Подготовка флотов основных капиталистических государств к войне (1918–1939 гг.)
Характер и направленность развития морских сил между первой и второй мировыми войнами
Важнейшим политическим итогом первой мировой войны 1914–1918 гг. был прорыв фронта империализма в его наиболее слабом звене — царской России. Победа Великой Октябрьской социалистической революции и раскол мира на две социальны» системы нарушили равновесие внутри мировой системы капитализма, обострили все его противоречия. Попытка империалистов США, Англии и Франции сгладить эти противоречия заключением Версальского мирного договора не увенчалась успехом. В. И. Ленин охарактеризовал этот договор как «неслыханный, грабительский мир, который десятки миллионов людей, и в том числе самых цивилизованных, ставит в положение рабов»{22}. Версальский мирный договор прежде всего предусматривал закрепление передела мира в пользу стран-победительниц. Однако уже при выработке статей договора выявились непримиримые противоречия, раздиравшие капиталистическую систему. Стремясь к экономическому ослаблению Германии, США и Англия вместе с тем боялись ослабления ее империалистической верхушки и нарастания революционного движения пролетариата. Кроме того, США стремились обеспечить себе в Германии хороший рынок сбыта и сферу приложения капитала. Примирить эти противоречия было невозможно. Таким образом, уже первый мирный договор таил в себе неизбежность военного столкновения. Экономический кризис 1929–1933 гг. обнажил и еще более обострил противоречия и потряс до основания всю капиталистическую систему. Он повлек усиление борьбы за рынки сбыта и сферы влияния, но мир был уже поделен, свободных рынков [16] не было. Выход из создавшегося положения империалисты видели только в новом переделе мира через грабительскую войну. Все это привело к гонке вооружений. И чем больше накалялась международная обстановка накануне войны, тем активнее нарушались договорные обязательства по ограничению вооружений, служившие лишь ширмой, за которой готовилась новая мировая бойня.
Конференции и соглашения о морских вооружениях
В первые годы после окончания войны 1914–1918 гг. направленность развития морских сил империалистических государств в известной мере определялась международными соглашениями об ограничении вооружений. На Вашингтонской конференции великих держав (1921–1922 гг.), созванной по инициативе США, последние добились узаконения равенства американского флота с английским и расторжения англо-японского союза, создавшего невыгодное для Америки соотношение сил в западной части Тихого океана в случае войны США с Японией. Наряду с этим американцы добивались осуществления принципа «открытых дверей» в отношении Китая, чтобы, наводнив китайский рынок своими товарами, сначала вытеснить оттуда своих конкурентов — Англию и Японию, а затем прибрать Китай к своим рукам.
В договоре, определявшем предельные размеры флотов США, Англии, Японии, Франции и Италии, была установлена следующая пропорция тоннажа линейных кораблей — 5 : 5 : 3 : 1,75 : 1,75. Соответственно предельное водоизмещение линейного флота определялось: для США и Англии по 525 тыс. т, для Японии — 315 тыс. т, для Франции и Италии — по 175 тыс. т. Для авианосцев был установлен общий тоннаж: для США и Англии по 135 тыс. т, Японии — 81 тыс. т, Франции и Италии по 60 тыс. т. В качестве максимальной нормы водоизмещение было принято для линкоров 35 тыс. т с артиллерией не свыше 16 дюймов и для авианосцев — 27 тыс. т с артиллерией не свыше 8 дюймов (только при строительстве впоследствии двух английских линкоров эти ограничения не принимались в расчет). Общее водоизмещение крейсерского и подводного флотов договор не ограничивал.
Конференция не установила каких-либо ограничений в отношении состава сухопутных и воздушных сил. Поэтому Вашингтонский договор, оставаясь актом формальным, по существу, предоставлял неограниченные возможности для гонки вооружений. Он определял соотношение морских сил между странами-победительницами в соответствии с их удельным весом в мировой экономике и влиянием на международной арене.
Советский Союз не был приглашен на Вашингтонскую конференцию. Это обстоятельство заранее обрекало ее решения на [17] провал. Советское правительство отказалось их признавать. В своей ноте от 2 ноября 1921 г. оно заявило, что «при таких условиях решения Вашингтонской конференции неизбежно станут лишь источником новых конфликтов, новых замешательств и новых потрясений»{23}. Антисоветский характер решений по Дальнему Востоку, ущемлявший интересы Советской России как великой тихоокеанской державы, мешал создать прочный и устойчивый мир на Тихом океане, так как решения конференции развязывали руки Японии для подготовки агрессии против Китая и Советского Союза.
Локарнское соглашение 1925 г., в котором Германия выступала уже как равноправная со странами-победительницами держава, открывало широкую дорогу дальнейшей подготовке агрессии в Европе. Вступая в 1926 г. в Лигу наций, Германия добивалась прежде всего отмены военных статей Версальского договора и легализации своих вооружений, и вскоре она добилась отмены военного контроля. За четыре года — с 1924 по 1928 — расходы ее только на вооружение флота возросли в 11 раз.
Крупным событием, определившим направленность развития морских сил основных капиталистических стран, явилась Лондонская морская конференция, созванная в начале 1930 г. На ходе ее резко сказались острые противоречия между участниками. Итальянцы настаивали на полном равенстве своего флота с французским. Французы решительно противились этому. Англия, опасавшаяся усиления обоих флотов, не смогла урегулировать конфликт. Решение конференции подписали только США, Англия и Япония.
Лондонская морская конференция дополнила Вашингтонский договор, установив следующее предельное суммарное водоизмещение для крейсеров, эскадренных миноносцев и подводных лодок (в тыс. т):
| Крейсера | Эсминцы | Подводные лодки | |
| Англия | 339 | 150 | 52,7 |
| США | 323 | 150 | 52,7 |
| Япония | 209 | 105 | 52,7 |
Кроме того, конференция продлила перерыв в строительстве линкоров еще на 5 лет — до 1936 г., установила два типа крейсеров: водоизмещением в 10 тыс. т с 155–203-мм артиллерией и водоизмещением до 10 тыс. т с артиллерией калибром не более 155 мм. Максимальное водоизмещение для подводных [18] лодок определялось в 2 тыс. т с предельным калибром артиллерии 130 мм. Разрешалось также иметь по три подводные лодки водоизмещением до 2800 т и с артиллерией до 155 мм.
Следовательно, решения Лондонской морской конференции не ограничивали вооружений, а, наоборот, позволяли расширять строительство и обновление военно-морских флотов.
В 1934 г. Германия односторонне отказалась от выполнения статей Версальского договора. В следующем году ее войска оккупировали Рейнскую область. В стране была введена всеобщая воинская повинность, началось создание военной авиации, лихорадочное строительство аэродромов, военных укреплений, автострад, ведущих к границам западных и восточных соседей. В период с 1929 по 1934 г. Германия построила 3 «карманных линкора» типа «Дейчланд» (практически — тяжелые крейсера), которые по проекту отвечали требованиям Версальского договора (10 тыс. т), в действительности же их водоизмещение почти вдвое превзошло проектное. В 1934 г. закладкой двух линкоров типа «Шарнхорст» (34 тыс. т) немцы уже открыто нарушили Версальский договор. На создание «карманных линкоров» Франция ответила закладкой в 1932–1934 гг. двух быстроходных линкоров типа «Дюнкерк», а Италия — закладкой в 1934 г. еще более мощных линкоров типа «Литторио».
Надеясь столкнуть Германию с СССР, англичане 18 июня 1935 г. подписали с ней морское соглашение, в котором британское правительство санкционировало строительство Германией флота, равного 35% английского флота как по суммарному водоизмещению, так и по отдельным классам кораблей. Германия получила право содержать подводные силы в размере 45% суммарного водоизмещения английских подводных лодок. При этом предусматривалось, что «путем совместного дружеского обсуждения этот процент в дальнейшем мог быть повышен до 100% водоизмещения английского подводного флота»{24}. Так Германия получила право увеличить свой флот в четыре раза и сравнять его с французским.
В 1936 г. уже официально был оформлен военно-политический блок «ось Берлин — Рим» и заключен так называемый «антикоминтерновский пакт» между Германией и Японией, к которому вскоре примкнула Италия и ряд других государств. Созванная в том же году вторая Лондонская морская конференция закончилась провалом. Япония, не добившаяся согласия на полное равенство своего флота с флотом Англии и флотом США, покинула конференцию. Основные морские державы, отказавшись практически от всяких ограничений, приступили к строительству крупных надводных кораблей, которые [19] как в период подготовки к войне, так и в ходе ее составляли основное ядро флотов.
С началом войны в Европе США начали развертывать военную промышленность, рассчитывая вновь стать мировым поставщиком оружия для воюющих государств.
Развитие боевых средств флотов
Развитие основных видов оружия между первой и второй мировыми войнами шло по пути совершенствования существовавших ранее средств борьбы, и в частности по линии увеличения их разрушительной силы, дальности действия и универсализации, чтобы обеспечить возможность использования данного вида оружия различными классами кораблей и родами сил флота.
Артиллерия. Повышение мощности артиллерии достигалось увеличением давления в канале ствола, что позволяло повысить вес снаряда и дальность стрельбы при тех же калибрах. Росту дальнобойности способствовало и увеличение углов возвышения орудийных установок. Большие углы возвышения даже орудий крупного калибра{25} обеспечили навесность траектории полета снаряда, а с нею — и возможность разрушения палубной брони. К началу второй мировой войны дальность стрельбы крупнокалиберной артиллерии возросла до 200–250 каб. против 95–115 каб. в первой мировой войне. Примерно вдвое повысилась и скорострельность артиллерии (особенно зенитной за счет внедрения автоматов и полуавтоматов), значительно увеличилась живучесть орудий и артиллерийских установок в целом.
Торпеда развивалась по пути универсализации ее и возможности использования одних и тех же образцов с надводных кораблей и подводных лодок.
Наиболее распространенной к началу войны была универсальная 533-мм паро-газо-воздушная торпеда с контактным взрывателем со скоростью хода 40–46 узл. и дальностью на скоростных режимах от 4 тыс. до 6 тыс. м. Улучшение тактико-технических элементов торпеды достигалось прежде всего за счет увеличения заряда, который повысился до 300–400 кг, т. е. на 80–100% по сравнению с зарядом торпед первой мировой войны. Дальность торпеды при скорости 25 узл. увеличилась до 17 тыс. м. Появление неконтактных взрывателей значительно повысило эффект взрыва торпеды, однако взрыватели были еще не совершенны и часто отказывали. На отдельных флотах появились «циркулирующие» торпеды.
Мина. Ее заряд к началу войны достиг 200–300 кг при общем весе мины более тонны. В большинстве стран изготовлялись ударные, антенные и электромагнитные мины. Вес [20] заряда ударных мин против подводных лодок достигал 65–80 кг, антенных — 136 кг и более. Для перекрытия большей толщи воды обороняемого от подводных лодок района в отдельных флотах применялась подвеска двух мин на одном минрепе. Стремление к увеличению глубины постановки мин способствовало удлинению минрепа до 500 м. Изыскивались также средства для затруднения траления мин. Одним из них явились «срочные» мины, приходившие в опасное положение через определенное, заранее установленное время. Велись работы по универсализации мин и возможности постановки одних и тех же типов мин различными носителями их (надводными кораблями, подводными лодками, самолетами).
Глубинная бомба совершенствовалась в направлении увеличения глубины взрыва и создания разнообразных калибров бомб. Росло число носителей этого оружия, им стала, в частности, и авиация.
Развитие надводных кораблей
Все крупные капиталистические государства в период между первой и второй мировыми войнами считали основным родом морских сил надводные корабли. Их строительству и совершенствованию, особенно постройке крупных артиллерийских надводных кораблей (линкоров, крейсеров), уделялось основное внимание.
Для всех классов надводных кораблей в этот период характерно значительное возрастание скоростей и дальности плавания по сравнению с кораблями периода первой мировой войны. Эти качества улучшались за счет установки более совершенных машин, внедрения жидкого топлива и увеличения его запаса. Благодаря созданию различных систем бортовых противоминных отсеков значительно возросла живучесть надводных кораблей. В меньшей степени претерпело изменение вооружения кораблей (см. приложение 1).
Линейные корабли считались основным классом кораблей. Корабли этого класса, заложенные накануне войны, имели скорость до 30–32 узл., дальность плавания до 15 тыс. миль, водоизмещение до 42–52 тыс. т. Главный калибр артиллерии линкоров остался на уровне первой мировой войны — 356–381 мм. (14–15'').
Особое внимание при строительстве линкоров было обращено на увеличение их живучести. Наряду со старыми системами противоминной защиты на итальянских кораблях появилась новая, состоящая из продольных труб с цилиндрами внутри их. Разрушение этих цилиндров должно было поглощать силу взрыва. Живучесть линейных кораблей повышало прикрытие компактно расположенных их жизненных частей более толстой броней, толщина которой на борту достигала 406 мм и на палубе — 200 мм. Однако при больших дистанциях стрельб угол встречи снаряда с броней достигал 60 и [21] более градусов. При таких углах палубная броня ни одного из линкоров не выдержала бы попадания тяжелых снарядов, дальнейшему же увеличению толщины палубной брони препятствовало снижение остойчивости корабля. Конструкторская мысль зашла в тупик, но, несмотря на возникшие осложнения, строительство линкоров продолжалось.
Авианосцы представляли собой самый малочисленный класс кораблей, да и то они были только в составе флотов США, Англии и Японии. Так как первая мировая война не выявила оперативно-тактического назначения авианосцев, строительство их велось в различных направлениях, корабли этого класса отличались большим разнообразием типов (водоизмещение от 10 до 40 тыс. т, самолетоподъемность от 20 до 90 машин). Только во второй половине 30-х годов определились взгляды на боевое использование авианосцев и были выработаны тактико-технические требования к ним. В отдельных странах началась серийная постройка. Наиболее распространенным стал авианосец водоизмещением 20–25 тыс. т, со скоростью хода до 30 узл., принимавший 50–70 самолетов и вооруженный универсальными орудиями 100–130-мм калибра. К такому типу кораблей относились английский «Арк Ройял», американский «Хорнет» и германский «Граф Цеппелин». Конвойные авианосцы не строились. То, что именно авианосцы, а не линкоры являются основным классом кораблей, выявилось уже в ходе второй мировой войны.
Крейсера перед самым началом войны строились в рамках Лондонского соглашения 1936 г. Преимущество отдавалось легким крейсерам с артиллерией калибром до 155 мм. Вступившие в строй накануне войны, крейсера имели значительную дальность плавания — до 8–10 тыс. миль, а отдельные типы, как, например, крейсер «Дейчланд», — до 18 тыс. миль.
По сравнению с линкорами скорость хода крейсеров возросла меньше, всего на 25–30%, а изрядно повысившаяся живучесть все же не соответствовала возможностям современных средств борьбы, о чем красноречиво свидетельствует высокий процент гибели крейсеров в годы второй мировой войны.
Эскадренные миноносцы. В большинстве флотов капиталистических стран к началу войны взгляды на оперативно-тактическое использование кораблей этого класса не были достаточно четко определены. В ряде стран их развитие шло главным образом в интересах эскадренного боя, чем определялось стремление к большим скоростям (до 40 узл.) и усиление торпедного вооружения (до 16 торпедных аппаратов). Только в ходе войны выявилось основное назначение эсминцев: защита морских сообщений, ПВО и ПЛО крупных кораблей на переходе. Отсюда тенденция к резкому увеличению дальности плавания эсминцев (до 6 тыс. миль), главным образом за счет снижения скорости, к усилению зенитного и [22] противолодочного вооружения, сокращению торпедного вооружения. Развитие артиллерии, особенно мелких и средних калибров, шло по линии универсализации ее против морских и воздушных целей.
Торпедные катера также претерпевали изменения: повышалась их мореходность, а соответственно и водоизмещение (с 5–24 до 12–62 т), росла скорость хода (с 27–41 до 33–47 узл.) и дальность плавания (со 160–200 до 500–1000 миль). За счет применения автоматики улучшилось артиллерийское вооружение. В английском флоте появились специальные катера для защиты прибрежных коммуникаций. Усиление на торпедных катерах вспомогательного вооружения (артиллерийского, противолодочного, дымоаппаратуры) позволило привлекать их к решению других задач (дозор, ПЛО и т. д.).
Эскортные корабли. Предполагалось для конвоирования судов использовать устаревшие боевые корабли и суда, вводимые в состав флотов по мобилизации, поэтому в межвоенный период постройка специальных эскортных кораблей была весьма ограниченной. В ряде государств эскортные корабли были вооружены гидролокаторами, что сыграло крупную роль в борьбе с подводными лодками.
Развитие подводных лодок
Высокая эффективность действий подводных лодок на морских и океанских сообщениях в первую мировую воину по достоинству оценена не была. В ряде флотов крупных государств на подводные лодки продолжали смотреть как на «оружие слабейшего», поэтому на протяжении всего межвоенного периода тактико-технические данные подводных лодок оставались почти неизменными (см. приложение 2).
В отдельных странах накануне войны совершенствование основных элементов подводных лодок шло с учетом возможности их совместного использования с надводными кораблями. Отсюда обращалось особое внимание на увеличение скорости надводного хода лодок, а повышению их скорости хода и дальности плавания под водой не придавалось значения. Калибр торпед подводных лодок увеличился с 450–500 до 533–550 мм, запас торпед — с 6–8 до 10–16, количество мин — с 12–16 до 32–40 и даже 75. Число артиллерийских орудий на подводной лодке возросло до двух, а их калибр с 32–60 до 100–130 мм. Время погружения лодок сократилось в 1,5–2 раза и составило для больших лодок в среднем около минуты, а для малых до 30 секунд. Глубина погружения лодок к началу второй мировой войны возросла до 120–150 м, т. е. увеличилась примерно в три раза.
Большие лодки предназначались главным образом для действий на удаленных коммуникациях противника, а также совместно с эскадрами надводных кораблей. В соответствии [23] с этим в некоторых флотах такие лодки подразделялись на два подкласса: эскадренные и крейсерские, однако эта классификация не привилась. Водоизмещение больших лодок колебалось в пределах 1000–2800 т; дальность плавания в надводном положении увеличилась по сравнению с лодками 1918 г. в два раза и при экономической скорости хода у отдельных типов, построенных накануне второй мировой войны, достигала 15–20 тыс. миль, а в подводном положении — 240 миль, автономность — 100–120 суток. Надводная скорость хода больших лодок колебалась в пределах 15–22 узл., максимальная подводная скорость 9–10 узл. Большие подводные лодки имели 6–10 торпедных аппаратов и 1,5–2 комплекта торпед.
Средние лодки предназначались главным образом для действий на морских коммуникациях. Их надводная скорость накануне войны составляла 17–18 узл., подводная — 8–10 узл., надводное водоизмещение колебалось в пределах 500–1000 т, автономность — 20–50 суток, дальность плавания в надводном положении — 2–7 тыс. миль. Торпедное вооружение состояло из 4–6 носовых и иногда 2 кормовых торпедных аппаратов.
Малые лодки строились для действий на коммуникациях ограниченных морских театров и для обороны берегов. Водоизмещение их не превышало 500 т, надводная скорость — 10–13, максимальная подводная — 7–10 узл. В надводном положении малые лодки могли покрыть расстояние 500–4000 миль. На этих лодках устанавливалось 2–4 носовых торпедных аппарата.
Подводные минные заградители почти не строились. Как правило, боевые лодки могли использоваться либо в торпедном варианте, либо как заградители.
Хотя значительное место в вооружении подводных лодок стала занимать артиллерия, особенно зенитная, основным оружием подводных кораблей оставалась торпеда. Причем только Германия имела к началу войны электроторпеду калибром 533 мм, с весом взрывчатого вещества 300 кг, скоростью хода 30 узл. и дальностью действия 5 тыс. м. Электроторпеды значительно повышали скрытность подводных лодок, а беспузырная стрельба и бесследный ход торпеды значительно затрудняли маневр уклонения от нее. Поэтому принятие электроторпеды на вооружение лодок явилось серьезным улучшением условий действий подводных лодок.
Развитие авиации
За относительно короткое время авиация выросла в универсальный род морских сил и коренным образом изменила характер боевых действий на море. Это обстоятельство стало причиной возникновения взглядов о всемогуществе авиации, о ее способности заменить все другие рода морских сил. К началу второй мировой войны авиация в ряде стран оформилась в самостоятельный [24] вид вооруженных сил. В Англии, Франции, Германии и Италии были созданы министерства авиации и штабы ВВС. В Англии и Японии морская авиация входила в состав военно-морского флота самостоятельным родом сил, призванным действовать совместно с морскими силами, что и обусловило впоследствии более эффективное использование этими государствами своей морской авиации.
Наряду с бомбардировочной, истребительной и разведывательной авиацией появилась и развивалась минно-торпедная, штурмовая авиация и пикирующие бомбардировщики. В Англии выделяется специальная группа авиации для ПЛО прибрежной зоны. Совершенствуются авианосная авиация и гидросамолеты.
Незначительный боевой опыт торпедоносцев в первую мировую войну привел к необходимости разрабатывать тактику использования самолетов данного типа. В английском и японском флотах, где на это обращалось особое внимание, отрабатывалось торпедометание с малых (10–100 м) и больших (1500–2000 м) высот.
Произошли заметные изменения в соотношении количества самолетов по родам. В военно-воздушных силах значительно увеличилось количество бомбардировщиков и сократилось количество истребителей (см. приложение 3). Это свидетельствовало о стремлении использовать авиацию прежде всего в наступательных целях, что соответствовало предвоенным взглядам последователей и единомышленников генерала Дуэ.
Значительные изменения претерпели и тактико-технические данные самолетов. Их скорость полета возросла в 2–2,5 раза, практический потолок — в 1,5–2 раза. В таких же размерах увеличилась полезная нагрузка самолетов-бомбардировщиков; у отдельных типов тяжелых самолетов она достигла 20 т. Дальность полета в 4–5 раз превосходила этот показатель самолетов периода первой мировой войны (см. приложение 4).
Увеличение живучести надводных кораблей за счет улучшения качества и толщины палубной брони, а также удаление их жизненных частей от бортов повлекло за собой возрастание калибров авиабомб. Появились фугасные бомбы весом до 2000 кг, бронебойные бомбы, бомбы меньших калибров с реактивными ускорителями, увеличивающими их пробивную силу. Были испытаны и в ходе войны нашли широкое применение, особенно у немцев, бомбовые взрыватели замедленного действия, которые на длительное время выводили из строя поражаемые объекты.
Авиационные торпеды к началу второй мировой войны имели следующие тактико-технические данные: основной калибр — 450 мм, вес — от 600 до 1000 кг, взрывчатого вещества — 160–300 кг, скорость хода — 40–45 узл., дальность [25] действия на максимальных скоростях — 8–18 каб. В США и Японии накануне войны испытывалась универсальная торпеда для самолетов и кораблей.
К 1939 г. большинство флотов имело на вооружении авиационные неконтактные мины с магнитным и индукционным замыкателем. Увеличение количества взрывчатого вещества до 300 и более килограммов, приближение точки взрыва к жизненным центрам корабля и большая подвижность самолетов значительно увеличили эффективность авиационных мин в борьбе против крупных кораблей и судоходства в водах противника. Большие перспективы сулило и появление накануне войны на английских самолетах радарных установок.
Большая дифференциация авиации, использование ею самых разнообразных средств поражения, а также значительное улучшение тактико-технических элементов самолетов способствовали универсализации авиации и обеспечивали широкое использование ее в боевых действиях на море.
Предвоенные взгляды на характер строительства и использования морских сил
Между первой и второй мировыми войнами военные и военно-морские теории в капиталистических странах отличались крайней пестротой в части выбора средств борьбы и относительным однообразием их политической направленности, вытекавшей из общей политической линии буржуазной военной науки.
Буржуазные теоретики в своих изысканиях стремились к обоснованию таких способов ведения войны, которые бы не угрожали существованию их строя. В первые годы после окончания войны 1914–1918 гг. и особенно в период революционного подъема они искали пути замены массовых вооруженных сил небольшими, но высоко технически оснащенными армиями, поэтому в качестве решающей силы в войне они выдвигали технику, машину. На основе широкого применения высокоманевренных сил, таких, как самолеты и танки на суше и крупные линейные флоты на море, теоретики того периода надеялись выиграть войну «единым стратегическим ударом». По-прежнему выдвигалась идея генерального сражения, опровергнутая всем ходом первой мировой войны. Однако по мере того как выявлялась несостоятельность идеи «малых армий», буржуазные теоретики стали разрабатывать системы экономического, политического и идеологического воздействия на массы, чтобы сделать послушными многомиллионные армии.
В области военно-морской период 1918–1939 гг. характеризуется теоретическим разбродом в буржуазной военной [26] мысли, наличием прямо противоположных мнений о характере строительства морских сил и способах их использования в будущей войне. При этом незыблемым оставалось требование безусловного достижения господства на море как единственного пути достижения победы в войне. Однако, в силу того что в ходе Первой мировой войны «всемогущество» линейного флота было подорвано, буржуазные исследователи занялись отысканием такого рода морских сил, который обеспечил бы им владение морем. Отсюда противопоставление одного рода морских сил другому и бесконечное обсуждение таких проблем, как «линкор или авианосец», «флот надводный или флот подводный», «флот воздушный или флот морской» и т. п.
Как и в прошлые эпохи, с появлением новых средств борьбы появились и их горячие поклонники, доходившие до абсурдных утверждений об абсолютности того или иного оружия или рода сил и отрицавшие необходимость развития других средств борьбы. В этот период появляются приверженцы авиации, сторонники строительства только подводных лодок, серия «новых» школ, выдвигавших свои идеи строительства флота. Не определив в этих спорах новую решающую силу, большинство буржуазных теоретиков пришло к началу второй мировой войны с убеждением, что становым хребтом морских сил по-прежнему остается линейный корабль. Эта точка зрения оказала большое влияние на кораблестроительные программы капиталистических государств и определила грубые просчеты в строительстве морских сил. Так, в английском флоте, основной задачей которого являлась защита морских сообщений, на 9 тыс. транспортных судов оказалось всего 200 кораблей ПЛО, причем большинство из них были кораблями прибрежного действия. В германском флоте, стремившемся к борьбе на океанских сообщениях, к началу войны оказалось всего 27 подводных лодок, пригодных для действий в океане. Эти обстоятельства, сказавшиеся затем на ходе военных действий, показывают, насколько опасны теоретические заблуждения, основанные на неверной оценке опыта строительства флота в прошлом.
Наряду с этими общими чертами, которые были свойственны всей буржуазной мысли межвоенного периода, военные теории различных капиталистических стран под влиянием экономических факторов, военно-географических условий, состава флотов и задач, стоявших перед ними, системы базирования и исторически сложившихся традиций имели свои национальные черты.
Взгляды морских теоретиков США и Великобритании имели много общего, так как оба эти государства были крайне заинтересованы в морских коммуникациях, обеспечивавших их процветание за счет грабежа колоний и слаборазвитых стран. Поэтому в основе морской политики и стратегии США и Великобритании по-прежнему лежали концепции Мэхэна и Коломба. [27] Они сводились к тому, что для достижения и удержания господства над миром необходимо господство на море, что средством для достижения последнего является «морская сила», объединяющая военный и торговый флоты, а также систему баз и портов. Эту мысль о решающем значении «морской силы» накануне войны довольно четко выразил Лиддел Гарт. Он писал: «Мы вели все наши войны вплоть до последней, используя ваше морское могущество... Нашим главным оружием было экономическое давление, осуществляемое военно-морскими силами»{26}. Чисто военная сторона этой доктрины, предусматривавшая решительное сражение линейных сил, подверглась большим нападкам, но ее политическая основа осталась незыблемой.
В связи с тем, что линейный флот уже в ходе первой мировой войны перестал быть олицетворением морской мощи/ вскоре после 1918 г. в США и Англии все чаще стали раздаваться голоса об его упразднении. В Англии появилась «новая школа», требовавшая ревизии взглядов адмиралтейства на характер строительства и использования военно-морского флота, отказ от линкоромании и «линейной стратегии». Отдельные представители этой школы считали, что Англия, зависящая от своих морских сообщений, не сможет прикрыть их теми 12–15 линкорами, которыми она располагает, так как в море ей приходится иметь одновременно до 2 тыс. транспортов. Это приводило теоретиков «новой школы» к мысли о необходимости строительства вместо дорогостоящих линкоров{27} кораблей других более многочисленных классов, прежде всего крейсеров, способных обеспечить непосредственное охранение конвоев. Наличные линейные корабли представители «новой школы» считали целесообразным использовать только для блокады боевого флота противника.
На первых порах «новая школа» получила поддержку английского адмиралтейства, поскольку эта линия соответствовала духу вашингтонского соглашения, а главное — послевоенному состоянию экономики Англии, которая не могла выдержать предложенного США и Японией темпа строительства крупных кораблей. Отказ англичан от постройки части уже заложенных линкоров в известной мере сдерживал их ближайшего конкурента — США в строительстве крупных кораблей. Взгляды «новой школы» поддерживались еще и потому, что в это время не был достаточно изучен опыт войны, отсутствовали эффективные средства борьбы с подводными лодками и возможность значительного повышения живучести линейных кораблей от оружия авиации и подводных лодок. [28]
Однако опыт первой мировой войны убедительно показал уязвимость английских коммуникаций даже при наличии абсолютного превосходства ее флота над флотом противника. Развитие новых боевых сил и средств, в первую очередь подводных лодок и авиации, повысило уязвимость коммуникаций и привело в тупик английскую теоретическую мысль, которая не смогла найти и воплотить в своих кораблестроительных программах такое соотношение различных классов кораблей, которое наиболее полно отвечало бы требованиям защиты судоходства страны. В годы второй мировой войны это вновь поставило Англию на грань катастрофы.
В Англии понимали, какую угрозу для ее морских коммуникаций представляют подводные лодки. Поэтому сразу же после окончания первой мировой войны Англия выступила с предложением объявить подводные лодки вне закона или в крайнем случае запретить неограниченную подводную войну. В частности, с такой идеей выступил один из влиятельных адмиралов — Ричмонд, который в опубликованной в 1934 г. книге «Современная морская мощь»{28} и в последующих статьях предлагал всем странам отказаться от использования подводных лодок, мотивируя тем, что подводные лодки, побежденные в первой мировой войне системой конвоев, не в состоянии добиться большей эффективности в борьбе против морской торговли. Запрещение использования подводных лодок, утверждал далее Ричмонд, необходимо и потому, что они существенно влияют на строительство надводных кораблей, способствуя увеличению их водоизмещения в целях повышения живучести, а следовательно, в конечном счете приводят в тупик конструкторскую мысль. Наличие подводных лодок, по мнению Ричмонда, резко уменьшает возможность ведения крупных боев между главными силами надводного флота, так как ни один командующий не рискнет послать крупные силы флота в район, где вероятны вражеские подводные лодки. Наличие их, равно как и авиации, в прибрежной зоне определяло пессимистическое отношение адмирала к возможности организации совместных действий армии и флота.
Серьезную угрозу английским коммуникациям Ричмонд видел в действиях больших подводных лодок, крейсерство которых могло не только нарушить морские сообщения, но и отвлечь крупные силы флота на борьбу с ними. Поскольку основной метод защиты от подводных лодок он усматривал в системе конвоев, то считал целесообразным сосредоточить усилия на строительстве легких крейсеров, эсминцев и эскортных кораблей, а отнюдь не линкоров. Ричмонд требовал также учитывать вероятность широкого использования подводных лодок [29] во взаимодействии с авиацией и надводными кораблями. При этом он предполагал, что влияние авиации на характер будущей войны будет значительно бóльшим, чем подводных лодок. Ричмонд предвидел массированное использование разнородной авиации по конвоям в море, особенно на ограниченных театрах, поэтому, поддерживая официальную английскую точку зрения, предлагал запретить использование авиации в самостоятельных действиях против морской торговли, поскольку она в еще большей степени, чем подводные лодки, лишена возможности действовать в соответствии с нормами международного права. Исключение составляла авианосная авиация, целесообразная, по мнению Ричмонда, для действия на обширных театрах, однако из-за громоздкости и уязвимости авианосцев адмирал усматривал несоответствие боевой ценности огромной стоимости их постройки и эксплуатации.
Включение в Лондонское соглашение 1936 г. (к нему присоединилась и Германия) статей об использовании подводных лодок в соответствии с нормами международного права было расценено в Англии как большая победа над подводной угрозой. Принятие на вооружение «асдика»{29} рождало у англичан большие надежды на успех в борьбе с подводными лодками.
Некоторые итоги дискуссии о характере строительства и подготовки английского флота к войне подводились в изданной в 1937 г. книге Д. Кресуэлла «Война на море»{30}. Автор не излагал какой-либо новой теории, он защищал от посягательства представителей «новой школы» принципы Коломба, Мэхэна и их последователей в США и Англии. Оценивая новые боевые средства, Кресуэлл пришел к выводу, что в ближайшее время исключается большой прогресс авиации и подводных лодок, а потому «линкор все еще является и впредь останется становым хребтом морских сил». Убеждение Кресуэлла базировалось на том, что только мощный линейный флот в состоянии обеспечить господство на море и решение главной задачи — защиты английских коммуникаций. «Только имея линейный флот, — писал Кресуэлл, — готовый удержать свое превосходство над всеми противниками, Англия сумеет защитить морские коммуникации, которые являются вопросом жизни для метрополии и всей империи» {31}.
Точка зрения Кресуэлла отражала взгляды британского адмиралтейства и Военно-морского министерства США, воплощенные в предвоенных кораблестроительных программах Англии и США. В ходе войны Англия действительно сумела добиться огромного превосходства в линейных силах над [30] Германией, но оказалась не в состоянии защитить ими свое судоходство. Таким образом, перед самой второй мировой войной развитие новых боевых сил и средств не поколебало коломбо-мэхэновских принципов в английском и американском флотах.
Авиация, по мнению Кресуэлла, должна была выполнять в бою только вспомогательную роль, состоящую в нанесении предварительных ударов для уменьшения скорости неприятельского флота и задержания его до подхода своего линейного флота, призванного нанести главный удар. По американским взглядам, в ходе нанесения главного удара задачей авиации являлась корректировка артиллерийского огня. Следовательно, старые принципы организации морского боя, состоявшие в единоборстве линкоров, дополнялись лишь вспомогательными действиями авиации.
Основываясь на опыте первой мировой войны и на развитии боевых сил и средств в послевоенный период, в Англии придерживались мнения, что совместные операции армии и флота, особенно десантные, в предстоящей войне будут явлением еще более редким, чем в войнах прошлого. «В последние годы, — писал английский генерал Фуллер, — десантные экспедиции стали настолько трудными, что в настоящее время их почти невозможно провести успешно против хорошо вооруженного противника»{32}. Той же точки зрения вплоть до 1937 г. придерживались и американские военно-морские специалисты, которые считали, что главным препятствием на пути проведения десантных операций будет авиация{33}. Предполагалось, что вывод из строя авианосцев, уничтожение части десанта на переходе морем и ослабление отряда прикрытия может не только задержать проведение десантной операции, но и вообще сорвать ее. Все эти отдельные мысли различных авторов нашли отражение в официальных документах, которыми руководствовались флоты в начале второй мировой войны. Более трехсот тактических, оперативных и стратегических десантов, высаженных в ходе ее, полностью опровергли предвоенные прогнозы буржуазных теоретиков.
Бурный рост авиации обусловил появление в США и Англии сторонников исключительности военно-воздушных сил. Английский генерал Тренчерд, американский генерал Митчелл и их сторонники требовали признания за авиацией полной автономии, приоритета и решающей роли в войне в ущерб развитию других видов вооруженных сил. Однако во взглядах этих теоретиков есть и отдельные рациональные мысли. Так, Тренчерд, который в конце первой мировой войны командовал [31] английской авиацией на западном фронте, справедливо считал, что военно-воздушные силы могут и должны осуществлять наступательные действия даже тогда, когда сухопутные войска находятся в обороне. Он также доказывал, что военно-воздушные силы должны иметь централизованное управление независимо от сухопутных войск.
Митчелл пошел дальше своего английского коллеги. Он первым в США поставил вопрос о выделении авиации в самостоятельный вид вооруженных сил и создании объединенного военного министерства, в котором ВВС находились бы на равных началах с армией и флотом. Позже он выдвигал идею отказа от всех видов боевой деятельности, кроме действий авиации, считая возможным достижение победы в войне одной авиацией. Будучи, как и многие буржуазные теоретики, человеком крайних взглядов, Митчелл договорился до абсурда, утверждая, что армия и флот изжили себя и являются тормозящим фактором в развитии военного искусства. По его же точке зрения, «авиация полностью заменила военно-морской флот или армию в качестве... первой линии обороны»{34}. Далее Митчелл считал, что в будущей войне авиация будет господствовать над морскими и океанскими просторами, а поэтому перевозки на судах, как это было в первую мировую войну, будут немыслимы. Война опровергла эти крайние точки зрения на возможности авиации.
В США и Англии теоретические споры представителей различных видов вооруженных сил, как правило, прикрывали ожесточенную конкурентную борьбу монополий за бюджетные ассигнования и заказы их фирмам на поставку того или другого оружия. Победителем из этой борьбы выходил обычно не правый, а сильный. И хотя при испытании авиационного оружия в районе штата Виргиния (США) в 1921 г. были продемонстрированы огромные возможности военно-воздушных сил, потопивших несколько кораблей, в том числе немецкие линкор «Остфрисланд» и крейсер «Франкфурт», тем не менее комиссия из представителей армии и флота пришла к заключению, что линкор все еще является основой флота и оплотом национальной обороны. Это решение в последующем в значительной степени определило направление развития морских сил США и Англии. Но игнорировать авиацию было уже опасно, поэтому американцы в 1926 г. принимают большую пятилетнюю программу постройки 2800 самолетов, из них 1000 — для флота{35}.
До прихода к власти фашизма наиболее полным выразителем германской военно-морской теории являлся О. Гроос, [32] изложивший в 1928 г. свои взгляды в книге «Учение о морской войне в свете опыта мировой войны». Гроос предпринял попытку соединить все положительное в учении Клаузевица о войне с принципами использования в войне морских сил Корбетта{36}. Иначе говоря, он стремится (хотя и делает это не всегда последовательно) рассматривать войну как единый процесс, в котором различные виды вооруженных сил — армия, флот и авиация — в конечном итоге решают общую стратегическую задачу. «...Сухопутная и морская стратегия (а если мы захотим признать самостоятельность воздушного оружия, то и воздушная стратегия), — пишет он, — являются лишь частями общей стратегии. Мы сможем разрешить частные проблемы той и другой только тогда, когда будем их рассматривать во взаимоотношении с общей стратегией» {37}.
Базируясь на этом положении, Гроос подвергает довольно острой критике деятельность верховного командования Германии во время первой мировой войны, когда в результате антагонизма между армейским и морским командованием не был разработан единый оперативный план войны и не было достигнуто согласованных действий между различными видами вооруженных сил в ходе самой войны.
Однако рассуждения Грооса логичны лишь при рассмотрении общестратегических проблем вооруженной борьбы. Как только он доходит до оценки роли морских сил в войне, так почти целиком скатывается на позиции Корбетта. Больше того, он утверждает, что только флот, и никакой другой вид вооруженных сил, определяет направление политики государства.
Будучи приверженцем англо-американской теории «морской силы», Гроос идет по проторенному пути Мэхэна и Коломба, он считает, что только достижением господства на море можно добиться победы в войне. Исходя из этой предпосылки, идее завоевания господства на море, по Гроссу, должны быть подчинены все планы войны. В полном согласии с бывшим морским министром Германии адмиралом Тирпицем{38} он настойчиво проводит мысль, будто Германия потерпела поражение в первую мировую войну только потому, что слишком много безрезультатных усилий вложила в борьбу на сухопутном фронте во Франции, тогда как следовало овладеть французским побережьем Английского канала и Атлантического океана и, опираясь на него, вести силами флота решительную борьбу против английского господства на море.
Таким образом, признавая единую стратегию государства, Гроос считал, что в решении стратегических задач все вооруженные [33] силы должны действовать в интересах флота, для обеспечения его деятельности по завоеванию господства на море. Лучшим средством для достижения этой цели являлось, по мнению Грооса, «уничтожение неприятельского флота в решительном сражении»{39}, под которым он понимал генеральное сражение с линейным флотом противника. В своей книге он так и пишет: «Морская война вместо ряда отдельных боев значительного масштаба в большинстве случаев включает лишь одно крупное решительное сражение; это положение, по-видимому, сохранит справедливость и для будущего»{40}.
Следовательно, Гроос, как и другие буржуазные теоретики, не смог обнаружить всех тех изменений, которые произошли в развитии боевых сил и средств, исключавших возможность достижения победы в войне одним генеральным сражением. Находясь под влиянием идей Коломба, Мэхэна и Корбетта, Гроос тем более не мог понять порочность и несостоятельность идеи достижения господства на море, как единственного пути к победе.
Другой немецкий адмирал — Вегенер в более открытой форме, чем Гроос, настаивал на необходимости захвата стратегических позиций для улучшения условий деятельности флота. В своей книге «Морская стратегия мировой войны»{41}, которая в 30-е годы была весьма популярной среди морских офицеров Германии, он объяснял главную причину поражения Германии в первой мировой войне тем, что не были захвачены необходимые позиции к югу и к северу от «мокрого треугольника» и германский флот с его базами в Северном море оказался в «стратегической пустоте». Захват французских атлантических баз, оккупация Дании и особенно Норвегии, по мнению Вегенера, коренным образом изменили бы не только условия борьбы за господство на море, но и обеспечили бы изоляцию России от союзников. Кайзеровское правительство, утверждал этот адмирал, не понимало задач, стоявших перед германским флотом.
Работы Вегенера и Грооса стали «морской библией» гитлеровского генерального штаба, а их советы — отправными пунктами при составлении планов борьбы за мировое господство. Первый период второй мировой войны (захват стратегических позиций на Западе) был разыгран гитлеровской Германией как по нотам, написанным Вегенером и Гроосом. Идея захвата богатейших экономических ресурсов СССР, как этап к достижению мирового господства, была также в свое время выдвинута этими фашиствующими адмиралами. [34]
Когда перед войной в высших сферах германского командования обсуждались кораблестроительные программы, была принята линия на создание мощного флота, способного не только успешно вести борьбу на океанских коммуникациях, но и уничтожать морские силы Англии, обороняющие эти коммуникации. Однако к началу войны большая кораблестроительная программа Германии (план «Z») находилась еще в начальной стадии выполнения, и о столкновениях с крупными силами флота противника не могло быть и речи. Поэтому в Германии единодушно признавалось, что главная задача флота состоит в борьбе на коммуникациях Англии в Атлантике, но не определялось, какого практического результата и в какие сроки ему следовало добиться. Что же касается средств и методов этой борьбы, то перед войной в германском флоте господствовала точка зрения, что в предстоящей войне решающая роль будет принадлежать надводным кораблям, а не подводным лодкам. Именно таких взглядов придерживался командовавший германским флотом с 1928 по 1943 г. адмирал Редер. Сторонники «крейсерской войны» не отрицали значения подводных лодок, особенно в войне с таким островным государством, как Англия, однако считали, что не объективные условия, а ошибки германского командования и случайное стечение обстоятельств в первой мировой войне выдвинули корабли этого класса в разряд главных сил для борьбы на английских морских сообщениях. «Лишь благодаря тому, что план операции немцев выключал флот из войны, как бы затормозил его, подводная лодка смогла... продвинуться на передний план и стать единственным оружием против Англии»{42}, — писал Вегенер.
Недооценка подводных лодок как основного рода сил в борьбе на морских коммуникациях была присуща и самим немецким подводникам. Даже командовавший подводными силами Дениц писал в 1939 г., что подводные лодки должны использовать морские державы второго ранга, не имеющие из-за слабости их флотов никаких других средств для нападения на коммуникации более сильной морской державы.
Таким образом, вопреки историческому опыту германские теоретики считали, что в будущей войне основную роль в борьбе на коммуникациях будут выполнять крейсерские силы. Причина этих заблуждений крылась в неправильной оценке самого опыта: надводный флот Германии во время войны бездействовал и, как казалось немецким теоретикам, не смог реализовать своих огромных потенциальных возможностей; в оценке же деятельности подводных лодок они ориентировались на заключительный этап «подводной войны» в Атлантике [35] 1918 г., когда действия подводных лодок из-за повсеместного введения системы конвоев давали небольшие результаты. Оценивая этот опыт, немецкие морские специалисты считали, что в будущей войне англичане для защиты судоходства от подводных лодок снова введут конвои, которые явятся отличными объектами для нападения мощных германских надводных рейдеров. Вместе с тем еще до войны в Германии начали отрабатывать метод группового использования подводных лодок. Этот метод, основанный на объединении усилий подводных лодок, немцы хотели противопоставить концентрации сил обороны противника в конвоях.
Военная доктрина Франции слепо опиралась на опыт первой мировой войны. Петэн, Гамелен, Кюльман и другие военные деятели, возглавлявшие вооруженные силы страны, считали наиболее эффективной войну на истощение, так как, по их мнению, прорыв современной обороны в оперативном и стратегическом масштабах невозможен. Поэтому войну против активного противника, с их точки зрения, можно было выиграть, прикрываясь мощной линией укреплений. Это серьезное заблуждение вытекало из ошибочного вывода, будто позиционная война наиболее действенная форма ведения вооруженной борьбы. Вооруженные силы Франции ориентировались на, пассивную оборону{43}.
В вопросах использования флота взгляды французов принципиально ничем не отличались от английских. Наиболее видным выразителем французских взглядов на строительство и использование флота являлся адмирал Кастекс{44}. Как и английские авторы, он основную цель войны видел в достижении господства на море, причем главную роль в осуществлении этого отводил подводным лодкам и авиации, не без основания считая, что благодаря их развитию условия боевых действий флота изменились коренным образом. Кастекс высказал ряд правильных мыслей об увеличении глубины и систематичности военных действий на море в результате широкого использования этих новых родов сил.
Как представитель континентального государства, Кастекс в отличие от английских и американских морских авторитетов не считал, что борьба за морские коммуникации во всех случаях будет основным видом деятельности флота. «Что касается морских сообщений, — писал французский адмирал, — то они перестают играть роль, когда в качестве противника на сцене появится Россия, прислоненная к Азии; блок этот, угрожая Англии, смеется над морскими путями, так как он [36] имеет у себя все ему необходимое и живет на собственные фонды»{45}.
Вскоре после прихода к власти фашизма в Италии начали широко обсуждаться проблемы создания мощных вооруженных сил. При этом особое внимание обращалось на развитие авиации. Не случайно Италия стала родиной доктрины «самостоятельной воздушной войны», выдвинутой генералом Дуэ. «Воздушное оружие, — провозгласил он, — является оружием не богатых народов, а народов молодых — гениальных, пылких, отважных, жаждущих простора и высоты» {46}.
Дуэ утверждал, что авиация призвана совершить революцию в способах ведения войны и стать решающим фактором победы в войне. Старые виды вооруженных сил, которыми он считал сухопутную армию и флот, с появлением военно-воздушных сил утрачивали свое значение.
Победы в войне Дуэ мыслил добиться посредством достижения господства в воздухе. В этот термин он вкладывал стратегическое понятие, подразумевая под ним состояние, при котором противник лишался всех самолетов, авиабаз и авиапромышленности. «Перевес» и «преимущество» в воздухе Дуэ считал переходной ступенью к завоеванию полного господства. Рассматривая армию и флот как вспомогательные виды вооруженных сил, необходимые для оборонительных действий в начальном периоде войны, Дуэ полагал нецелесообразным использовать авиацию в совместных действиях с ними.
Несостоятельность этой доктрины заключалась в том, что она недооценивала современную армию и флот и переоценивала возможности военно-воздушных сил. Наивно было рассчитывать, что одно государство сможет монопольно владеть «воздушной армией» и что эта армия достигнет абсолютного господства в воздухе в борьбе с сильным противником. По законам диалектики рано или поздно должна была появиться противоборствующая авиации сила, и она появилась в виде мощной противовоздушной обороны.
Дуэ нашел много поклонников и проводников своей идеи в различных странах, к числу которых можно отнести Митчелла и Северского в США, Тренчерда в Англии, фон Секта в Германии и других. Сыграв крупную роль в формировании буржуазной военной мысли, теория Дуэ, однако, не получила полного отражения ни в одной из государственных «доктрин воевавших государств.
Как уже отмечалось, Дуэ не отрицал (особенно в начальный период войны) необходимости иметь флот, но отводил ему только оборонительную роль. При этом он считал единственно правильным принципом использования флота принцип [37] «fleet in being», применение которого в первую мировую войну, с точки зрения Дуэ, вполне себя оправдало. В ходе второй мировой войны итальянцы слепо и настойчиво придерживались этого принципа в использовании флота.
В 30-е годы в Италии стали появляться отдельные исследования по строительству и использованию морских сил. Одна из первых работ в этой области принадлежала перу профессора итальянской военно-морской академии капитана 2 ранга Фиораванцо. Половина его трехтомного труда «Интегральная (т. е. единая, всеобщая. — Авт.) война и война на море»{47} была посвящена исследованию проблем строительства итальянского флота, которое привело Фиораванцо к выводу, что на ограниченных морских театрах нет необходимости иметь крупные корабли, что здесь мощная авиация целиком может заменить флот. Учитывая финансовую слабость Италии, Фиораванцо подходил к строительству флота не с точки зрения необходимости обеспечить решение поставленных задач, а с учетом стоимости того или иного оружия. Поэтому строительство авианосцев он считал нецелесообразным, ибо, по его подсчетам, современная бомба, сброшенная самолетом авианосца, в 10 раз дороже тяжелого снаряда, выпущенного из орудия линкора. Не следовало, по мнению Фиораванцо, строить и линкоры, так как 10 торпедоносцев берегового базирования при относительно небольшой стоимости их способны его уничтожить. В конечном счете Фиораванцо почти полностью солидаризируется с Дуэ и оставляет за флотом лишь оборонительные функции, рекомендуя строить для ограниченных театров авиацию, малые корабли и подводные лодки.
Когда Италия встала на путь агрессии в Абиссинии и в Испании, в морских кругах появились новые тенденции. В 1938 г. командующий первой эскадрой итальянского флота вице-адмирал Оскар ди Джамберардино в своей книге «Искусство ведения войны на море»{48} определил в качестве главных для флота наступательные операции, для чего требовал от правительства использования международных противоречий для улучшения стратегических позиций итальянского флота за счет захвата чужих территорий.
Господство на море связывалось с наличием в строю большого числа линейных кораблей. Джамберардино считал, что слабейший флот (имея в виду итальянский в сравнении с английским) должен предпочесть броне скорость, позволяющую уйти от преследования превосходящих сил противника, не принимая боя.
Идеи Фиораванцо и Джамберардино на различных этапах [38] подготовки второй мировой войны лежали в основе строительства итальянского флота.
Таким образом, во взглядах буржуазных военных специалистов кануна второй мировой войны обнаруживается немало противоположных точек зрения и национальных особенностей, однако и много общих черт. Значительная часть буржуазных теорий, отражая интересы правящих кругов капиталистических государств, преследовала агрессивные империалистические цели порабощения других наций. Большинство буржуазных военных специалистов не смогли извлечь из опыта первой мировой войны необходимых уроков и цеплялись за старые принципы (блицкриг, генеральное сражение и т. п.), опровергнутые ходом войны. Другая группа буржуазных теоретиков фетишизировала опыт войны и, слепо опираясь на него, не веря в возможность быстрого прогресса техники, распространяла этот опыт на будущее.
Взгляды буржуазных теоретиков этого периода носили, как правило, однобокий характер. Они предусматривали преимущественное развитие одного из видов вооруженных сил или оружия, призванного решать исход предстоящей войны, в своих расчетах опирались на временные факторы, обусловленные мобилизацией всех сил в период подготовки и внезапностью нападения на противника. В целом буржуазная наука механически переносила успешный опыт прошлого на методы применения сил в будущей войне. Поэтому большинство государств в использовании морских сил ориентировались на опыт и теорию английского флота, а в использовании сухопутных сил — на опыт и теорию Германии и Франции.
В строительстве вооруженных сил капиталистических государств часто решающую роль играл элемент случайности, а направленность строительства флота, в частности, в значительной степени определялась заинтересованностью монополий и тесно связанных с ними правящих кругов.
Рассмотренные выше взгляды буржуазных теоретиков не являлись официальной государственной доктриной, однако это были взгляды авторитетных в своих странах теоретиков, которые, несомненно, учитывались при формировании военной доктрины, при составлении официальных руководящих документов и кораблестроительных программ. Знакомство с ними позволяет лучше понять как отдельные события войны, так и характер использования в ней сил воюющих сторон.
Состав, задачи и подготовка флотов накануне второй мировой войны
Кораблестроительные программы в основных капиталистических государствах были приняты в период с 1937 по 1940 г., поэтому большинство их флотов вступило во вторую [39] мировую войну с незавершенными программами. С началом войны программы в ряде государств, особенно в Германии и США, подверглись серьезным изменениям.
Приводимая ниже таблица показывает значительное превосходство к началу второй мировой войны в корабельном составе флотов Англии, США и Франции над их противниками.
| Государства | Классы кораблей | ||||||
| линкоры | линейные крейсера | авианосцы | крейсера | легкие крейсера | эскадренные миноносцы | подводные лодки | |
| Англия | 12 | 3 | 7 | 15 | 50 | 187 | 58 |
| Франция | 7 | — | 1 | 7 | 12 | 71 | 79 |
| Германия | 2 | — | — | 5 | 6 | 52 | 57 |
| Италия | 4 | — | — | 7 | 14 | 129 | 115 |
| США | 17 | — | 7 | 18 | 20 | 186 | 112 |
| Япония | 10 | — | 9 | 18 | 17 | 114 | 63 |
| Всего | 52 | 3 | 24 | 70 | 119 | 739 | 484 |
Значительно увеличился состав авиационного парка основных капиталистических государств, что видно из следующей таблицы.
| Годы | Количество самолетов{49} | ||||||
| Англия | США | Германия | Франция | Италия | Япония | Всего | |
| 1918 | 1758 | 740 | 2710 | 3321 | 842 | 250 | 9621 |
| 1939 | 4030 | 4900 | 4405 | 3335 | 2160 | 3100 | 21830 |
| Рост в % | 229 | 662 | 163 | 100,4 | 256 | 1240 | 228 |
При этом, если авиационный парк основных капиталистических государств за 20 лет вырос несколько более чем в 2 раза, то бомбовый залп и количество выпускаемых пуль в минуту, характеризующие ударную силу авиаций, выросли в среднем в 8–10 раз, а для ВВС Германии — в 20 раз.
Наряду с этой общей характеристикой флотов и авиации воевавших государств целесообразно рассмотреть некоторые их специфические особенности. [40]
Англия. В официальных документах Англии неоднократно указывалось, что основная задача ее вооруженных сил в период войны состоит в контроле морских коммуникаций. «Море является главным путем, связывающим широко раскинутые части Британской империи, которая имеет интересы во всех частях земного шара; поэтому контроль над морскими путями во время войны является ее первейшей заботой»{50}. Английский флот готовился к защите атлантических и средиземноморских коммуникаций, а также к обеспечению питанием своей экспедиционной армии во Франции.
Коммуникации в Атлантическом океане обеспечивались широкой системой военно-морских баз и портов метрополии и многочисленными опорными пунктами в колониальных владениях, такими, как Фритаун и Кейптаун на западном берегу Африки, Порт-Стэнли (Фолклендские острова), на Бермудских, Багамских, Малых Антильских и других островах. Средиземноморский флот Англии опирался на Гибралтар, Мальту и Александрию.
Англичане предполагали, что противник, уступающий в силах английскому флоту, будет стремиться прорваться своими надводными кораблями на их коммуникации в темное время суток и в тумане, поэтому английский флот усиленно готовился к бою в условиях малой видимости, к защите судоходства от надводных кораблей противника. В боевой подготовке и в военно-морской доктрине британского флота «защита торгового судоходства рассматривалась в основном с точки зрения отражения атак надводных кораблей противника» {51}. Основным методом борьбы с надводными рейдерами противника англичане по примеру войны 1914–1918 гг. считали дальнюю блокаду. В меньшей степени они были подготовлены к защите судоходства от подводных лодок, так как «были убеждены, что опасность, которую несут немецкие подводные лодки, является ограниченной»{52}. Даже перед самой войной руководство английского адмиралтейства в докладе консультативному комитету по защите судоходства отмечало, что «подводная лодка никогда больше не сможет поставить нас перед проблемой, перед которой мы оказались в 1917 году» {53}.
Английскому флоту не хватало судов-конвоиров, особенно для обеспечения судоходства в открытом океане. К началу войны в строю находилось 187 лидеров и эскадренных миноносцев и около 80 других крупных эскортных судов специальной постройки. [41] Кроме того, кораблестроительная программа предусматривала постройку к 1941 г. 334 кораблей противолодочной обороны, в то время как к концу первой мировой войны английский флот насчитывал 527 эсминцев, а всего свыше 2 тыс. больших и малых кораблей ПЛО. К началу войны гидроакустический прибор «асдик» был установлен только на 200 судах противолодочной обороны, а корпус береговой авиации, выполнявший эту задачу в прибрежной зоне, имел в своем составе всего 19 эскадрилий (около 200 самолетов). К этому же времени у англичан не оказалось мин для прикрытия прибрежной зоны от подводных лодок противника. Ресурсы флота обеспечивали вооружение артиллерией лишь одной четверти английских транспортов.
В английском флоте большое внимание уделялось разработке диверсионных действий против баз противника. Основной принцип их состоял в безусловном достижении всесторонней внезапности, т. е. по времени, по избранным техническим средствам нападения и методам действий. В соответствии с этим большое внимание обращалось на выбор момента, направления удара и метеорологических условий в ходе его нанесения. По английским взглядам, большие возможности осуществления таких ударов появились в связи с развитием авиации, и в частности торпедоносцев{54}.
Авианосная авиация насчитывала около 500 самолетов и готовилась к совместным действиям с флотом. В ее составе имелись торпедоносцы, на некоторых самолетах началась установка радиолокаторов.
США. Американцы всячески стремились оттянуть свое вступление в войну до завершения подготовки к ней. Кроме того, они намеревались сделать это в тот момент, когда воюющие стороны будут истощены, а огромные вооруженные силы США, не понеся потерь, смогут диктовать свои условия мира.
Война в Европе застала американский флот в процессе обновления. Осуществляя закон «о флоте двух океанов»{55}, морское министерство США исходило из принципа создания полноценных разнородных соединений, способных решать разнообразные задачи. Учитывая, что флот США готовился для действий вдали от американских берегов, малые корабли почти не строились.
Боевая подготовка американского флота целеустремлялась на проведение крупных сражений вдали от своих баз, поэтому большое значение придавалось снабжению флота в море. Учения по высадке морских десантов американцы начали проводить с 1933 г. Как правило, это были учения по высадке [42] небольших десантов в упрощенных условиях, на которых отрабатывалась организация посадки войск, перехода десанта морем и высадки. После высадки японских десантов в Китае в 1937 г. американское морское командование оценило важность действий такого характера и приступило к интенсивной подготовке к ним. К началу войны США располагали корпусом морской пехоты и одной армейской дивизией, обученными десантным действиям. Но почти отсутствовали десантно-высадочные средства. «Необходимо подчеркнуть, — писал за два месяца до вступления США в войну командующий Атлантическим флотом адмирал Кинг, — что на амфибийные силы Атлантического флота не следует рассчитывать, как на силы, способные обеспечить успешное проведение активных боевых операций»{56}. На Тихоокеанском флоте США дело обстояло еще хуже.
Защите морских сообщений в своей прибрежной зоне в США не уделялось никакого внимания. Из всех оборонительных задач наиболее тщательно на маневрах и учениях флота отрабатывалась защита Панамского канала.
В 1939 г. морская авиация США, насчитывавшая 2500 самолетов, была самой мощной среди авиации флотов капиталистических государств и составляла более 50% авиационного парка страны. Однако роль ее в боевых действиях на море недооценивалась. На нее возлагалось лишь обеспечение боевой деятельности флота (корректировка огня, разведка); решение самостоятельных задач не планировалось.
Германия, связанная обязательствами по Версальскому договору, сразу же после окончания первой мировой войны не могла интенсивно готовить флот к новой войне. Однако в течение почти всего периода между войнами она не прекращала готовить кадры для будущего флота{57}. Чтобы не терять опыта строительства подводных лодок, немцы организовали конструкторское бюро из своих специалистов для постройки лодок за границей для других государств. Солидный опыт строительства современных кораблей был получен также при конструировании и постройке «карманных линкоров» типа «Дейчланд».
Как ни парадоксально, но бесспорно, что первым серьезным толчком к ориентации германского флота на активные действия против Англии явилось англо-германское морское соглашение. Сразу после заключения его Германия приступила к созданию современного большого флота. По замыслу морского командования флот Германии должен был состоять из всех родов морских сил, способных решать основные задачи [43] в военных действиях на море. С началом реализации этой первой кораблестроительной программы немцы начали строить линкоры типа «Бисмарк», крейсера типа «Хиппер», эскадренные миноносцы типа «Маас» и 500-тонные подводные лодки. До полного завершения этой программы{58}, в конце 1938 г., в Германии был принят план строительства океанского флота (план «Z»), целиком ориентированный против Англии. Новый план исходил из предпосылки начала войны против Англии не ранее 1944–1945 гг. и предусматривал создание огромного флота, который вместе с ранее построенными кораблями должен был иметь 10 линкоров водоизмещением свыше 30 тыс. т каждый, 12 линкоров по 20 тыс. т (позднее — 3 линейных крейсера по 29 тыс. т), 3 «карманных линкора», 4 авианосца, 5 тяжелых крейсеров, 44 легких и разведывательных крейсера, 68 эсминцев, 90 миноносцев, 249 подводных лодок и около 300 других боевых и вспомогательных кораблей и катеров{59}.
План германского морского командования учитывал огромную зависимость Англии от ее коммуникаций и был рассчитан на удушение Англии посредством пресечения ее океанских сообщений. Оперативный план войны предусматривал глубокое воздействие по коммуникациям противника. Так, в прибрежной зоне Англии авиация, подводные лодки и легкие силы должны были в широких масштабах осуществить минные постановки, на западных и восточных подходах к Англии — действовать подводные лодки, на коммуникациях в открытой части Атлантики — одиночные линкоры и крейсера, на удаленных океанских коммуникациях — вспомогательные крейсера. Все это, по замыслу немцев, должно было заставить англичан ввести систему конвоев, которая сама по себе, сокращая оборачиваемость тоннажа, уменьшает возможности перевозок. Кроме того, против конвоев и их прикрытия планировалось высылать мощные оперативные отряды в составе 3 новейших линкоров и авианосца с кораблями охранения. Линкоры старой постройки, находясь в базах, должны были сковывать значительную часть английского флота.
Таким образом, первоначальный оперативный план германского морского командования предусматривал нарушение английских коммуникаций и принуждение противника распылить силы для последующего уничтожения их по частям ударными отрядами новейших линкоров.
Однако весной 1939 г., когда Гитлер, пользуясь попустительством со стороны США и Франции, стал форсировать осуществление своих захватнических планов, командованию военно-морского флота стала очевидной нереальность завершения [44] плана «Z» до начала войны. Очередность строительства отдельных классов кораблей была пересмотрена с таким расчетом, чтобы обеспечить прежде всего борьбу на британских коммуникациях. В решении морского командования по этому поводу отмечалось: «Приоритетом пользуются линейные корабли и подводные лодки — первые как ядро всего флота, которое может быть создано лишь длительным трудом, вторые как единственно эффективное оперативное средство ведения войны на море в период нашей слабости»{60}. Далее в порядке очередности указывались тяжелые крейсера, авианосцы, легкие крейсера-разведчики и другие корабли. Чтобы заранее не раскрывать своих планов, переоборудование лучших торговых судов во вспомогательные крейсера было решено отложить до фактического начала войны {61}.
Учитывая незавершенность кораблестроительных программ и неготовность германского флота, с началом войны ему была поставлена единственная задача — нарушение английских коммуникаций в Северном море и Атлантическом океане{62}. Что касается защиты своих морских сообщений, то эта задача считалась трудно осуществимой, и решение ее первоначально ограничивалось водами Балтийского и Северного морей{63}.
Готовясь к войне, германский флот отрабатывал совместные действия с армией. Поскольку десантные операции не планировались, специальные десантные средства Германия не строила и в ходе войны была вынуждена широко использовать для этой цели боевые корабли и вспомогательные средства. Не имел германский флот и своей авиации, а обеспечение его деятельности со стороны военно-воздушных сил («Люфтваффе») было поставлено неудовлетворительно; создание торпедоносной авиации перед войной считалось нецелесообразным. Происходило это потому, что немцы готовили авиацию как универсальный вид вооруженных сил, способный действовать успешно в равной степени над сушей и морем. Предполагалось в период морских операций придавать флоту соединения и части военно-воздушных сил, специфика действий авиации совместно с флотом при этом не учитывалась. Война показала порочность таких взглядов.
Италия имела к началу войны 4 старых линейных корабля типа «Кавур», которые значительно уступали по мощности старым английским линкорам типа «Куин Элизабет». Итальянские крейсера были быстроходнее английских» французских, но обладали малой живучестью. По количеству эсминцев итальянцы превосходили английский и французский [45] флоты в Средиземном море, но у последних почти все корабли этого класса имели водоизмещение от 1350 до 1900 т и артиллерию 120-мм калибра, в то время как 50% итальянских эсминцев были вооружены 100-мм артиллерией.
После перебазирования для действий в Атлантике и Красном море, а также перехода в разряд учебных кораблей на Средиземном море осталось 63 итальянских подводных лодки из 115. Это были преимущественно малые лодки, с низкой боеспособностью и маневренностью (радиус циркуляции — около 500 м), с большой шумностью механизмов и медленным погружением. Боевые возможности лодок резко снижало отсутствие бесследных торпед.
К ночным боям итальянский флот готов не был. Но, пожалуй, самый крупный недостаток его состоял в отсутствии авиации, если не считать 20 корабельных самолетов. Торпедоносцев итальянцы не имели. Подготовка самолетов разведывательной авиации оставалась неудовлетворительной. В целом к борьбе на средиземноморских коммуникациях противника, защите своих морских сообщений и обороне побережья, что составляло его задачи, итальянский флот был подготовлен слабо.
Таким образом, период между мировыми войнами характеризовался бурным развитием техники военно-морских флотов и ростом их состава. Решения об «ограничении» морских вооружений на деле способствовали гонке вооружения.
Оценивая общую тенденцию в развитии флотов накануне войны, необходимо отметить, что в конечном итоге после длительных дискуссий в большинстве капиталистических флотов восторжествовала старая ориентация на генеральные сражения флотов, осуществляемые полноценными эскадрами, костяком которых оставались линейные корабли. Боевая мощь флота продолжала оцениваться количеством этих кораблей в его составе. Однако прогресс техники, и прежде всего авиации и подводных лодок, ревизия старых взглядов, появление «новых» школ не могли не отразиться на характере строительства флотов. Новые силы и средства флота в трудной борьбе со старыми начали постепенно завоевывать позиции. Поэтому, сопоставляя флоты конца первой и кануна второй мировой войны, все же можно обнаружить некоторое снижение в их составе удельного веса линейных кораблей и возрастание за этот счет удельного веса подводных лодок, легких сил и авиации.
Развитие ранее существовавших боевых средств и сил, а также появление новых средств борьбы на море закономерно приводило к пересмотру устаревших взглядов на использование морских сил в войне, однако этот пересмотр зачастую шел по ложному пути и приводил к ошибочным решениям. [46]