Первая годовщина
Снова тучи сгущались над страной. Пользуясь отсутствием второго фронта, германское командование непрерывно усиливало свои войска на востоке, перебрасывало сюда дивизии из Западной Европы.
Летом 1942 года гитлеровцы задумали нанести решительное поражение советским войскам, действующим на юго-западном направлении, захватить Кавказ с его нефтяными промыслами и богатейшие сельскохозяйственные районы юга страны. Они рассчитывали таким образом улучшить экономическое положение Германии, создать благоприятные условия для наступления на Москву и выиграть, в конце концов, войну.
Советские войска, ведя тяжелые оборонительные бои, отступили за Дон. В середине июля началась битва за [79] Сталинград, продолжавшаяся несколько месяцев. В ней решалась не только судьба Великой Отечественной войны, но и всей второй мировой войны.
Коммунистическая партия разъясняла народу всю сложность создавшейся обстановки и призывала воинов к неодолимой стойкости, беспримерному мужеству, железной дисциплине.
Отстоять волжскую твердыню! Ни шагу назад! Остановить и разгромить врага! Таков был наказ партии, ставший законом для каждого бойца.
За Сталинград сражался весь советский народ. Непрерывно пополнялись ряды героических защитников города. Военные заводы направляли сюда танки, орудия, самолеты и снаряды; колхозы — продовольствие.
Войска Калининского фронта, как и других фронтов, в этот период наносили отвлекающие удары по противнику. Особенно активными были боевые действия на ржевском и зубцовском направлениях. В этих боях участвовали и штурмовики. По заданиям командования они в разгар боев вылетали группами по 7–9 самолетов.
Гвардейцы наносили удары по опорным пунктам и узлам сопротивления противника, уничтожая его живую силу и технику в полосе наступления наших наземных войск, разрушали переправы, расчищали дорогу советским танкам.
Один бой, успех которого решился в результате умелого взаимодействия штурмовой авиация и танков, хорошо запомнился в полку. Он разгорелся глубокой ночью. Бой начали бомбардировщики, сбросившие тонны бомб на опорные пункты противника. Затем открыла огонь артиллерия. С рассветом в воздухе появились Пе-2 и «илы». После их массированного удара началась танковая атака.
Когда танкисты стали продвигаться вперед, штурмовики в глубине вражеской обороны сокрушали противотанковые средства. Находившиеся на командном пункте наземных войск представители штурмовой авиации быстро реагировали на каждое изменение обстановки. Они по радио вызывали самолеты, чтобы подавить вражеские очаги сопротивления, ставили перед летчиками дополнительные задачи, решение которых облегчало дальнейшее продвижение танков. [80]
Штурмовики, ведомые Мусиенко и Феофановым, действовали совместно с артиллеристами, обстреливавшими рубежи обороны немцев.
Хорошо поработала четверка «илов» во главе с лейтенантом Чувиным. Довершая сделанное своими боевыми товарищами, они взорвали склад боеприпасов, успешно атаковали замаскированные в лесу резервы. К исходу дня танковая группа выполнила свою задачу. Боевое содружество танкистов, летчиков, артиллеристов дало свои результаты.
А через несколько дней полк впервые получил задачу — поставить дымовую завесу в районе Абрамово — Карамлино — Корякино.
Ведущими назначили опытных летчиков Мусиенко, Панова и Чувина. Под стать им были и ведомые Давыдов, Калугин, Дубенсков, Узков, Феофанов. Правда, сержант Калугин только-только начинал свой боевой путь, но первые шаги он делал столь уверенно, проявил такие способности, а главное, выдержку и хладнокровие, что сразу обратил на себя внимание.
Летчики тщательно подготовились к вылету, изучили район действий, определили боевой порядок и противозенитный маневр. Свое решение командир формулировал так: «Ставить завесу в строю пеленг, для подавления зенитных средств противника из группы выделить два самолета, которым идти на высоте 1000 метров».
Самолеты уже находились в районе деревни Абрамово, северо-западнее Ржева, когда отзвучали выстрелы наших батарей, заканчивавших артиллерийскую подготовку. Штурмовики молниеносно прошли над передним краем обороны противника, оставляя за собой плотную дымовую стену. Она скрыла от глаз врага нашу пехоту, которая шла в атаку. Все летчики точно соблюдали строй и заданный курс. Это принесло им успех.
Сложное задание выполняла 17 августа группа из двенадцати «илов». Ее вел капитан Шкулепов. В составе группы, кроме старых гвардейцев Волошина, Рябова и Зудилова, были также новички: старшие сержанты Калугин, Павлов, Куликов и другие. Метким бомбовым ударом штурмовики разрушили переправу противника через Волгу в районе Варюшино.
Не менее трудное задание выпало на долю четверки, состоявшей из Путкова, Давыдова, Павлова и Куликова. [81]
Им предстояло обнаружить и уничтожить штаб и узел связи противника в районе севернее Медведево. Задание усложнялось тем, что штаб охраняли отборные вражеские истребители из группы «Бриллиантовая молодежь», присланной для борьбы с нашими штурмовиками. Этот полет интересен и тем, что молодой летчик штурмовик Иван Павлов сбил одного аса.
В армейской газете Павлов через несколько дней писал: «Четверка «илов» под командованием старшего лейтенанта Путкова вылетела на штурмовку штаба крупного соединения противника. Цель атаковали фронтом одновременно. Сбоку от меня шел старший сержант Куликов. Неожиданно в воздухе появилось девять Ме-109. «Мессершмитты» пошли в атаку. На нас с Куликовым они направили свой первый удар. По одному из них мы открыли огонь. Фашистский истребитель загорелся и с креном пошел к земле.
Истребителям противника удалось нанести повреждение моей машине, но не удалось сбить ни один наш самолет, несмотря на свое численное превосходство. Посадку я произвел благополучно на свой аэродром».
В этих вылетах от каждого участника требовалась огромная выдержка, хладнокровие, готовность идти на риск, выручить из беды товарища. Всегда и во всем на первом месте были коммунисты, заслужившие славу лучших летчиков и старательных авиаспециалистов. В тяжелое для страны время они отличались неистощимой энергией, шли на самые трудные и опасные дела, вселяли в сердца людей уверенность в конечной победе. Авторитет партийной организации был непререкаем, ее влияние непрерывно росло. К ней стремились всей душой.
Разве мог кого-нибудь не тронуть случай, происшедший с командиром эскадрильи коммунистом Шкулеповым чуть ли не на глазах всех летчиков и механиков? Сам Шкулепов считал этот случай самым обыкновенным.
А произошло вот что. Летчик поднялся с аэродрома, чтобы облетать самолет после сложного ремонта. Сделал круг, другой. Мотор пошаливал. Нужно было идти на посадку, но в этот момент с высоты 400 метров летчик успел заметить то, что заставило его немедленно изменить ранее принятое решение. На станции Пречистая Каменка, находящейся близ аэродрома, стояли под парами два эшелона с платформами, груженными пушками, и с закрытыми [82] вагонами, в которых, без сомнения, находились артиллеристы. К станции в этот момент, как на параде, подходили четыре Ме-110.
«Сейчас начнут бомбить, — мелькнуло в голове. — Натворят такое... Помешать, но как? Что можно сделать на «иле» да вдобавок с неисправным мотором?»
Но на раздумье не было времени, и Шкулепов принял решение.
«Меняю курс, — рассказывал он после посадки, — чтобы перерезать путь бандитам. Мотор барахлит, и скоростенки из него не выжмешь. Нет, сблизиться до начала бомбежки не удастся. В таком случае придется поступить иначе. Хотя расстояние и значительное, а все же можно попробовать. Даю длинную пулеметно-пушечную очередь. Огонь, конечно, не прицельный, потому что перекрестие замаслилось, но заметный. По-видимому, фашистские летчики увлеклись эшелонами и не разобрались, откуда к ним потянулись эти трассы. Как бы там ни было, но бомбы они начали сбрасывать куда попало, ни одна не угодила в состав, потом развернулись и легли на обратный курс...»
Шкулепов также развернулся и пошел на посадку. Оказалось — своевременно, потому что мотор вскоре окончательно отказал.
Лучшие летчики и техники были и лучшими агитаторами. По заданию партийной организации агитаторами работали Шкулепов, Чувин, Волошин, Лукин, Чурбанов, Сорокин, Мошкин, Деркульский, Олешко, Ширшов. Особенно популярны были их беседы об опыте нанесения штурмовых ударов и обслуживания боевых вылетов. Агитаторы разъясняли также внешнюю и внутреннюю обстановку, причины неудач на фронтах, решения Коммунистической партии и приказы Народного комиссара обороны.
В полку любили послушать Волошина. Когда этот летчик возвращался с полета, он считал своим долгом рассказать в кругу товарищей на аэродроме или в общежитии о штурмовом ударе, обо всех подробностях своих действий на маршруте, при подходе к цели, во время бомбометания, атаки и на обратном курсе. Обычно спокойный и неторопливый, он горячо доказывал свою правоту, когда дело касалось методов и способов штурмовок и применения наиболее подходящих, с его точки [83] зрения, тактических приемов, выработки личного «почерка» и «походки» каждым летчиком. Эти выступления, как и выступления других искусных мастеров, были доходчивыми, потому что содержали в себе выводы, почерпнутые непосредственно на поле боя.
В полк все время приходили новые люди, полные стремления бить ненавистного врага, но не обладавшие еще достаточными навыками, не обстрелянные в боях. Бывалые воины учили их на своем опыте, окружали вниманием и заботой. Отличными инструкторами и воспитателями показали себя летчики Пахнин, Шкулепов, Мусиенко и Марков. Они помогали молодым встать на ноги, приобрести уверенность в полете.
Каждый летчик подходил к своему товарищу с одной меркой: каков он в воздухе? Самым большим уважением пользовались умелые, решительные и мужественные — люди дела. Таким был и военком эскадрильи старший политрук Павел Логвиненко.
В этом человеке счастливо сочетались лучшие качества знающего летчика и вдумчивого политработника. Первые его шаги в авиации относились к тому времени, когда Павел учился в технологическом институте и одновременно выкраивал время для занятий в аэроклубе. В Военно-политической академии имени В. И. Ленина, куда потом поступил Логвиненко, он был в числе тех, кто с особенным старанием и даже страстностью изучал авиационную технику.
Боевое крещение комиссар получил, вылетев с капитаном Шкулеповым на штурмовку вражеских танков. Свое задание они тогда выполнили отлично. Но самое трудное было впереди, над аэродромом. Здесь летчика подкарауливала большая неприятность. Поставив кран шасси на выпуск, Логвиненко бросил быстрый взгляд на лампочки: правая зеленая не горела. «Нога не выходит», — мелькнула мысль. В этом он окончательно убедился, увидев, что «солдатик» на плоскости не поднялся вверх. Оставалось выпустить шасси аварийно. Летчик стал крутить лебедку, но она вращалась вхолостую: тросы оказались перебитыми.
Уже все самолеты сели, а Логвиненко круг за кругом ходил над аэродромом. Он видел людей, суетившихся возле КП, санитарную машину, промчавшуюся с одного конца поля в другой. Как и каждый летчик, комиссар [84] знал, что сейчас есть два выхода: можно посадить машину на фюзеляж — это безопаснее, но самолет надолго выйдет из строя; можно посадить на одно колесо — это рискованнее, зато самолет получит меньше повреждений. «Конечно, на одно колесо», — решает комиссар и заходит на посадку.
Земля совсем близко. Вот уже левое колесо мягко коснулось травы, и летчик выключил двигатель. Теперь наступил самый критический момент: нужно удержать самолет, не дать ему преждевременно развернуться...
Десятки глаз прикованы к самолету и напряженно следят за ним. Каждый знает, как трудно сейчас комиссару. Вздох облегчения вырывается из груди, когда штурмовик плавно опускается на консоль и останавливается на середине летного поля.
Логвиненко весь мокрый вылезает из кабины и радостно улыбается Шкулепову, который спешит к нему навстречу с протянутыми руками.
Бывает так, что и без слов можно Сказать многое...
В последующие дни Логвиненко всегда вылетал на задания с летчиками своей эскадрильи. Успешным был полет на штурмовку укрепленных пунктов в районе Беляево. Но когда штурмовики легли на обратный курс, снаряд вражеской зенитки угодил в плоскость машины Логвиненко. Была отбита половина левой консоли, поврежден руль высоты. Казалось, посадка на территории, занятой врагом, неизбежна. Все же летчик привел самолет на свой аэродром. Военком Логвиненко любил повторять, что непреодолимых трудностей нет, что если очень захотеть — все сделать можно.
Командир эскадрильи Шкулепов и военком Логвиненко прекрасно сработались. Это была дружба двух коммунистов, спаянных единством взглядов, уважающих и ценящих друг друга. Шкулепова привлекали в комиссаре неуемная энергия, исключительная работоспособность, умение глубоко вникать во все дела эскадрильи, а главное — теплота его души. Сам по натуре добрый и душевный человек, Шкулепов особенно ценил эти свойства у других.
Встречаясь с комиссаром перед вылетами, в бою, на разборе полетов, во время бесед с людьми, в общежитии, где они спали рядом, Шкулепов все более и более убеждался [85] в том, что Логвиненко его первый товарищ и лучший советчик.
— Он работает, не зная отдыха, — говорил о своем боевом друге командир эскадрильи. — И получается у него все так просто и красиво потому, что любит он свое дело, отдается ему всем сердцем, с искренним увлечением. Я не помню такого случая, когда бы видел Логвиненко одного. Он постоянно среди людей и всегда знает, кто чем живет и чем дышит.
Такая оценка боевым командиром эскадрильи говорила о многом.
В благородных поступках раскрывается сердце человека. Шкулепов все время помнил случай, который произошел в тыловом городе, когда их эскадрилья получала на заводе самолеты. Комиссар пришел к нему взволнованный и смущенный.
— Здесь много эвакуированных женщин и детей, — начал он. — Они очень нуждаются в питании. С летчиками уже говорил. Все согласны. Одним словом — каждый отдаст полпорции для этих людей... Как смотрит командир?..
Шкулепову навсегда врезалось в память лицо Логвиненко, по-детски обрадованное, когда он услышал в ответ: «Добро!»
Комиссар согревал людей своей хорошей улыбкой, но он становился иным, когда говорил о враге. Безгранична была его ненависть к гитлеровским извергам, и этим чувством комиссар умел наполнять всех, хотя говорил совсем мало. Летчики видели его в бою, а личный пример действовал сильнее слов.
Непрерывно росла партийная организация полка. Не было такого партийного собрания, на котором не обсуждалось бы заявление летчика или авиаспециалиста о приеме [86] в партию. Часто проводились собрания, на повестке дня которых стоял лишь этот вопрос.
Иван Волошин, возвратившись с боевого задания, обратился к военкому эскадрильи с просьбой дать ему рекомендацию для вступления в партию. «Буду уничтожать фашистов так, чтобы они знали, что такое коммунист!» — писал он.
Летчика приняли кандидатом в члены партии. Прошло три с лишним месяца, и снова собрались коммунисты возле зарулившего на стоянку самолета. На этой машине 14 сентября Волошин штурмовал вместе с Дубенсковым, Давыдовым, Инасаридзе и Феофановым укрепленные пункты врага на высоте 154,2 у Ржева и колонну, проходившую по мосту через Волгу.
За полчаса до собрания начальник штаба майор Силин записал со слов ведущего такие сведения о вылете: «Наблюдали прямые попадания бомб в мост и сильный взрыв возле церкви. Обстреляны сильным огнем ЗА и МЗА. Вели воздушный бой с Ме-109. Лейтенант Давыдов погиб. Инасаридзе получил легкое ранение»{12}.
Эту запись майор Силин прочитал, когда парторг полка старший политрук Землянский открыл собрание. Все встали. ...Коммунист лейтенант Василий Давыдов совсем недавно пришел в семью гвардейцев и боевое крещение получил в группе Мусиенко над Власово и Васюково. Ведущий отметил тогда высокие летные качества, выдержку и храбрость офицера. После своего первого вылета 3 августа Давыдов участвовал в боях почти ежедневно, а нередко по нескольку раз в день и больше всего над Ржевом. Он отличился, когда гвардейцы штурмовали штаб и узел связи противника в лесу севернее Медведево, во время постановки дымовых завес в районе Абрамово и Михеево, при штурмовке эшелонов на разъезде Лунино.
И, наконец, вылет 14 сентября. Над горевшим городом стояли облака дыма, закрывающие цели. Началась атака. Открыла заградительный огонь зенитная артиллерия. Группа подверглась нападению «мессершмиттов». [87]
Штурмовики продолжали выполнять задание и приняли неравный бой. Здесь был подожжен самолет, в котором находился лейтенант Давыдов...
Выступающие на собрании были немногословны. Они говорили: «Волошина хорошо знаем», «Волошин наш», «Сегодняшний вылет — самая лучшая его рекомендация».
И когда председатель поставил вопрос на голосование, все руки взметнулись вверх. Волошин стал членом Коммунистической партии. Потом приняли в кандидаты партии техника звена Деркульского и летчика комсомольца Ануфриева.
Коммунистами стали летчики Мусиенко, Романов, Семенов, Дубенсков, Зудилов, Феофанов, сержант Владимир Жуков, первым в полку награжденный орденом Красной Звезды за обеспечение безотказной работы вооружения, механик Мепарашвили, моторист Омельченко. Лучшие воины вступали в партию в самое грозное и тяжелое для страны время. [88]
Большое внимание уделяла партийная организация укреплению воинской дисциплины. В полку кое-кто зазнавался, неправильно воспринимал боевые успехи гвардейцев. А зазнайство приводило подчас к тяжелым последствиям. И это с болью переживал весь личный состав.
По вине механика самолета кандидата в члены партии Костылева в воздухе отказал мотор. Машина была спасена лишь благодаря мастерству летчика.
Этот случай взбудоражил всех воинов, и в первую очередь коммунистов. Когда на партийном собрании стали обсуждать поступок Костылева, коммунисты отмечали, что и раньше он халатно относился к работе, нарушал дисциплину. Все выступающие с возмущением отзывались о поведении Костылева, требовали самых суровых мер взыскания.
Собрание взволновало людей, помогло лучше разобраться в положении дел. Еще больше повысилась требовательность коммунистов к себе.
Сержант Яковлев забыл снять чехол с трубки приемника воздушного давления, и в полете прибор не показывал скорость. Поступок механика резко осудила комсомольская организация.
Некоторые молодые летчики недооценивали технику пилотирования. Бывало и так, что во время выполнения задания они сразу расходовали весь боекомплект, порой даже не видя цели, а потом при встрече с врагом оказывались, по существу, безоружными.
Не могли не вызвать беспокойства партийной организации случаи нарушения дисциплины в воздухе. Кое-кто из летчиков, например, попав в зону зенитного огня, нарушал строй, переставал наблюдать за ведущим, подвергая себя и всю группу опасности.
В одном из полетов летчики звена второй эскадрильи плохо соблюдали боевой порядок. Их перехватили и атаковали вражеские истребители. Два экипажа после повреждения материальной части совершили вынужденную посадку. Из этого урока, разумеется, были сделаны серьезные выводы.
Вопросы дисциплины находились тогда в центре внимания партийной организации полка. С зазнайством и благодушием велась решительная борьба, и это давало нужные результаты. [89]
В 1942 году происходили частые изменения в руководстве полка. Должность командира полка занимал майор Филатов, затем майор Тимофеев. Впоследствии они перешли на другую работу. С сентября полком стал командовать опытный летчик старый коммунист подполковник Кирилл Моисеевич Чубченков. Вместе с ним на должность военкома прибыл батальонный комиссар Николай Иванович Иванов. Позднее, в октябре, когда был упразднен институт военных комиссаров и введено полное единоначалие в Советской Армии, Иванов был назначен заместителем командира полка по политической части.
Под Ржевом продолжались ожесточенные бои. Гитлеровцы любой ценой стремились удержать этот город, которому придавали особо важное значение. Поэтому они непрерывно совершенствовали оборону, закапывались глубоко в землю, создавали вокруг города и на подступах к нему сложную оборонительную систему, до предела насыщенную огневыми средствами. Наступление войск Калининского фронта наталкивалось здесь на яростное сопротивление. Бои затянулись.
Задачи, выполняемые штурмовиками, все время усложнялись. Обнаружить и подавить доты и дзоты было не так просто. Положение усугублялось тем, что противник усилил здесь свои зенитные средства и истребительную авиацию.
Вместе со всеми летчиками на задания в те дни вылетал командир полка подполковник Чубченков. Тактически подготовленный офицер, отличный летчик, он вместе с опытными штурмовиками Шкулеповым, Мусиенко, Чувиным, Романовым точно выводил группы на цели.
Редкий вылет проходил без того, чтобы штурмовиков не встречала ожесточенным огнем зенитная артиллерия, не атаковали вражеские истребители, летавшие большими группами. Обычно они действовали так: часть отвлекала истребителей сопровождения, завязывая воздушные бои, а другие пикировали сверху на штурмовиков.
Полк нес потери. Над Ржевом погиб военком эскадрильи отважный летчик Павел Логвиненко. Не стало ветерана части старшего лейтенанта Петра Путкова и молодого летчика Михаила Кудрявцева. [90]
Личный состав полка с болью переживал тяжелые утраты. Но шли баи, требовавшие твердой руки и острого глаза. Горе не расслабляло людей, оно закаляло их.
Гвардейцы понимали: нужно разнообразить тактику, больше проявлять смекалки и хитрости, совершенствовать приемы боя.
Приходилось шагать непроторенной дорогой. Боевая деятельность выдвигала вопросы, которые нужно было решать сразу и проверять на личном опыте.
Летчики задумывались, искали. В этой напряженной творческой работе ими двигало чувство сыновней любви к Родине и безмерной ненависти к врагу. Они пробовали новые тактические приемы и способы полета на штурмовки, [91] обогащали тактическое мастерство, чтобы добиться главного — лучшего поражения цели и уменьшения своих потерь. Один способ сразу отвергался, потому что оказывался наивным и непригодным. Другой — оправдывал себя, приживался, превращаясь подчас из случайной находки в правило, становился строчкой приказа по полку, а быть может, и наставления.
В полете парой сослужил хорошую службу противоистребительный маневр, при котором один летчик защищает другого, — «ножницы». Он применялся длительное время.
Возникла необходимость непрерывно воздействовать на цель, и лучшим решением в этом случае являлся замкнутый круг. При выходе из боя эффективен был испытанный на практике боевой порядок «змейка».
В других штурмовых частях в качестве противоистребительного маневра в воздушном бою применялся глубокий вираж на малых высотах с предельным креном в 60–70°. Гвардейцы также не преминули использовать на практике этот маневр. Шаг за шагом они осваивали проверенные в штурмовой авиации способы бомбометания с пикирования с доворотом на цель. Точность бомбометания значительно повысилась.
Тщательно анализировали, какие боевые порядки применять при атаке переднего края вражеской обороны, и избирали те из них, которые лучше себя оправдывали: клин шестерки, доведенный почти до строя фронт, правый или левый пеленг. Особое внимание привлекал противозенитный маневр. О нем нередко спорили, потому что мнения были различны, хотя, конечно, никто не возражал против того, что внезапность, использование солнца, облачности и рельефа местности — важнейшие составные элементы противозенитного маневра, равно как и изменение скорости, высоты полета, курса. А вот идти ли на разрывы или уходить от них, когда применять отвороты с принижением, когда «ступени», сколько и в каких случаях производить ложные атаки — это другой вопрос. Главное, приходили к единому мнению: действовать не шаблонно и уметь маневрировать в группе и группой.
В то время из штаба ВВС поступил приказ об увеличении бомбовой нагрузки на Ил-2. Нужно было поскорей внедрить в практику требования этого приказа. Тон [92] здесь задала партийная организация, возглавляемая парторгом Виталием Петровичем Землянским.
Это был человек ясного ума и чуткого сердца, тесно связанный с летчиками и всем личным составом. Он знал каждого, умел подойти к людям. В первое время нелегко приходилось парторгу на его трудном участке работы. Пришел Виталий Петрович в армию, как только началась война. В сравнении с большинством офицеров полка он в свои тридцать четыре года мог считаться «стариком». И по партийному стажу Землянский был старше всех. Специального военного образования он не имел, закончил лишь краткосрочные курсы усовершенствования командного состава, но опыт работы с людьми накопил большой. Находясь все время среди летчиков и авиаспециалистов, он старался как можно глубже вникнуть во все тонкости дела.
Старший политрук производил сперва странное впечатление: непривычно было видеть его фигуру в узкой в плечах шинели рядом со стройными, подтянутыми летчиками. Потом к парторгу привыкли, перестали замечать недостатки его строевой выправки. Зато каждый теперь видел его чудесные качества большевика. Коммунисты и беспартийные летчики шли к нему с открытой душой, делились своими думами, советовались, как с лучшим другом, и он советовался с ними.
Когда прибыл приказ об увеличении бомбовой нагрузки, в полку было созвано партийное собрание, на котором с докладом выступил майор Силин.
— Сейчас штурмовики летают на больших, чем раньше, высотах, их можно и нужно применять в качестве ближних бомбардировщиков для разрушения долговременных огневых точек. Следовательно, необходимо брать побольше бомб и покрупнее калибром, — говорили коммунисты.
Летчики Нестеренко, Шкулепов, Чувин, Мусиенко и Ануфриев заявили о своей готовности первыми испробовать увеличенную бомбовую нагрузку.
Вскоре после собрания майор Нестеренко отправился в очередной вылет. С двух сторон под плоскостями его самолета оружейники дополнительно подвесили по стокилограммовой бомбе.
Полет прошел успешно. Дополнительные «порции» [93] ФАБ-100 взяли также летчики группы Шкулепова, вылетевшие в район Ржева.
Журнал боевых действий пополнился после этого такой записью:
«Разрушено дзотов — 3, подавлено точек зенитной артиллерии — 2, зенитных пулеметов — 2. Наблюдали два больших взрыва. По радио от «горы» приняли радиограмму: «Цель поражена хорошо»{13}.
Прошел месяц, и штаб на основе многочисленных вылетов докладывал командованию соединения, что самолет Ил-2 может иметь бомбовую нагрузку в 500–600 килограммов при наличии 8 штук РС и при полном комплекте снарядов к пушкам и патронов к пулеметам{14}.
Такой же вывод был сделан и в следующем месяце. Майор Силин имел все основания записать в журнале: «Самой эффективной бомбовой нагрузкой при действии по узлам сопротивления и опорным пунктам с высоты 300–700 метров — 6 ФАБ-100 с мгновенными взрывателями. Бомбовое вооружение в основном работает безотказно»{15}.
Необычно рано зарядили осенние дожди. Редко появлялись просветы в облаках. Все же гвардейцы использовали любую возможность, чтобы нанести удар по обороне противника. Полеты совершали наиболее подготовленные экипажи, вылетавшие парами или одиночно на «свободную охоту».
Чувин, Рябов, Волошин, Марков, Пяткин вместе с опытом приобрели особенное чутье, безошибочно приводившее их к нужным целям. Чувин поспевал к железнодорожным станциям как раз в тот момент, когда к ним подходил воинский эшелон. Следовал удар сперва по паровозу, потом по платформам. Несколькими заходами с разных направлений он уничтожал вражескую технику.
Николая Рябова и Ивана Волошина стали называть «железнодорожниками» за точные удары по эшелонам [94] с горючим и боеприпасами. Волошин специализировался еще на метких ударах по автомобильному транспорту, а Марков — на разрушении замаскированных блиндажей. Лейтенант Пяткин, прекрасно изучивший район боевых действий, получал самые сложные задания. Острым глазом разведчика он распознавал, что делает противник, куда передвигаются его войска, где находятся склады.
Донесения доставлялись в штаб воздушной армии, по заданиям которой вылетали штурмовики. Сведения о противнике шли из районов Ярцева, Духовщины, Велижа, Демидова, Белого, Великих Лук, Новосокольников.
Чтобы увеличить радиус полетов, эскадрилья капитана Шкулепова перебазировалась ближе к линии фронта. Командиру давалось задание сразу на несколько дней с правом самостоятельно выбирать время и определять цель боевых вылетов. «Охотники» осуществляли налеты на железнодорожные эшелоны, места скопления войск противника, дороги, по которым он двигался.
Поздней осенью полк перешел на положение особой части, выполнявшей задания воздушной армии по разведке переднего края обороны. Гвардейцы ежедневно вылетали также в тыл противника. Плохие метеорологические условия не мешали полетам штурмовиков. Наоборот, такая погода даже благоприятствовала им, потому что позволяла выйти на цель внезапно и с небольшой высоты производить по нескольку заходов.
После перебазирования на новый аэродром остальных эскадрилий командир полка по-новому решил вопрос о повышении качества боевых вылетов. Дело в том, что район деятельности полка простирался вглубь и вширь на сотни километров. Экипажам было трудно детально изучить в таком большом районе расположение огневых средств ПВО, основные пути подхода и подвоза резервов, места работ по созданию укрепленных узлов. Теперь же каждая эскадрилья, получив свой определенный участок для полетов и ведения боевой работы, могла выполнять задания нередко без прикрытия истребительной авиации, в которой была большая нужда на решающем участке советско-германского фронта — под Сталинградом. [95]
Первая эскадрилья держала под своим наблюдением железные и шоссейные дороги в направлении Новосокольники — Маево — Пустошки, вторая — Невель — Дретунь — Полоцк, третья — Невель — Городок — Витебск. Это позволяло летному составу в короткий срок изучить состояние железнодорожных перевозок, движение автотранспорта, насыщенность средствами ПВО станций, крупных населенных пунктов, наличие истребительной авиации.
— Ни за горочкой, ни в балочке, ни за деревцем не спрячутся фашисты, — говорил Мусиенко, возвращаясь с очередной разведки.
В этой фразе была правда. Малейшее изменение во вражеской обороне не ускользало от глаз опытных разведчиков.
Летали в то время не все экипажи, но учились все, и в первую очередь прибывшая на пополнение молодежь. Значительную часть своего времени проводили на занятиях и ветераны.
Подполковник Чубченков требовал, чтобы офицеры неустанно повышали свои политические знания, изучали технику, тактику, штурманское дело, вооружение самолета и практиковались в стрельбе. Эти требования командира штаб неукоснительно проводил в жизнь.
Марксистско-ленинской подготовкой руководил заместитель командира по политической части майор Иванов, человек с большими знаниями, умевший доходчиво передавать их слушателям. Штурманское дело преподавали командир полка и командиры эскадрилий, использовавшие на занятиях многочисленные примеры из боевой практики полка. Заместитель старшего инженера по вооружению старший техник-лейтенант Лысенко занимался с офицерами по теории стрельбы и материальной части вооружения, старший техник-лейтенант Ковалев — по специальному оборудованию самолетов. Инженер полка успевал учить и летчиков, и техников.
Большую пользу приносили конференции в соединении. В них гвардейцы принимали самое активное участие. Они не только делились боевым опытом, но также проводили показательные полеты со стрельбой и бомбометанием. Им было что рассказать: Шкулепову — о строях и боевых порядках на маршруте и во время атаки, Чувину — о воздушном бое, Мусиенко — о противозенитном [96] маневре, Чурбанову — о ремонте техники в боевых условиях.
Занятиям не могли помешать частые налеты вражеских бомбардировщиков, появлявшихся над аэродромом едва улучшалась погода. «Юнкерсы» выскакивали из-за облаков и, поспешно сбросив бомбы, скрывались. Налеты обычно не приносили вреда. Техника на аэродроме маскировалась очень искусно и обнаружить ее, тем более в спешке, не представлялось возможным. Была одна причина, заставлявшая фашистских летчиков спешить: в районе аэродрома их встречали огнем из оружия, похожего на «катюши».
Смекалистые механики сами изобрели «оружие ПВО», своими силами изготовили и окрестили его УРС-1, что означало: установка реактивная самодельная, выпуск первый (к слову сказать, и последний). Для этого приспособили на земле несколько балок, точно таких, как на реактивных установках самолета, сделали проводку, посредством которой производился выстрел под требуемым углом, — вот и вся нехитрая механика.
Огонь УРСа был, правда, неприцельным, но устрашающим.
Боевая дружба гвардейцев сплотила коллектив в крепкую семью. Они выручали друг друга в беде, жертвуя собой, когда дело шло о выручке товарища. Командира в бою готов был прикрыть любой летчик. Однажды, возвратись с полета, Алексей Шкулепов рассказал:
«Летели мы с Иваном Бавыкиным, Юрием Пяткиным, Николаем Рябовым, Василием Зудиловым и Петром Семеновым на Ржев, защищенный множеством зенитных батарей.
Удар по цели без потерь фактически исключался. Это показал предыдущий вылет шестерок Волошина и Панова. Решили пойти на хитрость. Обошли Ржев стороной, углубились на территорию, занятую немцами, а уже оттуда — к городу. Артиллерийские батареи обнаружили быстро. Атаковали сразу всем оружием. Получилось хорошо. Зенитки не успели открыть огонь, и мы пошли домой.
Я даже запел вслух, как вдруг над станцией Панино обнаружил, что сброшены не все бомбы. Может быть, и не совсем правильно, но решил возвратиться обратно — не везти же бомбы на свой аэродром. [97]
«Полечу один, группой рисковать не буду», — сказал себе и дал команду Бавыкину следовать с летчиками по своему курсу, а сам повернул обратно.
Теперь уже не повторилось то, что было при первом заходе. Сразу стало «скучно» от разрывов зенитных снарядов и пулеметных трасс. Вокруг меня образовалось что-то похожее на лес «шапок». Но вскоре замечаю — все меньше и меньше становится облачков. Зато больше их в стороне, возле... других самолетов, показавшихся сбоку. Насчитал пять штурмовиков. Мои... наши... Так вот почему ослабел зенитный огонь. В тот момент я больше обрадовался, чем рассердился. Значит, догнала меня группа, не дала в обиду, берегла на всем курсе.
Но когда сели на аэродром — все живые, целехонькие, хотя со многими пробоинами на самолетах, — здесь уже, сделав сердитое лицо, спросил: «Почему приказ не выполнили, почему не ушли?» А они, словно сговорившись, ответили: «Нам без вас дома делать нечего...»
Тяжелые и грозные дни переживала наша страна накануне 25-й годовщины Октябрьской революции. Словами великого Ленина Коммунистическая партия призывала: «Бейтесь до последней капли крови, товарищи, деритесь за каждую пядь земли, будьте стойки до конца, победа будет за нами!»
По зову партии советские люди шли на великие жертвы, чтобы отстоять свою страну, изгнать из ее пределов ненавистного врага.
Насмерть стояли защитники Сталинграда. Героически сражались ленинградцы. После летних наступательных боев войска Ленинградского и Волховского фронтов готовились к прорыву вражеской блокады. Советские войска наносили удары по врагу под Ржевом, Старой Руссой, Воронежем и Жиздрой. Тыл прилагал все усилия, чтобы помочь фронту. Рабочие военных заводов производили все больше техники и вооружения. Самоотверженно трудилось колхозное крестьянство, обеспечивая армию продовольствием. В сражениях с фашистской армией назревал перелом в пользу Советской Армии.
Следуя славной традиции советского народа — отмечать годовщину Великого Октября трудовыми подвигами и победами, — личный состав полка решил ознаменовать [98] эту дату новыми успехами на фронте. Как и в майские дни, передовая эскадрилья Романова обратилась с письмом к летчикам и техникам соединения. Кроме Романова, этот вызов на социалистическое соревнование подписали лучшие воины эскадрильи, командир звена старший лейтенант Дубенсков, летчик старший сержант Ларионов, механики — воентехник 2 ранга Ширшов и старшина Мошкин, оружейница красноармеец Веселова.
Комсорг полка Борис Сурайкин с комсомольскими активистами — Деркульским, Волошиным, Абрамовым, Сорокиным — подняли на соревнование молодежь.
«Ненависть подкрепляйте умением, — призывали в те дни газеты и листовки. — Чтобы бить врага наверняка, нужно полностью использовать мощь своего оружия. Наибольший урон врагу нанесет тот, кто овладел теорией бомбометания и воздушной стрельбы, прекрасно знает артиллерийско-стрелковое вооружение, грамотно эксплуатирует его при выполнении боевого задания и подготовке вылетов».
Летчики делом откликались на этот призыв. Их боевой счет непрерывно рос.
Звено, ведомое Шкулеповым в составе лейтенанта Рябова и сержанта Калугина, внезапно налетело на крупную железнодорожную станцию и атаковало сразу два эшелона. Бомбы и снаряды угодили в вагоны, в которых находились взрывчатые вещества. Вторым заходом звено довершило начатое дело. В несколько минут летчики уничтожили 2 паровоза, 35 вагонов и 2 цистерны. Их действиям не могли помешать ни зенитный огонь, ни истребители, прикрывавшие станцию. Один «мессершмитт» ринулся в атаку на штурмовиков, но меткой очередью Рябов сбил фашиста.
Через несколько дней лейтенант Рябов со своими ведомыми уничтожил цистерны с горючим и вагоны с боеприпасами на станции Егорьевская. Волошин и Чувин произвели удачный вылет в район Велиж — Демидов, Романов и Марков — в район Белого и Великих Лук. Смелыми и эффективными были действия гвардейцев Феофанова, Дубенскова, Пяткина. Хорошо помог пехотинцам Мусиенко. Армейская газета писала об этом:
«Наше подразделение, прорвав немецкую укрепленную линию, продвигалось вперед, но тут немцы открыли ураганный огонь из минометов и пулеметов. Положение [99] усложнилось. В этот момент в низком осеннем небе появился краснозвездный самолет. Он прорвался сквозь огневую завесу, поставленную вражескими зенитчиками, и стал уничтожать минометные и пулеметные точки гитлеровцев. Использовав этот момент, советские пехотинцы бросились вперед и овладели немецкими окопами. Своим сорок седьмым вылетом, совершенным накануне Октября, летчик Мусиенко заслужил большую благодарность и похвалу пехотинцев».
Достойно встречали знаменательную дату механики, мотористы и оружейники. Многие мотористы в любой момент могли заменить механиков. Полноценными механиками стали Тарасенко, Омельченко, Николай Панов. Порадовали своими успехами авиаспециалисты Карякин, Германов, Евланов, оружейник Ягодин, прибористы Мошкин и Олешко.
Незаметно подошла зима. Ударили морозы. Снег плотным слоем покрыл землю. Замело дороги и тропы. В унтах неуклюже выглядят летчики, пробирающиеся в предрассветном полумраке сквозь лесную чащу на [100] аэродром. Они подтрунивают друг над другом: медведи, настоящие медведи, выбравшиеся из берлоги после долгой спячки.
Рано начинается боевой день. И ни облачность, ни снегопад не задержат его приход.
Аэродром уже очищен, укатан и «отутюжен» гладилками. Постарались за ночь бойцы батальона аэродромного обслуживания.
Хотя погода нелетная, но аэродром живет. То один, то другой взлетают «илы» и, промелькнув над белыми шапками высоких сосен, скрываются из виду. А с другой стороны леса, едва заметный в морозной дымке, заходит на посадку штурмовик, полчаса назад побывавший в тылу врага.
Полк ведет боевую работу. Под впечатлением последних событий люди трудятся с особенным подъемом.
В канун 25-летия Октября партия сказала: «Враг уже испытал однажды силу ударов Красной Армии под Ростовом, под Москвой, под Тихвином. Недалек тот день, когда враг узнает силу новых ударов Красной Армии. Будет и на нашей улице праздник!»
Этот день настал. Сталинград уже не оборонялся, он бил окруженные немецко-фашистские войска. Советская Армия наступала. В сообщениях Совинформбюро упоминались все новые и новые города, станции, населенные пункты, занятые ею. И ни с чем не сравнимой была радость людей, переживших такую трудную осень.
А там подошла знаменательная дата в жизни полка — первая годовщина со дня присвоения гвардейского звания. Эта дата отмечалась в торжественной обстановке.
Нарядно выглядела столовая, освещенная ради такого случая электричеством от движка, украшенная заботливыми руками оружейниц. Постарался художник Вздыхалкин со своими помощниками. С чистых, выбеленных стен глядели портреты и фотографии ветеранов, лучших людей полка, завоевавших ему гвардейскую славу. Тщательно выписанные на щитах цифры рассказывали о пройденном пути. На кумачовом полотнище выделялись слова: «Гвардия — цвет нашей армии. Гвардией гордится советский народ».
Трудно было вместить в помещение всех. К тому же часть его занимала сцена, оборудованная для концерта. [101]
Сегодня предстояло выступление хора под руководством местного учителя Ивана Ивановича Пучкова. Пришлось дополнительно использовать соседнюю комнатушку и даже прихожую. Но никто не замечал неудобств: праздновали по-фронтовому.
Дружными аплодисментами проводили в президиум заслуженных летчиков, лучших техников, командование полка. Почтили память тех, кто погиб, сражаясь под гвардейским знаменем. Сейчас это знамя, охраняемое двумя строгими часовыми, находилось рядом.
Слушали доклад замполита, и в памяти оживали лица, вспоминались слова, поступки, даже жесты друзей. Большинство было рядом, некоторые смотрели со щита с надписью «Слава героям».
Было очень тихо. Только со двора доносилось однообразное постукивание движка, да изредка глухо покашливал кто-нибудь из простуженных механиков.
Майор напомнил о первых боевых вылетах под Лепелем, метких штурмовых ударах по врагу в Ярцеве, Духовщине и Великих Луках, о боях под Зубцовом и Ржевом. Он говорил о доблести летчиков Пахнина, Гвоздева, Орленко, Новикова, Грачева, о мужестве и отваге Рейно, Шкулепова, Романова, Мусиенко, Чувина, Маркова и Дубенскова, о мастерстве и смелости других летчиков, о славных помощниках летчиков — техниках, механиках, их самоотверженной работе. Потом назвал цифры. Только на Калининском фронте гвардейцы обрушили на врага 3 тысячи стокилограммовых бомб и 300 тысяч снарядов и уничтожили сотни вражеских танков и орудий, десятки самолетов, почти 2500 автомашин.
За мужество и отвагу правительственными наградами было отмечено 70 человек. Полк неоднократно заслуживал благодарности от командующего фронтом, командующего военно-воздушными силами фронта и воздушной армии, командира соединения.
После доклада начальник штаба огласил приказы. Снова многие гвардейцы награждались орденами и медалями. Ордена Александра Невского получили капитан Романов, старшие лейтенанты Мусиенко и Марков. В списках награжденных упоминались имена молодых летчиков старших сержантов Павлова, Калугина, Узкова. [102]
Год борьбы под гвардейским знаменем еще больше прославил полк. Своими ударами штурмовики помогали войскам фронта в обороне и в наступлении. Они летали на штурмовку танков, вражеских укреплений, действовали по коммуникациям, находили железнодорожные эшелоны и уничтожали их. Летчики не сворачивали, когда встречали врагов в воздухе, не считали их, а смело вступали в бой. Во взаимодействии с друзьями истребителями они удваивали свои удары, уходили далеко в глубь территории, занятой противником, и сбрасывали на него свой смертоносный груз.
Они шли в бой за Советскую Родину. Их осеняло гвардейское знамя. Оно вело через все испытания и преграды, к заветной цели — к победе.