4 декабря 1940 года в строй вступила построенная на гамбургской судоверфи «Блом и Фосс» новая боевая подводная лодка «VII–C» серии «U–552» водоизмещением 500 тонн.

Чтобы уже в зимнее время принять участие в боевых действиях, командир «U–552» Топп, заканчивавший оснащение лодки в Данциге, пробился через уже покрывшееся льдом Балтийское море в Кильский канал, а затем в Атлантику.

Первый поход этой лодки не принес желаемых успехов. Были обнаружены хорошие цели, но Топпу явно не везло: его все время преследовали неудачи. Во время атаки первого конвоя командир лодки через перископ увидел (несколько поздно) приближавшийся самолет. Это случилось, когда «U–552», прорвав в подводном положении кольцо охранения конвоя, готовилась выйти в торпедную атаку.

– Теперь конец! – произнес Топп, обращаясь к старшему штурману Зекку. Тот как раз стоял рядом с командиром и производил расчеты для торпедной атаки.

Лодка произвела пять последовательных выстрелов торпедами по избранным целям. Ни одна из них в цель не попала.

Неудача буквально потрясла подводников. Торпеды были выпущены с углом упреждения 15 градусов. Может быть, это и явилось причиной промаха? Решительно и умело проведенная из подводного положения атака оказалась [96] безрезультатной. А вскоре противник начал атаковать лодку глубинными бомбами. Противник, несомненно, уловил шум выпущенных торпед. Однако преследование лодки оказалось не очень активным. Топп приказал погрузиться глубже. В вечерних сумерках со стороны скрывшегося конвоя показывается силуэт огромного судна. Оно идет зигзагом. Размеры силуэта все увеличиваются. Топп выходит в атаку и с дистанции около 1500 метров производит залп тремя торпедами. Уже совсем темно. Все три торпеды проходят мимо цели. Они и должны были пройти мимо.

Теперь, когда судно на траверзе, можно точно определить его размеры. Командир опознает громадное судно «Иль де Франс» водоизмещением 43 000 тонн. Не использовать такой редкостной возможности! Наблюдая за судном с носовых курсовых углов, Топп не предполагал, что оно настолько велико. Фактически залп был произведен по нему с расстояния не менее 4000 метров. Быстро устанавливается четвертая торпеда, находящаяся еще в трубе торпедного аппарата. Выстрел этой торпедой также оказался безрезультатным. Начатая с большими надеждами на успех атака сорвалась. Судно противника, словно заколдованное, ушло невредимым.

Однажды ночью вдали была замечена стрельба осветительными снарядами. Лодка поспешила в район стрельбы. Конвой! Топп установил с ним контакт и на следующий день по радио донес командованию и другим лодкам об обнаружении конвоя. Внезапно погода резко ухудшилась. Снежные заряды временами снижали видимость до нуля. Однако командующий подводными силами все еще не дает разрешения атаковать конвой. Сначала надо стянуть к месту другие подводные лодки для массированного удара. Вот когда подойдут другие лодки, можно будет ворваться в «стадо» противника и поразить его с наибольшим эффектом. Пока Топп один продолжает идти за конвоем и долгое время не отрывается от него. Днем, когда конвой проходил перед «U–552», атаковать его в подводном положении было бы нетрудно. Но вот налетел снежный заряд, и Топп внезапно потерял противника. Волнение моря усилилось с двух до шести баллов. Где же радиодонесения других лодок о конвое? Может быть, они уже атакуют его, в то время как Топп пытается восстановить контакт? В момент, когда видимость была равна нулю, [97] конвой резко изменил курс. От других подводных лодок по–прежнему не поступало никаких сообщений. «U–552» шла в направлении, где противника не было. В дальнейшем из радиограмм стало известно, что одна из лодок, израсходовав все торпеды, возвращается в базу, вместо того чтобы помочь другим лодкам поддерживать контакт с конвоем.

На рассвете следующего дня «U–552» снова напала на след конвоя. На горизонте стали вырисовываться три судна. Но снегопад с градом прервал наблюдение. Подводная лодка «ощупью» начала красться в неизвестность. Неожиданно видимость улучшилась и... оставалось только быстро погрузиться, чтобы никто не обнаружил лодку! Совсем рядом прошел конвой противника.

Не успела лодка погрузиться, как видимость снова ухудшилась. Ну и погодка! Подводная лодка снова всплыла. Контакт еще не восстановлен, и поиск конвоя продолжается.

Так проходят два дня и две ночи. Одно за другим повторяются изменения обстановки: контакт установлен, передано соответствующее донесение по радио, и снова контакт нарушен... От других лодок сведений об обнаружении противника не поступает. Но вот на небольшом расстоянии от «U–552» с шумом проходит какое–то судно. Выстрел одной торпедой. Конечно, при таком состоянии моря и спешном определении исходных данных для выстрела «на глазок» трудно рассчитывать на попадание с острых курсовых углов. Топп последним из командиров лодок решает прекратить преследование конвоя. Корабли охранения находились слишком близко от «U–552».

Во время этого похода был обнаружен еще один конвой. Взрыв двух попавших наконец в цель торпед поднял в воздух крупный танкер «Кадиллак» (12000 тонн). В небо взвилось громадное огненно–красное пламя, а небо сразу стало черным от дыма горевшего на поверхности воды жидкого топлива. Командир другой лодки донес, что высокий столб дыма был виден на горизонте даже на следующий день.

В следующем походе Топп потопил свыше 20000 тонн торгового тоннажа, действуя частично в прежнем районе, то есть в проливе Норт–Чаннел.

Но теперь противолодочная оборона в этом районе была усилена настолько, что немецким подводным лодкам [98] уже не приходилось рассчитывать на успех. И все же Топп упрашивал командующего послать его лодку в следующий поход именно в этот пролив, где в недавнем прошлом он добился довольно высоких результатов.

– Хорошо, согласен, – ответил командующий. – Но если что–нибудь случится и нам придется встретиться на том свете, там ты мне сразу за все ответишь!

Время летнего солнцестояния – исключительно неблагоприятный период для действий подводной лодки в этом насыщенном авиацией прибрежном районе. Даже в короткие ночи ярко светит луна. Почти каждый день по семь – десять раз объявляется тревога из–за появления над проливом самолетов противника, базирующихся на побережье. Они обладают значительно большей скоростью по сравнению с самолетами, использовавшимися ранее для разведки над морем, и неуклюжими летающими лодками типа «Сандерлэнд». Время от времени показываются и «Сандерлэнды», но от них, так сказать, удобнее уходить под воду. Частые объявления тревоги и чрезвычайные происшествия сильно изнуряют команду.

– Видимо, я требовал от своей команды слишком многого, – признался как–то Топп.

Нескольких человек, у которых после этого похода сдали нервы, пришлось списать с подводной лодки. Их признали негодными для дальнейшей службы на подводных лодках и откомандировали в команду берегового обслуживания флотилии. Условия похода были тяжелыми, но все же тогда удалось потопить три судна общим тоннажем 24 000 тонн. Одно судно – «ловушка» подводных лодок, действовавшее совместно с авиацией и эсминцами, было обнаружено вовремя и от него удалось уйти.

С тремя неизрасходованными торпедами «U–552» отошла к западу от пролива Норт–Чаннел. Там ей встретилось одиночное судно.

– Презабавная получилась история, – рассказывал позднее Топп . – Это судно я обнаружил в условиях сильнейшего шторма. Расстояние – около 3000 метров. Вдруг потерял его из виду. Потом снова нашел. Но в штормовых условиях ни один из нас не смог что–либо предпринять.

Судно около 3000 тонн, – продолжал Топп. – Не очень большое, но все же... Установил контакт. Но вскоре мы потеряли судно и пошли курсом на восток. К концу [99] дня оно снова показалось. Но тут уже заговорило честолюбие. Преследовать! Ночью противник был потерян еще раз. Погружаясь, мы в течение некоторого времени слышали шум работающих гребных винтов судна. Вдруг шумопеленгатор перестал отмечать работу винтов противника. Мы снова всплыли, на этот раз уже без надежды на встречу. Я даже уже решил отказаться от дальнейшего преследования.

Через полчаса судно показалось вновь. Оно, видимо, по каким–то причинам останавливалось. К сожалению, из–за ослепительного северного сияния атака из надводного положения невозможна. Пришлось обойти судно и атаковать его из–под воды. Торпеда № 1 – так называемая смертельная. Но судно как ни в чем не бывало продолжает идти дальше и проходит мимо лодки. Снова погружение, всплытие, выход вперед, погружение и повторная атака. Торпеда № 2 превращается в циркулирующую и, уклоняясь от заданного направления стрельбы, огибает корму нашей лодки. Чувствуем себя очень неважно! Движение торпеды хорошо прослушивается в кормовом отсеке. Но вопреки ожиданиям все обходится благополучно. Следя на слух за ее движением, мы понимали, что можем взлететь в воздух от собственной торпеды.

И вот наконец осталась последняя торпеда. Снова всплытие и выход вперед судна. В третий раз за эту ночь – погружение, сближение и залп. Но и торпеда № 3 не взорвалась. Мы ясно слышали, как торпеда ударилась о корпус судна. Но, кроме этого удара, – ничего.

После этого противник стал сбрасывать дымовые шашки и вскоре исчез из видимости...

Таковы были суровые будни подводников.

Во время четвертого похода Топпу удалось обнаружить и установить контакт с конвоем противника, но произошла поломка муфты сцепления дизеля. Об обгоне конвоя и выходе на позицию атаки при работе одного дизеля нечего было и думать. Между тем было видно, как другие подводные лодки, находившиеся в этом районе, уже атаковали противника. Транспорты один за другим отправлялись на дно. «U–552» могла только поддерживать контакт с противником.

На рассвете «U–552» все же удалось атаковать артиллерийским огнем одно уже поврежденное судно. Лодка атаковала его с 50 метров. Судно потоплено! Два эсминца [100] устремились к месту гибели транспорта, чтобы рассчитаться с лодкой. Но Топпу удалось уйти от преследования. «U–552» возвратилась в базу, и ее поставили на ремонт.

В пятом походе подводная лодка оказалась у берегов Гренландии. Неделями длилось безрезультатное ожидание противника. Наконец другой немецкой лодке удалось обнаружить конвой. Радиосвязь с ней затруднена и весьма ненадежна. На прохождение радиоволн очень влияет северное сияние. Лодка с трудом пробивалась через штормовые волны, ориентируясь по отрывочным и неполным данным радиосообщений. Однако контакт с конвоем удалось установить сравнительно быстро.

Конвой имел сильное охранение. Прорваться через кольцо кораблей охранения и приблизиться к транспортам с каждой попыткой становилось все труднее. А удерживать надежный контакт с противником в дневное время не так–то легко. Эсминцы и самолеты всеми силами стремились заставить атакующие со всех сторон подводные лодки уйти под воду, чтобы конвой, изменив тем временем курс, мог оторваться от преследователей. Наконец Топпу удалось приготовиться к атаке. Лодка уже резко развернулась влево, чтобы напасть на караван судов, но...

– Впереди силуэт!

И действительно, прямо по носу – другая атакующая немецкая лодка. Обе лодки одновременно круто развернулись в разные стороны, чтобы не столкнуться. Кто же из них первым вклинится в конвой? Топп прошел под кормой другой лодки и опередил ее. «U–552» прорвала охранение и произвела один за другим два выстрела торпедами. Прорвавшийся первым всегда оказывается в более выгодном положении с точки зрения внезапности нападения. Обе торпеды проходят мимо цели! Вслед за ними – еще две торпеды по двум транспортам в следующей колонне конвоя. Попадание! Одновременно с отворотом еще один выстрел из кормового торпедного аппарата по танкеру. Попадание!

На один из поврежденных транспортов наталкивается другое судно из состава конвоя. Подводная лодка видит все это. Два, а может быть, и три судна отправлены на дно.

После первого попадания торпеды, как и следовало ожидать, все вокруг озарилось феерическим светом. Полетели [101] вверх осветительные ракеты. На мостике лодки так светло, что можно читатьгазету. Ко всему этому еще яркое северное сияние. Подводная лодка начала поспешно отходить.

Почему противник не открывает огонь? Почему ни один из кораблей охранения не преследует лодку? Топп, несмотря на яркое освещение, продолжает оставаться в надводном положении. Если лодка погрузится, конвой наверняка будет потерян. Дерзость иногда побеждает! Подводную лодку по–прежнему никто не атакует. Быстро перезаряжаются торпедные аппараты.

Три транспорта, пытаясь уйти от опасности, выходят из конвоя, походный порядок которого уже расстроен. Силуэты быстро исчезают. У этих судов большая скорость. Пока личный состав перезаряжает носовые торпедные аппараты, подводная лодка устремляется за этими, очевидно, самыми ценными судами. Впереди этих трех судов идет танкер. «U–552» с большим трудом обгоняет его, выходит на позицию и стреляет. На танкере сразу же вспыхивает пожар. Это горит жидкое топливо. При усилившемся освещении по силуэтам можно определить, что два других судна – отлично вооруженные вспомогательные крейсера. Немецкая подводная лодка ярко освещена. На мостике трудно дышать: в 800 метрах горит танкер.

– Охранение слишком близко, – недовольно замечает кто–то на мостике. Топп оглядывается и решает, несмотря ни на что, остаться в надводном положении. Ведь если лодка погрузится, ее забросают глубинными бомбами. На повышенной скорости и часто меняя курс лодка наконец отрывается от противника. Корабли охранения теряют ее из виду, так и не добившись ни одного попадания.

Совершенно неожиданно появляется эсминец. Следуя в направлении на лодку, он спешит к горящему танкеру.

– Всем вниз! – раздается команда.

Вахтенные один за другим быстро скрываются в рубочном люке. На мостике остается только командир. Все приводится в готовность к срочному погружению. Быстроходный корабль противника начинает охотиться за лодкой. Из–за пожара с миноносца лодки, возможно, и не видно, но присутствие ее обнаруживается с помощью радиолокатора. Через полтора часа после поражения торпедой танкер скрылся под водой. А на эсминце, вероятно, полагают, [102] что лодка погрузилась, так как он начинает сбрасывать глубинные бомбы. Через некоторое время противник уходит.

Начинает светать. Попытка возобновить контакт с остальными судами конвоя не удается. Несколько дней после этой атаки «U–552» безрезультатно находилась на позиции в районе Фарерских островов, куда ее направило командование подводного флота. Из этого района «U–552» должна возвратиться в Сен–Назер в базу 7–й флотилии подводных лодок.

Говоря о Топпе, нельзя не вспомнить и о другом командире подводной лодки – Эндрасе.

Дней через пять после выхода лодки Топпа из базы один из сигнальщиков «U–552» обнаружил конвой противника, о чем был оповещен Эндрас. Получив радиограмму о конвое, Эндрас начал сближение с ним. Но прежде чем Эндрас подошел к транспортам, «U–552» сама «прощупала» охранение конвоя, но не обнаружила ни одной лазейки. Тем не менее Топп атаковал торпедами один из эсминцев охранения. Две одновременно выпущенные торпеды попадают в носовую и кормовую части корабля противника. Эсминец разлетелся на куски от взрыва находящихся на борту глубинных бомб. Остальные эсминцы ринулись к месту взрыва и начали атаковать подводную лодку. Наступили напряженные минуты: прорезая длинные волны Бискайского залива, лодка на полном ходу стала уходить, а за ней устремились эсминцы противника. В этот самый момент появилась подводная лодка Эндраса. Сначала он начал отходить. Отход удался. Подводные лодки пошли параллельно друг другу.

– Оторвались! – улыбаясь, закричал в мегафон Эндрас. Он недоволен, что Топп спугнул конвой до того, как ему удалось приблизиться к транспортам. Но так или иначе, одного эсминца противника уже не видно.

Через некоторое время обе лодки снова устанавливают контакт с противником.

Несколько часов затрачивается на сближение с ним. Наступает вечер – лучшее время для атаки из подводного положения. Тут Топп замечает в отдалении подводную лодку Эндраса, часто меняющую курс. Эндрас жестами пытается на что–то обратить внимание Топпа. Что случилось? Топп осматривается и обнаруживает два корвета из состава охранения конвоя. Необычными маневрами [103] лодки Эндрас сигнализирует другу об угрожающей опасности. Но корветы замечены слишком поздно. Противник уже открыл артиллерийский огонь. Лодки ложатся на обратный курс. «U–552» находится ближе к атакующему противнику. С противоположной стороны к лодкам приближаются эсминцы.

Достигнут некоторый успех: находящаяся ближе к корветам лодка ушла из–под артиллерийского обстрела. «Корветы не рискнут пройти над местом погружения одной лодки и направиться к другой. Эндрас пока может остаться на поверхности и продолжать вести наблюдение за противником», – размышляет Топп. Он уверен, что Эндрас понимает его.

Так и получилось. Корветы действительно не отважились преследовать вторую лодку, которая продолжала находиться в надводном положении. Противник, по–видимому, опасался атаки остававшейся под водой «U–552» (она находилась между корветами и подводной лодкой «U–567»). Когда Топп всплыл снова (а на принятие такого решения в подобных случаях уходит немало времени), поступило сообщение от Эндраса о том, что он удерживает контакт с противником.

Если бы Топп действовал один, он, безусловно, потерял бы противника из виду. Теперь, в сумерках, конвой следовал зигзагом уже совершенно другим курсом – на восток (до этого он шел на север). Вскоре после всплытия лодки Топпа на горизонте действительно показался английский корвет, следовавший на восток. Топп заколебался: идти ли на сближение с корветом или, оставив его, продолжать следовать на север. Он был уверен, что противник следует генеральным курсом на север, и считал, что отворот от курса был ложным и имел целью ввести подводные лодки в заблуждение. Топп уже решил было следовать курсом на север, но в этот момент ему доложили сообщение Эндраса о том, что противник на самом деле меняет курс. Итак, на восток!

Теперь на горизонте показались эсминцы. Они открыли стрельбу осветительными снарядами. Но немецкой подводной лодки в этом районе уже нет. Весь этот огонь – лишь трюк противника, который чувствует, что его преследуют, а потому пытается отвлечь лодки в ложном направлении. Однако лодкам удалось распознать этот маневр. [104] Курс на восток оказался правильным. Через два часа «U–552» снова устанавливает контакт с конвоем. Между тем «U–567» теряет контакт с противником. Теперь уже Топп помогает «U–567» восстановить контакт.

Наступившая лунная ночь не благоприятствует атаке. Торпедный выстрел в случае необходимости пришлось бы производить с очень большого расстояния. Лодка осторожно продвигается вперед. Каждое, едва заметное изменение курса – должно быть учтено. С подветренной стороны неожиданно появляется корвет. Подводная лодка, заметив его, отходит в сторону: ведь при погружении контакт с противником будет потерян, а Эндрас еще не установил контакта с конвоем.

Надвигается черная туча, и луна скрывается за ней. Начинается ливень, и сразу все меркнет. Топп идет вслепую и чутьем поддерживает контакт.

Становится так темно, что с трудом удается рассмотреть носовую часть собственного корабля. Ливень обрушивается на стоящих на мостике лодки моряков. Внезапно за ее кормой на расстоянии каких–нибудь 150 метров вырастает высокий форштевень эсминца. Руль на борт, резкий отворот! Светлеет. Удастся ли лодке незаметно ускользнуть от противника? Несмотря на неблагоприятную обстановку, это все же удается, и снова все начинается сначала: поджидание, контакт и выход на курс противника.

После трехчасового выискивания слабого места в кольце охранения наконец удается произвести со сравнительно большой дистанции пять последовательных выстрелов торпедами: сначала из носовых, а затем из кормовых аппаратов.

Приходится заряжать аппараты снова.

Торпеда из первого аппарата начинает циркулировать вокруг лодки. Резким движением лодка уклоняется от фосфоресцирующего следа торпеды.

В четвертом аппарате застревает торпеда. Проклятие! По шуму слышно, что двигатель торпеды работает, а сама она – ни с места. Кажется, никакими силами не вытолкнуть ее из торпедного аппарата.

А остальные торпеды? Они уже шесть минут движутся к цели. Может быть, они прошли мимо? Но вот в районе конвоя раздается взрыв. В небо поднимается черное облако дыма. Хоть одно попадание! «Левый борт – [105] корвет!» – докладывает сигнальщик. Что же делать? Не погружаться же с застрявшей в аппарате торпедой!

– Любыми средствами вытолкнуть из аппарата застрявшую торпеду! – приказывает Топп. Наконец это удается. Кажется, на корвете пока еще не заметили лодку, хотя уже стало совсем светло. Топп решает не погружаться. В 1000 метрах от лодки корвет сбрасывает глубинные бомбы и отходит к своим главным силам.

На рассвете «U–552», находясь в пределах видимости конвоя, ведет наблюдение за одним из эсминцев охранения. Нелегкая задача! Она требует осторожности и находчивости. Быстроходные корабли очень подвижны. Они быстро исчезают из поля зрения и так же неожиданно появляются.

Вот такой быстроходный корабль противника неожиданно вырастает у самого носа лодки. «Успели ли заметить нас на корабле?» – думают подводники.

– Срочное погружение!

Море удивительно спокойно. Пользоваться перископом можно только с большой осторожностью. Топп продолжает вести наблюдение. С дистанции 400 метров на курсовом угле противника 80 градусов правого борта командир лодки решает атаковать. Торпедные аппараты к выстрелу готовы. Дуплет! Едва успели торпеды выйти из труб, как противник резко развернулся и направился в сторону подводной лодки.

– Быстро на глубину! – кричит Топп.

Корабль противника, пройдя точно над лодкой, уходит дальше.

Момент не из приятных! Противник в любую минуту может начать сбрасывать глубинные бомбы. Подводная лодка находится на глубине всего 25 метров, и сейчас опасность бомбометания по лодке была бы особенно велика.

Но противник начал сбрасывание глубинных бомб на расстоянии 800 метров от лодки. Противник, очевидно, либо не заметил перископа, либо ориентировался по следу выпущенных торпед, который ясно виден в спокойной прозрачной воде, либо просчитался при определении дистанции до подводной лодки.

К кораблю противника присоединяются и другие корабли охранения. Топп спешит уйти на большую глубину, а в это время преследователи методично обследуют район [106] предполагаемого местонахождений лодки. При осторожном поднятии перископа видно, как на расстоянии 1000 метров от лодки противник прочесывает новые квадраты. Лодка старается уйти подальше от этого района. Слышать, как взрываются глубинные бомбы, крайне неприятно. Несмотря на значительную дистанцию, лодка ощущает взрывы довольно сильно.

В поисках подводной лодки противник в течение пяти часов планомерно прочесывает квадрат за квадратом, а расстояние между преследователями и лодкой все увеличивается. Наконец противник прекращает поиск и возвращается к конвою. Теперь подводная лодка может всплыть и попытаться восстановить контакт с конвоем. Однако пока это не удается.

В этот момент поступает сообщение от Эндраса с указанием места конвоя.

Вот уже четыре дня и четыре ночи идет Топп за противником. Погода на редкость плохая. В такую погоду невозможно заблаговременно обнаружить на горизонте верхушки мачт проходящих судов. Эсминец противника обычно как–то сразу появляется рядом с лодкой, и поэтому приходится все время быть начеку. «U–552» с трудом удерживает контакт, но не может подойти ближе для атаки из подводного положения. А в ночное время? Как только командир принимает решение атаковать противника из надводного положения, появляется эсминец. Лодка погружается и теряет выгодную позицию для атаки, достигнутую с большим трудом. Все это требовало не допускать непродуманных действий. Как–то, ориентируясь по движениям верхушек мачт, Топп предположил, что находится впереди идущего навстречу конвоя. Топп решил сблизиться с конвоем и вышел на позицию для атаки, но... все впустую! То были корабли охранения, находившиеся позади транспортов, и подводная лодка быстро потеряла их из виду. Все приготовления к атаке оказались бесполезными!

Противник решил усилить охранение конвоя. Для борьбы с подводными лодками были дополнительно вызваны судно–ловушка и авиация. Однако ничто не могло заставить командиров лодок отказаться от преследования конвоя.

И все же «U–552» пришлось временно отступить. Несколько позже с помощью шумопеленгатора она снова [107] восстановила контакт с противником. 21.00. Светлая безоблачная ночь. Лодка находится справа от конвоя на лунной дорожке. Обогнать конвой! Но ведь на это уйдет около четырех часов. Ночь слишком коротка для такого маневра, однако ничего другого не остается.

На самом деле на выход в голову конвоя ушло гораздо больше времени: с 21.00 до 07.00. В 09.00 становится светло. Эсминец охранения снова оттесняет «U–552» от конвоя. Для атаки из надводного положения уже слишком светло. Топп приказывает погрузиться.

Утренний туман нависает над морем. Разглядеть что–либо в перископ невозможно. Внезапно появляются быстро движущиеся силуэты эсминцев. Со всех сторон горизонта шумопеленгатор улавливает шумы работающих гребных винтов. Из–за многообразия шумов нельзя точно определить их направление и представить обстановку на поверхности. Где–то совсем рядом с лодкой начинают рваться глубинные бомбы.

Командир лодки, плотно прижав лоб к резиновому наглазнику окуляра перископа, продолжает всматриваться в дымку утренних сумерек. Но, кроме внезапно появившихся силуэтов кораблей, ничего не разобрать. Что же это такое: эсминец или колонна транспортов?

Наконец пеленги на противника стали более отчетливыми. Старшина–радист, несущий вахту на шумопеленгаторе, передает данные:

– Пеленг 50 градусов. Шум усиливается! Колонна транспортов!

– Пеленг 45 градусов... Пеленг 40 градусов... Шум становится громче...

Приближается решающий момент. Торпеды приготовлены к выстрелу.

– Пеленг 30 градусов!..

В перископ все еще ничего не видно.

– Шум слабеет! – докладывает старшина. Слабеет? Почему?

За несколько мгновений до выхода подводной лодки на позицию для атаки противник делает неожиданный поворот на 90 градусов.

Стало совсем светло. Топп видит в перископ, как конвой, пройдя некоторое расстояние на юг, снова ложится на прежний курс. Вот ведь как не везет! [108]

На горизонте – лес мачт, теперь уже недосягаемых для подводной лодки. Неудача... А в воздухе появляются «пчелки», самолеты берегового базирования. Подводная лодка находится слишком близко к берегу. Надо уходить. Наблюдение за конвоем прекращается.

Несколько раз Топп и Эндрас получают от командования приказы образовать вместе с другими лодками «волчью стаю», но новых целей нет. Приходится возвращаться в базу.

Прошло уже три дня после того, как Эндрас запрашивал разрешения возвратиться в базу. «U–552» приняла тогда эту радиограмму. И разве Эндрас не мог несколько обождать с возвращением? У Топпа еще имеется запас топлива, и поэтому он должен по–прежнему находиться в назначенном ему районе. Но вот и «U–552» направляется в базу. Лишь за сутки до подхода лодки в так называемый пункт сбора Топп перехватывает радиограмму с «U–567»: «Нахожусь вблизи базы в ожидании разрешения на вход».

«Вот как! Только теперь? Значит, эти два дня Эндрас где–то болтался?» – размышляет Топп. Принято еще одно радиодонесение: разрешение командования подводной лодке «U–567» войти в базу. В это время Топп также подходит к пункту сбора и сожалеет, что на этот раз ему не удастся возвратиться домой вместе с Эндрасом. Между тем Эндрас доносит командованию, что не может войти в базу в назначенное время, так как вынужден уйти под воду от атакующего самолета противника. Да, это похоже на Эндраса. Видимо, он не очень–то спешит возвратиться в базу.

На подходе к базе подводная лодка «U–552» была обнаружена самолетом типа «Локхид–Хадсон», который начал стремительно с ней сближаться.

– Тревога! – закричал командир.

Прежде чем «U–552» успела погрузиться (а на это требуется не менее 30 секунд), самолет пронесся над лодкой. Почему же он не сбросил бомбы? Ведь они наверняка уничтожили бы лодку!

Но вот самолет разворачивается и снова выходит на лодку. На этот раз летят бомбы, но «U–552» уже ушла глубоко под воду.

В Бискайском заливе, который сильно охраняется авиацией противника, рискнуть показаться на поверхности [109] можно только спустя значительное время после обнаружения лодки самолетом. Неоднократные попытки всплыть и в надводном положении быстрым ходом наверстать упущенное время оказываются тщетными. В воздухе по–прежнему барражируют сменяющие друг друга самолеты, так что о возвращении в базу вместе с Эндрасом нечего и думать. Между прочим, и Эндрас почему–то задерживается. Но вот командующий подводным флотом обращает внимание на сложившуюся обстановку и устанавливает новый срок для совместного входа обеих лодок в базу.

Лодки Топпа и Эндраса и еще две другие одновременно вошли в базу.

Несмотря на небольшой успех, достигнутый в этом походе, Топп и Эндрас хотели вновь вместе выйти в море. Однако этому желанию не суждено было сбыться. Подводную лодку Эндраса отремонтировали раньше, и он вышел в поход 18 декабря 1941 года. Стоял туманный, дождливый день. Топп, провожая друга на пирсе, мог лишь пожелать ему успеха. Это было их последнее рукопожатие.

Получив другое задание, 26 декабря вышла в море и «U–552». Вскоре Топп перестал встречать номер лодки Эндраса в перехваченных радиограммах. В последний раз номер его подводной лодки упоминался в приказе, в котором указывалось, что «стая», в которую входил и Эндрас, действовала против конвоя, который особенно сильно охранялся на участке маршрута Гибралтар – Англия. По возвращении в базу Топп узнал, что Эндрас вместе со своей лодкой погиб в бою с противником.

Пролив Норт–Чаннел. Осень 1940 года

По всей вероятности, в немецком флоте было не так много команд, которые, несмотря на постоянную текучесть личного состава, были сколочены подобно команде подводной лодки, носившей название «Красные дьяволы». Текучесть личного состава этой лодки объяснялась тем, что после каждого возвращения из похода лучшие из ее команды подводники направлялись на учебу.

Неофициальным отличительным знаком этой подводной лодки служило изображение двух пляшущих красных [110] дьяволят. Знак этот нанесли на боевую рубку еще при прежнем командире, но «U–57» стала широко известна именно тогда, когда командование лодкой принял Топп.

По старинному морскому обычаю не рекомендуется выходить в море в пятницу, тем более в ту, которая приходится на тринадцатое число месяца. Предрассудки! Моряки старого торгового флота, может быть, и придерживались этого обычая, но в суровых условиях войны считаться с ним не приходилось.

Командир «U–57» получил приказ Деница. В четверг подводная лодка отошла от пирса в первый поход с новым командиром, но... тут же пришвартовалась к другой стенке для пополнения запасов. На следующий день «U–57» скрытно оставила базу. Будет ли этот поход удачным?

Еще в Северном море в дождливый пасмурный день «U–57» едва не подорвалась на плавающей мине, которая прошла совсем рядом с лодкой, с противным скрежетом царапая наружный борт.

При приходе в Норвегию на «U–57» были пополнены запасы топлива, после чего лодка вновь вышла в море.

Едва «U–57» оставила Корс–фьорд, как по ней при полном штиле английская подводная лодка выпустила две торпеды.

– Право на борт! Полный вперед! – командует стоящий на вахте офицер.

Один из молодых матросов–сигнальщиков вовремя заметил след торпед. На шум при резком повороте лодки на мостике появляется командир. Он также видит след обеих английских торпед, проходящих теперь мимо лодки параллельно с ней. Попытки атаковать «коллегу» по оружию, перехитрить его не удаются. Вышел из строя шумопеленгатор, и командир «U–57» отказывается от сближения с противником.

Первая половина этого боевого похода длилась пять суток. За это время был израсходован весь запас торпед. За эти пять суток Топп потопил следовавший в одиночку в Англию груженый лесовоз и, кроме того, транспорт с боеприпасами из состава встреченного конвоя. В какой–то момент «U–57» ловко ушла от преследовавшего ее эсминца и удачно избежала гибели во время сильной бомбежки лодки глубинными бомбами.

После кратковременного пребывания в Бергене с целью пополнения запасов «U–57» снова вышла в море. [111] Перед проливом Норт–Минч (между Гебридскими островами и Шотландией) «U–57» в условиях тумана обнаружила крупный конвой. Однако от атаки его пришлось отказаться из–за неготовности лодки. Это был самый крупный конвой, который когда–либо приходилось встречать Топпу.

– А ведь действительно какой–то злой рок преследует нашу лодку в этом походе! – воскликнул с досадой командир. – Прорваться в середину конвоя и не произвести по нему ни единого выстрела!

Подводная лодка идет проливом Норт–Чаннел в Ирландское море. Там после крайне утомительного преследования и четырехкратного выхода в атаку удалось наконец потопить транспорт в 5000 тонн. Самолет противника, который подводники обнаружили слишком поздно, сбросил на лодку несколько бомб, но они, хотя и ложились близко от цели, не взорвались.

«U–57» снова ушла пополнить запасы, на этот раз в Лориан. На обратном переходе ее атаковал самолет, теперь уже пулеметно–пушечным огнем бортового оружия. Однако весь личный состав лодки остался невредимым. Через восемь дней «U–57» снова в проливе Норт–Чаннел. В течение десяти суток этой небольшой лодке пришлось бороться с сильным штормом. Как щепку, бросала лодку разбушевавшаяся Атлантика. Десять дней ничего не видеть, ничего не слышать, кроме заунывной песни шторма! Шумопеленгатор, отремонтированный своими силами, в первый же день похода снова вышел из строя. А он ведь так необходим, когда лодка находится под водой! Это единственный прибор, позволяющий узнавать, что творится на поверхности.

На одиннадцатый день «U–57» обнаружила идущий навстречу транспорт. Подводную лодку по–прежнему швыряет из стороны в сторону. Удерживать ее на перископной глубине просто невозможно. Лодка то проваливается куда–то в глубину, то ее выбрасывает на поверхность так, что вся носовая часть, вплоть до боевой рубки, оказывается над водой. Вот она опять погружается, а затем оказывается в кильватерной струе недалеко от ускользающего противника. Уже можно рассмотреть на корме название транспорта: «Керамик». При такой погоде о дальнейшем преследовании противника, о повторном выходе в атаку крохотной и беспомощной в данных условиях подводной лодки [112] нечего и думать. Конечно, транспорт в 16000 тонн был бы неплохой добычей. В период первой мировой войны немецкие подводные лодки трижды атаковали «Керамик», но безрезультатно. Встречаются же такие суда! Лишь в конце второй мировой войны этот транспорт дождался своей участи: был потоплен у Гибралтарского пролива немецкой подводной лодкой «U–515».

Тринадцатый день в море. На рассвете из–за низких облаков внезапно появляется и пикирует на «U–57» самолет. «Не позволяют нам действовать у берегов», – думает Топп. На этот раз бомбы рвутся на опасно близком от лодки расстоянии, и «U–57» сильно встряхивает. Фундамент одного из дизелей лопается. Выведена из строя значительная часть аппаратуры. К счастью, прочный корпус лодки остается герметичным.

Глубина моря у побережья в этом районе невелика, поэтому подводная лодка легла на грунт.

Совещание офицеров. Обсуждается вопрос: что делать дальше? Одновременно устраняются повреждения. Мнения офицеров расходятся. Старший механик настаивает на немедленном возвращении «U–57» в базу. Он считает лодку небоеспособной.

По мнению другого офицера, поскольку запас торпед не израсходован, подводная лодка ни в коем случае не должна возвращаться в базу. Такого же взгляда придерживается и Топп. Но как лодка, находящаяся в аварийном состоянии, максимальная скорость хода которой всего 9 узлов, сможет использовать торпеды? Разве только стоять в каком–нибудь месте, мимо которого с наибольшей вероятностью может пройти противник, и просто ждать такого случая! Топп решает идти дальше через пролив Норт–Чаннел в Ирландское море.

Ковыляя, «U–57» скрытно входит в пролив, минуя несколько эсминцев, которые ничего не замечают. Ночь. На берегу – огни маяков. Англичане не выключают их, полагая, что противник не отважится зайти так глубоко.

В первую мировую войну Ирландское море являлось одним из главных районов действий немецких подводных лодок. Но теперь при столь совершенной воздушной и морской разведке и хорошо организованной противолодочной обороне находиться глубоко во внутренних водах противника – немыслимое дело.

Тем не менее «U–57» осторожно идет все дальше. В узкой [113] части пролива лодка находится всего несколько часов. Наконец появляется конвой. Луна, к счастью, закрыта тучами. Топп последовательно выстреливает три торпеды. Это все, что можно одновременно выпустить из трех торпедных аппаратов лодки. Торпеды идут к целям.

Вскоре после первого выстрела лодку замечает эсминец, находившийся в охранении справа. После второго выстрела «U–57» обнаруживает еще один эсминец – из центра охранения, в сторону которого как раз пришлось отойти для выстрела третьей торпеды. Оба эсминца тотчас же развернулись в направлении на лодку. Но Топп решил во что бы то ни стало выстрелить и третью торпеду. Тем временем первая торпеда уже взорвалась, поразив цель, вслед за ней и вторая, a «U–57» все еще никак не удается занять позицию для третьего выстрела. Но вдруг Топп слышит команду вахтенного офицера: «Третий торпедный, огонь!» – и чувствует пружинящий толчок отдачи. Теперь – уходить! Ночной прицел убран.

Матросы и офицер, находившиеся на мостике, быстро спускаются по трапу. Последним уходит, плотно задраивая за собой люк, командир. Когда подводная лодка уже уходила на глубину, послышался взрыв третьей торпеды. Итак, все три попали в цель!

Глубина моря здесь 45 метров.

Но что такое? Сильная струя воды ударила в носовой отсек, и вот «U–57» уже ударяется носом о грунт.

– Продуть носовые! – приказывает Топп. Поскорее бы уйти подальше от места погружения!

Надо слегка приподнять лодку и оторваться от грунта.

Что же все–таки случилось?

Лодка не двигается, не сходит с грунта. «Неужели эсминцы все еще не над нами?» – спрашивают себя подводники. Если бы шумопеленгатор был в порядке, можно было бы установить их местонахождение. Ведь эсминцы наверняка заметили, в каком месте погрузилась лодка. К тому же на поверхности долгое время остается след.

Глубинные бомбы!

Беззащитная лодка по–прежнему неподвижно лежит на грунте.

– Прекратить откачку воды! Соблюдать полнейшую тишину! – приказывает командир.

Машины остановлены. Молчат даже вспомогательные механизмы. [114] Между тем глубинные бомбы продолжают взрываться в непосредственной близости от «U–57», и ложатся они чертовски точно. Неужели там, наверху, все еще не израсходовали запас бомб? В разных местах корпуса лодки образуются течи. Вода кое–где уже бьет струей.

Положение тяжелое. Успокаивает лишь то, что «U–57» успела–таки атаковать три транспорта.

Разрывается очередная серия бомб. Лодка сильно сотрясается. И так всю ночь. С небольшими перерывами противник бомбит лодку весь следующий день и еще одну ночь. Каждые полчаса один из кораблей противника проходит над местом погружения лодки и методично сбрасывает свой страшный груз. «U–57» ничего не остается, как терпеливо ждать своей участи.

Когда же, наконец, какая–нибудь бомба окончательно разобьет лодку? Может быть, «U–57» случайно оказалась в каком–то углублении морского дна и поэтому защищена от воздействия взрывов? Или на поисковых кораблях решили, что с лодкой уже покончено? Но нет, корабли еще не ушли. Подобные вопросы возникают у каждого подводника в короткие перерывы между бомбежками. Но вот ухо снова слышит нарастающий шум гребных винтов приближающихся кораблей. Они останавливаются, пытаются засечь местонахождение лодки, и потом все начинается сначала. Подводники ждут очередных взрывов, невольно втягивают головы в плечи и... глубинные бомбы действительно взрываются где–то рядом с лодкой.

Топп приказывает всем лечь на койки. Запас кислорода значительно израсходован, а система регенерации воздуха выведена из строя. В лежачем положении человеку требуется меньше кислорода.

Воздух в лодке становится невыносимо тяжелым. Дышать становится все труднее. А между тем через каждые полчаса разрываются новые серии глубинных бомб.

Вот снова доносится приближающийся шум работающих винтов. Слышны удары трехлопастного гребного винта.

Толчок! Лодка слегка поднимается на нос и тут же опять ложится на грунт. Палуба на какое–то мгновение уходит из–под ног людей. Что–то волочится по борту со стороны носа.

– Ищут тралами! – шепчет вахтенный офицер Топпу. Командир молча кивает. Шум винтов заметно слабеет. [115] Противник, очевидно, прощупывает грунт. Время от времени слышатся новые разрывы бомб. В корпусе лодки повсюду слышен треск. В швах образуются новые течи. Ни одна из водоотливных помп не работает. Можно считать за счастье, что на поверхности еще нет масляного пятна. У лодок этого типа топливные цистерны расположены внутри прочного корпуса. Время тянется мучительно долго.

В лодке непроглядная темень. По примерному подсчету, на лодку сброшено свыше 200 глубинных бомб. Но ни одного прямого попадания, которое явилось бы для «U–57», находившейся на столь малой глубине, роковым. Но вот наступает тишина. Трудно поверить в это. Может быть, противник и в самом деле считает, что с подводной лодкой покончено?

В 23.00 Топп хотел подвсплыть. Главные водоотливные помпы кое–как отремонтированы и могут работать на половинную мощность. 22.30. Все спокойно. 22.40. По–прежнему тихо.

22.50. Глубинные бомбы! Придется выждать по крайней мере до полуночи.

В 24.00 лодка всплывает. Открывается рубочный люк. Какой свежий и чистый воздух! Где же противник? Вокруг – темень. На море волнение 6 баллов. О более благоприятной обстановке и мечтать нельзя. За кормой «U–57» видны мрачные силуэты эсминца и еще одного корабля несколько дальше. Счастье, что с такого расстояния противнику трудно обнаружить небольшую лодку. Под бесшумно работающим электромотором Топп спокойно уводит лодку из этого района.

Компас все еще не исправлен. Звезд, по которым можно было бы ориентироваться, не видно. Штормовой ветер дует с северо–запада, как и позавчера вечером. Итак, вперед!

Под утро лодка погружается. Команда производит зарядку двух оставшихся торпед в аппараты, и затем лодка снова всплывает.

Впереди по курсу самолет! Под ним – облака дыма. Конвой! «U–57» быстро погружается и идет на сближение с противником. Атаковать! Топп производит залп двумя торпедами. Как огромный [116] огненный шар, взлетает вверх танкер. В небо взвивается необъятное черное облако дыма и газа.

Специально оборудованный корабль охранения начинает преследовать лодку, причем противник использует более крупные глубинные бомбы, чем применял до этого. На «U–57» сбрасывается около 80 таких бомб. Это не шутка! При каждом взрыве подводная лодка вздрагивает, и ее сильно подбрасывает вверх. Выявляются новые повреждения материальной части. Но сейчас глубина под килем лодки больше, и она, хотя и очень медленно, все же может менять глубину. Наконец противник прекращает преследование. Наступает долгожданная тишина.

Топп приказывает лечь на грунт. Вся команда вместе с командиром отдыхает.

Итак, «U–57» на пути домой. Вот она стоит в ночной темноте у устья Эльбы, поддерживая со шлюзом Брунсбюттель связь средствами световой сигнализации. Ворота шлюза открываются, и из–за них медленно выходит норвежское грузовое судно. На нем виден красный отличительный огонь. «U–57» также включает красный огонь. Вдруг на судне одновременно возникают красный и зеленый огни. Норвежец, корма которого все еще находится в спокойной воде шлюза, уже вошел носом в поток Эльбы, и корпус судна начало заносить на подводную лодку.

– Полный назад! – громко командует Топп. Однако грузовое судно резко меняет первоначальное направление и тяжелым корпусом таранит так счастливо возвратившуюся из боевого похода «U–57».

На лодке замешательство. Через несколько мгновений раздается команда:

– Оставить лодку! Всем за борт!...

Рубка короткое время находится как раз на уровне палубы иностранца. Еще немного – и в какие–нибудь 15 секунд лодка скрывается под водой.

Оказавшихся за бортом людей быстрое течение Эльбы относит все дальше от места катастрофы. Лишь небольшой части личного состава удалось подняться на борт норвежского судна. На местной спасательной станции и на береговом посту объявляется тревога. С норвежского судна спускают спасательную шлюпку. Но не так–то легко обнаружить людей в ночной тьме.

Приближается утро, однако подобраны еще не все члены команды лодки. [117]

Накренившись на борт, «U–57» легла на грунт. Вместе с лодкой погибли шесть человек. Остальным членам команды удалось спастись.

Факел уничтожения.1941 год

Подводная лодка действовала решительно. Когда после длительного подводного хода «U–93» всплыла на поверхность, над горизонтом угрожающе нависала тяжелая низкая туча, закрывавшая всю северо–западную часть небосклона. Вахте на мостике пришлось выдать специальную штормовую одежду, ибо волнение моря усиливалось, а огромные волны все чаще ударяли о рубку лодки.

Качка «U–93» из–за сильного шторма становится все сильнее.

Сегодня волны заливают верхнюю палубу и бьют по бортам лодки с какой–то особой злобой. Они, не переставая, с грохотом ударяют по рубке. Внутри лодки непрерывно скрипит деревянная обшивка. С характерным звуком начала работать трюмная помпа: вероятно, старшина в центральном посту откачивает воду, попавшую через рубочный люк. В дизельном отсеке кто–то бьет по металлу, и звуки эти напоминают удары клюва большой птицы.

Для подводника все эти шумы – давно знакомая музыка, убаюкивающая и такая же привычная, как и вечно спертый воздух внутри лодки.

«U–93» после длительного боя с конвоем возвращается в базу.

Ураганный шторм продолжался всю ночь, весь следующий день и еще одну ночь.

Подводные лодки этой серии обладают большой остойчивостью. Но чего только не пришлось испытать лодке! В позиционном положении корпус лодки почти полностью под водой, и над поверхностью выступает лишь боевая рубка. Возможность опрокинуться исключается даже в том случае, когда крен достигает 60 градусов.

Ночью шторм прекратился. Ветер стих. Однако море не сразу успокаивается после такого свирепого шторма. Бесновавшиеся высокие, как горы, волны уже не поднимаются ввысь и не проваливаются в бездну. Они теперь более отлогие, и подводная лодка то поднимается на набегающую волну, то плавно скользит вниз. [118]

Качка уже не так мучительна.

На рассвете командир приказывает погрузиться. Как и обычно, производятся дифферентовка лодки и замер топлива в цистернах. Открывается шумопеленгаторная вахта.

Под водой тихо и как–то очень спокойно. И это особенно чувствуют люди, только что пережившие сильнейший шторм. К сожалению, это спокойствие длилось всего какой–нибудь час.

– Пеленг 85 градусов! Слышен шум винтов! – докладывает гидроакустик, высовывая голову из напоминающей шкафчик рубки, расположенной напротив койки командира.

Командир «U–93» Корт соскакивает с койки и прикладывает к уху наушник шумопеленгатора.

– Действительно! Но только далеко... Это не эсминец. Может быть, транспорт?

– Всплыть на перископную глубину! – приказывает Корт. – Закончили с дифферентовкой? – спрашивает командир механика, а потом снова обращается к оператору шумопеленгатора: – Не терять цель! Пеленг докладывать непрерывно!

Корт быстро надевает кожаный реглан и проходит в центральный пост. Здесь он ждет, когда кончится дифферентовка лодки и она всплывет на перископную глубину.

– Пеленг 72 градуса! Шум! – докладывает акустик.

– Ясно!

Старший механик проверяет дифферентовку и готовность лодки к всплытию.

– Лодка на перископной глубине! – докладывает старший механик. За спиной офицера, продолжающего наблюдать за приборами, – два матроса у горизонтальных рулей.

– Вижу! – отвечает командир. Он находится рядом с механиком и проверяет показания глубомера. Затем Корт быстро поднимается по крутому трапу в рубку.

– Поднять перископ! – приказывает командир и вскоре начинает наблюдать за происходящим на поверхности. Уже давно наступил день. Погода отличная. Вокруг все спокойно.

– Перископ еще выше!

Но и это не дает ничего нового.

– К всплытию! [119]

На центральном посту уже в сборе очередная верхняя вахта.

– Лодка в позиционном положении! – докладывает вскоре старший механик, руководствуясь показаниями глубомера.

– Продуть цистерны! – Эта команда передается устно на корму через все отсеки, через камбуз до дизельного отсека. Резкое падение давления воздуха в лодке вызывает режущую боль в ушах. Однако это продолжается недолго, до тех пор, пока внешнее атмосферное давление не уравновесит давление воздуха внутри лодки, нарушенное расходом воздуха при запуске правого дизеля.

– Лодка всплыла на поверхность! – докладывает наконец старший механик.

Сразу же отдраивается рубочный люк, ведущий на мостик, и свежий прохладный воздух устремляется в лодку. Командир пока один на мостике. Он всматривается вдаль во всех направлениях. Ведь, наблюдая в перископ, можно чего–то и не заметить!

Внизу команда в напряженном ожидании. Всякое ведь бывает! Не раз случалось так, что подводной лодке приходилось по тревоге тотчас же снова погружаться, еще до того, как верхняя вахта успевала подняться на мостик.

– Вахту наверх! – передает приказание рулевой, который находится в боевой рубке и несет обязанности репетующего между мостиком и центральным постом. Значит, на поверхности моря все спокойно. Что же тогда означали шумы, обнаруженные шумопеленгатором?

Вахта с трудом взбирается по трапу. После всплытия лодки качка заметно усилилась.

Сначала фыркая, а затем с характерным стуком начинает работать и левый дизель. Теперь оба двигателя заводят обычную, полную согласованной силы песню.

– Обе машины, средний ход – вперед! Курс 240 градусов.

Дизели работают еще быстрее. Звонок машинного телеграфа подтверждает, что приказание принято.

Рулевой также докладывает на мостик, что обе машины работают на среднем ходу вперед. Лодка постепенно набирает скорость и ложится на новый курс.

– На румбе 240 градусов! – докладывает рулевой. Несмотря на тщательное наблюдение командира и стоящих на вахте, транспорт, шум работающих винтов которого [120] прослушивался по пеленгу 240 градусов, обнаружить не удается.

– Разрешите пустить компрессор! – передает рулевой из центрального поста просьбу старшего механика.

– Да, можно! – отвечает командир, не отнимая от глаз бинокля. Горизонт по–прежнему чист.

Проходит четверть часа. Лодка с трудом преодолевает волны.

– Обе машины, полный вперед!

Дизели заработали еще звонче. Прошло уже полчаса с момента всплытия, а горизонт по–прежнему чист. Вокруг – лишь беспокойное море, волны которого, кажется, готовы поглотить лодку, когда она поднимается на набегающий гребень.

Корт приказывает погрузиться и непрерывно прослушивать горизонт. Шум гребных винтов все еще улавливается шумопеленгатором, но на этот раз по пеленгу 160 градусов.

– Попробуем снова всплыть, а затем – оба дизеля... и самый полный вперед! – говорит довольный командир. – Три звонка дизелистам! Нажимай вовсю, старина!

Яростно стучат дизели, все быстрее унося вперед сильно раскачивающуюся лодку. Едва ли стоило допускать такой бешеный ход при сильном волнении моря без особой надобности. Такая гонка, конечно, – далеко не приятная морская прогулка!

Промокшие до нитки вахтенные на мостике озлоблены. Им не терпится обнаружить след противника. Если шум исходит от идущего в одиночку транспорта, так ему ни за что не уйти от лодки! Кто знает, когда еще встретится такая легкая добыча? Запас торпед не израсходован, и надо только не упустить представившейся возможности. Куда же, однако, девался «дружок»? Не может же быть, чтобы он обладал большей скоростью!

Проходит довольно много времени. Боцман первым обнаруживает в своем секторе наблюдения две едва заметные черточки мачт, выступающие из–за колеблющейся линии горизонта по пеленгу 350 градусов. Вот черточки почти слились. Транспорт продолжает идти далеко впереди лодки.

Лодка отвёртывает немного в сторону, чтобы лучше можно было рассмотреть расположение мачт и тип обнаруженного судна. Данные наблюдения передаются вниз [121] старшему штурману для расчётов. Вахтенные на мостике продолжают наблюдать, каждый в своем секторе.

Мачты что–то уж слишком медленно вырастают над неспокойным горизонтом. Они то исчезают, то снова появляются.

Час проходит за часом.

Торговое судно, верхушки дымовых труб которого теперь можно рассмотреть в бинокль, следует без охранения и пройдет на небольшом расстоянии от лодки еще до наступления полного рассвета.

Командир решает обогнать транспорт, который продолжает спокойно следовать зигзагом.

Лишь к концу дня лодке удается зайти далеко вперед по курсу транспорта. Здесь, вероятно, он и пройдет. Лодка выходит на позицию для атаки в подводном положении и поджидает противника.

– Торпедные аппараты к бою!

Обычный шум при надводном ходе лодки с ее погружением прекращается. В носовом отсеке сразу же перестает звенеть стальная цепь, непрерывно ударяющаяся о рельсы торпедно–зарядного устройства. Лодка всплывает на перископную глубину, и сразу же возобновляется легкая качка, а вместе с ней дребезжание оборудования, находящегося в отсеках. Волнение моря ощущается даже на этой глубине. При такой погоде старшему механику не так–то просто удерживать лодку на перископной глубине, следить за тем, чтобы носовая часть или боевая рубка не показывались на поверхности. Не так–то просто управлять всей этой массой клапанов центрального поста от трубопроводов различного назначения.

Корт сидит в рубке у командирского перископа. Все готово к торпедному выстрелу. Передние крышки аппаратов открыты. Наступает самый ответственный момент. Торпедисты ждут от командира данных для установки приборов, регулирующих управление торпедой.

Силуэт противника увеличивается. Время от времени из–под воды высовывается «карандаш» – перископ подводной лодки. Корт видит теперь все судно. Это действительно небольшой пароход, даже меньший, чем предполагал командир. Лопасти гребного винта этого суденышка, с удивительной быстротой прокладывающего путь среди волн, показываются над поверхностью воды довольно часто. Носовая часть судна внезапно снова поднимается почти [122] вертикально, будто готовясь совершить прыжок. Волны, разбиваясь о нос, мощными потоками рушатся на полубак, и судно опять зарывается в воду.

Из предосторожности Корт приказывает установить несколько меньшую глубину хода торпед, чтобы они не прошли ниже, под килем судна, как это, к сожалению, часто случается.

– Поднять перископ!

Еще один быстрый взгляд. Приказание несколько изменить курс. Так держать! Погружение. Сигнал, приказывающий изменить число оборотов электромоторов. Теперь лодка готова к нанесению удара.

Только бы судно внезапно не отвернуло в сторону! Выход в атаку вслепую в подводном положении всегда труден: требуется предварительная подготовка, тщательное наблюдение и точный расчет.

– Поднять перископ!

Судно противника, слава богу, ничего не подозревает и продолжает следовать прежним курсом. Еще минуты две – и лодка займет позицию для атаки. «Одной торпеды хватит, большего эта крошка не стоит», – думает про себя Корт.

– Опустить перископ! – приказывает он. Проходит одна минута напряжения, вторая... Из носового отсека поступают донесения торпедистов.

– Поднять перископ!

Судно противника не меняет курса.

– Третий торпедный!.. Товсь!

– Третий аппарат!.. Огонь! – раздается вскоре команда. Одновременно раздается короткий сигнал–звонок, подтверждающий, что выстрел произведен. С легким шипением сжатый воздух выталкивает торпеду из трубы.

– Торпеда идет! – докладывает акустик из гидроакустической трубки. Все ждут взрыва идущей к цели торпеды. Старшина–радист включил секундомер. Вздрагивающая на ходу секундная стрелка позволит точно рассчитать дистанцию до цели.

– Ну как? – спрашивает Корт и приказывает снова поднять перископ.

– Пора бы уже показаться столбу воды...

– Торпеда все еще продолжает идти! – докладывает акустик и называет пеленг, определяемый по шуму работающих винтов торпеды. [123]

– Ну? – спрашивает второй механик и бросает недоумевающий взгляд сначала на секундомер, а потом на старшину.

Шумы гребных винтов судна и выпущенной торпеды, находившихся на одном пеленге, постепенно начинают расходиться.

Видимо, торпеда проходит мимо цели. И действительно, торпеда продолжает идти дальше, а судно противника по–прежнему спокойно пробивается сквозь волны.

Подводники на чем свет стоит клянут торпеду. Снова атаковать? Ведь выйти на позицию для атаки удастся только тогда, когда судно скроется из виду и можно будет всплыть на поверхность.

«По правде говоря, не стоит это суденышко еще одной торпеды», – думает Корт и не без огорчения позволяет противнику уйти. Лодка всплывает и в погоне за уходящим судном снова борется с набегающими волнами, оставаясь вне видимости противника.

– Да, не стоит эта мелочь второй торпеды! – говорит командир молодому матросу, как бы отвечая на его безмолвный вопрос. – Рассчитаемся с ним артиллерийским огнем. Сегодня же ночью!

Теперь задача подводников – не терять контакта с противником.

Лодка, проходит место, где несколько дней назад происходил бой с конвоем. До сих пор по волнам носятся разбросанные штормом обломки потопленных судов.

Корт приказывает выловить плавающий в воде спасательный круг одного из потопленных лодкой судов. На обломках разбитой шлюпки можно прочесть название другого судна. Данные, установленные командиром тогда, ночью, по силуэтам, на основании регистра Ллойда, подтверждаются. Тип судов был установлен правильно, а сейчас удалось даже точно определить их названия и тоннаж.

Шторм кончился. Наступила тихая безоблачная ночь. Видимость на редкость хорошая. Линия горизонта, словно ножом, отделяет поверхность воды от небосвода.

Атлантика кажется теперь какой–то шелковистой и синей, а у самых бортов лодки вода темная, почти черная, с зелеными пятнами и прожилками. Там, где лодка носом зарывается в волну, вода кипит белоснежным клубом. Корпус лодки уходит в набегающую длинную волну, врезается [124] в нее и потом, как бы нехотя отряхивая пену, выходит из нее, чтобы вскоре опять накрыться валом следующей волны. Через равные промежутки времени на горизонте показывается легкий дымок судна противника, идущего далеко впереди лодки. Подводная лодка по–прежнему следует за судном, и, если противник не изменит курса, она будет держаться той же тактики.

Вечером впереди по курсу на большом расстоянии от лодки показался самолет.

Погружаться?.. Нет! Самолет находится далеко и не идет на сближение с лодкой. «Можно считать, что самолет не заметил лодку», – думает командир. И вскоре маленькая темная точка действительно заходит за дымок, мягко стелющийся над океаном. Вот самолет уже пикирует... Может быть, это немецкий дальний разведчик, который собирается выхватить трофей из–под самого носа подводной лодки?

Слышны разрывы бомб... С удивительной ясностью распространяется по воде на несколько миль вокруг звук взрыва, словно бомбы сброшены где–то совсем рядом с лодкой. Самолет уходит, а пароход как ни в чем не бывало, продолжает дымить. Картина не меняется: по–прежнему виднеются верхушки мачт, а судно, как танк, движется вперед все тем же зигзагом. Атака с воздуха оказалась, видимо, неудачной.

Через некоторое время лодка приняла радиограмму командующего подводным флотом. В ней сообщалось, что самолет типа «Кондор» в таком–то квадрате атаковал судно противника, однако потопить его не удалось. Это сообщение полностью совпадало с теми данными, которые с большей точностью доносил командир лодки своему командованию. «На этот раз наши летчики точно определили координаты противника с воздуха!» – говорили между собой офицеры в кают–кампании. Однако и вам, летчикам, не повезло при атаке этого суденышка!

Тем временем судно прибавило ход. Лодка же с трудом пробивалась сквозь волны.

Наступает светлая лунная ночь.

Противник чувствует себя уверенно. Он следует прежним курсом, но уже отказался от зигзага и снизил скорость хода. Однако даже при такой скорости хода противника возможность поражения его артиллерийским огнем подводной лодки весьма сомнительна. К тому же и светлая [125] ночь не благоприятствует атаке из надводного положения. Силуэт противника виден на значительном расстоянии, и, без сомнения, при выходе подводной лодки в атаку в надводном положении он своевременно заметит ее. При такой фазе луны рассчитывать на атаку не приходится. Возникают новые вопросы: сможет ли артиллерийский расчет удержаться на верхней палубе? Возможно ли вообще поражение цели из орудия подводной лодки, находящейся на ходу и заливаемой волнами?

Командир «U–93» изучает варианты позиции для открытия артиллерийского огня. Надо сделать так, чтобы лодка вышла в атаку с более затемненной стороны, но вместе с тем нельзя допустить, чтобы луна освещала борт лодки, обращенный к противнику. Наконец, позиция по возможности должна обеспечивать наибольшую устойчивость лодки, чтобы палубу ее не так сильно заливало водой.

– Артиллерия! К бою изготовиться! – командует Корт.

Все готово. Расчет напряженно ждет команды для производства первого выстрела.

Подводная лодка сближается с противником контркурсом и пытается незаметно подойти возможно ближе. Расстояние до цели быстро сокращается. Второй вахтенный офицер (на немецких подводных лодках это всегда артиллерист по специальности) ждет разрешения открыть огонь и вопрошающе смотрит на командира, который продолжает наблюдать за противником в бинокль.

Дистанция 1500 метров! Наводчик орудия все время держит на прицеле непрерывно растущий силуэт противника, так хорошо освещенный сейчас луной. На лодке внимательно следят за курсом судна. Рулевому приходится быть особенно начеку, чтобы лодку не так сильно швыряло из стороны в сторону при набегающей волне.

До противника только 1000 метров! Наконец раздается команда:

– Огонь!

Резким рывком боцман приводит в действие спусковой механизм орудия... Но... выстрела не получилось.

– Что такое?!

Осечка! Посылая кому–то проклятия, орудийный расчет быстро заменяет снаряд. Выжидается следующий благоприятный для выстрела момент. Новый выстрел! [126]

Результат тот же...

– Опять отказ! – кричит боцман. Вдруг с судна раздается залп из двух 40–мм орудий.

Значит, лодка все–таки обнаружена. Этого еще не доставало!

– Лево на борт! Обе машины – средний вперед! – приказывает командир.

Снаряды противника со свистом пролетают мимо, а собственная пушка все еще не готова к действию.

Несмотря на обстрел, лодке без повреждений удается уйти в более темную часть горизонта. Противник тоже отвернул от курса, но силуэт его все же виден в бинокль. Лодка готовится снова атаковать судно, которое уже знает о грозящей ему опасности.

– Что же, однако, происходит с орудием? Второй вахтенный офицер спускается с мостика на верхнюю палубу, чтобы самому проверить, в чем заключается неисправность. Выясняется, что сильно затвердела смазка, которой были густо смазаны и само орудие, и отдельные его части для защиты от действия морской воды. Произошло же это затвердение в результате последнего шторма, когда ледяная вода заливала верхнюю палубу, поэтому–то и не получилось выстрела. Дефект сам по себе незначительный, и устранить его удается довольно быстро. Старшина–радист докладывает, что с судна посылают в эфир сигналы бедствия, и при этом выясняется его тип. Это – быстроходный рефрижератор. И все же лодка не отстает от рефрижератора и, как говорится, следует за ним по пятам.

Противник насторожился. При такой хорошей видимости Корту нелегко будет еще раз приблизиться к судну на дистанцию действительного огня. Придется выжидать.

Приближается рассвет. Но вот судно снова легло на прежний курс, и лодка опять выходит вперед для новой атаки.

Цель узким силуэтом вырисовывается сейчас почти прямо по носу лодки. В таком положении она менее заметна с судна, и противник не сможет сразу открыть огонь.

Дистанция – 2500 метров. Раздается команда: – Огонь!

Попадание! Неплохо, черт возьми! [127]

Приходится выжидать момент, когда лодка окажется в более или менее спокойном и удобном для выстрела положении.

Наконец следующий выстрел!

Ночь. До судна больше 2000 метров. И тем не менее – четыре попадания.

Трижды пришлось менять курс. Артиллеристы действуют мастерски. Мостик судна уже объят ярким пламенем.

Наконец противник открывает ответный огонь из двух орудий. Вступает в бой немецкая 20–мм зенитка. Но прежде чем противник успевает пристреляться по плохо видимой цели, артиллеристы достигают еще нескольких попаданий.

Судно выведено из строя. Его команда спасается на шлюпках. Теперь уже лодка беспрепятственно ведет огонь по судну.

Медленно оседая, судно погружается кормой.

– Прекратить огонь! – приказывает командир.

Еще один выстрел – и последний снаряд летит в цель.

Наступает тишина.

Оранжево–красные языки пламени высоко поднимаются над все глубже погружающимся судном. Его надстройки уже давно рухнули.

Вдруг нос судна как–то неестественно поднимается вверх, а через некоторое время оно исчезает в морской пучине.

Судно–ловушка. Лето 1941 года

Произошло это во время второго боевого похода, или путешествия в Южную Атлантику, как называли такие походы подводники. Поход оказался самым удачным из всех, которые доводилось совершать в одиночку немецкой подводной лодке в этой войне: на дно было отправлено 14 судов противника общим тоннажем 86699 тонн, причем удалось установить названия всех потопленных судов.

В ожидании появления английских судов капитан–лейтенант Гесслер со своей подводной лодкой «IX–C» серии находился на позиции у Фритауна – одного из важнейших в то время портов на побережье Западной Африки. Несомненно, суда должны были здесь показаться. Даже для крупных судов являлось сложным делом совершить [128] далекий путь до Англии вокруг Африки без пополнения топлива. Тем более трудным представлялось это для конвоя. Для приема топлива обычно использовался Фритаун. Немецкие подводные лодки лишь с недавнего времени стали заглядывать в эти воды, находившиеся так далеко от опорных баз.

1 июня 1941 года. Под этой датой в вахтенном журнале Гесслера следующая запись: «Ветер западный – 2 балла, волнение моря – 1 балл, облачно, легкая зыбь». Лодка Гесслера в тропических широтах.

– Судно на горизонте!

Из красно–коричневой дымки внезапно появляются две мачты. Кажется, что они совсем рядом. Счастье, что лодка находится в освещенной солнцем части горизонта. Благодаря этому ей удается незаметно выйти вперед.

Вскоре происходит нечто совершенно непонятное. Начинает казаться, что капитан этой посудины либо новичок в своем деле, либо, наоборот, весьма опытный моряк. Мачты вдруг исчезают. Но как только лодка ложится на новый курс, мачты появляются снова. Вот они уже створятся. Значит, противник поворачивает и уходит. Мачты исчезают и затем вновь показываются. Представляется, что все эти изменения курса производятся без каких–либо оснований и необходимости. Продолжительное наблюдение за поведением судна не позволяет выявить какой–либо закономерности в странном, зигзагообразном ходе судна. Нейтральное судно, конечно, не стало бы так нервозно крутиться, а спокойно, экономя время, шло бы намеченным курсом. Здесь ведь не запретная зона, где каждое встречное судно может быть потоплено без предупреждения, если его вооружение или наличие эскорта показывают принадлежность судна противнику. Все говорит за то, что судно – британское. Но почему оно так осторожно? Ведь до района действий немецких подводных лодок еще очень далеко. Почему капитан судна ценой огромной потери времени и путаного маневрирования именно здесь хочет обеспечить себе большую безопасность? Нет, здесь что–то не так.

Более часа длится преследование судна. Наконец командир решает погрузиться, рассчитывая разглядеть противника.

Быстро сменяющиеся команды командира лодки говорят каждому, кто не новичок в походе, что на этот раз [129] предстоит нечто не совсем обычное. Лодка пытается занять нужную для атаки позицию.

На лодке осталось всего три торпеды. За два похода на дно отправлено уже несколько транспортов общим тоннажем 96000 тонн. Если оставшимися тремя «угрями» пустить туда же еще 4000 тонн, то можно будет спокойно возвращаться домой. Интересно, каков же тоннаж этого судна?

Судно еще раз делает крутой поворот. Командир лодки нервничает.

Наконец в перископе противник виден во всю длину.

– «Старик» наш что–то заметил! – говорит кто–то.

Что же это такое? Пароход, который преследует лодка? Наконец командир перестает испытывать терпение команды и бросает коротко:

– Пушка!

Все облегченно вздыхают. Так, значит, это судно можно потопить без лишних разговоров. Оно ведь не из тех «безобидных» американских транспортов, которые после утомительного преследования приходилось отпускать. А ведь американцы давно уже занимаются передачей военных сведений противнику и всячески помогают ему, хотя официально США все еще не находятся в состоянии войны с Германией. Следовательно, у этого не нужно будет даже предварительно проверять судовую документацию, что всегда опасно для лодки. Судно вооружено, значит, это враг, а раз так, его разрешается атаковать!

– Моторное суденышко! – серьезно заявляет Гесслер. – В нем добрых три тысячи тонн.

Как? Нет даже четырех тысяч? Команда разочарована: на этот раз не удастся округлить общую сумму до ста тысяч! Может быть, «старик» просто хочет поиграть на нервах?

Неужели и вправду тоннаж этой посудины не больше трех тысяч? Но подводники хорошо знают своего командира: он любит пошутить. А если и в самом деле так? В запасе всего три торпеды... А вдруг судно не затонет после первого же выстрела? Тогда, чего доброго, придется пожертвовать всеми тремя торпедами...

– Потратим две торпеды. Одна должна остаться! – говорит командир в микрофон.

Из отсеков до рубки доносится мычание. Это молодые подводники высказывают свое неодобрение: считают, что для такого судна достаточно и одной торпеды. [130]

Гесслер напряженно смотрит в перископ, верхняя головка которого начинает медленно подниматься и повертываться призмой в сторону, где должен находиться противник. Сначала виден только зеленовато–голубой сумеречный свет. Но вот он проясняется. Наконец головка перископа выходит из–под воды. Где же противник? Пока бросается в глаза лишь гребень волны: перископ выступает еще слишком мало над поверхностью воды... Вот он!

– Требую полной тишины! Опустить перископ! Командир дает указание несколько изменить курс. Наконец команда:

– Третий и четвертый торпедные, внимание! Отдаются последние указания, касающиеся исходных данных для установки торпед. Из носового отсека докладывают о готовности лодки к атаке в подводном положении.

– Поднять перископ!

В перекрестии нитей визира видны надстройки судна.

– Третий, четвертый готовы!

Гесслер решает выстрелить одну за другой две торпеды с одинаковыми установками. От наблюдающего в зенитный перископ поступает доклад: центр судна входит в перекрестие нитей визира.

– Третий, четвертый, – огонь!

Обе торпеды вылетают почти одновременно и попадают в цель. Мощная взрывная волна катится над поверхностью. В воздух взлетают крупные обломки, разбитые спасательные шлюпки. Дым и огонь мешают разглядеть, что творится на корме, но пробоину в борту, по меньшей мере метров десять в поперечнике, различить можно.

Судно начинает крениться на правый борт, поскольку именно через эту громадную пробоину в трюмы устремляется масса воды.

Но странное дело! Судно не тонет!

Лодка приближается к нему на расстояние 20 метров, чтобы прочесть название. Согласно регистру Ллойда тоннаж его 4020 тонн. Как раз те недостающие четыре тысячи тонн!

Теперь, при таком крене, эта посудина не сможет оказать сопротивления своими 105– или 76–мм зенитными орудиями. Пока, во всяком случае, около них никого не видно. И все же Гесслер из предосторожности держится на перископной глубине. Лодка выходит к левому борту судна. [131]

Здесь нет такого дыма. В этот момент на воду спускают три спасательные шлюпки, которые со скрежетом скользят по накренившемуся борту. Люди, как с горки, скатываются в воду по наклонной плоскости и пытаются вплавь добраться до сильно поврежденных при спуске шлюпок.

«Что–то уж слишком большая команда для такого пароходика», – думает Гесслер.

А число спасающихся все увеличивается. В воде уже не меньше 80 человек. Но что такое? Наблюдая за прыгающими в воду, командир замечает, что на них безупречно чистая белая форма, совсем не похожая на то, во что были одеты замызганные матросы, болтавшиеся на верхней палубе этой посудины.

Гесслеру, как и другим командирам подводных лодок, хорошо известны случаи, когда немецким подводникам в последней войне приходилось встречаться с английскими судами–ловушками подводных лодок.

Осторожно подняв перископ, Гесслер подкрадывается еще ближе к судну. Что–то здесь все–таки не так!

И вдруг судно, немного погрузившись, принимает нормальное положение. В чем же дело? Ведь оно получило пробоину величиной с хорошие ворота! Но уходить на дно этот упрямец, видимо, никак не собирается. Можно подумать, что судно сплошь загружено пустыми бочками, пробкой или еще чем–нибудь подобным.

– Ну, а больше ничего подозрительного там нет? – Гесслер тщательно следит за тем, что делается на палубе судна. В надстройке, в районе сигнального поста, видны щели, которые открываются и закрываются, как жалюзи.

Так вот в чем дело! Неожиданно на палубе судна, которое кажется покинутым, показывается чья–то голова. На мостике торчит какой–то странный столбик... Вот он поворачивается. Да ведь это перископ! Так вот с противником какого рода приходится сводить счеты! А орудие на палубе по–прежнему выглядит таким безобидным, словно о нем совсем забыли в спешке. Но все ли это? Нет ли еще чего–нибудь более опасного? Все ли сошли с судна?

– Один лукавый томми все еще наблюдает за нами с мостика! – снова слышится голос Гесслера. – Это пахнет чем–то важным.

Гесслер не торопится всплывать. Он знает, что эти пресловутые английские суда–ловушки только того и ждут, чтобы немец показался над водой. В таких случаях [132] всплывшая лодка всегда представляет собой отличную цель, которую можно без труда уничтожить внезапным ударом из замаскированных орудий.

Поэтому–то Гесслер продолжает напряженно всматриваться в перископ: нет ли на судне спрятанной артиллерии. На верхней палубе, правда, множество каких–то странных ящиков. В них вполне могут быть автомашины. Ящики покрыты брезентом и принайтовлены по–штормовому. На брезентах видны откидывающиеся клапаны. Но почему ящики не стоят в ряд, как обычный груз на палубе, а распределены строго равномерно по всей длине палубы?

– Да, эти ребята не так глупы, как кажутся! – замечает командир вслух. Кормой судно сидит по ватерлинию, но больше не погружается. С момента торпедирования прошло уже с полчаса. Скоро здесь должны появиться самолеты берегового базирования, так как с судна наверняка уже послали соответствующую радиограмму. Лодка находится на слишком близком расстоянии от берега и выжидать дальше нельзя, если нет желания подвергаться опасности.

Гесслер приказывает подготовить к выстрелу третью торпеду.

На этот раз торпеда попала в носовую часть левого борта судна–ловушки, как раз под один из тех странных ящиков. При взрыве ящик взлетел вверх метров на пятьдесят, потом рухнул вниз почти на то же самое место, где стоял, и развалился на отдельные части. Под обломками ящика оказалось 150–мм орудие. Всего на палубе стояло шесть так же хорошо замаскированных орудий, 10–12 автоматических артиллерийских установок примерно 40–мм калибра и запасы глубинных бомб. После взрыва третьей торпеды судно стало быстро переворачиваться, теперь уже на левый борт, и уходить форштевнем под воду. Последняя торпеда оказалась для судна–ловушки смертельной. Через две минуты оно скрылось под водой.

Англичане пользовались этим судном как вспомогательным крейсером. К тому же оно было хорошо замаскированной ловушкой для подводных лодок. Как и на всех английских военных кораблях, на этом судне каждое воскресенье утром перед обычным богослужением игрался большой сбор. На этот раз воскресенье совпало с религиозным праздником, и из–за этого инсценировка паники была разыграна не совсем по расписанию. И когда судно [133] в результате первых попаданий торпед сильно накренилось, в суматохе за борт бросились не только «замызганные» матросы, но и некоторые моряки военной команды. А они должны были оставаться на корабле до последнего момента. Правда, часть этих матросов продолжала оставаться на борту и могла бы выполнить свою задачу: ведь судно приняло нормальное положение. Но командир лодки был опытным подводником: лодка не всплыла и не стала обстреливать «оставленное» судно из орудия. Гесслер предпочел выстрелить по врагу последней дорогостоящей торпедой.

Все суда–ловушки обычно ждали момента всплытия подводной лодки. Потопленная ловушка этого не дождалась.

«Волчьи» ночи. Октябрь 1941 года

...Вот уже четвертые сутки находится в море подводная лодка, вышедшая из Лориана с базы 2–й флотилии немецкого подводного флота, оснащенная для длительных действий на Южном морском театре. Командиром корабля перед самым выходом его в море был назначен молодой офицер, только что закончивший учебу на командных курсах. Он уже служил на этой лодке, но в должности первого вахтенного офицера.

Итак, подводная лодка «U–124» «IX–C» серии проходит в 500 милях к юго–западу от Ирландии. Видимость удовлетворительная, хотя горизонт виден не очень хорошо. Ветер юго–восточный, 3–4 балла. Раннее утро. Вахтенный офицер докладывает командиру, что по корме замечены дымы.

Командир «U–124» капитан–лейтенант Мор тотчас же появляется на мостике и приказывает изменить курс и увеличить скорость. На повышенной скорости лодка подходит к западной стороне полосы дыма. Конвой! Вот уже можно различить пять транспортов, идущих на юг. Впереди – эсминец в качестве «расчищающего», сзади справа – по меньшей мере корвет в охранении конвоя.

Видимость ухудшается. К полудню дымка над морем становится плотнее. Мор все чаще появляется на мостике и непрерывно пеленгует конвой. Командир осторожен: держится вне поля зрения противника, следя в бинокль [134] лишь за верхушками мачт на горизонте. Как только мачта вырастает, Мор уводит лодку в сторону. Теперь он намеревается зайти в хвост конвоя, в более темную восточную часть горизонта. Неожиданно эсминец, прочесывая район, оказывается так близко от лодки, что она едва успевает скрыться в северо–западном направлении, не погружаясь, ибо иначе легко потерять контакт.

Контуры конвоя исчезают. Вокруг – только неспокойное море. Но через какое–то время на большой скорости возвращается эсминец. А лодка тем временем уже отстала от конвоя и не знает, куда он повернул.

Мор берет курс на предполагаемое направление конвоя. Через час лодка устанавливает с ним контакт. В бинокль снова можно различить полосу дыма и верхушки мачт.

Вскоре удается определить, что конвой следует на повышенной скорости. Командир лодки решает остаться на западной стороне и попытаться атаковать противника с наступлением темноты.

Неожиданно в воздухе показывается самолет. Это – одномоторный моноплан на поплавках, видимо катапультированный с одного из транспортов.

– Боевая тревога!

Вахта скатывается с мостика через люк в рубку, и лодка с шумом уходит под воду.

Однако вокруг по–прежнему тихо. Бомб самолет не сбрасывает. Очевидно, летчик не заметил немецкую подводную лодку.

Лодка всплывает на перископную глубину. Мор тщательно наблюдает в перископ. Никого нет!

– К всплытию!

Туман все сильнее застилает горизонт. Лодка находится теперь уже позади невидимого сейчас конвоя. На северо–западе в тумане – мигание сигнального прожектора. Туда же только что направился и эсминец. А что если самолет вновь появится?

Мор старается не терять контакта с кораблями эскорта, которые охраняют конвой с кормовых курсовых углов. Однако из–за плохой видимости и часто меняющегося курса конвоя контакт временами нарушается и его приходится восстанавливать заново.

Над спокойным морем спускаются сумерки.

Но где же верхушки мачт? Ведь надо же им исчезнуть именно с наступлением сумерек, в самый критический момент, [135] когда как раз надо держаться возможно ближе к конвою, чтобы окончательно не потерять его! Очевидно, конвой изменил курс. Возможно, что и на этот раз будет применен тот же обманный маневр, которым противник часто и не без успеха пользуется с наступлением темноты.

Командир приказывает лечь на новый курс.

Около десяти часов вечера, перед самым наступлением темноты, впереди снова замечены транспорты.

«А у «старика» есть таки нюх!» – думает на мостике вахтенный офицер, уже переставший было верить в успех. Офицер приказывает доложить об этом командиру, и тот немедленно появляется наверху.

Из–за низко нависших облаков становится темно. По правому борту от подводной лодки – восемь транспортов, впереди них корвет, позади – эсминец.

Облака затягивают все небо, но зыбь уменьшилась и ветер постепенно стихает. Вода сильно фосфоресцирует. В Бискайском заливе такое свечение – обычное явление.

Видимость все более ухудшается и лодка на повышенной скорости приближается к транспортам конвоя. Подобно стаду, они следуют теперь ближе друг к другу, чем днем. Мирная, полная безмятежного спокойствия картина! Кажется, что в конвое никто и не подозревает, что враг совсем близко и только ждет подходящего момента для нанесения удара. Но для этого пока еще недостаточно темно.

В 23.30 Мор начинает атаку. С дистанции около 600 метров от корвета, находящегося в завесе охранения конвоя, лодка прорывается в середину конвоя и выстреливает первую торпеду в транспорт тоннажем около 5000 тонн. Через две минуты после этого выстреливается вторая – по танкеру примерно в 8000 тонн.

Вскоре ночную тишину нарушил первый оглушительный взрыв. Третья торпеда выпускается по самому крупному силуэту – танкеру в 10000 тонн. Раздается мощный взрыв второй торпеды. Громадный водяной столб вздымается у самого борта первого танкера, высоко возвышаясь над ярко освещенной трубой судна.

Мор уводит лодку в сторону. Раздается третий взрыв. Итого три попадания, в том числе в самый крупный танкер.

Сигнальщик на корме получает приказание не терять из виду во время отхода лодки торпедированные суда. Он [136] должен удостовериться в том, что суда действительно потоплены. Впрочем, транспорта, который был атакован первым, уже не видно. На кораблях и судах конвоя объявлена тревога. Корабли охранения открывают стрельбу осветительными снарядами. «Многие из них не взрываются» – с удовлетворением отмечает про себя Мор, однако временами снаряды довольно ярко освещают место боевых действий. При таком колеблющемся и моментами совсем затухающем освещении, конечно, нелегко обнаружить немецкую подводную лодку. На расстоянии всего 1000 метров от следовавшего позади конвоя эсминца Мору удается направить лодку в западном направлении. Затонул ли за это время первый атакованный транспорт?

Из темноты западной части горизонта удобно держать в поле зрения охранение конвоя, выделяющееся на более светлом фоне неба на востоке. Итак, уничтожены если не три, то по меньшей мере два транспорта из восьми судов конвоя.

Теперь остается только терпеливо выжидать, пока вокруг снова станет спокойно и достаточно темно.

Где–то на севере глухо рвутся глубинные бомбы. «Это, вероятно, в наш адрес!» – говорят между собой подводники. Видимо, противник сбрасывает их для устрашения или ошибочно принимает за немецкую лодку что–то другое, может быть, плавающие на поверхности обломки затонувшего судна.

Конвой уходит на восток.

Мор вовремя замечает изменение курса и устремляется вслед за исчезающими силуэтами.

– На западе стрельба осветительными снарядами! – докладывает сигнальщик.

– Это противник хитрит, – отвечает Мор. – Один из высланных туда кораблей охранения пытается сбить лодку с настоящего следа.

Тем временем транспорты снова исчезают из поля зрения. Мор приказывает погрузиться. Вскоре акустик докладывает об обнаружении шумов винтов. Командир протискивается в тесную гидроакустическую рубку и прижимает к ушам наушники. Удовлетворенно кивает: курс взят правильный!

– К всплытию! Вахта выходит на мостик. Подводная лодка идет курсом в направлении прослушивающихся шумов. [137]

– Пусть израсходуют там, на западе, впустую хоть все свои боеприпасы! – смеется первый вахтенный офицер.

Два часа. Самое темное здесь время суток. Видимость едва достигает одной мили. По–прежнему никаких признаков конвоя. Может быть, лодка как–нибудь разошлась с ним?

Снова погружение – чтобы прослушать горизонт. Как ни вертит вахтенный акустик ручки прибора, в шумопеленгаторе слышен только шум идущего сзади, сильно петляющего из стороны в сторону эсминца. Конвою, кажется, удалось–таки уйти. Мор приказывает всплыть и целый час следует курсом на юго–восток.

Никого нет! Лодка опять погружается. По–прежнему никаких результатов.

– К всплытию! – раздраженно приказывает командир. – Хотелось бы знать, сумеют ли завтра обнаружить этих голубчиков наши воздушные разведчики?

Если бы у лодки была больше дальность обнаружения!

– Не вызвать ли разведчиков, командир? – спрашивает второй вахтенный офицер, отвечающий за радиосвязь. Он стоит в проходе рядом с Мором и ждет результатов дальнейшего прослушивания горизонта шумопеленгатором.

– Да, придется вызвать!

Лодка продолжает следовать к югу на большой скорости и длинными галсами, чтобы просмотреть возможно более широкую полосу. Конвой явно следует в направлении Гибралтара. Если за ночь обнаружить его не удастся, Мор предполагает выйти к утру ближе к Гибралтарскому проливу, рассчитывая, что немецкие разведывательные самолеты к этому времени сообщат местонахождение конвоя.

Светает. Давно сменилась вахта на мостике и боевых постах, а противника все еще не видно. Нет никаких сообщений и от авиаразведки. Контакта с конвоем восстановить не удается.

Во второй половине дня вместе с обычной радиоинформацией и текущими приказами поступают, наконец, сведения о результатах воздушной разведки. Командование подводного флота дает при этом указания в отношении дальнейших действий.

В 23.00 по берлинскому времени (в этих широтах – вечерние сумерки) на горизонте показывается конвой. Мор [138] вышел в этот район, определив по данным разведки предполагаемое место конвоя. Пока видны три транспорта и сопровождающий их корвет.

Ветер усиливается, и все небо заволакивается облаками. Условия видимости неблагоприятны: то сплошная завеса тумана, то некоторое прояснение. Удерживать контакт с конвоем крайне трудно. Зато очень легко выдать себя или потерять из виду противника.

Минут через десять после того, как были обнаружены транспорты, издали послышались взрывы. Два мощных удара. Это, несомненно, взрывы торпед. Атакует, видимо, Шнее. Недавно была получена радиограмма, из которой видно, что подводная лодка Шнее с сегодняшнего дня действует против этого же конвоя.

Наступает полная темнота. Теперь надо побыстрее проскочить вперед!

Проходит час – и силуэты транспортов неожиданно исчезают, словно растворяются в быстро надвигающейся ночи. Мор следует в направлении корвета, который только что был виден. Но и он сейчас не обнаруживается.

Подводная лодка погружается и прослушивает горизонт.

Никаких результатов!

После всплытия лодка продолжает держать курс на юг. Это направление, вероятнее всего, приведет к встрече с конвоем.

На мостике появляется радист с только что принятыми и расшифрованными радиограммами. Перехвачено донесение Шнее о потоплении им трех транспортов общим тоннажем 14000 тонн. «Значит, от того конвоя уже ничего не осталось, – думает Мор. – В таком случае долго пришлось бы нам искать его!» Итак, Шнее опередил. Мор доносит по радио, что он находился в контакте с остатками конвоя и считает его полностью уничтоженным после атаки Шнее.

Через четыре часа принимается приказание командующего подводным флотом: «Экономить топливо. Следовать на юг для возможных действий против конвоев. Авиаразведка выслана».

Совсем поздно вечером, видимо в результате данных разведки, поступает новое указание: «Мору, Шнее. Гибралтарский конвой уничтожен. Следовать на север».

На север? Командир, все офицеры и старший штурман [139] в недоумении. Подводная лодка ложится на новый курс. Почему же все–таки отменяется поход в первоначально указанный район Южной Атлантики? Разве только потому, что на севере затевается нечто новое и сначала необходимо принять участие в действиях там?

В полдень все разъясняется. Одна из итальянских подводных лодок, действовавших в Атлантике, обнаружила в 600 милях к западу от мыса Финистерре большой конвой. Однако вскоре итальянцы потеряли контакт с ним. Через день немецкая воздушная разведка нашла этот конвой, сообщила его координаты и состав: 27 транспортов, крейсер, два эсминца и еще четыре других корабля охранения. Курс конвоя: Гибралтар – Англия. Вместе с другими подводными лодками этот конвой должен атаковать и Мор.

Придется пока отложить намеченный поход в тропики, где возможности успеха в действиях против незащищенных одиночных судов особенно благоприятны. «Ну что ж! Пусть будет иначе, – думает Мор. – По крайней мере не потребуется совершать большие переходы в районы боевых действий. Побывать на юге еще успеем».

Наступает ночь. Над морем поднимается новое, по–осеннему свежее утро. Ветер силой 4–5 баллов гонит длинные, средней высоты волны. Видимость могла бы быть лучше.

Если полученные данные и собственные расчеты правильны, если курс и скорость конвоя не изменились, то встреча с ним должна произойти этой ночью. Правда, с воздуха координаты никогда нельзя определить так точно, как с корабля, а в данном случае курс и скорость конвоя устанавливались как раз с самолета.

День проходит. Получены новые данные о конвое. Но пока на горизонте ничего не видно.

Смеркается. Над неспокойным морем спускается октябрьская ночь.

По времени уже пора бы встретиться с конвоем. Мор приказывает погрузиться и прослушать горизонт. Результаты превосходные: в 4–6 милях к западу действительно обнаруживается конвой, следующий курсом на пролив Сент–Джордж. Расчеты оказались правильными.

Подводная лодка всплывает и идет на сближение с конвоем. Курс – северо–запад. Командир на мостике.

– Который час? – слышит голос командира склонившийся в рубке над кнопками управления рулевой. Наряду [140] с основными обязанностями он должен репетовать распоряжения с мостика в центральный пост, а также изменение хода дизелистам и электрикам машинным телеграфом.

– Четыре часа пятьдесят одна! – докладывают командиру снизу.

– Есть! – коротко бросает Мор в подтверждение того, что ответ принят. И тут же с мостика доносится его взволнованный голос:

– Вот! Точно на траверзе!..

Мор первым обнаружил противника. В бинокль можно рассмотреть силуэт корабля, нечетко выделяющийся на фоне чуть более светлого беззвездного неба, которое как будто выступает из моря.

Так вот он – противник! По всей вероятности, это тот самый крейсер, о котором сообщала воздушная разведка.

Вот уже двадцать минут продолжается наблюдение с мостика. Невооруженным глазом, конечно, ничего не видно. Но бинокли с недавно усовершенствованной оптикой большой светосилы, кажется, способны пробить толщу густой темноты. Старший штурман и первый вахтенный офицер вместе с командиром готовят исходные данные для атаки, определяют курс и скорость противника. Но прежде чем удается закончить расчеты, силуэт вдруг исчезает из пределов видимости. И это на дистанции всего одной мили от противника!

Мор приказывает погрузиться и нащупать шумопеленгатором, где находится конвой. Впереди или позади крейсера?

Выясняется, что транспорты находятся за кормой по левому борту лодки, а крейсер – впереди. Все ясно!

Через десять минут лодка снова на поверхности. Заработали дизели. Вскоре опять обнаруживается крейсер. Он идет зигзагом. На расстоянии одной мили за ним следуют эсминцы.

Вот крейсер несколько отстает и оказывается в положении, очень выгодном для атаки. Лихорадочно готовятся к выстрелу торпеды. Мор выходит в атаку, но... выпущенные с дистанции 800 метров две торпеды проходят мимо цели. Только теперь выявляется, что скорость крейсера была определена неправильно. Раньше, когда лодка некоторое время шла вблизи, скорость его была другой, и стрельбу торпедами произвели по данным, исходя из прежней скорости. [141]

Досадно! Крейсер – трофей, лучше которого трудно себе представить.

Наконец показываются силуэты транспортов. Они следуют рассредоточенно, на порядочных дистанциях друг от друга.

Мор встречным курсом врезается в середину конвоя.

Впереди по левому борту лодки вырастает огромный танкер. В охранении – эсминец и два малых корабля. Отвернув от кораблей охранения, Мор атакует танкер.

Эсминец в этот момент следует прямо на лодку.

– Огонь! Мимо...

Быстрые и увертливые эсминцы – трудная цель для подводной лодки: пока торпеда несется к миноносцу, тот успевает несколько раз изменить и курс, и скорость. В таких условиях рассчитывать упреждение крайне трудно, тем более что никогда нет возможности достаточно долго наблюдать корабль на одном и том же курсе и точно пеленговать его.

В носовом отсеке торпедисты прилагают все усилия к тому, чтобы как можно быстрее извлечь запасные торпеды из–под снимающихся настилов на палубе торпедного отсека и снова зарядить аппараты.

Эсминец, как и крейсер во время первой неудачной атаки, не заметил торпеды. Вокруг по–прежнему все спокойно и так же темно. Но это ненадолго. Все изменится, когда заметят немецкую подводную лодку, проникшую в самую середину конвоя и выбирающую жертву среди ничего не подозревающего каравана судов. Но пока в темноте слышны лишь шум работающих судовых машин, заглушающий рокот дизелей лодки, шипение воздуха и всплески волн у форштевня.

В каких–нибудь 150 метрах за кормой неудачно атакованного эсминца Мор готовится атаковать танкер. В ночной тишине никто в конвое не слышит работы дизелей подводной лодки. Через десять минут после неудачной атаки танкера по нему выпускаются еще две торпеды. На этот раз дистанция – 400 метров. «Поразят ли они цель?» – спрашивает каждый себя.

– Лево на борт! – приказывает Мор рулевому, после того как первый вахтенный офицер дважды подал команду «Огонь!». (При атаке из надводного положения командир [142] обычно управляет лодкой, а офицер–торпедист – стрельбой.)

После произведенного залпа подводная лодка отворачивает, но как раз в этот момент по ошибке выстреливается еще одна, третья, торпеда. Надо же было зря потерять такую ценную штуку!

Тем временем две первые торпеды продолжают идти все дальше в заданном направлении. Сигнальщик на корме получает приказание не спускать глаз с танкера.

– Попадание! Ура! – кричит сигнальщик.

У носовой части танкера вздымается огромный водяной столб, и вскоре доносится грохот взрыва. Вслед за этим взрывается вторая торпеда – на этот раз в центре, немного впереди мостика. Виден мощный всплеск, озаренный ярким пламенем. Мостик танкера взлетает в воздух и рассыпается на мелкие обломки, беспорядочно падающие в воду.

Бум! – раскатывается новый, еще более оглушительный взрыв. Танкер разламывается на две части.

Пока лодка отворачивает, носовая часть танкера быстро уходит под воду.

– Так держать! – приказывает командир рулевому. Теперь начинают действовать корабли охранения. Над лодкой взлетают осветительные снаряды.

«Погрузиться? Нет, еще рано. Если противник начнет поиск лодки с помощью асдиков и будет сбрасывать глубинные бомбы, придется надолго задержаться под водой, а за это время транспорты могут уйти. Тогда не придется и думать о новой атаке этой ночью. Надо оставаться наверху!» – решает Мор. Он не хочет ограничиться потоплением одного танкера.

Во вздрагивающем свете орудийных вспышек и яркого пламени горящего танкера появляется эсминец. По обоим бортам его высокого носа, словно усы, пенится белый бурун. Уходя от гибнущего танкера, лодка сближается с эсминцем. Надо полагать, что эсминец заметил лодку. Еще немного – и он таранит ее. Из трубы эсминца вырывается огненный сноп искр – верный признак того, что машины быстро переключены на предельную мощность.

«Как видно, искроулавливатель у тебя, приятель, не в порядке, – отмечает про себя командир, продолжая наблюдать за эсминцем. – Да, так вот оно и бывает».

Командир продолжает упрямо вести лодку прежним [143] курсом. И странное дело! Эсминец не таранил лодку, хотя та и шла перед ним во всю ширину своего силуэта. В последний момент половина «усов» исчезает, и носовая часть эсминца видна уже лишь с одного борта. Командир оказался прав – противник не заметил лодку.

Эсминец теперь держит курс по направлению к тонущему танкеру, корма которого с высоко поднятыми в воздух гребными винтами почти вертикально погружается в воду. Тоннаж его – 12 000 тонн!

«Что бы стало с нами, – думает сигнальщик на корме, – если бы англичане видели лучше? Может быть, и в самом деле они ночью видят хуже, чем немцы?»

Впрочем, об этом говорили многие немецкие подводники, ссылаясь на опыт первой мировой войны. Но все это, конечно, вздор. Плоскую подводную лодку действительно очень трудно заметить в темноте с высоких кораблей. А при то вспыхивающем, то гаснущем свете осветительных снарядов противнику тем более трудно обнаружить «серых волков», проникших ночью в самую середину конвоя.

Продолжая стрелять осветительными снарядами, эсминец исчезает за завесой все усиливающегося дождя. Через семнадцать минут после того, как по ошибке была выпущена третья торпеда, до лодки донесся гул взрыва. Это наверняка взрыв торпеды. Случайное попадание? К сожалению, возможности проверить результат уже нет.

Выйдя из района нахождения конвоя, Мор взял курс на юго–запад. По среднеевропейскому времени стрелки часов показывают восемь. Над беспокойным морем встает прохладное, пасмурное утро. Все еще дует северо–западный ветер в 4 балла. Волны короче и круче, чем вчера. Видимость плохая.

Ночью контакт с конвоем из–за сильного дождя теряется. Уж не изменил ли конвой курс?

После полудня контакт, однако, восстанавливается, и всю вторую половину дня подводная лодка идет следом за конвоем.

Ветер постепенно меняет направление. Теперь он дует с севера. Временами видимость в одной стороне как–то сразу улучшается и открывается чистый горизонт. В другой же части все остается затянутым быстро перемещающейся завесой дождя. В общем, погодка не из приятных. [144] К вечеру один из английских эсминцев отделяется от конвоя. Это заставляет лодку отойти еще дальше, хотя и до этого она шла почти за горизонтом. Наконец эсминец меняет курс и уходит быстрее, чем лодка может следовать за ним. Но куда же девался конвой?

– Надо же было оторваться от него именно сейчас, когда начинает темнеть и наступает самое подходящее время для атаки! – ворчат на мостике.

Мор спускается в центральный пост и вскоре возвращается на мостик с листком бумаги в руках. Он произвел расчет, установил возможные изменения курса конвоя и выбрал среднее направление.

Через час контакт с противником восстанавливается.

Помимо заливающих мостик волн на подводную лодку непрерывным потоком льет все усиливающийся дождь.

Вскоре раздается резкий звонок:

– Тревога! По боевым постам!

Каждый подводник – на назначенном ему по расписанию боевом посту. Мор готовится к атаке.

В западной части горизонта начинает темнеть. Лодка увеличивает скорость, спеша сблизиться с конвоем. Она легко преодолевает длинные гребни атлантических волн и с глухим шумом на большой скорости врезается в тяжелую воду, когда водяная громада вздымается особенно высоко и накатывается на лодку...

Теперь лодка, видимо, находится уже вблизи передового охранения конвоя, слева от него. Вахтенные и командир, стоя на мостике, продолжают наблюдать в бинокли. Неожиданно на встречном курсе показывается эсминец противника. На большой скорости, словно призрак, проходит он мимо правым бортом. Корабли охранения часто обходят конвой, прочесывая район зигзагами, и при этом удаляются от транспортов на порядочное расстояние. Поэтому сигнальщикам на подводной лодке необходимо постоянно быть начеку. Пока обстановка продолжает оставаться неясной, так как самого конвоя все еще не видно.

Но вот по левому борту приближается крейсер. Очевидно, он сменил эсминец. Действовать теперь приходится с особой осторожностью, чтобы оставаться незамеченным и в то же время не терять с противником контакта. Каждую секунду может произойти нечто неожиданное: для этого вовсе не обязательно, чтобы лодку вдруг осветила [145] ракета. Эти проклятые ракеты выстреливаются и внезапно повисают на парашюте в ночной тьме всякий раз, как только противник заподозрит что–то неладное.

Командир лодки меняет курс и скорость. Приближается полночь. Мор продолжает удерживать контакт с эсминцем, а после перемены курса – и с другим кораблем охранения. Командир считает, что оба они обеспечивают сейчас охранение конвоя с кормовых курсовых углов.

Расчеты Мора оправдываются.

Впереди обнаруживаются три транспорта. Их тени неясно вырисовываются на фоне чуть более светлого участка ночного неба.

Бум! – доносится до лодки грохот взрыва торпеды.

Капитан–лейтенант Мютцельбург! Из поступивших радиограмм известно, что и он действует против этого конвоя. Вероятно, он атакует транспорты с другой стороны.

Несколько осветительных снарядов сразу перечеркивают темное небо, правда, довольно далеко от лодки Мора. Но вдруг осветительный снаряд повисает почти над самой лодкой.

– Оба дизеля, малый вперед! Руль пятнадцать влево! – приказывает командир и тут же с заметным разочарованием объясняет стоящим на вахте: – Сейчас нет смысла атаковать. В таких условиях мы ничего не добьемся.

Следуя на малой скорости, лодка отстает от противника и ложится курсом на запад. Мор выжидает, когда все вокруг успокоится и стемнеет.

А ночь сегодня как специально для атаки – настоящая «волчья» ночь. Ветер переменился на северо–западный и налетает порывами. Пелена дождя по–прежнему застилает горизонт.

Наконец становится совсем темно.

Мор выходит вперед, чтобы сблизиться с кораблями охранения противника.

Подводная лодка ждет, пока эсминец несколько отойдет в сторону, и прорывается в образовавшуюся брешь между транспортами и эсминцем.

Из ночной тьмы выплывает длинный силуэт крупного танкера, как можно полагать, особенно тщательно охраняемого двумя кораблями. «Этот стоит торпеды!» – думает каждый из стоящих на мостике. [146] Начинается подготовка к атаке. Уточняются исходные данные для стрельбы. Механик в носовом отсеке производит установки на торпедах в соответствии с командой. Все напряженно ждут последних слов: «Первый торпедный, огонь!» То и дело слышатся команды мотористам и рулевым. Почти непрерывно звякает машинный телеграф. Подводная лодка должна занять наиболее выгодную позицию. Доклады с боевых постов, вопросы и ответы, которыми обмениваются первый вахтенный офицер с торпедистами, как–то неправдоподобно и странно звучат в искажающих человеческий голос динамиках внутренней связи.

Нервная обстановка держит в напряжении всех вплоть до электриков в кормовом отсеке, стоящих наготове на случай необходимости внезапного срочного погружения. Каждое мгновение может последовать приказ открыть огонь.

– Право на борт! – неожиданно раздается команда Мора, и резкий поворот лодки сводит на нет всю подготовку к выстрелу.

Но командир вынужден дать эту команду.

Рядом с лодкой неожиданно вырастает силуэт эсминца, который возвращается к конвою и быстро идет на пересечку курса лодки. Столкновение неизбежно, и эсминец неминуемо таранит лодку, если та не успеет отвернуть.

Мор круто поворачивает лодку навстречу эсминцу. Благодаря такому маневру она оказывается ближе к противнику, чем если бы Мор попытался уйти от него поворотом на левый борт. Но зато он успел быстро разойтись с эсминцем на встречном курсе. И это, пожалуй, единственная возможность спастись от гибели в этой сложной обстановке.

Самое главное, чтобы на эсминце не заметили лодку.

Пока ничто не говорит о том, что она обнаружена. Может быть, их впередсмотрящий и вахтенные еще несколько мгновений будут так же беспечны? Все звисит сейчас только от этого, иначе...

– Всем вниз! – приказывает Мор, чтобы при необходимости лодка могла немедленно погрузиться. Вахтенные один за другим проваливаются в люк, пользуясь при спуске лишь поручнями крутого трапа. Мор один остается на мостике и продолжает внимательно следить за противником. [147] Внутри лодки все в напряженном ожидании. Командир, готовый в последний момент также прыгнуть вниз, стоит над самым рубочным люком.

Если эсминец обнаружит намерение пойти на таран, откроет огонь или начнет шарить прожектором, Мор тотчас же исчезнет с мостика и прикажет срочно погрузиться. Произойдет это в том случае, если будет замечен малейший поворот эсминца на лодку, которая находится сейчас в столь удобном для тарана положении. Но пока еще рано уходить под воду.

Прежде всего надо отвернуть с курса эсминца, чтобы исключить возможность столкновения. В противном случае именно в момент погружения может произойти катастрофа. Каждый метр в сторону от курса эсминца – достижение.

Дело решают сейчас буквально секунды.

– Почему же лодка все еще не отворачивает в сторону после перекладки руля на борт? – теряет терпение Мор. Рука его до боли сжимает край крышки люка. Эсминец тоже не меняет курса.

– Есть право на борт! – докладывает в этот момент рулевой из рубки.

– Неужели прошло так мало времени? – поражается Мор.

В каких–нибудь 300 метрах от носа эсминца до, казалось бы, неминуемого момента столкновения подводная лодка начинает разворачиваться на корабль. Она поворачивает еще больше и все ближе подвигается к противнику. Неужели эсминец все еще ничего не замечает? Ведь стоит ему немного повернуть по ветру, и подводная лодка мгновенно будет смята, уничтожена.

«U–124» еще больше поворачивает на эсминец, который сейчас оказался чуть слева по носу.

Лодка циркулирует быстрее. Hoc «U–124» нацелен сейчас точно на эсминец противника. Мор прикидывает: дистанция примерно 200 метров. Эсминец по–прежнему следует своим курсом и... корабли расходятся.

Теперь с эсминца могут только открыть огонь, но уже есть время погрузиться и избежать тарана.

– Прямо руля!

Противник, имевший, сам того не подозревая, все возможности уничтожить лодку, уже уходит. Теперь можно оставаться на поверхности и продолжать удерживать контакт [148] с конвоем. Эсминец действительно, ничего не замечая, проходит мимо почти рядом с немецкой подводной лодкой.

«И как это англичане не видят омываемого белой пеной носа лодки? – внутренне торжествуя, поражается Мор. – Не замечают бурлящих валов воды, расходящихся по обе стороны лодки, когда нос ее зарывается в набегающую волну! Волны взлетают вверх, ударяются о рубку и широко, словно полотнища флага, расходятся за кормой лодки. Неужели из–за шума собственных машин они не улавливают постороннего гула, столь типичного для дизелей немецкой подводной лодки, которые работают сейчас особенно громко? Разве не бросается им в глаза остающийся надолго заметным светящийся кильватерный след лодки?»

Всего в каких–нибудь 150 метрах английский эсминец на большой скорости проходит почти борт о борт мимо «U–124» и скрывается в темноте за ее кормой. Мор все же успевает хорошо рассмотреть эсминец. Теперь можно попытаться снова атаковать противника.

– Есть прямо руля! – докладывает рулевой.

– Что? – удивляется Мор. – Разве прошло так мало времени?

И действительно, с момента отдачи команды прошло всего несколько секунд. Мор склоняется над люком.

– Вахту на мостик! – приказывает командир.

– Вахту на мостик! – репетует рулевой.

Вахтенные и без повторения поняли команду и, взбираясь по крутому трапу, один за другим спешат на мостик.

Бум! Взрыв глубинной бомбы заставляет вздрогнуть Мора и поднимающихся на мостик вахтенных. Сейчас они уже наверху и с недоумением поглядывают на своего командира.

Бум!.. Бум!.. Бум!.. Один за другим раздаются двадцать взрывов. Видимо, на эсминце все–таки заметили кильватерный след лодки и начали сбрасывать глубинные бомбы, полагая, что лодка ушла под воду перед эсминцем.

Лишь много позднее, когда стал известен принцип действия английского радиолокатора, удалось найти объяснение происшедшему. А дело заключалось в следующем.

Англичане действительно обнаружили подводную лодку [149] радиолокатором и на большой скорости поспешили по направлению к ней, фактически не видя ее на поверхности из–за плохой погоды. Когда же эсминец сблизился с лодкой на расстояние 800 метров, сигналы на экране радиолокатора исчезли. Пройдя это расстояние и не обнаружив лодку, с эсминца стали сбрасывать глубинные бомбы вслепую, полагая, что лодка погрузилась. Сыграло роль и то, что на поверхности был виден кильватерный след лодки.

Мор снова вышел на курс конвоя, чтобы еще раз попытаться выйти в атаку. Эсминец между тем отошел и уже не прикрывал транспортов с кормовых курсовых углов, поэтому казалось, что именно сейчас можно было рассчитывать на удачу.

Снова доносятся один за другим взрывы десяти глубинных бомб, но теперь еще дальше от лодки. По–видимому, томми нервничают и действуют наобум, желая отогнать немецкие лодки, присутствие которых они «чуют».

Англичане понимают, что в темноте за ними следит враг и что нападение может произойти в любой момент. Доносятся еще четыре взрыва, и затем наступает тишина. «U–124» продолжает идти вперед...

Но где же танкер, ускользнувший от лодки в прошлый раз? Куда девались другие транспорты? Видимость очень плохая. Но у каждой медали, как говорится, есть и обратная сторона... Ведь не так давно командиру казалось удачей, что в это время видимость была крайне малой.

– Эсминцы по корме! – докладывает сигнальщик. В первый момент, когда он указал направление, Мор ровно ничего не мог разобрать. Впрочем, нет! Вот они!

Больше чутьем, чем зрительно, замечает командир далеко за кормой лодки два движущихся силуэта эсминцев, очертания которых постепенно становятся все яснее. По приказанию Мора вахта оставляет мостик. Сам командир, прежде чем спуститься, еще раз все взвешивает и решает, как лучше поступить. Ему очень не хотелось бы уходить под воду: это фактически означало бы отказ от попытки добиться в течение этой ночи успеха.

– Самый полный вперед! Прибавить десять оборотов! – кричит Мор вслед спускающейся в люк вахте.

Мор рассматривает силуэты в бинокль, и ему кажется, что они идут ненамного быстрее лодки и не так скоро [150] смогут сблизиться с ней. Насколько можно определить в бинокль, расстояние как будто даже не сокращается. «А что если рискнуть остаться на поверхности?» – спрашивает себя командир.

Оба эсминца продолжают идти следом за подводной лодкой. Мор следит за ними в бинокль. Заметили англичане лодку или нет? Нет, они все–таки сближаются, и в конце концов наступит момент, когда придется уходить под воду, если из старушки лодки не удастся выжать немного больше скорости.

Очень не хотелось бы погружаться: ведь, помимо всего прочего, в таком случае начнется атака глубинными бомбами. Вместе с тем с каждой минутой промедления будет все труднее в критический момент вовремя и на достаточном удалении от противника уйти на глубину.

«Попытаемся, однако, оторваться от них, используя преимущество малого силуэта лодки», – решает Мор. В это время лодка находится в центре завесы охранения конвоя.

Оставшийся на мостике командир оглядывает горизонт и прикидывает расстояние до эсминцев. Приходится все время быть начеку, чтобы самому не очутиться в ловушке. Взглянув назад, Мор видит, что лодка начала постепенно уходить с курса следующих за ней эсминцев. Однако дистанция не увеличивается, а наоборот, постепенно все больше сокращается.

В конце концов на эсминцах должны будут обнаружить, кто перед ними. Но отвернуть резко в сторону и увеличить тем самым силуэт лодки Мор не решается, ибо в этом случае заметить лодку с эсминцев будет гораздо легче.

Но вот командир приказывает:

– Старший механик, прибавить еще оборотов!

Глубоко под люком, в довольно темном центральном посту (чтобы при открытом люке ни один луч света не проникал вверх и не выдавал присутствия лодки) показывается слабо освещенное лицо старшего механика.

– Невозможно, командир! – кричит он. – Мы и так уже идем самым полным!

«Вот дьявольское положение! – думает Мор. – Два преследователя за кормой и нет возможности скрыться от них!» Правда, лодка идет быстро, но эсминцы, если захотят, могут в любое время увеличить скорость более чем [151] вдвое. Они в любой момент могут заметить лодку и тогда, конечно, захотят догнать ее. Командир «U–124» рискует многим, но решает все–таки остаться на поверхности и попытаться добиться успеха.

Трое спустившихся с мостика вахтенных жмутся в мокрой одежде в центральном посту у самого трапа и ждут, когда командир снова вызовет их наверх. «Может быть, он сам сойдет с мостика и прикажет погрузиться? – гадают они. – Впрочем, пока это маловероятно. Удастся ли «старику» и на этот раз улизнуть от противника?»

Сейчас дистанция до противника уже не сокращается, и лодка все больше отходит в сторону от курса эсминцев. Кажется, удастся остаться на поверхности. Мор подносит к глазам бинокль и осматривает горизонт. Где же эсминцы? Они изменили курс и уходят. Прошло всего десять минут с момента появления их в пределах видимости, и вот уже противник исчез в непроглядной тьме.

Дизели могут работать теперь на малых оборотах. Вахта вызывается на мостик.

– Старший механик, можешь гордиться своими машинками! – подшучивает Мор. – Мы обошли оба эсминца!

Почти никто не знал толком, что, собственно, происходило и почему шли на такой бешеной скорости, но все от носового до кормового отсеков понимали по необыкновенному шуму и дрожанию дизелей, что случилось нечто чрезвычайное.

Впрочем, для размышлений у людей нет времени. В эту ночь у каждого достаточно забот на боевых постах. Лодка тем временем, никем не видимая, следует параллельно курсу конвоя.

Но она продвигается быстрее транспортов и, по расчетам, должна скоро достичь головы конвоя. Часы в центральном посту показывают немногим больше двух часов. Командир спускается вниз. Каждый раз, когда волна угрожает накрыть рубку, один из вахтенных немедленно закрывает рубочный люк, чтобы вода не ворвалась внутрь лодки и не затопила ее.

Вот они – три транспорта! Мор оказался прав. Суда также с трудом пробиваются вперед. Ясно видно, как волны, призрачно скользящие вдоль бортов, когда форштевни судов врезаются в волну, отталкивают их в стороны и [152] гонят назад. Да, три транспорта – прекрасная цель для подводной лодки!

Достаточно нескольких минут, чтобы подготовить данные для стрельбы и установить торпеды, а затем произвести первый выстрел по транспорту тоннажем около 6000 тонн.

Попадание в кормовую часть! После оглушительного взрыва судно почти мгновенно тонет, уходя кормой под воду.

Примерно через минуту выпускается вторая торпеда по транспорту тоннажем 5000 тонн. Торпеда попадает в среднюю часть судна. Сразу же после взрыва плотное облако дыма и пламя почти полностью обволакивают транспорт.

В колеблющихся языках пламени можно заметить и тот большой танкер, который лодка уже пыталась атаковать до этого. Но сейчас ничего больше сделать не удастся, ибо противник уже устроил большой фейерверк: район ярко освещен ракетами, и все охранение поставлено на ноги.

«Досадно!» – думают командир и вахтенные на мостике. Во время атаки этот танкер заслоняло другое судно, так что атаковать его было невозможно.

Второй транспорт затонул еще до того, как лодка успела выйти из освещенного района. При таком сильном волнении моря торпедированные суда обычно тонут очень быстро.

После атаки корабли охранения открыли стрельбу с нескольких сторон, и снаряды ложатся в темноте за лодкой.

Противник догадывается, что она скрывается где–то в этой тьме и намеревается уйти под ее прикрытием от преследования. Однако «U–124» не отходит далеко от противника. Мор знает, что сама лодка остается для противника незаметной.

С трудом различаются силуэты транспортов на едва выделяющемся горизонте. Автоматические артиллерийские установки противника без передышки выпускают осветительные снаряды. Лодка находится в полосе шквала. Надо следовать за этой завесой, иначе противник заметит лодку.

Неожиданно возникает яркий свет... Что такое?..

Одна осветительная ракета взлетела и повисла на парашюте [153] точно над лодкой. Все залито ослепительным, каким–то неестественным светом.

Резко звякнувший машинный телеграф у рулевого вывел всех из оцепенения. Мор приказывает увеличить скорость. Дизели заработали на самый полный. Повисшая в воздухе ракета все еще продолжает освещать все вокруг.

Каждое мгновение можно ждать прямого попадания одного из тех снарядов противника, которые он до этого посылал через лодку в пелену дождя.

Время от времени вахтенные оглядываются назад: ждут, что вот-вот по ним откроют огонь… Но, к счастью, даже на фоне ярко отсвечивающей завесы плоская немецкая подводная лодка, по–видимому, остается незамеченной.

В момент, когда Мор отдает рулевому новую команду, свет пропадает с той же внезапностью, с какой и возник. Сгущающаяся, до боли в глазах непроглядная тьма плотно окутывает лодку. Глаз с трудом привыкает к этой тьме. Осветительные снаряды временами еще прорезают темноту. Они пролетают высоко над лодкой и исчезают где–то очень далеко в плотной дождевой завесе.

Вдруг за кормой слышатся два взрыва. «Значит, еще кто–то атакует противника. Мютцельбург или Шнее? Как видно из принятых радиограмм, последний теперь тоже в этом районе. Даже Решке мог успеть войти в соприкосновение с этим конвоем», – думает Мор.

За все более сгущающейся пеленой дождевого шквала вдали на парашютах повисают несколько ярко вспыхнувших осветительных ракет. С правого борта лодки непрерывно ведет огонь ее давнишний «знакомый» – крейсер, посылая снаряд за снарядом в темноту западной части горизонта. Это заставляет Мора отвернуть на северо–запад.

Через час все стихает, и подводная лодка сразу же берет курс на восток, чтобы под прикрытием темноты снова установить контакт с противником. Видимость в лучшем случае не превышает 1000 метров, а когда налетает очередной дождевой шквал – не больше сотни–другой метров.

Попытки Мора обнаружить конвой остаются пока безрезультатными. Очевидно, противник изменил курс.

Начинается рассвет. Командир приказывает погрузиться, чтобы прослушать горизонт. Однако акустик ничего не обнаруживает. [154]

Подводная лодка снова всплывает и следует теперь на северо–восток: кажется, в этом направлении больше всего вероятности на успех. Видимость становится исключительно хорошей. Но контакт с противником все еще не восстановлен.

Ветер юго–восточный, силой 5 баллов. За ночь волнение заметно усилилось, и волны теперь необычно высокие. Вот уже несколько часов «U–124» продолжает следовать на северо–восток.

Во второй половине дня акустик докладывает командиру об обнаружении шумов на юго–востоке. Шумы быстро перемещаются и отличаются силой сигналов.

Командир приказывает держаться прежнего курса. Через два с половиной часа конвой наконец показывается снова. Сначала на горизонте отмечается лишь небольшое помутнение от стелющегося по ветру дыма, затем становятся заметными верхушки мачт. Пока лодка держится вне видимости противника и обходит его, с другой стороны горизонта вырастает крупный транспорт. Можно рассмотреть его мачты и толстую дымовую трубу. По–видимому, это судно отклонилось от конвоя на запад.

Шторм достигает 7 баллов. Видимость резко меняется. «U–124» следует за транспортом, который так беззаботно, один, без охранения, идет в направлении на северо–запад.

Наступают сумерки. Дождевой шквал на долгое время застилает все вокруг. Когда шквал проходит, оказывается, что судно резко повернуло на восток. Скорость транспорта больше 12 узлов, и подводной лодке при таком волнении с трудом удается не упустить его.

В наступающей темноте расстояние до транспорта постепенно сокращается. Еще через два часа на горизонте показывается конвой в полном составе. Он идет курсом на восток. Следовавший в одиночку транспорт присоединяется к конвою.

Мор остается позади конвоя. Становится совсем темно. Как только следующий в хвосте конвоя эсминец, прочесывая район, отходит дальше в сторону от транспортов, Мор тотчас же на полном ходу прорывается в середину конвоя. Здесь, на затемненном фоне, лодка незаметна для противника, да и луна, к счастью, скрыта за дождевой тучей.

Через 30 минут по транспорту в 3000 тонн, идущему последним в конвое, выстреливается торпеда. [155]

Прямое попадание в корму!

Через полчаса судно начинает тонуть. Но с гибнущего транспорта все же успевают выпустить осветительный снаряд. Ярко освещенные борта немецкой подводной лодки теперь отчетливо видны на темном фоне.

Очевидно, противник уже заметил лодку. Мор собирался сделать резкий поворот, чтобы несколько уменьшить силуэт лодки и затем отойти назад, но в этот самый момент из–за тонувшего транспорта навстречу «U–124», угрожая столкнуться с ней, показывается рубка другой подводной лодки. И все же подводным лодкам удается разойтись.

«Кто же это мог быть? – спрашивает себя Мор. – Мютцельбург, Шнее или Решке, которые сейчас тоже «работают» в этом районе?» Вероятно, кто–нибудь из них тоже охотился за тем самым транспортом, который, между тем, продолжает уходить все глубже в бездну. Но Мор действовал решительнее остальных.

Несмотря на стрельбу осветительными снарядами, лодка по–прежнему остается незамеченной, но возобновлять атаку пока еще рано.

Проходит час. Стрельба осветительными снарядами прекращается, и Мор снова поворачивает на восток. Поскольку стрельба точно указывала местонахождение противника, Мор быстро восстанавливает с ним контакт. Следуя теперь за эсминцем, идущим в хвосте конвоя по левому борту на близком расстоянии от него, Мор выжидает удобный момент для атаки. Однако обстановка долго не благоприятствует Мору. Чувствуется, что противник насторожен.

Целых два часа «U–124» следует за конвоем. Неожиданно ночную тишину нарушает сильный взрыв торпеды. В юго–западном направлении темноту снова прорезают трассирующие снаряды. Временами слышится характерный грохот рвущихся вдали глубинных бомб. Продолжая наблюдение, Мор удерживает контакт с противником. «Хоть бы эсминец оказался наконец в удобной для атаки позиции!» – думает командир лодки. Но эсминец, идя зигзагом, все время находится в неблагоприятной для атаки позиции.

Неожиданно представилась возможность выпустить по противнику торпеду. Но в этот самый момент другой эсминец, шедший в голове конвоя, лег вдруг на обратный [156] курс и, пройдя вдоль охраняемых транспортов, направился прямо на «U–124».

Мору ничего не оставалось, как быстро отвернуть. Только так он мог остаться незамеченным. Маневр удался.

Уклонившись от шедшего на него эсминца, Мор пытается не упустить первую цель. Важно ослабить силы охранения конвоя, тогда можно будет действовать с большей уверенностью в успехе. «U–124» уже дважды пыталась атаковать этот эсминец, но каждый раз в самый последний момент, по–видимому совершенно случайно, противник отворачивал и выпустить торпеду не удавалось.

В пятом часу утра лодка в четвертый раз выходит в атаку на эсминец.

На этот раз производится залп – и торпеды несутся к цели. Но через какие–нибудь полторы минуты, прежде чем торпеды настигают эсминец, он неожиданно меняет курс и обе торпеды бесшумно исчезают в просторах Атлантики.

«U–124» израсходовала последние торпеды.

В эту же ночь расстреляла все свои торпеды еще одна лодка. Она уже запросила разрешение командующего возвратиться в базу. Пока не поступит приказ вернуться в базу, подводные лодки обычно все еще продолжают удерживать контакт с противником. Это делается для того, чтобы конвой не ускользнул от других лодок, которые по разным причинам могут потерять контакт с ним. Это настоятельное требование командующего подводным флотом, и такой порядок является составной частью тактики «волчьей стаи».

В установленный час Мор посылает суточное донесение со сведениями о запасе топлива, боеприпасе, состоянии погоды и т. д.

В этом радиодонесении нет просьбы разрешить возвратиться в базу. Среди прочих данных в радиограмме упоминается, что торпеды израсходованы.

В полдень принимается и расшифровывается (как, конечно, и всеми другими немецкими лодками в этом районе) радиограмма командования следующего содержания: «Мору и Шнее возвратиться в базу. Мютцельбургу и Решке продолжать выполнять задание».

К «U–124» подходит лодка Решке. На нее передают кое–какие запасные части: она получила повреждения в результате бомбежки глубинными бомбами. [157]

Выпуская за корму облако отработанного газа, «U–124» берет курс на юг. Решке провожает взглядом уходящую домой лодку. Он и Мютцельбург должны будут продолжать поддерживать контакт с противником, но из–за отсутствия торпед они уже не смогут действовать активно. У подводников возможны и такие ситуации.

Вскоре с «U–124» передается в эфир радиограмма командующему об окончании боевого похода и результатах: «Возвращаюсь в базу. Потоплено три танкера, три транспорта общим тоннажем 44000 тонн. Возможно повреждение еще одного транспорта (5000 тонн). Мор».

Назло смерти и дьяволу. Октябрь 1941 года

В октябре 1941 года капитан–лейтенант Раш вышел в свой первый поход как командир подводной лодки «U–106», на которой он до этого участвовал уже в трех боевых походах, но не в должности командира. И именно в этом первом походе молодой командир совершенно неожиданно потерял сразу всю смену вахтенных на мостике.

Это произошло на третий день похода при выходе лодки из Бискайского залива. Был тихий солнечный день. Но именно в этом районе такая погода заставляла особенно настораживаться ввиду возможной встречи с подводными лодками и авиацией противника, которые патрулировали здесь, у ворот атлантических баз немецкого подводного флота. Но кто мог предположить, что за какой–нибудь час–другой ветер с 4 баллов усилится до 8 баллов и спокойно плещущиеся волны вскоре превратятся в громадные крутые валы.

Вахта на мостике, видимо, также не ожидала сильного увеличения волнения и потому не спешила закрепиться на мостике с помощью лямок. Громадные волны, вероятно, появились так внезапно, что первый же набежавший вал сразу же смыл за борт всех четырех находившихся наверху вахтенных.

Рулевой продолжал тем временем удерживать лодку на заданном курсе. Последнее указание о курсе вахтенный офицер прокричал рулевому с мостика. После того рубочный люк был снова плотно задраен: волна сильно заливала мостик. Других команд не поступало, и рулевой был даже доволен: лодка шла указанным курсом, а приборы [158] показывали все, что необходимо было знать. Примерно через три четверти часа одному из матросов потребовалось подняться из центрального поста наверх. Приоткрыв люк, матрос сразу же заметил, что на мостике никого нет. Лодка шла вслепую в надводном положении.

Командир тотчас же приказал приступить к поискам, но они не дали никаких результатов, хотя и продолжались восемь часов.

Командир по–новому распределил состав вахт и, чтобы восполнить нехватку личного состава из–за потери четырех человек, привлек к выполнению обязанностей сигнальщиков–торпедистов. Служба торпедистов на борту подводной лодки сама по себе сравнительно легкая, пока не приходится иметь дела с перезарядкой торпедных аппаратов.

Тем временем подводная лодка продолжала следовать в район боевых действий. Раш чувствовал, что сейчас, как никогда, необходимо как можно скорее добиться какого–нибудь успеха, чтобы укрепить в команде уверенность в своих силах.

Вскоре лодка настолько удачно вышла навстречу одиночно следовавшему транспорту противника, что потопление этого судна не представило большого труда. Позднее была принята радиограмма, в которой сообщалось о том, что к берегам Америки следует крупный быстроходный, сильно охраняемый конвой. Одна из немецких подводных лодок уже находилась вблизи него и старалась установить контакт с конвоем.

Раш решил идти на сближение с конвоем, хотя и находился не в очень выгодном положении по отношению к противнику. На установление с ним контакта должно было уйти не меньше двух с половиной, а может быть, и трех суток, даже при условии, что дизели будут работать на предельной мощности. При этом пришлось бы, конечно, израсходовать лишнее топливо и тем самым сократить общую продолжительность похода. Если лодке удастся подойти к конвою, то для атаки в распоряжении командира останутся в лучшем случае только две ночи. Дело в том, что, по всей вероятности, конвой этот направлялся к Ньюфаундленду и по мере приближения к берегу атаковать противника будет все труднее.

Благодаря регулярно поступавшим радиограммам, в которых содержалась информация, передававшаяся подводными [159] лодками, уже установившими контакт с противником (в первую очередь это относилось к «U–74», которая не отставала от него на протяжении более чем 1000 миль), Раш имел возможность, не теряя времени, следовать в соответствии с каждым изменением курса конвоя, продвигавшегося со скоростью около 11 узлов. Дизели лодки безотказно выдерживали непрерывную максимальную нагрузку.

К вечеру третьего дня над горизонтом показался широкий шлейф дымов. Это наверняка тот самый конвой! Море на редкость спокойное. Однако на этот раз подводники сожалеют, что оно такое. Если атаковать конвой этой же ночью, то лодке придется врезаться в хвост колонны. Для выхода же в голову конвоя уже не остается времени.

Транспорты следуют под охраной сильного эскорта. Другие находящиеся в этом районе немецкие подводные лодки пока ничего не добились. Каждый раз в самый решающий момент лодкам приходилось уклоняться от кораблей охранения конвоя. Может быть, повезет командиру «U–106»?

Молодой месяц ярко освещает все вокруг, и подводной лодке приходится держаться на почтительном расстоянии от противника. Скоро месяц зайдет, и тогда можно будет попытаться подойти ближе.

Вскоре после того как стемнело, в южном направлении внезапно началась интенсивная стрельба осветительными снарядами. Неужели конвой успел свернуть туда? Как выяснилось потом, другие немецкие лодки, действовавшие в этом районе, направились в ту же сторону.

Пока видны только мелькания огоньков при выстрелах и ослепительные вспышки разрывающихся осветительных снарядов. Если, вопреки предположениям Раша, конвой действительно изменил курс, то лодке придется снова возобновить поиск и пытаться войти в контакт с противником до наступления следующей ночи. Конечно, этому помогут те сведения, которыми систематически обмениваются по радио немецкие лодки. Но командиру не терпится. Он хочет проверить собственное чутье и действовать на свой страх и риск.

Лодка в темноте следует полным ходом. Сейчас видимость не превышает 300 метров. А через некоторое время в этих известных своими туманами районах вблизи банки [160] Ньюфаундленд все как бы растворяется и бесследно исчезает.

Продвигаться вслепую дальше – рискованно. Каждую секунду рядом с лодкой может появиться эсминец, и тогда едва ли удастся улизнуть от него.

Учитывая прежнюю тактику конвоя и все его маневры, Раш определяет его генеральный курс и приходит к выводу, что транспорты должны находиться где–то на северо–западе. Стрельба же, которую открыли корабли охранения, имела целью ввести немецкие лодки в заблуждение и создать впечатление, что конвой якобы изменил курс на юг.

Командир в который уже раз спускается в центральный пост и склоняется над картой. Циркулем прикидывает примерное расстояние, которое конвой мог пройти за это время. Затем на карте прокладывается курс для ведения дальнейшего поиска конвоя. После этого Раш снова поднимается на мостик и продолжает вести наблюдение. Экипаж лодки на своих боевых постах готов к атаке, которая может начаться в любую минуту.

Так, вслепую, лодка продолжала идти целых два часа. Густой туман словно нарочно скрывал все от жадных глаз ищущего добычи волка.

– И все же я готов поспорить, что они где–то здесь! – отставляя сильный ночной бинокль, обращается командир к офицеру–торпедисту, который тоже напряженно вглядывается в ночную темноту.

– Воняет, как на вокзале в Лейпциге, господин капитан–лейтенант, – вмешивается в разговор сигнальщик.

Матрос прав: в воздухе и в самом деле чувствуется запах дыма. Значит, конвой где–то совсем рядом.

Примерно через двадцать минут туманная завеса рассеивается – и лодка оказывается в центре конвоя!

Перед лодкой несколько крупных танкеров. К сожалению, они не соблюдают определенного строя.

Раш сближается с одним из танкеров, резко разворачивается к нему кормой и с дистанции 300 метров выпускает в него две торпеды. Водоизмещение танкера – около 9000 тонн. Один за другим раздаются два взрыва. Высоко в воздух поднимается облако дыма. Это был «Салайнас» – танкер американского военно–морского флота, который, несмотря на серьезные повреждения, впоследствии все же был отбуксирован противником. [161]

Еще до попадания торпед в танкер лодка поспешно отошла в сторону. И лишь через некоторое время оказалось возможным снова ориентироваться в обстановке.

Затем лодка атакует другой ближайший к ней танкер.

Из аппаратов вырываются две торпеды, но на танкере успевают вовремя заметить атакующую подводную лодку и произвести маневр. Между тем несущие смерть торпеды продолжают свой путь в заданном направлении. С мостика отходящей лодки ясно видно, как движутся обе торпеды. Но танкер все сильнее замедляет ход и наконец останавливается.

Мимо! Обе торпеды, которые хорошо видны в спокойной воде, проходят у самого носа судна.

Командир приказывает развернуть лодку, чтобы произвести еще один выстрел из кормового торпедного аппарата. Но на танкере тем временем уже опомнились и открыли стрельбу трассирующими снарядами. В этот самый момент по носу лодки неожиданно вырастают две тени. Они приближаются все ближе и ближе. Эсминцы!

«К сожалению, мы поздно заметили их», – думает Раш. Вахтенные один за другим быстро исчезают с мостика и скрываются в люке, даже не пользуясь ступеньками крутого трапа. Последним спрыгивает вниз командир. Он еще не успел плотно задраить рубочный люк, как из балластных цистерн со свистом начинает вырываться воздух. Старший механик, участвовавший уже в четырнадцати боевых походах, успевает открыть кингстоны до соответствующей команды, которая должна последовать после сигнала тревоги. После объявления тревоги до команды о срочном погружении инженер–механик счел необходимым на всякий случай заблаговременно приступить к заполнению балластных цистерн. По уставу поступать так не разрешалось, но в сложившейся обстановке такая предусмотрительность инженера–механика помогла лодке погрузиться исключительно быстро. С момента сигнала тревоги на погружение прошло всего 15 секунд.

Эсминец прошел над лодкой, когда она находилась уже на глубине 20 метров. Несколько секунд промедления – и противник таранил бы лодку.

Заметил ли эсминец место погружения? Вот уже доносится знакомый всплеск сбрасываемых глубинных бомб... Взрыв! Еще!.. [162]

Бомбы ложатся не точно, иначе корпус лодки был бы поврежден, через швы сварки прорвалась бы вода. Видимо, на эсминце имели лишь приблизительное представление о месте погружения подводной лодки.

Между тем она продолжает уходить все дальше в глубину. Наконец останавливается в своем падении и, повисая в воде, покачивается. Противник пытается уточнить местонахождение лодки с помощью шумопеленгаторов и гидролокаторов. Не прекращается и бомбежка. В течение девяти часов забрасывает противник лодку целыми сериями глубинных бомб.

Лодка получает повреждения. Перегорели предохранители, но это не страшно: к таким случайностям уже привыкли. Пока действует аварийное освещение, устраняются более серьезные повреждения. Стекла глубомера также повреждены. В носовом отсеке и центральном посту вода бьет струей из–под расшатанных штоков клапанов. Производится заглушка забортных клапанов. Однако трубопровод перекрывается неплотно и вода по–прежнему продолжает проникать внутрь лодки. Снова и снова с противным звуком рвутся глубинные бомбы. Сейчас бомбы рвутся совсем рядом с лодкой, и она, петляя, тихим ходом пытается оторваться от преследователей.

В кормовом отсеке вода стоит уже выше кожуха гребного вала. Приходится начинать откачку воды, иначе управление лодкой станет невозможным. Заработала помпа. По ее звуку противник сразу же уточняет пеленг на лодку, и глубинные бомбы ложатся точнее.

И все же лодка выдерживает испытание.

Через девять часов, передвигаясь понемногу под водой на переменных курсах, лодке удается выбраться из зоны действия гидроакустических средств противника. Оба эсминца прекращают преследование лодки, так и не добившись ее уничтожения. Они отказываются от преследования и возвращаются к конвою. Разрывы бомб слышались еще некоторое время, но теперь уже где–то вдали, а вскоре все стихает.

В два часа дня командир приказывает всплыть. Вокруг – пустынный океан. Лодка Раша оказывается единственной из всех преследовавших этот конвой, которой удалось нанести серьезное повреждение танкеру в 9000 тонн. [163]

Меткий выстрел. 24 ноября 1941 года

Произошло это в Средней Атлантике, во время второго похода Мора в качестве командира подводной лодки.

– Судно слева по носу! – докладывает вскоре после смены вахты новый впередсмотрящий на мостике подводной лодки «U–124».

Только в сильный бинокль над горизонтом можно было заметить тонкую, как иголочка, верхушку мачты. Волнение 3 балла. Подводная лодка следует курсом на юг в крейсерском положении навстречу палящему полуденному сиянию, которое отсвечивает на вздымающейся поверхности океана как золото.

Сразу же после поступления доклада на мостик поднимается командир лодки. Он надвигает на лоб тропический шлем и осматривает горизонт. Да, сомнений нет: впереди судно.

– Оба дизеля полный вперед! Курс 170 градусов! – приказывает он вахтенному офицеру. Рулевой в рубке под мостиком репетует приказание командира. Звякает машинный телеграф. Через несколько мгновений рокот дизелей перерастает в звонкое пение, и лодка начинает дрожать в ритме этой песни. За кормой лодки – белая широкая серебристая лента пены. «U–124» ложится на новый курс и, заметно увеличивая скорость, устремляется вперед. Снова звякает машинный телеграф, и рулевой докладывает о выполнении приказания командира.

Мачта над горизонтом постепенно вырастает. Затем показывается и другая, более низкая мачта. Значит, это военный корабль! Оба штриха отклоняются на северо–запад. Мачты меняют положение, створятся, и корабль быстро приближается.

Чтобы не оказаться в поле зрения противника, Мор приказывает сохранять соответствующую дистанцию до него. «По всей вероятности, это не американский корабль, в отличие от того, который встретился позавчера», – думает командир лодки. Американский флот считался нейтральным, и тот корабль пришлось тогда скрепя сердце пропустить. А между тем давно известно, что американцы систематически сообщают англичанам все, что узнают о немецких подводных лодках, и даже сами атакуют эти лодки. Однако, несмотря на это, все еще оставался в [164] силе строжайший приказ о соблюдении особой осторожности по отношению к американскому флоту и вооруженным силам США как нейтральной страны. Это делалось для того, чтобы у США не появлялось повода для официального вмешательства в военные действия.

Лодка уже несколько недель в походе, а результатов пока нет. Неужели этот поход будет менее удачным, чем первый, когда Мор так быстро натолкнулся сначала на один, а потом на второй конвой и за какие–нибудь две недели потопил 44 000 тонн тоннажа? Сейчас лодка снова следует на юг – туда, куда направлялась в прошлый раз, но не дошла.

Командир приказывает увеличить скорость. У противника, кажется, тоже неплохой ход – добрых 18 узлов. Делая короткие, периодически повторяющиеся зигзаги (каждый раз градусов на 30), корабль следует генеральным курсом на северо–запад, прямо в ловушку, которую готовит ему подводная лодка. Нужно только суметь быстро и достаточно точно определить точку поворота, выйти к ней и изготовиться в соответствующий момент к выстрелу из подводного положения.

Над гребнями вырастают верхушки труб, а затем и верхняя часть мостика. Вахте приходится спуститься вниз, чтобы противник не заметил «U–124», верхней точкой которой являются головы вахтенных.

– Заполнить среднюю!

Все на боевых постах по расписанию и готовы к погружению. Торпедисты заполняют водой торпедные аппараты, производят на торпедах установки в соответствии с предварительными данными, которые дал первый вахтенный офицер. Итак, через какие–нибудь 40 минут после обнаружения первых признаков противника лодке приходится скрываться. Вокруг все спокойно. Может быть, удастся подойти к противнику достаточно близко.

– Следовать на перископной глубине!

Старший инженер–механик Бринкер дает указания старшему трюмному и рулевому и наблюдает за показаниями приборов.

– Фу, черт возьми! – вырывается вдруг у него.

Бринкер и все находящиеся около него в один момент оказываются мокрыми с головы до ног: около манометра началась сильная течь.

Двое тотчас же бросаются в трюм и, лежа в воде, [165] устраняют течь вручную. Сейчас дорога каждая минута. Неожиданно выходит из строя горизонтальный руль. Инженеру–механику приходится теперь держать лодку точно в горизонтальном положении и дифферентовать ее только с помощью кормовых горизонтальных рулей, руководствуясь опытом и чутьем. Если при такой зыби длинный нос лодки хотя бы на миг покажется из–под воды, противник обязательно заметит ее и либо тотчас же отвернет, либо пойдет прямо на нее. Атаковать же корабль подводная лодка не сможет, пока со всей достоверностью нe будет установлена его национальная принадлежность. Несмотря на трудности, неисправности удалось устранить.

– Поднять перископ! – приказывает Мор.

В тесной рубке командир прирос к окуляру «карандаша», как в шутку называют командирский боевой перископ. Рядом с ним стоят первый вахтенный офицер и старший штурман. Здесь же находится боцман. У штурвала – рулевой.

В рубке неимоверная теснота. Но здесь так всегда.

Мор продолжает вести наблюдение.

– Прекрасно! – замечает он. Крейсер теперь хорошо виден: у него высокий полубак с надстройками, косо поставленная мачта–тренога. Мор передает все это по внутренней трансляции, чтобы люди знали, что творится на поверхности. Старший штурман перелистывает справочник корабельного состава. Сначала идет раздел «Великобритания».

– Ага, вот он. Нет, пожалуй, не этот, – шепчет штурман.

Перископ убирается, и Мор смотрит на снимки кораблей, на которые указывает пальцем штурман: две расположенные близко одна от другой слегка наклоненные трубы, причем задняя – меньшего диаметра; впереди кормовой башни – высокая надстройка. Это, безусловно, один из этих! Итак, английский корабль. Отлично!

– Поднять перископ!

Еще раз производится проверка расчетов, сообщаются уточненные данные для установки торпед, курса и скорости.

– Убрать перископ!

Остается только выждать нужный момент, поднять перископ и выстрелить. [166]

Чувствуется общее напряжение. Как–никак лодка готовится к атаке военного корабля. Это будет ее третий крейсер. Во время прошлого похода при атаке точно такого же корабля промахнулись, а позавчерашний крейсер оказался американским, и атаковать его было нельзя. И вот наконец третий!

Проверяется, слышен ли шум его винтов. Акустик сидит с надетыми на голову наушниками и медленно вращает ручки настройки. Как тянется время! Надо было бы еще раз проверить, что делается на поверхности, но при таком сравнительно спокойном море необходимо соблюдать особую осторожность. Перископ покажется теперь над водой лишь в самый решающий момент, когда крейсер будет находиться на траверзе.

Проходят еще две минуты. Торпедисты доложили об установках на торпедах и о готовности к выстрелу.

– Поднять перископ! Торпедисты, внимание!..

Мор прижимается к окулярам еще до того, как перископ вышел из–под воды. Вот показался гребень волны, брызги... Становится видной часть горизонта. Но где же крейсер?

Перед взором ошеломленного командира открывается безбрежный пустынный Атлантический океан. В направлении, где находился крейсер, ничего нет. Куда же он делся? Перископ быстро повертывают вокруг оси. Так вот он где!.. Чертов крейсер за это время, оказывается, совершил необычный поворот и идет сейчас уже в другом направлении, на далеком расстоянии от лодки.

Что же делать: погрузиться, выйти вперед, всплыть и снова начать подготовку к атаке? Нет, учитывая большую скорость противника, догнать его невозможно. Неужели ушел–таки?

Но крейсер все еще в удобном для атаки положении, хотя и следует на очень далеком расстоянии. А что если все же попробовать послать ему отсюда несколько торпед?

Быстро производятся новые вычисления. Только бы он не изменил курс! Стоит попытаться.

– Первый, третий, четвертый аппараты, товсь!

Снова проверяются установки на торпедах, поступают доклады о готовности к cтрельбе.

– Первый!.. Огонь!..

Короткий металлический удар – и из торпедного аппарата [167] с заметной пружинящей отдачей под давлением сжатого воздуха уходит первая торпеда. Вслед за ней выстреливаются еще две, и при каждом выстреле кажется, что лодка натыкается на какое–то не очень упругое препятствие! Инженер–механик и старший трюмный машинист начеку. Они сразу же возмещают потерянный с выпуском тяжелых торпед вес приемом забортной воды, чтобы лодка не выскочила на поверхность. Противник не должен обнаружить лодку.

Акустик засек момент выстрела и периодически громко отсчитывает проходящие минуты. Но пока ничего не слышно. Время, необходимое для прохождения торпедами заданной дистанции, уже истекло. «Неужели все три торпеды прошли мимо цели?» – гадает команда, полагая, что выстрелы производились с обычной дистанции. Правда, «старик» говорил что–то о далеком расстоянии, но все же...

Три минуты!

Видимо, торпеды действительно прошли мимо. При такой большой дистанции, конечно, трудно быть уверенным в особой точности, сблизиться с противником наверняка. А в таких условиях небольшая неточность в расчете легко может обратиться в громадное расхождение. Но почему «старик» не разрешает поднять перископ? В рубке воцаряется тишина. От командира никаких указаний, приказов. Сколько же времени торпеды будут находиться в пути? Неужели крейсер действительно так далеко от цели? Как–то даже не верится, что с такой дистанции можно было рассчитывать на поражение противника. Нет сомнения: торпеды прошли мимо!

Шумопеленгатор продолжает принимать уже слабо слышимые шумы работающих винтов торпед. Акустик периодически докладывает об этом. Постепенно все снова настораживаются, начинают надеяться на успех. Только «старик» мог решиться атаковать противника с такой дистанции!

Пять минут!

Нет, теперь уже рассчитывать не на что. Зря только израсходовали торпеды! Дорогостоящее оружие, которым можно было бы потопить несколько транспортов, вот–вот затонет, как только кончится запас энергии в торпедах.

– Поднять перископ!

Мор прижимается к окулярам. Только те, кто стоят рядом с ним, знают, на какое время прохождения торпед [168] рассчитывал командир. С момента выстрелов Мор не произнес ни единого слова.

– Есть! Попадание! – раздается наконец в рубке. – Прямое попадание под самый мостик!

Мору видно в перископ, как у английского крейсера, находящегося теперь почти у самого горизонта, как раз под мостиком во всю высоту мачт и выше вырастает белый как снег столб воды.

– Пять минут двадцать три секунды! – фиксирует командир, глядя на секундомер, который держит в руке первый вахтенный офицер.

Громадный водяной столб на какое–то мгновение как бы задерживается в своем движении, а затем рушится вниз. Вслед за этим высоко в небо взвивается облако желто–коричневого дыма, целая клубящаяся гора. Взорвался артиллерийский погреб! Облако неудержимо ширится.

В этот момент возле кормы крейсера вырастает еще один водяной столб.

– Второе попадание!

До лодки доносится короткий, резкий звук. Это отзвук первого взрыва. Бум! – доносится второй взрыв. Шесть секунд потребовалось звуку, чтобы пройти расстояние от цели; на шесть секунд больше, чем свету, «передавшему» командиру в перископ картину взрыва.

Тишину в лодке нарушают радостные крики. Крейсер! И с такой дистанции! Пять с половиной минут, и из трех торпед два попадания! Не часто случается подобное, черт возьми!

Тем временем английский крейсер теряет управление. С пробитым правым бортом, с рулем, заклинившимся влево, он описывает циркуляцию, исчезает в образовавшемся от взрыва облаке дыма, показывается снова и затем беспомощно останавливается. Мор видит, как с гибнущего корабля спускают на воду шлюпки. Их четыре.

«U–124» подходит ближе. Команда толпится у большого перископа. Всем разрешается взглянуть. Между тем крейсер вдруг высоко поднимает нос и через 30 минут после атаки торпедами уходит кормой в морскую бездну.

Подводная лодка продолжает свой путь в безбрежных просторах Атлантики. [169]

Потопление линейного корабля. 25 ноября 1941 года

Произошло это в районе Тобрука (Северная Африка) в самый разгар осенних боев 1941 года.

Подводная лодка «U–331» под командованием обер–лейтенанта Тизенгаузена вот уже несколько суток находится у самого побережья. Безрезультатно поджидает она английский транспорт, крупный буксир или один из тех военных кораблей, которые время от времени участвуют в боевых действиях, происходящих на побережье. Все дни приходилось оставаться под водой и лишь ночью всплывать, чтобы провентилировать внутренние помещения и зарядить аккумуляторы. Но и в это время в воздухе то и дело появляются четыре–пять осветительных ракет, заливающих все вокруг призрачным оранжево–желтоватым светом.

В направлении Тобрука непрерывно вспыхивают яркие отблески пламени, вырывающегося при выстреле из артиллерийских орудий. От этих вспышек горизонт над сушей словно вздрагивает. Следить за отголосками дальнего боя больше нельзя: слишком велика опасность без особой нужды находиться в надводном положении. Но проходят недели, а результатов по–прежнему никаких. Днем часто появляются самолеты, и тогда каждый раз приходится срочно уходить под воду. А каково находиться летом под водой в этом районе! Лодка весь день висит над ровным песчаным грунтом или же лежит на дне, а палящие лучи солнца нагревают воду до такой степени, что она становится горячей. Внутри лодки невыносимо жарко. Высокая температура при движении лодки повышается еще больше за счет тепла, выделяемого электромоторами.

В первую мировую войну в Средиземном море подводникам было куда легче. Тогда авиация не была такой грозной силой. Теперь же легко просматриваемое с воздуха спокойное и прозрачное море перестало быть надежным убежищем для подводных лодок.

Однообразие будничной жизни на «U–331» нарушается получением особого задания: у мыса Рас–эль–Кенаис к востоку от Мерса–Матрух подводная лодка должна высадить группу солдат для выполнения диверсионных актов в тылу противника. [170]

Две ночи подряд «U–331» напрасно ждала возвращения этой группы, но солдаты так и не вернулись: они были захвачены в плен англичанами. Как выяснилось впоследствии, произошло это в ту самую ночь, когда две английские подводные лодки вышли из Александрии, чтобы внезапным налетом группы «командос» захватить в плен и вывезти фельдмаршала Роммеля{15}. Но этот план не удался.

Одной лодке пришлось вернуться раньше времени из–за неисправности двигателей. Другая произвела высадку. Однако диверсанты не смогли выполнить поставленной им задачи и понесли тяжелые потери. В эту же ночь, 19 ноября, началось и английское наступление на запад вдоль побережья.

Тизенгаузен, всю ночь стоявший на мостике, на рассвете заметил на прибрежной дороге движение транспортных колонн противника. В Африке дела Германии и ее союзников к тому времени обстояли неважно. Если бы в небе не кружило так много самолетов! Стоило только подводной лодке всплыть, чтобы тщательно осмотреть горизонт, как тотчас же приходилось снова погружаться. Здесь всегда так.

Наконец происходит нечто необычное. В 9 часов утра 25 ноября акустик услышал в северном направлении слабый шум. По всей вероятности, целое соединение кораблей.

Тизенгаузен приказывает всплыть на перископную глубину, но в окуляры перископа не видно ничего, кроме пустынного моря. Легкая облачность.

Лодка всплывает, чтобы осмотреться. Но опять ничего не видно.

Цистерны еще не продуты. Тизенгаузен успел лишь отдраить люк рубки и бросить первый взгляд, как вдруг... Тревога! В небе патрулирует самолет, и довольно близко. Снова на глубину. Но командир успевает установить, что в северном направлении, откуда недавно слышались шумы, на горизонте ничего не видно.

Бомб не сбрасывают. Может быть, противник не заметил лодку, которая показалась в волнах и сразу же снова скрылась.

Всю первую половину дня лодка идет под водой по пеленгу на обнаруженные шумы. Конвой это или соединение [171] военных кораблей? Может быть, и то и другое, ибо «пучок» шума широкий и передвигается на северо–восток. Главное, что шум слышен все время.

После полудня лодка снова всплывает. Ясно различается шум винтов, но в перископ по–прежнему ничего не видно.

В воздухе снова самолет. Он кружит невдалеке на высоте около 400 метров. Тизенгаузен решает остаться на поверхности. И правильно: самолет не замечает немецкой подводной лодки.

Через четверть часа приходится погрузиться, поскольку появляется другой самолет.

Вечно эти проклятые задержки, когда надо быстрее следовать в направлении обнаруженных шумов!

На этот раз подводная лодка всплывает через 20 минут досадного выжидания. Ветер северо–восточный, в 2 балла. На поверхности воды легкая зыбь, по которой ползут тени облаков. Это благоприятствует лодке. Самым полным ходом она продолжает следовать прежним курсом. Вперед! Быстрее на северо–восток!

В 14 часов 30 минут впереди по правому борту обнаружен не то дым, не то сгущение облаков.

Тизенгаузен приказывает идти прежним курсом. Через десять минут вахтенный офицер докладывает с мостика, что правее скопления облаков на расстоянии около 12 миль видны мачты эсминца.

В бинокль их можно различить. Одновременно на горизонте появляются контуры, принадлежащие, видимо, группе судов. Но каким? Во всяком случае, это крупное соединение, как и можно было предположить. Оно движется на юг. Через некоторое время видимость снова ухудшается. Соединение военных кораблей! Они, кажется, опять изменили курс и теперь следуют на восток. Это создает опасность того, что они совсем пропадут из виду, и тогда лодка лишится возможности выйти в атаку.

Командир вместе с вахтенными на мостике. На юге, за кормой подводной лодки, примерно в 10 милях снова появляется самолет, летящий в восточном направлении. Но летчик не видит лодку, и потому она остается на поверхности. Желтая дымка на горизонте сгущается и тут же рассеивается. Значит, соединение снова изменило курс и теперь идет прямо на подводную лодку.

Последующие события развертываются очень быстро. [172]

Подводная лодка должна сделать все возможное, чтобы сблизиться с противником и постараться сделать так, чтобы он не прошел мимо. Корабли уклоняются к западу. Тизенгаузен дает соответствующую команду рулевым. Два военных корабля видны теперь полностью до верхушек мачт. Лодка, кажется, находится точно на курсе противника. Пора уходить под воду.

Сейчас можно уже точно определить: это крупное соединение военных кораблей. Почему же командир перед отдачей соответствующей команды приказывает описать полную циркуляцию? Этого он сейчас и сам не может объяснить. Вероятно, по интуиции. На первый взгляд кажется, что в этом маневре не было никакой необходимости. А между тем он сыграл решающую роль в спасении лодки и в достижении успеха в ходе дальнейших событий. Лишь много позднее Тизенгаузен понял, что этот маневр имел важнейшее значение.

– Срочное погружение! По боевым постам!

В боевой рубке, расположенной под мостиком как раз над центральным постом, страшно тесно: здесь находятся командир, старший штурман, рулевой и матрос для связи с торпедистами по переговорной трубе. Все они с трудом умещаются в невысокой и тесной рубке, где установлены приборы и со всех сторон выступают трубопроводы.

Время около 16 часов. Погода идеальная и благоприятствует атаке. Солнце на юго–западе по корме лодки. Легкие, пенящиеся гребни волн тянутся по поверхности моря. Противник, конечно, не видит перископа, который подымается очень осторожно и на короткое время. При таком волнении едва ли заметен и след небольшого буруна от перископа.

Корабли противника быстро приближаются. В перископ ясно видно целое соединение линейных кораблей. Три линкора в кильватерной колонне в охранении четырех эсминцев. «Они построили охранение линкоров таким образом, очевидно, для защиты от самолетов–торпедоносцев, которые теперь часто используют итальянцы», – предполагает Тизенгаузен. Даже не верится, что такое крупное соединение, ничего не подозревая, продолжает следовать по направлению к подводной лодке. Командир ее при таком положении мало что мог бы предпринять, чтобы еще больше улучшить позицию. Остается только одно – принять все меры к тому, чтобы лодка не была обнаружена противником до выпуска торпед. [173]

Видно, как поднимают сигнальные флаги. Они ползут вверх к реям и пестреют там, развеваясь по ветру. Вероятно, они означают приказание изменить ордер. И действительно, два эсминца, находящиеся ближе к головному линкору, выходят вперед. И вот как раз между ними должна будет пройти подводная лодка. Эту задачу и решает сейчас командир «U–331». Расстояние между эсминцами около 500 метров.

Тизенгаузен попеременно ведет наблюдение за обоими кораблями. Наконец, когда они оказываются достаточно близко, подается команда:

– Опустить перископ!

Акустик начинает теперь особенно тщательно следить за шумом винтов этих двух эсминцев и непрерывно докладывает пеленг.

Оба корабля продолжают следовать прежним курсом, и Тизенгаузен с удовлетворением отмечает это. Эсминцы проходят мимо, так и не заметив лодки. Они больше не мешают. Перископ снова поднимается. Итак, теперь очередь за линейными кораблями.

Подводная лодка находится неподалеку от них, как раз на встречном курсе. Обстановка меняется невероятно быстро. Надо как можно быстрее определить данные: дистанцию, курс, скорость, осадку. Но осторожнее с перископом! Лишь на очень короткий момент можно решиться поднять его над водой. Нельзя забывать, что противник насторожен и немало людей ведет тщательное наблюдение за всем происходящим на море. Торпедные аппараты уже давно заряжены. Полученные данные уточняются. Приборы торпед сразу же устанавливаются в соответствии с этими данными. В лодке – тишина.

Линейный корабль рядом. До чего же он велик! Подводная лодка находится так близко от него, что он полностью закрывает собой все поле зрения перископа. Тизенгаузен пытается подойти еще ближе, но это не удается.

«Только бы не потерять ориентацию! – думает командир. – Неужели все три линкора уже прошли? Или прошел только первый? Где же тогда следующий?» Тизенгаузен смотрит в окуляры перископа, вращает его и сам повертывается вместе с ним.

Пока прошел только первый линкор, а второй как раз сейчас приближается. Корабль довольно старой постройки, но какого именно года – установить так быстро, конечно, [174] нельзя. Да это и не столь существенно. Важно суметь нанести решающий удар. Подводная лодка находится теперь слишком близко и ко второму линкору. Приходится немного отойти. Все три линейных корабля в этот момент начинают перестроение. Лодке следует уйти еще дальше в сторону от курса второго линкора. Но затонет ли такой великан, если будет достигнуто попадание?

У линейных кораблей внутри корпуса множество водонепроницаемых переборок, отделяющих одно помещение от другого. Они способны локализовать прорыв воды. Уничтожение линейного корабля противника является высшим успехом в борьбе на море, поскольку этот класс кораблей является основой любого флота{16}. И такой победы может добиться небольшая подводная лодка. Каких–нибудь 500 тонн против 30000! Для возмещения потери одного линкора требуются годы. Ведь удалось же капитан–лейтенанту Герзингу потопить линкор в Средиземном море у входа в Дарданеллы. Вскоре после этого он потопил еще один. Герзинг был одним из самых удачливых немецких командиров подводных лодок в период мировой войны 1914–1918 годов. Первым же такого успеха добился Веддиген, а в эту войну такое удалось Гюнтеру в Скапа–Флоу. Посчастливится ли теперь Тизенгаузену, молодому и мало кому известному командиру? На этот раз происходит встреча с целым соединением, состоящим из трех линейных кораблей и сопровождающих их эсминцев. Подводная лодка начинает заходить. Три линкора следуют один за другим с небольшим уступом. Для разворота командир лодки использует все средства: правый электромотор работает на полную мощность, а другой застопорен; руль положен лево на борт: иначе невозможно успеть занять позицию для атаки. Время летит со сказочной быстротой. Линейный корабль вот–вот придет на перекрестие нитей.

– Изготовиться к выстрелу залпом!

Курсовой угол все еще слишком велик – больше 90 градусов. Из носового отсека по переговорной трубе поступает донесение о готовности торпедных аппаратов.

Все готово, но открыть огонь еще нельзя. Подводная [175] лодка находится сейчас почти точно на траверзе линкора, и средняя часть его полностью заполняет все поле зрения перископа. Все подготовлено. Только сама лодка еще недостаточно далеко отошла от противника. Успеет ли она занять нужную позицию до того, как линейный корабль уйдет?

Из носового отсека еще раз докладывают о готовности к залпу. Наконец–то!

– Залп! – приказывает Тизенгаузен и тотчас командует: – Огонь!

Из аппаратов в установленном порядке выстреливаются четыре торпеды. Командир быстро поворачивает перископ в другую сторону и обращает внимание на то, что третий линкор всей своей серой громадой надвигается прямо на лодку. Гигантская стальная гора! Немедленно нырять!

Выполнить это с необходимой быстротой – очень трудная в данных условиях задача. Лодка имеет сейчас ограниченную скорость хода, поскольку только что выпущенные четыре тяжелые торпеды сильно нарушили плавучесть и дифферент лодки. До принятия соответствующего количества воды в торпедозаместительные цистерны нос лодки стремится вырваться кверху. Руль положен на борт, проходящие вблизи стальные громады вызывают глубокое волнение моря, и все это сильно затрудняет быстрый уход лодки на глубину. Правда, сначала лодка погрузилась, но потом стала всплывать.

Офицер центрального поста сразу же, как и положено, начал принимать воду в носовые цистерны для погашения плавучести. Старший механик командой «Все в носовой!» сосредоточивает в этом отсеке возможно большее число людей. Все, кто может отойти от боевых постов, бегут туда. Такая команда всегда означает, что нависла серьезная опасность.

– Господин обер–лейтенант! – доносится в боевую рубку из центрального поста. Там наблюдают за показаниями дифферентометра и глубомера, за положением горизонтальных рулей, установленных на погружение. – Господин обер–лейтенант, лодка всплывает, верхняя кромка рубки над водой.

Чем это грозит, ясно представляет себе только командир. Последует таранный удар. Линкор все ближе приближается к лодке. Никто из команды и не подозревает о нависшей опасности. [176]

– Всем прочь из рубки! – раздается приказание Тизенгаузена.

Старший штурман в одно мгновение сбрасывает вниз все, что можно, и когда в рубке никого не остается, плотно задраивает люк между центральным постом и боевой рубкой. «Может быть, окажется поврежденной только рубка», – надеется командир лодки. Столкновение может произойти каждую минуту: ведь третий линкор шел точно на лодку и был так близко от нее. Неужели лодка все еще не погрузилась?

Раздаются один за другим три взрыва, затем еще один, и все не очень сильные. В данный момент никто не обращает внимания на эти взрывы: все находящиеся в центральном посту чувствуют, что нависла серьезная опасность. Недаром же «старик» приказал покинуть рубку и не сводить глаз с глубомера. Но все же то были, по–видимому, попадания торпед. Четыре попадания! Однако ясно слышны простым ухом шумы гребных винтов, и к ним прислушиваются более внимательно, чем к взрывам, поскольку сейчас гораздо важнее уйти на глубину. Сделать это необходимо всеми, даже самыми крайними, средствами.

Командир по–прежнему ждет удара. Что же еще предпринять? Старший механик уже принял все возможные меры.

Лодка с выступавшим из–под воды краем рубки была видна на поверхности целых 45 секунд. Как выяснилось позднее, третий линейный корабль (это был «Вэлиант») действительно сделал все зависящее от него, чтобы таранить немецкую подводную лодку.

В центральном посту продолжают напряженно следить за стрелками приборов, но... по–прежнему все остается без изменения – ни погружения, ни ожидаемого удара.

Наконец «U–331» начинает погружаться, но с сильным дифферентом на нос. Неважно, лишь бы успеть уйти!

«Значит, все–таки не удалось таранить», – с облегчением констатирует командир лодки. Слышится сильный треск. Уж не ломаются ли внутренние переборки под сильным давлением воды? Такой треск бывает, когда тонет транспорт, но сейчас этот звук гораздо сильнее и резче. Может быть, уходит на дно атакованный линкор? [177]

Стрелки глубомеров продолжают показывать увеличение глубины. У показания «70 метров» движение их почему–то замедляется, а на 80 метрах стрелки задерживаются, потом совсем останавливаются. Лодка продолжает погружаться. Она по–прежнему сохраняет дифферент на нос, винты работают, носовые и кормовые горизонтальные рули положены на погружение. Теперь в любое мгновение можно ждать, что линкор начнет сбрасывать над лодкой глубинные бомбы. Но что же все–таки происходит с «U–331»? – Все в недоумении. Молчат и пытаются найти объяснение необычному поведению лодки. Старший механик принимает новые меры, чтобы лодка ушла еще глубже. Но, судя по приборам, все остается без изменений.

Вдруг командир вспоминает случай, происшедший в Атлантике.

– Доложить показания глубомера в носовом отсеке! – прерывает напряженную тишину Тизенгаузен. Матрос молниеносно производит необходимое переключение. У всех, кто видит глубомер, дух захватывает: на такой глубине еще не приходилось бывать.

– Стрелка глубомера на предельной черте! – докладывают из носового отсека, Такая глубина технически даже не предусмотрена для подводной лодки.

– Вероятно, никогда еще две простые стрелочки, сделавшие неожиданный рывок, не производили такого сильного впечатления, – вспоминал впоследствии Тизенгаузен, рассказывая об этом эпизоде.

Что же происходит сейчас? Глубомер центрального поста, а также манометры в отсеках и цистернах по ошибке оказались выключенными. Из четырех рукояток, расположенных слишком близко друг от друга, матрос в спешке взялся не за ту, что требовалась, и перекрыл клапаны. Такая ошибка легко могла привести к катастрофе. Теперь, когда клапан открыли, стрелка глубомера в центральном посту также прошла всю шкалу и уперлась в ограничитель.

На какой же глубине находится лодка? Ее корпус уже давно неприятно потрескивает. Раньше на это не обращали особого внимания, так как каждую секунду ждали, что лодку таранит надвигающийся на нее колосс. Основная забота состояла в том, чтобы возможно быстрее уйти на глубину. Под громадным давлением воды прочный корпус [178] лодки начинает деформироваться, усиливается треск внутренней деревянной обшивки. Что же будет дальше?

Внешне все спокойны, но про себя думают: выдержит ли «U–331» такую нагрузку? Ведь это первая подводная лодка, построенная в Эмдене на судоверфи «Нордзеевер–ке». И вот она на глубине 260 метров! Лодка выдерживает испытание, нет ни разрывов, ни течи. Старший механик заставил всплыть лодку на технически допустимую глу–бину. Вдруг через какое–то время стрелка глубомера дрогнула, стала двигаться по шкале назад. И опять лодка проскочила допустимую глубину. Этот тип лодки рассчитан на обычную глубину погружения (100 метров) и имеет тройной запас прочности, поэтому иногда такая лодка погружается на 120, 130 и даже 140 метров, если приходится уходить от глубинных бомб. Но 260 метров! Однако сейчас лучше продолжать оставаться на этой глубине. Никому и в голову не придет, что лодка может находиться на такой глубине.

В цистерны главного балласта подается сжатый воздух. В цистернах образуются «воздушные подушки», и лодка как бы висит на них. Наконец поступает разрешение оставить боевые посты. Опасность миновала.

– Разрешите спросить, попали мы в эсминец? – ничего не подозревая, спрашивает кто–то из матросов, проходя через центральный пост. Он только здесь узнает, что стреляли по линейному кораблю. Дело в том, что раньше просто не было времени сообщить команде, что происходит наверху. Дистанция до линкора была 375 метров, и что стало с атакованным кораблем – до сих пор никто не знает. Противник сбросил несколько глубинных бомб, но в условиях общей напряженности они почти не дали о себе знать.

Между тем подводная лодка на большой глубине уходит все дальше от места боевых действий в северном направлении в назначенный «U–331» район. Хотя лодку заметили, ни один из кораблей противника не сумел точно засечь ее место, и потому никому не удалось в дальнейшем преследовать ее.

Командир «U–331» никак не рассчитывал на то, что удастся так легко оторваться от противника.

В 21.00 Тизенгаузен приказывает всплыть, докладывает командованию по радио об атаке линейного корабля [179] и продолжает следовать в свой район. Лишь много позднее командир и его команда узнали, что им удалось уничтожить британский линейный корабль «Бархэм».

Как же развертывались события на поверхности моря в те минуты?

Замеченные в перископ флажные сигналы действительно означали приказание изменить походный ордер, и два эсминца тотчас же вышли вперед. Если бы в этот момент, когда все внимание кораблей было сосредоточено на перестроении, «U–331» не успела проскользнуть в образовавшуюся между кораблями брешь, противник раньше времени обнаружил бы немецкую лодку. «Стальная громада наверняка проутюжила бы нас», – говорил потом Тизенгаузен. Случайно отданный им приказ о развороте на 360 градусов перед погружением оказался единственным средством, спасшим лодку от угрожавшего ей тарана. Следовавшие до того в кильватере линейные корабли «Куин Элизабет», «Бархэм» и «Вэлиант» должны были отвернуть влево, чтобы перестроиться. В момент поворота на «Вэлианте» услышали сильный взрыв, происшедший на «Бархэме», который следовал в середине. «Вэлиант» находился от него примерно в 120 метрах на курсовом угле 7 градусов правого борта, когда прямо перед ним на поверхности показалась рубка подводной лодки.

Командир «Вэлианта», заметив подводную лодку, тотчас же скомандовал:

– Право на борт! Самый полный вперед!

Он решил таранить ее. Но поскольку громадный корабль по инерции все еще поворачивал в обратную сторону, он не смог быстро лечь на противоположный курс и лодке удалось скрыться под водой. Если бы атака подводной лодки и последовавшее после выпуска четырех торпед всплытие ее с сильным дифферентом на корму произошли немного раньше, «U–331», несомненно, была бы протаранена «Вэлиантом». Задержка же подводной лодки почти под самым бортом линкора объяснялась тем, что перед своим погружением «U–331» совершила циркуляцию на 360 градусов.

Пока рубка подводной лодки виднелась на поверхности (а это продожалось целых 45 секунд!), с «Вэлианта» даже пытались уничтожить ее огнем автоматических артиллерийских установок. Однако лодка находилась слишком близко [180] к правому борту линкора: стволы орудий нельзя было опустить ниже и снаряды перелетали через продолжавшиеся виднеться рубку и верхушку перископа «U–331».

Наконец немецкая подводная лодка, находившаяся в каких–нибудь 30 метрах от стального великана, скрылась под водой. Между тем «Вэлианту» пришлось срочно отвернуть влево, чтобы не столкнуться с «Бархэмом», который уже начал крениться на бок.

Из четырех выпущенных торпед в цель попали три, причем одна из них – в артиллерийский погреб (она–то и вызвала четвертый взрыв, который донесся до подводной лодки). В результате этого взрыва линейный корабль водоизмещением 31100 тонн затонул через 4 минуты и 45 секунд после первого попадания. Факт потери линкора «Бархэм» противник признал лишь через два месяца после его гибели.

В ледовой обстановке. Январь 1942 года

На второй день рождественских праздников 1941 года подводная лодка «U–552» под командованием капитан–лейтенанта Топпа вышла из базы Сен–Назер в очередной боевой поход. На этот раз командующий подводным флотом обещал отличившимся в боях подводникам «приятное путешествие на юг».

Из всех боевых походов Топпа этот оказался самым тяжелым.

С самого начала похода все шло как–то необычно гладко, но, по установившемуся поверью, это не обещало ничего хорошего. Несколько дней «U–552» вела наблюдение за движением судов у Понта–Делгады (группа Азорских островов). Командир рискнул пробраться мимо оконечности мола до самой гавани, и лодка осталась незамеченной. На следующий день при повторном проникновении в гавань повторилось то же самое.

Но вот под вечер второго дня пребывания у Азорских островов (в эти дни производилась разведка) на лодку поступила радиограмма. При расшифровке ее выяснилось, что в район Понта–Делгады прибудет другая подводная [181] лодка, а Топпу приказывалось вместо движения на юг присоединиться к группе подводных лодок, следующих в другой квадрат.

– Морские карты на стол! Где этот квадрат? Как? Где–то у Канады? На другом конце света! Это же немыслимо! Правильно ли произвели расшифровку?

Да, все правильно. Без соответствующей подготовки и оснащения «U–552» должна идти на север. «Веселенькая история!» – говорят между собой офицеры в кают–компании.

Вскоре после того как лодка легла на новый курс, поднялся сильный ветер. 4 января ветер юго–западный и достигает 6 баллов. Беспорядочно бьются высоко вздымающиеся волны. Они сильно влияют на боеспособность подводной лодки. Докладывают о неисправности рулей и правого дизеля. Производить ремонт дизеля при таком сильном волнении – дело нелегкое, но к 6 января повреждения удается устранить. Шторм продолжает усиливаться. Резкий норд–ост доходит до 8–9 баллов. Не уменьшаясь в силе, ветер часто меняет направление: сначала переходит на северо–западное, а затем на южное. 9 января при юго–восточном ветре в 10 баллов подводная лодка на малом ходу под одним дизелем пробивается все дальше на север. Сильный шторм заставляет Топпа на несколько часов уйти под воду. Когда лодка всплывает, ветер дует уже с северо–запада, но не становится слабее, и океан по–прежнему как бы кипит.

11 января сильное волнение продолжается и происходит столь разительная перемена погоды, какую и представить себе невозможно. Вместо тропической зоны Гольфстрима лодка оказывается в ледовых условиях холодного Лабрадорского течения. Она попадает в область снегов и града, трескучих морозов и по–зимнему неумолчно ревущего океана. Ничего похожего команда «U–552» еще не видала. Температура воздуха – 10 градусов ниже нуля, морской воды – на точке замерзания. Лодка, как только она показывается из воды, покрывается толстым слоем льда и выглядит крайне беспомощной. Стоящих на мостике беспрерывно с головы до ног окатывают холодные волны, и вахтенные в легких прорезиненных плащах превращаются в обледеневшие изваяния. Веки, брови подводников покрыты тонкой коркой льда. На борту лодки нет ни одной шубы, ни одной шерстяной куртки, нет достаточного [182] количества одеял, нет ни одной электропечи: ведь предполагался поход в район тропиков. Не уменьшаясь в силе, ветер дует попеременно то с северо–запада, то с юга. Через каждые три часа приходится погружаться, чтобы освободиться ото льда и отогреть застывшие клапаны вентиляции. Это приходится делать для сохранения готовности к погружению. Под тяжестью нависшего льда порвались антенны. Когда лодка дошла наконец до указанного ей квадрата, начались боевые тревоги: в воздухе появились самолеты противника.

Шумопеленгатор обнаруживает два небольших судна, которые вскоре появляются в поле зрения перископа. Они идут с включенными огнями. На границе видимости Топп всплывает. Замечен чей–то силуэт, который, приближаясь, медленно увеличивается. Первая добыча? Лодка обгоняет суда до наступления темноты. Временами по мостику хлещет град, ветер юго–западный, силой 6–7 баллов, волнение моря – 5 баллов.

В 19.43 раздается команда: «По боевым постам!» В 20.18 из третьего и четвертого аппаратов выпускаются две торпеды. Первая торпеда проходит мимо: скорость противника была завышена. Вторая торпеда – циркулирующая. Ее хорошо видно.

В 20.58 производится выстрел из пятого аппарата. Попадание в середину! Вверх поднимается большое черное клубящееся облако. Судно останавливается. Видно, как спускаются спасательные шлюпки. С судна радируют. На лодке перехватывают радиограмму: «Дэйроуз» торпедирован» и затем указываются координаты. Но попадание, кажется, не очень удачное. Подводная лодка пляшет на высоких волнах вокруг своей жертвы и продолжает наблюдать. Командир должен решиться на еще один, заключительный, выстрел. Правда, жалко расходовать торпеды... Выстрел из второго аппарата добивает судно. Оно разламывается на две части и через полчаса погружается в воду неподалеку от мыса Рейс (остров Ньюфаундленд).

Топп получил приказ командующего подводным флотом патрулировать в пределах указанного района и следует теперь к Сент–Джонсу. К этому пункту лодка подходит утром 15 января. Командир приказывает погрузиться, чтобы рассмотреть в перископ входы в гавань. Тут выясняется, что кормовой перископ вышел из строя: подъемные тросы перепутались в барабане, а зенитным перископом [183] при большой волне пользоваться невозможно. Произвести разведку не удается, и Топп отходит в море. Временами слышны шумы винтов. Командир решает на следующий день вновь подойти к побережью, если только перископ будет в порядке.

Вечером лодка всплывает. Наконец–то ветер уменьшился до двух баллов. Он теперь дует с запада. Видны огни Сент–Джонса. Стемнело. Подводная лодка подходит к гавани. Прожектор с берега время от времени освещает заграждения у входа в гавань. Поскольку на борту лодки, снаряженной для похода в Южную Атлантику, нет соответствующих лоций и морских карт этого района, от попытки подойти ближе к берегу приходится отказаться. На рассвете подводная лодка погружается примерно в четырех милях от входа в гавань. При дневном свете этот вход кажется в перископе узким, как фьорд. По–видимому, он хорошо охраняется. Через короткие промежутки времени до лодки доносятся взрывы глубинных бомб. Уж не обнаружили ли лодку с берега?

В шумопеленгаторе непрерывно прослушиваются шумы трех эсминцев. Иногда корабли появляются даже в поле зрения перископа; один из них показывается в 1000 метрах, но так сильно петляет, что атаковать его невозможно. На эсминце, очевидно, нет гидроакустической аппаратуры, так как он не идет прямо на «U–552». Подводная лодка продолжает оставаться на месте.

Над морем стелется плотный туман. После полудня погода проясняется. Шумопеленгатор подводной лодки работает отлично, и дальность его действия значительно превосходит видимость в перископ.

Во второй половине дня удается обнаружить транспорт, вышедший из порта в охранении одного четырехтрубного эсминца. Они сразу поворачивают на юг. Дистанция слишком велика для выстрела. Через час показывается танкер водоизмещением около 5000 тонн.

«Подходящий экземпляр!» – думает Топп, наблюдая в перископ. Танкер держится близко к берегу и едва ползет. «Подбит он, что ли?» – недоумевает командир лодки. Танкер охраняют три эсминца. Вдруг один из эсминцев меняет курс и быстро приближается. Топп убирает перископ. Вскоре шумы перестают прослушиваться и перископ снова осторожно подымается. Танкер изменил курс и идет [184] теперь ко входу в гавань. Даже при наличии благоприятных условий для торпедной стрельбы атаковать корабли охранения не имело бы смысла. Эсминцы, следующие на малом ходу, конечно, сразу обнаружат торпеды и успеют уклониться от них. У лодки же под килем всего 30 метров, поэтому атака связана с большим риском, и уверенности на успех нет. Один из эсминцев тем временем приближается к подводной лодке, и ей приходится уйти на глубину 20 метров, развернувшись к противнику кормой.

С наступлением темноты, подводная лодка всплывает.

Между тем танкер вместе с тремя эсминцами уже вошел в бухту. Преследовать теперь другой транспорт, проходивший три часа назад, нет расчета.

Подводная лодка заняла позицию у побережья южнее Сент–Джонса. Небо прояснилось, и видимость хорошая. Волнение слабое, ветер с юго–запада. Над Ньюфаундлендом поднимается туман.

Около 23 часов вблизи побережья появляются два силуэта кораблей, которые следуют в кильватере курсом на юг. Впереди эсминец, а за ним – транспорт.

Топп заходит слева и обгоняет противника, готовясь к атаке. Транспорт и сопровождающий его эсминец идут со скоростью 9 узлов.

Сзади к ним подходит еще один эсминец и прикрывает транспорт со стороны моря. По правому его борту – берег, так что атаковать можно только с моря. Но глубина здесь всего 30 метров, а это слишком мало для подводной лодки.

Начинается снегопад. Сейчас нельзя терять ни минуты. Топп выходит в атаку, решая выстрелить одну торпеду по идущему впереди эсминцу, а вторую – по транспорту. Однако атака срывается, поскольку другой эсминец внезапным изменением курса вынуждает подводную лодку отвернуть.

Через 15 минут Топп пытается вторично выйти в атаку. «Пожалуй, одну торпеду надо выстрелить по эсминцу с левого борта и две – по транспорту», – решает командир лодки. «U–552» готовится занять позицию для торпедной стрельбы, но быстро приближающийся по носу острый силуэт корабля снова заставляет Топпа отойти.

Силуэт оказывается транспортом, идущим встречным курсом без охранения. [185]

«Итак, сначала этот! Других можно будет догнать потом». Чтобы не терять времени, Топп не производит точного расчета скорости противника. «Сойдет и так», – надеется он. Тоннаж судна около 3000 тонн, и следует оно на очень малом ходу.

В 01.04 с дистанции примерно 800 метров производится выстрел из третьего аппарата.. Неужели промах?!

Незадолго до выстрела за кормой лодки показывается эсминец. Теперь Топп быстро уходит от него.

Световые сигналы с эсминца. Он, видимо, заметил немецкую подводную лодку и что–то передает по азбуке Морзе.

В этот момент «U–552» быстро погружается, уходя от приближающегося эсминца. Как досадно, что в этом районе так опасно мелко!

Неожиданно эсминец почему–то отворачивает. Может быть, противник решил, что подводная лодка ему только померещилась?

Топп тотчас же возвращается обратно, чтобы атаковать.

В 01.45 производится выстрел из четвертого торпедного аппарата лодки. Цель – транспорт. Дистанция – 600 метров. Но скорость судна была определена несколько ниже фактической.

Неужели промах? Топп никак не может понять, почему так получается. Ведь в момент выстрела транспорт еще больше замедлил ход! Однако через семь минут после выстрела послышался сильный взрыв: торпеда взорвалась на исходе дальности хода. «Теперь там всполошатся, поймут в чем дело! – думает командир лодки. – Но ничего. Мы все равно его пустим на дно!»

В 02.10 – третья атака. Производится выстрел из второго аппарата. Скорость судна определена еще ниже фактической.

Снова промах! В чем же дело? И эта торпеда с адским грохотом взрывается, пройдя установленную дальность хода.

– Подготовить орудие! – приказывает командир. – Теперь придется... будь, что будет!

Орудийный расчет устремляется к орудию и срывает [186] с него чехол. Черт возьми, до чего же скользко на палубе! Орудие покрыто толстым слоем льда, и все попытки сколоть его остаются безуспешными. В 02.45 раздосадованный Топп приказывает изменить курс – идти на юг, так как транспорт тем временем уже подошел к Сент–Джонсу.

«Ну что за район! – возмущается Топп. – Другие подводные лодки, как видно из их донесений, в далеких теплых морях уничтожают под носом у американцев лучшие суда прямо у входа в Нью–Йорк, a «U–552» без толку болтается здесь, среди льдов и снежной вьюги. Торпеды отказывают, орудие неисправно, нет почти никакого движения судов и, кроме того, мерзнешь».

На рассвете объявляется боевая тревога. На пределе видимости обнаружен эсминец, идущий полным ходом в восточном направлении. Командир лодки предполагает, что это корабль охранения, следующий на встречу с транспортом. Как только эсминец скрывается из пределов видимости, «U–552» всплывает и полным ходом идет за ним. Через час снова объявляется тревога: слева за кормой быстро приближается самолет, летящий курсом также на восток. «Там что–то должно быть!» – предполагает Топп.

Полдень. Ярко светит солнце.

Снова боевая тревога! Еще один самолет в воздухе!

Однако, по всей вероятности, летчики не заметили лодки. Но и эсминец настигнуть не удалось. Теперь он уже примерно в 30 милях от «U–552». Топп решает остаться под водой и выждать. А что если эсминец возвратится с транспортом? Дальность действия шумопеленгатора по–прежнему значительно превышает видимость. Ветер усиливается. Дует с северо–запада. Сила его – 5–6 баллов. Даже на перископной глубине лодку качает очень заметно.

В 14.20 слева на траверзе прослушиваются шумы винтов эсминца. Рядом с ним идет транспорт, но шум его винтов гораздо слабее. Итак, расчет Топпа оказался правильным. В 14.37 он приказывает всплыть, но пока ничего не видно. Волны набегают как раз с той стороны, откуда доносятся шумы. Между тем северо–западный ветер усиливается до 7 баллов. Заливающая верхнюю палубу вода сразу замерзает. Температура воздуха – минус 8 градусов. Лодке приходится теперь чаще погружаться, чтобы освободиться ото льда. Шахта подачи воздуха к дизелям застыла и не закрывается. Этого надо было ожидать. При [187] необходимости срочного погружения эти неисправности вызовут задержку, грозящую опасными последствиями. Перископ вращается и поднимается с трудом. Но все это не освобождает подводную лодку от ее главной цели: топить суда противника там, где, по мнению командующего, их легче всего обнаружить.

Продувание цистерны быстрого погружения длится слишком долго. Поэтому по боевой тревоге «U–552» погружается глубже, чем следует, и в результате легко может удариться о грунт – до того здесь мелко. В 19.00 Топп приказывает всплыть. В 22.00 снова погружение, чтобы освободить лодку ото льда. Шахта подачи воздуха к дизелям закрывается не сразу. После получасового нахождения под водой «U–552» всплывает вблизи мыса Рейс.

В 23.15 обнаруживается наконец силуэт судна, идущего курсом на юго–запад. Подводная лодка находится как раз между этим судном и маяком на мысе Рейс. Затем появляются еще два корабля, которые следуют на север. Один из эсминцев отделяется и быстро уходит вперед. В 23.30 команда: – По боевым постам!

Все мчатся на места согласно боевому расписанию. Окажется ли удачной новая атака? Топп выходит в атаку на замеченный первым больший по размерам силуэт. Огни на судне выключены. Начав маневр, командир определяет, что транспорт идет со скоростью 6 узлов лагом к волне. Топп пытается повернуть на юго–восток, но это не сразу удается: волны, разбиваясь, летят через мостик лодки, и вода сразу же замерзает. Волнение моря усиливается. Налетает снежный разряд с градом. «Неужели все против нас?» – ужасается командир. Видимости никакой. Транспорт словно кто–то проглатывает.

Через некоторое время транспорт вновь показывается. В 00.43 лодка готовится к атаке из пятого аппарата, но выстрела не получается ни электрическим, ни ручным способом.

В 01.21 делается вторая попытка, на этот раз из первого аппарата. Расстояние до цели – 600 метров. Вскоре после выстрела шум винтов торпеды, который сначала хорошо прослушивался акустиком, внезапно обрывается. Промах! «Что за чертовщина!» – ворчат подводники.

В 01.48 – третья атака. Выстреливается торпеда из [188] второго аппарата. Дистанция – 500 метров. Шум винтов торпеды отлично слышен, и... снова промах!

«Судно, кажется, не стоит стольких торпед, но все равно! Сейчас будет сделана еще одна, четвертая, попытка. Так или иначе, с транспортом надо покончить», – решает Топп.

Радист докладывает, что транспорт ведет радиосвязь с берегом на волне 600 метров. Судно запрашивает пункт назначения. Выясняется, что оно принадлежит частному владельцу. Затем транспорт радирует об угрожающей ему атаке со стороны подводной лодки. Как же так? Обнаружить лодку транспорт не мог: ночь слишком темна и видимость очень плохая. Может быть, ему удалось заметить след торпед? Как бы там ни было, транспорт застопорил машины и почти не движется.

В 02.42 – четвертая атака. Волнение моря – 4–5 баллов, ветер северо–восточный, силой до 6 баллов. Выстрел из третьего торпедного аппарата с дистанции 400 метров.

Попадание в корму! Наконец–то! Высокий столб дыма и воды устремляется высоко вверх. С транспорта уже спускают на воду спасательные шлюпки. Судно начинает быстро погружаться, но успевает все же послать в эфир сигналы бедствия, продолжая между тем оседать все ниже и ниже. Через 10 минут над водой отвесно выступает лишь носовая часть, но скоро и она скрывается. Глубина моря здесь – 80 метров.

«U–552» направляется теперь на восток. Под тяжестью нависшего льда порвалась антенна. После ее исправления Топп докладывает командующему о достигнутых результатах и просит дальнейших распоряжений. Он доносит: «Остались две торпеды. Передать их другой лодке невозможно из–за обледенения и условий погоды».

К вечеру на «U–552» была принята ответная радиограмма с приказанием возвращаться в базу.

При сильном ветре с юго–запада волнение усиливается до 7 баллов. Температура воздуха – минус 4 градуса, а вахте на мостике кажется, что не меньше 40 градусов. Настроение у всех неважное, особенно у командира. «Хорошо, что эта собачья арктическая экспедиция кончается!» – думают подводники. Днем море безжизненное. Суда противника, вероятно, укрываются днем где–нибудь в гавани, а ночью под сильным охранением незаметно продвигаются, прижимаясь вплотную к берегу, от одной бухты к другой. [189]

Стоять подводной лодке всю ночь в неглубоких водах вблизи главного порта Ньюфаундленда крайне опасно, но и этот риск не принес большого успеха: два небольших парохода – и это все!

Итак, «U–552» возвращается домой. Как это часто случается, именно теперь стали попадаться настоящие транспорты. Тоннаж первого встретившегося судна не меньше 10000 тонн. Транспорт обнаружили ночью, но при сильном волнении нечего было и думать о том, чтобы атаковать его, да еще только артиллерийским огнем. На рассвете показался второй транспорт. Его водоизмещение тоже не меньше 10000 тонн. Транспорт следовал на юго–запад и находился в очень удобной для атаки позиции. Ветер северо–западный, силой 8 баллов. Поддерживать контакт с ним и выжидать, пока утихнет ветер, невозможно. Топп отпускает добычу. После полудня встречается третье судно – транспорт с на редкость высокими мачтами. Атаковать его невозможно. И все это в течение одного дня, в условиях, когда нечем нанести удар! Транспорт подходит к подводной лодке настолько близко, что ей приходится погрузиться. Терпение Топпа истощается, и он решает попытаться обмануть противника.

В перископ видны три мачты. Тоннаж судна определяется примерно в 4000 тонн. Флага или других знаков национальной принадлежности на судне нет. Вооружения тоже не видно. Вести стрельбу по транспорту из 88–мм орудия при таком волнении нельзя. Лишь 20–мм зенитка, находящаяся над рубкой позади мостика, в какой–то мере годится для осуществления задуманного. Итак, к всплытию!

Часы показывают 17.30. Лодка всплывает примерно в 1000 метрах за кормой транспорта и продолжает следовать за ним.

Офицер–дублер, который находится на мостике, поднимает фонарь и начинает сигналить судну: «Стоп! Вышлите шлюпку!»

С транспорта – никакого ответа. Требование повторяется еще раз.

– Как же вы сигналите, обер–лейтенант? – неожиданно спрашивает старший штурман. Он заметил, что дублер, вместо того чтобы передавать знаки с помощью ручки легко закрывающейся и открывающейся заслонки, пытается [190] проделывать это, пользуясь с трудом передвигающимся контактным рычагом. Конечно, при таком обращении с фонарем знаки получаются малопонятными.

– Ах, да! – спохватывается дублер, вспоминая, что этому делу его когда–то обучали, и смеется над собой. У него, конечно, нет опыта матроса–сигнальщика. – Все равно! – бормочет он смущенно.

Но даже сейчас, когда знаки становятся разборчивее, с судна по–прежнему не отвечают.

Лишь после многократных повторений требования появляются ответные сигналы, но понять их нельзя: временами лодка исчезает за высокими волнами и тогда сигналы вообще не видны. Между тем транспорт продолжает следовать дальше.

– Если не остановитесь, будете атакованы! – передает дублер.

Ответа нет.

– Подготовить зенитку!

Орудийный расчет спешит к зенитному автомату. Первый выстрел – осечка. Затем все идет нормально. Двумя снарядами удается повредить такелаж. Никакого результата.

– Весь магазин в корму!

Наконец транспорт замедляет ход.

Начинает смеркаться. Лодка осторожно подходит к левому борту транспорта. Она готова немедленно погрузиться, если оттуда откроют огонь. Расстояние около 800 метров. Несколько раз повторяется приказание:

– Вышлите шлюпку с судовыми документами.

Надо любыми средствами заставить судно остановиться. В конце концов с транспорта не очень разборчиво передают:

– Пожалуйста, пожалуйста. Капитан сейчас прибудет. Однако пока никакой шлюпки нет. Еще один магазин снарядов в корму транспорта. У тех должно создаться впечатление, что с ними не шутят, хотя все происходящее построено на обмане. Нет ведь ни одной торпеды, и лодка не может причинить транспорту большого вреда.

На верхней палубе транспорта начинается движение. На воду спускают шлюпку, а надо сказать, при таком волнении сделать это не так–то просто.

Вскоре в небольшой шлюпке показывается капитан судна. [191] Высокие волны безжалостно швыряют шлюпку. Она то исчезает из виду, то появляется вновь. Ее того и гляди разобьют налетающие волны. Подводная лодка подходит ближе, на расстояние 600 метров, с подветренной стороны. «U–552» сама с трудом продвигается.

Между тем наступает темнота. Экипаж транспорта готовится оставить судно. Шлюпка с капитаном находится с подветренной стороны подводной лодки и все еще продолжает бороться против сильной волны.

– Чье судно? – спрашивают с лодки по–английски.

Ответа не разобрать.

Тяжелый транспорт дрейфует на лодку. Надо быстрее выяснить все, что нужно.

– Чье судно?

Шлюпка подходит ближе, с нее что–то кричат, сложив ладони рупором, но что именно – разобрать нельзя.

Наконец выясняется, что транспорт греческий и гружен английским военным имуществом.

– Всем оставить судно! – приказывает Топп.

Судно подносит все ближе к лодке. Пора запустить дизели, иначе произойдет столкновение. На транспорте все приготовились сойти в спасательные шлюпки. Личные вещи членов экипажа собраны, и моряки держат их на планшире фальшборта. С судна спускают катер.

Топп в мегафон еще раз повторяет приказание оставить судно, и вскоре на нем никого не остается.

Вот он, беззащитный транспорт! Раньше такую добычу уводили в качестве приза. Теперь же при угрозе удара с воздуха это невозможно.

– Подготовить орудие!

Подводная лодка становится в наиболее удобное по отношению к волне положение. Затем 88–мм орудие открывает огонь, стреляя всякий раз, как только лодка поднимается на волну и какое–то время стоит более или менее ровно.

Уничтожение этого парохода – отнюдь не подвиг. Подводники чувствуют это. Но ведь каждое потопленное торговое судно противника ослабляет его силы, а это главное.

Орудийный расчет промок до нитки. В темный силуэт парохода, одиноко покачивающийся на волнах, продолжают лететь осколочные и зажигательные снаряды. Холодные воды Северной Атлантики уже перекатываются [192] через бак судна. Шлюпки с моряками носятся по волнам. Они то показываются на высоких гребнях волн, то скрываются из виду.

Уничтожение парохода отнимает времени больше, чем предполагалось. Наконец судно погружается, выбрасывая вверх возникшее внутри пламя через люки носовых трюмов. [193]

Дальше