Глава четвертая.

Оборона военно-морских баз

По взглядам, существовавшим в Военно-Морском Флоте СССР перед Великой Отечественной войной, оборона военно-морских баз с моря, воздуха и суши должна была носить активный характер и осуществляться в тесном взаимодействии военно-морских сил с сухопутными войсками и авиацией. Основной задачей военно-морских сил в этом случае считалось отражение нападения на базу с моря и воздуха.

Допускалась возможность не только попыток прорыва противником минно-артиллерийской позиции, прикрывавшей базу, нападения его на корабли, находившиеся в ней, и на ее береговые объекты, но и высадка десанта в пределах операционной зоны базы.

Оборона военно-морской базы с суши возлагалась на сухопутные войска. Устойчивость сухопутной обороны военно-морской базы должна была обеспечиваться заблаговременной подготовкой ее фронта. Предусматривалось создание многополосной, достаточно глубоко эшелонированной оборонительной системы, способной к отражению наступления крупных механизированных сил противника. Однако такие взгляды, подтвержденные опытом русско-японской и первой мировой войн, по существу, оставались лишь взглядами. Хотя и признавалось, что военно-морские базы наиболее уязвимы с сухопутных направлений, захват их с этой стороны считался маловероятным.

Этот своеобразный оперативно-стратегический парадокс возник в результате двух различных как будто, но по существу родственных причин: общей направленности оперативно-стратегических взглядов, существовавших до начала второй мировой войны, в основе которых лежала идея предстоявшей [66] борьбы с наиболее сильным морским противником, и убежденность, что с началом войны военные действия будут перенесены на территорию врага. Из-за этого военно-морские базы к началу Великой Отечественной войны не имели подготовленных в инженерном отношении сухопутных фронтов обороны (за исключением Ханко и отчасти левого фланга оборонительной системы Кронштадтской военно-морской базы). Оборонять же их пришлось только от сухопутных и военно-воздушных сил противника.

Как уже отмечалось, задача обороны военно-морских баз с суши возлагалась на сухопутные войска, которые должны были взаимодействовать с корабельной артиллерией и силами береговой обороны флота. Несмотря на эти, казалось бы, правильные взгляды, единства в организации командования силами, совместно действующими при обороне базы, перед началом войны достигнуто не было.

На Черном море командиры военно-морских баз и укрепленных секторов в отношении обороны побережья в пределах своих границ находились в оперативном подчинении командующих соответствующими военными округами. На Балтике и на Севере четкости в организации командования не было ни перед войной, ни в ее начале. Это сказалось сразу же при возникновении непосредственной угрозы Либаве и Мурманску, когда буквально в считанные часы перед началом войны пришлось заняться организацией взаимодействия флота с сухопутными войсками.

Неподготовленность сухопутных фронтов обороны баз являлась очень серьезным, но, к сожалению, не единственным недостатком в организации обороны военно-морских баз. Ощущался недостаток сил и средств ПВО, и в частности зенитной артиллерии — как по количеству орудий, так и по качеству некоторых их образцов. В первые же недели войны выявилась необходимость усилить мощность зенитной артиллерии путем увеличения калибра орудий и числа автоматических пушек, некоторого изменения применявшихся бесприборных методов стрельбы и т. д. Наконец, у некоторых передовых военно-морских баз, в частности Либавы, отсутствовали запасы, достаточные для обеспечения длительной обороны в условиях окружения.

Однако, несмотря на все эти существенные недостатки, упорная оборона военно-морских баз силами Военно-Морского Флота и Советской Армии значительно снижала темпы продвижения неприятеля на приморских флангах сухопутного фронта.

Широкий диапазон задач, которые стояли перед силами обороны, и разнообразие условий их осуществления способствовали развитию советского военного и военно-морского искусства,

Участие Военно-Морского Флота в обороне баз выражалось:

— в систематической поддержке оборонявшихся сухопутных войск огнем корабельной и береговой артиллерии;

— в содействии оборонявшимся войскам высадками морских десантов на флангах противника;

— в действиях авиации ВМФ на сухопутных направлениях в интересах оборонявшихся сухопутных войск;

— в прикрытии баз с воздуха силами ПВО ВМФ;

— в прикрытии подступов к военно-морским базам со стороны моря;

— в обеспечении морских сообщений, осажденных с суши военно-морских баз, а также в перевозках морем на боевых кораблях сил и средств усиления оборонявшихся войск и всех видов их снабжения, эвакуация раненых и гражданского населения;

— в повседневной боевой деятельности, направленной на создание благоприятного оперативного режима в пределах операционной зоны базы.

Военно-Морской Флот сыграл также решающую роль при эвакуации военно-морских баз, обеспечивая отход сухопутных войск и наземных частей военно-морских сил, погрузку и посадку их на транспортные средства и переход морем. Кроме того, на всех театрах в наиболее трудные месяцы первого периода войны Военно-Морской Флот помогал приморским группировкам Советской Армии, выделив для их усиления значительные формирования морской пехоты, которая сыграла видную роль в обороне военно-морских баз с суши. Наконец, Военно-Морской Флот оказывал широкую помощь взаимодействовавшим с ним сухопутным войскам средствами и запасами.

В задачи настоящего труда не входит историческое описание боевых событий, поэтому в данной главе речь пойдет лишь о частных и общих выводах по обороне Либавы, Таллина, Ханко, Одессы и Севастополя. Эти выводы основаны на наиболее существенных фактах, относящихся к подготовке и осуществлению обороны этих баз.

Оборона военно-морской базы Либава (Лиепая) началась с первых часов нападения фашистской Германии на Советский Союз и продолжалась до 27 июня, когда части 67-й стрелковой дивизии и наземные части военно-морской базы по приказу командующего 27-й армией и командующего КБФ{59} начали прорыв к Виндаве (Вентспилс).

Бойцы, старшины, командиры частей и подразделений базы и воины 67-й стрелковой дивизии, защищая Либаву, проявили высокую доблесть и отвагу. В упорных и кровопролитных [68] боях с превосходящим в силах противником они сумели задержать продвижение приморского фланга немецко-фашистских войск на пять дней, что в условиях тяжелой для нас и быстро менявшейся обстановки начала войны было очень важно.

Оборона Либавы была непродолжительной, но это ни в малейшей мере не снижает доблести ее защитников — причины захвата этой базы врагом совсем иного порядка.

Опыт непродолжительной обороны Либавы, вскрывший ряд ошибок и просчетов оперативно-тактического и организационного характера, позволил сделать ряд полезных выводов. Прежде всего нельзя пройти мимо необоснованного решения об организации военно-морской базы в Либаве — в непосредственной близости к германской границе. Об угрозе захвата Либавы с суши свидетельствовал опыт первой мировой войны с той лишь разницей, что скорость возможного продвижения противника к этой базе по суше в 1914 г. была значительно меньшей. Существование такой базы в непосредственной близости к границе с Германией, которая все время оставалась потенциально враждебной СССР, могло быть в какой-то степени оправдано лишь крайней необходимостью, связанной с военно-географическими особенностями театра. Но на восточном побережье Балтийского моря и в Рижском заливе имелись другие, более подходящие пункты, которые могли служить передовыми базами. Во всяком случае, решение о создании передовой военно-морской базы в какой-то степени оправдывалось бы лишь при наличии мощного и развитого в глубину сухопутного приграничного укрепленного района. Не исключалась и необходимость создания полукругового сухопутного фронта обороны военно-морской базы. Однако ни того, ни другого не было.

Явственно определившаяся угроза войны заставила поставить вопрос о замене Либавской базы большей по размерам Прибалтийской военно-морской базой. Но времени оставалось мало, и это организационное мероприятие к началу войны оказалось незавершенным.

67-й стрелковой дивизии предстояло взаимодействовать с силами Либавской военно-морской базы в обороне морского побережья. Между тем до 2 час. 22 июня такое взаимодействие организовано не было. Только за два часа до нападения фашистской авиации командир дивизии генерал-майор Н. А. Дедаев встретился в штабе базы с ее командиром капитаном 1 ранга М. С. Клевенским и договорился о некоторых принципиальных вопросах взаимодействия. Было решено: командир военно-морской базы, подчиняясь командиру 67-й дивизии как старшему по званию, будет руководить внутренней обороной Либавы и обороной ее с моря, а командир дивизии — обороной базы с суши. Само собой разумеется, запоздалый [69] контакт командира дивизии с командиром базы, а также расположение сил дивизии в районе Руцавы, в 40 км от Либавы, отрицательно повлияли на организацию совместных действий с началом обороны.

Следует отметить, что устойчивости обороны Либавской военно-морской базы ни в коей мере не способствовали разноречивые приказания, которые получил ее командир в течение трех суток. 23 июня силам базы было приказано отходить в случае отхода частей Советской Армии, 25 июня — Либавы не сдавать, а 26 — немедленно отходить. Эти приказы отражают прежде всего неустойчивость сухопутного фронта в то время и неясность дальнейшего развития боевых событий. Быстрый отход 8-й и 11-й армий на Ригу и Полоцк привел к окружению Либавы, и поэтому ее оборона с суши носила импровизированный характер.

Береговая и зенитная артиллерия, активно противодействовавшая вражеским войскам и авиации, израсходовала 1300 снарядов 130-мм орудий и 4000-76,2-мм зенитных пушек, но вследствие того, что они имели весьма ограниченный боезапас (один комплект для береговой артиллерии, два — для зенитной), к вечеру 25 июня у береговых батарей оставалось по 10 снарядов на пушку, а у зенитных — 30-35% от имевшегося ранее количества. Это был большой просчет, тем более что одновременно в Либаве находились неоправданно большие запасы мин, минных защитников, глубинных бомб и других средств.

Наконец, следует подчеркнуть сомнительную целесообразность дислокации военно-морского училища противовоздушной обороны в приграничной военно-морской базе. В конечном счете это привело к потере в первые же дни войны ценных кадров ПВО, недостаток в которых особенно остро ощущался на флоте.

Оборона Таллина хотя и была относительно кратковременной, однако имела большое значение для защиты Ленинграда в кризисные дни второй половины августа 1941 г.

С выходом немецко-фашистских войск 7 августа 1941 г. на южное побережье Финского залива в районе мыса Юминда к прежнему значению Таллина как главной базы Краснознаменного Балтийского флота добавилось его нависающее положение с тыла над приморским флангом группы армий «Север» (18-й немецкой армией).

Противник упорно рвался к Таллину, так как Гитлер торопил своих генералов покончить с Краснознаменным Балтийским флотом{60}.

Руководство обороной Таллина, который Верховное Главнокомандование приказало защищать до последней возможности, [70] было возложено на Военный совет КВФ. Отрезанный от 8-й армии 10-й стрелковый корпус (22-я мотострелковая, 10-я и 18-я стрелковые дивизии) 14 августа был подчинен Военному совету КБФ, а командир корпуса генерал-майор Н. Ф. Николаев назначен заместителем командующего флотом по сухопутной обороне Таллина{61}.

Для непосредственной обороны Таллина с суши в течение 22 июля — 15 августа по инициативе командования КБФ и под руководством инженерного отдела флота была оборудована главная оборонительная полоса общей протяженностью около 50 км, а все мосты заминированы. После этого началось оборудование тыловой оборонительной полосы, закончить которое не удалось из-за сильного артиллерийского противодействия врага.

Глубина наскоро созданной системы сухопутной обороны базы оказалась недостаточной. Дальность стрельбы немецкой 77-мм полевой пушки равнялась примерно 13 км, 105-мм пушки — около 14-15 км, тяжелой 150-мм пушки — свыше 20 км. Таким образом, с подходом противника к главному оборонительному рубежу, выдвинутому на 9-12 км от города, район обороны простреливался вражеской артиллерией на всю глубину. Само собой разумеется, увеличение глубины сухопутной обороны было связано с увеличением ее протяженности по фронту, на что не хватало ни людей, ни средств, а самое главное — времени на оборудование. С 25 августа внутри города с целью обеспечения отхода войск к пунктам посадки на суда были созданы укрепления баррикадного типа. Сухопутные части 10-го стрелкового корпуса оборудовали передовую оборонительную полосу в радиусе 40 км от города.

Вследствие того что значительная часть аэродромов находилась в непосредственной близости к фронту, использование их оказалось невозможным. Инженерный отдел КБФ оборудовал три посадочные площадки для самолетов.

План обороны Таллина предусматривал использование для стрельбы по береговым целям корабельной и береговой артиллерии (4 305-мм, 9 180-мм, 12 152-мм, 35 130-мм, 17 102-мм, 20 100-мм орудий{62}), которая с началом боев за город действовала весьма интенсивно и сыграла большую роль в его обороне{63}. К участию в обороне привлекались также 3-й и 4-й зенитные артиллерийские полки флота и две отдельные батареи{64}. Кроме того, Военный совет КБФ выделил на сухопутный фронт до 16 тыс. человек с кораблей, из частей и [71] управлений флота. На аэродромы Эстонии базировалась 10-я авиабригада КБФ (33 самолета-истребителя типа И-15, И-16, И-153, 13 — типа МБР-2). В обороне Таллина некоторое время участвовал 38-й истребительный авиаполк (16 самолетов) из состава 4-й воздушной дивизии фронта. Состав сил, выделенных для обороны, был явно недостаточным. Так, например, протяженность одного из участков фронта, который оборонял батальон морской пехоты, достигала 18 км{65}.

В 6 час. 20 августа противник после интенсивной артиллерийской и минометной подготовки начал наступать на Таллин с суши. Упорные оборонительные бои велись до 27 августа включительно. С прорывом 25 августа сухопутной обороны Таллина на ее восточном участке угроза продвижения врага и обстрела им кораблей и транспортов стала очевидной. Дальнейшее пребывание кораблей и судов на рейде и в гавани Таллина в создавшихся условиях грозило ослаблением боевого ядра флота, необходимого для защиты ближних подступов к Ленинграду с моря.

26 августа Военный совет Северо-Западного направления на основании указаний Ставки Верховного Главнокомандования разрешил флоту начать отход из Таллина. С этого момента начался, пожалуй, наиболее трудный заключительный этап обороны главной базы КБФ — эвакуация войск 10-го стрелкового корпуса, флотских наземных частей обороны и тыла, а также их боевой техники и материальной части.

Опыт обороны Таллина и прорыва основных сил Краснознаменного Балтийского флота в Кронштадт представляет особый интерес, тем более что он, по существу, не был еще в достаточной мере исследован. Оборона Таллина по своей продолжительности, конечно, не может идти в сравнение с обороной Одессы и Севастополя, но тем не менее ее стратегическое и оперативное значение достаточно велико. Не следует забывать, что в наиболее критические дни борьбы за Ленинград главная база КБФ приковала к себе основные силы вражеской 18-й армии. Наспех созданная под Таллином и далеко не совершенная система сухопутной обороны позволила задержать превосходящие силы врага, рвавшиеся к Ленинграду, и нанести им большой урон.

Отвлечение основных сил 18-й армии и задержка их под Таллином по крайней мере на полмесяца, к сожалению, недооценивались в исследованиях по обороне Ленинграда, тогда как это явилось немаловажным фактором, помешавшим первому наступлению врага на город.

Следует учесть, что задача обороны Таллина с сухопутного направления, поставленная Военному совету КБФ, была [72] совершенно несвойственна флоту, который не располагал для этого ни необходимыми силами, ни средствами. К тому же задача эта была поставлена слишком поздно, хотя обстановка, складывавшаяся на северо-западном направлении, не оставляла места для оптимистических прогнозов. Оборудование сухопутных оборонительных рубежей на непосредственных подходах к Таллину задержалось по крайней мере на две недели, тогда как исход оборонительного сражения на северо-западном направлении вызывал тревогу за безопасность Таллина с суши уже в начале июля.

Серьезной трудностью для КБФ при обороне Таллина, а затем при переходе основных сил в Кронштадт — Ленинград являлась крайне ограниченная возможность использования своей авиации, действовавшей в это время против сухопутного противника. Исключительно неблагоприятное влияние на ход обороны оказывала бедность аэродромной сети на южном побережье Финского залива. Все это отрицательно сказалось на продолжительности обороны Таллина, которая при наличии на ближних аэродромах достаточного количества самолетов могла бы быть более устойчивой. Нужно воздать должное 10-й авиационной бригаде ВВС КБФ, оказавшей в тяжелых для нее условиях немалую помощь оборонявшимся войскам и нанесшей существенный урон немецкой авиации (авиация и зенитная артиллерия КБФ сбили 25 вражеских самолетов){66}.

Правильным решением Военного совета КБФ явилось быстрое выделение с кораблей и береговой обороны личного состава и формирование из него подразделений и частей морской пехоты. Это важное решение, принятое за два дня до получения приказа о возложении на командование флота руководства обороной Таллина, дало положительные результаты. Хотя вновь сформированные части не имели специальной подготовки для действий на суше, их бойцы своим упорством и отвагой в бою помогли задержать врага у стен Таллина, чем снискали заслуженную славу, как и моряки, защищавшие Одессу, Севастополь и Мурманск.

Из-за поздней постановки Военному совету Краснознаменного Балтийского флота задачи по обороне Таллина единое командование обороной было создано за два дня до ее начала. За девять дней (с 5 по 14 августа) организация командования силами, защищавшими Таллин, изменялась дважды.

К сожалению, в начале войны нередко проявлялась тенденция к частым организационным изменениям. Однако в дни, непосредственно предшествовавшие началу боев на оборонительных рубежах, и во время боев темпы и действенность [73] решений, преимущественно тактических, не отставали от динамически развивавшейся обстановки. Правда, известны импровизированные и совершенно необоснованные предложения отдельных лиц о сосредоточении на Ханко всех оставшихся в тылу врага наземных флотских частей и соединений и прорыве их вдоль побережья Финляндии к советской границе или оставлении Ханко и островов Рижского залива для усиления их гарнизонами сил обороны Таллина. Однако эти предложения, естественно, приняты не были.

Следует отметить исключительную оперативность, с которой был разработан план сухопутной обороны Таллина с приходом туда 10-го стрелкового корпуса, а также быстрое реагирование огнем и маневром на непрерывное изменение обстановки и очень гибкое и умелое использование морской артиллерии.

Весьма положительный пример гибкого управления силами дают решения командования Краснознаменного Балтийского флота на эвакуацию тыловых служб, отход и посадку войск 10-го стрелкового корпуса, флотских береговых соединений и частей на транспорты и на последующий прорыв основных сил флота в восточные базы. Заслуживает высокой оценки подготовительная работа штаба флота и штабов соединений по реализации этих решений.

Несмотря на безусловно ценный опыт эвакуации Ладожской военной флотилией 168-й стрелковой дивизии из-под Сортавала, который директива Военного совета Северо-Западного направления от 26 августа 1941 г. рекомендовала использовать при эвакуации 10-го стрелкового корпуса, нельзя было не считаться с тем, что масштабы этих операций были несравнимы. К этому нужно добавить, что обстановка в районе Таллин, о. Гогланд была совершенно иной, чем в районе Сортавала и на Ладожском озере.

Командующий Краснознаменным Балтийским флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц отчетливо представлял, что в данной обстановке приходится две задачи (эвакуацию частей и соединений флота и прорыв боевого ядра флота и транспортных средств в восточную часть Финского залива) решать как одну в условиях возросшей минной опасности, угрозы с воздуха и под фланкирующими ударами противника с обоих берегов залива.

Опыт эвакуации тыловых служб главной базы и посадки на транспорты войск 10-го стрелкового корпуса и береговых флотских соединений и частей заслуживает высокой оценки. Как известно, до войны наиболее трудной операцией всегда считалась высадка десанта, причем обычно добавлялось, что обратная посадка отходящих войск еще труднее. Именно этим обстоятельством англичане оправдывали (и продолжают оправдывать до сих пор) результаты Дюнкерка. Масштабы [74] обратной посадки войск, завершившей оборону Таллина, конечно, были несравненно меньшими, чем у Дюнкерка, но зато относительные результаты оказались совершенно иными. Несмотря на всю сложность обстановки на последнем этапе обороны Таллина, потери при отходе оборонявшихся войск к пунктам посадки и во время ее были сравнительно ничтожными, а это в сложившихся условиях являлось значительным успехом. Нельзя не отметить, что этому способствовало умелое использование корабельной артиллерии.

Чтобы объективно оценить опыт перехода основного ядра боевых кораблей Краснознаменного Балтийского флота, его транспортов и вспомогательных кораблей, остановимся лишь на отдельных наиболее важных факторах обстановки, оказавших влияние на его конечные результаты. К ним, по нашему мнению, относятся мины противника, его авиация и торпедные катера.

На результатах перехода существенно сказалась значительная минная опасность в тесных, островных и мелководных районах. Значение ее теоретически признавалось в нашем Военно-Морском Флоте всегда. Но это признание не подкреплялось практическими действиями — не хватало, как уже отмечалось, тральщиков, в том числе и эскадренных, отсутствовали современные уничтожающие и неконтактные тралы.

В своем боевом приказе на переход командующий КБФ правильно оценивал минную опасность как главную. Но 44 тральщика, имевшиеся в Таллине, из которых больше половины были катерными, не могли обеспечить надежное противоминное охранение. Значительное число тральщиков было недостаточно приспособлено для траления и даже для уничтожения плавающих мин, так как не имело малокалиберных пушек.

Даже самый простой расчет показывал, что наличного количества тральщиков было явно недостаточно для тральной разведки и надежной проводки за тралами кораблей и транспортов, походный порядок которых растянулся почти на 15 миль. Отряд главных сил шел головным, за ним 1-й конвой, затем отряд прикрытия, 3-й и 4-й конвои; 2-й конвой шел параллельным курсом несколько к северу от 3-го и 4-го конвоев. Учитывая длину кильватерных колонн каждой из групп боевых кораблей и четырех конвоев, а также возможную величину сноса, для надежного прикрытия двумя рядами тралов требовалось по крайней мере вдвое больше тральщиков, отвечавших требованиям того времени. Наконец, минная опасность на переходе усложнялась малой сплаванностью боевых кораблей с тральщиками, самих тральщиков друг с другом, а также отсутствием каких-либо навыков в сплаванности у капитанов транспортов и вспомогательных кораблей. [75]

Темное время, хотя и весьма непродолжительное, также усложнило борьбу с минной опасностью. В темноте многие боевые корабли и транспорты подорвались на подсеченных тральщиками плавающих минах. Сказывалось отсутствие необходимых для ночного перехода сетевых тралов. Кроме того, пришлось столкнуться с явлением, недостаточно учитывавшимся в предвоенной боевой подготовке. Параваны-охранители при движении с уменьшенной скоростью оказывались не охранителями, а «улавливателями» мин, которые они подтаскивали к борту корабля. Это обстоятельство, а также увеличение прочности минрепов у неприятельских мин явилось толчком к переоценке имевшихся образцов параванов-охранителей.

Однако и при наличных тральных силах потери от подрыва на минах могли быть намного меньшими. Командование КБФ знало, что противник заградил минами район между островами Кери и Вайндло, но мало что сделало для определения границ минного поля и уничтожения его. К тому же оно переоценило опасность, грозившую флоту на переходе со стороны вражеских надводных и подводных сил. Между тем было известно, что германский надводный флот находится вне пределов Финского залива и проявляет пассивность, боясь форсировать минно-артиллерийскую позицию Ханко — Осмуссар, и что восточнее этой позиции, в базах Финляндии, имеется небольшое количество малых боевых кораблей и торпедных катеров. Если бы границы минного заграждения были определены, то выяснилось бы, что, проложив маршрут перехода на опасном участке всего на 7-10 миль севернее, можно было резко уменьшить потери от подрыва на минах, а угроза ударов торпедных катеров, подводных лодок и береговых батарей от этого значительно не возросла. Существовал еще южный прибрежный фарватер. Командование флота отказалось от использования его, учитывая близость занятого врагом побережья и опасность со стороны его береговой артиллерии; оно выбрало центральный фарватер. Но такой выбор обусловил форсирование минного заграждения в лоб — в его самом широком и плотном месте, а огневые средства противника на занятом им побережье, как выявилось при прорыве, не представляли серьезной опасности для сильного флота.

Следующую по значимости опасность для основных сил КБФ на переходе представляла вражеская авиация. Сил, которыми располагало командование флота, явно недоставало для обеспечения безопасности 200 кораблей и транспортов с войсками и грузами от ударов авиации, подводных лодок и торпедных катеров противника. Поэтому командование КБФ просило Военный совет Северо-Западного направления: силами фронтовой авиации нанести совместно с авиацией флота [76] с рассветом 28 августа бомбовый удар по аэродромам противника; 28 и 29 августа на возможно больших расстояниях от Кронштадта и Ленинграда прикрыть корабли на переходе самолетами-истребителями, оснащенными подвесными баками; с рассветом 28 августа резвернуть для противокатерной и противолодочной обороны вдоль фарватера от маяка Кери до о. Гогланд 16 катеров «МО», вызвав их на время с Ладожского озера{67}.

Просьба в отношении фронтовой авиации была удовлетворена, а вместо 16 катеров выделили 8{68}.

Опасность с воздуха могла стать главной, но два обстоятельства уменьшили ее значимость. Первое — в течение даже короткого промежутка темного времени бомбардировочная авиация противника не могла действовать эффективно. Подчеркиваем — бомбардировочная, а не торпедоносная, которую гитлеровцы не сумели использовать в наиболее благоприятный для нее момент. Второе, и, пожалуй, самое главное, — громоздкая организация использования немецко-фашистской авиации на море, обусловленная структурой люфтваффе в целом.

Отсутствие истребительного прикрытия на участке маршрута перехода от Таллина до о. Гогланд и совершенно недостаточное число самолетов-истребителей, прикрывавших корабли и самолеты на участке к востоку от о. Гогланд, казалось бы, сулило немецко-фашистской авиации исключительные возможности. Однако попытка германского командования уничтожить силами авиации основное ядро боевых кораблей КБФ, связанных обороной конвоев в тесном и островном районе моря, оказалась безуспешной. Это прежде всего обусловила хорошая подготовка расчетов зенитной артиллерии, умелое управление огнем, а также искусное маневрирование боевых кораблей при уклонении от атак и бомб противника. Небезынтересно вспомнить, что при постепенной эвакуации кораблями войск с о. Крит 27 мая — 1 июня 1941 г. англичане потеряли от ударов немецкой авиации три крейсера и шесть эскадренных миноносцев и в то же время два линейных корабля, шесть крейсеров и семь эскадренных миноносцев были повреждены{69}.

Обнаружив большое число мин, видя гибель на них ряда кораблей и транспортов, наконец, непрерывно получая доклады о потерях в отряде прикрытия и арьергарде, командующий КБФ в ночь на 29 августа приказал кораблям и транспортам встать на якорь в районе Мохни, Вайндло. Решение [77] это было вызвано трудностью форсирования минных заграждений между меридианами 25 и 26° в. д. Приходилось выбирать меньшую из двух опасностей — столкновение с минами в темноте или удары немецкой авиации в светлое время суток. Опасность потерь транспортов и кораблей от мин была очень велика. Вероятность потерь от ударов авиации, особенно боевых кораблей, была значительно меньше.

С рассветом 29 августа корабли продолжили движение и прибыли днем в Кронштадт, успешно отразив многочисленные воздушные атаки противника. Из 60 кораблей, составлявших боевое ядро КБФ, погибло 3 новых корабля и 13 устаревших кораблей и катеров. Более тяжелыми оказались потери среди транспортов. Из 34 транспортов и мелких транспортных средств, не дошедших в Кронштадт и Ленинград, от ударов немецкой авиации погибло 50%, от мин — почти 30% и в результате атак торпедных катеров — около 7%.

С началом интенсивных воздушных ударов по транспортам специально сформированный по решению Военного совета КБФ отряд прикрытия, базировавшийся на о. Гогланд, оказывал помощь терпящим бедствие судам.

Опыт использования истребительной авиации в целях обеспечения боевых кораблей и транспортов на этом переходе подсказывал необходимость организации посадочных площадок для самолетов-истребителей на островах Гогланд и Лавенсари, что и было сделано несколько позже.

Анализируя обстановку, в которой осуществлялся переход кораблей боевого ядра КБФ, его транспортов и вспомогательных кораблей из Таллина в Кронштадт, следует рассмотреть и действия военно-морских сил противника в этом районе.

Как известно, в планах немецко-фашистского главнокомандования, как верховного, так и военно-морского, относившихся к начальному периоду войны с Советским Союзом, почти навязчивой идеей проходит опасение прорыва боевого ядра КБФ из его восточных баз в шведские порты с целью интернирования или прорыва через Балтийские проливы на запад. Немецко-фашистское командование намечало противодействовать этому захватом военно-морских баз КБФ с суши и блокированием его сил в Финском заливе. Силами и средствами блокады могли быть надводные корабли, подводные лодки, авиация и мины заграждения. Надводных кораблей, способных действовать против КБФ, у гитлеровцев было мало, а использование их в бою грозило серьезными потерями. Многочисленные подводные лодки, которыми в это время они располагали, вели борьбу на океанских коммуникациях; кроме того, немецко-фашистское командование сознавало, что в условиях Финского залива одними подводными лодками задачу блокады выполнить трудно. Наиболее реальными силами и средствами для решения этой задачи, как [78] признавали сами немцы, являлись авиация и мины заграждения{70}. Однако решающих результатов можно было добиться лишь при массовом минировании Финского залива на всю его глубину и при использовании очень крупных сил не только бомбардировочной, но и миноносной и торпедоносной авиации.

Признавая значение мин, немецко-фашистское и финское командование к 23 августа дополнительно осуществило в средней части Финского залива 19 минных постановок с надводных минных заградителей (средних и малых) и катеров{71}. Эти постановки сыграли значительную роль в противодействии прорыву основных сил КБФ из Таллина, но они не могли решить задачу полностью. Решающую роль в создавшихся условиях могли сыграть маневренные минные постановки немецкой авиацией на пути советских кораблей и транспортов по всему маршруту их движения. Слабость истребительной авиации КБФ, о чем гитлеровцы знали, исключала какую-либо серьезную помеху таким постановкам. Однако немцы осуществить их в то время не могли, поскольку военно-морской флот фашистской Германии своей авиации не имел (не считая отдельных незначительных подразделений).

Недооценка руководством люфтваффе миноносной (в 1941 г. она была способна ставить лишь небольшие минные банки) и торпедоносной авиации явилась, пожалуй, основной причиной, значительно ослабившей противодействие прорыву сил КБФ. Впрочем, ошибки гитлеровцев в немалой степени повторили англичане, не сумевшие воспретить прорыв немецких линейных кораблей «Шарнгорст», «Гнейзенау» и крейсера «Принц Ойген» через Канал в феврале 1942 г.

Немецко-фашистское командование, как уже отмечалось, опасаясь потерь при форсировании минно-артиллерийской позиции Ханко — Осмуссар, не решилось, а точнее, не собиралось использовать свои артиллерийские корабли и эскадренные миноносцы для нанесения удара КБФ при его выходе из Таллина. Подтверждением этому служит запоздалое сформирование им так называемого «Балтийского флота» (линейный корабль «Тирпиц», тяжелый крейсер «Адмирал Шеер», легкие крейсера «Кельн» и «Нюрнберг», 3 эскадренных миноносца типа «Z», 5 миноносцев других типов и флотилия торпедных катеров){72}. Даже после оставления нами Таллина и во время боев за острова Рижского залива этот флот оставался в Аландских шхерах с задачей перехватить боевое ядро КБФ в случае его прорыва в шведские порты. [79]

Не использовало немецко-фашистское командование и всех возможностей двух флотилий торпедных катеров, перебазированных в Турку и Хельсинки накануне войны. Немногочисленные и разрозненные атаки этих катеров без труда отражались эскадренными миноносцами. А между тем возможность маневра вдоль опушки шхер благоприятствовала их массированному использованию и нанесению повторных ударов почти на всем маршруте перехода. Некоторый успех торпедных катеров противника, атаковавших советские транспорты, объясняется слабостью или даже полным отсутствием у последних к этому моменту походного охранения. Бездействовали финские броненосцы береговой обороны.

Оборона Таллина имела важное значение в ходе оборонительного сражения в Прибалтике. Оттянув на себя крупные силы противника, она способствовала срыву его наступления на Ленинград.

Краснознаменный Балтийский флот оборонял главную базу до последней возможности. В условиях воздействия артиллерии и авиации врага флот успешно эвакуировал из города большое количество сухопутных частей, тыловых служб и часть населения.

В результате беспримерного по трудностям и опасностям перехода кораблей и транспортов из Таллина в Кронштадт было сохранено боевое ядро Краснознаменного Балтийского флота. Доставленный флотом в Ленинград 10-й стрелковый корпус явился значительным пополнением сил обороны города.

Оборона военно-морской базы Ханко вошла в историю советского военно-морского искусства как пример героической и умелой борьбы в шхерно-островном районе. Вместе с ней вошли в историю военно-морского искусства не менее героические и не менее искусные действия сил Краснознаменного Балтийского флота по эвакуации гарнизона этой базы.

С началом войны перед военно-морской базой Ханко (командир базы генерал-майор С. И. Кабанов, военком бригадный комиссар А. Л. Расскин) была поставлена задача обороны северного фланга Центральной минно-артиллерийской позиции и самой базы с суши, моря и воздуха{73}. Для отражения морского и воздушного десанта территория базы была разбита на два боевых участка, контролируемых маневренными группами сухопутных войск{74}.

Сухопутную оборону базы составляли система заграждений на границе арендованной зоны, два оборудованных оборонительных рубежа и два рубежа непосредственной обороны [80] самого города Ханко, один из которых был обращен фронтом к морю и фактически являлся рубежом противодесантной обороны. Размеры территории базы исключали возможность достижения достаточной глубины всей оборонительной системы, но позволяли создать значительную плотность обороны.

На полуострове к началу войны находилась 8-я стрелковая бригада, усиленная артиллерийским полком, зенитным артиллерийским дивизионом, танковым и саперным батальонами, а также батальоном связи.

Сектор береговой обороны располагал несколькими железнодорожными и стационарными батареями с орудиями калибром от 305 до 45 мм. Противовоздушная оборона базы состояла из 12 76-мм батарей и авиаэскадрильи (11 самолетов И-156 и И-15). В охране водного района базы имелось 3 сторожевых катера «МО-4» и несколько малых катеров. Общая численность гарнизона базы составляла 25300 человек{75}.

В финском плане войны, согласованном с планом «Барбаросса», захват Ханко рассматривался как особая задача финских вооруженных сил, для выполнения которой была создана ударная группа «Ханко», состоявшая из 17-й финской пехотной дивизии с частями усиления и сильной артиллерийской группировки с орудиями калибром до 305 мм (всего 103 орудия){76}.

Финская авиация сама по себе не представляла серьезной угрозы, но наличие в Финляндии большого количества аэродромов и посадочных площадок создавало возможность широкого использования против базы немецких самолетов. Само собой разумеется, из глубины шхер и на опушке их могли действовать финские канонерские лодки и катера.

Действия против Ханко финны начали 29 июня. На следующий день они пытались прорвать оборону на перешейке (сухопутная граница базы), но были отброшены в исходное положение и понесли большие потери. В последующем, согласуя свои действия с наступлением немецко-фашистских войск на Ленинград, финны неоднократно, но так же безуспешно пытались различными способами прорвать фронт обороны Ханко, а гитлеровцы — овладеть о. Осмуссар.

Противник рассчитывал до начала зимы ослабить оборону базы, чтобы с наступлением ледостава захватить полуостров.

После ухода основных сил КБФ из Таллина в условиях приближавшегося зимнего периода Центральная минно-артиллерийская позиция теряла свое прежнее оперативное значение. [81] Надвигавшийся ледостав мог сделать сухопутный фронт обороны Ханко круговым. Для организации обороны его база не имела достаточных сил и средств.

Все это, вместе взятое, а также нецелесообразность обороны в сложившейся обстановке устья Финского залива предопределило решение Ставки Верховного Главнокомандующего об эвакуации гарнизона Ханко{77}.

Оборона военно-морской базы Ханко характерна некоторыми особенностями. Быстрая ликвидация военно-морской базы Ханко предусматривалась планом стратегического развертывания противника, так как она, препятствуя сквозным сообщениям в Финском заливе, заставляла дробить и без того незначительные военно-морские силы Финляндии на две части. К тому же база оттягивала на себя значительное количество сухопутных частей. С момента организации на протяжении всего существования базы противник угрожал ей с севера, северо-востока и северо-запада. Именно это и послужило причиной заблаговременного оборудования сухопутного фронта обороны Ханко, что не было сделано ни у одной из других передовых баз.

Относительно ровная, местами лесистая местность позволяла противнику средствами оптического наблюдения с наблюдательных вышек и постов непрерывно просматривать территорию базы на значительную глубину.

Географические и навигационно-гидрографические особенности района военно-морской базы Ханко определили и формы ее обороны, свойственные шхерно-островной позиции. Увеличение глубины обороны шхерных флангов такой позиции было достигнуто захватом группы островов к востоку и северо-западу от Ханко (всего 19 островов). В меру возможностей путем постановки минных заграждений был стеснен маневр неприятельских кораблей на шхерных фарватерах. Все это помешало финнам использовать несомненные преимущества, обусловленные характером шхерного района. Потратив время на неудачные попытки штурмом овладеть наиболее устойчивой сухопутной позицией базы, они упустили иные возможности и позволили советским морякам захватить инициативу на наиболее уязвимых шхерных флангах обороны. Подрыв на советском минном заграждении финского броненосца береговой обороны «Ильмаринен» заставил противника остерегаться огневого воздействия на береговые батареи базы со стороны шхер.

Обороне Ханко благоприятствовало сохранение на полуострове аэродрома. Даже относительно небольшое число самолетов-истребителей и разведчиков, которыми располагало [82] командование военно-морской базы, в значительной степени способствовало успешности стрельбы береговой артиллерии, высадкам десантов на острова и отражению самолетов противника.

Исключительная роль принадлежала береговой артиллерии, которая, по существу, являлась основой обороны военно-морской базы. Надводные силы, базировавшиеся на Ханко, выполняли задачи, связанные с повседневной боевой деятельностью в пределах границ базы.

Все эти обстоятельства и высокий боевой дух защитников Ханко благоприятствовали активным действиям сил обороны. Они сумели вырвать инициативу из рук противника и продолжительное время удерживали ее.

После неудачных попыток наступления командование финской ударной группы «Ханко» убедилось, что имевшимися в его распоряжении силами оно не сможет захватить советскую военно-морскую базу. Обстановка, складывавшаяся под Ленинградом и на Севере, не позволяла ему рассчитывать на подкрепление. Борьба за Ханко приняла позиционный характер для финнов, которые в течение предвоенного двадцатилетия готовились к активным действиям в шхерных районах. Овладение Ханко оказалось не такой простой задачей, как это предполагало финское командование.

Воздавая должное успешным активным действиям гарнизона Ханко, нельзя не сказать о неудачной высадке десанта на о. Бенгшер, которая привела к гибели десанта, разрушению маяка, служившего удобным ориентиром для советских кораблей, и имела отрицательные последствия для обороны базы. По-видимому, успешные высадки предшествовавших десантов послужили причиной недооценки сил и возможностей противника. Близлежащие к Бенгшеру острова оказались вне воздействия сил военно-морской базы Ханко, тогда как противник использовал их для блокирования и уничтожения высаженного десанта.

Некоторая недооценка значения миноносной авиации для постановки активных минных заграждений в шхерных районах, существовавшая у нас в 30-х годах, с одной стороны, и вынужденное использование авиации КБФ на сухопутных направлениях — с другой, помешали реализации потенциальных возможностей надежно засорить минами шхерные фарватеры и узлы. Такое засорение (преимущественно против малых кораблей) могло предельно снизить активность финских военно-морских сил в Финском заливе и пресечь их минную деятельность.

В целом действия разнородных сил, оборонявших Ханко, свидетельствуют о высоком уровне боевой подготовки, отваге, самоотверженности и стойкости личного состава военно-морской базы, показавшего в исключительно трудной обстановке [83] свою беспредельную преданность социалистической Родине и Коммунистической партии. Почти полгода силы этой передовой базы вели упорную борьбу на дальних подступах к Ленинграду с моря, немало способствуя устойчивости его обороны.

Героические действия Краснознаменного Балтийского флота при эвакуации гарнизона Ханко неразрывно связаны с обороной этой базы.

В основу замысла эвакуации гарнизона и некоторых средств военно-морской базы Ханко был положен последовательный вывоз личного состава и ценных грузов. Скрытность отхода войск и доставки их средств к пунктам посадки на корабли обеспечивалась рядом маскировочных мероприятий, в том числе и мерами активной маскировки (перемежение «часов молчания» с контрбатарейной стрельбой при попытках активных действий противника). Осуществлению замысла эвакуации способствовала обстановка на сухопутном фронте обороны базы, создавшаяся со второй половины октября, когда противник оказался вынужденным перебросить часть своих сухопутных сил для усиления войск на Карельском перешейке.

Менее благоприятно складывалась обстановка на море, где противник, используя свои возможности, безнаказанно производил минные постановки в средней части Финского залива (в западной части Гогландского плеса и в районе Юминда), наращивая прежние и выставляя новые заграждения с малых надводных заградителей и катеров. Широкие возможности, которыми в то время располагал противник в Финском заливе, позволяют утверждать, что минная опасность в этом районе, учитывая его навигационные и гидрографические особенности, была наибольшей за все время Великой Отечественной и второй мировой войн.

Однако не только минная опасность определяла исключительную сложность обстановки на море. Организуя эвакуацию гарнизона Ханко, Военному совету КБФ приходилось серьезно считаться с береговой артиллерией противника, которая имела возможность обстреливать корабли на нескольких участках возможных маршрутов при переходе от Ханко до о. Гогланд. Не менее серьезную угрозу советским кораблям и транспортам представляла и немецкая авиация. Ночью опасность противодействия береговой артиллерии и авиации уменьшалась, но возрастала минная угроза, вследствие трудностей ночного траления. Природные и навигационно-гидрографические особенности района перехода, наступивший период штормовой погоды и появление в заливе льда также усложняли обстановку на море.

Все эти неблагоприятные факторы, а также крайне ограниченное число транспортов и полное отсутствие сколь-нибудь [84] современных десантнотранспортных средств или хотя бы быстроходных транспортов малого тоннажа резко затрудняли осуществление эвакуации. Однако задача эта была решена, и трудности, которые пришлось преодолевать, выполняя ее, делают операцию эвакуации военно-морской базы Ханко одним из примечательных боевых событий на море, заслуживающих особого места в истории советского военно-морского искусства.

Одна из характерных особенностей этой операции состояла в том, что войсковые перевозки морем осуществлялись преимущественно на боевых кораблях. Закономерность такой формы войсковых перевозок в сложных условиях, предусматривавшаяся советскими военно-морскими теоретиками в предвоенные годы, подтвердилась. Вместе с тем опыт эвакуации гарнизона Ханко показал необходимость иметь в составе Краснознаменного Балтийского флота специальные десантно-транспортные корабли, построенные для действий в тесных и мелководных районах.

Другой особенностью этой операции являлось вынужденное повторение переходов конвоев, которое скрыть было невозможно. Это обстоятельство влекло за собой ряд последствий, и прежде всего дальнейшее увеличение минной опасности, поскольку противник ставил дополнительные минные банки на выявленных им маршрутах движения конвоев. Между тем некоторые конвои, в особенности первые, хотя промежутки времени между ними составляли около десяти суток, двигались почти одинаковыми маршрутами.

Третья особенность операции по эвакуации гарнизона Ханко, не имевшей прецедента в истории военно-морского искусства, состояла в переходе последних конвоев в ледовых условиях под проводкой ледокола «Ермак». Практически это еще более усиливало минную опасность, так как ледовая обстановка исключала противоминное охранение, затрудняла маневр для уклонения от воздушных атак, равно как и противоартиллерийский зигзаг. На переходах морем от мин, навигационных и других причин конвои потеряли несколько боевых кораблей, транспортов и разных катеров. Погибло 4987 человек, не считая личного состава экипажей погибших и поврежденных кораблей{78}. Можно было бы ожидать более интенсивных и энергичных ударов противника с воздуха, но, как свидетельствует один из зарубежных авторов, «германо-финская сторона, по-видимому, недооценивала русских»{79}.

Объективно оценивая эти потери, конечно, нельзя не признать, что они были большими, но условия, в которых протекали [85] переходы конвоев, могли повлечь еще более крупные потери.

Успешному проведению операции способствовали серьезные просчеты командования противника, не допускавшего, видимо, и мысли о возможности эвакуации гарнизона Ханко морем в обстановке, сложившейся в то время в Финском заливе.

Оборона Одессы, продолжавшаяся почти два с половиной месяца, вписала ряд ярких страниц в историю Великой Отечественной войны и обогатила советское военно-морское искусство.

Отход во второй половине июля 1941 г. советских войск за Днестр, дальнейшее отступление их в начале августа, прорыв немецко-фашистских войск севернее Тирасполя создали непосредственную угрозу Одесской военно-морской базе со стороны суши. 4 августа Народный комиссар Военно-Морского Флота приказал командованию Черноморского флота организовать ее оборону с сухопутного направления, а на следующий день Ставка Верховного Главнокомандования предписала:

«Одессу не сдавать и оборонять до последней возможности, привлекая к делу Черноморский флот»{80}.

19 августа был создан Одесский оборонительный район во главе с командиром Одесской военно-морской базы контр-адмиралом Г. В. Жуковым. В состав района вошли силы Одесской военно-морской базы и Приморская армия (25-я и 95-я стрелковые дивизии, ранее входившие в 9-ю армию, 1-я кавалерийская дивизия и незначительные части усиления). Командующий этой армией генерал-лейтенант Г. П. Сафонов был назначен заместителем командующего Одесским оборонительным районом{81}.

Оборона Одессы с моря осуществлялась 42-м и 44-м отдельными артиллерийскими дивизионами береговой обороны, располагавшими 54 орудиями калибром от 203 до 45мм. На ближних подходах к Одессе с моря в начале войны было поставлено оборонительное минное заграждение. Силы базы несли службу базового дозора, вели поиск подводных лодок и воздушную разведку.

Для поддержки сухопутных войск был сформирован отряд кораблей Северо-Западного района.

С воздуха Одессу прикрывали зенитная артиллерия флота и Приморской армии, авиация этой армии (около 20 самолетов) и истребительный авиационный полк ВВС Черноморского флота (40 самолетов).

К 19 августа под Одессой было подготовлено три оборонительных рубежа. Первый находился в 20-25 км от [86] города, второй — главный — в 15 км от Одессы и третий — тыловой — был создан почти у городской черты. Весь сухопутный фронт обороны Одессы разделялся на три оборонительных сектора: восточный, западный и южный{82}.

Строительство оборонительных рубежей явно отставало от развития обстановки. Оборудование передового рубежа вчерне завершилось лишь с началом обороны, причем готовность его по некоторым видам работ была в пределах 40%. Удаление передового рубежа от Одессы обеспечивало город и порт от обстрела дивизионной и корпусной артиллерии противника. 25-я стрелковая дивизия Приморской армии занимала оборону на фронте около 25 км, 95-я — на фронте 20 км. На 1 км фронта приходилось 5-6 орудий. Благодаря использованию в целях сухопутной обороны береговой и корабельной артиллерии плотность огневой системы обороны на важнейших направлениях удалось довести до 50 орудий среднего и малого калибра на 1 км фронта. Командовал всей артиллерией один артиллерийский начальник — командующий артиллерией Одесского оборонительного района.

13 августа войска 4-й румынской армии, выделенной для захвата Одессы, вышли к побережью Черного моря в районе Сычавки, завершив тем самым охват города с суши. 15 августа они предприняли первую попытку наступления на Одессу в направлении Сычавки и Булдинки, но она закончилась безуспешно. Через три дня румынские войска развернули наступление по всему сухопутному фронту и в результате трехдневных ожесточенных боев к 20 августа вышли в район Карсталь, Выгода. В дальнейшем противник сумел несколько продвинуться и, заняв Гильдендорф и Александровку, стал с 27 августа обстреливать своей корпусной и армейской артиллерией город, порт и подходы к последнему с моря.

Получив подкрепления, противник 12 сентября нацелил свой главный удар на Дальник. Выход врага в район между населенными пунктами Гросс-Либенталь и Клейн-Либенталь, а также к западному берегу Сухого лимана создал прямую угрозу морским перевозкам в Одессу и, кроме того, увеличивал возможности обстрела города.

22 сентября 421-я и 157-я стрелковые дивизии и морской десант (3-й полк морской пехоты), поддержанные авиацией и огнем корабельной и береговой артиллерии, нанесли контрудар с целью окружения и уничтожения левофланговой группировки противника в районе Дофиновка, Александрова. Высадкой морского десанта у Григорьевки предполагалось развить наступление в общем направлении на Свердлово. [87]

В результате контрудара противник оказался вынужденным перейти в конце сентября к обороне на всем фронте под Одессой. Однако ситуация, сложившаяся к этому времени на южном крыле советско-германского фронта, была такова, что дальнейшее удержание военно-морской базы становилось все менее целесообразным. 30 сентября Ставка Верховного Главнокомандования приняла решение об эвакуации Одесского оборонительного района, которая и была проведена 1-16 октября 1941 г.

Оборона Одессы, начавшаяся примерно одновременно с обороной Таллина, имела некоторые отличительные особенности. К ним прежде всего следует отнести несравнимо более благоприятные условия морских сообщений Одессы с другими черноморскими базами и более широкие возможности использования авиации. Первое обстоятельство, непосредственно связанное с характером черноморского театра и составом военно-морских сил противника, позволило в течение всей обороны вести войсковые и грузовые перевозки морем в интересах оборонявшихся войск и активно действовать на вражеских флангах надводными силами, выполнявшими задачи не только артиллерийской поддержки и высадки морского десанта, но и огневого нападения с моря на уязвимые пункты неприятельского расположения.

Запаздывание руководства люфтваффе в создании достаточного запаса авиационных неконтактных мин в значительной мере сказалось на результатах действий вражеской авиации на морских коммуникациях. Между тем северо-западный район Черного моря благоприятствовал использованию минного оружия.

Отсутствие у противника сколь-нибудь значительных надводных и подводных сил для минных постановок, которые могли бы блокировать Одессу с моря, естественно, заставило переложить эту задачу на немецкую авиацию. 14 сентября она пыталась «заминировать» Одесский порт и выход из него, сбросив 15 мин, из которых только 5 упало в воду. Столь ничтожная по масштабу постановка мин с воздуха в известной мере характеризует взгляды немецкого воздушного и морского командования на минные постановки авиацией, которыми в большинстве случаев гитлеровское командование стремилось напугать противника, а не создать для него массированную минную преграду.

Немецкая авиация не смогла стеснить действия надводных сил советского Черноморского флота.

Более широкие возможности использования нашей авиации при обороне Одессы, особенно до оставления советскими войсками Николаева и Очакова, объяснялись тем, что под Одессой и в Таврии имелось И сухопутных и 4 морских аэродрома. [88] Один из морских аэродромов был оборудован на Хаджибеевском лимане.

Относительная близость аэродромов, на которые могли базироваться бомбардировочная и штурмовая авиация в начальный период обороны Одессы, благоприятствовала использованию ее в интересах оборонявшихся войск. После оставления Николаева и Очакова трудности в использовании ударной авиации возросли. Раздельное базирование бомбардировочной авиации (на аэродромы крымского узла) и прикрывавших ее истребителей, конечно, сильно затрудняло организацию тактического взаимодействия, вызывало исключительное напряжение незначительного количества истребителей, находившихся в Одессе.

Весьма важным обстоятельством, способствовавшим использованию самолетов одесской авиагруппы до эвакуации Одессы, являлось быстрое оборудование нового аэродрома, после того как Школьный аэродром, на который она ранее базировалась, оказался под огнем артиллерии противника.

Типовыми задачами, выполнявшимися авиацией Черноморского флота при обороне Одессы, являлись удары по скоплениям живой силы и техники противника, прикрытие базы и морских сообщений с воздуха, непосредственная поддержка сухопутных войск ударами по вражеским танкам и мотопехоте, разведка на морском и сухопутном направлениях.

Использованию авиации Черноморского флота в интересах обороны базы благоприятствовало то, что с 22 августа руководство ее действиями осуществлял один начальник — заместитель командующего ВВС флота генерал-майор В. В. Ермаченков, находившийся на командном пункте в районе Красной Знаменки{83}.

При оценке значимости авиации при обороне Одессы следует особенно выделить ее роль в защите базы от ударов с воздуха. Несмотря на недостаточное количество истребителей, защита базы от ударов с воздуха обеспечивалась ими до конца обороны. Достаточно сказать, что самолеты одесской авиагруппы с 23 августа по 15 октября 1941 г. сделали 3780 самолето-вылетов{84}, большинство которых приходится на долю истребительной авиации.

Особенно напряженными были действия истребительной авиации Одесского оборонительного района в период проведения погрузочно-разгрузочных работ в порту. Их успех прямо зависел от того, как надежно прикрывали порт самолеты-истребители и зенитная артиллерия (73-й зенитный артиллерийский [89] полк, 16-й и 53-й зенитные артиллерийские дивизионы, пулеметный и прожекторный батальоны).

Сеть постов ВНОС поначалу была удалена от Одессы примерно до 30 миль (морской сектор). Напряжение истребительной авиации Одесского оборонительного района увеличивалось и тем обстоятельством, что ей приходилось обеспечивать вход и выход прибывавших и выходивших конвоев и одиночных транспортов, прикрывать их при движении в светлое время суток. Задача эта решалась патрулированием в воздухе одной или двумя парами истребителей (в последнем случае первая пара на высоте 500-600 м, вторая — на высоте 1000-1500 м). Такого количества истребителей для обеспечения даже средних по величине конвоев оказалось явно недостаточно, но иного выхода не было. Характерно в этой обстановке приказание командирам самолетов-истребителей не увлекаться погоней за уходящими самолетами врага, которые могли специально отвлекать советские истребители.

Весьма высокой оценки заслуживают действия зенитной артиллерии, батареям которой в наиболее трудные дни и недели обороны приходилось находиться в немедленной боевой готовности по 17 часов в сутки, а суточный расход боезапаса на 76,2-мм зенитную пушку достигал 78 снарядов.

К особенностям обороны Одессы следует также отнести контрудар по левому флангу врага, подготовленный командованием Одесского оборонительного района и осуществленный 22 сентября. В этом контрударе важная роль принадлежала кораблям Черноморского флота, высадившим десант в районе Григорьевки. Контрудар благоприятно сказался на эвакуации войск и значительной части населения Одессы, та» как противник не решился активно ей противодействовать.

Эвакуация обеспечивалась силой и скрытностью. В начале основное внимание уделялось скрытности, которая достигалась не только пассивной, но и активной маскировкой. Меры, осуществлявшиеся в целях обеспечения скрытности подготовки и проведения эвакуации, должны были создать у противника ложное представление об обстановке. Так, 2 октября, т. е. на второй день после начала эвакуации, войска Одесского оборонительного района начали наступление в западном и южном секторах обороны. На отдельных участках они вклинились в расположение противника на 4 км. Это создало у румын впечатление о готовящемся новом контрударе. Дальнейшие активные действия утвердили противника в предположении о намерении советского командования длительно оборонять город. Поэтому увеличение интенсивности движения советских транспортов противник расценивал как подвоз подкреплений и грузов. [90]

Однако если скрытность самого факта подготовки и проведения операции достигалась преимущественно мерами активной и пассивной маскировки, то действия по осуществлению самой эвакуации, независимо от того, как расценивал их противник, требовали обеспечения силой. Как известно, наиболее сложным этапом всякой эвакуации, равно как и обратной посадки десанта, является отрыв от противника и посадка на суда последнего эшелона и арьергарда отходящих войск. Активные действия сухопутных войск на фронте обороны дезориентировали противника об истинных их намерениях и обеспечили отход в течение ночи на 16 августа последнего эшелона, насчитывавшего 35 тыс. бойцов и офицеров. Прикрывали отход выделенные каждой дивизией арьергардные батальоны, усиленные артиллерийскими подразделениями со старой материальной частью, подлежавшей уничтожению в последний момент. Огневое прикрытие осуществляли три стационарные береговые батареи, которые также предстояло взорвать. С моря отход и посадку на транспорты последних частей обеспечивала артиллерия двух крейсеров и четырех эскадренных миноносцев. В последний момент они должны были принять на борт арьергардные батальоны и эскортировать транспорты с последним эшелоном войск в Севастополь.

Избранные огневые позиции позволяли кораблям вести огонь по всему сухопутному фронту обороны Одессы с помощью заранее размещенных наблюдательных и корректировочных постов. Наибольшая плотность огня корабельной артиллерии предусматривалась на флангах обороны, чтобы исключить попытки противника захватить Одесский порт и тем сорвать отход последнего эшелона. Заслуживает внимания решение командования Одесского оборонительного района не беспокоить противника без необходимости огнем корабельной артиллерии, так как самый факт начала стрельбы мог вызвать у него подозрение. Разрешалось ведение огня лишь в исключительных случаях — при попытках противника наступать{85}. Целесообразность этого решения была несомненной и находилась в соответствии с основой замысла действий при эвакуации — всемерного достижения ее скрытности.

Отход войск последнего эшелона и арьергардных батальонов, как и посадка-погрузка их, не встретили противодействия противника.

Вот как оценивал один из послевоенных буржуазных авторов действия советских сил при обороне Одесской военно-морской базы:

«Оборона Одессы во всех отношениях была очень удачно организована русскими. Подвозу довольствия [91] и позднее эвакуации морским путем мешала лишь немецкая авиация. Одесса месяцами сковывала большую часть румынской армии и мешала ей, таким образом, оказать помощь в их наступлении на Крым и дальше на восток. Своевременная эвакуация Одессы показала, что русские не боялись в случае необходимости проводить операции, которые могли повлиять на их престиж»{86}.

К этому можно добавить, что немецкая авиация все же не смогла предельно затруднить подвоз подкреплений и средств в осажденную Одессу, а затем и эвакуацию сил Одесского оборонительного района.

Оборона главной базы Черноморского флота — Севастополя, продолжавшаяся с 30 октября 1941 г. по 4 июля 1942 г., обогатила советскую военную историю незабываемыми подвигами личного состава кораблей, авиации, частей Черноморского флота и войск Приморской армии, внесла крупный вклад в развитие военно-морского искусства.

К началу Великой Отечественной войны Севастополь был подготовлен к отражению нападения противника с моря и с воздуха. Береговая оборона главной базы располагала развитой системой береговых батарей с орудиями калибром от 305 до 45 мм. Противовоздушная оборона Севастополя осуществлялась истребительной авиацией, 61-м зенитным артиллерийским полком и зенитно-пулеметным батальоном. Сухопутного оборонительного рубежа перед Севастополем к началу войны не было, хотя приказом Народного комиссара ВМФ от 16 декабря 1940 г. предусматривалось проведение спешных мероприятий по созданию сухопутной и противодесантной обороны Севастополя.

После проведенных Черноморским флотом и Киевским Особым военным округом в марте 1941 г. больших учений, которые выявили серьезные недостатки в обороне Севастополя с суши, Военный совет флота вынес специальное решение о строительстве оборонительного рубежа{87}. Однако до 22 июня 1941 г. был определен лишь рубеж обороны базы в 5-8 км от города. Строительство сухопутных рубежей обороны вокруг Севастополя началось по решению Военного совета Черноморского флота лишь 4 июля. В середине августа для обороны Крыма была развернута 51-я отдельная армия, состоявшая из четырех стрелковых и двух кавалерийских дивизий.

В результате ожесточенных боев немецко-фашистским войскам удалось прорвать нашу оборону, занять Перекоп и преодолеть Татарский вал. 18 октября противник возобновил наступление и 25-го прорвал позиции, на которых до [92] этого дня удалось задержаться 51-й армии. Ее части отходили на Керчь. Приморская армия после боев в районе Воронцовки отходила по бездорожью на Алушту и Ялту, чтобы затем выйти к Севастополю.

После прорыва немецко-фашистскими войсками Ишуньских позиций угроза захвата Севастополя с суши стала совершенно реальной.

Как уже отмечалось, 4 июля 1941 г. началось оборудование основного и тылового рубежей обороны Севастополя с суши. Основной рубеж проходил в 5-10 км от города, тыловой — в 2-3 км. Первый из них имел протяженность 35 км и глубину порядка 200-300 м; протяженность второго составляла 19 км. В сентябре началось строительство передового оборонительного рубежа в 12-15 км от города протяженностью около 50 км и глубиной 1,5-2 км. Затем в октябре было принято решение о создании нового передового оборонительного рубежа, выдвинутого от Севастополя на 25-30 км, но строительство его осуществить не удалось.

30 октября танки и мотопехота противника вошли в боевое соприкосновение с береговой батареей № 54, расположенной между Евпаторией и Севастополем. Началась 250-дневная оборона Севастополя.

Гарнизон Севастополя к концу октября состоял из 2-го и 3-го полков морской пехоты, батальона моряков Учебного отряда, двух батальонов курсантов Черноморского высшего военно-морского училища и Севастопольского училища береговой обороны и батальона моряков Дунайской флотилии. 30 октября в Севастополь из Новороссийска на кораблях была доставлена 8-я бригада морской пехоты.

Противник, подошедший 31 октября к передовому оборонительному рубежу, в течение 3-9 ноября безуспешно пытался овладеть Севастополем с ходу. Ему удалось лишь несколько продвинуться в направлении Черкез-Кермена и Дуванкоя. К этому времени основные силы Приморской армии вышли к городу, и благодаря этому силы его сухопутной обороны увеличились. В начале ноября был создан Севастопольский оборонительный район (СОР) во главе с командующим Черноморским флотом вице-адмиралом Ф. С. Октябрьским. Его заместителем по сухопутной обороне был назначен командующий Приморской армией генерал-майор И. Е. Петров{88}. [93]

Выход немецко-фашистских войск к передовому оборонительному рубежу Севастополя, естественно, заставил пересмотреть вопрос о возможности дальнейшего базирования здесь основных сил флота. С приближением врага увеличивалась угроза ударов по ним не только немецкой авиацией, но и дальнобойной артиллерией. Поэтому в ночь на 31 октября основное ядро эскадры Черноморского флота перешло в базы Кавказского побережья. В Севастополе для артиллерийской поддержки сухопутных войск остались два крейсера и три эскадренных миноносца. Несколько позже эти корабли, усиленные еще одним крейсером и двумя эскадренными миноносцами, образовали постоянный отряд артиллерийской поддержки, сыгравший очень важную роль при обороне Севастополя.

Севастопольский оборонительный район был разделен на четыре сектора, каждый из которых располагал выделенными войсковыми соединениями и частями, а также приданными частями береговой артиллерии главной базы.

Немецко-фашистское командование, сосредоточившее в начале ноября под Севастополем 4 пехотные дивизии с частями усиления, около 150 танков и 300-350 самолетов, утром 11 ноября начало наступление. 21 ноября, незначительно продвинувшись в глубину обороны, преимущественно в четвертом и третьем секторах, войска противника в результате тяжелых потерь оказались вынужденными прекратить наступление, так и не достигнув своей цели. На керченско-феодосийском направлении обстановка складывалась неблагоприятно, так как 51-й армии не удалось удержать Керченский полуостров, из-за чего положение Севастополя стало более сложным.

Получив значительные подкрепления, противник 17 декабря начал новое наступление, намереваясь в течение четырех дней овладеть Севастополем. Однако и на этот раз он не достиг цели. Большую роль в срыве 16-суточного наступления врага сыграла Керченско-Феодосийская десантная операция, проведенная в конце декабря 1941 г. Черноморским флотом и войсками Закавказского фронта. Эта операция вынудила противника на четыре с лишним месяца отказаться от активных действий на севастопольском направлении.

Поддерживаемые корабельной и береговой артиллерией и флотской авиацией, войска Севастопольского оборонительного района в течение января — марта значительно улучшили свои позиции, что способствовало усилению системы сухопутной обороны. К началу июня 1942 г. плотность артиллерийских и пулеметных огневых точек на сухопутном фронте обороны увеличилась больше чем в 4 раза (17 огневых точек на 1 км фронта, тогда как в декабре приходилось [94] лишь около 4 огневых точек). Корабли Черноморского флота одновременно с артиллерийской поддержкой войск СОР обеспечивали перевозки морем в интересах обороты базы.

8 мая немецко-фашистские войска начали наступление на Керченский полуостров и к 25 мая захватили его. Это поставило Севастополь в исключительно трудное положение. С 20 мая вражеская авиация и артиллерия резко увеличили свою активность в действиях против Севастополя. 7 июня противник начал новое наступление на город, направив основные усилия на участок Камышлы, Бельбек и стремясь выйти к восточной оконечности Севастопольской бухты. Несмотря на ожесточенные атаки, продолжавшиеся в течение 11 суток, противнику не удалось достигнуть желаемых результатов. Однако 18 июня он сумел прорваться к Севастопольской бухте с севера. Защитники Севастополя, поддерживаемые морской артиллерией, упорно обороняли побережье бухты и лишь 23 июня отошли на ее южный берег.

Стремясь расколоть фронт обороны, неприятель с 23-го числа и до конца июня вел ожесточенное наступление на Инкерман с северо-востока и на Новые Шули с юго-востока. В ночь на 29 июня противник под прикрытием дымовой завесы совершил переправу на южный берег бухты и безуспешно пытался высадиться на мыс Фиолент. На рассвете 29 июня гитлеровцы начали наступление на город из района Федюхинских высот и с. Новые Шули в северо-западном направлении. 30 июня им удалось прорваться к городу. Основные наземные силы обороны отошли к мысу Херсонес, где еще несколько суток вели ожесточенные бои.

Защита Севастополя дала исключительно большой опыт всех видов боевых действий Военно-Морского Флота СССР при обороне своих баз. Опыт обороны Севастополя ценен и тем, что в нем в значительной мере учитывались результаты действий по обороне морских баз в начальный период войны.

Прежде всего это нашло отражение в подготовке сухопутного фронта обороны главной базы Черноморского флота. Необходимость создания такого фронта, как отмечалось, признавалась примерно за полгода до начала войны и подтвердилась опытом учений, проведенных в апреле 1941 г. Решение командования Черноморского флота о создании рубежа сухопутной обороны, принятое уже после начала войны, на первый взгляд представляется запоздалым. Однако такое решение, как бы это ни звучало теперь парадоксально, следует считать своевременным и, несомненно, правильным. Нельзя забывать, что Военный совет Черноморского флота принял его почти на две недели раньше, чем началось строительство оборонительных рубежей перед Таллином, тогда как обстановка в Прибалтике в июле 1941 г. развивалась [95] значительно более динамично, чем на Южном фронте.

Глубина основного и тылового оборонительных рубежей оказалась совершенно недостаточной, так как она позволяла даже дивизионной артиллерии противника вести огонь по базе. Опыт Одессы заставил принять решение об увеличении глубины обороны и создании передового оборонительного рубежа в 16-17 км от базы. Между тем пушки корпусной артиллерии противника имели дальность стрельбы порядка 20 км, поэтому принятое в октябре новое решение предусматривало создание передового рубежа в 25-30 км от базы. Но это решение запоздало: противник начал свое наступление на Севастополь.

Само собой разумеется, увеличение глубины оборонительной системы базы со стороны суши требовало соответствующего увеличения количества огневых средств для создания достаточной плотности огня. Передовой и тыловой оборонительные рубежи Севастополя обеспечивались огнем береговых батарей, кроме того, Черноморский флот выделил для усиления огневой системы сухопутных оборонительных рубежей некоторое количество морских орудий калибром от 130 до 45 мм, не считая 30 орудий калибром 152-102 мм, ранее установленных на временных основаниях на перекопских и чонгарских позициях{89}.

Таким образом, решение о создании передового рубежа, удаленного на 25-30 км от базы, хотя и было принципиально правильным, но вряд ли этот рубеж мог быть своевременно обеспечен необходимым количеством орудий.

Опыт обороны Одессы был использован и в организационном отношении. Был создан Севастопольский оборонительный район. Такая организация командования оказалась вполне целесообразной и теоретически предусматривалась еще до войны. Так, например, Военно-морская академия считала, что силы, оборонявшие пункт или определенный участок побережья, должен возглавлять командующий тем родом их, который в данном случае выполняет основную задачу. При обороне Севастополя основную задачу, складывавшуюся из комплекса ударных и обеспечивающих задач, как и при обороне Одессы, выполняли силы Черноморского флота.

По существу, опыт второй мировой войны и, в особенности, Великой Отечественной войны подтвердил возникшую после русско-японской войны мысль о необходимости организации в интересах устойчивой обороны не «базы-точки», [96] а «базы-площади». Дальнейшее развитие оружия и боевой техники, прежде всего развитие авиации, подтвердило это положение. Появилась необходимость оборонять район, а не точку, подверженную массированному воздействию артиллерии и авиации противника.

По опыту обороны Одессы сухопутный фронт был разделен на четыре сектора и централизовано управление артиллерией (за исключением корабельной) в руках командующего артиллерией Приморской армии. Такая централизация управления давала возможность своевременно массировать огонь на любом направлении.

Исключительно большое влияние на устойчивость обороны Севастополя оказали его морские сообщения с Новороссийском и другими военно-морскими базами. Надежное обеспечение Черноморским флотом морских сообщений Севастополя с этими базами позволяло систематически доставлять силы и средства, необходимые для обороны{90}.

Можно считать бесспорным, что береговая и корабельная артиллерия являлась основой огневой системы Севастополя в наиболее напряженные периоды его обороны{91}.

Большая потребность в огне береговой артиллерии быстро вызвала ее перенапряжение. В наиболее трудные для обороны дни каждое орудие береговой артиллерии выпускало от 125 до 300 снарядов, что привело к быстрому изнашиванию стволов. Поэтому в дальнейшем возникла необходимость ограничений в использовании крупных и средних калибров береговой артиллерии. Стрельба из орудий крупных калибров производилась лишь с ведома коменданта береговой обороны, а из средних — начальника артиллерии береговой обороны.

Благоприятно на устойчивости обороны Севастополя, как уже отмечалось, сказалась Керченско-Феодосийская десантная операция.

Не говоря пока об ее опыте, остановимся на тактических десантах, высаженных в интересах наступления советских войск.

В начале января 1942 г. командующий Кавказским фронтом, которому к этому времени был подчинен Черноморский флот, настаивал «а высадках тактических десантов в районе Мамашай, Кача и в южной части Евпаторийского залива. Он считал, что такие десанты, являвшиеся составной частью наступательной операции советских войск в Крыму, [97] могут оказаться весьма полезными для ее развития. Несмотря на доводы командования Черноморского флота о множественности задач, возложенных на надводные силы, и нехватке боевых кораблей вследствие медленного ремонта поврежденных, задача высадки тактических десантов была оставлена в силе. Десантам надлежало действовать только по ближним тылам противника, а на второй или третий день наступления присоединяться к своим войскам{92}. Характер задач тактических десантов был почти аналогичен задачам таких десантов, осуществленных Краснознаменным Балтийским флотом осенью 1941 г. на побережье Невской губы и в феврале 1944 г. у Меррикюля. Успешность выполнения подобных частных задач при наступательных операциях на побережье всегда находилась в прямой зависимости от четырех важнейших условий: внезапности высадки, быстроты ее выполнения, устойчивости противодесантной обороны противника на участке высадки и от темпов развития фронтального наступления войск на приморском фланге.

Первая из таких высадок была произведена 5 января 1942 г. На причалы Евпаторийского порта в условиях штормовой погоды высадился батальон морской пехоты, являвшийся передовым отрядом полка морской пехоты, который предполагалось высадить в ночь на 6 января. Командующий Кавказским фронтом поставил перед десантом задачу — овладеть исходным плацдармом для наступления на Севастополь.

Во время высадки батальон понес значительные потери, но при поддержке партизан Евпаторией овладел и героически сражался с превосходящими силами врага.

Другим подразделениям полка морской пехоты высадиться в ночь на 6 января не удалось из-за сильного огневого противодействия неприятеля и штормовой (погоды. Не перешли б января в наступление, как это намечалось, войска Крымского фронта.

16 января в Судаке высадился 226-й горнострелковый полк с задачей захватить судакскую долину и пересечь дороги на Алушту, Старый Крым и Отузы, что должно было способствовать наступлению 44-й и 51-й армий. При этой высадке не было достигнуто ни одно из условий, способствующих успеху тактического десанта.

В самом деле, высадка осуществлялась немногим больше чем через две недели после завершения Керченско-Феодосийской десантной операции, т. е. в обстановке, когда внимание противника к противодесантной обороне удерживаемого им района Крымского побережья, естественно, было усилено. Больше того, поскольку в ночь на 5 января в районе Судака [98] высадилось подразделение 226-го горнострелкового полка, противник, несомненно, о высадке десанта знал. Таким образом, на оперативную внезапность высадок новых десантов рассчитывать сне приходилось. Трудно было надеяться и на тактическую внезапность высадки в Судаке 226-го горнострелкового полка, так как она предварялась 40-минутной артиллерийской подготовкой.

Как известно, внезапность требует не только скрытности начала действий, но и быстроты их выполнения. Скрытность отсутствовала, быстрота действий — тоже, ибо полк (1750 человек и 4 горные 76-мм пушки) высаживался более пяти часов. Продолжительность высадки обусловливалась нехваткой высадочных средств. Тихоходной канонерской лодке «Красный Аджаристан», достаточно быстро высадившей 580 человек и горные орудия, пришлось подойти к крейсеру «Красный Крым», на котором находилась другая половина десанта, принять ее на борт и затем снова идти к берегу для высадки. Само собой разумеется, что противнику хватило времени подтянуть подвижные резервы к участку высадки. 226-й горнострелковый полк был прижат к берегу и не смог продвинуться в глубину побережья.

В ночь на 25 января на побережье Судака был высажен 544-й горнострелковый полк для усиления 226-го горнострелкового полка, героически удерживавшего занятый им прибрежный участок. Погода неблагоприятствовала, высадка протекала медленно и не была полностью завершена{93}. Наступление 44-й и 51-й армий не получило развития, 226-й и 544-й горнострелковые полки были изолированы противником и затем уничтожены.

Таким образом, ни один из высаженных в Крыму тактических десантов не достиг цели, причем важнейшим из неблагоприятствовавших условий во всех случаях оказывалось либо запаздывание фронтального наступления, либо его неудача. Горечь потерь во время этих десантов несколько смягчалась тем, что сам факт неоднократных высадок на побережье, занятое противником, вынуждал гитлеровцев выделять значительные силы для противодесантной обороны и почти полгода держал их в большом напряжении.

Анализ опыта боевых действий при обороне Севастополя был бы далеко неполным без кратких выводов о роли авиации Черноморского флота. Как известно, развитие боевых событий на Южном фронте и в Крыму осенью 1941 г, вынудило коренным образом изменять систему базирования авиации Черноморского флота. В силу сложившейся обстановки ее аэродромная сеть отодвинулась к юго-востоку, на Кавказское [99] побережье. Это обстоятельство не могло не Отразиться на действиях авиации Черноморского флота в интересах обороны Севастополя. Значительное удаление даже передовых аэродромов от СОР, строго говоря, исключало систематическое авиационное содействие ему основными силами авиации флота. В то же время оставалась возможность мощного эпизодического содействия. Так, для отражения массированных атак противника или для ударов по крупным вражеским группировкам и важным целям вызывалась авиация с кавказских аэродромов. В частности, с 6 ноября по 16 декабря 1941 г. авиация Черноморского флота произвела 1112 самолето-вылетов, в том числе около 300 на штурмовые действия и около 400 для нанесения бомбовых ударов. В период второго вражеского наступления на Севастополь авиация Черноморского флота произвела 1090 самолето-вылетов, из них около 500 для бомбоштурмовых ударов.

Некоторая часть авиации Черноморского флота (около 100 самолетов), составившая 3-ю особую авиагруппу СОР, базировалась в районе Севастополя. Непосредственно в пределах СОР было оборудовано несколько аэродромов. Авиация, базировавшаяся на них, систематически содействовала силам СОР, выполняя ряд задач, которые в основном сводились к ведению систематической воздушной разведки в море и секторах сухопутной обороны, уничтожению живой силы и техники противника перед передним краем обороны, на ближних подступах и на дорогах к Севастополю, нанесению ударов по передовым аэродромам противника, прикрытию кораблей и наиболее важных оборонительных объектов с воздуха.

Темпы и масштабы боевых действий авиации противника на протяжении осады Севастополя с суши не всегда были одинаковы. В начале осады неприятельская авиация располагала 300-350 самолетами, которые при подготовке и проведении первого, ноябрьского, штурма действовали с максимальным напряжением преимущественно против береговых батарей и кораблей, находившихся в севастопольских бухтах или на ближних подходах к базе. Такую же активность проявляла вражеская авиация и во время второго, декабрьского, штурма Севастополя. После Керченско-Феодосийской десантной операции и возникновения в Крыму нового направления немецко-фашистская авиация значительно снизила активность своих действий против СОР.

В начале мая 1942 г. противник выделил для усиления блокады Севастополя группу из более чем 150 самолетов — бомбардировщиков, торпедоносцев и штурмовиков. Такое усиление немецкой авиации не могло не отразиться на безопасности морских сообщений с Севастополем, а также на подготовке [100] и проведении третьего штурма, когда противник мог использовать свыше 600 самолетов (из них 280-300 бомбардировщиков и около 120 истребителей){94}. В течение июня 1942 г. противник осуществил 17141 самолето-вылет бомбардировщиков на Севастополь{95}.

Немецко-фашистское командование всемерно стремилось погасить противодействие авиации СОР ударами по ее аэродромам. Так, в период июньского штурма на аэродромах СОР разорвалось около 13 тыс. артиллерийских снарядов и почти 2500 авиабомб, уничтоживших 30 и повредивших 36 самолетов{96}.

По мере усиления действий неприятельской авиации истребителям и зенитной артиллерии СОР становилось все труднее и труднее 'противодействовать ей. Борьбу с воздушной разведкой истребительная авиация вследствие своей малочисленности почти не вела. Преимущественно она отражала бомбардировочные налеты и сопровождала свои бомбардировщики и штурмовики. С воздуха база прикрывалась непрерывным патрулированием в трех зонах: Херсонесский маяк — Балаклава, Херсонесский маяк — Кача, Балаклава — Бельбек. На аэродромах в готовности № 1 находились три группы истребителей, имевших задачу отражать налет основной группы бомбардировщиков противника{97}.

Вынужденное ослабление противодействия противнику силами истребителей позволило его самолетам постепенно снизить высоту бомбометания с 5000-7000 м до 800-1000м. Превосходство противника в воздухе, начавшее с особой силой сказываться с мая 1942 г., сильно затрудняло выполнение всех видов оборонительных действий и их обеспечение.

Оборона Севастополя, продолжавшаяся 250 дней, сковывала крупную группировку немецко-фашистских и румынских сухопутных сил, что в значительной мере способствовало срыву плана германского командования по захвату Кавказа осенью 1941 г. и благоприятствовало контрнаступлению советских войск под Ростовом в ноябре 1941 г. Для овладения Севастополем немецко-фашистскому командованию пришлось сосредоточить в мае — начале июня 1942 г. свыше 11 пехотных, легких и горнострелковых дивизий, усиленных артиллерией резерва главного командования, танками и авиацией. К началу июньского штурма противник имел под Севастополем 208 батарей, т. е. в среднем примерно 24 ствола на 1 км фронта, не считая нескольких зенитно-артиллерийских полков. Однако сам» гитлеровцы признают, что, [101] пока советский военно-морской флот действовал в районе крепости, штурм ее не мог закончиться успешно. Лишь массированные наступательные действия немецкой авиации заставили советские корабли отойти, в результате чего крепость осталась изолированной{98}. Действительно, постепенное затухание артиллерийской поддержки, оказываемой кораблями эскадры Черноморского флота, и несомненное превосходство противника в воздухе сыграли решающую роль при третьем штурме Севастополя, который вряд ли удался бы противнику, если бы не было этих обстоятельств.

Оборона Севастополя лишний раз подтвердила решающее значение морального фактора во всех видах военных действий. Даже злейшие враги Советского Союза вынуждены были признать выносливость и невероятную стойкость советского солдата.

Преимущество в моральном факторе обеспечивало не только длительную устойчивость сил обороны в исключительно трудных условиях борьбы, но и применение более смелых и гибких способов действий.

Предусмотренная гитлеровским планом «Барбаросса» стратегическая цель действий в начале войны достигнута не была. Противнику удалось проникнуть на территорию Советского Союза на значительную глубину, но уничтожить основные силы Советской Армии, находившиеся западнее линии Днепр — Западная Двина, он не смог.

Не были достигнуты им в начале войны и частные стратегические цели, предусматривавшие захват Мурманска и Полярного, уничтожение Краснознаменного Балтийского флота путем овладения системой его базирования с суши и стеснение свободы действий основных сил Черноморского флота посредством засорения минами выхода из Севастополя. Не удалось и достижение поставленной несколько позже цели — захвата Крыма, чему гитлеровцы придавали огромное значение для обеспечения поставок нефти из Румынии.

Гитлеровское руководство, разрабатывая план «Барбаросса», не смогло оценить такие факторы, как прочность социалистической системы, крепость советского государственного строя, организующая и мобилизующая роль Коммунистической партии Советского Союза, морально-политическое единство народов СССР, неограниченные возможности экономики нашей страны.

Немецко-фашистское верховное главнокомандование явно переоценило значение внезапности. Могущество средств поражения и даже относительно высокая мобильность вооруженных [102] сил фашистской Германии к началу 40-х годов еще не давали оснований для быстрого достижения успеха в борьбе против СССР. Просчеты плана «Барбаросса» были обусловлены опытом легких кампаний на западе и юго-востоке Европы. Эти просчеты не замедлили сказаться в начальный период войны против СССР.

Внезапность нападения противника и динамичность развития обстановки на сухопутном фронте с первых же дней Великой Отечественной войны совершенно не соответствовали суждениям и взглядам о начальном периоде войны, существовавшим в Военно-Морском Флоте СССР. Обстановка вынуждала к коренному пересмотру их, определяла необходимость поиска форм и способов действий, соответствовавших новым задачам и условиям.

С первых же дней войны внезапно возникшая со стороны суши угроза военно-морской базе Либава (Лиепая) и быстрое распространение этой угрозы на другие западные базы Краснознаменного Балтийского флота, появление к концу июня опасности захвата с суши Мурманска сильно сказывались на деятельности Краснознаменного Балтийского и Северного флотов. В конце июля определилась угроза захвата с суши военно-морской базы Одессы.

В связи с быстрым продвижением противника на сухопутном фронте задача Военно-Морского Флота по обеспечению устойчивости приморских флангов частей Советской Армии, оборонявшихся на побережье Баренцева, Балтийского и Черного морей, приобретала исключительно важное значение. Успех выполнения этой задачи находился в прямой зависимости от степени взаимодействия флота и сухопутных войск, сущность которого заключалась в действенной помощи флота войскам со стороны моря и столь же действенной помощи сухопутных войск флоту в надежной защите его военно-морских баз со стороны суши.

Устойчивость обороны этих баз со стороны моря была вполне надежной, с воздуха — в несколько меньшей степени, главным образом из-за недостатка в истребителях типа МиГ-3, которых ВВС КБФ к началу войны имели 38, ВВС ЧФ — 16, а на Севере их не было вовсе. Со стороны суши оборона западных военно-морских баз, по существу, была совершенно необеспеченной{99}.

Характер и многообразие задач, выполнявшихся Военно-Морским Флотом при обороне военно-морских баз, ясно показывали, что эта оборона представляла собой сложную и [103] длительную операцию, осуществлявшуюся флотом совместно с войсками Советской Армии и складывавшуюся из ряда систематических и эпизодических боевых и обеспечивающих действий.

Таким образом, развитие советского военно-морского искусства по опыту обороны военно-морских баз прежде всего определялось последовательным совершенствованием форм и способов каждого из видов действий, составлявших подобную операцию. В то же время это не исключало самостоятельного развития форм и способов ведения такой операции в целом, которое характеризовалось:

— тесным взаимодействием всех сил обороны базы (сухопутных войск, флота и авиации) и родами каждого из видов вооруженных сил (морской и сухопутной артиллерии, артиллерии с пехотой и танками, авиации с кораблями и наземными силами и т. д.);

— целесообразной организацией сил и управления ими, в наибольшей мере способствовавшей такому взаимодействию и непрерывному его поддержанию (так, например, организация Одесского, Севастопольского, Новороссийского и затем Туапсинского оборонительных районов);

— единством командования силами обороны и централизованным управлением ими;

— степенью активности действий сил обороны, направленных на срыв намерений противника упреждающими ударами, на улучшение или восстановление своих позиций;

— большим удельным весом корабельной и береговой артиллерии в огневой системе сухопутной обороны баз и ее особенным значением в борьбе с дальнобойной артиллерией противника;

— степенью активности флотской и сухопутной авиации в интересах сил обороны;

— особой значимостью сохранения аэродромов, позволявших своей авиации действовать на любом направлении обороны и прикрывать базу с воздуха;

— широким использованием своих морских сообщений для подвоза в обороняемую базу войсковых усилений и доставки необходимых средств и грузов.

Тесное взаимодействие сухопутных войск с флотом при обороне военно-морских баз с суши предусматривалось всеми предвоенными важнейшими документами, регламентировавшими боевую деятельность Советских Вооруженных Сил. Однако основная направленность предвоенных взглядов на перенос военных действий с началом войны на территорию противника, естественно, отодвигала на второй план организационные вопросы взаимодействия сухопутных войск с флотом при обороне. Проведенные в 1940-1941 гг. совместные учения приморских округов и Черноморского флота, [104] а также специальные учения по противовоздушной и противодесантной обороне баз показали недостаточную подготовленность их обороны с воздуха и суши. Но результаты этих учений не стимулировали в достаточной мере разработку конкретных мероприятий, обеспечивавших своевременную организацию взаимодействия сухопутных войск и флота при обороне военно-морских баз. Начавшаяся война показала, что в составе наших баз, за исключением Ханко и с некоторой натяжкой — Либавы (Лиепая), не было сухопутных частей, выделенных специально для их обороны с суши. 10-й стрелковый корпус отошел к Таллину лишь в результате его отрыва от 8-й армии; 25-я и 95-я стрелковые дивизии, составившие ядро Приморской армии, оборонявшей Одессу, являлись левофланговыми в 9-й армии, отрезанными от ее основных сил после прорыва врага севернее Тирасполя. Таким образом, взаимодействие флота с сухопутными войсками в интересах обороны военно-морских баз практически организовывалось заново, в спешном .порядке. К чести наших флотских и сухопутных командиров, они быстро справились с этой задачей в самые трудные дни и сумели в дальнейшем совершенствовать организацию такого взаимодействия как в оперативном, так и тактическом масштабе.

При организации взаимодействия в любых масштабах с особенной определенностью сказывалась необходимость взаимозависимости действий флота, сухопутных войск и авиации. Соблюдение этого требования оказывалось нужным не только тогда, когда флоту, сухопутным войскам и авиации приходилось совместно выполнять ту или иную ударную задачу, как, например, высадку десанта или артиллерийскую поддержку, но и при выполнении задач, связанных с обеспечивающими мероприятиями. Так, в результате наступления, предпринятого в начале сентября, противник, вышедший на побережье между Аджалыкскими лиманами, получал возможность обстреливать Одессу, ее порт и корабли при входе-выходе из порта. Естественно, это усложнило артиллерийскую поддержку кораблями и затруднило движение транспортов, обеспечивавших подвоз войскам подкреплений и необходимых видов снабжения. Контрударом сил обороны 22 сентября 1941 г. район побережья между Аджалыкскими лиманами был очищен от врага.

Нарушение целесообразной взаимозависимости действий сил по каким бы то ни было причинам обычно приводило к неуспеху. С особенной ясностью это подтвердил опыт высадок тактических десантов осенью 1941 г. на побережье Невской губы и в январе 1942 г. в Крыму. Все они не достигли цели вследствие либо неудачного развития наступления сухопутных войск на приморском фланге, либо из-за несвоевременного его начала. [105]

Опыт обороны военно-морских баз, подтвердив необходимость единства командования всеми совместно действующими силами, выявил целесообразность организации оборонительных районов, возглавлявшихся командованием того рода сил, который в данном случае являлся основой обороны. Так, например, командование Одесским и Севастопольским оборонительными районами, где основу обороны составляли силы Военно-Морского Флота, осуществлялось флотскими командирами, тогда как во главе созданного в середине августа 1942 г. Новороссийского оборонительного района стоял командующий 47-й армией генерал-майор Г. П. Котов, а его заместителем по морской части являлся командующий Азовской флотилией контр-адмирал С. Г. Горшков.

Важность активности действий сил обороны, направленных на срыв намерений противника, улучшение и восстановление своих позиций, убедительно подтверждается опытом обороны Ханко, Одессы и Севастополя. Овладение силами военно-морской базы Ханко рядом островов на фланге шхер-ной позиции увеличило глубину системы ее обороны на этом направлении. В результате активизации сил Одесского оборонительного района в двадцатых числах сентября 1941 г. противник, по сути дела, потерял уверенность в успехе и начал готовиться к зимней кампании под Одессой. Действия сил Севастопольского оборонительного района после Керченско-Феодосийской операции вынудили противника свернуть свою активность с января по май 1942 г. Как показывает опыт обороны этих баз, действенным средством снижения темпов наступательных усилий противника являлись морские десанты как оперативного, так и тактического масштаба.

Устойчивость обороны военно-морских баз с суши всегда находилась в прямой зависимости от глубины и плотности системы инженерного оборудования их сухопутного фронта, насыщенности последнего огневыми средствами и минными заграждениями. Опыт обороны каждой из военно-морских баз «е только подтвердил, но и дал все основания для развития этого положения. Цифры, характеризующие глубину системы обороны Мурманска, Таллина, Одессы и Севастополя, уже приводились. Для обороны Новороссийска были созданы передовой рубеж (по левому берегу р. Кубань) в 40-50 км от города, основной рубеж — в 25-30 км и тыловой рубеж — в 10-15 км от города. Для обороны Туапсе — внешний рубеж в 20 км от базы, внутренний — в 5 км. Кроме того, в ходе боев за эти базы были созданы рубежи непосредственной обороны на окраинах города. Все рубежи были оборудованы сооружениями полевой фортификации [106] (доты предохраняли от 105-мм снарядов, дзоты — от 75-мм).

В связи с быстрым изменением обстановки эта глубина была вполне оправданной, так как инженерное оборудование сухопутных фронтов обороны военно-морских баз велось уже во время войны в условиях ограниченных средств и времени.

Вместе с тем нельзя не отметить, что даже корпусная артиллерия противника, ее говоря об артиллерии армейского и фронтового командования, располагала пушками и гаубицами большой мощности. Так, пушки и гаубицы корпусной артиллерии имели дальность стрельбы 15-20 км, а пушки и гаубицы артиллерии армейского командования — порядка 23-30 км. Как известно, под Севастополем противник использовал не только 190-мм пушки, но и гаубицы и мортиры 305-, 350- и 420-мм калибра, а также два специальных 600-мм орудия и 800-мм пушку «Дора»{100}. Эта пушка, предназначавшаяся для борьбы с долговременными фортификационными сооружениями линии Мажино, фактически имела калибр 813 мм, весила 1488 т (общий вес установки) и при начальной скорости 700 м/сек обладала дальностью стрельбы 25 км, хотя по проектному заданию она должна была стрелять на 40 км. Пушка имела бронебойный снаряд весом 6800 кг (вес взрывчатой начинки в нем — 4%) и фугасный весом около 4000кг (вес взрывчатого вещества — 14%). Для транспортировки «Доры» использовалось несколько железнодорожных установок. Доставка орудия и установка его на огневой позиции в районе Дуванкоя была вызвана неудачами двух первых штурмов Севастополя.

Однако боевое использование «Доры» не принесло ожидаемого эффекта. Тщательное изучение немцами результатов стрельбы из этой пушки заставило их прийти к выводу, что эффективность стрельбы из нее была по меньшей мере сомнительной: удалось зафиксировать лишь одно удачное попадание, якобы вызвавшее взрыв склада боеприпасов, находившегося на расстоянии 27 км. Следы падений большинства 813-мм снарядов показывали, что последние проникали в грунт на глубину 12 м{101}. Как признают сами немцы, все сверхтяжелые орудия имели больше пропагандистское, нежели боевое значение{102}. [107]

Оборонительные сооружения могли быть серьезно повреждены только при прямом попадании в них, вероятность чего была очень мала.

Опыт обороны военно-морских баз, в особенности опыт обороны Севастополя и Одессы, как и опыт обороны Ленинграда, позволяет утверждать, что искусно созданная даже средствами полевой фортификации и инженерными заграждениями система инженерного оборудования сухопутного фронта базы, а также целесообразно организованная огневая система и высокие моральные качества личного состава позволяют рассчитывать на длительную устойчивость ее обороны против превосходящих сил врага. Подтверждением этому могут служить следующие цифры: при подготовке к третьему штурму Севастополя противник сбросил на его защитников и систему оборонительных рубежей около 45 тыс. авиабомб весом 100, 250 и 1000 кг и выпустил до 126 тыс. артиллерийских снарядов крупных калибров. На избранном направлении главного удара он выпустил до 1,5 т металла на каждый квадратный метр площади участка{103}. Естественно, что такое огневое воздействие не могло оказаться безрезультатным. На оборонительных рубежах за это время было разрушено много дотов и дзотов{104}, но все же для дальнейшего преодоления глубины обороны противнику понадобилось 25 дней{105}.

При стрельбе из орудий ствольной и реактивной артиллерии окончательный вывод из строя дотов и дзотов был возможен при прямом попадании в цель относительно ограниченных размеров. Вероятность же такого попадания оказывалась незначительной. Поэтому возникла необходимость длительного огневого воздействия орудиями тех калибров, попадания одиночных снарядов которых обеспечивали вывод из строя того или иного сооружения полевой фортификации.

Опыт обороны Одессы и, главным образом, Севастополя показал, что использование против сооружений долговременной фортификации тяжелых и сверхмощных орудий относительно малоэффективно и недостаточно целесообразно в тех случаях, когда наступающий может использовать в соответствующих масштабах свою бомбардировочную авиацию, и в частности пикирующие бомбардировщики. Следует заметить, что устойчивость бронебетонных оборонительных сооружений долговременной фортификации под огнем мощных орудий лишний раз подтвердилась при операции американцев против Шербура и Бреста в 1944 г.

Боевой опыт обороны военно-морских баз с суши свидетельствовал [108] о необходимости значительного увеличения глубины каждого из оборонительных, заблаговременно подготовленных рубежей и их системы в целом. Это позволяло в наибольшей мере увеличивать устойчивость оборонительной системы и вместе с тем обеспечивать возможность использования в интересах обороны своей авиации, а также корабельной ствольной артиллерии. Конечно, увеличение глубины сухопутного фронта обороны военно-морской базы имело свои пределы. Эти пределы определялись дальностью тактического использования оружия.

Среди факторов, способствовавших устойчивости обороны всех военно-морских баз, видное место принадлежит корабельной и береговой артиллерии, выполнявшей не только задачи, связанные с артиллерийской поддержкой сухопутных войск в позиционной обороне, но и задачи огневого нападения на тылы противника или занятые им прибрежные пункты в районах, находившихся поблизости от расположения неприятельских сил, которые осаждали базу с суши.

Типовыми задачами морской артиллерии, как правило, являлись подавление живой силы и танков атакующего противника, отсечение неподвижным заградительным огнем определенных рубежей для воспрепятствования продвижению неприятельских наземных сил, борьба с неприятельской артиллерией, поражение обнаруженного в глубине вражеского расположения скопления живой силы и техники противника. Вместе с тем при активных действиях войск, оборонявших ту или иную военно-морскую базу, задачи морской артиллерии, естественно, целеустремлялись на подготовку и сопровождение их наступления.

Чисто сухопутный характер действий врага против советских военно-морских баз, по существу, исключил для береговой артиллерии выполнение основной задачи — стрельбы по неприятельским кораблям. Однако для береговых батарей Таллина и Ханко в течение почти всей обороны этих баз продолжала оставаться задача противодействия возможным попыткам прорыва противником минно-артиллерийской позиции Ханко — Осмуссар.

Превосходство немецко-фашистской авиации в воздухе на протяжении всего первого периода войны в очень большой степени усложнило для артиллерийских кораблей выполнение задач огневого содействия. Вначале это выражалось в необходимости перехода от стрельбы по береговым целям на якоре, бочке или в положении «на стопе» к стрельбе на ходу, маневрируя в ограниченном пространстве рейдов и бухт. Это обстоятельство в значительной мере снижало успешность стрельб по береговым целям. Кроме неприятельской авиации активное противодействие кораблям оказывала [109] дальнобойная артиллерия противника, с которой особенно приходилось считаться при обороне Одессы и Севастополя.

Дальнейшее увеличение в светлое время суток активности противника в воздухе и противодействие его дальнобойной артиллерии стреляющим по берегу кораблям вынудило перейти от систематической артиллерийской поддержки к эпизодической, принимавшей в основном форму огневых нападений. Вместе с тем противодействие врага вызвало увеличение количества стрельб в темное время суток. Последнее обстоятельство, связанное с трудностями наблюдения за результатами падений снарядов, резко увеличило число стрельб, проводившихся по площади, без корректировки. Так, за период обороны Севастополя корабельной артиллерией было проведено около 75% таких стрельб.

Опыт боевого применения береговой артиллерии в обороне баз с суши показал очень высокую эффективность ее огня в любых условиях обстановки. При обороне баз с суши на береговую артиллерию возлагались задачи: борьба с артиллерией противника; разрушение важных и особо прочных целей в глубине расположения противника, его опорных пунктов, узлов дорог; подавление и уничтожение скоплений неприятельской живой силы и техники; участие вместе с сухопутной артиллерией в артиллерийской контр-подготовке; участие вместе с сухопутной артиллерией в отражении наступающей вражеской пехоты и танков.

Береговые батареи сыграли важную роль в качестве опорных пунктов для оборонявшейся пехоты. Так, при втором и третьем штурме Севастополя, когда пехота под натиском превосходящих сил противника была вынуждена отойти в район береговых батарей, последние дали возможность организовать там устойчивые узлы сопротивления и приостановили или задержали дальнейшее продвижение неприятеля.

Опыт показал большое значение своевременного обнаружения подхода и развертывания осадной артиллерии противника. Для борьбы с ней привлекались наиболее дальнобойные и мощные калибры стационарной береговой артиллерии.

Железнодорожная береговая артиллерия в наибольшей мере применялась при обороне Ленинграда, во время которой она выполняла следующие задачи: борьба с дальнобойной артиллерией противника; огневое воздействие на его пути сообщения, железнодорожные узлы, аэродромы и другие важные объекты в ближнем тылу; нанесение ударов по скоплениям живой силы и техники врага. Кроме того, железнодорожная береговая артиллерия выполняла все прочие задачи артиллерийской поддержки своих войск, однако основной из них на протяжении всей обороны Ленинграда [110] оставалась борьба с неприятельской дальнобойной артиллерией.

Массированное использование противником авиации, которая вместе с артиллерией составляла основу его огневой мощи, вызвало исключительное напряжение сил и средств противовоздушной обороны военно-морских баз, необходимость рассредоточения кораблей и войск, тщательной маскировки и надежной защиты наиболее важных объектов. Возникла потребность в рассредоточенном хранении боеприпасов, топлива и других видов снабжения, запасы которых представляли особую ценность в условиях обороны.

Некоторое представление о степени воздушной угрозы могут дать следующие цифры: на военно-морские базы и объекты, находившиеся в пределах границ их ПВО, авиация противника на Северном морском театре произвела 15372, на Балтийском — 20629 и на Черном море — 37307 самолето-налетов. Цифры потерь, понесенных противником при этих налетах (на Северном морском театре — 773 самолета, на Балтике — 1214, на Черном море — 1070), позволяют утверждать, что решающей противодействующей силой оказывались истребители, на долю которых приходится 1690 неприятельских самолетов, т. е. свыше 50% от общего количества указанных выше потерь.

Опыт использования истребительной авиации при обороне военно-морских баз, изолированных с суши, показал, что действия этой авиации в интересах противовоздушной обороны возможны только при наличии подземных аэродромов.

С началом Великой Отечественной войны, а точнее даже раньше — к середине 1940 г., вскрылось некоторое отставание корабельных и наземных средств ПВО от достигнутого к этому времени уровня развития авиации. В середине 1941 г. Военно-Морской Флот располагал следующими калибрами корабельной и береговой зенитной артиллерии: 100 мм — Б-34, 76 мм — 34-К, 76 мм (Системы Лендера), 45 мм (полуавтоматы), 12,7 мм (пулеметы ДШК). Незадолго до начала войны на вооружение поступили 37-мм автоматы.

В начале войны взаимодействие зенитной артиллерии и истребительной авиации, прикрывавшей базу, осуществлялось без учета фактического соотношения этих сил ПВО. Зенитная артиллерия, опасаясь поражения своих же истребителей, не всегда своевременно открывала огонь, хотя численность самолетов-истребителей, находившихся в воздухе, ясно показывала, что их противодействие в данном конкретном случае не может оказаться эффективным.

Нормы удаления огневых позиций от объектов обороны в начале войны определялись с учетом того, что бомбардировочные удары будут производиться большими массами неприятельской авиации, с больших высот и на горизонтальном [111] полете. Фактически пришлось столкнуться с рядом последовательных атак, относительно небольшими группами самолетов-бомбардировщиков, значительную часть которых составляли пикировщики.

В основу взаимодействия самолетов-истребителей и зенитной артиллерии на втором году войны был положен принцип предоставления широкой инициативы истребительной авиации, но лишь в тех случаях, когда соотношение ее сил с силами противника обеспечивало возможность успеха. В других случаях инициатива оставалась за зенитной артиллерией.

Силы и средства ПВО баз в течение первого периода войны нанесли противнику значительный урон. Но он мог быть гораздо большим, если бы к началу войны флотская истребительная авиация располагала достаточным числом самолетов-истребителей новых типов, а зенитная артиллерия — более современными образцами орудий и приборов управления зенитным огнем. В первый период войны заметно сказывалось несовершенство средств обнаружения неприятельских самолетов и организации оповещения о них. Низкие тактико-технические данные станций радиообнаружения и малое количество постов ВНОС не обеспечивали в начале войны обнаружение противника на дальних подступах к базам. Время получения донесений хотя и позволяло привести зенитную артиллерию в готовность № 1, но оказывалось обычно недостаточным для своевременного подъема истребителей с целью ведения боя на дальних подступах к угрожаемому объекту. Разумеется, по мере сокращения глубины наблюдения в связи с уменьшением площади обороняемой зоны этот недостаток все более и более давал о себе знать,

Наконец, децентрализованное управление силами ПВО и отсутствие единого командования ими не способствовало их эффективному использованию в начале войны. Все эти недостатки к концу первого периода войны были либо вовсе устранены, либо в значительной степени уменьшены.

Взгляды на то, что военно-морские базы обычно берутся с суши, сформировались давно и были подтверждены опытом наиболее крупных войн второй половины XIX и первой половины XX столетия. Опыт обороны военно-морских баз во время Великой Отечественной войны снова подтвердил это положение, но вместе с тем выявил огромное значение их морских сообщений с другими базами и портами для увеличения устойчивости обороны при осаде с суши. Использование морских сообщений обеспечило быстрое усиление сухопутных войск, оборонявших Одессу, и питание сил оборонительного района. По существу, это позволяло рассчитывать на длительную оборону базы и Одесского оборонительного района, представляющую собой один из блестящих [112] примеров операций подобного вида. Морские сообщения Севастополя с Новороссийском и базами на Кавказском побережье до весны 1942 г. в еще большей мере обеспечили устойчивость сил Севастопольского оборонительного района. В то же время опыт обороны Таллина, Ханко и последней трети обороны Севастополя показывает, что возникновение трудностей по обеспечению безопасности морских сообщений с осажденными базами непосредственно сказывается на продолжительности их обороны. Обстановка на трассах Таллин — Кронштадт и Ханко — Кронштадт начиная с середины августа 1941 г., по существу, исключила возможность усиления гарнизонов Таллина и Ханко морским путем, так как перевозка сколь-нибудь крупных войсковых соединений и частей в условиях минной опасности, основной на этих трассах, была сопряжена с риском больших потерь. [113]