Комсомольцы — горячие сердца

«Орлята расправляют крылья», — говорил на празднике гвардейцев командир полка подполковник Чубченков о сержантах Павлове, Петрове, Калугине, прибывших из авиационных училищ. Этой короткой фразой было сказано многое.

Молодые летчики легко и просто вошли в полковую семью, покорили всех юношеской непосредственностью, которая сочеталась с серьезностью в боевых делах. В свою специальность все трое были горячо влюблены, считали себя счастливыми, что попали в гвардейский полк, жаждали как можно больше узнать и, главное, побольше летать. Каждый из них, глядя на бывалых летчиков, слушая рассказы о героях, сам стремился совершить подвиг. [103]

Конечно, они не были похожи друг на друга. Павлов — долговязый, худой; Калугин — рослый, стройный, с гордо поднятой головой, правильными чертами лица; Петров — крепко сложенный, хотя и не очень широкий в плечах, с открытым русским лицом — о таких обычно говорят, что они родились с улыбкой.

Иван Фомич Павлов жил и учился в Кустанайской области, Федор Андреевич Калугин — в Акташском районе, Татарской республики, а Николай Петрович Петров был родом из села Починок, Ново-Дугинского района, на Смоленщине.

Павлов отличался особенной любознательностью. Он не отходил от собеседника, пока не выспрашивал до мельчайших подробностей обо всем, что его интересовало. А интересовал его, конечно, штурмовик и все связанное с применением самолета в бою. Собеседником его чаще всего был командир эскадрильи Шкулепов, учивший Павлова воевать.

Шкулепов очень скоро распознал сильные стороны своего нового ученика и в первых же полетах высоко оценил заложенные в нем качества летчика.

Петрова тоже учил Шкулепов и его заместитель Бавыкин. А Калугин совершенствовался под надзором Чувина, летал его ведомым. Но через сравнительно небольшой промежуток времени сам стал ведущим, да еще каким!

Петров и Калугин, хотя и находились в разных эскадрильях, крепко подружились. Эту дружбу скрепила совместная работа в бюро комсомольской организации, куда вскоре избрали обоих. Они были ровесниками, но Калугин как-то сразу занял ведущее место в этой дружбе, по-видимому потому, что Петрова привлекли и покорили в друге исключительные способности, сочетавшиеся в нем лучшие качества воздушного бойца, прирожденного тактика, искусного разведчика. Кажется, не было в полку среди молодых сильнее его, Калугина, в разведке, в умении распознать повадки и уловки врага.

Павлов, придя в полк, сблизился с младшим лейтенантом Юрием Пяткиным, снискавшим уже к тому времени славу до дерзости отважного человека, умелого летчика, знавшего, как свои пять пальцев, район боевых действий. Павлов стремился стать таким же штурмовиком, как его новый друг. [104]

К числу тех, кого командир назвал орлятами, расправившими крылья, можно было причислить и сержантов Михаила Узкова, Василия Тарелкина, Сергея Афанасьева.

Молодой летчик Михаил Узков писал в армейской газете:

«...Мечта сбылась — я на фронте. После нескольких вывозных и тренировочных полетов мне доверили выполнение боевого задания. Наше звено вел молодой, но отважный летчик лейтенант Рябов. Вслед за Рябовым и я ударил по вражеской пехоте из пулеметов и пушек. Радость и гордость испытал я от сознания того, что участвую в истреблении ненавистного врага. Бесконечно рад, что Родина доверила мне грозную машину.

С помощью старших товарищей мне удалось хорошо овладеть штурмовиком. Теперь на моем счету свыше 30 боевых вылетов. Это еще не много, но я приложу все усилия к тому, чтобы умножить это число и в боях с врагом завоевать право носить высокое звание гвардейца».

Молодым летчикам уже поручались ответственные задания. Они вместе со Шкулеповым, Романовым, Чувиным [105] и Мусиенко вели разведку тылов противника, железнодорожных станций и укрепленных пунктов в районах Великих Лук, Новосокольников, Велижа, Духовщины, Невеля.

* * *

Первым вестником славных побед Советской Армии в 1943 году явилось сообщение «В последний час», опубликованное в газетах 3 января. Лаконичны были его строки: «Наши войска в результате решительного штурма овладели городом и железнодорожным узлом Великие Луки. Ввиду отказа сложить оружие немецкий гарнизон истреблен».

...В разгаре боев за город к станции Гущино, расположенной по железной дороге Новосокольники — Великие Луки, прилетели два штурмовика, которые несколькими минутами ранее вели разведку станции Опухлики и Черноземь по дороге Невель — Великие Луки. Обнаружив южнее Гущино 15 танков и 20 автомашин, летчики атаковали колонну. В одном из самолетов находился летчик Николай Петров.

Это случилось утром 1 января 1943 года. Летчики, получив задание, расходились по самолетам. С минуты на минуту ожидался сигнал к вылету. Только что командир эскадрильи поздравил Николая Петрова с Новым годом и особенно подчеркнул, что его разведка очень важна.

Как и каждый летчик, перед посадкой в самолет Петров волновался, однако, едва опустился на сиденье кабины и взялся за ручку управления, тотчас успокоился.

В наушниках прозвучала команда, и штурмовик пошел на взлет.

Уже далеко позади остался родной аэродром, уже несколько раз Петров видел впереди и сбоку маленькие облачка разрывов и цепочки оранжевых шариков, протягивающихся к самолету. В такие моменты он отворачивал в сторону, увеличивал скорость, набирал высоту или пикировал — маневрируя, уходил от разрывов снарядов. Ведомый шел сзади. Внимательно всматриваясь вниз, Петров быстро делал отметки на карте.

Самолет был над Гущино. Невдалеке, справа от длинного озерца, тянулась цепочка танков и автомашин. Петров, круто спикировав, нажал гашетки. Потом уже перешел [106] на бреющий полет, сделал горку и, резко развернувшись, снова открыл огонь. Это был унаследованный от старых штурмовиков прием, отличавшийся своей стремительностью и названный «партизанским заходом».

Обратный путь казался совсем легким. Пара штурмовиков летела другим изломанным курсом. Приближалась линия фронта.

Разрывы зенитных снарядов Петров одновременно увидел и почувствовал. Машина сразу рванулась и накренилась в сторону. Летчик резким движением ручки управления и педали выровнял ее. В мозгу промелькнула мысль: «Повреждена плоскость». Только успел он подумать об этом, как самолет снова толкнуло, и слух уловил перебои в моторе.

Стоило взглянуть на приборную доску, чтобы убедиться в том, что произошло непоправимое. Петров быстро прикинул, сколько можно пролететь, пока не вытечет масло. «Только несколько минут, — подсказал он себе ответ. — Тянуть во что бы то ни стало, может быть, пока не заклинит мотор, удастся сесть на своей территории».

Машина плохо слушалась рулей. То, что несколько минут назад казалось простым и легким, требовало сейчас неимоверных усилий. Самолет валило на крыло. Высота все уменьшалась. Вдобавок сильный ветер, дувший сбоку, мешал удерживать машину в нужном направлении. С замиранием сердца смотрел Николай через стекло кабины. Вот там, впереди, уже показался знакомый изгиб реки Ловать, за ней — наши. «Тянуть, тянуть»...

Не было, кажется, во всем теле нерва и мышцы, которые не участвовали бы в этой борьбе. И когда до реки оставалось не более десятка метров и мотор уже окончательно смолкал, союзником Петрова оказался ветер, [107] который несколько минут назад был злобным врагом. Николай довернул самолет против ветра, и уже совсем низко, почти касаясь верхушек деревьев, штурмовик перелетел через реку, протащился несколько метров по снегу и зарылся в сугроб. В это время послышались новые звуки — совсем близко стреляли пулеметы и пушки.

«Сел на ничейную территорию», — мелькнула мысль. Рука инстинктивно потянулась к кобуре.

И тотчас летчик увидел через стекло кабины танк. Из машины выскочили двое в синих комбинезонах с тросом в руках и бросились к винту штурмовика.

Петров пришел в себя от изумления, когда самолет двинулся вслед за танком. Он слышал, как нарастала артиллерийская канонада. Это усилили огонь наши батареи.

В лесу, где располагалась 184-я танковая бригада, Николай, выйдя из кабины, устремился к танкистам, без слов пожал им руки. Он сразу попросил направить его к командиру.

— Мне очень нужно быстро попасть в свой штаб, — сказал летчик после того, как генерал поздравил его с благополучным окончанием полета и боевым крещением в первый день нового года, — очень нужно...

Через час, когда связной самолет доставил летчика в полк, он докладывал командиру.

Данные разведки не оставляли у командира полка никаких сомнений в том, что из района Гущино, находящегося в 15 километрах от Великих Лук, немцы подбрасывают подкрепление гарнизону города. Он отдал приказ на вылет Шкулепову, Романову и Чувину. Сведения оказались точными.

* * *

Вслед за сообщениями Совинформбюро о взятии Великих Лук последовали другие, еще более важные. 19 января радостные вести пришли с Ленинградского и Волховского фронтов: прорвана блокада Ленинграда. В конце месяца наши войска в основном закончили ликвидацию фашистских войск, окруженных в Сталинграде, а через несколько дней — 2 февраля — полностью их разгромили. Потом был освобожден Курск, вслед за ним Белгород, Лозовая, Ростов-на-Дону, Ворошиловград.

Так начинался 1943 год — год великого перелома. [108]

Полк непрерывно получал задания на разведку и штурмовку. Командир требовал, чтобы экипажи тщательно фотографировали объекты, в первую очередь в районах, которым высший штаб придавал особенное значение.

Большое внимание уделялось практической учебе летчиков. Глубокий интерес представляли тщательно продуманные, насыщенные примерами выступления начальника штаба майора Силина. Он рассказывал, какие применять строи, высоты и скорости на каждом этапе разведки, какой противозенитный маневр осуществлять, чтобы лишить противника возможности вести прицельный огонь по нашим самолетам. Поучительными и запоминающимися были примеры из боевой практики Романова, Мусиенко, Рябова, Чувина и других летчиков, наглядно показывавшие, что инициатива, умение действовать самостоятельно и мгновенно принимать решение приносят успех разведчику.

Чтобы исключить случаи потери ориентировки, командир требовал от каждого летчика безупречного знания района полетов и расположения своих аэродромов. С молодыми всегда летал кто-нибудь из бывалых штурмовиков — то ведущим, то ведомым. По возвращении на аэродром подробно разбирались допущенные ошибки, летчик получал советы, как их устранить и не повторять в последующих вылетах.

Летный состав все лучше и лучше овладевал радиосвязью. Самолеты оснащались новейшей радиоаппаратурой. Связь непрерывно совершенствовалась, и недаром так высоко ценили в авиации ее достижения: широкое использование радио являлось важным условием победы в бою.

Учились летчики, учились и их боевые помощники — техники, механики и оружейники. Все помыслы людей были направлены к одному — больше знать, чтобы крепче бить врага. Двадцатипятилетие Советских Вооруженных Сил они отмечали новыми успехами в боях.

Политические работники полка, возглавляемые майором Ивановым, партийная организация направляли усилия коммунистов и комсомольцев на выполнение боевых задач. Предметом их неустанной заботы являлось политическое воспитание личного состава, его материально-бытовые нужды, отдых и досуг. [109]

В лице комсомольцев командир полка и партийная организация имели достойных помощников. Они брались за трудные дела и всегда умели доводить начатое дело до конца. Подвиги комсомольцев-летчиков, образцовая работа комсомольцев-механиков снискали комсомольской организации полка уважение всего личного состава. Не было ни одного ответственного задания, в котором не участвовали бы молодые патриоты, где бы не проявлялась их инициатива.

«Если вручено тебе грозное оружие — беспощадно рази им врага, если дан приказ — во что бы то ни стало выполни его!» — с такими мыслями шли комсомольцы в бой.

Лучшие из лучших комсомольцев вступали в партию. Коммунистами стали Николай Рябов, Федор Калугин, Николай Петров, Иван Павлов, Михаил Узков.

* * *

Заканчивался день напряженной учебы и боевой работы. Замолкал гул моторов на аэродроме, утихали выстрелы в лесном тире, отрывались глаза от карт и схем. Летчики шли ужинать. Тесно становилось в столовой. Ни видом своим, ни ассортиментом блюд не напоминала она, конечно, довоенной летной столовой. Но как тянуло сюда к теплу, уюту!

Вот почти все уже поужинали. Запоздавшие наскоро допивают чай, и столовая преображается: в течение нескольких минут она становится клубом. Убраны столы, поставлены в ряд скамейки, условно отделена сцена от зала. Начинается концерт. Выступает художественная самодеятельность.

Уже только одно появление перед зрителями популярного конферансье механика Назарова вызывает смех и одобрительный гул.

— Давай, давай, Анатолий Григорьевич! — кричат ему со всех концов зала. Назаров начинает программу острой сатирой на фашистских разбойников.

Потом выступает хор под управлением оружейницы Зины Петровой. Никто не мог спеть лучше Мисевры и Поляка, сыграть на гармошке лучше, чем Федор Абрамов. А как принимают трио капитанов Евдокимова, Куриленко и Колесника, исполняющих на балалайках народные песни! [110]

Политработник Найденов подготовил с драматической группой небольшие скетчи и сценки из злободневной пьесы. Основные роли исполняют Бохан и Лебедева. Нет слов — театральный критик мог бы обнаружить существенные недостатки в их игре. Зрители же великодушно обходят эти недостатки. Они знают, как заняты своей работой «артисты», как хорошо ведут «монологи» и «диалоги» подготовленные ими пулеметы и пушки.

Неизменным успехом пользуются у зрителей стихи К. Симонова «Жди меня», «Ты помнишь, Алеша...», А. Твардовского «Баллада о Москве» и, конечно, знаменитый «Василий Теркин» в исполнении Михаила Чурбанова. Очередной чтец декламирует: