Закаленные
Кажется, только вчера началась боевая жизнь на Калининском фронте, а в штабе уже подводят итоги за февраль, потом за март. В эти месяцы противник предпринимал немало попыток столкнуть наши войска с занимаемых рубежей, контратаковал, но тщетно.
Тогда гитлеровцы переходили к обороне, зарывались глубоко в землю, создавали узлы сопротивления, чтобы отдышаться, привести себя в порядок, перегруппировать свои силы.
Не давать немецко-фашистским войскам ни отдыха, ни покоя, уничтожать артиллерию, танки и живую силу — такие задачи ставило командование перед нашей авиацией, перед штурмовыми полками. Эти задачи были не менее сложными, чем в дни наступления.
В приказах по полку мелькали пункты и объекты, по которым группам надлежало производить штурмовки: то по моторизованной колонне на дороге Ржев — Спас-Митьково, то по танкам близ села Свистуны, то по живой силе в районе Шпалево — Плоты — Трушково, то по контратакующим частям противника в треугольнике Волово — Грибоедово — Зайцево.
Летали большими группами и звеньями, возглавляемыми Пахниным, Шкулеповым, Нестеренко, Кузей, Романовым, Мамошиным, Чувиным. Неизменно их сопровождали гвардейцы 5-го истребительного полка. Они поднимались с аэродрома, расположенного на полпути до цели, и, приветственно покачивая плоскостями, встречали боевых друзей. Штурмовики быстро узнавали среди других самолет командира эскадрильи старшего [63] лейтенанта Онуфриенко. Он, как правило, шел впереди и при появлении боевых друзей обязательно выполнял какую-нибудь фигуру высшего пилотажа.
Это были месяцы будничной боевой работы. Как будто никаких особенных событий не произошло, никто, казалось, не совершил выдающихся подвигов. А между тем подвигов, на первый взгляд незаметных, было много.
Весной и летом 1942 года войска Калининского фронта проводили операции против группировки немцев в районе городов Ржев и Белый, а также улучшали и укрепляли занимаемые рубежи на холмском, великолукском, велижском и оленино-сычевском направлениях, одновременно отражая контратаки противника.
Штурмовая авиация оказывала наземным войскам большую помощь: обрушивала свои удары на вражеские позиции, уничтожала живую силу и технику на поле боя, в районах сосредоточения, на марше; не давала фашистам покоя на станциях и перегонах, на шоссейных и проселочных дорогах, в населенных пунктах и лесах. Нередко вместе с бомбами противнику посылались листовки, в которых рассказывалась правда о войне и неизбежности разгрома фашизма.
«На фронте ничего существенного не произошло» — такими короткими фразами начинались обычно сводки Совинформбюро в мае и в начале июня. Но эти слова не означали затишье. В мае велись наступательные и оборонительные операции войск обеих сторон на ряде участков советско-германского фронта от Ленинграда до Крыма. Особенно упорные бои происходили юго-западнее Харькова.
Штурмовики в те дни также развивали активную деятельность. Она приносила свои результаты. Два сообщения Совинформбюро, опубликованные одно за другим 5 и 6 июня, отражали события, которыми была полна боевая жизнь полка.
Из вечернего сообщения 4 июня:«Наша авиаразведка донесла, что на одном из прифронтовых аэродромов противника сосредоточено до 20 самолетов. Летчики Н-ского гвардейского полка под [64] командованием майора Нестеренко (Калининский фронт) прорвались сквозь завесу зенитного огня к вражескому аэродрому и уничтожили 10 немецких самолетов и бензохранилище».
Из утреннего сообщения 5 июня:
«Эскадрилья советских летчиков-гвардейцев под командованием старшего лейтенанта Романова совершила налет на железнодорожную станцию, занятую немцами. На станции в это время шла разгрузка трех вражеских эшелонов. Кроме того, два немецких эшелона стояли на подходе к станции. Разбившись на звенья, летчики-гвардейцы начали штурмовку. После первого же захода возникли пожары и взрывы. Немецкие эшелоны были уничтожены».
Предпоследний день мая особенно запомнился начальнику штаба полка майору Силину и его помощникам. Да и не только им.
Готовилось сразу два очень важных боевых вылета.
Приказ о первом был заготовлен штабом в полдень, и старший лейтенант Романов тотчас засел за работу.
Владимира Романова совсем недавно водил на штурмовки уважаемый и любимый всем личным составом командир эскадрильи капитан Пахнин. У него летчик многому научился. Со временем Романову стали поручать самые ответственные задания, и он выполнял их всегда точно. Теперь этот офицер-коммунист сам стал командиром. Неторопливым и спокойным видели его всегда подчиненные. Он возбуждался лишь в те минуты, когда с восхищением рассказывал о работе замечательных людей эскадрильи.
Подготовиться к вылету нужно было особенно тщательно. Хотя летчики уже неплохо знали район цели, оставалось сделать многое, а самое главное — хорошо изучить маршрут, который сами же усложнили в интересах успеха вылета. Имелось в виду нанести удар не только по эшелонам, разгружавшимся на станции, но также по пунктам, расположенным близ нее, потому что разведка донесла о непрерывном движении железнодорожных составов к Оленино.
Ко второму вылету, не менее важному, подготовка велась параллельно с первым. Данные разведки говорили о прибытии на Ржевский аэродром нового соединения. [65]
Нанести удар внезапно, когда противник меньше всего ожидает этого, вот в чем заключался смысл налета. Командир решил осуществить его на рассвете следующего дня.
Семерка Романова вылетела с аэродрома, когда полуденное солнце стало склоняться к западу. Такой чудесной погоды, какая стояла в тот день, не было уже давно. «Сплошная высота и сплошная видимость», — шутили офицеры.
В колонне за ведущим шли летчики Логвиненко, Панов, Феофанов, Бавыкин, Рябов и Гапонов. Близ Луковниково группу встретили два звена «яков» 163-го истребительного полка, которые, как было условлено заранее, сопровождали штурмовиков к цели на малой высоте. Земля и лес оделись зеленью, с ее фоном сливались темно-зеленые «илы», и полет истребителей на такой высоте диктовался простым соображением: не терять из виду штурмовиков.
Подходили к объекту в строю звенья клиньями. Штурмовики застали эшелоны в момент разгрузки на перегоне вблизи Оленино. Романов мгновенно принял решение и первый открыл огонь, подавая этим сигнал к атаке. Штурмовики пронеслись над составами, из которых выгружались танки, машины и орудия. Потом повторили удар уже с противоположной стороны и довершили начатое дело.
В дальнейшем бомбардировке были подвергнуты эшелоны на станции Оленино, а также небольшие колонны, следовавшие по проселочным дорогам на юг. Группа благополучно возвратилась на аэродром другим маршрутом, и ведущий доложил командиру об успешном выполнении задания.
Этот вылет был отмечен приказом командующего ВВС фронта генералом М. М. Громовым, который оценил [66] действия летчиков как примерные и объявил им благодарность.
Не менее успешно прошла штурмовка Ржевского аэродрома. Она была поучительна, и участник вылета Николай Чувин, передавая впоследствии опыт молодым летчикам, имел все основания приводить ее в качестве примера умелых действий штурмовиков. Он вспоминал:
«Часть получила приказ уничтожить немецкие самолеты. Командир отобрал шесть летчиков для выполнения этой задачи. Решили действовать звеньями в клину. Первое звено вел гвардии майор Нестеренко (он же возглавил группу), второе — я. Велась тщательная подготовка. Мы изучили рельеф местности для более скрытого подхода к цели. Избрали маршрут, предусматривающий выход на цель со стороны немецкого тыла, уход после атаки на лесной массив.
Летчики ясно представляли себе боевую задачу. Существенно помог нам фотоснимок аэродрома, сделанный воздушными разведчиками. По этому снимку можно было почти точно определить, какую работу предстоит проделать каждому штурмовику. Такая тщательная подготовка обеспечила успех налета. Разработанный план был выполнен точно.
Ранним утром мы внезапно появились над целью. И хотя аэродром прикрывался большим количеством зениток, ни один наш самолет не получил повреждения. Немцы же понесли большие потери».
В этом боевом вылете участвовали также летчики Путков, Крихта, Зудилов и Яшин, а прикрывали штурмовиков четыре «яка» 163-го истребительного авиационного полка. Уничтожив десять «мессершмиттов», группа нанесла противнику и другой ущерб: взорвала склад с боеприпасами, вывела из строя походные мастерские и подавила несколько точек зенитной артиллерии.
В тот день, когда Совинформбюро несколькими строчками сообщило об этом рядовом событии на Калининском фронте, группа штурмовиков, в которую входили Логвиненко, Зудилов, Рябов, Феофанов, Маркелов и Руденко, поднялась с аэродрома и направилась к разъезду Махерово, где разгружались эшелоны с танками и пехотой противника. Налет этой семерки оказался не менее успешным: было уничтожено 30 вагонов, 5 платформ, [67] 8 танков. Через неделю группа штурмовиков почти в таком же составе дерзким налетом на аэродром противника близ Селы уничтожила 7 самолетов Ю-52, а другая группа в составе Волошина, Гапонова, Руденко и Чувина, вылетевшая под прикрытием истребителей, разгромила вражескую колонну, следовавшую к линии фронта.
Журнал боевых действий полка день за днем фиксировал вылеты, приносившие боевой успех гвардейцам.
В течение лета и осени появилось немало нового в тактике нашей авиации, непрерывно оснащаемой новейшей техникой. Истребители стали широко применять вертикальный маневр, дававший им значительные преимущества в воздушном бою. Это в свою очередь благоприятно отразилось на качестве прикрытия штурмовиков, которые перешли с бреющего полета на малые высоты. Они теперь лучше видели поле боя, могли длительней воздействовать на объект атаки, точнее вести огонь и бомбометание.
Боевая страда в разгаре, дел по горло. Работы хватает всем: и летчикам, часто вылетающим на выполнение боевых заданий, и механикам, которые трудятся «до седьмого пота», и оружейникам, и прибористам, и радиоспециалистам.
Совсем недавно в зеленеющей рощице собирались всем полком, чтобы сказать свое слово о первомайском приказе Наркома обороны. Стать мастерами своего дела, бить в упор немецко-фашистских захватчиков до полного их истребления — призывали суровые слова приказа. Тогда решено было обратиться к друзьям по оружию, ко всем летчикам и специалистам соединения, выразить то, что было на душе, к чему стремились.
В единодушно принятом письме, которое по поручению собрания подписали Шкулепов, Романов и комиссар эскадрильи Логвиненко, гвардейцы торжественно заявляли, что изо дня в день будут совершенствовать свое боевое мастерство, выполнять отлично боевые задания, стрелять и бомбить метко, не расходуя напрасно снаряды и бомбы. Новые обязательства брали на себя и специалисты.
Многому научились люди за год войны, многое испытали. Вот с летчиками своего звена готовится к вылету [68] лейтенант Иван Волошин, юный мечтатель, как называют его в полку, потому что и здесь, на фронте, он продолжает работать над проектом своего самолета-крыла, выкраивая минуты досуга, чтобы засесть за рисунки, схемы и чертежи.
Кто знает, может быть, и о нем говорили бы так, как в свое время великий русский писатель Алексей Максимович Горький отзывался о молодом талантливом изобретателе Уфимцеве, работавшем над созданием летательного аппарата, называя его поэтому в области научной техники, причисляя к тем прекрасным мечтателям, «которые, — очарованные своей верой и любовью, — идут разными путями к одной и той же цели — к возбуждению в народе разумной энергии, творящей добро и красоту».
Может быть, и Волошин создал бы самолет будущего, к которому влекла его пытливая мысль. Но не привелось. Пожалуй, немногие узнали бы теперь в этом летчике выпускника училища, который год назад впервые поднялся в воздух на первое боевое задание. Скорбные складки появились на лице, посуровел взгляд. Война наложила на него свой отпечаток.
Со своими ведомыми готовятся к полету командиры звеньев Мусиенко и Панов. Они, как и Волошин, имеют по 50–60 боевых вылетов и успели на своих машинах истребить десятки вражеских танков. Их сегодняшнее задание — штурмовка войск противника вблизи Кострицы. Офицеры внимательно рассматривают карту с проложенным маршрутом и проведенной линией фронта. Местность словно оживает перед их глазами. Вместо квадратов и прямоугольников, ровных и извилистых линий они видят поля и леса, речушки и озерца, полусожженные дымящиеся деревни, дороги. Наконец, представляют себе цели. Здесь кончается маршрут. [69]
Невольно летчики поднимают глаза и уже не могут оторвать их от чудесного зрелища. Верхушки высоких сосен на ближнем пригорке окрашены ярким оранжевым светом заходящего солнца. Огненные блики медленно, почти незаметно скользят по зеленым кронам и вдруг растекаются по медным стволам. Кажется, что сосны горят волшебным огнем.
Как зачарованные, смотрят летчики. И каждый вспоминает полюбившуюся березу, тополь, дуб у родного дома. Нет, не черствеет сердце в жестоких сражениях! Родная природа... Как дорога она сейчас этим людям, идущим в бой!
До вылета остается несколько минут. Летчики спешат к машинам. Первыми взлетают Панов и Волошин.
Как ни придирчив командир полка, как ни пристрастны командиры эскадрилий — на их лицах восхищение. Взлетели безупречно. Нет промахов и у других летчиков. Правда, Ануфриеву мысленно ставят только «четверку», но тут же вынуждены сделать скидку на его молодость. Феофанову, конечно, «пять». Ну а Мусиенко — ему, мастеру своего дела, положено виртуозно пилотировать машину. Над аэродромом он пристраивается к группе и выходит вперед.
Звеньями, с небольшими интервалами, девятка уходит на юго-запад.
Цель не близка. Штурмовики идут по своей территории на небольшой высоте вместе с истребителями, взлетевшими с этого же аэродрама.
Хотя и тяжеловата, но послушна руке Волошина машина. Он ведет ее спокойно и уверенно. И вдруг, будто волны, на него нахлынули воспоминания. Летчику представляется, что он сейчас находится на маленьком пароходе, плывущем по родному Днепру. Он не один: рядом лицо и руки самой близкой и родной. Как тоскует он по ней! Чего бы только не дал, чтобы эти руки взъерошили сейчас его волосы и он услышал бы до боли знакомое слово «чубатый».
Вся она тогда светилась от солнца, от радости встречи, от гордости, что он рядом. Это чувствовалось по каждому движению, легкому и порывистому, по глазам, говорящим «люблю», по голосу, то звонкому, то приглушенному, тревожному. [70]
Было много встреч в тот месяц, когда он после окончания училища приехал в отпуск в Запорожье. Но эта, как радостный праздник, запечатлелась на всю жизнь.
Внимательно вглядываясь в набегающую ленту шоссейной дороги, приближающийся крупный населенный пункт и, словно застывшую, подернутую прозрачной пеленой легкого тумана реку, Волошин вдруг понял, почему пронеслось в голове милое сердцу видение и так реально представилась картина радостного летнего дня на Днепре.
Внизу, то изгибаясь, то выпрямляясь, протекала Волга. Самолеты шли вдоль ее берегов, пересекали реку, на мгновение оставляли в стороне, снова отражались в зеркальной поверхности или отбрасывали тени на прибрежные луга.
Высотометр показывал 600 метров. Группа миновала крупный населенный пункт, расположенный на скрещении четырех дорог у самой Волги, потом ведущий довернул чуть вправо и вслед за ним довернули другие летчики. Река осталась слева.
Свои войска обозначились сериями разноцветных ракет. На башнях танков, сосредоточившихся на исходных позициях для атаки, были хорошо заметны белые полоски. Мусиенко трехкратным покачиванием с крыла на крыло просигнализировал: «Самолеты свои».
Штурмовики углубились на территорию, занятую врагом. Оказавшись над извилистой речкой и болотистыми лугами, они резко развернулись и стали заходить на цель с запада.
В наушниках прозвучал спокойный хрипловатый голос Мусиенко: «Атака». Волошин услышал этот голос в тот момент, когда впереди, на окраине Кострицы, различил машины и танки, а рядом с самолетами увидел маленькие темно-серые облачка.
Наверное, зенитные снаряды угодили в плоскость, потому что машина раз-другой вздрогнула, будто ее толкнули.
Атака! Глаза Волошина видят в перекрестии прицела два танка, прижавшихся к остову полусгоревшего дома. Машина устремляется вниз, и танки быстро растут в своих размерах. Левая рука отрывается от ручки газа и спешит на помощь правой, напряженные пальцы впиваются в гашетку и кнопку. Бьют пушки. Одновременна [71] бомбы устремляются на цель. Потом ручка управления на себя — и самолет, кренясь, взмывает вверх.
Команда: «Второй заход». Разворачиваясь, штурмовики снова появляются над целями. Теперь летчики обстреливают из пушек и пулеметов накрытые брезентом машины. Очевидно, там боеприпасы — это чувствуется по тому, как сотрясаются «илы» от сильных взрывов. Значит, огонь штурмовиков был метким.
Остались еще снаряды. Летчики специально приберегли их. По дороге на Белый движется длинная вражеская колонна. Ведущий дает сигнал, и группа заходит на нее.
Теперь уже израсходован почти весь боекомплект. «Домой», — слышится в наушниках приказ Мусиенко. Штурмовики уходят от цели. Они пристраиваются к ведущему и уже почти по прямой — горючего остается в обрез — летят на север.
Небо покрывается тонким, но сплошным слоем облаков. Медленно темнеет. В кабинах поблескивают стрелки приборов, ярче горят сигнальные лампочки шасси. Земля под крыльями самолетов начинает терять свои очертания, сливаясь в сплошную серую массу, в которой только наметанным глазом можно обнаружить характерные ориентиры. Где-то здесь должен быть аэродром. Вот и он. Белые ракеты указывают направление посадки, загораются костры.
А на летном поле в это время, как светлячки, мерцают тусклые огоньки. Они повторяют движения людей, которые курят и курят, вслушиваясь в нарастающий гул моторов. С трудом различая в наступающей темноте самолеты, эти люди начинают считать их и с облегчением вздыхают. Хотя прохладно, но они вытирают пилотками выступивший на лбу пот.
Один за другим механики спешат к своим машинам, выжидательно смотрят на летчиков, хотя уже знают, какие слова будут сейчас произнесены.
Самолеты заруливают на стоянки. Еще не успев приступить к осмотру, Деркульский не может удержаться, чтобы не сказать лейтенанту Волошину:
— Однако консоли и стабилизатор продырявлены изрядно. Что, зениток там много? — И, не дожидаясь ответа, спешит добавить: — Ну ничего, к утру будет в порядке. [72]
В его словах звучит спокойная уверенность. За год с лишним, которые Деркульский провел на фронте, летчики воочию убедились в том, что комсомолец знает свое дело. Недаром они питают к нему большое доверие. Да один ли Деркульский такой?
Неутомимо трудятся все авиационные специалисты. Не жалея своих сил, они нередко производят на месте такие сложные работы, что даже искушенные армейские инженеры только головами качают: «Кто и как сумел возвратить в строй эти израненные машины?»
Золотые руки были у техников и механиков Чурбанова, Сорокина, Сидорова, Лукина, Терехина, Мепарашвили, мастеров авиавооружения Читова и Мисевры, прибориста Олешко. Разве всех перечислишь?
Лейтенант Марков вечером привел на аэродром свой штурмовик с пробитым картером. В обычных условиях на смену мотора требовалось три дня. Но условия были не обычными — ждать так долго нельзя. Это отлично понимал техник-лейтенант Михаил Чурбанов.
«За сутки нужно справиться», — решил он. Быстро прикинул, как распределить обязанности между специалистами, дал им задание подготовить инструмент и материалы, проверил бронеотвертки и сам взялся отвертывать шурупы. Работа эта требует особых навыков: главное, сделать первые пол-оборота — оборот, потом могут продолжать механики.
Опыт подсказал Чурбанову, что до окончания демонтажа нужно снять расширительный бачок со старого двигателя и сразу смонтировать его на новом: получится выигрыш времени. Так же поступили с выхлопными патрубками и другими деталями, которые следовало переставить со старого двигателя на новый. [73]
Как заботливые врачи, авиаспециалисты тщательно осматривают подмоторную раму. Механики Горчак и Терехин промывают ее, проверяют, нет ли трещин, срезанных заклепок и болтов, а обнаружив непригодные, ставят новые.
Потом оказалось, что нужно менять резиновые подушки. Это не такая уж сложная операция, когда имеются запасные. Но увы, где-то произошла заминка со снабжением, и подушек нет. Предусмотрительные механики все же находят выход из положения, изготовив подушки из резины, снятой с передачи непригодных танков.
Никто не заметил, сколько времени прошло с той минуты, как началась работа. На дворе уже рассвело. Подведен кран, и, словно игрушечный, повис на нем многопудовый АМ-38. Теперь наступает самый ответственный момент, когда нужны дружные усилия всех механиков звена. Работа в разгаре. Один монтирует тяги управления, другой — воздушную систему, третий соединяет трубопроводы систем. Чурбанов все время возле людей. От глаза опытного специалиста не ускользает малейшая ошибка, на нее он указывает тактично, без излишней горячности. И никто не обижается — у техника большие знания и опыт, их ценят все, да и стремление у людей одно — смонтировать мотор, как на заводе. «Сердце» самолета должно быть без «пороков».
Монтаж закончен, и Чурбанов уже в кабине. Баллон со сжатым воздухом подсоединен к самолету.
— К запуску! От винта!
Обороты увеличиваются, и уже слышен ровный гул двигателя, который песней отдается в сердцах людей, вдохнувших жизнь в самолет.
Техник поднимает руку с вытянутым вверх большим пальцем: «Отлично!» [74]
На отдых! Но не всем. Чурбанову нужно поговорить с летчиком, напомнить ему, чтобы при облете он был особенно внимателен, в первые часы не давал больших оборотов и не перегружал двигатель. Технику предстоит еще одно важное дело. Попозже инженер полка соберет технический состав, и Чурбанов обстоятельно расскажет, каким способом сумели специалисты за такой короткий срок смонтировать мотор и ввести в строй штурмовик.
После штурмовки, проведенной на рассвете, самолет второй эскадрильи вернулся на аэродром с пробитым амортизатором стойки шасси и отбитой пирамидой костыльного колеса. Командир эскадрильи старший лейтенант Романов поставил задачу: ввести машину в строй к вечеру. Группа авиаспециалистов в составе Николая Мошкина, Владимира Карякина, Виктора Евланова и Михаила Лупы сумела выполнить задание командира за восемь часов.
Когда возвратился с боевого задания самолет, обслуживаемый старшим сержантом Леваном Мепарашвили, [75] было установлено, что огнем противника повреждены воздушная система, тяги руля поворота и крышка головки блока. Механик отремонтировал самолет на двенадцать часов раньше назначенного срока. Вскоре доблесть воина проявилась в еще более значительном деле: под огнем противника он эвакуировал самолет с линии фронта.
Особенно запомнился в полку такой случай. Самолет лейтенанта Чувина был сильно поврежден вражеской зенитной артиллерией. Летчик произвел вынужденную посадку на своей территории, почти у самой линии фронта. Для восстановления машины к месту ее посадки направились механик Анатолий Лосев и моторист Николай Панов. Три дня трудились они, в иные часы под огнем вражеской артиллерии, и добились своего: машина была отремонтирована.
Между тем испытания для них только начинались. Обследовав район посадки, они убедились, что машине отсюда не подняться в воздух. Значит, необходимо переместить ее в более удобное место. Но как это сделать, когда на пути непреодолимая преграда — лес, а в нем ни дороги, ни просеки, только узенькая тропка. [76]
И все же комсомольцы нашли выход из положения, который с первого взгляда мог показаться невероятным. Друзья решили расширить тропку и проложить дорогу для самолета. Тотчас взялись они за это тяжелое дело. Работали до изнеможения. Хорошо еще, что лес был нестарый и тропка вела кратчайшим путем к грунтовой дороге.
За этим занятием, продолжавшимся многие часы, их застал приехавший из части Чувин. Работа подходила к концу, оставалось протащить самолет по тропе на площадку, пригодную для взлета. Вскоре летчик поднялся в воздух и взял курс на свой аэродром.
Таких людей, как старший инженер полка Петр Кузьмич Куракулов, называют работягами. Ему до всего было дело, он всюду поспевал, всегда отлично знал состояние каждой машины.
Со всеми подчиненными инженер был настолько дружен, так запросто разговаривал с ними, что непосвященные люди могли подумать: «панибратство». Однако они сами вскоре убеждались, что этот вывод поспешен: не панибратство, а взаимное уважение, понимание с полуслова и, главное, общее стремление как можно лучше обеспечить боевую работу полка — вот что определяло отношения между старшим инженером, техниками звеньев, механиками самолетов, всеми авиаспециалистами.
Вместе с тем Куракулов не прощал никому малейшей оплошности в подготовке самолетов. Тут он был непримирим, более того, — беспощаден. Строго и придирчиво контролируя работу специалистов, Куракулов требовал, чтобы они не обходили мелочей и вообще никогда не упоминали слово «мелочь».
Никто не обижался на инженера за его придирчивость. А он не уставал повторять любимую фразу:
— Обращайтесь с машиной на «вы», не «тыкайте» ей!
Самолет Ильюшина инженер ценил очень высоко, откровенно гордился тем, что его полк штурмовой. Любовь к технике он старался привить офицерам и сержантам, используя свое авторитетное слово как начальник и как один из руководителей партийной организации. В Куракулове [77] весь личный состав видел честного и преданного своему делу офицера-специалиста, поэтому так уважали и ценили его.
Летом 1942 года на долю гвардейцев выпала почетная миссия. Их представителям поручалось выехать на авиационный завод, выпускающий самолеты Ил-2, и вручить коллективу этого предприятия — победителю в социалистическом соревновании — переходящее Красное знамя Государственного комитета обороны. В состав делегации, возглавляемой Героем Советского Союза гвардии майором Песковым — летчиком из другого авиационного полка, — входили гвардии старший лейтенант Иван Волошин, гвардии лейтенант Николай Чувин и гвардии инженер-капитан Петр Куракулов.
Примечательна история возникновения этого завода. Она, как в зеркале, отражала гигантскую работу, проведенную Коммунистической партией для укрепления военной мощи СССР. В удивительно короткий срок на пустыре возникло крупнейшее предприятие, изготовляющее самолеты-штурмовики.
Через несколько недель после прибытия эшелонов из Москвы авиастроители начали выпускать «летающие танки», как называли здесь «илы». Вскоре, перейдя на конвейерный и поточный методы производства, они стали давать фронту все больше и больше машин. Высокой оценкой заслуг коллектива явилось присуждение ему Красного знамени Государственного комитета обороны, которое приехали вручать гвардейцы, уже достаточно испробовавшие мощь этих машин.
Летчиков встретили на заводе, как родных. Такой прием не только волновал, но и смущал скромных офицеров. В то же время и Волошин, и Песков, и Куракулов, и Чувин хорошо понимали, что горячие чувства рабочих относятся не к ним одним, а ко всем воздушным воинам, которых народ величал гордым словом «соколы».
Здесь, на заводе, тоже шла битва, это хорошо видели посланцы фронта. В ней участвовало множество людей, для которых победа была ярким маяком, целью жизни. Фронтовые бригады трудились с неиссякаемой энергией. У каждого второго станка стояла женщина, [78] сосредоточенная и молчаливая, суровая и стойкая, словно часовой у знамени. Здесь были свои герои, совершавшие ежедневно настоящие подвиги.
И, выступая на многотысячном митинге, состоявшемся на огромном заводском дворе, летчики с гордостью назвали этих людей гвардейцами труда.
Посланцы полка пробыли на заводе несколько дней. Рабочие и работницы с волнением говорили:
— Бейте фашистов, не давайте им дыхание Перевести! А самолетов мы дадим сколько нужно.
Гости посетили и конструкторское бюро, где встретились с Сергеем Владимировичем Ильюшиным. Он долго и придирчиво расспрашивал их о поведении штурмовика в полете и в бою, интересовался самыми мельчайшими деталями. Летчики и инженер Куракулов обстоятельно отвечали на все вопросы, с большой похвалой отзывались о живучести самолета, приводили многие примеры из боевой деятельности полка.
Чувин и Волошин откровенно сказали конструктору, что штурмовик с хвоста безоружен и легко уязвим.
— Скоро, скоро будет устранен этот недостаток, — заверил их Сергей Владимирович. — Уже выпустили опытный образец с защитой задней полусферы.
Напутствуемые лучшими пожеланиями и наказами бить врага еще крепче, гвардейцы уезжали на фронт.