Часть третья.

«Жан Бар» выходит в море

19 июня 1940 года, около 6 часов утра какой-то линкор водоизмещением 35 тысяч тонн огибал мыс Виллес-Мартен, что в двух километрах ниже по течению от Сен-Назера. Он шел со скоростью пятнадцать узлов по узкому фарватеру устья Луары по направлению к морю.

С обрывистого берега за кораблем наблюдали вооруженные карабинами морские пехотинцы, направлявшиеся в Сен-Назер. Кругом царили тишина и покой, и безмятежная гладь эстуария Луары уже заиграла первыми солнечными бликами, которые с каждой минутой становились все ярче. Но вот далеко на востоке послышались глухие раскаты то ли взрывов, то ли канонады — в воздухе мирного утра повисла зловещая тревога. Это отгремели последние в взрывы на английских складах боеприпасов. То утро — 19 июня 1940 года — и правда обещало немало волнений и тревог: в Сен-Назере ждали немцев.

Морские пехотинцы остановились и стали молча прислушиваться к отдаленным раскатам. При этом они не отрывали глаз от громадного корабля: с огромными пушками, торчащими из бойниц стальной орудийной башни, он упорно продвигался к морю. Когда корабль обогнул мыс, солнце осветило его корму, отразившись ослепительным блеском от надраенных медных букв, которыми было выведено название корабля: «Жан Бар».

Для «Жана Бара» этот рейс был знаменательным хотя бы потому, что линкор выходил в море первый раз. Провожали его без лишней помпы — без оркестра и официальных представителей министерства ВМС. Единственным примечательным событием было то, что около 5 часов утра, как раз когда «Жан Бар» едва отвалил от причала, где-то вдали громыхнуло орудие — и выпущенный им снаряд среднего калибра разорвался на его верхней бронированной палубе, аккурат между двумя главными орудийными башнями, не причинив, впрочем, линкору ни малейшего вреда. [247]

На самом же деле выход «Жана Бара» в море был событием, можно сказать, единственным в своем роде как во Франции, так и во всем мире. И вот почему.

«Жан Бар» был заложен в 1936 году. А спустить его на воду предполагалось только в конце 1940 года. Однако, как мы знаем, это произошло на полгода раньше намеченного срока. Линкор покинул судостроительный бассейн через шесть дней после того, как на нем установили двигатели, и спустя три дня после того, как в его котлах развели первые пары. Он не прошел ни ходовых испытаний, ни проверку остойчивости, поскольку турбовинтовую систему на нем смонтировали только 18 июня. На другой день, ранним утром, линкор спешно покинул Сен-Назер, чтобы не попасть в руки к немцам. И уже 22 июня бросил якорь в порту Касабланки. Впрочем, все это было лишь частью великой — многолетней эпопеи, едва не закончившейся трагически. «Жан Бар» сошел со стапелей в то самое время, когда над Сен-Назером нависла угроза воздушных бомбардировок и артобстрелов. И единственным средством защиты для линкора служили его собственные орудия. Более того, «Жан Бар» двинулся к морю по узкому каналу, который начали прокладывать специально для него с таким расчетом, чтобы закончить дноуглубительные работы в октябре. Но работы так и не были доведены до конца — и глубина канала под килем линкора составляла всего лишь несколько сантиметров даже в пик прилива. Таким образом, если бы «Жан Бар» не успел пройти канал до начала отлива, он не вышел бы в море никогда. Линкор не должен был достаться немцам ни при каких обстоятельствах, и случись ему застрять в Сен-Назере, его предполагалось взорвать. Но этого, слава Богу, не случилось.

Что ни говори, у «Жана Бара» была невероятная история. Она вполне достойна того, чтобы снять по ней фильм. Уверяю вас, это была бы захватывающая кинокартина. И подтверждение тому — набросок сценария, который я предлагаю вашему вниманию для вящей убедительности.

* * *

12 декабря 1936 года. — Загорается экран. Под звуки «Марсельезы» начинается официальная церемония. Выстроившиеся в ряд моряки, которых мы видим со спины, берут на караул. Перед ними проходят генералы, адмиралы и высшие чины армии и флота; их сопровождает военно-морской префект в парадной униформе и несколько официальных лиц в гражданском. Процессию возглавляет министр ВМС Франции Ганье-Дюпар. Он прибыл в Сен-Назер специально для того, чтобы «поставить первую заклепку на борт линкора «Жан Бар».

Впрочем, «Жан Бар» тогда даже еще не имел привычные формы корабля — его только-только начали строить. Пока что он состоял из [248] нескольких длинных железных бимсов и стальных листьев обшивки, а по обе его стороны громоздились ряды монтажных кранов. И надо было обладать немалым воображением, чтобы представить себе, что однажды эта бесформенная груда металла обретет стройные обводы корабля, который будет держаться на плаву легко и свободно, как пушинка. Ну а то, что эта бесформенная «конструкция» размещается не на стапеле, как принято, и даже не на дне сухого дока, а на огромной насыпной земляной площадке, как будто речь шла о закладке какого-нибудь завода, и вовсе не поддавалось никакому воображению. В самом деле, странно! Как бы то ни было, закладка «Жана Бара» происходила и впрямь в необычных условиях. И начать наш рассказ следует именно с этого этапа, поскольку «Жан Бар», будучи, с позволения сказать, еще в зачаточном состоянии, уже тогда начал свое невероятное путешествие во времени, обгоняя его неумолимый ход, приведший к трагическому стечению обстоятельств, из которых он вышел весьма достойно — как победитель. Итак, поясним сказанное выше.

С незапамятных времен корабли строили на стапелях, по которым их потом спускали в воду. Спуск судна на воду всегда проходил в торжественной обстановке — под звуки оркестра, в присутствии именитых лиц, непременно с битьем бутылки шампанского о борт и произнесением напутственной речи — своего рода благословения. При этом порой не обходилось без курьезов. Так, например, церемония спуска на воду лайнера «Нормандия» стоила судостроителям с верфей Пеное нескольких бессонных ночей, потому что незадолго до спуска «Нормандия» под собственной тяжестью сорвалась с крепежных блоков и стала медленно сползать со стапелей, и эту самодвижущуюся громадину было уже ничем не остановить. Только когда «Нормандия» наконец плавно вошла в свою стихию и стала на ровный киль, инженеры вздохнули с облегчением. Похожая история случилась и с линкором «Страсбург».

Во избежание подобных осложнений кораблестроители стали закладывать суда не на стапелях, а в сухих доках — просторных и глубоких камерах-колодцах с воротами, обращенными к морю. Вода закачивалась в док и выкачивалась наружу с помощью мощных насосов. Как только корпус судна был отстроен, в сухой док подавали воду, а затем открывали ворота, и корпус оказывался на плаву. Так, например, на верфях Лорьяна и Бреста были построены корабли «Дюнкерк», «Ришелье» и «Клемансо».

Однако такая технология имела один серьезный недостаток: она требовала огромных дополнительных затрат и времени на возведение вспомогательных ремонтных сооружений для других судов. И тогда на верфях Луары специально для «Жана Бара» придумали нечто вроде двойной док-камеры. Вот как выглядела эта конструкция. [249]

Рядом с сухим доком возвели одинаковой с ним длины строительную площадку и обнесли все это одной прочной, водонепроницаемой переборкой, так что получилась как бы единая камера наподобие шлюзовой. Линкор заложили на строительной площадке, и пока шло строительство, сухой док, сообщавшийся с морем (точнее говоря, с Луарой), использовался для других судов. Как только корпус линкора был доведен до конца, в док-камеру время от времени закачивали воду — она заполняла не только сухой док, но и строительную площадку, так что корпус линкора держался на плаву. Затем корпус заводили в док — проделать это было совсем несложно, — после чего воду частично откачивали и корпус оставался в сухом доке, а судно, подлежащее ремонту, временно занимало его место на строительной площадке, выполнявшей функцию и ремонтной. Двойная док-камера вмещала в себя четыреста тысяч кубических метров воды.

* * *

6 марта 1940 года пополудни «Жана Бара» перевели вышеописанным способом со строительной площадки в док. Как явствует из официальных отчетов, операция прошла вполне успешно, в присутствии представителей военно-морского командования и инженерно-кораблестроительного корпуса. Тем не менее, несмотря на присутствие многочисленных наблюдателей, операцию проводили в обстановке строжайшей секретности — «официальные лица» до последней минуты не знали, на какое мероприятие их, собственно, пригласили.

С другой стороны, однако, существовала опасность того, что при транспортировке корпуса линкора с одного места на другое он мог бы по инерции навалиться на внешнюю водонепроницаемую переборку и пробить в ней брешь; в таком случае вода вытекла бы наружу — мощности насосов вряд ли хватило бы, чтобы восполнить утечку — и корпус «Жана Бара» мог опрокинуться, что повлекло бы за собой куда более серьезные последствия. Но, к счастью, опасения кораблестроителей не оправдались — «Жан Бар» переместился со стройплощадки в док как по маслу.

Едва корпус линкора стал на новое место, как его вновь облепили со всех сторон корабелы. И пошло дело: ведь «Жан Бар» должен был во что бы то ни стало выйти в море не позднее октября. Но зачем такая спешка?

Перед войной пальму первенства в линейном кораблестроении удерживали немцы — англичане от них значительно отставали. Единственной соперницей Германии в этой области была Франция. Так, немецкие линейные корабли «Шарнхорст» и «Гнайсенау» были спущены на воду одновременно с французскими «Дюнкерком» и «Страсбургом», [250] причем последние ни в чем не уступают первым. А строительство суперлинкоров «Тирпиц» и «Бисмарк» — каждый водоизмещением 35 тысяч тонн — шло такими же ускоренными темпами, как «Ришелье» и «Жана Бара».

В это же время на итальянских верфях завершилось строительство еще двух суперлинкоров — «Литторио» и «Виттория Венето». Но об их характеристиках и возможностях никаких сведений не было.

Англичане строили пять 35-тысячетонных линкоров, однако работы на британских верфях продвигались очень медленно.

В итоге объединенный англо-французский линейный флот мог противопоставить немцам только несколько крупных французских боевых кораблей; три же действующих английских линейных крейсера — «Худ», «Репалс» и «Реноун» — были построены перед первой мировой войной и значительно уступали современным кораблям в скорости. Принимая в расчет вышесказанное, правительство Ее величества обратилось к правительству Французской Республики с убедительной просьбой максимально ускорить темпы строительства «Жана Бара». И французские корабелы засучили рукава. На борту еще не достроенного линкора вместе с тремя тысячами рабочих-судостроителей трудились машинная и палубная команды. Одним словом, общими усилиями работы предполагалось закончить в октябре. Чрезмерная спешка была ни к чему: дноуглубительные работы в канале, соединяющем док с Луарой, должны были закончиться в первых числах октября, иначе «Жан Бар» просто не смог бы выйти в море. Ну а в начале октября, когда все будет готово, откроют ворота док-камеры, «Жан Бар» осторожно войдет в канал, потом — в Луару и затем двинется к морю по узкому фарватеру, окруженному глубинами не больше пяти метров. Согласно предварительным расчетам, «Жан Бар» должен был двинуться к морю, когда высота прилива достигнет наивысшей точки — при минимальном встречном течении; кроме того, для скорейшего прохождения фарватера в помощь линкору предполагалось выделить четыре буксира — два носовых и два кормовых. Ну а что еще следовало предусмотреть? Разумеется, многое — всего и не перечислить. Впрочем, времени на тщательное продумывание деталей и корректировку расчетов было еще предостаточно. Главное — успеть к октябрю.

* * *

10 мая. Немцы переходят в наступление. Вторгаются в Голландию. И на изломе линии фронта готовятся нанести мощный удар по Франции. На улицах Сен-Назера, перед радиомагазинами собираются толпы народа — горожане затаив дыхание слушают последние известия. Немцы вот-вот войдут во Францию.

12 мая. Бои идут на участке фронта длиной 5000 километров, в том числе на границе с Люксембургом — между Варптским лесом и рекой Саар. Удар нанесен и по Лонгви{10}.

15 мая. Немцы входят в Амстердам. По радио передают короткое сообщение, которое заканчивается так: «К югу от Седана{11} крупные бронетанковые соединения противника прорвали линию обороны и глубоко вклинились в расположение наших войск».

IS мая. Бои идут уже неподалеку от Сен-Кантена{12}. «Положение серьезное, но отнюдь не безнадежное», — уверяет своих сограждан Поль Рейно{13}. Генерала Максима Вейгана назначают главнокомандующим французскими вооруженными силами.

* * *

Под окнами редакции одной из сен-назерских газет, где вывешены оперативные фронтовые сводки, стоит группа горожан. Люди с изумлением, не веря своим глазам, читают названия сданных немцам городов. Молодой лейтенант в форме хаки и начищенных до блеска сапогах обращается к стоящему рядом престарелому капитану:

— Эдак их ненадолго хватит! Надо же, какие бестолковые! Если они и дальше попрут с такой скоростью, снабженцам за ними нипочем не угнаться! Только поглядите, как они растянулись по флангам! И впрямь сумасшедшие!

За спиной бравого лейтенанта, предполагавшего скорый конец немецкому наступлению, стоял капитан I ранга. В отличие от окружающих, он читал сводки совершенно бесстрастно — ничем не показывая, что творится у него на душе. Это был командир «Жана Бара» — ему сам Бог велел сдерживать свои чувства на людях, особенно при подчиненных, поскольку и те, и другие приглядывались к каждому его жесту, прислушивались к каждому его слову. И малейшая несдержанность была для него равнозначна преступлению. Только бессонными ночами, оставаясь наедине с самим собой, мог он дать волю своим чувствам и мыслям. Это были безрадостные мысли и горькие чувства. Пресловутый «ответный удар», блистательная победа на Сене и прочие «успехи» французских войск, вселившие во французов надежду, — ни во что из этого не верил, потому что, к прискорбию своему, сознавал, как, пожалуй, никто другой, — близок тот день, когда немцы выйдут [252] и к Сен-Назеру. И тогда «Жан Бар», запертый в своей «колыбели», попадет прямиком к ним руки — как заяц в силки.

Но самое худшее заключалось в том, что «Жан Бар» уже находился в радиусе действия неприятельских бомбардировщиков. И даже если бы наступление немцев на суше удалось чудом сдержать, «Жан Бар» и, главное, док-камера, куда более уязвимая, нежели сам линкор, могли подвергнуться массированным бомбовым ударам с воздуха.

Впрочем, в Сен-Назере, помимо док-камеры и «Жана Бара», было предостаточно других не менее важных военно-стратегических объектов, как-то: порт с густо разветвленной сетью портовых сооружений, куда непрерывно заходили многочисленные французские и английские конвои. Какими же средствами располагал Сен-Назер, чтобы в случае чего защитить порт и другие важные объекты, включая сверхсекретную док-камеру и сверхмощный боевой корабль, на который возлагали столько надежд французы и их союзники?

Истребительная авиация: ни одного самолета. Все истребители были сосредоточены близ линии фронта. К счастью, Сен-Назер располагал кое-какими средствами противовоздушной обороны. Так, на 15 мая 1940 года система ПВО Сен-Назера включала в себя:

— две батареи 75-миллиметровых зенитных орудий (по десять пушек в каждой), установленных на старых платформах;

— шесть зенитных орудий образца 1937 года — также устаревших;

— несколько зенитных пулеметов калибра 13,2 миллиметра.

И это — все. Нет-нет, мы ничего не упустили — система ПВО Сен-Назера с его жилыми кварталами, портом, доками, крупным железнодорожным узлом, действительно насчитывала всего лишь шестнадцать пушек, притом что шесть из них были устаревшего образца.

Впрочем, для верного счета к этому следовало бы прибавить автономную систему ПВО, которой располагал «Жан Бар». Она включала в себя четыре спаренные пулеметные установки калибра 13,2 миллиметра, размещенные на верхней платформе главной орудийной башни, — их обслуживали моряки. И кроме того, две спаренные пулеметные установки того же калибра, которые обслуживали солдаты из Перпи-ньянской пулеметной роты. Почему именно Перпиньянской — это долгая история. Во всяком случае, первиньянцев направили на «Жар Бар» согласно особому распоряжению министерства национальной обороны. Перед ними была поставлена задача охранять подступы к доку и в случае необходимости вести огонь по воздушным целям противника, если таковые будут обнаруживаться в небе над Сен-Назером. Это было очень ответственное задание и, заметим, трудновыполнимое: как вскоре выяснилось, перпиньянцы держали в руках пулеметы первый раз. А это существенная деталь. [253]

Но куда более важным было другое: немцы продолжали наступать.

20 мая. Поль Рейно, выступая в Сенате, заявил, что отечество в опасности. А народу меж тем объявили, что «наши войска взяли обратно Аррас»{14}. И эта новость ввергла парод в замешательство: оказывается, немцы дошли и до Арраса! Хуже того: на другой день они уже вошли в Амьен{15}. И горькая правда заключалась в том, что немцев уже ничто не могло остановить.

В свете последних событий судьба «Жана Бара» обозначилась с ужасающей определенностью. Речь шла о том, под каким соусом его проглотят ненасытные захватчики: o?in или возьмут его как военный трофей, или же, посчитав, что он им даром не нужен, уничтожат ударом с воздуха. Разумеется, линкор мог постоять сам за себя. Но довольно было разрушить хотя бы одну водонепроницаемую переборку док-камеры, и он был бы обречен. И защитить его было бы нечем. Да и что могут две жалкие батареи 75-миллиметровых орудий и полдюжины устаревших пушек против двух десятков высокоманевренных атакующих бомбардировщиков?

«Неужели и правда конец?» — с тревогой думал командир «Жана Бара», глядя с высоты сторожевой вышки при входе в док на свой корабль — громадную боевую плавучую машину длиной двести пятьдесят и шириной сорок метров, которая даже здесь, в стенах док-камеры, производит устрашающее впечатление. Неужели это чудо военной техники будет навсегда потеряно для Франции?

— «Жан Бар» не потерян... Не видать немцам «Жана Бара» как своих ушей... Линкор выйдет из Сен-Назера еще до того, как в город войдет первый немецкий солдат.

Чьи это слова? Кто позволил себе облечь в них призрачную надежду, которой, как видно, уже не суждено сбыться никогда?..

Теперь, я полагаю, самое время пригласить на сцену главных действующих лиц, от которых во многом зависела судьба линкора. Я имею в виду военных инженеров-кораблестроителей и работников службы технического обеспечения. Они рассуждали в точности как командир «Жана Бара», но до поры до времени хранили молчание. «В ночь с 17 на 18 мая я снова не сомкнул глаз ни на минуту, — писал потом командир «Жана Бара». — Но тревожные мысли одолевали не меня одного. Той ночью не спали мой старший помощник и инженер-капитан-лейтенант из службы наблюдения и технического контроля. Именно он, самый молодой и независимый в суждениях, первым заговорил во всеуслышание». [254]

* * *

Так. на другой после бессонной ночи день — 19 мая, этот самый инженер представил своему непосредственному начальнику (тот возглавлял окружную службу наблюдения и технического контроля за строительством военных объектов в Сен-Назере) некоторые предложения по ускорению строительства «Жана Бара» и по выводу его из дока в кратчайшие сроки. В какие же именно?

Совершенно очевидно, что спуск линкора на воду следовало приурочить к ближайшей дате, когда высота прилива достигнет наивысшего уровня, чтобы корабль мог пройти по каналу в устье Луары. Для этого нужно было рассчитать вероятный исходный вес и осадку корабля с учетом данных ежегодной таблицы приливов. В результате была определена конкретная дата — 19 июня.

В соответствии с этим пришлось пересмотреть всю программу строительства так, чтобы к означенной дате на линкоре были установлены по меньшей мере основные силовые узлы и агрегаты. Причем с таким расчетом, чтобы «Жан Бар» был на ходу уже 10 июня. Что же это были за узлы и агрегаты?

Три паровых котла. Разводить пар пока предполагалось вручную. Подключение установки автоматического управления топкой было решено отложить до лучших времен.

Вспомогательное котельное отделение.

Силовая установка (двигатель): механические узлы с генератором.

Электроэнергетическая система: две кормовые электрогенераторные установки.

Система электроснабжения: три главных распределительных щита — А, В и D.

Три основные линии электропередачи — между постом управления, рулевым устройством, боковыми паровыми машинами и котельным отделением.

Средства безопасности в случае образования течи: два паровых насоса — один мощностью 50 тонн, другой — 300 тонн.

Минимальные средства обеспечения жизнедеятельности экипажа: несколько камбузов, рефрижераторная установка, несколько общих жилых помещений.

Средства внешней связи: два сигнальных прожектора. Один радиопередатчик и два радиоприемника.

Брашпиль и кабестан — для управления якорными цепями и швартовыми.

Наконец, надо было задраить все щели в подводной и надводной частях корпуса корабля, особенно в тех местах, где установка всех остальных систем и агрегатов еще не закончена; кроме того, следовало завершить обшивку палуб и палубных надстроек листами броневой стали. [255]

Вот, практически, и все. И на все про все — месяц сроку.

Новый план был утвержден 21 мая на совещании, в котором участвовали командир линкора и инженеры службы наблюдения и технического контроля. 22 мая план передали на верфи Пеноэ и Луары, где он, соответственно, был принят к исполнению. По вновь утвержденному плану было значительно увеличено число рабочих — с двух тысячи носьмиста человек до трех тысяч пятисот, не считая моряков, которые были на подхвате.

Увеличились и темпы работ. И рабочий день — с девяти часов до десяти, потом до двенадцати, а под конец он и вовсе стал ненормированным. Даже те из рабочих, кто еще недавно требовали (зачастую не без оснований) улучшить условия труда, теперь трудились безропотно, нередко валясь с ног от усталости, лишь бы спасти свое детище от верной гибели. Успеют ли они достроить его до 19 июня или нет? Надо было успеть — кровь из носу. Но и этого было мало.

* * *

В самом деле, какой толк в том, что «Жана Бара» достроят до срока и он сможет развивать скорость до тридцати узлов? Все равно он не выйдет в море и будет заперт в док-камере, точно в западне: ведь попасть в Луару он мог только по каналу, а его еще не достроили. Напомним: дноуглубительные работы предполагалось завершить к началу октября. Что же делать?

Только одно: постараться все закончить не за полгода, как было запланировано, а за один месяц.

И снова командир «Жана Бара» собрал у себя инженеров с верфей Луары и специалистов из компаний» Пон-э-Шоссе». И опять погрузились они в расчеты и вычисления, пытаясь определить, удастся ли уложиться в пересмотренные сроки. Это было очень нелегко, практически невозможно.

— Простите, — сказал командир, — хочу заметить, что если «Жан Бар» выйдет налегке, то есть недостроенный, то по осадке мы выиграем почти целый метр.

Ну а метр — это уже кое-что. В таком случае и объем дноуглубительных работ существенно сократился бы по всей протяженности канала. Однако выигрыша в глубине оказалось явно недостаточно.

Тогда было решено расширить канал — так, чтобы «Жан Бар» мог не только идти, лавируя зигзагами, но и свободно маневрировать по всей ширине канала.

— Ну да Боге ним, — заявил командир линкора, — и так попробуем проскочить. Главное — чтобы ширина канала была чуть с запасом. Итак, к девятнадцатому уложитесь?

— Постараемся. Хотя давайте все же рассчитывать на двадцатое. [256]

Командир возражать не стал — двадцатое, так двадцатое. А сам про себя решил: «где двадцатое, там и девятнадцатое, ну а ближе к делу попробую их уговорить».

Таким образом, если ничто не помешает, канал будет достроен в срок. Ну вот, кажется, и все — других изменений вроде не предвидится.

Между тем опасность воздушного налета нарастала с каждым днем. Немцы обладали стратегическим и тактическим преимуществами не только на суше, но и в воздухе. День ото дня расширялся и радиус действия немецких бомбардировщиков. Сигналы воздушной тревоги уже звучали по всему северу Франции, северо-западу, по центральной части и западной. Если немцы попытаются атаковать «Жан Бар», линкор, безусловно, сможет отразить любой удар своими собственными силами. С другой стороны, это отсрочило бы спуск линкора на воду и, соответственно, его выход в море, что было равносильно гибели. Следовательно, для него надо было построить еще и надежное внешнее укрытие. Командир «Жана Бара» поделился своими мыслями и опасениями на этот счет с командующим 5-м военно-морским округом, и тот, в свою очередь, обратился к общевойсковому командованию с просьбой усилить систему противовоздушной обороны Сен-Назера. Для ознакомления с ситуацией на месте и принятия соответствующего решения из Парижа в Нант прибыл ответственный представитель министерства вооружений.

3 июня в объединенном штабе округа состоялось очередное совещание, на которое был приглашен и командир «Жана Бара». Внимательно его выслушав, представитель министерства распорядился усилить вооружение линкора 90-миллиметровыми орудиями.

— Кроме того, — прибавил он, — вам поставят на борт несколько крупнокалиберных зенитных пушек, которые англичане должны доставить из Гавра.

Как видите, положение на самом деле было не такое уж безнадежное.

Что касается упомянутых 90-миллиметровых пушек, то это, уточним, были спаренные зенитные установки. И «Жан Бар», таким образом, становился обладателем дюжины зенитных орудий среднего калибра. Одна беда: в Сен-Назере таких установок не было. Две из них должны были доставить из Бреста. Однако обстановка в Бресте была не менее угрожающей, чем в Сен-Назере. Так что с двумя установками пришлось распрощаться.

Две другие установки предполагалось снять с «Гладиатора», находившегося в Средиземном море. Но и с ними возникли сложности. Дело в том, что Италия вот-вот должна была вступить в войну, а «Гладиатор» как раз крейсировал у ее берегов. Словом, рассчитывать [257] приходилось на две последние установки, которые стояли в Рюэле{16}.

Таково было положение дел на 3 июня. Командир «Жана Бара» покинул совещание, утвердившись в одной мысли, — продолжать все так, как если бы никакой воздушной угрозы не существовало: «Будем делать все, что в наших силах, стараясь сохранить спокойствие и хладнокровие...»

Тогда же, в начале июня, были достигнуты первые обнадеживающие результаты. 3 июня на линкоре установили один гребной винт, а 7 числа — другой. 10 июня были опробованы брашпиль и кабестан. Между тем работы по установке силового узла, паровых котлов и машин левого и правого борта шли по утвержденному графику. Впрочем, в тот же день старший механик заверил командира линкора, что монтажные работы будут закончены уже завтра, и завтра же можно будет приступить к их испытаниям.

10 июня вечером командир линкора принял у себя инженера-механика, откомандированного из Тулона.

— Мое почтение, командир. Меня прислали провести размагничивание «Жана Бара».

Операция по размагничиванию заключалась в том, чтобы создать вокруг корпуса «Жана Бара» электрическое поле, устранив таким образом поле магнитное, с тем чтобы линкор не притягивал к себе магнитные мины.

— Отлично, — сказал командир, — приступайте.

— Для начала мне нужно провести кое-какие расчеты.

— Хорошо, действуйте.

— Да, но дело в том, что коробки с измерительными приборами куда-то подевались вместе со всем моим багажом. Еще в Марселе. Вот незадача.

— И что же?

— Попробую раздобыть все необходимое здесь. Кстати, измерения и расчеты должны быть произведены на глубине не меньше двадцати метров...

Командир «Жана Бара» взглянул на молодого инженера с нескрываемым удивлением.

— ...Причем в стоячей воде, чтобы не было ни малейшего течения, — невозмутимо заключил новоприбывший специалист.

Командир задумчиво постучал тупым концом карандаша о столешницу, взглянул на стоявшие на столе же часы и проговорил:

— Боюсь, господин инженер, но вы не совсем ясно представляете себе состояние «Жана Бара». [258]

— Простите, командир, но мне нужно только, чтобы вы вывели корабль на рейд, хотя бы часа на два, на три, завтра или, скажем, послезавтра.

Командир «Жана Бара» встал из-за стола.

— Я уже думал об этом и полагаю, что мы только попусту тратим время на разговоры. Благодарю вас. месье. Я лично займусь работами по размагничиванию корпуса моего корабля. Ну а если не успею, то выйду в море и так.

Однако, забегая вперед, скажем, что благодаря изобретательности инженеров-электротехников, работы по размагничиванию корпуса линкора были проведены на месте — в док-камере; там же на корабле установили и защитный электрический пояс.

11 июня были установлены три паровых котла во втором котельном отделении, а также двигатели левого и правого борта. Но на другой день котлы пришлось снять, чтобы как следует отрегулировать клапаны.

Тем временем к командиру линкора прибыл еще один посетитель — инженер из компании «Пон-э-Шоссе», ответственный за работы по тралению строящегося выводного канала. Инженер был бледен и чем-то обеспокоен.

— Командир, — тяжело вздохнув, начал он. — Мы делаем все возможное и невозможное.

— Ну и как успехи?

— Боюсь, к девятнадцатому не управимся.

— Вы же обещали!

— Да, но тут возникла загвоздка. Мы наткнулись на выступ скальной породы, он вдается в русло канала метров на двадцать. Если придерживаться исходной ширины, то к сроку нам не успеть.

— Какую ширину вы можете обеспечить к девятнадцатому?

— Пятьдесят метров.

Таким образом, кораблю длиной двести пятьдесят метров и шириной тридцать пять метров предстояло пройти по каналу шириной не более полсотни метров. Просто невероятно!

— Ладно, пусть будет пятьдесят, — сухо сказал капитан.

— А как насчет глубины? Вы уверены, что восьми метров хватит? Я слыхал — вы приказали монтировать бронированный корпус передней носовой орудийной башни. А мы рассчитывали только на вес самих орудий...

— Я решил не грузить пушки второй башни, чтобы полностью укомплектовать первую башню. Лучше иметь одну достроенную башню, чем две недостроенные. Так что перевеса не будет.

— Надеюсь, командир.

12 июня Германия обрушила на Францию всю свою военную [259] мощь. 13 июня немцы вошли в Париж. Где тогда находилось правительство, одному Богу было ведомо. От его имени Поль Рейно обратился с просьбой к президенту Рузвельту, чтобы Соединенные Штаты объявили во всеуслышание о своей солидарности с Францией и Англией.

15 июня. Немецкие войска перешли Сену, заняли Мелен и Фонтенбло, дошли до Аваллона и Дижона и уже переправились через Сону.

* * *

16 июня отзвуки бесславного отступления докатились и до Сен-Назера — британские солдаты целыми соединениями грузились на суда, отбывавшие в Англию, на глазах у изумленных горожан. Над городом нависла зловещая тишина. Люди пали духом — все, кроме рабочих бригад, трудившихся в секретной док-камере на верфях Луары.

9 часов вечера. Командира «Жана Бара» срочно вызвали к командующему оборонительным округом устья Луары.

— Вы должны выйти в море как можно скорее, капитан.

— Я только об этом и думаю, адмирал.

— Как продвигаются ваши дела?

— Развели пары в трех котлах. Сегодня закончили регулировку клапанов.

— А машины?

— Боковые машины поставили пять дней назад. Уже опробовали их на холостом ходу. Сегодня же испытали трубопроводы и рулевое устройство.

— За чем же дело стало?

— Осталось догрузить орудия носовой башни и соединить гребные валы с турбинами. Нужно, кроме того, опробовать противопожарные трубопроводы, а также водосборники для промывной и питьевой воды. Еще не закончены работы по теплоизоляции парового трубопровода, и это, пожалуй, самое главное. Правда, мы успели отладить систему впускных и выпускных коллекторов.

— Понятно. Так когда же вы рассчитываете выйти в море? Командир «Жана Бара» ненадолго задумался. Потом сказал:

— Надеюсь — в назначенный день, то есть девятнадцатого. Хотя иметь в запасе лишний день, признаться, не помешало бы. Как вы полагаете, адмирал, можно будет перенести выход на двадцатое? А лучше — на ночь с двадцатого на двадцать первое? Да и высота прилива была бы достаточная?

Теперь пришла очередь адмирала задуматься. Он встал и принялся молча расхаживать по кабинету.

— Полагаю, да, — проговорил он наконец. — Хотя немцы уже близко, думаю, на лишний день рассчитывать можно вполне. Итак, пусть будет ночь на двадцать первое. Вы свободны, капитан. [260]

— Всего хорошего, адмирал.

— Да, вот еще что. Вам предстоит идти в Англию.

— В Портсмут?

— Нет, точнее, в Шотландию. Станете в доках Клайда. Там и закончите монтаж остального оборудования. С вами отправится и «Ришелье».

— Ясно, адмирал.

Командир «Жана Бара» вышел от адмирала в приподнятом настроении: лишние сутки совсем не помешают. Таким образом в его распоряжении оставалось еще трое суток. А это уже кое-что.

Но, как говорится, человек предполагает, а Господь располагает. Командир «Жана Бара» не знал, что Провидению было угодно внести коррективы в его планы. Так, 16-го числа вечером стало известно, что «Жану Бару» с «Ришелье» предписано выйти, в Клайд, а уже 17-го днем командир «Жана Бара» получил новое предписание — следовать в Касабланку. Но в тот же день пришла невероятная новость: между Францией и Германией якобы заключено перемирие. Узнав об этом, рабочие уже было подумали, стоит ли теперь гнать лошадей и вкалывать до седьмого пота?

Однако начальство было другого мнения: руководители строительства и военное командование распорядилось не снижать темпа работ ни при каких условиях, потому как на самом деле о перемирии еще только шла речь. Иными словами, обстановка по-прежнему оставалась неспокойной и, стало быть, непредсказуемой.

В тревожном ожидании прошли два дня.

— Командир, вас срочно к телефону командующий оборонительным округом.

Что случилось? Неужели опять какие-то изменения?

— Капитан, — сухо прозвучал голос в телефонной трубке, — вам надлежит выйти в море сегодня же!

— Сегодня?

— Так точно, с вечерним приливом.

— Это же невозможно, адмирал. В лучшем случае — этой ночью.

— А почему не вечером?

— Во-первых, еще незакончены дноуглубительные работы в отводном канале. Во-вторых, док-камеру смогут открыть только к ночи. Сами знаете, эта операция проходит в два этапа, с девятичасовым перерывом.

— Знаю. Ладно, будь по-вашему. Ночью, так ночью.

— Слушаюсь, адмирал. Думаю...

Но адмирал уже дал отбой, и командир «Жана Бара» еще какое-то время стоял в раздумье, сжимая в руках телефонную трубку. Да уж, [261] тут было над чем задуматься: главное, что не позволяло выйти в море сегодня, — недостаточная ширина канала. Командир снова вызвал к себе главного инженера из «Пон-э-Шоссе».

— Мне приказано выйти в море сегодня.

Инженер подскочил на месте, открыл было рот, но командир «Жана Бара» тут же остановил его жестом руки и продолжал:

— Мне нужно знать только одно: вы успеете все закончить к часу ночи, когда высота прилива будет максимальная?

Инженер, даже не успевший перевести дух, задумался, потом сказал:

— Сорок пять метров, командир, ни сантиметра больше. Это я вам обещаю.

— Ладно, пойдет.

«Жан Бар», как мы знаем, был тридцати пяти метров в ширину и двухсот пятидесяти в длину. Таким образом, если бы он стал строго по оси канала, то в запасе у него по обоим бортам было бы по пять метров. И стоило ему отклониться от этой оси хотя бы на пару градусов или случись забарахлить двигателю, либо рулевому управлению, как... Однако домысливать, чем это могло обернуться, было не самое подходящее время. Обстоятельства складывались так, что приходилось рисковать. Тем более что командир уже принял решение: «Жан Бар» выйдет в море в 3 часа утра 19 июня. А сейчас который час? Еще нет и одиннадцати. Значит, впереди — шестнадцать часов. И это время следовало использовать с максимальной отдачей для дела...

— Командир, вас желает видеть английский коммодор. Коммодора представили, и он приветствовал командира «Жана

Бара» в самых изысканных выражениях, выказав при этом высочайший такт и почтение.

— Имею честь сообщить вам, сэр, что с согласия командующего оборонительным округом я готов предоставить в ваше распоряжение один эсминец и два океанских буксира.

Командир «Жана Бара» в свою очередь учтиво поблагодарил любезного англичанина, хотя его слова не вызвали у него ни малейшего удивления: согласно договоренности, англичане должны были предоставить посильную помощь в случае, если «Жан Бар» будет направлен к берегам Англии. При всем том, однако, французскому капитану было любопытно узнать, почему англичане все-таки решили конвоировать линкор, хотя тому было теперь предписано идти в Касабланку. «Не стоит вмешиваться в высокие дипломатические сферы, — решил про себя француз, — поживем — увидим». Коммодор, верно, еще не знал, что у «Жана Бара» был совсем другой порт назначения. [262]

— Ведь вы следуете в Плимут, не так ли, — скорее сказал утвердительно, чем спросил коммодор. — Смею вас уверить, сэр, что в арсенале Девонпорта имеется все необходимое. И «Жан Бар» будет достроен в самый кратчайшие сроки.

— Разумеется, разумеется. Конечно, я выполню все предписания — мне должны их передать перед самым выходом в море.

— Понимаю вас, сэр.

Они договорились, что английский эсминец будет ждать «Жана Бара» на выходе из канала вместе с двумя океанскими буксирами, готовыми вывести линкор в море в случае, если его машины дадут сбой, и сопровождать его в течение двенадцати часов, даже если все будет в порядке. На этом вопрос с эскортом был закрыт.

Командир «Жана Бара» посмотрел на часы — начало двенадцатого. Значит, до обеда еще есть время доложить о ходе дел адмиралу.

— Все улажено, адмирал. Выходим завтра утром, в три часа, как договорились.

— Отлично. Все должно пройти гладко. Да, у меня для вас новость. С воздуха вас будут прикрывать истребители. Их эскадрилья уже стоит наготове под Эскублаком{17}.

— Благодарю, адмирал. У меня к вам одна просьба, не могли бы вы распорядиться, чтобы вечером на «Жан Бар» прибыли капитаны буксиров, которые должны вести нас по каналу?

— Я подумаю. А как в остальном — готовы?

— Пока все идет по плану, адмирал. Даже надеюсь пообедать спокойно.

— Тогда поспешите, а то не успеете. Приятного аппетита, капитан.

Впервые за последний месяц командиру «Жана Бара» представилась возможность передохнуть и отвлечься от ежеминутных забот и хлопот. Он сел в машину, поджидавшую его у дверей штаба командующего, откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза. Теперь и один час покоя был для него истинным счастьем.

Служебная машина доставила его прямиком к «Гранд-Отелю», где он намеревался пообедать. Он неспешно поднялся по ступеням парадной лестницы, вошел в вестибюль, оставил фуражку в гардеробе, вымыл руки в туалетной комнате и направился в обеденный зал. При виде его сидевшие за столами посетители стали тихо перешептываться. У дверей в зал его встретил управляющий — он подошел к нему с озабоченным видом и сокрушенно проговорил: [263]

— Ну вот, капитан, они уже здесь...

— Кто — они?

— Немцы, капитан, кто же еще.

— Так где же они?

— В Нанте. И идут сюда. Здесь только что был один английский полковник. Он видел их собственными глазами — целую моторизованную колонну... Просто ужас, капитан. Ладно, пойду распоряжусь, чтобы вам поскорее подали обед.

— Погодите...

Командир «Жана Бара» вдруг умолк и задумался: «По шоссе из Нанта до Сен-Назера — час с четвертью езды. А «Жан Бар» стоит в четырех километрах от Сен-Назера...»

— Я не буду обедать. Распорядитесь приготовить мне сандвич, прямо сейчас.

— Сандвич? Хорошо, капитан, сию минуту, капитан. Скажите только — с чем?

— С чем угодно, только поскорее. Я спешу.

Командиру «Жана Бара» пришлось обедать — если сандвич можно назвать обедом — на ходу, в машине: надо было выиграть хотя бы несколько минут — сейчас счет шел уже на минуты, если не на секунды... А вот и верфи Луары. Оттуда доносились характерные дробные звуки — стало быть, работы продолжались. Слава Богу, «Жан Бар» цел и невредим! Между тем о подходе немцев на верфях знали уже все: и рабочие, и моряки. Не успел командир ступить на борт линкора, как старший помощник, вышедший к нему навстречу, бесстрастным голосом — как ни в чем не бывало, доложил:

— Похоже, немцы уже в Нанте, командир. И направляются прямо к нам. Я готов выполнить любой ваш приказ.

— Значит, так. Всем рабочим, кроме тех, которые должны обеспечить наш выход в канал, немедленно покинуть корабль. Во-вторых, приказываю подготовить к бою все орудия, что есть на борту. Группе прикрытия приготовиться держать оборону на подступах к верфи. Если что, будем защищаться своими силами. Думаю, еще не все потеряно.

* * *

18 июня 1940 года, незадолго до полудня, на борту «Жана Бара» впервые прозвучал сигнал боевой тревоги. Это было действительно странно — видеть, как самый быстроходный в мире линейный корабль, самый неуязвимый и самый мощный, которому на морских просторах был не страшен ни один противник, волею злой судьбы оказался запертым на берегу и совершенно беспомощным.

Подступы к верфям и докам были перекрыты четырьмя блокгаузами — в них-то и заняли оборону... нет-нет, не солдаты местного гарнизона, [264] а моряки «Жана Бара». Они заменили два взвода 211-й пулеметной роты, которые срочно перебросили на восточную окраину Сен-Назера: им было приказано «отстреливать немецких парашютистов-диверсантов». Что же касается моряков: матросов, механиков, мотористов, котельных машинистов, электриков, — они, конечно, прошли огневую подготовку. Однако продолжалась она, увы, меньше недели. Но они заняли оборону в блокгаузах, не выразив ни тени тревоги, ни малейшего опасения.

Спокойно было и на линкоре. Оставшиеся на борту моряки проверяли боеготовность своих карабинов — передергивали затворы, осматривали казенную часть, готовили боеприпасы и очищали, насколько было возможно, полосы обстрела.

А тем временем в машинном и котельном отделениях, на нижних палубах, возле электрогенераторных установок и у щитов управления кипела работа. Вместе с тем моряки готовились и к самым крайним мерам — чтобы по первой же команде взорвать линкор, это чудо техники, в создание которого было вложено столько сил. Короче говоря, речь шла о том, что если «Жану Бару» не суждено выйти в море со «своими», то он не выйдет в море вообще.

Но это, повторим, должно было произойти в самом крайнем случае. Пока же на борт «Жана Бара» прибыли капитаны буксиров, которым предстояло вывести линкор в открытое море. И командир без лишних слов ввел их в курс дела: отход — в 3 часа утра; основная нагрузка ложится на три самых мощных и наиболее оснащенных буксира — «Минотавр», «Титан» и «Урус»; еще два буксира должны будут следовать рядом для подстраховки.

— Все ясно, командир. Будет сделано, командир.

После этого капитаны буксиров сошли на берег. Было 14 часов 30 минут. Не успели они покинуть корабль, как перед командиром предстал офицер в полевой форме. Лицо у него было встревоженное.

— Скажите, командир, я должен взрывать Майский мост? Через Майский мост над рекой Бриве проходила дорога из Монтуара в Сен-Назер. Но при чем здесь командир «Жана Бара»: ведь мосты и прочие коммуникации совсем не его дело? К тому же этим самым мостом могли воспользоваться сухопутные войска. С какой стати было вмешиваться в чужие дела, внося беспорядок и в без того сложное положение?

— Даже не знаю, что и сказать. Во всяком случае, думаю, вам лучше обратиться с этим вопросом к командующему местным гарнизоном, — справедливо заметил командир.

И офицер спешно отбыл в поисках командующего. В это время с востока уже доносились гулкие раскаты взрывов — война неотвратимо приближалась к Сен-Назеру. [265]

15 часов. Наблюдатели на сторожевой вышке предупредили, что видят моторизованную колонну, которая движется по шоссе из Мон-туара в Сен-Назер. Длина колонны — порядка шестисот метров.

На линкоре подняли национальный флаг.

Перед началом боевых действий на кораблях всегда поднимают самый яркий флаг, чтобы его было видно издалека. Такова морская традиция. И моряки «Жана Бара» решили следовать ей неукоснительно, хотя линкор и находился не в море. Впрочем, церемония поднятия флага прошла молча — почти все члены экипажа стояли на своих боевых постах. Офицеры и матросы временами поглядывали на своего командира, стараясь угадать, о чем он думает и что намерен предпринять в сложившейся обстановке. Но лицо командира не выражало ни малейшего беспокойства — оно было совершенно бесстрастным. Быть может, он думал о том, что сделал все от него зависящее и что теперь остается уповать лишь на судьбу: ибо упредить или изменить ход событий уже не в его силах? Ничуть не бывало. На самом деле командир думал совсем о другом:

«Если у немцев имеется мощное вооружение, в том числе быстроходные танки и бронемашины, и если до сих пор ему удавалось с легкостью сокрушать на своем пути любое препятствие, то с нами ему придется туго. Ведь «Жан Бар» будет покрепче любого современного танка. И за свою машину мне бояться нечего: она не подведет. Единственное, что вызывает тревогу, это, пожалуй, то, что выходить в море придется ночью, отстреливаясь от противника, который будет атаковать с близкого расстояния. Следовательно, надо продумать, как его задержать. От местного гарнизона, понятно, проку мало. С другой стороны, приближающаяся колонна — это всего лишь передовые части немецкой армии. Если я выдержу их натиск, то, возможно, успею выйти в море еще до того, как немцы подтянут к Сен-Назеру основные силы. Ну а там ищи ветра в море. Вот уж действительно, надежда умирает последней».

Но так ли все обстояло на самом деле? По правде говоря, большинство членов экипажа думали иначе. А командир имел обыкновение прислушиваться к мнению своих подчиненных. Почти все офицеры считали, что не стоит дольше ждать и надо как можно скорее взорвать корабль. Немцы того и гляди выйдут к восточным окраинам Сен-Назера, и шансов вывести линкор в море практически не осталось. Так что пусть уж лучше он взлетит на воздух, чем достанется немцам. Ну а для этого достаточно одного-единственного слова, вернее, приказа...

Командир внимательно выслушал мнение офицеров и, покачав головой, ответил:

— Нет, мы не станем уклоняться от встречи с противником, если того потребуют обстоятельства. Мы в силах отразить любой [266] удар и держать оборону достаточно долго. К тому же продовольствия у нас на десять суток. Тем не менее подготовительные меры к взрыву должны быть приняты заблаговременно. В случае крайней необходимости линкор, безусловно, будет взорван. Но только по моему приказу.

— Есть, командир, — в один голос отчеканили офицеры.

15 часов 30 минут... 16 часов... 16 часов 30 минут... Где же немцы? 17 часов. Ни малейших признаков неприятельского присутствия.

— Связь с командующим оборонительным округом, конечно же, прервана? — спросил командир у начальника радиостанции.

— Нет, командир, — неожиданно ответил тот.

— Отлично. В таком случае я поднимусь на вышку. Хочу сам осмотреться.

С наблюдательной вышки просматривалось и широкое устье Луары, и ее берега, и прилегающие к ним земли. Дежурные наблюдатели, не отрывая глаз от перископов и биноклей, глядели в одну сторону. Они даже не услышали, как к ним поднялся командир. Они были явно чем-то встревожены.

— Ты точно видал?

— Точнее быть не может, старина.

— Может, сообщим вниз?

— Валяй... Хотя постой. Нет, давай...

И тут в разговор двух матросов вмешался командир:

— Что-нибудь заметили?

Командир посмотрел в бинокль, протер окуляры и ошва посмотрел. Не может быть!..

Маячившая вдалеке моторизованная колонна была... английская.

Так кто же был прав, решив не торопиться со взрывом корабля? Кто настаивал на том, чтобы, невзирая ни на что, продолжать работы по подготовке линкора к выходу в море? Оказывается, немцев не было и в помине ни в окрестностях Сеп-Назера, ни в небе над ним... Этот бесконечный июньский день закончился так же. как и все предыдущие, — более или менее спокойно. Теперь, похоже, ничто не может помешать «Жану Бару» выйти в море в назначенный час — по крайней мере на это можно было надеяться. А линкор между тем подобно новорожденному младенцу, покинувшему материнскую утробу, начал жить самостоятельной жизнью: его отключили от береговой электроподстанции — он уже сам стал вырабатывать электричество. Еше каких-нибудь пара часов — и «Жан Бар» совсем оторвется от земли.

21 час 15 минут. Все труды пошли прахом.

«Жан Бар» застыл, будто жизнь в нем вдруг оборвалась. Погасли все котлы. Стали все турбогенераторные установки. Прекратилась подача воздуха в котельное и машинное отделения. [267]

— Проверить воздушные клапаны в машинах и котлах! Мгновение-другое — и корабль погрузился в кромешную тьму. На борту воцарилась мертвая тишина, точно в огромном склепе.

— Что это? Диверсия? Авария?

Нет. Произошло то, что. собственно, и должно было произойти. И виной всему — безудержная спешка. Казалось, что «Жану Бару» было суждено проиграть шальную гонку со временем. А время — противник и одновременно судья, не ведающий ни жалости, ни снисходительности. И то, что у него отняли, оно рано или поздно восполняет с лихвой. Так, распределительные электрощиты подключили в рекордно короткие сроки. Браво! А проверить их исправность в спешке никто не удосужился. Вот они и отключились. И все силовые установки — с ними заодно. Неужели это конец?! Пока — нет. Электромеханики, не тратя времени понапрасну, запустили аварийный двигатель — и «Жан Бар» стал мало-помалу оживать. Люди и тут оказались сильнее обстоятельств

22 часа. Начальник Управления дноуглубительными работами потребовал срочной встречи с командиром «Жана Бара».

— Капитан, — сказал он, — должен вас предупредить, что к часу ночи мы не управимся... Это выше наших сил.

— Понимаю. В таком случае когда?

— Не раньше двух, капитан.

— Точно?

— Будьте уверены, капитан.

— Итак, в два. И ни минутой позже!

Таким образом в 2 часа ночи, то есть за час до времени выхода «Жана Бара» в море, канал, соединивший док-камеру с устьем Луары, был уже достаточно глубок и широк, чтобы по нему мог пройти линкор. Впрочем, слова «глубок» и «широк» следует упомянуть с оговоркой, поскольку свободное пространство по обоим бортам корабля составляло не более пяти метров. А глубина? Она тоже была относительная: десять сантиметров под килем плюс высота прилива — и все.

И все же рассчитывать приходилось на десять сантиметров. А что такое десять сантиметров под килем? Да ровным счетом ничего, тем более, если учесть, что на ходу корабль практически никогда не держится ровно, а кренится либо на тот или другой берег, либо на нос или корму, пусть всего на один градус. Так что десяти сантиметров, читайте, как ни бывало. Иначе говоря, корабль садится на киль и затем опрокидывается.

К полуночи дифферент «Жана Бара» на левый борт составлял около двадцати сантиметров — между средней маркой осадки левого и правого борта. И если бы к назначенному часу не удалось устранить дифферент и «Жан Бар» не встал бы на ровный киль, он [268] даже не смог бы войти в канал. Дифферент обычно устраняется путем перекачки воды из одной боковой балластной цистерны в другую или — топлива. Проделать это в общем-то несложно — при наличии достаточного количества воды и топлива. А «Жан Бар» был облегчен до предела — с таким расчетом, чтобы он смог пройти по каналу. Таким образом жидкий балласт линкора составлял не больше двухсот тонн — надо было умудриться выровнять корабль с учетом столь ничтожного балласта. Но тут, когда все расчеты были выверены заново и «Жан Бар», кажется, стал выравниваться, опять все пошло насмарку: распределительные щиты снова вышли из строя — и насосы стали.

Ну как тут было не впасть в отчаяние? Тем более что время утекало подобно золотой реке и теперь надежда была только на аварийный двигатель. Если же и он, не дай Бог, станет, тогда все — пиши пропало.

Пока суд да дело, командир «Жана Бара», как ни в чем не бывало, отдавал приказы и команды по подготовке линкора к выходу в море. На борт вернулись охранявшие подступы к верфям взвод прикрытия и взвод зенитных пулеметов. Скоро стало известно, что взорвали Меанский мост. Теперь сомнений не было: немцы уже близко.

0 часов 30 минут... 1 час... 1 час 30 минут... К «Жану Бару» подошла шлюпка и двинулась вокруг него, время от времени останавливаясь то с левого борта, то с правого. Один из троих, сидевших в шлюпке, при каждой остановке включал портативный фонарь и пристально всматривался в какие-то отметки на том и другом бортах. Это был инженер, отвечавший за устранение дифферента. Он осматривал нанесенные на борта корабля марки осадки.

2 часа. Инженер поднялся на борт и доложил капитану о результатах осмотра: «Жан Бар» — на ровном киле. Следовательно, если глубина и ширина выводного канала соответствуют заданным, линкор должен пройти.

Капитанам буксиров был отдан приказ подготовиться к 2 часам 30 минутам. Вот и они — входят из устья в канал. Командир «Жана Бара» вздохнул с облегчением. Однако он явно поторопился: один из буксиров сел на мель. Как назло, это был «Минотавр», который должен был первым войти в док-камеру и толкать линкор с кормы. В ночной мгле было видно, как два других буксира — «Титан» и «Урсус» пытаются снять своего товарища со злополучной мели.

3 часа. «Жан Бар» был готов выйти в море. Однако прежде надо было проделать следующий маневр. Поскольку док-камера соединялась с каналом не напрямую, линкор должны были сперва завести в небольшой бассейн, развернуть на двадцать градусов вправо и только потом направить в канал. [269]

3 часа 20 минут. «Минотавр» наконец сняли с мели — и он благополучно вошел в док-камеру. И уже в 3 часа 30 минут с помощью «Титана», «Урсуса» и «Минотавра» линкор тронулся с места. Очень медленно и очень осторожно он вышел из док-камеры в бассейн. И так же медленно и осторожно стал поворачиваться на двадцать градусов вправо — градус за градусом.

Когда «Жан Бар» наконец развернулся носом ко входу в канал, было еще темно. Теперь его надо было завести непосредственно в канал.

Но не успели буксиры дать самый малый вперед, как прозвучала команда «стоп машины!». «Жан Бар» сел на мель. Вернее, он уткнулся носом в левый берег канала и стал. Чувствовалось только, как подрагивает его корма, подхваченная отливным течением. Буксиры тоже стали. Похоже, это был конец. Теперь ничего не оставалось, как только ждать, когда нагрянут немцы и захватят линкор как главный военный трофей. Сумеет ли «Жан Бар» постоять за себя? На этот вопрос ответить было трудно, хотя такой случай и был предусмотрен.

— Попробуем сняться с мели, — сказал командир. — Пусть кормовой буксир подойдет поближе. Как наши машины — в порядке?..

На то, чтобы сняться с мели, командиру «Жана Бара» понадобилось три четверти часа. Кругом стояла непроглядная тьма — буксиров почти не было видно. Да что там буксиры! Нос с кормой и то едва можно было разглядеть. В такой обстановке требовались исключительные решительность, точность и слаженность действий — машины на линкоре и буксирах должны были работать одновременно и в такт. И не приведи Бог, чтобы хоть одна из них дала сбой! Первым делом надо было завести корму в русло канала. А связь с кормой, в отличие от носа, не работала: ее тоже установили с рекордной поспешностью — и в самую критическую минуту она оборвалась. Пока налаживали проводку, командир использовал для связи посыльных. В результате синхронность действий на носу и корме была нарушена и пять попыток оторвать нос линкора от берега ни к чему не привели. «Жан Бар» лишь содрогался всем своим громадным корпусов — и ни с места. Но опускать руки было равносильно самоубийству — это понимали все без исключения. С другой стороны, одно неверное или поспешное действие могло привести к катастрофе. Однако, несмотря ни на что, надо было действовать...

Наконец спустя три четверти часа неимоверных усилий в тяжелейших условиях «Жан Бар» оторвался от берега. К тому времени стало достаточно светло и уже отчетливо видны буи, которыми был размечен фарватер канала. И «Жан Бар», следуя этим отметкам, медленно двинулся вниз по каналу. Вот он достиг самого узкого места... [270] и, слава Богу, благополучно его миновал, оставив по обоим бортам запасные пять метров, а под килем — опасные десять сантиметров. Вот уже берега канала расширились, и прямо по курсу распахнулся непривычно широкий водный простор. «Жан Бар» выходил в устье Луары.

И тут в небе показались самолеты.

«Это же наши истребители, из Эскублака. Они должны прикрывать нас с воздуха».

Так было подумали моряки, глядя в утреннее небо. Но уже через несколько мгновений они насторожились: приближающиеся самолеты теперь мало походили на истребителей, во всяком случае по габаритам — уж слишком велики они были. Не успели моряки сообразить что к чему, как их опасения подтвердил сигнал воздушной тревоги: в небе немецкие самолеты!

Сирена взревела в то самое время, когда «Жан Бар» вышел из канала и двинулся по устью Луары, лавируя меж отмелей и банок. Маневрировать и здесь было трудно: по левому и правому борту — глубины не больше пяти метров. А тут еще воздушная тревога!..

Бомбардировщики — их было три, — подойдя достаточно близко, перешли в пикирование и сбросили свой смертельный груз — пять или шесть бомб. Те взорвались по правому носовому борту линкора, едва не задев буксиры. «Жан Бар» ответил залпом всех своих орудий — бомбардировщики тут же набрали высоту и вскоре скрылись в западном направлении. Однако некоторое время спустя они вернулись. И снова пошли в атаку. И опять — мимо цели. От громоподобного грохота орудий «Жана Бара» впору было оглохнуть.

Третий заход. В этот раз, правда, атаковал уже один-единственный бомбардировщик — он сбросил несколько бомб, снизился и обстрелял линкор из пулеметов. Вокруг «Жана Бара» в воздух взметнулись водяные столбы. И тут линкор содрогнулся от сильнейшего удара. В следующее мгновение по его верхней палубе уже стлался густой черный дым — одна из бомб взорвалась между двумя громадными орудийными башнями. Когда дым рассеялся, выяснилось, что взрыв не причинил кораблю сколь-нибудь ощутимого вреда: человеческих жертв не было, а повреждения оказались совсем незначительными. В самом деле, «Жан Бар» походил скорее на огромный танк-амфибию, защищенный, правда, куда более прочной броней.

Через несколько минут последовал очередной — четвертый по счету налет. И в этот раз самолетов было три. Зенитные орудия «Жана Бара» встретили их столь же «горячо», как и предыдущую троицу. Вскоре, однако, выяснилось, что это — французские истребители. К счастью, ни один из них не пострадал!

«Жан Бар» шел своим ходом, машины его работали сначала на пятьдесят, а потом — восемьдесят оборотов. Было солнечно и тихо. [271]

Ветром доносило пьянящие запахи земли — цветущих полей и лугов. «Жан Бар» вошел в рукав Бон-Ане и миновал полузатопленную драгу, принадлежавшую компании «Пон-э-Шоссе». Два дня назад суденышко подорвалось на магнитной мине. Затем «Жан Бар» оставил за кормой рейд Сен-Назера и двинулся дальше по безопасному фарватеру, ведомый патрульным катером.

Вскоре он лег на курс запад-юго-запад и направился к выходу в Бискайский залив. Было 6 часов утра.

* * *

Погода стояла отличная. С северо-востока тянуло легким ветерком. Небо было молочно-белое, видимость — превосходная. Но это как раз меньше всего устраивало командира «Жана Бара» — ему хотелось, чтобы на море опустился туман. Понять его можно было вполне: немецкие самолеты наверняка станут разыскивать линкор если не в устье Луары, то в открытом море. Но и это было не главное. Куда большее значение имело другое — то, что «Жан Бар» держался на плаву и шел полным ходом, рассекая мощным форштевнем сверкающую в солнечных лучах морскую гладь. И это было поистине величайшее чудо!

«Жан Бар» шел не один — его сопровождали выдвинувшиеся чуть вперед эсминцы ближайшего охранения — «Мамелюк» и «Харди». На корме «Харди» развевался адмиральский флаг — на борту эсминца находился главнокомандующий западными военно-морскими силами Франции. По левому и правому борту линкор сопровождали два английских буксира. А за ним в кильватере шел танкер-заправщик «Одэ». Танкер был загружен под завязку — скорость его не превышала восьми узлов, и остальным кораблям приходилось под него подстраиваться. Дальним охранением линкору служил быстроходный английский эсминец. Он шел, описывая широкие круги, появляясь то впереди, то позади конвоя, как бойкий охотничий пес.

Через некоторое время на смену «Одэ» из Лорьяна{18} прибыл «Тарн» — он тоже был тяжело загружен топливом, но обладал куда более быстрым ходом, нежели его предшественник. И дальше конвой двинулся уже со скоростью четырнадцать узлов.

Около половины восьмого английский эсминец дальнего охранения стал вести себя как-то странно. Когда он поравнялся с «Жаном Баром», французы заметили, что офицеры на мостике эсминца неотрывно глядят куда-то в бинокли. Потом англичане включили сигнальный прожектор и передали на «Жан Бар» запрос:

«Куда следуем дальше?» [272]

Англичане, вероятно, успели догадаться, что генеральный курс конвоя проложен отнюдь не к берегам Англии.

«Жан Бар» ничего не ответил: командир линкора счел, что английский коммодор проявил несдержанность и что только адмирал, командовавший конвоем, вправе дать ответ на открытый запрос, да и то, если посчитает это необходимым. Тогда эсминец подошел к «Харди». И командующий ему ответил, что на этом миссия эсминца дальнего охранения закончена. Эсминец отвалил в сторону и в сопровождении английских же буксиров взял курс на северо-запад.

Тем временем командир «Жана Бара» велел передать на «Тарн», чтобы танкер приготовился к дозаправке, линкор должен был принять на борт максимальное количество топлива. В 10 часов 40 минут конвой сбавил ход. В 11 часов 45 минут началась дозаправка. Она продолжалась до 18 часов. Так долго — потому что «Жан Бар», как мы помним, покинул док-камеру чуть ли не порожняком.

Кроме того, не следует забывать и об условиях, в каких производилась установка машин, что не могло не сказаться на их работе в первые же часы похода, который, нетрудно догадаться, был далеко не увеселительной прогулкой. А меж тем температура в машинном отделении подскочила до шестидесяти градусов. Что это означало? А вот что...

В машинном отделении «Жана Бара» была установлена вентиляционная система, которая обычно используется только на стоянках. Когда же корабль на ходу, ее мощности явно не хватает, чтобы охладить трубопроводы, которые заполняются раскаленным паром. К тому же за недостатком времен трубопроводную систему линкора не успели теплоизолировать. В море обычно используется дополнительная турбовентиляторная система. На борту «Жана Бара», разумеется, были турбовентиляторы, только неопробованные. Их попытались запустить. Однако это оказалось не так-то просто: при температуре шестьдесят градусов работать практически невозможно. Электромеханики едва не теряли сознание от удушья.

Оставался один-единственный выход — понизить температуру воздуха в машинном отделении, чтобы создать условия, более или менее пригодные для монтажных работ. Для этого следовало приостановить подачу пара в трубопроводы — иначе говоря, остановить корабль. Но сделать это днем было небезопасно. И командир попросил механиков потерпеть до ночи.

Итак, в 18 часов, по окончании дозаправки, «Жан Бар» двинулся дальше со скоростью двенадцать узлов. Еще не стемнело, когда радисты получили предупреждение о торпедной атаке. Командующий конвоем приказал изменить курс и просигналить «Жану Бару», чтобы в течение следующих нескольких часов тот шел на предельно допустимой скорости. Но не успели на линкоре расшифровать приказ адмирала, [273] как в машине правого борта взорвался струйный насос. Скорость упала до шести узлов. Вот тебе и раз — не было печали! Что же делать?

Находившиеся на борту линкора инженеры стали совещаться, как поскорее ликвидировать последствия аварии, а заодно — как увеличить скорость корабля до двадцати узлов. После бурного обсуждения было решено заменить вышедший из строя насос новым — с одной из главных машин, которую еще не успели собрать. Командир линкора согласился.

На подобную работу, да еще в открытом море, тем более, когда температура воздуха в машинном отделении по-прежнему держалась на отметке шестьдесят градусов, могло потребоваться часов четырнадцать-пятнадцать, не меньше. От усталости люди буквально валились с ног прямо на рабочих местах...

20 июня, к 14 часам обе машины были на ходу и могли выжимать двенадцать узлов. Сутки спустя скорость удалось увеличить до двадцати узлов. И уже 22 июня, в 17 часов, «Жан Бар» благополучно бросил якорь на рейде Касабланки. На этом его эпопея закончилась.

* * *

«Историю «Жана Бара», — писал впоследствии командир линкора, — следует рассматривать не иначе как подвиг, или чудо, сотворенное руками человека». В самом деле, слова «подвиг» и «чудо» в данном случае неразделимы. Как, впрочем, и стечение обстоятельств — в равной степени благоприятных и неблагоприятных, но так или иначе предопределивших судьбу корабля. И последнее из них, причем, не менее примечательное, чем другие, имело место в открытом море.

Как уже говорилось, «Жан Бар» остановился, чтобы к нему мог подойти танкер «Тарн», и начал дозаправляться. Дело продвигалось чересчур медленно, и командир линкора с беспокойством следил за небом.

— Сделаем-ка вот что, — сказал он вахтенному помощнику. — Приостановим дозаправку, отойдем в другое место и там продолжим, а то, не дай Бог, нагрянут немецкие бомбардировщики.

С этими словами он зашел в штурманскую рубку, склонился над картой, на которой был отмечен курс корабля, и, немного подумав, обозначил красным кружком — чуть в стороне от курсовой линии предполагаемой дозаправки. Затем он сообщил о своем решении командующему конвоем на «Харди».

— Принимая в расчет непредсказуемость обстановки, советую закончить дозправку, не откладывая, — ответил адмирал.

Командир линкора, прочитав ответ адмирала, недоуменно пожал плечами. Как это понимать? Это что — приказ? Может, стоит настоять на своем? Однако внутренний голос ему подсказал — «не стоит». [274]

И дозаправку закончили, не откладывая.

А некоторое время спустя, когда конвой двинулся дальше, радисты получили предупреждение о торпедной атаке, о чем было упомянуто выше, с указанием соответствующих координат места. Командир взглянул на карту: атака должна была произойти как раз в той самой точке, которую он, командир, отметил на карте кружком, и в то же самое — предполагаемое — время.

Вот уж действительно — чудо! Судьба как будто лишний раз дала возможность человеку доказать, что иногда он способен повлиять на ход событий куда больше, нежели обстоятельства.