Содержание
«Военная Литература»
Первоисточники

Документ № 26.

Сообщение русского посла во Франции Нелидова министру иностранных дел В. Н. Ламздорфу

15 июня 1905 г.

Весьма секретно

М. г.

граф Владимир Николаевич!

Ссылаясь на секретное письмо мое от 27 апреля (10 мая) и ознакомившись с содержанием препровожденного ко мне в копии совершенно секретного письма г. министра внутренних дел от 10 мая №46 я считаю долгом еще раз вернуться к вопросу о японском полковнике Акаши. Деятельность его, как явствует из добытых г. Мануйловым подлинных документов, не ограничивается предприятиями разведочного характера и переходит далеко за пределы Скандинавии и Стокгольма. Он руководит целою сетью направленных против России интриг, имеющих в виду поднятие смут и вооруженного движения, главным образом на Кавказе, куда, равно как и в Балтийские порта, его заботами и на его деньги отправляется в большом количестве оружие. Для перевозки этого груза приобретен в Гамбурге пароход, о котором г. Мануйлов доставил в департамент полиции самые подробные сведения и [412] фотографию. Кроме того, ему удалось получить точные данные о времени и месте отправления ружей из Марселя в Черное море. За этими опасными предприятиями надо зорко следить, чтобы не допустить выгрузки оружия в России.

Если я позволяю себе еще раз обращать внимание вашего сиятельства на это важное дело, то это из опасения, чтобы среди других многочисленных и настоятельных дел, отвлекающих деятельность нашего полицейского департамента, сведениям, доставленным из Парижа г-м Мануйловым, не было придано той государственной важности, которую они представляют. Возможность наблюдения за подпольною деятельностью японцев, которую г-ну Мануйлову удалось добыть, кажется мне настолько существенной для ограждения нас от происков этого опасного и беззастенчивого, ничем не стесняющегося врага, что мне казалось бы необходимым ее еще расширить, а именно, доставить средство для наблюдения за японской миссией в Лондоне. Тамошний посланник пользуется полным доверием своего правительства и имеет на него огромное влияние. При предстоящих переговорах о мире нам было бы в высшей степени важно быть осведомленными о получаемых и посылаемых им телеграммах.

Само собою разумеется, что дело это должно быть ведено с крайней осмотрительностью, чтобы не возбудить ничьего подозрения и не лишиться имеющихся в руках средств разведывания. А между тем французская тайная полиция, не без содействия которой все это производится, была недавно весьма озабочена, ознакомившись с передававшейся по телеграфу г-ну Мануйлову открытой депешей, в которой ему разрешалось произвести незначительный расход «для получения сведений о провозе оружия».

Покорнейше прошу, ваше сиятельство, принять уверения в глубоком моем почтении и совершенной преданности.

Нелидов

ЦГИА, ф. 6с/102, оп.1, д. 28, л. 169. [413]

Документ № 27.

Дознание по делу о китайце Тию-цай, обвиняемого агентами Управления транспортов штаба главнокомандующего в шпионстве

9 июля 1905 г.

1905 года июля 8 дня, согласно словесному приказанию начальника Управления транспортов штаба главнокомандующего, мною было произведено дознание о китайце Тию-цае, обвиняемом тайными агентами Управления транспортов Люинго, Панюшен, Ванкотун и Лиюнчон в шпионстве.

Спрошенный мною сего же числа китаец Тию-цай, 21 года, родом из Телина, вероисповедания китайского (Конфуция), показал: живу я постоянно в Телине за южными воротами, где снял фанзу, и отдаю ее под помещения отдельным лицам. В конце 4-й луны (первая половина мая месяца) поселился у меня японский переводчик, китаец Ван-доли, живший до сего времени в здании ссудной кассы. После китайского праздника (5-е число 5-й луны) он мне предложил собрать сведения в Гунчжулине о прибывающих туда ежедневно воинских поездах, причем я должен был возвратиться туда через месяц, не считая времени в дороге. За собранные сведения мне было обещано 100 иен, на руки я получил 40 иен. Я знал, что у Вандоли на службе 300 китайцев, но чем они занимаются, не знаю. Через несколько дней после китайского праздника я отправился в Гунчжулин через Кайюанъ, Тагада, Сандятунь, Эршидзядзы. В Тагада я прожил несколько дней, у союзного брата Гуаниджин, а в Эршидзядзях сжег выданное мне японское удостоверение, во-первых, чтобы скрыть принадлежность мою к японской службе, а, во-вторых, я издержал в пути деньги и решил не возвращаться в Телин. 9 числа 6-й луны (28 июня) я купил в Гунчжулине корзину носить офицерам их покупки, за что получал от них деньги. В Гунчжулине я раньше не был и на разведку пошел в первый раз. Сообщников у меня не было и указать на японских шпионов, [414] находящихся в местах расположения русских войск, не могу, так как никого из них не знаю.

В первых числах 5-й луны японцы казнили в Телине свыше 20 китайцев — русских разведчиков.

При мне в Телине и его окрестностях было 100000 войска, в районе Телина — Чйнхачо свыше 200 орудий. Правда, доходили до Кайюаня; ежедневно отправлялось четыре поезда, перевозили дрова, уголь и гаолян. В Телин войско прибыло с юга, солдаты были в возрасте 20 лет.

В Кайюане войска 6000–7000; продовольственные склады небольшие.

Спрошенные мною сего же числа тайные агенты Управления транспортов, штаба главнокомандующего: Панюшен, Люинге, Ванкотун и Лиюнчон показали:

1. Панюшен, 20 лет, из д. Чангаю, проживал в Телине долгое время, вероисповедания Конфуция. 5 июля я встретил в Гунчжулине китайца, лицо его было хорошо мне известно по Телину. Зная, что в настоящее время, оттуда, главным образом, если и приходят, то для получения сведений о русских армиях, поэтому я сказал товарищу своему агенту Лиюнчон, что надо следить за ним. Он ходил больше с пустой корзинкой. Нас заинтересовало, куда он, главным образом, будет ходить. Оказалось, что он ходил по дороге, параллельно идущей с железной дорогой по направлению к Куанчендзам. Нам показалось подозрительным, ибо стало ясно, что он выслеживает воинские поезда; корзина у него была пустая. Видя это, мы решили проследить, что будет он делать в течение следующих дней, и решив, установить для сего очередь в наблюдении за ним, сообщили товарищам — агентам Ванкотун, Лиюнчон. Заметя, что в продолжение 3 дней он выслеживает по той же дороге поезда, я решил еще раз проверить самого себя и спросил, не из Телина ли он, сказав, что помню его, так как сам недавно оттуда. Он сказал, что действительно пришел из Телина. 7 июля вечером мы вчетвером пошли в гостиницу, где он ночевал, и спросили, давно ли он из Телина, на что получили от него ответ, что свыше двух недель. Потребовав [415] книгу от хозяина постоялого двора, мы увидели, что Тию-цай всего лишь в Гунчжулине 9 дней, после этого мы его арестовали и он нам сознался, что послан за сведениями о русских войсках, проходящих через Гунчжулин.

2. Спрошенный мною Люинге, 25 лет, родом из Ляояна, вероисповедания Конфуция, показал: 5 июля Панюшен указал мне на прибывшего из Телина китайца. Мы начали следить за ним и вскоре увидели, что он подозрительный человек, так как ходил с пустой корзиной по направлению прибывающих поездов. Мы решили проследить в течение 3 дней, для чего сообщили агентам Ванкотун и Лиюнчон, которые подтвердили то же самое. 7 июли мы арестовали его в поселке — в гостинице, он сознался, что послан был в Гунчжулин собрать сведения о прибывающих воинских поездах.

3. Ванкотун, 31 года, родом из Тяньцзина. Товарищи — агенты Панюшен и Люинго, сообщили, что вдоль железной дороги ходит с пустой корзиной подозрительный китаец — по-видимому, японский шпион. Так они хотели убедиться в этом и боялись впасть в ошибку, то решили следить за ним в течение 3 дней, для чего необходимо было установить им очередь. Пригласили они меня и Лиюнчон. Установив смены, мы следили 3 дня и безусловно убедились, что он наблюдает за прибывающими воинскими поездами, но чтобы отвлечь от себя внимание, ходит с корзиной. 7 июля мы арестовали его в гостинице. Он сознался нам, что послан из Телима китайцем-разведчиком Вандоли, который имеет квартиру в ссудной кассе, а для секретных дел снял помещение в его фанзе; он сообщил, что у Вандоли на службе 300 китайцев.

4. Лиюнчон, 29 лет, родом из Теньцзяна, вероисповедания Конфуция.

Меня и Ванкотун позвали товарищи-агенты следить за китайцем, ходившим вдоль железной дороги с пустой корзиной. Проследив 3 дня, мы пришли к заключению, что он, безусловно, шпион, так как под видом рабочего с корзиной высматривал поезда. 7 июля мы арестовали его в гостинице, [416] причем он сознался, что был послан из Телина выяснить число воинских поездов, прибывающих в Гунчжулин в течение месяца.

Дознание производил прапорщик Бурнашев

Подписал: генерал-майор Ухач-Огорович

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 29070, л. 77–78.

Документ № 28.

Телеграмма штаба главнокомандующего всеми сухопутными и морскими вооруженными силами, действующими против Японии, в Главный штаб генералу Поливанову

10 июля 1905 г.

Посланник Павлов из Шанхая телеграфирует: Я имею достоверные сведения, что на днях проехал через Шанхай в Пекин японец Коматсубара Хаяши{26}, бывший еще до войны одним из главных японских тайных агентов в Маньчжурии и Монголии. Ныне ему будто бы поручено организовать в Пекине особую партию разведчиков и шпионов из числа специально подготовляемых для сего в Пекине молодых японцев и отправиться во главе ее в пограничные с нами местности китайского Туркестана и в Кашгар, с целью распространения японской политической пропаганды среди местного населения. Копия настоящей телеграммы препровождена консулу нашему в Кашгаре для сведения.

6988/1871.

Генерал Орановский

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 29070, л. 21.

Документ № 29.

Из показаний японского шпиона Лиу-юн-ен

24 июля 1905 г.

Секретно

По приказанию правителя канцелярии отдела этапов при главнокомандующем, мною, поручиком Федюшиным, [417] 24 июля 1905 года произведено дознание о китайце Лиу-юн-ен.

Я, Лиу-юн-ен, после Мукденского отступления поселился в городе Мукдене, так как состою постоянным жителем Мукденской провинции. У меня было хозяйство в деревне севернее Мукдена в 12,5 русских верстах. Имел на своем иждивении жену, двух малых детей и старуху мать свыше шестидесяти лет. Когда японцы заняли Мукден, то они разорили все мое имущество, приносившее мне в год около 400 рублей доходу, сумму, вполне обеспечивающую наше житье. Делали это они с явною целью вынудить меня поступить на их службу, к чему я и прибег ради мести за свое разоренное хозяйство. Меня японцы сильно обидели, забрав от меня все хозяйство и всю мою семью, я не надеюсь уже более никогда с ними видеться и моя одна только цель теперь мстить японцам за все зло, которое они мне причинили. Задумав план своей мести, я поступил на службу к японцам в качестве шпиона. Здесь меня поместили в школу для шпионов и обучали там в продолжение пяти дней писать русские цифры и буквы, учили отличать погон от погона, распознавать, к какой части — кавалерии, артиллерии или пехоте принадлежит известный солдат. В этой школе, которая находится в Тундианкоу Мукденской провинции, в 45 верстах русских на северо-запад от Телина, нас обучали два человека офицеров японских, по-видимому, назначенных исключительно для этой цели. В школе нас было до 100 человек. Во время занятий мы не имели права друг с другом разговаривать, а должна была быть мертвая тишина. По окончании занятий, состоявших исключительно в писании русских цифр и русских букв, нас разводили под присмотром солдат каждого в отдельное помещение, где сообщение и свидание с другими моими же сослуживцами не разрешались. Таким образом, в продолжение пяти дней мы не были знакомы друг с другом. По мере успеха и способностей в этой науке, нас офицер рассылал из этой школы, давая различные поручения. Рассылал обыкновенно по одному человеку в разные стороны. До известного же пункта, [418] куда он направлял нас, мы должны были идти вместе, что у японцев, очевидно, положено за правило и служит как бы условным знаком для отличия своих шпионов от чужих. Дойдя до пункта, от которого уже не полагалось двигаться кучею, нас пропускали по одному в порядке постепенности день за днем, т.е. сегодня я, завтра другой, после завтра третий. Ставилось нам также в условие проходить известное число китайских ли в день, например, мне было велено двигаться не скорее 25 ли в день. О поручении одному не знал никто из нас и друг другу мы не говорили, куда он направлен и зачем, ибо друг друга видели первый раз в глаза и боялись открыть один другому свои мысли из опасения, нет ли здесь тайных шпионов от японцев, которые могли бы донести им о наших разговорах друг с другом.

По окончании школы шпионства в Тундианкоу меня японский офицер командировал для разведки в деревню Тава, город Паменчин и Фунхуасен узнать, сколько в этой местности стоит русских войск, какие у них погоны и к какому роду оружия они принадлежат — пехота, казаки или артиллерия. Местность эту я решил не осматривать, ибо не хотел у них служить, а хотел исключительно отомстить им за обиду. Поэтому я явился к комиссару и решился рассказать по чистой правде обо всем, что делается у японцев, русским. Как я уже сказал, в школе учат 5 дней и учат очень строго. После учения дают нам разные поручения, но в нашей школе не более трех, т. е. мы должны были побывать в трех местах и, высмотрев численность русских войск с отметкою, к какой части оружия они принадлежат, придти обратно не пославшему нас и там, ни в коем случае не записывая всего этого на бумагу и не расспрашивая ни о чем русских солдат, доложить обо всем виденном лично, а потом обо всем случайно слышанном от китайцев, пришедших почему-либо в деревню, хотя слух опять-таки нами должен быть проверенным личным наблюдением. Совершивший раза два или три донесение, получает уже повышение, выражающееся в том, что ему с первоначального [419] жалования — 60 рублей в месяц — постепенно повышают это жалование до 300 рублей. Получающие 300 рублей в месяц называются главными шпионами, они имеют постоянное местожительство на русской территории в районе расположения армий или же несколько позади нее. Оттуда они посылают донесения со своими младшими шпионами, уже не раз исполнявшими свою задачу под видом, относя письмо к своему знакомому, живущему в японском расположении, под видом торговцев товарами, чаще всего практикуется подарок халата, зонтика, палки, хомута и т. п. Человека же, командируемого в первый раз в расположение русских войск, они, японцы, никогда не направляют к своим главным шпионам и не указывают им места их жительства, очевидно, из опасения дезертирства на русскую сторону. Школы обучения шпионству разделяются у них на несколько разрядов; так, например: шпионство по поселкам и городам, шпионство на железной дороге, повидимому, одно от другого имеет разницу. При назначении нас в разведку нам выдают два удостоверения, одно для прохода до известного места через японское расположение, которое всегда должно быть в руке, другое же зашитое где-либо у пешего в одежде, очень маленькое, для обратного прохода с русской территории в японское расположение. Это удостоверение должно быть предъявлено при первом же задержании нас на японской территории. По предъявлении его, нас не задерживают и ничего не расспрашивают, а направляют прямо туда, откуда мы были отправлены первоначально, и здесь устное донесение передается офицеру, который нас обучал. Про школы шпионства я могу сказать, что их есть три (из разговоров и слухов от других китайцев) — за левым флангом японского расположения: в Факумыне, Тунянкоу, Телине. Школы эти находятся далеко от позиции, но занимают приблизительно центральное расположение к известной части войск. В полках же и дивизиях я не знаю, есть ли шпионы. Шпионы в пределах разведки могут быть узнанными только лишь своим поведением и расспросом друг у друга, зачем он пришел. У [420] японцев есть масса ранее подготовленных шпионов, которые разбросаны по различным местечкам и городам в тылу русского расположения войск. Об этих шпионах знают старшие, но не мы, посылаемые в первый раз. Когда я шел через Мукден, то узнал, что в Мукдене находится какой-то генерал японский Тасан, наверное он главнокомандующий, ибо ему все подчиняются. В самом городе Мукдене и его окрестностях войск очень мало, но на позициях японских и в деревнях, через которые я проходил: Сан-Чен, Хун-ши-цяю, Киндиатунь, Тиндиона, Яндиопа, Син-Лун-Шан, Син-чу, Удагоу, Чидиоза, Оуанфаншин, в каждой из этих деревень есть войска, но опять-таки сравнительно немного.

В этом месте позиции японские не настоящие, настоящие же находятся в направлении Пабатунь, Палитунь. Деревни эти расположены севернее деревень, через которые я проходил. В этом направлении я не был и сказать, сколько там войск, не могу. В деревнях же, через которые я проходил, стоят войска, состоящие из пехоты, артиллерии и кавалерии, между прочим последней очень мало. Через самые позиции нас не пропускают, но направляют в промежутке между главными позициями обойти один из флангов расположения и зайти в известные уже заранее намеченные места и, все там высмотрев, придти и доложить учившему нас офицеру. Относительно, есть ли из китайских чиновников кто-либо на японской службе, я не знаю. Также я не слышал ничего и относительно того слуха об обязательном засеве полей в районе Гунчжулин Сунгари. Товарищи мои, шедшие со мною, направились согласно своей задаче на Куанченцзы. При проходе мною возле монгольской границы, я японских войск не встречал, очевидно, их там нет, а если и есть, то в таком ничтожном количестве, и так они себя скрытно держат, что даже этого и заметить невозможно.

Писал со слов рассказчика поручик Федюшин 25 июля 1905 года.

ЦГВИА, ф. ВУА, д. 29070, л. 151–152. [421]

Документ № 30.

Из показания японского шпиона Лю-цзюй-тэнь

12 августа 1905 года

Кроме местных шпионов-китайцев, имеются и приезжие из других провинций. Некоторые приезжают сюда по поручению Цзянь-цзюней или же по поручению вице-королей. Эти шпионы имеют предписания и являются к местным властям, чтобы последние покровительствовали им. Есть некоторые шпионы, командированные японскими и китайскими чиновниками, имеют при себе официальные документы. Делятся они на три категории и все снабжены предписаниями к местным гражданским и военным властям, чтобы последние покровительствовали им; кроме того, имеются предписания местным властям: выбирать способных людей или чиновников из подведомственных местных учреждений. Каждый шпион имеет какое-либо занятие для маскировки своей специальности, а также они имеют отдельную комнату и, наконец, у каждого имеется дневник для записи. Выдавший эти сведения подвергается смертной казни. Для добывания важных сведений есть руководители и есть хорошие письмоводители, которые составляют бумаги; есть хорошие переводчики, которые свободно владеют европейскими языками; последние добывают сведения из газет; есть чертежники, которые чертят планы и т.д. Совместное собрание между чинами и собрание приезжающих шпионов и, наконец, собрание между друзьями происходит ночью, днем же они занимаются чтением китайских газет из разных стран китайской империи или читают разные иностранные газеты и проч. Важные сведения они записывают в книгу и кладут в особое место, тщательно укрываемое от посторонних лиц. В случае обнаружения шпионов русскими, каждый обязан выдержать всякую пытку, но не выдавать товарищей, а тем более чинов администрации, замешанных в шпионстве. Нет ни одного [422] шпиона, чтобы он не имел сношений с китайской администрацией; все они живут роскошно. Один из шпионов показал: «я всегда вижу, как русские чиновники дружатся с китайскими чинами. На глазах они очень дружны, но на уме у них совсем другое. Если вы будете продолжать службу с чиновниками по-прежнему, то, безусловно, вреда нельзя миновать. Вы должны хорошенько подумать и рассудить о сказанном. За эти сведения я должен подвергаться смерти».

Форма и правило составления шифрованных писем различны, т. е. иероглифы читаются не по строчкам, а через один иероглиф, или через 10 иероглифов; все это делается по обусловленным знакам: название товаров обозначает солдат или лошадь и проч. Письма пишутся не в одинаковых формах, разобрать постороннему лицу совершенно невозможно.

Главная цель шпионов заключается в донесениях: о местности и количестве кавалерии и пехоты, а также о местонахождении артиллерии, количестве здоровых людей и лошадей, а также и транспортов, кроме того, обязаны доносить о глубине воды, о дождях, высоте гор, сколько проходящих войск, охранных войск, интендантских складов в тылу, о грузах поездов большой скорости и малой скорости, о тайных приготовлениях, водяных путях и судах, о пристанях и мостах, о понтонных мостах, подводных минах и фугасах и прочих сведениях.

Кроме того, есть мелкие шпионы, которые обязаны о каждом полученном сведении сообщать старшим шпионам. Для осмотра местности выдают себя за путешествующих, имеют при себе бумагу и чертят планы. Есть несколько женщин, занимающихся проституцией, которые входят в сношения с некоторыми переводчиками и бойцами, таким образом, получают важные сведений о расположениях русских чинов. Сведения они записывают и своевременно сообщают главному шпиону. Некоторые шпионы одеты очень чисто и выходят на вокзал для сбора сведений; некоторые выдают себя за служащих при театре [423] или в качестве компаньона содержателя театра и путешествуют по городам будто бы для приглашения хороших артистов.

Раньше я имел честь быть допрошенным и при допросе я указал сведения по делу шпионов, все в правду. В случае обнаружения с моей стороны несправедливости, тогда вы можете поступить со мною по военному закону. Если вы примете меня на службу для преследования шпионов, то у меня еще есть особое средство: 1) на обстоятельственный вид, 2) о движении, 3) о деятельности чиновников, 4) о деятельности торговли, 5) о движении купцов, т. е. по ночам они собираются, а днем расходятся, 6) о движении всех бездельных людей.

Уже два раза служил при штабе, но как-то не имел возможности лично видеться с вами. Если я удостоен поступить к вам на службу, тогда я не буду бояться двух государств, т. е. японского и китайского. После моего поступления на службу к вам, обо всем буду докладывать вам своевременно: о движении японских шпионов и о движении китайских чинов и других китайцев; одним словом, буду помогать вам, как ваша правая рука, тогда будет очень хорошо как для вас, так и для меня. Если бы я не знал о деле шпионов, то я бы не осмелился поступить к вам на службу; буду исполнять обязанности по делам шпионов; нужно внимательно преследовать их, а в противном случае тогда привлекут массу невинных людей; во-первых, задевают хорошую русскую репутацию, а во-вторых, портят свою совесть, за что нельзя миновать страшной смерти, т. е. за непосредственность будет мучиться при смерти. Я искренно желаю поступить на службу, а не ради освобождения из-под ареста, посему прошу вас освободить меня и принять на службу в качестве разведчика, желаю доказать вам свою искренность и прошу вас освободить себя от всяких сомнений. 12 августа 1905 года, переводил драгоман штаба округа Лудахе.

ЦГВИА, ф. ВУА, д.29070, л. 351–352. [424]

Дальше