Генерал Джордж Маршалл, занимавший во время нападения на Пирл-Харбор должность начальника штаба сухопутных войск, был одним из основных свидетелей в объединенной комиссии конгресса по расследованию нападения на Пирл-Харбор. Приводимые ниже выдержки из его показаний и опросов, произведенных 7, 8, 11, 12 и 13 декабря 1945 года членами комиссии от демократической и республиканской партий, показывают его роль в этом событии. Для уточнения обстановки сюда же включена небольшая часть показаний помощника начальника штаба сухопутных войск по разведке (в 1941 году) генерала Шермана Майлса.
(Нападение на Пирл-Харбор, т. III, стр.1049, 1096–1113, 1146–1151, 1171–1176, 1319–1329, 1360–1362, 1429–1434, 1513–1515)
Показания генерала армии Джорджа Маршалла
Председатель. Опрос можно продолжить.
Митчелл. Генерал Маршалл, когда Вы были назначены начальником штаба?
Генерал Маршалл. 1 июля 1939 года я был назначен исполняющим обязанности начальника штаба, а 1 сентября 1939 года официально утвержден в этой должности.
(…)
Митчелл. Теперь я обращаю Ваше внимание на так называемую предупредительную телеграмму, которая была направлена генералу Шорту за Вашей подписью 27 ноября. Вы были в городе 27 ноября?
Генерал Маршалл. Нет, сэр.
Митчелл. А где Вы были?
Генерал Маршалл. Я был в штате Северная Каролина.
Митчелл. Что там происходило? [176]
Генерал Маршалл. Генерал Макнейр проводил большое учение, в котором участвовало, кажется, около 300 тысяч войск. День 27 ноября был самым важным в учениях, и накануне, после обеда, я вылетел к месту учений для наблюдения за их ходом. Я возвратился обратно поздно вечером. На службу я прибыл рано утром 28 ноября.
Митчелл. Принимали ли Вы до отъезда участие в обсуждении предложения о посылке предупредительной телеграммы в отдаленные округа?
Генерал Маршалл. Припоминаю, что да, сэр. Этот факт в известной степени подтверждается также памятной запиской генерала Джероу от 27 ноября. Я помню, что мы подробно обсуждали вопрос о посылке предупреждающей телеграммы на объединенном совете сухопутных и морских сил утром 26 ноября. Мы решили на совете, что необходимо разработать указание о введении боевой готовности и немедленно его отправить{75}.
Разработать проект указания было поручено генералу Джероу. Я не помню, имел ли он в то время уже подготовленный проект или должен был подготовить его по возвращении в оперативное управление. Во второй половине дня, после утреннего заседания объединенного совета, я вылетел на самолете. На заседании присутствовали: адмирал Старк, я, заместитель начальника штаба сухопутных войск, генерал Брайден, генерал Джероу. Я думаю, что там же присутствовали офицеры военно-воздушных и военно-морских сил.
Митчелл. Следовательно, телеграмма была отправлена от Вашего имени во время Вашего отсутствия?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Митчелл. Когда после Вашего возвращения Вам доложили проект телеграммы?
Генерал Маршалл. Я увидел оригинал телеграммы в том виде, в каком она была отправлена, сразу же, как только оказался за своим столом утром 28 ноября.
Митчелл. Памятная записка генерала Джероу от 27 ноября, на которую Вы ссылаетесь, это та, в которой он записал: «Военный министр вызвал меня к 09.30 27 ноября 1941 года». Это то, на что Вы ссылаетесь?
Генерал Маршалл. Да, сэр. [177]
Митчелл. Когда после возвращения с учений Вы увидели телеграмму генералу Шорту от 27 ноября, какова была Ваша реакция относительно ее содержания и формы?
Генерал Маршалл. Я согласился с содержанием и с формой, в которой оно было изложено.
Митчелл. Вы видели аналогичную телеграмму, направленную в то же время командующему на Западном побережье?
Генерал Маршалл. Я видел телеграмму...
Митчелл. Всем командующим?
Генерал Маршалл. Командующим на Тихом океане.
Митчелл. Вы видели ответ генерала Шорта и ответы других командующих на телеграмму с предупреждением?
Генерал Маршалл. Я полагаю, что да. По-видимому, просматривая телеграммы, я не расписался на них. Думаю, что я должен был их видеть.
Митчелл. Как случилось, что Вы адресовали их военному министру?
Генерал Маршалл. Я считал их весьма важными и полагал, что он должен был видеть эти телеграммы. Когда я получал сообщения с необычным содержанием, которые могли ускользнуть от его внимания, я всегда делал пометку о необходимости доложить их министру и брал эти документы с собой, когда шел к нему в кабинет.
Митчелл. Можно ли Ваше решение доложить эти телеграммы министру объяснить тем, что в Ваше отсутствие он участвовал в составлении указаний, ответом на которые эти телеграммы, собственно, и являлись?
Генерал Маршалл. Возможно, что так. Я не помню, сэр.
Митчелл. Что Вы сейчас помните о Вашей оценке или о реакции на ответ генерала Шорта от 28 ноября?
Генерал Маршалл. Точно сказать я ничего не могу. Помню, что вскоре после нападения, — пожалуй, часа через полтора — я разговаривал с полковником Банди о мерах, которые мы тогда предпринимали для укрепления наших позиций на Западном побережье и на всей территории Соединенных Штатов, и в частности о проводке кратчайшим путем конвоев. Полковник Банди упомянул о телеграмме генерала Шорта, по-видимому рассмотрев ее еще раз, и сказал, что в ней говорится о предотвращении диверсий и о том, что связь с военно-морским флотом установлена... [178]
Митчелл. Когда происходил этот разговор с полковником Банди?
Генерал Маршалл. Я бы сказал, что это было часа через полтора или, может быть, через час после того, как поступили сообщения о нападении на Пирл-Харбор.
Митчелл. 7 декабря?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Митчелл. Хорошо. Следовательно, в тот момент полковник Банди поставил перед Вами вопрос о донесении генерала Шорта от 28 ноября?
Генерал Маршалл. Полковник Банди непосредственно отвечал за все вопросы, связанные с Тихоокеанским театром; это было его направление, или его отдел в оперативном управлении; он разбирался во всем детально, и поэтому я всегда имел дело непосредственно с ним. Насколько я помню, Банди был в тот момент у меня в кабинете. Мы обсуждали меры, которые нам нужно было принять для восстановления положения. Когда мы закончили... я припоминаю сейчас этот случай... Он выходил из кабинета и, остановившись на полпути, вспомнил донесение Шорта, — по-видимому, еще раз просмотрел его, чтобы узнать, что там было сделано, — и сослался на фразу о предотвращении диверсий, но я забыл теперь, что именно он об этом говорил. Банди ссылался также на фразу о связи с флотом. Он упоминал, что они предприняли необходимое...
Я затрудняюсь ответить на Ваш вопрос. Мне очень трудно отделить все это от того, что происходило в дальнейшем, потому что начиная с этого момента и в течение наиболее активного периода войны, то есть в течение первых шести недель, я был совершенно поглощен работой.
Митчелл. Да, но я имел в виду главным образом Вашу оценку или реакцию на ответ генерала Шорта от 28 ноября, когда телеграмма была Вам доложена. Вы видели ее 28 ноября?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Митчелл. Обратили ли Вы внимание на ее сжатость или на то, как она отличается по содержанию...
Генерал Маршалл. Я совершенно не могу этого припомнить.
Митчелл (продолжая)... от всех других полученных Вами донесений?
Генерал Маршалл. Я совершенно не могу этого припомнить. [179] Помню только, что передо мной были две телеграммы и что я расписался только на той, которая находилась сверху.
Митчелл. Кому были бы направлены телеграммы для исполнения в порядке обычной, повседневной деятельности управления штаба сухопутных войск?
Генерал Маршалл. Они были бы направлены в оперативное управление. Заместитель начальника управления адресовал бы их в определенный отдел, в тот, который возглавлялся полковником Банди.
Митчелл. В период между 28 ноября и 7 декабря к Вам никто не приходил и не говорил с Вами о донесении генерала Шорта, о полноте его ответа или о чем-нибудь в этом роде?
Генерал Маршалл. Я не припоминаю какого-либо обсуждения этого вопроса.
Митчелл. Были ли у Вас какие-нибудь данные о том, что в период после посылки предупредительной телеграммы на Гавайских островах не велось никакой воздушной разведки на достаточную глубину?
Генерал Маршалл. Нет, сэр. Данными такого характера я не располагал.
Митчелл. После отправления 27 ноября телеграммы с предупреждением интересовались ли Вы мерами, предпринятыми на Гавайских островах?
Генерал Маршалл. Насколько я помню, нет.
Митчелл. Интересовались ли Вы каким-либо образом в дальнейшем тем, какие меры проводились в других отдаленных районах, куда также были направлены предупредительные телеграммы?
Генерал Маршалл. По-моему, нет. Мы были очень заняты перенаправлением военных материалов генералу Макартуру и пытались ускорить проведение этих мероприятий, насколько это было возможно.
(…)
Митчелл. Мне кажется, Вы говорили нам, что регулярно просматривали перехваченную и дешифрированную японскую дипломатическую переписку?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Митчелл. Вы видели также и те перехваченные японские донесения, в которых говорилось о военных объектах и о движении военных кораблей? [180]
Генерал Маршалл. Я полагаю, что видел. Да, также как и дипломатические.
(…)
Митчелл. Существовали ли в военном министерстве какие-либо положения, установленные Вами или известные Вам, которые запрещали бы органам министерства, таким, как разведывательное управление или оперативное управление, направлять на Гавайские острова не только текст, дословный или перефразированный, но даже и содержание информации, извлеченной из перехвата и дешифрирования?
Генерал Маршалл. Какие-либо положения на этот счет мне не известны. Однако практически все, что касалось перехвата и дешифрирования, насколько я помню, докладывалось, как правило, в устной, а не в письменной форме.
Митчелл. Вам было известно, что разведывательное управление ни в каких случаях не высылало основного содержания информации из перехваченной переписки?
Генерал Маршалл. Не высылало основного содержания?
Митчелл. Да, не высылало. Генерал Майлс дал показания, что никогда не направлял на Гавайские острова копий перехваченных телеграмм, так же как и их содержания в перефразированном виде. Он заявил, что не хотел, чтобы на Гавайских островах знали, что он читает шифрованную переписку. Он, насколько я понимаю, сказал даже больше: информацию, полученную дешифрированием, невозможно было передать на Гавайские острова каким-либо методом скрытой связи. Вы имели представление о таком положении?
Генерал Маршалл. Я не могу сказать, что имел представление о таком положении, но знаю, что любой начальник разведывательного управления военного министерства, будь то генерал Майлс, генерал Стронг, генерал Маккейб или полковник Маккейб, генерал Ли и позднее генерал Базель, всегда был особенно щепетилен в отношении обеспечения безопасности своих источников и не афишировал того, что добывал, дабы не подвергать источники опасности раскрытия.
С перечнем адресатов, которым они направляли ту или иную информацию, я знаком не был и поэтому не знаю, [181] как они поступали. Начальник разведывательного управления военного министерства в соответствии с присущими ему функциями постоянно направлял данные в разведывательные отделы отдаленных округов и районов. Поскольку о сохранении тайны заботился помощник начальника штаба сухопутных войск по разведке, мне никогда не приходила в голову мысль о том, что начальник разведывательного управления мог бы поступить неосторожно. Наоборот, он всегда опасался, что я могу проявить неосторожность.
Митчелл. Вы не помните, видели ли Вы когда-нибудь перехваченные японские телеграммы, в которых Пирл-Харбор разграничивался на участки А, В, С, D и Е и в которых шла речь о расположении...
Генерал Маршалл. Я не помню, чтобы видел эти телеграммы. Я понимаю, что Вы имеете в виду.
Митчелл. Вы знакомились с делом?
Генерал Маршалл. Да, сэр. Я видел их в деле.
Митчелл. И Вы не помните, чтобы когда-нибудь видели их раньше?
Генерал Маршалл. Нет, не припоминаю.
Митчелл. Знакома ли Вам находящаяся на странице 154 дела перехвата дипломатической переписки дешифрированная японская телеграмма от 19 ноября, переведенная 28 ноября, в которой между Японией и ее представителями за границей устанавливается система связи на чрезвычайный период путем использования условных слов в радиопередаче о погоде?
Генерал Маршалл. Я помню, что видел эту телеграмму с «кодом ветров»... в то время, когда она была получена. Я полагаю, что это та телеграмма, о которой Вы говорите.
(…)
Митчелл. Меня интересует Ваше вчерашнее показание, в котором шла речь о так называемой исполнительной телеграмме с применением «кода ветров».
Просматривая стенографическую запись, я обнаружил, что изложение не столь уж ясно... оно требует уточнения. Я хотел бы сделать это. Во-первых, я снова хочу обратить Ваше внимание на японскую кодированную телеграмму, которую мы перехватили и перевели. Она находится на странице 151 дела № 1 документальных доказательств, [182] тo есть дела перехвата дипломатической переписки.
Телеграмма находится на странице слева внизу, она датирована 19 ноября 1941 года, переведена 28 ноября 1941 года. В ней говорится следующее:
«Относительно передачи по радио специального сообщения в случае чрезвычайного положения.
В случае чрезвычайного положения (опасность разрыва дипломатических отношений) и прекращения функционирования международных линий связи в ежедневные передачи последних известий на японском языке на коротких волнах будет включено следующее предупреждение:
1. В случае кризиса в японо-американских отношениях: «хигаси-но кадзэ амэ», что... означает «восточный ветер, дождь».
2. В случае кризиса в отношениях между Японией и СССР: «кита-но кадзэ кумори», что... означает «северный ветер, облачность».
3. В случае кризиса в японо-английских отношениях: «ниси-но кадзэ харэ», что... означает «западный ветер, ясно».
В телеграмме далее говорится:
«Этот сигнал будет дан в середине и в конце передачи прогноза погоды. Каждая фраза будет повторена дважды. Когда сигнал будет принят, пожалуйста, уничтожьте коды, шифры, документы и т. п. Это указание должно оставаться в совершенном секрете.
Направляйте нам срочные разведывательные данные».
Сейчас я говорю о той телеграмме, которой устанавливалась система условной связи. Вы поняли? На следующей же странице... находится вторая телеграмма из Токио в Вашингтон, перехваченная 19 ноября 1941 года и переведенная 26 ноября 1941 года... Ею устанавливалась несколько отличная система передачи этих сообщений по радио...
Так вот это те телеграммы, которые мы называем первоначальными. Они были получены в указанные на них даты. В своих же вопросах я использовал слово «исполнительная» [183] телеграмма и имел в виду перехваченное сообщение, в котором Япония использовала этот код и передавала предупредительные сигналы, используя кодовые условности.
В настоящее время я понимаю, что когда задавал вопросы... один из них был сформулирован не сов-сем ясно...
Я обратил Ваше внимание на первую телеграмму следующим образом:
«Знакома ли Вам... дешифрированная японская телеграмма от 19 ноября, переведенная 28 ноября, в которой между Японией и ее представителями за границей устанавливается система связи на чрезвычайный период путем использования условных слов в радиопередаче о погоде?»
Вы ответили: «Я помню, что видел эту телеграмму с «кодом ветров»... в то время, когда она была получена. Я полагаю, что это та телеграмма, о которой вы говорите».
(…)
Митчелл. Это телеграмма, которой был установлен условный код, показанный на странице 154 дела. Она там на японском языке.
Генерал Маршалл. О, я понимаю. Я не помню этого точно. Вас интересует, видел ли я именно ту телеграмму, в которой использованы эти кодовые условности о ветрах?
Митчелл. Да, но их две. Это та телеграмма, которая получена 19 ноября и переведена 28 ноября.
Когда я сказал «две», я имел в виду ту, что приводится в конце страницы 154 дела, и вторую, которая находится в верхней части страницы.
Генерал Маршалл. Вы сейчас спрашиваете меня, видел ли я обе эти телеграммы?
Митчелл. Я хотел бы знать, помните ли Вы о том, что видели обе телеграммы от 19 ноября, в которых устанавливалась кодовая система: в первой использовались слова о «ветрах», а во второй их не было.
Генерал Маршалл. Я не припоминаю отчетливо разницу между этими двумя телеграммами.
Митчелл. Понятно.
Генерал Маршалл. Но я совершенно уверен, что видел обе эти телеграммы. [184]
Митчелл. Минутку... Может быть, дело несколько прояснится, если мы перейдем к следующей странице... Но я снова спрошу Вас: «Видели Вы или слышали когда-нибудь до 7 декабря 1941 года о каком-либо сообщении, в котором японцы, используя условный код, давали бы сигнал «восточный ветер, дождь», что означало обострение отношений с Соединенными Штатами?
Генерал Маршалл. Я не припоминаю, чтобы видел или слышал о таком сообщении.
Митчелл. Когда мы заканчивали работу в прошлый вечер, я задал Вам вопрос. Я повторю его: «Помните ли Вы дипломатические телеграммы из Токио японским послам в Вашингтоне, те, которые мы для краткости называли «телеграммой из четырнадцати частей» и «тринадцатичасовой телеграммой»{76}.
Вы ответили: «Да, сэр».
Я спросил далее: «Не расскажете ли нам, когда и при каких обстоятельствах Вы впервые узнали об этом?»
Вы успели только сказать: «Впервые я узнал об этой телеграмме, когда пришел в...» Но здесь Вас прервали.
Не дадите ли Вы нам ответ теперь?
Генерал Маршалл. ...Когда я пришел в министерство в воскресенье утром 7 декабря.
В это утро я позавтракал, по-видимому в 08.00, и, следуя своему обычному распорядку воскресного дня, отправился на верховую прогулку.
Я думаю, что в одном из своих предыдущих показаний при расследовании событий, связанных с нападением на Пирл-Харбор, я сказал, что отправился на прогулку, вероятно, в 08.30. Разговоры с ординарцами и просмотренные мной показания других лиц подсказывают мне индуктивно, а не в связи с определенными воспоминаниями, что это должно было произойти позднее. Точное время я не помню, но между 08.00 и моментом, когда я направился в военное министерство, я позавтракал, вероятно, просмотрел воскресные газеты и был на верховой прогулке.
Что же касается вероятной продолжительности прогулки, то я могу сказать только, что маршрут ее был обычно весьма ограниченным, если я не пересекал [185] Мэмориэл бридж и не переезжал из Эрлингтона в Вашингтон, чего я не делал в течение предыдущих шести лет, за исключением одного раза. Во время прогулок я почти неизменно доезжал до места, где сейчас находится здание Пентагона, а в то время была государственная опытная ферма.
Иногда я пересекал дороги, которые ведут на мост, но не переезжал через него, а ехал вдоль реки Потомак, проезжая приблизительно две трети пути до того места, где в настоящее время расположен государственный аэропорт, но не дальше. В среднем я тратил на это около... 50 минут, потому что я ездил довольно быстрыми аллюрами — рысью и легким галопом, а при проезде опытной фермы, то есть того места, где сейчас Пентагон, — полным галопом. Затем я возвращался домой. Таким образом, я бы сказал, что, наиболее вероятно, прогулка длилась час или меньше. По-видимому... нет, определенно не больше.
Я не могу припомнить точно, когда мне сказали, что полковник Браттон хочет сообщить мне что-то важное и с этой целью прибудет в форт Майер, — тогда ли, когда я шел в душ, или когда принимал душ. Я приказал передать, что буду в военном министерстве. Приняв душ, я оделся и выехал в министерство.
На душ и на одевание у меня уходило в среднем десять минут, возможно даже меньше. Время моего прибытия в военное министерство можно определить только приблизительно; точно я не могу его вспомнить.
Когда я прибыл в министерство, полковник Браттон вручил мне перехваченные телеграммы, в которых содержалось четырнадцать частей японского меморандума. Я начал их читать. Это был довольно длинный документ, а его содержание имело столь серьезное значение, что некоторые части я прочитывал по два раза.
Когда я дочитал до конца четырнадцать частей японского меморандума, я увидел, что следующий лист документа — это телеграмма от 7 декабря, которую мы называем «тринадцатичасовой».
Митчелл. Вы имеете в виду телеграмму, в которой японским послам указывалось вручить меморандум американскому правительству в 13.00 в воскресенье?
Генерал Маршалл. Да, сэр, эту телеграмму. Как мне, так и всем другим, кто заходил ко мне в кабинет, эта телеграмма [186] представлялась весьма симптоматичной, указывающей на вполне определенное действие японцев в воскресенье в 13.00 по вашингтонскому времени, причем документ подлежал вручению государственному секретарю Хэллу. Все это, вместе взятое, представлялось необычным.
Насколько мне помнится, я сразу же позвонил адмиралу Старку, но оказалось, что он уже видел эту телеграмму. Я предложил немедленно послать предупреждение всем нашим командующим на Тихоокеанском театре — на Филиппины, на Гавайские острова, в Карибское море, то есть в район Панамского канала, и на Западное побережье, включая Аляску. Адмирал Старк сказал, что мы можем запутать командующих, потому что уже послали им указание о введении готовности, а теперь будем давать какие-то дополнительные распоряжения.
Я положил трубку правительственного телефона и собственноручно написал телеграмму. Насколько я помню, адмирал Старк позвонил мне. Но сейчас утверждают, что запись разговоров по правительственному телефону якобы говорит о том, что я сам позвонил ему. Я не помню, чтобы я зачитывал ему по телефону подготовленное мной указание. Мне кажется, наоборот, он позвонил мне как раз в тот момент, когда телеграмма, за исключением последнего предложения, была написана. Так или иначе, но разговор по телефону между адмиралом Старком и мной имел место, и в результате этого разговора Старк выразил пожелание добавить в указание специальную оговорку: «Ознакомьте с этой телеграммой командование военно-морского флота», что я и сделал, опять же собственноручно.
Затем я приказал полковнику Браттону немедленно отнести телеграмму на узел связи и отправить ее. Кто-то предложил отпечатать ее на машинке, но мы решили, что времени терять нельзя, и полковник Браттон вышел с телеграммой.
Когда Браттон возвратился, я спросил его о времени прохождения телеграммы. Я так и не мог уяснить себе, говорил ли он о времени, необходимом для зашифрования, или о времени для передачи и получения. Поэтому я послал его снова вместе с полковником Банди, который непосредственно отвечал за все, что касалось Тихоокеанского театра. [187]
Они возвратились и доложили мне расчет времени на прохождение телеграммы в различные отдаленные районы. Насколько я помню, я еще раз послал на узел связи полковника Банди, а возможно, и Браттона. Другие в своих показаниях, кажется, утверждают, что в третий раз они туда не ходили. Два раза — это определенно, но мне помнится, что я посылал их и в третий раз. Как бы то ни было, но процедура отправки телеграммы выглядела примерно так.
Вы желаете, чтобы я продолжал?
Митчелл. Да.
Генерал Маршалл. Следующей полученной мной информацией было донесение о фактическом нападении на Пирл-Харбор. Я затрудняюсь вспомнить, где я в тот момент находился — в военном министерстве или дома. Бывший начальник секретариата штаба сухопутных войск, точнее, исполнявший его обязанности, генерал Дин утверждает, что я успел возвратиться домой, а мой ординарец говорит, что я был еще в министерстве. Сам я не помню, где же я фактически находился в то время.
Так или иначе, вскоре после получения донесения, если не немедленно, я был в военном министерстве, потому что путь до здания министерства очень короткий, а в воскресенье движение на улице не интенсивное. От моего дома до военного министерства ехать не более семи минут.
Затем были получены подробные донесения и установлена телефонная связь. Я разговаривал с начальником штаба Гавайского военного округа полковником Филлипсом. По телефону можно было слышать звуки взрывов. Он пытался доложить мне, что именно там происходило.
Насколько я помню, я задавал ему вопросы в связи с поступившим откуда-то донесением (в то время поступало множество различных донесений — достоверных, запутанных, основанных на слухах) о том, что японцы якобы предприняли попытку высадиться южнее мыса Барбер. Мне кажется, я пытался выяснить у полковника Филлипса факты, относящиеся к этому донесению.
Я разговаривал с полковником Филлипсом потому, что генерал Шорт, насколько я припоминаю, находился в то время на командном пункте и прямой связи у меня с ним не было.
К деталям процедуры отправки телеграммы с моими указаниями от 7 декабря я не возвращался до того момента, [188] пока этим не заинтересовалась комиссия Робертса. О том, что одна телеграмма была передана в Сан-Франциско по прямой телеграфной линии компании «Вестерн Юнион», что затем она была ретранслирована радиокомпанией «RCA»{77} предположительно посредством телетайпа и что на Гавайских островах доставка телеграммы была задержана — мне не было известно.
Адмирал Старк утверждает — и я совершенно уверен, что он прав, я не помню этого, но он, без сомнения, прав, — что он спросил меня во время второго разговора по телефону утром 7 декабря... или ...он сказал мне в этом разговоре, что располагает быстродействующими средствами связи и что если я желаю, то могу ими воспользоваться. Я, по его словам, отказался от этого предложения. Это по-видимому, было так. Я не помню, но, очевидно, это было так.
Вот, по-моему, все, что можно сказать об основных деталях.
Митчелл. Вы помните Ваши передвижения и места пребывания вечером 6 декабря?
Генерал Маршалл. Я могу восстановить их только путем сопоставления косвенных обстоятельств. Единственное, что я могу утверждать, — приглашений на обед у меня не было. Я разыскал нашу книгу для записи приглашений, вернее книгу моей жены. Из нее видно, что в период между 1 ноября и 7 декабря у меня было только одно приглашение на обед, но оно относится ко 2 декабря. Проверили также, какой фильм шел в тот день в кинотеатре. Кино было почти единственным местом нашего отдыха. Оказалось, однако, что я никогда не видел фильма, который демонстрировался в то время. Следовательно, в кинотеатр я тоже не ходил.
В гости мы ни к кому не выезжали. Мы вели довольно затворнический образ жизни. В записной книжке моей жены на этот день упоминаются какие-то дела в связи с продажей старой одежды в целях сбора каких-то средств, причем этими делами она была занята весь день. Вероятно, она устала, и мы находились дома.
Митчелл. Вы уверены, что не были в этот вечер в Белом доме? [189]
Генерал Маршалл. Да, сэр. Я не мог там быть.
(…)
Митчелл. ...Это запись телефонных вызовов в течение 7 декабря по правительственному телефону.
Здесь говорится... я покажу Вам это... Здесь записано: — «11.40 А» (что означает, как я полагаю «а.м», то есть 11.40 утра) — «генерал Маршалл звонил адмиралу Старку».
«11.30 А — генерал Маршалл звонил адмиралу Старку».
Но ведь 11.40 утра наступило после 11.30, поэтому запись кажется необычной. Мы не совсем понимаем, что же она могла означать.
Не посмотрите ли Вы на нее и не подскажете ли нам, что она означает? Это точная копия того, что записано в журнале... Запись в 11.40 предшествует записи в 11.30.
Генерал Маршалл. Я не могу себе представить, что бы могли означать эти записи.
Митчелл. Вам они ни о чем не говорят?
Генерал Маршалл. Нет, сэр... Хотя... вот что! Так или иначе, это время, когда мы имели дело с японским меморандумом из четырнадцати частей и готовили указание командующим.
Митчелл. Значит, Вы прочитали меморандум и готовили предупреждение командующим в 11.30 или в 11.40 7 декабря?
Генерал Маршалл. Да, сэр. Совершенно очевидно, что 11.40 — это время, когда я написал указание, за исключением последнего предложения.
Митчелл. Я обращаюсь сейчас к документальному доказательству за № 61. Это фотокопия. Здесь говорится:
«7 декабря 1941 года».
Документ напечатан на машинке:
«Записка генеральному адъютанту
(Через начальника секретариата штаба сухопутных войск)
Содержание: положение на Дальнем Востоке.
Военный министр приказал отправить следующую срочную секретную радиограмму: командующему сухопутными войсками на Дальнем Востоке; командующему Карибским военным округом; командующему Гавайским военным округом; командующему 4-й армией. [190]
Телеграмма следующая:
«Сегодня в 13.00 по восточному поясному времени Япония намерена сделать представление, равносильное ультиматуму. Японские послы имеют указание о немедленном уничтожении своих шифровальных машин. Что именно может быть предпринято в назначенный час, нам не известно, однако будьте в соответствующей готовности. С настоящей телеграммой ознакомьте военно-морское командование.
Маршалл»
Записка подписана генералом Джероу. Есть ли у комиссии копия этого документа?
Председатель. Да.
Митчелл. Обращаю внимание комиссии на приписку внизу: «Радиограммы отправлены: 11.52 AM, 7.12.41. Шифровальный пост УС ВМ».
Генерал Маршалл. «УС ВМ» — это узел связи военного министерства.
Митчелл. Вторая была отправлена в 12.05 в Манилу; третья в 12.17 на Гавайские острова; четвертая, та, которая была предназначена в Карибский округ... здесь неясно... кажется, в 12.00 и, наконец, пятая — 12.11 в 4-ю армию, в Сан-Франциско.
(…)
Митчелл. Давали Вы какие-либо указания на узел связи относительно способа передачи телеграммы на Гавайские острова?
Генерал Маршалл. Нет, сэр. Задача узла состояла в том, чтобы передать телеграмму наиболее эффективными и быстродействующими средствами связи. Фотокопию этого документа за подписью генерала Джероу следует рассматривать, имея в виду то обстоятельство, что документ был написан после событий. Отправленная телеграмма представляла собой обычный линованый лист бумаги с текстом, написанным от руки, карандашом. Кстати, эта телеграмма была предъявлена комиссии Робертса.
Митчелл. Оригинал телеграммы был написан Вашей рукой, и Вы дали указание не печатать ее на машинке?
Генерал Маршалл. Да, сэр. Ее отнес лично полковник Браттон... Потом я считал, что в третий раз на узел связи [191] ходил полковник Банди, но по этому поводу имеются другие показания.
Митчелл. Написанную Вами телеграмму необходимо было зашифровать на узле связи?
Генерал Маршалл. Да, сэр. Сначала зашифровать.
Митчелл. И затем уже передать для отправления?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Митчелл. Докладывал ли Вам кто-нибудь в то время, что имелось какое-то препятствие для связи с Гавайскими островами по телефону?
Генерал Маршалл. Нет, сэр.
Митчелл. Я имею в виду время до момента нападения.
Генерал Маршалл. Нет, сэр. И я не интересовался этим.
Митчелл. Вы не интересовались, какими средствами будет передана телеграмма?
Генерал Маршалл. Я не интересовался, будет ли она передана по телефону.
Митчелл. Сколько же времени (как Вам доложили) было необходимо для передачи телеграммы на форт Шафтер на Гавайских островах?
Генерал Маршалл. Я не помню этого, сэр. Я припоминаю смутно... Кажется, мне сказали, что на это потребуется восемь минут, но я думаю, что Вы будете располагать на этот счет более точными показаниями.
Митчелл. Вы направили телеграммы во все округа, не выделяя каким-либо образом Гавайский?
Генерал Маршалл. Совершенно точно. Я направил телеграмму командующим всех округов, имеющих отношение к обстановке на Тихоокеанском театре: Западного, то есть в 4-ю армию, Карибского, Филиппинского и Гавайского.
Митчелл. Поинтересовались ли Вы у связистов или у своих подчиненных о приблизительном времени, необходимом для прохождения телеграммы на Гавайские острова?
Генерал Маршалл. Именно поэтому я и послал полковника Браттона вместе с полковником Банди снова на узел связи. Я хотел, чтобы они доложили мне точно, сколько потребуется времени для прохождения телеграммы. Когда я спросил об этом полковника Банди в первый раз, он не мог мне сказать, включается ли сюда [192] время, необходимое для зашифрования телеграммы. Поэтому я и послал его снова уточнить общее время.
Митчелл. Хорошо. Что же он доложил Вам? Вы помните?
Генерал Маршалл. Не помню. По-моему, сведения об этом имеются в одном из документов. Я не могу сказать Вам экспромтом, но думаю, что другие готовы ответить на Ваш вопрос, сэр.
Митчелл. В то время, когда утром 7 декабря Вы читали в своем кабинете японский меморандум из четырнадцати частей и «тринадцатичасовое» дополнение к нему, обратил ли кто-нибудь Ваше внимание на то, что 13.00 по вашингтонскому времени есть 07.30 по местному, гонолулскому времени?
Генерал Маршалл. О моменте 13.00 вообще не упоминалось до тех пор, пока я не дочитал стопку листов до конца. Я отчетливо помню, что потратил много времени на чтение этого длинного документа. О критическом моменте 13.00 говорилось лишь в конце.
Митчелл. Вы считаете, что часть, в которой говорится о моменте 13.00, должны были бы показать Вам первой?
Генерал Маршалл. Не знаю. Я говорю просто о своей собственной реакции.
Митчелл. Хорошо. Обсуждался ли как-нибудь вопрос об этом времени после того, как Вы увидели «тринадцатичасовую» часть? Говорили ли что-нибудь о соответственном времени дня в Гонолулу и на Филиппинах?
Генерал Маршалл. Не помню. Я не помню этого вообще. Информация была очень важной, и мы обсуждали, что нам необходимо сообщить командующим... Не откладывая, я написал указание сам.
(…)
Вице-председатель. Господин председатель, я хотел бы задать несколько вопросов.
(…)
Как Вы думали, в каком районе Япония должна была нанести первый удар?
Генерал Маршалл. Я считал, что Япония нападет на Филиппины, что первое наступление она готовится предпринять на юге в направлении на Сингапур и что это направление будет основным. Филиппины тогда неизбежно [193] попали бы в зону боевых действий. Когда будет нанесен удар, я не знал. Не знал я также, что он будет осуществлен десантными силами. Но удар с воздуха мог быть нанесен значительно раньше, что и произошло в действительности.
Я предполагал, что остров Гуам, так же как и атолл Уэйк, падет почти немедленно.
Вице-председатель. Вы не считали, что первый удар японцы могут нанести по Пирл-Харбору?
Генерал Маршалл. Я не ожидал этого и не думал, что они решатся на такой удар. Это была, конечно, набеговая операция с нанесением разрушительного удара без высадки каких бы то ни было десантных сил.
Стратегические замыслы Японии были устремлены на юг, через Южно-Китайское море. Нанесение удара по Пирл-Харбору имело целью прикрытие их фланга. Очень скоро авианосцы, которые участвовали в нападении на Пирл-Харбор, появились и начали действовать в Южно-Китайском море.
Вице-председатель. Не буду задерживать Вас слишком долго, генерал, потому что знаю: другие члены комиссии также желают задать Вам вопросы. Но все же я, если позволите, спрошу Вас о том, что произошло непосредственно перед нападением.
Я понял из Вашего заявления, что 27 ноября Вас в Вашингтоне не было?
Генерал Маршалл. Да, сэр. Я был в штате Северная Каролина.
Вице-председатель. Наблюдали за учением в штате Северная Каролина?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Вице-председатель. Была ли телеграмма от 27 ноября, о которой Вас здесь довольно много спрашивали, посланная от Вашего имени командующему Гавайским военным округом и другим упомянутым командующим, доложена Вам рано утром на следующий день, 28 ноября, когда Вы возвратились?
Генерал Маршалл. Я увидел ее около 08.00 28 ноября.
Вице-председатель. Вы считали эту телеграмму достаточным предупреждением для командующего Гавайским военным округом?
Генерал Маршалл. Да, сэр, считал. [194]
Вице-председатель. Сомневались ли Вы когда-либо, сколько-нибудь...
Генерал Маршалл. Нет, не сомневался.
Вице-председатель. ...в том, что это предупреждение было достаточным?
Генерал Маршалл. Я считал его достаточным.
(…)
Вице-председатель. По-моему, в ответ на вопрос председателя Вы заявили, что с точки зрения последовавших событий ответ генерала Шорта, по Вашему мнению, был недостаточно полным ответом на указания в телеграмме от 27 ноября.
Генерал Маршалл. Это правильно, сэр.
Вице-председатель. Но Вы не помните, чтобы это обстоятельство было как-то проверено или уточнено последующими указаниями?
Генерал Маршалл. Я совершенно уверен, что никаких указаний больше не направлялось. Я позволил бы себе сказать здесь, господин конгрессмен, что лица, служившие с ним, ввели готовность, которую все мы в военном министерстве тогда, да и теперь, я думаю, считали достаточной. Насколько мы могли судить по всем поступавшим к нам оттуда сведениям, указания толковались там с упором на необходимость принятия мер против воздушного нападения и нападения подводных лодок.
О том, что могла быть введена готовность только против диверсий, просто никто не думал. Видимо, поэтому слову «диверсий» не придали значения. Но зато слова «связь с военно-морским флотом» запечатлелись как показатель того, что разведка ведется.
(…)
Герхарт. Теперь о Вашей предупредительной телеграмме, направленной в несколько различных формулировках в Манилу, на Гавайские острова, в Панаму и в другие места; требовала ли она от адресатов донести Вам исполнение?
Генерал Маршалл. Требовала...
Герхарт. ... чтобы адресаты донесли Вам...
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Герхарт. ... что они сделали, выполняя Ваши указания?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Герхарт. Генерал Шорт донес в своем ответе от 28 ноября, [195] что он принял меры против диверсий в соответствии с частью Ваших указаний?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Герхарт. Вы получили это донесение?
Генерал Маршалл. Я уже дал показания в отношении этого, сэр. Предполагается, что получил. Военное министерство получило его, и надо полагать, что я его читал... Я не помню донесения Шорта и не расписался на нем.
Герхарт. Вы присутствовали здесь, когда генерал Джероу, давая показания, взял на себя полную ответственность за то, что не принял необходимых мер в связи с недостаточностью, как он сказал, этого донесения?
Генерал Маршалл. Я не присутствовал, но восхищаюсь его позицией.
(…)
Герхарт. Можете ли Вы назвать сейчас какую-нибудь причину, по которой ответ генерала Шорта от 28 ноября не вызвал у Вас никакой реакции?
Генерал Маршалл. Я могу сказать только, сэр, что возможности моего вмешательства и осуществления контроля имелись, но я не использовал их. Почему? Я не могу на это ответить.
Герхарт. Вы ведь ожидали немедленных действий в ответ на посланные Вами указания от 27 ноября?
Генерал Маршалл. Да, сэр. Это было приказание о введении боевой готовности на военное время.
Герхарт. Да. Вы ожидали от генерала Шорта, что он сразу же предпримет необходимые меры?
Генерал Маршалл. Да, я ожидал этого, сэр.
Герхарт. Не объясните ли Вы в таком случае, как он мог предпринять необходимые меры и немедленно ввести боевую готовность номер три, не встревожив при при этом населения и не раскрывая своих намерений?
Генерал Маршалл. Я думаю, что он мог бы это сделать, сэр. Мы проводили раньше такие мероприятия на Гавайских островах. Мы делали это предыдущим летом. Есть немало возможностей для проведения таких мероприятий. Например, ведение воздушной разведки в море, что входит в непосредственные обязанности военно-морского флота и никоим образом не тревожит гражданское население.
Узнать что-либо о военных делах гражданское население [196] скорее всего может в результате мер, принимаемых против диверсионных действий, потому что в таких случаях многие подразделения и части используются для усиления караульной службы в гарнизоне.
В связи с этим мне хотелось бы сейчас отметить, что включение этого специального указания относительно гражданского населения мы считали крайне необходимым. Военный кабинет, руководители армии и флота, так же как и президент Соединенных Штатов, по моему твердому убеждению, не хотели предоставить Японии какую бы то ни было возможность заявить, что открытый акт совершили мы и что такой акт заставил ее начать войну.
Считалось, что... — я говорю сейчас только как начальник штаба и только с позиций начальника штаба — что, если бы Японии удалось создать такую ситуацию, из которой следовало, что открытый акт первыми совершили мы, если бы хоть часть нашего народа поверила бы в это, то, какой бы лживой и нелогичной эта ситуация ни была, она могла нарушить единство в нашей стране. А для государства, ведущего войну, это явилось бы ужасной трагедией. Поэтому каждый шаг мы должны были делать осторожно, чтобы Япония не получила такой возможности.
(…)
Герхарт. Показания свидетельствуют о том, что тринадцать частей японского меморандума и сопроводительная телеграмма были получены и дешифрированы 6 декабря 1941 года. Вечером в субботу 6 декабря эта информация уже была в распоряжении президента, военного министра, государственного секретаря, военно-морского министра и ваших подчиненных Майлса и Браттона.
Как Вы объясните то обстоятельство, что ни та, ни другая телеграммы не были Вам доложены в субботу 6 декабря 1941 года?
Генерал Маршалл. Насколько я помню — это можно проверить по самой телеграмме, — первые тринадцать частей меморандума не содержали в себе той роковой угрозы, которая заключалась в четырнадцатой части. Эта телеграмма имела непосредственное значение для государственного секретаря и косвенное — для военного и военно-морского министров, которые сотрудничали с [197] ним в проведении переговоров с Японией. Факт остается фактом, мне она доложена не была.
Герхарт. Считаете ли Вы и теперь, что генерал Шорт не имел права получать информацию такого характера, что она не могла подсказать ему необходимую степень боевой готовности и что лишение его этой информации не являлось существенной ошибкой?
Генерал Маршалл. Да, сэр. Я придерживаюсь такого взгляда. Ему был дан приказ и указание о принятии мер. Если указание было написано так, что он не мог его понять, то это вопрос толкования. Дополнять уже изданный приказ исправлениями или разъяснениями — очень опасно, в особенности, если Вы имеете дело с оперативным приказом. В большинстве случаев лучше всего отменить его совершенно и издать новый. Направление же информации из разведывательного управления, например из разведывательного управления военного министерства, в разведывательный отдел Гавайского военного округа — совсем другое дело. В этом случае направляется информация, а не указания и приказания.
(…)
Сенатор Фергасон. На странице 249 телеграмма за № 910 от 7 декабря 1941 года из Токио в Вашингтон. Ее серийность «весьма срочно»:
«После расшифрования части четырнадцатой моего № 902а, а также № 907b, № 908с и № 909d оставшиеся шифровальные машины и шифры прошу уничтожить. Таким же образом поступите с секретными документами».
Когда эта телеграмма была Вам доложена впервые?
Генерал Маршалл. Я хотел бы посмотреть и убедиться... Какая это телеграмма? Та, в которой говорится о моменте 13.00? Как мне ее найти?
Митчелл. Это 907-я.
Генерал Маршалл. Я нашел ее.
Эту телеграмму мне доложили, по-видимому, утром 7 декабря, потому что в написанном мной указании командующим отдаленных округов на Тихом океане я сослался на факт уничтожения шифров.
(…) [198]
Сенатор Фергасон. Возвратимся к странице 238, генерал, к телеграмме, которую мы назвали «сопроводительной», к ее первому абзацу... номер 844...
Вот эта телеграмма, генерал. Читайте первый абзац.
Генерал Маршалл (читает).
— «1. Правительство всесторонне обсудило американское предложение от 26 ноября, в результате чего нами подготовлен меморандум Соединенным Штатам, содержащийся в моей отдельной телеграмме № 902b (на английском языке)».
Сенатор Фергасон. Эта телеграмма указывала на то, что вслед за ней будет передана шифром другая телеграмма, на английском языке, и что она явится ответом на наши предложения от 26 ноября?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Сенатор Фергасон. Далее там говорится: «Эта отдельная телеграмма»... Читайте дальше, пожалуйста.
Генерал Маршалл (читает).
— «2. Эта отдельная телеграмма очень длинная. Я направляю ее Вам четырнадцатью частями и думаю, что завтра Вы ее получите. Однако я в этом не уверен. Положение чрезвычайно напряженное, и поэтому прошу Вас держать телеграмму пока в секрете».
Сенатор Фергасон. Дата 6 декабря — здесь 5 декабря, пятница, так?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Сенатор Фергасон. Читайте следующее предложение.
Генерал Маршалл (читает).
— «3. Относительно времени вручения этого меморандума Соединенным Штатам я сообщу Вам особой телеграммой. Хочу, чтобы Вы тем временем привели текст меморандума в надлежащий порядок и приготовили его для вручения американцам, как только получите указание».
Сенатор Фергасон. Указывала ли эта телеграмма (показывает) на то, что последует точный момент, в который правительству Соединенных Штатов нужно будет вручить передаваемый меморандум?
Генерал Маршалл. Указывала, сэр.
Сенатор Фергасон. Если это так, если имелись все эти и другие телеграммы и вся эта информация, то как [199] же Вы тогда объясните, что телеграмма, дешифрированная и переведенная 6 декабря, не была Вам доложена? Ведь важность ее бесспорна?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Сенатор Фергасон. Чем Вы объясните то обстоятельство, что она не была доложена Вам 6 декабря?
Генерал Маршалл. Единственное, чем я могу это объяснить... Первые тринадцать частей... — как мне сказали, и как я понял сам — ...первые тринадцать частей не содержат в себе критического момента меморандума. Он обнаруживается лишь в четырнадцатой части. Мне сказали — сам я в этом отношении неавторитетный свидетель, — что до какого-то момента ночью, возможно даже до следующего утра, четырнадцатой части не было в таком виде, чтобы с ней можно было работать.
Это будет уточнено другими показаниями. Я предполагаю, что, поскольку меморандум не содержал критических заявлений, я имею в виду его первые тринадцать частей, докладывать мне о нем немедленно не сочли необходимым.
Сенатор Фергасон. Но, генерал, вот эта телеграмма не является элементом меморандума из четырнадцати частей. Она отдельная, короткая, независимая от других. В ней говорится об определенном моменте, об определенной дате, о времени вручения меморандума.
Просматривая снова все эти перехваченные телеграммы, я не вижу среди них еще одной такой (если я неправ в этом отношении, то поправьте меня), которую следовало бы вручить в определенное время и к которой имелась бы переданная предварительно «сопроводительная» телеграмма, говорящая о том, что время для вручения основной будет указано дополнительно.
(…)
Сенатор Фергасон. Как объяснить, что эта телеграмма не была Вам доложена?
Генерал Маршалл. Я ничего не могу добавить к тому, что уже сказал.
(…)
Сенатор Фергасон. Был ли в министерстве кто-нибудь предупрежден о том, что может поступить эта телеграмма? [200]
Генерал Маршалл. В министерстве имелся дежурный по штабу, дежурный по оперативному управлению, дежурный по разведке.
Сенатор Фергасон. Был ли кто-нибудь в министерстве, кто мог бы как-то действовать?
Генерал Маршалл. Да, надо полагать, был, сэр.
(…)
Сенатор Фергасон. Кто фактически имел право получать предназначенные для начальника штаба данные дешифровальной службы? Они доставлялись ему в закрытой на замок папке?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Сенатор Фергасон. Был ли у кого-нибудь, кроме Вас, ключ к папке?
Генерал Маршалл. Нет, сэр.
Сенатор Фергасон. Таким образом, единственный человек в Вашингтоне, который мог получить предназначенные для начальника штаба материалы дешифрирования, — сам начальник штаба?
Генерал Маршалл. Правильно.
Сенатор Фергасон. Имел ли кто-нибудь право получить папку и доставить ее в Ваш кабинет?
Генерал Маршалл. В мой кабинет?
Сенатор Фергасон. Да, в Ваш кабинет. Имелось ли такое лицо, которое было уполномочено получить и принести папку? Такой человек, у которого не было ключа к папке, но который мог бы ее получить и принести в Ваш кабинет.
Генерал Маршалл. Папка могла бы быть получена секретариатом начальника штаба сухопутных войск и доставлена мне. Через секретариат проходило все, за исключением того, что докладывалось мне непосредственно помощником начальника штаба.
Сенатор Фергасон. Кто был начальником секретариата 6 декабря?
Генерал Маршалл. Начальником секретариата был генерал Беделл Смит.
(…)
Сенатор Фергасон. Он имел право взять папку? [201]
Генерал Маршалл. Он или кто-нибудь другой, дежуривший по секретариату, мог взять папку и доставить ее мне.
Сенатор Фергасон. Был ли он предупрежден о том, что, если 6 декабря к нему поступит папка, он должен немедленно доставить ее Вам?
Генерал Маршалл. Мне не известно, что полковнику Смиту давались такие указания.
Сенатор Фергасон. Хорошо. Но Вы ожидали поступления телеграммы? Ведь полученная перед этим телеграмма говорила, что ответ поступит через два — три дня?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Сенатор Фергасон. Были ли эта и другие предыдущие телеграммы настолько важными, чтобы подсказать необходимость предупредить кого-то об обязательном докладе Вам последующих телеграмм?
Генерал Маршалл. Сенатор, это были телеграммы для государственного секретаря. Это была дипломатическая переписка, которая, конечно, касалась важных вопросов. Доставка их господину Хэллу была совершенно необходима. Из отдельных телеграмм мы, по возможности, делали выводы, но первой задачей того периода была задача доставки японских дипломатических телеграмм государственному секретарю.
(…)
Сенатор Фергасон. Насколько я понимаю, Вы лично никогда не предпринимали попытки выяснить, почему в субботу Вам не были доложены готовые части японского меморандума и «сопроводительная» телеграмма к нему?
Генерал Маршалл. Нет, сэр, не предпринимал.
Сенатор Фергасон. И Вам ничего не известно по этому вопросу, кроме того, что Вы узнали здесь?
Генерал Маршалл. Ничего не известно, сэр.
Сенатор Фергасон. Беделл Смит связывался с Вами в субботу вечером?
Генерал Маршалл. Насколько мне известно, нет.
Сенатор Фергасон. Вы были дома в субботу вечером?
Генерал Маршалл. Предполагаю, что был. [202]
Сенатор Фергасон. Вы хотите сказать сейчас, что Вы находились тогда дома?
Генерал Маршалл. Я не просматривал свои показания, но думаю, что видел их в газете, и там было кое-что искажено.
Сенатор Фергасон. Вы хотите изменить их? Я имею в виду не собственно показания. Вы просто хотите повторить то, что уже сказали?
Генерал Маршалл. Я хочу повторить то, что уже говорил. Я сказал, что нашел дома книгу записи приглашений, из которой видно, что между 1 ноября (корреспондент написал в газете «1 декабря») и 7 декабря имелось только одно приглашение на обед в вечернее время — на вечер 3 декабря{78}.
Сенатор Фергасон. Допустим, что вечером 6 декабря Вас дома не было. Оставался ли кто-нибудь в доме, кто мог бы ответить на вызов по телефону?
Генерал Маршалл. Да, сэр. Там был ординарец.
Сенатор Фергасон. Ординарец?
Генерал Маршалл. Да.
Сенатор Фергасон. Военнослужащий?
Генерал Маршалл. Да, сэр. В то время и приблизительно в течение года после этого у меня было три ординарца, дежуривших посменно до 22.00, то есть до моего возвращения, если я, например, ходил в кинотеатр. Это единственное место, куда я мог пойти.
(…)
Сенатор Фергасон. Таким образом, если бы Беделл Смит пожелал связаться с Вами в тот вечер, он не встретил бы никаких трудностей в осуществлении своего желания?
Генерал Маршалл. Да, меня можно было бы найти.
Сенатор Фергасон. То же самое могли бы сделать и генерал Майлс и полковник Браттон?
Генерал Маршалл. Да, сэр. Я бы сказал, что они тоже могли бы.
(…) [203]
Показания генерал-майора Шермана Майлса
Генерал Майлс. Господин председатель, читая стенограмму своих показаний, данных во вторник 4 декабря, я обнаружил некоторые положения, которые, по моему мнению, требуют уточнения. Я прошу комиссию предоставить мне для этой цели приблизительно пять минут.
Председатель. Пожалуйста.
Генерал Майлс. В субботу 6 декабря войны с Японией еще не было. С ней поддерживались дипломатические отношения и велись переговоры. Мы полагали, что дипломатические переговоры прекратятся, если Япония откажется принять наше предложение от 26 ноября. Указание об уничтожении шифров и другие признаки являлись для нас серьезным основанием для того, чтобы прийти к выводу о возможности разрыва Японией дипломатических отношений и вступления в войну с нами. Но все это были лишь предположения.
Ясно, что именно Япония, пользуясь правом выбора, вела переговоры так, чтобы не прийти к соглашению, прекратить переговоры, осуществить свои захватнические планы и вовлечь нас в войну как защитников интересов англичан, голландцев или сиамцев.
(…)
Генерал Майлс. А сделать это зимой 1941 года было очень трудно. Поэтому мы постоянно говорили о Таиланде и, видимо, потому же все время обсуждали ту границу, до которой Япония могла бы дойти, не вызвав войну.
Между тем наши командующие на Тихоокеанском театре за девять дней были предупреждены о том, что враждебные действия Японии возможны в любой момент. Им также было известно, что японские послы уничтожают свои шифры. Мы не могли добавить к этому чего-либо определенного в отношении времени и места.
В таком положении мы находились утром 6 декабря, когда была получена «сопроводительная» телеграмма. Из этой телеграммы следовало, что на нашу ноту от 26 ноября поступит пространный ответ, состоящий из четырнадцати частей. Ответ предлагалось привести в [204] надлежащий порядок и подготовить для вручения, но не вручать до особого указания. Безусловно, в этом пока еще не было ничего угрожающего наступающему дню — воскресенью.
Поздно вечером 6 декабря поступили первые тринадцать частей японского ответа. В них повторялись хорошо известные нам аргументы о том, что во всем виноваты Соединенные Штаты, а не Япония. Заканчивались эти тринадцать частей выводом, что Япония не может принять наши предложения от 26 ноября как основу для переговоров. Неожиданного пока ничего не было. Четырнадцатая часть должна была внести ясность.
В какой-то момент между 08.30 и 09.00 утром 7 декабря из разведывательного управления военного министерства поступила четырнадцатая часть. В ней говорилось о формальном прекращении переговоров, но не больше... Одновременно была получена телеграмма с указанием времени вручения — 13.00 в воскресенье... Угрожающий час. Это означало, что где-то, против кого-то, что-то будет предпринято, однако все еще не обязательно, что именно против Соединенных Штатов. Тем не менее наконец-то нам хоть что-то стало известно... Неизвестно где и против кого, но зато известно когда...
Меры, предпринятые начальником штаба сухопутных войск, хотя они, к сожалению, оказались запоздавшими, вполне отвечали сложившейся обстановке.
Таковы данные, которые были получены последовательно 6 и 7 декабря и на основании которых требовалось принять решение. Мы не могли в то время заглянуть в будущее так, как сейчас заглядываем в прошлое. Необходимо было принимать решение на основе того, чем мы располагали.
Мне кажется, что в некотором отношении дешифровальную службу явно переоценивают. Она сыграла огромную положительную роль. Однако ее значение в деле обеспечения наших военных гарнизонов на Тихоокеанском театре информацией о неминуемой войне, вероятно, преувеличено.
Весьма примечательно, что генерал Макартур, имевший в своем распоряжении дешифровальную службу, но не читавший ни одной из наиболее важных дешифрированных телеграмм, заявляет категорически, что указания [205] военного министерства (которые не являлись данными дешифровальной службы) были вполне достаточными и исчерпывающими для приведения его округа в готовность к войне. Важно также и то, что основанием для предупредительной телеграммы от 27 ноября явились не столько данные дешифровальной службы, сколько принятое нами накануне решение, определявшее позицию нашего правительства в отношении Японии. Для правильного понимания положения мы не могли полагаться, и действительно не полагались, только на данные дешифровальной службы.
Показания генерала армии Джорджа Маршалла
Кииф. Мы встретились с некоторыми противоречиями, генерал Маршалл.
Для занесения в протокол здесь были зачитаны показания полковника Браттона, которые он дал комиссии армии США по расследованию нападения на Пирл-Харбор. Браттон совершенно ясно и определенно заявил, что вечером 6 декабря он передал закрытую на замок папку с тринадцатью частями японского меморандума и сопроводительной телеграммой начальнику секретариата начальника штаба полковнику Беделлу Смиту. Позднее, во время расследования, проводившегося комиссией Клаузена, возникла другая версия.
Из показаний генерала Майлса следует, что вечером 6 декабря полковник Браттон не доставил Вам тринадцати частей меморандума и сопроводительную телеграмму, по-видимому, по той причине, что ожидалось поступление четырнадцатой части этого документа.
Что же было в действительности? Я хотел бы уточнить факты. Давали ли Вы, генерал, какие-нибудь указания начальнику разведывательного управления об изменении порядка доставки документов?
Генерал Маршалл. Я не давал никаких указаний.
Кииф. Следовательно, если поступала важная информация, то обязанность разведывательного управления состояла в том, чтобы немедленно доставить ее Вам?
Генерал Маршалл. Я бы сказал, что это так, сэр.
Кииф. Хорошо. [206]
Итак, я полагаю, бесспорно, что в субботу вечером Вы лично не получили тринадцати частей этого меморандума?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Кииф. И Вам никто не сообщил об этом документе?
Генерал Маршалл. Насколько я помню, нет.
(…)
Кииф. Следовательно, до самого позднего вечера 6 декабря Вы, генерал Маршалл, совершенно ничего не знали о передаче Японией своего ответа?
Генерал Маршалл. Это правильно, сэр.
Кииф. Утром следующего дня Вы по-прежнему оставались в неведении?
Генерал Маршалл. Правильно, сэр.
Кииф. Утро воскресного дня Вы начали проводить как обычно?
Генерал Маршалл. Правильно, сэр.
Кииф. Не имея никакого представления о том, что поступила последняя, четырнадцатая часть этого меморандума и указание о том, что он должен быть вручен в 13.00?
Генерал Маршалл. Правильно, сэр.
Кииф. И поэтому Вы отправились на верховую прогулку?
Генерал Маршалл. Правильно, сэр.
Кииф. Затем, как Вы сказали, Вы возвратились домой и в то время, как Вы принимали душ, или сразу после этого Вам позвонили по телефону?
Генерал Маршалл. Да, сэр. Я полагаю, что это было во время принятия душа..
Кииф. Звонил полковник Браттон?
Генерал Маршалл. Да, насколько я помню, полковник Браттон. Он выразил желание встретиться со мной. Я попросил передать ему, что выезжаю в министерство.
(…)
Кииф. Согласно показаниям свидетелей, Вы прибыли в министерство около 11.25.
Генерал Маршалл. По-моему, упомянутое в показании время относится к моменту подготовки нами предупредительной телеграммы командующим. К этому моменту я уже прочитал японский меморандум из четырнадцати частей. [207]
Кииф. Я имею в виду показание полковника Браттона, которое я изучил очень тщательно. По-моему, он сказал, что в 11.25.
Генерал Маршалл. Я полагаю, что это неточно. Скорей всего, я прибыл около 11.00.
Кииф. Так или иначе, но Вы закончили чтение меморандума что-то около 12.00? Так ведь?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Кииф. Вы позвонили Старку?
Генерал Маршалл. Да.
Кииф. И разговаривали с ним?
Генерал Маршалл. Да, сэр. Я позвонил ему по телефону.
Кииф. Он спросил Вас, не хотите ли Вы воспользоваться для передачи телеграммы радиостанцией военно-морского флота?
Генерал Маршалл. Да, он спросил меня, не хочу ли я воспользоваться радиостанцией военно-морского флота. Сначала я говорил с ним о необходимости послать телеграмму. Мне кажется, что в нашем первом телефонном разговоре вопрос об использовании радиостанции военно-морского флота не возникал. Мы, по-видимому, говорили об этом при втором разговоре, который произошел десятью минутами позднее.
Кииф. Так или иначе, но в одном из разговоров, до того как телеграмма была отправлена на узел связи, Вы говорили со Старком и он интересовался, не желаете ли Вы использовать радиостанцию военно-морского флота?
Генерал Маршалл. Правильно, сэр.
Кииф. И Вы отказались?
Генерал Маршалл. Да, отказался.
Кииф. Когда Вы давали показания комиссии армии США по расследованию нападения на Пирл-Харбор, генерал Маршалл, Вам был задан вопрос о причинах, по которым Вы не воспользовались телефоном. Вы дали довольно пространный ответ и сослались в нем на то обстоятельство, что в этом случае на Гавайских островах пришлось бы многих будить и беспокоить в такой поздний час. Помните Вы это?
Генерал Маршалл. Да. Но я говорил о времени, которое будет потрачено на прохождение телеграммы и которое возрастет пропорционально числу пунктов, используемых для передачи. [208]
Кииф. Не объясняется ли Ваше решение не пользоваться телефоном тем, что на подъем людей на Гавайских островах в поздний час потребовалось бы какое-то время?
Генерал Маршалл. Мне кажется, что Вы слишком подчеркиваете слова «подъем и беспокойство людей в поздний час». Я говорил о времени, которое потребуется для вызова людей к телефону и для передачи телеграммы адресатам, после того как она поступит.
(…)
Кииф. Так. А в сущности, какими видами телефонной связи с Гавайскими островами Вы располагали в то время?
Генерал Маршалл. У нас не было специальной телефонной линии, но я думаю, что мы располагали телефоном с кодирующим устройством. На моем телефоне имелось такое кодирующее устройство, и я полагаю, мы могли его использовать для связи с Гавайскими островами.
Кииф. Приходилось ли Вам использовать обычную, коммерческую линию телефонной связи?..
Генерал Маршалл. Я думаю, что приходилось.
Кииф. ...Произвести обычный заказ на переговоры с Гавайскими островами и вызвать кого-либо к телефону?
Генерал Маршалл. Насколько мне помнится, мы так и делали.
Кииф. В то утро Вам кто-то позвонил с Гавайских островов как раз во время воздушного налета?
Генерал Маршалл. Я полагаю, что вызов имел место с моей стороны.
Кииф. Возможно, Вы звонили позднее?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
Кииф. Кого Вы вызвали к телефону?
Генерал Маршалл. Я вызвал генерала Шорта, но к телефону подошел начальник штаба полковник Филлипс.
Кииф. Сколько потребовалось времени, чтобы Вас соединили по телефону?
Генерал Маршалл. Я не помню.
Кииф. Вас соединили как раз во время воздушного налета? [209]
Генерал Маршалл. Да, в момент воздушного нападения.
Кииф. У нас есть показание начальника отдела ФБР на Гавайских островах господина Шиверса. Во время воздушного налета он без каких-либо затруднений связался по телефону с господином Гувером и разговаривал с ним в течение некоторого времени.
Генерал Маршалл. Да.
Кииф. Было ли Вам известно, что ФБР имело прямую радиотелефонную связь с Гавайскими островами?
Генерал Маршалл. Нет, сэр.
Кииф. Разве ФБР не поставило Вас в известность о том, что в Бейнбридже у них есть центральный узел радиосвязи, из которого возможна прямая связь с Сан-Диего и Гонолулу?
Генерал Маршалл. Я не сомневаюсь, что военному министерству это было известно, но мне лично — нет.
Кииф. А на совещании утром 7 декабря никто не предлагал Вам в целях ускорения передачи телеграммы воспользоваться радиостанцией военно-морского флота или ФБР?
Генерал Маршалл. Я думаю, что каждый присутствующий на этом совещании считал, что армейская радиостанция передаст телеграмму в такие же сроки, как и любая другая радиостанция. Фактически так, собственно, и было, за исключением случая с телеграммой на Гавайские острова.
Кииф. Эта телеграмма была отправлена через телеграфную компанию «Вестерн Юнион»?
Генерал Маршалл. Да, сэр. Мне сообщили, что она была передана через компанию «Вестерн Юнион», затем через «RCA» и доставлена адресату посыльным.
Кииф. Имела ли в то время армия прямую радиосвязь с Гавайскими островами?
Генерал Маршалл. Телеграмма таким путем была послана тогда потому, что армейская радиостанция не могла связаться с Гавайскими островами. Не подумав о других возможностях, они отправили ее по каналам, о которых я рассказал.
Кииф. Вы считаете, что служба связи армии пыталась установить связь с Гавайскими островами? [210]
Генерал Маршалл. Мне представляется (это может быть подтверждено показаниями соответствующих лиц), что телеграмма была передана каждому адресату по радио. Установить радиосвязь с Гавайскими островами оказалось невозможным. Телеграмма была передана по радио на Филиппины и в Карибский военный округ. С Гавайскими же островами радиосвязь установить не удалось. Было решено передать туда телеграмму другим путем.
Кииф. Пытался ли кто-нибудь выяснить, почему радиосвязь с Гавайскими островами оказалась в то время невозможной?
Генерал Маршалл. Я не знаю, имели ли значение те или иные постоянно действующие факторы или что-то еще. Правда, позднее меня информировали, что военно-морская радиостанция имела более мощные передатчики, чем армейская.
Кииф. Телеграмма дошла на Гавайские острова уже после того, как начался воздушный налет?
Генерал Маршалл. Да, сэр.
(…)
Кииф. Правильно ли я понимаю, генерал Маршалл, и правильно ли будет сделать из Ваших показаний такой вывод, что во всем, что касается армии, ответственность за катастрофу в Пирл-Харборе Вы возлагаете на генерала Шорта?
Генерал Маршалл. Я никогда не делал подобного заявления, сэр. Я считаю, что генералу Шорту были даны указания привести округ в готовность для отражения возможного нападения со стороны Японии. Однако округ в готовность приведен не был.
Кииф. Хорошо. Я ставлю тот же самый вопрос. Принимаете ли Вы на себя какую-либо ответственность за катастрофу в Пирл-Харборе, поскольку Вам была хорошо известна обстановка и Вы были осведомлены о ее возможных последствиях?
Генерал Маршалл. Как я уже заявил, я принимаю на себя ответственность за то, что не заметил в ответе генерала Шорта на телеграмму о введении боевой готовности того, что им была введена не общая готовность, а лишь готовность для предупреждения диверсионных действий противника. [211]
Герхарт. Считаете ли Вы, что особый интерес Токио к перемещению кораблей в Гонолулу и в Пирл-Харборе не был достаточно важным фактом, чтобы сообщить о нем командованию на Гавайских островах?
Генерал Маршалл. Я могу снова повторить, господин Герхарт, только то, что уже говорил. Поступавшая информация касалась многих пунктов мира. В свете фактически совершенных Японией действий эта информация, безусловно, имеет важное значение. Но в то время мы имели дело с обширными данными, которые касались очень многих пунктов. Их оценивало большое число людей. Каждый из них стремился не упустить из виду существенных признаков, говоривших о направлении ожидавшегося удара со стороны Японии. Однако нам казалось, что эта информация не содержала таких признаков.
Герхарт. Генерал, Вы лишили адмирала Киммела и генерала Шорта специальной информации, на которую они имели право. Не станете же Вы оправдываться лишь тем, что информация не была направлена ни одному из других командующих, имевших право на получение таких сведений?
Генерал Маршалл. Повторите, пожалуйста, Ваш вопрос. (Секретарь повторяет вопрос.)
Генерал Маршалл. Нет, сэр. Я говорю об оценке, о значении и важности этой информации в то время, когда она поступала.
Герхарт. Предположим, что мы перехватили бы специальный запрос из Токио, указывающий на интерес японского командования к диспозиции кораблей в Панамском канале. Разве в этом случае Вы не были бы обязаны сообщить командующим в районе Панамского канала о том, что Япония проявляет необычный интерес к обстановке в зоне Панамского канала и о том, что может означать такой особый интерес?
Генерал Маршалл. Я был бы обязан сообщить об этом, если бы такой запрос выходил за рамки обычного интереса японского командования к движению и дислокации наших судов и кораблей.
Герхарт. В свете того факта, что Гавайские острова подверглись нападению авиации, в результате которого нам был причинен огромный ущерб, считаете ли Вы теперь, что должны были направить командованию Гавайского [212] округа информацию о семи перехваченных японских запросах относительно диспозиции и передвижения кораблей в районе Гавайских островов?
Генерал Маршалл. Ставить вопрос так — значит, давать событиям ретроспективную оценку. Я не думаю, что действовать именно так было совершенно обязательно. Я по-прежнему придерживаюсь мнения, что, если Вы отдаете приказ офицеру высокого ранга, Вы вправе рассчитывать на то, что этот приказ будет выполнен.
Герхарт. А не кажется ли Вам, что, не сообщив адмиралу Киммелу и генералу Шорту об этих семи запросах японцев, Вы лишили их чрезвычайно важной информации?
Генерал Маршалл. Запрос из Токио о перемещении кораблей в Гонолулу и Пирл-Харборе не представлялся в то время чрезвычайно важной информацией. Мы считали, что это составная часть обычной разведывательной деятельности японцев, проводимой ими во всем мире.
Герхарт. Скажите, генерал, почему в то время Вы не считали, что эта информация имеет первостепенное значение?
Генерал Маршалл. Я не могу ответить на Ваш вопрос, сэр. Я уже говорил комиссии, что не совсем отчетливо вспоминаю об этих запросах японцев. Я должен предположить, что видел их, но они не запечатлелись в моей памяти и не показались мне имеющими такое значение, о каком говорите Вы.
Какое именно впечатление они произвели на меня, я не помню. Разведывательное управление не оценивало их в то время так, как оцениваете Вы их сейчас.
(…)
Герхарт. Следовательно, Ваш ответ остается прежним: если бы информация об этих запросах была передана генералу Шорту и адмиралу Киммелу в то время, когда она была получена, то события на Гавайских островах могли бы развиться по-иному?
Генерал Маршалл. События могли бы развиться по-иному. Однако точно такие же указания были даны на Филиппины и в Панамский округ, и эти округа были приведены в готовность, хотя их командующие также не располагали какой-либо дополнительной информацией. [213]