Шансы один к миллиону
События 1940 года сделали Гитлера и Муссолини безраздельными повелителями Европы. Британия осталась одна. Она казалась маленькой и слабой перед объединенной мощью всего континента. Но даже в это время вряд ли нашелся бы в Британии хоть один человек, который усомнился бы в конечной победе. Придет день — и Британия вернет потерянное, и победоносные британские войска возьмут за горло Германию.
А пока следовало сохранить и укрепить свою базу. Планы Гитлера вторгнуться в Британию развеялись в прах, и он обратился к блокаде.
К весне 1941 года стало ясно, что противник делает упор на Битву за Атлантику. Сначала война на море шла для нас достаточно благоприятно. Но после захвата Германией Норвегии, Нидерландов и Франции, после вступления в войну Италии, силы, которые мы могли выделить для защиты наших атлантических коммуникаций, стали слишком малы.
Мы выиграли Битву за Британию, но худшее еще было впереди. Гитлер был полон решимости перерезать наши линии снабжения, идущие в Америку, и задушить нас.
Всей мощи Королевского Флота Гитлер мог противопоставить лишь несколько надводных рейдеров, плюс подводные лодки. Но силы Королевского Флота были разбросаны по всему миру. Гитлер же мог сосредоточить свои рейдеры там, где хотел. [379]
Когда началась война, самыми крупными германскими кораблями, находившимися в строю, были так называемые линейные крейсера «Шарнхорст» и «Гнейзенау». Эти корабли были заказаны в 1934 году, вскоре после прихода Гитлера к власти. Они имели водоизмещение 32000 тонн и были вооружены 9 — 11" орудиями. Их скорость равнялась 31 узлу. Они могли действовать спокойно. Те британские корабли, которые могли их потопить, не могли догнать, а те, что могли догнать, были бессильны потопить. В 1941 году германские линейные крейсера оказались самыми важными фигурами в морской войне.
Эти два корабля начали свою боевую карьеру с потопления вспомогательного крейсера «Равалпинди» в ноябре 1939 года. В июне 1940 года они находились возле берегов Норвегии с приказом проникнуть в фиорды в районе Нарвика, когда получили сообщение, что авианосцы «Арк Ройял» и «Глориес» находятся в море. Линейные крейсера перехватили и потопили «Глориес». Вскоре после этого происшествия «Шарнхорст» был атакован 9 бомбардировщиками «Бофорт» — боевой дебют «Бофортов» в этой войне. В последующие месяцы они не раз подвергались атакам самолетов Берегового Командования, пока ремонтировались в доках Киля.
К 1941 году немцы были готовы начать полномасштабную Битву за Атлантику. За последние 7 месяцев 1940 года на дно пошли около 3000000 тонн торговых судов Британии, союзников и нейтральных стран. В январе немцам помещала погода. Но к концу месяца «Шарнхорст» и «Гнейзенау» были готовы пройти Датским проливом в Северную Атлантику. «Хиппер», укрывавшийся в Бресте, был готов к прорыву на юг.
«Хиппер» потопил 7 из 19 судов конвоя, возвращавшегося домой из Западной Африки. «Шарнхорст» и «Гнейзенау» в ходе 7-недельного крейсерства потопили или захватили 22 судна общим водоизмещением 116000 тонн. В феврале общий потопленный тоннаж достиг 400000 и превысил 500000 тонн в марте.
А тем временем был подготовлен к выходу в море самый большой военный корабль в мире — «Бисмарк». Гитлер [380] верил, что когда этот линкор присоединится к 2 линейным крейсерам, действующим в Северной Атлантике, Британия будет задушена за 2 месяца.
Таковы были планы немцев. Но для начала следовало вывести «Бисмарк» в Атлантику. Тем временем «Шарнхорст» отправился в Брест для замены трубок в котлах. Он прибыл туда 22 марта в сопровождении «Гнейзенау».
О присутствии этих кораблей в Бресте нам сообщило французское Сопротивление. 28 марта самолеты КВВС подтвердили эту информацию.
Уже 6 марта КВВС получили специальную директиву премьер-министра сосредоточить свои усилия на Битве за Атлантику. К этому его подтолкнули ужасающие потери торговых судов и явная решимость Германии выиграть войну с помощью блокады. Когда стало известно о присутствии линейных крейсеров в Бресте, они стали главной мишенью Бомбардировочного Командования.
В течение первой недели после обнаружения германских кораблей погода мешала нашим бомбардировщикам. Но даже в таких условиях около 200 бомбардировщиков нанесли удар. Они не добились ни одного попадания, а те немногие бомбы, которые падали рядом с германскими кораблями, не взрывались. Впрочем, их взрывы могли вызвать только поверхностные повреждения. Но и при таком исходе эти события стали первыми в цепи, которая спасла Британию от истощения.
Из-за близости неразорвавшейся бомбы «Гнейзенау» решили перевести из сухого дока в гавань, пока британские самолеты продолжали сыпать бомбы. «Шарнхорст», уже вышедший из дока, стоял пришвартованный к северному пирсу под прикрытием противоторпедного бона. Для. «Гнейзенау» там места не нашлось. Так как требовалось всего несколько часов, чтобы убрать или обезвредить бомбы, было решено вывести «Гнейзенау» прямо в порт, где он будет стоять у буя. После этого предполагалось ввести его в док, очищенный от бомб.
Наступило 5 апреля. В этот день фоторазведчик «Спитфайр» сфотографировал гавань. Это была одна из 2 или 3 фотографий, решавших исход войны. Ее можно было сравнить [381] только со снимками Пенемюнде и прототипов ракет «Фау».
«Гнейзенау» покинул относительно безопасное убежище сухого дока и стоял теперь во внутренней гавани Бреста. Появилась возможность атаковать его торпедами. «Бофорты» получили приказ атаковать его завтра на рассвете.
Эта задача была поручена 22-й эскадрилье. Сначала Брайтуэйт ожесточенно сопротивлялся этому. Он правильно утверждал, что такая операция может увенчаться успехом только в одном случае из тысячи.
Брайтуэйт, как всякий хороший командир, смотрел на вещи прежде всего с точки зрения блага эскадрильи. Вполне естественно, что такой командир будет сопротивляться изо всех сил, когда получит приказ отправить эскадрилью в полет, вернуться из которого у пилотов не будет ни одного шанса. В любом деле существуют исключения. Но даже в подобном случае у пилотов должен остаться хотя бы мизерный шанс на возвращение.
Неспособность КВВС нанести повреждения бронированным чудовищам с помощью бомб заставила премьер-министра высказаться, что Бомбардировочное Командование потерпело «совершенно очевидную неудачу». Это были дни поиска виноватых, и КВВС попали под жесткий огонь критики за то, что не создали нормального пикировщика. Позднее стало ясно, что критика была несправедлива. Пикировщики оказались эффективны только против слабо защищенных целей. При решительном и упорном сопротивлении они несли тяжелые потери. Но в те дни даже Черчилль говорил, что министерство авиации совершило «очень тяжелую ошибку». Имелась цель, уничтожение которой имело важнейшее значение для успешного ведения войны в целом. Что с ней могли сделать КВВС?
Черчилль в своей критике КВВС был несправедлив. Однако он точно оценил ситуацию. Следовало пойти на самый серьезный риск и жертвы, чтобы уничтожить или повредить эти корабли. Например, можно было бросить в огонь десятки торпедоносцев и их экипажи.
Торпедная атака линкора прямо в порту может иметь только один финал. Брайтуэйт и его летчики это превосч [382] ходно понимали. Вопрос заключался лишь в том, имеют ли они шанс повредить этот корабль?
ПВО Бреста после прибытия линейных крейсеров была спешно усилена. Бомбардировочное Командование уже обнаружило, что гавань Бреста стала одним из самых защищенных пунктов в Европе. Что же могли там встретить торпедоносцы?
Внутреннюю гавань Бреста прикрывал каменный мол, охватывающий ее полукругом с запада. Самая дальняя точка мола находилась менее чем в миле от пирса. «Гнейзенау» стоял на якоре под прямым углом к пирсу примерно в 500 ярдах от восточной границы гавани, на равном расстоянии от мола и пирса. Чтобы точно направить торпеду, самолет должен был пересечь внешнюю гавань и заходить через мол под углом к стоящему на якоре кораблю. В этом случае он подставлял себя под перекрестный огонь всех батарей, густо посаженных на обоих мысах, охвативших внешнюю гавань. Кроме того, в ней за молом стояли на якорях 3 сильно вооруженных корабля ПВО, прикрывавших подходы к линейному крейсеру. На высоком берегу за пирсом стояло множество батарей, господствовавших над всей акваторией. Когда самолет подходил к молу, он оказывался на прицеле более чем 1000 орудий, из которых не менее 250 были тяжелыми. Кроме того, ему предстояло прорваться сквозь огонь корабельных орудий самих линейных крейсеров.
Казалось, никто не сможет прорвать эту оборону. Плотность огневой завесы была неслыханной.
Но предположим, что самолет прорвался. На подходах к молу, под бешеным огнем, пилот должен выровнять самолет и лечь на боевой курс. После этого он должен прицелиться и сбросить торпеду ДО ТОГО, КАК ПЕРЕСЕЧЕТ МОЛ. Торпеда должна упасть в воду сразу за молом, чтобы иметь достаточный пробег в воде. А расстояние между «Гнейзенау» и каменной стеной было менее 500 ярдов. Если торпеда будет сброшена слишком близко, взрыватель не сработает. Кроме того, торпеда глубоко нырнет при входе в воду. В этом случае она пройдет под килем атакованного корабля и не взорвется. [383]
Пилот уже на подходах к молу должен был выбрать правильный угол сброса. Ему оставались считанные секунды от обнаружения «Гнейзенау» до сброса торпеды. У него просто не останется времени на изменение курса, только небольшие поправки. В эти секунды все орудия в гавани будут стрелять по нему: спереди, сзади, с боков. Шансы пережить эти секунды и нормально прицелиться были микроскопическими.
А что после сброса торпеды? Единственной надеждой самолета в подобной ситуации было оставаться ниже уровня палубы. Тогда ему по крайней мере не будут угрожать тяжелые орудия. Но очертания берегов гавани делали это невозможным. К северу от пирса берега поднимались отвесно вверх. Пилот должен был брать ручку на себя и начинать подъем сразу, как только сбросит торпеду, иначе он просто врежется в берег. Его самолет пролетит прямо над кораблем, ясно обрисовываясь в голубом небе, как мишень на стрельбище.
Но если случится невозможное, пилот выйдет к молу под нужным углом и проживет достаточно долго, чтобы прицелиться, перед ним возникнет неподвижная цель длиной 250 ярдов. Решительный, хладнокровный, отважный человек, способный выполнить предыдущие условия, не промахнется по такой цели.
В пользу операции высказывались такие силы, сопротивляться которым командир эскадрильи просто не мог. Поэтому Брайтуэйту осталось только разработать план операции и выполнить его. «Гнейзенау» почти наверняка окажется прикрыт противоторпедными сетями. Будет очень печально угробить самолеты и людей в попытках сбросить торпеды, которые будут задержаны сетями. Прежде всего следует уничтожить сети.
Брайтуэйт находился в Сент-Эвале с 9 самолетами своей эскадрильи. Только эти самолеты могли долететь до Бреста. 3 экипажа уже находились в полете, когда пришел приказ атаковать «Гнейзенау». Брайтуэйт решил отправить оставшиеся 6 самолетов на рассвете завтра. 3 самолета первой волны должны были бомбами уничтожить противоторпедную сеть, а остальные 3 — атаковать линейный крейсер [384] торпедами. Самолет с бомбами должен был лететь на высоте 500 футов, что не прибавляло ему шансов на спасение. Они могли использовать преимущество внезапности, если такового удастся добиться. Однако бомбардировщики переполошат всю гавань перед прибытием торпедоносцев.
Торпедоносцы должны были взлететь первыми и ожидать за пределами гавани, пока бомбардировщики наносят удар. Сигналом для торпедной атаки должны были послужить разрывы бомб.
Для торпедной атаки были отобраны экипажи Хайда, Кэмпбелла и сержанта Кемпа. Хайд был самым опытным пилотом эскадрильи. 9 дней назад он получил Крест за летные заслуги. Для Кэмпбелла это был 20 боевой вылет. Кемп служил в эскадрилье уже несколько месяцев и прославился своей проницательностью.
Операция началась скверно. На Сент-Эваль обрушился сильный дождь, который превратил летное поле в болото. 2 самолета с бомбами завязли. Пытаясь вырваться из трясины с помощью своих моторов, они только еще прочнее увязли. Хайд, Кэмпбелл и Кемп благополучно взлетели с торпедами, но из бомбардировщиков сумел взлететь только Менари. Запасных самолетов не было.
При нормальных условиях 4 самолета немедленно были бы отозваны. Но над операцией витала тень директивы Черчилля. Битва за Атлантику была в разгаре, и операция могла стать одним из сражений, решающих исход войны. Завтра «Гнейзенау» снова станет в сухой док, или оба корабля снова прорвутся в Атлантику, чтобы встретиться там с «Бисмарком». Понимая, насколько призрачны шансы 4 самолетов, все командиры, отвечавшие за операцию, начиная с главнокомандующего КВВС и ниже, знали, что от КВВС требуется выполнить свой долг, невзирая на обстоятельства.
4 самолета стартовали в период с 4.30 до 5.15. Погода, испортившая аэродром, теперь помешала и нормальному полету. Пилот единственного бомбардировщика Менари сбился с курса и сбросил бомбы на конвой возле острова Иль де Батц. Среди бела дня он оказался за много миль от [385] Бреста. Кемп тоже долго плутал в облаках и прибыл к Бресту только к 7.00. Он зашел на гавань с юго-запада, как и предписывалось планом, пересек остров Иль де Лонг на высоте 800 футов. Примерно через полчаса начинался день, и летчик понял, что опоздал на рандеву, однако он приготовился атаковать. Погода была отвратительной. Над портом стоял утренний туман, но Кемп чувствовал, что если он сумеет каким-то образом обнаружить доки, погода поможет ему приблизиться к цели незамеченным. Он спустился к самой воде и почти сразу сообразил, что летит между двумя полосками земли, охватывающими внешнюю гавань. Однако их очертания были слишком неясными, и летчик никак не мог определиться. Внезапно вокруг его самолета начали рваться снаряды. Открыли огонь и корабли ПВО, и береговые батареи. Кемп не имел представления, куда следует лететь. Он начал набор высоты разворотом на восток и почти немедленно влетел в тучу.
Кемп не подозревал, что все орудия гавани полчаса назад были разбужена прибытием Кэмпбелла и Хайда.
Эти 2 пилота прибыли к Бресту независимо друг от друга на рассвете. Оба кружили вне гавани, ожидая взрывов бомб. Ни один не знал, что бомбардировщики не прибыли. Кэмпбелл, на пару минут опередив Хайда, начал описывать широкий круг, ожидая появления остальных самолетов. Над горизонтом начало светать, словно в занавесе появилась дырочка. Атака грозила превратиться в дневную, что многократно увеличивало и без того страшную опасность. Кэмпбелл не слышал взрывов, но, может быть, он опоздал? И летчик решил выходить в атаку.
Когда он с помощью компаса направился к невидимой внутренней гавани, Хайд только что прибыл к берегу. Внезапно он увидел огни самолета прямо под собой. К счастью, Хайд сумел различить букву «X» на фюзеляже. Он спросил штурмана:
— Кто у нас «X»?
— Кэмпбелл.
— Похоже, он намерен атаковать. Есть еще кто-нибудь? Какие-нибудь взрывы, например?
— Ничего. [386]
— Он полагает, что все нормально. Уж и не знаю, почему.
Хайд продолжал кружить вне гавани, ожидая появления Кэмпбелла. Он долго прослужил в 22-й эскадрилье, дольше, чем кто-либо. И Хайд был исключительно редким явлением — пилотом, который сочетал энергию с дисциплиной и строгим повиновением приказам. У него был приказ дождаться взрывов. Не было смысла ставить на карту свой самолет и жизни, собственную и экипажа, чтобы воткнуть торпеду в сеть. Они всегда могут прилететь еще раз.
Тем временем Кэмпбелл спустил свой самолет на высоту 300 футов и направился к правому концу мола. Внешнюю гавань закрывало густое низкое облако, которое сейчас летело под ним, почти туча. Впереди в разрыве тумана пилот заметил корабль ПВО. Дальше лежал мол, тонкая черточка на воде. Если «Гнейзенау» стоит у того же самого буя, торпедоносец оказался в превосходной позиции для атаки с кормы.
Провал плана уничтожения противоторпедных сетей плюс уже наступивший рассвет означали, что опасность многократно возрастает. Его шансы понижались до одного к миллиону.
Кэмпбелл начал пикировать к восточной оконечности мола. Теперь он ясно видел корабль ПВО. А позади мола летчик различил огромную тень — это была корма «Гнейзенау». Он довернул вправо, потом влево и пошел на линейный крейсер под углом 45°. На высоте 50 футов над водой Кэмпбелл прекратил снижение. Корабли ПВО стояли прямо перед ним. Он проскочил мимо на высоте мачт. Орудия молчали. До мола оставалось всего 200 ярдов. Летчик точно держал курс, хотя каждый его нерв напрягся. Он выровнял самолет и, как только мол исчез под плоскостями, нажал кнопку сброса.
Самолет и торпеда пролетели над молом каждый сам по себе. Нос торпеды клюнул вниз, к воде. ПВО Бреста была захвачена врасплох. До сих пор по «Бофорту» не было сделано ни одного выстрела.
«Гнейзенау» высился перед ним, как египетская пирамида. Никаких признаков противоторпедных сетей! Кэмпбелл [387] начал отворачивать влево, чтобы обойти холмы вокруг гавани, пытаясь укрыться в тучах. Еще 15 секунд — и он окажется в безопасности.
Но внезапно сонная гавань Бреста очнулась от летаргии. Теперь «Бофорт» летел сквозь самую плотную огневую завесу, которую когда-либо ставили на пути одинокого самолета в прошлом, настоящем и будущем. Никто не мог живым прорваться сквозь эту стальную стену. Это был тот ужасный, испепеляющий огонь, которого ждали летчики. И он вспыхнул. Последнее, что они видели — вспышки орудий «Гнейзенау», молнии на холмах вокруг гавани и занимающаяся над холмами последняя заря в их жизни.
Потерявший управление «Бофорт» разбился в гавани. Что происходило в эти последние мгновения — не узнает никто. Начиненный сотнями фунтов металла, «Бофорт» продолжал лететь, хотя любой другой самолет рухнул бы. Сам Кэмпбелл, скорее всего, был убит за несколько секунд до падения самолета. Его штурман Скотт, ровесник Эла Морриса, штурмана Ловейтта, вероятно пытался перехватить управление у мертвого Кэмпбелла. Когда самолет подняли, бойцы Сопротивления сказали, что нашли за штурвалом белокурого канадца. Кэмпбелл и его отважный экипаж унесли тайну последних секунд вместе с собой.
Всего несколько месяцев назад Скотт вместе с первыми канадскими летчиками прибыл в Англию и его пригласили на чай в один дом. Этим домом был Букингемский дворец, где жили королева и две принцессы. Хотя Кэмпбелл и его экипаж погибли и не смогли увидеть, как их торпеда попала в цель, нет никаких сомнений, что они знали: какой бы ни была их судьба — они нанесли тяжелые повреждения «Гнейзенау».
Эти повреждения оказались таковы, что, находись линейный крейсер в открытом море, он быстро пошел бы на дно. Немцы собрали к нему почти все корабли, находившиеся в порту, чтобы удержать «Гнейзенау» на плаву и откачивать воду. Только с огромным трудом к вечеру они ввели корабль в сухой док. Потребовалось 8 месяцев, чтобы отремонтировать вал правого винта. [388]
Мечты Гитлера о совместном выходе в Северную Атлантику 2 линейных крейсеров и «Бисмарка» рухнули. Закончить войну за 2 месяца стало невозможно. Когда «Бисмарк» вышел в море, ему пришлось сражаться с Королевским Флотом и Воздушными Силами Флота в одиночку.
Хотя фотоснимки разведчиков показали, что «Гнейзенау» (мы в то время думали, что это «Шарнхорст») получил попадание, не было известно, насколько оно серьезно. Мы не могли позволить себе рисковать, и потому последующие 10 месяцев всеми силами старались добиться новых попаданий в этот корабль. Никто не мог так сразу поверить, что мы выиграли при шансах один к миллиону.
Кэмпбелл и его экипаж были похоронены немцами с воинскими почестями на кладбище Бреста. Когда в марте 1942 года известие об атаке добралось до Лондона, Кэмпбелл был посмертно награжден Крестом Виктории.
Члены одного экипажа имеют одинаковые характеры. Только смелые летают вместе со смелыми. Поэтому следует напомнить имена всех членов экипажа Кэмпбелла: сержант Скотт, сержант Маллинс, сержант Хиллман.
Люди — не роботы. Нельзя запретить им испытывать страх. Они живые, со всеми своими недостатками.
Один из них, радист Хиллман, даже как-то опоздал к вылету. Это произошло 3 месяца назад, и он потерял свое место в экипаже Хирн-Филипса. [389]