Наступление продолжается
В 1944 году наступление наших войск развернулось на обширнейшем фронте. Этот год стал годом решающих побед над гитлеровской Германией.
Преимущество в воздухе было на стороне советской авиации. Отечественная промышленность производила самолеты, моторы, вооружение и аппаратуру, по своему качеству и количеству превосходящие вражескую технику.
Коренной перелом в воздушной обстановке определился еще в первые месяцы 1943 года. Советские летчики нанесли поражение немецко-фашистской авиации под Сталинградом, разгромили ее на Кубани, одержали победу в сражении на Курской дуге.
Первый день 1944 года гвардейцы отметили крепким ударом по врагу. Они вылетели в район Мостище-Никитиха, станции Оболь и Замосточье. Группы вели капитан Феофанов, старшие лейтенанты Павлов и Чувин, лейтенанты Афанасьев, Инасаридзе и Пяткин. [154]
Летчики и авиаспециалисты — в приподнятом настроении. Что ни говори — первый вылет в новом году! К тому же и погода хороша: слабый морозец, безветренно. Вьются в воздухе снежинки и медленно оседают на плоскостях самолетов, на меховых воротниках летчиков и куртках механиков.
Инасаридзе и Афанасьев беседуют с молодыми летчиками, еще и еще раз напоминают им о том, чтобы держали место в строю, внимательно следили за ведущим, были осмотрительны и попусту не расходовали боекомплекты.
Георгий Мошанин и Кузьма Широков слушают своих командиров звеньев с особым вниманием. На такую штурмовку они вылетают впервые. Внимательно прислушиваются к словам старших товарищей Степан Янковский и Дмитрий Тарасов, хотя они уже участвовали в серьезных делах. Несколько дней назад вместе с Инасаридзе и Пяткиным Янковский выполнял специальное задание командования, снабжая боеприпасами партизан в глубоком вражеском тылу. Правда, в строю они пока ведомые, но такие ведомые, которые и сами вскоре смогут повести своих молодых товарищей.
— По самолетам! — слышится команда.
К взлетной полосе подруливает первый самолет. Приняв команду по радио и увидев поднятый флажок стартера, летчик начинает разбег. Машина незаметно отрывается от аэродрома. Мелькают и сливаются большие буквы на обеих сторонах фюзеляжа, но еще можно разобрать написанное на них слово «Мститель».
Это взлетел Инасаридзе. Вслед за ним поднимаются в воздух его ведомые — Янковский, Севастьянов и Широков, пристраиваются к ведущему и, сопровождаемые четверкой истребителей, уходят в направлении Витебска.
Через 15 минут они будут над целью. А за это время поднимутся еще три группы штурмовиков.
По железной дороге Орша — Витебск немцы подбрасывают к фронту резервы, и штурмовики получили задание взять под контроль эту дорогу.
Длинную цепочку открытых площадок с техникой и большое белое облако от паровоза, который вот-вот двинется на север, Инасаридзе замечает сразу. О назначении эшелона красноречиво говорят и появившиеся справа четыре «фоккера». [155]
Ведущий подает команду «Атака» и нацеливается своим самолетом на паровоз. Вслед за ним пикируют Янковский, Севастьянов и Широков. Разворачиваясь, летчики замечают разбросанные вагоны, взорванный паровоз и одновременно совсем близко вражеских истребителей.
Тотчас начинается воздушный бой. С исключительным спокойствием отбиваются от «фоккеров» воздушные стрелки. Три атаки, несмотря на полученное тяжелое ранение руки, отражает Каплин.
В этом бою экипажи Инасаридзе и Янковского сбили два вражеских самолета, экипаж Севастьянова повредил третий, а четвертый предпочел уйти. Сопровождающие штурмовиков истребители в это время связали боем группу «мессершмиттов» и сбили одного из них.
Удивительно складываются судьбы людей на войне. Один, не раз глядя смерти в глаза, остается неуязвимым, его даже не оцарапает пуля или осколок. Иной сто раз поднимается на самолете, видит врага рядом, израненный, на подбитой машине добирается до своей территории, а через месяц — два снова возвращается в строй. А некоторые после одного — двух боев выбывают и уже не возвращаются...
Младший лейтенант Кузьма Широков оказался в числе последних.
1 января 1944 года он не вернулся на свой аэродром.
Только после войны Широков смог рассказать товарищам о том, что с ним произошло в тот злополучный день:
«1 января 1944 года в группе лейтенанта Инасаридзе мне пришлось штурмовать железнодорожный эшелон у станции Замосточье. В этом, по счету пятом, боевом вылете я был сбит самолетом противника. Очнулся в тот момент, когда мне нанесли несколько ударов прикладом. Я был в руках немецких солдат.
На следующий день меня отправили под усиленным конвоем в витебский лагерь военнопленных. Здесь я увидел, как умирают раненые товарищи в грязных холодных помещениях, без одежды и медицинской помощи.
Спустя несколько дней я попал в город Лодзь, где размещался лагерь советских летчиков. На пути в Лодзь [156] я с группой товарищей пытался совершить побег из вагона. За попытку к бегству мы все были избиты и раздеты. В холодном товарном вагоне, в одном нижнем белье, без пищи прожили три дня. В лагере нас подвергали всевозможным издевательствам, мы были острижены, одеты в лохмотья и деревянные колодки на ноги. На всех частях одежды крупными буквами было написано «US» (Советский Союз).
Мне был присвоен номер 51684 и дана бирка на шею. С этого момента я назывался этим номером. За короткий срок я дошел до истощения вследствие постоянного голода. 300 граммов хлеба наполовину с древесными опилками, 3/4 литра бурды (вода с гнилой капустой) — вот что давали на сутки. Лагерь был обнесен несколькими рядами колючей проволоки. Пулеметные вышки с прожекторами через каждые 50 метров, и часовые с собаками надежно охраняли пленных. Везде предупреждающие надписи: «За приближение — расстрел». Однако это не исключало побегов. Они совершались систематически. За побеги весь лагерь подвергался репрессиям. Многих товарищей отправили в застенки гестапо, откуда они уже не возвратились.
В лагере я встретил бывшего командира нашего полка полковника Чубченкова. Его и других самых опасных заковали в кандалы и отправили неизвестно куда. Впоследствии мы узнали, что их заживо сожгли{23}.
Я принимал участие в нескольких подкопах, но они были неудачными. Нас били и пытали. Летом 1944 года лагерь был расформирован. [157]
Нас заковали в кандалы и в вагонах, опоясанных колючей проволокой, под усиленной охраной перевезли в Судетскую область.
В марте 1945 года я бежал из лагеря вместе со старшим лейтенантом Шевченко. В течение четырех дней без пищи (питались травой, добытой из-под снега), падая от усталости и голода, мы пробрались через горы в Чехословакию. Там попали к чешским партизанам вблизи Праги. Нас приняли, как братьев, помогли одеться и вооружиться.
За все мучения, которые нам пришлось испытать, за погибших товарищей мы мстили фашистам».
Полк в составе войск 1-го Прибалтийского фронта вел боевые действия на витебском и полоцком направлениях совместно с 11-м гвардейским, 4-м и 39-м корпусами. Штурмовики большими и малыми группами наносили удары по живой силе и технике врага, вылетали на разведку и фотографирование переднего края немецкой обороны, доставляли командованию важные сведения, которые использовались при разработке плана наступательных операций наших войск. Одновременно весь личный состав серьезно и настойчиво учился.
В процессе учебы опытные штурмовики Мусиенко, Чувин, Павлов, Дубенсков рассказывали о преимуществах применяемых строев и порядков, маневрировании над целью, при подходе и уходе от цели, о мерах борьбы с вражескими истребителями, непрерывно менявшими способы атак.
Летчикам предъявлялись жесткие требования по штурманской подготовке, потому что без отличного знания района и настоящего штурманского глазомера, сочетаемого с отличной техникой пилотирования, нельзя было рассчитывать на успешное выполнение боевой задачи.
Действенным средством повышения знаний летного состава являлись разборы полетов, которые проводились в полку и в эскадрильях.
Учились молодые, недостаточно опытные воздушные стрелки. Они перенимали опыт таких умелых воинов, как сержанты Виктор Мальков, Геннадий Мамырин, Петр Носков. Двенадцать раз встречался Мальков с [158] вражескими истребителями и всегда действовал смело, надежно прикрывая своего летчика.
— Исход боя, — говорил Мальков товарищам, — решает осмотрительность. Если стрелок вовремя заметит противника, он может приготовиться к обороне, быстро оценить обстановку. Поэтому еще на земле следует договориться о зоне просмотра. Все зависит от сработанности огневых точек. Стрелкам ни в коем случае нельзя увлекаться наземными целями и ставить, таким образом, под угрозу весь экипаж.
Летчики и воздушные стрелки, изучая опыт боев, еще и еще раз убеждались в важности четкого взаимодействия в полете и точного выполнения команды. В этом-то как раз и был заложен секрет успеха штурмовиков.
Ряды гвардейцев пополнялись летчиками — выпускниками авиационных училищ и школ. Молодежь получала в училищах основательные знания, большую теоретическую и практическую подготовку. Но почти никто из прибывающих не имел опыта боевых действий. Такими в свое время пришли сюда Иван Павлов, Анатолий Смирнов, Михаил Узков, Федор Калугин, Николай Петров, Сергей Афанасьев. Такими эти люди, ставшие потом опытными летчиками, видели Ивана Селягина, Степана Янковского, Григория Михайлова. Такими затем прибыли в гвардейскую семью Дмитрий Тарасов, Николай Баленко, Василий Кузнецов, Иван Корчагин Анатолий Кривенко. [159]
«Ушел летчик из школы и снова попал в школу», — полушутя, полусерьезно говорили молодые пилоты. Младших лейтенантов Василия Кузнецова и Ивана Корчагина определенно удивила атмосфера, царившая в полку. Они рассчитывали, что через день — два полетят на штурмовку, в крайнем случае — на ознакомление с полем боя.
На деле все оказалось по-другому: та же школа, только нет звонков на перерывы и классы поменьше. Прилетят люди с разведки, доложат командиру и спешат в свою эскадрилью. Там занятия идут с утра. Два часа стреляли в тире, теперь склонились над листками бумаги и решают задачи по теории воздушной стрельбы — готовятся к зачету.
Слово «зачет» кажется новичкам странным здесь, на фронте. Между тем его можно услышать всюду.
Целые дни не утихают за лесом выстрелы. Знатоки теории и практики Лысенко, Павлов, Феофанов помогают тем, кто слаб в воздушной стрельбе.
Лучше других подготовил свою эскадрилью капитан Феофанов, и она заняла первое место, а первая оказалась на третьем. Зато на зачетах по НШС{24} лучшие оценки получила первая эскадрилья.
Только закончились эти зачеты, как в полку была создана комиссия по установлению квалификации летного состава по воздушной связи. Молодежи пришлось на первых порах довольствоваться третьим классом.
Через несколько недель штаб объявил результаты приема зачетов от молодого летного состава по материальной части самолета Ил-2. Фамилии младших лейтенантов Кузнецова и Корчагина значились первыми среди тех, кто получил высший балл. [160]
На очереди был зачет по знанию района в радиусе 200 километров. Лишь после этого летчики были допущены к выполнению маршрутных полетов. Наконец последовал специальный приказ, в котором перечислялись фамилии новичков, закончивших вывозную программу. Летчики младшие лейтенанты Василий Кузнецов из второй эскадрильи, Иван Корчагин — из третьей вылетали на первое боевое задание. Тем же приказом командир разрешил вылет на штурмовку старшему лейтенанту Петру Шахову — бывшему оперативному уполномоченному контрразведки, переведенному после его настоятельных просьб на летную работу. Шахов, ранее закончивший школу пилотов, усиленно занимался и вместе с другими сдал все зачеты.
За это время успели достигнуть многого и те, кто пришел в полк раньше. Соловьеву и Мошанину разрешались уже полеты при видимости не менее двух километров и высоте облачности до 100 метров. Им да еще Баленко присвоили второй класс по воздушной радиосвязи. «Старики» тоже учились. С отличными оценками по НШС-43 поздравляли друг друга Смирнов, Детинин, Инасаридзе.
Командир полка требовал, чтобы и инженерно-технический состав пополнял свои знания, глубоко изучал инструкции по обслуживанию материальной части, в которых собран по крупицам фронтовой опыт.
С авиационными специалистами занимались инженер-майор Евдокимов, инженер-капитан Лысенко, техник-лейтенант Минин и стажеры из Академии имени Жуковского Карманов, Катков, Щербаков. Большинство оценок — пять, меньше — четыре и ни одной тройки — таков был результат зачетов, проведенных в начале весны.
Пять получили Ширшов, Сорокин, Абрамов, Деркульский, Легеев, Омельченко, Читов, Кучерявая — люди, которые показали себя прекрасными специалистами в дни боевой страды.
Не было предела боевому совершенствованию, потому что только знаток военного дела мог побеждать врага. Однополчан учили опытные, закаленные в боях ветераны по принципу «делай, как я».
Большие требования предъявляла партийная организация к коммунистам. На партийных собраниях обсуждали [161] задачи, связанные с выполнением приказов командования о боевой учебе летного и технического состава и вводе в строй молодых летчиков.
— Вам присвоено звание Героя Советского Союза! — громко и торжественно произнес командир полка и, шагнув к командиру эскадрильи старшему лейтенанту Павлову, выходившему из кабины самолета, крепко обнял его.
Об этом сообщили из штаба армии полчаса назад, как раз в то время, когда Павлов производил разведку в районе Витебска.
Павлов от смущения сразу не нашелся, что ответить командиру, к тому же со всех сторон к нему устремились товарищи и стали наперебой поздравлять его, а потом, не сговариваясь, дружно подхватили на руки и подбросили вверх.
Летчика очень любили в полку и от всей души выражали радость по случаю присвоения ему звания Героя Советского Союза.
На глазах у многих из них рос этот человек, превращался в зрелого воина, командира и воспитателя.
Жизненный путь Ивана Фомича Павлова сложился так. Родился он в июне 1922 года в селе Борис-Романовка, Кустанайской области. После окончания семилетней школы поступил в Магнитогорский индустриальный техникум и одновременно учился в аэроклубе. Летное дело настолько увлекло юношу, что он решил пойти в авиационное училище, стать профессиональным летчиком.
Успешно протекала его учеба в Чкаловской военно-авиационной школе пилотов имени Ворошилова, в которую он был направлен в декабре 1940 года. Здесь Павлов проявил большие способности, старательно усваивал все дисциплины, хорошо летал и поэтому получил отличные оценки при выпуске. Кратко и выразительно говорила о его успехах служебная аттестация: «В воздухе инициативен, решения принимает быстро и правильно. Самолет СБ усвоил быстро и прочно».
Сержант Павлов впервые взялся за ручку управления штурмовика в июне 1942 года, когда ему исполнилось двадцать лет. [162]
У командира эскадрильи капитана Шкулепова и командира звена лейтенанта Дубенскова сержант старался узнать как можно больше о полетах на «илах», об искусстве пилотирования и применения штурмовика в бою.
Павлов отличался пытливым умом, редкостным упорством, настойчивостью и выдержкой. Его восприимчивость, умение на лету схватывать существо дела и сразу применять совет на практике удивляли даже капитана Шкулепова, через чьи руки прошел не один ученик. Боевой путь молодого летчика начался в сложных и трудных условиях во время боев за Ржев. Впоследствии, когда наши войска освободили этот город, штурмовики воочию убедились, с какими опасностями был сопряжен каждый вылет на военные объекты противника, со всех сторон плотно прикрытые зенитным огнем.
Вряд ли здесь имелось непростреливаемое воздушное пространство. К тому же на ржевском направлении действовали отборные немецкие летчики из группы «Бриллиантовая молодежь», специально направленные для борьбы с нашими штурмовиками. Павлову пришлось встретиться с этими асами в первых же вылетах. Хотя он и сбил один вражеский истребитель, но боевое крещение далось сержанту нелегко. Сам летчик спустя несколько лет рассказывал в армейской газете:
«Там, собственно, и началась моя фронтовая жизнь. И надо сказать, что бои за Ржев оказали большое влияние на формирование моего характера. Немцы сильно защищали город зенитками и истребительной авиацией, и я впервые познал тогда искусство противозенитного и противоистребительного маневра. Тяжелые бои мы вели, но тем поучительнее они были»{25}. [163]
Памятными для летчика были бои за Духовщину, Смоленск, Демидов. Осенью 1943 года над этими районами Павлов совершил около 50 вылетов.
С математической точностью он приводил на цель самолеты, уничтожал вражеские орудия и минометные батареи, танки и автомашины, паровозы и платформы и даже записал на свой счет один выведенный из строя поезд с бронированными артиллерийскими установками.
«Великолепный летчик!» — единодушно отзывались о Павлове командиры и все однополчане. В его полетах чувствовалось большое мастерство, свой оригинальный почерк. Об отважном штурмовике шла уже слава по всему фронту, но слава не вскружила ему голову. В ответ на все похвалы Павлов с присущей ему скромностью неизменно ссылался на Шкулепова, у которого прошел большую школу, и на своих боевых друзей, с которыми он составлял как бы единое целое.
Он был прав. Афанасьев, Петров, Детинин, Смирнов помогали талантливому летчику в его творческих исканиях, помогали находить и собирать по крупицам новое и тотчас же проверять на практике, в бою. Его успехи были успехами всех гвардейцев. В многочисленных боях Иван Павлов вместе с ними приумножал славу полка.
Прошло немного времени, и в полк пришел Указ Президиума Верховного Совета СССР от 13 апреля 1944 года за подписью Михаила Ивановича Калинина. В Указе говорилось:
«За образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» старшему лейтенанту Чувину Николаю Ивановичу».
Чувин, так же как и Павлов, прошел в гвардейском полку путь от рядового пилота до командира эскадрильи. Он по праву считался одним из лучших летчиков, зрелым и тактически грамотным. Командование высоко ценило в нем упорное стремление найти и применить на практике новые лучшие методы и способы штурмовок.
Чувин вырастил немало хороших летчиков. Сержанты Баленко и Селягин, ставшие впоследствии Героями [164] Советского Союза, тоже были его учениками.
«Бесстрашный, высокого мастерства воздушный воин», — говорили о старшем лейтенанте Чувине, вспоминая его штурмовки укреплений в Ржеве, удары по вражеским аэродромам, встречи с «мессершмиттами», полеты над Велижем, Дергановскими озерами, Езерищем, Городком, Буянцево, Духовщиной. Каждый из 150 совершенных им боевых вылетов мог служить примером отваги и воинского умения.
Горячо поздравляя своего боевого друга, летчики пожелали ему «так держать» и в будущих боях.
— Иван Фомич едет в отпуск на родину, в Казахстан, — объявил летчикам заместитель командира по политчасти майор Разнощенко. — Давайте напишем письмо землякам Павлова.
Это предложение нашло единодушную поддержку. Провожая своего любимца в дорогу, гвардейцы торжественно вручили ему письмо трудящимся Кустанайской области, в котором рассказывали о боевых делах полка.
В Кустанае Павлова встретили тепло и дружески. Письмо летчиков, опубликованное в газетах, читали в цехах заводов и фабрик города, в Тургайских степях, на далеких отгонных пастбищах, в учебных заведениях. И всюду оно находило горячий отклик.
В родных краях Павлов встречался с рабочими, колхозниками и учащимися, рассказывал им о жизни гвардейцев. На митингах и собраниях трудящиеся принимали решения собрать средства на постройку боевых самолетов для штурмового полка, заявляли о своей готовности работать еще лучше, чтобы дать фронту больше продовольствия, обмундирования и оружия. [165]
Летчик испытывал душевное волнение, когда своими глазами видел, с каким благородным порывом трудятся в тылу советские люди, и еще сильней чувствовал кровную связь народа со своей армией.
С особенной теплотой встретили земляка в родном колхозе «Красная оборона», где трудились его отец Фома Никитич и мать Соломея Ивановна. Здесь, после беседы с Павловым, колхозники собрали первые 50 тысяч рублей на постройку эскадрильи штурмовиков.
По возвращении в часть Павлов рассказал однополчанам о встречах с земляками, прочитал им ответное письмо трудящихся Кустанайокой области ко всему личному составу.
Тысячи и тысячи орудийных стволов, изготовленных на уральских заводах, заговорили на полях сражений. С аэродромов поднялись соединения бомбардировщиков, истребителей и штурмовиков. Неудержимо двинулись в наступление славные советские пехотинцы и танкисты. Яркими зарницами и разноцветными огнями расцвечивалось вечернее небо Москвы, салютовавшей победителям.
Советская Армия по велению Коммунистической партии то на одном, то на другом направлении огромного фронта наносила сокрушительные удары по врагу.
Началось с разгрома немецко-фашистских войск под Ленинградом и Новгородом.
На огромном пространстве от Днепра до предгорий Карпат развернули наступление войска четырех Украинских фронтов. В результате была освобождена вся Правобережная Украина.
Были освобождены также Одесса и Крым. Небывалый по своей силе и мощи удар по противнику был нанесен в Белоруссии и Прибалтике.
Трехлетие со дня начала войны страна отмечала в обстановке крупнейших успехов Советской Армии.
Приближение больших событий на 1-м Прибалтийском фронте гвардейцы чувствовали по тем заданиям, которые они получали перед началом наступления. Все чаще и чаще группами и парами во главе с ведущими Павловым, Афанасьевым, Янковским и Детининым они вылетали в район Витебска и Полоцка на разведку, [166] фотографирование и штурмовку переднего края обороны противника.
В отчетах по боевой работе того периода начальник штаба сделал такую запись: «Производили разведку на участках Витебск — Полоцк, Крулевщина, Полоцк — Дрисса — Идрица. Кроме того, действовали по переднему краю в районе Стариновичи.
Через офицера связи получено сообщение от командира 348-го стрелкового полка 51-й стрелковой дивизии подполковника Сафьяна о том, что все группы полка работали отлично и оказали огромную помощь наземным войскам.
Сбит Каленов. При этом он погиб смертью героя, направив свой самолет в эшелон противника (возбуждено ходатайство о присвоении ему звания Героя Советского Союза посмертно)»{26}.
Должно быть, очень досаждали советские штурмовики немецко-фашистским войскам на этом участке фронта, коль они специально подтянули к району Дретуни дальнобойную артиллерию и стали обстреливать аэродром, на который недавно перебазировался полк. Одновременно в воздухе появились «мессершмитты», которые корректировали огонь. Взлет в таких условиях был невозможен. Командир нашел выход из положения: позвонили в соседний штурмовой полк, и тотчас оттуда вылетела группа самолетов. Они недолго побыли над Дретунью, но действовали точно. Противник прекратил огонь.
Белорусскую операцию 23 июня начали войска 1-го Прибалтийского фронта под командованием генерала армии Баграмяна. Во взаимодействии с 3-м Белорусским фронтом они наносили удар по группировке врага, оборонявшейся в районе Витебска, Лепель. Рядом наступали войска 3-го и 2-го Белорусских фронтов. Вслед за тем на бобруйском направлении начал наступление 1-й Белорусский фронт. Наши войска после мощной артиллерийской и авиационной подготовки прорвали вражескую оборону. Бомбардировщики наносили удары по долговременным оборонительным сооружениям, штурмовики [167] иодавляли неприятельскую артиллерию, атаковывали вражеские траншеи и блиндажи. Летчики действовали в непосредственной близости от боевых порядков наступавших войск.
Аэродром, с которого гвардейцы летали на штурмовки, находился вблизи линии фронта. Атмосфера боя чувствовалась здесь, как и на переднем крае. Все работали с огромным напряжением, слаженно и четко. Счет времени шел на минуты, на секунды; готовили машины и вооружение в такие короткие сроки, о которых раньше не помышляли.
Наступление! Люди будто обрели крылья. Полк летает над тем районом, где три года назад начинал войну: от Витебска и Полоцка рукой подать до Лепеля и до аэродрома, где начинался боевой путь гвардейцев...
Только что поднялась в воздух шестерка Павлова, а на стоянке самолетов возле ведущего другой группы — лейтенанта Янковского — собрались летчики и уточняют задание на штурмовку вражеских артиллерийских позиций.
На посадку заходят самолеты Селягина, Михайлова, Корчагина, Кузнецова, возвращающиеся из разведки. Командир звена старший лейтенант Михайлов спешит с докладом в штаб. У его машины уже хлопочут механики и оружейники.
...Группа Павлова приближается к объекту, по которому нужно нанести удар, но в воздухе штурмовиков перенацеливают на другой объект. Стрелковая часть успела уже выбить гитлеровцев из населенного пункта, но ее движение приостановилось, потому что замаскированные вражеские батареи открыли ураганный огонь.
— Ударьте по кирпичному зданию около рощи, — слышит Павлов приказ авиационного представителя с командного пункта наземных войск.
Летчик осматривается и хорошо видит впереди кирпичную постройку, возле которой копошатся вражеские артиллеристы.
Павлов радирует: «Цель вижу. Бью по зданию».
Ведущий первым пикирует на батареи, за ним устремляются Афанасьев, Смирнов, Детинин, Шахов и Мошанин. Летчики сбрасывают бомбы и открывают огонь из пушек и пулеметов.
Дело сделано. Можно лететь на следующую цель. [168]
В наушниках слышен голос: «Пехота благодарит за хорошую работу!»
Сегодня эти слова особенно радуют летчиков. Они видят, как от рубежа к рубежу бесстрашно идут вперед люди с винтовками и автоматами в руках.
На второй день наступления войска фронта, прорвав оборону противника северо-западнее Витебска, вышли к Западной Двине.
Баленко привозит с разведки самые последние сведения из района Горяны, Улла: мост через реку разрушен, юго-восточная часть города горит, аэродром пуст, враг отступает.
Еще через день в районе юго-западнее Витебска соединились войска Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов. Здесь в окружение попало несколько вражеских дивизий.
Наступление продолжается. Войска фронта левым крылом продвинулись к Лепелю, правым приближаются к Полоцку.
Сегодня работа на аэродроме началась в 5.35 и закончится только с наступлением темноты.
— Жарко, как под Духовщиной, — говорит Афанасьев, обращаясь к Смирнову.
— Еще жарче, — отвечает разгоряченный летчик. — Где сейчас был?
— Над дорогой Толкачево — Горяны.
— Драпают?
— Полным ходом!..
Кажется, передышка закончена. Самолеты уже подготовлены к вылету, и нужно снова лететь к Полоцку.
Штурмовики держат под ударом дорогу Оболь — Полоцк, бомбардируют и обстреливают артиллерийские позиции и танки в этом районе, непрерывно ведут разведку.
Встретиться на земле друг с другом трудно: не успевает один приземлиться, как другой отправляется на очередное задание. Только что возвратилась пара Соловьева с разведки, а четверка Павлова вылетела на штурмовку. Вслед за ней вылетели группы Смирнова и Янковского. Возвратился Смирнов, коротко доложил о выполнении задания и сразу же получил новое. В воздухе группы Павлова, Афанасьева, Денисова, Соловьева. Уже сделано полсотни боевых вылетов, а солнце только в зените. [169]
Наступление удваивает силы. Даже летчики, обычно сдержанные и, как о них говорят, «спокойные», сегодня просто неузнаваемы: энергия бьет через край, походка стала другой.
Таким сегодня выглядит и лейтенант Дмитрий Тарасов, которого уже можно считать бывалым гвардейцем, потому что в полку он полгода с лишним. Его назначили в одну из групп, вылетающих на штурмовку переправы северо-западнее города Уллы. Противник подбрасывает к Полоцку резервы, поэтому так важно уничтожить эту переправу.
— Район насыщен зенитной артиллерией, — говорит летчикам подполковник Заклепа, объясняя задачу. — Переправа прикрыта несколькими батареями, их нужно подавить первым заходом, а потом бомбардировать цель. Мост разрушить во что бы то ни стало! Действуйте смело и решительно.
Командир обводит внимательным взглядом всех участников вылета. В их глазах читает решимость и уверенность.
— Успеха вам и счастливого возвращения! [170]
Зеленая ракета — и машины, нагруженные бомбами крупного калибра, тяжело отрываются от травяного покрова. Группы уходят одна за другой. Их ведут Анатолий Смирнов, Иван Селягин и Сергей Афанасьев.
Редкие дымки разрывов сопровождают первую шестерку, когда она проходит район боев, но потом зенитный огонь усиливается, и над целью уже возникают сплошные облака разрывов.
Шестерка Смирнова пикирует на зенитные батареи, заставляя зенитчиков прятать головы. Над переправой в строю пеленга появляется группа, ведомая Селягиным. Она атакует, сбрасывая первые бомбы, потом становится в круг, и каждый летчик заходит на цель. Лейтенант Тарасов в группе четвертый. Он видит, как бомбы, сброшенные с впереди идущих самолетов, всплескивают воду почти рядом с фермами моста.
«Велик угол», — с огорчением думает летчик. Он придает крен самолету, делает змейку — уменьшает угол выхода на переправу.
И только успевает это сделать, как приходит время пикировать.
Цель — прицел! Цель — прицел! Летчик рассчитывает с молниеносной быстротой и доворачивает самолет, чтобы удержать цель в перекрестии.
Машина неудержимо стремится вниз, а мост, все увеличиваясь и увеличиваясь в своих размерах, надвигается на летчика. Но вот достигнут предел снижения. Летчик тянет ручку на себя, подводит нос капота под цель и нажимает кнопку.
На развороте Тарасов слышит в наушниках отрывистые фразы и, не разбирая их смысла, спрашивает воздушного стрелка:
— В чем дело?
— Прямое! — почти кричит младший сержант Самусев.
Летчик докладывает ведущему, и сразу же на КП передается радиограмма о выполнении задания...
Замполиту майору Разнощенко никак не удается собрать летчиков, чтобы рассказать им о событиях на фронте. Но это не беда. Беседу заменяют боевые листки с тремя — четырьмя коротенькими сообщениями, которые говорят о многом. [171]
Уже несколько раз появлялись плакаты-молнии. На них крупным шрифтом написано: «Слава летчику Павлову, отлично выполнившему задание», «Так бомбить, как Тарасов», «Учитесь бить врага у Смирнова».
Но куда запропастился комсомольский секретарь Борис Сальников?
Разнощенко оглядывается вокруг, спрашивает. Механик старший сержант Олешко, очутившийся рядом, спешит доложить:
— Товарищ майор, Борис Николаевич уже над Витебском. Меня оставил своим заместителем.
Лейтенант Сальников сумел убедить командира, что сегодня ему обязательно нужно участвовать в штурмовке, и уже во второй раз полетел с группой Павлова.
«Ничего не поделаешь — вполне естественное желание комсорга быть поближе к людям, — подумал замполит. — К тому же Борис меткий воздушный стрелок. Летчики охотно летают с ним».
В этот день боевая работа продолжалась почти пятнадцать часов. Последним уже в сумерках зарулил на стоянку лейтенант Баленко. Такого дня давно не было в полку. Большинство заданий гвардейцы получали на маршруте по радио, или их перенацеливали пункты наведения. Разведданные передавались с борта самолета на главные рации или непосредственно в штаб воздушной армии.
В летной книжке Дмитрия Тарасова 25 июня рукой адъютанта эскадрильи старшего лейтенанта Гарина было сделано три записи. Одна из них, по счету тридцать девятая, имела непосредственное отношение к описанному вылету на штурмовку переправы.
Прошло всего пять дней, а число таких записей уже возросло до пятидесяти четырех. Вот одна из них:
«30.6.44. Продолжительность полетов — 1 час 20 минут. Краткое содержание задания — штурмовка Полоцкого аэродрома истребителей. При штурмовке аэродрома связь в группе держал отлично. Уничтожено два «фокке-вульфа».
Тарасов вспоминает об этом вылете с большим волнением:
«На Полоцком аэродроме было сосредоточено несколько вражеских авиационных частей, прикрывавших свои обороняющиеся войска. Приказ на штурмовку этого [172] аэродрома пришел в полк, когда уже вечерело. После утомительного боевого дня мы садились в машины, чтобы ехать на отдых, как вдруг издалека показалась знакомая высокая фигура командира первой эскадрильи капитана Павлова. Он размахивал планшетом, подавая знак не уезжать.
— Есть срочное задание бомбить Полоцкий аэродром, — бросил он на ходу, приблизившись к нам.
Это сообщение было неожиданным, потому что летный состав утром и днем уже совершил по два — три боевых вылета. Но никто не удивился, потому что не впервые приходилось срочно вылетать по заданию штаба воздушной армии: войска наступали.
Как никогда раньше, на подготовку к вылету ушло минимум времени, точно столько, сколько нужно было для того, чтобы проложить на картах маршрут.
Командиру полка пришлось решить трудный для него вопрос, кого назначить ведущим: настойчиво просился на это задание Павлов; горячо и убедительно доказывал, что послать нужно именно его, старший лейтенант Афанасьев.
Командир поручил возглавить группы Афанасьеву. Каким соображением руководствовался он, сказать трудно — оба летчика были достойны друг друга. По всей вероятности, чаша весов склонилась в пользу Афанасьева потому, что Павлов в тот день уже несколько раз водил группы. К слову сказать, вылет на штурмовку аэродрома считался самым опасным делом.
В шестерку Афанасьева попал и я. Откровенно говоря, я был горд таким доверием — как-никак выделяли самых подготовленных, значит, я уже мог причислить себя к ним. [173]
Майор Заклепа собрал личный состав, и по картам крупного масштаба, фотоснимкам и крокам мы изучили маршрут и подходы к аэродрому.
Вылет проходил в торжественной обстановке, с выносом Знамени полка. К летчикам обратился с прочувствованной речью замполит.
На старт вырулили группой. Первым взлетел Вася Кузнецов.
Нажимаю на тормоза, прослушиваю двигатель, прожигаю свечи. Двигатель работает безукоризненно. Незаметно волнение, охватившее меня, как рукой сняло. Одна мысль в голове: выполнить задание.
Взлетаю. КП остается слева. Знамя полка, раздуваемое ветром, выделяется на изумрудном ковре аэродрома. Мурашки пробегают по телу: вспоминаются первомайские праздники в родном городе. Надо же, чтобы так запечатлелось с детства сочетание двух цветов — красного и зеленого.
Мы идем изломанным маршрутом — пролетаем над разрушенными селениями, полусожженными рощицами, лесными массивами. Вдали уже виден характерный квадратный лесок. Значит, близок аэродром. А вскоре в наушниках слышится голос Афанасьева: «Внимание». И по его команде «Все вдруг» делаем горку.
Перед глазами как на ладони стоянки самолетов. Выбираю себе цель — тупорылый «фоккер», нажимаю на гашетки реактивной установки и пушек. Кажется, не промахнулся. Потом еще заходы и еще удача.
Славно поработали наши штурмовики, хотя приходилось действовать под сильнейшим зенитным огнем и несколько самолетов получили серьезные повреждения. Особенно пострадала машина Виталия Соловьева. С большим трудом он довел и посадил ее близ города Уллы.
Проходя через несколько дней по аэродрому (наши войска вскоре освободили Полоцк), мы своими глазами видели результаты штурмовки: полусгоревшие самолеты, взорванные цистерны с горючим и склад с боеприпасами...»
Впрочем, не только этот вылет хорошо запомнился Тарасову. Другое событие в боевой жизни осталось не менее памятным. [174]
«На штурмовку танков, которые контратаковали наши войска, — рассказывал летчик, — я вылетел в шестерке Янковского. Сразу мы не смогли обнаружить колонну. Оказалось, что она рассредоточилась и замаскировалась. Здесь на помощь пришел пункт наведения.
«Смотрите на опушку рощи», — услышали мы голос в наушниках.
Действительно, вражеские танкисты укрылись в мелколесье, рассчитывая на то, что мы пролетим, не заметив их. Стоило только группе рассредоточиться для атаки, как заговорила зенитная артиллерия. И небо вокруг нас оказалось усеянным облачками разрывов. Мой воздушный стрелок сибиряк младший сержант Самусев то и дело докладывал: «Разрывы справа! Слева! Сверху!»
Да и я их видел множество впереди и по сторонам.
Нацеливаюсь на один танк (он приметнее других, а может быть, это только так кажется) и сбрасываю на него бомбы. На втором заходе пикирую и открываю огонь по большой крытой машине. При развороте чувствую сильнейший толчок, будто меня встряхнули, и одновременно слышу взволнованный голос Самусева: «Сейчас хвост отвалится». В этот момент самолет находился на высоте не более 100 метров. Становится ясно, что разбит [175] фюзеляж и повреждены тросы руля глубины. Плохи дела. Внизу территория, занятая врагом, — не прыгнешь. Да и мысли такой нет — у нас в полку укоренилось правило: не оставлять самолет, раз в моторе теплится жизнь. Главное в данную минуту — вывести машину из крена, а потом уже можно тянуть. Это, к счастью, удается.
Впереди вижу свои самолеты, они уменьшаются в размерах, и, по совести сказать, тоскливо становится на душе.
Вдруг слышу по радио голос: «Дойдешь, Митя!»
Это, безусловно, Баленко. А вот рядом и его машина, которая сейчас ощутима, как подставленное плечо товарища.
Так и шли домой. Баленко сбавил скорость, стараясь идти рядом с моим самолетом. Трудно даже передать, как много сил придало мне его присутствие и разговор по радио! А вот уже и свой аэродром. Сколько позволяет поврежденное управление, делаю доворот и с ходу произвожу посадку. Самолет бежит по полю. В конце пробега сворачиваю с посадочной полосы и, оказывается, весьма своевременно. Только дал обороты двигателю и стал тормозить, как самолет резко поднял нос, и меня в кабине придавило ручкой управления.
С помощью Самусева, оказавшегося на плоскости, выбираюсь из кабины, и первое, что мы видим: отвалившееся хвостовое оперение и удивленные лица командира и летчиков, которые быстро приближаются к самолету. Пытаюсь доложить о выполнении задания, но подполковник Заклепа опережает меня: «Не самолет вас привез, а вы самолет».
Это, кажется, была большая похвала...»
То, что рассказал Тарасов, выражено в летной книжке одной строчкой. [176]
Подобные события отражала каждая запись, их в книжке очень много. Дата, количество вылетов, заштрихованный красным карандашом квадратик (это значит, что вылет боевой), содержание задания и рядом одна или две буквы: Ф, Ян, П, Аф. Это ведущие в группе: Феофанов, Янковский, Павлов, Афанасьев.
Краткие записи. Между тем в летной книжке — большая биография человека. В ней отражена вся его жизнь в годы войны.
Правда, в летной книжке нет сведений о годах, предшествующих службе в армии. Но этот пробел нетрудно восполнить. Родился Тарасов в 1919 году в селе Белясово, Рязанской области. После окончания семилетки стал работать сборщиком в авиамастерских Центрального аэроклуба имени Чкалова. Незаметно прошло пять лет. Настало время идти в армию. Определили в школу авиамехаников. Но юноше полюбилась другая профессия — летчика, он пристрастился к ней еще раньше, в аэроклубе.
И вот Тарасов уже в военно-авиационной школе пилотов.
А там война. Тренировочный полк.
«Вывозную программу на УИЛ-2 закончил и подготовлен к самостоятельному вылету. Летать может. Техника пилотирования в зоне и на кругу хорошая. Над собой работал. К учебе относился с желанием и добросовестно. Впечатлителен. Исполнительный. После самостоятельной тренировки может быть использован пилотом в штурмовой авиации».
Это — характеристика. Она вписана в летную книжку.
Потом фронт. Семья гвардейцев.
Первый красный квадратик появился в летной книжке 21 ноября 1943 г. Здесь же записано: «Штурмовка переднего [177] края обороны западнее Яновичи». Затем одна за другой последовали другие записи: «Штурмовка юго-западнее озера Вымно», «Штурмовка живой силы и техники противника западнее озера Тиосто», «Штурмовка эшелонов на железнодорожной станции Замосточье по дороге Витебск — Орша»... Таких записей многие десятки, и за каждой — подвиг.
26 июня войска 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов, уничтожив окруженную группировку противника, освободили Витебск. Наступление продолжалось в направлении на Полоцк.
В боях за Полоцк отличилась группа штурмовиков в составе лейтенантов Селягина, Баленко, Денисова и Кривенко. Вдоль опушки леса в районе озера Червятка, северо-восточнее Полоцка, противник сосредоточил артиллерийские батареи, которые своим огнем задерживали продвижение пехоты. Командование поставило полку задачу подавить огонь вражеской артиллерии. Летчики, вылетевшие на штурмовку, быстро обнаружили цели. Став в круг, они начали пикировать на батареи и обстреливать их из реактивных установок и пулеметов.
По возвращении группы на свой аэродром в полк прибыла телеграмма командующего армией. За умелые боевые действия штурмовиков и помощь, оказанную пехоте, он благодарил всех участников вылета.
Боевые успехи гвардейцев получили высокую оценку. Когда войска 1-го Прибалтийского фронта овладели мощным укрепленным районом обороны немцев — Полоцком, в числе особо отличившихся частей упоминался штурмовой полк и его командир подполковник Заклепа.
Обрадовало всех сообщение о том, что в боях за Белоруссию отличились летчики Шкулепова. Алексей Пантелеевич в это время уже командовал соседним штурмовым полком. 1 июля ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Гвардейцы, узнав об этом, горячо поздравили ветерана полка, учившего их мастерству штурмовок.
Павлов на второй день поехал к Шкулепову. Их связывали узы крепкой дружбы, и хотелось в такой радостный для друга день побыть вместе с ним. [178]
Они просидели далеко за полночь, вспоминая вылеты на штурмовку, события фронтовой жизни.
Случайно оброненное слово, а может быть жест, напомнивший каждому детство, незаметно изменили направление беседы. Такие минуты вызывают на откровенность, и Павлов услышал от Шкулепова задушевный рассказ о прожитом.
...Рано, очень рано, десятилетним мальчишкой, Алеша начал свою трудовую жизнь в условиях, необычных для подростка, родившегося в семье потомственного рабочего. Начал он с того, что пас коров в деревне, помогал хозяйкам стирать зимой белье в проруби, а летом мазать доливки (глиняные полы) в хатах и, конечно, молотить цепами снопы. В трудные 20-е годы не приходилось размышлять над выбором. Так решили в семье потому, что в голодовку не было иного выхода.
И все же при первой возможности отец забрал сына домой и стал хлопотать, чтобы приняли его на завод.
В конце концов хлопоты увенчались успехом, и Алексей попал на металлургический завод, в тот самый цех, где уже много лет работал слесарем отец. Трудно было тогда поступить на работу, а еще трудней удержаться на ней. Печи то и дело затухали из-за нехватки угля, и все время нависала угроза сокращения. Однако же подростков брали под свою особую защиту профсоюз и комсомольская организация.
В фасонно-литейном цехе, куда перевели Шкулепова, он учился с отменным старанием и стал заправским формовщиком. Но парень стремился к большему и сумел осуществить свою мечту. При первой возможности он пошел осваивать самую трудную и почетную на заводе специальность сталевара, хотя для этого пришлось сперва учиться в ФЗУ.
Быть бы Алексею отличным специалистом и долгие годы работать в цехе. Но произошло событие, часто случавшееся в 30-х годах. Вызвали в райком комсомола и сказали: «Пойдешь в военную школу. Получай путевку».
Ответ был кратким: «Есть». (На заводе научили дисциплине.)
Так началась новая жизнь Алексея Шкулепова, который к тому времени уже имел солидный комсомольский стаж — шесть с лишним лет. Распрощавшись с родными и со своими друзьями сталеварами, Алексей уехал из [179] Днепропетровска в Узбекскую республику. Здесь находилась военная школа, в стенах которой ему предстояло провести несколько лет.
Будучи курсантом, Шкулепов в песках Кара-Кумов получил первое боевое крещение, сражаясь с басмачами.
Прошли годы. Закончена школа в Ташкенте. Но вместо красных петличек на гимнастерке появились голубые. Снова учеба, теперь уже в Борисоглебской авиационной школе.
Тучи сгущались на Дальнем Востоке, и туда партия посылала своих стойких сынов. События на озере Хасан и в районе реки Халхин-Гол застали дальневосточников в полной боевой готовности. Здесь Красная Армия преподала хороший урок японским милитаристам.
А вскоре началась война с фашистской Германией. Алексей Шкулепов встал в первые ряды бойцов.
...Словно кто-то не спеша перелистывал интересную книгу, и Павлов прочитывал ее страницы...
Последующие удары войска 1-го Прибалтийского фронта наносят в направлении Свенцяны, Каунас, Паневежис и Шауляй.
Вперед и вперед! Гвардейцы покидают обжитые места. Скоро опустеет летное поле и наступит здесь непривычная тишина. Заканчивается обед в столовой, где часто слышались шутки в адрес поварихи, любившей высунуть голову из раздаточного окна и смотреть на летчиков, с аппетитом уничтожавших ее кулинарные изделия.
Майор Разнощенко прощается с заведующей и от имени всего коллектива благодарит за все, просит не поминать лихом за «отдельные неприятности». Сданы книги в библиотеку клуба, оборудованного в большом сарае. Сложено в чемоданчики нехитрое имущество. Штурмовики вылетают на новый аэродром.
Надолго ли?
Не успел еще штаб как следует обосноваться в просторной избе близ нового аэродрома, в сотне километров от Полоцка, а старшина Вздыхалкин уже получил от своего начальника задание и засел за схемы. На плотной бумаге появились контуры местности, кривые [180] линии дорог и квадратики населенных пунктов. Их пересекают жирные красные стрелы и тонкие стрелки, нацеленные на объекты ближайших вылетов штурмовиков: Двинск, Шауляй, Шадово, Паневежис.
Полк ведет боевую работу совместно с мехкорпусами, содействуя их наступательным операциям. Он наносит штурмовые удары по дорогам в районе Краслава, Браслав, Двинск.
Все чаще и чаще сюда вылетают летчики первой эскадрильи, ведомые Павловым и Афанасьевым. А в это время в районе Кедайняй, Гринкишкис, Шауляй, Ионишкис выполняют боевые задания Янковский, Кузнецов, Шахов, Соловьев и Тарасов.
Последние дни июля приносят новые успехи войскам фронта. Они овладевают городами Шауляй и Паневежис в Литве, латвийским городом Елгава — основным узлом коммуникаций, связывающим Прибалтику с Восточной Пруссией. Механизированные соединения фронта выходят в район Тукумса и к берегу Рижского залива.
Завершилась Белорусская операция, отличавшаяся своим гигантским размахом. Она явилась ярким примером использования огромных материально-технических возможностей нашей страны для создания перевеса над противником. Танков и самолетов в ней участвовало больше, чем в любой операции 1944 года. Советская авиация на всех этапах сражения действовала в тесной связи с наземными войсками. Эта операция явилась также образцом согласованных действий Советской Армии с партизанскими соединениями. Победа в Белоруссии была победой всего народа.