Доклад военного следователя 3-й Маньчжурской армии об организации японского шпионажа
15 сентября 1905 г.
В настоящем докладе очерчены только наиболее характерные черты японской организации, насколько они выразились в наших военно-служебных процессах и документальных данных разведывательного отделения по этому вопросу.
До начала войны японцы имели своих тайных агентов не только во всех более или менее важных пунктах намеченного ими театра войны, но также и во внутренних губерниях России, благодаря чему они были прекрасно осведомлены о действительном положении дел.
В Уссурийском крае и Маньчжурии агентами являются по преимуществу японцы в виде торговцев-парикмахеров, содержателей гостиниц, меблированных комнат, публичных домов и т. п. учреждений.
Во внутренних губерниях контингент этот пополнялся еще евреями, греками, австрийцами, англичанами и другими нашими западноевропейскими соседями.
С началом войны, когда последовало распоряжение о выселении японцев и пребывание их на театре войны сделалось опасным, японцам пришлось довольствоваться услугами только тех китайцев, с которыми у них еще заблаговременно были завязаны сношения. В эту минуту японцев выручил тот хаос, который наблюдался в первый период войны.
До учреждения жандармско-полицейского надзора наблюдения за приезжающими почти не было, благодаря чему на театр войны хлынула масса всевозможных аферистов.
Бывшие сахалинцы, отбывшие уже свой срок наказания, беглые каторжники, проживающие по чужим или поддельным [425] документам, евреи, кавказцы, греки, турки — все они стремились на театр войны, исключительно ради наживы, не брезгая никакими средствами. Ехали из Шанхая, Тяньцзина, Шанхай-Гуаня через Инкоу и Синминтин.
С этим людом проникло к нам и много шпионов, которые пополняли собой пробел, вызванный высылкой японцев.
В делах Разведывательного отделения есть много данных, указывающих на то обстоятельство, что в этот период войны японцы пользовались услугами преимущественно таких лиц, работавших под видом корреспондентов, содержателей кафе-шантанов и особого типа меблированных комнат, содержимых больше для кутежей, чем для жизни в них. Число комнат в таких номерах было невелико, но обставлялись они насколько возможно роскошно; хозяйки их отличались большим гостеприимством, а одна или две хорошенькие компаньонки являлись деятельными помощниками собирания необходимых сведений. В это же время были наблюдаемы и попытки проникнуть в нашу армию так называемых двойных шпионов: одновременно желавших служить нашим и японским интересам. Типичным представителем этого рода шпионства может служить португальский подданный Гидис.
Из дел однако видно, что как Гидис, так и другие лица, пытавшиеся служить одновременно «двум господам», особенным успехом не пользовались и скоро теряли кредит как у нас, так и у противника.
Мало-помалу японцы убедились, что при наличности местных условий наилучшим материалом для формирования шпионства служат все-таки китайцы. Помимо лучшего знания местных условий, китайцы, имели еще и то преимущество, что, теряясь в общей массе жителей, наименее обращали на себя внимание. Опыт войны показал, что они могли считать себя в полной безопасности, если одевались в костюм чернорабочего, не носили при себе письменных документов и не ходили часто одними путями. При наличности массы китайцев, вечно передвигающихся с места на [426] место в поисках работы, лазутчики расплывались в этой массе и делались неуязвимыми.
Вербовке агентов из среды китайского населения не могло не благоприятствовать также и то обстоятельство, что благодаря войне местная торговля свелась на нет, и оставшиеся без работы приказчики и торговцы охотно принимали предложение японцев для формирования собой кадров разведчиков.
В первый период кампании до образования школ для подготовки разведчиков японцы ценили их труд, главным образом, в зависимости от степени грамотности, интеллигентности и знания русского языка, причем постоянное жалованье лучшим из них доходило до 200 иен в месяц, кроме отдельных вознаграждений за каждое удачно выполненное поручение; неграмотным и не знающим русского языка платили около 40 иен.
Сама система разведки велась следующим образом:
В тыловые учреждения низшей армии шпионы высылались преимущественно небольшими группами в 3–4 человека, причем им от себя предоставлялось право нанимать помощников для доставки донесений в японское бюро. Во главе такой организации ставился наиболее интеллигентный агент, хорошо владеющий русским языком, остальные играли роль «подручных». Им давалась задача: исследовать данный район в каком-либо отношении или проследить передвижение в нем войсковых единиц.
Для такой организации важно иметь основную базу, из которой можно было бы производить разведки в отдельных пунктах заданного района, поэтому японцы, высылая подобную группу, снабжали ее и необходимой суммой для открытия мелочной лавки или чаще хлебопекарни. Булочная предпочитается, вероятно, потому, что в ней сходятся люди всевозможных положений, и можно прислушиваться к самым разнообразным разговорам, тогда как в мелочную лавочку офицер уже не пойдет, и посетители ее представляют собою слишком однообразную среду. Устроившись таким образом, один из лазутчиков вел торговое дело и выспрашивал [427] интересующие его сведения на месте в то время, как его товарищи оперировали на стороне, под видом мелочных торговцев или, если это оправдывалось условиями разведки, работали в роли помощников при обозе, ресторанной прислуги, в госпиталях и т. п.
Добытые таким путем сведения отсылались через специальных почтальонов, которые, чередуясь, устанавливали непрерывное сообщение с японским бюро.
В начале войны было несколько случаев поимки подобных переносчиков, почему, очевидно руководимые свыше, они постоянно имели свои приемы. Так, например, переносители писем в начале войны часто прятали их в подошвы своих башмаков, потом излюбленным приемом было вплетение документов в волоса своей косы, а когда это обнаружилось, агенты начали зашивать донесения в шов рубца на обуви и платье. Для того чтобы найти подобный документ, необходимо распороть всю обувь или платье. На практике приемы эти в массах неприменимы, а потому для большинства проносителей обыски кончались ничем. Наряду с этим простым, но остроумным способом, практиковались и другие, например, трубочки провощенной бумаги с донесением зашивали в хомуты лошадей, вкладывались в выдолбленные пустоты повозок и т. п.
Ряд задержанных шпионов красноречиво говорит нам, как умело и практично японцы пользовались услугами даже неграмотных китайцев.
В январе месяце 1905 года в одном из наших военных судов судился китаец за шпионство. На судебном следствии выяснилось, что китаец этот под видом продавца махорки все время шатался в тылу войсковых частей, занимающих позиции южнее Мукдена. Его много раз прогоняли подальше от мест, занятых войсками, но он назойливо возвращался снова, пока в один день проходивший мимо его переводчик не обратил внимание на то, что китаец, сидя на корточках, что-то вычерчивал на имеющейся у него бумажке. Китайца задержали и при дальнейшем расследовании оказалось, что бумажка была разделена на квадратики. Красная [428] черта изображала железную дорогу к югу от Мукдена, а квадрат — участки прилегающей площади земли, на которых китаец должен был вычерчивать изображение погон тех частей войск, которые в данную минуту на них находились.
Задача эта наполовину была уже выполнена китайцем, и изображения погон солдат довольно разборчиво были вырисованы в квадратиках.
Сопоставляя этот факт с аналогичными, следует прийти к заключению, что сущность данного приема сводилась к тому, что известная местность разбивалась на квадраты и в каждый такой квадрат посылались один или два китайца. Посланный снабжался листом бумаги, изображавшим собою план исследуемого участка. Бумажка эта в свою очередь делилась на квадратики, и вся задача импровизированного шпиона сводилась к тому, чтобы, бродя по своему участку под видом мелочного торговца, на каждом квадратике нарисовать изображение погон тех частей войск, которых он там встретил. Если на подобном участке сразу работает два человека, ничего не зная друг о друге, то они вместе с тем являются и контролерами по отношению один к другому. Получая время от времени зарисованные листки, японское разведочное бюро группирует их, подводит им итоги и всегда прекрасно осведомлено о том, какими войсками в данное время занят известный район.
К числу выгодных сторон подобной системы следует, между прочим, отнести и то обстоятельство, что при такой организации японцы, имея возможность утилизировать труд неграмотных китайцев, в то же время никогда не рисковали остаться без необходимых сведений, что всегда могло бы случиться при высылке одиночных агентов. В денежном отношении эта система также очень выгодна, ибо неграмотные китайцы ценили свои труды очень низко.
Есть данные, что в этот период кампании немаловажные услуги японцам оказывали китайские власти и некоторые их торговые фирмы. Так, например, незадолго до отступления наших войск от Мукдена, один из японских [429] генералов в сопровождении китайского конвоя приезжал в Мукден и под видом китайского сановника разъезжал по его улицам. Мукденское купечество со своей стороны поддерживало сношения с неприятельским разведочным бюро.
Во внутренних губерниях России также были случаи поимки лиц, наблюдавших за ходом нашей мобилизации и затем передвижений войск к театру войны. Так, например, в Екатеринославле были задержаны два австрийских подданных, которые при помощи подкупа писарей воинского начальника получали все данные о ходе мобилизации и пересылали их затем через Австрию в Японию. Одновременно с этим японские агенты наблюдали за передвижением войск на многих станциях Сибирской железной дороги. Хорошей иллюстрацией того, как велось это дело, может служить случай задержания японского агента в Мукдене, незадолго до оставления его нами. Ко времени прихода воинских поездов в вокзал являлся китаец, пил за общим столом и заносил какие-то заметки в записную книжку.
При расследовании оказалось, что китаец записывал все, что ему приходилось наблюдать на вокзале: время прихода поездов, название прибывающих частей, число вагонов в поезде и проч. В числе сведений, занесенных им в свою книжку, между прочим, значилась следующая характеристика проследовавшего через эту станцию штаба одной из войсковых частей: «офицеры очень молоды, к делу относятся легкомысленно, очевидно, многие из них назначены по протекции». Оставляя в стороне вопрос о близости к истине этой заметки, нельзя не обратить внимание на нее, как характеризующую японскую наблюдательность. Очевидно, от их внимания не ускользнула ни одна мелочь, так или иначе характеризующая нас как противника.
Шпионы их проникали всюду, даже в госпитали, где было несколько случаев поимки шпионов среди прислуги. Казалось, госпиталь сам по себе должен бы представлять мало интересного для наблюдения, а между тем оно было систематизировано и в лечебных заведениях, благодаря чему были японцы хорошо осведомлены как о числе больных [430] и раненых, так и об уходе за ними. Несомненно, подобная организация наблюдения давала японцам полную картину мобилизации наших войск, их передвижения, боевого расположения, санитарного состояния и проч. Бой под Мукденом показал, что Япония умело пользовалась этими сведениями и японскому главному штабу они сослужили большую пользу.
Этим дело, однако, не ограничивалось. Установив самое важное наблюдение над Россией, Япония в то же время следит и за тем, что делается в Китае. В Пекине с этой целью была ими учреждена особая школа разведчиков, которые обязаны были не только наблюдать за положением дел в местностях, прилегающих к театру войны, но вести там специальную японскую пропаганду.
Далеко не в таких благоприятных условиях оказались, однако, японцы, когда фронты армии отдалились один от другого, и при штабе главнокомандующего у нас, наконец, были организованы средства для борьбы с этим злом.
Находить желающих заняться шпионством сделалось труднее, да и самый сбор сведений усложнился. Старые приемы оказались малоприменимыми, и японцам пришлось приспособляться к новым условиям. Для непосредственного руководства своими шпионами они устраивают вдоль линии фронта ряд разведочных бюро, параллельно которым, но уже в нашем районе, были сформированы такие же бюро, с тою только разницей, что в японском районе заведующими ими были японские офицеры, а в нашем — китайцы. Обязанность первых состояла в общем руководительстве несколькими партиями, оперировавшими в данном участке, и в то же время прием, сортировка и направление полученных сведений в штабы своих армий; вторые же, т. е. начальники бюро, расположенных в нашем районе, руководили разведками, уже непосредственно посылая их в те или другие места или города скопления наших войск.
Много помогло японцам то обстоятельство, что к этому времени из среды китайцев у них успел образоваться кадр вполне надежных агентов, и эти бюро получили [431] опытных руководителей. Что касается формирования штата собственно разведчиков, то в этом отношении японцам пришла на помощь обычная их неразборчивость в выборе средств. Так, например, все те лица, которые так или иначе служили в наших войсках в виде переводчиков, подрядчиков, погонщиков, были причислены японцами к категории подозрительных и занесены в особые списки. Кто мог из числа этих подозрительных лиц, конечно, скрылся в части Маньчжурии, занятые нашими войсками, но скрыться оказалось не всегда удобным и возможным. Дело в том, что семьи этих лиц и имущественные владения оказались во власти японцев. И вот японцы с чисто азиатской откровенностью и жестокостью объявили этим подозрительным китайцам, что им легко перейти в категорию лиц вполне благонамеренных: стоит только сходить за неприятельскую черту расположения и принести им сведения о расположении русских войск. Пользуясь своими старыми знакомыми лицами и связями, эти разведчики свободно проникали в расположение наших войск и пристраивались к каким-либо воинским частям, находя приют у знакомых переводчиков. Для экономии труда разведчика в помощь каждому из них придавались два-три посыльных, обязанность которых состояла в том, чтобы безостановочно переносить добытые сведения в китайские бюро, откуда начальники этих бюро сейчас же пересылали их за черту расположения войск в японские учреждения этого рода. Если принять во внимание, что глубина нашего фронта в большинстве случаев не превышала 40–50 верст, то при такой организации лазутчик, располагая тремя посыльными, мог непрерывно доставлять свои наблюдения, и все, что им посылалось, достигало японцев на 3–4 день. Из мест же ближайших к черте японских войск сведения эти достигли своего места назначения гораздо ранее, так что сообщение устанавливалось почти непрерывное.
Типичным представителем такого рода организации может служить бюро или, как говорилось в донесении по этому поводу, теплое «гнездо» шпионов в Маймайкае, организованное [432] китайцами Ин-зай-пу и Ли-сянь в доме местного купца Сюнь-цзао-вей. На судебном следствии по этому делу выяснились, между прочим, интересные данные, во что обходилось японцам устройство подобных бюро или «гнезд» в данный период кампании. Ин-зай-пу — главный руководитель — получал сто рублей в месяц, остальные агенты получали единовременно в виде подъемных десять руб., постоянного жалованья 40 руб. в месяц и 6 руб. за каждое донесение. Переносители сведений или почтальоны получали только издельную плату 5–6 руб. за переноску каждого сведения. Почтальоны эти вербовались преимущественно из местного пролетариата и при той низкой плате, которую они получали, трудно даже допустить, чтобы они всегда вполне сознавали всю опасность принятых на себя обязанностей. По крайней мере на суде многие из них заявили, что смотрели на свое занятие просто как на средство заработать себе кусок хлеба.
В обществе думают, что японцы часто посылали в роли шпионов своих офицеров, а между тем это совершенно неверно. В делах разведывательного отделения, правда, встречались указания на то, что японские офицеры, переодеваясь китайцами, следят с сопок за движением наших войск и сигнализируют при помощи оптических приборов, но и только. В судебных же процессах о шпионах японские офицеры фигурировали в качестве обвиняемых только в редких случаях, где на них возлагались исключительные по своей важности задачи. В этом отношении обращает на себя внимание дело подполковника Иошика{27} и капитана Оки. В феврале месяце 1904 года эти офицеры вместе с четырьмя японскими студентами были командированы из Пекина для порчи нашей железной дороги в районе от Хинпанского перевода до ст. Цицикар. Этот крошечный отряд под видом китайских купцов совершил очень тяжелый 40-дневный переход через Монголию, но был, однако, обнаружен и захвачен нашим разъездом ранее, чем успел достигнуть железной дороги. [433]
По рассказу подполковника Иошика, подтвердившемуся другими данными следствия, он так же, как и его спутники, отправились в эту крайне трудную и опасную экспедицию, будучи к ней совершенно не подготовленными. Оба офицера так же, как и студенты, никогда не были кавалеристами и настолько слабо владели лошадью, что в первый же день выезда из Пекина половина их свалилась с коней.
Застигнутые нашим разъездом 30 марта около станции Турчихо, они не пытались даже сопротивляться, но это обстоятельство нисколько не помешало им также мужественно встретить смерть, как стоически они перенесли все невзгоды своего путешествия.
Вторым офицером, который судился по обвинению в шпионстве, был кавалерийский офицер Томако Кобаяси и унтер-офицер Кого.
Кобаяси, юноша 23 лет, единственный сын в семье, был послан из Кайюаня с разъездом в 5 человек в г. Гирин, чтобы собрать сведения о движении туда русских войск. Проехав до деревни Шейчиупу, он убедился, что дальше нельзя ехать и вести разведку открыто, о чем и донес своему полковому командиру, но в ответ получил категорическое приказание: «задача должна быть выполнена». Продолжать дальнейший путь можно было только переодевшись китайцем. Отправив нижних чинов обратно в полк, поручик Кобаяси вместе с унтер-офицером Кого переоделись китайцами, привязали себе искусственные косы и, наняв китайскую арбу, под видом путешествующих купцов отправились дальше. Все шло удачно, вплоть до 16 марта, когда в д. Тойсухе (20 вер. южнее Гирина) они были узнаны нашим караулом и привлечены к судебному следствию, как шпионы.
В обоих случаях японские офицеры судились как шпионы, главным образом потому, что для успеха своей задачи они переодевались в китайские костюмы. Во всех же остальных отношениях нельзя не указать резкой разницы между мотивом и образом действий шпионов, действующих за деньги, и этими офицерами, которые были посланы вопреки [434] их желанию и шли на опасное дело исключительно ради блага своей родины.
Резюмируя все вышеизложенное, следует придти к заключению, что тайная разведка в японской армии велась очень широко, умело применялась к местным условиям и давала сама собою контролируемый материал. Благодаря такой организации противник прекрасно был осведомлен как о состояния наших войск, так и о внутреннем положении России.
ЦГВИА, ф.5, д. 61, л. 2–6.
Краткая объяснительная записка о системе японского шпионажа, составленная ротмистром Михайловым
28 июля 1906 г.
Совершенно секретно
Многочисленными наблюдениями и агентурными данными, полученными, впрочем, только за время войны, при исключительно ограниченном круге действий и когда приходилось иметь дело уже с готовыми и сплоченными организациями, борясь с небольшими средствами; не имея опытных и верных агентов и создавая самую агентуру при тяжелых условиях осадного положения, несомненно установлены факты измены с русской стороны целой группы лиц, выразившиеся в продаже секретных документов кр. Владивосток и постоянной передаче всех военных секретов и новостей крепости. Осведомленность японцев была поразительна — каждый мало-мальски значительный фактор из военной жизни крепости немедленно становился их достоянием и даже печатался на другой же день в японских газетах. Только во вторую половину войны, когда дело разведки несколько наладилось, благодаря неусыпному надзору и многочисленным арестам, [435] удалось парализовать это обстоятельство, хотя и то не окончательно, т. к. некоторые сведения хотя и с большим опозданием и далеко неточно иногда все-таки проскальзывали.
С другой стороны, выяснилось существование чрезвычайно искусно функционирующей сети японского шпионажа, очень широко поставленной, охватывающей весь Дальний Восток и правильно организованной с большими затратами еще в мирное время. Тут было все — и тщательная подготовка еще задолго до войны переодетыми офицерами Генерального штаба, не брезговавшими содержать публичные дома, заниматься ремеслами и исполнять лакейские и поварские обязанности у высшего русского начальства; и чрезвычайно полная и остроумная рекогносцировка (ориентировка по № телеграфных столбов, проходимость дорог везде указана собственным временем, употребленным на прохождение или проезд этого пути с грузом, соответствующим походной укладке, каждая дорога рекогносцировалась несколько раз в различные времена года, записано даже число кур, а не только мешков зерна, в каждом отдельном хозяйстве, всех подступов к Владивостоку, и многочисленные съемки всех позиций). Из дел военно-окружного суда видно, что некоторые из этих лиц попадались, совершенно случайно застигнутые во время работы; кого тут только не было — и фельдшера, и китайские фокусники, и знахари, и купцы, и бродячие музыканты... Несмотря на очевидность преступления с какой яростью защищал их японский коммерческий агент Каваками и как настаивал на немедленном освобождении «этих мирных иностранных подданных». К делу были привлечены иностранные торговые фирмы, военные и коммерческие агенты Америки, Англии и Китая, китайские и корейские купцы, содержатели китайских публичных домов, хунхузы, отдельные китайцы и корейцы, содержательница во Владивостоке американского публичного дома (излюбленное место всех родов оружия Владивостокского гарнизона), воспитанницы ее пансиона и многочисленные русские из самого разнообразного [436] круга. Чтобы не быть голословным, охарактеризую вкратце некоторые категории. Во Владивостоке имеется много крупных иностранных фирм — несколько немецких и англо-американских и много китайских и японских, из последних очень много домовладельцев. Фирма Кларксон, глава ее англичанин В. Кларксон, поставлял для нужд крепости машины, инструменты и взрывчатые вещества, имел точные и немедленные сведения, далеко раньше газетных, обо всех новостях на театре военных действий; всякому успеху японцев открыто аплодировал у себя в конторе, не стесняясь своих русских служащих; вел постоянную переписку с Японией; его магазины в Порт-Артуре по занятии такового японцами были оставлены в полной сохранности и продолжали торговать без перерыва; неоднократно по ночам у него собирались подозрительные личности (некоторые выяснены); находился в особо хороших отношениях с полковником Нечволодовым, заведовавшим разведкой Кореи и полковником Жигалковским — начальником инженеров кр. Владивосток. Полковник Нечволодов содержал американку Бертину Г., связь эта афишировалась. Бертина за февраль и март 1905 г. выслала через русско-китайский банк в Шанхай свыше 20 т. рублей. Бертина — бывшая пенсионерка заведения Жанеты Чарлз и приятельница американки Вайлед Н. и Ричарда Гринер. Выслана административно в апреле или мае 1905 г. из пределов крепости за предосудительное поведение (имеются интересные телеграммы). Полковник Жигалковский, будучи главным инженером, часто был и главным подрядчиком (дело о лесах), при нем украли из строительного управления крепости планы фортов и батарей; (опрошен был мной в качестве свидетеля). Хранение секретных документов было ниже всякой критики (я сам при нахождении кр. на осадном положении приобрел за деньги последний план телеграфных и телефонных сообщений, кажется, ларионовских батарей и минных заграждений впереди их). Был в связи с X. Пользовался неограниченной властью. Обладатель ныне многомиллионного состояния. Помощник [437] его инженер полковник Ющенков, домовладелец, женат на дочери местного купца Бабинцева, вторая сестра жена директора русско-китайского банка С. Эпштейна, многочисленные родные Ющенкова заведовали военными прожекторами, телефонами, телеграфами, голубятней и т. д. Фирма «Кунст и Альбере» универсальные магазины и банковые операции. Поставка цемента на порт. Собственник фирмы ком. советник Густав Адольфович Даттан; приказчики — немцы и датчане. Отдельный мир — свой клуб, столовые, библиотека, бильярды, общежития и отдельные дома. Частые собрания; осведомленность об японских действиях. Подача от лица фирмы (есть лента с аппарата Уитстона) в Кардиф о посылке 3 машин в день выхода 3 крейсеров для набега к берегам Японии (следствие — встреча неожиданно с сильнейшей эскадрой Камиуры и ловушка у пролива Цугарского). Китайские купцы все настроены в душе враждебно к русским и относятся даже с презрением, ввиду поголовного взяточничества и вымогательства всех русских чиновников, имеющих с ними дело. Многие из купцов уехали на время войны в Чифу и Шанхай, оставив во Владивостоке доверенных приказчиков, поддерживавших все время письменные сношения через знакомых китайцев и нарочных. То же и относительно японских купцов, оставивших свои имущества под защитой американского коммерч. агента Гринера и державших управляющих из китайцев и корейцев, как во Владивостоке, так и на Сахалине, где у них были многочисленные рыбные ловли (перехвачено много писем).
Военные иностранные агенты посещали Владивосток во время войны 2 раза, а военно-морские английский, американский и какой-то экзотической республики, кажется Перу (Монэта), очень долго проживали. Все агенты с разрешения главнокомандующего осматривали морскую и сухопутную оборону крепости. Английский морской военный агент (Эрес) ездил самостоятельно и часто на форты, чертил кроки с коня, а после Мукдена переехал к японцам, как бы попав в плен. [438]
Все коммерческие агенты иностранных держав, несмотря на полное отсутствие торговых интересов ввиду блокады и осадного положения, почти всю войну провели в крепости и усердно шпионили (много наблюдений). Выселены под благовидными предлогами под конец войны и только благодаря моим неотступным докладам. Японский коммерческий агент Казаками{28} (сейчас опять находится во Владивостоке) выехал накануне объявления войны. Как характерная подробность, — три дня и три ночи перед его отъездом японские часовые патрулировали вокруг его дома. В доме после его выбытия в клочках старых газет случайно был найден синий телеграфный бланк с пометками карандашей на английском языке: (приблизительно) новые форты — 12 т. р.; минные заграждения 8 т. р.; батареи 16 т., подробная дислокация Владивостокского гарнизона 3 т. и т. д. всего на сумму 69 т. рублей. При производимом мною дознании, по заключению экспертов почерк пометок карандашей аналогичен с почерком предъявленных им писем (были предъявлены письма Э. Швабе).
Вскоре после этой находки я получил через начальника штаба крепости из Главной квартиры маньчжурских армий 10 планов фортов, батарей и общий план Владивостока (верстовка в горизонталях) с нанесенными фортификационными сооружениями, купленные д. с. с.{29} Павловым через какого-то американца в Японии, согласно письму посланника, за 10 т. руб. Чертежи эти крупного масштаба, но малоценны для дела разведки, т.к., к сожалению, представляют не подлинники, а копии, неважно нанесенные на прозрачный холст. Насколько пока удалось выяснить, это дело тоже рук Э. Швабе и его личного секретаря Лохвицкого, неизвестно куда скрывшегося и мной разыскиваемого. Эдуард Самсонович Швабе, англ. ком. агент, полковник Великобританского флота в отставке, проживая во Владивостоке, состоял директором-распорядителем акционерной компании Уссурийского горнопромышленного общества. Образ жизни вел очень открытый и богатый, принимал [439] на обедах командира порта, губернатора, коменданта и все высшее общество города. В числе акционеров уссурийского общества состоял комендант г.-л. Воронец, два директора русско-китайского общества — Масленников и Эпштейн и агент добровольного флота вице-адмирал в отставке Терентьев. Эти же лица (конечно без Швабе), вначале 1905 года настояли на прекращении работ на строившейся стратегически важной ветке от 30 версты Уссурийской ж. д. до Сучанских каменноугольных копей. Сучаны — богатое месторождение полуантрацита и бурого угля высоких качеств, в 40 верстах от бухты Находка и в 110 от Уссурийской железной дороги.
Впоследствии для надобностей флота около 1 млн. пуд. угля перевезли на лошадях до бухты Находка, а затем на китайских лайбах на Эгершельд во Владивосток (с пуда платили 17 коп., брали 31 коп., перевозил некто N., товарищ командира порта К. А. Греке по корпусу). Ходатайство в Петербург о прекращении работ было мотивировано их необеспеченностью и возможностью захвата японцами. Земляных работ было произведено уже на 900 т., теперь работы возобновлены и ведутся сначала, были дожди, прошло много времени и их рассосало. Услугами французского коммерческого агента я неоднократно пользовался для дела разведки. Коммерческий агент Дайцинской империи Ли-тзьяо, бывший хунхуз, страшно обирал Владивостокских китайцев, одно время стоял во главе нелегального китайского самоуправления, ездил очень часто на форты, еженедельно посылал донесения о положении Владивостока в китайское министерство иностранных дел. Очень дружил с американским коммерческим агентом Ричардом Гринер. Гринер — друг Швабе и Казаками, часто виделся с девушками из американского публичного дома — Бертиной (в связи с полк. Нечволодовым) и Вайлед. Вайлед состояла агентом тайной полиции в С.-Франциско, перехвачены стенографические записки по американскому методу со сведениями о кр. Владивосток. Американский публичный дом во Владивостоке, известный под названием «Северная [440] Америка», содержала американская подданная Жанета Чарлз. До этого она содержала публичный дом в Порт-Артуре пополам с какой-то испанской авантюристской, кажется, по фамилии графиня Бевэт; дом этот был закрыт за шпионство. Чарлз имеет мужа и 9-летнюю дочь. Муж ее директор большого страхового общества в С. Америке, а дочь воспитывается в католическом монастыре. Чарлз имела только постоянных любовников, оставаясь им верной. Сначала она жила с лейтенантом флота Бахтиным, он в этом доме жил безвыходно, вел ее домашние приходо-расходные книги и отсылал своей жене ежемесячно по несколько сот рублей. Когда по моему представлению лейтенант Бахтин был по приказанию морского министра выслан из крепости, то Чарлз очень быстро сошлась с инженером Любомиром Гердец — это серб, венгерский гусар, окончил политехникум в Вене, в Владивостоке занимался подрядами у инженера Жигалковского, заведуя важными работами по укреплению Русского острова. Перед заключением мира оба эти лица исчезли с горизонта, равно скрылась немного раньше и Вайлед. В китайских публичных домах я находил неоднократно подозрительных китайцев без документов и никому из местных жителей неизвестных (они выселялись по этапу за китайскую границу), там же мной были найдены планы крепости Владивосток и Русского острова грубой ручной работы с китайскими надписями и с подробным и точным указанием всех новейших батарей, линий окопов, мест расположения лагерей и прожекторов. Хунхузы и корейцы передавали много сведений сухим путем через Северную Корею, некоторые из них отчасти по рекомендации штабс-капитана Бирюкова состояли у меня на службе. Из русских сильно замешаны фирмы «Владимир Шевелев и Моисей Семенов», шкипер дальнего плавания Петр Кошкин, Смолин и много других лиц. Для полноты картины следует добавить несколько греков, евреев, много черкесов и еще больше каторжан. Измене способствовала усиленная политическая пропаганда, среди видных деятелей находились знаменитые социал-революционеры [441] Борис Оржих (обвиненный в покушении на цареубийство, просидел в крепости 9 лет, в Владивостоке занимался цветоводством; а ныне издает в Японии вместе с одним русским офицером русскую революционную газету) и Людмила Волкенштейн (убита при демонстрации 19 января 1906 г.). В числе главных причин военных бунтов следует искать политическую пропаганду (много материала). События Владивостокского военного мятежа мной были подробно описаны еще за 3 месяца до их возникновения в особом дознании, переданном, кажется, в штаб главнокомандующего, в числе вещественных доказательств приложено было несколько бомбочек и около 30 фунтов рокорока.
Все вышеприведенные сведения крайне неполны, т. к. за отсутствием агентурных данных записаны по памяти и наспех.
Михайлов
ЦГВИА. ф. 5, д. 34, л. 18–23.
Отношение директора департамента полиции начальнику военно-статистического отдела Главного штаба В. П. Целебровскому
26 марта 1904 г.
Милостивый государь Виталий Платонович!
Из совершенно секретного источника мною получены сведения, что центром японской разведочной службы является г. Вена. Так, на днях к японскому посланнику в Париже явилось одно лицо (имя его мне, по всей вероятности, будет известно) с предложениями агентурных услуг. Посланник Мотоно заявил этому лицу, что ему надлежит обратиться в Венскую миссию, спросив проживающего ныне в Вене бывшего японского консула [442] в Одессе. Японская миссия в Вене имеет секретных агентов в Кракове и Львове; агенты эти получают сведения о передвижении наших войск из Варшавы и Петербурга.
Из того же источника мною получены сведения, что подробный план Порт-Артура был приобретен японцами от какого-то русского военного инженера.
Об изложенном считаю долгом сообщить вашему превосходительству.
Прошу ваше превосходительство принять уверение в совершенном моем почтении и преданности.
Лопухин
ЦГВИА, ф. ВУА, д. 10060, л. 10.
Предписание Главного штаба военному агенту в Вене
марта 1904 г.
В. Секретно
Директор департамента полиции письмом от 26 сего марта уведомляет, что по полученным им сведениям центром японской разведочной службы является гор. Вена. Так, на днях к японскому посланнику в Париже явилось одно лицо с предложениями агентурных услуг. Посланник заявил этому лицу, что ему следует обратиться в Венскую миссию, спросив проживающего ныне в Вене бывшего японского консула в Одессе.
Японская миссия в Вене имеет секретных агентов в Кракове и Львове: агенты эти получают сведения о передвижениях наших войск из Варшавы и Петербурга.
Донесение совершенно однородное с письмом директора департамента полиции получено и от нашего военного агента в Париже.
Сообщая об изложенном, Главный штаб по приказанию военного министра просит ваше высокоблагородие проследить [443] за делом японской разведки, донося о ваших наблюдениях.
Начальник отдела генерал-майор Целебровский
ЦГВИА, ф. ВУА, д. 10060, л. 12.
Донесение военного агента в Вене начальнику военно-статистического отдела Главного штаба В. П. Целебровскому
15 апреля 1904 г.
Секретно
Милостивый государь Виталий Платонович!
Представляю при сем вашему превосходительству два письма, адресованные мне частным сыскным институтом в Германштадте, предлагающим свои услуги по выслеживанию и сообщению различных подробностей относительно перевозки в Японию закупаемых, якобы, для нее в настоящее время лошадей и патронов.
Так как ввиду моего официального положения в Австро-Венгрии является нежелательным входить в личные сношения с подобным учреждением, тайная деятельность которого, наверно, контролируется здешнею полициею, а потому, быть может, ваше превосходительство найдете полезным воспользоваться предложениями означенной фирмы установить с нею связь непосредственно из С.-Петербурга.
Вместе с сим доношу вашему превосходительству, что наши консула в портах Адриатического моря следят за всеми мероприятиями японцев по покупке и транспортированию военных грузов, причем результаты их наблюдений сообщаются в наше министерство иностранных дел. [444]
Прошу ваше превосходительство принять уверение в совершенном почтении и преданности.
(подпись)
ЦВИА, ф. ВУА, д. 10060, л. 28.