Содержание
«Военная Литература»
Военная история

Глава восьмая.

Под грозовым латвийским небосводом

Войска 2-го Прибалтийского фронта, начавшие успешное наступление, были готовы предпринять решительные действия в целях освобождения Советской Латвии.

Чтобы лучше представить себе, какое место занимала в операции воздушная армия, следует обратиться к документу, разработанному штабом и утвержденному командующим генералом Н. Ф. Науменко. Речь идет о плане авиационного наступления в июле 1944 г. в интересах разгрома себежско-идрицкой группировки противника{62}. Этот документ проливает свет на характер боевой деятельности авиационных частей и соединений, роль офицеров управления — представителей воздушной армии в наземных войсках, их подвижных группах, на организацию взаимодействия.

План предусматривал: в авиационном наступлении участвуют 11-й смешанный авиакорпус, 225-я и 214-я штурмовые авиадивизии, 315-я истребительная авиадивизия, 284-я и 313-я ночные бомбардировочные авиадивизии. С 10-й и 3-й армиями взаимодействуют 11-й сак, 225-я шад, 313-я нбад; с 22-й и 4-й армиями (4 июля Ставка передала эту армию из состава 1-го Прибалтийского 2-му Прибалтийскому фронту), 5-м танковым корпусом — 214-я шад, 315-я иад, 284-я нбад. В штабы наземных армий и подвижные группы направлялись офицеры В. И. Дюжев, А. А. Гладков, Г. Д. Сивопляс, В. А. Фицев, В. В. Полосухин, М. И. Сапогов со своими помощниками. По радио и проводам они держали связь со штабом воздушной армии, а те, кто находился в подвижных группах, — с соответствующими штабами авиационных дивизий и корпуса. Им разрешалось вызывать в нужный район дежурные группы штурмовиков и истребителей, которые оказывали действенную помощь наземным войскам. [187]

Наступление продолжалось. Ежедневно сводки Совинформбюро сообщали об освобожденных городах, станциях, сотнях населенных пунктов. В районе действий воздушной армии оказались Пушкинские горы.

Не было в армии ни одного человека, у кого бы с детства не отпечатались в памяти пламенные строки великого поэта. Летчикам часто приходилось пролетать над Михайловским. Там находился враг, мысль об этом заставляла сжимать кулаки.

На небольшой высоте летал над Пушкинскими горами на По-2 лейтенант Алексей Зайцев. Он корректировал огонь одного из артиллерийских дивизионов в районе западнее Новоржева. Зайцев рассказывал:

— Мы ясно видели с воздуха несколько батарей, расставленных среди отдельных сохранившихся строений. Пушкинская усадьба была полуразрушена. В находящемся рядом парке также были обнаружены артиллерийские позиции и несколько танков. Гитлеровцы замаскировали их кое-как. Они чувствовали себя здесь в безопасности, понимали, что одни только названия этих мест прикроют их...

Мы точно засекли координаты всех батарей и передали их по радио артиллеристам, пояснив, где заветные места. Артиллеристы не стали вести огонь по этим местам, чтобы не подвергать их разрушению.

Однако по другим батареям, расположенным вблизи села Михайловское, наши артиллеристы открыли меткий огонь и уничтожили около десятка орудий врага.

Настал день, когда сводка Совинформбюро упомянула об освобождении Пушкинских гор.

За два дня наступательных боев войска фронта продвинулись вперед на 35 км, расширив прорыв до 150 км. Подвижная группа 10-й гвардейской армии ворвалась в Опочку и после уличных боев овладела этим городом Псковской области. Отсюда она нацелилась на новый рубеж обороны противника у реки Синяя. 3-я ударная и 22-я армии с севера и юга приближались к Себежу.

17 июля произошло знаменательное событие: боевые действия были перенесены на территорию Латвийской ССР. Радостно встреченные населением, первыми вступили на родную землю бойцы 130-го Латышского стрелкового корпуса под командованием генерала Бранткална. [188]

То на одном, то на другом участке фронта войска освобождали родные города. За Себежем последовали Зилупе, Дагда, Краслава, Лудза, Карсава. В сводках Совинформбюро уже стало упоминаться двинское направление, на котором действовала 4-я ударная армия, возглавляемая генерал-лейтенантом П. Б. Малышевым. Приближался штурм последней оборонительной полосы противника на пути к Резекне и Даугавпилсу.

Боевая работа в воздухе складывалась из ударов групп «илов» 214-й и 225-й штурмовых авиадивизий, из воздушных боев четверок «яков» и «лавочкиных» 171, 148, 293-го истребительных авиаполков, из эшелонированных вылетов экипажей 284-й и 313-й ночных бомбардировочных авиадивизий, из полетов на большой высоте в глубь обороны противника разведчиков 99-го полка. В составе воздушной армии теперь насчитывалось вдвое больше самолетов, чем у противника на этом направлении.

Но тем не менее требовались еще большие усилия, чтобы удержать господство в воздухе, непрерывно воздействовать на противника на поле боя и в оперативном тылу, обеспечивая быстрое продвижение наступающих войск.

Нередко совпадали маршруты экипажей самолетов, направлявшихся с идрицкого и неблизких к нему аэродромов к полям боев на подмогу атакующим стрелковым дивизиям.

...Вел свою эскадрилью Герой Советского Союза майор Алексей Рязанов. В кабине чувствовал он себя очень уютно, радовали взор словно умытые дождем плоскости, фюзеляж, стекла фонаря. Этот новенький самолет он получил накануне в подарок от шефов.

...Вел группу истребителей 148-го авиаполка командир эскадрильи капитан Николай Ябриков. Ведущими четверок были летчики, которых он научил «видеть воздух», — Владимир Щербина и Александр Ордин. Шел в группе старший летчик лейтенант Павел Новожилов. Нетрудно было узнать его самолет по надписи на фюзеляже: «За Геннадия Серебренникова», сделанной сразу после гибели друга. В последнем вылете Новожилову удалось увеличить свой счет. Это произошло в бою с «фокке-вульфами», которые пытались отсечь истребителей от штурмовиков. [189]

На аэродроме лейтенанта ждала поздравительная телеграмма начальника политотдела. Новожилов ответил: «Постараюсь, чтобы гитлеровец не был последним. Примите эти слова как клятву советского офицера».

Умело воевал Новожилов. Об одном из боев летчик рассказывал:

«В паре с младшим лейтенантом Павлом Вершининым я вылетел на патрулирование. Над линией фронта станция наведения сообщила, что отсюда только что ушли четыре ФВ-190.

Догадка подсказала — это разведчики. За ними обязательно должны появиться бомбардировщики. Походив некоторое время в своем районе патрулирования, я попросил станцию наведения разрешить углубиться на территорию противника, чтобы встретить немцев внезапно, на подходе к цели, и не дать бомбить боевые порядки наших войск. Мне разрешили. Через несколько минут я заметил, что на одной высоте со мной шла группа «фокке-вульфов» бомбить наш передний край. Немного поодаль, слева сзади летела вторая десятка. Решаю атаковать их. Набрав достаточную высоту, стал атаковать не первую, а вторую группу. Зашли сверху сзади и атаковали. С некоторых самолетов посыпались бомбы на свои войска. Решаю делать вторую атаку. Зашли опять сверху сзади и врезались в строй.

Так или иначе, а противник был деморализован. Тогда решаю нагнать первую группу. Нас она не заметила. С каждой секундой расстояние между нами сокращалось. Действовать решили так: я — сверху, а Вершинин — снизу слева.

И снова после нашей внезапной атаки с некоторых самолетов бомбы полетели вниз. Биться и дальше вдвоем с двадцатью нам было бы не под силу, если бы мы не придерживались тактики не давать немцам собраться компактной группой и принять боевой порядок. С этой целью мы с Вершининым разошлись и стали атаковать с разных направлений, поддерживая при этом зрительную связь и приходя друг другу на помощь, когда кому-нибудь из нас было трудно.

Мы поставили себе задачу согнать фашистов вниз, и они постепенно снизились до 1500 метров.

После того как их строй нарушился и многие «фокке-вульфы» побросали бомбы на свои войска, мы стали атаковать [190] отдельные самолеты и сбили четыре. Задача по патрулированию была выполнена»{63}.

...Вел восьмерку «яков» заместитель командира эскадрильи капитан Вадим Бузинов. Встреченные истребители противника из кожи вон лезли, чтобы не допустить группу к «юнкерсам», которые приближались к Резекне. Атаки следовали за атаками. Бузиновские истребители хладнокровно отражали их, диктуя противнику условия боя. При этом они сбили шесть вражеских самолетов. Так летчики 148-го авиаполка предотвратили удар вражеских бомбардировщиков по подвижной группе 10-й гвардейской армии.

...Прикрывала наступающие войска восьмерка Ла-5, ведомая командиром эскадрильи 171-го истребительного авиаполка майором И. А. Вишняковым. Когда она находилась над районом Мозули, Лудза, станция наведения предупредила о приближении двенадцати «фокке-вульфов». Ведущий увидел их ниже своей группы и сразу дал команду: «Атакуем!» Облачность и лучи солнца в ее просветах помогли «лавочкиным». Итог боя: два вражеских самолета сбил командир эскадрильи, один — младший лейтенант Василий Григорьев; остальные вражеские самолеты ушли на большой скорости на запад.

Над этим районом в тот же день, 17 июля, двумя часами раньше выполнял задание по прикрытию войск майор Константин Соболев со своей восьмеркой. 16 «фокке-вульфов» появились выше его группы, но наши истребители успели набрать высоту и атаковать в тот момент, когда вражеские самолеты начали сбрасывать бомбы. Несмотря на численное преимущество, гитлеровцы уклонились от боя.

В эти дни самыми популярными стали призывы, обращенные к воздушным бойцам:

Налетом смелым, ударом точным
Круши фашистов, товарищ летчик!
Штурмуй беспощадно! На запад гони
Фашистскую нечисть с родимой земли!

Старший лейтенант Михаил Соколов повел на задание группу «илов». Нельзя назвать это задание из ряда вон выходящим, но трудно переоценить значение вылета для [191] действий подвижных групп наступающих армий, которые вели упорные бои у рубежей обороны противника, прикрывавших Резекне и Даугавпилс.

Резекненский железнодорожный узел был важной артерией, через которую фашистское командование питало свои войска резервами, боеприпасами и горючим. О скоплении вражеских эшелонов поступили донесения с борта самолета лейтенанта Ивана Мавренкина из 50-го разведывательного авиаполка. Последовал приказ начальника штаба фронта генерала Сандалова генералу Саковнину о бомбардировке узла, сюда и направились штурмовики.

Наиболее значительным был вылет 810-го полка. Соколов шел со своей шестеркой впереди всей группы из 18 «илов», сопровождаемых 8 Як-9.

О том, как действовали летчики, скупо рассказывало донесение:

«Подход к цели и атака производились последовательно группами с разных высот (от 1800 до 800 метров) и разных направлений. Это спутало расчеты вражеских [192] зенитчиков. Летчики сбрасывали бомбы с высоты 500-600 метров, а пулеметно-пушечный огонь и огонь эрэсами открыли еще ниже.

Они сделали пять заходов на цель. В результате уничтожено 30 цистерн с горючим, два эшелона, три склада с боеприпасами. Штурмовики потерь не имели».

Действия группы штурмовиков и ее ведущего получили высокую оценку. Этот вылет не был исключением в боевой деятельности Михаила Соколова. Командующий воздушной армией наградил летчика орденом Отечественной войны I степени, отметив умелый маневр группы, обезопасивший ее от зенитного огня, и тот факт, что между станциями Резекне и Виляны она сумела уничтожить еще один эшелон противника.

Награда вручалась вскоре после этого вылета, а Соколов уже успел отличиться в другом.

Враг отступал, огрызаясь. Задача заключалась в том, чтобы, закрывая пути отхода, не дать ему закрепиться на промежуточных рубежах и отдышаться. Кому как не летчикам создавать пробки у водных преград, уничтожать переправы. На одну из них, вблизи от узла шоссейных дорог, Соколов повел штурмовиков. Командир полка предупредил его: первый вылет двух пар не дал успеха — бомбы упали рядом. Правда, подавлен огонь «эрликонов». Теперь нужно покончить с мостом...

Ведущий решил пройти неподалеку от цели, углубиться на территорию, занятую противником, потом сделать заход с тыла. Замысел удался. Мост был почти разрушен, когда в него угодили бомбы, сброшенные Соколовым. Рядом шел Матвей Штрякин, за ним Антон Белоус со своими ведомыми. Они довершили начатое ведущим. Все было сделано с первого захода. Докладывая командиру о выполнении задания, старший лейтенант заметил: «Будет надежная пробка. Можно вылетать сразу».

При докладе Соколова присутствовали командиры эскадрилий Василий Козловский и Анатолий Соляников. Тут же, в землянке КП, они получили приказ: по готовности самолетов вылететь на цель двумя пятерками. Командир полка майор Сергей Иванович Ермолаев провожал на старте десять «илов», ушедших через несколько минут к переправе на реке Утроя.

Вечером позвонил член Военного совета фронта генерал В. Н. Богаткин, интересуясь Соколовым: [193]

— Каков он из себя? Давно ли на фронте? Коммунист? Откуда родом?

Командир смутился от неожиданности и залпом ответил:

— Большеглазый такой. Тонкобровый. Русоволосый... Родом из Калининской области. Конечно, коммунист.

И без паузы:

— Пареньку, товарищ генерал, двадцать первый пошел. Летчик что надо...

— Представьте к награде.

810-й штурмовой авиаполк во время июльских боев базировался на одном аэродроме с 293-м истребительным из 11-го смешанного авиакорпуса. Летчики подружились с первого знакомства. Отношения их были доброжелательными и сердечными. Штурмовики почитали превосходного летчика Олейника, более молодого, но не менее опытного аса Логвиненко, издалека улыбались хозяину «яка», украшенного звездочками побед, первоклассному истребителю командиру звена Виктору Нагорному.

Истребители с большим уважением относились к Ивану Ивановичу Резниченко, к лучшим «охотникам» полка Василию Козловскому и Ивану Башарину, к «новенькому», нескладному с виду, упорнейшему в деле Матвею Штрякину. Ближе узнав друг друга, летчики чувствовали себя в воздухе уверенно, и боевая работа спорилась у них. Пример — совместный вылет в район Мозули. Группу штурмовиков вел Василий Козловский, ведущими пятерок были Иван Резниченко, Иван Башарин и Бернгард Чернявский; истребителями сопровождения командовали Герои Советского Союза Николай Логвиненко, Григорий Олейник и Сергей Сафронов. Были в группах и неопытные летчики, однако с момента взлета и до самой посадки они проявили качества настоящих истребителей,

«В таком строю иначе нельзя», — говорили они генералу [194] Сухачеву, который весь этот день находился на аэродроме и долго выспрашивал у летчиков, в чем коренится успех, хотя сам видел, как четко действовали экипажи, слышал у радиостанции на КП, как развивались события на маршруте и над целью. Работа штурмовиков представлялась ему эталоном боевого вылета. Сухачев чувствовал в ней первоклассную квалификацию большинства исполнителей задания, ясно видел, как сочетались точность расчета с четкостью действий.

Такое мнение подтверждали все ведущие — люди бывалые, знающие толк в маневре, цену слетанности и взаимопониманию в воздухе. Майор Григорий Олейник называл удар по цели группы Ивана Резниченко мастерским. (В ней были ведомыми Белоус, Чайкин, Горохов и Азяев.)

— Мы шли рядом с «илами» Козловского, — добавил Сафронов. — Хотелось все время повторять: «Молодцы, штурмовики!» Не успеешь подумать: «Вот бы по этой цели», а они уже заходят на нее. И сразу — результаты: одно за другим прямые попадания. Потом без паузы — заход на колонну, только успевай развернуться.

Сдержанный Логвиненко одной репликой сказал еще больше: «Здорово воюют друзья», назвав ведущего пятерки — Чернявского.

Лестные отзывы. Тем более в устах лучших летчиков-истребителей соединения, глубоко проникших в железную логику чкаловских суждений о постоянной готовности к боям и к тому, чтобы сбивать неприятеля, а не быть сбитым; о решающем значении уверенности в бою, которая дается безукоризненным мастерством.

Штурмовики в свою очередь относили успех вылета на счет истребителей:

«Мы спокойно работали над целью... Сопровождение было видно и слышно. То и дело доходили до нас по радио звонкие ободряющие голоса».

Жаль, что этого разговора не слышали пехотинцы. Они вставили бы свое словечко, доброе, солдатское: «Наши-то давали фрицам прикурить!»

* * *

Боевое донесение № 200 от 19 июля из 622-го Севастопольского штурмового авиаполка 214-й Керченской штурмовой авиадивизии гласило: [195] «В течение дня пять самолетов — ведущий Герой Советского Союза старший лейтенант Кошуков — под прикрытием Як-9 (431-го истребительного полка. — Авт.) бомбардировочно-штурмовыми ударами уничтожали батареи противника в районе Малиновец, Ближнее Дворище»{64}.

В этом направлении наступали части 4-й ударной армии, и сюда вылетали штурмовики 214-й дивизии. Вениамин Кошуков был одним из самых молодых летчиков этого соединения, но успел пройти сквозь огонь боев на трудных участках фронта и стал ведущим.

Еще в начале года Кошуков заменил на посту командира 3-й эскадрильи своего погибшего наставника и друга капитана Карлова. И вот теперь сражался за Советскую Латвию, шел в строю впереди. Ежедневно, начиная с 10 мая, группа штурмовиков, ведомая старшим лейтенантом Кошуковым, появлялась то в районе Идрицы, то над Себежем, то вблизи Шкяуне, то взлетала уже с нового аэродрома, расположенного в районе Идрицы, и брала курс к Даугавпилсу.

Задумаемся сейчас над свершенным летчиком в свои еще очень молодые годы.

Минуты в воздухе — это минуты огромного напряжения. Не все время в разрывах зенитных снарядов или под огнем вражеских истребителей, но всегда в готовности встретить опасность, отразить или нанести удар. В каждом вылете... У одного — первый был и последним. Десять раз шел в огненном небе другой. Сто раз — третий... Кошуков совершил сто сорок боевых вылетов на штурмовике Ил-2! Последний — неподалеку от тех мест, где находится [196] здание прейльской школы, а в ней спешат на уроки те, кто по возрасту годится теперь во внучата двадцатидвухлетнему старшему лейтенанту. Столько лет было Кошукову, когда он погиб. Вместе с ним совершил свой последний вылет воздушный стрелок комсомолец Георгий Валеев. В той школе каждый знает о жизни-подвиге воздушных бойцов...

Войска 2-го Прибалтийского фронта продвигались вперед. С КП 4-й ударной армии часто радировал генералу Саковнину неутомимый и невозмутимый подполковник Дюжев: «Прошу направить штурмовиков. Координаты...» Начальник штаба армии понимал: на этом участке застопорилось движение к Даугавпилсу. Следовал короткий приказ генералу Данилову — и высылалась подмога.

Командир 214-й штурмовой дивизии по своему обыкновению находился на пункте наведения.

— Я — «Эрэс», я — «Эрэс», — слышали его позывные летчики, подлетающие к передовой, и на их лицах появлялись улыбки.

Позывной генерала «Эрэс», все это знали, расшифровывался просто — «Рубанов Степан». Знали и о том, что комдив ни в какую не соглашался менять его, хотя начальник связи дивизии Анатолий Николаевич Желенков старался подобрать ему десятки более подходящих, наподобие «Стрелы» или «Штыка».

— Есть и буду «Эрэсом», так нарекли при рождении, — шутя отбивался генерал от дотошного связиста, который как огня боялся нарушений правил инструкции радиообмена.

Больше других привлекал внимание штурмовиков район озера Рушоны. Сюда в разгар наступления лейтенант Г. Гофман привел шесть «илов», сопровождаемых девяткой «яков». Задача: штурмовать колонны противника, отходящего по шоссейной дороге к Даугавпилсу. Последовал бомбовый удар. При повторных заходах штурмовики открыли огонь из пушек и пулеметов. В штурмовке гитлеровцев участвовали также истребители сопровождения. На шоссе образовалась пробка. Этим воспользовалась группа капитана В. И. Догаева, прилетевшая сюда сразу после первой.

Вскоре с идрицкого аэродрома в тот же район вылетел с шестеркой штурмовиков старший лейтенант И. И. Самохвалов. Объектом ударов была колонна на соседнем шоссе. [197]

Группу «ильюшиных» 502-го штурмового авиаполка возглавил лейтенант Михаил Корнилов. Она появилась над участком дороги, ведущей к Даугавпилсу, и сделала четыре захода на цель. Хотя здесь ее положение осложнилось — пришлось вести бой с двумя «мессершмиттами» и четырьмя «фокке-вульфами» — задача была выполнена.

Чем ближе к Даугавпилсу, тем интенсивнее становилась боевая работа 214-й штурмовой авиадивизии. Группы водили сюда лейтенанты Л. М. Рощин, К. А. Абазовский, К. А. Рябов.

В этих вылетах сказывался опыт боев за Крым. Командование дивизии смело выдвигало молодых. Опытные летчики А. Н. Колбеев, Д. Э. Тавадзе, Д. И. Луговской, И. Г. Воробьев водили группы чаще во вражеские тылы.

Иван Воробьев. Воробушком прозвали в 190-м авиаполку этого широкоплечего круглолицего летчика, уравновешенного и спокойного, а вместе с тем яростного и дерзкого в бою. Над Голубой линией на Кубани его «ил» был подбит вражескими зенитчиками. Воробьев посадил горящий самолет на фюзеляж. Раненный и обожженный, он очутился во фронтовом госпитале, и оттуда медсестра писала под диктовку летчика командиру эскадрильи Тавадзе:

«Дорогой Давид!

В эти тяжелые для меня минуты я обращаюсь к тебе. Мне очень плохо, не знаю, увижу ли когда-нибудь вас. Если сможешь, возьми меня отсюда. Лучше я полежу в своем лазарете, чем здесь. И если суждено — пусть умру среди друзей. Твой друг Воробушек».

«Дорогой ты мой Воробушек, — отвечал Тавадзе. — Письмо твое получил. Сделано все необходимое, чтобы [198] облегчить твою участь. Тебя быстро увезут в Москву. Я уверен, что все кончится хорошо. Ты скоро вернешься в полк, и мы с тобой еще не раз будем вместе выполнять боевые задания. Не забывай, что мужество и храбрость нужны не только в бою, но и в любых тяжелых случаях, а при теперешнем твоем положении — особенно. Не падай духом, мы все с нетерпением ждем тебя. Ты еще будешь летать.

Твой друг Давид».

Надежды Тавадзе и его однополчан оправдались. Все обошлось благополучно благодаря исключительным мерам, принятым военными медиками, и участию друзей. Через несколько месяцев Воробьев поднялся на ноги и возвратился в родной полк. Пошел снова ведущим шестерки штурмовиков в район, где полки дивизии сопровождали подвижные группы наступающих армий.

Три рубежа обороны преграждали войскам 2-го Прибалтийского фронта путь к Резекне и Даугавпилсу.

Это были сильно укрепленные рубежи, вроде «Пантеры». Фашистское командование зашифровало первый из них названием «синий», второй — «зеленый» и третий — «коричневый». В двадцатых числах июля бои шли близ «коричневого», в направлении Даугавпилс, Резекне, Карсава.

22-я армия овладела городом Дагда, а 4-я ударная — Краславой. Однако трудно приходилось взаимодействующему с ней 5-му танковому корпусу, одна из бригад которого хотя и перерезала дорогу Дагда — Краслава и прорвалась в тыл врага, но подверглась ожесточенным контратакам противника.

Бои непосредственно за Даугавпилс начались 24 июля мощной артиллерийской подготовкой. Массированный огонь велся по огневым точкам врага, его переднему краю, артиллерийским и минометным позициям, наблюдательным пунктам и узлам связи, местам скопления боевой техники и живой силы. С больших и малых высот врага бомбила авиация. Штурмовики обстреливали укрывшуюся в траншеях пехоту.

В этот день личный состав 2-го Прибалтийского фронта получил приветствие и пожелания новых боевых успехов от калининцев в связи с полным освобождением области от немецко-фашистских захватчиков. Горячее слово [199]

удваивало силы летчиков, вызывало желание помочь наземным войскам скорее изгнать врага из Латвии.

Над пунктами, расположенными вблизи Даугавпилса, где сопротивление гитлеровцев было особенно ожесточенным, снова и снова появлялись «илы» 214-й штурмовой авиадивизии; их вели командиры полков Иван Алексеевич Емельянов, Иван Павлович Бахтин и Сергей Александрович Смирнов — многоопытные летчики, знатоки маневра и меткого удара. Ведущими в группах, значительных по своему составу, были умелые штурмовики — командиры эскадрилий и их заместители.

Особенной точностью отличались действия дивизии по вражеской артиллерии, которая пыталась задержать продвижение соединений 4-й ударной армии в районе Крижи, Кудрайне, Инчуки, Петени, Нерети.

Сказывались отличная подготовка экипажей, их боевой опыт, накопленный в предыдущих боях. К тому же успешным было сопровождение групп истребителями 315-й авиадивизии, особенно 431-го полка. Пожалуй, наиболее точно определил отношения между летчиками обеих дивизий генерал Сухачев — «нашли общий язык». Это было сказано на одном из обязательных разборов боевых вылетов, происходившем на аэродроме, где базировались истребители и штурмовики.

Тесно взаимодействовали полки 11-го смешанного авиакорпуса в полосе наступления 10-й гвардейской и 3-й ударной армий на другом участке фронта: 4, 148, 293-й истребительный с 658-м и 724-м штурмовыми.

От командира корпуса генерала Степана Павловича Данилова до ведущих пар в полках — все были уверены в том, что боевые вылеты во время наступления будут результативными. Генерал Данилов имел огромный опыт. Он принадлежал к поколению авиаторов, справедливо названных в тридцатые годы поколением победителей, которые подружились с небом с детства. В пору юности он уверенно шагал со ступени на ступень летного мастерства. Окружающую его среду знал как самого себя, любил своих товарищей по небу.

До Великой Отечественной воины, будучи капитаном, Данилов успел побывать в сражениях и заслужить высшую награду страны — звание Героя Советского Союза. Перед тем как стать командиром корпуса, он возглавлял 287-ю истребительную авиадивизию, где летчики были [200] один другого сильнее. Его любили и уважали, покоренные не только примером командира в летном деле, но и его справедливой строгостью, дружелюбием, жизнерадостностью.

У генерала были хорошие помощники, умелые организаторы — заместитель по политической части полковник Кузьма Иванович Баранов и начальник штаба полковник Леонид Денисович Бугаенко.

Не будет преувеличением сказать, что летчики 11-го смешанного авиакорпуса работали под грозовым латвийским небосводом с таким же напряжением, с такой отдачей и столь же успешно, как истребители 1-го гвардейского авиакорпуса в небе Орловщины.

...Как в далекие времена суворовские солдаты до седьмого пота штурмовали крепость, созданную по подобию Измаила, так сейчас в полках корпуса обращались к добытому боевому опыту, проигрывали на полигонах к юго-востоку от Опочки варианты совместных штурмовых ударов экипажей «илов» и «яков», порой с одного аэродрома.

На совещаниях во всех тонкостях разбирали варианты предстоящей боевой работы, подвергали глубокому анализу особенности ориентировки на прибалтийском театре военных действий, методы вождения групп Ил-2 и Як-9 в сложных условиях, приемы воздушного боя на малых высотах, способы ударов по укрепленным районам при сильном противодействии зенитной артиллерии. Внимательно прислушивались к советам, высказанным не только офицерами крупных штабов, но и рангом пониже; пищу для размышлений и выводов давали выступления комэска 724-го штурмового авиаполка старшего лейтенанта Грешникова, летчиков 293-го истребительного авиаполка младшего лейтенанта Яроцкого и лейтенанта Ку-делькина, командира звена лейтенанта Мороза, воздушных стрелков 724-го штурмового авиаполка старшины Чернова и старшего сержанта Корышко.

* * *

Позади наступающих войск 2-го Прибалтийского фронта отвоеванные в трудных боях десятки квадратных километров территории Советской Латвии, перед ними — временно оккупированные врагом районы, страдающее под фашистским игом население сел и городов. Одна мысль [201] у солдат, партизан в латвийских лесах, летчиков, стартующих на «илах», «яках», «лавочкиных» в суровое небо Прибалтики: вперед и вперед. Ближайшая задача — овладение Даугавпилсом и Резекне. Последующую вслух назовут через несколько дней.

Тем временем в эфире слышится:

— Я — «Вираж-2». Идете правильно. Правее рощицы батареи противника. Атакуйте!

Это встречает группы «илов» 825-го штурмового авиаполка заместитель командира 225-й авиадивизии подполковник М. И. Сапогов, представитель авиации в 3-й ударной армии. Десять — пятнадцать минут назад тот же голос слышался на КП полка. Он требовал направить в район боев подвижной группы наземных войск две восьмерки. Координаты названы. И вот уже над небольшим озером у опушки леса появляется первая группа штурмовиков. Ее ведет старший лейтенант А. И. Полунин.

В подвижной группе войск 10-й гвардейской армии начальник оперативного отдела смешанного авиационного корпуса подполковник В. В. Полосухин. На аэродром 293-го истребительного авиаполка, расположенный километрах в сорока от передовой, он радирует в тот момент, когда истекает время пребывания над полем боя истребителей 148-го авиаполка. Подполковник А. И. Кетов немедленно вылетает с двумя четверками истребителей.

Бригада 5-го танкового корпуса заняла исходные позиции, и вот-вот наступит время для новой атаки: автоматчики уже на танках. Командир корпуса генерал М. Г. Сахно даст сигнал, как только приблизятся штурмовики 214-й авиадивизии, вызванные представителем воздушной армии полковником А. А. Гладковым.

Над полками 4-й армии пока не видно ни одного самолета. Перед ее новым броском артиллерия обрушивает шквал огня на ожившие точки противника. Вслед за тем появляется 502-й штурмовой авиаполк. Время его удара предварительно согласовано подполковником В. И. Дюжевым в штабе 4-й армии.

Где-то над районом Дарвас, Ирбиниеки группа майора А. К. Рязанова сражается с «фокке-вульфами», которые стремятся отвлечь «яков» от штурмовиков. Но вражеские уловки своевременно разгаданы опытным командиром. Обязанности в группе распределены заранее: бой ведется только частью сил, остальные экипажи не отходят от «илов». [202]

Удача сопутствует Алексею Рязанову. Ему удается поджечь двух истребителей противника, третьего «фокке-вульфа» сбивает старший лейтенант Михаил Погорелов. От огня лейтенанта Валерия Шмана дымит еще один вражеский самолет и со снижением уходит в сторону. К станции Гостини западнее Резекне сопровождает штурмовиков четверка Як-9 4-го истребительного авиаполка, ведомая капитаном Иваном Степаненко. Воздушный бой с «фокке-вульфами», пробивающимися к «илам», разгорается близ озера Алаужи. Он заканчивается двумя сбитыми гитлеровскими самолетами. Удар по эшелонам в Гостини производится точно в назначенное время. Ведет группу «илов» в район Краце, Прейли, Аглона командир эскадрильи 622-го штурмового авиаполка старший лейтенант Владимир Догаев. На его счету без малого сто вылетов на штурмовки, десять из них сделаны после начала наступления в Прибалтике. Командир полка подполковник Иван Алексеевич Емельянов, не задумываясь, посылает эту эскадрилью в район, где осложняется обстановка, и часто — по личной просьбе командира эскадрильи, чья жажда летать просто неутолима. Правда, Емельянову приходится выдерживать такой же нажим других ведущих — Ивана Беляева, Александра Дубенко и Анатолия Семенюка. Он умеет тактично ладить с ними, никто не остается в обиде.

Удар группы Догаева приходится по колонне автомашин противника. Ее сменяет эскадрилья Беляева.

Вылетает со своей пятеркой успевший понюхать пороху над Керчью и Сапун-горой прилежнейший ученик капитана Тавадзе лейтенант Константин Рябов. В полдень штурмовики появляются над целью — станцией Вишки. Сюда только что прибыли два эшелона с вражеской техникой. Сначала пятерка Рябова, вслед за ней группа капитана [203] Александра Колбеева, штурмана полка, делают несколько заходов и направляются на другие цели, движущиеся по дороге из Розентово на Цауни.

Капитан Колбеев тщательно подсчитывает потери противника. Они весьма значительны, особенно на станции, где выведен из строя паровоз и несколько вагонов.

Низко-низко над зеленым ковром латвийской земли, над разбросанными по ней мызами, над зеркалами озер проносятся «илы» группы лейтенанта Бориса Золотухина. Сейчас «Игра-4», радиостанция наведения при командире 24-го стрелкового корпуса, укажет им цель. Летчики только разворачиваются после удара на обратный курс, а командиру 502-го авиаполка подполковнику Смирнову уже известны результаты успешного удара. Улыбнется краешком губ, подумает о Золотухине: «Молодец Боря — способный паренек».

Не выпускает из своего поля зрения истребителей дивизионная радиостанция наведения «Крона-2», которой сообщает сведения о подходе вражеских бомбардировщиков радиолокационная станция «Редут».

«Редут» авторитетен в 315-й истребительной авиадивизии. Пользу приносит значительную. Благодаря этой станции обнаружения почти исключена необходимость непрерывного патрулирования истребителей над полем боя для прикрытия своих войск: дежурные звенья вызываются по первой необходимости, когда «Редут» засекает приближающиеся вражеские самолеты. Специалисты на станциях один к одному, с большим практическим опытом. Не занимать его и радистам на приемных станциях: умеют вести борьбу с радиопомехами. Ну а истребители взлетают из положения дежурства почти мгновенно, в их руках кодированные карты, фотосхемы; сигналы с пунктов наведения служат путеводной нитью к цели вплоть до начала воздушного боя. «Редут» также используется для предупреждения экипажей истребителей о появлении противника и для восстановления ориентировки.

Средства управления были достаточно надежными. Дальность обнаружения самолетов противника значительно увеличилась после того, как радиолокационную станцию подняли на холм. Появилась возможность отыскивать врага, летящего на малой высоте.

Летчики не стремились в первую очередь перехватить «фокке-вульфов» и «мессершмиттов», направляемых для [204] расчистки воздушного пространства: все внимание — идущим вслед за ними бомбардировщикам, которые подчас оставались без прикрытия.

Вражеская авиация не проявляла особой активности. Она лишь пыталась на отдельных участках наносить бомбоштурмовые удары значительными группами по 6-14 самолетов, действуя исподтишка, прикрываясь облаками. Поэтому у наших истребителей работы по горло. Одна 315-я авиадивизия совершила полторы тысячи вылетов, большую часть которых — на сопровождение штурмовиков. Разведчики 50-го истребительного авиаполка летали с утра до вечера.

Боевые донесения пестрели строками, в которых чаще других повторялись имена Виктора Полякова, Ивана Пронякина, Леонида Корнакова, Георгия Новокрещенова, Ивана Мавренкина, Владимира Авдеева. Успешно вели разведку Николай Зинченко, Григорий Байдужий, Борис Поляков, Иван Прудкий. Хорошо знакомые в штабе названия пунктов на подступах к Даугавпилсу и Резекне чередовались с новыми, расположенными вдали от этих городов.

С 18 июля 171-й авиаполк прикрывал войска в районе Мозули, Лубаны. Потом действовал южнее. Чем дальше — нагрузка на истребителей возрастала. В строю уже находились новички Егор Чечулин и Леонид Ткачев, отобранные в запасном авиаполку майором Вишняковым. В их летных книжках адъютант эскадрильи 23 июля сделал первую запись: «Разведка войск противника в районе Даугавпилса».

Аэродром весь в движении. В такие часы и минуты кажется странным слово «стоянка». Долго не застоится здесь самолет. Подготовка к очередному вылету предельно уплотнена — об этом позаботились люди в промасленных комбинезонах, давно потерявших свой первоначальный цвет. Никто не назовет их профессию романтичной, но знает любой: отмени ее на один день — щемящая тишина наступит в воздухе.

Взаимопомощь техников и механиков разных профилей и специальностей сейчас проявлялась с особенной силой. Иначе разве смог бы после вчерашнего тяжелого воздушного боя близ Резекне взлететь сегодня утром Ла-7 № 76 майора Вишнякова? Одновременно с окончанием [205] ночного ремонта механики дорисовали на самолете тринадцатую по счету звездочку. Тринадцатая победа в воздухе!

Это послужило поводом для очередной беседы агитатора политотдела дивизии капитана Рябова, который уже несколько дней находился в полку. Он видел, как приземлялась четверка Вишнякова, с замиранием сердца следил за посадкой на поврежденном самолете его ведомого в этом вылете старшего лейтенанта Нестеренко, всматривался с механиками в пулевые и осколочные пробоины на плоскостях и фюзеляже самолетов. Капитан видел, как трудились ночь напролет эскадрильские специалисты, с помощью соседей ремонтировали поврежденные в бою машины.

Ему привелось наблюдать в госпитале: так сосредоточенно работали хирурги. Только те ничем не проявляли своих чувств и переживаний, а инженер эскадрильи старший техник-лейтенант Владимир Петрович Дымченко сокрушенно покачивал головой, увидев вмятины на трубках высокого давления бензинового насоса и гидросистемы, поврежденный винт, а на другом самолете — развороченный маслорадиатор.

Механики, подобно врачам, всякое повидали на своем веку. Для них даже исключительные случаи в практике обслуживания самолетов выглядели обыденными. Консилиум длился недолго. Техник-лейтенант Владимир Николаев и старший сержант Антон Борисенко взялись за ремонт гидросистемы. Рядом с ними Владимир Иванов, Григорий Манецкий и Петр Самусенко. Винтом занялся классный специалист техник звена Геннадий Митюхляев. Вооруженцы углубились в демонтаж и монтаж пушек, которые вскоре вступили в строй. У радиостанций орудовал Дмитрий Тихонович Столяров со своими помощниками.

К утру стало ясно, что эти самолеты сегодня снова смогут подняться в небо.

Так уже повелось в полку — «берись дружно, не будет грузно». Вот когда проявлялся характер каждого. Инженер Николай Иванович Кириллов, знаток техники, его главные помощники Федор Песков и Иван Клименко, инженер эскадрильи чкаловских времен Владимир Владимирович Смогловский — кого ни возьми — мастер своего дела, смекалистый, трудолюбивый, упорный, а в целом это [206] спаянный коллектив техников и механиков, начиная от Анатолия Куранова, незаменимых техников звеньев Павла Жильцова, Устина Николаева и Сергея Вечкаева, кончая четырнадцатилетним мотористом, воспитанником полка Мишей Вишняковым.

В ту самую ночь на 24 июля, когда шел аврал в эскадрилье имени Олега Кошевого, здесь находились вожаки партийной организации: избранный в этом году в партийное бюро коммунист ленинского призыва самый старший по возрасту Николай Сергеевич Култашев и самый молодой в бюро старшина Василий Ильич Ивасенко.

— Все самолеты введены в строй, — докладывал ранним утром Кириллов инженеру 315-й авиадивизии.

...Необычная для здешних мест жара.

— Схожая с прошлогодней на Орловщине, — вспоминает вслух Дубинин.

— Пекло, — отдуваясь, говорит Нестеренко, — сейчас бы полезть в то озерцо или подскочить к речке.

— На стартере или на бензовозе? — спрашивает с ехидцей Григорьев.

— Хотя бы на своих двоих...

Четверка Нестеренко уже успела сделать один вылет в район Даугавпилса. Ждут команды на следующий. Примяли чуть тронутую желтизной высокую траву под плоскостями. Кто на боку, кто растянулся пластом; взгляды устремлены вверх или куда-то вдаль. Курить не хочется, да и не разрешается у самолета. Вздремнуть? Нельзя: в любой момент раздастся хлопок ракеты.

Плывут, плывут над ними затейливые облака, которые кажутся то белым медведем, то гигантской улиткой, то уродливым драконом или вдруг красавицей яблоней в белом цвету.

Откуда ни возьмись налетают стрекозы и, шелестя крыльями, кружатся возле Нестеренко, совершая головокружительные виражи.

За ними следит и капитан Рябов, а больше за выражением глаз летчика — удивленных и восторженных. Сейчас, он знает, Нестеренко начнет свои философские рассуждения, навеянные тишиной, полетом стрекоз и плывущими по небу облаками.

Ошибиться трудно. За это время капитан близко узнал летчиков, сдружился с ними, и они без стеснения вступают с агитатором политотдела в самые доверительные [207] разговоры. Нестеренко не исключение — с ним давно установились особенно теплые отношения. Рябов как в воду глядел:

— Сильны, черти, в пилотаже. — Под чертями Нестеренко подразумевает стрекоз. — Вот бы им еще турманами завертеться — без экзаменов в высшую школу.

И сразу переход:

— Как думаешь, товарищ капитан, куда мне податься после окончания войны?..

Трудно ответить на этот вопрос. Командиру звена через 5-10 минут вести четверку туда, где идут жестокие бои. Вчера ему с большим трудом удалось посадить искалеченную машину, а сейчас он загадывает о конце войны.

Нестеренко чувствует, что своим вопросом поставил в затруднительное положение агитатора, и поясняет:

— Вам легче. До армии учительствовали, институт закончили. Пойдете по проторенной дорожке. Директором школы станете. А нам? — И он показывает глазами на Иванова и сразу переводит взгляд на фигуру командира эскадрильи Вишнякова. — Сотрем фашистов, зачем тогда истребители?

— Армия долго-долго будет нужна. Вспомним, как Дзержинский говорил, правда, по другому поводу: «...умрет на час позже, но ни на минуту раньше мировой буржуазии».

— И военная авиация?

— У авиации большое будущее, без нее сейчас не победишь. Война уже научила.

— Пожалуй, останусь служить после победы. Без самолета жизнь не мила, он для меня все. Хорошо бы к Лавочкину попроситься, испытателем. Или, чем черт не шутит, — поступить на командный факультет академии, конечно, после подготовки...

До Иванова долетают только обрывки фраз из этого разговора, хотя он полулежит рядом, возле своего Ла-7. Мысли переносят Юру далеко-далеко, в холодную землянку на тыловом аэродроме. Там, кажется, только вчера происходили те встречи, которые заставляют сейчас учащенно биться сердце.

Юра непроизвольно тянется рукой к карману гимнастерки, где под несколькими слоями газеты спрятана фотография, и тут же приказывает себе не трогать ее, потому что дал такое слово после размолвки. А ведь напрасно. [208] «Мы же встретимся, и все пойдет по-старому, станет на свои места... Никто из нас, наверное, даже не вспомнит выпаленных сгоряча слов».

Он прикрывает глаза, и странное дело — между полузакрытыми ресницами возникает разноцветная радуга, изумляя его, вызывая радостную улыбку.

— Юра, не спи. — Голос Нестеренко заставляет летчика встрепенуться, сразу перенестись в будничную обстановку фронтового аэродрома с гулом опробуемых моторов, хлопками приземляющихся на малом газу самолетов, скрипом тормозов бензозаправщиков и стартеров.

— Не до сна, — с ноткой обиды отвечает Иванов. — Что, летим?

— Вон спешит начштаба. Наверняка поступило приказание.

Тревожные Юрины мысли мгновенно улетучиваются. Теперь он во власти других. Сейчас вылет. Надо еще раз взглянуть на планшет, закрепить в памяти маршрут, по которому он вторично пойдет сегодня в звене Нестеренко, заметить, где проходила утром линия боевого соприкосновения и куда переместилась за эти часы. Она ближе и ближе к Даугавпилсу — уходит дальше на запад. Не любитель громких фраз, он способен бесконечно повторять слова «на запад», самые популярные сейчас в наступающих войсках. Слова эти обязательно присутствуют в его коротких письмах, посылаемых при первой возможности родным.

...Летчик не спеша направляется к кабине. Позабыты только что пережитые волнения. Предстартовое спокойствие, присущее авиаторам, овладело им. Сейчас сигнал позовет Юру Иванова в воздух.

* * *

Представьте себя в положении человека, пишущего о летчиках фронтового неба, с которыми он сроднился, которые стали ему близкими и которых так полюбил. Они жили, сражались, совершали подвиги. Их труд ни с чем не сравним. Познавшие войну помнят, они могут свидетельствовать:

«Не было почти ни одного спокойного и безопасного полета. Зенитки... Прожекторы... Истребители. Однако выполняли поставленную задачу и приказ, несмотря на опасность, которая в любых случаях грозила не простой неприятностью, а смертью. Сейчас это кажется [209] далеким и полузабытым. Но все было гораздо сложнее. Воля, нервы и тело человека были в постоянном напряжении. Ведь борьба шла не на жизнь, а на смерть...»{65}.

Боевой вылет. Из иного случалось кому-то не вернуться на свою базу. И надо ставить горестную точку. А перо не слушается, словно ты повинен в том, что произошло худшее, словно ты в силах предотвратить это худшее.

Из политического донесения 171-го иап:

«Нестеренко А. М. и Иванов Ю. П. вели бой с 4 самолетами. Сбит один самолет противника. Не вернулся с задания младший лейтенант Юрий Петрович Иванов».

Из специального выпуска боевого листка:

«Юрий Петрович Иванов родился в 1923 г. в г. Москве в семье рабочего. Без отрыва от производства закончил аэроклуб в 1941 г. В этом же году Иванов поступает в Борисоглебскую военную школу летчиков, которую окончил в 1942 г.

Заслуги молодого летчика отмечены двумя правительственными наградами: орденами Красного Знамени и Отечественной войны I степени.

24 июля с. г., выполняя боевое задание (сопровождение Ил-2), Иванов не вернулся на аэродром, отдав молодую жизнь за Родину. Образ юного героя будет вечно жить в наших сердцах, вдохновляя нас в священной борьбе с ненавистным врагом.

Майор И. Вишняков».

* * *
«...Он любил летать. Он был одним из тех молодых летчиков, которые своим бесстрашием и в то же время точным расчетом выигрывали воздушный бой.

Юрий Иванов давал клятву Родине — сражаться до последнего дыхания, быть преданным своему народу.

Он сдержал свое слово.

Подполковник Ф. Кибаль».

Неизвестно точно, где погиб Юрий Иванов... Пройдут годы, а то и десятилетия. Может статься, однажды обнаружится глубоко в земле неподалеку от Даугавпилса самолет Ла-7, сохранивший следы боя, происшедшего в [210] этом районе. Ошибки не будет — самолет принадлежал истребителю Юрию Иванову — именно он погиб здесь 24 июля 1944 г.

Вы, внуки и правнуки советского летчика, бойца первой линии, чья жизнь была отмечена постоянной готовностью к подвигу, воздвигнете на этом месте скромный обелиск и напишете слова, славящие мужество погибших, но вечно живых...

* * *

Войска фронта последовательно выполняли задачи, поставленные Ставкой Верховного Главнокомандования. За полмесяца упорных боев они преодолели труднейшие препятствия на своем пути, и сейчас их наступательный порыв возрастал.

Хорошее настроение не покидало в эти дни бойцов 5-го танкового корпуса, прорвавшихся к важным коммуникациям противника, 8-й гвардейской стрелковой дивизии перед штурмом Резекне, 4-й ударной армии, приближающейся к Даугавпилсу, 43-й гвардейской дивизии, форсирующей водные преграды вблизи этого города, летчиков штурмовых и ночных бомбардировочных полков, громивших последние опорные пункты обороны противника на главных направлениях.

Экипажи самолетов По-2 двух дивизий — 284-й и 313-й — выполняли самые разнообразные задания штаба воздушной армии и в первую очередь наносили удары по целям, тщательно замаскированным противником. Кто лучше мог обнаружить такие цели, как не эти мастера ночного боя, обладающие зорким глазом и твердой рукой!

В связи с этим вспоминается одна страница истории 313-й авиадивизии. Здесь записаны имена Николая Шмелева, Андрея Рубана, Николая Анчушкина, Леонида Кутузова, Петра Роллера, Алексея Доценко, Григория Зинченко, Ивана Протасова, Алексея Доровского, Николая Магденко. На счету этой богатырской десятки насчитывалось около 5500 боевых вылетов.

Ближнебомбардировочная авиация достойно несла свою боевую вахту. Так было не только в 15-й воздушной армии. По-2 оказался настоящим боевым самолетом, и его сделали таким советские летчики. Кроме бомбовой нагрузки, достигающей иногда четырехсот килограммов, этот [211] самолет был вооружен тремя пулеметами и эрэсами, на нем монтировалась радиостанция. Так что законно гордились и теперь гордятся ветераны своей причастностью к ночной бомбардировочной авиации.

...С хорошим настроением уходили на боевые задания экипажи 4, 638 и 701-го ночных бомбардировочных полков 284-й Новосокольнической авиадивизии. Ежедневно, точнее каждую ночь. Методические бомбардировки противника чередовались с разведкой и ударами по важным объектам в районе Резекне, по железнодорожному узлу, по шоссейным дорогам.

В июльские дни 1944 г. было предостаточно причин для хорошего настроения у летчиков, штурманов, механиков, мотористов — офицеров и рядовых 1-го Латышского авиационного полка. И главная состояла в том, что совсем недавно войска 2-го Прибалтийского фронта вступили в Латвию, начав освобождение республики от немецко-фашистских захватчиков. Вскоре по полку с быстротой молнии распространилась короткая весть — войска приближаются к Резекне, ведут бои на двинском направлении.

С воздуха уже повидали эти города офицеры полка Николай Вульф, Вольдемар Рейзин, Шамиль Габдрахманов, [212] Николай Жижченко, Артур Имша, Петр Роллер, штурман полка майор П. Харчихин. Теперь самолеты По-2 приземлялись на территории Советской Латвии близ города Лудза. И вот уже командир 1-го Латышского авиаполка майор Карл Августович Кирш, летчик с тридцатых годов, дает задание своим питомцам, уточняя маршруты, проложенные на картах в направлении Резекне.

В этом направлении летают экипажи всех полков 313-й авиадивизии. Объем их боевой деятельности весьма значителен. Сегодня ночью экипаж Турянского фотоконтролем фиксирует 17 очагов пожаров в эшелонах, скопившихся на станции Резекне. Завтра в полночь летчик Раздымаха и штурман Птицын, уходя от станции Шпоги (в 25 километрах северо-восточнее Даугавпилса), устанавливают, что ударами ночников вызваны пожары в эшелонах и взорван мост.

Сегодня рубеж обороны противника вдоль шоссейной дороги Ритини — Грейвули усеяли воронки от фугасных бомб, сброшенных экипажами 998-го авиаполка. Завтра 20 самолетов По-2 этого же полка по приказу командира дивизии совершат налет на четыре эшелона, обнаруженных разведкой на станции Сакстагалс. В том, что летчики действовали успешно, убедились стрелковые части, занявшие станцию.

И так ежедневно. Самое большое напряжение наступило в период штурма городов Резекне и Даугавпилс. Ночники все время в воздухе, висят над головами обезумевших от страха гитлеровцев.

События на фронте после 25 июля достигли своей кульминации. На обоих флангах войска двинулись в решительное наступление. 10-я гвардейская армия ночью завязала бой за Резекне, и 26 июля ее гвардейский корпус [213] под командованием генерал-лейтенанта Ю. В. Новосельского, поддержанный артиллерией и авиацией, сумел прорвать передний край обороны противника. Вслед за тем на окраину Резекне ворвалась 8-я Панфиловская дивизия. Тем временем 4-я ударная армия приблизилась к Даугавпилсу и изготовилась к штурму города. Ранним утром 27 июля дивизия 83-го стрелкового корпуса пробилась на его восточную окраину.

В период штурма города с воздуха прикрывали свои войска истребители 315-й авиадивизии и 11-го смешанного авиакорпуса.

...Задолго до рассвета пробуждается аэродром 171-го истребительного авиаполка. Первым ведет свою эскадрилью в район боевых действий майор Вишняков. В боевом задании перечислены квадраты, где приказано патрулировать группе. Это окраины Даугавпилса. Приходят вовремя. Сюда приближаются «фокке-вульфы» с «мессершмиттами». Воздушный бой начинается с ходу. Главное — предотвратить бомбардировку атакующих батальонов 5-го танкового корпуса и стрелковых полков армии, которые рвутся к железнодорожной станции и окраинным кварталам. На смену группе Вишнякова подходит четверка третьей эскадрильи Ивлева. Она также вступает в бой с «фокке-вульфами». Никто из четверки не знает, что это сороковой воздушный бой летчиков полка, уже совершивших здесь более девятисот боевых вылетов... Станет известно позже, когда начальник штаба майор А. В. Жаворонков составит документ о представлении полка к награде орденом за участие в освобождении города.

Над Резекне в те же часы кружатся группы истребителей другого полка. Одну из них приводит сюда Александр Шевцов. Прошло менее двух месяцев с того момента, как бывший штурман 171-го авиаполка последний раз поднялся с родного аэродрома на своей «десятке», украшенной семнадцатью звездочками. В июне он стал командовать 148-м истребительным авиаполком, входящим в состав 11-го смешанного авиакорпуса.

Плотным строем появляются вблизи Резекне и Даугавпилса штурмовики. Трижды за 27 июля слышится по радио голос старшего лейтенанта Алексея Поющева: «Круг! Атака!»

По возвращении из очередного вылета весь 622-й полк торжественно встречает лейтенанта Александра Дубенко. [214]

Под развернутым знаменем. С раскрытыми объятиями. С улыбками и, конечно, с поздравительными речами, произнесенными командиром полка И. А. Емельяновым, летчиком Е. М. Чаловым, командиром эскадрильи И. С. Беляевым, механиком самолета Казаковым и замполитом А. Д. Голубевым.

Вылет-то юбилейный — 120-й. Сама цифра говорит за себя!

В небе хорошо видны белые полосы на стабилизаторах «ильюшиных», которые привели в район Даугавпилса лейтенант Константин Рябов и другие ведущие из 190-го полка. Они громят вражеские артиллерийские батареи.

Авиация поддерживает войска, штурмующие города.

«Командование фронта принимало все меры, чтобы как можно скорее освободить Резекне и Даугавпилс. С других участков сюда перебрасывались стрелковые части, артиллерия, танки. Бои, длившиеся весь день, продолжались и ночью. И только в 8 часов 10 минут утра 27 июля 8-я гвардейская стрелковая дивизия, поддержанная с флангов 7-й и 119-й гвардейскими стрелковыми дивизиями, пробилась наконец сквозь многочисленные линии траншей, завалы, противотанковые рвы, частые ряды надолб и на плечах врага ворвалась на центральные улицы Резекне. К вечеру город был полностью очищен от противника.

В этот же день 4-я ударная армия штурмом овладела Даугавпилсом»{66}.

Нетрудно представить радость, охватившую всех, кто сражался за эти города.

О ней сказали в поздний час на митинге и летчики 50-го истребительного авиаполка, славные разведчики, которые многократно поднимались со своего аэродрома, чтобы добыть бесценные сведения о противнике, раскрывающие его планы и замыслы; оставаясь всегда в тени, подчас безвестными, они как бы освещали путь наступающим войскам.

Сколько раз командующий фронтом генерал А. И. Еременко, по привычке просыпаясь ни свет ни заря, первым делом звонил в этот полк и лично давал задания подполковнику Винокурову: «Направьте своих асов в район [215] (следовали координаты), там остались со вчерашнего дня темные пятнышки».

При этом обязательно называл несколько имен, первое — Ф. Гамалия, следом за ним В. Полякова, И. Мавренкина, Г. Новокрещенова. Они принимали приказ как выражение большого доверия к себе и в душе очень гордились им. И не было случая, чтобы возвратились с разведки, самой сложной, не доставив нужных позарез сведений.

...О чем сказали разведчики на митинге? Поляков — о специальном задании, выполненном летчиками незадолго до решающего штурма. Гамалий — о неизбежности наступающей развязки, несмотря на строжайшие запреты Гитлера отступить хоть на шаг от этих городов. Мавренкин, волнуясь, говорил о городах, освобожденных на разных фронтах — Белостоке, Станиславе, Львове.

Текст очередного приказа Верховного Главнокомандующего успел принести еще до окончания митинга начальник связи полка Н. И. Семенов и с торжественным видом передал его подполковнику Винокурову. Этот приказ касался соседнего фронта, овладевшего Шяуляем.

Однако больше других обрадовал зачитанный целиком приказ войскам 2-го Прибалтийского фронта. Его слушали в торжественной тишине, и только по лицам было видно, как радовались авиаторы.

Войска фронта продолжали наступать. В сводках Советского информбюро 28 июля и в последующие дни — до 1 августа — сообщалось о сотнях освобожденных пунктов, сел, железнодорожных станций.

В августовские дни 1944 г. личный состав знакомился с прибывшим на должность начальника политотдела армии генерал-майором авиации Авксентием Петровичем Сухановским.

* * *

Начиная с 10 июля до конца месяца войска фронта, преодолевая упорное сопротивление противника на пяти заранее созданных им оборонительных рубежах, продвинулись вперед на 200 километров. За месяц боев одна только 3-я ударная армия освободила более трех тысяч населенных пунктов{67}. [216]

Освобождение Даугавпилса и Резекне завершало важный этап операции, задуманной Ставкой Верховного Главнокомандования. Теперь задачей номер один было овладение столицей Латвийской ССР Ригой. Сюда перемещался центр тяжести боевых действий в Прибалтике.

Между тем штаб воздушной армии подвел некоторые итоги. Основываясь на документальных данных и многочисленных фактах, записанных в боевых донесениях, можно было прийти к выводу, что авиация фронта выполнила свои задачи по обеспечению наземных войск. О том свидетельствовали почти 6 тысяч совершенных вылетов — из них 2 тысячи штурмовиками, особенно результативные удары по артиллерии противника, колоннам мотомеханизированных войск, крупным железнодорожным станциям, переправам, складам. Далеко немаловажное значение имели восемьсот вылетов экипажей разведывательных самолетов. Летчики прочно удерживали в своих руках завоеванное господство в воздухе.

Хорошо проявили себя все службы. Это относилось к связистам: воздушные и наземные сети работали устойчиво и полностью обеспечивали командованию условия для управления авиацией.

Представители метеорологической службы, находясь на станциях наведения, выезжая в район предстоящих активных действий авиации, через короткие интервалы сообщали оттуда в метеоцентр данные о погоде. Значение такой информации для экипажей, идущих на задания, трудно переоценить.

Как говорилось в выводах штаба, всеми видами материально-технического снабжения и боеприпасами части и соединения воздушной армии были обеспечены. Это в достаточной степени характеризовало деятельность сложного организма тыла, возглавляемого генералом П. Г. Казаковым.

Гибкостью мышления и оперативностью отличались офицеры аэродромной службы В. С. Арман, Е. П. Круковский, С. А. Крылов, И. Н. Цуканов, И. П. Ширяев. Благодаря им авиационные части имели всегда пригодную к работе и маневру аэродромную сеть. Самоотверженно трудились минно-саперные подразделения, созданные при районах авиационного базирования. Когда проводились изыскания аэродромов в тылу противника и после освобождения территории, они обезвреживали от мин, бомб, [217] снарядов подъездные пути, сооружения на аэроузлах, взлетно-посадочные полосы, ликвидируя последствия вражеской деятельности. Более 40 тысяч обнаруженных и уничтоженных саперами «сюрпризов» говорили сами за себя. При этом отличилось подразделение Л. И. Кирюхина.

А общий вывод штаба был таков:

«Правильное распределение авиации в направлении главного удара, поэшелонное перебазирование частей и подразделений обеспечили бесперебойную работу авиации на поле боя и воздействие на противника в оперативном тылу»{68}.

Во время боевых действий своей слаженностью и четкостью выделялась инженерно-авиационная служба, которой со дня создания воздушной армии руководил умелый организатор и специалист З. А. Иоффе. В напряженные месяцы боевой работы летных частей личный состав этой службы сумел осуществить более 14 тысяч самолето-ремонтов, а значит, сберечь и сохранить авиационную технику. Добрым словом поминали в полках и дивизиях всех, кто сберегал ее, держал в постоянной готовности к бою.

Ветераны армии, воевавшие в Прибалтике, на всю жизнь запомнили строки из приказа Верховного Главнокомандующего от 9 августа 1944 г.:

«Соединениям и частям 2-го Прибалтийского фронта, отличившимся в боях за овладение городами Даугавпилс (Двинск), Резекне (Режица) присвоить наименование Режицких и Двинских и впредь именовать:

148-й истребительный авиационный Режицкий полк;

1-й ночной бомбардировочный авиационный Латышский Режицкий полк;

810-й штурмовой авиационный Режицкий полк.

190-й штурмовой авиационный Двинский полк».

В конце июля войска 2-го Прибалтийского фронта подошли к Лубанской низменности. [218]

Дальше