Бой стрелковой дивизии в наступлении и в обороне.
Доклад генерал-инспектора пехоты генерал-лейтенанта А. К. Смирнова

Товарищ Народный комиссар обороны, я начну свой доклад с изложения ведения оборонительного боя.

Суммируя выводы, сделанные до меня всеми основными докладчиками и выступающими товарищами в прениях по наступательной операции, должен сказать, что они заключаются в следующем.

Современные средства подавления — танки, артиллерия, авиация — дают наступающему возможность атаковать обороняющегося на всю глубину его тактической обороны, а с вводом в прорыв танковых соединений — атаковать и оперативные резервы, которые могут быть до этого на подходе к угрожаемым участкам обороны, атакованным авиацией.

В противовес этому выводу генерал армии т. Тюленев, делая доклад об оборонительной операции, выдвинул следующий вывод: чтобы противостоять наступающему, обороняющийся должен построить свою оборону звг глубину включительно до зоны маневров армейскими резервами. Оборона должна быть активной. Ее целью является разгром наступающего.

Правда, т. Тюленев не ответил на вопрос, где должен быть разбит наступающий. Но, судя по оборудованности зоны армейских резервов, подводу туда крупных противотанковых и механизированных соединений, противник, развивающий свой тактический успех, по-моему, должен застопорить свой удар где-то на второй тыловой полосе — полосе корпусных резервов, куда подведены и армейские резервы, а входящие механизированные соединения наступающего должны подвергнуться здесь же, за этой полосой, ударам противотанковой обороны, расстраивающей его боевые порядки, и тогда боевые порядки наступающего должны попасть под сокрушительные удары армейских резервов.

Тактика в свое время учила, что наступающий должен быть разбит еще до подхода к переднему краю, а если ему удастся ворваться в глубину обороны, то должен быть уничтожен в глубине обороны. Полевой устав 1936 г. предусматривал, что современная атака — это атака массы танков, артиллерии, авиации и что она [оборона] должна быть глубокой и должна быть противотанковой.

Исходя из этих выводов, сделанных по наступательной и оборонительной операциям, и существующей тактики ведения боя, я ставлю своей задачей ответить на прямой вопрос, как я представляю ведение оборонительного боя, подлежат ли ревизии тактические положения, изложенные в наших уставах, как должны строиться боевые порядки обороняющегося, каково тактическое взаимодействие первых и вторых эшелонов обороны. Однако задачи обороны я формулирую несколько иначе, чем это приведено в докладе т. Тюленева, а именно, обороняющийся не должен пропустить превосходящие силы наступающего туда, куда он устремляется, нанести ему потери, чтобы, создав благоприятные условия, самому перейти в наступление. Под этими благоприятными условиями я подразумеваю истощение противника до равенства сторон [в силах] или [достижение] небольшого преимущества. Тогда, создав хотя бы на одном из участков обороны превосходство, уже можно перейти в частное контрнаступление, даже не дожидаясь и общего наступления.

Исходя из этих задач, перехожу к рассмотрению ведения боя по элементам обороны.

Предполье

Указание о том, как вести бой в предполье и для наступающих и для обороняющихся дано Народным комиссаром на осенних тактических учениях. Для обороняющихся, эти указания заключаются в том, чтобы измотать наступающего противника, нанести ему потери, расстроить организованность его подхода к главной полосе обороны. [302]

Определена на осенних тактических учениях и тактика ведения боя в предполье обороняющимися. Это бой мелких подразделений, отделений, взводов на широком фронте, изнуряющих и изматывающих противника при преодолении им полосы заграждения, действующих смело, хитро, сочетающих расстройство противника огнем с внезапными засадами, внезапными нападениями.

Нет необходимости развивать этот вопрос. Задачи сейчас заключаются только в том, чтобы научить войска в духе этих указаний вести бой.

Я останавливаюсь на этом вопросе для того, чтобы примерно подсчитать, сколько сил и средств нужно выделить для боя в предполье, чтобы в интересах всей дивизии выполнить задачу.

Когда прямо ставишь этот вопрос, то на него прямого ответа не находишь. Обычно отвечают так, сил нужно выделить в предполье поменьше, ибо всякий лишний батальон, выделенный в предполье, уже связан с опасностью разгрома по частям обороняющихся. Сколько же наша дивизия может выделить в предполье батальонов? Я беру глубину обороняющейся дивизии 8 км{231}, исходя из следующих соображений: при такой ширине фронта обороняющейся дивизии безусловно возможно централизованное управление артиллерийским огнем. Плотность противотанкового и плотность пехотного огня вполне достаточна для того, чтобы отразить атаку противника на главном направлении удара.

Кроме того, когда я буду переходить к изложению вопроса наступления стрелковой дивизии на противную сторону, я беру для измерения также 8 км фронта.

Наш батальон на фронте четырех километров обороны может дать 56 огневых пулеметных точек, не считая стрелков, не считая нового современного оружия — минометов, т. е., если мысленно представить, что эти 56 огневых точек на фронте четырех километров растянуть в одну линию, то это значит, что при относительно прямой линии расстояние между ними будет 70 — 80 м.

Нас ни с какой стороны это не удовлетворяет: во-первых, не удовлетворяет требованиям защиты от артиллерийского огня; во-вторых, с точки зрения тактической не выдерживает критики, потому что такая линейность легко бы перерывалась. Кроме того, если представить, что все заграждения вытянуть, то получится линия заграждений, [расположенная] параллельно фронту нашей обороны, что также неправильно.

Беру половину этих огневых точек — 27 точек. Тогда с точки зрения артиллерийского огня получается как-будто достаточный промежуток между огневыми точками — до 160 м, а с точки зрения тактики опять-таки получаются две линии. Это невыгодно. Нужно, обороняя заграждения, создавать глубину, потому что, как указывал т. Народный комиссар, в предполье бои носят [затяжной] характер только до того момента, пока противник не изготовится для удара. Затем нужно отскакивать. Поэтому я выдвигаю еще одну треть сил в глубину оборонительной полосы, т. е. [создаю] второй эшелон рот и второй эшелон батальона. Что тогда получается? Получается, что наш взвод, примерно, располагается на фронте до километра, это значит у него 4 огневые точки, и если бы мы перешли на деление нашего отделения на два звена, то можно было бы иметь много маленьких точек, которые в своем составе имеют и автоматические ружья, и пистолеты-пулеметы. Кроме того, взвод в предполье будет иметь два станковых пулемета и поддерживаться как артиллерийским огнем, так и минометным.

Я считаю, что в предполье [на фронте] до километра мы можем допустить расположение нашего взвода, обороняющего заграждения. Дальше этого предела расширение по фронту будет не в интересах обороны этих заграждений. Поэтому на фронте до 4 км (при местности среднепересеченной) допустимо иметь две роты и нужно питать эти две роты. Эшелоны рот и батальона, располагаясь в глубине, пропускают через себя ускользающие из-под удара [противника] части. Таким образом, [на среднепересеченной местности] нормально можно иметь до двух батальонов. [303] На местности благоприятной, имеющей ряд удобных, труднодоступных районов, к тому же, учитывая, что в предполье будет работать полковая и дивизионная разведка, можно ограничиться [силами] до батальона.

Таким образом получается: [по тому] как мы организуем оборону (как показано на этой схеме){232}, на участке полка (резерв дивизионный) двух батальонов к моменту драки в предполье не будет. Эти два батальона вернутся после того, как закончат свою боевую работу. В каком состоянии вернется пехотная часть, в каком состоянии вернется артиллерия (а артиллерия нужна хотя бы [в составе] одного дивизиона из расчета батарея — на участок или две-три батареи — на один батальон) — заранее определить трудно. Но во всяком случае полной ударной группы дивизии — полка мы иметь не будем. Какие потери понесут обороняющие предполье — трудно определить; это будет зависеть от нашего искусства драться, но все же, если мы понесем 50 процентов потерь, значит будем иметь в ударной группе дивизии по старой схеме до двух батальонов. Что может противопоставить в предполье нам противник? Авангарды с артиллерией и танками, возможно и авиацию (как исключение), потому что я считаю, что в предполье авиация для себя против этих мелких целей не будет находить соответствующих объектов. Если она будет вести борьбу в предполье против наших мелких частей, то этим самым авиация себя только изнурит.

Что же может быть противопоставлено нашим двум батальонам в предполье? Я считаю, как минимум со стороны противника — три батальона. Я умышленно беру заниженную цифру, потому что вся практика наших учений показывает, что 2 км [фронта] наступления для батальона в предполье является предельной нормой.

Но я беру выдержанного, стойкого противника, прекрасную разведку, умеющую отлично драться, и кроме того, чтобы мне не сделали упрек в том, что к переднему краю обороны докладчик к нужному ему времени один батальончик противника притащил насильно за волосы, то я беру как минимум 3 батальона.

Как может развиваться этот бой? Эти 3 батальона нужно питать. Безусловно, они будут нести потери. По принципу обороны предполья, по указаниям Наркома мы видим, что поддержка артиллерийского огня будет усиливаться по мере приближения к главной полосе обороны, а следовательно, противник будет нести потери большие, чем у обороняющего предполье.

Таким образом, наши два батальона до главной полосы обороны могли (примерно) развернуть до двух полков. Эти полки понесут в какой-то степени те или другие потери, но, дойдя до оборонительной полосы, до боевого охранения (по старой схеме), перед нашими батальонами стоит перспектива — или уйти за это боевое охранение, так как их ожидает командир дивизии в ударной группе, или остаться на позиции боевбго охранения и принять бой.

В этом отношении, я считаю, в тактике этот вопрос неясным и нерешенным.

Обороняя предполье, два батальона развернули 4,5 — 5 батальонов противника, которые на позиции боевого охранения имеют перед собой жидкие части. А в нашей практике укоренился взгляд, что боевое охранение не остановит авангарда противника, а дает только сигнал о приближении противника к главной полосе обороны.

Задачи для боевого охранения в наших уставах поставлены неконкретно, задачи слишком большие. Какие же задачи? С одной стороны, предупредить оборону о необходимости повышения ее готовности, с другой стороны, ввести противника в обман в отношении своего переднего края. И это должен выполнить взвод на фронте 2-х км и с большой глубиной.

Делается сейчас попытка в нашем новом проекте Боевого устава отразить, что можно усиливать боевое охранение. Я лично держусь такой точки зрения (которую отразил на этой схеме), что позиция боевого охранения отжила свой век. Там, где мы располагаем позицию боевого охранения, примыкающую к главной полосе нашей обороны, она должна явиться первой позицией обороны или первым эшелоном. [304] На этой позиции мы должны противника, уже измотанного предыдущими боями, принять перед главной полосой обороны или, вернее, перед главным рубежом нашей обороны и здесь его достаточно растрепать.

Я преследую в этом и утилитарную цель. Ведь приходится, когда организуешь оборону, брать какого-то иностранного противника. Меня, как тактика, интересует вопрос, чтобы на подступах той позиции, которую я избрал для основательной драки, иметь такую перспективу, чтобы разбить у наступающего хотя бы одну треть сил.

Если я себе не поставлю такую задачу (разбить 1/3 сил противника), если я не придам тактического значения последней зоне предполья, опирающейся на артиллерийский огонь, и, кроме того, в порядке последовательности укрепленной лучше в инженерном отношении, то в этом случае я не получу перспективы боя.

Если нет этой возможности, если эта перспектива открыто передо мной не стоит, тогда зачем мне нужно было и огород городить, зачем мне нужно было драться в предполье? Тогда мои два батальона фактически выполнили роль передовых отрядов, а по ее выполнении отошли к ударной группе дивизии.

Почему я не за усиление до полутора рот боевого охранения, как предлагает проект Боевого устава пехоты, ч. 2. Потому, что оборона на первой полосе должна быть организована теми полками, для которых мною, как командиром дивизии, выбран главный рубеж в глубине. Здесь организуется оборона, прочная, оборона противотанковая и оборона артиллерийская. От этой первой полосы обороны выдвигается боевое охранение, а не от главных сил обороны. Последние имеют свое собственное охранение.

Вот на этой схеме два батальона стоят в полосе первой позиции или первого эшелона обороны с глубиной этой позиции до 1 км (там, где было раньше боевое охранение).

Достаточная ли огневая плотность, если судить по количеству пуль? Вот здесь находится (показывает) сравнительная таблица огневой мощи нашего батальона и [батальона] иностранной дивизии. Если мы посмотрим, то мы увидим, что огневая мощь нашего батальона значительно выше. На участках обороны наш батальон может дать количество выстрелов большее, чем батальон противной стороны, возьмите 5 км или 2 км. Значит, мы даем более сильный огонь.

С точки зрения километража фронта противотанковых орудий мы уступаем. Если у нас эта средняя плотность от 6 до 7 орудий, то там она может колебаться от 9 до 11 орудий. Мы уступаем немецкой дивизии.

Г. И. Кулик: А как те 72?

А. К. Смирнов: 72 и корпусных 63, товарищ Маршал, из которых, я считаю, что 48 могут быть даны, безусловно, на участки дивизии.

Г. И. Кулик: Разве 63?

А. К. Смирнов: Противозенитный дивизион — 36, пулеметный — 12, разведывательный отряд — 5 и т. д.

Огневая плотность нашего батальона дает нам возможность говорить, что если мы возьмем в расчет даже академическую цифру, то фронт батальона можно довести до 3 — 3,5 км.

Противотанковая оборона

К противотанковой обороне можно привлечь нашу артиллерию. Можно добавить к этим 54 орудиям 16 орудий. Я безусловно маневрирую только своими штатными средствами. Следовательно, это будет уже 70 орудий. Кроме того, товарищ Маршал, можно стрелять бронебойным снарядом из 76-мм пушки полковой?

Г. И. Кулик: Можно.

А. К. Смирнов: А если можно, то мы, таким образом, имеем еще 18 орудий. Следовательно, плотность обороны дивизии с точки зрения противотанковой не будет в этих случаях уступать иностранному соседу. Колебания в соотношении орудий будут в единицах, но зато мы имеем разницу в калибрах и в самой системе материальной части. [305] Она дает определенные выгоды в нашу сторону.

Таким образом, весь фронт, вот так, как он расположен здесь, является первой позицией обороны.

Как я представляю себе построение ротного оборонительного участка? Он строится на основе противотанковых пушек, которые совместно с пулеметным огнем и составляют то, что можно сейчас назвать пехотным огнем батальона или пехотным огнем роты. И это, товарищи, диктуется именно сегодняшним днем, современностью. Оборона, усиленная противотанковыми пушками, способна противостоять массовой танковой атаке.

Почему я беру в расчет 24 орудия?{233} Я исхожу из того, что вся оборона должна пружиниться, начиная от переднего края, пружинить до тыловых оборонительных районов, где стоят наши корпусные резервы. Поэтому я говорю: только 24 орудия. Не беру умышленно такие труднопреодолимые инженерные препятствия, которые позволили бы эти противотанковые направления сузить до 4 км. Я беру заведомо невыгодные нормы для обороняющегося не потому, конечно, что мне в следующем докладе придется касаться наступательного боя.

Какие задачи этой первой полосы? Если в первый день будет произведена атака противника, то он безусловно эту полосу не прорвет и, видимо, в большинстве случаев противник обязан будет готовиться для новой атаки, т. е. я выиграю время.

Если я ее решил бросить ночью, а обстановка может так сложиться, то может быть ночью все это отойдет. Разные бывают случаи на фронте. Но я беру такой случай, когда эта позиция обороны остается за нами до организованной атаки противника. Её назначение — во время атаки наступающего — сломать ее, не пропустить, остановить, нанести потери первому эшелону, а при 24 противотанковых орудиях плюс поддержка всего артиллерийского огня с главного рубежа обороны — нанести, рассчитываю скромно, 10 — 15 процентов потерь танкам.

Я опять-таки беру те данные, которым я руководствовался, а именно, что немцы на фронте ударной дивизии против обороняющихся рассчитывают бросить до 200 танков. Следовательно, если наши дивизии будут обороняться против корпуса, мы на фронте в 8 км увидим 400 — 450 танков, т. е. из расчета 60-70 танков на километр фронта.

Сколько можно противотанковой пушке разгромить танков? Трудно здесь ввести норму. Я беру одинаковые нормы и для наступающего и для обороняющегося, поскольку мне придется и наступать. Например, у Эймансбергера{234} [есть] расчет, что одна противотанковая пушка, прежде чем ей умереть, должна вывести из строя 3 танка. Наши артиллерийские нормы (КОП{235} танков) определяют так, что все же прямое попадание пушки при 5 выстрелах надо дать. Расчет академический (Академии Генштаба): что примерно противотанковая пушка может вывести 2 — 2,5 танка из строя до конца своей жизни. Я беру расчеты по Эймансбергеру потому, что они были основой для расчета противотанкового огня для немецкой тактики.

Исторические примеры из испанской войны показывают, когда одна противотанковая пушка выводила 5 — 6 — 8 танков из строя.

С места: Были случаи и 10.

Мне, т. Маршал, пока невыгодно брать большие нормы, иначе получится, что оборона не будет преодолена (а я докладчик по обороне). Иначе наши противотанковые пушки будут грызть как орехи танки и не стоит тогда говорить вообще о значении массовой атаки танков. Я беру здесь норму одинаковую для наступающих (в отношении танков) и обороняющихся (в отношении орудий), а практика покажет сколько может вывести из строя противотанковое орудие танков. Поэтому, если мы здесь, в этой зоне, из 400 танков выведем из строя до 60 танков — это уже будет до 15 процентов. [306]

Далее ставится вопрос: как разовьется дальнейшее наступление и как должна действовать оборона? Последовательно вводом вторых эшелонов или новой организацией атаки?

Я считаю, что если нам эту полосу тактически сомкнуть со второй оборонительной полосой (главным рубежом обороны), а я взял глубину от первой позиции обороны (ее тыльной точки) километр, и если второй эшелон обороны выдвинет вперед на запасную позицию противотанковые пушки и пулеметы, то обойти наступающие не смогут эту первую позицию. А слабость нашей обороны заключалась в том, что она была островной. Впереди — приплюснута к переднему краю главная полоса обороны, а дальше островки ударной группы полков и дивизий. Это не островки в масштабе командира батальона, но для эшелонов наступающего являются все же островками. Прорыв совершался, и войска могли охватываться наступающим, поскольку авиация, и танки устремлялись на эти резервы, гвоздили их и прижимали к земле, не давая им возможности осуществить тактическое взаимодействие.

Поэтому тактически и на огневой основе эта оборона должна быть сомкнута со второй полосой противотанковыми районами на отдельных направлениях и пулеметами. В данном случае они так и поставлены вперед с тем, чтобы всякого противника, который обходит наши районы или продолжает свое движение вперед, встретить уже пулеметным огнем, а прорвавшиеся противотанковые пушки{236} — артиллерийским огнем. Причем в этой полосе я считаю возможным иметь до 16 пушек дивизионных. Наша артиллерия, коль скоро ожидается массовая танковая атака, а я не исключаю, что первые эшелоны будут усилены крупными танками, эти 16 пушек надо, наряду с противозенитными пушками, использовать для того, чтобы бить крупные танки.

Поэтому в этом районе обороны 16 пушек, если их поставить на 6 танкоопасных направлениях (причем без особых издержек со стороны обороняющегося на ряд направлений, ведущих к их огневым позициям), заложить фугасы так, примерно, как это имело место в Ленинградском военном округе в 70-й дивизии на осенних учениях, проводившихся Народным комиссаром обороны (а у них времени на подготовку к обороне ушло 2 — 3 дня), то такой мощный фугас, взорванный перед носом обороняющегося, заставит танковую атаку перейти в узкий коридор (что имело на занятиях место).

Сколько было заложено фугаса? Там, мне кажется, если память не изменяет, фугас был приблизительно в одну тонну взрывчатых веществ. Некоторые фугасы меньшего порядка (до полутонны) также давали воронки, являющиеся непроходимыми и для пехоты и для танков. Правда, там была своеобразная местность, и как только фугас взрывался, то сразу в воронках образовывались целые озера.

Обороняющийся должен использовать фугасы. Для чего они нужны? Они нужны для того, чтобы заставить наступающего{237} перестроиться и пойти узким фронтом и чтобы можно было на узком фронте направить всю свою собственную артиллерию против танков.

Кроме того, противотанковая оборона (она у меня тоже в глубине) — до 50 пушек, плюс наша дивизионная артиллерия, которая может встретить противника огнем и помешать развиться атаке наступающего в этот день. Кроме того, кое-что сохранится и от противотанковых 24 пушек (первой позиции).

Я, товарищи, докладываю пока только о противотанковой обороне, но должен сделать вывод, что если оборону первого и второго эшелонов строить только на противотанковых средствах, то все же старый род войск — артиллерия — является единственной силой, наиболее ударной, которая опасна для обороняющегося. Танки, какая бы их мощь ни была, все же имеют оружие настильное, только артиллерия со своим навесным оружием, только минометы могут ковырять обороняющегося из его щелей. [307] Поэтому нужно опираться на противотанковую оборону и на артиллерийский огонь, и тоща бой — не простая прогулка, даже с мощной атакой танков, а современный бой — это по-прежнему бой затяжной при сохраняющей свою устойчивость обороне.

Перехожу ко второму рубежу. Он мною называется «вторая полоса обороны» или «второй эшелон обороны».

Я думаю, что атака против него может последовать только на следующий день, потому что если от первого эшелона и небольшое расстояние 1,5 — 2 км, но для артиллеристов это уже есть известное затруднение. Прорвав первую полосу, командные пункты и огневые позиции надо менять; появляется новый противник, более сильный и для атаки нужно подготовиться. Этим расположением обороны я хотел выиграть еще сутки времени.

Построение этой обороны. Это — батальонный район. Какова схема его построения? Она, примерно, как показано на схеме, только, если здесь были четыре противотанковые пушки, то в батальонных районах их будет до 6 — 9 пушек на километр.

Я не разбираю вопроса о том, как развернется атака, разобьют нас или нет. Я опять коснусь вопроса о взаимодействии с нашими так называемыми ударными группами дивизий и беру такое положение, когда одного батальона нет. Один батальон в предполье измотался, понес потери, во всяком случае он пока не восстановлен, т. е. опять беру явно невыгодные условия для обороны по сравнению с прежней схемой. Здесь (на схеме) находится первый и второй батальонные районы (за вторым эшелоном обороны), которые имеют задачу контратаки, но только при благоприятных условиях, при отказе противника от атаки, при выходе его из боя. Его расположение такое же, как в этой передней полосе. Причем он тоже поддерживает второй эшелон обороны пулеметами и артиллерией. Отсюда выдвигаются пулеметы (показывает на схему). Здесь артиллерийский огонь и все то, что отошло с главной позиции обороны, если она разгромлена. Но этот дивизионный резерв теперь в свою очередь должен опереться и на часть каких-то средств, которые имеются у командира корпуса. Все это выдержало бы свою стройность, схему, если бы в этом районе можно было бы организовать не меньшую плотность противотанковой обороны, чем в полосе дивизионных резервов (по старому пониманию район ударных групп).

Я считаю, что в этой полосе обороны плотность противотанкового огня может быть меньше, потому что и количество танков, атакующих нас, тоже будет уменьшаться, а половину противотанковой артиллерии, которая была растянута, расположена для борьбы за главный рубеж обороны, мы можем иметь в районе расположения третьей полосы (показывает). Четвертая полоса здесь не указана.

Корпусные резервы. По-моему, тыловая оборонительная полоса, поскольку туда подтягиваются противотанковые средства, поскольку командующий может туда дать добавочные средства, должна быть полосой, где дальше пружинить нельзя. Нужно принять окончательный бой на тыловой оборонительной полосе. Эта полоса также должна создать невозможность для противника обхода третьей позиции обороны.

На этом рубеже обороны или создается новый фронт для того, чтобы не дать возможности прорыва механизированным корпусам или же (в зависимости от того, как складывается обстановка) начинается период (может быть на отдельных участках) когда обороняющийся переходит к наступлению, что и организует командир корпуса или поручает командиру дивизии.

Следовательно, от стойкости этих районов, от стойкости огневой системы и взаимодействия между эшелонами обороны сохраняется полная упругость. При всех неудачах обороняющегося, он выталкивается наступающим, но не обходится.

О контратаках. Кем производятся контратаки? Они производятся взводами из состава стрелковых рот и исключительно для выполнения своих местных целей (для возвращения утраченного окопа или важного пункта), но не в том понимании, как производились раньше контратаки. [308] Не исключено, что в батальонном районе — при ослабленном противнике, понесшем сильные потери.

Я допускаю, что контратака может последовать с тыловой позиции или между тыловым рубежом и позицией дивизионных резервов, усиленная корпусными резервами, если могут быть получены танковые средства от командующего, то и армейскими средствами, чтобы отбросить противника назад, не допуская [прорыва его] механизированных соединений.

Таким образом, я себе представляю, что если наша дивизия путем своего упорства, путем своей обороны может минимум до 2/3 сил наступающего корпуса до тыловой оборонительной полосы измотать, уничтожить огнем, а для последней трети подготовить данные для того, чтобы можно было оттолкнуть какую-то часть назад, то этим самым тактика выполняет свои требования по отношению к тому заказу, который поставила перед ней оперативная оборона.

Какие я делаю выводы? Средства подавления наступающего дают возможность атак обороняющегося на всю глубину его тактической обороны, а при вводе в прорыв танковых соединений атакуют оперативные резервы, которые могут быть на подходе к угрожающему участку скованы авиацией.

От обороняющейся дивизии требуется большое искусство в организации обороны и проведении обороны против превосходящих сил наступающего, чтобы парализовать атаку противника, не дать развития его оперативному успеху.

Искусство командира, организующего оборону, заключается в том, чтобы заставить противника провести атаку в невыгодных для наступающего условиях.

Вопрос устойчивости обороны в противотанковом отношении приобретает решающее значение. Одновременно артиллерийский огонь и авиация заставляют пересмотреть боевой порядок обороны, расчленяя его более в глубину и создавая тактическое взаимодействие между полосами обороны, затрудняющее атаку танков и пехоты, не дающее возможности охвата и обхода даже прорванных участков обороны.

Возрастает значение батальонного района обороны как основного оборонительного участка и, поскольку в нем сосредоточена система пехотного и противотанкового огня, и при решении командира дивизии на оборону, батальон является расчетной единицей. Возрастает значение мелких начальников — командиров взводов и командиров рот, дерущихся в глубине оборонительной полосы огнем и штыком.

Не всегда главная полоса обороны дивизии будет располагаться на ее переднем крае. Выгодней иметь перед главным рубежом обороны первую позицию, венчающую{238}...

Доклад в отношении обороны, товарищ Народный комиссар, я закончил.

Докладывая о наступательном бое стрелковой дивизии, я беру только один вопрос — прорыв, так как это считается и по нашим и по иностранным уставам наиболее трудной частью наступательного боя.

Генерал армии Жуков в своем докладе указал нормы плотности насыщения ударной дивизии артиллерийскими и танковыми средствами. У меня нет никаких расхождений от этих норм. Я хотел бы только в порядке обсуждения поставить такой вопрос в отношении создания плотности средств подавления артиллерийских [сил]: каким методом пользоваться нашему общевойсковому командиру при составлении расчета?

Боевой устав артиллерии 1937 г., исходя из огневой производительности одного артиллерийского дивизиона на участке 5 гектар, примерно определяет так: что противник, занимающий оборону на фронте 2 км (по фронту и в глубину), если сосчитать все его средства — противотанковые, пулеметные, живую силу, занимающие 70 — 80 гектар — потребует на 35 гектар 7 — 8 дивизионов на один километр фронта при часовой [артиллерийской] подготовке; для подавления [его] артиллерии и резервов [потребуется] не менее 20 орудий на 1 км фронта. [309]

Есть другой метод исчисления, который говорит, что для практического суждения о плотности огня большое значение имеет не столько расчет артиллерийских средств в период артподготовки, сколько расчет обеспечения атаки пехоты и танков. И в данном случае техническую возможность 3-х дивизионов сопровождать огневым валом пехоту и танки на фронте 1 км при устойчивой обороне определяют не как минимум.

Таким образом, есть известная разница в самом методе подсчета. Однако если взять последний расчет, учитывая, что один огневой вал, сопровождающий пехоту и танки, будет недостаточным, так как артиллерии придется подавлять целый ряд и других объектов обороны одновременно, то, видимо, где-то средняя цифра по 5 дивизионов на 1 км фронта при наступлении является достаточно устойчивой цифрой.

Таким образом, наши штатные средства дивизии, с учетом огня минометов, позволяют прорвать оборонительную полосу противника до 2 — 2,5 км фронта. Следовательно, при усилении нашей дивизии одним или двумя артиллерийскими полками можно полагать (и это, видимо, будет иметь и практическое значение для нас): фронт в наступательном бою будет до 4-х км?

К этому выводу меня приводит расчет насыщения живой силой{239}... Первый полк имеет 1 км фронта, второй полк — тоже, третий полк — 2 км наступательного фронта. Таким образом, мы видим, что в первом эшелоне превосходство в живой силе на переднем крае мы имеем в два раза.

Здесь расположены так называемые ударные группы полков. При вводе наших вторых эшелонов, тоже схематически рассуждая, если мы введем по одному батальону на участке прорыва, то будем иметь превосходство в живой силе от полосы полковых резервов несколько большую — в 2,3 раза (без учета потерь).

Третий эшелон. Мы его вводим в полосу так называемых дивизионных резервов. Он примерно балансирует, оставляет первоначально указанную цифру — превосходство в живой силе в два раза.

Если мы возьмем фронт до 3-х км, то фактически расчет остается без изменения: превосходство в живой силе на переднем крае будет доходить, колеблясь, от полутора до двух.

Теперь возьмем фронт 2 км. Превосходство в живой силе на переднем крае [будет] в 3 раза, если дивизия наступает одним эшелоном. Если дивизия наступает двумя эшелонами, то мы имеем превосходство в живой силе на переднем плане: 2 батальона наступающих против первых батальонов отражающих, т. е. примерно двойное соотношение сил на переднем крае и далее в глубине.

Значит, при построении одним эшелоном насыщение живой силой нарастает. Почему я исхожу из такого расчета?

Я считаю, что боевой порядок первого эшелона должен явиться, по отношению ко всем последующим, штурмовым эшелонам, штурмовым батальоном. Поэтому его растяжка, его глубина перед передним краем, пока противник еще не пришел в себя от огневого вала, должна быть таковой, чтобы дать возможность батальону сразу вторгнуться в глубину обороны.

С какими задачами? Со следующими задачами.

Оценивая важность тех или других объектов, батальон ставит ротам задачу прямым направлением ворваться в оборонительную полосу, не обращая внимания [на то], что у него там осталось в тылу, что у него осталось на фланге. Первому батальону на таком широком фронте ставится задача — ворваться и овладеть какими-то пунктами в обороне. Поэтому его построение указывается такое, что каждая рота на своем участке будет иметь направляющий взвод или взвод штурмовой, который будет иметь задачу — только сохранить направление удара для овладения указанным пунктом.

В такой насыщенной огнем глубине как эта, маневр батальоном, ротой исключен. Здесь маневр может осуществляться только взводами и отделениями. Командир полка в зависимости от обстановки может только усиливать тот или другой участок батальонами. [310] Основное назначение батальонов — ворваться, связать противника с тем, чтобы для последующих эшелонов дать другой боевой порядок. Вторые и третьи [эшелоны] допустимо вводить в бой на фронте до 600 м, т. е. построив боевой порядок такой, какой здесь изложен — два взвода в первой линии, третий взвод или в строю колонок, или в строю так, как указано на этой схеме, атакует вслед за первыми эшелонами и тоже имеет задачу на этом фронте — ворваться и овладеть каким-то пунктом.

Почему я даю норму 600 м, а не даю сразу норму километр? Потому что я считаю, что при энергичных действиях наступающих, если удастся вклиниться в расположение противника, нам надо последующими эшелонами не равномерно растягиваться по всему фронту, а немедленно прорывать бреши. Это облегчает и постановку задач на сопровождение артиллерией последующих эшелонов, а также и танков. Тактика, рассчитанная на пробивание брешей и охват очагов [сопротивления] противника, по-моему, должна иметь место в практике нашей боевой подготовки.

Второй вопрос — о танках.

Я считаю нужным поставить в порядке обсуждения вопрос о том, что та схема (которая у нас установлена) управления танками нуждается в пересмотре. Если наша дивизия может быть насыщена танками до трех или четырех батальонов или до танковой бригады на ответственных участках, то надо построить управление танками по методу такому же, по какому мы строим управление артиллерийским огнем.

Я считаю, что раздача танков комбату — это не совсем серьезное дело, потому что штаб танкового начальника остается не у дел и, кроме того, трудно повернуть с новой задачей танки старшим начальником: ставить дополнительные задачи в пунктах сбора в оборонительной полосе невозможно. Мне важнее повернуть, как командиру полка или дивизии, танки, если они застряли на участке одного батальона, для развития успеха на другом направлении. Я считаю, что организаторами боя танков на глубину должен явиться командир корпуса, организатором танковой пехотной поддержки — командир полка. Командир дивизии, если у него будет танковый резерв, будет самостоятельно ему ставить задачи. Пехотного командира батальона нужно освободить от так называемой полной организации взаимодействия. Командир батальона должен уточнить взаимоотношения с танками на местности, а также и в порядке постановки той задачи, которая дана этому батальону и сопровождающим его танкам командиром полка. Командир полка не должен отмахнуться, как часто у нас бывает, от контроля постановки задач танком, а он должен через свой штаб проконтролировать (и через танкового начальника), как поставлены эти задачи, как будет производиться им управление в современном бою.

На вопросах организации взаимодействия при наступлении я не буду останавливаться, а также на вопросах боя в предполье. На этот счет есть указания Народного комиссара обороны. Они настолько точны, что нам нужно ими только руководствоваться.

Остановлюсь на отдельных вопросах: о занятии исходного положения для наступления, и только на одном вопросе — на каком удалении должна располагаться пехота на исходном положении для наступления.

Я считаю, что исходное положение должен указывать командир дивизии, точно так же, как и порядок обеспечения самого выхода на исходные позиции. Это дело не простое. В данном случае определить исходное положение надо для того, чтобы учитывать использование огня ПТО, минометов и станковых пулеметов при атаке пехоты и танков переднего края. При далеком расстоянии они не в состоянии будут дать поддержку атакующим, а при вклинении в оборонительную полосу отстанут от атакующих. Если удаление исходного положения определяется местностью и огнем противника, то все же нельзя установить соответствующих правил.

Я думаю, что нужно руководствоваться тем, что исходное положение пехоты не должно находиться под огнем минометов и станковых пулеметов со стороны обороняющихся, т. е. дистанция в 500 — 600 м этому и отвечает. [311]

По опыту тех учений, которые мы проводили осенью, необходимо огневые средства подвинуть к переднему краю, сделать для них щели за ночь, предшествующую атаке, возможно ближе к переднему краю с тем, чтобы когда пойдет пехота в атаку, когда откроется артиллерийский огонь со стороны противника, когда могут ожить отдельные огневые точки и пехоте придется преодолевать 200 м своими собственными силами и на поддержку артиллерии рассчитывать не придется, то этот первоначальный бросок вторжения на передний край штурмового батальона должен быть подготовлен огнем уже по тем объектам, куда он будет устремляться. В одних случаях может представиться возможность стрельбы в интервалах [атаки], но я думаю, что нам возможность стрельб в интервале будет мало предоставляться.

Нужно особенно культивировать практику стрельбы через голову и нужно так строить боевые порядки огневых средств, чтобы вслед за бросившимися в атаку пехотой и танками отдельные станковые пулеметы и ротные минометы устремились бы вперед, хотя они этим самым и ослабляют огневую поддержку.

До какой дистанции можно отрыть эти щели? Эти щели можно отрыть ночью до дистанции 150 — 200 м, можно их не занимать перед началом нашей артиллерийской подготовки, но занять перед атакой.

Я не буду останавливаться на вопросах наступления и атаки, остановлюсь на вопросах борьбы внутри оборонительной поло с ы противника. Я уже вам докладывал, как мне представляется построение боевых порядков...{240}

Во-первых, если на участке моей дивизии командир корпуса организует прорыв с мощными танками, то эти танки идут и устремляются сразу на артиллерийские позиции. Предварительно им предшествует танковая разведка, потому что без раскрытия противотанковых средств противника нет смысла бросать под противотанковые пушки (нераскрытые) мощные танки прорыва.

Вторая волна танков. Все будет зависеть от насыщения. Если у нас будет на фронте 60 — 70 танков, то для вторых эшелонов танков, так же как и вместе с ними штурмующему батальону, нужно ставить задачу идти на глубину и подавлять оборону в глубине, т. е. это примерно означает воспроизвести ту схему, которая давалась инструкцией по глубокому бою, но с теми уже оттенками, которые заложены сейчас в нашей тактике боя взводов, батальонов осенью на наших тактических учениях. Если нет такой насыщенности, то танки наступают вместе с первыми эшелонами.

Что я хочу, как командир дивизии, от штурмующих батальонов? Я не ставлю себе задачу, чтобы они прорвались на глубину всего батальонного района. Достаточно, если они в этот участок полка, (показывает по схеме), приплюснутый к переднему краю, ворвутся на половину этого участка с тем, чтобы второй эшелон на фронте 600 м со-своей танковой группой мог прорваться до глубины полковых резервов.

Я считаю, что вторжение пехоты до полковых резервов является уже кризисом боя. [Обороняющемуся] надо решать: или бросать в контратаку свою ударную группу дивизии (по старой схеме), или решать вопрос — не отходить ли на оборонительную тыловую полосу? Оборона, которая не спружинена при первом смелом броске [наступающего], приплюснутая к этому переднему краю, другого выбора не имеет. Если же вторые эшелоны перейдут к огневой обороне, то это даст наступающему колоссальную пользу, потому что он теперь в состоянии очистить отдельные участки обороняющегося, а своими третьими эшелонами начнет не в лоб атаковать ударные группы, а атаковать их в промежутках и с флангов.

Таким образом, дивизия на участке фронта до 4 км, имея 60 — 70 танков, от 4-х до 5 дивизионов, вцепится в дивизионные резервы. Но одновременно наступает сосед. Поэтому с дивизионным резервом при таком построении никогда атакующие дивизии полностью не будут иметь дела. Одна будет иметь с ним дело полностью, а другая тогда будет свободна от [атаки] дивизионного резерва, или же обороняющийся должен будет половину своих сил бросить против одной дивизии, а половину других сил бросить против соседа. [312]

Так мне представляется схема этого наступательного боя.

И последние две минуты — это чтобы остановить ваше внимание на строях и боевых порядках наших мелких подразделений.

Часто возникает вопрос: есть у нас боевой порядок или нет, почему мы всегда приходим к цепям? Этот вопрос совершенно ясен и не требует никаких дебатов. Тот, кто знает Строевой устав пехоты, тот знает, что цепь у нас фактически для взвода нормально введена, потому что стоит мне, командиру взвода, скомандовать «Отделение, в линию», как сразу все отделения, скомандовав «К бою», занимают линейный боевой порядок. У нас нет команды «Взвод, в цепь». Но фактически раз уж я скомандовал «Отделения{241}, в одну линию» — все развернулись, потому что командир отделения не может подать в этот момент другую команду. Поэтому образуются цепи.

Какие же могут быть строи? Один случай — до половины отделения (два), атакуя, бросаются вперед, два — на крыльях. Второй случай — три отделения атакуют, одно — питает как резерв (или «поддержка взвода» — по старой терминологии). Атакуют 3 [отделения] в одной линии, одно из отделений находится где-то на крыле (показывает).

Обеспечивает ли такое построение взводов необходимую плотность? Я написал: фронт наступления взвода до 150 м. Надо сказать, что к этому выводу мы пришли общими силами на занятиях, которыми руководил Маршал Советского Союза т. Буденный.

И что получается? Как только мы ставили бойцов на фронте [с интервалами] 2 — 3 — 5 метров и заставляли их подняться в атаку, то исчезали всякие разговоры о том, что при атаке нет плотности, нет пехоты. Пехота, поднявшись на фронте 150 м, имея интервалы до трех метров, представляет из себя внушительную силу.

В чем наша беда? Наша беда заключается в том, что наш командир отделения не воспитан, не приучен к тому, чтобы он меньше размышлял стратегически, а выполнял бы прямой закон — держать тот интервал, который ему указан командиром взвода.

Для сравнения я приведу некоторые материалы, которые мне удалось прочесть после того, как японцам на Хасане и Халхин-Голе попало от нашей Красной Армии. Возьмем выступления их [японцев] так называемой Генеральной инспекции. К чему они сводятся? Они начали учитывать опыт войны с нами и также учитывают то, что дают им немцы. А у немцев очень крепко развита культура сохранения интервалов командирами отделений, потому что если командир отделения не сохраняет интервалы, нельзя управлять. Посылать посыльных на длинные дистанции невозможно.

Японская инспекция приходит к тому, что командиру взвода и командиру роты приходится управлять лежа. Кем он будет управлять? Тем, кто находится под рукой. Куда наступают пехотные отделения, которые находятся в боевом порядке? Они наступают туда, куда указывает путь миномет, находящийся рядом с командиром взвода.

При таком идейном понимании своего места младшим командиром в боевом порядке взвода мы можем достигнуть гибкости в маневрировании и управляемости взвода.

РГВА, ф. 4, оп. 18, д. 60, л. 1 — 26.