Глава 9.

Конфронтация

В раздумьях над планами атак капитан-лейтенант Гленн Уокер Легуен провел много часов без сна в одиночестве своей каюты. Он был уверен, что время действий наступит вскоре. Он не мог понять, почему его до сих пор не атаковали и почему у него не создалось возможности стать нападающей стороной. «Аромат» горящих в печи кукурузных початков наполнял всю кают-компанию. Размышляя, прикидывая, просчитывая, он не выпускал изо рта трубки. Горящая трубка не очень шла ему. Лицо его было юным и чисто выбритым. Его неуемная энергия постоянно заставляла его подниматься на мостик, в особенности во время вахт Ларри Нэвилла.

Легуен использовал Нэвилла для опробования своих идей. Он втягивал меня и Дача Шванера в игру, заставляя представить себя в его роли офицера, управляющего тактикой боя. Сам он изображал командира подлодки и начинал серьезную игру, которая должна была выявить уровень нашего мастерства. Легуен использовал подобную методику для подготовки офицеров и одновременно оттачивал свое мастерство. Однажды Легуен спросил Дача, как он поведет себя, если подвергнется атаке одновременно двух подлодок — с носа и с кормы. [173]

Подумав мгновение, Дач ответил:

— Я бы увеличил скорость, заходя во фланг лодке, идущей навстречу, начал был выполнять противолодочный зигзаг умеренных размеров, чтобы дать возможность артиллерии и пулеметам прицелиться и обстрелять первую лодку, а затем занялся бы второй.

Нэвилл и Легуен принялись обсуждать плюсы и минусы высказанного Шванером. решения. Я внимательно слушал, понимая, что затем должен буду давать свое теоретическое решение, и мне предстояло что-то придумать.

Как я и ожидал, Легуен обратился ко мне

— А что стали бы делать с двумя лодками вы, Кен?

— Командир, — ответил я, — я попробовал бы схитрить. Изобразить нейтрала. Сбить врага с толку, если это еще не получилось само, когда противники старались разобраться, кто же должен атаковать первым.

Легуен рассмеялся вместе с Нэвиллом и Дачем, затем сказал:

— Одну минуту, у Кена правильная мысль, верный ответ. Я тоже пошел бы на хитрость. Я бы поднял испанский флаг и начал бы посылать обеим лодкам световые сигналы, что это испанское судно «Генераллайф», в надежде, что они приостановят свою атаку и тем дадут мне время сманеврировать так, чтобы можно было открыть огонь по обеим лодкам. Ну, как? Что вы об этом думаете, Ларри?

Вопрос был чисто риторическим, потому что Легуен потрепал меня по плечу и покинул мостик.

5 апреля «Эвелин», двигаясь вдоль берега на юг, прошла мимо мыса Гаттерас и маяка Мель Даймонд. Здесь «Эвелин» миновала три затопленных судна, торпедированных ранее капитан-лейтенантом Либе на U-332 и корветтен-капитаном Моорм на U-124. А через несколько дней после того, как «Эвелин» проходила здесь, именно в этом месте затопил свои трофеи — пароходы «Бритиш Сплендор» и «Лансинг» капитан-лейтенант Эрих Топп.

6 апреля в 14:00 при ясной погоде «Эвелин» прошла мимо плавучего маяка Фрйин Пан. Через 12 часов 7 апреля Легуен провел «Эвелин» мимо маяка Джорджтаун, примерно в сорока милях от Чарлстона, Южная Каролина. [174]

Здесь небольшое изменение курса должно было провести судно-ловушку к морскому бую в 9 милях от впадения реки Саванна. Эта точка была достигнута к 23.00 и здесь курс был снова изменен, чтобы пройти мимо Брансвика, Джорджия, к плавучему маяку «Сент-Джонс» напротив Джексонвилл-Бич, Флорида, Здесь примерно в 1330 8 апреля «Эвелин» перехватил и попытался задержать 75-футовый патрульный катер Береговой Охраны. События, которые развернулись далее, начались как комедия, но едва не обернулись трагедией.

Капитану Гленну Легуену — хозяину американского парохода «Эвелин» и одновременно капитан-лейтенанту Гленну Легуену — командиру корабля ВМС США «Эстерион» бросил вызов юный офицер Береговой Охраны. Легуен ни в коем случае не мог раскрыть настоящую роль и назначение своего корабля. Случившееся было совершенно неожиданным.

Небольшой патрульный катер Береговой Охраны был замечен в миле впереди слева по борту. Когда «Эвелин» приблизилась к нему, катер пошел рядом на расстоянии, с которого можно было вести переговоры в рупор. Молодой офицер обратился со следующим:

— Капитан, есть сведения, что впереди — вражеская подлодка, пожалуйста, зайдите за брекватер и встаньте на ночь на якорь.

Лейтенант Дач Шванер, бывший вахтенным офицером на верхней палубе, вызвал Легуена на мостик и уменьшил ход до примерно 4 узлов. Почувствовав изменение оборотов машины, мы с Нэвиллом тоже поспешили на мостик. Легуен стоял на левом крыле мостика и криком общался с офицером Береговой Охраны. Легуен ответил:

— Благодарю за предупреждение, но у меня приказ следовать на юг. Я буду осторожен.

— Сожалею, капитан, но у меня приказ заставлять все торговые суда войти в реку Сент-Джонс и встать на якорь. Приказ относится и к вам.

— Еще раз благодарю, но я продолжу движение на юг. После этого Легуен приказал Шванеру «полный вперед», что тот и выполнил. [175]

Как только «Эвелин» двинулась вперед, уходя от катера, на его носу матрос встал у крупнокалиберного пулемета и вскоре раздалась очередь выстрелов: можно было увидеть отчетливо всплески впереди по ходу «Эвелин». Легуен остановил корабль и обратился к офицеру на катере, находящемуся теперь всего в 50 футах против левого крыла мостика:

— Это специальный корабль, выполняющий особое задание для ВМС США.

Но юный офицер продолжал настаивать, и терпение Легуена кончилось.

— Мистер Шванер, опустите камуфляж левого борта и наведите орудия, — приказал он.

— Иисус, командир, не делайте этого, — закричал Нэвилл, подбегая к Легуену. — Не делайте этого, Гленн!

Легуен промолчал. Шванеру пришлось выполнить приказ. Две 4-дюймовки были наведены на катер и их черные жерла для находившихся на нем должны были показаться входом в ад. Катер рванулся прочь в сторону в облаке черного дыма из выхлопных труб от максимальных оборотов двигателя. Нэвилл бросился в радиорубку и включил частоту радиотелефона. Он услышал, как взволнованный голос требовал:

— Обнаружен вражеский вооруженный надводный рейдер у Джексонвилль-Бич, пришлите немедленно авиацию. Спешно, повторяю, спешно!

Нэвилл доложил об услышанном Легуену. Легуен остановил корабль, укрыл орудия и светотелеграфом послал катеру, который был уже далеко, сигнал подойти поближе. Через минут 10–15, когда над головой уже кружил военный самолет, катер вернулся. На этот раз Легуен приказал опустить трап левого борта Он предложил командиру катера прислать офицера, имеющего допуск секретности. Легуен считал, что это будет и внушительно, и убедительно. Но не получилось — первый раунд «боя у брекватера» выиграла Береговая Охрана.

Офицер Береговой Охраны дал понять, что может подойти только за тем, чтобы взять к себе кого-то из офицеров корабля. Покорившийся теперь Легуен ответил согласием. Нэвилл предложил направить себя Легуен принял это предложение и дал указание связаться с Охраной Морской [176] Границы, при этом он должен был говорить лишь с капитаном Курцем, капитаном 3 ранга Бантингом или капитан-лейтенантом Фэрли. Приняв Нэвилла на борт, в то время как над головой кружил самолет, катер помчался к устью реки Сент-Джонс «Эвелин» осталась его ждать в миле от плавучего маяка. Похоже было, что и второй раунд тоже мог быть выигран Береговой Охраной.

Лейтенант Нэвилл отсутствовал около пяти часов. Под вооруженной охраной его доставили на аэродром Мэйпорт. В Мэйпорте с ним обращались вежливо, но жестко, пока он не смог встретиться со старшим офицером. Это был лейтенант Береговой Охраны, и он признал идентификационную карточку Нэвилла только после того, как Ларри показал ему кольцо, полученное при окончании Морской академии. Впоследствии Нэвилл комментировал этот факт, отмечая, что тогда это кольцо по ценности соответствовало весу золота, из которого оно сделано. С учетом обстоятельств, его ценность ранее явно недооценивалась. Был сделан телефонный звонок в Нью-Йорк по защищенной от подслушивания линии. Лейтенант попросил кого-либо из трех лиц, названных Нэвиллом. На месте оказался капитан 3 ранга Сидней Бантинг, помощник начальника штаба адмирала Эндрюса. К удовлетворению офицера Береговой Охраны вопрос разъяснился, и Нэвиллу дали возможность переговорить с капитаном 3 ранга. Бантинг, казалось, был не особенно обеспокоен инцидентом и был доволен тем, что никому никакого ущерба причинено не было и секретность миссии не раскрылась.

Бантинг рассказал Нэвиллу некоторые подробности об атаке на два танкера этим утром возле Брансвика, Джорджия, и поинтересовался, проходила ли «Эвелин» в этом районе и не была ли участником инцидента. Нэвилл ответил, что «Эвелин» проходила этот район между 06.00 и 08:00, но не приняла сигналов бедствия и не видела никакой необычной деятельности. Бантинг ответил, что ни один из этих танкеров не загорелся, а следовательно, различимого столба дыма, словно маяка, не было. Нэвилл предложил ОВМГ разработать систему кодированной связи, которая бы передавала на «Эвелин» текущую информацию о месте и времени атак подлодок Располагая ею, Легуен мог бы лучше выбирать [177] место для патрулирования. Он заметил, что, несмотря на постоянный контроль эфира, сигналы SSS и SOS не всегда принимаются и распознаются. Бантинг сказал, что займется этим вопросом. Он пожелал Нэвиллу и «Эвелин» «доброй охоты» и попросил передать Легуену, чтобы тот добыл для адмирала белую фуражку командира подлодки. Нэвилл ответил, что адмирал мог бы иметь и вторую. На этом разговор закончился. Персоналу Прибрежной Охраны была высказана просьба о соблюдении секретности миссии корабля. Нэвилл поблагодарил их за хорошее отношение и попросил доставить его на корабль. Просьба была выполнена. На прощание лейтенант Береговой Охраны сказал Нэвиллу:

— Лейтенант, вы не представляете себе, насколько близко вы были к удару с воздуха!{105}

Лейтенант Нэвилл прибыл на борт «Эвелин» в 17:30, незадолго до наступления сумерек. Он поднялся на мостик, чтобы доложить результаты командиру.

— Полагаю, — сказал Легуен, — они обращались с вами, как с американским морским офицером, а не как с военнопленным. Проблема разрешена? Мы можем двигаться дальше?

Нэвилл, удовлетворенный достигнутым, ответил, что кораблю разрешено продолжать движение и в этом смысле никаких проблем нет. Затем он кратко информировал Легуена о подробностях разговора с Бантингом, сообщив его просьбу раздобыть для адмирала белую фуражку. Легуена порадовало предложение Нэвилла Бантингу о более совершенной системе сообщения о действиях подводных лодок. Особое внимание Легуена привлекло высказывание Нэвилла о той бомбежке, которой могла подвергнуться «Эвелин.» Услышав это, он впервые высказал свою озабоченность тем, что продолжающееся пассивное крейсирование без определенного направления находится в противоречии даже с самой либеральной интерпретацией военной морской стратегии и тактики. Полагаться на «случай» — просто ненаучно и только действует на нервы участникам эксперимента. Вспоминая судьбу «Этика», Легуен заметил:

— Страшная цена уже заплачена потерей Хикса и всей команды. Мы должны действовать лучше, или... [178]

Нэвилл закончил предложение:

— Или умереть, сражаясь?

Легуен быстро отреагировал с некоторым унынием:

— Нет, Ларри, я не это хотел сказать. Мы будем действовать лучше, или же мы заставим Эндрюса дать нам то, в чем мы нуждаемся — современное быстроходное судно или даже танкер. И у нас должно быть время на подготовку нашего личного состава соответствующим образом с использованием нашей подлодки. То, что Гарри Хикс попался сразу же после начала деятельности, просто случайность. Его команда еще не имела такой подготовки, как наша

Затем Легуен сказал:

— А теперь посмотрим, где были атакованы «Оклахома» и «Эссо Батон Руж.

И офицеры отправились в штурманскую рубку.

Инцидент «Эвелин» и Береговой Охраны у плавучего маяка Сент-Джонс не особенно обеспокоил адмирала Эндрюса и штаб Охраны Восточной Морской Границы. Это ясно видно из небрежной записи в военном дневнике ОВМГ, сделанной в октябре 1943 года:

Первый поход корабля «Эстерион» (он же пароход «Эвелин») начался о подготовки и продолжался до 18 апреля 1942 года. Серьезных инцидентов в течение похода было немало, включая гидроакустические контакты о подлодками, наблюдения за торпедированными торговыми судами и спасательными лодками, спасение уцелевших. Более того, несколько контактов со своими надводными кораблями и самолетами приводили к неприятным ситуациям, решение которых требовало от командира тактичности и изобретательности{106}.

«Неприятная ситуация»? Именно так — «тактичность и изобретательность»? Капитан Легуен смог выиграть «бой у брекватера» только потому, что Береговая Охрана подчинилась более высокому руководству.

Капитан 3 ранга Сидней Бантинг из Охраны Восточной Морской Границы снабдил Нэвилла некоторыми сведениями. Им сделана такая запись: «Позиция судна «Оклахома» в 02:00 8 апреля в момент атаки: 31° 18'Сев/80°59'Зап. Подлодка всплыла примерно в 03.00 и выпустила 18 снарядов в [179] уже частично погрузившееся в воду судно, после чего исчезла в 03:10. Судно»Эссо Батон Руж» было торпедировано в промежутке времени от 02:23 и 02.43 8 апреля в 31°03'Сев./80°53'Зап. Ни на одном из судов пожар не возник».

Нэвилл нанес эти два места и время на карту. Расстояние между этими точками составило около семнадцати морских миль. Если данные точек верны, то в указанное время одна подлодка атаковать оба танкера не смогла бы. Легуен и Нэвилл согласились, что в такой ситуации должны быть замешаны две подлодки. Командир и помощник не знали, что источником информации Бантинга были устные сообщения уцелевших людей, записанные вскоре после их спасения. Точность этих сведений, собранных в таких обстоятельствах, в лучшем случае, сомнительна. Во всяком случае, Легуен и Нэвилл были уверены, что одна или две подлодки бродят где-то неподалеку. И оба они старались рассчитать и определить, насколько «Эвелин» близка к моменту, когда ее атакуют.

В 02.00 8 апреля «Эвелин» шла курсом 199° в двадцати двух милях севернее сообщенной точки местоположения «Оклахомы». Через три с половиной часа судно-ловушка прошло на расстоянии шести миль от этого места, минуя его по правому борту или со стороны берега, а около 08:00 «Эвелин» прошла в пяти милях от места атаки «Эссо Батон Руж», если оно было указано правильно. Ни одного из судов не обнаружили, и эта информация взбесила Легуена: он хотел знать, почему сигналы бедствия не принимались на запасной радиочастоте. Он предполагал, что лодка все еще находится в районе, через который проходит «Эвелин».

Легуен был рассержен и одновременно испытывал растерянность. Если бы он узнал об атаках вскоре после того, как они произошли, он мог потратить больше времени до зари, приманивая лодку. Нэвилл предположил, что танкеры могли оказаться не в состоянии передав сигналы бедствия и что одна или несколько подлодок все еще могут находиться в этом районе, в связи с чем Береговая Охрана отправляет все грузовое движение к брекватеру и реке Сент-Джонс. Нэвилл согласился с тем, что германские подлодки пробиваются к [180] проливам. Легуен промолчал и еще несколько минут изучал карту. Легуену казалось логичным, что немцев интересовали танкеры, идущие на север. Он решил двигаться до мыса Канаверал, развернуться в запланированном месте и затем медленно идти в сторону берега, если повезет — то в компании с несколькими гружеными танкерами. Ларри Нэвилл ответил согласием:

— Мне кажется, это здорово.

Для штаба Командующего Морскими Операциями стало стандартной процедурой изучение каждой атаки подводных лодок, опрос уцелевших и анализ полученных данных. Мичман А. Дж, Пауэре выполнял задание по анализу сообщений о танкерах «Оклахома» и «Эссо Батон Руж». Эти сообщения, очевидно, служили официальной и узаконенной записью атак. Его сообщение от 21 апреля 1942 года в части, относящейся к «Оклахоме», содержит несколько интересных деталей:

Судно было торпедировано 8 апреля 1948 года в 02:00 ВВВ (военного восточного времени. — Прим. авт.) на 40-футовой глубине и находилось на поверхности около 48 минут.

Местонахождение: 8 миль, 26° от второго буя против Брунсвика. Оно тонуло в сторону кормы, которая опустилась до дна.

Носовая часть была над поверхностью воды.

Пожара на танкере не было.

Основной радиопередатчик был поврежден. Сигнал SOS был передан аварийным передатчиком.

Подлодка всплыла около 03:00 и выпустила около 12 снарядов.

В 03:10 подлодка исчезла в восточном направлении.{107}

Следующие относящиеся к делу подробности о танкере «Эссо Батон Руж» извлечены из выполненного мичманом Пауэрсом анализа от 21 апреля 1942 года:

Танкер был торпедирован в 02:23 8 апреля 1942 года в тридцати милях о пеленгом 23° от светового буя Брунсвик.

Торпеда ударила в правый борт между бункером и машинным отделением.

Машинное отделение было затоплено мгновенно. [181]

Судно затонуло носовой частью вниз в коснулось дна, корма возвышалась над водой на 17 футов.

Радио вышло из строя в результате взрыва.

Команда слышала голос, исходящий от подлодки: «Идите к нам, и мы спасем вас».

Подлодка всплыла примерно через 20 минут после атаки и при лунном свете была отчетливо видна.

Танкер «Оклахома» обогнал «Эссо Батон Руж», двигаясь на север, примерно за чао до торпедной атаки {108}.

Предположительно информация, собранная и обработанная таким квалифицированным исследователем, как мичман Пауэре, значительно более надежна, чем первоначальные записи сообщений уцелевших, все еще не оправившихся от шока людей. Два места атаки, указанные Пауэрсом, находятся друг от друга на расстоянии всего четырех-пяти миль. Это не совпадает с 17 милями, которые получились из данных при разговоре Нэвилла с капитаном 3 ранга Бантингом. Если признать данные Пауэрса верными, то эти атаки могли быть выполнены одной подлодкой. Время, указанное Пауэрсом, которое должным образом анализировалось и проверялось сведущими людьми из числа уцелевших, также подходит под возможную версию атаки одной подлодкой. В отношении сигналов бедствия сообщение Пауэрса указывает на подачу их только «Оклахомой», на которой использовался аварийный передатчик. Возможно, что мощность его была небольшой и его могли услышать в пределах не более двадцати миль от судна. «Эвелин», находившаяся дальше, могла его и не услышать. И наконец, ввиду того, что атаки производились в темное время, возможно, что лодка находилась на поверхности, но оставалась незамеченной все время, кроме нескольких упомянутых кратких периодов. Конечно же, сообщения мичмана Пауэрса были неизвестны ни Бантингу, ни Легуену, ни Нэвиллу во время телефонного разговора. Очевидная неверная информация неумышленно сообщенная Бантингом, оставила у Легуена впечатление, что в этих двух атаках участвовали две лодки. И это ошибочное впечатление в общей схеме событий особого значения и не имело бы, если бы этим не подчеркивалась пассивная стратегия судна-ловушки. Однако бортовой журнал подлодки драматически описывает маневры своего умелого командира. [182]

Атаковавшая лодка была именно U-123, а командиром ее -_капитан-лейтенант Рейнгард Хардеген, добавивший на свой счет дополнительный тоннаж и, без всякого сомнения, Дубовые Листья к своему Рыцарскому Кресту. Если бы Легуен знал, что именно U-123 успешно торпедировала «Этик», и что именно она находится теперь в этом же районе, его артериальное давление от стремления к схватке и от нетерпения подскочило бы так, что его надо было бы мерять не в миллиметрах, а в метрах ртутного столба. Конечно, он этого не знал. Тем не менее, эти два воина, не зная этого, находились теперь относительно близко друг от друга.

И снова Хардеген приводит подробный отчет, иллюстрирующий его искусство и находчивость в тактике подводной войны с грузовым движением на западно-атлантическом театре военных действий. Ниже приводимое описание этих двух почти одновременных атак взято из его вахтенного журнала. Время везде переведено в Восточное Военное.

7 апреля 1942 года.

В 22:30 я нахожусь у северного края брекватера у плавучего маяка реки Сент-Джоно в надводном положении. Здесь должны находиться якорные стоянки, но ни одного судна я не вижу. Огни повсюду, как в мирное время. От плавучего маяка идет сильно раздражающий очень яркий свет. К югу, похоже, располагается летное поле, потому что на высоких зданиях имеются красные предупредительные огни и на земле видны многочисленные красные огни, обозначающие систему посадки. Береговая линия просматривается очень четко, и курортная местность южнее брекватера ярко освещена.

22:50. Силуэт на фоне света плавучего маяка. Похоже, что это судно, идущее курсом на север. Я двигаюсь поперек его курсу. Вдруг замечаю огромную широкую тень по правому борту. Танкер, идущий курсом на юг. Выбираю его в качестве цели. Обхожу его вокруг кормы и вамечаю, что первое судно тоже танкер. Поскольку идущий на север танкер груженый, решаю атаковать его. Вскоре я получаю удовлетворение — второй танкер тоже ложится на северный курс. Пара танкеров! Этот более быстроходный и, обходя первый, он ненадолго включает свои ходовые огни. Я должен первый атаковать его и затем подождать, чтобы увидеть, что будет делать второй. Танкер идет очень быстро, по крайней мере 11,5–13 узлов, вряд [183] ли больше. Ставлю на калькуляторе 11,5 узла и прицеливаюсь в мостик судна — первую надстройку. Преимущество этого в том, что если танкер идет быстрее, чем кажется, то «угорь» попадет ему в корму. Стреляю и промахиваюсь. Расстояние в 2000 метров слишком велико. Скорость его хода я недооценил. Теперь предстоит преследовать его. Я всплываю и на полном ходу иду полтора часа. Благодаря этому я снова оказываюсь впереди танкера. Довольно ясная и светлая ночь даже в отсутствие луны. Море спокойно, даже несмотря на береговой ветер в 13 узлов. Сильное морское свечение заставляет меня действовать о большой осторожностью. Люминесценция нашей кильватерной струи очень заметна. Второй танкер остался южнее и теперь не виден. Я знаю его точное положение, потому что эти суда идут вдоль линии береговых буев.

01:52. Кв. DB6177. Я поворачиваю и выпускаю торпеду на сжатом воздухе из аппарата 1 с расстояния 500 метров. Я почти остановил свое движение, давая одним двигателем самый малый вперед. Через 22 секунды попадание в машинное отделение. Корма мгновенно уходит под воду. Радиосигналов не передает. Танкер этот типа «Эссо Бальбоа» около 9500 брт. Современный танкер со скоростью хода 13 узлов. Поскольку он не загорелся, то второй танкер может ничего и не заметить.

02:07. Я поворачиваю на юг в сторону второго танкера и вижу его тень на фоне буя Брансвик. Он идет близко к берегу, возможно о него что-то заметили. Значит, мне надо идти еще ближе к берегу. Поднимается луна, и я хочу атаковать с запада, прикрываясь темным фоном прибрежного леса. Из-за малой глубины танкер должен изменить курс, чтобы перейти на большую глубину, что он и делает. Я снова нахожусь на широте предыдущей атаки. Видны множественные отражения луны в воде. На танкере, вероятно, все смотрят о правого борта на затопленный корпус моей первой жертвы и радуются, что я не ударил по ним. О правого борта никто не видит, как мы проходим мимо.

02:44. Теперь этот танкер виден ясно при ярком лунном свете, четкий изящный силуэт. Я выпускаю «электрического угря» из аппарата 2 о расстояния 800 метров. Через 60 секунд прямое попадание в машинное отделение. Мы начинаем специализироваться на танкерах. Это уже десятый, потопленный мною на этой лодке. На этот раз сильнейший взрыв, пламя и дым. По радио он тоже ничего не передает. Он кажется крупнев первого, я оцениваю [184] его в 10 000 брт. Теперь обратно к первому танкеру — до него четыре мили и хорошо видно. Корма на дне, труба, носовая часть, мостик — над водой.

03:00. Несколько выстрелов в мостик и нос, чтобы вышел воздух и судно тонуло бы дальше... Полная гибель!

03:33. Возвращалось к другому танкеру. Артиллерийский огонь бесполезен — глубина всего 13 метров и судно уже на дне целиком. Видны все еще труба, мостик, носовая часть, несколько вентиляторов, но верхняя палуба под водой.

04:00. Ложусь на курс 160 градусов.

06:40. Кв DB6446. Погружаюсь. Лодка на дне — глубина 28 метров.

19:58. Всплываю. Двигаюсь к плавучему малку на реке Сент-Джонс.

В какое-то время, когда U-123 лежала на грунте, «Эвелин» прошла очень близко от нее к точке, где произошла встреча с Береговой Охраной напротив плавучего маяка Сент-Джонс Маневры U-123 в продолжение этих двух атак ясно показывают исключительное спокойствие и тактическую компетентность ее командира. Условия ее действий не были благоприятными: лодка действовала близко к берегу у брекватера реки Сент-Джонс, на довольно малых глубинах, вблизи аэродрома и при вероятности появления малых патрульных кораблей. Хардегену помогало яркое освещение береговой линии, безлунная, но светлая ночь, и преимущество подлодки в скорости хода. В упрощенном виде хронология и маневры U-123 показаны на карте.

* * *

Те два танкера, которые капитан-лейтенант Хардеген торпедировал 7–8 апреля 1942 года между Джексонвилл-Бич, Флорида, и Брансвиком, Джорджия, в последующем были спасены. По сообщению мичмана Пауэрса, они были гружены сотнями тысяч баррелей нефтяных продуктов. Ни один из них не загорелся, несмотря на то, что груз «Оклахомы» включал тридцать тысяч баррелей бензина. Позднее в ходе войны оба этих судна все же были потеряны: «Эссо Батон Руж» потопил капитан-лейтенант Гюнтер Позер (U-202) 23 февраля 1943 года в восточной Атлантике, южнее Азорских островов. «Оклахома» была потоплена уже [185] в конце войны 28 марта 1945 года фрегаттен-капитаном Отто-Хайнрихом Юнкером (U-532), севернее Бразилии. Хотя на этом сага о двух танкерах и капитан-лейтенанте Хардегене заканчивается, это еще не означает завершения его приключений в американских водах{109}.

Поздно вечером 8 апреля U-123 снова оказалась возле плавучего маяка Сент-Джонс. Когда сумерки перешли в темноту, Хардеген рассердился и удивился тому освещению, которое он наблюдал. Он был раздражен тем, что с воды он не мог отличать огни автомобилей на берегу от огней движущихся вдоль берега судов. Он удивлялся — на береговой линии Америки затемнение отсутствовало. Тогда, правда, он, как-то упустил из виду, что Европа находилась в состоянии войны уже несколько лет и люди уже освоились с военной дисциплиной, в равной степени обязательной и для военных и для гражданского населения. Позднее он поймет, что и американцы тоже способны подчиняться дисциплине.

За 20 минут до полуночи фон Шрётер заметил тень, идущую на север. Хардеген ее увидел тоже. Это было быстроходное грузовое судно, идущее 12-узловым ходом. Оно было слишком близко и под большим углом, чтобы можно было его успешно атаковать. Хардеген повернул на север, обогнал цель, затем провел маневр для выбора позиции атаки. На это ушло время. Не ранее 01:16 U-123 была готова к атаке. С расстояния 700 метров фон Шрётер выпустил торпеду из аппарата 1, Она попала в корабль в правый борт под передней мачтой. Жертва сразу же передала сигналы бедствия: «SSS SOS SSS. Пароход «Эспарта» компании «Юнайтед Фрут» торпедирована».

«Эспарта» (3365 брт) везла груз замороженных бананов. Она шла из Гондураса в Нью-Йорк. Обычно Хардеген не торпедировал такие небольшие суда, в особенности грузовые; оставшиеся торпеды он хотел истратить на танкеры. Но тут, как он сказал, «мы переоценили размеры судна. Но даже несмотря на малые размеры, это — ценное судно-рефрижератор». Резон в рассуждениях командира подлодки был. «Эспарта» затонула примерно в 15 милях от устья Сент-Мэри и в 23 милях к северо-востоку от плавучего маяка Сент-Джонс. Она была потеряна безвозвратно. Более предприимчивый [187] командир мог бы обеспечить бананами пару суточных рационов для своей команды{110}.

В 04:00 9 апреля U-123 наткнулась на еще одно судно, идущее на север, это был сухогруз-балкер. Хардеген разглядел шесть трюмных люков и целый лес вертикальных опор грузоподъемных стрел перед мостиком.

«Крупный!» — не удержался он от восклицания и спешно выпустил торпеду из аппарата 2. Промах. Записал он это так:

Я был вынужден атаковать, когда луна находилась точно сзади нас (?). Надо было попробовать. Мои данные были точны, а вахтенные на борту судна, вероятно, не обратили внимания. Я почти остановился, двигаясь самым малым ходом на одном двигателе. Я пропустил цель на линию огня. Стреляю из аппарата 2 о расстояния 400 метров. Стрелять пришлось под острым утлом потому, что расстояние уменьшалось. К сожалению, торпеда не попала. Почти у самого носа судна она выскочила ив воды и, резко наклонившись, ушла в воду, вероятно, затем уткнулась в дно океана. Вторая попытка из-за лунного света была невозможна. Очень плохо. Ухожу на юго-восток на большие глубины {111}.

В 07:24, когда солнце поднималось над горизонтом, Хардеген опустил лодку на грунт на глубину 28 метров. Здесь лодка и команда скрывались до заката. Пока Хардеген отдыхал телом, разум его не находил покоя. Он был недоволен собой. Он истратил свою четырнадцатую торпеду впустую, отправив ее на дно Атлантики. Теперь у него оставалось только три «угря». Он ругал себя за излишнюю пылкость. Отклоняясь от своей нормальной хорошо спланированной и четко выполняемой тактики, он поплатился тем, что ничего не достиг. Это был 38-й день этого его похода и 11-й день со дня его встречи с ловушкой подлодок «Кэролин»; всего он выполнил десять торпедных атак. Что теперь, его физическое и умственное напряжение берет свое? Но в этом капитан-лейтенант Рейнгард Хардеген не признается ни перед кем, даже перед самим собой.

В 17:47 при наступлении темноты Хардеген поднял U-123 на перископную глубину и пошел курсом 230° в сторону плавучего маяка Сент-Августин, южнее Джексонвилл-Бич. [188] Через два часа он всплыл на поверхность и продолжил приближение к берегу. В 23:20, всего в трех милях от берега, U-123 изменила курс на 165° и пошла на юг, параллельно линии берега. В 00:58, то-есть уже в следующие сутки, 10 апреля 1942 года, Хардеген встретил грузовое судно в 5000 брт, идущее навстречу. Скорость хода его была примерно 12,5 узлов. U-123 отвернула в сторону, затем пустилась в погоню за уже невидимой целью, потерявшейся во тьме и тумане. На полном ходу Хардеген шел по следу судна. Через два часа он настиг свой приз, обошел его и развернулся в позицию атаки. Запись его в журнале, сделанная 03:09 местного времени, выглядит так:

Судно приближается, расстояние очень мало. Мне приходится отвернуть, потому что на этой позиции оно протаранит нас. Затем я стреляю о угла в 32°. Вижу, что мы стали значительно ближе и теперь непросто увернуться от приближающегося судна. Оно идет ходом примерно в 10 узлов. Они нас видят и, похоже, поражены этим так же, как и мы, потому что вдруг включают свет на мостике и ходовые огни. Они, должно быть, по-настоящему ошеломлены и напуганы. При пуске торпеды расстояние до них было менее 100 метров. И если бы торпеда попала в цель и взорвалась, то досталось бы и нам. Мы слишком близко от них. И будь их наблюдатели повнимательнее, они смогли бы протаранить нас. На этот раз промах — целиком наша ошибка. Из-за плохой видимости мы приняли расстояние до цели слишком большим. Но торпеда в любом случае взорвется через 48,4 секунды. Если она выдерживала заданную глубину движения в 2,8 метра, дна она бы не задела. Глубина в этом месте была семнадцать метров. Должно быть, из-за волны, приподнявшей цель, она прошла под ней. Мы видели вспышку огня и черное облако дыма. Должно быть, она угодила в затопленный корабль или еще во что-то. Я меняю курс и снова иду на юг{112}.

В 06:03 U-123 наткнулась на стоящее грузовое судно. Его два белых, красный и зеленый ходовые огни ярко светили, и оно сильно дымило. Хардеген был подозрителен и рассматривал его с расстояния в 3000 метров. Еще раз попасть в ловушку он вовсе не собирался. Не хотелось ему испытывать судьбу, но уж очень соблазнителен был вызов. Он терпеливо ждал. Через тридцать минут он двинулся на север — не стал [189] хватать наживку. Небо на востоке начало светлеть — наступала заря. Преимущества, которое ему давала темнота, теперь у него не было. А на встрече с ловушкой подлодок ему требовались все преимущества. Терпение победило. После бесплодных и изматывающих суток, в течение которых он прошел 105 морских миль, расходуя свои ограниченные запасы дизельного топлива с большей, чем обычно, интенсивностью, и бесцельно потерял одну из трех остававшихся торпед в результате попадания в потопленный корабль, командир U-123 опустил лодку на дно на оставшееся светлое время суток. Как бы тут могли пригодиться бананы с «Эспарты» для поднятия своего духа и духа команды{113}!

«Эвелин» в 16:00 шла курсом 165° и мыс Канаверал был точно по правому борту. За тридцать минут до этого Легуен был предупрежден Дачем Шванером, очередным вахтенным офицером, что уже виден Канаверал. Дач знал, что командир запланировал разворот для следования обратным курсом{114}.

Примерно в то время, когда Дач отправил к капитанской каюте рассыльного, по правому борту «Эвелин» прошел на север быстроходный танкер. Ясно был виден фирменный знак «Галф Ойл Компани» на дымовой трубе. Скорость его была 14–15 узлов. Мы с лейтенантом Нэвиллом в 15:45 поднялись на мостик и сменили Шванера. Вскоре появился Легуен. К этому времени танкер «Галф Ойл» ушел вперед, а с юга уже появился второй танкер. После того, как мы развернули «Эвелин» для следования обратным курсом — 336°, мы отошли в сторону от пути второго танкера и на расстоянии около полумили. Мы сохраняли это относительное положение на этом же курсе и — благодаря Гольфстриму — шли с такой же скоростью, как и это течение — то есть, около 10 узлов. Следующей точкой привязки на нашем пути на север должен был стать маяк у бухты Понс де Леон. Мы должны были увидеть его между 19:30 и 20:00. Следующее изменение нашего курса должно было произойти около 22:45 южнее залива Сент-Августин.

Вечер пятницы 10 апреля был ясным, с небольшими рассеянными кучевыми облаками и легким северо-западным ветром с берега. Температура составляла приятные 37 градусов [190] Фаренгейта, или 23° 100-градусной шкалы{*20}. Благодаря ветру казалось, что на самом деле прохладнее. Легуен некоторое время находился на мостике, наблюдая, как квартермейстер Роджер Мец определяет пеленг на танкер, идущий слева от нас. Пеленг оставался постоянным, а это означало, что наше положение по отношению к нему не меняется. Перед тем, как уйти, Легуен заметил, что об атаках здесь далеко на юге сообщений не было, и он был доволен тому, что мы повернули обратно. Особенно устраивало его то, что мы были в компании с танкером.

Это неплохая наживка — высказался он по этому случаю.

Он продолжил, высказывая неудовольствие в адрес Охраны Восточной Морской Границы за отсутствие сообщений о действиях подлодок у берегов. Он рассчитывал получать от нее кодированные сообщения о каждой атаке подлодок или об их обнаружении.

Подобно Хардегену, Легуен не знал покоя, но по другой причине. Он хотел совершить свое первое уничтожение подлодки и доставить белую фуражку командира немецкой подводной лодки в кабинет трофеев в штабе Охраны Восточной Морской Границы; сделать так, чтобы количество угрожающих Америке подлодок стало на одну меньше — и одним врагом стало меньше.

Хардегену же хотелось выполнить еще одно последнее нападение в рамках данного похода — на американский танкер, чтобы добавить к потопленному им тоннажу еще 10 000 тонн; сократить торговый флот противника на одно судно, везущее топливо. Легуен стремился к борьбе и успешному патрулированию, стремился направить свою физическую и интеллектуальную энергию в смертельную битву. Хардеген стремился к завершению своего успешного похода так, чтобы безопасно доставить домой лодку и личный состав. Но «герр Ка-Лой» собирался продолжать свою охоту, пока у него остается топливо, продовольствие и боеприпасы. И Легуен будет продолжать свою обманную деятельность, пока не получит другого приказа. Оба они были морскими офицерами, и, как законные противники, были добровольными [191] и беспристрастными участниками в этой смертельной военной игре. Они играют в нее по своим правилам, но исход ее решит судьба

Солнце шло к закату, и мы с Нэвиллом предвкушали прекрасный субтропический закат. Я поинтересовался у Нэвилла, были ли закаты на Востоке такими же прекрасными. Он ответил, что да, когда их корабль был на достаточном удалении от берега и от дыма и вони рыбацких деревень. Особенно ему нравились закаты на востоке Формозы. В ясные вечера солнце садилось за остров, вырисовывая силуэты неровного горного массива и разливая разнообразные цвета от желтого к оранжевому и далее к лиловому, все это на фоне рассеянных облаков и голубого неба. Я сказал ему, что никогда не был в западной части Тихого океана, но, может быть, мы с ним сможем попасть туда еще до окончания войны.

Ларри Нэвилл был в настроении поговорить. Смешанные чувства, вызванные мыслями о близком соседстве невидимых нами подводных лодок, объединяли нас в то время, когда мы шли от Вирджинии до Флориды и обратно, ожидая и не дождавшись атаки. Смысл нашего существования состоял в том, чтобы быть атакованными или атаковать самим. Нам хотелось пережить возбуждение боя и, в случае успеха, удовлетворение от сознания того, что мы можем делать все требующееся от нас, или, по крайней мере, надеяться, что не непредсказуемых ситуаций не создастся. Но в действительности, это была лишь одна сторона монеты. В противолодочной войне обычно всегда есть победитель и побежденный. Ничья случается редко. На нее мы полагаться не можем. Мы приняли наше назначение и должны свой шанс реализовать. Тактические игры Легуена сделали нас настороженными и подготовленными. Мы оптимистически смотрели вперед и были полны уверенности. Мы чувствовали, что знаем, как вести себя во время атаки и как реагировать, находясь в и одиночестве, и в группе людей.

Мы с лейтенантом Нэвиллом могли беседовать, не прекращая наблюдения за поверхностью океана через бинокли; проверять, как у нас по левому борту сзади продолжает идти танкер, рассматривать наш след, убеждаясь, что рулевой не допускает непроизвольного зигзагообразного курса; наблюдая за [192] компасом, проверять соблюдение заданного курса; или контролируя вахту наблюдателей на мостике спереди и сзади — и выполняя еще массу других дел, за которые несет ответственность вахтенный офицер на мостике, когда корабль находится в движении. После длительного пребывания в море и ежедневных четырехчасовых вахт дважды в сутки эти задачи выполняются автоматически, хотя и не становятся рутинными. Небольшой разговор с Нэвиллом о закатах пробудил в нем некоторую ностальгию. Он начал рассказывать о пребывании в Китае и службе на канонерской лодке прибрежного плавания ВМС США «Эшуилл» с 1937 по 1940 год.

Я подумал было, что сейчас услышу лекцию о его подвигах в Китае во время японо-китайской войны. Но вместо нее он развлек меня рассказом, который, наверное, не забуду никогда.

— Кен, жалобы нашего капитана на связь напомнили мне об одном инциденте, который произошел на «Эшуилле». К нам приехал проверяющий адмирал, которого пригласили на официальный прием в Кантоне. Он оставил свой флагманский корабль, крейсер, в Гонгконге и вместе с молодым адъютантом вошел на «Эшуилл», чтобы подняться на нем по Перл-Ривер до Кантона. Своего адъютанта он отправил заранее поездом. Этот адъютант должен был скоординировать адмиральский визит с американским представительством в Кантоне. Путешествие по реке проходило в сильную жару и при большой влажности, и, как полагал адмирал, ни один из белых мундиров, которые имелись при нем, не годился для официального мероприятия. Но на «Эшуилле» прачечной не было.

Адмирал приказал своему адъютанту послать по радио адьютанту указание с помощью американской миссии в Кантоне, направить в док к моменту прибытия «Эшуилла» прачку{*21}. Адъютант, не мешкая, подготовил и отправил указание, как было приказано. Когда через несколько минут адмиралу принесли копию переданного сообщения, он закричал на юного адъютанта так громко, что это услышали все, кто [193] был на корабле, и вообще во всем южном Китае. Видимо, в спешке, при отправке открытым текстом первоочередного сообщения, которое будет принято всеми командирами кораблей в западной части Тихого океана, произошла ужасная ошибка. Слово «Washer», то есть «прачка» по чьей-то оплошности выпало из текста, так что эта часть сообщения выглядела так; «...иметь женщину адмирала в доке немедленно по прибытии «Эшуилла» в Кантон». Слово «оплошность» адмирал не признавал. «Немедленно внесите исправления!» — приказал он. Смертельно перепуганный адъютант в попытке обелить себя с большим тщанием подготовил краткую корректировку и без задержки отправил второе сообщение. Затем принес копию сообщения адмиралу, который, прочитав ее, разразился потоком ругательств, не поддающихся переводу ни на один из диалектов китайского языка. Второе сообщение выглядело так: «В дополнение к моему последнему сообщению — вставьте Washer{*22} между адмиралом и женщиной»{115}.

Байка Ларри Нэвилла приятно отвлекла. Пусть не на долго она сняла умственное напряжение, нараставшее с момента выхода из Норфолка 4 апреля. Вдобавок в компании со своим танкером было приятно время от времени бросить на него взгляд в дополнение к поискам такого объекта, как всплывшая подводная лодка. В 19:00 примерно во время заката солнца во Флориде, была объявлена боевая тревога. Теперь у нас это повседневная процедура — с того времени, когда мы узнали, что в первые темные часы происходит больше всего атак подлодок. В 20:30 объявили боевую готовность номер 2, оставив на боевых постах одну треть личного состава. Мы прошли маяк Понс де Леон и наметили точку на курсе южнее впадения реки Сент-Августин. Здесь новая коррекция курса должна была привести нас снова к плавучему маяку Сент-Джонс на северном крае Джексонвилл-Бич.

После объявления готовности номер 2 нас сменил Ги Браун Рэй. Нэвилл сообщил ему, что, помимо случайных [194] скоплений огней на берегу, затемненный танкер у нас за кормой — единственный нам известный компаньон. Наш истинный курс — 336°. Около 23:00 мы должны изменить курс, чтобы идти к плавучему маяку Сент-Джонс; и поскольку Гольфстрим нам уже не помогает, наша действительная скорость хода около 8 узлов. Бросив долгий взгляд на следовавший за нами танкер, Ги Браун принял вахту.

Пятница 10 апреля 1942 года была во многом схожа с 26 марта, когда несколько противодействующих сил двигались с разных направлений к одной географической точке. В тот день марта капитан-лейтенант Хикс на «Этике»/»Кэролин», корветтен-капитан Генрих Шух на U-105, капитан-лейтенант Рейнгард Хардеген на U-123 — все стремились в ту точку в Атлантическом океане, которая имела координаты 36°00' северной широты и 70°00' западной долготы и обозначена морским квадратом СА9578. Именно в этой точке произошла смертельная схватка Теперь, вечером 10 апреля, сцена готовилась для нового боевого столкновения.

В нем предстояло участвовать эсминцу «Дальгрен» (DD187) «урожая» 1918 года: низкопалубный четырехтрубный корабль, однотипный с эсминцем «Ройбин Джеймс» (DD245) 10 апреля был под командованием капитан-лейтенанта Р. У. Кэвинэ, который сравнительно недавно появился на этом корабле, приняв командование им в пятницу 27 февраля. «Дальгрен» был приписан к 9-й эскадре атлантического флота США и базировался в Ки-Уэсте. Он ежедневно назначался на службу в Школу гидроакустиков. Временами он привлекался к противолодочному патрулированию вдоль Флорида-Ки и побережья на север до Джексонвилла.

В четверг 9 апреля 1942 года в 13:16 «Дальгрен» вышел из Ки-Уэст на патрулирование и шел вдоль берега на север. В полночь на пятницу он находился примерно в 20 милях южнее маяка Сент-Августин. В 00:55 в субботу 11 апреля мичман Е. Дж. Догерти-младший, стоявший вахту с 00:00 до 04:00 как вахтенный начальник, доложил командиру о затемненном судне по истинному пеленгу 20°. В 01:01 Кэвинэ объявил боевую тревогу и готовность номер 1 и двинулся к неизвестному судну, чтобы обследовать его. В то [195] время именно «Эвелин» в режиме затемнения находилась в этом месте. Вероятно, офицеры «Дальгрена» удовлетворились результатами наблюдения и в 01:38 боевая тревога была отменена и эсминец покинул сцену, удалившись курсом 150°{116}.

В 20:09 в пятницу, за пять с половиной часов до обследования «Дальгреном» неизвестного торгового судна, капитан-лейтенант Хардеген поднял U-123 на поверхность в 35 милях южнее плавучего маяка Сент-Джонс. Он был в пределах видимости маяка Сент-Августин по пеленгу 292°. Хардеген и его первый вахтенный офицер Хорст фон Щрётер находились на ходовом мостике. Как всегда при выходе в ночное время на морские торговые пути вдоль атлантического побережья, на местах стоял его экипаж: обер-лейтенант инженер Гейнц Шульц — за управлением; Вольф-Гарольд Шюлер — второй вахтенный офицер — в рубке у аппарата торпедной стрельбы фирмы Сименс; Вальтер Кэдинг — штурман — у штурманского стола в рубке управления; Фриц Рафальски — у радиостанции и гидрофона. Хардегена и фон Шрётера по-прежнему удивляло отсутствие каких-либо заметных оборонных усилий со стороны американцев.

U-123 находилась менее чем в четырех милях от берега. Лодка была настолько близка к берегу, что деревья, здания и радиомачты с их красными предупредительными огнями легко различались офицерами на мостике. Потом они увидели в южном направлении то, что казалось судами, идущими на север. Им показалось, что идет два судна — надстройки на них находились на порядочном расстоянии. Затем они увидели, что это один танкер со значительным расстоянием между передней и кормовой надстройками, Хардеген развернул U-123 на север, чтобы выйти на позицию атаки впереди танкера. Было еще не очень темно, и командир подлодки решил подождать, чтобы не раскрыть себя. Ведь целью его должен стать не менее как «Галф Америка», корабль Галф Ойл Компани, обогнавший «Эвелин» до полудня.

Танкер шел быстро, и U-123 гнал со скоростью 14 узлов в попытке удержать свое положение по отношению к танкеру. [196] По словам Хардегена, из-за «сильной морской фосфоресценции», вызываемой быстрым ходом лодки, которую легко было бы обнаружить с воздуха, он решил замедлить ход и атаковать сзади. Похоже, командир и его атакующий офицер по надводной атаке просчитались из-за необычно высокой скорости танкера — 14 узлов и должны были довольствоваться рискованным ударом по танкеру в левый борт сзади. С учетом ценности приза Хардеген пошел на расчетливый риск. На маневр ушло некоторое время. Через два с половиной часа после того, как он впервые увидел эту цель, он выпустил свою предпоследнюю торпеду. Это произошло точно в 22:22 местного времени в пятницу 10 апреля — он выпустил ее из аппарата 1 с расстояния в 2000 метров. Он приказал атакующему офицеру навести перекрестье прицела в точку перед мостиком с большим запасом. Игра шла в пределах широкого тупого угла в 121 градус. Фон Шрётер с большой тщательностью рассчитал угол и расстояние. Он заверил командира в их точности. Почти через три минуты электрический «угорь» ударил в борт у задней мачты. Хардеген торжествовал{117}. События, последовавшие за этой атакой, он описывает в своем вахтенном журнале так:

Танкер превратился в огромнейший факел, осветивший все вокруг ярко, как днем. Редкое зрелище для флоридских туристов, которые, вероятно, в это время ужинали. Это самый большой танкер из тех, которые мы видели. Он по типу похож на «Шахерезаду», но у этого задняя мачта помещается над средними танками, с грузоподъемностью 13 467 брт. Длина его должна быть более 160 метров (488 футов), потому что он заполнял три четверти поля зрения в УЗО{*23} при угле 90° на расстоянии 1900 метров. Похоже, что у него оторвана корма и задняя часть танкера уже на дне. Теперь мне хотелось быстро закончить работу; Мы выпустили множество артиллерийских снарядов по мостику и по передним танкам, чтобы пожар охватил и остальную часть судна. Попаданий было много. Судно горело яростно, и мы должны были поспешить, чтобы уйти от яркого света пламени. Уверен, [197] что оценил его грузоподъемность довольно умеренно в 12 500 тонн. Он был окрашен в серый цвет. В 04:53 среднеевропейского (22:53 местного) времени мы ушли курсом 165°. Но и теперь через чао хода и 12 миль нашу лодку освещает пламя пожара. Густые облака образовались и отражали красное сияние горящего танкера. Нефть разлилась по воде на большой площади и горит. Сейчас настолько светло, что на мостике можно читать газету{118}.

Капитан-лейтенант Рейнгард Хардеген добавил на свой счет крупный и ценный приз. Названия его он не знал. Но это значения не имело. Значение имел факт того, что атака была успешной, и его, в высшей степени удовлетворительный по любым меркам, поход подходил к концу. Он не забыл своего столкновения с ловушкой подводных лодок «Кэролин» и о потере своего мичмана, фенриха цур Зее Хольцера, но был доволен тем, что, по всем прикидкам, он атаковал и уничтожил во время этого похода вражеских судов общей грузоподъемностью более 60 000 тонн. И у него еще оставался один «угорь» и немало снарядов в хранилищах. Он должен продолжить охоту, добавить к списку побед еще некоторый тоннаж, и надеялся, что в конце похода ему встретится немного самолетов и патрульных кораблей, которые могут подпортить его счет и угрожать его лодке и команде. У него не было намерения препятствовать своей феноменальной удаче. Но пока у него имеется топливо и боеприпасы, охоту он будет продолжать.

Лейтенант Г. Э. Бэрч, из штаба Командующего Морскими Операциями, 27 апреля 1942 года написал меморандум для дела на тему: «Анализ сообщений уцелевших людей с американского танкера «Галф Америка», 8081 т, «Галф Ойл Компани». Относящиеся к рассматриваемому вопросу выдержки из него гласят:

Танкер «Галф Америка» был без-предупреждения торпедирован и обстрелян артиллерией в 22:20 ВВВ 10 апреля 1942 года в 30°10' северной широты и 81°15' западной долготы при движении от Порта-Артур, Техас, в Нью-Йорк о грузом 90 000 баррелей нефтепродуктов. Судно было притоплено и 11 апреля имело крен на левый борт в 40°, перевернулось и затонуло 16 апреля 1942 года. [198]

Танкер шел истинным курсом 358° со скоростью 14 узлов при погашенных огнях, но яркий свет береговых огней мог выделить силуэт судна, радиопередач не было, имелось четверо наблюдателей — и них два на крыше штурманской рубки, и два орудийных расчета на кормовой надстройке. Море было спокойным, северо-западный ветер 2–3 балла, видимость хорошая, судов в пределах видимости не было.

Две торпеды были выпущены одна за другой под углом 35 градусов от кормы к левому борту, одна ударила в танк 7 кормового бункера, вторая — в машинное отделение в 10 футах ниже ватерлинии. Под главной мачтой раздались взрывы и немедленно начался пожар. Машины были остановлены и был дан приказ покинуть судно. Примерно через пять минут после того, как был передан по радио сигнал бедствия на частоте 500 кГц, начался артиллерийский обстрел о расстояния от четверти до полумили со стороны кормы оправа. Примерно 10–12 снарядов было выпущено в дополнение к пулеметному огню красными трассирующими пулями, вероятно, с целью разрушить мачту и антенну. 4-дюймовое орудие на корме было подготовлено к стрельбе, и при нем имелся расчет, но защитного огня оно не вело.

Подлодка не была видна, хотя вспышки выстрелов были видны ясно. Данное судно находилось под командованием капитана Оскара Андерсона.

На борту имелся военно-морской артиллерийский расчет из мичмана и шести матросов.

Высказывались разные мнения, но, похоже, что выпущено было одна за другой две торпеды, под углом примерно в 35° от кормы к правому борту.

Артиллерийский огонь подлодки сопровождался пулеметной стрельбой, однако очевидного пулеметного огня по уцелевшим людям в спасательных шлюпках и в воде не велось.

Одиннадцать (11) членов команды, включая капитана, покинули судно примерно через 10 минут в спасательной шлюпке 1 с носовой части левого борта, отав, таким образом, первыми, кто оставил судно.

Отмечается некоторая разница мнений в отношении поведения военного орудийного расчета в условиях напряженности. По словам мичмана Дж. Г. Тича-младшего, его кормовое 4-дюймовое орудие было заряжено, но возможности использовать его не представилось. Подлодку искали, но обнаружить не смогли. [200]

Капитан Андерсон выразил мнение, что артиллерийский расчет должен был бы сделать определеннные усилия, чтобы использовать кормовое орудие, стреляя по месту вспышек, выстрелов с лодки, дававших хорошую возможность определения цели... Более опытный личный состав мог бы по-другому решить этот вопрос. С другой стороны, третий помощник канонира, прослуживший 7 лет в ВМС США, заметил, что критиковать мичмана он не может ни в коем случае.

По заявлению Уильяма М. Мелони, радиооператора, сигналы бедствия передавались на частоте SOO кГц примерно пять (5) минут после торпедирования судна. ...Мистер Мелони отметил, что использовал основной и резервный передатчики и что измерения в цепи главной антенны показывали, что сообщение передается, но, очевидно, что никто не принял его и не подтвердил приема».{119}

Лейтенант Бэрч включил в свой отчет интервью с Сверре Петерсоном, капитаном судна «Огайо», который сообщил, что был свидетелем атаки подлодки на танкер «Галф Америка». Он двигался на «Огайо» в южном направлении примерно в трех милях севернее «Галф Америка», когда тот подвергся торпедному удару и артиллерийскому обстрелу. В заявлении капитана говорится:

«Первое, что я услышал, был громкий взрыв и вспышка. Немедленно начался большой пожар и затем обстрел, который продолжался 20–30 минут. Пламя было очень сильным. Чтобы звук выстрела дошел до нашего судна, требовалась минута или больше. Мы находились на некотором расстоянии. Звуки выстрелов показывали, что огонь ведется из больших орудий. Артиллерийский огонь начался через некоторое время после громкого взрыва».

Когда капитан Петерсон увидел, что произошло, он остановил свое судно и подождал, пока прекратится обстрел. После этого он вернулся к реке Сент-Джонс и вошел в нее, чтобы встать на якорь на ночь напротив Мэйпорта. Его наблюдения послужили основой для установления момента и места атаки, а также для подтверждения потопления «Галф Америка» и торпедным ударом, и артиллерийским огнем{120}. [201]

В описаниях эпизода с «Галф Америка» имеются некоторые противоречия. С точки зрения историка или специалиста по поведению людей рассказы уцелевших воссоздают несообразные ситуации. Они приводятся здесь, чтобы показать разницу в восприятии людей, находившихся в различных по уровню стрессовых состояниях. Многие из моряков «Галф Америка» были под впечатлением, что в их судно ударило две торпеды. Матрос первого класса Дэнди, входивший в орудийный расчет на корме судна, видел только одну торпеду. Капитан Петерсон судна «Огайо» слышал громкий взрыв и видел вспышку, подтверждающую один удар. Капитан-лейтенант Хардеген в своем вахтенном журнале — несомненно наиболее надежный источник — отмечает, что выпустил только одну торпеду. На основе этого резонно считать, что в «Галф Америка» попала только одна торпеда.

Достойны внимания еще два обстоятельства. Первое — поведение военно-морских орудийных расчетов — оно было предметом обсуждения и оценки. С критикой капитана Андерсона не согласен был его третий помощник, четвертый по старшинству офицер на корабле. Вполне возможно, что вместо того, чтобы бросить свою команду и сесть в первую же шлюпку, Андерсону следовало бы отправиться на корму и, по возможности, призвать орудийный расчет к действию. У молодого мичмана могло не хватить самодисциплины и смелости под огнем, но очевидно и то, что отсутствовала главенствующая роль более зрелых и опытных офицеров судна. Единственным исключением был офицер-связист. Поведение Уильяма Мелони достойно похвалы. Несмотря на артиллерийский обстрел и возможное разрушение антенны, он оставался на своем посту столько, сколько потребовалось для передачи длительного сигнала бедствия как через основной, так и через запасной передатчик. Хотя усилия его оказались напрасными, он тем не менее, выполнил свой долг. Несмотря на расхождения свидетельств, фактом остается то, что американский танкер «Галф Америка» был торпедирован и обстрелян лодкой U-123 у берегов Флориды 10 апреля 1942 года в 22:22 военного восточного времени. [202]

Маяк, образованный пламенем горящего «Галф Америка», собрал вокруг себя все силы, бросившие вызов тактическому искусству и феноменальной удаче выдающегося командира U-123. Капитан-лейтенант Хардеген увел U-123 из ада в сторону зюйд-зюйд-ост. В 23:46, час и двадцать минут спустя после торпедирования «Галф Америка» и ухода U-123 от этого горящего судна, появившиеся самолеты начали сбрасывать парашютные осветительные бомбы, а патрульный корабль — стрелять осветительными снарядами в сторону танкера.

«Теперь начали по-настоящему, — прокомментировал это Хардеген, — три самолета непрерывно бросают осветительные бомбы и осветительные снаряды летят со стороны моря». Но когда самолет двинулся дальше на юг по курсу движения судна и оказался вблизи еще находящейся на поверхности подлодки, Хардеген остановил ее в надежде остаться незамеченным и для оценки ситуации.. В 00:20 11 апреля 1942 года наблюдатель правого борта увидел танкер и грузовое судно, идущие курсом на север. Командир подлодки совершил непредсказуемое — он ввел лодку в промежуток между двумя судами, шедшими параллельными курсами. Из-за воздушной угрозы и осветительных бомб он не посмел вырваться вперед, чтобы там встать в позицию для атаки. Он терпеливо выжидал, когда минует опасность с воздуха и надеялся остаться незамеченным и не услышанным, двигаясь вместе с двумя судами. Эта дерзкий ход был правильным, но ненадолго. В 00:56 самолет бросил осветительную бомбу прямо перед подлодкой. Тревога! Срочное погружение! Хардеген опустил лодку на дно на глубине 20 метров и оставался там 10 минут{121}. Об этом он пишет в вахтенный журнал:

Погружаясь, мы успели поймать сообщение на волне 600 метров парохода «Эвелин», сообщавшего о замеченной подлодке и точном месте этого. С нее нас должны были увидеть, когда самолет бросил осветительную бомбу. Теперь самое время исчезнуть отсюда, поэтому я всплываю и двигаюсь в более глубокие воды.

01:45 ВВВ. Видим медленно идущее грузовое судно. Кажется, оно идет курсом на север. Это была бы легкая цель, но я не хочу атаковать из-за надоедливых осветительных бомб. [203]

02:06 ВВВ. Со стороны левого борта подозрительная тень. Она почти неподвижна или очень медленно идет северным курсом».{122}

Капитан-лейтенант Хардеген поднял U-123 на поверхность. Он двигался в сторону больших глубин и подальше от плотного авиаприкрытия вдоль побережья. Он находился в 27 милях от горящего «Галф Америка». Теперь на горизонте виднелось только красное зарево. Внешне Хардеген был спокоен, но голову тяготили тревожные мысли.

А «Эвелин» в полночь на пятницу 10 апреля 1942 года находилась примерно в 7 милях от берега и в 12 милях юго-восточнее от маяка Сент-Августин и шла истинным курсом 342°. Это направление должно было привести судно-ловушку к плавучему маяку Сент-Джонс. Сопровождавший его танкер шел по левому борту, тем же курсом и с той же скоростью. До него было около 15 сотен метров со стороны того борта «Эвелин», который был обращен в сторону берега. В 00:32 лейтенант Дач Шванер заметил красное сияние от большого пожара на горизонте. Он вызвал командира и объявил боевую тревогу. Легуен освободил Шванера от вахты, и мы с Нэвиллом заняли свои посты на мостике. В 00:50 самолет с высоты примерно 3000 футов бросил парашютную осветительную бомбу перед кораблем на небольшом расстоянии. Темнота превратилась в дневной свет, заливающий окружающую поверхность моря. Самолет продолжал лететь курсом на юг, снизившись на несколько сотен футов и прошел со стороны нашего левого борта между нами и танкером В этот момент я опустил пониже бинокль, чтобы рассмотреть танкер, и тут же увидел идущую по поверхности подлодку. Прочистив горло, я сказал лейтенанту Нэвиллу, стоявшему в нескольких футах от меня:

— Мистер Нэвилл, посмотрите на корму танкера — на двух третях расстояния до нее всплывшая подлодка.

— Да, я вижу ее. Гленн, посмотрите сюда, вот ваша подлодка.

Легуен отреагировал немедленно. Он приказал рулевому, квартирмейстеру третьего класса Артуру Масчеру, взять влево 5°. Затем повернулся к Нэвиллу и сказал, что повернул влево в сторону танкера, чтобы Шванер смог бы произвести [204] выстрел, не попав в танкер. Затем он приказал мне взять телефон и передать Шванеру указание опустить загородку левого борта и нацелить орудия на подлодку, не захватывая правый борт танкера и не открывать огня, пока линия прицела не станет свободной от танкера Я взял телефон у писаря первого класса Каррика Эндрью и устно передал приказание старшему артиллерийскому офицеру. Лейтенант Шванер подтвердил прием приказа, и я передал его подтверждение капитану. Когда я вернулся на крыло мостика, подлодка уже погружалась. Боцманмат Роджер Мец, который помогал боцману Куку в штурманском деле при прибрежном плавании, спешно взял компасный пеленг на лодку. Орудийные расчеты Шванера так и не смогли открыть огонь. Тогда Нэвилл сказал Легуену, что следует передать стандартное сообщение об обнаружении подводной лодки. Эндрью передал указание в радиорубку мичману Луковичу{123}.

Теперь у Легуена был достойный противник в смертельной игре «обмани — сбей с толку — удиви!». Он мечтал со временем сравниться со своим кумиром «Каменной стеной» — генералом Джексоном

Он сказал Нэвиллу, что решился атаковать. Он направил «Эвелин» право на борт и уменьшил ход до 4 узлов. Танкер теперь на своем курсе на север не мешал маневрам. Легуен приказал Масчеру держать курс по компасному пеленгу к точке, где была замечена подлодка. Затем капитан приказал Эндрью передать мичману Рэю в машинное отделение остановить главную машину и немедленно подняться на мостик. Нэвилл не стал задавать вопросов, потому что знал, каким будет следующий ход командира. Это должна быть его игра — по его правилам, с его стратагемой и его ходами. Он будет судьей, тренером и полусредним игроком, только игра не будет футболом. Легуен собрал на мостике всех своих офицеров и телефониста Эндрью и объяснил свои намерения:

— Мы видели подлодку, двигавшуюся за кормой этого танкера. Теперь она погрузилась. Она может уйти в любом направлении. Мы остановили машины, чтобы можно было слушать. Скорее всего, она пойдет в одном из двух направлений: или пойдет за танкером, или в сторону больших глубин. Полагаю, [205] что она будет следовать за танкером в погруженном состоянии, пока с самолета сбрасывают осветительные бомбы, затем она всплывет и начнет свою атаку. Мы должны поймать ее до того, как она всплывет, или она переиграет нас.

Он отправил мичмана Луковича к гидроакустику с приказом начать пассивный поиск. Шванеру он приказал опустить загородки, держать орудийные расчеты в полной готовности и подготовить глубинные бомбы на глубину взрыва 50 футов — их должны были сбрасывать с мостика. Далее Легуен планировал идти сразу за танкером. Если лодка не обнаружится, повернуть назад и двинуться курсом на восток в сторону больших глубин. Ги Брауну он приказал находиться с телефоном в руках наготове в машинном отделении, чтобы дать полный ход сразу, как только это понадобится. В заключение он обратился к нам с Нэвиллом, попросив нас оставаться на мостике{124}.

Легуен приступил к выполнению своего плана. Пятнадцать минут он шел за танкером, стараясь услышать шум медленно вращающихся винтов подлодки. Ничего не было слышно, кроме шума единственного винта танкера. Легуен повернул «Эвелин» направо по широкой кривой наподобие буквы S, сначала на восток, затем на юго-запад, затем на восток и снова на север. Этот маневр он закончил около 01:45. Затем он остановился и прислушался. Самолет по-прежнему время от времени бросал осветительные бомбы, но теперь дальше к югу. Легуен был уверен, что именно это удерживало подлодку от всплытия. Люк доложил о шуме двух комплектов винтов на юго-востоке. Легуен повернул и двинулся половинным ходом. Было 02:15 субботы. Самолет бросил осветительную бомбу по направлению зюйд-зюйд-ост, там, где находился источник шума одного из винтов. Легуен рванулся вперед. И тут мы с Нэвиллом увидели, как на краю освещенного пространства появился сероватый призрачный объект. Мы воскликнули одновременно: «Это четырехтрубник!» — имея в виду низкопалубный четырехтрубный эсминец. Легуен повернул на северо-восток в сторону другого источника шума. Он появился с малой интенсивностью по истинному курсу 95°. В 02:25 самолет бросил осветительную бомбу точно по пеленгу на расстоянии примерно двух миль. [206]

Похоже, что летало несколько самолетов, но они не бомбили. Легуен засек цель, изменил курс на 95° и приготовился к действиям. Нэвилл спросил:

— Гленн, как насчет этого эсминца?

Легуен ответил:

— У него может быть своя игра. Пока он не помешает, я буду игнорировать его.

Эсминец таки вторгся в игровое поле Легуена. Между ним и самолетом с южной стороны происходил обмен нерасшифровываемыми мигающими световыми сигналами. Затем эсминец начал гидролокацию, несомненно обследуя подозрительное затемненное таинственное судно, которое, казалось, маневрировало необычным образом. Эсминец, двигаясь курсом на север, обогнал «Эвелин», затем повернул на восток широкой дугой и поймал звуковую цель примерно по истинному пеленгу 150°. Его «писк» и эхо были четко различимы гидроакустиком «Эвелин». К ней он, похоже, интерес потерял, сконцентрировавшись на новом контакте — с противником Легуена.

— Дерьмо! — вырвалось у него.

Чтобы снять напряжение, находчивый Нэвилл отреагировал:

— Черт возьми, бьюсь об заклад, Гленн, вы наверняка имеете более высокий ранг, чем командир этого эсминца. Сыграем на этом Сообщите ему, что вы — SOPА{*24} и берете на себя тактическое командование атакой.

Легуен ответил:

— Черт возьми, прекрасная идея, Ларри. Но в теперешней ситуации она не сработает. Мы с ним начнем спорить об этом, а немец утопит нас обоих. Пусть забавляется. Мы наведем порядок потом. Я только надеюсь, что он не станет тратить время на то, чтобы задирать нас.

А Рейнгард Хардеген должен был бы быть теперь на грани умственного и физического истощения к концу этого похода, никак не соглашался с этим и ничем этого не выказывал. Он хотел бы уйти в более глубокие воды и сделать передышку, [207] но у него еще оставалось дело. Командир U-123 был озадачен этим «медленно двигающимся судном». Подозрительность заставила его быть настороже. С парохода «Эвелин» его уже видели и о нем сообщали всем. Осветительная бомба падала перед ним, бросивший ее пилот наверняка его видел. Он уходил в надводном положении в успокоительные глубокие воды. Но у него было неуловимое неопределенное ощущение того, что его преследуют. Он ожидал новых осветительных бомб и, возможно, атаки с моря или с воздуха. Ему надо добраться до глубин до того, как начнется день. И сколько времени они будут держать его на дне? Его ум лихорадочно искал ответ.

У капитан-лейтенанта Хардегена было исключительно проницательный ум, аналитичный, быстрый, восприимчивый; разгадывать загадки было игрой, которая доставляла ему наслаждение. Но истощение превращает стресс скорее в болезнь, в состояние нездоровья, чем в призыв к действию. Хардеген не ассоциировал пароход «Эвелин» с ловушкой подлодок «Кэролин». Справочник Грёнера по торговым судам показал бы сходство этих двух старых торговых кораблей. Раз «Кэролин» была превращена в судно-ловушку, не резонно разве было предположить, что ее систершип «Эвелин» тоже может быть такой же ловушкой? И внешнее сходство их разве не повод для подозрения? Ни Хардеген, ни Кэдинг, ни Рафальски, ни фон Шрётер связи между ними не нашли. Определенно, бой с «Кэролин», едва не ставший катастрофой, всего несколько недель назад должен был бы создать неизгладимое впечатление в умах и Хардегена, и фон Шрётера. И тем не менее за прошедшие два часа они оба в прицелах видели дважды эту медленно двигающуюся подозрительную тень и не сочли ее ловушкой.

В 02:15 Хардеген, стоявший на мостике вместе с фон Шрётером и двумя наблюдателями, заметил тень, идущую на юг. Она шла по его левому борту от кормы. Это была та же самая «подозрительная тень», которую они видели девять минут назад. Это было небольшое, медленно идущее судно, но в темноте опознать его было невозможно. Хардеген ненадолго задумался. Он решил атаковать. Развернул лодку вправо, чтобы дождаться приближавшееся судно, чтобы уменьшить [208] угол атаки и сократить расстояние до цели с 2000 до 500 метров. Не хотел промахнуться последним «угрем». Он предпочел бы цель побольше, например танкер, но и это добавление в три-четыре тысячи тонн с такими небольшими усилиями тоже неплохо. Он терпеливо ждал. Все было в порядке. Очевидно, в надводном положении он не мог слышать гидроакустика{125}.

И вдруг спокойствие рухнуло. Как из ниоткуда, в темноте появился самолет, его шум перекрывал грохот дизелей лодки, и бросил осветительную бомбу прямо по курсу. Ярко осветилось пространство вокруг лодки. Второй самолет стал сигналить «подозрительной тени». Фон Шрётер безуспешно пытался прочитать сообщения, которыми с помощью световых вспышек обменивались эсминец и самолет. Хардеген заметил еще один самолет, идущий сзади и справа. Командир остановил оба дизеля в надежде, что пилот не заметит килевой след лодки. Но поздно. Самолет с креном на левое крыло начал пикировать прямо на лодку. Хардеген передал вниз — «Тревога!», фон Шрётер инстинктивно прыгнул в люк.

Хардеген вспоминал: «Более быстрого аварийного погружения у нас не было. Когда я прыгал в люк, самолет был прямо надо мной. Это был одномоторный самолет с низкорасположенным крылом, похожий на наш Хе-70 (Heinkel 70. — Прим. авт.). Уверен, он видел нас».

Было 02:25. U-123 ударилась в илистое дно на глубине 20 метров. Хардеген сжался, ожидая удара бомбы, но он не последовал{126}.

Фриц Рафальски у гидрофона — подводного звукодетектора, сообщил о шуме быстровращающегося винта и работе эхолокации. Пеленг указывал в сторону тени, эсминца. Теперь озабоченный командир двинул лодку тихим ходом в сторону глубоководья по курсу 120°. В 03:10 Рафальски доложил: «Шум винтов прямо за кормой и он усиливается. Наверняка это винты эсминца». Хардеген находился в центральном посту, рядом с ним был фон Шрётер у «Форхальрещнера» или аппарата расчета упреждения{*25}. Он сказал своему старшему вахтенному начальнику: [209]

— Этот парень идет точно над нами. Звучит это не особо мелодично.

В 03:17 шесть глубинных бомб взорвались одна за другой. Стоявшие были сбиты с ног. Люди и части оборудования раскидало по лодке. На небольшой глубине лодку трясло и раскачивало. Носовая часть приподнялась и затем ударилась о дно Атлантики. Большинство механических систем вышло из строя, шипение и другие сбивающие с толку шумы слышались повсюду в лодке. Включение резервного освещения только усугубляло общее замешательство{127}.

Эсминец развернулся и снова пошел прямо на U-123. Хардеген приказал проверить электродвигатели. Лодке могло потребоваться движение, чтобы ускользнуть или даже атаковать этот патрульный корабль. Пока же Хардеген держал лодку на дне на глубине 22 метра и все оборудование на ней было выключено. Теперь единственным звуком, доносившимся до подводников, был свист гребных винтов атакующего эсминца и надоедливый писк его гидролокатора. Жуткий ритмический стук его винтов теперь слышали все, находившиеся теперь в легко уязвимой лодке. Шульц, этот инженер и супер-специалист, должно быть, был ошеломлен объемом и сложностью вставших перед них проблем. Было неизвестно, осталась ли энергия в батареях для движения лодки. Плавкие предохранители на аккумуляторных батареях требовалось подсоединить заново. Надо было проверить давление сжатого воздуха в баллонах продувки цистерн. Надо было проверить действие вертикальных и горизонтальных рулей.

Хардеген приказал личному составу подготовить свои аппараты для всплытия на поверхность. Он думал о возможной необходимости покинуть лодку и затопить ее. В этом случае все секретные материалы должны быть уничтожены{128}.

Затем Хардеген серьезно задумался о том, не следует ли покинуть лодку — еще одна серия глубинных бомб казалась неизбежной и уклониться от нее возможности не было. Более того, он опасался, не повреждена ли лодка настолько сильно, что пересечь Атлантику не сможет. Хардеген подошел к спасательному люку, где он мог видеть своих офицеров [210] и матросов, готовых к выходу из лодки. Но ум его продолжал искать альтернативы и оценивать все возможности. Прежде, чем принять необратимое решение, он должен использовать каждый еще имеющийся в запасе момент. Его быстрая мысль и чувство командира даже в этих экстремально тяжелых условиях позволили ему системно просчитать свой следующий ход в терминах вероятности и сохранить свое самообладание. Ему нравились игры наудачу, и он собирался вести игру. Но как проницательный игрок, он мог настаивать на благоприятных условиях. Хардеген стремительно размышлял: «Если этот эсминец произведет только одну атаку глубинными бомбами, может быть потеряно не все. Если лодку покинуть сейчас, люди будут в воде, они погибнут, если эсминец сделает еще один проход, не видя людей в темноте. С другой стороны, оставаясь в лодке, они могут и выжить при атаке». Обдумав все варианты, он принял решение лодку не покидать.

Хардеген и не подозревал, что в 10 саженях над ним и в двух тысячах метров от него его поджидает другой противник. Легуен присутствовал на сцене и тоже исходил из вероятности в этой смертельной игре. Эсминец прошел над ними снова, но глубинных бомб больше не бросали. Враг двадцать минут еще ходил рядом с U-123, но гидроакустика его была в пассивном, слушающем режиме — импульсов не было. Шульц и Хардеген проверили лодку: она казалась герметичной, угрожавших их железному убежищу потоков морской воды не было. Хардеген произнес короткую и безмолвную благодарственную молитву — теперь у него было время облизать свою раненую гордость. Вот только сколько есть на это времени? В этот день, субботу 11 апреля 1942 года U-123 пережила свою вторую серьезную атаку в американских водах. И день еще не закончился. Хардеген все еще находился во вражеских водах, на израненной подлодке, с измученной командой и в 3800 милях от своей базы.

Американский эсминец, вмешавшийся в игру Легуена, был, как стало известно впоследствии, «Далгрен». Запись в его судовом журнале о вахте с 00:00 до 04:00 в субботу 11 апреля 1942 года выглядит так: [211]

00:55. Замечен затемненный корабль по истинному пеленгу 020°. 01:01. объявлена боевая тревога, обошли несколькими курсами неидентифицированный корабль. 01:35. Вернулись на базовый курс 150° по гирокомпасу. 01:35. Отбой боевой тревоги. 02:00. По пеленгу 292° на расстоянии 12 миль виден маяк Сент-Августин. 02:15. Самолет бросал осветительные бомбы. Пытались связаться о самолетом, но самолет не отвечал. 02:35. Самолет бросил несколько осветительных бомб вокруг корабля. 02:52. Боевая тревога. 03:12. подводный акустический контакт по истинному пеленгу 150° и на расстоянии 1900 ярдов. Изменили курс на 150° по гирокомпасу, и в 03:16 произвели атаку. Нет свидетельств, что глубинные бомбы имели контакт с целью. 03:33. Изменили курс на 340° по гирокомапасу, и возобновили курс «зигзаг». Скорость 18 узлов. 03:58 Отбой боевой тревоги.

П/п Е. Дэк. Догерти, мичман

П/п Р. У. Кавинэ, капитан-лейтенант, командир корабля ВМС «Далгрен».{129}

Среди того, что могло беспокоить капитан-лейтенанта Кавинэ, этот эпизод был не самым существенным. Но несомненно, что он упустил возможность заполучить белую фуражку командира подлодки. Причины его неуспеха — в стечении обстоятельств. В архивах сохранилось немного существенных свидетельств. Кавинэ и его мичман, призванный из резерва, могли не иметь достаточной подготовки в противолодочной борьбе, поэтому их корабль был не в состоянии компетентно выполнять свою вторую задачу. Это кажется невероятным, поскольку «Далгрен» был прикомандирован к Школе гидроакустиков Атлантического флота в Ки-Уэсте и работал со своими подлодками. Краткость записей в журнале, относящихся к событиям в период с 00:00 до 04:00 11 апреля 1942 года, указывают на неэффективность определенного командного звена. Казалось, была бы более естественной соответствующая запись с более детальной оценкой параметров цели, базирующейся на качестве и характеристиках гидроакустического контакта вместо простецкой фразы: «Нет свидетельств, что глубинные бомбы имели контакт с целью». Необъяснимо также отсутствие в журнале такой, хотя бы краткой, записи типа: «израсходовано шесть глубинных бомб». И еще одно, последнее [213] замечание — отсутствует запись, упоминающая о переданном «Эвелин» сообщении об обнаружении подводной лодки.

Командир Охраны Морской Границы Залива в Ки-Уэст описал инцидент «Эвелин»/»Далгрен» в военном дневнике следующим образом:

11 апреля 1942 года. В 01:33 ВВВ вблизи парохода «Эвелин» всплыла подлодка в точке 29°40' северной широты и 80°56' западной долготы, к юго-востоку от Сент-Августина, но атаки удалось избежать. Три самолета прибыли в эту точку зоны поиска в 02:30 ВВВ. В двух местах производился сброс осветительных бомб и эсминец «Далгрек», находившийся поблизости, проследовал в зону поиска, где имел один сомнительный контакт (о подводной целью — Дополнение переводчика). «Далгрен» производил поиск цели до 12:37 ВВВ, после чего получил приказ следовать в район затопления «Галф Америка» для поиска подлодки, потопившей это судно.{130}

Поверхностное содержание этой записи очевидно, равно как и отсутствие аналитического обзора и оценки, которые могли бы стать основой для повышения эффективности оборонительных сил. Хотя цель большинства видов подобных журналов состоит в фиксации суммирующих записей о событиях, лучшее суждение можно было бы сделать, определив уровень краткости записей в такой степени, чтобы в них сохранялись относящиеся к делу подробности, и там, где это возможно и осуществимо, заключения по ним. По этой причине командующий германским подводным флотом адмирал Дениц ввел практику выполнения каждым командиром подводной лодки обзора своего вахтенного журнала при окончании каждого похода.

В 03:45 на борту U-123 было не все ладно. Через 38 минут после атаки эсминца Хардеген и Шульц, его лейтенант-инженер, осмотрели лодку на предмет смертельно опасных повреждений. Похоже, что лодка и команда выдержали страшные удары шести глубинных бомб. Немедленной опасности затонуть не было. Восстановили внутреннее освещение. Люк в боевую рубку, который приоткрылся из-за того, что при погружении не был плотно затянут, задраили, и вода больше не лилась каскадом по трапу. Большинство, хотя [214] и не все, утечки воздуха через клапаны продувки были ликвидированы и клапаны получили новые уплотнители. Однако Хардеген убедился, что все в порядке, только когда смог проверить состояние двигательной установки — как от батарей, так и дизельной. Занятая проверками и ремонтом команда отвлекалась от мыслей о кружащем над ними эсминце. В своем вахтенном журнале Хардеген записал: «Рассматривая поведение эсминца, я могу сказать только одно — «это ваша ошибка!». Мне стало ясно, насколько неопытны эти защитные патрули. Капитан эсминца, вероятно, счел, что с нами покончено, когда заметил пузыри воздуха и ничего больше не слышал. Для верности он еще час плавал над нами и интенсивное всплывание воздушных пузырей счел свидетельством нашего потопления»{131}.

«Эвелин», словно морской конь у стартовых ворот царя Нептуна, и Легуен, крепко удерживающий ее вожжи, горели нетерпением вязаться в драку. Люди по-прежнему находились на боевых постах. Каррик «Энди» Эндрью, телефонист мостика, рассказывал для информации команды об атаке эсминца по телефонной сети: лейтенанту Дачу Шванеру и его артиллерийским расчетам, «доку» Фигнару, Ларри Фланагану и старшине Перси Бартону и его группе борьбы за живучесть на главной палубе; мичману Ги Брауну Рэю в машинном отделении; артиллеристу Гарри Лэмбу на посту у бомбосбрасывтелей глубинных бомб. Матрос Фрэнк Клифтон работал на гидроакустической станции (гидролокаторе), Джил Чучевич вел записи данных Клифтона о пеленгах и расстояниях. Мичман Лукович находился в радиорубке, прослеживая радиосвязи и сообщения гидролокатора и передавал на мостик Легуену соотвестствующую информацию. Боцманмат Роджер Мец вел записи положения корабля, курса и всей деятельности. Квартирмейстер Джеймс Пирсон был рулевым, квартирмейстер Артур Масчер — у машинного телеграфа. Боцман Лайонел Кук был старшим команды рулевых: каждые пять минут он брал пеленг по компасу на 161-футовую башню маяка Сент-Августин. Все четверо боцманматов находились в ходовой рубке — закрытом помещении на мостике. Двое наблюдателей мостика, матрос первого класса Гарри Баумэн [215] и матрос второго класса Джордж Уолтере, находились на крыльях мостика.

Мы с лейтенантом Нэвиллом на мостике рядом с Легуеном продолжали пристально наблюдать. Мы постоянно всматривались в поверхность моря и в воздух вокруг нас и, конечно, смотрели на маневры и атаку эсминца. Мы чувствовали присутствие Легуена, то прохаживавшегося по мостику, то наблюдавшего за эсминцем. В 03:33 эсминец в последний раз прошел над местом, которое он бомбил, и затем покинул этот район, уходя на северо-запад. Легуен повернулся к Нэвиллу:

— Как вы считате, Ларри, что здесь произошло?

Нэвилл был готов к ответу — он предвидел вопрос и спешил начать диалог. Он знал агрессивную и импульсивную натуру Легуена и хотел оказать, при необходимости, сдерживающее влияние на него, без того, чтобы не оказаться дерзким или неуважительным. В этой роли Нэвилл был превосходен.

Что до меня, то как самый младший по чину офицер, я был доволен своим уникальным положением на мостике и моим близким физическим соседством к этим двум морским офицерам. Я защищал свое ни с чем не сравнимое положение тем, что говорил только, когда ко мне обращались, и высказывался только о тех обстоятельствах, которые, с моей точки зрения, являлись значимыми для тактической ситуации. Я чувствовал себя довольным, полезным и ответственным на своем посту. Это напоминало мне юные годы, когда я стоял на мостике со своим отцом, водившим корабль «Юнайтед Фрут Компани» по многочисленным портам, использовавшимся этой огромной фирмой: Нью-Йорк, Гавана, Нассау, Майами, Нью-Орлеан, Панамский канал, Сан-Франциско, Акапулько, многие центрально — и южноамериканские банановые и перегрузочные порты, и многие другие места, включая это побережье Флориды. Несомненно, я чувствовал свою принадлежность к этим критическим и опасным временам. И я с нетерпением ждал то, как оценит ситуацию лейтенант Нэвилл.

— Гленн, я знаю, где-то здесь есть погрузившийся объект. У меня есть резон подозревать, что это — подводная лодка. Я знаю, что эсминец сбросил только одну серию глубинных [216] бомб. Я не знаю, почему он множество раз прошел над этим местом, не атакуя и не останавливаясь. Он не останавливался, чтобы исследовать обломки или поднять уцелевших людей, если такие были бы, поэтому я предполагаю, что он не имел уверенности в том, что боевой контакт имел место. Почему? Не могу понять.

Легуен внимательно слушал.

— Я согласен с вашими наблюдениями, Ларри. Я должен продолжить атаку. Я не хочу ждать. Если вы не согласны, скажите это сейчас. Если согласны, то начнем боевой заход. Прикажите гидроакустику начать эхо-локацию и дать мне пеленг и расстояние до цели.

Нэвилл полностью согласился с Легуеном и запросил пеленг и расстояние у гидроакустика.

Легуен продолжил:

— Если этот парень прячется в глубине, я утоплю его или не дам всплывать. Если он решит всплыть и начать стрельбу, то мы окажемся более крупной целью, которую ночью будет легче обнаружить. Я не могу позволить ему всплыть. Мы атакуем его глубинными бомбами столько раз, сколько потребуется, и затем будем стоять над ним до рассвета.

Матрос Фрэнк Клинтон, закончивший морскую Школу гидроакустиков в Ки-Уэст, зафиксировал прерывистое нечеткое эхо по компасному пеленгу 173°. Легуен приказал двинуться, полным ходом, выбрав новый курс 173°. Пирсон ответил:

— Да, да, сэр — новый курс 173°.

Масчер у машинного телеграфа двинул обе ручки вперед на полный ход и подтвердил: «полный вперед». Нэвил спросил о глубине. Мец повернулся к фатометру (глубиномеру) и ответил:

— Десять саженей, сэр.

Легуен приказал провести двукратную проверку установку взрывателей глубинных бомб на 50 футов. Эндрью передал приказание лейтенанту Шванеру. От него пришло подтверждение установки взрывателей на 50 футов. Гидроакустик доносил, что пеленг на цель остается постоянным 173° и расстояние до цели 23 сотни ярдов. Время было 03:49.

Затем Легуен обратился ко мне: [217]

— Кен, я хочу, чтобы вы сосредоточились на рассматривании всего, что может оказаться в воде, мелкого или крупного, прямо по нашему курсу. Если что обнаружите, кричите. Если сможете, постарайтесь идентифицировать. Это может быть и подлодка, или ее боевая рубка, или перископ, или обломки, или даже уцелевшие люди. Когда мы будем проходить район цели, докладывайте обо всем, что увидите. Если в воде окажутся люди, я не начну бросать глубинные бомбы. Если это легко поврежденный корпус, я начну атаку. Если это будет частично погрузившаяся лодка, я, вероятно, буду ее таранить. Смотрите внимательно, Кен.

Мои мысли, наверное, совпадали с его — хотя он и не упомянул, но я подумал было о белой фуражке командира подлодки. Какой это был бы замечательный трофей! Но в этот момент я задумался о более материальных вещах, нежели человеческое соучастие в успешной атаке.

Его слова «если в воде окажутся люди» потрясли мое чувство сострадания к жертвам — эту мысль, однако, вскоре сменили более утилитарные соображения. Море было спокойным, с небольшой океанской зыбью. Слабый ветер дул от берега с северо-запада. И хотя ночь была безлунная, видимость была превосходной, как и мое ночное зрение, усиленное моим постоянным компаньоном — биноклем 7X50. Я перешел на самый край правого крыла мостика, чтобы носовая надстройка не мешала мне. Поскольку ветер, как слаб он бы ни был, дул с правого борта в сторону левого, мое положение на правом борту давало мне ясный вид на все, что могло плыть по ветру. При скорости хода в восемь узлов «Эвелин» не понадобится много времени, чтобы пройти 2000 ярдов до точки «Зеро», хотя мне оно показалось бесконечным.

А Легуен, словно пронзая взглядом толщу темных вод Атлантики, представил себе образ черного корпуса подлодки прямо по курсу и готового получить смертельный удар от «Эвелин». Он перешел в ходовую рубку, где мог лучше слышать данные, нараспев передаваемые гидроакустиком. Он должен был как можно точнее определить, в какой момент бросить глубинные бомбы после прохождения над целью, поскольку бомбосбрасыватели находились на корме [218] с обоих бортов и имели угол прицеливания примерно в 10° по отношению к бортам. На «Эвелин» не было приборов, которые могли бы рассчитать точный момент бросания. Еще одна переменная величина — точность измерения расстояния гидроакустикой и записывающей аппаратурой, из которых ни первое, ни второе не были откалиброваны. Легуен чувствовал, насколько слабо «Эвелин» подготовлена для атаки по лодкам в погруженном состоянии.

Легуен подвел «Эвелин»/»Эстерион» с боевым вымпелом на гафеле на расстояние в пределах тысячи ярдов до точки «Зеро» — точки местоположения воображаемой цели. Лайонел Кук определил пеленг на маяк Сент-Августин в 283° 30 минут и расстояние до него в 11 миль. Мец сделал запись в журнал. Я оставался на правом крыле мостика и смотрел в бинокль, не отрывая взгляд от места, в котором воду взметывали взрывы глубинных бомб эсминца. Я ничего не обнаруживал на поверхности и докладывал об этом. Легуен потребовал доклада гидроакустика. Мичман Лукович ответил, что опускающаяся головка гидролокатора не действует. Возможно, близость взрывов бомб эсминца подействовала на приборы, выдвигающиеся из корпуса судна вниз. Было очевидно, что поврежден излучатель и нарушена схема. Пассивная слушающая часть еще могла принимать сигналы, но головка не поворачивалась. Активная система вышла из строя и эхолокация стала невозможной. Легуен был взбешен, чтобы не сказать более. Прежде, чем Легуен смог обдумать свой следующий шаг, он почувствовал отсутствие вибраций двигательной установки и то, что корабль движется по инерции. Из машинного отделения на мостик позвонил Ги Браун с крайне неподходящим к моменту сообщением. Он заявил, что протекающий желоб гребного вала может не выдержать удара глубинной бомбы. Сальник вала, подшипник и уплотнители сильно пропускают воду. Это разрушение в месте выхода гребного вала из корпуса в море восстановить невозможно. Ги Браун сообщил еще, что временную починку он может сделать, но на это потребуется время и после этого длительное движение будет все же невозможно. Затем главный механик сказал, что он должен остановить главную машину. [219] Легуен повернулся к Нэвиллу, и, словно отстраняясь от печального сообщения Ги Брауна, сказал:

— Ларри, я хочу пройти с глубинной атакой по этому немцу.

Нэвилл не ответил. Когда серьезность сообщенного Ги Брауном была понята Легуеном, он вызвал его на мостик.

По всему кораблю шла подготовка к атаке. Шванер доложил, что глубинные бомбы перепроверены в бомбометах и готовы к бою. Командиры орудий доложили о готовности к стрельбе. Ги Браун поднялся на мостик:

— Капитан, я по пути сюда узнал еще одну неприятную новость: похоже, что главная машина сдвинулась на своем фундаменте. У меня проблема по выравниванию...

Легуен сердито прервал его:

— Черт возьми, что это значит, шеф?

Ги Браун продолжил:

— Конкретно это означает следующие две вещи: если я пушу машину в том виде, как она есть, она разнесет свои подшипники, замотает их, сожжет или разорвет. Второе — если мы совершим атаку, она может соскочить со своего фундамента и провалиться сквозь дно этого проклятого корабля. Если взорвутся котлы, у нас внизу будет огненный ад. Я ничего не могу гарантировать, но если вы хотите атаковать, мы будем держаться и надеяться на лучшее.

У Легуена не было оснований сомневаться в оценке ситуации, высказанной главным механиком. Нэвилл, постоянный арбитр в спорах, готов был вступить в разговор, но надеялся, что командир несколько успокоится и снова вернется к рассудительности.

— Боже, — воскликнул Легуен, — теперь я знаю, почему Вашингтон ожидал, что продолжительность моего командования составит только тридцать дней. Если меня не утопят немцы, я уничтожу себя сам. Хотел бы я этот так называемый военный корабль направить на...

— На Конститьюшн-Авеню? — закончил Нэвилл.

Я чуть не рассмеялся вслух. Даже Легуена позабавила такая концовка. Но серьезностью ситуации пренебречь было нельзя. Несколько успокоившийся Легуен остановил атаку, хотя и продолжал давать волю своему расстройству. [220]

В 04:18, примерно за два часа до утренней зари, Легуен решил подойти к подлодке как можно ближе и оставаться на месте, не позволяя ей всплыть до рассвета. Если лодка двинется или поднимет перископ, Легуен собирался атаковать ее глубинными бомбами, не останавливаясь перед собственными повреждениями. Если она всплывет, Легуен обстреляет ее или будет таранить, хотя артиллерийская дуэль ему казалась предпочтительной. Казалось, Легуен был полон решимости не отпускать эту лодку. Он также считал, что лодка может быть уже настолько повреждена, что не в состоянии двигаться или уже погибла. Он решил ждать и слушать. Краткий перерыв для все еще разочарованного и расстроенного Легуена был кстати. Он должен был поразмышлять, обдумать варианты, определить степень вероятности и взвесить шансы, а затем отдать приказания. В то же время требовалось выполнить на корабле немало ремонтных работ.

Офицеры и матросы разошлись по всем направлениям. Мичман Лукович и старшина электриков Эрл Боулинг спустились в колодец гидролокатора, чтобы отыскать неисправности и, по возможности, устранить их. Они определили, что повреждено то, что находится снаружи корпуса корабля и недоступно. Боцманмат Роджер Мец решил про себя, что стоит выполнить такое обдуманное и полезное действие, как отправить вестового на мостике матроса Меркюри «Быстроногого» Брауна в кают-компанию за горячим кофе для троих находившихся на мостике офицеров.

«Быстроногий» Меркюри Браун грациозно подчинился и вернулся на затемненный мостик с подносом и тремя чашками на блюдцах и тут же столкнулся в лоб с каменно-сердечным «морским волком» боцманом Лайонелем М Куком, самопровозглашенным грозой всех «ненастоящих» моряков. Горячий кофе выплеснулся из чашек на блюдца, на поднос и на живот Кука Кук взревел, как только может реветь просоленный моряк — с употреблением прилагательных и наречий, давно уже изгнанных из «Справочника по морским терминам и их применению». «Быстроногий» предпочел бы в этот момент оказаться на германской подлодке вместо лужи кофе и унижения. Рулевая рубка была основательно протерта сами понимаете чьей рубашкой, а Роджер Мец, невольный [221] виновник инцидента, спас остатки кофе и предложил неполные чашки нам с Нэвиллом и Легуену. Мы не отказались от теплого еще напитка.

Мичман Ги Браун Рэй тем временем трудился в машинном отделении. Старшина-машинист Матт Янссен и машинист первого класса Рэймонд Данн спешно перенабивали сальник трубы гребного вала в качестве временной меры. Укрепление главной машины на основании было следующим делом. В двух ногах чугунного основания машины образовались трещины. Прежние места сварки не выдержали. Излишнее напряжение в чугунном основании вызовет дальнейшее его разрушение и приведет к полной бесполезности машины, чего Ги Браун не мог допустить. Он согласился, что в случае крайней необходимости он сможет пустить машину на малых оборотах.

Легуен сохранил самообладание. Он обратился к Нэвиллу: — Ларри, мы оказались в ситуации, которую я никогда не мог себе представить. Это полная катастрофа.

— Нет, Гленн, — прозвучал быстрый ответ Нэвилла, — ведь могло быть гораздо хуже. Пока что у нас нет потерь личного состава.

— И слава Богу, Ларри, — согласился Легуен, — но я согласился бы на потери, если бы это послужило стоящей цели. Я буду делать то, что должен, но небезрассудно. Может быть, с ним покончено и мы напрасно беспокоимся. Однако я не хочу бросать наше слежение. Я должен убедиться. У меня должны быть осязаемые доказательства того, что с ним покончено.

В то время, когда Легуен говорил это, Клифтон у пульта гидролокатора зафиксировал странные звуки наподалеку от корабля. Он доложил, что идентифицировать звуки не может, но похоже, что они удаляются. Направление он определить не в состоянии. Время было 05:15.

К 05:10 лейтенант Шульц успел восстановить половину аккумуляторных батарей U-123.

Вторая половина была приведена в рабочее состояние после подключения новых предохранителей. Хардеген хотел всплыть до наступления светлого времени, чтобы зарядить батареи и дать освежиться личному составу. Он по-прежнему [222] не обращал внимания на судно-ловушку над ним и не представлял себе, куда делся эсминец. Он успешно использовал свой запас сжатого воздуха, чтобы продуть балластные цистерны и оторвать лодку от грунта. Вертикальные и горизонтальные рули действовали, но уплотнительные кольца сильно протекали. Когда U-123 оторвалась от илистого грунта, Шульц включил электромоторы на самую малую скорость. Как писал Хардеген, «... оба гребных вала оказались погнуты и стучали, и даже при такой скорости создавали много шума».

«Эвелин» остановилась по курсу 188°. Боцман Кук доложил, что больше не видит маяка Сент-Августин из-за сильного дождевого шквала к северо-западу. Нэвилл находился у пульта гидроакустики. Он обнаружил шум медленного вращения винтов на фоне резонирующего звука с меняющейся длиной волны, и ему представился гребной винт на погнутом валу или перекошенный на оси. Он сообщил Легуену, что цель двигается и при этом слышен такой звук, как будто у нее проблемы с двигательной установкой. Легуен, не имея возможности определить направление движения цели, предположил, что немец уходит в сторону больших глубин. И соответственно, он повернул «Эвелин» влево на малом ходу по кругу, а затем направо; чтобы выполнить маневр в форме восьмерки. В каждый момент, когда звук имел наибольшую громкость, Нэвилл сообщал об этом. Мец отмечал эту точку и компасный курс корабля на маневровом планшете. Легуен повторял маневр, каждый раз сдвигая круги к востоку. Выполненные Мецем построения дали компасный курс 123°. Легуен еще раз повернул «Эвелин» влево. Клифтон, ставший теперь к пульту гидроакустики, закричал, когда громкость начала нарастать, и Легуен, руководствуясь только здравым смыслом, приказал рулевому держать курс 123°.

Нэвилл стоял рядом с командиром и не понимал, что тот собирается предпринять. Наконец он спросил:

— Гленн, что вы намереваетесь делать?

Легуен был так же решительно настроен на атаку, как и раньше.

— Ларри, если я смогу пройти прямо над этим парнем, я начну атаку глубинными бомбами и отвечу за все последствия. [223] Пусть Люк будет готов передать еще одно сообщение об обнаружении подлодки. Охрана Восточной Морской Границы и Залива должна знать, что подлодка еще здесь. Но мы не будем сообщать о своей атаке, пока не узнаем результат.

Хардеген поднял U-123 с грунта и двинулся вперед малым ходом под аккомпанемент громкого протестующего стука погнутых гребных валов. Рафальски у гидроакустической станции сообщил о шуме одного медленно вращающегося винта, но определенно не принадлежащего эсминцу. Всегда находящийся настороже командир решил провести маневр уклонения.

— Лейтенант-инженер, остановите электромоторы. Средний ход назад обоими моторами. Лево на борт.

Через тридцать секунд командир продолжил маневр:

— Стоп. Руль прямо. Полный вперед обоими моторами.

Хардеген увел U-123 от источника подозрительного шума на поверхности. Теперь он хотел при возможности всплыть, зарядить батареи, проверить состояние лодки и затем позднее, если будет подходящая обстановка, нанести удар.

У Нэвилла были определенные опасения в отношении атаки глубинными бомбами, учитывая возможные серьезные и непоправимые повреждения корабля. Он понимал также, что вероятность «пройти прямо над подлодкой» с помощью отчаянных маневров, предпринятых Легуеном, крайне мала. Но он воздержался от комментариев. Клифтон доложил, что странный шум винтов изменился, указывая на увеличение оборотов, и громкость уменьшается, что можно объяснить тем, что подлодка резко изменила курс от прежнего в 123° и что расстояние до цели увеличивается. На «Эвелин» в этот момент хлынул сильнейший дождь — дождевой шквал прошел над ней. Видимость стала нулевой. И тут на мостик снова позвонил Ги Браун — ему требовалось остановить главную машину из-за перегрева двух подшипников.

Расстроенный Легуен отошел на крыло мостика, чтобы побыть одному. Он задавал себе вопрос: есть ли какая-то надежда на успех? Он не хотел отстать от этой подлодки, но он не мог найти и уничтожить ее, пока она находится под водой. Придется подождать, пока пройдет шквал, и надеяться, [224] что он найдет ее на поверхности. Легуен был уверен, что немец всплывет и начнет артиллерийский обстреле близкого расстояния. К 06:30 погода улучшилась и при свете зари нигде всплывшей подлодки не обнаружилось. И звуков из-под воды не доносилось. Легуену пришлось признать факт того, что продолжать поиски при нынешней сомнительной мореходности «Эвелин» неразумно, а любые открытые действия раскроют скрытность корабля. Далее он решил, что если бы подлодка решилась атаковать, она проделала бы это до наступления дня. Так что в этот день белую фуражку Легуену добыть не удалось{132}. [225]