ВОЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА --[ Военная история ]-- Арриан. Поход Александра

Книга четвертая

Несколько дней спустя к Александру пришло посольство от скифов, именуемых абиями (Гомер воспел их в своей поэме, назвав справедливейшими людьми; они живут в Азии, независимы — в значительной мере благодаря бедности и справедливости), и также от европейских скифов; это самое большое племя, живущее в Европе. (2) С ними Александр отправил кое-кого из «друзей» под предлогом заключения дружбы; настоящая же цель этого посольства была в том, чтобы познакомиться с природой скифской земли и узнать, велико ли народонаселение, каковы его обычаи и с каким вооружением выходит.оно на войну.

(3) Сам он решил основать на реке Танаисе город, назвав и его своим именем. Место это показалось ему подходящим для города, который станет расти, будет превосходно защищен от возможного нападения скифов и станет для страны оплотом против набегов живущих за рекой варваров. (4) Что город станет большим, за это ручалось и обилие поселенцев, которых он хотел собрать здесь, и блеск его имени. И вот в это время варвары, живущие по соседству с рекой, захватили и перебили гарнизоны македонских солдат, стоявших по их городам, а города эти стали укреплять еще больше. (5) В этом восстании приняли участие и многие согдийцы, которых подняли те, кто захватил Бесса; они же привлекли на свою сторону и часть бактрийцев. Может быть, они действительно боялись Александра, а может быть, только ссылались, как на причину восстания, на приказ Александра собраться всем начальникам этой страны в Зариаспах, самом большом городе; по их мысли, собрание это созывалось с целями недобрыми.

Получив эти известия, Александр приказал каждому пехотному лоху изготовить в числе ему указанном лестницы, а сам двинулся к ближайшему от лагеря городу, который назывался Газа. Говорили, что [141] варвары сбежались из окрестностей в семь городов. (2) Кратера он послал под Кирополь, самый большой из них; там варваров собралось больше всего. Ему было приказано разбить лагерь вблизи города, окопать его вокруг, обвести валом и сколотить потребное количество машин; пусть городское население будет поглощено мыслями о войне с Кратером и окажется не в состоянии подать помощь другим городам. (3) Сам он, подойдя к Газе, приказал с ходу брать город приступом, приставив повсюду кругом к его стенам, невысоким и сбитым из глины, заранее изготовленные лестницы. В то время как пехота шла на приступ, пращники, стрелки из лука и дротометатели сбивали со стен бойцов; летели в них и стрелы с машин. Очень скоро град стрел согнал со стены ее защитников; македонцы быстро приставили лестницы и взошли на стену. (4) Всех мужчин перебили — это был приказ Александра ; женщин, детей и прочую добычу забрали себе солдаты. Отсюда он сразу же пошел на второй, соседний город, который и взял таким же образом и в тот же день; побежденных ждала та же участь. Александр пошел к третьему городу и взял его с первого же приступа на следующий день.

(5) В это же самое время, пока он занимался со своей пехотой этими городами, он отправил конницу к двум другим соседним городам, приказав никого оттуда не выпускать, чтобы никто не узнал о взятии соседних городов, а также о его скором прибытии, и чтобы, обратившись в бегство, жители от него не ускользнули. Все произошло так, как он и предполагал; конницу свою он послал с правильным расчетом. (6) Когда варварское население двух еще не взятых городов увидело дым, поднимавшийся над соседними подожженными городами, и к ним прибежало несколько очевидцев штурма, спасшихся среди общего разгрома, — тогда все как были толпой кинулись бежать из этих городов, наткнулись на стройные ряды всадников и были в большинстве своем изрублены.

Взяв таким образом за два дня пять городов и поработив население, Александр пошел к самому большому их городу — городу Кира. Он, как и полагалось созданию Кира, был обведен стеной, более высокой, чем остальные; туда собралось большинство варваров, причем самых воинственных, и взять его македонцам с ходу было бы не так легко. Александр подвел к стене машины и думал, пробив в этом месте стену, через проломы, образующиеся один за другим, ворваться в город. (2) Тут, однако, он обратил внимание на реку, которая протекала через город и от зимних дождей становилась полноводной, но теперь [142] совершенно пересохла. Стены не перегораживали ее русла вплотную, так что солдаты могли по нему подлезть в город. Александр взял с собой телохранителей, щитоносцев, лучников и агриан; варвары обратили все свое внимание на машины, оборонялись в том месте, где они стояли, и он, никем не замеченный, с малым числом людей по руслу этой реки вошел в город. (3) Разбив изнутри ворота, находившиеся рядом с этим местом, они сразу же впустили и остальное войско. Варвары, видя, что город уже взят, все же обратились на Александра и его воинов. Завязалась жестокая схватка; Александр был тяжело поражен в голову и шею камнем, Кратер и многие военачальники ранены стрелами. Тем не менее варваров с площади оттеснили, (4) а в это время осаждавшие овладели стеной, на которой уже не было защитников. Около 8000 врагов погибло при первом же захвате города; остальные (всего сошлось сюда около 15000 воинов) бежали в кремль. Александр окружил их и продержал там в течение одного дня; они сдались, так как у них не было воды.

(5) Седьмой город он взял с ходу; по словам Птолемея, жители сдались сами; Аристобул же рассказывает, что и он был взят приступом и что перебили всех, кого там захватили. Птолемей же говорит, что Александр роздал людей своим солдатам и приказал им держать их в цепях до тех пор, пока он не уйдет из этой страны: пусть не останется никого из участников восстания.

(6) В это время на берега Танаиса прибыло войско азиатских скифов; многие прослышали о восстании варваров, живущих за рекой, и собирались и сами напасть на македонцев, если восстание окажется действительно серьезным. Пришло известие о том, что Спитамен осадил гарнизон, оставленный в кремле Мараканд. (7) Александр отправил на Спитамена, Андромаха, Менедема и Карана, дав им около 60 всадников-«друзей» и 800 наемников, которыми командовал Каран; наемников же пехотинцев дал он около полутора тысяч. К ним прикомандировал он переводчика Фарнуха, родом ликийца; он хорошо знал язык местных варваров и вообще умел, по-видимому, с ними обращаться.

Александр занялся задуманным городом; за 20 дней он обвел его стеной и поселил там эллинских наемников, тех из соседей-варваров, которые пожелали там поселиться, и тех македонских солдат, которые уже не годились для военной службы. Принеся, как было у него в обычае, жертву богам, он установил празднество с гимнастическими и конными состязаниями. [143]

Александр увидел, что скифы не уходят от реки (2) и даже пускают через нее стрелы (река была неширокой), причем, хвастаясь по варварскому обычаю, дразнят его, крича, что со скифами он схватиться не посмеет, а то придется ему узнать, какая разница между скифами и азиатскими варварами. В раздражении он решил перейти реку и напасть на них и стал готовить меха для переправы. (3) Когда, однако, намереваясь переправиться, он стал совершать жертвоприношения, то знамения оказались неблагоприятными. Его это очень раздосадовало, но все-таки от переправы он удержался. Скифы не оставляли его в покое. Александр опять принес жертву, собираясь перейти через реку, и Аристандр прорицатель опять сказал, что ему грозит беда. Александр ответил, что лучше ему пойти на смерть, чем, покорив почти всю Азию, стать посмешищем для скифов, как стал им когда-то Дарий, отец Ксеркса. Аристандр ответил, что знамения, посылаемые божеством, он не может толковать по-другому, только потому что Александру хочется услышать другое.

(4) Меха для переправы были готовы; войско в полном вооружении стояло у реки, и машины по данному знаку стали метать стрелы в скифов, скакавших на лошадях по берегу. Некоторые были ранены; одному стрела пробила насквозь щит и панцирь, и он упал с лошади. Скифы испугались стрел, летящих на такое большое расстояние, и того, что богатырь их убит, и отошли немного от берега. (5) Александр, видя их смятение, начал переправу под звуки труб; он шел впереди, войско за ним следовало. Он распорядился, чтобы первыми на берег вышли лучники и пращники: они должны были камнями и стрелами удерживать скифов и не давать им приблизиться к выходящим на берег пехотинцам до тех пор, пока не переправится вся конница. (6) Когда все оказались на берегу, он пустил на скифов сначала одну гиппархию чужеземцев и четыре илы солдат, вооруженных сариссами. Скифы встретили их, окружили на своих лошадях, поразили — многие немногих — и скрылись беспрепятственно. Александр ввел между рядами всадников лучников, агриан и прочих легко вооруженных воинов, которыми командовал Балакр, и повел их на скифов. (7) Когда они сблизились, он приказал трем гиппархиям «друзей» и всем конным дротометателям броситься на скифов. Сам он поспешно повел остальную конницу, построив ее глубокими рядами; теперь взять ее в окружение, как раньше, скифы уже не могли: одновременно с нападением конницы, легковооруженные воины, перемешанные со всадниками, не давали скифам возможности увернуться и напасть снова. И тут у скифов началось поголовное бегство. (8) Их пало около тысячи, в том числе один из их предводителей, Сатрак; в плен взято было человек полтораста. [144] Врага преследовали стремительно, и воины замучились от сильной жары; все войско терпело жажду, и сам Александр на скаку пил воду, какая там была. (9) А была эта вода плохой, и у него началось сильное расстройство. Поэтому и не удалось догнать всех скифов; я думаю, что если бы Александр не заболел, то их всех бы перебили во время их бегства. Он же в чрезвычайно тяжелом состоянии был отнесен обратно в лагерь. Так исполнилось предсказание Аристандра.

В скором времени к Александру явились послы от скифского царя с извинениями в том, что произошло: действовал ведь не скифский народ в целом, а шайки разбойников и грабителей; царь же готов исполнить все, что прикажет Александр. Александр ответил ему любезными словами: он доверяет ему, но ему кажется, что лучше не прекращать движения на врага и несвоевременно было бы его в данное время прекратить.

(2) Спитамен со своими воинами напал на маракандский кремль, охраняемый македонцами; они сделали вылазку, убили какое-то количество врагов, отогнали всех и без всякого ущерба для себя отступили в кремль. (3) Когда же Спитамену донесли, что уже приближается отряд, посланный Александром в Мараканды, он оставил осаду кремля и ушел на север Согдианы, Фарнух и его стратеги, торопившиеся изгнать его совсем из страны, следовали за ним до границ Согдианы и напали вопреки здравому смыслу на скифов-кочевников. (4) Спитамен, набрав еще около 600 скифских всадников, ободренный союзом со скифами, решил сразиться с наступающими македонцами. Став на равнине около скифской пустыни, он не захотел, однако, ни ждать вражеского нападения, ни самому напасть на врагов; всадники его только скакали вокруг пехоты и пускали в нее стрелы. (5) Они без труда ускользали от наседавших Фарнуховых воинов, потому что лошади у них были быстрее и на ту пору свежее; у Андромаха конница, бывшая все время в пути и не имевшая достаточно фуража, была изнурена. Скифы энергично нападали и на тех, кто удерживал позиции, и на тех, кто отступал. (6) Много людей было ранено стрелами, были и убитые, наконец войско, выстроившись квадратом, отошло к реке Политимету, где находился лес, куда не могли проникнуть стрелы варваров и где от пехоты было больше пользы.

(7) Каран гиппарх, ничего не сказав Андромаху, начал переходить реку, чтобы поместить конницу под ее прикрытием; пехота пошла за конницей, не получив на то никакого приказа; воины спускались в реку по обрывистым берегам, перепуганные и в полном беспорядке. (8) Варвары, заметив промах македонцев, стали вместе с лошадьми [145] кидаться в реку с обеих сторон переправы. Одни преследовали тех, кто уже переправился через реку и отошел от нее; другие же, выстроившись фронтом против переправляющихся, сбрасывали их обратно в воду, или пускали в них стрелы с флангов, или кидались сзади на входящих в реку. Македонцы, оказавшись в безвыходном положении, бросились к небольшому островку посреди реки. Скифы и воины Спитамена окружили их и всех перестреляли из луков; небольшое число, впрочем, взяли в плен, но и их всех убили.

Аристобул рассказывает, что значительная часть войска погибла, попав в засаду, устроенную скифами, которые спрятались в зарослях и напали из своего укрытия на македонцев как раз в разгар схватки. Варвары воспользовались смятением и беспорядком в войске и перебили всех: спаслось не больше 40 всадников и человек 300 пехотинцев. Дело было в том, что Фарнух хотел передать командование македонцам, которые были с ним вместе отправлены, под тем предлогом, что он в военном деле человек несведущий и послан Александром больше для воздействия на варваров, чем для ведения войны; они же македонцы и «друзья» царя, (2) Андромах, Каран и Менедем не приняли, однако, командования, боясь, как бы не показалось, что они нарушают приказы Александра и своевольничают, а кроме того, в эту страшную минуту они хотели, в случае поражения, отвечать каждый только за себя, а не нести в качестве плохих военачальников ответственность за все.

(3) Когда Александру донесли об этом поражении, горькая судьба воинов очень его опечалила, и он решил стремительно идти на Спитамена и его варваров. Взяв с собой половину конницы «друзей», всех щитоносцев, лучников, агриан и самых быстроходных пехотинцев, он пошел к Маракандам, куда, по его сведениям, Спитамен вернулся и вновь осаждает кремль. (4) Александр прошел за три дня 1500 стадий и на рассвете четвертого подошел к городу. Спитамен со своим войском при известии о приближении Александра не стал его ждать, а бежал из города. (5) Александр преследовал его по пятам. Придя на то место, где происходила битва, он похоронил павших солдат так, как позволяли это обстоятельства, и гнался за убегавшими вплоть до самой пустыни. Повернув оттуда обратно, он опустошил страну, а варваров, скрывшихся в свои крепостцы, перебил, потому что, как ему сообщили, и они участвовали в нападении на македонцев. Он прошел по всей стране, которую орошает река Политимет. (6) Там, где вода в реке исчезает, начинается пустыня. Исчезает же вода, несмотря на свое обилие, потому, что теряется в песках. Так же теряются там и другие; [146] большие и непересыхающие реки, например, Эпард, протекающий через землю мардов, Арий, по имени которого названа земля ариев, и Этимандр, протекающий через землю «Благодетелей». (7) А среди этих рек нет ни одной, которая была бы меньше Пенея, фессалийской реки, которая протекает через Темпейскую долину и впадает в море. Политимет же гораздо больше Пенея.

Покончив со здешними делами, Александр прибыл в Зариаспы. Здесь он оставался, пока зима не сломалась. За это время у него побывали Фратаферн, парфийский сатрап, и Стасанор, отправленный к ариям для поимки Арсака. Арсака привели в цепях, как и Бразана, которого Бесс поставил парфийским сатрапом; привели и некоторых других участников восстания Бесса. (2) Тогда же вернулись Эпокилл, Меламнид и Птолемей, стратег фракийцев, которые сопровождали до моря деньги, отправленные с Менетом, и союзников. Вернулись тогда же Асандр и Неарх с войском из эллинских наемников. Бесс, сирийский сатрап, и Асклспиодор, гипарх с побережья, и тоже с войском.

(3) Тут Александр собрал совет из присутствующих и велел ввести Бесса. Он обвинил его в измене Дарию, приказал обрубить нос и кончики ушей, отвести его в Экбатану и там казнить перед толпой мидян и персов.

(4) Я не одобряю этого жестокого наказания и считаю варварским обычай увечить человеческое тело; я знаю, что Александр увлекся мидийской и персидской роскошью и жизнью варварских царей, совершенно отличной от жизни подданных, и я порицаю его за то, что он, Гераклид родом, сменил родную македонскую одежду на мидийскую. Порицаю и за то, что он не постыдился вместо головного убора, который он, победитель, носил издавна, надеть тюрбан побежденных персов. (5) Великие дела Александра я привожу в свидетельство того, что ни физическая крепость, ни знатность рода, ни военное счастье, даже большее, чем у Александра, ни присоединение Ливии к Азии (Александр думал объехать их вокруг по морю и овладеть ими), ни обладание Европой, Азией и Ливией — ничто не дает человеку счастья, если этот человек, совершая великие, как кажется, дела, не обладает в то же время уменьем себя обуздывать.

Тут своевременно рассказать о насильственной смерти Клита, Дропидова сына (хотя она и случилась несколько позже), и о беде, постигшей в данном случае Александра. Наступил праздник в честь Диониса, который справляют македонцы; Александр ежегодно приносил на [147] этом празднике жертву Дионису. (2) Рассказывают, что в этот раз он презрел Диониса и принес жертву Диоскурам, определив с этого времени приносить жертву Диоскурам. Когда пирушка была в разгаре (у Александра уже вошло в привычку пировать по-новому, по-варварски), зашла речь о Диоскурах и о том, что родителем их считается Зевс, а Тиндару отказано в праве считаться их отцом. (3) Некоторые из присутствующих, льстя Александру (такие люди были и всегда будут проклятьем для царей), заявили, что Полидевка с Кастором нельзя и сравнивать с Александром, а дела их с его подвигами. Досталось от них на пирушке и Гераклу; зависть, по их словам, становится на пути живых и мешает современникам воздать им должный почет.

(4) Клит явно и уже давно огорчался и растущей склонностью Александра к варварским обычаям, и лестью, которую ему расточали. Тут, сам разгоряченный вином, он заявил, что не позволит ни кощунствовать, ни принижать дела древних героев и преувеличивать таким недостойным образом достоинство Александра. (5) Да Александр и не совершил таких великих и дивных дел, которые содеяли они; то, что он сделал, в значительной части дело македонцев. Александр обиделся на эти слова. И я не одобряю этой речи; по-моему, достаточно было среди общего опьянения самому сидеть молча и не подпевать лживым и льстивым речам. (6) Когда же некоторые стали припоминать то, что сделал Филипп, и совершенно несправедливо называть дела его ничтожными и не заслуживающими удивления, таким образом угождая Александру, Клит, уже совершенно вне себя, стал превозносить Филиппа и принижать Александра и его дела. Был он уже совсем пьян, всячески поносил Александра и, между прочим, похвалялся, что он спас Александра в конном бою при Гранике. (7) Дерзко протянув вперед свою правую руку, он воскликнул: «Вот эта самая рука, Александр, тогда спасла тебя». Александр, уже не в силах переносить дальше пьяные дерзости Клита, в гневе вскочил, но его удержали собутыльники. Клит не унимался. (8) Александр крикнул щитоносцев. Никто не явился на зов, и Александр заявил, что он находится в том же положении, в каком был Дарий, когда Бесс и его единомышленники схватили и вели его и он оставался царем только по имени. Теперь «друзья» не могли его удерживать; он вскочил и, по словам одних, выхватив копье у одного из телохранителей, ударил им и убил Клита; по словам других, он схватил сариссу у кого-то из стражей. (9) Аристобул не говорит, с чего начались пьяные речи, но всю вину складывает на Клита; когда Александр в гневе вскочил, намереваясь убить его, то Птолемей, сын Лага, телохранитель, вытащил Клита через ворота за стены и ров кремля, где все происходило. Клит, однако, не смог [148] усидеть там, вернулся и попался прямо на глаза Александру, который его звал. Он отозвался: «Вот я, Клит, явился, Александр». В эту же минуту, пораженный сариссой, он скончался.

Я сильно порицаю Клита за его дерзкое поведение с царем; Александра я жалею в этой беде; он обнаружил, что находится во власти двух пороков, а именно, гнева и пьянства — разумному человеку неподобает быть во власти даже одного из них. (2) И тут, однако, я хвалю Александра за то, что он сразу понял, какое страшное дело он совершил. По словам одних, он упер сариссу в стену и хотел броситься на нее, считая, что недостоин жить после того, как в пьяном виде убил своего друга. (3) Большинство писателей рассказывает по-другому: Александр ушел к себе, рыдая, кинулся на кровать и, зовя по имени Клита и сестру Клита, Панику, дочь Дропида, свою мамку, твердил, что, став взрослым, хорошо отплатил ей за ее заботы: (4) она видела, как ее дети сражались за него и умирали, а ее брата он убил собственной рукой. Он все время повторял, что он убийца своих друзей; три дня ничего не ел и не пил и вообще забыл думать о себе.

(5) По этому поводу некоторые прорицатели объявили, что Дионис разгневался, так как Александр пренебрег жертвой ему. «Друзья» с трудом уговорили Александра притронуться к еде и кое-как привести себя в порядок. Дионису жертву он принес, потому что ему желательнее было приписать случившееся несчастье гневу божества, а не собственной порочности. (6) Я очень хвалю, однако, Александра за то, что он не отнесся к своему преступлению, как к чему-то незначительному, не стал защищать себя (такой защитник хуже преступника), а сознался в падении, человеку свойственном.

(7) Некоторые рассказывают, что к Александру позвали софиста Анаксарха, чтобы он утешил его. Застав его лежащим и рыдающим, он засмеялся и сказал, что, по-видимому, Александр не знает, почему древние мудрецы сделали Справедливость сопрестольницей Зевса: причина в том, что все, что ни установил бы Зевс, творится по справедливости, и все, что идет от великого царя, должно почитаться справедливым, во-первых, самим царем, а затем и остальными людьми. (8) Такими словами он утешил тогда Александра, но выдав за мысль мудреца положение, которое не требует от царя, чтобы он действовал по справедливости, тщательно взвешивая свои дела, и признает справедливым любой царский поступок, он, утверждаю я, причинил ему великое зло, еще большее, чем то несчастье, от которого он тогда страдал. (9) Известно ведь, что Александр, воображая себя в глубине души [149] сыном Аммона, а не Филиппа, потребовал, чтобы ему кланялись в землю; восхищаясь обычаями персов и мидян, он сменил одежду и переделал чин дворцового этикета. Тут не требовалось ни льстецов, толкавших его на этот путь, ни таких софистов, как Анаксарх или Агис, эпический поэт, аргивянин.

Каллисфен, олинфянин, ученик Аристотеля, человек простой и суровый, не одобрял всего этого. Тут я согласен с Каллисфеном, но никоим образом не считаю справедливыми его слова (если они действительно были написаны), что Александр и Александровы дела зависят от него, Каллисфена, и от его истории (2) и что он прибыл к Александру не за славой для себя, а чтобы прославить его, что Александр станет сопричастником богов не по лживым рассказам Олимпиады относительно его рождения, а по той истории Александра, которую Каллисфен напишет для мира. (3) Некоторые сообщают еще следующее: Филота однажды спросил Каллисфена, как он думает, кого особенно чтят в Афинах, и тот ответил, что Гармодия и Аристогитона, потому что они убили одного из двух тиранов и уничтожили тиранию. (4) Тут Филота спросил, может ли тираноубийца найти убежище в любом эллинском государстве? Каллисфен ответил, что в Афинах, во всяком случае, беглец найдет убежище: афиняне ведь за детей Геракла подняли войну с Эврисфеем, тогдашним тираном Эллады.

(5) О том, как он противился тому, чтобы кланяться в землю Александру, рассказывают следующее. Александр сговорился с софистами... и знатнейшими персами и мидянами, окружавшими его, завести об этом разговор на пирушке, (б) Анаксарх положил начало и стал говорить, что гораздо правильнее почитать богом Александра, а не Диониса и Геракла, и не только за множество его великих деяний, но и потому, что Дионис фиванец и к македонцам не имеет отношения, а Геракл аргивянин и с македонцами его связывает только происхождение Александра, Гераклида родом. (7) Справедливее будет, если македонцы станут оказывать своему царю божеские почести. Нет ведь никакого сомнения в том, что, когда он уйдет из этого мира, они будут чтить его как бога; гораздо правильнее возвеличить его при жизни, чем чтить умершего, которому эти почести уже ни к чему.

Анаксарх вел подобные речи; соучастники составленного плана одобрили его слова и заявили, что они тут же желают земно поклониться Александру; большинство македонцев, раздосадованных [150] слышанным, хранили молчание, (2) Каллисфен прервал его: «Анаксарх, я считаю, что Александр достоин всяческой чести, которая подобает человеку; люди, однако, провели строгую границу между почестями, которые воздаются людям, и теми, которые воздают богам: им строят храмы, ставят статуи, выделяют для них священные участки, приносят жертвы и совершают возлияния, сочиняют в их честь гимны, а для людей пишут хвалебные песни. Особо важен обряд преклонения. (3) Люди, здороваясь, целуют друг друга, но божество пребывает высоко над нами, и прикасаться к нему кощунство. Поэтому мы величаем его, склоняясь перед ним; в честь богов устраивают хоры, в честь богов поют пеаны. Нет ничего удивительного в том, что разных богов, клянусь Зевсом, и чтят по-разному; героям воздают ведь тоже почести иные, чем богам. (4) Неподобает все это перемешать и привести в полный беспорядок, возводя людей на недосягаемую высоту и оказывая им преувеличенные почести, и в то же время низвергать и принижать, по крайней мере насколько это от нас зависит, богов, почитая их наравне с людьми. Александр ведь не вынес бы, если бы частному человеку присвоены были поднятием рук или неправильным голосованием царские почести. (5) Еще справедливее будут боги в своем гневе на тех людей, которые присваивают себе божеские почести или соглашаются на их присвоение. Для Александра более чем достаточно быть и считаться самым храбрым из храбрецов, самым царственным из царей, из военачальников самым достойным этого звания. (6) И уж кому, как не тебе, Анаксарх, следовало бы сказать то, что говорю я, и помешать высказываниям противоположным: ты ведь живешь при Александре, чтобы приобщить его к образованию и мудрости. Не выступать с твоим словом подобало тебе, а вспомнить, что ты живешь советником не при Камбизе или Ксерксе, а при сыне Филиппа, ведущем род от Геракла и Эака; его предки пришли из Аргоса в Македонию и стали править ею не как насильники, а по закону. (7) И самому Гераклу при жизни его эллины не воздавали божеских почестей и стали чтить его как бога не сразу после смерти, а только потом, по приказу дельфийского бога. Если же человеку, который рассуждает в варварской стране, приходится иметь и варварский образ мыслей, то, прошу тебя, Александр, вспомни об Элладе, ради которой предпринял ты весь этот поход, пожелав присоединить Азию к Элладе. (8) Подумай: вернувшись туда, ты и эллинов, свободнейших людей, заставишь кланяться тебе в землю? или эллинов оставишь в покос и только на македонцев наложишь это бесчестие? или вообще почести тебе будут оказывать разные: эллины и македонцы будут чтить тебя, как человека, по эллинскому обычаю, и только варвары по-варварски? (9) О Кире, сыне Камбиза, [l51] рассказывают, что он был первым человеком, которому стали кланяться в землю, и с того времени персы и мидяне продолжают унижаться подобным образом. Следовало бы подумать, что этого Кира образумили скифы, люди бедные и независимые; Дария опять-таки скифы; Ксеркса афиняне и лакедемоняне; Артаксеркса Клеарх и Ксенофонт со своими 10000 воинов, а Дария, нашего современника, Александр, которому земно не кланялись».

Такие слова Каллисфена чрезвычайно раздражили Александра, но македонцам пришлись по душе. Заметив это, Александр послал сказать, чтобы о земных поклонах не было больше и речи. (2) Когда, однако, после всех этих разговоров наступило молчание, самые почтенные и старые персы встали и один за другим земно поклонились Александру. Леоннату, одному из «друзей», показалось, что кто-то из персов поклонился не по правилам, и он стал издеваться над его позой, как над чем-то унизительным. Александр тогда на него рассердился, но потом вернул ему свое расположение.

(3) Существует и такой рассказ. Александр, отпив из золотой чаши, пустил ее вкруговую, начав с тех, с кем он сговаривался относительно поклонов. Первый из получивших чашу отпил из нее, встал и земно поклонился Александру, который поцеловал его. Так чаша обошла подряд всех. (4) Когда черед дошел до Каллисфена, он встал, отпил из чаши, и подойдя к Александру, хотел поцеловать его, не поклонившись ему земно. Тот в это время как раз разговаривал с Гефестионом и не обратил внимания, выполнил ли Каллисфен обряд поклона. (5) Деметрий же, сын Пифонакта, один из «друзей», сказал, когда Каллисфен подошел поцеловать Александра, что он подходит без земного поклона. Александр не позволил ему поцеловать себя, а Каллисфен заметил: «Я потерял только один поцелуй».

(6) Я никоим образом не одобряю этих слов, свидетельствующих о бестактности Каллисфена, обидевшего Александра как раз в такую минуту. По-моему, достаточно каждому вести себя подобающим образом и содействовать, насколько возможно, преуспеянию царя, находиться при котором ты не считаешь для себя унизительным. (7) Я считаю вполне естественным, что Александр возненавидел Каллисфена за неуместное свободоречие и высокомерие, соединенное с неуменьем держать себя. Поэтому я вполне доверяю тем, кто обвиняет Каллисфена в том, что он участвовал в заговоре юношей против Александра; другие даже говорят, что он поднял их на этот заговор, А заговор этот возник таким образом. [152]

Еще Филиппом было заведено, чтобы сыновья знатных македонцев, вошедшие в юношеский возраст, набирались для услуг царю; им поручали прислуживать царю и стоять на страже, когда он спит. Когда царь собирался выезжать, они приводили ему лошадь из конюшни, подсаживали его по персидскому обычаю, принимали участие в охотничьих состязаниях, (2) В числе этих юношей находился и Гермолай, сын Сополида; он, по-видимому, занимался философией и поэтому с уважением относился к Каллисфену. Рассказывают, что когда на охоте кабан несся прямо на Александра, Гермолай метнул в него копьем, раньше Александра. Кабан упал; Александр упустил момент, но рассердился на Гермолая; в гневе приказал он высечь его на глазах остальных юношей и отнял у него лошадь.

(3) Этот Гермолай, страдая от полученного оскорбления, сказал Сострату, сыну Аминты, своему сверстнику и другу, что он не сможет жить, если не отомстит Александру за оскорбление. Сострата он легко убедил помочь ему: тот любил его. (4) Они привлекли на свою сторону Антипатра, сына Асклепиодора, сирийского сатрапа, Эпимена, сына Арсея, Антиклея, сына Феокрита, и Филоту, сына фракийца Карсида. Сговорились в ту ночь, когда очередь держать ночную стражу дойдете до Антипатра, убить Александра, напав на сонного.

(5) По рассказу одних, само собой случилось так, что Александр пьянствовал до утра; Аристобул же пишет следующее: Александра сопровождала некая сириянка, которая бывала одержима божеством. Сначала Александр и его свита смеялись над ней. Когда же оказалось, что в состоянии одержимости она всегда вещает правду, то Александр стал относиться к ней с уважением, и сириянка получила доступ к царю ночью и днем; часто стояла она около него, когда он спал. (6) Она встретила его, одержимая божеством, когда он шел с пирушки, попросила вернуться и провести всю ночь на пиру. Александр, считая, что, это указание свыше, вернулся, продолжая пировать, и таким образом дело юношей провалилось.

(7) На следующий день Эпимен, сын Арсея, один из участников заговора, рассказал обо всем Хариклу, сыну Менандра, своему другу. Харикл рассказал Эврилоху, брату Эпимена. Эврилох пошел в палатку Александра и изложил все Птолемею, сыну Лага, телохранителю. Тот рассказал Александру. Александр велел схватить всех, чьи имена были названы Эврилохом. Их пытали, и они раскрыли весь свой заговор и назвали еще несколько человек. [153]

Аристобул говорит, что они назвали Каллисфена, как человека, внушившего им этот дерзкий замысел. И Птолемей говорит то же. Большинство же рассказывает иначе: Александр сразу же поверил наветам на Каллисфена, потому что давно ненавидел его и потому что Гермолай был очень близок к Каллисфену. (2) Некоторые же пишут следующее: Гермолай, когда его поставили перед собранием македонцев, заявил, что он действительно составил заговор — свободному человеку невозможно терпеть дерзостное самомнение Александра — и он перечислил все: несправедливую казнь Филоты и уже совсем беззаконное уничтожение заодно с ним и его отца, Пармениона, и других людей; убийство Клита, совершенное в пьяном виде; мидийскую одежду; непрекращающееся обсуждение того, как ввести в обиход земные поклоны; попойки Александра, сменяющиеся сном. Он не в силах был переносить это и захотел освободить и остальных македонцев.

(3) Присутствующие побили камнями его и всех, кто был с ним захвачен. Каллисфена, по словам Аристобула, вели за войском в цепях; он заболел и скончался. По словам же Птолемея, сына Лага, его пытали и повесили. Так разноречивы сведения, идущие от людей, которые заслуживают наибольшого доверия, которые в то время были при Александре и пишут о событиях важных, чей ход от них скрыт не был. (4) Другие рассказывают о них еще много другого, причем все по-разному; я считаю, что об этом хватит. Случилось все это несколько позднее несчастья с Клитом, но я пишу об этом заодно, считая, что тут много общего.

К Александру пришло опять посольство от европейских скифов; с ними были и послы, которых он сам отправил к скифам. Скифский царь как раз умер, когда их послал Александр, и теперь царствовал его брат. (2) Посольство должно было сообщить, что скифы готовы сделать все, что скажет им Александр; ему поднесли от скифского царя дары, которые у скифов почитаются самыми драгоценными; царь готов выдать за Александра свою дочь ради укрепления дружественного союза. (3) Если Александр не удостоит скифскую царевну своей руки, то царь готов выдать за самых верных друзей Александра дочерей скифских сатрапов и прочих могущественных людей скифской земли. Царь и сам придет к Александру, если он ему это прикажет, чтобы от него самого услышать его распоряжения. (4) В это же время пришел к Александру и Фарасман, царь хорасмиев, с конницей в полторы тысячи [154] человек. Фарасман рассказал, что он живет по соседству с племенем колхов и с амазонками, и вызвался, если Александр пожелает, ударив на колхов и амазонок, покорить заодно и племена, живущие у Эвксинского моря» быть ему проводником и заготовить все необходимое для войска.

(5) Скифским посланцам Александр ответил ласково и так, как ему на то время было выгодно, но от скифских невест отказался. Фарасмана он поблагодарил, заключил с ним дружественный союз, но сказал, что идти к Понтудля него сейчас несвоевременно. Он поручил Фарасмана персу Артабазу, которого поставил управлять Бактрией, и другим соседним сатрапам и отослал его обратно на родину. (6) Мысли его, говорил он, заняты теперь Индией; покорив ее, он овладеет всей Азией; овладев же Азией, вернется в Элладу и оттуда уже, через Геллеспонт и Пропонтиду со всеми сухопутными и морскими силами ворвется на Понт. И он попросил Фарасмана отложить свою помощь, которую он предлагал сейчас.

(7) Сам он опять отправился к реке Оксу и решил идти обратно в Согдиану, получив донесение о том, что множество согдиан собрались по укреплениям и отказались повиноваться сатрапу, которого им поставил Александр. Когда он стоял лагерем возле Окса, то неподалеку от палатки самого Александра забил источник воды и рядом с ним другой источник, масляный. (8) Об этом диве сообщили Птолемею, сыну . Лага, телохранителю, а Птолемей рассказал Александру. Александр по поводу этого явления принес все жертвы, какие были указаны прорицателями. Аристандр сказал, что масляный источник предвещает труды, но предвещает также и победу после трудов.

Александр перешел с частью войска в Согдиану, а Полиперхонта, Аттала, Горгия и Мелеагра оставил в Бактрии, приказав им следить за страной, чтобы и тут варвары не возмутились; начавшиеся уже восстания ведено было подавить. (2) Бывшее при нем войско Александр разделил на пять частей: во главе одной он поставил Гефестиона, во главе другой Птолемея, сына Лага, телохранителя; командование третьей поручил Пердикке; четвертым отрядом предводительствовали Кен и Артабаз; с пятым отрядом он сам пошел через эту страну к Маракандам. (3) Остальные действовали по своему усмотрению: покоряли силой собравшихся по укреплениям; принимали в подданство сдавшихся. Когда все войско, пройдя значительную часть согдийской земли, прибыло к Маракандам, он отправил Гефестиона с приказом вновь заселить города Согдианы, Кена же и Артабаза послал к скифам, [155] так как ему донесли, что к скифам бежал Спитамен. Сам он с остальным войском прошел по той части Согдианы, которая была еще в руках восставших, и без труда покорил се.

(4) Пока Александрбыл занят этим, Спитамен и несколько согдиан, бежавших с ним вместе в землю скифов-массагетов, набрали конный отряд в 600 массагетов и подошли к одной крепостце в Бактрии. (5) Ни фрурарх, ни его сторожевой отряд не ожидали вражеского нападения; солдат перебили; фрурарха взяли в плен и держали под стражей. Ободренные захватом крепостцы, они через несколько дней подошли к Зариаспам, но на город напасть не решились и ушли, захватив большую добычу.

(6) В Зариаспах оставалось по болезни несколько всадников-«друзей»; с ними были и Пейфон, сын Сосикла, ведавший царским двором в Зариаспах, и кифаред Аристоник. Узнав о набеге скифов (они уже оправились после болезни, могли ходить при оружии и садиться на коня), они взяли человек 80 наемных всадников, оставленных для охраны Зариасп, кое-кого из «царских юношей» и бросились за массагетами. (7) Напав на ничего не подозревавших скифов, они в первой же, стычке отняли у них всю добычу и перебили немалое число похитителей. Возвращаясь в беспорядке обратно, так как предводителя у них не было, они попали в засаду, устроенную Спитаменом и скифами, и потеряли 7 «друзей» и 60 наемных всадников. Аристоник кифаред пал там, сражаясь не как кифаред, а как доблестный воин. Пейфона скифы ранили и живым взяли в плен.

Кратер, узнав о случившемся, стремительно пошел на массагетов. Они, узнав о его приближении, кинулись что было сил бежать в пустыню. Кратер, идя по пятам за отрядом Спитамена, настиг его недалеко от пустыни; с ним было теперь еще с тысячу всадников-массагетов. (2) Между македонцами и скифами завязалась жаркая схватка; победили македонцы. У скифов пало полтораста всадников. Остальные легко укрылись в пустыне, где македонцы не могли уже их преследовать.

(3) В это время Александр уволил Артабаза от должности сатрапа Бактрии (он сам просил об этом по старости) и на место его поставил сатрапом Аминту, сына Николая. Кена он оставил на старом месте с его отрядом, отрядом Мелеагра, сотнями четырьмя всадников-»друзей», со всеми конными дротометателями и теми бактрийцами и согдианами, которыми командовал Аминта. Им всем было велено подчиняться Кену и остаться на зимовку в Согдиане, чтобы следить за страной [156] и охранять ее; если же окажется, что зимой где-то бродит Спитамен, то устроить ему засаду и захватить его.

(4) Спитамен и его люди, видя, что македонцы всюду расставили свои гарнизоны и что бежать им некуда, пошли на Кена и его войско, решив, что тут как раз они и могут оказаться победителями. Придя в Габы — это неприступное место на границе между согдийской землей и скифами-массагетами, — они без труда убедили около 3000 скифских всадников вторгнуться вместе с ними в Согдиану. (5) Скифы эти жили в крайней бедности; не было у них ни городов, ни оседлого жилья; бояться за свои блага им было нечего, и потому склонить их на любую войну ничего не стоило. Кен, узнав о приближении Спитамена и его всадников, пошел ему навстречу с войском. (6) Завязалась жестокая битва, и македонцы победили; варваров-всадников пало в этой битве больше 800 человек, а у Кена человек 25 всадников и 12 пехотинцев. Согдиане, уцелевшие со Спитаменом, и многие бактрийцы покинули Спитамена во время бегства, пришли к Кену и сдались ему. (7) Скифы же массагеты, потерпев поражение, разграбили обоз бактрийцев и согдиан, воевавших-вместе с ними, и бежали вместе со Спитаменом в пустыню. Когда до них дошла весть о том, что Александр собирается вторгнуться в пустыню, они отрезали Спитамену голову и послали ее Александру, чтобы этим поступком отвратить его от этого намерения.

Кен отправился в Навтаки к Александру, также Кратер со своими людьми, Фратаферн, сатрап Парфии, и Стасанор, сатрап ариев: все приказания Александра были ими выполнены. (2) Александр расположил свое войско в окрестностях Навтак на отдых, так как стояло самое суровое зимнее время. Фратаферна он отправил к мардам и тапурам с приказом привести сатрапа Автофрадата, за которым Александр неоднократно посылал, но тот на зов не являлся. (3) Стасанора он послал сатрапом к дрангам, а к мидянам на сатрапию Атропата, так как Оксидат, по его мнению, против него злоумышлял. Стамена он отправил в Вавилон, так как ему сообщили о смерти вавилонского гипарха Мазея. Сопола, Эпокилла и Менида он послал в Македонию привести ему из Македонии войско.

(4) В самом начале весны он пошел к Согдийской Скале, куда, как ему сообщили, собралось много согдийцев. Говорили, что на эту Скалу бежали жена бактрийца Оксиарта и дочери Оксиарта: Оксиарт спрятал их в этом, как казалось, неприступном месте, потому что и он отпал от Александра. Если бы эта Скала была взята, то у согдиан, [157] желавших восстать, отнято было бы последнее убежище.

(5) Когда Александр подошел к Скале, он увидел отвесные, недоступные для штурма стены; варвары навезли туда съестных припасов с расчетом на длительную осаду. Нападал глубокий снег; это затрудняло подступ македонцам и обеспечивало варварам обилие воды. Тем не менее Александр решил брать это место приступом, (6) Высокомерные слова варваров разгневали Александра и подстрекнули его честолюбие. Он предложил им начать переговоры и обещал, что они вернутся домой здравыми и невредимыми, если сдадут это место. Те с хохотом, на варварский лад, посоветовали Александру поискать крылатых воинов, которые и возьмут ему эту гору: обыкновенным людям об этом и думать нечего. (7) Тогда Александр велел объявить, что первый, кто взойдет на Скалу, получит в награду 12 талантов, второй получит вторую награду, третий — третью, и так подряд; взошедшему последним причитается и награда последняя: 300 дариков. Это заявление еще больше подстрекнуло македонцев, которые и так рвались в бой.

Собраны были солдаты, привыкшие во время осад карабкаться по скалам, числом около 300. Они заготовили небольшие железные костыли, которыми укрепляли в земле палатки; их они должны были вколачивать в снег по тем местам, где снег слежался и превратился в лед, а там, где снега не было, прямо в землю. К ним привязали прочные веревки из льна и за ночь подобрались к самой отвесной и потому вовсе не охраняемой скале. (2) Вбивая эти костыли или в землю, где она была видна, или в совершенно отвердевший снег, они подтянулись на скалу, кто в одном месте, кто в другом. Во время этого восхождения погибло около 30 человек, и даже тел их не нашли для погребения: они утонули в снегу. (3) Остальные уже на рассвете заняли верхушку горы; взобравшись туда, они стали размахивать платками в сторону македонского лагеря: так им было приказано Александром. Он выслал глашатая и велел ему крикнуть варварской страже, чтобы они не тянули дальше, а сдавались, потому что крылатые люди нашлись и уже заняли вершину их горы. И глашатай тут же показал воинов на вершине.

(4) Варвары, потрясенные неожиданным зрелищем, решили, что гора занята гораздо большим числом вполне вооруженных людей, и сдались: так перепугались они при виде этой кучки македонцев. В плен было взято много женщин и детей, в том числе жена Оксиарта и его дети. (5) У Оксиарта была дочь, девушка на выданье, по имени Роксана. [158] Воины Александра говорили, что после жены Дария они не видели в Азии женщины красивее. Александр увидел ее и влюбился. Он не захотел обидеть ее как пленницу и счел ее достойной имени жены. (6) Я не порицаю за это Александра, а скорее хвалю. Он или не захотел жены Дария, которая слыла первой красавицей Азии, или сумел обуздать себя, хотя был молод и находился на вершине счастья, когда люди позволяют себе все. Он же отнесся к женщине с уважением и жалостью; проявил большое самообладание и вполне уместное желание доброй славы.

Рассказывают, между прочим, что вскоре после битвы при Иссе к Дарию убежал евнух, приставленный стражем к его жене. Увидя его, Дарий прежде всего спросил, живы ли его дочери, жена и мать. (2) Узнав, что они живы, что их величают царицами и обращаются с ними так же, как обращались с ними у Дария, он затем спросил, верна ли ему его жена. Узнав, что верна, он опять осведомился, не совершил ли Александр оскорбительного насилия. Евнух клятвенно подтвердил: «Царь! жена твоя осталась такой, какой ты ее оставил; Александр самый благородный и воздержанный человек». (3) Тогда Дарий воздел руки к небу и произнес такую молитву: «Зевс-владыка, ты ведаешь на [159] земле судьбою царей! сохрани же мне теперь власть над персами и мидянами, которую ты же и дал мне. Если же тебе неугодно оставить меня царем Азии, то не передавай моего владычества никому, кроме Александра». Так уменье владеть собой и себя обуздать внушает уважение даже врагам.

(4) Оксиарт, услышав, что его дети в плену, и услышав, что Александр увлечен Роксаной, ободрился и явился к Александру. Его приняли с почетом, как и естественно при такой встрече.

Александр, покончив с делами в Согдиане и овладев Скалой, пошел на паретаков. Говорили, что множество варваров держит там в своей власти одно неприступное место, другую скалу, которая называется скалой Хориена. Туда укрылся сам Хориен и немало других князей. (2) Скала эта высотой была в 20 стадий, окружностью же в 60. Была она со всех сторон отвесная, и вела на нее только одна дорога, причем узкая и неудобная, устроенная наперекор природе этого места. Взойти по ней было трудно даже при отсутствии всякого сопротивления и двигаясь поодиночке. Скалу опоясывала глубокая пропасть, и тому, кто задумал бы подвести войско к этой скале, нужно было задолго до этого засыпать эту пропасть, чтобы повести штурм с ровного места.

(3) Александр все равно взялся за дело: так велико было его дерзновение, на такую высоту счастья он поднялся, что, казалось ему, нет для него мест непроходимых и недоступных. Он велел нарубить елей (вокруг горы росло множество очень высоких елей) и наделать лестниц, чтобы войско могло спуститься по ним в пропасть: иначе сойти туда было невозможно. (4) Днем Александр сам руководил работами, назначая на них половину своих солдат; ночью его по очереди заменяли телохранители — Пердикка, Леоннат и Птолемей, сын Лага, так как другую половину войска он разбил на три отряда, которые работали поочередно, каждый в назначенную ему ночь. За день успевали продвинуться не больше чем на 20 локтей, а за ночь немного меньше, хотя и все войско работало: так недоступно было это место и так трудно было там работать. (5) Спустившись в пропасть, солдаты забивали костыли в ее склоны в том месте, где она больше всего суживалась; расстояние между костылями определяли с таким расчетом, чтобы они выдержали будущий настил. Настил этот делали из ивовых плетенок, наподобие моста, скрепляли плетенки между собой и сверху на них насыпали земли, чтобы войско смогло подойти к скале по ровному месту.

(6) Варвары сначала с пренебрежением отнеслись к этим работам, как к совершенно пустой затее. Когда же стрелы стали попадать уже [160] на скалу и варвары, сидя наверху, оказались бессильны помешать македонцам (у них был сделан навес, под которым они могли работать, не боясь стрел), то Хориен испугался и послал глашатая к Александру, прося прислать ему Оксиарта. (7) Александр послал Оксиарта, и тот убедил Хориена сдаться самому и сдать свою крепость: нет такого места, которого не взял бы силой Александр и его войско, но друг он верный, — и Оксиарт стал превозносить верность и справедливость царя, приводя в подтверждение своих слов разные случаи и прежде всего свой собственный. (8) Хориен послушался его и сам пришел к Александру в сопровождении нескольких родственников и друзей. Александр ласково принял Хориена, заверил его в своей дружбе, но не отпустил его и предложил отправить несколько человек из тех, кто пришел вместе с ним, обратно на скалу с приказом сдать ее. (9) Беглецы, собравшиеся там, сдали ее; Александр с 500 щитоносцев сам поднялся туда, чтобы осмотреть крепость и настолько был он далек от мысли о жестокой расправе с Хориеном, что поручил ему ведать этой крепостью и оставил его князем в тех местах, куда назначил его и раньше.

(10) Войско Александра очень страдало от зимней непогоды; во время осады случились большие снегопады; мучительно ощущался недостаток съестных припасов. Хориен пообещал доставить войску еды на два месяца; из запасов, сложенных в крепости, он доставил хлеба, вина и солонины, рассчитав количество по палаткам. При этом он сказал, что из заготовленного на случай осады он не истратил и десятой части. Александр после этого стал особенно уважать его, так как он сдал крепость не по необходимости, а по свободному решению.

Покончив с этим, Александр сам пошел к Бактрию, а Кратера с шестью сотнями всадников-«друзей» и с пехотными отрядами — его собственным, Полиперхонта, Аттала и Алкеты — послал против Катана и Австана, единственных в земле паретаков, которые еще не сложили оружия. (2) С ними завязалась жестокая битва; победили в этой битве солдаты Кратера. Катан пал в сражении; Австана взяли в плен и привели к Александру; из варваров погибло 120 всадников и около полутора тысяч пехотинцев. Покончив с восстанием, Кратер с войском направился в Бактрию. В Бактрии и случились горестные для Александра события с Каллисфеном и юношами.

(3) Из Бактрии в конце весны Александр с войском пошел на индов; в бактрийской земле он оставил Аминту и с ним 3500 всадников и 10000 пехотинцев. (4) Переправившись за десять дней через Кавказ, [161] он пришел в Александрию, город, основанный им в земле парапамисадов во время его первого похода в Бактрию. Гипарха, поставленного им тогда над городом, он отрешил от должности, потому что, по его мнению, он управлял плохо. (5) Переселив еще в Александрию некоторое число окрестных жителей и оставив там солдат, которые уже не годились для военной службы, он велел Никанору, одному из «друзей», заняться благоустройством города; сатрапом в земле парапамисадов и во всей области вплоть до реки Кофена он назначил Тириеспа. (6) Придя в город Никею и принеся жертву Афине, он повернул к Кофену, выслав вперед глашатая с приказом Таксилу и всем с этого берега реки встретить его как кому придется. Таксил и прочие князья вышли ему навстречу с дарами, какие у индов считаются ценнейшими, и пообещали дать ему слонов, которые у них имелись, числом до 25.

(7) Тут он разделил свое войско: Гефестиона и Пердикку он послал в землю певкелаотов, к реке Инду, дав им полки Горгия, Клита и Мелеагра, половину конницы «друзей» и всю наемную конницу. Он велел им все земли, лежащие на их пути, или покорять силой, или присоединять на договорных началах, а придя к Инду, приготовить все для переправы через реку. С ними отправились Таксил и прочие князья. (8) Придя к Инду они сделали, как приказал им Александр. Астис, князь Певкелаотиды, затеял восстание, погиб сам и погубил город, в который бежал. Воины Гефестиона взяли его после тридцатидневной осады. Сам Астис погиб, а управление городом было поручено Сангаю, который еще раньше перебежал от Астиса к Таксилу: это внушило Александру доверие к нему.

Александр, ведя с собой щитоносцев, всадников-»друзей», которые не ушли с Гефестионом, отряды так называемых «пеших друзей», лучников, агриаи и конных дротометателей, направился в земли аспасиев,гуреевиассакенов. (2) Пройдя горной трудной дорогой вдоль реки, называемой Хой, и с трудом переправившись через нее, он приказал всей пехоте следовать за ним обычным маршем; сам же, взяв всю конницу и посадив на лошадей около восьми сотен македонцев-пехотинцев (щиты, какие носила пехота, они оставили при себе), стремительно двинулся вперед, так как ему донесли, что местные варвары бежали в окрестные горы и в свои города, откуда можно было с успехом отражать врага. (3) Подойдя к первому же городу, который встретился ему на пути, он сразу же, с ходу, загнал в город и запер в нем варваров, расположившихся перед городом, но сам был ранен в плечо стрелой, вонзившейся через панцирь. Рана оказалась легкой: панцирь не дал [162] стреле пробить плечо насквозь. Ранены были также Птолемей, сын Лага, и Леоннат.

(4) Он расположился лагерем у города с той стороны, где стена казалась наиболее доступной. На следующий день перед рассветом македонцы без труда овладели первой, не очень тщательно сложенной стеной (город был обведен двумя стенами); за второй варвары некоторое время держались, но когда лестницы были уже приставлены и воинов на стене со всех сторон поражали стрелы, они не устояли и бросились через городские ворота в горы. (5) Часть их погибла во время бегства; взятых в плен македонцы всех перебили в гневе за рану Александра. Многим, однако, удалось скрыться в горах: горы отстояли недалеко от города. Город Александр велел срыть до основания и пошел к Андаке, другому городу. Андака сдалась; Александр оставил здесь Кратера с другими предводителями пехоты, приказав уничтожить города, которые добровольно не сдадутся, и устроить в стране все наилучшим для данного времени образом.

Сам он со щитоносцами, лучниками, агрианами, отрядами Кена и Аттала, агемой всадников, самое большее с четырьмя гиппархиями остальных «друзей» и с половиной конных лучников двинулся к реке, где находился князь аспасиев. Пройдя большое расстояние, он на второй день подошел к городу. (2) Варвары, узнав о приближении Александра, зажгли город и бежали в горы. Воины Александра преследовав ли бегущих до самых гор и перебили большое число варваров раньше, чем они успели скрыться в местах непроходимых.

(3) Птолемей, сын Лага, увидел на холме предводителя тамошних индов; вокруг него стояли воины со щитами, У Птолемея людей было гораздо меньше, но он все-таки кинулся в погоню, сначала верхом. Лошади, однако, было трудно взбираться на холм; Птолемей спрыгнул с нее, отдал поводья кому-то из щитоносцев, а сам, как был, побежал за индом. (4) Когда тот увидел, что Птолемей близко, он и его воины повернулись к нему лицом. Инд ударил Птолемея в грудь длинным копьем; панцирь задержал удар. Птолемей пробил инду бедро насквозь, свалил его на землю и снял с него доспехи. (5) Воины при виде своего павшего князя дрогнули и побежали; те же, кто засел в горах, видя, что тело их вождя подбирают враги, охваченные скорбию, сбежали вниз, и на холме завязалась жестокая схватка. На холме оказался сам Александр, прибывший сюда со своими пехотинцами, которых он опять спешил. Несмотря на эту подмогу, индов с трудом отбросили в горы и овладели телом вождя. [163]

(6) Перевалив через горы, Александр вошел в город, который назывался Аригеем, но застал только пожарище; жители подожгли город и бежали в горы. Сюда пришел и Кратер со своим войском, выполнив все, что было ему поручено царем. (7) Город же этот, расположенный в очень удобном месте, он приказал Кратеру обвести стеной и поселить в нем окрестных жителей, кто пожелает, а также солдат, уже негодных к военной службе. Сам он пошел туда, где, по его сведениям, собралось большое число здешних варваров. Подойдя к горе, он расположился лагерем у ее подошвы.

(8) Птолемей, сын Лага, посланный Александром за фуражом, отойдя для разведки с несколькими воинами на более далекое расстояние, доложил Александру, что костров увидел он у варваров больше, чем в лагере Александра. (9) Александр ко множеству костров отнесся недоверчиво; узнав, однако, что местные варвары сосредоточили здесь свои силы, он часть своего войска оставил под горой, там, где они стали лагерем. Сам он взял с собой людей в количестве, сообразном донесению, и когда костры видны были уже близко, разделил свое войско на три части. (10) Во главе одной он поставил Леонната, телохранителя, поручив ему командование отрядами Аттала и Балакра; вторую поручил вести Птолемею, сыну Лага — тут была треть царских щитоносцев, отряды Филиппа и Филоты, две хилиархии лучников, агриане и половина конницы, — третью сам повел туда, где, казалось, скопилось больше всего варваров.

Варвары, находясь на высотах, заметили приближение македонцев; полагаясь на свою численность, они пренебрежительно отнеслись к малому, как им показалось, отряду македонцев и спустились в долину. Завязалась жаркая схватка, но и над этим противником Александр легко одержал победу. (2) Отряд же Птолемея стоял не на равнине; варвары удерживали холм, построившись рядами в глубину. Птолемей повел своих с той стороны, где холм казался всего доступнее, но не окружил его со всех сторон, а оставил свободный промежуток на тот случай, если варвары захотят бежать. (3) Завязалась и тут жестокая битва: место было неудобное, а кроме того, индов нельзя и сравнивать с прочими местными варварами: они гораздо храбрее своих соседей. Македонцы, однако, оттеснили их от горы. Та треть войска, которой командовал Леоннат, сделала то же; и они победили своих врагов. (4) Птолемей рассказывает, что в плен было взято больше 40000 человек, а рогатого скота больше 230000. Из этих животных Александр выбрал самых красивых — они [164] выделялись и красотой и величиной,—чтобы отослать их в Македонию для полевых работ.

(5) Оттуда он повел войско в землю ассакенов. Ему донесли, что они готовятся к войне, что у них 2000 всадников, больше 30000 пехотинцев и 30 слонов. Кратер к этому времени уже обстроил город, для заселения которого был оставлен, и пошел к Александру с тяжеловооруженной частью войска и с машинами на случай какой-либо осады. (6) Сам же Александр с конницей «друзей», конными дротометателями, полками Кена и Полиперхонта, с тысячей агриан и с лучниками пошел на ассакенов через землю гуреев. (7) С трудом переправился он через реку Гурей, по которой названа страна; она глубока, течение в ней стремительное; на дне ее лежат круглые камни, о которые спотыкались при переправе. Варвары, узнав о приближении Александра, не осмелились вступить в сражение всем скопом; они разошлись по своим городам и решили защищать их и отбиваться.

Александр пошел сначала к Массагам, самому крупному из здешних городов. Когда он уже подошел к его стенам, варвары, полагаясь на наемников, индов из дальних мест, бегом устремились на македонцев в то время, когда те стали располагаться лагерем. (2) Александр, видя, что битва произойдет рядом с городом, захотел увлечь варваров подальше от стен, чтобы, обратившись вспять (а он понимал, что варвары побегут), они не смогли, чуть-чуть пробежав, сразу же укрыться в городе. Когда он увидел, что они выбегают из города, он велел македонцам повернуть и отойти назад к холму, отстоявшему от того места, где он решил разбить лагерь, стадий на 7. (3) Враги, думая, что македонцы уже отступают, осмелели и в полном беспорядке бегом понеслись на них. Стрелы их уже долетали до македонцев; тогда по знаку, данному Александром, фаланга повернулась и бегом устремилась на врага. (4) Первыми схватились с варварами конные дротометатели, агриане и лучники; фалангу в боевом порядке вел он сам. Инды, испуганные неожиданным оборотом сражения, дрогнули, когда дело дошло до рукопашной схватки, и побежали в город. Погибло их около 200 человек; остальные заперлись в городских стенах. Александр подвел свою фалангу к стене; тут он был легко ранен со стены стрелой в лодыжку. (5) Подведя на следующий день машины к стенам, он без труда пробил их, но инды, храбро защищаясь, отбрасывали македонцев, стремившихся проникнуть через пролом, так что в этот день Александр отозвал солдат обратно. На следующий день македонцы нажали на врага энергичнее; к стенам была подведена деревянная башня, [165] откуда индов стали засыпать стрелами из луков и с машин. Многих сбили со стены, но все равно прорваться в город македонцы не смогли.

(6) На третий день Александр опять повел фалангу, велел перебросить с башни на стену в том месте, где был пролом, мост и послал по нему щитоносцев, которые таким же образом взяли ему Тир. Люди рвалисьвбой; началась толкотня; мост не выдержал тяжести, сломался, и вместе с ним попадали и македонцы. (7) При виде этого варвары с криком стали забрасывать македонцев со стен камнями, стрелами, всем, что было у них под руками и кто что успел схватить в эту минуту. Некоторые выбегали через маленькие ворота, проделанные в стене между башнями, и рубили мечами пришедших в смятение македонцев.

Александр послал Алкету с его отрядом подобрать раненых и отозвать тех, кто еще сражался, обратно в лагерь. На четвертый день он велел таким же образом перебросить с другой машины на стену другие сходни.

(2) Инды храбро сражались, пока с ними был их вождь. Когда же он скончался, пораженный стрелой, пущенной с машины, когда часть людей пала во время этой непрерывной осады, а многие были ранены и не могли сражаться, тогда они решили начать переговоры с Александром (3) Он обрадовался возможности сохранить жизнь таким храбрецам и сговорился с наемниками-индами на том, что их разместят в его войске и они будут служить у него. Они вышли из города с оружием и расположились отдельным лагерем на холме против македонского лагеря. Ночью они решили бежать и вернуться к себе на родину, не желая поднимать оружия против других индов. (4) Когда Александру сообщили об этом, он расставил все свое войско вокруг холма и перебил индов, захватив их в клещи. Город он взял, — защитить его было некому, —и за хватил в плен мать Ассакена и его дочь. За всю эту осаду Александр потерял человек 25.

(5) Отсюда он послал Кена к Базирам, рассчитывая, что жители этого города, узнав о взятии Массаг, сдадутся сами. Аттала, Алкету и гиппарха Деметрия он отправил под Оры, другой город, приказав до С его прихода держать этот город в блокаде. (6) Горожане сделали вылазку и напали на отряд Алкеты. Македонцы легко обратили их в бегство и заставили вернуться в город. И Кеиу не повезло с Базирами: жители их, полагаясь на неприступность города, — он был расположен на очень высоком месте и тщательно укреплен со всех сторон, — не согласились на переговоры. [166]

(7) Александр, узнав об этом, пошел в Базирам, но был уведомлен о том, что соседние варвары собираются незаметно подойти к Орам (их послал туда Абисар), и направился сначала к Орам. Кену он приказал возвести сильное укрепление около Базир и оставить там такой гарнизон, который не давал бы горожанам возможности безбоязненно общаться с сельской местностью, а самому велел с остальной частью войска идти к нему. (8) Когда жители Базир увидели, что Кен со значительной частью войска уходит, они, решив, что у македонцев не хватит сил с ними справиться, спустились на равнину. Завязалась жестокая битва, в которой варваров пало 500 человек, а в плен было взято больше 700. Уцелевшие бежали в город; гарнизон, оставленный в укреплении, отрезал им всякое сообщение с деревней. (9) Осада Ор не доставила труда Александру; он с ходу взял город штурмом и забрал слонов, которые были там оставлены.

Жители Базир, узнав об этом, отчаялись в своей судьбе; в полночь покинули они город и бежали на Скалу. Так сделали и другие варвары: все они оставили свои города и бежали на эту Скалу, именуемую в той стране Аорном. она пользовалась в этой стране великой славой; рассказывали, что ее не смог взять сам Геракл, сын Зевса. (2) Приходил ли Геракл к индам и какой Геракл, фиванский, тирийский или египетский, я ни утверждать, ни отрицать не берусь. Скорее, однако, думаю, что никто и не приходил, но люди склонны преувеличивать трудность всякого трудного дела и рассказывать басни о том, что и Гераклу оно не под силу. Так и об этой крепости я думаю, что Геракла с ней связывают просто из хвастовства. (3) В окружности она, говорят, имеет по крайней мере 200 стадий; высота ее в самом низком месте равна 11 стадиям; единственная дорога, ведущая к ней, проложена человеческими руками и очень трудна. На верху Скалы бьет ключ, в изобилии дающий чистую воду; есть лес и превосходная пахотная земля, которая, будучи обработана, может прокормить тысячи людей.

(4) Когда Александр узнал обо всем этом, ему очень захотелось взять эту гору, тем более, что она была еще прославлена сказанием о Геракле; Оры и Массаги он превратил в укрепленные пункты для надзора за страной; (5) город Базиры укрепил. Гефестион и Пердикка построили ему другой город (он был назван Оробатидой), оставили там гарнизон и пошли к реке Инду. Придя туда, они сделали все, что было приказано Александром относительно переброски моста через Инд.

(6) Александр поставил сатрапом земель по эту сторону Инда Никанора, одного из «друзей». Сам же он пошел сначала к Инду; город [167] Певкелаотида, находящийся недалеко от Инда, добровольно сдался ему; он поставил там македонский гарнизон, а начальником гарнизона назначил Филиппа. Покорил он и другие маленькие городки, лежавшие по Инду. Его сопровождали Кофей и Ассагет, князья страны, (7) Придя в город Эмболимы (он лежит рядом с Аорном), он оставил там Кратера с частью войска, чтобы свезти в город как можно больше съестных припасов и всего, что нужно для длительного пребывания: македонцы отсюда должны были пойти на осаду Скалы; если они не возьмут ее с ходу, они умучат ее защитников длительной осадой. (8) С собой он взял лучников, агриан, полк Кена, отобрал среди прочих пехотинцев самых быстроходных и в то же время хорошо вооруженных людей, добавил еще около двух сотен всадников-» друзей» и около сотни конных лучников и повел это войско к Скале. В тот же день они расположились лагерем в том месте, которое показалось ему удобным, а на следующий, подойдя еще немного поближе к Скале, опять стали лагерем.

Тут пришли к нему какие-то местные жители, сказали, что сдаются ему, и пообещали провести его к самому доступному месту Скалы: отсюда ему легко будет ее взять. Он послал с ними Птолемея, сына Лага, телохранителя, во главе агриан, прочих легковооруженных и отборных щитоносцев и велел ему, захватив это место, удерживать его с помощью сильного отряда, а ему подать знак, что это место в его власти. (2) Птолемей, двигаясь по очень трудной, едва проходимой дороге, захватил это место прежде, чем варвары его увидели. Укрепив его вокруг частоколом и рвом, он зажег на горе огромный костер там, где его увидел бы Александр. Александр увидел пламя и на следующий день повел войско к Скале: варвары отбивались, и Александр ничего не мог поделать в силу природных трудностей. (3) Варвары, поняв, что Александр не может идти на приступ, повернули и сами напали на отряд Птолемея. Между ними и македонцами завязалась жестокая битва; инды изо всех сил старались разнести частокол, а Птолемей удержать за собой занятое место. У варваров дело со стрельбой шло хуже, и когда стемнело, они отступили.

(4) Александр, выбрав из индов-перебежчиков особенно надежного и хорошо знающего местность человека, послал его ночью к Птолемею с письмом, в котором Александр писал, что когда он пойдет на приступ, то Птолемею надлежит не довольствоваться охраной занятого места, а ударить на варваров с горы, чтобы инды, поражаемые с обеих сторон, не знали, куда податься. (5) Сам он со светом вывел войско из [168] лагеря и пошел с ним по тому подъему, по которому незаметно пробрался Птолемей, рассчитывая, что если он добьется соединения с ним, то все пойдет на лад. (6) Так и случилось. До полудня продолжалась жестокая схватка между индами и македонцами: одни старались овладеть подъемом, другие били по поднимавшимся. Македонцы упорно шли, сменяясь одни другими; те, кто успел подняться выше, передыхали. С трудом только к вечеру овладели они проходом и соединились с войском Птолемея. Когда все войско оказалось вместе,, Александр опять повел его на Скалу, но взять ее оказалось невозможно; на этом и кончился день.

(7) На рассвете он приказал каждому солдату нарубить по 100 кольев. Колья нарубили, и он приказал делать большую насыпь, начиная с верхушки холма, где стоял их лагерь, и до самой скалы. С этой насыпи, считал он, стрелы из луков и с машин будут попадать в защитников крепости. Все взялись за дело; сам он присутствовал тут же, хвалил прилежно работавших и тут же наказывал увиливавших от работы.

В первый день войско сделало насыпь длиной в одну стадию. На следующий камни пращников и стрелы с машин (те и другие находились уже на насыпи) отгоняли индов, которые делали вылазки и нападали на работавших на насыпи. Насыпали ее без перерыва в течение трех дней; на четвертый небольшой кучке македонцев удалось захватить холм — маленький, но одинаковой высоты со Скалой. Александр продолжал неутомимо вести насыпь, намереваясь соединить ее с тем холмом, который уже заняла кучка его солдат.

(2) Инды, пораженные неслыханной храбростью македонцев, овладевших холмом, и видя уже приближающуюся насыпь, перестали защищаться и послали к Александру глашатаев сказать, что они сдадут Скалу, если он вступит с ними в переговоры. Расчет же у них был на то, чтобы протянуть день в ожидании переговоров, а ночью рассеяться по своим родным местам. (3) Александр проведал об этом; он дал им время уйти и снял стражу, расставленную повсюду кругом. Сам он не двигался с места, пока варвары не стали уходить. Тогда, взяв сотен семь телохранителей и щитоносцев, он первый взошел на покинутую Скалу; македонцы, подтягивая один другого на веревках, взобрались в разных местах. (4) По данному знаку они обратились на уходящих варваров; многих бегущих убили; другие в страхе бросались с крутизны вниз и погибали. Александр овладел Скалой, куда не смог войти Геракл. Он совершил здесь жертвоприношение, привел крепость в [169] порядок и оставил тут гарнизон, командовать которым поручил Сисикотту, который давно уже бежал из Индии в Бактрию к Бессу; когда же Александр захватил бактрийскую землю, он перешел к нему и оказался очень верным человеком.

(5) Уйдя со Скалы, Александр вторгся в землю ассакенов. Ему донесли, что брат Ассакена со слонами и множество окрестных варваров бежали в здешние горы. Придя в город Дирту, он не застал ни одного человека ни в самом городе, ни в окрестной сельской местности. На следующий день он выслал вперед Неарха и Антиоха, хилиархов у щитоносцев. (6) Неарху он поручил вести легковооруженных агриан, Антиоху же его хилиархию и еще две других. Они были отправлены осмотреть местность, и если случится, то захватить каких-нибудь варваров и расспросить их об этой стране; особенно хотелось ему разузнать относительно слонов.

(7) Сам он отправился к Инду; войско шло впереди и прокладывало дорогу, потому что иначе пройти по этим местам невозможно. Тут захватил он нескольких варваров и от них узнал, что инды, жившие в этих местах, бежали к Абисару, а слонов оставили пастись у Инда. Он велел им показать ему дорогу к этим слонам. (8) Многие инды охотники за слонами; Александр охотно взял их к себе и пошел с ними на ловлю слонов. Двое слонов погибло, бросившись с крутизны от преследователей; остальных поймали, сели на них и пригнали к войску. (9) По реке нашел он и строевой лес; солдаты сгрубили его. Были построены корабли, и на них поплыли вниз по Инду к мосту, который давно уже построили ему Гефестион и Пердикка. [170]