Бой воздушный, скоротечный...

Вряд ли кто из фронтовых авиаторов не помнит и сегодня все свои вылеты, все свои скоротечные воздушные бои, как будто бы похожие друг на друга и в то же время такие разные, потому что за каждым из них стояло одно: жизнь или смерть. Атаковать противника, ошеломить его дерзостью, создать непривычную для него обстановку, поймать в перекрестье прицела и обязательно сбить — вот неписаные, но святые правила каждого летчика-истребителя.

Ранее уже упоминалось о том, что Алексей Хлобыстов за короткий промежуток времени совершил три тарана, стремясь преградить путь врагу. Об этом говорись и в приводившихся воспоминаниях Героя Советского Союза морского летчика С. Курзенкова, находившегося вместе с Хлобыстовым в морском госпитале. Теперь пришло время рассказать, как же сложился тот бой, в котором наш летчик совершил третий таран, в котором был ранен и попал после этого в морской госпиталь.

Сигнал боевой тревоги, даже когда его ждешь, всегда несколько неожидан.

Летчики эскадрильи «Комсомолец Заполярья» бросаются к своим машинам. Информация о противнике была короткой и стереотипной; группа вражеских бомбардировщиков направлялась к Мурманску. На пути к городу фашисты не раз получали отпор. Поэтому они действовали осторожнее, хитрили, изменяли тактику. На объект атаки обычно фашистские самолеты шли несколькими группами. Сначала небольшая группа «юнкерсов», за ними истребители, затем основная масса бомбардировщиков, которой предписывалось нанести сильный удар. Расчитывали на то, что наши истребители завязнут в бою истребителями прикрытия и небольшой, идущей впереди, группой «юнкерсов», а тем временем основная лавина бомбардировщиков без помехи освободит над целью свои бомболюки. Наши летчики давно уж разгадали нехитрую тактику противника, противопоставив ей свою: сбить головные машины, ударить с выгодной позиции по истребителям противника, внести в его ряды сумятицу. Хлобыстов воевал именно так; дерзко и расчетливо. Увидев вражеские самолеты, он решил сперва рассеять сопровождавшие истребители, а потом ударить по головному бомбардировщику в основной группе.

— Атакую ведущего! — привычно прозвучала в наушниках у Крымского и Семенькова его команда. Они увидели, как Алексей повел свой истребитель навстречу врагу.

Дерзкой атакой Хлобыстов с ходу сбил вражеский самолет. Воодушевленные его примером, по одному фашисту сразили и товарищи Хлобыстова. «Неплохо для начала», — подумал Алексей и, ободренный удачей, снова ринулся в атаку. В этот момент краем глаза заметил, как фашистский истребитель заходит ему в хвост. Быстро заложил вираж, но пулеметная очередь прошила кабину, пуля обожгла бровь. Кровь стала заливать глаз. Но боли не чувствовалось. «Ничего, цел, можно драться», — решил Хлобыстов и ринулся вверх, выбирая новую цель» Она не заставила себя ждать. Гитлеровцы, оправившиеся от первого удара, теперь пытались наверстать упущенное, используя свое численное превосходство. Они навалились на Крымского. Один вражеский истребитель атаковал его в лоб, другой заходил с хвоста, чтобы ударить с более выгодной позиции. Атакованный с двух сторон, Крымский палил по фашисту с большой дистанции и безрезультатно. Хлобыстов, не раздумывая, бросился на выручку товарищу. Он атаковал врага с близкой дистанции, но позиция была не выгодна, и фашист ушел невредимым. Зато и Крымский остался цел. А гитлеровцы продолжали наседать. Один наш самолет, задымив, пошел к земле. Кончались боеприпасы. «Пора уходить, — под мал Алексей и только тут почувствовал, что ранен. В горячке боя не заметил. — Этого еще не хватало». Попробовал на боль не обращать внимания, но нога и рука почти не слушались. Хлобыстов хорошо понимал, что пилотировать машину в такой ситуации весьма сложи Да и сумеет ли он ее посадить? И Алексей принял решение покинуть самолет. Он с трудом открыл замок привязных ремней, сбросил аварийным способом фонарь закрывавший кабину.

Неподалеку промелькнул фашистский самолет. За стеклом кабины — ухмыляющееся лицо противника. Враг явно почувствовал, что советский самолет плохо управляем, и решил добить его. Он развернулся для атаки.

Горечь обиды сжигала Хлобыстова. Ему нечем было ответить врагу. Никогда еще не покидал поле боя таким образом. Фашистский истребитель приближался. Сейчас он откроет огонь. И тут Хлобыстов вспомнил, что у него осталось еще одно испытанное и проверенное средство борьбы — таран. Правда, тогда позиция была более выгодна. А теперь — положение безвыходное. Не подставлять же противнику себя под расстрел. И Алексей напряг последние силы, довернул свою машину так, чтобы консолью крыла ударить гитлеровца. Наши пилоты и наблюдающие за этим боем с земли видели, как краснозвездный истребитель словно врезался в «мессершмитт», и в следующее же мгновение две горящие машины, перевернувшись, пошли к земле.

Удар оказался таким сильным, что Хлобыстов потерял сознание. Его выбросило из кабины, и он падал, не раскрывая парашюта. Занимающие здесь оборону морские пехотинцы видели и воздушный бой, и таранный удар и сейчас, ничем не в силах помочь, с сожалением говорили, что летчик, видимо, убит, иначе он раскрыл бы парашют. И вдруг раздался радостный крик:.

— Глядите! Глядите! Парашют! Он жив! Он раскрыл парашют! — и моряки дружно бросились к месту предполагаемого приземления летчика.

Что же произошло? За какие-то секунды, оставшиеся до удара о землю, Хлобыстов очнулся. Сразу понял, что падает. Величайшим напряжением воли заставил себя рвануть вытяжное кольцо парашюта, и, когда над головой хлопнул купол, Алексей упал в мшистое болото. Оно смягчило удар, но все же Хлобыстов вновь потерял сознание. Подбежавшие пехотинцы бережно положили его на шинель. Очнувшись и открыв глаза, Алексей увидел «клонившееся над ним молодое обветренное лицо с голубыми глазами и разлетистыми русыми бровями. И еще он увидел тельняшку.

— Свои? — тихо спросил он.

— Свои, свои, — ответили ему. — Кто же еще. Морские пехотинцы.

— А я вот, братки, сплоховал, — он попытался приподняться, но, застонав от боли, снова опустился на землю.

— Лежи, лежи. Видели мы, как сплоховал; четыре фрица в землю врезались.

Подошел командир и успокоил:

— Уже звонили с аэродрома. Сейчас за вами подойдет транспорт.

Гвардии лейтенант Крымский, вернувшись на свой аэродром, чувствовал себя виноватым. Такого командира Я не уберег! Он доложил командиру полка, что самолет Хлобыстова сбит.

— Я сам видел, как они столкнулись, — взволнованно говорил он, — и оба врезались в землю.

— Санитарный самолет, — распорядился командир полка гвардии подполковник Маслов. — Немедленно к месту приземления. Возможно, Хлобыстов жив.

К счастью, так оно и оказалось. Правда, и ранение, и падение дешево не обошлись. Алексея уложили в морской госпиталь. Здесь он уже в июне 1942 года узнал, что ему присвоено звание Героя Советского Союза. Товарищи принесли в госпиталь газету с Указом Президиума Верховного Совета СССР, и главный врач по такому поводу разрешил внеочередное посещение. Тем более что дела Алексея уже шли на поправку. Вскоре он снова был в строю.

Северная весна переменчива. В марте солнце уже довольно высоко поднимается над горизонтом, но греет еще слабо. В редкие дни можно увидеть подтаявший снег и капель. Зато холодный ветер частенько гонит над сопками низкие серые тучи, сыплет снег, и дает себя знать мороз. Иногда поднимается такая метель, что и носа из землянки не высунешь.

Однако увеличение светлого времени суток сразу же сказывалось на ритме боевой работы. Фашистские самолеты стали чаще появляться над аэродромом. Следовательно, чаще стали подниматься в воздух по тревоге и наши истребители. В одну из таких тревог в воздух поднялись Жариков, Фоменко, Бычков, Жученко. Группу истребителей Ме-109 они заметили еще издали. Постарались набрать высоту, чтобы сверху обрушиться на противника, но гитлеровцы, используя численное преимущество, применили свою излюбленную тактику: разделились на две группы, и пока одна завязала бой с нашими истребителями, вторая, пытаясь выбрать удачный момент, напала на выходящие из виража «миги».

Только дружная, стремительная атака могла сорвать план гитлеровских асов.

— Атакуем с ходу, — передал Жариков. — Беру на себя ведущего.

Атака удалась. Бычков ударил по ведомому. Фоменко и Жученко связали боем остальные Ме-109. Строй вражеских самолетов нарушился, выполнить свой замысел они не могли. Теперь надо не допустить согласованной атаки обеих групп вражеских истребителей. И Жариков, развернувшись, перехватил на вираже Ме-109, поймал его в перекрестье прицела. Дал короткую очередь. Правда, фашист уцелел, но круто отвернул и вышел из боя. Может быть, подбит самолет или ранен летчик? Понаблюдать бы за ним, да не до того сейчас. В атаку пошла вторая группа истребителей противника. Два из них одновременно набрасываются на Фоменко. Как ни увертывался он, как ни отбивался огнем, одному из фашистов удалось зайти нашему истребителю в хвост и подбить его. Жариков видел, как его самолет, дымя, пошел вниз. К сожалению, прийти на помощь товарищу ни он, ни Бычков не имели никакой возможности, потому что сами оказались в критическом положении: были связаны боем с четырьмя истребителями противника. Пока Жариков атаковал одного из них, второй зашел сзади и успел выпустить короткую пулеметную очередь. Жариков на вираже оглянулся на него, но заметил лишь, как фашист перевернулся на крыло и косо пошел к земле. Это Бычков, придя на выручку командиру группы, стремительно напал на вражеский истребитель и сбил его. Три другие «мессера» отвалили в сторону и пошли на свой аэродром. Остальные тоже скрылись из виду. Жариков дал команду возвращаться домой. Пока летели, он все думал о только что проведенном бое. Один самолет потеряли и один сбили. Вроде поровну. Но тут же делал поправку. Вражеских самолетов было почти вдвое дольше. Если бы такое соотношение сил сложилось у гитлеровцев, они вряд ли приняли бой.

Иван Жученко уже не раз вылетал в паре с Михаилом Бычковым и ни разу не пожалел, что дал согласие быть у него ведомым.

Бычков, хотя сам не так давно ходил в учениках у Хлобыстова и Громова, стал опытным истребителем. Решения в воздухе принимал неожиданные и смелые, старался ошеломить противника или, прибегнув к хитрости, атаковать внезапно, когда враг этого не ждет. К тому же он прекрасно знал, что значит для молодого летчики внимание более опытного товарища, его помощь и поддержка. Поэтому после полета он охотно объяснял Ивану, почему принял при встрече с противником то или иное решение, в чем состоял замысел боя и что требовалось от ведомого. Иван Жученко жадно впитывал эту науку. Жили они очень дружно, в одной землянке и помимо официальных разборов полетов частенько беседовали, что говорится, по душам. И примеры из боевой практики, о которых рассказывал при случае Бычков были хорошим подспорьем повседневным тренировочным полетам. В них концентрировался боевой опыт за длительный период, само время отсеивало второстепенные эпизоды, оставляя в памяти только значительное, полезное на будущее. Полеты с Бычковым — это целая школа. Но по-настоящему Иван Жученко поверил в свои силы и понял, что кое-чему научился, когда впервые вы играл трудный воздушный бой и самостоятельно сбил свой первый Ме-109. А дело было так. Накануне фашистские бомбардировщики произвели налет на Туломскую ГЭС. Наши истребители отогнали гитлеровцев, и один подбитый Ю-88 сел на лед озера Пяйве-Явр.

— Завтра жди серьезной заварухи, — сказал Михаил Бычков, когда они поздним вечером укладывались спать.

— Что так? — поинтересовался Жученко.

— Фашисты, конечно, захотят эвакуировать экипаж подбитого самолета. Легче всего это сделать с воздуха. А мы тоже не будем зевать.

— Резонно.

— Так что к утру надо быть в полной готовности.

Предположение Михаила оправдалось. С рассветов гитлеровцы снарядили на озеро легкий транспортный самолет, который под прикрытием истребителей сделай попытку эвакуировать экипаж подбитого накануне бомбардировщика и сжечь сам самолет. 1 С аэродрома Мурмаши, чтобы помешать этому, поднялись советские истребители. Над озером Пяйве-Явр разгорелся жаркий воздушный бой. Бычков с ходу пошел в атаку на Ме-109. Тот увернулся и, в свою очередь, попытался атаковать Бычкова. Но Бычков предполагал, что именно так может случиться и, сделав крутой вираж, сам вновь оказался в выгодном положении. Завязался бой, так называемая «карусель», когда силы и мастерство участников схватки как бы уравнены и трудно выйти победителем. Но ситуация резко изменилась, когда в хвост самолету Бычкова стал заходить второй Ме-109. Фашист надеялся, что, увлеченный погоней за истребителем, наш летчик не заметит угрозы и его легко можно сбить. Вот тут-то и подоспел Жученко. Он хорошо видел район боя. И, едва второй Ме-109 появился в хвосте самолета Бычкова, ринулся на врага. Цель была выбрана точно. Фашист, заметив самолет Жученко, попытался увернуться, но Иван упредил его и поразил меткой очередью. Он видел, как враг падал, переворачиваясь с крыла на крыло, и радовался своей первой победе.

На аэродроме после посадки Михаил Бычков подошел к Жученко и крепко пожал ему руку.

— Поздравляю, — коротко сказал он. — Действовал смело и решительно, а главное — грамотно. Теперь, надеюсь, дело пойдет.

До конца боевых действий на Севере Иван Жученко свершил более 150 боевых вылетов, сбил лично и в группе 11 самолетов противника. Последний вражеский самолет он сбил 30 июля 1944 года, будучи гвардии старшим лейтенантом, командиром звена.

Начальство не оставляло эскадрилью без своего внимания. Однажды на аэродром Мурмаши прибыл командующий войсками Карельского фронта генерал-полковник В. А. Фролов. Шел 1943 год, близились решающие события Великой Отечественной войны — изгнание захватчиков из пределов Советского Союза, и командующий шил проверить, насколько готовы к этому вверенные у части. В тот же день в сопровождении командующего и воздушной армией он посетил 20-й гвардейский истребительный авиационный полк. Все понравилось здесь командующему: хорошо устроенные жизнь и быт летного става, его настроение, боевая готовность.

Командир полка гвардии майор Михаил Васильевич Семянистый, докладывая о боеготовности личного состава и материальной части, первой назвал эскадрилью «Комсомолец Заполярья». Командующий и ранее был наслышан о ней. Не раз заходил разговор о летчиках этой эскадрильи с членом Военного совета 14-й армии первым секретарем Мурманского обкома партии М. Старостиным, который сам часто бывал в Мурмашах, вручал ордена героям воздушных боев.

Шагая с группой офицеров по летному полю аэродрома, командующий спросил:

— А кто сейчас командует эскадрильей?

— По-прежнему, гвардии майор Громов, товарищ командующий, — ответил Семянистый. — Отличный летчик и требовательный командир. Он у нас в полку лучший воспитатель молодых летчиков.

— Хотелось бы его повидать.

Громов, хотя и удивился появлению столь высокого начальства, но не растерялся, коротко, толково доложил о состоянии дел в эскадрилье, о ее боевой работе, сбитых вражеских самолетах. Командующий особо поинтересовался, как идет становление молодых летчиков, прибывающих в эскадрилью из училищ, как налажены жизнь и быт личного состава, в том числе техников и авиационных механиков.

— Молодые есть, — ответил Георгий Васильевич. — Но в условиях активных боевых действий они быстро набираются опыта. А наши испытанные пилоты помогают им овладевать мастерством. Традиции полка и эскадрильи поддерживаем. Материальная часть — хорошая.

Новые самолеты поступают сейчас в достаточном количестве. Техники и авиамеханики тоже люди опытные. Правда, им достается. Работают иногда сутками напролет. Но еще не было отказов приборов и оружия в воздухе.

— Оружейниками девушки служат?

— Да. Им, конечно, очень тяжело. Но держатся. Не ропщут. А что касается качества работы, то девчата очень аккуратны и точны.

Фролов объявил благодарность личному составу полка за успехи в боевой работе, дал ряд указаний по совершенствованию летной подготовки, улучшению быта летчиков и техников.

— Скоро решительно погоним врага с родной земли, — добавил он. — Так что понадобятся все ваши силы, все ваше искусство и мужество.

А вскоре действительно начались интенсивные бои — и воздухе и на земле. Эскадрилья воевала успешно, число сбитых вражеских самолетов неуклонно росло.

Это время запомнилось отчаянными воздушными схватками. Все чаще приходилось вылетать на прикрытие своих бомбардировщиков и штурмовиков, на разведку и фотографирование переднего края обороны противника. Эти задания командования выполнялись с особым старанием, риском и отвагой.

18 сентября 1943 года гвардии младший лейтенант Владимир Бакулин и гвардии младший лейтенант Анатолий Паков вылетели на разведку дорог на территорий противника и фотографирование аэродрома Луостари. Разведка шла успешно. Заметили движение на дороге.

Погода была отличная, видимость хорошая, и летчики надеялись доставить важные разведывательные сведения. Только приготовились к работе, как на высоте пяти тысяч метров Бакулин заметил восемь вражеских истребителей Ме-109. Фашисты тоже увидели наши самолеты и, надеясь на явное превосходство в силах, без промедления пошли в атаку. К Бакулину, он был ведущим, с задней полусферы быстро приближались два «мессершмитта». Но Бакулин не сробел. Сделав боевой разворот, сам ринулся в лобовую атаку. Хотя расстояние и было далековато, он ударил по противнику тремя очередями. Успел заметить, что один из нападавших на него Ме-109 опрокинулся на крыло, заштопорил.

Наблюдать за ним времени не было. Уже четыре немецких истребителя попарно, с разных сторон, пошли в атаку на наших разведчиков. В какой-то момент ведомый гвардии младший лейтенант Паков не успел отвернуть, и струи пуль прошили его самолет. Со снижением он пошел в сторону линии фронта.

Ьакулин остался один. Ох и крутился же он, увертываясь от ударов, сам нападал и бил по врагу из пулеметов. Уже не первый раз сразу несколько вражеских самолетов бросалось на него. Но помощи ждать неоткуда. Поэтому он продолжал вести бой, делая крутые виражи, уходя из-под ударов противника и нанося ответные удары. Главное, думал он, не дать врагу зайти в хвост самолета. Лобовую же атаку он отбить сумеет. Он чувствовал, что самолет его изрешечен пулями, уже плоховато слушается рулей. Видно, приближается развязка. На какой-то миг атаки противника ослабели. Видимо, фашисты решили, что добить измотанного непрерывными атакам! летчика уже не составит большого труда. Но имение этот миг и использовал Бакулин. Сделав крутой вирах он зашел только что атаковавшему его гитлеровцу хвост и выпустил по нему две пулеметные очереди. Фашист кувыркнулся, задымил и, теряя высоту, потянул сопкам.

Появилась облачность, и Бакулин тотчас же этим воспользовался. Он ушел за облака и сделал несколько виражей. Попытался связаться со своим аэродромом, но радиостанция оказалась разбитой. Повреждено и рулевое управление. Он еще не знал, что у самолета срезам консоль, нет одного элерона. Но машина все же слушалась его, это сейчас главное. Надо дотянуть до своих спасти фотоснимки, передать данные разведки. Несколько раз Бакулин выскакивал из облачности, но, заметив поджидавшие его вражеские истребители, опять прятался в нее, А что если, используя облачность, взять курс на свой аэродром? Так и сделал. Вот и Мурмаши. Но когда уже подлетал, заметил внизу разрывы бомб. В воздухе шел бой. В такой обстановке на поврежденной машине не сядешь. И Бакулин повернул на запасной аэродром. Как на беду, и здесь ему не повезло. На высоте 300–400 метров он был атакован четырьмя вражескими истребителями. Отбивался, как мог. Но вперед высверкнула вражеская очередь. Мотор задымил и остановился. Самолет стал терять высоту. Бакулин глянул вниз на землю. Стало ясно, придется садиться вне аэродрома. Пока самолет планирует, хорошо выбрать подходящее место для приземления. Внизу мелькали сопки поросшие низкорослыми карликовыми березками. Ни одного ровного места. А земля стремительно приближается. Чуть в стороне — небольшой распадок. Владимир выпустил закрылки. Хоть немного бы снизить скорость.

Летчик делал все, чтобы как можно мягче посадит самолет. И все же удар о землю оказался неожиданным. Самолет сильно качнуло, он накренился на правый бок коснулся земли, тяжело подскакивая на кочках. Летчик инстинктивно старался всеми силами удержать машину, не дать ей перевернуться. Самолет последний раз под прыгнул, так что летчика подбросило на сиденье, хотя крепко привязанного ремнями, и остановился.

Бакулин глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Так он просидел, наверное, с полминуты. Затем заставил себя взбодриться и решительно отстегнул привязные ремни. Встать, однако, ему не удалось. При первой же попытке резкая боль пронзила все тело. «Ранен», — понял Бакулин. Он подождал, пока утихнет боль, и стал подниматься уже осторожно, но боль настигла его в тот момент, когда он уже подтянулся на руках, пытаясь выбраться из кабины. Со стоном опустился обратно в кресло.

Его нашли через несколько часов. Он сильно ослабел от потери крови, но все же сумел доложить о выполнении задания.

— Главное — данные разведки. Надеюсь, фотоаппарат невредим и пленки целы. Видимость была хорошая.

Отснятые фотопленки и карту с пометками тут же отправили в штаб полка. Вскоре оттуда позвонили:

— Поблагодарите гвардии младшего лейтенанта Владимира Бакулина. Снимки он привез отличные. Используем их при очередном налете на фашистский аэродром и Луостари. И сведения о движении на дорогах пригодятся.

Когда Бакулину сообщили об этом разговоре, он сдержанно улыбнулся.

— Старался, снимал из-под облачности. А как с Паковым?

— Ищем. Завтра посылаем еще два самолета.

Случай с Бакулиным потом не раз приводился при разборе полетов как пример образцового выполнения поставленной задачи и упорства при доставке добытых сведений в часть.

На очередной политинформации гвардии капитан И. Жариков призвал летчиков к бдительности, к усилению боевой готовности.

— Есть сведения, — сказал он, — что в ближайшие дни фашисты усилят налеты на Мурманск, попытаются бомбить и наши аэродромы. Гитлер вновь отдал приказ стереть с лица земли Мурманск, вывести из строя порт. Не дает фашистам покоя и наша ГЭС. Разрушить ее — значит парализовать жизнь во всей округе.

23 сентября 1943 года летчиков поднял сигнал боевой тревоги. В воздух взмыли Жариков, Разумов, Громов, Бычков, Кулешов, Ченцов, Алексеев, Шилков, Михайловский. Задача: прикрытие Туломской ГЭС и своего базирования. Вскоре заметили восемь немецких бомбардировщиков в сопровождении пятнадцати истребителе которые, прикрывая бомбовозы, немедленно пошли атаку. Бой завязался на высоте 1500 метров над районе Мурмаши — Шонгуй и проходил со снижением до бреющего полета. Первая атака вражеских истребителей, которую враг возлагал большие надежды, была успешно отражена. Громов, сманеврировав, набрал высоту сверху атаковал противника. Товарищи его поддержка Каждый выбрал себе цель и атаковал ее. Вели огонь коротких дистанций, заставляя противника резко маневрировать, что расстраивало его боевой порядок. Теперь фашистские летчики не решались уже нападать в группой. Они утратили между собой связь и действовали каждый на свой страх и риск. Но именно в этот критический момент подошла еще группа Ме-109 и вступила в бой. Обстановка значительно усложнилась. Важно было не допустить согласованной атаки вражеских истребителей и самим упорно атаковать. Учитывая это, Громов приказал Жарикову и Бычкову сковать боем подошедших Ме-109Ф, сорвать их замысел.

— За мной, в атаку! — передал капитан Жариков с ему ведомому. — Прикрой.

Тут же в направлении фашистского истребителя полоснула пулеметная очередь. Но он сумел сманеврировать, уклониться от огня, развернулся и снова ринулся в атаку. Тут-то и настиг его Жариков, вышедший из виража. Ме-109Ф задымил и, оставляя за собой длинный черный шлейф, пошел к земле. Вскоре на месте его падения вырос взрыв, блеснуло пламя.

Лейтенант Бычков отбивался сразу от двух «мессров». Закладывал виражи, уходил вверх, бросался вверх, почти прижимаясь к земле. Вражеские истребители, словно привязанные, неотступно следовали за ним. И туго бы ему пришлось, если бы не Михайлов, выбивший Ме-109Ф из-под хвоста его самолета. Удирая, гитлеровец пытался проскочить мимо заканчивавшего вираж Бычкова. Но не тут-то было. Бычков немедленно поймал его в перекрестье прицела и короткой очередью сбил. Кто-то из ребят ухитрился подбить один из головных бомбардировщиков, и тот полого, оставляя длинный шлейф дыма пошел книзу. Строй бомбардировщиков рассыпался, они повернули назад. Вражеские истребители тоже с ли один за другим выходить из боя и брать курс на запад. Громов, посчитав задачу выполненной, повернул на свой аэродром. Несмотря на численное превосходство вpaгa, бой был довольно легким и без потерь. После приземления техники нашли лишь повреждения от пулеметно-пушечного огня на четырех самолетах.

— Проучили «мессеров», — сказал при разборе боевого вылета майор Громов. — Я думаю, долго они будут сидеть смирно.

Прогноз этот, однако, не оправдался. Очередную тревогу объявили на следующее утро. Большая группа вражеских самолетов снова приближалась к Туломской ГЭС. В воздух подняли три группы истребителей под общим командованием гвардии майора Громова. Первую группу возглавил гвардии капитан И. Жариков. В нее вошли Разумов, Бычков, Жученко. Вторая группа — во главе с Кулешовым. И вместе с ним Михайловский, Михайлов, Ченцов. Третьей группой руководил Завьялов. Ее составили Гуслистов, Петров, Иванцов, Никитин. С земли за ходом сражения наблюдал командир полка гвардии подполковник М. Семянистый, передававший команды по радио.

Замысел гитлеровцев состоял в том, чтобы связать силы наших истребителей и тем самым расчистить путь своим бомбардировщикам, которые должны были ударить по ГЭС и аэродрому. Враг, видимо, рассчитывал, что после прошедшего накануне боя наши авиаторы ослабят бдительность.

Но ставка на внезапность противнику не удалась, благодаря своевременной информации по радио с командного пункта полка:

— Высота две тысячи пятьсот метров. Правее — группа истребителей противника.

— Вижу, — ответил Громов. — Атакуем!

Громов насчитал пятнадцать Ме-109Ф. «Значит, силы мерно равны, — подумал он. — Теперь все будет зависеть от смелости и мастерства летчиков». Бой начался стремительно, на встречных курсах. Когда перед первой атакой Жариков посмотрел на часы, было 9.35. Последний боевой разворот он сделал в 10.31. длился всего 56 минут, но что это были за минуты! Громов первым пошел в атаку и с ходу вогнал в землю один «мессер». Когда заканчивал боевой маневр, заметил, как задымил и рухнул вниз еще один вражеский истребитель, который, судя по всему, был сбит его ведомым.

Жариков, выбрав цель, упорно старался захватить в перекрестье прицела. Фашист увертывался, сам пытался зайти сверху или сбоку.

— Бычков, прикрой, — скомандовал Жариков и с боевого разворота, поймав, наконец, фашиста в прицел полоснул по нему длинной очередью. Вражеский истребитель клюнул носом и стал заваливаться на крыло. «Этот готов», — отметил про себя Жариков. Тут же он увидел как и второй вражеский самолет, объятый пламенев косо пошел вниз, оставляя за собой шлейф дыма. Понял — это Михаил Бычков, воспользовавшись замешательством противника, сбил еще один Ме-109Ф. За к короткий бой они сумели уничтожить четыре вражеских самолета. Удача? Везение? Конечно, на войне и их нельзя сбрасывать со счетов, но главное — мастерство, смелость, отличное владение техникой.

— Двадцать второй! — послышался в наушниках голос командира полка. Двадцать второй — это был позывной номер Георгия Громова. — С запада приближается пятнадцать «мессеров». Высота две тысячи метров. Будь внимателен. За ними идут бомберы.

— Вижу, — отозвался Громов. — Сейчас встретим.

Он подал команду всем экипажам выходить из боя для удара по новой группе противника. Положение хоть и осложнилось, но наши ребята не дрогнули. Громов сумел в динамике боя скорректировать действия ведомых им групп.

Одна из атак гвардии младшего лейтенанта Разумов увенчалась успехом. Он сбил Ме-109Ф. Но и гитлеровцы ободренные прибытием подкрепления, усилили натиск. Они придерживались своего излюбленного приема — навалившись на один самолет с разных сторон, брали его в «клещи». Атакованный таким образом Жариков едва сумел отбиться. Только вышел из виража, заметил, что гитлеровцы, как коршуны, набросились на другой на самолет. Кинулся на помощь — и не успел. Самолет, про шитый несколькими пушечными очередями, загорелся стал падать. Летчик с парашютом не выпрыгнул. Болью в сердце отозвалась у всех эта смерть. Но в пылу боя Жариков не заметил номер самолета. Кто же это? Запросил Бычкова. Не отзывается. Неужели он погиб. С яростью бросился Жариков снова в атаку.

Он так удачно врезался в боевой порядок подходившей группы гитлеровцев, что сразу расстроил его. Спереди внизу Оказался один из «мессершмиттов». Жариков ринулся вниз, заходя в хвост противнику. То ли фашист его не заметил, сам увлекшись атакой, то ли посчитал, что успеет увернуться, только он допустил Жарикова совсем близко, и Михаил, воспользовавшись этим, выпустил две очереди с короткого расстояния. Помеченная паучьей свастикой, машина вспыхивает и проваливается вниз. Но Жариков увлекся, не сделал маневра и сам оказался под огнем гитлеровца. Пули пронзили кабину — хорошо, что все обошлось. Нет, в воздушном бою нельзя терять осмотрительность — расплата может последовать мгновенно. Хорошо, сейчас помог Ченцов — прошил гитлеровца короткой очередью. С другой стороны ударил Михайлов. Они вдвоем быстро разделались с фашистом: вражеский самолет задымил и стал падать.

Видя, что пробиться здесь невозможно, враг стал разворачиваться и уходить к норвежской границе. Без прикрытия и «юнкерсы» не прошли. Побросали бомбы куда попало и повернули назад. У наших тоже на исходе было горючее и боеприпасы: Громов подал команду возвращаться домой. Итог был неплохой. Но и у нас не обошлось без потерь. Выбыли из строя Бычков и Жученко. Как загорелся самолет Миши Бычкова, видели и с командного пункта. Командир полка приказал ему покинуть самолет с парашютом, но Михаил ничего не ответил на это, и его самолет, оставляя шлейф дыма, по пологой глиссаде пошел в сопки. Вскоре там раздался взрыв. Как погиб Жученко — никто не видел. Разумов говорил, что «мессеры» навалились на него с двух сторон, и наш самолет, прошитый трассирующими очередями, загорелся и со снижением пошел к линии фронта. Сел он или упал этого Разумов не знал.

— Не верится, что Иван погиб, — вздохнул Громов.

— Не верится, что и Миша погиб, — в тон ему вздохнул Жариков. — Что же делать? Война.

— Война-то война, — ответил Георгий Васильевич. — а жалко таких ребят терять. Значит, мы что-то недорабатываем, недостаточно учим людей. Теперь бы полетать паре с Кожедубом или с Покрышкиным, поучиться у их мастерству.

Вскоре позвонили с соседнего аэродрома и сообщи и, что Иван Жученко у них. Сам он ранен, но не тяжело.

— Хорошо, — обрадовались в эскадрилье. — Значит жив Иван. Молодец!

Что же случилось с Жученко? А его тоже, как и Жарикова, подвело чувство успокоенности, как только сбил один «мессершмитт». Расслабился слишком. А тут откуда ни возьмись вывернулись из-за облаков два «месера» и с двух сторон прошили его очередями. Боль пронзила руку и грудь. В кабине запахло дымом. Самолет вошел в штопор, но Жученко, хотя и был ранен, но должал бороться. Неимоверным усилием ему удаломь вывести горящий самолет из штопора. Высота быстро падала. Внизу — сопки. До своего аэродрома не дотянуть. Куда садиться? Вспомнил, поблизости был аэродром, на котором базировались штурмовики. На него летчик и повел машину, удачно приземлил ее на фюзеляж с убранными шасси. Однако выбраться из самолета Иван самостоятельно не мог, так как кабина оказалась деформирована, и он раненой рукой не смог открыть ее изнутри. Ему помог это сделать солдат-стартер. Подбежав, он ногой разбил фонарь кабины и помог Жучен выйти. Едва они успели отскочить от самолета, как взорвался. Ивана отправили в госпиталь, откуда он вскоре выписался и вновь прибыл в родную эскадрилью.

Вот что рассказывал впоследствии об этом бое подполковник запаса И. Жариков:

— Бой был памятный. Фашисты во что бы то ни стало пытались прорваться к гидростанции и разбомбить ее, а перед нами стояла задача тоже во что бы то ни стало помешать им совершить свое черное дело. Мы поднял в воздух тремя группами под общей командой Георгия Васильевича Громова, хотя были здесь летчики и из других эскадрилий, а не только из «Комсомольца Заполярья». Первая схватка прошла очень организованно. Мы в течение всего боя сохранили огневое взаимодействие пар, стремясь держаться ближе друг к другу и оказывать помощь товарищам, попавшим в беду. Мне удалось сразу же сбить одного «мессера», который упал в двухстах метрах от аэродрома. Отдельные обломки самолета впоследствии доставили на КП дивизии.

Маленькая деталь дня. Перед боем эскадрилья «Комсомолец Заполярья» находилась в готовности номер один. Начальник воздушно-стрелковой подготовки дивизии майор Борис Качан пришел на аэродром, сел плоскость моего самолета, держа макет «мессершмитта» в руках. И мы с ним долго тренировались, как лучше прицеливаться при том или ином ракурсе летящего самолета, с каким упреждением открывать огонь по быстролетящей цели. Тут же прикидывали все возможные варианты боя. И вот сигнал к взлету, он застал нас за этим занятием. Качан убрал макет, а я — быстренько в самолет. Взлетаю. Где-то сбоку мельтешат «мессеры». Идем на сближение. И надо же — один вражеский самолет появляется передо мной точь-в-точь в том же ракурсе, как макет в руках Бориса Качана. Не сбить его просто невозможно. За этой нашей схваткой наблюдал с земли и Борис Качан. Я передал по радио: «Один фашист готов!». С КП ответили: «Молодец, Иван!»

Всего в этом бою мы сбили восемь вражеских самолетов. Фашисты так и не пробились ни к Мурмашам, ни к Туломской ГЭС. После боя оказалось, что у моего самолета разбит хвост и поврежден воздушный винт. Из эскадрильи «Комсомолец Заполярья» погиб один Бычков. Из первой и третьей — четверо: Петров, Ченцов и еще двое молодых. Надо отметить, что в нашей эскадрилье летчики были хорошо подготовлены и сбить кого-либо из них было не так-то просто. Вот что об этом же бое вспоминает и другой его участник, летчик И. Разумов:

— Мы взлетели по тревоге для прикрытия Мурмашей и Туломской ГЭС от вражеских бомбардировщиков. Дрались жестоко, ни одного бомбера не пропустили на Мурмаши. Фашисты развернулись и ушли на свою территорию.

Я был ведомым у Жарикова. Нас атаковали сзади четыре «мессера». Я предупредил Жарикова, отвернул, потом снова зашел для атаки и сбил один самолет. Потом началась общая «карусель». Воздушный бой — он быстрый. Тут особенно примериваться да раздумывать некогда.