ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА --[ Военная история ]-- Арриан. Поход Александра

Книга пятая

В этой стране, которую Александр прошел между реками Кофеном и Индом, основан, говорят, и город Ниса; основание ему положил Дионис. Рассказывают, что Дионис основал Нису, когда покорил индов. Кто был этот Дионис, когда и откуда пошел он войной на индов? (2) Я не могу представить себе, чтобы фиванец Дионис отправился с войском из Фив или с лидийского Тмола на индов, прошел через столько воинственных и неизвестных тогда эллинам народов и покорил одних только индов. Не следует, впрочем, подвергать слишком точному исследованию древние сказания о богах. Если их мерить естественным ходом событий, то они неправдоподобны; если, однако, допустить вмешательство божественной силы, то они покажутся до известной степей ни правдоподобными.

(3) Когда Александр подошел к Нисе, нисейцы выслали к нему своего правителя, именем Акуфиса, и с ним посольство из 30 самых знатных горожан просить Александра оставить город во власти бога. (4) Послы, войдя к Александру в палатку, застали его сидящим, всего в пыли с дороги; он не снял еще вооружения: на голове у него был шлем, а в руке он держал копье. Испуганные его видом, они упали на землю и долго молчали. Александр поднял их, велел успокоиться, и тогда Акуфис повел такую речь: (5) «Царь, нисейцы просят тебя оставить их свободными и независимыми из благоговения к Дионису. Дионис, покорив индов, пошел обратно к эллинскому морю, а для своих воинов, которые не могли уже нести военной службы (они же являлись и вакхантами его), основал этот город, чтобы он напоминал грядущим поколениям о его странствиях и его победе. Так ведь и ты основал одну Александрию у горы Кавказ и другую в земле египетской; много и других уже основано тобой и еще будет основано со временем, так как ты совершил дела большие, чем Дионис. (6) Город же этот Дионис назвал Нисой, а землю нисейской по своей кормилице Нисе. Гору же, находящуюся вблизи города, он наименовал Мером, потому что, по [171] сказанию, выносил его в своем бедре Зевс. С того времени Ниса свободный город; мы пользуемся независимостью; в городе у нас порядок и благочиние. И вот тебе еще доказательство того, что он создание Диониса: плюща в индийской земле нигде нет: он растет только у нас».

Все это выслушать было приятно Александру; ему хотелось, чтобы сказания о странствиях Диониса оказались правдой; хотелось, чтобы Ниса была действительно созданием Диониса: оказалось бы, ведь, что он уже пришел туда, куда доходил Дионис, и пойдет еще дальше, чем Дионис, и македонцы, соревнуясь в подвигах с Дионисом, не откажутся, конечно, и дальше разделять его труды. (2) Он даровал жителям Нисы свободу и независимость; ознакомился с их законами; узнав, что городом правят лучшие мужи, одобрил это и потребовал, чтобы ему прислали всадников человек 300, а из членов правительства (их было 300 человек) 100 наилучших. Акуфис, которого он поставил гипархом нисейской земли, должен был отобрать эту сотню. (3) Рассказывают, что Акуфис, выслушав этот приказ, улыбнулся, и Александр спросил его, чему он смеется? «Царь, — ответил Акуфис, — может ли город, лишившись сотни хороших граждан, сохранить хорошее управление? Если ты думаешь о нисейцах, то возьми с собой 300 всадников, а если тебе угодно, то и больше; вместо же сотни первых людей, которых ты велишь отобрать, возьми вдвое больше последних, чтобы, по возвращении своем, ты застал наш город в таком же порядке и благочинии, в каком он сейчас». (4) Эти слова — они были разумны — убедили Александра. Он велел прислать ему всадников; но не потребовал ни сотни избранных, ни замены им. Своего сына и сына своей дочери Акуфис отправил к нему.

(5) Александру очень захотелось увидеть то место, где, как горделиво заявляли нисейцы, все напоминало о Дионисе, Он взошел на гору Мер со всадниками-друзьями» и агемой пехотинцев и увидел, что гора сплошь заросла плющом, лавром и всякими деревьями, которые давали густую тень; водилось тут и всяческое зверье. (6) Македонцы с радостью глядели на плющ, давно ими не виденный (в земле индов нет плюща даже там, где растет виноградная лоза); они усердно принялись плести из него венки, тут же увенчали себя ими и воспевали Диониса, называя его по имени и наделяя всеми прозвищами. Александр тут же принес жертву Дионису и сел пировать с друзьями. (7) Некоторые сообщают (если только можно этому верить), что многие из бывших тут с ними почтенных македонцев были [172] охвачены Дионисом: увенчав себя, они стали взывать к нему; воспели «эвое!» ивели себя как вакханты.

Пусть этому кто хочет верит, а кто хочет нет. Что касается меня, то я не во всем согласен с киренцем Эратосфеном, по словам которого рассказы македонцев о том, что совершено богами, имели целью только польстить Александру и сверх меры возвеличить его. (2) Он рассказывает, что македонцы, например, нашли в стране парапамисадов пещеру, про которую услышали местное сказание (а может быть, сами , сложили его и стали распространять), что это грот Прометея, где он был привязан; сюда постоянно прилетал орел есть внутренности Прометея и сюда же пришел Геракл, который убил орла и отвязал Прометея. (3) Македонцы переместили своими рассказами гору Кавказ с Понта в восточные области, страну парапамисадов к индам, а гору Парапамис назвали Кавказом, чтобы прославить Александра: Александр будто бы перешел через Кавказ. (4) Увидев в индийской земле, коров с выжженным тавром-палицей, они сочли это доказательством того, что Геракл был у индов. Эратосфен к подобным же рассказам о странствии Диониса относится тоже с недоверием. Я этими рассказами заниматься не буду.

(5) Когда Александр подошел к реке Инду, он увидел мост, уже наведенный Гефестионом, два тридцативесельных корабля и множество судов поменьше. От инда Таксила прибыли дары: талантов 200 серебра, 3000 быков, годных на убой, больше 10000 овец и штук 30 слонов. (6) Прибыли от Таксила к нему в помощь и 700 всадников-индов. Ему сообщили, что Таксил сдает ему город Таксилы, самый большой между Индом и Гидаспом. Александр совершил жертвоприношение богам, которым совершал обычно, и устроил у реки состязания конные и гимнастические. Жертвы перед переправой оказались благоприятными.

О том, что Инд из азийских и европейских рек самая большая, кроме Ганга (это тоже индийская река), что истоки его находятся на этой стороне горы Парапамис, или Кавказ, что он впадает в Великое Индийское море, лежащее к югу, что у него два устья и оба, при впадении своем, илисты и мелки, подобно пяти устьям Истра, что Инд образует в индийской земледельту, подобную египетской, и она на языке индов называется Паталы, — этими вполне достоверными сведениями об Инде ограничусь и я. (2) Гидасп, Акесин, Гидраот и Гифас — реки тоже [173] индийские; они значительно превосходят величиной другие реки азии, но они меньше, значительно меньше Инда — насколько сам Инд меньше Ганга. Ктезий (если можно ссылаться и на Ктезия) пишет, что в самом узком месте берега Инда отстоят один от другого на 40 стадий, а в самом широком — на 100. Обычная же ширина его — средняя между этими двумя цифрами.

(3) Этот Инд Александр перешел со своим войском на рассвете и вступил в землю индов. В этой работе своей я ничего не пишу ни о законах, по которым они живут, ни о диковинных животных, которые обитают в этой стране, ни о рыбах и чудовищах, которые водятся в Инде, Гидаспе, Ганге и других индийских реках; не пишу ни о муравьях, добывающих для индов золото, ни о грифах, которые его стерегут. Все это россказни, созданные скорее для развлечения, чем с целью правдивого описания действительности, так же как и прочие нелепые басни об индах, которых никто не станет ни исследовать, ни опровергать. (4) Александр и те, кто воевал вместе с ним, опровергли многие, — кроме тех, что выдумали сами. Они установили, что у индов — по крайней мере у тех, до которых дошел Александр с войском, а он дошел до многих, — золота нет вовсе, и жизнь они ведут вовсе не роскошную; они очень высоки ростом, многие в пять локтей или чуть пониже (в Азии это самые высокие люди); они чернее прочих людей, кроме эфиопов, и из всех тогдашних обитателей Азии самые воинственные и благородные. (5) Я не сравнил бы, говоря по совести, с индами даже древних персов, с помощью которых Кир, сын Камбиза, отнял у мидян власть над Азией, остальные же народы частью покорил, а частью подчинил себе с их же согласия. Персы были тогда бедны, жили в суровой местности, и обычаи их очень напоминали лаконские установления. И поражение, понесенное персами в скифской земле, я, по совести, не знаю, чем объяснить: трудной местностью, какой-то ошибкой Кира или тем, что скифы там оказались лучшими воинами, чем персы.

Об индах, впрочем, будет у меня написано особо: я соберу самое достоверное в рассказах тех, кто воевал вместе с Александром: у Неарха, объехавшего Великое Индийское море, в писаниях двух знаменитых мужей, Эратосфена и Мегасфена, и расскажу об обычаях индов, о диковинных животных, которые там водятся, и о самом путешествии по Внешнему морю. (2) Теперь я буду писать только о том, что достаточно, по-моему, объяснит действия Александра.

Гора Тавр делит Азию; она идет от мыса Микале, находящегося против острова Самое, перерезает Памфилию и Киликию, доходит оттуда [174] до Армении; от Армении же идет к Мидии, вдоль земли парфиев и хорасмиев; (3) в Бактрии она смыкается с горой Парапамис, которую македонцы, воины Александра, назвали Кавказом, чтобы, как говорят, возвеличить Александра: тогда ведь оказывается, что Александр покорил и страны, лежащие поту сторону Кавказа. Может быть, впрочем, гора эта является непосредственным продолжением скифского Кавказа, как ее продолжением является Тавр. Я поэтому и раньше назвал эту гору Кавказом и в дальнейшем буду называть ее этим именем. (4) Этот Кавказ простирается до Великого Индийского моря, лежащего к востоку. Реки Азии, заслуживающие упоминания, берут начало с Тавра или с Кавказа; одни из них текут, повернувшись на север, и впадают — некоторые в Меотийское озеро, а некоторые в так называемое Гирканское море, а оно есть залив Великого моря. (5) Другие текут к югу: это Евфрат, Тигр, Инд, Гидасп, Акесин, Гидраот, Гифас и прочие реки, находящиеся между ними и Гангом, которые тоже впадают в море или мелеют, заболачиваются и исчезают, как исчезает Евфрат.

Рассматривая положение Азии, мы видим, что Тавр и Кавказ перерезают ее с запада на восток, и Тавр делит ее на две очень большие части: одна лежит на полдень в ту сторону, откуда дует нот; другая обращена на север, в ту сторону, откуда дует борей.

(2) Южная Азия распадается на четыре части, и самой большой из этих частей и будет земля индов. Так утверждают Эратосфен и Мегасфен, который живал у Сибиртия, сатрапа Арахозии, и часто бывал, по его словам, у индийского царя Сандракотта. Самая малая из этих частей находится между Евфратом и нашим Внутренним морем. Две остальных лежат между Евфратом и Индом, и обе вместе не могут и сравниться с землей индов. (3) Границами индийской страны являются: на востоке и на юге Великое море; на севере гора Кавказ вплоть до того места, где она соединяется с Тавром; на западе и с той стороны, откуда дует япиг, вплоть до Великого моря, река Инд. (4) Значительную часть страны занимает равнина, которую, как предполагают, образовали речные наносы. Есть и по другим местам в Азии поблизости от моря много равнин, созданных реками. И названы они с давних пор по рекам: есть, например, долина Герма (река Герм берет начало с горы Матери Диндимены у города Смирны и впадает в Эолийское море); в Лидии есть долина Каистра, названная по этой лидийской реке; в Мисии долина Каика; в Карий до самого ионийского города Милета идет долина реки Меандра. (5) Египет же историки Геродот и Гекатей [175] (может быть, впрочем, сочинение о земле египетской принадлежит не Гекатею, а кому-то другому) оба называют даром реки, и Геродоту приведены были убедительные доказательства в подтверждение того, что земля эта названа по имени реки. Египтом в древности называлась река, которую теперь и египтяне, и чужестранцы называют Нилом: это ясно засвидетельствовано Гомером, который говорит, что Менелай поставил свои корабли в устье Египта. (6) И если одна единственная река и притом не из больших в состоянии сбросить в море столько земли, снося с верховьев, от самых истоков своих, ил и грязь, то нечего сомневаться и относительно того, что индийская страна представляет в значительной части своей равнину, образованную речными наносами. (7) Ни Герм, ни Каистр, ни Каик, ни Меандр, ни множеств о других азийских рек, впадающих в наше Внутреннее море, не могут, даже если соединить их вместе, сравниться по обилию воды ни с одной индийской рекой, не говоря уже о великом Ганге, с которым нельзя сравнивать ни Нил в Египте, ни Истр в Европе. (8) И Инду они все вместе взятые равны не будут: это большая река уже от самых истоков; приняв в себя пятнадцать рек, которые все больше других азийских, дав свое имя всей стране, впадает он в море. Достаточно сейчас всего сказанного об индийской стране: остальное я откладываю на сочинение об Индии.

О том, как сделан был для Александра мост через Инд, не говорят ни Аристобул, ни Птолемей, которым я главным образом следую. И у меня нет оснований утверждать, устроен ли был здесь мост на судах, как через Геллеспонт у Ксеркса и через Боспор и Истр у Дария, или же был сделан постоянный мост через реку. Мне думается, что скорее наводили мост на судах: глубина реки вряд ли позволила сделать настоящий мост, и нельзя допустить, чтобы такое дело можно было выполнить за столь короткий срок. (2) Если мост навели на судах, то мне остается неизвестным, удовлетворились ли тем, что корабли, поставленные на якоря в один ряд, связали канатами, как это было сделано, по словам Геродота, на Геллеспонте, или же мост устраивали тем способом, которым, в случае необходимости, пользуются римляне на Истре, на кельтском Рейне, на Евфрате и Тигре. (3) Самый скорый способ устройства мостов у римлян, мне известный, это наведение моста на судах; я расскажу сейчас о том, как это делается, потому что это стоит упоминания. По данному знаку они пускают свои суда по течению, но не носом вперед, а кормой. Суда, естественно, увлекает течением, но небольшое, идущее на веслах суденышко удерживает их и не [176] позволяет уплыть дальше назначенного места. Там, с носа каждого корабля опускают в воду пирамидальные плетенки из ивовых прутьев, полные всяких камней; груз этот не позволит течению унести судно. (4) Как только одно судно прочно утвердилось на месте, останавливают и другое носом по течению на таком расстоянии от первого, которое соответствует силе наложенной тяжести. На оба судна быстро накладывают по прямой линии бревна и связывают их наискось досками. Такая работа идет на всех судах, которые требуются для устройства переправы. (5) По обеим сторонам такого моста ставят прочные перила, чтобы лошади и повозки переправлялись совсем спокойно и чтобы мост был сплочен еще крепче. Все заканчивается очень быстро, и, несмотря на шум и грохот, порядок в работе соблюдается. Случается, что с каждого судна несутся поощрительные крики и сыпется брань на отстающих, но это не мешает ни выполнять приказания, ни работать с большой быстротой.

У римлян такой порядок заведен давно. Каким образом перебросили мост через Инд у Александра, я сказать не могу, и те, кто воевал вместе с ним, об этом тоже ничего не говорят. Мне думается, что наводили мост почти таким же способом, а если как-то по-иному, то сказать мне тут нечего.

(2) Перейдя через Инд, Александр и здесь принес положенную жертву. От Инда он направился к Таксилам, большому и богатому городу, самому большому между Индом и Гидаспом. Таксил, князь города, и тамошние инды приняли его дружественно. Александр дал им окрестной земли, сколько они хотели. (3) Пришли туда к нему и послы от Абисара, царя горных индов: брат Абисара и знатнейшие люди с ним; пришли также с дарами и послы от номарха Доксарея. Александр опять принес в Таксилах положенные жертвы и устроил состязания, гимнастические и конные. Сатрапом тамошних индов он назначил Филиппа, сына Махаты, оставил в Таксилах гарнизон и воинов, которые по болезни не годились для военной службы, а сам двинулся к реке Гидаспу.

(4) Ему донесли, что по ту сторону Гидаспа со всем своим войском-стоит Пор, решивший не пустить его через реку или напасть на него во время переправы. Узнав об этом, Александр послал Кена, Полемократова сына, обратно к Инду с приказом разобрать суда, которые были заготовлены для переправы через Инд, и доставить их к Гидаспу. (5) Суда были разобраны и привезены; те, которые поменьше, разобрали на две части, а корабли в 30 весел на три. Части эти везли на подводах [177] до самого берега Гидаспа; здесь их сколотили вместе, и на Гидаспе через некоторое время появился флот. Сам же Александр, взяв с собой войско, с которым пришел в Таксилы, и 5000 индов, которых привели Таксил и местные князья, пошел к Гидаспу.

Александр расположился лагерем на берегу Гидаспа. Пор появился на противоположном берегу со все войском и отрядом слонов. Против того места, где он увидел лагерь Александра, он стал сам, чтобы охранять переправу, а по другим местам, где через реку перейти было легко, разослал сторожевые отряды, каждый под командой особого начальника. Пор рассчитывал, что таким образом не позволит македонцам переправиться. (2) Видя это, Александр решил, что и ему надо двинуть своих воинов в разных направлениях и привести этим Пора в замешательство. Разделив войско на множество отрядов, он с одним из них стал ходить то туда, то сюда по стране, опустошая ее, как вражескую, и в то же время присматриваясь, где река окажется наиболее удобной для переправы. Другим отрядам он назначил предводителей и разослал их в разных направлениях. (3) Хлеб в лагерь ему поставляла вся страна, лежащая на этом берегу Гидаспа, и Пору стало ясно, что Александр решил оставаться на берегу реки до тех пор, пока вода в зимнее время не спадет и переправа станет возможной во многих местах. Суда Александра, сновавшие то туда, то сюда, меха для переправы, набитые сеном, берег, весь полный людей, — в одном месте всадников, в другом — пехотинцев, — все это не давало Пору ни минуты покоя и не позволяло подготовить ни одного средства, выбранного им преимущественно как особо пригодного сейчас для обороны. (4) Кроме того, в это время все индийские реки полноводны, и вода в них, очень илистая, несется стремительно; было как раз лето после солнцеворота. В это время на индийскую землю с неба низвергаются потоки воды; снега на Кавказе, где находятся истоки многих рек, тают и сильно поднимают уровень воды. Зимой вода опять спадает и становится чистой; реки мелеют, и во многих местах их можно перейти (кроме Инда, Ганга и, может быть, еще какой-нибудь реки); через Гидасп же перебраться можно.

Александр объявил во всеуслышание, что раз ему мешают переправиться сейчас, то он будет поджидать этой поры. На самом же деле он все время подстерегал такую минуту, когда он сможет переправиться тайком, стремительно и незаметно для всех. Он понимал, что в том [178] месте, где на берегу Гидаспа расположился лагерем Пор, переход невозможен: было много слонов, и большое войско, в полном порядке и хорошо вооруженное, нападет на них, когда они станут выходить на берег. (2) Он мог предвидеть, что и лошади не захотят подняться на тот берег, потому что на них сразу же, пугая видом и ревом, устремятся слоны; больше того, они не останутся при переправе на своих мехах, а спрыгнут в воду, обезумев от одного вида слонов. (3) Александр решил взять хитростью. Ночью он разослал в разные стороны по берегу множество всадников и велел им поднять воинственный крик и такой шум и грохот, какой бывает при переправе. Пор пошел на крик и увел с собой своих слонов, и Александр стал приучать его к такому маневру. (4) Он повторялся часто; все ограничивалось криком и воинственными воплями, и Пор уже не двигался с места при этих вылазках, а оставался в лагере, решив, что все это только пустое запугивание. Сторожевые посты были им, однако, выставлены по берегу во многих местах. Александр, добившись того, что Пор перестал обращать внимание на его ночные действия, устроил следующее.

Над Гидаспом поднималась гора как раз в том месте, где река образует сильный изгиб; гора эта густо заросла всяким лесом, напротив нее находился остров, лесистый и совершенно безлюдный. Александр, заметив, что остров расположен прямо против горы, что оба эти места заросли лесом и могут служить прикрытием при переправе, решил, что войско переправится здесь. (2) Гора и остров отстояли от главного лагеря стадий на полтораста. По всему берегу стояли сторожевые посты, расставленные на таком расстоянии, чтобы от одного поста был виден другой и легко можно было услышать приказ, отданный в любом месте. В течение многих ночей со всех сторон слышались крики и всюду горели костры.

(3) Когда Александр решил приступить к переправе, то в лагере стали в открытую к ней готовиться. В лагере был оставлен Кратер со своей гиппархией, с конными арахотами и парапамисадами, пехота ным македонским отрядом Алкста и Полиперхонта, номархами индов, живущих по ею сторону реки, и отрядами их численностью в 5000 человек. (4) Кратеру было приказано не приступать к переправе, пока Пор не снимется со своим войском и не пойдет на Александра или же пока Кратер не узнает, что Пор бежит и македонцы победили. «Если же Пор пойдет на меня только с какой-то частью своего войска, а какая-то часть и слоны останутся в лагере, то ты и в этом случае все равно жди на месте. Если же Пор поведет на меня всех своих слонов, оставь [179] часть войска в лагере и быстро переправляйся с остальными; слоны не дадут выйти на берег только лошадям; остальному войску они не помешают».

Такие поручения даны были Кратеру. Посередине между островом и главным лагерем, где оставался Кратер, он поставил Мелеагра, Аттала и Горгия с наемной конницей и пехотой. Им приказано было переправляться по отрядам, когда они увидят, что инды уже ввязались в битву.

(2) Александр отобрал с собой агему «друзей», гиппархию Гефестиона, Пердикки и Деметрия, конных бактрийцев, согдиан и скифов, даев, верховых лучников, щитоносцев из фаланги, отряды Клита и Кена, лучников и агриан и тайком пошел с ними далекой от берега дорогой, чтобы незаметно добраться до острова и до горы, откуда он решил переправляться. (3) Здесь ему ночью набили сеном меха, давно уже сюда доставленные, и тщательно их зашили. Ночью пошел проливной дождь, и это особенно помогло сохранить в тайне все сборы и приготовления к переправе, потому что бряцание оружия и громкие приказания заглушались раскатами грома и шумом ливня. (4) Сюда же еще раньше привезли ему в разобранном виде много судов, тайком их опять сколотили и спрятали в лесу; в числе этих судов были и корабли в 30 весел. Перед зарей ветер стих и ливень прекратился. Конное войско взобралось на меха, пехота села на суда, сколько ее вместилось, и все направились к острову; наблюдательные посты, выставленные Пором, заметили их только тогда, когда они обогнули остров и были уже совсем близко от берега.

Александр взошел на тридцативесельный корабль; с ним были Птолемей, Пердикка и Лисимах, телохранители, Селевк, один из «друзей», впоследствии царь, и половина щитоносцев: остальные щитоносцы находились на других тридцативесельных кораблях. Войско, обогнув остров, стало уже в открытую держать к берегу. Воины с наблюдательных постов, видя, куда они двигаются, поскакали во всю конскую прыть к Пору. (2) Тем временем Александр высадился первый; встретил воинов с других тридцативесельных кораблей и по мере того, как всадники выходили на берег, выстраивал их; всадникам было приказано выходить первыми; он и повел их вперед в боевом порядке, Будучи, однако, незнаком с местностью, он не заметил, что высадился не на материке, а на острове, и большом острове, причем не заметил [180] и того, что это остров, так как он был отделен от земли небольшим протоком, (3) Вода, однако, поднялась от ливня, длившегося большую часть ночи, так что всадники не могли найти брода. Людей охватил страх, что при этой переправе им придется помучиться столько же, сколько и в первый раз. Когда, наконец, нашли брод, идти через него оказалось трудно. Вода в самом глубоком месте доходила пешим до груди, а у лошадей только голова торчала над водой. (4) Когда переправились и через этот проток, то Александр перевел на правое крыло агему всадников, а из прочих гиппархий отобрал сюда наилучших воинов. Конных лучников он поставил впереди всей конницы; за ней сразу стояли царские щитоносцы под командой Селевка; за ними находилась царская агема. Рядом с ними выстроились прочие щитоносцы, соблюдая первое место за теми, кому оно выпало на тот день. По краям на правом и левом крыле фаланги стояли лучники и агриане и по обеим сторонам метатели дротиков.

Выстроив таким образом войско, Александр велел пехоте следовать за ним обычным шагом и в полном боевом порядке. Было ее немногим меньше 6000 человек. Сам же он, считая, что конница у него сильнее, быстро двинулся вперед с одними всадниками, которых было тысяч до пяти. Таврону, начальнику лучников, он приказал идти вслед за конницей — и торопиться. (2) У него был такой расчет: если Пор со всем своим войском схватится с ним, то он или без труда одержит победу, бросив на него конницу, или же продержится, сражаясь, до тех пор, пока в дело не вступит пехота. Если же инды, перепуганные неслыханно смелой переправой, побегут, то он будет следовать по пятам за беглецами, и во время этого отступления перебито будет столько людей, что мало кого останется, чтобы сразиться лицом к лицу.

(3) Аристобул рассказывает, что сын Пора явился с 60 колесницами к переправе раньше, чем Александр успел перебраться с малого острова на большой. Он мог бы удержать Александра (переправа была тяжела и при отсутствии всякой помехи), если бы инды, выскочив из колесниц, бросились на первых, кто выходил из воды. Вместо этого он проехал мимо со своими колесницами и дал возможность Александру спокойно переправиться на берег. Александр погнал за ним своих конных лучников, и те без труда обратили их, израненных, в бегство. (4) Другие же рассказывают, что инды, явившиеся с сыном Пора, вступили в сражение с Александром и его конниками на месте высадки, что сын Пора прибыл с войском большим, чем говорил Аристобул, что сам Александр был им ранен и что тут погиб его конь Букефал — самый [181] любимый конь Александра, — раненный также сыном Пора. Но Птолемей, сын Лага, которому я следую, рассказывает иначе. (5) Он тоже говорит, что Пор послал своего сына, но было у него не только 60 колесниц. Нельзя допустить, чтобы Пор, услышав от своих воинов-наблюдателей, что Александр перешел через Гидасп хотя бы с частью войска, выслал против него собственного сына только с 60 колесницами. (6) Для разведки этого было бы много, и вернуться обратно такому числу было бы нелегко; для того же, чтобы и задержать врагов, еще не переправившихся, и вступить в сражение с теми, кто уже вышел на берег, 60 колесниц недостаточно. По словам Птолемея, сын Пора привел с собой 2000 всадников и 120 колесниц, но Александр успел уже закончить свою последнюю переправу с острова.

И он же рассказывает, что Александр послал на них сначала конных лучников, а сам повел конницу, думая, что на него со всем войском движется Пор, а эта конница только первый отряд, высланный вперед. (2) Узнав же в точности силы индов, он стремительно обрушился на них со своей конницей. Они дрогнули, увидев самого Александра и множество всадников, выстроенных не в одну линию, а по илам. Всадников-индов пало человек 400, пал и сын Пора; колесницы захватили вместе с лошадьми: были они слишком тяжелы; кругом стояла грязь; трудно было с ними и отступать, оказались они бесполезны и в сражении.

(3) Когда всадники, спасшиеся бегством, рассказывали Пору о том, что Александр уже переправился с лучшей частью своего войска и что сын его погиб в сражении, Пор заколебался, тем более, что войско, оставленное с Кратером в главном лагере, расположенном прямо против него, явно стало готовиться к переправе. (4) Наконец, он решил идти на Александра и бросить все свои силы на цвет македонского войска с его царем. Тем не менее он оставил в лагере несколько слонов и небольшую часть войска, чтобы отпугнуть от берега всадников Кратера. С собой он взял всю конницу: около 4000 человек, все колесницы — их было 300, 200 слонов и цвет своей пехоты — около 30000 человек — и устремился на Александра. (5) Наткнувшись на такое место, где не было грязи, и песчаная поверхность, ровная и твердая, была удобна для конной атаки и маневрирования, он выстроил там войско. Впереди в одну линию стояли слоны, слон от слона на расстоянии не меньше плефра: Пор хотел растянуть линию своих слонов вдоль всей своей пехоты, чтобы всюду устрашали они Александровых всадников. (6) Он не допускал и-мысли, что враги отважатся пробраться между слонами: [182] ни конники (лошади ведь слонов боятся), ни тем более пешие; на передовой линии тяжеловооруженные воины отбросят нападающих, и они будут растоптаны обратившимися на них слонами. (7) За слонами стояла у него пехота, расположенная по этой второй линии так, что отдельные отряды можно было быстро вдвинуть между животными. На флангах стояла тоже пехота; по обеим сторонам ее выстроена была конница и перед ней с обеих сторон находились колесницы.

Так построил свое войско Пор. Александр, видя, что инды уже выстраиваются, остановил конницу, желая встретить пехоту, которая все время к нему подходила. Когда фаланга, приближавшаяся бегом, уже соединилась с остальным войском, он не сразу выстроил и повел в бой воинов, не желая предавать в руки свежего варварского войска своих усталых и запыхавшихся солдат. Он велел коннице кружить вокруг неприятеля, пока его пехотинцы не отдышались. (2) Видя, как построились инды, Александр понял, что ему нельзя ударить в центр, где вперед выдвинуты были слоны, а в промежутках между ними стояли густые ряды пехоты: он боялся как раз того, на что рассчитывал Пор, располагая таким образом свои силы. Александр был сильнее конницей, и он решил, взяв большую часть ее, напасть на левое крыло врага. (3) Кена с гиппархией Деметрия и его собственной он послал против правого крыла индов, велев ему заехать в тыл варварам, когда те поскачут, увидев идущую на них массу всадников. Пехоту он поручил Селевку, Антигену и Таврону, но приказал вмешаться в сражение только тогда, когда они увидят, что его конница привела в замешательство и пехоту, и конников врага.

(4) Уже стрелы и копья долетали до них; Александр двинул против левого крыла индов конных лучников (было их около тысячи), чтобы они тучей стрел и стремительным натиском привели в замешательство вражеских воинов на этом фланге. И сам он с всадниками-«друзьями» кинулся на левое крыло варваров, стараясь ударить на них, пока они еще в замешательстве не успели выстроить свою конницу.

Тем временем инды отовсюду стянули своих всадников; они поскакали наперерез Александру, и конница Кена оказалась, как и было ей, приказано, у них в тылу. Инды вынуждены были действовать своей конницей на два фронта: большую и лучшую часть ее выслать против Александра; остальные обратились против Кена и его отряда. (2) Это сразу же вызвало замешательство в рядах индов и смутило их; Александр, [183] видя, что сейчас как раз удобный момент повернуть свою конницу в другую сторону, напал на центр вражеского войска. Инды, не дожидаясь удара Александровых конников, бросились врассыпную к слонам, как к спасительной стене. (3) В эту же минуту вожаки слонов погнали своих животных на конницу, а македонская пехота пошла на слонов, кидая дротики в их вожаков и поражая самих животных, которых они обступали со всех сторон. Это было сражение, не похожее ни на одно прежнее. Слоны врывались в ряды пехоты, поворачивались, и в этом месте густого строя македонцев как не бывало. Конница индов, видя, что дело завязалось у пехоты, опять повернула и бросилась на македонскую конницу. (4) Когда же Александровы конники опять одолели их (они значительно превосходили индов и силой, и опытностью), они опять откатились к слонам. Тогда вся конница Александра собралась в один отряд — не по приказу, а в силу условий боевой обстановки, нападая на ряды индов, они рассыпались, нанося большой урон. (5) Слонов оттеснили, наконец, в узкое место, и здесь, поворачиваясь, толкаясь и топча людей, вреда своим наносили они не меньше, чем врагам. Погибло много всадников, отброшенных в это узкое место вместе со слонами; многих слонов и их вожаков поразили дротиками; одни слоны были ранены, другие, истомленные, без вожаков, беспорядочно бродили по полю битвы. (6) Словно обезумев от боли и горя, они бросались одинаково и на своих, и на врагов, расталкивали людей, топтали и убивали их. Македонцы, если вокруг было просторно и они могли напасть на слонов, улучив удобный для себя случай, обычно разбегались, когда животные устремлялись на них, а когда они поворачивались, преследовали их и метали копья. Инды, двигавшиеся между слонами, особенно от них пострадали. (7) Наконец, животные устали, обессилили и начали, посапывая, отходить назад, повернувшись к врагу, словно корабли, которые идут вспять. Александр окружил вес вражеское войско своей конницей и распорядился, чтобы пехота шла самым тесным строем, сомкнув щиты. Конница индов в этом сражении была перебита за вычетом немногих. Избивали и пехоту, наседая на нее со всех сторон. Когда конница Александра раздвинулась, образовав проход, все обратились в бегство.

В это время Кратер и прочие военачальники Александра, оставленные им на берегу Гидаспа, видя блистательную победу Александра, переправились через реку. И они произвели не меньшее избиение среди отступавших индов, преследовать которых пошли со свежими силами, сменив усталых воинов Александра. [184]

(2) Индов пехотинцев погибло немногим меньше 20000, всадников около 3000, колесницы были все изрублены. Погибли два сына Пора, Спитак, номарх здешних индов, все вожаки слонов, возничие, все гиппархи и стратеги Пора... слоны, которые не погибли тут же на месте, были пойманы. (3) Пехота Александра из 6000, принимавших участие в первой схватке, потеряла самое большее человек 80; конных лучников, которые начали сражение, погибло 10, всадников-«друзей» около 20, прочих всадников человек 200.

(4) Пор отличился в битве, показав себя не только хорошим военачальником, но и благородным воином. Увидя, что его конница перебита, что одни слоны пали на поле битвы, а другие печально бродят без вожаков, что большая часть пехоты погибла, он не положил начала всеобщему бегству, как великий царь Дарий, (5) но сражался до тех пор, пока держалась еще хоть какая-то часть индов. Раненный в правое плечо (только оно и было у него обнажено во время сражения; все тело было защищено панцирем, замечательным по своей прочности и прилаженности к телу, как это увидели те, кто впоследствии его рассматривал), он, наконец, стал отходить, повернув своего слона, (6) Александр, видя, как он велик и благороден в сражении, пожелал спасти его и послал за ним сначала инда Таксила. Таксил подскакал к нему на такое расстояние, на котором слон, несший Пора, не был ему опасен, и попросил Пора остановиться: нечего ему бежать дальше; пусть выслушает то, что сказал Александр. (7) Пор, видя Таксила, своего старинного врага, повернулся, чтобы метнуть в него дротиком; он, вероятно, и убил бы его, если бы тот не успел ускакать от него подальше. Александр и за это не разгневался на Пора, а стал посылать к нему одного человека за другим; и наконец отправил инда Мероя, узнав, что Мерой старинный друг Пора. Пор, выслушав Мероя, остановил слона и слез с него (его к тому же еще замучила жажда). Выпив и отдохнув, он велел поскорее проводить его к Александру.

Его проводили. Александр, узнав, что Пор идет к нему, выехал вперед войска с несколькими «друзьями» ему навстречу. Остановив лошадь, он с изумлением смотрел на Пора, дивясь и на его рост (в нем было больше 5 локтей) и на его красоту, и на то, что, по-видимому, он не чувствовал себя приниженным: он подошел к Александру, как герой к герою, как царь, доблестно сражавшийся за свое царство с другим царем. (2) Александр первый обратился к нему, предложив сказать, чего он для себя хочет. Пор ответил: «Чтобы ты обращался со мной, Александр, по-царски». Александру понравился этот ответ: «Я [185] это сделаю, Пор, ради меня самого. А ты попроси ради себя того, что тебе мило». Пор ответил, что в его просьбе заключено все. (3) Александру эти слова понравились еще больше; он вручил Пору власть над его индами и прибавил к его прежним владениям еще другие, которые были больше исконных. Таким образом он и сам по-царски обошелся с благородным человеком, и тот с этих пор стол ему во всем верным другом. Так закончилась война Александра с Пором и с индами, живущими за Гидаспом; произошло это при афинском архонте Гегемоне в месяце мунихионе.

(4) На том месте, где произошло сражение, и на том, откуда Александр переправился через Гидасп, он основал два города; один назвал Никеей, потому что здесь победил индов, а другой Букефалами, в память своего коня Букефала, павшего здесь не от чьей-либо стрелы, а сломленного зноем и годами (ему было около 30 лет). (5) Много трудов и опасностей разделил он с Александром; только Александр мог сесть на него, потому что всех остальных седоков он ставил ни во что; был он рослый, благородного нрава. Отличительным его признаком была голова, похожая по форме на бычью; от нее, говорят, он и получил свое имя. Другие же рассказывают, что он был вороной масти, но на лбу у него было белое пятно, очень напоминающее голову быка. (6) Этот конь исчез у Александра в стране уксиев, и Александр велел объявить по всей стране, что он перебьет всех уксиев, если ему не приведут обратно коня. Его привели сразу же после этого объявления. Так любил Александр своего коня, и так боялись Александра варвары. И да будет ради Александра и мной воздана честь Букефалу!

Когда погибшие в сражении были почтены подобающими почестями, Александр принес богам положенные по случаю победы жертвы и устроил гимнастические и конные состязания на берегу Гидаспа в том месте, где он перешел реку в первый раз со своим войском. (2) Кратера с частью войск он оставил, чтобы тот восстановил и укрепил основанные тут города, а сам пошел на индов, соседей Пора. Называлось это племя, по словам Аристобула, главганиками, а по словам Птолемея — главсами; каково было их настоящее имя, мне все равно. (3) Александр вступил в их страну с войском, в которое он взял половину конницы, составленной из «друзей», отборных пехотинцев из каждой фаланги, всех конных лучников, агриан и лучников. Все покорились ему добровольно. (4) Он взял около 37 городов, из которых в самых малых было не меньше 5000 жителей; во многих население превышало 10000. Взял он и большое число селений, не уступавших по многолюдству городам. [186] Править этой страной он поручил Пору. Таксила он помирил с Пором и отправил его обратно в его землю.

(5) В это время пришли к нему послы от Абисара: Абисар отдавал себя и страну, которой правил, во власть Александру, хотя до войны с Пором он злоумышлял против Александра и был на стороне Пора. Теперь же он отправил к Александру вместе с прочими послами и своего брата, который поднес Александру в дар деньги и 40 слонов. (6) Пришли к нему послы и от независимых индов и от другого Пора, индийского князя. Александр велел Абисару поскорее явиться к нему и пригрозил, что если он не придет сам, то увидит Александра вместе с его войском и не на радость себе.

(7) Тогда же пришел к Александру Фратаферн, сатрап Парфии и Гиркании, и привел оставленных у него фракийцев, а от Сисикотта, сатрапа ассакенов, явились послы с известием, что ассакены убили своего князя и отложились от Александра. Он послал на них Филиппа и Тириеспа с войском, приказав им усмирить ассакенов и навести порядок в их стране.

(8) Сам он двинулся к реке Акесину. Величину только этой единственной индийской реки упомянул Птолемей, сын Лага. В том месте, где Александр со своим войском переправился через нее на судах и на мехах, река течет стремительно, среди высоких и острых камней; вода, с силой ударяясь о них, бурлит и вздымается волнами; ширина ее здесь 15 стадий. (9) Те, кто плыл на мехах, переправились легко; из тех же, кто погрузился на суда, немало людей утонуло, потому что многие суда наскакивали на камни и разбивались. (10) Из этого рассказа можно заключить, что люди, принимающие за среднюю ширину уже и вследствие этой узости всего глубже, она снижается до 15 стадий: это на Инде бывает часто. Я предполагаю, что Александр выбрал на Акесине для переправы самое широкое место в расчете на более спокойное течение.

Переправившись через реку, он оставил здесь на берегу Кена с его полком, приказав ему позаботиться, как перевести оставшихся воинов, которые должны были доставить ему хлеб и прочие припасы из земли уже покоренных индов. (2) Пора он отослал обратно в его землю, велев ему отобрать самых храбрых своих воинов-индов; взять слонов, если они у него еще есть, и возвращаться к нему. Сам же он решил, взяв самых легконогих воинов, заняться преследованием другого Пора, труса, о котором ему донесли, что он бежал, оставив страну, бывшую под его управлением. (3) Этот Пор, пока у Александра шла война [187] с другим Пором, прислал к Александру послов с заявлением, что и себя и свою страну он отдает во власть Александра. Сделано это было скорее из ненависти к Пору, чем из дружественного расположения к Александру. Когда же он узнал, что Александр отпустил Пора и вручил ему власть не только над его страной, но и прибавил ему еще много земель, тогда он испугался, и не столько Александра, сколько своего тезки Пора, и бежал вместе с теми воинами, которых он смог убедить бежать с ним.

(4) Гонясь за ним, Александр подошел к другой индийской реке, Гидраоту; шириной она не уступает Акесину, но течение в ней не такое быстрое. По всей стране, где он проходил вплоть до Гидраота, он в наиболее подходящих местах ставил сторожевые посты, чтобы Кратер и Кен в поисках продовольствия могли спокойно обойти значительную часть этой земли. (5) Отсюда он отправил Гефестиона с частью войска (он дал ему две пеших фаланги, из конницы его собственную гиппархию и гиппархию Деметрия и половину лучников) в землю отпавшего Пора с приказанием передать ее другому Пору, а если на берегах Гидраота живут какие-либо незавимые индийские племена, то и их подчинить и отдать под руку Пора. (6) Сам он переправился через Гидраот с меньшим трудом, чем через Акесин. Когда он шел по стране, лежащей уже за Гидраотом, то многие добровольно покорились ему, в том числе и те, кто сначала взялся за оружие; другие обратились в бегство и были подчинены.

Тут Александру сообщили, что некоторые независимые индийские племена и в том числе так называемые кафеи готовятся и сами к войне на тот случай, если Александр войдет в их страну, и подговаривают на это дело и соседние с ними, также независимые племена. (2) Есть неприступный город, у которого они и задумали сразиться; имя ему Сангалы. Кафеи считаются самыми отважными и искусными воинами, так же как и оксидраки и маллы, другие индийские племена. Недавно на них ходили войной Пор и Абисар со своими войсками; кроме того, они подняли на них много независимых индийских племен, но пришлось им уйти, не добившись ничего, что стоило бы таких приготовлений.

(3) Когда Александр получил это донесение, он стремительно пошел на кафеев. Двинувшись от Гидраота, он на второй день подошел к городу по имени Пимпрамы. Здешнее индийское племя называлось адраистами. (4) Они добровольно покорились Александру. Александр дал своим воинам отдохнуть следующий день, а на третий подошел к Сангалам. Кафеи и соседи их, объединившиеся с ними, расположились [188] перед городом на холме, который был обрывист не со всех сторон. Вокруг холма они поставили телеги и внутри устроили свой лагерь: он находился внутри тройного ряда телег. (5) Александр поглядел на толпу варваров, на характер места и построил свое войско в таком порядке, какой в данных обстоятельствах он счел наилучшим. Конных лучников он сразу же с ходу выслал на врага и приказал им ездить взад и вперед вдоль лагеря, засыпая индов стрелами, чтобы они не могли сделать вылазки прежде, чем у него будет построено войско, и чтобы еще до начала битвы внутри укрепления у них оказались раненые, (6) На правом крыле он поставил агему всадников и гиппархию Клита, рядом с ними щитоносцев, а за ними агриан. На левом крыле у него стоял Пердикка со своей гиппархией и отрядами пехотинцев-«друзей». На каждом крыле находились лучники; отряд их он разделил пополам. (7) Пока он расставлял войско, прибыли пехотинцы и всадники из охраны, прикрывавшей войско сзади. Всадников он разделил и поставил на обоих флангах, а подошедшие пехотинцы дали ему возможность построить фалангу плотнее. Взяв конницу, выстроившуюся на правом крыле, он повел ее на телеги, стоявшие у индов на левой стороне: он рассчитывал, что дорога здесь лучше и телеги стоят не так плотно одна к другой.

Конница подошла, но инды не выбежали из-за своих телег, а, взобравшись на них, стали сверху осыпать стрелами всадников. Александр увидел, что конница тут ничего не сделает, соскочил с лошади и повел своих пехотинцев, сам спешившись. (2) С первого ряда телег македонцы без труда сбили индов, но индам, выстроившимся перед вторым рядом, отбросить врага было легче: они составили меньший, но более плотный круг, а у македонцев не было простора развернуться: им приходилось оттаскивать телеги первого ряда и идти на врага в образовавшиеся промежутки как кому придется, в полном беспорядке. Все-таки македонская пехота оттеснила индов и отсюда. (3) У третьего ряда телег они не остались, а во всю мочь кинулись в город и там заперлись. Александр в этот же день расположил свою пехоту лагерем вокруг города, охватив его на таком пространстве, на какое хватило фаланги. Целиком опоясать лагерем стену, протянувшуюся на большое расстояние, было невозможно. (4) В промежутке, неподалеку от стены, находилось озеро, и он расставил вокруг этого озера своих всадников. Он узнал, что озеро неглубокое, и предполагал, что инды, устрашенные недавним поражением, ночью покинут город. (5) Случилось так, как он предполагал. Около второй ночной стражи они высыпали из-за [189] стен, и большинство наткнулось на передовые конные посты. Вышедших первыми перебили всадники; те, которые шли следом, поняли, что вокруг всего озера стоит стража, и вернулись обратно в город.

(6) Александр поставил в том месте, где озеро не преграждало выход из города, двойной частокол и значительно усилил сторожевые посты вокруг озера. К стене он решил подвести машины, чтобы разбить ее, но перебежчики из города сказали ему, что инды намерены в эту же ночь выйти из города к озеру, где частокола нет, (7) Александр поставил тут Птолемея, сына Лага, и дал ему три хилиархии щитоносцев, всех агриан и один отряд лучников. Указав место, где, по его мнению, варвары скорее всего постараются прорваться, он сказал ему: «Как только ты увидишь, что они хотят здесь прорваться, прегради им путь и вели трубачу трубить. Вы же, — обратился он к младшим военачальникам, — когда подан будет этот сигнал, идите каждый со своим отрядом на шум туда, куда позовет вас труба. И я не откажусь от участия в этом деле».

Таковы были его слова. Птолемей взял побольше телег из тех, которые варвары побросали, обратившись в первый раз в бегство, и поставил их наискось, чтобы беглецам на их пути представилось ночью множество затруднений; посередине, между озером и стеной, он велел в разных местах наложить кучи кольев, уже нарубленных, но еще не вбитых в землю. Воины сделали все это ночью. (2) Было уже около четвертой стражи; варвары (как и донесли Александру) открыли ворота, обращенные к озеру, и бегом кинулись к нему. Это не укрылось ни от сторожевых постов, ни от Птолемея, стоявшего за ними; тут же затрубили трубачи, и он повел на варваров свое войско, стоявшее в боевом порядке и при оружии. (3) Варвары натыкались и на повозки, и на сваленные посередине колья. Когда прозвучала труба и солдаты Птолемея бросились на них, избивая тех, кто старался пробраться между телегами, они опять повернули в город. При этом отходе их погибло около 500 человек.

(4) В это время прибыл Пор с уцелевшими слонами и войском тысяч в пять человек. Машины были собраны и подведены к стене. Раньше, однако, чем была сделана хоть одна пробоина, македонцы подкопались под стену (она была кирпичная), наставили кругом лестниц и взяли штурмом город. (5) При взятии погибло 17000 индов; в плен взяли больше 70000 человек, 300 колесниц и 500 всадников. У Александра за всю осаду погибло немногим меньше 100 человек; число раныных было несоизмеримо больше: больше 1200 человек. Среди них [190] были разные военачальники и Лисимах — телохранитель.

(6) Похоронив, как полагается, мертвецов, Александр отправил своего секретаря Эвмена к двум городам, восставшим вместе с Сангалами. Он дал ему человек 300 всадников и велел сообщить жителям этих городов о взятии Сангал и сказать, что ничего худого им от Александра не будет, если они останутся на месте и дружественно его примут. Ничего не будет и тем независимым индам, которые добровольно ему покорятся. (7) Но до них уже дошла весть, что Александр взял Сангалы приступом, и они в страхе бежали, покинув свои города, Александр, узнав об этом бегстве, быстро отправился в погоню. Большинству удалось убежать, так как преследователи должны были пройти большое расстояние, но тех, кто отстал по болезни и слабости, солдаты захватили; погибло во время этого отступления около 500 человек. (8) Александр отказался от дальнейшего преследования; вернувшись в Сангалы, он разрушил город до основания, а землю отдал индам, которые издавна были независимы, а теперь добровольно ему покорились. Пора с его войском он послал в покорившиеся города поставить там гарнизоны, а сам с войском двинулся к реке Гифасу, чтобы попытаться покорить и индов, живущих за этой рекой. Он считал, что война не может окончиться, пока есть еще люди, способные с ним воевать.

Ему рассказали, что за Гифасом лежит богатая страна, что населяют ее люди, которые умеют хорошо обрабатывать землю и храбро воевать. Государство их благоустроено: народом управляют лучшие люди, которые не отдадут ни одного несправедливого приказания. Слонов там множество, и они превосходят остальных индийских слонов и своим огромным ростом, и своим мужеством. (2) Эти рассказы еще больше подстрекнули Александра в его желании идти дальше, но македонцы пали духом, видя, что царь их готов громоздить тяготы на тяготы и опасности на опасности. В лагере стали собираться сходки; те, кто был посмирнее, только оплакивали свою участь, но другие твердо заявляли, что они не пойдут за Александром, даже если сам он станет во главе их. Когда Александр узнал об этом, то, не дожидаясь, пока волнение среди солдат усилится и они вовсе упадут духом, он созвал военачальников и обратился к ним с такими словами:

(3) «Я вижу, македонцы и союзники, что не с прежним настроением пойдете вы со мной на опасную войну; я и созвал вас, чтобы или убедить вас и повести дальше, или убедиться вашими доводами и повернуть обратно. Если вы считаете, что все труды, понесенные до сих пор, [191] были зряшными и я, ваш предводитель, заслуживаю только порицания, то мне вам сказать больше нечего. (4) А если этими трудами мы добыли себе Ионию, Геллеспонт, обе Фригии, Каппадокию, Пафлагонию, Лидию, Карию, Ликию, Памфилию, Финикию, Египет вместе с эллинской Ливией, часть Аравии, Келесирию и Междуречье? (5) Добыли Вавилон, Сузы, земли персов, мидян и те, которыми раньше управляли персы или мидяне и которыми теперь они не управляют, земли за Каспийскими Воротами, по ту сторону Кавказа, Танаис, области по соседству с Танаисом, Бактрию, Гирканию и Гирканское море? Скифов мы загнали в их пустыню; Инд протекает теперь по нашей земле, Гедасп по нашей, так же как Акссин и Гидраот. Чего же медлите вы прибавить к нашим македонским владениям Гифас и племена, живущие за Гифасом? (6) Или вы боитесь, что другие варвары смогут дать вам отпор? Но ведь одни из них добровольно покорились нам, другие бежали и были захвачены; беглецы отдали в нашу власть свои опустевшие земли, которые вручены нашим союзникам и тем, кто добровольно нам подчинился.

«Целью же тягот и трудов для благородного человека являются, по-моему, опять тяготы и труды, если ими осуществляются дела прекрасные. Если же кто-либо жаждет услышать, где будет конец нашей войны, то пусть знает, что нам осталось недалеко пройти до реки Ганга и до Восточного моря. Оно же, утверждаю я, соединяется с Гирканским морем; Великое море обходит ведь всю землю. (2) Я покажу македонцам и нашим союзникам Индийский залив, сливающийся с Персидским, и Гирканское море, сливающееся с Индийским. От Персидского залива мы совершим на наших кораблях круговое путешествие в Ливию вплоть до Геракловых Столбов. Таким образом вся Ливия от самых Столбов и вся Азия станут нашими; границами нашего государства будут границы, которые бог назначил земле. (3) Если же мы сейчас повернем назад, то за спиной у нас останется много воинственных народов: и за Гифасом вплоть до Восточного моря, и за ними к северу до самой Гиркании; а оттуда неподалеку находятся ведь и скифские племена. Можно бояться, что когда мы пойдем назад, то племена непокоренные поднимут восстание среди уже покоренных, но еще не подчиненных накрепко. (4) И тогда наши великие тяготы окажутся ни к чему или же потребуется опять с начала подвергать себя опасностям и нести новые тяготы. Крепитесь, македонцы и союзники! Людям, которые переносят труды и опасности ради великой цели, сладостно жить в доблести и умирать, оставляя по себе бессмертную славу. (5) [192] Разве вы не знаете, что предок наш достиг такой славы, что стал богом или прослыл им (а ведь был человек) не потому, что неизменно проживал в Тиринфе, Аргосе, Пелопоннесе или Фивах. И Дионис понес немало трудов, а по сравнению с Гераклом он так изнежен! Мы же оставили за собой Нису и овладели Аорнской скалой, которую не мог взять Геракл. (6) Прибавьте еще остаток Азии к тому, что вы уже приобрели — малое к большому. Что совершили бы мы великого и прекрасного, если бы сидели в Македонии и считали, что с нас хватит жить спокойно: охранять свою землю и только отгонять от нее соседей — фракийцев, иллирийцев, трибалов и тех эллинов, которые нам враждебны.

(7) «Если бы я, предводительствуя вами, сложил на вас все труды и опасности, а сам бы их знать не знал и не ведал, вы, естественно, могли бы пасть духом, считая, что труды выпали только на вашу долю, а награду за них вы зарабатываете для других. (8) Но ведь труды у нас общие, я делю опасности наравне с вами, а награды предоставлены всем. Вам принадлежит земля и вы ее сатрапы. И сейчас значительная часть сокровищ уходит к вам, а когда мы пройдем по всей Азии, то, клянусь Зевсом, я отмерю каждому добра не по его чаяниям, а сверх, с избытком, и тех, кто поделает вернуться домой, я отошлю в родную землю или отведу их сам, а с теми, кто останется, я поступлю так, что ушедшие будут им завидовать».

Когда Александр кончил, долгое время все молчали: никто не осмелился сразу возражать царю, никто не хотел и согласиться с ним. Александр неоднократно предлагал выступить желающему, если у него есть какие-либо возражения. Молчание все-таки продолжалось; наконец, Кен, сын Полемократа, набрался смелости:

(2) «Так как, царь, ты хочешь распоряжаться македонцами, не просто отдавая приказания, и говоришь, что поведешь нас, убедив в том, что надо двигаться дальше, а если тебя убедят в противном, то от принуждения ты откажешься, то я отвечу тебе и буду говорить не о нас — мы осыпаны почестями; большинство из нас уже награждено за свои труды; мы поставлены выше других — и мы готовы с тобой на все. Я буду говорить о большей части войска. (3) И о ней я буду говорить, думая не о том, что им приятно, но о твоей пользе в настоящем и о безопасности в будущем. И мой возраст и то уважение, которое, благодаря тебе, оказывают мне и другие, и моя безупречная отвага среди тяжких трудов и опасностей дают мне право открыто сказать, что я считаю лучшим. (4) Тобой, вождем, и теми, кто вместе с тобой ушел [193] из дому, совершено много великих дел, и поэтому-то, думается мне, особенно полезно положить предел трудам и опасностям. Ты видишь сам, сколько македонцев и эллинов ушло вместе с тобой и сколько нас осталось. (5) Когда ты увидел в Бактрии, что у фессалийцев нет больше охоты нести тяготы войны и походов, ты отослал их домой — и прекрасно сделал. Эллины, поселенные в основанных тобой городах, и те остались не совсем добровольно. Из эллинов и македонцев, которые продолжали вместе с тобой делить труды и опасности, одни погибли в боях, другие, уже неспособные после ранений к военной службе, рассеялись кто где по Азии. (6) Еще больше умерло от болезней; осталось немного, и у них уже нет прежних сил, а духом они устали еще больше. Все, у кого еще живы родители, тоскуют о них; тоскуют о женах и детях, тоскуют о своей родной земле, и тоска по ней простительна им: они ушли незаметными бедняками и теперь, поднятые тобой, они жаждут увидеть ее, став видными и богатыми людьми. (7) Не веди солдат против их воли. Если у них нет желания сражаться, они у тебя не будут такими, как раньше. Возвращайся сам на родину, повидайся с матерью, уладь эллинские дела, приведи в отцовский дом твои многочисленные и великие победы. И тогда уже вновь снаряди поход, если пожелаешь, на индов, живущих на востоке; если пожелаешь, к Эвксинскому морю или же против Карфагена и ливийских земель, лежащих за Карфагеном. Твое дело будет — вести людей. (8) Другие македонцы и другие эллины пойдут за тобой: молодежь вместо стариков, полные сил вместо обессиленных; люди, которые не испытали, что такое война, и поэтому не боятся, а хотят ее в надежде на будущее. Они пройдут за тобой, разумеется, с особенной охотой, видя, что твои, прежние сподвижники ушли неизвестными бедняками, а вернулись на родину богатыми и прославленными людьми. (9) Царь, если что хорошо, так это смирение в счастье. Тебе, такому вождю, ведущему такое войско, нечего бояться врагов, но божество может послать нечто неожиданное, и человеку тут остеречься невозможно».

Когда Кен окончил, среди присутствующих поднялся шум. Многие плакали, и это еще яснее говорило о том, как настроены они против дальнейшей войны и какой радостью будет для них возвращение домой. Александр, раздосадованный свободной речью Кена и нерешительностью других, распустил собрание. (2) На следующий день он, полный гнева, созвал опять тех же и сказал, что он сам пойдет вперед, но никогда не заставит македонцев против воли следовать за ним; у него будут люди, которые пойдут за своим царем добровольно. Те, кто [194] желает уходить домой, пусть уходят и пусть сообщат домашним, что они оставили своего царя, окруженного врагами. (3) После этих слов он ушел к себе в палатку и в этот день и еще два дня спустя не принимал никого даже из «друзей», выжидая, не изменится ли настроение у македонцев и союзников; это часто случается в солдатской среде и дает возможность ее легче переубедить. (4) В лагере, однако, стояла полная тишина; гнев Александра, очевидно, только раздосадовал солдат, но не изменил их настроения. Тем не менее, по словам Птолемея, сына Лага, Александр совершил жертвы перед переправой через Гифас, но жертвы оказались неблагоприятны. (5) Тогда он собрал старейших из «друзей» и людей, ему наиболее преданных, и так как все указывало ему на необходимость вернуться, он велел объявить войску, что решено повернуть обратно.

Солдаты стали кричать так, как кричит беспорядочная ликующая толпа; многие плакали. Подойдя к царской палатке, они осыпали Александра добрыми пожеланиями за то, что только им позволил он одержать победу над собой, Александром. Александр, разделив войско на отряды, приказал им соорудить 12 алтарей, высотой с самую высокую башню, а шириной больше, чем бывают башни; благодарность богам за дарованные победы и память о понесенных трудах. (2) Когда алтари были сооружены, он принес на них положенные жертвы и устроил конные и гимнастические состязания. Страну до Гифаса он отдал в управление Пору, а сам повернул к Гидраоту. Перейдя через Гидраот, стал он отступать дальше к Акесину. (3) Там застал он уже выстроенный город, выстроить который поручил Гефестиону. Он поселил тут окрестных жителей, пожелавших обосноваться здесь, и небоеспособных наемников, а сам стал готовиться к плаванию по Великому морю.

(4) Тут пришел к нему Арсак, князь сграны, соседней с Абисаром, брат Абисара и другие его родственники с дарами, которые у индов считаются особо почетными, и 30 слонами от Абисара. Абисару, сказали они, прийти невозможно, потому что он болен. Это подтвердили и послы Александра, отправленные им к Абиссару. (5) Вполне доверяя этому, он поставил Абисара сатрапом над его страной и подчинил Арсака Абисару. Определив взносы, которые они будут вносить, он опять на берегу Акесина принес жертвы. Переправившись опять через Акесин, он пришел к Гидаспу, где вместе с войском привел в порядок те части Никеи и Букефал, которые пострадали от ливней, и вообще навел порядок в стране. [195]