясь на одной линии, составляли удобную сплошную позицию и хотя и были невысоки, но господствовали над лежащими впереди их районами. Сила и защищенность позиции, следовательно, возрастала в направлении с левого к правому флангу, кроме того, на протяжении около 1000 шагов длины ее фронта она была защищена стенами, окружавшими город Нови. Окрестности Нови по большей части покрыты виноградниками, канавами и огорожены каменными стенами. Благодаря этому позиция становилась еще более неприступной. Тому, кто понимает, как мало значения имеет высота горной позиции для усиления фронта линии боя, будет легко убедиться, что позиция при Нови может быть причислена в фронтальном отношении к сильнейшим позициям, на которых приходилось сражаться с большими сосредоточенными массами. Опорой для левого фланга можно было считать Риаско, правый же фланг не имел, собственно, никакой опоры, так как здесь невозможно было удлинить позицию до более высоких гор. Напротив того, при удлинении правого фланга силу его можно было усматривать в благоприятных почвенных условиях. Если измерять длину позиции в зависимости от того пространства, которое французы занимали во время сражения, то она имела протяжение на две французские мили; при благоприятных местных условиях это пространство было все еще слишком велико для каких-нибудь 30000 чел. Но главной ошибкой при выборе этой позиции было то, что проходившие в тылу ее три проездных дороги на Гави, а именно — шоссе на Бокетту, проселочная дорога восточнее его на Монте-Ротондо и дорога из Пастураны на Гави — образовывали такой острый угол по отношению к франту, что простой охват правого фланга мог отрезать вторую из этих дорог и малейший обход создал бы сильную угрозу для первой из них.

Безопасный отход на Бокетту являлся главным условием для любой позиции при Нови; поэтому данную позицию следовало удерживать лишь при том условии, если бы она на правом фланге была эшелонирована более значительными по сравнению с находившимися там силами, т. е., по меньшей мере, 6—8 тыс. чел., расположенных на Монте-Ротондо, которые или помешали бы обходу правого фланга и затем были бы использованы в качестве резерва, или даже атаковали обходящего противника.

При таком условии позицию при Нови все еще можно расценивать как весьма выгодную.

Как мы видели, правый фланг французской армии под командованием Сен-Сира, т. е. дивизии Домбровского и Ватрена, 14-го стоял на Скривии; дивизия Домбровского осаждала Серравалле, где находился гарнизон союзников, состоявший из 1 батальона; Ватрен стоял у С.-Бартоломео; центр, т. е. дивизия Лабуасьера и бригада Колли, стояли на позиции у Нови, занимая город и высоту к западу от него; левый фланг стоял у Пастураны, вероятно, на западном берегу Риаско. Эта позиция, занятая французской армией в 4 часа пополудни, была еще наступательной позицией. Мы уже сказали, что, собственно говоря, не знаем, какое решение принял генерал Жубер на 14-е, так же мало мы знаем о его приказах на другой день, а также о том, было ли занятие позиции у Нови, состоявшееся только 15-го утром, результатом его решения или же это сделано было только для того, чтобы можно было противопоставить левый фланг наступающему Краю{27}. Нам приходится здесь снова ограничиться простыми фактами.

Со своей стороны, и Суворов в этот же день 14 августа изменил свое решение. Увидев, что Жубер вместо того, чтобы вести наступление 14-го, занял сильную позицию перед Нови, он пришел к заключению, что этот генерал намерен держаться на этой позиции и при помощи укреплений может сделать ее совершенно неприступной и, таким образом, создать большие затруднения для проведения его собственного плана — овладеть Ривьерой. Короче говоря, он решил атаковать его на следующий день, чтобы одержать над ним победу, пока еще позволяло время.

Относительно плана атаки Суворова все историки находятся в большом затруднении, мы же вообще испытываем затруднение вследствие запутанности их изложения.

Генерал Край должен был выступить 15 августа на рассвете для атаки французского левого фланга у Пастураны.

Князь Багратион с русским авангардом получил задание двинуться от Поццоло-Формигаро для атаки стоящего на Скривии правого фланга французов, после чего постараться соединиться с Краем. Это привело бы, как можно было предвидеть, к полному окружению неприятельской армии. Дерфельден должен был атаковать Нови, Мелас — оставаться в резерве. Так передает Жомини план сражения, однако, даже здесь, где он берет материал из мемуаров Шателера, он не заслуживает большого доверия. Австрийский журнал, всегда старающийся изобразить в несколько смешном виде личные действия Суворова, сообщает только о приказе, посланном 14-го вечером Краю, — атаковать левый фланг, в то время как русские будут заняты атакой центра, а Мелас — правого фланга. Мы не намерены здесь заниматься дальнейшими рассуждениями о плане или об отсутствии плана сражения, но ограничимся фактическим изложением хода событий, задав себе сначала вопрос, что нам следует думать о них.

Край выступил на рассвете. Дивизия Отта взяла направление на Пастурану и должна была подойти к левому крылу французского центра, если бы она не столкнулась с дивизией Лемуана, которая, по словам Жомини, находилась еще в походном порядке, следовательно, может быть, только что прибыла. Неожиданная атака вызвала в ней некоторое замешательство, она скоро начала отступать, так что австрийцы чуть было не овладели высотами, но сюда поспешил сам Жубер, воодушевил свои войска и восстановил нарушенный порядок.

Дивизия Бельгарда двигалась справа, рядом с дивизией Отта; она ударила на дивизию Груши, которая, имея построение в форме дуги, стояла рядом с дивизией Лемуана; с нею скоро завязался ожесточенный бой.

Более для прикрытия своего правого фланга, чем для обхода левого фланга противника. Край послал генерала Зекендорфа с 3 батальонами и 3 эскадронами на Базалуццо, где этот генерал сначала не встретил никаких сил противника. Таким образом, на западном фланге обеих армий в 5 часов утра сражение было уже в полном разгаре. Оба противника имели силы около 18000 чел. Вслед за обеими французскими дивизиями в ходе сражения подошли пехотные резервы левого фланга под командованием Клозеля, и кавалерийские резервы под командованием Ришпанса подошли к Пастуране.

Дивизия Лемуана скоро снова оказалась в критическом положении, так как Жубер, воодушевлявший своих стрелков к наступлению, был ранен пулей и потерял сознание; это вызвало большое замешательство, войска снова начали отступать; тогда Моро, вовремя подоспевший сюда, личным своим влиянием восстановил порядок и доверие, так что французы удержались на высотах.

Бельгард в своем наступлении против Груши также не продвинулся вперед. Видя, что на фронте наступление не имеет успеха, он хотел создать угрозу левому флангу и поэтому приказал коннице двинуться в долины Леммо и Риаско, а генералу Зекендорфу оказать ей поддержку. Однако, этот генерал продолжал свой марш по дороге от Базалуццо к Оваде и полагал, что не может сделать ничего более важного, как помешать французскому отряду, показавшемуся в этом районе и, вероятно, принятому им за головную часть сильной колонны, соединиться с главными силами армии. Благодаря этому он не поддержал маневра против левого фланга Груши. Появление австрийской кавалерии побудило генерала Ришпанса, прикрывавшего левый фланг Груши, отступить к Пастуране. Однако, теперь вступил в дело французский пехотный резерв под командованием Клозеля, но он не вынудил австрийцев к отступлению, а только потеснил правый фланг Бельгарда, заставив повернуть фронт, вследствие чего дальнейшее его продвижение вперед, было остановлено.

Таким образом, сражение оставалось нерешенным от 5 до 8 час. утра. В центре и на противоположном фланге царствовало еще полное спокойствие. Генерал Край был убежден, что он не в состоянии наступать.

Как это всегда бывает, ему казалось, что большая часть неприятельской армии находится против него, и он не мог понять странного положения: уже в течение трех часов бой был в разгаре, а центр еще не двигался с места. Полный беспокойства и тревоги, он послал своего адъютанта к Багратиону, требуя, чтобы он, наконец, вступил в сражение. Но Суворов не давал еще приказа о наступления, и Багратион колебался брать его на свою ответственность; поэтому прошло еще некоторое время, и только когда Багратион заметил, что французы, по-видимому, готовятся к наступлению против Края, и последний готов потерять равновесие, так как приказал Багратиону сказать, что он совсем отступит, если тот не двинется вперед, Багратион решил выступить и атаковать Нови и ближайшие пункты позиции, когда уже было 9 час. утра.

В то время как половина французской армии на левом фланге в течение четырех часов с большими усилиями удерживала свои позиции, французские генералы поняли, что дивизия Ватрена на Скривии, в одном часе пути от поля сражения, имевшая опорный пункт и прикрывавшая полностью дорогу на Бокетту, легко могла быть отрезана от левого фланга и центра. Поэтому генерал Сен-Сир послал Ватрену приказ двинуться к Нови с целью занять Монте-Ротондо вправо от города и образовать, таким образом, загнутый назад фланг.

Это распоряжение Ватрен начал приводить в исполнение.

В центре бригада Гарданна занимала Нови и, по-видимому, удерживала предместья города против русских. Остальная часть дивизии Лабуасьера и бригада Колли стояли на высотах влево от Нови, но одна полубригада стояла справа и другая в качестве резерва — на высотах позади Нови.

Первая атака русских велась 10 батальонами, предводительствуемыми генералами Багратионом и Милорадовичем, и была направлена на фронт Нови и ближайших участков позиции. У французов было достаточно сил и времени, чтобы приготовиться к этой атаке и не испытывать никаких опасений. Русские повсюду были отброшены с большими потерями. Тогда Багратион сделал попытку с 4 батальонами обойти Нови с востока. Это движение совпало с маневром дивизии Ватрена. Она атаковала эти 4 батальона с фланга, частью отбросив их к остальным силам, частью приведя их в расстройство и вынудив отступить на Формитаро.

Вскоре после перехода в атаку Багратиона и Милорадовича Суворов, став во главе дивизии Дерфельдена, выступил для поддержки этой атаки. Вместе с тем он приказал Краю возобновить атаку с его стороны, Меласу тотчас же двинуться на присоединение к левому флангу армии и даже Розенбергу он послал приказ спешно прибыть сюда. Эти распоряжения могли быть даны в 11 час. утра.

Дивизия Дерфельдена направила свою атаку не против дивизии Ватрена, как это можно было предполагать, так как последняя более всего выдвинулась вперед и над ней легче всего можно было одержать победу, но против позиций у Нови и самого города. Вероятно, причина этого заключалась в том, что эта дивизия уже слишком далеко продвинулась вперед, когда Ватрен оттеснил левый фланг на Формигаро. Атака дивизии Дерфельдена опять оказалась безрезультатной. Возобновившаяся атака Края сначала имела некоторый успех; Бельгард овладел одной высотой на левом фланге дивизии Груши, а Отт после новых усилий взял передние холмы, из которых состояла позиция к западу от Нови. Но резервная бригада Клозеля отбросила выдвинувшееся вперед правое крыло Бельгарда, а резервная бригада Партуно, которую Моро выслал против левого крыла генерала Отта, вынудила этот последний на равнине к отступлению, причем генерал Партуно повел энергичное преследование. Генерал Край счел себя удовлетворенным и поэтому решил под защитой своей артиллерии и конницы только собрать и привести в некоторый порядок совершенно расстроенную пехоту, в то время как находившиеся впереди 2 легких батальона вели еще перестрелку с французами среди садов, виноградников и домов.

Таким образом, сражение шло до 12 час. дня, оставаясь нерешенным, и не следует слишком удивляться этому, так как французы после ухода Домбровского имели силы в 33000 чел., союзники же только 31000 чел.; первые, следовательно, все еще имели превосходство на несколько тысяч человек, кроме того, они занимали очень сильную позицию. Обе армии уже исчерпали свои силы, и каждый удар, нанесенный со свежими до некоторой степени силами, должен был в короткое время привести к несомненному решению. Если бы французы в 12 час. могли ввести в бой хотя бы одну новую дивизию в 6 — 8 тыс. чел., то все еще колебавшееся равновесие сил для союзников было бы, может быть, вовсе потеряно, так что потом ни Мелас, ни Розенберг не могли бы восстановить его.

Мелас в течение этих 6 часов, когда гром сражения раздавался в двух милях от него, находился у Ривальты в ожидании и все возрастающем беспокойстве. Он только выставил сторожевые охранения и, не имея .вполне точных директив, не покидал своего лагеря до получения приказа. В 11 час. посланные вперед части принесли ему известие о поражении, нанесенном Ватреном Багратиону, и о том, что французская колонна, именно дивизия Ватрена, наступает с высот на дорогу Формитаро — Нови. Тогда Мелас решил, что дальше не следует ожидать приказа, запаздывающего, может быть, просто по несчастной случайности; он решил немедленно выступить и атаковать неприятельскую армию в правый фланг; для этого он дал следующие распоряжения.

Генерал Нобили с одной бригадой должен был двинуться к Скривии и освободить Серравалле.

Генерал Дмитровский с другой дивизией — идти в направлении между рекой и Монте-Ротондо, подняться на эту гору на фланге французской армии и затем атаковать ее с фланга и с тыла.

Сам Мелас с бригадами Лаудона и Лузиньяна и двумя полками кавалерии под командованием Лихтенштейна двинулся сначала по дороге на Нови, затем также свернул влево, чтобы атаковать часть горного хребта, лежащую к востоку от Нови.

Так начался третий и заключительный акт этой великой трагедии.

Мелас выступил с 14000 свежих войск, когда кризис этой великой борьбы еще не миновал, и теперь победу союзников можно было считать делом решенным. Никакая нерешительность или ошибочные шаги, с одной стороны, я никакое проявление гениальности и чрезвычайного мужества, с другой — не могли больше изменить судьбы. В таком виде представляется нам положение сражения, но полководцы, лишенные возможности полного обзора развития начавшегося сражения, могли, конечно, иметь другой взгляд на дело.

Между тем Суворов, как мы уже рассказали, послал Меласу приказ о наступлении; узнав, что тот находится на высоте Бузетто, он приказал ему двинуться вправо и атаковать Нови, в то время как русские и Край должны были возобновить свою атаку западнее этого пункта. Однако, Мелас не мог уже более изменить своих распоряжений; желая насколько возможно согласовать свои действия с планом Суворова, он поддержал Дмитровского только бригадой Лаудона, а с бригадой Лузиньяна, состоявшей из 5 батальонов, тотчас же двинулся направо, к спускающейся окраине плато между Нови и Формигаро.

Французы не переменили заблаговременно выдвинутую вперед позицию своего правого фланга, приобретенную им благодаря наступлению дивизии Ватрена. Дивизия Ватрена была задержана русскими, беспрерывно возобновлявшими свои атаки. Было уже 2 часа дня, борьба здесь продолжалась уже около 2 — 3 часов; первоначальный порядок армий обоих противников был совершенно расстроен; геометрически правильное построение превратилось в пеструю сутолоку. Между тем Мелас со своими массами войск спокойно продвигался по своей дороге. Когда французы заметили его приближение, у них было еще время изменить свои неправильные позиции. Несколько батальонов направились к краю плато с целью помешать бригаде Лузиньяна взобраться на него, другие спешно отошли за Монте-Ротондо. Сопротивление у края плато длилось очень недолго, и спешное отступление к высотам произвело на войска очень дурное впечатление. Когда же они взобрались на них и увидели со многих сторон черные тучи наступающих на них неприятельских масс, они утратили свою стойкость и вместо того, чтобы повернуться фронтом к Лузиньяну, начали спешно отступать дальше, желая вырваться из круга, который грозил замкнуть их. Таким образом, появление Дмитровского и Лаудона на фланге дивизии Ватрена облегчило бригаде Лузиньяна подъем на Монте-Ротондо. Несколько батальонов, развернувшихся тонкими линиями стрелков, вероятно, в блаженном неведении о том, что происходило у них в тылу, удержались на месте и совместно с артиллерией оказали австрийцам даже некоторое сопротивление.

Лаудон и Дмитровский двинулись к высотам, лежавшим за Нови, в то время как Лузиньян направился к этому пункту.

Дивизия Ватрена в своем полубегстве уже оставила дорогу на Гави, но Сен-Сир снова собрал ее и, усилив ее 106-й полубригадой из дивизии Лабуасьера, снова повел ее против австрийцев и добился еще раз обладания этой дорогой, по которой эти войска отступили в район за долиной Форновы, находившейся в полумиле от поля сражения, и там заняли позицию.

Пока эти события происходили на левом фланге союзников, русские в центре и Край на правом фланге возобновили свои усилия. Со стороны Края они, по-видимому, имели наименьший успех, что было вполне естественно, так как французский левый фланг менее всего был поколеблен обходом их правого фланга. Суворов же с русскими войсками оказался в состоянии выбить французов из предместья Нови и отбросить их в самый город. Было уже более 4 часов дня. Моро принял решение отступать.

Дивизия Ватрена, уже совершенно, как мы видели, прогнанная с поля сражения, получила приказ занять более высокие террасы Медезима, деревни Тассароло и С.-Кристофоро и этим подготовить отступление для остальных войск.

Дивизия Лабуасьера двинулась на Тассароло и оттуда под прикрытием Ватрена отступила на Гави. Бригада Колли и 6000 чел. кавалерии должны были прикрывать отход правого фланга.

По плану Моро Груши должен был сначала идти через Пастурану, Лемуан следовать за ним, а Колли прикрывать отступление. Но эти указания плана и порядок следования не могли быть выполнены. С одной стороны, прежде еще чем французы начали свое отступление, Бельгарду удалось перебросить с тыла один батальон на Пастурану, что вызвало страх и смятение, с другой, — дивизия Лемуана соединенными атаками русских и австрийцев была совершенно расстроена. Это был момент, когда все пришло в дикий беспорядок и обратилось в бегство, и каждый старался спастись по тропинкам, как только мог.

Только одна бригада Гранжана, которая нашла средство обойти деревню Пастурану, сохранила порядок. Генералы Периньон и Груши оставались пока в Пастуране с одним батальоном и собрали всех беглецов, кого только могли, чтобы удержать этот пункт еще в течение некоторого времени и этим дать время бегущим; но они были атакованы со всех сторон, и оба попали в руки союзников, причем Периньон получил 7 ранений, Груши — 4. Такова же была участь Колли с его бригадой; атакованная со всех сторон она обратилась в бегство, и сам этот генерал, тяжело раненый, попал в плен.

Таким образом, в 8 час. вечера закончилось сражение, начавшееся в 5 час. утра. Французская армия потерпела полное поражение: левый фланг был совершенно разгромлен, из правого фланга спаслись лишь слабые осколки, генерал, командовавший армией, пал на поле сражения, дивизионные генералы Периньон и Груши и бригадные генералы Колли и Партуно попали в плен. Беспрерывное преследование не позволяло и думать о каком бы то ни было дальнейшем сопротивлении в Генуэзской области и о возможности снова собрать армию. Между тем нормальное преследование силами конницы при данных топографических условиях было совершенно невозможно, а из пехоты только Мелас располагал для этой цели некоторыми частями, так как Розенберг не прибыл еще. Но когда и где после ожесточенного боя в такой трудной местности бывало, чтобы преследование продолжалось даже после наступления темноты?

Там, где такое количество естественных препятствий затрудняло и задерживало даже простое передвижение, всякое новое наступление против неприятеля казалось как бы новой борьбой даже при полном расстройстве сил противника; подобное преследование в темноте с войсками, полагавшими, что в течение дня они выполнили уже свой долг, требовало необыкновенной энергии, которой нельзя было ожидать от человека, подобного Меласу; если бы даже в Суворове оказалась такая энергия, то силы австрийской армии при широких брешах, образовавшихся в ней, легко могли иссякнуть. Таким образом, можно было, не ошибаясь, предположить, что в течение ночи отдельным частям французов удастся спастись и что число трофеев первого дня будет значительно меньше, чем позволяли ожидать размеры победы.

Бежавшая армия собралась у Гави. Французы потеряли 37 орудий, 28 повозок с порохом, 1 500 чел. убитыми, 5000 ранеными и 3000 пленными. Потери союзников исчислялись в 8000 чел., из которых 5000 чел. приходится на корпус Края, 2 500 чел. — на русские войска и 500 чел. — на корпус Меласа. Следовательно, у французов потери составляли от ¼ до ¹/₃ сил всей армии, у союзников — ¹/₆, и при этом данное сражение надо считать одним из наиболее кровопролитных в военной истории. Число орудий, потерянных французами, было меньше, чем могло быть при данных обстоятельствах, даже если допустить, что они слабо были вооружены артиллерией.

Теперь нам остается только еще упомянуть, что генерал Нобили отбросил генерала Домбровского от Серравалле и вынудил его отступить в направлении за Виньоле на Скривии, причем эта небольшая вспомогательная операция нигде не оказала никакого влияния на главное сражение.

Генерал Розенберг действительно начал свой марш, но он только ночью прибыл в Поццоло-Формигаро.

Рассуждение о битве при Нови

Позором для австрийской военной история является тот факт, что она не дает нам более подробных объяснений истории этого дня. Если даже, действительно, Суворов не дал никакой письменной диспозиции на 15 августа, то в австрийских военных архивах все же должно было найтись нечто большее, чем те несколько слов, которые приводит в своем рассказе австрийский военный журнал в качестве директивы, полученной генералом Краем 14-го вечером; если же в архивах и не было никаких письменных материалов, то все же, опираясь на традицию, не трудно было бы более точно привести план Суворова и указать, какое влияние имел этот план и вытекавшие из него приказы на ход событий. Вполне возможно, что при этом мы натолкнулись бы на некоторые чудачества русского полководца, более уместные на Дунае, чем на По. Но, во-первых, военная история не обязана заботиться о славе Суворова, которую вообще следует искать не в сильной военной диалектике, во-вторых, совершенно невероятно, чтобы австрийцы умолчали о чем-нибудь, заботясь о славе Суворова; скорее можно предположить, что вступление к сражению умышленно изображается так анекдотически чтобы более выставить на вид странности Суворова, потому что австрийцы, по-видимому, думали, что гений этого полководца более задерживает, чем окрыляет их победоносное оружие.

Из тех немногих сведений, которые сообщают австрийские источники о распоряжениях Суворова, можно усмотреть, что этот полководец намерен был только вести частичную операцию с обеими дивизиями Бельгарда и Отта, чтобы отбросить левый фланг французов, который 14-го у Пастураны еще можно было рассматривать как отдельный корпус, и овладеть этим районом, остальные силы должны были заняться центром и правым флангом. Этот план согласуется также о позднейшим использованием русских сил и с оставлением генерала Меласа у Ривальты.

Если бы мы имели дело с робким полководцем, то такой план не являлся бы невероятным; такой полководец постарался бы путем стратегического маневра побудить к отступлению французов; был ли этот план неудачным или опасным — это другой вопрос; по крайней мере, мы можем принять в соображение его стратегическое значение. Но Суворов никоим образом не был робким полководцем, и если упорное сопротивление французов на Треббии заставило его несколько задуматься, то все же при своем превосходстве над противником он мог не опасаться за победу; случай победить своего противника в большом сражении, прежде чем Альпийская армия сможет приступить к совместным действиям, должен был казаться ему желательным. У всех историков вполне определенно говорится также о плане атаки, так что можно отбросить в сторону всякое предположение о маневре.

В изложении Жомини дается настоящий план сражения, но мы опасаемся, что этот план взят из сомнительных источников: во-первых, согласно этому плану, Багратион должен был вне линии обстрела артиллерии идти от Нови на Серравалле и там атаковать правый фланг французов, тогда как в действительности этот генерал не оставлял района Формигаро и оттуда двинулся прямо к самому Нови: во-вторых, оставление генерала Меласа у Ривальты не соответствовало существу плана сражения и, в-третьих, было совершенно ненормальным явлением при атаках различных колонн допускать промежутки между атаками от 4 до 5 часов.

Мы не можем найти никакого выхода из этих противоречий, но склоняемся к тому мнению, что Суворов 15-го намерен был вести, со своим правым флангом только частичную операцию против войск, стоявших у Пастураны; генерала Меласа он оставил у Ривальты, может быть, из опасения, что часть французской армии может появиться на правом берегу Скривии, а также потому, что он хотел дождаться дальнейшего развития французских операций.

Подобное предположение мы находим возможным хотя бы уже потому, что Суворов привык к ведению войн с турками, а эти войны, как вообще все войны полукулътурных народов, характеризуются недостатком общей связи операций и похожи на живой организм, в котором деятельность самых малых частей более или менее составляет все. Подобная война является полем для частичных операции, имеющих значение не по своей взаимной связи, а по своему количеству.

Мы не хотим придавать этому предположению какого-либо важного значения и не торопимся с выводами, для которых у нас еще будет время.

Если мы рассмотрим сражение так, как оно фактически происходило, то следующие моменты в нем заслуживают внимания.

1. Тот факт, что 44000 союзников разбили 35000 французов, не нуждается в объяснении, и, следовательно, мы не должны искать причин этого в ходе сражения.

2. Если бы французы в начале сражения не расположились в трех разобщенных один от другого пунктах, а именно у С.-Бартоломео на Скривии, у Нови и у Пастураны, но находились бы уже в сосредоточенных силах на позиции у Нови, то они сражались бы с гораздо большим успехом и при данных обстоятельствах, может быть, одержали бы победу над союзниками. Их левый фланг с самого начала попал в тяжелое положение, так как он еще был на марше и не приведен был в порядок, поэтому 18000 французов, из которых он состоял, были совершенно скованы 18000 союзников, чего не могло бы случиться при хорошей позиции. Левый фланг мог бы тогда иметь большой резерв и с помощью его добиться благоприятного исхода.

Если бы французский правый фланг находился на горе Монте-Ротондо, его положение было бы почти неприступным, и в худшем случае при переходе в наступление ему только не удалось бы провести его, так как оно направлялось в район Формигаро, где Мелас мог одновременно атаковать его о фланга и с тыла.

Мы приходим к такому выводу: вполне возможно, что если бы французы сосредоточили свои силы у Нови и имели бы одну треть их в качестве резерва, они не только отбили бы все атаки Края и русских, но могли бы разбить эти войска, прежде чем подошел бы Мелас, а с прибытием последнего положение было бы таким, что его содействие не принесло бы уже никакой пользы. Мы говорим, что это было бы возможно, хотя, учитывая огромную энергию, обнаруженную Суворовым в битве при Треббии, не считаем этого вероятным. В ходе сражения французы должны были бы добиться очень значительных успехов, чтобы поставить Края и русских в такое положение, когда Мелас не мог бы уже восстановить сражение, но пока его можно было продолжать, нельзя было ожидать от Суворова, что он от него отказался.

Эта возможность представляла, следовательно, опасность, которой союзники избегли, последовательно вводя в бой свои силы. Это привело к успеху, и данное сражение с теоретической точки зрения является в высшей степени показательным, так как ни в каком другом сражении не обнаружилась с такой ясностью успешность постепенного использования сил. Итак, вам следует сосредоточить на нем свое внимание.

3. В 5 час. утра Край начал первый акт, в 9 час. утра Багратион — второй, в 2 часа дня выступил Мелас со своим решением. Если бы русские силы были введены в бой в 5 часов, одновременно с Краем, то союзникам было бы трудно так долго, девять часов, выдерживать бой, так как русские в течение пятичасового боя уже находились в невыгодном положении, и им было бы тяжело держаться еще четыре часа; но если бы Мелас выступил значительно раньше, то все сражение сократилось бы, и в решительный момент силы не в такой степени были бы истощены.

Мы видим здесь, какой опасности удалось избежать союзникам, и хотим показать, что такая эшелонообразная атака давала средство руководить в течение девяти часов все еще не решенным сражением. Хотя объектом атак русских и генерала Края были не одни и те же пункты, а следовательно, и не одни и те же части войск, однако, это не исключало их взаимного влияния друг на друга. Когда русские вступили в бой, Край, собственно, уже вел его, и без этого возобновления сражения на другом пункте он, вероятно, ничего бы не добился. Он полагал, что у него на плечах висит большая часть неприятельской армии, и на выступление русских смотрел как на непосредственную помощь; однако, как мы это знаем из хода сражения, дело было не так; из войск, сражавшихся против русских, никакие части не были выставлены против Края; если бы русские выступили одновременно с ним, против него все же оставалось бы не меньшее количество войск, и вместе с тем он не мог рассчитывать на большой успех. Человеку по природе свойственно при каждом новом ожидания напрягать свои силы и приобретать способность к новой деятельности.

Итак, сражение отличалось большой продолжительностью, так как оно не на всех пунктах происходило одновременно.

Когда подошел Мелас, силы обоих противников дошли уже до крайней степени истощения, резервы были крайне немногочисленны, или даже вообще не было никаких свежих резервов. Части в большей или меньшей степени утратили свой первоначальный порядок, правый фланг французов запутался в своем наступлении, которое являлось лишь заключительным актом; одним словом, все было подготовлено к победе, и даже простое продвижение 14000 чел. под начальством Меласа должно было сделать ее несомненной. Даже простого появления этого корпуса на Монте-Ротондо было достаточно, чтобы внезапно расстроить левый фланг и центр французов, которые до сих пор успешно отражали все атаки и в течение девяти часов полностью удерживали за собой свои первоначальные позиции; подобно расшатанной стене, они повсюду поддались под новыми ударами союзных войск. Эта уверенность в победе в тот момент, когда выступил Мелас, была большим выигрышем, получившимся в результате введения в бой новых сил. Предположим, что союзники одновременно атаковали тремя большими массами и генерал Мелас наступал, обойдя сначала правый фланг, и появился на горе Монте-Ротондо, то возможно вообще, что союзники спустя некоторое время одержали бы победу благодаря превосходству своих сил, но не такую полную, как в 2 часа, когда появился Мелас.

Эта несомненность победы была куплена ценой опасности, которой они подвергались до этого времени, но эта опасность не возникла бы, если бы русские и Мелас, не приступая рано к атаке, оставались на месте; тогда бы это сражение оставалось в ряду обычных и было бы отмечено только все возрастающим введением в бой боевых сил со стороны союзников.

В наших сражениях нового времени это постепенное использование боевых сил всех родов войск имеет то преимущественное значение, что тот, кто сумеет в среднем добиться преимущества, может почти методически побеждать.

Мы, однако, не придерживаемся того мнения, что распоряжения Суворова вытекали из хорошего плана сражения; мы даже сомневаемся в том, нужно ли было вообще иметь такой план. Из-за неподготовленности к бою его войсковых масс непредвиденным образом получилось медленное использование его сил, которое было бы очень тяжелым, если бы все оставалось на месте, но которое впоследствии тем не менее оказалось действенным и устранило опасность.

5 600 чел., оставленных Суворовым у Спинетто, большая часть из 13000 чел., оставшихся под начальством Розенберга у Тортоны, несколько тысяч отправленных Меласом к Серравалле, — все это было бесполезной растратой сил, которая ничем не может быть оправдана; это не нуждается ни в каких доказательствах. Это ослабило силы союзников на 16 — 18 тыс. чел., которых вполне было бы достаточно, чтобы совершенно уничтожить французскую армию.

Суворов до своего ухода остается в бездействии на Танаро. Падение Тортоны

После того как французская армия в сражении при Нови потеряла 10000 чел. и большую часть своей артиллерии, она сохранила еще силы до 31000 чел., находившихся в расстроенном состоянии. С такими силами защищать Генуэзские горы против 60000 союзников было невозможно, пока последние продолжали свое наступление. Моро решил отступить на Ниццу и уже отправил артиллерию в С.-Пьетро д'Арена, небольшой порт близ Генуи, для погрузки на суда. Между тем союзники на следующий день после сражения вели преследование не со всей массой войск, а ограничились тем, что послали на Гави одну дивизию русских.

Следовательно, французскому командующему не только не нужно было двигаться быстрым маршем, но он мог удовольствоваться 16-го и 17-го занятием своих старых позиций в горах.

Ватрен со своей дивизией и дивизией Домбровского занял пункты между Скривией и Орбой. Под его командованием находился также генерал Миоллис, стоявший в Восточной Ривьере за Стурой с 3 400 чел. против Кленау.

Левый фланг под командованием Сен-Сира состоял из дивизий Лабуасьера, Лемуана, Гранжана (раньше Груши) и бригады Роге, остававшейся в долинах Бормиды. Он занимал подступы к Савоне, Финале и Лоано, достигая своим правым крылом Стуры. Очищение Генуэзской области должно было казаться генералу Моро тем предпочтительнее, что наступление союзников на его левый фланг помешало бы большей части его войск достигнуть графства Ниццы, так что они вынуждены были бы отступить в Геную, а последнее, вследствие настроения генуэзского населения, представлялось французскому командующему нежелательным. Однако, он смотрел на это добровольное очищение Генуэзской области как на шаг большой ответственности. Взгляды на подобные стратегические вопросы были слишком различны, чтобы командующий мог успокоиться на решении, принятом по своему личному убеждению; то, что ему самому представлялось полезным и необходимым, могло показаться Директории малодушной поспешностью. И без этого, командуя армией лишь фактически, без официального назначения, он боялся принять эту решительную меру на свою личную ответственность и, так как союзники его не преследовали, он надеялся отложить ее или до прибытия своего преемника или до получения решения Директории.

С этим намерением он просил генерала Шампионе сосредоточить сильную дивизию Альпийской армии у Кони и предложил Лигурийской республике, кроме немногочисленных войск, уже имевшихся при французской армии, выставить еще 12—15 тыс. чел., которые могли бы взять на себя защиту города; однако, он получил такой ответ: об этом не может быть и речи, так как население совершенно не расположено обороняться против союзников, а скорее склонно открыть перед ними ворота, как только они появятся перед городом.

Суворов не преследовал французской армии и не делал никаких приготовлений к новому наступлению или к использованию в каком-либо пункте своей победы. Он продолжал стоять со своей армией у Нови, снова послав генерала Меласа в Ривальту, и приказал Алькаини снова начать снятую на время осаду Тортоны. В качестве причины своего бездействия он приводил опасения за фланг и тыл своего театра войны, возникавшие у него в связи с событиями в Альтах. Мы в нескольких словах напомним об этих событиях.

Шампионе в начале августа прибыл в Альпийскую армию, но нашел ее еще в очень мало воинственном состоянии. Немногочисленные линейные войска, находившиеся при ней, были под командованием Лемуана присоединены к Итальянской армия и их должны были заменить войска, прибывавшие из центра. Эта армия в начале августа насчитывала только 16000 чел., и в ней недоставало еще многих предметов военного снаряжения. Тем не менее Шампионе решил перед наступлением французской армии произвести диверсию для облегчения его. Поэтому 10 августа он приказал генералу Компану с несколькими тысячами человек продвинуться за Малый Бернард и взял у генерала Гаддика, стоявшего у Аосты, у подножия Малого Бернарда, расположенный там укрепленный пост Ла-Тюиль. В то же время один отряд проник за Мон-Сенис и отбросил к Сузе австрийские посты, принадлежавшие к силам генерала Кайма. Эти события, при которых австрийцы потеряли несколько человек, произвели шума больше, чем они того заслуживали.

Через несколько дней началась операция Лекурба против австрийского левого фланга в Швейцарии. Стоявший с 8 батальонами в Валлисской долине полковник Штраух 14-го и 15-го ввязался в крайне неудачные бои с дивизиями Ксантрайля и Лекурба и, потеряв половину своих сил, был вытеснен из Валлиса и вынужден был отступить до Лаго-Маджиоре.

Об этом мы расскажем более подробно в следующей главе. Таковы были два события, которые, по крайней .мере, по внешности мотивировали бездеятельность Суворова и действительно побудили его через несколько дней после сражения при Нови послать к Лаго-Маджиоре генерала Края с 8000 чел., а самому с главными силами армии 20 августа двинуться к Асти, чтобы ближе подойти к Кайму.

Впрочем, едва ли можно сомневаться в том, что не эти события были действительной причиной бездействия Суворова. Он уже знал, что ему назначено со своими русскими войсками идти в поход в Швейцарию. Там ему предстояло соединиться с 30000 русских войск, ожидавших его под командованием Корсакова, и сменить в Швейцарии эрцгерцога, с тем чтобы последний мог двинуться на Рейн, где французы намеревались создать новую армию под предводительством Моро. Легко понять, что такой обмен ролями не очень нравился генералу Суворову; в Италии ему оставалось только пожать плоды победы, тогда как в Швейцарии нужно было еще одержать такую же победу. Впрочем, главная причина того, что он был недоволен и неохотно шел на эту отдаленную операцию, заключалась в тех разногласиях, обнаружившихся уже между венским и петербургским правительствами, причиной которых был русский главнокомандующий, который, естественно, принимал в них участие. Давно уже все шло не так, как ему хотелось: когда он прилагал все усилия к тому, чтобы пригласить сардинского короля вернуться в свою столицу, австрийский двор хотя и не выступил с формальным протестом, но все же решительно воспротивился этому возвращению. Мы не располагаем подробными сведениями об этом, но и того, что мы знаем, вполне достаточно, чтобы понять, что бездействие Суворова после решительной победы было вызвано не обстановкой, создавшейся на театре войны, — здесь играла роль закулисная сторона событий, без которой не обходится ни одна кампания.

24 или 25 августа Суворов, действительно, получил приказ идти с русскими войсками в Швейцарию и передать командование в Пьемонте генералу Меласу.

Сначала он хотел сгоряча уже 27-го выступить в поход, но потом его уговорили отсрочить выступление еще на несколько дней, чтобы принять меры для обеспечения продовольствием; так как Тортонская цитадель 25-го заключила соглашение о перемирии на условии сдачи 11 сентября в случае если до этого времени она не получит никакой помощи, то австрийским генералам нетрудно было уговорить Суворова дождаться в Италии наступления этого срока.

Итак, Суворов остался в Италии еще на 3 недели на позициях у Асти, Акви и Ривальты, тогда как французы заняли позиции в горах. В течение этого времени в открытом поле союзниками было проведено лишь несколько операций на правом и левом флангах театра военных действий.

На левом фланге генерал Кленау в Восточной Ривьере с несколькими тысячами человек во время сражения при Нови предпринял наступательную операцию против Генуи. В начале августа он прибыл в залив у Специи, овладел там укрепленными замками за исключением форта С.-Мариа, где находился сильный гарнизон. 15 августа он получил доставленный прибывшим казачьим полком приказ Суворова начать наступление на правый фланг противника. Хотя ожидалось еще прибытие посланных за Апеннины нескольких пехотных полков из осаждавшего Мантую корпуса, которые должны были присоединиться к нему в количестве около 1 600 человек, однако, он решил в тот же день продвинуться до Рикко. 16 августа он атаковал отряды генерала Миоллиса в районе Монельи и отбросил их за Сестри, Кьякари, Рапалло и Нерви. Затем генерал Кленау получил приказ отослать в Тоскану только что прибывшие два полка, с другой стороны, французы получили подкрепления; поэтому он решил отступить за Стуру на Кьявари, оставив у Рапалло полковника Аспера с несколькими сотнями человек.

На этой позиции он оставался в течение нескольких дней в то время как Моро послал подкрепление генералу Миоллису и приказал Ватрену с несколькими тысячами человек пройти по Апеннинскому хребту и, спустившись через Торралью к Стуре, атаковать австрийского генерала с правого фланга.

Таким образом, генерал Кленау 21 августа был атакован с двух сторон; он оказал упорное сопротивление, но все же был разбит и, понеся потери в 5 — б тыс. чел., был вынужден отступить на Сестри. Французы не преследовали, и Кленау мог беспрепятственно заняться завоеванием форта С.-Мариа. У него недоставало осадных средств, поэтому он доставил несколько орудий из флорентийских укрепленных пунктов, закупил порох и снаряды и с большим трудом и усилиями перебросил орудия на склоны гор, возвышавшихся над фортом. Отсюда форт в течение нескольких дней с большим успехом обстреливался, и 27 августа гарнизон в составе 600 чел. сдался в плен. Кроме 64 орудий, в этом форте были найдены значительные запасы продовольствия и военных материалов.

Таковы были события на левом фланге союзной армии.

На правом фланге Шампионе, добившийся некоторых успехов в организации своей армии, желая произвести диверсию в интересах Итальянской армии, спустился с высот Котских Альп в долины Пьемонта.

Ни один из источников не дает нам никаких сведений о позиции, выбранной войсками генерала Кайма. Так как Турин находится на расстоянии 8 — 10 миль от большинства укрепленных пунктов этих долин, а корпус Кайма насчитывал только 14000 чел., то можно предположить, что эти пункты с большей частью полуразрушенными укреплениями были заняты лишь немногими австрийскими войсками, главным образом, вооруженными пьемонтцами. Какие силы стояли в долинах По, Майры и Стуры, об этом мы можем судить лишь совершенно проблематично, так как нигде не говорится, что союзники когда бы то ни было осаждали Кони. Кажется, что там против французской Альпийской армии находились только вооруженные группы под названием барбетов, но далее в тыл, в районе Савильяно и Фоссано, стоял генерал Готтсгейм с несколькими тысячами человек.

Действительную диверсию следовало предпринять одновременно с сражением при Нови, чтобы распространившиеся о ней слухи явились противовесом одержанной союзниками победе. Это случилось бы, если бы Шампионе предпринял свои первые операции 10 августа, а затем спустился бы в долину По. Впрочем, при начале действий Шампионе, по-видимому, чувствовал себя еще слишком слабым, и эта новая операция объясняется только решением Моро задержаться в Апеннинах.

25 августа французские колонны проникли за Альпы — правый фланг под командованием Шампионе через заграждения у истоков Вара в долину Стуры; центр под командованием Дюэма через Мон-Женевр — в Бриансонскую долину, наступая двумя колоннами, правая из которых под командованием Лессюира направилась на Фенестреллу и Пиньеролу, левая под командованием Молара — в Валь д'Уль (долина Сузы).

Силы этих трех колонн состояли из 12000 чел. Две последние из них к 12 августа, т. е. в продолжение 6 дней, овладели долинами, деблокировали Фенестреллу и взяли Сузу и Пиньеролу. Колонна под командованием Компана наступала еще медленнее. Она встретила со стороны барбетов упорное сопротивление и только 2 сентября могла достичь Кони.

6 сентября, через 12 дней после этого перехода, на внешнем левом фланге Шампионе генерал Малле прошел через Малый Сен-Бернард, а генерал Ксантрайль в это же время прошел через Симплон и отбросил принца Рогана от Домо д'Оссола; поэтому Гаддик счел за лучшее отступить до Ивреи.

Оставаясь на этой позиции, Шампионе, как мы увидим, после выступления в поход Суворова продолжал свою диверсию против Меласа.

Суворов не придал слишком большого значения этой поднятой в горах тревоге и она не оказала никакого влияния на его мероприятия, кроме того, что он отозвал Края назад.

Этот генерал при известии о том, что французы не ведут далее преследования полковника Штрауха, 22 августа сделал остановку у Вогеры, отправив на поддержку Штрауха только одну бригаду Лаудона. Суворов неизвестно по какой причине оставил генерала Края у Новары и только при известии о наступлении Альпийской армии 28 августа приказал ему вернуться к Танаро и расположиться у Фелиццано.

Главная армия Суворова получила приказ быть в готовности к походу на Савильяно, ибо Суворов в случае действительно серьезного наступления французов мог ожидать его прежде всего со стороны Кони.

В Генуе при приближении Зекендорфа в ответ на требование французов увеличить вооруженные силы на 12—15 тыс. чел. возникли волнения, причем народ угрожал непосредственным вступлением в переговоры с австрийцами. Эти серьезные выступления побудили генерала Моро объявить Геную на осадном положении и назначить генерала Дессоля комендантом с большими полномочиями.

Моро видел, что если Генуя должна пасть, руководство правительством должно быть совершенно отнято у старых патрициев и во главе правления должны быть поставлены люди, которые были глубоко заинтересованы в демократической системе. Но Моро и здесь боялся предпринять решительные шаги, желая также и это трудное дело передать своему преемнику.

Соглашение о перемирии под Тортоной, которое по существу своему требовало попытки к ее освобождению, а также известие, подученное Моро о новом назначении Суворова, побудили первого принять решение — предпринять еще одну такую попытку. Для этого он назначил сильную дивизию под командованием генерала Ватрена, который 8 сентября продвинулся до Нови и оттеснил австрийцев.

Сен-Сиру и Шампионе Моро приказал несколько продвинуться вперед на Стуре и Бормиде, чтобы отвлечь в эту сторону внимание союзников.

Действительно, Суворов, ввиду предстоящего падения 11 сентября Тортоны, уже начал свой поход; 8 сентября колонна под командованием Розенберга двинулась из Ривальты на Александрию и другая колонна от Асти на Монкальво.

Мелас при первом известии о движении французов к Нови приказал генералу Краю двинуться от Фелиццано на Формитаро и сам из Асти поспешил сюда же. Суворов также 9-го повернул назад и снова направился к Александрии, так что уже 9-го Край вынудил Ватрена снова отступить за Нови.

На следующий день сам Моро произвел еще рекогносцировку и, убедившись, что перед ним находится большая часть союзной армии, приказал начать обратный марш на старые позиции.

11 сентября гарнизон Тортоны сдался после трехмесячного окружения и трехнедельной осады. 1000 чел., из которых состоял гарнизон, получили право свободного выхода.

В тот же самый день Суворов выступил к С.-Готарду, Мелас же оставил генерала Карачая с 5000 чел. в районе Нови и сам двинулся с главными силами армии против позиций у Бра при впадении Стуры в Танаро; эти позиции были им взяты 16 сентября.

Так как сделанные нами ранее замечания по поводу бездействия Суворова и принятые французским правительством постановления о создании двух итальянских армий для намеченного нового наступления, равно как и решение союзников отправить русскую армию Суворова в Швейцарию, занимают довольно большое место в общих рассуждениях о всей кампании, то мы можем теперь перейти к новой главе, содержанием которой будут события в Швейцарии, происшедшие в период между двумя сражениями при Цюрихе.