Цѣль настоящаго очерка—дать краткое, связное и притомъ совершенно объективное изложеніе всѣхъ важнѣйшихъ обстоятельствъ Балканской войны 1912—1913 гг., вплоть до заключенія Бухарестскаго мира и окончанія константинопольскихъ переговоровъ Болгарии съ Турціей.

Телеграммы и корреспонденціи, помѣщенныя во время войны въ газетахъ, на этотъ разъ были и невѣрны, и противоречивы, какъ никогда. Происходило это не всегда по винѣ корреспондентовъ, а потому, что въ последнюю Балканскую войну, во-первыхъ, военная цензура была строже, чѣмъ когда-либо, а во-вторыхъ, бездорожье и убогая обстановка почтово-телеграфной службы на театрѣ войны не давали возможности корреспондентамъ своевременно и обстоятельно обслуживать пославшія ихъ газеты.

О строгости цензуры свидѣтельствуютъ драконовскія инструкция, которымъ вынуждены были подчиняться военные корреспонденты.

Въ Болгаріи, напримѣръ, имъ было запрещено, подъ угрозой немедленной высылки и даже преданія военно-полевому суду, сообщать:

1) Объ организаціи, дислокаціи и числѣ войскъ, о всѣхъ подготовительныхъ мѣрахъ къ выполненію различныхъ операцій.

2) О перемѣщеніи войскъ, штабовъ, команднаго состава, этапныхъ пунктовъ и резервовъ.

3) Названія войсковыхъ частей, нумерацію ихъ, имена командировъ частей.

4) О вооруженіи войскъ и укрѣпленій, о санитарномъ состояніи арміи и ея продовольстіи.

5) О действительности стрѣльбы противника и ея меткости.

6) О подготовкѣ и движеніи войскъ и подкрѣпленій къ театру военныхъ дѣйствій.

7) О состояніи и провозоспособности желѣзныхъ дорога, шоссейныхъ и другихъ путей въ тылу арміи.

8) Свѣдѣнія о противникѣ, добытыя путемъ тайной разведки.

9) Имена убитыхъ и раненыхъ и число ихъ ранѣе появленія оффиціальнаго бюллетеня.

10) Воспрещались сообщенія неблагопріятныхъ для болгарской арміи военныхъ свѣдѣній и критика дѣйствій военнаго начальства.

«По существу этой драконовской инструкціи,—говоритъ одинъ изъ корреспондентовъ, Н. П. Мамонтовъ,—для представителей прессы осталось только писать о погодѣ или сочинять заранее хвалебныя оды...»

Вотъ почему всѣ телеграммы «собственныхъ корреспопдентовъ» съ театра войны отличались такимъ поразительнымъ убожествомъ свѣдѣній, не дававшимъ читателю возможности хотя сколько-нибудь основательно оріентироваться въ ходѣ войны.

Нѣкоторые изъ корреспондентовъ, попавъ въ такую обстановку, поспѣшили уехать, некоторые, болѣе энергичные, старались всякими обходными путями добыть хоть какія-либо свѣдѣнія, а большинство, сидя за сто версть отъ передовой линіи, просто «фантазировало».

Когда-же корреспондентамъ, томившимся вь Старой Загорѣ, въ главной квартирѣ болгарской арміи, было, наконецъ, разрѣшено отправиться въ Мустафа-Пашу, штабъ-квартиру второй арміи,—они возликовали. Но это ликованіе было очень непродолжительно: ихъ тотчасъ-же обязали не выѣзжать никуда далѣе двухъ верстъ отъ города, вновь пригрозивъ, въ случаѣ нарушенія этого распоряженія, немедленно выслать изъ предѣловъ Болгаріи... «Тогда, — говорить Н. П. Мамонтовъ, — началось бегство корреспондентовъ; первыми бежали итальянцы и австрійцы, окруженные всеобщимъ недовѣріемъ и плохо замаскированнымъ недоброжелательствомъ. Единственно, кому при такомъ режимѣ жилось припеваючи, это корреспондировавшему въ одну петербургскую газету г. Б.

Этотъ фантазеръ былъ весьма доволенъ запрещеніемъ выезжать изъ Мустафа-Паши и, сидя въ цензурномъ бюро, набрасывалъ такія «красочныя картины» боевъ, имъ, будто-бы, «лично наблюдавшихся», что вся цензура рыдала у него на плечѣ.

— О, если-бы всѣ такъ писали, какъ вы!

Но и г. Б. пришлось поссориться съ цензорами, находившими, что «онъ слишкомъ много пишетъ, читать некогда».

Тогда г. Б. переселился въ Петербургъ, и «описанія боевъ» стали у него еще красочнѣе...»

Такихъ корреспондентовъ было не мало.

«Здѣсь (въ Старой Загоръ),— пишетъ другой корреспондентъ, г. Пиленко,—корреспонденціи сочиняются наглымъ образомъ: сидитъ человѣкъ въ комнаткѣ около цензурнаго бюро и строчить описаніе того, какъ осаждаютъ Адріанополь, съ подробностями, съ техническими выраженіями, номерами дивизій и съ описаніями геройскихъ поступковъ... Одинъ изъ корреспондентовъ въ самомъ концѣ старо-загорскаго сидѣнья совершенно откровенно говорилъ:

— Если насъ завтра не пустятъ въ Мустафа-Пашу, то я больше не могу написать ни строчки: моя фантазія окончательно истощилась!..»

Такъ писалась исторія.

Эти «фантастическія» корреспонденціи исправлялись военными цензорами.

Въ роли цензоровъ явились добровольцы: наряженные въ военные мундиры господа профессора химіи, механики и ботаники, явившіеся въ армію послужить отечеству. Не зная, что съ ними делать, главная квартира и определила ихъ въ цензора. Профессора зоологіи и астрономіи ровно ничего не понимали въ военномъ дѣлѣ, но зато въ недостаткѣ усердія ихъ винить было нельзя: строгое соблюденіе не только дѣйствительныхъ военныхъ секретовъ, но и «секретовъ полишинеля» было надежно обезпечено.

О постановкѣ почтово-телеграфной службы въ арміяхъ союзниковъ корреспонденты разсказываютъ нѣчто уже совсѣмъ фантастическое, хотя эти разсказы и не противорѣчатъ дѣйствительности. Одинъ изъ корреспондентовъ, г. Пиленко, разсказываетъ, напримѣръ, такой факть:

Онъ догналъ штабъ той арміи, которая взяла Лозенградъ, въ 65 верстахъ отъ этого города.. Повидимому, все устраивалось отлично: въ штабѣ телеграммы были разрешены, но для того, чтобы ихъ отправить, надо было посылать эти разрѣшенныя телеграммы въ Лозенградъ. Г. Пиленко нашелъ болгарина, который, конечно, за особую плату, согласился доставить депеши по адресу. Мало того, бывшій болгарскій премьеръ-министръ Геннадіевъ написалъ начальнику станціи особое письмо: «Важныя депеши, Пиленко симпатизируеть Болгаріи, пожалуйста поскорѣй и т. д.». Телеграммы отправили...

Что-же изъ этого вышло?

«Черезъ три дня,—повѣствуетъ г. Пиленко,—курьеръ возвращается и рапортуеть:

— «Начальникъ станціи говорить, что ему приказано не пускать корреспондентскихъ депешъ раньше пяти дней послѣ ихъ подачи, для сохраненія секрета. Онъ очень сожалѣетъ, что не можетъ исполнить просьбы г. Геннадіева...» Затѣмъ курьеръ вынимаетъ всю пачку телеграммъ и торжественно возвращаеть ихъ г. Пиленко, радуясь, что довезъ ихъ обратно въ совершенной цѣлости!..

Вотъ что разсказываетъ другой корреспондентъ, г. Мамонтовъ.

Онъ сдаетъ телеграмму въ триста словъ въ Яни (въ трехстахъ верстахъ отъ Старой Загоры). При этомъ происходить слъдующій характерный діалогъ:

— Что-же мнѣ делать съ вашей депешей? — спрашиваетъ телеграфистъ.

— Отправьте по телеграфу въ свободное время.

— Да у насъ не бываетъ свободнаго времени... День и ночь поочередно выстукиваемъ служебныя депеши... Впрочемъ, завтра-же отправимъ на буйволахъ до Лозенграда. А тамъ по телеграфу пойдетъ...

— Нѣтъ, и тамъ на буйволахъ,—вмешивается другой телеграфистъ,—до Ямбола.

— Когда-же она дойдета до Москвы?

— Дней черезъ десять, не раньше.

— А если «срочною» ее сдать?

— Тогда на сутки позже.

— Почему?!

— Срочную надо записать въ реестръ, она вѣдь втрое дороже,—а буйволы, все равно, скорѣе не повезутъ, будь она хоть десять разъ «срочная»...

Все это происходило еще въ то время, когда военное счастье не изменяло болгарамъ, но послѣ неудачи подъ Чаталджей положеніе военныхъ корреспондентовъ сделалось уже невыносимымъ.

Корреспондентамъ было категорически заявлено, что ихъ не только телеграммы, но и письма отсылаться не будутъ до окончанія чаталджинской операціи.

— «Корреспонденты хороши, пока есть победы,—говорили въ штабѣ.—Въ переживаемой нами драмѣ,—имъ, постороннимъ свидѣтелямъ, не мѣсто...»

И корреспонденты поспѣшили уѣхать.

Не лучше было ихъ положеніе и на другихъ театрахъ войны.

Изъ всего сказаннаго слѣдуетъ, что читатели, даже внимательно слѣдившіе по газетамъ за ходомъ войны по описаніямъ и телеграммамъ военныхъ корреспондентовъ, отчасти фантастическимъ, отчасти запоздалымъ, не могли какъ слѣдуетъ оріентироваться въ происходившихъ событіяхъ.

Правда, после войны уже успели выйдти отдельными изданіями «воспоминанія» корреспондентовъ, но и они недостаточны для того, чтобы читатель могъ, даже съ ихъ помощью, придти къ какому-либо определенному выводу.

Эти «воспоминанія» слишкомъ безсвязны, эпизодичны, а главный ихъ недостатокъ заключается въ томъ, что всѣ они писались при совершенно невѣрномъ освѣщеніи событій.

Вотъ, напримѣръ, какими словами заключаетъ свою книгу одинъ изъ лучшихъ и наиболее освъдомленныхъ военныхъ корреспондентовъ, г. Мамонтовъ.

«Несомнѣнно — спаянный кровью, пролитой при совмѣстномъ достиженіи общихъ задачъ, Балканский союзъ не распадется и явится могучимъ факторомъ будущаго...»

А что, въ действительности, осталось отъ этого «могучаго фактора»—теперь?

Не досмотрѣвъ до конца Балканской трагедіи, авторы этихъ «воспоминаній» рискнули разсказать содержаніе ея послѣдняго акта и — жестоко ошиблись.

Вотъ почему мы думаемъ, что въ настоящее время, когда уже опустился занавѣсъ и послѣдній актъ кровавой трагедіи сыгранъ, нашъ очеркъ будетъ своевремененъ: онъ дастъ читателю возможность проследить весь ходъ недавнихъ событій, хотя и въ краткомъ, но связномъ изложеніи, не затемненномъ предвзятыми идеями и преждевременными выводами.

Прежде чѣмъ приступить къ изложенію военныхъ дѣйствій на четырехъ театрахъ войны: болгарскомъ, сербскомъ, черногорскомъ и греческомъ, необходимо сказать о причинахъ войны и о томъ знаменитомъ «союзномъ договорѣ», на который возлагалось столько преждевременныхъ надеждъ съ одной стороны и опасеній—съ другой.

Причинами войны выставлялись: 1) со стороны Болгаріи— категорически отказъ Турціи въ дарованіи автономіи Македоніи и въ наказаніи виновниковъ Кочанскаго погрома, совершеннаго турками въ Македонии; 2) со стороны Сербіи—наглое задержаніе турками сербскаго военнаго груза въ Салоникахъ, провозившагося чрезъ этотъ порть съ ихъ-же разрѣшенія; 3) со стороны Греціи— обстрѣлъ греческаго парохода турками и отказъ въ наказаніи виновниковъ этого инцидента; 4) со стороны Черногоріи — отказъ Турціи въ вознагражденіи разоренныхъ турецкимъ погромомъ жителей Бѣлополья и Бераны.

Но это все такъ-называемыя «формальныя» причины войны, которыхъ можно было найдти не мало. Действительная причина, вызвавшая союзъ четырехъ балканскихъ государствъ противъ Турціи, таилась, конечно, въ томъ положеніи, которое создалось на Балканскомъ полуостровѣ послѣ того, какъ Берлинскій конгрессъ исковеркалъ Санъ-Стефансюй договоръ.

Болгары не переставали мечтать о «цѣлокупной" Болгаріи, сербы—объ открытомъ морѣ, Греція—о Критъ, Эгейскихъ островахъ, Салоникахъ и сѣверномъ Эпирѣ, а Черногорія—о Скутари.

Тяжелое положеніе Турціи, вслѣдствіе неудачной войны съ Италіей изъ-за Триполи, окрылило надежды четырехъ балканскихъ государствъ.

Трудно было придумать лучшій моментъ для начатія военныхъ дѣйствій противъ Турціи.

Это и повело къ заключенію союзнаго договора между Болгаріей и Сербіей, а къ нимъ впоследствіи присоединились Черногорія и Греція.

Этотъ болгаро-сербскій договоръ и послужилъ причиной печальныхъ недоразумѣній по окончаніи войны, лишившихъ въ концѣ-концовъ Болгарію большей части завоеванной ею территории.

Вся бѣда заключалась въ томъ, что по договору предполагались одни результаты войны, а въ действительности получились совершенно другіе. Договоръ не предусматривалъ завоеванія Болгаріей Фракіи, совсѣмъ не предполагалъ возможности появленія автономной Албаніи.

«Болгаро-сербскій договоръ, — говорить въ своей брошюрѣ «Сербы и болгары» профессоръ бѣлградскаго университета А. Беличъ,—былъ заключенъ на тотъ случай, если сербамъ и болгарамъ придется однимъ воевать противъ турокъ. Онъ не представляетъ сербско-болгарскаго соглашенія, какъ части договора «Балканскаго союза»; «Балканскій союзъ» нисколько не предрешается имъ и даже не предполагается». А между тѣмъ то, что происходило на Балканахъ, была война противъ турокъ не сербовъ и болгаръ, но четырехъ союзныхъ государствъ; въ этой войне каждое изъ упомянутыхъ государствъ сделало вовсе не то, что предполагалось сделать. Вмѣсто освобожденія Македоніи изъ-подъ турецкаго ига велась борьба на всѣхъ пунктахъ Европейской Турціи. Многимъ казалось близкимъ уже и самое изгнаніе турокъ изъ Европы.

Для такой войны у союзниковъ никакого договора не было и это было огромнымъ минусомъ; опъ и былъ причиной всѣхъ тѣхъ ужасовъ, которые последовали для союзниковъ по окончаніи победоносной войны.

Коалиціонная война, война нѣсколькихъ союзниковъ, безъ предварительнаго договора, по возможности точно предусматривающаго ея результаты, была безуміемъ и результаты этого безумія не замедлили сказаться, когда дѣло дошло до раздѣла завоеванной территоріи.