На Калининском фронте

Хотя в первом боевом вылете с нового аэродрома участвовало лишь несколько экипажей, весь летный состав собрался утром 21 января в землянке штаба. При свете коптилок начальник штаба капитан Силин не спеша, но громче, чем обычно, читал:

БОЕВОЙ ПРИКАЗ № 1

штаб 6-го гвардейского штурмового авиационного полка

8 час. 00 мин. 21 января 1942 года.

Карта 1 : 500000

1. Противник продолжает активно обороняться на рубеже Ржев, Зубцов, Погорелое Городище и ведет бой в районе Осуга, Сычевка с целью прикрыть отход основной группировки в направлении Гжатск, Вязьма. На западной окраине Ржева и в населенных пунктах Муравьево, Санталово, Хорошево, Перютино и станция Ржев-южный немцы укрепились в домах под полом, закрыв укрепления бревнами, и оттуда ведут огонь.

ВВС противника, действуя с аэродромов: совхоз Дугино, Вязьма, Смоленск, непрерывно атакуют наши войска в районах Ржев, Осуга, Сычевка. В пунктах Ржев, Зубцов сильный огонь зенитной артиллерии и зенитных пулеметов.

2. Приказываю: нанести удар по обороняющемуся противнику в населенных пунктах: Муравьево, Перютино, Хорошево и Санталово.

3. Боекомплект по варианту № 1.

4. Время атаки 9 час. 00 мин. Удар нанести группой в 12 самолетов. Первая шестерка: ведущий капитан Мамошин, ведомые — лейтенанты Зудилов, Семенов, Черний, [47] Жидовец, Грачев. Вылет в 8 час. 30 мин. Вторая шестерка: ведущий капитан Нестеренко, ведомые — лейтенанты Сараули, Марков, Коробков, Дубенсков, Путков. Вылет в 8 час. 45 мин.

5. Маршрут полета: аэродром, Старица, Ржев. Заход на цель с севера на юг. Уход от цели с правым разворотом тем же маршрутом. В период атаки наши самолеты прикрываются истребительной авиацией на месте цели.

6. Опознавательные знаки: наземные войска — зеленая ракета, свой самолет — покачивание вправо 3–5 раз.

Командир 6-го гвардейского штурмового авиационного полка майор Филатов

Комиссар 6-го гвардейского штурмового авиационного полка старший батальонный комиссар Трубачев

Начальник штаба 6-го гвардейского авиационного полка капитан Силин{9}.

— Остаться экипажам, вылетающим на задание, остальным следовать на аэродром, — распорядился командир полка, когда убедился, что задача летному составу ясна.

Экипажам предстояло подробно изучить район, где находились цели, маршрут полета и произвести навигационные расчеты.

Едва забрезжил рассвет и вокруг стали различимы предметы, в студеном воздухе раздался рокот запускаемых моторов. Вскоре самолеты, оставляя за собой снежные облака, поднялись с аэродрома. Шестерки штурмовиков направлялись на первое боевое задание 1942 года.

Полет продолжался сравнительно недолго, потому что до цели было менее ста километров. Как и ожидалось ранее, в районе Муравьево обе группы были встречены зенитным огнем противника. Но он не мог заставить никого из участников вылета отклониться от цели. Выполнив задание, летчики возвратились на свой аэродром.

Боевая жизнь входила в свое русло. Вылеты производились по нескольку раз в день — все в тот же район. [48]

Штурмовики уничтожали также технику и живую силу противника на дорогах, ведущих к линии фронта. Разными маршрутами и в разное время дня группы водили опытные командиры эскадрилий Шкулепов, Пахнин, Нестеренко. Ведомыми летали Марков, Романов, Панов, Путков, Зудилов, Коробков, Чувин, Кузя, Мусиенко, Рябов, Черний.

Такой суровой зимы, какая стояла в 1942 году, не помнили и старожилы. В воздухе, казалось, висели мельчайшие льдинки, прикосновение ветра мгновенно обжигало лицо, словно сотни раскаленных игл впивались в кожу. На покрасневших от напряжения лицах механиков, которые трудились у машин, нередко появлялись белые пятна — следы обморожения. Но что удивительно — люди будто не замечали мороза. Разве только отрывались на минуту-другую, чтобы натянуть рукавицу на побелевшие пальцы, попрыгать на месте, сделать несколько резких движений руками — и снова за работу.

Броневая плита, закрывающая водорадиатор, весит не так уж много, но поставить ее сейчас на место — сущее мучение. Согнувшись в три погибели, моторист держит плиту на весу, пока совместятся отверстия и механик завернет болты.

Нелегко на ветру заделать пробоины, а их иной раз бывает много, особенно на фюзеляже и плоскостях. Однако срок дан и время не ждет. Работать приходится при неровном свете фонаря весь вечер, прихватив и ночное время: ведь надо залечить все раны поврежденной машины и ввести ее к утру в строй — утром летчику выполнять на ней боевое задание.

Когда механика самолета младшего воентехника Ивана Калинкина принимали в партию, все выступающие говорили о его самоотверженной работе.

— Не было случая, чтобы его штурмовик с опозданием вышел на боевое задание, — заявляли товарищи. — Даже малейший дефект в машине он заметит и устранит вовремя.

Вспомнили и такой случай. Однажды на аэродром налетели вражеские истребители. От их огня загорелся самолет Калинкина. Комсомолец выскочил из щели и начал тушить огонь. Фашисты обстреливали его и других механиков, [49] прибежавших на помощь, но те не ушли, пренебрегая опасностью, спасли машину.

Старались и оружейники, возглавляемые младшим воентехником Коньшиным. Они выручали авиаспециалистов, когда в напряженные летные дни тем приходилось туго. Механики и мотористы тоже не оставались в стороне. Сообща подвешивали бомбы, снаряжали боеприпасами пушки и пулеметы. Как только «илы» поднимались в воздух, на земле начиналась подготовка к следующим боевым вылетам: освобождались от тары бомбы, вывертывались пробки, готовились взрыватели. После посадки самолет быстро дозаправляли и снаряжали.

Так работали в те дни авиаспециалисты и оружейники, вызывая своей сноровкой и изобретательностью чувство глубокой признательности и благодарности у летчиков.

«Полный контакт» — говорили в штабе об отношениях между летчиками и всеми специалистами. Партийная организация старательно и любовно укрепляла их дружбу и тесную связь. [50]

Зима усложняла боевую деятельность полка. Вылеты нередко проводились в условиях сплошной облачности, зато давали хорошие результаты, потому что заставали врага врасплох.

Штурмовая авиация вела борьбу с немецкими танками. Враг менял тактику, действовал осторожнее. Его танки шли рассредоточенно, небольшими группами появляясь на флангах наших частей. От летчиков требовались особая точность бомбометания и стрельбы, умение быстро отыскать цель, атаковать и поразить ее. Значительно повышалась ответственность и ведущих и ведомых. Приобретя в ежедневных вылетах необходимый опыт и навыки, ведущими стали летчики Романов, Чувин, Грачев и Черний.

Гвардейцы находили и осваивали лучшие способы и методы штурмовок, проявляли смекалку и находчивость. Своим опытом они делились с товарищами по оружию. В центральной авиационной газете нередко появлялись их статьи, представлявшие немалый интерес для всех летчиков-штурмовиков.

В одной из статей{10} капитан Мамошин тщательно разобрал вопрос о действиях групп по узким целям, главным образом по железнодорожным эшелонам. Учитывая, что эти цели труднопоражаемы и удар по ним сложен, автор приходил к таким выводам:

«Прежде чем предпринять налет, командир группы штурмовиков должен тщательно изучить положение цели, подходы к ней, состояние погоды и многое другое. Надо всегда помнить, что от подготовки удара зависит эффективность его.

Штурмовики идут на цель на высоте около 50 метров. Следовательно, в солнечный день лучшим временем для атаки нужно считать утро или вечер, когда солнце находится на высоте 30–40 градусов над горизонтом. Это гарантирует незаметный подход к объекту со стороны солнца на очень близкое расстояние, обеспечивает внезапность удара, а значит, и наибольшую безопасность для штурмовиков.

Во всех случаях нужно стремиться нанести удар со стороны, позволяющей после атаки без разворота выходить [51] на свою территорию. Соблюдая это правило, командир группы облегчает положение летчиков, самолеты которых могут оказаться подбитыми во время атаки. Даже при очень тяжелом повреждении машины они будут иметь возможность перетянуть через линию фронта и произвести посадку в расположении своих войск.

Личный опыт убедил меня в том, что штурмовать железнодорожные узлы мелкими группами нецелесообразно. Наиболее чувствительное поражение можно нанести, нападая в составе 6–9 самолетов. Мощный, хорошо проведенный удар может сразу парализовать работу станции и лишить противника возможности вывести составы из-под наших последующих ударов.

Направление атаки вдоль эшелона или поперек его неверно, потому что такие удары дают наименьшую вероятность попаданий. Практика показала, что атака длинной узкой цели под углом в 45 градусов дает наилучшие результаты.

Вопрос о строе при нападении на железнодорожные станции и эшелоны решается по-разному. Есть летчики, предпочитающие строй клина, другие — колонну, третьи — строй пеленга. По опыту своей работы наилучшим я считаю третий способ. Даже при очень удачном выходе на цель строй колонны не обеспечивает внезапности удара. Пропустив первый, может быть, даже второй самолет, противник успеет изготовить зенитные огневые средства для встречи последующих. Это может вызвать тяжелые потери среди штурмовиков, атакующих с малой высоты. По этим же соображениям нецелесообразен и строй клина, в котором звенья идут одно за другим.

Теперь представьте себе группу штурмовиков в строю пеленга, вышедшую на цель под углом в 45 градусов. В этом положении вся группа оказывается над объектом, одновременно действует своими огневыми средствами и подавляет вражеские зенитные установки на всем протяжении эшелонов. В этом строю самолеты находятся над целью ничтожно малое время и наносят концентрированный, сокрушительный удар. Противник может привести в действие только те огневые средства, которые находятся на флангах, но они вряд ли смогут причинить ущерб. Прежде чем враг успеет открыть огонь, штурмовики [52] оказываются далеко за пределами цели. Используя солнце, облачность, лесные массивы, складки местности, нам всегда удавалось подойти к цели внезапно, атаковать ее и скрыться до того, как немцы начинали стрелять».

В той же газете старший батальонный комиссар Трубачев несколько позже рассказывал в статье «Внезапный удар по аэродрому»{11}:

«Как был организован удар? Мы учли элемент времени. Это означает выбор такого времени, когда на аэродроме сосредоточено наибольшее количество фашистских самолетов незадолго до их вылета.

Еще с вечера летчики отлично подготовились к выполнению боевого приказа. Они изучили рельеф местности, уточнили маршрут полета. Он должен был проходить вдали от населенных пунктов, железнодорожных узлов, шоссейных дорог. Все это предусматривалось для того, чтобы возможно меньше подвергать себя огню зенитных средств, а главное — остаться незамеченным в пути. Такой маршрут мог обеспечить внезапность появления над целью.

С рассветом поднялись в воздух три звена. Весь путь проходили бреющим полетом над лесными массивами, минуя населенные пункты. К аэродрому подошли со стороны солнца, вдоль оврага, который тянулся до самой площадки.

Удар был настолько неожиданным для фашистов, что их зенитная артиллерия и истребительная авиация не успели вовремя оказать сопротивление. Когда в небе появились разрывы снарядов, было уже поздно: наши летчики успели совершить свое дело».

* * *

В конце февраля командир эскадрильи капитан Пахнин получил задание вылететь на штурмовку в район Быково и Чертолино. Предварительно изучая с ведомыми Марковым, Коробковым и Кокодеевым этот район, Пахнин обратил внимание на небольшой лесок, находившийся в стороне от маршрута.

— Какое мнение летчиков об этих древонасаждениях? — с лукавинкой спросил он, указывая на карту. — Вот тут, близ Чертолина. [53]

«Лесок как лесок», — подумали офицеры и дипломатично уклонились от ответа.

А капитан спросил об этом неспроста. У него возникла мысль, которую он тотчас же высказал ведомым:

— Не может быть, чтобы немцы не использовали его. Будем штурмовать указанные цели, но не пропустим и этого объекта.

Группа поднялась в воздух. Пролетели и над темным четырехугольником леса, выделявшимся на фоне только что выпавшего снега. Никаких признаков присутствия войск, ни одного выстрела.

«Замаскировались хорошо и хотят перехитрить нас, — подумал Пахнин. — А может быть, и впрямь там никого нет? Все-таки надо ударить». И он дал по радио команду: «Атака».

Первые разрывы бомб подтвердили правильность расчетов ведущего. Лес ожил. Среди деревьев в панике забегали гитлеровцы, загорелись машины, тщательно замаскированные на опушке, самолеты сильно встряхнуло взрывной волной. Отходя от цели, летчики могли убедиться в том, что поработали они неплохо. Над местом, безмолвным минуту назад, раздавались взрывы, высоко в небо вздымался столб огня и дыма.

...Облачность сплошная. Видимость полтора километра. Метель. Как лететь в такую погоду? Но раз нужно — значит, можно. В воздух поднимается пара штурмовиков: лейтенанты Иван Дубенсков и Петр Марков. Каждый из них имеет по 40 боевых вылетов. Даже и на небольшой высоте почти не видно ориентиров. Но летчики безупречно знают район, они уже не раз летали в таких условиях и поэтому уверенно ведут «илы».

К окраине города штурмовики подлетают в тот момент, когда по улице проходит артиллерийская часть. Слишком невероятным казалось немцам появление советских самолетов в такую погоду, чтобы предпринимать какие-либо меры предосторожности. Гвардейцам это на руку. Они сбрасывают бомбы на машины и пушки, обстреливают колонну.

Метель усилилась. Еще трудней стало ориентироваться в воздухе. Внизу все белым-бело. Но вот, едва различимый, появляется силуэт заводской трубы, потом зеленые огоньки — это ракеты со своего аэродрома. [54]

Через несколько минут Дубенсков и Марков уже рулят по окраине летного поля, а радостные механики сигнализируют руками: «Прямо», «Вправо», и послушные этим командам «илы» заруливают на стоянки...

Заместитель командира эскадрильи старший лейтенант Алексей Шкулепов в совершенстве владел своим делом. Что ни вылет, то новый прием.

Как-то в начале февраля Шкулепов повел шестерку «илов» в пункты западнее Ржева. С ним были Грачев, Маркелов, Зудилов, Романов и Путков. Низкая облачность не позволила подняться истребителям для сопровождения штурмовиков. Между тем, когда группа стала подходить к цели, погода, как на беду, улучшилась. Здесь штурмовиков подстерегала опасность: в воздухе над своими войсками барражировало несколько «мессершмиттов».

Летчики заметили истребителей, но и сами были обнаружены ими до подхода к цели. В этих неблагоприятных условиях Шкулепов сумел найти смелое и остроумное решение. Призвав к вниманию ведомых, он прибавил обороты и на максимальной скорости повел группу на цель. Расчет был прост: пусть воздушный противник, атакует «илы» в тот момент, когда они начнут штурмовку. В этом случае фашистские истребители подбавят «огонька» по своей пехоте и одновременно парализуют действия зенитчиков, которые не смогут стрелять без риска нанести ущерб своим самолетам.

Все произошло в полном соответствии с замыслами ведущего. К бомбам и реактивным снарядам штурмовиков истребители добавили пулеметный огонь.

Через несколько дней снова выручила находчивость Шкулепова. На подходе к объекту атаки группа «илов» подверглась нападению. Продолжая выполнять задание, летчики приняли боевой порядок — круг, при котором один самолет своим огнем защищал хвост другого. Маневр удался, и удар по объекту был произведен успешно. Затем в таком же боевом порядке штурмовики начали оттягиваться на восток. Прикрывая друг друга и отбивая атаки «мессершмиттов», они подводили вражеские самолеты под огонь своих зениток.

То, что случилось тогда в воздухе, редко бывало ранее в практике боевой деятельности штурмовиков. Атакуя [55] сверху сзади, один «мессершмитт» прошел над самолетом Маркелова. Летчик почувствовал это по тени, закрывшей на мгновение кабину. Он вскинул вверх голову и успел заметить над собой грязно-серое брюхо вражеского истребителя, квадратные срезы плоскостей и разведенные в стороны щитки убранных колес. Сразу мелькнула мысль: «Вот когда можно срезать истребитель. Нужно отстать, повиснуть на его хвосте». Летчик так и сделал. Тем временем, проскакивая вперед по курсу штурмовика, «мессершмитт» словно закачался на месте и со снижением стал удаляться. Маркелов быстро прибавил обороты и впился глазами в прицел. Силуэт вражеского истребителя прошел большое кольцо визира. Еще мгновение — он подошел к центру перекрестия. Тогда пальцы обеих рук нажали на все гашетки. Самолет вздрогнул, и вырвавшийся из него сноп огня настиг врага. Маркелов успел заметить, как истребитель стал переворачиваться и задымил. Летчик осмотрелся. Впереди он увидел «илы». Они продолжали лететь своим курсом. На штурмовиков наседали «мессершмитты», но теперь их уже было меньше.

Так, ведя бой, группа Шкулепова оказалась над своей территорией. Здесь открыли огонь наши зенитчики. Они подожгли один вражеский самолет и заставили ретироваться остальных.

Шкулепов после этого случая сделал такой вывод: если вражеские истребители навязывают бой, то штурмовики должны принять активную оборону, используя всю свою огневую мощь для прикрытия задней полусферы. Вести бой надо на виражах. Вражеские истребители не смогут безнаказанно атаковать штурмовиков по уязвимым местам, так как эти места будут прикрыты огнем ведущего или ведомого. Этот вывод стал правилом для всего летного состава полка.

Происходили и другие встречи в воздухе. Гвардейцы не избегали их, смело нападая и внезапным ударом уничтожая вражеские самолеты. В начале 1942 года пятерка «ильюшиных», возглавляемая тоже Шкулеповым, на небольшой высоте шла в район Гусевки, чтобы произвести штурмовку вражеской артиллерии. Когда группа, перелетев линию фронта, оказалась в тылу противника, летчики заметили впереди себя трехмоторный вражеский самолет, эскортируемый истребителями. «Наверняка летят [56] какие-нибудь важные персоны, раз их так охраняют, — решил ведущий. — Или драгоценный груз везут. Нужно ударить».

Он увеличил скорость. Прибавили обороты и ведомые. Подойдя к Ю-52, Шкулепов подал одну за другой команды: «Атакую транспорт противника», «Усилить наблюдение за воздухом», «Приступить к противоистребительному маневру» — и начал сближаться с самолетом, а с дистанции 100 метров открыл огонь. «Юнкерс» задымил, однако еще держался в воздухе. Меткие очереди других штурмовиков превратили его в пылающий костер.

Вражеские истребители и не пытались атаковать. Не сделав ни единого выстрела, они на предельной скорости ушли на запад. То ли их ошеломило внезапное нападение, то ли они сочли бесцельным преследовать штурмовиков, снизившихся до самых верхушек деревьев, то ли попросту испугались. Между тем пятерка вышла на свою цель и нанесла удар по артиллерийским позициям.

Командующий ВВС фронта в своей телеграмме дал высокую оценку смелым действиям штурмовиков, называя их работу по-настоящему гвардейской.

Лейтенант Зудилов со своим неразлучным другом Петром Марковым вскоре увеличили счет полка, сбив еще два трехмоторных самолета.

Когда летчики докладывали о сбитых самолетах противника, никто так не завидовал им, как младший лейтенант Чувин. «Надо же, чтобы людям так везло», — думал он и даже не стеснялся высказать это в кругу товарищей.

— Хоть бы разведчик какой попался, — не раз говорил он.

Николаю Чувину удалось одержать победу в воздухе над более сильным врагом. «Фоккер» вынырнул из-за облаков на высоте 600 метров в тот момент, когда штурмовик пересек линию фронта. Противники сразу заметили друг друга.

Вражеский истребитель, находившийся значительно выше, резко развернулся и начал заходить для атаки сзади (фашистские летчики избегали атаковать штурмовиков в лоб). Чувин продолжал идти своим курсом, внимательно наблюдая за противником через форточку и бронестекло. [57]

При этом он хладнокровно рассчитал, что истребитель, обладая большей скоростью, после атаки окажется впереди и таким образом поставит себя в невыгодное положение. «Нужно только сманеврировать, не дать ему прицелиться», — думал Чувин. Когда фашистский летчик пошел в атаку, штурмовик плавно скользнул на крыло, и огненная трасса прошла рядом с плоскостью. А через несколько мгновений «фоккер» показался метрах в ста впереди — самолет разворачивался после пикирования. Чувину только это и нужно было. Он сделал глубокий вираж, накренив машину до предела. Как только гитлеровец попал в крест прицела, Чувин нажал гашетки и сбил его.

Николай Чувин отличился не только в этом воздушном бою. Незаурядные способности штурмовика он проявлял почти в каждом боевом вылете. Трудно чем-нибудь удивить летчиков, но Николай даже их порой поражал своей выдержкой, за которой более опытные товарищи без труда распознавали расчет и точность. Очевидно, сказывались навыки, приобретенные еще в цеху Брянского металлургического завода, где Чувин работал с юношеских лет слесарем-лекальщиком.

Вскоре его стали ценить как настоящего мастера штурмовых ударов и сравнивали с лучшими летчиками полка. На фюзеляже его самолета появились новые звездочки, обозначавшие число сбитых вражеских самолетов. У Чувина уже учились отличному пилотированию, грамотным тактическим действиям, умению производить атаки и маневрировать в бою. О нем писали в центральных газетах. Первая правительственная награда — орден Ленина — явилась высокой оценкой боевых качеств этого молодого офицера.

Для партийной организации, принимавшей младшего лейтенанта Чувина в свои ряды, лучшей характеристикой летчика были 54 боевых вылета, уничтоженные им вражеские танки и сбитые самолеты.

Чувин не был исключением среди молодежи полка. Воевать отлично, по-гвардейски — этот девиз становился жизненным правилом каждого.

* * *

Неприхотливы люди на войне, скромен их быт. В нескольких случайно уцелевших избах, расположенных вблизи аэродрома, поселились летчики полка. К избам вплотную примыкал лес, который тянулся издалека. [58]

Закончился боевой день, наполненный гулом моторов, треском пулеметных очередей, разрывами зенитных снарядов, докладами о выполненных заданиях, разговорами об удавшемся полете или постигшей неудаче.

Рано стемнело, и больше никто не взлетит сегодня. Нет уже надежды, что произведет посадку самолет, не вернувшийся вместе со всеми с задания...

В жарко натопленные избы приходят утомленные люди. Обстановка здесь нехитрая: нары, самодельная скамья вдоль стены, табуретки и стол, покрытый серой скатертью, на котором установлены две коптилки, небольшой бачок с водой в углу. На маленьких окошках — потемневшие занавески, на стене — невесть откуда взявшаяся репродукция картины «Аленушка», рядом — любовно сделанный Вздыхалкиным небольшой плакат с надписью золотыми буквами «Слава героям» и портретами Новикова, Гвоздева, Орленко. Женская фотография у изголовья.

На кухне возле теплой печи аккуратно сложены унты и комбинезоны.

Отдыхать! Один сразу валится на койку и через пять минут похрапывает, другой, раздевшись до пояса, выбегает на мороз, чтобы обтереться снегом, третий присаживается к столу и начинает быстро писать, а потом вдруг задумывается и так несколько минут сидит с устремленным в одну точку взглядом.

Волошин берет с полки книгу и углубляется в чтение. Дубенсков что-то мастерит из небольшого кусочка дерева. Зудилов и Марков вполголоса беседуют. Шкулепов перелистывает подшивку газет и, найдя интересующую его статью, показывает ее Коробкову. Нет-нет да и взглянет кто-нибудь на угол нар, что-то печальное промелькнет в глазах, и сразу опустит голову. Здесь спал товарищ, который десять дней назад не вернулся с задания.

Это помещение — самое просторное из всех, занимаемых летчиками. Сюда «на огонек» приходят соседи — кто отвести душу в споре, кто «забить козла», послушать песню или самому подтянуть. Одним словом, здесь — неофициальный, но признанный клуб. Таким его считает и парторг Землянский, который наведывается сюда чуть ли не каждый вечер. [59]

В один из таких вечеров, когда только началась задушевная беседа, приоткрылась дверь и с порога раздался громкий голос:

— Разрешите?

В комнату вошел военный с небольшим чемоданчиком в руке. Осмотревшись, он осведомился, кто командир эскадрильи, а потом доложил Романову:

— Лейтенант Феофанов, прибыл для дальнейшего прохождения службы.

— Ну что ж, нашего полку прибыло, — отозвался Романов и крепко пожал ему руку. А потом, сразу меняя тон, добавил:

— Место свободно в углу.

Там раньше спал Сараули. Друг погибшего летчика Павел Грачев тяжело вздохнул и невольно вспомнил вслух:

— Мы с Шалико сговорились встретиться после войны в Грузии... Хвалился, что у него бочка с вином зарыта...

В наступившем молчании Феофанов решительно шагнул в угол. Летчики провожали его глазами, пока лейтенант не положил под нары чемодан.

Тягостное молчание прервал голос:

— Что новенького в нашем мире, товарищ парторг? Какие вести о втором фронте, когда его думают открывать наши союзники?

И сразу прозвучала реплика Маркова:

— Держи карман шире!

В разговор вмешался лейтенант Кузя, прослывший в полку летчиком отчаянной смелости:

— Как говорят у нас на Украине: «Докы сонцэ зийдэ, роса очи выисть».

Не утерпел и Панов. Он раздул щеки и, стараясь походить на Черчилля, торжественным голосом изрек:

— Выражаем вам свое восхищение, одобрение и уважение, желаем победоносного завершения, остаемся в дальнейшем ожидании с почтением...

Эта маленькая сценка вызвала смех. Кто-кто, а летчики любят шутку.

Землянский развернул стоявшую в углу карту и начал отвечать на вопросы, подробно объясняя международное положение. [60]

В комнату набилось столько людей, что опоздавшим уже негде было сидеть, и они слушали, прислонившись к нарам. Когда закончилась беседа, еще один гость появился в комнате: в унтах, с перевязанной головой, на которой с трудом держался шлем. Это был младший лейтенант Черний.

— Прямо из госпиталя, — сказал он. — Уговорил медицину и добрался попутными машинами...

...Самолет младшего лейтенанта Черния был подбит под Нелюбино. В момент атаки замаскированные зенитные батареи открыли огонь, и вражеский снаряд угодил в мотор, вызвав пожар. Пламя охватило комбинезон летчика, обжигало лицо, слепило глаза, временами он терял сознание. И все же Черний вел самолет. На один момент ему показалось, что можно произвести посадку, но он успел вовремя заметить вражеские машины и людей возле них. Летчик инстинктивно нажал на гашетки и взял ручку на себя. Полет продолжался еще несколько минут, а может быть, и секунд. Резкий толчок привел летчика в сознание. Горящая машина уткнулась в снежный сугроб. Он выбрался из кабины. Сколько времени прошло? Час? Два? Как он очутился возле разрушенного сарая, а потом в госпитале?..

Летчики наперебой пожимали руки возвратившемуся товарищу, снова и снова расспрашивали о подробностях январского вылета.

— Ради такого случая полагалось бы по пайковой норме и... сверх нее, — подняв палец, произнес Марков. — Но, принимая во внимание... заменим песней. Николай, тащи свою семиструнную.

Летчик не заставил себя долго просить. Гитара сразу появилась в его руках, и он стал ее настраивать.

— Какую?

— Нашу любимую.

И сперва тихо, потом все громче и громче зазвучала песня, которую уже не раз пели в этой избе: