Часть вторая.
Резервисты
Среди документов, позволяющих доподлинно восстановить картину тех или иных драматических событий последней войны, к самым, пожалуй, впечатляющим можно отнести рапорты, доклады, отчеты, сводки и донесения капитанов многих торговых и пассажирских судов, переданных на военно-морскую службу, — так называемых резервистов.
Перечитываешь все это и диву даешься: слишком сильное впечатление остается от прочитанного! И мне, сказать по чести, очень хотелось бы, чтобы эти документы когда-нибудь увидели свет, что называется в чистом виде. При всем том, однако, меня удерживает одно сомнение: будет ли понятен читателям, не искушенным в морских делах, сухой, лаконичный и зачастую сугубо профессиональный язык этих документов. С другой стороны, я не перестаю спрашивать себя: есть ли у меня право предавать гласности эти документы хотя бы выборочно, памятуя, что задача историка заключается отнюдь не в этом? И не будет ли это с моей стороны предательством по отношению к людям, их писавшим, — участникам той самой «войны резервистов»? Нет, передо мной стоит иная задача — связать все документы с главной темой повествования для придания ему исторической достоверности.
Корабли, о которых речь пойдет ниже, имели благозвучные, вполне мирные названия, больше подходившие к романтическим поэмам и рассказам о море. Судите сами: «Лазурный берег», «Серебряный берег», «Святой Октавиан», «Святая Камилла», «Дуэзец», «Руан», «Версаль», «Эйн-Эль-Тюрк», «Офелия», «Ньюхейвен»...
Разве сегодня их кто-нибудь помнит? Боюсь — нет. Все эти названия сгорели в испепеляющем пламени войны, канув в забвение. Хотя ни одно из древних морских путешествий, о которых мы, как ни странно, помним больше, сколь бы тяжелым и опасным оно ни было, несравнимо с недавними военными рейсами мирных кораблей: ведь в большинстве случаев они уходили прямиком в огнедышащую преисподнюю вместе с моряками. И участь гражданских моряков времен [211] второй мировой войны ввергла бы в ужас любого из видавших виды «береговых братьев». И то верно: невероятные приключения пиратов Карибского моря кажутся детскими забавами в сравнении с тем, что выпало на долю резервистов.
И не случайно адмирал Абриаль, главнокомандующий французским Северным флотом, признавался: «Я неоднократно встречался с капитанами торговых судов перед тем, как они выходили в море. И всякий раз у меня было такое чувство, будто я посылаю их на верную смерть...»
Всякий раз!..
Да уж, многим из тех капитанов, штурманов и матросов не было суждено вернуться к родным берегам. Их корабли канули в бездну — безвозвратно. Те же из них, что, за редким исключением, не затонули, не взлетели на воздух тысячами кровоточащих обломков, не сгорели заживо, а чудом уцелели, — те бесславно закончили свой век на корабельных кладбищах. За полной ненадобностью.
Но как бы там ни было, я не ставлю себе целью поведать историю каждого из этих кораблей-героев в отдельности, не говоря уже о том, чтобы перечислить их названия, хотя, безусловно, они все того достойны. Нет, я просто хочу вспомнить о них и отдать им долг памяти, рассказав историю лишь некоторых.
Флиссинген
Побережье Северного моря, к северо-востоку от франко-бельгийской границы, представляет собой сплошную низменность, покрытую дюнами и обрамленную с противоположной от моря стороны частоколом корабельных сосен. С мостиков кораблей, следующих в голландские порты, видны очаровательные церквушки с островерхими колоколенками и живописные ветряные мельницы. А еще дальше на северо-восток, в глубь побережья, вдается широкое устье Шельды. Прямо при входе в устье реки, по левую руку, то есть на северном берегу, расположен Флиссинген. Два шпиля: побольше — протестантской церкви и поменьше — католического костела, — ветряная мельница поверх бастиона, обнесенного старыми крепостными стенами с огромным флагом, — так выглядит Флиссинген с моря.
Итак, 11 мая 1940 года. На рейде Флиссингена стал конвой из войсковых и грузовых транспортов — обычных, только переоборудованных под военные нужды пароходов «Серебряный берег», «Руан» и «Ньюхейвен», в сопровождении французских эскортных миноносцев [212] «Циклон» и «Сирокко» и двух английских эсминцев. Было это в 14 часов 15 минут. Не успел якорь последнего корабля коснуться морского дна, как вдруг, — откуда ни возьмись, — появились немецкие бомбардировщики. Прямо как гром среди ясного неба.
В самом деле, погода в тот день стояла чудесная — бездонное нежно-голубое небо, спокойное, будто уснувшее, море и озаренная ярким солнечным светом цветущая земля. В столь безмятежной обстановке воздушный налет казался событием из ряда вон выходящим, в высшей степени невероятным. На такое способна только война! Солдаты, высыпавшие гурьбой на верхние палубы застывших на морской глади кораблей, были не в силах оторвать глаз от берега, только что такого тихого и прекрасного. Скоро они не узнают его вовсе. Не узнают они и самих себя. Так начался отсчет нового времени...
Все произошло на удивление быстро. Отдаленный, едва уловимый гул, редкие белые, точно снежные комья, облачка дыма на фоне лазурного неба — и все. Ничто больше не нарушало воцарившийся вновь покой. Впрочем, тишина, пронизанная смутной тревогой и вместе с тем призрачной надеждой, длилась недолго. Мгновение-другое — и ее потряс гром войны.
Едва смолкли первые отзвуки отдаленной канонады, как им уже вторили залпы корабельных зенитных пушек и пулеметов. Поднялся такой грохот, что у людей, никогда не нюхавших пороху, от ужаса сжималось сердце. По палубам транспортов метались в панике солдаты в спасательных жилетах, совершенно не понимая, что происходит. Бомбы сыпались с неба с пронзительным свистом, который, как только они касались воды, перерастал в оглушительный грохот взрывов, вздымавших в воздух пенные шипящие фонтаны брызг.
Вскоре тишина наполнилась мерным, повсеместным гулом: это гудели все прибывающие самолеты — они летели очень высоко, посверкивая сталью на солнце, и казалось, будто гудят вовсе не они. Внезапно сквозь монотонный гул послышался резкий вой, переходящий в свист... Потом — всплеск. И тут же — взрыв. Это один за другим атаковали пикирующие бомбардировщики — раз, другой, третий... десятый. Самолеты кружили в небе точно в воздушном цирке, причем совершенно беспрепятственно: ни с воздуха, ни с земли им не было оказано ни малейшего сопротивления.
Бомбардировка длилась уже с полчаса. Оправившись от первого потрясения, люди, столпившиеся на палубах кораблей, начали робко переговариваться друг с другом: «И долго это еще будет продолжаться? Почему зенитчики на берегу не чешутся?» Среди общего шума голосов можно было услышать и такое: «Неужели все? Да какие тут могут быть шутки!..» Нет, это было далеко не все. От «стаи» отделились три бомбардировщика и, перейдя в пикирование, разом устремились [213] в атаку на огромный, прохожий на спящего кита голландский сухогруз, который стоял на якоре в миле к востоку от кораблей французского конвоя. Всплеск, другой, третий — судно оказалось в сплошном кольце взрывов. Над леерным ограждением мостика, точно в кукольном театре, показались две вскинутые сверху головы. С неба прямо на них с воем падал четвертый пикирующий бомбардировщик. На сей раз всплеска не последовало. Вместо клокочущего фонтана в воздух потянулся столб дыма. По крайней мере одна или две бомбы угодили точно в сухогруз — и тот стал медленно тонуть...
15 часов 00 минут. На «Руане» подняли якорь, и пароход, несмотря на бомбежку, двинулся к причалу. На помощь к нему подоспели два буксира. И с их помощью он неспешно вошел в акваторию порта.
И вдруг все разом смолкло. Последние орудийные залпы громыхнули особенно гулко. Однако снаряды были выпущены в пустоту. Непрерывный вой авиамоторов к тому времени мало-помалу стих, и небо опустело. Можно было перевести дух.
15 часов 45 минут. Один из английских миноносцев сигналит пароходу «Серебряный берег»: «Снимайтесь с якоря, заходите в порт». «Серебряный берег» подчиняется.
Вот, наконец, и заветный берег. Он все ближе. Уже можно отчетливо различить безупречно ровные ряды домов с окнами, обращенными к морю, магазины и лавки с красочными, манящими вывесками и витринами. Мирный город, мирные жители — неужели придется их защищать от нежданно нагрянувшей беды? Солдаты не сводят глаз с горожан, особенно с девушек, и те тоже глядят на них неотрывно, с надеждой.
За кормой остались внешние молы. Пройден и аванпорт, отороченный грядой каменных пирсов с примкнувшими к ним дебаркадерами. А вот и порт. Капитан «Серебряного берега», окинув с мостика пристальным взглядом акваторию порта и прилегающих причалов, не заметил ни одного погрузо-разгрузочного снаряда.
К причалам было не приткнуться — ни единого свободного места: последнее занял «Руан», к которому только что подошел плавучий кран. «Серебряный берег» застопорил ход посреди акватории порта, потом развернулся, двинулся обратно к выходу и бросил якорь неподалеку от внешних молов, с внутренней стороны. Солдаты, которым порядком наскучила роль безучастных пассажиров, обменивались безрадостными замечаниями — вроде: «Что творится?» — «Черт знает что! Еще поди разбери...» Время от времени они поднимали глаза к небу. Но все было спокойно. Пока.
17 часов 00 минут. К «Серебряному берегу» подходит катер и передает распоряжение начальника порта: «Возвращайтесь в порт и швартуйтесь бортом к «Руану». Ничего не поделаешь — распоряжение свыше надо выполнять. [214]
С борта «Руана», обращенного к причальной стенке, уже началась высадка личного состава экспедиционного корпуса. Плавучий кран стоял все там же — по другому борту транспорта.
«Подождем, когда отвалит кран, и пришвартуемся», — решил капитан «Серебряного берега».
Зазвенел машинный телеграф — «Серебряный берег» дал задний ход и начал не спеша маневрировать.
Облокотившись на релинги, солдаты смотрят на воду: пространство между судном и берегом мало-помалу уменьшается.
— Воздух!..
Поднебесная тишь наполняется зловещим гулом. Корабельные орудия сотрясаются непрерывными залпами — их раскатам вторят свист падающих бомб и грохот взрывов. Начался новый воздушный налет.
И опять солдаты в ужасе жмутся к переборкам, уступая гражданским в общем-то морякам свою работу. Стоит только самолетам зайти в пикирование, как зенитные пулеметы тут же открывают шквальный огонь. В этот раз в воздухе всего лишь восемь бомбардировщиков. Они атакуют с поразительным спокойствием, не обращая внимания на хаотичную и, главное, неточную пальбу пушек и пулеметов.
И снова на палубе паника: солдаты кидаются врассыпную, спотыкаются и падают, давя друг друга. Одна бомба рванула в каких-нибудь двух метрах от правого борта судна — напротив мостика. К счастью, все обошлось: ни судно, ни люди не пострадали. И уже в следующее мгновение безрассудный ужас сменяется безудержным восторгом: один бомбардировщик охвачен пламенем и падает камнем на землю.
Высадка войск с «Руана», приостановленная на время бомбежки, продолжается. В строгом порядке солдаты один за другим молча спускаются по сходням на причал. Затем выстраиваются в ряд вдоль пакгаузов и строем покидают территорию порта. Тем временем буксир медленно оттаскивает плавучий кран от «Руана», чтобы освободить место возле борта транспорта.
В 18 часов 45 минут бомбардировка прекращается.
Через четверть часа «Серебряный берег» благополучно ошвартовывается рядом с «Руаном». Как только с одного судна на другое перебрасывают сходни, начинается высадка новоприбывших войсковых подразделений. Затем на место «Серебряного берега» становится «Нью-хейвен» — высадка войск возобновляется. В 19 часов на причал сходит последний солдат.
На другой день, то есть 12 мая, в 3 часа утра, после того как закончилась выгрузка материальной части, размещавшейся на борту «Руана», капитан «Серебряного берега» сдал чуть назад, чтобы позволить [215] «Руану» отвалить от причальной стенки, и после сам стал на его место. В 4 часа утра началась очередная бомбардировка. Впрочем, налет был недолгим и неэффективным.
5 часов 00 минут. На борту «Серебряного берега» приступили к выгрузке материальной части. Операция шла до отчаяния медленно.
Разгрузку производили лишь с помощью средств, имевшихся на борту транспорта. А «Серебряный берег», как мы помним, был не сухогрузом, оснащенным мощными грузоподъемными стрелами, а всего-навсего обыкновенным почтово-пассажирским пароходом, крейсировавшим между портами Франции и Англии. Утром 10 мая он спокойно стоял у одного из причалов морского вокзала Кале, как вдруг капитан получил распоряжение немедленно идти в Дюнкерк, где судно поступало в полное распоряжение военно-морского флота. Такая поспешность была обусловлена тем, что как раз в то утро в порту Дюнкерка шла полным ходом погрузка войск и военной техники на небольшие пароходы, которые затем спешно направлялись к берегам Голландии. И вот теперь, по прибытии транспортов в порты назначения, их надо было столь же быстро разгружать. Во Флиссингене в помощь грузчикам портовые власти выделили два десятка матросов. Однако, по едкому замечанию капитана «Серебряного берега», «толку от них не было никакого — одна морока». И французским морякам ничего не оставалось, как, отстранив их, самим взяться за дело. Разгрузка продолжалась все утро без перерыва — даже когда несколько раз звучали сигналы воздушной тревоги.
На соседнем причале разгружали сухогруз «Павон» — он доставил во Флиссинген пушки и прочее вооружение.
В 7 часов 20 минут «Руан» наконец отдал швартовы и под бомбежкой — впрочем, не очень интенсивной — двинулся к выходу из порта. Ну а мы с вами останемся пока на борту «Серебряного берега». Итак, рейс, в который вышел наш «резервист», — он, напомним, начался 10 мая, а закончился, скажем, забегая вперед, 30 июля 1940 года, — был не совсем обычным даже для военного времени.
Незадолго до полудня кормовой трюм транспорта опорожнился почти полностью. К этому часу моряки и грузчики изрядно устали и проголодались и уже подумывали о заслуженном обеде под стаканчик-другой доброго вина. Полдень. О том же, что было дальше, пусть лучше расскажет капитан судна:
«Ровно в полдень нас атаковала эскадрилья вражеских бомбардировщиков. Налет длился не меньше получаса. Корабельных пулеметчиков на боевых постах не оказалось, и самолеты, снизившись метров на сто пятьдесят, принялись поливать нас свинцом из своих пулеметов. Одна бомба упала в метре от левого кормового борта. От взрыва судно содрогнулось всем корпусом. А в причал, в полусотне метров у [216] нас за кормой, угодила торпеда. Взрывной волной в воздух подбросило многотонный грузовик и, как пушинку, швырнуло прямо на мостик «Дилижанта» — единственного французского судна, стоявшего у того причала. Жесточайшей бомбардировке подвергся и морской вокзал Флиссингена. Корму нашего судна сплошь посекло осколками бомб и пулями. Одним из осколков искорежило зенитный пулемет правого кормового борта. Но пулеметчик-комендор Ален Гоарен, личный номер 8392-В.30, даже не дрогнул. Он покинул свой пост лишь после того, как убедился, что его оружие стало совершенно непригодным для ведения боевых действий. Мне хотелось бы особо отметить мужество этого моряка».
Что же касается грузовика, отброшенного взрывной волной на «Дилижент» и застрявшего среди обломков мостика, то вытаскивать его из-под завала не было ни времени, ни возможностей. И спустя несколько минут после случившегося «Дилижант» вышел в обратный рейс с «подарком» из Флиссингена, чем привел в неописуемый восторг всех, кто встречал судно в Дюнкерке.
Между тем во Флиссингенский порт зашло еще одно небольшое французское суденышко — «Охотник-9». Едва оно ошвартовалось у единственного свободного причала, порядком порушенного взрывами бомб, как его капитан кинулся прямиком к начальнику порта, перепрыгивая через завалы из балок и брусьев. Он попросил, чтобы тот распорядился немедленно начать разгрузку судна под прикрытием береговых батарей ПВО. К тому времени разгрузка «Павона» почти закончилась. И матросы «Охотника-9» решили помочь доразгрузить «Серебряный берег». Работа закипела вовсю, и если бы ничто не помешало, она завершилась бы к трем часам пополудни.
Но тут снова нагрянули немецкие бомбардировщики — на сей раз их было три — и принялись бомбить «Серебряный берег».
Капитан «Охотника-9» сигналит капитану «Серебряного берега», чтобы тот скорее отваливал от причала и ждал его на внешнем рейде. В 15 часов 25 минут «Серебряный берег», закончив с грехом пополам разгрузку, спешно покидает порт, оставив на причале шестерых своих матросов — их примет на борт «Охотник-9». О дальнейшем ходе событий мы узнаем опять же со слов капитана «Серебряного берега»:
«В 16 часов 03 минуты вышли в море. Впереди следует «Охотник-9». На траверзе Ванделара встречаемся с тремя французскими эсминцами и под их эскортом, увеличив обороты, следуем дальше. Входим в Южный канал ив 20 часов 05 минут становимся на якорь на внешнем рейде Дюнкерка. В 21 час 00 минут принимаем на борт лоцмана и снимаемся с якоря. Под проводкой лоцмана заходим в аванпорт, несмотря на запрет портовых властей. Получаем приказ морской полиции следовать обратно и стать на якорь на внешнем рейде. Отвечаем, [217] что топливо на исходе. Нас пропускают в порт и в 22 часа 00 минут ставят к молу № 3».
В порту уже стоял «Руан» — он прибыл в Дюнкерк через час пополудни, на пару с «Ньюхейвеном».